Маннеринг, или Астролог. Часть четвертая, Скотт Вальтер, Год: 1815 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 110 минут(ы)

МАННЕРИНГЪ
или
АСТРОЛОГЪ,
СОЧИНЕНІЕ
СИРА ВАЛТЕРА СКОТТА,
ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО,

ИЗДАННЫЙ
Владиміромъ Броневскимъ.

ЧАСТЬ IV.

МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи.
1824.

Печатать дозволяется съ тмъ, чтобы по отпечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Цензурный Комитетъ: одинъ экземпляръ сей книги для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства Просвщенія, два экземпляра для Императорской Публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва, Августа 10 дня 1824 года. Адъюнктъ и Кавалеръ Иван Снигиревъ.

ГЛАВА I.

Бертрамъ какъ собственнымъ положеніемъ своимъ, такъ и непріятнымъ чтеніемъ погруженный въ задумчивость, въ первый разъ въ жизни не могъ преодолть нашедшаго на него унынія.— Я бывалъ, говорилъ онъ самому себ, въ тягостнйшихъ и ужаснйшихъ обстоятельствахъ, а здсь не подвергаюсь никакой опасности, находился въ неизвстности о будущемъ, а теперь знаю, что заключеніе мое не продолжительно, мн случалось переносить гораздо боле, здсь у меня есть кровъ, огонь и пища, однако же чтеніе сихъ гнусныхъ записокъ о преступникахъ и убійцахъ, въ приличномъ мст для разсужденіи о нихъ, наводитъ на меня тоску, съ которою я никогда не былъ знакомъ. Нтъ, не удастся ей овладть мною! Прочь сборище ужасовъ и злодяній, ты не осквернишь боле ни глазъ моихъ, ни помышленія! Съ этимъ словомъ онъ бросилъ книгу на столъ. Не бывать тому, чтобы суточное заключеніе въ Шотландской тюрьм возъимло надо мною такое дйствіе, какого не могли произвесть болзнь, неизвстность о будущемъ, плнъ и недостатокъ во всемъ въ чужой, дальней сторон. Не разъ подвергался я превратностямъ щастія, и теперь, ежели могу, не дозволю ей ввергнуть меня въ уныніе.

Посл сего, онъ старался думать о другомъ предмет и на положеніе свое взирать съ благопріятнйшей стороны. Наврное Деласерръ скоро прідетъ въ Шотландію, отъ Подполковника получатся требованныя свидтельства, и наконецъ, ежели бы и довелось отнестись къ Маннерингу: то почему знать, не воспослдуетъ ли отъ того между ими примиренія? Онъ въ сіе время вспомнилъ нкогда замченное имъ, что Полковникъ никого не обязывалъ въ половину, и, казалось, прилплялся къ человку по мр услугъ, которыя ему оказалъ. Въ настоящихъ обстоятельствахъ не совстно было отнесшись къ нему съ просьбою, въ которой не льзя было отказать, и которая могла потомъ ихъ сблизить. Посл сего воображеніе Бертрама обращалось естественно къ Юліи: и не измряя разстоянія, бывшаго между человкомъ, съ трудомъ дослужившимся до Офицерскаго званія, и богатою наслдницею, которой отецъ свидтельствомъ своимъ можетъ освободить его изъ тюрьмы, онъ уже строилъ воздшне замки, и оттнялъ ихъ пурпуромъ лтней, вечерней зари.

Сіи разсужденія были прерваны сильнымъ стукомъ у воротъ. Собака, спускаемая по вечерамъ съ цпи, немедленно отвчала на оный ужаснымъ лаемъ. По принятіи разныхъ мръ предосторожности, ворота наконецъ отворились, и нкто вошелъ на дворъ. Потомъ послышалось, что отпираются замки и запоры у входа въ домъ и проворно взбжавшая по лстниц собака начала скресть двери и визжать. Въ сему почти въ туже минуту присоединились отголоски шаговъ съ трудомъ идущаго человка по лстниц и ревущій голосъ Макъ-Гуффога.— Сюда! сюда! берегитесь, еще ступень! вотъ и его комната. Потомъ отворилась дверь, и къ большому удовольствію Бертрама вскочилъ врный его Васпъ, который ласками своими, казалось, хотлъ его удушить, а ея нимъ другъ его, Чарлисъ-Гопскій исполинъ.

— Что это, что это! вскричалъ добродушный фермеръ, осматривая со всхъ сторонъ бдную комнату, находившуюся въ жалостнйшемъ состояніи, что это значитъ? да что же это такое?

— Коловратность щастія, любезнйшій другъ, отвчалъ Бертрамъ вставъ съ мста и пожимая его руку, и боле ничего.

— Да что же теперь длать? чмъ пособить? За долги что ли? за что васъ посадили сюда?

— Нтъ, не за долги, если вамъ есть время посидть со мною: то я охотно разскажу, въ чемъ состоитъ дло.

— Есть ли у меня время? да разв вы думаете, что я пришелъ сюда съ вами поздороваться, да и проститься? Но теперь, уже поздно: и намъ не худо състь кусокъ чего ни будь. Хозяину, постоялаго двора, у котораго оставилъ Думпля, я приказалъ прислать сюда ужинъ. Макъ-Гуффогъ на это согласенъ и я съ нимъ уже сладилъ. Теперь разскажите мн свое похожденіе. Полно же, Васпъ! посмотрите, какъ онъ бдняжка обрадовался, увидвшись съ вами.

Повсть Бертрамова продолжалась недолго. Онъ разсказалъ о случившемся произшествіи съ молодымъ Газлевудомъ, и о томъ, что его почитаютъ за одного изъ торгующихъ запрещенными товарами, по тому только, что между сими послдними находился его однофамилецъ.

— Ну такъ чтожъ? сказалъ Динмонтъ, я не вижу надобности отчаиваться. Нсколько дробинъ въ плечо! большая бда! другое дло, ежели бы въ глаза! Къ тому же изъ того не вышло никакихъ послдствіи. Куда бы хорошо, еслибъ здсь былъ прежній шерифъ Плейдель! О! онъ молодецъ: и всхъ ихъ скоро бы навелъ на путь истинный. Вы никогда не видали подобнаго ему.

— Но скажите, почтеннйшій другъ, какимъ образомъ узнали вы, что я здсь?

— Ага! да довольно страннымъ случаемъ. Но я разскажу вамъ это посл ужина, потому что, можетъ быть, не годится все говорить при этой толстой служанк, которая безпрестанно врывается въ комнату.

Бертрамово любопытство умолкло на нсколько времени по появленіи принесеннаго ужина, хотя и скромнаго, но возбудившаго аппетитъ своею опрятностію, каковаго достоинства вовсе не имла кухня Мистриссъ Макъ-Гуффогъ. Динмонтъ сказавъ, что онъ во весь день сълъ за завтракомъ одинъ только кусокъ (состоявшій изъ трехъ или четырехъ фунтовъ холодной баранины, убранной имъ между тмъ, какъ лошадь ла овесъ), съ жадностью напалъ на подобное блюдо, и, подобно героямъ Гомеровымъ, не промолвилъ ни слова до тхъ поръ, пока не утолилъ голода своего и жажды. Наконецъ, выпивъ большой стаканъ добраго пива, — ну чтожъ, примолвилъ онъ, взглянувъ на бдные остатки того, что незадолго передъ тмъ называлось большимъ каплуномъ, — онъ былъ не дуренъ, даромъ что выкормленъ въ городскомъ предмстіи хоть я и долженъ впрочемъ согласиться, что онъ далеко отсталъ отъ Чарлисъ-Гопскихъ. Ну, Капитанъ, я очень радъ, что эта собачья комната не отбила у васъ охоты есть кушанья.

— Правду сказать, Г. Динмонтъ, обдъ мой былъ не слишкомъ пышенъ и не могъ испортить ужина.

— Врю, врю! Ну слушай, моя милая: теперь принеси намъ водки, сахару и кипятку, посл чего можешь убраться и запереть, потому что изволишь видть, мы хотимъ между собою покалякать. Служанка ушла, заперла дверь и не забыла и задвижекъ.

По выход ея, Данди всталъ и рекогносцировалъ окрестности, то есть: приставивъ поперемнно глазъ и ухо къ ключевому отверстію въ дверяхъ, простоялъ нсколько времени, и уврившись въ томъ, что никто не подслушиваетъ, опять слъ за столъ у а чтобы собраться съ духомъ, влилъ въ себя полный стаканъ пива, потомъ жъ полголоса началъ разсказывать свое похожденіе съ необыкновеннымъ ему видомъ важности.

— Надобно вамъ сказать, Капитанъ, что нсколько дней тому назадъ я былъ въ Едидбург на похоронахъ одной моей родственницы, и полагалъ, что съзжу недаромъ, но везд встрчаются препятствія, и кто можетъ ихъ избжать? Къ тому же мн надобно было подать въ судъ прошеніе. Но не о томъ рчь. Окончивъ дло, возвратился я домой.— На другой день рано поутру, объзжая свои стада, вздумалось мн прохать до Тутго-Рихской горы, по которой лежитъ моя спорная полоса земли съ Жакомъ Давстонъ-Клейгскимъ. Приближясь къ тому мсту, я издали примтилъ человка, и какъ казалось, не пастуха моего, что и немудрено, потому что многіе тамъ ходятъ. Я пустился къ нему на встрчу, а онъ ко мн: и наконецъ я увидлъ, что ето Гаврило егерь, помните? Ей, молодецъ, закричалъ я, что ты ходишь тутъ одинъ по горамъ? разв ты вздумалъ охотиться за лисицею безъ собакъ?

— Нтъ, отвчалъ онъ, а я васъ ищу.

— Меня, спросилъ я, а за чмъ? Не нужно ли теб какого нибудь пособія на зиму?

— Нтъ, нтъ, подхватилъ онъ, со всмъ не то. Вдь вы берете участіе въ Капитан Броун, который прожилъ у васъ съ недлю?

— Безъ сомннія, Гаврило, отвчалъ я, разв что нибудь съ нимъ случилось?

— Есть одинъ человкъ, сказалъ онъ, который беретъ въ немъ участіе еще боле вашего, этого человка я долженъ слушаться, и не изъ доброй воли пришелъ теперь объявить новость для васъ непріятную.

— Конечно непріятную, отвчалъ я, ежели услышу что нибудь непріятное о Капитан.

— Ну такъ знайте же, про, должалъ егерь, что ежели онъ не остережется, то можетъ попасть въ Портанферрійскую тюрьму, потому что уже посланы предписанія взять его подъ караулъ, когда онъ выдетъ на берегъ въ Алломби. И такъ ежели вы любите его, то немедленно ступайте въ Портаньерри и не берегите подковъ своей лошади. Если вы найдете его уже въ тюрьм, то побудьте съ нимъ сутокъ двое: потому что ему нуженъ другъ съ добрымъ сердцемъ и крпкими руками, а когда не послушаетесь даннаго вамъ совта, то будете каяться во всю вашу жизнь.

— Да послушай, молодецъ, сказалъ я, почему все это теб извстно, отсюда до Портанферри далеко.

— Не безпокойтесь, отвчалъ онъ, передавшіе мн это извстіе ходятъ ночью все равно, какъ днемъ, и вамъ вмсто вопросовъ должно было бы пуститься въ путь. Впрочемъ мн боле нчего вамъ сказать.

— При сихъ словахъ онъ прислъ и по трав скатился съ крутизны въ оврагъ, гд верхомъ мн не льзя было за нимъ гнаться. И такъ я воротился въ Чарлисъ-Гопъ посовтоваться съ женою: потому что самъ не зналъ, что начать. Надо мною будутъ смяться я подумалъ я, ежели по совту этого прыгуна буду разъзжать, какъ странствующій жидъ. Но когда добрая моя жена начала говорить и доказывать: какъ стыдно будетъ мн, если съ вами случится какое либо нещастіе, которое бы я могъ отвратить, и когда прочелъ ваше письмо, которое въ то же самое время какъ будто нарочно подоспло для подтвержденія сказаннаго Гаврилою: то я немедленно ршился, приказалъ дтямъ осдлать Думпля, вынулъ изъ сундука вс свои банковыя ассигнаціи. Васпу вздумалось пуститься со мною, какъ будтобы бдняжка чувствовалъ, что я ду къ вамъ. По щастію въ Едимбургъ здилъ я на большой своей клячъ, такъ что Думпль былъ свжохонекъ, какъ роза, да потомъ и очутился здсь, прохавъ разомъ шестьдесятъ миль.

Бертрамъ ясно усмотрлъ изъ сей странной повсти, что ежели данное Динмонту извстіе основывалось на чемъ нибудь: то ему предстояла какая то опасность, кром заключенія его. Также легко можно было видть, что о немъ старается какой нибудь неизвстный другъ. Не вы ли говорили мн, спросилъ онъ у Динмонта, что Гаврило цыганъ?

— Вс говорятъ такъ, и это довольно вроятно: потому что симъ людямъ все извстно, кто что длаетъ, куда кто двается, къ нимъ со всхъ сторонъ приходятъ извстія съ быстротою молніи. Да еще позабылъ я вамъ сказать. Отъискиваютъ старуху я которую мы видли въ Бевкастл. Шерифъ разослалъ во вс стороны сыщиковъ, чтобы ее поймать, и ей общаютъ въ награжденіе, какъ бы вы думали, пятьдесятъ фунтовъ, ежели она сама добровольно явится. Въ Кумберланд мирный судья Форстръ предписалъ взять ее подъ стражу, осматривалъ дома и веллъ объявить ея примты. А къ чему это? Ее найти можно только тогда, когда она сама захочетъ.

— За чмъ же ее отыскивать? — Не знаю, но смло скажу, что это вздоръ. Говорятъ, будто она собираетъ какія то смена, травы: и силою ихъ переносится изъ одного мста въ другое такъ проворно, какъ пожелаетъ, точно такимъ же образомъ, какъ въ баллад Жокъ истребитель исполиновъ, посредствомъ платья своего длается невидимкою, а надвъ башмаки, шагаетъ разомъ по мили. Впрочемъ она между Цыганами слыветъ Королевою. Говорятъ, будто ей боле ста лтъ, и увряютъ, что она въ нашу сторону переселилась во времена Стюартовъ. О! она уметъ скрыться, а когда придетъ плохо, то самъ сатана явится къ ней на помощь. Ежели бы, встртившись съ нею у Тибъ-Мупсъ, я зналъ я что это Мегъ Меррильисъ, то я съ нею не говорилъ бы съ такимъ неуваженіемъ.

Бертрамъ слушалъ съ большимъ вниманіемъ сіи слова, сходствовавшія во многомъ съ извстнымъ ему самому о сей цыганской Сивилл. Подумавъ немного, онъ разсудилъ, что не измнивъ данному слову, можетъ разсказать Динмонту о случившемся съ нимъ въ Дернклейг, особенно когда онъ высказалъ свое мнніе о сей странной женщин. И такъ онъ открылъ ему все виднное, а добрый фермеръ покачалъ головою.

— Ну такъ найдите же, сказалъ онъ, другую подобную ей. Да, я и теперь утверждаю, что въ этихъ, цыганахъ есть много и худаго и добраго. Ежели у нихъ и есть сношенія съ адомъ: то это ихъ дло, а не наше. Что касается да уборки мертвыхъ тлъ: то мн извстно, какъ они поступаютъ. Когда у проклятыхъ торгашей запрещенными товарами кого нибудь убьютъ: то они призываютъ женщину такую, какъ Мегъ, чтобы спеленать покойника, потомъ бросятъ его въ яму, какъ собаку: да вотъ и все тутъ. А когда они умираютъ: старуха же отпваетъ ихъ балладами или заклинаніями, какъ они называютъ, вмсто того, чтобы позвать Священника который бы исполнилъ должные церковные обряды. О, это старое ихъ обыкновеніе. Я думаю, что умершій при васъ былъ раненъ тогда, какъ они сожгли Вудбурнь.

— Но Вудбурнъ не сгорлъ, любезный другъ.

— Нтъ? тмъ лучше. А намъ сказали, что и камня, на камн, не осталось. Однако же тамъ все таки дрались? Ну такъ врьте моему слову, что онъ былъ изъ числа нападавшихъ на замокъ, и чемоданъ вашъ также подхватили цыгане, нашедъ повозку на большой дорог, не могли же они съ нимъ разстаться: это пришлось имъ на руку какъ ручка отъ кружки съ виномъ.

— Но когда эта женщина между ими въ род Королевы: то для него же она явно не взяла меня подъ свое покровительство и не приказала возвратить моихъ пожитковъ?

— Почему знать? Можетъ быть, она иметъ право имъ многое говорить, а они въ прав, длать то, что захотятъ, когда искущеніе слишкомъ сильно. Къ тому же были тутъ и торгаши, съ которыми они всегда въ связи. Можетъ быть, шло надъ послдними она и не иметъ никакой власти. Меня увряли,что цыганамъ всегда извстне, когда прідутъ купцы съ запрещенными товарами и гд выгрузятся, нежели самимъ покупщикамъ. Къ тому же, она поступаетъ совсмъ иначе, какъ другіе, и слдуетъ своему собственному разсужденію. Справедливы ли предсказанія ея или нтъ, но я наврное знаю, что она сама имъ вритъ и всегда поступаетъ по своимъ затямъ и выдумкамъ. Ежели захочетъ добраться до колодезя, то не думайте, чтобы она пошла къ нему прямымъ путемъ, совсмъ нтъ. Но полно! я слышу, что къ намъ идетъ тюремный смотритель.

Сладкозвучный концертъ, состоящій изъ вынимавшихся задвижекъ и отпиравшихся замковъ, перервалъ разговоръ: и Макъ-Гуффогъ, отворивъ дверь, выставилъ въ нее прелестное свое личико.— Довольно г. Динмонтъ, мы по милости вашей и то опоздали часомъ запереть ворота: пора вамъ отправляться.

— Отправляться! Богъ съ тобой, пріятель, да я здсь хочу ночевать. Къ тому же въ Капитанской комнат есть и постель лишняя.

— Не возможно!

— Говорятъ вамъ, что можно, и что я не пойду отсюда. Выпейте эту рюмку водки.

Макъ-Гуффогъ не заставилъ повторять сіе приказаніе и выпивъ, примолвилъ: но это вдь противно положенію, вы не учинили никакого преступленія.

— Ну такъ ежели выговорить еще одно слово, то я сверну теб шею: такъ это и будетъ преступленіе, которое мн даетъ право здсь переночевать.

— Да говорятъ вамъ, г. Динмонтъ, что это противно тюремному положенію: и я отъ того могу лишиться мста.

— Я скажу вамъ, Макъ-Гуффогъ, только два слова: вопервыхъ вамъ извстно, кто я, а вовторыхъ, что я не способенъ помогать побгу арестанта.

— А почему я знаю?

— А! вы этаго не знаете, ну такъ по крайней мр извстно вамъ то, что по обязанности своей вы бываете въ нашей сторон. Ну такъ ежели вы оставите меня переночевать здсь, то я заплачу за ночлегъ вдвое, а если нтъ, то въ первый разъ, что явитесь въ окрестности Чарлисъ-Гопа, то я постараюсь порядкомъ проутюжить вашу голову и ее поразмягчить дубовымъ утюгомъ и…

— Довольно, довольно: съ вами нчего длать. Но ежели свдаютъ о тамъ мирные судьи: то я знаю, кому достанется. Прибавивъ къ сему замчанію пару ругательствъ, онъ заперъ дверь, наложилъ запоры ушелъ. Въ сіе время на городскихъ часахъ пробило девять часовъ.

— Хотъ и не поздно еще, сказалъ фермеръ, примтивъ, что другъ его казался утомленнымъ, на думаю, Капитанъ, что нехудо вамъ убраться и въ постель, ежели вы не захотите еще немного выпить, да я знаю, что вы до пунша небольшой охотникъ: а признаться вамъ, и я тоже, я тоже не имю товарищей или не нахожусь въ дорог.

Бертрамъ немедленно согласился на предложеніе Динмонта, но взглянувъ на постель, приготовленную руками Мистриссъ Макъ Гуофогъ, не ршился раздться.

— Право, Капитанъ, подумать можно, что прежде насъ валялись здсь вс Санхваирскіе утольщики. Что касается до меня, то я въ сертук моемъ ничего не боюсь. Сказавъ сіе, Данди бросился на постель съ такою силою, что она затрещала и черезъ нсколько минутъ громкимъ образомъ доказалъ, что онъ изволилъ започивать.

Бертрамъ скинулъ съ себя сапоги, легъ на другую постелю, и нсколько времени еще размышлялъ о странной своей судьб, таинственности, повидимому, окружавшей его участіемъ, принимаемымъ въ немъ незнакомыми друзьями и людьми, съ которыми онъ не имлъ никакого сношенія, но усталость взяла верхъ: и онъ наконецъ заснулъ столь же крпко, какъ и товарищъ его.

Мы оставимъ ихъ наслаждаться пріятнымъ и спокойнымъ сномъ, и разскажемъ читателямъ нашимъ о другихъ произшествіяхъ, случившихся въ тоже самое время.

ГЛАВА II.

Въ самый тотъ день, въ который допрашивали Бертрама, возвратился вечеромъ въ Вурбурнъ полковникъ Маннерингъ. Онъ нашелъ всхъ домашнихъ своихъ здоровыми и веселыми, чего конечно не должно было бы ожидать, если бы Юлія знала, что Бертрамъ находится подъ стражею. Но такъ какъ во время Маннерингова отсутствія об двицы жили уединенно, то слухъ о семъ произшествіи не дошелъ еще до Вудбурна. Миссъ Бертрамъ уже извщена была письмомъ о тщетности надеждъ на завщаніе ея родственницы. Можетъ быть, что симъ и разрушилось тайное упованіе, невольно возникшее въ ея сердц, однакоже неудача сія не воспрепятствовала ей вмст съ ея подругою обрадоваться прізду Маннеринга. Она изъявила ему благодарность свою за истинно отеческія попеченія, и сожалніе, что онъ въ такое дурное время года принужденъ былъ по дламъ ея напрасно безпокоиться.

— Я искренно сожалю, любезная Миссъ, отвчалъ ей Полковникъ, что не могъ сдлать для васъ ничего полезнаго, что же касается до меня, то я проздился недаромъ: и время, проведенное въ Едимбург, показалось мн столь пріятнымъ, что несправедливо было бы жаловаться на принужденную отлучку мою. Даже другъ нашъ Доминусъ возвратился горделиве прежняго, изостривъ умъ свой прніями съ ученйшими мужами Сверной столицы.

— Правда, сказалъ Доминусъ, я не былъ побжденъ, хотя сражался съ весьма искуснымъ соперникомъ.

— Я полагаю, г. Сампсонъ, подхватила Миссъ-Маннерингъ, что сраженіе васъ нсколько утомило?

— Очень, любезная моя двица, но я напрягъ мышцы мои и выдержалъ нападеніе.

— Я свидтель тому, сказалъ Полковникъ, что никогда не видывалъ такого равнаго боя. Непріятель, подобно Мараттской конниц, нападалъ со всхъ сторонъ и никогда не подвергалъ огню своихъ фланговъ, а г. Доминус стоялъ неподвижно въ своихъ окопахъ и стрлялъ то по непріятелю, то по пыли, имъ поднятой. Но теперъ нкогда вамъ разсказывать о нашихъ сраженіяхъ, завтра поговоримъ о нихъ посл завтрака.

Но Доминусъ на другой день къ завтраку не явился. По словамъ человка, онъ вышелъ изъ дома весьма рано поутру, а такъ, какъ ему нердко случалось опаздывать къ завтракамъ и обдамъ, то о томъ никто и не заботился. Ключница, очень вжливая старушка, пресвитеріанка, и по сему имвшая большее уваженіе къ духовнымъ познаніямъ Сампсона, обыкновенно въ такомъ случа для него что нибудь откладывала: чтобы забывчивость его не разстроила его желудка. По возвращеніи, она напоминала ему о ненастномъ житейскомъ попеченіи, на которыя мы вс осуждены и подавала кушанье. Рдко однако же случалось, чтобы онъ прогулялъ два стола сряду, такъ какъ въ сей день, потому что онъ не пришелъ и къ обду. Мы должны объяснить причину сего необыкновеннаго случая.

Разговоръ Г. Плейделя съ Полковникомъ о Генрих Бертрам пробудилъ тягостныя чувства, гнздившіяся въ сердц Сампсона, со времени пропажи младенца. Онъ не преставалъ укорять себя въ томъ, что имлъ слабость вврить его Франку Кеннеди (хотя сей послдній и не спрашивалъ его на то согласія): и тмъ, можетъ быть, сдлался виновникомъ смерти таможеннаго, и что того достоврне потери младенца. Онъ хотя непрестанно о семъ помышлялъ, однако ни съ кмъ не разговаривалъ, ежели слова его можно назвать разговоромъ. Надежда,столь утвердительно выраженная въ духовной Мистрисъ Бертрамъ, поселила ее и въ сердц Доминуса: и онъ тмъ сильне полагался на сію надежду, чмъ боле Г. Плейдель щиталъ ее неосновательною. Конечно, думалъ Сампсонъ, Г. Плейдель, человкъ преученый, имющій въ законахъ глубокія познанія, но съ другой стороны онъ чрезвычайно неоснователенъ, въ минуту переходитъ отъ одной мысли къ другой: какъ же можетъ онъ позволить себ говорить столь ршительно, какъ на каедр, на щетъ надежды, которую имла почтенная Миссъ Маргарита Бертрамъ Синглезидская? Я сказалъ уже, что Доминусъ все сіе подумалъ! А потому что ежели бы онъ поговорилъ только половину сего, то отъ такого необыкновеннаго усилія челюсть его страдала бы боле мсяца.

Отъ сего размышленія возродилось въ немъ желаніе обойти мста, бывшія театромъ сего кроваваго явленія, и которыя онъ уже давно не видалъ, то есть, со дня того нещастнаго произшествія. Разстояніе было довольно большое, ибо Варрохской мысъ находился дале Елленгована и надлежало перейти чрезъ все сіе помстье. Сверхъ того, Доминусъ нердко долженъ былъ отдаляться отъ прямаго направленія: потому что оттепель превратила въ стремительные потоки небольшіе ручьи, чрезъ кои онъ надялся перешагнуть такъ, какъ лтомъ.

Наконецъ Сампсонъ достигъ цли своей прогулки, Варрохскаго лса. Онъ пробжалъ его съ нкоторымъ родомъ изступленія, и ломалъ и безъ того смущенную голову, приводя себ на память каждое обстоятельство ужаснаго произшествія. Легко можно вообразить, что все попадавшееся ему на глаза не могли подать боле надежды, какъ и въ самый день нещастія: а потому окончилъ онъ свои поиски и пошелъ обратно въ Вудбурнъ, стократно испуская тяжелые вздохи и стоны, и стараясь увриться въ истин напоминаній своего желудка, докладывавшаго ему, что онъ еще не завтракалъ. Желая сократишь свой путь, онъ пошелъ другою дорогою, не выпуская изъ головы потери нещастнаго младенца, и иногда развлекаемый аппетитомъ своимъ, который представлялъ его воображенію булки, коровье масло и куски говядины. Наконецъ онъ очутился подл небольшой разрушенной башни, въ двухъ шагахъ отъ Дернклейга.

Читатель, можетъ быть, Вспомнитъ описаніе сей башни, сдланное нами въ послдней глав второй части, въ ней молодый Бертрамъ подъ покровительствомъ Мегъ Меррильисъ былъ свидтелемъ смерти Гаттрійкова Поручика. Въ естественному чувству унынія, внушаемаго симъ мстомъ народныя преданія прибавляли многіе вымышленные ужасы. Цыгане, долгое время жившіе по близости оной, выдумали, или по крайней мр, для пользы своей старались поддержать разные слухи. Говорили, будто во времена Гальвегіинской независимости, Гаулонъ Макъ-Дингавай, братъ Верховнаго Начальника Кварта Макъ-Дингавая, убилъ роднаго брата и вмст Государя своего, чтобы похитить его власть и лишить наслдства племянника,находившагося еще въ дтств, но что подвергнувшись мщенію подданныхъ и союзниковъ своей фамиліи, вступившихся за сироту, онъ принужденъ былъ и съ сообщниками своего преступленія удалиться въ сію башню, читавшуюся въ свое время непреоборимою, что въ ней защищался онъ, пока голодъ не привелъ его въ невозможность обороняться, и что посл сего онъ и товарищи его ршились зажечь башню, и скоре умереть, нежели отдаться въ руки своихъ смертельныхъ непріятелей. Сія повсть, можетъ быть, отчасти и была справедлива: потому что описываемое произшествіе случилось въ варварское почти время, но суевріе украсило ее и представило башню убжищемъ привидній и злыхъ духовъ: такъ что жившіе вблизи отъ оной крестьяне, бывъ застигну ты ночью, неподалеку отъ сей башни, вмсто того, чтобы пройти подл страшныхъ ея стнъ, для безопасности длали большой обходъ. Цыгане и разбойники съ давняго времени сходились въ оной: иногда по ночамъ показывался въ ней огонь, а сіе обстоятельство подтверждало нелпые вымыслы и служило въ пользу временныхъ жителей сихъ развалинъ….

Теперь мы должны признаться, что пріятель нашъ Сампсонъ, человкъ хотя и ученый и хорошій математикъ, не былъ однакоже твердымъ философомъ, чтобы не врить существованію колдуновъ и привидній. Онъ родился въ такомъ вк, когда неврующаго явленіямъ мертвецовъ сочли бы самаго чернокнижникомъ, ему было бы столь же трудно сомнваться въ укоренившихся въ голов его нелпостяхъ, какъ и въ самыхъ святйшихъ истинахъ Писанія: слдовательно, находясь по близости сей башни, при наступленіи вечера, Доминусъ не могъ не ощутить нкотораго тайнаго ужаса.

Можно себ представить, какъ онъ изумился, подошедъ къ двери сей башни, которую вс полагали заколоченною однимъ изъ послднихъ Лордовъ Елленговановъ для возбраненія входа въ оную дерзскимъ, любопытнымъ людямъ, могшимъ подвергнуться подъ сими страшными сводами большимъ опасностямъ, къ той двери, отъ которой и ключи лежали у Священника, увидлъ ее отворяющуюся, и когда образъ Мегъ Меррильисъ явился предъ устрашеннымъ Доминусомъ, который немедленно ее узналъ, хотя и давно уже не видалъ ее: она стала посреди дорожки, по коей онъ шелъ, такъ, что ему должно было проходить или подл нея, или для избжанія сей встрчи возвратиться, что онъ почиталъ слабостію, недостойною мущины.

— Я знала, что вы придете сюда! произнесла она пронзительнымъ и громкимъ голосомъ, знаю чего вы ищете: а потому-то и надобно вамъ сдлать то, что я скажу.

— Отступись отъ меня! вскричалъ Доминусъ съ испуганнымъ видомъ, отойди! Conjuro te, scelestistcта, nequissima, spurcissima, iniquissima atque miserrima, conjuro te {Заклинанія Католиковъ.}!!!

Мегъ твердо устояла противъ его страшнаго бглаго огня заклинаній которыя Сампсонъ громогласно произнесъ, или, лучше сказать, провылъ.

— Съ ума что ли ты сошелъ, мшо такъ разкричаіся? сказала Мегт.

— Coujuro, продолжалъ Доминусъ, adjura, conlestur al que viriliter impero…

— Да ради самаго сатаны, скажи мн, какой вздорь несешь ты на своемъ Французскомъ язык, отъ котораго у собаки голова завертится. Перепутался что ли ты, длинный шестъ? Слушай, что буду теб говоришь, или будешь каяться потомъ во всю свою жизнь. Поди, скажи Полковнику Маннерингу: что я знаю, что онъ ищеть меня. Онъ знаешь равно, какъ и я: что слды крови загладятся, что потерянное отъищется, и что лишь черезъ меня:

‘И право съ силой съединится,

‘Въ Елленгованъ какъ возвратится.’

Вотъ возьми къ нему и письмо, которое я хотла было переслать черезъ другаго. Сама я писать не умю, но у меня есть никто, который мн и читаетъ и пишетъ и служитъ для посылокъ. Скажи ему: что время наступило, что судьба совершилась, и колесо перевернулось. Пусть онъ по прежнему вопроситъ звзды. Перескажешь ли ты это ему?

— Сомнваюсь, сказалъ До минусъ: ибо, жено, словеса твои смущаютъ духъ мой и тло трепещетъ отъ словъ твоихъ.

— Слова мои не сдлаютъ теб никакого зла, а можетъ много добра.

— Отступись! не хочу добра, достающагося мн незаконнымъ образомъ.

— Глупецъ, сказала Мегъ съ негодованіемъ, отъ коего черные ея глаза подъ нахмуренными бровями засверкали, какъ раскаленные угли глупецъ, ежели бы я хотла съ тобою управиться: то не могла ли бы сбросить тебя съ верху скалы? И о причин смерти твоей знали бы не боле, какъ о смерти Франка Кеннеди! Слышишь ли ты, трусъ?

— Заклинаю тебя именемъ всего священнаго, сказалъ Доминусъ, отступивъ шага на два и протянувъ къ мнимой колдунь свою длинную трость съ оловяннымъ набалдашникомъ, въ вид дротика: удались, жено, не подходи! берегись коснуться до меня, ежели дорожить жизнію. Вспомни, что я силенъ, я могу тебя… Сія рчь была прервана быстрымъ нападеніемъ бросившейся на него Мегъ, которая рукою отразила ударъ, коимъ онъ хотлъ ее поразить, и собравшись, какъ потомъ уврялъ Доминусъ, съ сверхъестественною силою, схватила его подъ мышку, и унесла въ башню такъ легко, посл говорилъ онъ, какъ будто бы я несъ Китченовъ атласъ.

— Сядь, сказала она, бросивъ его на изломанный стулъ, отдохни и старайся опомниться, черный поросенокъ! Обдалъ ты, или нтъ?

— Алкаю всего, кром грха, сказалъ Доминусъ, собравшись съ духомъ. Видя, что заклинанія его недйствительны, и только что раздражаютъ свирпую колдунью, онъ заблагоразсудилъ притворишься покорнымъ и вжливымъ, а между тмъ тихонько перечитывалъ заклинанія, которыхъ не смлъ произносишь въ слухъ. Но такъ какъ голова его не могла въ одно время помстить двухъ разныхъ мыслей: то въ продолженіи разговора вырывались слова, которыя вертлись въ его воображеніи, что производило довольно смшное дйствіе, а особенно отъ того, что, испытавъ силу колдуньи, онъ боялся раздражать ее.

Между тмъ Мегъ подошла къ большему черному котлу, висвшему надъ огнемъ и сняла съ онаго крышку. Произошедшій отъ того запахъ, ежели впрочемъ позволительно положиться на запахъ отъ котла колдуньи, общалъ нчто лучшее адской похлебки, которая, по преданіямъ, обыкновенно въ немъ бываетъ. Въ семъ котл въ самомъ дл находился бульонъ изъ курицъ, куропатокъ, фазановъ, вареныхъ съ картофелемъ, лукомъ и другими кореньями, приготовленный, судя по величин котла, по крайней мр, человкъ для шести.

— И такъ сего дня ты ничего не лъ, сказала Мегъ, выложивъ изъ котла порядочную порцію на большое блюдо и посоливъ оную.

— Нечего, scelestissima, то есть, добрая женщина.

— Ну такъ кутай, сказала она, поставивъ блюдо передъ нимъ на столъ: это подкрпитъ тебя.

— Я не голоденъ, malefica, то есть Мистриссъ Меррильисъ. Запахъ не дуренъ, подумалъ онъ внутренно, но это кушанье сварено Канидіею или Ерихтоею.

— Ежели ты, подхватила Мегъ, сей часъ же не примешься сть: то я пропущу теб похлебку въ горло и съ этою раскаленною чумичкою. Ну, отворяй же ротъ, гршникъ, да глотай!

Съ начала Сампсонъ ршился было не дотрогиваться до кушанья, но запахъ начиналъ преодолвать его отвращеніе. Онъ посмотрлъ на блюдо и не нашелъ ни глазъ ящерицы, ни жабьихъ головъ, ниже тигровой утробы. Угрозы старухи наконецъ восторжествовали надъ его упрямствомъ.

Голодъ и страхъ всякаго легко уговорятъ. Разв, шепталъ голодъ, Саулъ не обдалъ съ Ендорскою чародйкою. А посыпанная соль, говорилъ страхъ, доказываетъ, что это кушанье приготовлено не для колдуновъ: потому что они никогда соли не употребляютъ, къ тому же, прибавилъ голодъ посл перваго глотка, это мясо отмнно вкусно’.

— Ну, хорошъ ли мой обдъ? спросила хозяйка.

— Весьма хорошъ! отвчалъ Доминусъ. Покорнйше благодарю, sceleratissima, я хотлъ сказать, Мистриссъ Мегъ.

— Кушай же, сколько теб угодно! ежели бы ты зналъ, какъ онъ достался мн: то, можетъ быть, что не съ такимъ бы удовольствіемъ его лъ!

Доминусъ, несшій ко рту кусокъ, при сихъ словахъ опустилъ вилку на блюдо. Старуха продолжала:

— Эта дичина стоитъ порядочныхъ трудовъ. Ее доставали нсколько ночей при мсячномъ сіяніи, но люди, для которыхъ она приготовлена, ни въ грошъ не ставятъ вс ваши постановленія объ охот.

— Только-то? подумалъ Доминусъ, взявшись снова за вилку, еще нчего пугаться и переставать сть.

— Теперь надобно запить.

— Охотно, сказалъ Сампсонъ, conjuro te, то есть благодарю васъ отъ добраго сердца и выпилъ за здоровье колдуньи большую чашку водки. Успокоивъ такимъ образомъ свою совсть, онъ сказалъ цыганк, что чувствуетъ себя въ силахъ противиться всякимъ новымъ бдамъ.

— А вспомнишь ли ты слова мои? Я теперь вижу сама, что ты совсмъ другой человкъ въ сравненіи съ тмъ, когда сюда вошелъ.

— Вспомню, Мистриссъ Меррильисъ, не развертывая, отдамъ ваше письмо и словесно перескажу все, что вамъ угодно.

— Ну это не трудно будетъ. Скажи ему, чтобы онъ ныншнюю же ночь непремнно прочиталъ въ звздахъ и исполнилъ бы написанное мною: а тогда

‘И право съ силой съ единится,

‘Въ Клленгованъ Бертрамъ какъ возвратится.’

Я два раза его видла, не бывъ имъ видима. Знаю, когда онъ въ первый разъ былъ въ нашей сторон, и по какимъ причинамъ опять сюда возвратился. Но пора итти: ступай за мною.

Сампсонъ послдовалъ за сивиллою, ведшею его чрезъ лсъ кратчайшею и неизвстною ему дорогою. По выход, она продолжала итти впередъ весьма скоро, пока дошли до холма, бывшаго подл дороги: — погоди, сказала она, остановись здсь. Видишь ли, какъ заходящее солнце проглянуло сквозь покрывавшія его цлый день облака? Взгляни, что лучи его освщаютъ башню Данагильда, древнюю башню стараго замка Елленгована. Это недаромъ. Видишь ли, оно оставляетъ во мрак морской берегъ и всю сторону мыса. И это также недаромъ. Я стояла здсь, на самомъ атомъ мст, прибавила она, вытянувшись такъ, чтобы показать весь свой чрезвычайный ростъ, и протянувъ длинную и жилистую руку свою, здсь предсказала я покойному Лорду Елленговану все, что съ нимъ случится. Сбылось ли это? Здсь я переломила мирный прутъ. Теперь на самомъ, этомъ мст я молю Господа, и прошу его

благословить и защитить законнаго Елленгованской фамиліи наслдника, который скоро возвратится въ домъ свой, и будетъ такимъ добрымъ господиномъ, какого Елленгованъ не имлъ боле трехъ сотъ лтъ. Мотетъ быть я что я и не доживу до того, чтобы это увидть собственными глазами, но недостатка въ свидтеляхъ не будетъ, хотя бы мои глаза и закрылись на вкъ. Теперь, Авель Сампсонъ, ежели ты сколько нибудь любишь фамилію Елленговановъ: неси письмо мое такъ проворно, какъ будто бы отъ поспшности твоей зависли жизнь и смерть.

Лить только успла она договорить, какъ немедленно оставила До минуса и поспшно удалилась въ лсъ, изъ коего они вышли. Сампсонъ съ минуту глядлъ ей въ слдъ, не шевелясь и въ изумленіи отъ всего имъ слышаннаго. А потомъ торопясь выполнишь данное ему порученіе, онъ пошелъ съ необыкновенною для него скоростію и дорогою три раза повторилъ: удивительносъ! удивительносъ! удивительносъ!

ГЛАВА III.

По прибытіи Доминуса Сампсона въ Вудбурнъ, добрая ключница, ожидавшая его возвращенія, хотла остановитъ его въ передней, чрезъ которую онъ бжалъ съ смутными глазами, и не успвъ въ томъ, кричала ему въ слдъ: г. Сампсонъ, г. Сампсонъ! Боже мой! Онъ становится еще хуже прежняго! Какъ можно такъ долго ничего не кушать, вдь вы занеможете, это весьма вредно для желудка. По крайней мр, вы бы приказывали Барнесу класть себ въ карманъ или хлбецъ, или пирожокъ.

— Удались! отвчалъ Сампсонъ, воображеніе коего еще наполнено было воспоминаніемъ о Мегъ Меррильисъ, и пошелъ въ столовую.

— Вы нетуда идете. Уже съ часъ какъ отобдали. За столомъ сидитъ лишь Полковникъ и допиваетъ свою бутылку. Пойдите въ мою комнату, я для васъ кое-что оставила и поваръ въ мигъ все разогретъ.

— Exorciso te, сказалъ Сампсонъ, то есть, я обдалъ.

— Обдали? Быть не можетъ! У кого же вы обдали. Вы никогда ни у кого не бываете.

— Можетъ быть, что у Вельзевула.

— Ну онъ рехнулся, совсмъ одурлъ: въ этомъ и сомнваться нчего. Одинъ только Полковникъ въ состояніи его образумить. Посл сего она оставила его, и возвращаясь въ свою комнату я весьма сожалла объ ученыхъ людяхъ , приходящихъ въ такое жалкое состояніе.

Между тмъ предметъ ея состраданія вошелъ въ столовую, гд появленіе его всхъ весьма удивило. Онъ былъ замаранъ грязью съ головы до ногъ, а отъ ужаса и претерпнной имъ усталости цвтъ лица его помертвлъ боле обыкновеннаго.

— Скажите, ради Бога, Г. Сампсонъ, что съ вами сдлалось? спросилъ Полковникъ, замтивъ, что Миссъ Бертрамъ безпокоилась о друг, коего преданность и простота ей были равно извстны.

— Exorcise, отвчалъ Доминусъ.

— Что вы сказали, сударь?

— Прошу васъ, почтенный Полковникъ, извинить меня, но право голова моя…

— Еще въ какомъ нибудь лсу, въ которомъ вы гуляли, Г. Сампсонъ. Отдохните же и разскажите намъ, что съ вами случилось.

Доминусъ хотлъ отвчать, но одно изъ заклинательныхъ Латинскихъ словъ опять попалось ему на языкъ, и потому онъ заблагоразсудилъ молчать и подалъ Полковнику полученное имъ отъ цыганки письмо, не говора ни слова.

Маннерингъ немедленно оное распечаталъ и прочелъ съ видомъ удивленія!— это похоже на шутку, сказалъ онъ, и на весьма дурную шутку!

— Это письмо, возразилъ Сампсонъ, дано мн такою особою, которая никогда не шутитъ.

— Отъ кого же вы получили его?

Доминусъ, не смотря на свою разсянность, никогда не терялъ изъ вида Миссъ Бертрамъ. Онъ не забылъ того, что одно имя Мегъ Меррильисъ напомнитъ ей о непріятныхъ произшествіяхъ, и потому взглянувъ на Люси, замолчалъ, чтобы ее не огорчить.

— Приготовьте намъ чаю, сказалъ Маннерингъ двицамъ, мы тотчасъ къ вамъ придемъ. Я вижу, что г. Сампсонъ желаетъ поговорить со мною наедин. Вотъ он ушли, а потому прошу васъ разсказать мн, откуда это письмо.

— Можетъ быть съ неба, отвчалъ Доминусъ, но въ мои руки оно дошло по адской дорог. Я получилъ его отъ Мегъ Меррильисъ, которую уже давно слдовало бы сжечь, какъ воровку, бездльницу, колдунью, цыганку.

— Уврены ли вы въ томъ, что это точно она? спросилъ съ жаромъ Полковникъ.

— Разв на свт есть другое существо, подобное Мегъ Меррильисъ?

Маннерингъ, погруженный въ размышленія, ходилъ большими шагами по комнат. Не послать ли мн людей захватить ее? Но Макъ-Морланъ слишкомъ далеко, а Сиръ Газлевудъ начнетъ говорить надутымъ слогомъ, и ничего не сдлаетъ! Къ тому же ее на томъ, мст можетъ быть уже и не найдешь, или придетъ ей снова охота молчать. Нтъ, не оставлю безъ вниманія полученнаго отъ нея извстія, хотя бы самаго меня сочли за то вздорнымъ человкомъ. Не рдко люди сего разбора бываютъ сначала обманщиками, а потомъ становятся слпыми изуврами, или между сими двумя путями пробираются единственными стезями и до того сбиваются, что наконецъ сами не знаютъ: себя ли приводятъ въ заблужденіе, или другихъ обманываютъ. Впрочемъ мн опасаться нчего, ежели бы я и сдлалъ безполезное дло: то, по крайней мр, не буду упрекать себя въ томъ, что послдовалъ излишней осторожности.

Ршившись такимъ образомъ, онъ позвонилъ, приказалъ Барнесу итти за собою въ кабинетъ, и веллъ ему сдлать то, о чемъ мы увдомимъ читателей нашихъ посл: потому что теперь нужно сообщить имъ другое приключеніе, имющее связь съ произшествіями, случившимися въ сей достопамятной день.

Во время отсутствія Полковника, Карлъ Газлевудъ не осмлился ни разу побывать въ Вудбурн. Маннернигово съ нимъ обхожденіе, хотя вжливое и дружеское, показывали однакоже, что таковый поступокъ, ему не понравится, и молодой Газлевудъ ни за что въ свт не ршился бы сдлать, что либо непріятное Полковнику. Таковую то власть сей послдній взялъ надъ нимъ своими отличными качествами. Онъ видлъ у или по крайней мр предполагалъ, что Полковник одобряетъ привязанность его къ Массъ Бертрамъ, но замтилъ и то, что онъ считаетъ неприличнымъ объявленіе склонности, которою родственники его были бы недовольны: а потому и уважалъ преграды, коими разлучалъ ихъ великодушный покровитель Миссъ Бертрамъ.— Нтъ, думалъ онъ, не нарушу спокойствія, которымъ наслаждается въ семъ убжищ моя любезная Люси до тхъ перъ, пока не буду въ состояніи предложитъ ей другое, въ коемъ она будетъ повелительницею.

Ршившись на сіе, онъ мужественно противился желанію освдомиться о здоровь обихъ двицъ и устоялъ въ намреніи своемъ и тогда, какъ лошадь его по привычк, подвезла было къ воротамъ Вудбурна. Однако же сіе случилось и въ другой разъ и искушеніе сдлалось столь сильнымъ, что Карлъ, не надясь на себя, ухалъ къ одному жившему неподалеку пріятелю, въ намреніи погостить у него до самаго возвращенія Маннеринга и явиться въ числ первыхъ поздравителей съ окончаніемъ благополучнаго пути. И такъ, пославъ спросить о здоровь прелестныхъ жительницъ Вудбурна, онъ приказалъ имъ доложить о себ, что онъ на нсколько дней отъзжаетъ, посл чего отправился къ пріятелю своему.

Онъ распорядился такъ, чтобы черезъ нсколько часовъ по возвращеніи Полковника узнать о прибытіи его, и коль скоро получилъ о томъ извстіе, то вознамрился отправиться поутру поране, чтобы поспть на обдъ въ Вудбурнъ, гд его принимали, какъ домашняго. Онъ надялся (потому что Карлъ Газлевудъ, обдумывалъ сіе гораздо боле, нежели было нужно), что поступокъ его покажется весьма естественнымъ.

Но судьба, на которую столь часто жалуются любовники, въ семъ случа не благопріятствовала Газлевуду. Вопервыхъ ночью сдлался большой морозъ, и необходимо нужно было перековать его лошадь. Потомъ хозяйка дома вышла къ завтраку очень поздно. Посл того пріятелю его вздумалось показать ему своихъ новорожденныхъ щенятъ. По шерстямъ ихъ возникло сомнніе на щетъ породы: и Газлевуду, какъ постороннему человку, слдовало въ семъ Государственномъ дл быть посредникомъ между господиномъ и его ловчимъ и ршить безъ апелляціи объ участи новорожденныхъ, которыхъ жизнь и смерть преданы были въ его руки, и коихъ, однимъ словомъ, онъ могъ утопить или выкормить.

Въ дополненіе къ нещастіямъ и отецъ пріятеля его задержалъ довольно долго, употребивъ вс свои силы на то, чтобы высокопарнымъ краснорчіемъ вложить въ голову Сиръ Роберта Газлевуда чрезъ посредство его сына свои собственныя мысли на щеть направленія новой предполагаемой дороги. Намъ стыдно за молодаго нашего любовника признаться въ томъ, что прослушавъ десять разъ сряду изъясненіе однихъ и тхъ же самыхъ причинъ, онъ не могъ понять, почему предложенное направленіе другомъ его отца было лучше предположеннаго, и повидимому уже утвержденнаго правительствомъ.

Но дорога сія должна была перелечь рку, а удерживавшему столь не во время нетерпливаго Газлевуда было весьма выгодно имть мостъ сколъ можно ближе отъ однoй изъ его фермъ. Однако же трудно было бы ему достигнуть до желаемой цли, ежели бы случайно онъ не сказалъ, что оспориваемое имъ направленіе было предложено плутомъ Глоссиномъ, желавшимъ во всемъ Графств длать все по своему. Имя Глоссина немедленно подйствовало надъ Газлевудомъ, который внимательно разслушавъ, которая дорога была имъ назначена, торжественно уврила, что ежели отецъ его не будетъ противнаго мннія то, по крайней мр, онъ Карлъ Газлевудъ употребитъ на то вс свои силы.

Препятствія сіи отняли большую часть утра, такъ что Карлъ выхалъ тремя часами поздне назначеннаго времени, и внутренно проклиная кузнецовъ, прелестный полъ, щенятъ и новыя дороги, принужденъ былъ согласиться, что къ Полковнику неблагопристойно явиться такъ поздно.

Онъ прохалъ уже Вудбурнскую дорогу, и могъ видть лишь дымъ, выходящій изъ трубъ сего замка рисовавшійся по лазури безоблачнаго неба, какъ показался ему Доминусъ, идущій, или лучше сказать, бгущія по тропинк недалеко отъ лса, онъ кликнулъ его, но напрасно. Посторонніе предметы обыкновенно не длали никакого впечатлнія на Доминуса, а въ сію минуту разсянность его удвоилась. Онъ только что разстался съ Мегъ Меррильисъ, и слиткомъ занимался послдними ея словами, чтобы слышать или думать о чемъ либо другомъ, слдовательно Газлевуду и не удалось спросишь у него о здоровь молодыхъ двицъ, или завесть какой либо незначущій разговоръ, и потомъ придраться поговоришь о Миссъ Люси.

Торопиться ему, было не для чего: а потому онъ и пустилъ лошадь свою шагомъ по дорог, проложенной между двухъ холмовъ, съ коихъ на дальнее разстояніе представлялись прелестные сельскіе виды. Мста сіи должны бы были казаться тмъ привлекательне, что по большой части принадлежали его отцу, однакоже онъ оборачивался охотне, чтобы посмотрть на трубы Вудбурна, хотя удалялся отъ нихъ при каждомъ шагу лошади, и разсматривать ихъ становилось трудне.

Мало помалу погрузился онъ жъ задумчивость, изъ коей былъ выведенъ голосомъ, показавшимся ему слишкомъ громкимъ для женщины и слишкомъ пронзительнымъ для мущины. Ему кричали: — зачмъ вы такъ опоздали? разв должно другимъ за васъ работать?

Онъ взглянулъ и увидлъ высокую женщину, у которой голова была обернута платкомъ, изъ подъ коего показывались пуки волосъ, начинавшихъ сдть. На плечахъ ея былъ большой плащъ, а въ рукахъ толстая палка съ острымъ желзнымъ наконечникомъ. Однимъ словомъ: то была Мегъ Меррильисъ.— Газлевудъ, не видавъ никогда сей необыкновенной женщины, удивился и остановилъ свою лошадь. По моему, продолжала она, никто изъ приверженныхъ къ Елленгованскому дому не долженъ спать ныншнюю ночь. Я послала трехъ человкъ, васъ отыскивать, а вы, не заботясь ни о чемъ, дете домой спать? не думаете ли вы, что сестра устоитъ, когда братъ свалится? Нтъ, нтъ.

— Я не понимаю, что вы хотите, сказать моя, милая, ежели вы говорите о Миссъ . . . . . ежели вы хотите указать кому-нибудь изъ прежней фамиліи Елленговановъ, то объяснитесь, чмъ я могу служитъ имъ.

— Прежней фамиліи Елленговановъ! прежней фамиліи: Елленговановъ! Какая же новая фамилія когда нибудь осмлится носить на себ имя древняго поколнія храбрыхъ Бертрамовъ?

— Что же хотите сказать, добрая женщина?

— Я совсмъ не добрая женщина, а негодная. Это извстно цлому околодку. Впрочемъ я хочу поправишься, и могу сдлать то, чего многія добрыя женщины не могутъ или не осмлятся сдлать. Я могу заморозить кровь въ жилахъ того, кто живетъ въ дом сироты и хотлъ погубить его въ колыбели. Слушайте же: по приказанію вашего отца снятъ караулъ, бывшій при таможн въ Портанферри. Онъ веллъ ему прибыть въ Газлевудъ, полагая, что торгующіе запрещенными товарами въ эту ночь нападутъ на его замокъ, а никто и не думаетъ его трогать. Кровь его хороша, рчь не о немъ, но однимъ словомъ, никто не сбирается на него нападать. Не опасайтесь же ничего, и караулъ отошлите въ Портанферри. Тамъ онъ будетъ нуженъ. Ночью тамъ ему достанется работа. Мсяцъ выглянетъ изъ за облака, увидишь блескъ отъ сабель и услышишь ружейные выстрлы.

— Боже мой! что вы говорите? голосъ вашъ и слова заставляютъ почитать Васъ сумасшедшею, но однако же….

— Нтъ, нтъ, я не сумасшедшая. Я сидла въ тюрьм, какъ сумасшедшая, была счена, какъ сумасшедшая, изгнана какъ сумасшедшая: но я вовсе не сумасшедшая. Слушайте, Карлъ Газлевудъ: прошло ли ваше сердце на того, кто васъ ранилъ?

— Избави Боже! я вовсе не сердился. Я вылчился отъ раны моей и всегда щиталъ, что это случилось нечаянно и безъ злаго намренія: всегда это говорилъ и теперь охотно повторяю.

— Исполните же то, что я скажу: и тогда сдлаете ему боле добра, нежели онъ сдлалъ вамъ зла. Если онъ попадется въ руки своихъ гонителей: то завтра его не будетъ на свт, или по крайней мр, въ Шотландіи. Но есть существо, свыше пекущееся о всемъ. Не забудьте же исполнить то, что я Говорю, отошлите солдатъ проворне, и оставшись въ Газлевуд, не бейтесь ничего.

Сказавъ сіе, она изчезла, по привычк своей, весьма поспшно.

Кажется что необыкновенная наружность сей женщины и странныя ея, какъ бы вдохновенныя, рчи почти всегда производили сильное впечатлніе на всхъ ея слушателей. Слова ея, нердко прерываемыя, были столь понятны, что не льзя было полагать ее точно сумасшедшею, и однако же въ нихъ было столько безпорядка и пылкости, что можно было усомниться въ ея ум. Надъ нею, повидимому, дйствовало воображеніе не разстроенное, но чмъ то сильно тронутое. Сіе замчаніе можетъ объяснить, почему не вря совершенно темнымъ ея предсказаніямъ и намкамъ, всякой слушалъ внимательно, и даже невольно слдовалъ ея совтамъ.

По крайней мр, нечаянное появленіе и повелительный голосъ сей женщины сильно поразили молодаго Газлевуда, который похалъ скоре. Уже было темно, когда онъ возвратился въ замокъ и увидлъ, что предсказанія Сивиллы справедливы.

Подъ навсомъ стояло десятка три драгунскихъ лошадей осдланныхъ и замунштученныхъ, трое или четверо солдатъ, повидимому, ихъ караулили, а прочіе въ ботфортахъ и шпорахъ прохаживались по двору замка, вдоль и поперегъ, и гремли огромными своими саблями,

Газлевудъ спросилъ у Офицера, откуда они пріхали?

— Изъ Портанфери.

— Остался ли тамъ караулъ?

— Нтъ! сы прибыли сюда, по приказанію Сиръ Роберта, защищать его замокъ, на который намрены напасть торгующіе контрабандою.

Карлъ пошелъ къ отцу, и поздоровавшись съ нимъ, спросилъ: почему онъ заблагоразсудилъ потребовать къ себ солдатъ.

Сиръ Робертъ отвчалъ ему, что въ слдствіе свденій, совтовъ, извщеній недавно полученныхъ, онъ долженъ непремнно полагать, думать, быть увреннымъ, что ночью шапка цыганъ, ведущихъ запрещенный торгъ и прочихъ бездльниковъ, сдлаетъ на замокъ Газлевудъ нападеніе, покушеніе, набгъ.

— Почему же, батюшка, можно полагать , что эти люди нападутъ имянно на нашъ домъ, а не на чей либо другой?

— Я думаю, сударь, я воображаю, предполагаю, не смотря на уваженіе, которое имю къ вашему благоразумію, основательности, опытности, что эти люди предпочтительно нападаютъ на тхъ, которые имютъ большое состояніе, высокій санъ, знатную породу, и, которые укрощаютъ, наказываютъ, препятствуютъ ихъ преступленіямъ, злодяніямъ, бездльничествамъ.

Газлевудъ, зная слабость своего отца, отвчалъ, что онъ удивляется не причин нападенія, предполагаемаго Сиръ Робертомъ, но тому, чтобы можно было опасаться покушенія на замокъ, въ коемъ было много людей, и къ которому множество сосдей поспшатъ на помощь при малйшей, тревог, онъ прибавилъ къ сему, что честь ихъ фамиліи можетъ нсколько пострадать отъ призванія на помощь солдатъ, какъ будто бы сами они не въ силахъ себя защитить, и далъ, почувствовать, что ежели предосторожность сія окажется безполезною: то непріятели Газлевудскаго дома воспользуются симъ случаемъ, и будутъ надъ ними смяться.

Сиръ Робертъ наиболе былъ, тронутъ симъ послднимъ замчаніемъ, потому что, подобно многимъ другимъ, ничего такъ не боялся, какъ подашь поводъ къ насмшкамъ. Онъ задумался, и потомъ, не могши своего замшательства скрыть подъ личиною притворной гордости и презрнія къ общему мннію, которое напротивъ того весьма уважалъ: — я полагалъ, отвчалъ онъ, что нанесенная уже дому моему обида въ лиц вашемъ, въ лиц наслдника, потомка и по мн представителя Газлевудской фамиліи, достаточно оправдаетъ въ глазахъ почтенной, просвщенной, лучшей части народа поступокъ, цлъ котораго состоишь въ томъ, чтобы предупредить, воспрепятствовать, отвратить другую подобную обиду.

— Но извольте вспомнить, батюшка, то, о чемъ я уже докладывалъ вамъ, что я точно увренъ, что выстрлъ по мн произошелъ отъ нечаянности.

— Нтъ, сударь, не отъ нечаянности, но вамъ угодно думать, что вы знаете боле тхъ, кто старе васъ.

— Да право въ дл, которое касается лично до меня….

— Нтъ, сударь, оно не прямо касается до васъ, то есть: оно совсмъ до васъ не касается, когда я смотрю на васъ, какъ на повсу, который нарочно сердитъ своего отца, но оно касается до околодка, сударь, до нашего Графства, сударь, до народа, сударь, до всего Шотландскаго Королевства: потому что честь Газлевудскаго дома замарана, оскорблена, тронута въ васъ, сударь, въ лиц вашемъ, по милости вашей. Къ тому же преступникъ пойманъ и г. Глоссинъ…..

— Г. Глоссинъ!

— Да, сударь, тотъ дворянинъ, который купилъ Елленгованъ, вы надюсь, знаете, о комъ я говорю.

— Конечно, батюшка, но я не ожидалъ, чтобы вы сослались на такого человка, на плута, котораго жадность и корыстолюбіе всмъ извстны, и котораго подозрваютъ даже во многомъ другомъ. Давно ли вы изволите такого негодяя называть дворяниномъ?

— Безъ сомннія, Карлъ, я симъ словомъ не хотлъ выразить настоящаго, точнаго, истиннаго смысла, въ которомъ его законно употребляютъ. Я хотлъ сказать имъ, такъ какъ оно говорится для означенія состоянія положенія, до котораго онъ достигъ и разумлъ подъ словомъ дворянина, человка нкоторымъ образомъ… честнаго…. богатаго….. потаеннаго….

— Позвольте спросить у васъ, батюшка, не по его ли приказанію изъ Портанферри выведенъ этотъ отрядъ?

— Я не думаю, сударь, чтобы г. Глоссинъ осмлился въ дл, касающемся до замка Газлевуда и до Газлевудскаго дома: подъ первымъ названіемъ я разумю зданіе, въ которомъ живетъ моя фамилія, а подъ послднимъ въ риторическомъ, метафорическомъ, параболическомъ смысл мое семейство, и такъ говорю я, распоряжаться въ дл, касающемся непосредственно до Газлевудскаго замка, и до дома Газлевудовъ.

— Однакоже, мн кажется, что онъ одобрилъ сдланное вами.

— Узнавъ о злоумышленіи, я полагалъ, сударь, приличнымъ, справедливымъ, должнымъ посовтоваться съ нимъ, какъ съ ближайшимъ судіею. По уваженію, внутреннему чувству, почтенію къ неравенству между нами, онъ посовстился подписать вмст со мною ордеръ о перевод солдатъ, но явно призналъ благоразумными взятыя мною мры.

Въ сіе время въ алеи, ведущей въ замокъ, послышался конскій топотъ: скоро потомъ отворились двери и вошелъ г. Макъ-Морланъ.

— Прошу васъ, Сиръ Робертъ, извинить меня въ томъ, что являюсь къ вамъ незванный, но….

— Позвольте, г. Макъ Морланъ, вамъ замтить, что вы, какъ помощникъ Шерифа нашего Графства, должны имть попеченіе о. его благосостояніи, и вроятно, желая лично охранять замокъ Газдевудъ, имете полное, законное, неоспоримое право безъ всякаго приглашенія войти въ домъ благороднйшаго дворянина Шотландіи…. що есть, явившись по должности.

— Конечно, сказалъ Макъ-Морланъ, съ нетерпніемъ ожидавшій позволенія говорить въ свою очередь, я пріхалъ къ вамъ по должности.

— Добро, пожаловать! подхватилъ Баронеть, сдлавъ ему рукою ласковое привтствіе.

— Позвольте доложить вамъ, Сиръ Робертъ, что я пріхалъ не для того, чтобы остаться у васъ, но въ намреніи отослать солдатъ въ Портанферри и поручиться въ томъ, что дому вашему не предстоитъ никакой опасности.

— Отослать въ Портанферри солдатъ и ручаться мн въ безопасности моего дома! Прошу же,сударь, объяснить мн, кто вы такой, чтобы я зналъ, какъ принять, мн поручительство ваше, свидтельство, увреніе, личное или по мсту, занимаемому вами, въ разсужденіи безопасности моего домъ? Я думаю, сударь, воображаю, полагаю, что ежели и одинъ изъ окружающихъ насъ фамильныхъ портретовъ будетъ тронутъ, поврежденъ, снятъ съ мста: то вамъ, трудно будетъ заплатить за такую обиду, не смотря на милостивое поручительство ваше’.

— Мн бы это было, Сиръ Робертъ, весьма больно, но я надюсь, что не воспослдуетъ такого невозвратнаго ущерба, и что на домъ вашъ никто не нападетъ: потому что по извстіемъ, которыя я получилъ, заключать долженъ, что васъ нарочно обеспокоили ложнымъ донесеніемъ, чтобъ удалить солдатъ отъ Портанферрійской таможни. Я столько увренъ въ справедливости сего, что долгомъ поставляю отправить обратно весь отрядъ, или по крайней мр, большую часть его. Я даже сожалю о томъ, что не могъ пріхать къ вамъ ране и едва ли теперь не опоздаю.

Такъ какъ Г. Макъ-Морланъ по мсту своему былъ старе Баронета, и ясно давалъ чувствовать, что желаетъ непремнно воспользоваться правомъ своего старшинства: то Сиръ Робертъ, хотя и оскорбленный, немогъ ему препятствовать и сказалъ только: — хорошо, сударь, очень хорошо. возьмите съ собою весь отрядъ и не извольте оставлять, сударь, ни одного человка, — мы будемъ умть обороняться и сами, сударь. Но прошу васъ замтить, сударь, что остается на вашей отвтственности, сударь, и съ васъ взыщется, сударь, ежели хотя что нибудь случится съ замкомъ, сударь, съ живущими въ немъ, сударь, или даже и съ движимымъ имніемъ, сударь!

— Сиръ Робертъ! я полагаю, что поступаю такъ, какъ долгъ повелваетъ мн и, покорно прощу васъ врить сему. Извините, если я не могу доле оставаться у васъ по тому, что бооюсь опоздать.

Сиръ Робертъ, не принимая его извиненія, торопился вооружить своихъ служителей и разставить ихъ по мстамъ. Молодому Карлу хотлось бы отправиться въ Портанферри вмст съ отрядомъ, уже собравшимся въ путь, но отецъ его могъ обидишься тмъ, что его оставляютъ во время приготовленій къ оборон. И такъ съ сожалніемъ, которое едва скрывалъ, онъ смотрлъ въ окно на солдатъ до тхъ поръ, пока не скомандовалъ Офицеръ: по три на право зазжай! маршъ! рысью! посл чего чрезъ нсколько минутъ весь отрядъ скрылся изъ вида и конскій топотъ умолкъ.

ГЛАВА IV.

Возвратимся теперь въ Портанферрійскую тюрьму, въ которой оставили мы Бертрама и пріятеля его, храбраго Динмонта. Фермеръ спалъ весьма крпко, но Бертрамъ около полуночи проснулся я и никакъ не могъ снова найти во сн пріятное забвеніе горестей. Кром безпокойства и непріятныхъ мыслей, коими голова его была наполнена, онъ чувствовалъ какое то томленіе, происходившее частію отъ недостатка свжаго воздуха въ маленькой его комнат. Полежавъ немного, онъ всталъ, чтобы отворить окно и освжить воздухъ, но подошедъ къ окну, вспомнилъ, что находится въ тюрьм, и уврился, что въ оной взяты возможныя мры не для удобности арестантовъ, но для воспрепятствованія ихъ побгу. Огорченный тщетностію своихъ усилій, онъ остался подл окна. Васпъ, хотя и утомленный долгимъ странствованіемъ, подбжалъ однако же къ нему и изъявилъ удовольствіе свое, ласкаясь и вертясь около ногъ его.

Бертрамъ, пока не уменьшилось волненіе въ его крови, не позволявшее ему предаться снова успокоенію, глядлъ въ окно. То было во время большаго прилива и волны морскія неслись и ударялись стремительно о каменный валъ, построенный для защиты тюремныхъ стнъ. Вдали, при свт мсяца, изрдка покрывавшагося облаками, мелькали волны, бгущія одна за другою, и при встрч съ шумомъ превращавшіяся въ пну и брызги. Величественное зрлище, подумалъ Бертрамъ. Точно такъ съ младенчества моего жестокая судьба играла мною. Когда же успокоится это волненіе? настанетъ ли для меня блаженная тишина? настанетъ ли время, въ которое бы я могъ безъ страха, безъ опасеній предашься наукамъ, коими до сего времени не позволяли мн заняться труды и безпокойства военной службы? Говорятъ, что въ грозномъ шум волненія океана воображеніе находитъ голосъ Нимфъ и Тритоновъ, за чмъ же изъ ндра сего моря не является мн какая нибудь Сирена, какой нибудь Протей, которые бы открыли мн таинство будущей судьбы моей? Щастливецъ, прибавилъ онъ взглянувъ на постель, на коей растянулся Динмонтъ! заботливость твоя не простирается дале тснаго круга твоихъ занятій, которыя укрпляютъ здоровье и забавляютъ тебя, по желанію своему ты можешь ихъ оставить и предаться тломъ и душею сладкому отдохновенію, столь пріятному посл трудовъ.

Размышленія его были, прерваны Васпомъ, который, положивъ переднія лапочки на окно, громко залаялъ. Динмонтъ услышалъ лай, но несовсмъ проснулся. Воображеніе переселило его въ Чарлисъ Гопъ: онъ думалъ, что находится посреди полей и слышитъ лай которой нибудь изъ домашнихъ собакъ, а потому и проворчалъ сквозь зубы: — молчать, Пеперъ, молчать! и снова захраплъ.

Васпъ однако же не пересталъ лаять и цпная собака вторила ему на двор еще громче. Сія послдняя до того времени гуляла спокойно и только изрдка ворчала, когда мсяцъ выглядывалъ изъ-за облаковъ, но тогда лаяла съ остервененіемъ, и, казалось, возбуждена была не однимъ только примромъ товарища своего Васпа, коего хозяинъ унялъ съ большимъ трудомъ, и который однимъ ворчаніемъ изъявлялъ свое неудовольствіе.

Бертрамъ, вглядываясь съ большимъ вниманіемъ, воспользовался свтомъ вышедшей изъ за облака луны и примтилъ на мор вблизи родъ большаго баркаса. Потомъ услышалъ шумъ веселъ и голоса людей, сливавшіеся съ ревомъ волнъ.— Можетъ быть, подумалъ онъ, это опоздавшіе рыбаки, или купцы съ острова Мана. Однако же они слишкомъ близко подъзжаютъ къ таможн, въ которой долженъ быть караулъ. Баркасъ этотъ великъ, и на немъ много матросовъ: врно онъ таможенный. Сіе мнніе его подтвердилось тмъ, что баркасъ присталъ къ набережной, бывшей за таможеннымъ домомъ, и человкъ двадцать вышли изъ онаго на берегъ. Двое остались при баркас, а прочіе весьма тихо вошли въ узкой переулокъ, бывшій между таможнею и тюрьмою, и скрылись изъ глазъ.

Гнвъ бдительнаго тюремнаго сторожа возбужденъ былъ шумомъ веселъ. Въ сіе же время онъ лаялъ съ такимъ бшенствомъ, что разбудилъ своего хозяина, который отворилъ окно и съ бранью закричалъ,: перестанешь ли ты, Теарумъ, лежатъ! но напрасно, собака не унялась — и ревомъ своимъ препятствовала двуногому церберу слышать то, что происходило по близости отъ него…

Между тмъ и Прозерпина нашего Плутона, имя слухъ нжне своего любезнаго супруга, высунула также голову въ окно и вскричала: — лнивецъ, песъ, бги проворне, да выпусти собаку на улицу. У воротъ таможни что то шумятъ. Врно, это недобрые люди, а старикъ Газлевудъ снялъ оттуда караулъ: да правду сказать въ теб смлости столько же, какъ въ мокрой куриц. Сказавъ сіе, она готовилась сама исполнить данное ею повелніе, между тмъ какъ мужъ ея, заботясь боле о предупрежденіи внутренняго движенія, нежели о происходящемъ мн дома, торопился осмотрть: цлы ли двери тхъ комнатъ, гд содержались арестанты, и все ли въ тюрьм благополучно.

Дйствія Макъ-Гуффога и достойной его половины происходили въ передней части дома: слдовательно и шумъ, производимый ими, неясно доходилъ до Бертрама, содержавшагося, какъ мы уже сказали, въ задней комнат, обращенной къ морю. Однако же онъ замтилъ нкоторую суматоху, которой бы не должно было ожидать въ тюрьм за полночь: и потому заключивъ, что сдлалось что нибудь необыкновенное, подошелъ къ Динмонту, и желая разбудить его, потрепалъ по плечу.

— Что тамъ, Айлія, сказалъ сей послдній, протирая глаза, что тамъ такое, жена? вставать еще рано. А проснувшись совершенно, онъ вспомнилъ, гд находится, трехнулъ головою и спросилъ у Бертрама не случилось ли чего нибудь новенькаго?

— Не знаю, что такое, отвчалъ Бертрамъ, однако же либо домъ загорлся, либо въ немъ длается что нибудь необыкновенное. Слышите ли вы, какъ внутри стучатъ дверьми и запорами, и еще какой то другой шумъ? По чести это что ни будь, да не даромъ. Встаньте ради Бога: и будемъ поосторожне.

При слов опасность, Динмонть вскочилъ съ такою же бодростію и неустрашимостію, съ какою вооружались предки его, увидвъ по горамъ зазженные маяки.— Что за гадкое жилище, Капитанъ! днемъ изъ него не выпускаютъ, а ночью спать не даютъ! Какая мерзость, тутъ не выживешь и двухъ недль! Да, и я слышу шумъ. Какъ бы намъ вздуть огня? Полно же, Васпъ, лежать! за, твоимъ лаемъ ничего не слышно! ну, уймешься ли ты, проклятой!

Они тщетно рылись въ зол, въ коей не осталось ни искры огня, а шумъ между тмъ продолжался.

Динмонтъ въ свою очередь подошелъ къ окну, и тотчасъ закричалъ: — посмотрите, Капитанъ, идите скоре, вдь ворвались въ таможню!

Бертрамъ, подбжавъ къ окну, увидлъ на берегу моря людей: изъ которыхъ иные держали зазженные факелы, а другіе таскали кипы и боченки и нагружали ими большой баркасъ, близъ коего стояли для удобнйшей нагрузки дв или три небольшія лодки.

— Въ этомъ и сомнваться нчего, сказалъ Бертрамъ, но я боюсь, не было бы чего еще хуже. Не чувствуете ли вы дыму, или мн это такъ, чудится?

— Чудится! нтъ, нтъ. Такой дымъ идетъ, какъ будто вдругъ палятъ десятка два свиней. Вотъ теб и разъ! ежели таможня сгоритъ, то загорится и тюрьма: и мы испечемся, какъ раки. Весело будетъ, когда насъ сожгутъ, какъ колдуновъ. Гей! Макъ-Гуффогъ! закричалъ онъ во все горло: отворяй скоре! Макъ-Гуффогъ, гей!

Пожаръ въ сіе время усилился и облака дыму неслись мимо окна, подл коего стояли Бертрамъ и Динмонтъ. Иногда густой паръ, несомый втромъ, не позволялъ имъ ничего видть, а иногда красный свтъ озарялъ на берегу моря свирпыя и мрачныя лица людей, нагружавшихъ баркасъ. Потомъ полымя поднялось выше и головни полетли съ горящаго строенія на крышу и стны тюремныя, и вс окрестности покрылись чернымъ облакомъ.

Шумъ и суматоха безпрестанно увеличивались, потому что не только изъ мстечка, но изъ всего околодка собравшаяся сволочь бросилась помогать разбойникамъ, чтобы участвовать въ грабеж.

Бертрамъ началъ безпокоиться за себя и товарища своего. Вытти изъ тюрьмы не было никакого средства, казалось даже, что тюремный стражъ и съ женою оставилъ ввренное ему мсто, и бдныхъ заключенныхъ предалъ угрожавшему имъ пламени.

Макъ-Гуффогъ въ самомъ дл ушелъ, приказавъ своимъ подчиненнымъ отворитъ двери только въ случа крайней опасности, а тюрьма еще не загорлась. Но въ сіе самое время напали и на его вороты, которыя скоро выломлены были кирками и рычагами. Тогда слуги отдали ключи безъ малйшаго сопротивленія, а производившіе запрещенный торгъ освободили всхъ арестантовъ, кои немедленно присоединились къ нимъ съ радостнымъ крикомъ.

Во время сей суматохи отворилась также дверь комнаты, въ которой находились наши пріятели, и трое вооруженныхъ саблями и пистолетами вошли къ, нимъ съ горящими лучинами.— Ладно, вскричалъ одинъ изъ нихъ, вотъ онъ, нашъ молодецъ. Прочіе двое бросились и схватили его за руки, но одинъ шепнулъ Бертраму на ухо: — не сопротивляйтесь, пока не выдемъ на улицу. Тотъ же самый человкъ сказалъ тихонько Динмонту: не отставайте отъ своего товарища и помогите когда придетъ время.

Динмонтъ послушался, и не говоря ни слова, пошелъ за бездльниками, державшими Бертрама за воротъ. Они свели его съ лстницы, ярко освтленной пожаромъ, провели черезъ дворъ и вывели за тюремныя ворота на узкую улицу, на коей множество народа толпилось въ большомъ безпорядк.

— Тысяча громовъ! вскричалъ начальникъ, шедшій впереди Бертрамовыхъ караульныхъ: что тамъ такое длается? Въ тоже время послышался шумъ, произведенный какъ бы приближеніемъ отряда конницы. Дти, продолжалъ онъ: не упускайте изъ вида арестанта, а я пойду, посмотрю: отъ чего этотъ шумъ.

Суматоха въ узкой улиц ежеминутно увеличивалась: одни бжали въ сторону, спасаясь бгствомъ, а другіе напротивъ того готовились обороняться. Потомъ послышался звукъ сабельныхъ ударовъ и нсколько ружейныхъ выстрловъ.

— Теперь пора, сказалъ Бертраму неизвстный покровитель: отдлайтесь отъ этого плута и слдуйте за мною.

Бертрамъ, собравшись съ силами, удачно рванулся и освободился изъ рукъ державшаго его съ правой стороны. Бездльникъ ухватился было за пистолетъ, засунутый у него за поясомъ, но свалился отъ удара кулакомъ въ голову, отъ коего бы не устоялъ и быкъ: его поподчивалъ онымъ г. Динмонтъ.

— Бгите за мною, сказалъ голосъ покровителя: и вс трое бросились вмст въ переулокъ, бывшій почти противу тюрьмы.

Никто не думалъ за ними гнаться. Торговавшіе запрещенными товарами въ то время заняты были трудною и непріятною работою управляться съ отрядомъ приведенныхъ Макъ-Морланомъ. Онъ могъ явиться заблаговремянно и воспрепятствовать зазженію и разграбленію таможеннаго дома, но на пути получивъ ложное извстіе, что будто торгующіе контрабандою выдутъ на берегъ въ Елленгованскомъ залив, чрезъ то потерялъ около двухъ часовъ. Читатель можетъ подумать, не оскорбляя чести Глоссина, что участвуя столь много въ происходящемъ, онъ внимательно смотрлъ на все, что длалось вокругъ его, и потому узнавъ объ отъзд солдатъ изъ Газлевуда, старался обмануть Макъ-Морлана, чтобы Диркъ Гаттрійку дать время управиться.

Бертрамъ между тмъ не отставалъ отъ своего проводника, а Динмонтъ отъ нихъ обоихъ. Они слышали еще, хотя и не такъ ясно, крики сражающихся, конскій топотъ и сабельные удары, какъ въ конц той улицы нашли почтовую коляску, запряженную четырьмя лошадьми.

— Здсь ли вы? ради Бога? закричалъ провожатый почтильонъ, стоявшему впереди лошадей.

— Да, здсь, отвчалъ онъ, и желалъ бы лучше быть, Богъ знаетъ гд!

— Отворяй же скорй коляску. Пожалуйте господа, вы черезъ нсколько минутъ будете въ безопасномъ мст. А вы, сказалъ онъ, обратясь къ Бертраму не позабудьте общаннаго вами цыганк.

Бертрамъ, ршившись слдовать совтамъ человка, оказавшаго ему столь важную услугу, вскочилъ въ коляску, Динмонтъ послдовалъ за нимъ, а Васпъ, не отстававшій отъ нихъ ни на шагъ, бросился за ними: посл чего почтильонъ хлопнулъ и поскакалъ во весь опоръ.

— Какое странное приключеніе! Упаси, Господи, сказалъ Динмонтъ, надобно надяться, что все это окончится добромъ. Но что теперь будетъ съ Думплемъ! Божусь Богомъ: я лучше бы согласился сидть у него на спин, нежели въ Герцогской каретъ.

Бертрамъ отвчалъ ему, что по скорости зды надобно заключать: что они недалеко удутъ, не перемнивъ лошадей, и что на первой станціи можно приказать остановишься до утра, или до крайней мр узнать, куда ихъ везутъ, и что наконецъ онъ можетъ тамъ распорядиться на щетъ врнаго своего коня.

— Ладно, ладно, сказалъ Динмонтъ: быть тому такъ! О! ежели бы мы не запрятались сами въ этотъ проклятой кузовъ: то они бы не потащили насъ Богъ знаетъ куда.

Во время разговора ихъ коляска повернула въ сторону: и тогда показался Портанферри, освщенный пожаромъ. Огонь свирпствовалъ сильне прежняго. Загорлся магазейнъ, въ коемъ находилось множество бочекъ съ водкой: и свтлое пламя поднималось до ужасной высоты. Они не могли долго взирать на сіе зрлище, потому что коляска снова повернулась и выхала на дорогу, обсаженную съ обихъ сторонъ высокими деревья и, и не смотря на темноту, катилась съ прежнею быстротою.

ГЛАВА V.

Теперь возвратимся опять въ Вудбурнъ, гд мы оставили Полковника въ то время, какъ онъ отдавалъ нкоторыя приказанія своему врному служителю. Вошедъ въ гостиную, онъ удивилъ молодыхъ двицъ разсянностью и безпокойствомъ, начертаннымъ на его лиц. Но Маннеринга не смли безпокоить вопросами, и т, коихъ онъ наиболе любилъ, не ршились спросить о причин его задумчивости. Наступило время подавать ча й и всякой пилъ свою чашку въ молчаніи, какъ вдругъ у воротъ остановилась повозка, и звонокъ возвстилъ о прізд гостя.— Быть не можетъ? вскричалъ Маннерингъ, слишкомъ еще рано!

Черезъ минуту потомъ отворились двери гостиной, и Бярнессъ доложилъ о прізд г. Плейделя. Явился стряпчій. Черный каштанъ, весьма опрятно вычищенный, хорошо напудренный парикъ, кружевныя манжеты и жабо, лоснящіеся башмаки съ золотыми пряжками доказывали, что онъ съ большимъ стараніемъ, убрался для сего посщенія. Маннерингъ,— казалось, принялъ его съ удовольствіемъ, и подавъ ему руку, сказалъ: — никого теперь не желалъ я, такъ увидть, какъ васъ.

— Я говорилъ вамъ, что не пропущу случая, и разстался съ Едимбургомъ на недл во время судейскихъ засданій! это не маленькая жертва! Но мн пришло въ голову, что я могу вамъ здсь, къ чему нибудь пригодиться, къ тому же надобно мн сдлать слдствіе… Рекомендуйте же меня вашимъ дамамъ! А, да вотъ одну изъ нихъ я тотчасъ узналъ по фамильному ея сходству.

За щастіе почитаю, любезная Миссъ Бертрамъ, видться съ вами! И подошедъ къ ней, отъ добраго сердца поцловалъ об ея щеки, что Люси покраснвъ дозволила. Въ такомъ пріятномъ пути не останавливаются, сказалъ онъ улыбаясь, и когда Полковникъ представилъ ему Юлію, то ея щекамъ принесъ туже дань, какъ и подруг ея. Юлія улыбнулась, покраснла и отступила шагъ назадъ. Прошу васъ извинить меня, продолжалъ стряпчій, но лта мои даютъ право, и я самъ теперь не въ состояніи ршитъ: боле ли я сожалю о томъ, что нажилъ себ это преимущество, или радуюсь тому, что могъ воспользоваться имъ столь пріятнымъ образомъ, и жъ словамъ симъ прибавилъ поклонъ, нисколько не отзывавшійся его ремесломъ.

— Право, сударь? отвчала съ веселымъ видомъ Миссъ Маннерингъ, если вы будете продолжать столь лестныя извиненія, то заставите насъ сомнваться въ справедливости отыскиваемыхъ вами правъ.

— Божусь вамъ, Юлія, сказалъ Полковникъ, что вы не ошибаетесь, и что другъ мой г. Плейдель весьма опасный человкъ. Въ послдній разъ, какъ мы съ нимъ видлись, я засталъ его наедин съ прелестною дамою въ восемь часовъ поутру.

— Точно такъ, Полковникъ, но вы должны бы были прибавить къ тому, что посщеніемъ столь почтенной дамы, какъ Мистриссъ Ревекка, я боле обязанъ моему шоколаду, нежели личному своему достоинству.

— Это даетъ мн мысль, г. Плейдель, сказала Юлія, предложить вамъ чашку чаю, ежели вы уже обдали.

— Изъ вашихъ рукъ, Миссъ Маннернигъ, мн все будетъ пріятно. Да я и пообдалъ такъ, какъ обдаютъ въ Шотландскихъ гостинницахъ.

— То есть очень плохо! подхватилъ Полковникъ, протянувъ руку къ шнуру, чтобы позвонишь. Позвольте мн приказать подать вамъ чего нибудь.

— Но, сказать вамъ откровенно… я теперь лучше потерплю. По сему предмету я уже сдлалъ маленькое слдствіе. Признаться вамъ: я на минуту останавливала ея въ низу, чтобы снять штиблеты, которые для меня слишкомъ широки, прибавилъ онъ (взглянувъ съ видомъ удовольствія на ноги,которыя по лтамъ его были въ самомъ дл недурны), и потолковалъ съ Барнесомъ и весьма умною женщиною, которую счелъ вашею управительницею, и нами положено было, tota re perspecta (сдлайте одолженіе, Миссъ Маннернигъ, простите мн эти три слова латыни), прибавить къ вашему легкому, семейному ужину блюдо посытне, пару дикихъ утокъ: я предложилъ ей съ большимъ униженіемъ слабыя мои понятія о соус, который должно подъ никъ изготовить, и если вамъ угодно позволишь, то во ожиданіи ихъ я выпью только чаю.

— Такъ мы поужинаемъ поране, сказалъ Полковникъ.

— Очень радъ, только чтобы черезъ то я не лишился, ни минутою ране обыкновеннаго, общества сихъ дамъ. Признаться вамъ, люблю ужинъ, соепa, какъ называли древніе. Веселость его выгоняетъ изъ головы заботы дневныхъ трудовъ. Живость г. Плейделя, веселое его обращеніе, вольность, съ каковою онъ распоряжался на щетъ своей эпикурейской прихотливости, весьма понравились двицамъ, а особенно Миссъ Маннерингъ, которая оказывала ему самое лестное вниманіе. За то съ обихъ сторонъ за чаемъ наговорено множество прелестнаго и преумнаго, но мы не имемъ времени пересказать всего нашимъ читателямъ.

Когда приняли чай: то Маннерингъ взялъ стряпчаго подъ руку и вывелъ его въ маленькой кабинетъ, бывшій подл гостиной, въ коемъ всегда по вечерамъ зажигали свчи, а въ камин огонь.

— Вижу! сказалъ Плейдель: что хотите поговоришь со мною о фамиліи Бертрамовъ. Признаюсь вамъ, что и меня сего дня вы видите здсь по тому только, что незнакомый человкъ, не давшій мн времяни ни разспросишь его подробне, ни задержать, объявилъ мн о томъ, что присудствіе мое понадобится здсь по ихъ дламъ. Хотя ето извстіе и показалось мн сомнительнымъ, но я колебался недолго, и желаніе повидаться съ вами превозмогло мою нершимость. Ну, что новаго? и извстія наши получены съ земли или съ небесъ? Что скажетъ на это мой военный Альбумацаръ? изчислили ль вы теченіе звздъ, заглянули ль въ ваши Эфемериды, въ свой Альмоходонъ, Альмутенъ?

Признаюсь, что нтъ, и хочу въ семъ случа совтоваться съ вами, какъ съ единственнымъ моимъ Птоломеемъ. Я разломилъ мой прутъ подобно Просперу, и черную книгу забросилъ въ самую глубину моря, чтобы никогда оттуда ее не доставать. Однако же не смотря на то, у меня есть любопытныя новости. Старинная наша знакомка Мегъ Меррильисъ сего дня явилась Доминусу и его, какъ кажется, весьма перепугала.

— Въ самомъ дл!

— И вроятно полагая, что я по прежнему глубокой астрологъ’ чему она весьма врила, изволила даже мн сдлать, честь вступить со мною въ переписку. Вотъ ея посланіе, принесенное мн Доминусомъ.

Плейдель надлъ очки.— Какіе наставлены крючки, сказалъ онъ, буквы длиною въ палецъ, а строки такія прямыя, какъ будто сорока линевала, прыгая по бумаг. Хорошо, ежели хоть по складамъ удастся мн разобрать это писаніе.

— Прочтите въ слухъ.

— Съ удовольствіемъ, если только разберу. ‘Вы мастеръ искать, но не мастеръ отыскивать. Поддерживаете домъ, который валится, но сами знаете, что онъ скоро утвердится. Приложите руку къ начинающейся работ, такъ какъ некогда прикладывали глаза, чтобы увидть,что случится далеко впередъ. Пошлите сего дня часовъ въ десять вечеромъ повозку въ Портанферри, прикажите ей стоять въ конц улицы Крукеръ-Динеръ и отвесть въ Вудбурнъ тхъ, которые скажутъ кучеру: здсь ли вы, ради Бога?’ постойте, вотъ еще и стихи:

‘Мракъ прояснится

‘И надъ неправдою громъ мститель разразится,

‘И право съ силой съединится,

‘Въ Елленговань Бертрамъ какъ возвратится.’

— Славное посланьице, таинственное и оканчивающееся стихами истинно достойными Кумской Сивиллы.

— Что длать! я боялся упустить случай нсколько пояснишь столь запутанное дло. Эта женщина похожа на сумасшедшую: и слова ея, можетъ быть, ничто иное, какъ бредъ, происходящій отъ разстроеннаго воображенія. Но помнится, вы сами говорили, что, по видимому, это дло ей извстно, хотя она въ томъ и не признается.

— Слдовательно вы отправили повозку на назначенное мсто.

— Вы будете смяться надо мною, ежели я скажу да?

— Право, нтъ! напротивъ того думаю, что и самъ я сдлалъ бы то же.

— Я долго думалъ и разчелъ, что все, что можетъ вытти изъ сего худаго, будетъ то, что я заплачу даромъ прогоны, а потому и отправилъ изъ Кипплетрингана почтовую коляску и далъ приказаніе сообразно съ написаннымъ цыганкою. Ежели выдетъ вздоръ: то кучеръ съ лошадьми на холод порядочно поназябнутся, потому что я приказалъ ждать до свта.

— Не думаю, чтобы это окончилось ничмъ, и полученное мною увдомленіе подтверждаетъ мое мнніе. Эта женщина походитъ на актера, который забывается до того, что наконецъ почитаетъ себя въ самомъ дл тмъ, кого представляетъ, и ежели она обыкновенно и не вритъ сама разсказываемому ей вздору: то, можетъ быть, въ семъ обстоятельств хочетъ выдержать до конца взятую ею на себя ролю. Во время слдствія, какъ я ни бился съ нею и ни старался разными способами что нибудь изъ нее выпытать, но ни въ чемъ не усплъ: а потому самое лучшее средство теперь оставить все на ея произволъ и пусть она сдлаетъ развязку, какъ сама захочетъ. Нтъ ли у васъ еще какого нибудь до меня дла, или не пойти ли намъ въ гостиную къ дамамъ?

— По чести, я въ такомъ замшательств, что голова моя… однако же нтъ, я все пересказалъ вамъ. Только до возвращенія коляски я буду щитать каждую минуту. Конечно вы будете терпливе меня.

— Да, быть можетъ. Привыкнешь ко всему. Я безъ сомннія въ этомъ дл беру большое участіе, но чувствую себя въ силахъ долго ждать, а особливо сидя съ нашими двицами, и слушая… ежели имъ угодно будетъ что нибудь съиграть.

— И побесдовавъ съ дикими утками?

— И это правда. Послушайте, Полковникъ! безпокойство стряпчаго о самомъ важномъ дл рдко простирается до того, чтобы заставить его забыть о сн или кушань, однако же не смотря на то, мн весьма хотлось бы услышать стукъ колесъ ожидаемой коляски.

При сихъ словахъ онъ всталъ и возвратился въ гостиную, по просьб его Люси Бертрамъ восхитила сладостнымъ двоимъ голосомъ, а подруга ея акомпаньировала пнію ея на арф. Потомъ Юлія прелестно разыграла нсколько сонатовъ Корелли. Старый стряпчій, игравшій немного на віолончели и бывшій членомъ одного Едимбургскаго общества любителей музыки, такъ пріятно провелъ сей вечеръ, что едва не забылъ и о дикихъ уткахъ, когда Барнесъ доложилъ, что кушанье подано.

— Скатите Мистрисъ Алланъ, чтобы она приготовила еще что нибудь и ожидала приказанія подашь, сказалъ Полковникъ. Я жду… то есть, можетъ быть, что сего дня вечеромъ кто нибудь ко мн задетъ: прикажите людямъ не ложиться и вороты у възда не запирать безъ моего приказанія.

— Боже мой! батюшка, да кого же вы изволите ожидать такъ поздно?

— Нкоторые люди, незнакомые мн… писали, что прідутъ поговорить со мною о дл: впрочемъ это ненаврное.

— Ну такъ мы не иначе простимъ Имъ то, что они пріздомъ своимъ помшаютъ намъ веселиться, какъ на условіи явиться въ наше общество столь же веселыми и любезными, какъ другъ мой Г. Плейдель, очарованный мною, какъ онъ изволитъ говоришь.

— Ахъ!. Миссъ Юлія, сказалъ Г. Плейдель, подавая руку, чтобы отвесть ее въ столовую, было время… когда я возвратился изъ Утрехта въ 17З8…

— Сдлайте милость у перестанемъ объ этомъ говоритъ. Утрехтъ, великій Боже! врно вы съ тхъ поръ только и дла длали у что отрясали съ себя ржавчину Голландскихъ нравовъ?

— Извините, Миссъ, въ волокитств Голландцы гораздо совершенне, нетели какъ о нихъ думаютъ легкомысленные ихъ сосды. Начать съ того: они основательны въ своихъ угожденіяхъ и врны, какъ башенные часы.

— Это бы мн наскучило.

— Потомъ, они разсудительны и непоколебимы…

— Чмъ дале я тмъ хуже.

— И наконецъ, посл того, что обожатель вашъ въ теченіи шести разъ по триста шестидесяти пяти дней обертывалъ шалью плеча ваши, становилъ вамъ подъ ноги жаровенку съ угольями, я возилъ вашу колясочку зимою по льду, а лтомъ не смотря на пыль, вы можете вдругъ безъ всякаго поводу, не извиняясь, не говоря даже ни слова, отказать ему по прошествіи двухъ тысячъ ста девяноста дней, ежели не ошибся въ щет, сдланномъ наскоро, и въ которой не включилъ прибавочныхъ дней въ високосные годы, вы можете отпустить вашего Мин-Герра въ отставку, нисколько не безпокоясь о томъ, какое дйствіе произведетъ такая жестокость на спокойное его сердце и на разумную его голову.

— Голландцамъ, Г. Плейдель, вовсе не должно этимъ хвалиться. Знаете ли вы, что достоинство сердца состоитъ въ томъ, чтобы оно предавалось отчаянію также скоро, какъ бьется стекло.

— Что касается до этаго? Миссъ, то также трудно найти стекло, которое бы, упавъ, не разбилось, какъ и сердце, которое бы отъ жестокостей не дошло до отчаянія. По этому то я бы и поспорилъ о достоинств моего сердца, ежели бы г. Сампсонъ не стоялъ уже съ полузакрытыми глазами и сжатыми, руками, не ждалъ окончанія нашего разговора для начатія застольной молитвы. Къ тому же, примолвилъ онъ, садясь за столъ, и дикія утки глядятъ нехудо.

Сказавъ сіе я стряпчій сдъ, и чтобы получше заняться блюдами, коими столь былъ уставленъ, на нсколько времени, прекратилъ свое волокитство. Единственное его замчаніе состояло въ томъ, что утки были зажарены очень хорошо, а соусъ, приготовленный руками Мистриссъ Алланъ, превосходенъ.

— Вижу, сказала Миссъ-Маннерингъ, что даже въ то самое время, какъ г. Плейдель объявилъ себя очарованнымъ мною, страшная соперница, не допускаетъ меня овладть всмъ его сердцемъ.

— Извините, прекрасная Миссъ, одн лишь ваши жестокости могли заставить въ присутствіи вашемъ дотронуться до сытнаго ужина: Ежели бы изъ предосторожности я не подкрплялъ силъ своихъ пищею’ то могъ ли бы перенесть все, что терплю? По этой же самой причин я за здоровье ваше выпью рюмку вина у

— Конечно это Утрехстская же мода, г. Плейдель?

— Нисколько, сударыня, даже Французы, которыхъ на щетъ вжливости ставятъ другимъ въ примръ, называютъ трактирщиковъ рестораторами {Подкрпителями.}. Это названіе происходитъ вроятно отъ того, что любовники, страждущіе отъ жестокостей любовницъ своихъ, подкрпляются сытнымъ столомъ. Что касается до меня, то горестное положеніе, въ которомъ я нахожусь, требуетъ столько пособій, что я принужденъ безпокоить васъ, г. Сампсонъ, просьбою пожаловать мн и второе крыло, кром куска паштета, который я посл попрошу у Миссъ Бертрамъ. Ахъ, что вы длаете, сударь! ради Боса не отрзывайте крыла, а просто вилкою оторвите. А васъ, г. Барнесъ, прошу налить мн стаканъ пива.

Между тмъ какъ стряпчій, восхищенный умомъ и вниманіемъ Миссъ-Маннерингъ, любезничалъ, чтобы ее развеселить — терпніе Полковника совершенно истощилось. Подъ предлогомъ, что никогда не ужинаетъ, онъ не слъ за столъ, большими шагами расхаживалъ по комнат, каждую минуту подходилъ къ окну и, казалось, вслушивался съ болящимъ вниманіемъ, и наконецъ, не могши дале противиться овладвшему имъ нетерпнію, надлъ сертукъ, шляпу и пошелъ до конца аллеи, какъ бы желая тмъ ускорить прибытіе ожидаемой коляски.

— Какъ бы я желала, сказала Миссъ Бертрамъ, чтобы Полковникъ не отваживался гулять ночью. Вы врно, г. Плейдель, слышали объ ужасномъ произшествіи, котораго мы были зрительницами?

— О нападеніи господъ торгующихъ запрещенными товарами? О! это старые мои пріятели. Въ свое время я множество ихъ перевшалъ!

— И насъ же черезъ нсколько дней потомъ перепугалъ одинъ изъ этихъ негодяевъ, хотвшій отмстить за товарищей своихъ.

— При чемъ раненъ молодый Газлевудъ?

— Да, слышалъ и объ этомъ.

— Вообразите, любезнйшій г. Плейдель, какъ мы съ Миссъ Маннерингъ перепугались, когда на насъ бросился высокій, сильный разбойникъ съ отвратительнымъ, свирпымъ лицемъ.

— Надобно вамъ сказать, г. Плейдель, подхватила Юлія (не могшая даже перенесть досады, слыша описаніе своего обожателя, длаемое Люсіею), что молодой Газлевудъ въ глазахъ всхъ двушекъ нашего околодка иметъ столько совершенствъ, что въ сравненіи съ Нимъ вс другіе кажутся чучелами.

— Ага! подумалъ Плейдель, наблюдатель какъ по склонности, такъ и по ремеслу своему, не пропускавшій безъ вниманія ни малйшаго тлодвиженія, ниже измненія голоса, наши молодыя пріятельницы на щетъ этаго что-то не ладятъ. Признаюсь вамъ, Миссъ Маннернигъ, что я видлъ г. Карла Газлевуда еще ребенкомъ: а потому двушки вашего околодка, можетъ быть, и правы. Но не смотря на гнвъ вашъ, увряю васъ, что въ Голландіи, о которой мы недавно говорили, самые прелестные мущины. Въ жизнь мою не видалъ я такого молодца, какъ одного молодаго Голландца, хотя у него и весьма варварское имя, Фанъ-Бестъ, Фанъ Бустъ.: что то такое, не могу припомнить порядочно. Тогда онъ отправлялся въ Индію и теперь, можетъ быть, совсмъ не тотъ.

Наступила очередь Юліи нсколько смутиться, но въ ту же минуту возвратился Полковникъ.

— Не видно и не слышно ничего, сказалъ онъ, однако же, г. Пдейдель,мы еще посидимъ.

— А гд, г. Сампсонъ?

— Здсь, Полковникъ, отвчалъ Доминусъ, сидвшій одинъ въ углу съ большею толстою книгою.

— Что это у васъ за книга г. Сампсонъ?

— Это премудрый Лира, Полковникъ. Въ немъ есть сомнительное мсто: и я желалъ бы узнать ваше мнніе и мнніе г. Плейделя, ежели его не обезпокою.

— Мн не до того, г. Сампсонъ, отвчалъ стряпчій. Здсь для меня есть гораздо привлекательнйшее, и я никакъ не отчаиваюсь, уговорить молодыхъ двушекъ пропть дуетъ или тріо, въ которомъ и я буду участвовать. Провались Лира, любезнйшій г. Сампсонъ, оставьте его до другаго удобнйшаго времени.

Смущенный Доминусъ закрылъ огромную свою книгу съ изумленіемъ, и не постигая, какимъ образомъ столь глубоко ученый человкъ, каковымъ онъ почиталъ Плейделя, могъ заниматься подобными бездлицами. Но стряпчій взирая равнодушно на потерю славы своей, выпилъ большую рюмку бургонскаго, и пропвъ немного, чтобы наладить свой голосъ, потерявшій часть прежней пріятности, пригласилъ дамъ спть съ нимъ романсъ: ‘мы три нещастные матроса’ и свою чаешь проплъ отлично.

— Не боитесь ли вы, ложась такъ поздно, мои любезныя, что розы ваши завянутъ! сказалъ Полковникъ.

— Нимало, батюшка, отвчала Юлія. Г. Плейдель грозится насъ угостить, завтра прніемъ съ г. Сампсономъ, слдовательно надобно ныншнимъ вечеромъ пользоваться своимъ завоеваніемъ.

Пропли еще другое тріо и еще продолжали пріятную бесду. Наконецъ, долго спустя посл того, какъ пробило часъ за полночь, Маннерингъ, не надясь боле дождаться прибытія коляски, и вынувъ часы, сказалъ: нтъ, и думать о томъ нчего, какъ въ ту же минуту….. но случившееся посл сего займетъ новую главу.

ГЛАВА VI.

Маннерингъ едва произнесъ слова, оканчивающія предыдущую главу, какъ послышался вдалек глухой шумъ.

— Это врно коляска, сказалъ онъ. Нтъ втеръ колеблетъ деревья. Сдлайте одолженіе, г. Плейдель, подойдите къ окну.

Въ сію минуту стряпчій съ большимъ шелковымъ платкомъ въ рук бесдовалъ съ Юліею и былъ весьма доволенъ своимъ разговоромъ: однако же повиновался зовущему его гласу, окутавъ напередъ шею платкомъ, чтобы предохранить себя отъ стужи. Въ сіе время стукъ колесъ былъ уже слышанъ весьма явственно: и Плейдель, какъ будто сохранившій до сего мгновенія все свое любопытство, бросился стремглавъ изъ комнаты.

Полковникъ позвонивъ и не зная, кто имянно прідетъ, приказалъ вошедшему въ комнату Барнесу ввести прізжихъ въ другой покой. Но приказаніе сіе не исполнилось, потому что пока онъ отдавалъ его, услышалъ, что Плейдель вскричалъ: — э! да это нашъ пріятель Чарлисъ-Гопъ съ молодымъ молодцомъ такого же разбора. Полосъ его остановилъ Динмонта, узнавшаго его съ большимъ удовольствіемъ и удивленіемъ. Ну ежели это вы, сказалъ онъ: то дло въ шляп, и мы твердо устоимъ на обихъ ногахъ!

Между тмъ какъ фермеръ остановился, чтобы поздороваться съ г. Плейделемъ, Бертрамъ, ослпленный внезапнымъ яркимъ свтомъ, вдругъ поразившимъ его глаза посл темноты, въ которой долго сидлъ во время пути, не образумившись еще посл всего случившагося съ нимъ, вошелъ въ гостиную и встртился съ Полковникомъ, идущимъ къ нему на встрчу. Комната была хорошо освщена: Маннерингъ тотчасъ узналъ Бертрама, и нсколько смшался, сошедшись съ человкомъ, коего вовсе не чаялъ увидть.

Должно замтить что вс бывшіе въ гостиной имли каждый особенныя причины взирать съ нкоторымъ ужасомъ на человка, явившагося подобно привиднію.

Маннерингъ видлъ передъ собою того, кого полагалъ убитымъ въ Индіи.

Юлія находила любовника своего въ затруднительномъ и, можетъ быть, опасномъ положеніи

Люси Бертрамъ узнала въ немъ ранившаго Карла Газлевуда.

Бертрамъ, почитая устремленные на него и изумленные взоры Полковника знакомъ неудовольствія, произведеннаго прибытіемъ его, долгомъ почелъ сказать, что не по вол своей пріхалъ къ нему и завезенъ въ домъ его, самъ не зная, кмъ и какъ.

— Мн кажется, вы г. Броунъ, сказалъ Маннерингъ.

— Такъ точно, сударь, тотъ самый, котораго вы изволили знать въ Индіи, и который надется, что прежнее ваше о немъ мнніе не можетъ препятствовать ему просить вашего свидтельства для удостовренія о чести его и характер.

— Г. Броунъ, рдко… никогда такое изумленіе… Конечно, сударь, не смотря на все бывшее между нами, вы въ прав требовать моего свидтельства.

Въ сіе критическое мгновеніе вошелъ стряпчій съ Динмонтомъ. Г. Плейдель удивился, усмотрвъ Полковника еще несовсмъ оправившагося отъ изумленія у Люси Бертрамъ, готовую упасть въ обморокъ, а Юлію въ ужасномъ безпокойств, котораго она никакъ не могла скрыть.

— Что все это значитъ, спросилъ онъ, разв этотъ молодой человкъ принесъ сюда Медузину голову? Дайте же мн посмотрть на него. Клянусь небомъ, подумалъ Онъ, это черты стараго Елленгована! Колдунья сдержала свое слово. Посл сего оборотясь къ Люси, Миссъ Бертрамъ, сказалъ онъ, посмотрите на этаго молодца: не можете ли припомнить, на кого онъ похожъ?

Люси только разъ взглянула на сего ужаснаго для нее человка, и немедленно узнала въ немъ мнимаго убійцу молодаго Газлевуда, а потому не могла ршиться разсмотрть его пристальне, и можетъ быть, перемнишь своихъ мыслей: — не говорите мн о немъ, вскричала она, выгоните его поскоре, или онъ всхъ насъ заржетъ!

— Заржетъ! а гд щипцы? сказалъ стряпчій съ нкоторымъ безпокойствомъ. Помилуйте, Миссъ Люси, вы не помните, что говорите. Насъ здсь трое мущинъ, кром людей и не щитая храбраго Динмонта, который одинъ постоитъ за шестерыхъ: слдовательно мы сильне. Однакожъ, Данди, эй, Динмонтъ, стань-ка между этимъ молодцомъ и нами, чтобы защитишь дамъ,

— Какъ, г. Плейдель! да это Капитанъ Броунъ, разв ныне знакомы съ Капитаномъ?

— Ну ежели ты знаетъ его, то опасаться нчего, однако же стой подл его!

Все сіе произошло столь скоро, что Доминусъ едва усплъ опомниться и закрытъ книгу, которую читалъ въ углу. Онъ всталъ, чтобы посмотрть на прізжихъ, и лишь только взглянулъ на Бертрама то немедленно вскричалъ: — ежели мертвые встаютъ изъ гробовъ, то я вижу дражайшаго, почтеннаго моего благодтеля!

— Хорошо, слава Богу! вскричалъ стряпчій. Я зналъ наврное, что не ошибаюсь. Пожалуйте сюда, Полковникъ. Да чтожъ вы такъ задумались, что не обласкаете вашего гостя? мн кажется… я увренъ въ томъ, что не обманываюсь. Никогда я не видывалъ такого сходства! но подождемъ, Доминусъ, не говорите ни слова! Садитесь, молодой человкъ!

— Прошу васъ извинить меня, сударь, если, какъ я полагаю, я нахожусь въ дом Полковника Маннеринга, то желалъ бы напередъ узнать: не противно ли ему посщеніе мое, котораго я никакъ не могъ ни предвидть, ни избжать.

Маннерингъ преодоллъ свою разсянность, и сказалъ: — противно ли? конечно нтъ, сударь, а особливо когда вы доставите мн какое нибудь средство услужишь вамъ, Я полагаю себя нсколько виноватымъ передъ вами, и часто объ этомъ думалъ, но ваше нечаянное прибытіе пробудило: въ сердц моемъ такія тягостныя воспоминанія, что по сіе время я еще не собрался съ духомъ сказать вамъ, что какая бы ни была причина, доставившая мн честь вашего посщенія, оно мн весьма пріятно.

Бертрамъ холоднымъ, но учтивымъ поклономъ отвчалъ на вжливость Полковника.

— Юлія! вамъ пора бы итти, моя милая! извините дочь мою, Г. Броунъ, я вижу, что и она огорчена тягостными воспоминаніями.

Миссъ Маннернигъ встала, и раскланявшись, проходя мимо Бертрама — вторая шалость! произнесла она такъ тихо, что лишь онъ одинъ могъ услышать.

Миссъ Бертрамъ послдовала за своею подругою, но не могла взглянуть еще разъ на предметъ своего ужаса. Она удивлялась происходящему вокругъ ея, не понимала ничего, полагала, что все сіе случилось отъ какой нибудь ошибки, и не хотла увеличить общаго замшательства, уличивъ прізжаго въ убійств. Къ тому же она видла, что онъ знакомъ Полковнику, и принятъ имъ благосклонно: а потому должна была заключить, что глаза ея обманулись, или поврить сказанному Газлевудомъ, что онъ былъ раненъ нечаянно.

Оставшіеся въ гостиной могли быть достойнымъ предметомъ для кисти искуснаго художника. Каждый изъ нихъ слишкомъ озабоченъ былъ собственнными размышленіями, и не могъ заниматься разсматриваніемъ другихъ.

Бертрамъ вдругъ очутился въ дом человка, противу коего былъ съ одной стороны предубжденъ какъ противу личнаго непріятеля своего, и котораго съ другой долженъ былъ уважать, какъ отца Юліи.

Маннерингъ колебался между радостію, ощущаемою имъ при вид человка, коего полагалъ убитымъ въ частной ссор, бывшей между ими, и прежнимъ противу его предубжденіемъ, овладвшимъ снова гордымъ его сердцемъ при первомъ взгляд на Бертрама.

Сампсонъ, облокотившись на спину своего стула, устремилъ на Бертрама глаза, которыхъ, казалось, не могъ отъ него отвесть и всмъ тломъ невольно дрожалъ.

Динмонтъ въ широкомъ сертук съ толстою дубинкою въ рук походилъ на медвдя, стоящаго на заднихъ лапахъ и большими изумленными глазами разсматривалъ попремнно всхъ присутствующихъ, стараясь вникнуть въ дло.

Одинъ только пылкій, лукавый и дятельный стряпчій, по видимому, былъ въ своей стихіи, онъ уже заблаговременно наслаждался удовольствіемъ своего успха въ тяжебномъ дл, странномъ, запутанномъ и таинственномъ. Молодой Государь, преисполненный наджды и имющій прекрасную, устроенную армію, не могъ бы довольне быть при начал первой своей компаніи, онъ взялся прекратитъ общее смущеніе и немедленно началъ распутывать дло.

— Прошу васъ садиться, господа. Это дло моихъ рукъ. Надобно вамъ позволить мн позаняться имъ. Сядьте, любезнйшій Полковник, и оставьте меня работать. Садитесь же, г. Броунъ, aut quocumque alio nomine voceris. Доминусъ, возьмите стулъ, и вы тоже, добрый Данди.

— Право не знаю, г. Плейдель, отвчалъ Динмонтъ, посматривая то на толстой сертукъ свой, то на богатую мебель. Кажется, что пора мн куда нибудь убраться, и вамъ тутъ оставить толковать. Вы видите, что я не очень.

Полковникъ, узнавъ Динмонта, взялъ его за руку ласково и сказалъ, что посл поступка, виденнаго имъ въ Едимбург, считаетъ, что сертукъ его и большіе башмаки сдлаютъ десть и Королевскому дворцу.

— О! Полковникъ, я знаю, что я деревеньщина, но правду сказать, порадуюсь отъ добраго сердца, ежели услышу что нибудь хорошенькое для Капитана, и напередъ вамъ ручаюсь, что все дло ладно пойдетъ если возьмется за него г. Плейдель.

— Точно такъ, Данди, сказалъ стряпчій, ты говоришь, какъ оракулъ. Теперь молчать! ну, наконецъ вс услись! выпьемте же по рюмк вина, чтобы начать дло по форм. Теперь, продолжалъ онъ, обратясь къ Бертраму: скажите мн, любезнйшій другъ, знаете ли, кто вы такой, и что вы за человкъ?

Не смотря на ощущаемое безпокойство, Бертрамъ, услышавъ сей первый допросный пунктъ, не могъ не улыбнуться.— Въ самомъ дл сударь, сказалъ онъ, я прежде полагалъ, что могу на это отвчать, но нкоторыя новыя обстоятельства заставляютъ меня въ томъ сомнваться.

— И такъ объявите намъ, что вы прежде думали?

— Я считалъ себя и назывался Фанъ-Бестъ-Броуномъ, служилъ кадетомъ въ полку подъ начальствомъ Полковника Маннеринга, и имю честь быть ему извстнымъ.

— Я могу засвидтельствовать, сказалъ Полковникъ, что это точно тотъ самый Г. Броунъ, и долгомъ поставляю прибавить то, о чемъ онъ умолчалъ по скромности своей, то есть, что онъ отличался поведеніемъ своимъ, равно какъ умомъ и дарованіями.

— Тмъ лучше, мой любезный Господинъ, тмъ лучше! но тутъ ничего еще нтъ положительнаго. Можетъ ли намъ Г. Броунъ сказать, гд онъ родился?

— Думаю, что въ Шотландіи. Но родина моя неизвстна мн.

— Гд же вы воспитывались?

— Въ Голландіи, безъ всякаго сомннія.

— Не можете ли припомнитъ себ чего нибудь изъ случившагося прежде вашего отъзда изъ Шотландіи?

— Помню, какъ будто сквозь сонъ. Однакоже могу сказать утвердительно, что въ дтств моемъ былъ я предметомъ нжности и попеченій всего меня окружавшаго. Можетъ быть, что въ памяти моей это врзалось такъ сильно отъ того, что посл обращались со мною совсмъ иначе. Кажется, что я помню мущину, котораго называлъ папенькою, также женщину часто больную, и естьли не ошибаюсь, мать мою. Я помню еще высокаго, сухощаваго человка, одтаго въ черное платье, учившаго меня грамот, и который въ послдній разъ…

При сихъ словахъ Доминусъ не могъ доле удержаться. Между тмъ какъ всякое слово убждало его въ томъ, что предъ нимъ находился сынъ Прежняго его благодтеля, онъ съ большимъ трудомъ удерживалъ возмущавшее его чувство? но когда Бертрамъ воспоминаніями своего дтства коснулся и его, то онъ не могъ доле оставаться на мст, съ трепетомъ вскочилъ съ своего стула, и простирая къ нему руки, съ слезами вскричалъ: — Генрихъ! Генрихъ! взгляни на меня, не тотъ ли я самой человкъ?

— Генрихъ! сказалъ, вздрогнувъ Бертрамъ, какъ будто озаренный нечаяннымъ свтомъ въ самомъ дл я думаю, что меня такъ звали и мн кажется, будто узнаю голосъ и черты прежняго моего учителя. Доминусъ бросился въ его объятія, стократно прижималъ его къ своему сердцу, въ восторгахъ, походившихъ на иступленіе, хотлъ что-то говорить и могъ лишь плакать.

Полковникъ утиралъ носъ. Плейдель протиралъ платкомъ стекла своихъ, очковъ, а добрый Динмонтъ вскричалъ: — тьфу какой человкъ! онъ заставилъ меня сдлать то, чего со мною не было съ самой смерти покойницы моей матушки.

— Полно! полно! сказалъ стряпчій, молчать предъ зерцаломъ. Мы имемъ дло съ сильнымъ соперникомъ. При допросахъ не надобно тратить времени: можетъ быть что до солнечнаго всхода случится еще какая нибудь работа.

— Не приказать ли осдлать лошадь, спросилъ Полковникъ.

— Нтъ, нтъ. Время еще терпитъ. Полно же, Доминусъ я я далъ вамъ довольно времени для изъявленія вашихъ чувствъ: пора перестать и оставить меня заниматься дальнйшими допросами.

Доминусъ по привычк повиноваться всякому, кто ему приказывалъ, опять услся, накинулъ на лице свое платокъ, какъ Греческой живописецъ покрылъ завсою лице Агамемнона, и только по сжатымъ и поднятымъ рукамъ его можно было судить, что онъ внутренно молитъ и благодаритъ небо, изрдка открывалъ онъ глаза какъ будто для того, чтобы увриться, что ему показалось не привиденіе изчезнувшее въ воздух, и потомъ опять ихъ закрывалъ чтобы снова предаться молитв. Наконецъ участіе, принимаемое имъ въ вопросахъ стряпчаго, совершенно привлекло его вниманіе.

— Теперь, сказалъ стряпчій посл нкоторыхъ предварительныхъ вопросовъ на счетъ того, что онъ могъ припомнить о младенчеств своемъ, теперь, Г. Бертрамъ: потому что мн кажется, мы съ сего времени можемъ уже васъ называть симъ именемъ: не угодно ли водъ разсказать то, что вы помните объ отъзд вашемъ изъ Шотландіи?

— Правду сказать, сударь, хотя обстоятельства моего отправленія и сильно врзались въ память мою, но сильный ужасъ, нанесенный ими, перепуталъ въ голов моей вс подробности. Однакоже мн кажется, что я гулялъ… въ лсу, ежели не ошибаюсь…

— Такъ, милый дружокъ, вскричала Доминусъ, въ Варрохскомъ лсу.

— Перестаньте, Г. Сампсонъ! сказалъ стряпчій.

— Такъ, точно въ лсу. Кто то еще со мною гулялъ, и кажется, учитель мой.

— Да, Генрихъ! пошли тебяГосподи: точно я былъ съ тобою.

— Да замолчите же, Доминусъ, не перерывайте насъ каждую минуту. И такъ, сударь, продолжалъ Плейдель, Г. Бертрамъ?

— Потомъ, какъ во сн помню перемну, что вдругъ я очутился на лошади и сидлъ за надзирателемъ своимъ….

— Нтъ, нтъ! вскричалъ Доминусъ, никогда я свою жизнь не говоря уже о твоей, не подвергалъ такой опасности!

— Ршительно, это несносно. Послушайте, Доминусъ: если безъ моего позволенія у васъ вырвется хоть одно слово, то я возьму свою черную книгу, прочту дв три буквы, прутикомъ проведу около себя три круга и тмъ разрушу всю волшебную работу сей ночи и Генриха Бертрама снова обращу въ Фанъ-Бестъ-Броуна.

— Простите меня, почтенный человкъ, простите! это только verbum volans!

— А на хотнье терпнье! на сойку язычекь.

— Сдлайте одолженіе, помолчите, г. Сампсонъ, примолвилъ Полковникъ: для друга, возвращеннаго вамъ судьбою, весьма нужно, чтобы г. Плейдель получилъ вс необходимыя извстія и на нимъ сообразиться.

— Не услышите ни слова, отвчалъ Доминусъ.

— Вошь все, что я могу припомнить, продолжалъ Бертрамъ. На насъ вдругъ напали нсколько человкъ, во время драки я старался убжать, очутился въ рукахъ высокой женщины, которая нсколько времени меня защищала. Остальное представляется мн въ ужасномъ безпорядк: помнится, будто я былъ на берегу моря, входилъ въ какую-то пещеру и пилъ какой-то напитокъ, отъ котораго заснулъ. Ясно начинаю я помнить уже съ того времени, какъ служилъ юнгомъ на небольшомъ люгер. Тогда со мною обходились очень нехорошо, кормили дурно, а потомъ я понравился одному старому Голландскому купцу, взявшему меня подъ свое покровительство и отдавшему въ школу.

— Что вамъ говорили о родителяхъ вашихъ?

— Весьма мало, и сверхъ того строго запретили разспрашивать о нихъ. Я слышалъ, что отецъ мой участвовалъ въ запрещенномъ торг, производившемся на восточномъ берегу Шотландіи и убитъ въ перестрлк съ таможенными, что у Голландскихъ его корреспондентовъ было въ то время близъ Шотландскихъ береговъ судно, что нкоторые люди изъ экипажа онаго были въ томъ же дл, и увидвъ меня безъ пристанища по смерти моего отца, изъ жалости взяли съ собою. Когда я подросталъ, то многія обстоятельства изъ слышаннаго мною, казалось, но согласовалась съ сохранившимся въ памяти моей. Но что мн было длать? Я не имлъ никакого средства увришься въ своемъ подозрніи на друга, которому бы могъ въ немъ открыться. Остальное похожденіе мое извстно Полковнику Маннерингу. Меня отправили въ Ост-Индію, чтобы служить въ одномъ коммерческомъ дом. Домъ этотъ разорился: я вступилъ въ военную службу, и надюсь, что не нанесъ ей безчестія.

— Вы добрый и прекрасный молодецъ, сказалъ Плейдель, и такъ какъ у васъ долго не было отца, то я самъ желалъ бы имть право на родство ваше. А дло съ молодымъ Газлеудомъ?

— Совершенно нечаянное. Для удовольствія моего я странствовалъ по Шотландіи, прожилъ съ недлю у друга моего Динмонта, съ которымъ имлъ щастіе познакомиться.

— Это было для меня щастіе, вскричалъ Динмонтъ, потому что ежели бы васъ не случилось, то два негодяя переломали бы мн кости и теперь бы мн здсь не бывать.

— Посл разлуки нашей, разбойники ограбили мои пожитки: и я жилъ въ Кипплетринган, когда случайно встртился съ этимъ молодымъ человкомъ. Я хотлъ подойти поклониться Миссъ Маннерингъ, съ которою имлъ честь познакомиться въ Индіи. Наружность моя была вовсе не блистательна. Г. Газлевудъ повелительнымъ голосомъ приказалъ мн удалиться и грозилъ своимъ ружьемъ. Я обороняясь, хотлъ отнять у него ружье, курокъ нечаянно спустился, и онъ упалъ. Теперь, сударь я кажется, что удовлетворивъ всмъ вашимъ вопросамъ…..

— Нтъ, нтъ, подхватилъ лукавый Плейдель, еще не совсмъ. Но отложимъ до завтра окончаніе нашихъ допросовъ, потому что на эту ночь, кажется, пора закрыть засданіе.

— И такъ, сударь, чтобы перемнить форму моего вопроса, теперь когда я отвчалъ на все я о чемъ вамъ угодно было спрашивать въ сію минуту, позвольте мн узнать, кто вы сами, вы, берущій во мн столько участія, и за кого принимаете меня, который нанесъ всмъ столько безпокойствъ?

— Я, сударь, Павелъ Плейдель, Едимбургскій стряпчій. Что касается до васъ, то теперь не такъ легко можно на это отвчать, но надюсь, что скоро поздравлю васъ съ имянемъ Генриха Бертрама, представителя одной изъ древнйшихъ Шотландскихъ фамилій и законнаго наслдника Елленгованскаго помстья. Такъ, прибавилъ онъ, говоря съ самимъ собою, ч надобно перепрыгнутъ чрезъ отца и по случаю перевода на его имя назвать непосредственнымъ наслдникомъ посл дда его Людовика, который одинъ и былъ умный человкъ во всемъ ихъ род.

Посл сего вс встали, чтобы проститься и итти спать. Полковникъ, подошедъ къ Бертраму, погруженному въ новое удивленіе слышаннымъ имъ отъ Плейделя — поздравляю васъ, сказалъ, съ щастіемъ, которое судьба наконецъ вамъ возвращаешь. Нкогда я былъ пріятелемъ вашего батюшки, и къ нему пріхалъ также неожиданно, какъ теперь вы ко мн. Это случилось въ самую ночь вашего рожденія. Я никакъ не могъ подумать, кто вы, въ то время, какъ… Но оставимъ вс тягостныя воспоминанія, увряю васъ, что когда вы пріхали сюда подъ именемъ Броуна, то я освободился отъ тягостнаго бремени, увидвъ васъ въ живыхъ, а право ваше носить имя прежняго моего друга Г. Бертрама длаетъ мн посщеніе ваше вдвойн пріятнымъ.

— А родители мои?…

— Ихъ уже нтъ на свт. Родовое имніе ваше продано, но надюсь, что вамъ его возвратятъ. Я за щастіе себ поставлю, при возвращеніи правъ вашихъ, способствовать къ тому всми моими средствами.

— Это дло касается до меня, сказалъ стряпчій, прошу въ него не мшаться, это мое ремесло. Чортъ возьми! я хочу на немъ заработать деньги.

— Деньги! вскричалъ Динмонтъ. Конечно я беру лишнюю вольность говорить при васъ, господа, но ежели нужно денегъ для капитанскаго дла, а дла судебныя, какъ говорится, хромаютъ безъ денегъ…..

— Однакоже кром вечеровъ по субботамъ, сказалъ Плейдель.

— Да за то, когда вы не берете денегъ, то не беретесь и за дло, и я никогда не буду къ вамъ ходить по субботамъ. Но о чемъ я говорилъ, ежели нужны деньги, то на первой случай вотъ записная книжка, которою Капитанъ можетъ располагать какъ своею, а мн и Аиліи…

— Нтъ, Данди, нтъ не нужно. Береги свои деньги для улучшенія твоей фермы.

— Для улучшенія моей фермы! г. Плейдель. Много вы, сударь, знаете, но не знаете Чарлисъ-Гопской фермы. Тамъ нчего улучшивать и скажу вамъ, что отъ одной шерсти, да отъ скотины мы получаемъ по шести сотъ фунтовъ въ годъ {До 17,000 рублей.}.

— За чмъ же не возмешь еще другой?

— Не льзя. У Герцога нтъ ни одной ненанятой, а не сказать же ему, чтобы онъ отпустилъ прежнихъ своихъ старожиловъ, да къ тому же я и не люблю живиться на чей нибудь чужой щетъ.

— Какъ! даже на щетъ и того сосда: Дестонъ, Дистонъ, какъ бишь его зовутъ?

— Котораго! Жака Давстонскаго? право нтъ. Онъ сутяга, вчно споритъ со мною объ меж, и мы часто даемъ, другъ другу толчки, однакоже я никакъ не соглашусь его обидть все равно, какъ и другаго…

— Ты честной молодецъ! ступай спать, ручаюсь, что ты уснешь покойне многихъ знатныхъ людей, на которымъ шитое платье и кружевные колпаки. Полковникъ, я вижу, что вы занимаетесь съ нашимъ сиротою. Прикажите Барнесу разбудить меня родво въ семь часовъ, потому что на своего человка не полагаюсь, онъ большой лнтяй! А что касается до Секретаря моего Дривера, которой также со мною, то его наврное постигла судьба Герцога Кларанса и онъ утонулъ въ бочк вашего пива. Мистриссъ Алланъ общалась не забыть о немъ и вроятно скоро увидла, что ему надобно посл такого общанія. Добрый вечеръ, Полковникъ! доброй ночи, Доминусъ! до свиданья, храбрый Динмонтъ! Простите наконецъ, новый представитель Бертрамовъ, Мак-Динганаевъ, Кнартовъ, Артуровъ, Роландовъ! и въ заключеніе (и при томъ не самое худое) наслдникъ помстья и баронства Елленгованскаго, по случаю перевода имнія, сдланнаго Ддомъ вашимъ Людовикомъ Бертрамомъ.

Сказавъ сіе, старый стряпчій взялъ свчу и отправился въ свою комнату. Вс прочіе также разошлись посл нсколькихъ Доминусовыкъ прижатій къ сердцу его маленькаго Генриха, каковымъ именемъ онъ называлъ драгунскаго Капитана ростомъ въ два аршина и девять вершковъ.

ГЛАВА VII.

Въ назначенный часъ неутомимый, стряпчій сидлъ уже подл яркаго въ камин огонька, съ парою свчъ на стол, въ черномъ бархатномъ калпак и тепломъ шелковомъ шлафорк. Онъ разбиралъ съ большимъ вниманіемъ вс бумаги, относящіяся къ слдствію, произведенному имъ по длу объ убійств Франка Кеннеди, привезенныя имъ съ собою, онъ также отправилъ нарочнаго къ Г. Мак-Морлану съ приглашеніемъ немедленно пріхать въ Вудбурнъ для важнаго дла.

Динмонтъ, утомленный вчерашними приключеніями, не торопился оставить постелю, гораздо покойнйшую той, въ коей онъ отдыхалъ въ гостяхъ у Мак-Гуффога.

Бертрамово нетерпніе заставило бы его вытти изъ спальни прежде другихъ, но Полковникъ сказалъ, что придетъ рано поутру поговорить съ нимъ въ его комнат, а потому онъ и ршился ожидать его. Барнесъ по приказанію своего господина отнесъ ему блье и все необходимое изъ гардероба Полковника, посл чего онъ одлся и съ безпокойствомъ ожидалъ общаннаго посщенія.

Легкой стукъ въ дверь возвстилъ о прибытіи Маннеринга. Разговоръ ихъ былъ продолжителенъ и удовлетворителенъ для обоихъ. У каждаго изъ нихъ осталось однако же по тайн. Маннерингъ не ршился ему говоришь о своемъ Астрологическомъ предсказаніи, а Бертрамъ, по извстнымъ причинамъ, не упомянулъ ни слова о любви своей къ Юліи. Во всемъ остальномъ они открылись другъ другу совершенно и остались оба очень довольными. Полковникъ былъ даже наконецъ весьма ласковъ, а Бертрамъ, соразмряя обхожденіе свое по Маннерингову, казалось не искалъ его ласки, но принималъ оную съ большимъ удовольствіемъ и благодарностію.

Миссъ Бертрамъ занималась приготовленіемъ чая и завтрака, когда вошелъ Сампсонъ съ радостнымъ и торжественнымъ видомъ, столь мало ему обыкновеннымъ, что Люси подумала сначала, что кто нибудь надъ нимъ подшутилъ, чтобъ позабавиться его праздничнымъ лицемъ. Онъ слъ, нсколько минутъ молчалъ, обращалъ во вс стороны большіе свои глаза, отворялъ ротъ, качалъ головою, какъ большія куклы, которыя показываютъ на ярмаркахъ и наконецъ вскричалъ: и такъ что же вы думаете немъ, Миссъ Люси?

— О комъ, Сампсонъ?

— О… ну! о томъ, кого вы сами знаете.

— Кого я знаю?

— Да, о гост, что вчера пріхалъ въ почтовой коляск, о томъ самомъ, который ранилъ молодаго Газлевуда, ха! ха! ха!

— Вы право, г. Сампсонъ, выбрали странную причину для вашего смха. Я надюсь, что приключеніе, о которомъ вы говорите, въ самомъ дл случилось нечаянно и что намъ нчего опасаться.

— Ничего опасаться, ха! ха! ха!

— Въ самомъ дл, г. Сампсонъ, вы ныншнее утро что то чрезвычайно веселы.

— Я? дйствительно: ха! ха! ха!…. весельчакъ… хо! хо! хо!

— И притомъ, такого особеннаго рода, мой любезный господинъ, что мн хотлось бы лучше знать причину этой радости, нежели видеть только ея дйствія.

— Все узнаете. Миссъ Люси, скажите напередъ, помните ли вы о брат вашемъ!

— Боже мой, какъ вы можете спрашивать меня объ этомъ. Кому извстне вашего, что онъ пропалъ въ день моего рожденія.

— Это правда, сказалъ Сампсонъ, коего чело снова подернулось морщинами, это слишкомъ справедливо, я въ странной разсянности. Но помните ли вы почтеннаго вашего батюшку?

— Можете ли вы сомнваться въ томъ, г. Сампсонъ? Увы! такъ не давно…..

— Да, да: и это правда. У меня вовсе прошла охота смяться. Но посмотрите хорошенько на этаго молодаго человка.

Бертрамъ въ сію минуту вошелъ въ комнату.

— Да, разсмотрите его получше. Не видите ли вы живое подобіе вашего отца. Ахъ! любезнйшія дти! Богъ лишилъ васъ родителей, то, по крайней мр, любите нжне другъ друга.

— Это въ самомъ дл вс батюшкины черты, сказала Люси, поблднвъ и почти въ безпамятств.

Бертрамъ подбжалъ къ ней на помощь.

Доминусъ съ своей стороны желая пособишь ей въ торопливости, уже схватилъ кипятокъ, приготовленный для чая, какъ Люси пришла въ себя, что спасло ее отъ горячихъ услугъ добродушнаго Сампсона.

— Ради Бога, г. Сампсонъ, произнесла она трепещущимъ голосомъ, скажите, братецъ ли это?

— Онъ, Миссъ Люси, точно онъ. Это малютка Генрихъ Бертрамъ: въ этомъ столь же мало сомннія, какъ и въ томъ, что насъ освщаетъ солнце.

— Какъ? вскричалъ Бертрам, это сестра моя! и еще неизвстное ему сладостное чувство братской любви немедленно пробудилось въ его сердц.

— Она! она! это Люси Бертрамъ. По милости бдныхъ моихъ познаній вы найдете, что она совершенно обучена языкамъ Французскому, Италіянскому и даже Испанскому, уметъ читать, писать и языкъ свой знаетъ правильно, сильна въ Ариметик, и въ состояніи вести расходныя книги и подводить итоги. Я не говорю о дарованіяхъ ея въ шить и вышивань и домоправительств, справедливость требуетъ не приписывать себ чужаго. Въ этомъ она заимствовалась не отъ меня, а отъ управительницы вашего батюшки. Я также не возьму на свой щетъ и того, чтобы я выучилъ ее музык, къ тому немало способствовали уроки молодой, прескромной и предобродтельной, хотя чрезмру шутливой двушки, Миссъ Юліи Маннерингъ: suum cuique tribuo.

— И такъ, сказалъ Бертрамъ своей сестр, только вы одн остались у меня на свт? Вчера вечеромъ и даже сего дня Полковникъ мн подробно разсказалъ о всхъ нещастіяхъ нашей фамиліи, а объ васъ не упомянулъ ни слова.

— Вроятно, отвчала Люси, ему хотлось предоставить Г. Сампсону удовольствіе объявить вамъ, что у васъ есть сестра. Онъ самый врный, преданнйшій другъ: онъ облегчалъ продолжительныя страданія батюшки, былъ при немъ до послдней минуты его жизни, и не оставилъ ненастной сироты въ самыхъ жестокихъ обстоятельствахъ.

— Да наградитъ тебя Господь Богъ! сказалъ Бертрамъ, пожавъ дружески Сампсонову руку. Онъ стоитъ благодарности, сохранившейся съ дтской памяти моей.

— И да благословитъ Богъ васъ обоихъ, любезныя дти! Безъ васъ я желалъ бы теперь послдовать въ могилу за отцемъ вашимъ, ежели бы на то была воля Господня.

— Надюсь, примолвилъ Бертрамъ, да, я смю надяться, что мы доживемъ до лучшихъ дней. Вс несчастія наши кончились, когда небо возвратило мн друзей и способы къ отысканію моихъ правъ.

— Такъ, вскричалъ Сампсонъ, друзей и друзей, дарованныхъ, какъ вы справедливо сказали, Тмъ, Котораго я съ дтства вашего пріучилъ васъ почитать источникомъ и подателемъ всхъ благъ. Вопервыхъ Полковникъ Маннернигъ, человкъ съ большими познаніями, судя по тому, какъ мало онъ имлъ времени для наукъ. Потомъ г. Плейдель, извстный стряпчій, глубокомысленный, ученый, хотя и забавляющійся иногда бездлицами. Сверхъ того г. Динмонтъ, ежели, какъ я полагаю, и не ученый, но занимающійся своими полями и стадами, подобно древнимъ Патріархамъ. Наконецъ я, имвъ гораздо боле сихъ почтенныхъ людей случаевъ для изученія себя наукамъ, смю сказать, не пропустилъ воспользоваться оными, сколько позволили мн слабыя мои способности. Такъ, миленькая малютка, такъ, Генрихъ, мы опять примемся за ученіе, начнемъ совершенно снова, отъ первыхъ правилъ Англинской Грамматики до Еврейскаго и Халдейскаго языковъ.

Читатель конечно замтитъ, что Сампсонъ противу обыкновенія своего въ семъ случа былъ не скупъ на слова, но, надобно вспомнить объ упоминаемомъ въ исторіи Кира нмомъ, заговорившемъ при вид отца, ведомаго на казнь. Къ тому же воображеніе его при встрч съ прежнимъ воспитанникомъ представило ему минуту ихъ разлуки, все случившееся посл того изтребилось изъ его памяти, мысли его перепутались: и онъ уже мечталъ ₄ что немедленно будетъ опять маленькаго Генриха учишь Правописанію съ того мста, гд они остановились. Слдовательно онъ по прежнему считалъ себя учителемъ его что длалось тмъ смшне, что въ разсужденіи Миссъ Люси онъ мыслилъ иначе, но за то она выросла въ глазахъ его, и, такъ сказать, постепенно вышла изъ подъ его опеки. Сіе ощущеніе новой власти столько же размягчало ему языкъ’ какъ и удовольствіе, доставленное возвращеніемъ милаго ученика, а такъ какъ говоря боле обыкновеннаго, трудно скрыть тайныя свои помышленія: то Доминусъ далъ почувствовать, что хотя онъ покоряется мнніямъ и приказаніямъ всякаго, но не мене того считаетъ себя на счетъ учености первйшимъ человкомъ въ свт. Однако же въ сіе время тратилъ онъ слова свои напрасно, братъ съ сестрою слишкомъ были заняты радостнымъ свиданіемъ, и не обращали вниманія на что нибудь постороннее.

Полковникъ, разставшись съ Бертрамомъ, пошелъ въ комнату своей дочери и отпустилъ ея горничную.

— Боже мой я батюшка, сказала Юлія какъ вы рано пожаловали! Вы забыли, что мы въ прошлую ночь разошлись очень поздно. Я едва успла велть себ разобрать волосы!

— Въ эту минуту, Юлія, я хочу имть дло съ внутренностію вашей головы, а наружность чрезъ четверть часа отдамъ въ распоряженіе. Миссъ-Минчингъ.

— Какъ! батюшка, въ то время, какъ вс понятія и мысли въ голов моей въ страшномъ безпорядк и суматох, вы хотите устроить ихъ въ нсколько минутъ? Ежели бы Минчингъ такъ дйствовала по своему департаменту, то у меня не осталось бы и половины волосъ.

— Такъ скажите мн, гд запутанность, чтобы я до того мста дотрогивался осторожне.

— Боже мой! везд! все виденное вчера кажется мн несбыточнымъ сномъ.

— И такъ я постараюсь вамъ его растолковать.

Посл сего онъ разсказалъ ей подробно Бертрамово дло, а Юлія слушала съ участіемъ, которой тщетно старалась скрытъ.

— Теперь надюсь, мысли ваши въ надлежащемъ порядк?

— Напротивъ, батюшка, хуже прежняго. Молодый человкъ, котораго почитали погибшимъ, вдругъ явился изъ Индіи, какъ извстный путешественникъ Абулъ Фауарись и отъискалъ сестру свою Концаде и брата Гура. Но я ошибаюсь въ приравненіи этой исторіи, Концаде была его жена, впрочемъ все равно: Люси представляетъ ее, а Доминусъ Гура. Къ тому же и этотъ Шотландскій стряпчій съ полу втреною головою, по моему, похожъ на интермедію, которую даютъ посл трагедіи. Но какъ я буду радоваться, ежели это доставитъ Люси щастіе!

— Чего я съ своей стороны въ этомъ дл не могу понять, это то, что Миссъ Маннернигъ, зная, сколько отецъ ея былъ огорченъ мыслію, что убилъ молодаго Броуна, или лучше сказать, Бертрама, какъ мы должны его теперь называть, видла его во время ненастнаго случая съ Карломъ Газлевудом и не заблагоразсудила о томъ сказать ни слова своему отцу, позволяла отъискивать этого молодаго человка, какъ бродягу, не имющаго пристанища и убійцу!

Юлія при вход отца вооружилась мужествомъ, но въ сію минуту оно совершенно изчезло. Въ молчаніи она повсила голову, была въ искушеніи сказать, что не узнала Броуна, но сія ложь замерла на устахъ ея.

— Вы не отвчаете? скажите Юлія: по возвращеніи нашемъ изъ Индіи, въ первой ли разъ тогда вы его видли. Вы не говорите ни слова: слдовательно должно заключить, что и прежде съ нимъ видлись. Продолжаете молчать! Юлія Маннерингъ, извольте, мн отвчать: онъ ли подъзжалъ подъ вашъ балконъ, и не съ нимъ ли вы разговаривали по вечерамъ въ Мервин-Галл? Я приказываю вамъ, Юлія, умоляю васъ говоритъ искренно.

Миссъ-Маннерингъ приподняла голову.— Я была, батюшка, даже теперь полагаю себя неосновательною, и мн весьма больно въ присутствіи вашемъ видться съ этимъ молодымъ человкомъ, которой, ежели не совершенно былъ причиною, то, по крайней мр, сообщникомъ моего безразсудства. Тутъ она остановилась.

— И такъ мн должно думать, что серенады давалъ онъ же?

Такъ какъ сія слова и голосъ Полковника не выражали большаго гнва, то Юлія нсколько ободрилась.— Такъ, батюшка, сказала она, но ежели я не права, то не со всмъ и виновата.

— А по чему? спросилъ Маннерингъ съ нкоторою вспыльчивостію.

— Не спрашивайте, меня о томъ, батюшка, но…. въ то же время она отперла маленькую шкатулку и подала ему нсколько писемъ. Я достала эти письма для того, чтобы показать вамъ, какъ началась наша связь и кто ее одобрилъ.

Маннернигъ, взявъ письма, подошелъ къ окну, и пробжалъ нкоторыя изъ нихъ съ мрачнымъ и огорченнымъ видомъ, Философія пришла къ нему на помощь, Философія, хотя основывавшаяся на гордости, но приносившая тже плоды, какъ и добродтель. Онъ обратился къ Юліи съ столь спокойнымъ лицемъ, сколько ему позволили разныя чувства, волновавшія его сердце.

— Правда, Юлія, что вы не во всемъ виноваты, сколько могу заключать по взгляду на эти письма, по крайней мр, вы повиновались одной изъ особъ, имвшихъ право на ваше послушаніе. Но старая пословица, сказанная недавно Доминусомъ, говоритъ: кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ. Я никогда не упрекну васъ въ недоврчивости ко мн, если вы будете судить о намреніяхъ моихъ по поступкамъ, на которые, полагаю однако же, не подалъ вамъ поводу жаловаться. Возьмите ваши письма, он писаны не ко мн, и я не хочу видть боле того, что прочелъ по просьб вашей и для вашего же оправданія. Друзьями ли мы остаемся? Или лучше сказать, поняли ли вы меня?

— О нжнйшій отецъ! вскричала Юлія, бросившись въ его объятія, за чмъ я прежде не знала васъ лучше?

— Перестанемъ объ этомъ, Юлія. Тотъ, кто слишкомъ гордъ, чтобы искать нжности и довренности, и полагаетъ, что безъ просьбы долженъ ихъ имть, можетъ ожидать, что не пріобртетъ ихъ, и даже заслуживаетъ такое наказаніе. Довольно, что существо, драгоцннйшее для меня всего на свт, о которомъ я боле всего сожаллъ, до самой кончины своей меня не познало. Одного осталось мн желать, довренности дочери и нжности ея въ замну моей.

— О, не опасайтесь ничего, батюшка! сердце мое будетъ вамъ навсегда открыто. Лишь бы я снискала ваше одобреніе, то никакая жертва не будетъ для меня тягостію.

— Надюсь, любезная Юлія, отвчалъ онъ, поцловавъ ее, что вамъ не понадобится слишкомъ геройское мужество.— И разсужденіи молодаго человка, я желаю немедленно прекращенія всякой тайной переписки, молодая женщину не можетъ себ позволить сего, не унизившись въ собственныхъ Глазахъ и въ мнніи своего любовника: и такъ я ршительно желаю, чтобы вс тайныя сношенія кончились съ сей же минуты. Ежели Г. Бертрамъ спроситъ о причин сего, то скажите, чтобы онъ отнесся прямо ко мн. Весьма естественно, что вы захотите узнать: какіе принесетъ плоды ваше послушаніе. Вопервыхъ я хочу характеръ молодаго человка разсмотрть внимательне, нежели сколько прежде позволяли мн обстоятельства, и, можетъ быть, даже предубжденіе. Потомъ я желалъ бы увидть его законно признаннымъ наслдникомъ Бертрамовъ, не для того, чтобы я очень безпокоился о томъ, получитъ ли онъ или нтъ Елленгованское помстье, хотя впрочемъ равнодушіе къ состоянію существуешь въ однихъ только романахъ, но конечно Генрихъ Бертрамъ, потомокъ Елленгованской фамиліи, владющій или нтъ богатствомъ ихъ, уже совсмъ не тотъ человк, что Фанъ-Бестъ-Броунъ, не знавшій того, кто былъ его отцемъ. По увренію г. Плейделя, предки его занимали почтенное мсто въ исторіи и служили подъ знаменами своихъ Государей въ то время, какъ наши прадды подъ предводительствомъ своихъ Королей сражались подъ Кроси и Пуатье. Однимъ словомъ, я не отказываю и не даю моего согласія, но прошу васъ прежнія заблужденія заслужить повиновеніемъ и исполненіемъ дочернихъ обязанностей, повелвающихъ вамъ имть довренность къ желанію моему составить ваше благополучіе, а вамъ по нещастію не къ кому и прибгнуть, кром отца.

Начало, сего наставленія нсколько огорчило Юлію. Потомъ она улыбнулась, услышавъ о сравненіи своихъ предковъ съ Бертрамовыми, но окончаніе сильно тронуло ея сердце нжное и великодушное.

— Такъ, батюшка, сказала она, примите мое торжественное общаніе въ томъ, что между мною и Броуномъ, я хотла сказать, Бертрамомъ, не произойдетъ ничего безъ вашего позволенія и участія. Безъ одобренія вашего я не сдлаю впредь ничего. Но позвольте мн спросить, останется ли въ Вудбурн г. Бертрамъ?

— Конечно, покамстъ окончатся его дла.

— Въ такомъ случа, батюшка, вы можете себ представить, что онъ спроситъ у меня, почему я по прежнему не поощряю его страсть.

— Я полагаю, Юлія, что онъ уважитъ мой домъ, познаетъ цну услугамъ, которыя стараюсь ему оказать, и наконецъ не захочетъ васъ вовлечь въ какой либо непріятной для меня поступокъ, и однимъ еловомъ х почувствуетъ, чмъ обязанъ мн, вамъ и самому себ.

— Понимаю васъ, батюшка, и повинуюсь.

— Очень хорошо, жизнь моя! если я сколько нибудь безпокоюсь, то собственно о васъ. Оботри же глаза, чтобы о ни не открыли того, о чемъ мы говорили, я пойдемъ завтракать.

ГЛАВА VIII.

Посл описаннаго нами выше, все общество собралось къ завтраку. Въ ономъ довольно замтно было нкоторое принужденіе.

Юлія едва смла раскрыть рощъ и спросить у Бертрама, не угодно ли ему еще чашку чаю.

Бертрамъ, бывъ съ нею при Полковник, находился въ большомъ замшательств.

Люси, преисполненная нжности къ брату, возвращенному ей судьбою, начинала опасаться, чтобы ссора его съ Газлевудомъ не произвела какихъ-либо дурныхъ послдствіи.

Полковникъ также чувствовалъ нкоторое принужденіе, свойственное человку гордому, полагающему, что взоры всхъ присутствующихъ обращены на него, и опасающемуся измнить себ словомъ, или малйшимъ тлодвиженіемъ.

Чело стряпчаго, съ большимъ стараніемъ намазывавшаго масло на ломоть хлба, также подернулось важностью, ему необыкновенною за столомъ, и вроятно произошедшею отъ утренникъ его занятій.

Что касается до Доминуса, то онъ погрузился въ сладкое забвеніе: поперемнно смотрлъ то на Люси, то на Бертрама, вздыхалъ, восхищался, кривлялся и длалъ тьму неловкостей. Въ чашку чаю онъ вылилъ весь молочникъ: бда впрочемъ для него невесьма большая, остатки съ блюдичка, вмсто полоскальной чашки, слилъ въ сахарницу и наконецъ опрокинулъ чайникъ на любимую собаку Полковника, на стараго Платона, который при семъ окропленіи поднялъ ужасный вой, не длавшій чести его Философіи.

Сія послдняя неловкость преодолла наконецъ молчаливость Полковника.

— По чести, любезнйшій другъ, г. Сампсонъ, вы забываете различіе между Платономъ и Ксенократомъ.

— Какъ, возразилъ Доминусъ, удивленный такимъ предположеніемъ: первый изъ нихъ былъ главою Академическимъ философовъ, а другой Стоиковъ.

— Такъ, любезнйшій мой, господинъ, но вдь не Платонъ, а Ксенократъ утверждалъ, что боль не есть зло.

— А я полагалъ, подхватилъ Плейдель, что почтенное четвероногое, вышедшее отсюда на трехъ лапкахъ, боле принадлежало къ сект Циниковъ.

— Хорошо сказано! но вотъ и отвтъ Г. Мак-Морлана.

Сей отвтъ былъ невесьма благопріятенъ. Мистриссъ Мак-Морландъ увдомляла что мужъ ея еще не возвращался изъ Портанфери, гд посл ночныхъ трудовъ долженъ произвести слдствіе.

— И такъ, г. Плейдель намъ теперь длать.

— Я желалъ поговори ни cъ Мак-Морланомъ. Онъ не безъ свденій и могъ бы работать по моему предположенію. Однакоже такъ и бытъ. Вопервыхь надобно законнымъ образомъ возвратитъ свободу другу нашему Бертраму: онъ покамстъ убжавшій арестантъ. Мечь законовъ еще виситъ надъ нимъ, и должно его поставитъ reclus in curuia. Вотъ чмъ надобно заняться прежде всего. А чтобы достигнутъ нашей цли: то не угодно ли вамъ, Полковникъ, отправиться со мною къ господину…. Ахъ! виноватъ, невольно огорчилъ его… къ Сиръ Робертъ-Газлевуду. Это не очень далеко. Мы предложимъ ему поручительство за Бертрама, и надюсь доказать, что онъ не въ прав не принять его. Возьмемъ съ собою и Дривера, который можетъ намъ понадобиться.

— Очень охотно, отвчалъ Полковникъ, позвонивъ и приказавъ заложить карету, а потомъ что намъ длать?!

— Потомъ мы опять къ себ попросимъ Мак-Морлана и постараемся собрать еще нсколько новыхъ доказательствъ.

— Новыхъ доказательствъ? Да дло ясно, какъ день. Вы, Миссъ Бертрамъ и г. Сампсонъ, въ этомъ молодомъ человк находите живое подобіе отца, самъ онъ припоминаетъ многія обстоятельства, случившіяся до отъзда его изъ Шотландіи: чегоже еще не достаетъ для общаго удостовренія?

— Для нравственнаго, можетъ быть, ничего, но для законныхъ доказательствъ очень многаго. Воспоминанія Г. Бертрама ничто иное, какъ собственныя его воспоминанія, и вовсе не служатъ въ его пользу. Миссъ Бертрамъ, достоученый г. Сампсонъ и я можемъ сказать только то, что скажетъ всякой, кто знавалъ Годфруа Бертрама, то есть, что этотъ молодой человкъ на него совершенно походитъ. Но все это не доказываетъ, чтобы онъ былъ сыномъ Елленгована, и не даетъ ему права на его наслдство.

— Что же еще надобно?

— Доказательствъ подлинныхъ и ясныхъ. Можетъ быть, что цыгане … по нещастію они посрамлены въ глазахъ закона и свидтельство ихъ едва ли будетъ принято. Особенно показаніе Мегъ Меррильисъ вовсе не годится, по той причин, что ее уже допрашивали: и она торжественно отреклась отъ участія и объявила, что ничего не знаетъ вразсужденіи пропажи младенца.

— Ну такъ какъ же съ этимъ быть?

— Посмотримъ, не льзя ли изъ Голландіи собратъ нсколько свденій чрезъ посредство тхъ людей, у которыхъ воспитывался нашъ друг, чрев участниковъ въ запрещенной торговл, бывшихъ при его похищеніи. Но, можетъ статься, что они не покажутъ ничего изъ опасенія преслдованій за убійство Франка Кеннеди, къ тому же имъ не льзя и дать большей вры, какъ иностранцамъ и законопреступникамъ. Однимъ словомъ, я предвижу много причинъ, заставляющихъ опасаться и сомнваться.

— Я много уважаю вашу науку, любезнйшій мой господинъ, сказалъ Доминусъ, но позвольте доложить вамъ, что я надюсь на того, кто возвратилъ намъ малютку Генриха: онъ конечно не оставитъ даръ свой несовершеннымъ.

— Я точно также надюсь, любезнйшій мой Сампсонъ, но Провиднію благоугодно, чтобы мы и сами себ помогали: а я примчаю теперь гораздо боле препонъ, нежели прежде думалъ. Впрочемъ человкъ, опасающійся препятствій, никогда не пріобртетъ благосклонности красавицъ: и такъ не будемъ отчаиваться. Кстати, Миссъ Маннерингъ, прибавилъ онъ въ то время, какъ Бертрамъ разговаривалъ съ своею сестрою, я надюсь, что теперь есть, чмъ поддержать въ глазахъ вашихъ славу Голландіи: что за молодцовъ бы доставили Лейденскій и Утрехтскій Университеты, когда бдная Миддельбургская коллегія подарила, намъ такого прекраснаго, молодаго человка!

— Это правда, сказалъ Доминусъ, позавидовавшій слав, приписанной Плейделемъ Голландской коллегіи, но я уже сказалъ вамъ, что основаніе его ученія положено мною.

— Знаю, любезнйшій Доминусъ, и потому то вроятно онъ такъ и ловокъ. Но вотъ и карета ваша, Полковникъ. Простите, молодежъ. Миссъ Юлія, не забудьте поберечь ваше сердце до моего возвращенія, и прошу покорно, чтобы во время моего отсутствія въ немъ не было противу меня никакой измны.

Прибывъ къ Сиръ Роберту, они объявили ему о причин своего посщенія и были приняты довольно сухо и холодно. Прежде сего Баронетъ оказывалъ большое уваженіе Маннерингу и старинному пріятелю своему Плейделю, а теперь пріемъ его показывалъ большое замшательство и принужденность.— Я бы принялъ, сказалъ онъ, поручительство ваше, хотя обида я была произведена, предпринята, обращена на Карла Газлевуда, но молодой человкъ теперь затялъ представлять чужое лице и принадлежитъ къ сословію такихъ людей, которыхъ никакъ не должно выпускать, освобождать, возвращать обществу.

— Надюсь, Сиръ Робертъ, возразилъ Полковникъ, что вы не усомнитесь въ истин того, что я имлъ честь вамъ сказать, что онъ служилъ въ Индіи подъ начальствомъ моимъ въ званіи кадета.

— Нисколько, Полковникъ. Но вы говорите въ званіи кадета, а онъ увряетъ, утверждаетъ и выдаетъ себя за Капитана, имющаго роту въ прежнемъ вашемъ полку.

— Онъ былъ произведенъ посл моего отъзда.

— Но вы бы знали о томъ.

— Могло случиться, что и нтъ. Семейственныя дла заставили меня возвратиться въ Англію, и съ тхъ поръ я не занимался перемнами, бывшими въ полку, къ тому же и имя Броуна столь обыкновенно, что я могъ бы пропустить безъ вниманія, нашедъ его производство въ газетахъ. Сверхъ того, завтра, или посл завтра мы получимъ письма отъ его Подполковника.

— Но до меня дошли, г. Пейдель, слухи, новости, извстія, что этотъ молодой человкъ не намренъ удержать имя Броуна, а хочетъ выдать себя за Бертрама, чтобы потомъ потребовать и Елленгованское помстье.

— Не ужъ то! подхватилъ стряпчій, а кто вамъ это сказалъ?

— Но ктобы ни сказалъ, возразилъ Полковникъ, разв это даетъ право держать его въ тюрьм.

— Однакоже, Полковникъ, отвчалъ стряпчій, ежели онъ самозванецъ: то конечно мы съ вами не возмемъ его подъ свое покровительство!… и это останется между нами, Сиръ Робертъ, отъ кого вы получили это извстіе?

— Но, г. Плейдель … отъ человка, боле другихъ обязаннаго разсматривать, наблюдать, вникать въ это дло. Извините меня, ежели не открою вамъ…

— О помилуйте, и такъ, что же вамъ сказали?

— Что торгующіе запрещенными товарами бродяги, цыгане сдлали заговоръ, о которомъ я говорю, а такъ какъ это молодой человкъ, побочный сынъ Годефруа Бертрама Елленгованскаго, весьма похожъ на отца: то они хотятъ воспользоваться симъ сходствомъ и выдашь его за настоящаго, законнаго сына.

— А былъ побочный сынъ у Годефруа Бертрама?

— О, безъ сомннія. Это я наврное знаю. Онъ записалъ его въ службу юнгомъ, и отдалъ на военный таможенный шлюпъ, котораго Капитанъ ерту съ родни.

— Очень хорошо, Сиръ Робертъ, сказалъ стряпчій, спшившій отвчать прежде Полковника, который терялъ уже терпніе, — я этаго вовсе не зналъ. Постараюсь увриться въ истин заговора, и въ такомъ случа мы съ Полковникомъ никакъ не намрены заступаться за этаго человка. Но такъ какъ мы покамстъ беремъ на себя представить его въ судъ по востребованію: то я предваряю васъ въ томъ, что не принявъ нашего поручительства, вы поступите противозаконно, и можете сами за то подвергнуться отвтственности.

— Вы, г. Плейдель, должны законы знать лучше другаго: а потому, ежели вы общаетесь оставить этого молодаго человка…

— Въ случа, онъ самозванецъ!

— И я разумю также. Съ симъ условіемъ я приму ваше поручительство, но не могу умолчать о томъ, что сегоже дня одинъ вжливый, учтивый, ласковый сосдъ, также знающій законы, совтовалъ мн этаго не длать. Онъ же увдомилъ меня и о томъ, что молодой человкъ освободился, вышелъ изъ тюрьмы,— или лучше сказать, бжалъ. Но гд жъ намъ достать писаря, чтобы написать по форм поручительство?

Стряпчій вмсто отвта позвонилъ и приказалъ человку прислать г. Дривера, остававшагося въ карет.— Вы позволите мн, сказалъ онъ Баронету избавить васъ отъ безпокойства и самому продиктовать.

Бумага была немедленно написана, мирный судья далъ повелніе освободить Броуна, посл чего гости простились съ хозяиномъ.

Свъ въ карету, каждый прижался къ своему углу, не говоря ни слова. Наконецъ Полковникъ прервалъ молчаніе.

— И такъ, вы при первой перестрлк отступаетесь отъ молодаго человка?.

— Я?… напротивъ. Не покину ни одного волоса его и скорй ршусь перейти чрезъ вс инстанціи Шотландіи, но не оставлю его дла. Не уже ли мн надобно было толковать съ старымъ осломъ и открыть ему намреніе наше? Пусть онъ лучше перескажетъ своему Совтнику Глоссину, что нашелъ насъ равнодушными и неслишкомъ большими друзьями Бертрама. Къ тому же я хотлъ высмотрть планъ ихъ компаніи.

— Право! такъ видно и предъ зерцаломъ также употребляютъ хитрости, какъ и на войн. Что же вы думаете о ихъ наступательныхъ движеніяхъ?

— Он соображены довольно хорошо, но не удадутся: слишкомъ много взято предосторожностей — это обыкновенная ошибка.

Во время сего разговора карета быстро неслась къ Вудбурну. На дорог встртились они съ молодымъ Газлевудомъ. Полковникъ разсказалъ ему вкратц о чудесномъ возвращеніи Бертрама: посл чего Карлъ, давъ шпоры лошади, поскакалъ впредь, чтобы скоре поздравить Миссъ Бертрамъ съ столь нечаяннымъ и щастливымъ событіемъ.—

Обратимся на минуту къ молодымъ людямъ, оставшимся въ Вудбурн. По отъзд Маннеринга, рчь зашла о фамиліи Елленговановъ,прежнемъ ея величіи и помстьяхъ, кои принадлежали ей.— И такъ сказалъ Бертрамъ, я недавно вышелъ на берегъ, именно въ прежнемъ владніи моихъ предковъ, едва ли не въ вид бродяги. Не удивительно, что развалины, гордыя башни возродили въ душ моей множество разсужденій, воспоминаній, въ которыхъ я не могъ дать себ отчета. Надобно опять ихъ увидть. Теперь у меня будутъ другія мысли, другія наджды.

— Не ходите туда покамстъ, возразила его сестра. Въ замк нашихъ родителей живетъ злой и опасной негодяй. Его-то хитрость и корыстолюбіе разорили батюшку и были причиною его смерти.

— Вы усиливаете мое желаніе сойтися съ этимъ бездльникомъ. Кажется, что я уже видлъ его.

— Вспомните, сказала Юлія, что вы оставлены намъ съ Люсіею подъ сохраненіе, и что мы должны отвчать за вс ваши поступки. Я вдь недаромъ сдлалась въ теченіи полусутокъ предметомъ нжности стряпчаго, увряю васъ, что пошедши теперь въ Елленгованъ, вы поступите неосновательно. Одно, на что я могу согласиться, это пойти прогуляться до конца аллеи. Бытъ можетъ что мы ршимся даже дойти до одного возвышенія на лугу, съ котораго вы можете издали полюбоваться видомъ мрачныхъ башенъ, столь сильно дйствующихъ на ваше воображеніе

Согласившись на прогулку, дамы накинули свои шали и отправились въ сопровожденіи Капитана Бертрама. Утро было прекрасное и холодъ не только ихъ не безпокоилъ, но напротивъ того прибавлялъ къ пріятностямъ гулянья. Тайное согласіе чувствъ скрпило узы дружбы молодыхъ двицъ, хотя он и ни въ чемъ другъ другу не открылись. Бертрамъ поперемнно ощущалъ и доставлялъ удовольствіе, слушая сообщаемыя ими подробности о семейств его или самъ разсказывая свои приключенія въ Европ и Азіи. Люси гордилась своимъ братомъ, находя въ немъ благородство чувствъ и слыша, какія опасности онъ отвратилъ своимъ мужествомъ и хладнокровіемъ. Юлія, разсуждая о сказанномъ ей отцемъ, надялась, что надменность и независимость, коими онъ упрекалъ простолюдину Броуну, въ глазахъ его покажутся благородствомъ и гордостію, приличными наслднику Елленговановъ.

Наконецъ они дошли до находящагося на меж Елленгованскаго владнія кургана, о коемъ въ продолженіи сей повсти мы уже нсколько разъ упоминали. Съ него то Мегъ Меррильисъ въ послдній разъ прощалась съ. Годефруа Бертрамомъ, до негоже на канун провожала она устрашеннаго Доминуса. Съ сего возвышенія видъ простирался въ одну сторону по разнообразнымъ долинамъ и холмамъ, а съ другой представлялись лса и саженныя Шотландскія сосны, коихъ мрачная зелень была въ противоположности съ обнаженностію прочихъ деревъ: въ двухъ или трехъ миляхъ показывался Елленгованской заливъ, море, волнуемое слабымъ западнымъ втромъ, и наконецъ башни стараго замка, освщенныя солнечными лучами, и какъ бы повелвавшія окрестностями.

— Вотъ, сказала Люси, показывая брату рукою, вотъ древнее жилище предковъ нашихъ. Богъ свидтель, братецъ, что я не желаю вамъ возвращенія всей прежней власти, которою они по преданіямъ пользовались, и невсегда обращали на добро, но душевно хочу увидть въ рукахъ вашихъ хотя нкоторые остатки ихъ состоянія, достаточные для того, чтобы жить въ честной независимости, и дать вамъ средства помогать бднымъ сосдямъ и прежнимъ служителямъ нашего дома, которые посл смерти батюшки….

— Такъ, дражайшая Люси, сказалъ Бертрамъ, стараясь прервать ея рчь и отдалить отъ нея тягостныя воспоминанія. Надюсь, что съ помощію Бога, досел покровительствовавшаго мн, и великодушными пособіями добрыхъ друзей, берущихъ во мн участіе, мы доживемъ до исполненія нашего желанія. Но могу ль смотрть безъ участія на эти величественныя развалины? Ежели владющій ими негодяй вздумаетъ тронуть съ мста хотя одинъ камень…

Тутъ онъ былъ въ свою очередь прерванъ голосомъ Динмонта, бжавшаго къ нему и примченнаго имъ лишь тогда, когда онъ приближился: — Капитанъ! Капитанъ! васъ зовутъ! то, что вы знаете!

Въ тоже время Мегъ Меррильисъ, какъ бы выскочившая изъ ндра земли, вышла изъ за Динмонта.— Я искала васъ въ замк и нашла лишь его, сказала она, указывая на Динмонта. Но вы правы, а виновата я. Здсь на самомъ этомъ мст мн должно было васъ ожидать. Теперь вспомните о вашемъ общаніи и идите за мною.

ГЛАВА IX.

Прекрасная невста Сиръ Гавайна {Извстная Англійская баллада.}, очарованная злою мачихою, быть можетъ, показалась дурне и старе Мегъ Меррильисъ, но сомнительно, чтобы она имла видъ дикаго ея иступленія, и выразительныя черты лица, внушающія невольную покорность, поступь странную и важную, ростъ же для женщины почти гигантской. И такъ, рыцари круглаго стола, увидвъ показавшуюся между дубомъ и лиственницею красивую невсту, не столько испугались, какъ Юлія и Люси при появленіи Гольвегіанской сивиллы.

— Ради Бога, сказала Бертраму Юлія, взявъ свой кошелекъ, отдайте этой страшной женщин все, чего она потребуетъ и отпустите ее.

— Не могу, отвчалъ Бертрамъ, я не долженъ ее огорчать.

— Чего же вы ждете? сказала Мегъ самымъ рзкимъ и пронзительнымъ голосомъ. За чмъ не идете за мною? Разв полагаете, что часъ вашъ пробьетъ два раза? Или вы забыли свое общаніе? Въ церкви или на торгу, на свадьб или на похоронахъ, и при сихъ словахъ подняла на воздухъ сухой свой палецъ съ видомъ угрозы.

Бертрамъ, обратясь къ испуганнымъ двицамъ: — извините меня, сказалъ онъ, я далъ общаніе итти за этою женщиною, и потому позвольте мн оставить васъ на нсколько минутъ.

— Боже мой! подхватила Юлія: общался итти за сумасшедшею.

— Или за цыганкою, прибавила Люси, которой шайка ждетъ въ лсу, чтобъ васъ убить.

— Это говоритъ не Елленгованская кровь! сказала Мегъ, бросивъ сердитый взглядъ на Миссъ Бертрамъ. Подозрвающій зло, самъ способенъ его учинить.

— Однимъ словомъ, продолжалъ Бертрамъ, мн непремнно должно итти. Подождите меня здсь минутъ съ пятъ.

— Пять минутъ! перебила цыганка, можетъ быть и пяти часовъ будетъ мало для нашей работы.

— Слышите ли, сказала Юлія, ради Бога не ходите за нею!

— Надобно! надобно! Г. Динмонтъ проводитъ васъ до замка.

— Нтъ, возразила Мегъ, ему должно итти съ нами. За тмъ онъ и здсь, чтобы помогать вамъ сердцемъ и руками. Онъ обязанъ это сдлать, вы сами чуть чуть де поплатились дорого за оказанную ему услугу.

— Это правда! вскричалъ Динмонтъ: да я и не отстану отъ Капитана, и докажу ему, что не позабылъ оной.

— Да, да! подхватили об двицы, ежели вы ршились идти, то, по крайней мр, возьмите его съ собою!

— Я сказалъ вамъ, что непремнно обязанъ идти, но вы видите, что я не одинъ. Простите покамстъ и возвратитесь домой, какъ можно скоре.

Онъ нжно пожалъ сестр руку я а съ Юліею простился глазами еще нжне.

Об пріятельницы, почти остолбенвъ отъ страха и изумленія, долго смотрли въ слдъ удаляющихся. Мегъ шла впереди: походка ея была столь твердая и поспшная, что она, казалось, летла, а не шла. Бертрамъ и Динмонтъ, хотя оба очень высокіе, по видимому, едва равнялись съ нею ростомъ, что происходило отъ широкаго накинутаго на нее плаща и высоко накрученнаго на голов ея платка въ вид чалмы. Она шла прямо, не слдуя по тропинк, извивавшейся для избжанія разныхъ отлогостей, бывшихъ между Элленгованскимъ лсомъ и упомянутымъ нами курганомъ, на коемъ остались Люси и Юлія. А отъ того-то он иногда теряли изъ вида идущихъ и потомъ снова ихъ усматривали, смотря по тому, какъ они опускались въ лощину или опять подымались на гору.

Никакое препятствіе ‘заставлявшее обыкновеннаго пшехода обходить, не сбивало съ прямаго пути и не останавливало быстраго хода Могъ Меррильисъ. Она казалась летящею по воздуху птицею. Наконецъ они добрались до Елленгованскаго лса, пошли къ сторон Дернклейга, и скрылись изъ глазъ.

— Это очень удивительно! сказала Люси своей подруг, что у него могутъ быть за дла съ цыганкою?

— Это ужасно, прибавила Юлія, напоминаетъ мн слышанныя мною въ Индіи сказки о чародяхъ, колдунахъ и злыхъ дудокъ. Въ нихъ увряютъ, что есть люди, которыхъ глаза одарены такою силою, что они могутъ заставить обреченную жертву слдовать за ними противу желанія. Какая у брата вашего можетъ бытъ связь съ этою страшною женщиною, какъ бы увлекшею его по невол?

— По крайней мр, сказала Люси, она не иметъ на него дурныхъ намреній, иначе она не позволила бы итти съ нимъ храброму и врному Динмонту, о сил и мужеств котораго Генрихъ мамъ столько разсказывалъ.

Взявшись за руки, иногда спотыкаясь отъ страха, сильнаго безпокойства и скорой ходьбы, он наконецъ добрались до Вудбурнской аллеи, и лишь только что вошли въ оную, какъ услышали за собою топотъ лошади, обернувшись, къ неизъяснимому ихъ удовольствію увидли молодаго Газлевуда.

— Полковникъ сію минуту будетъ здсь, сказалъ онъ, я поспшилъ пріхать прежде его, чтобы принесть Миссъ Бертрамъ искреннйшее поздравленіе съ новымъ ея семейственнымъ щастіемъ. Съ нетерпніемъ желаю познакомиться съ Капитаномъ Бертрамомъ и поблагодарить его за урокъ, Данный моей пылкости и нескромности.

— Онъ только что оставилъ насъ, сказала Люси, и такимъ образомъ я что насъ перепугалъ.

Въ сію минуту подъхала карета, Полковникъ приказалъ остановиться, вышелъ изъ нее съ Плейделемъ и подошелъ къ двицамъ, разсказывавшимъ немедленно о новомъ непріятномъ приключеніи.

— Опять Мегъ Меррильисъ! вскричалъ Полковникъ Маннернигъ, таинственная и непонятная женщина! Врно ей надобно разсказать что нибудь Бертраму, чего намъ не хочетъ открытъ.

— Чортъ побери старую дуру, сказалъ стряпчій, она не дастъ длу течь обыкновеннымъ порядкомъ prout de lege. Вчно она всунетъ въ колесо палку, чтобы править повозкою по своему. Но судя по направленію ихъ, опасаюсь чтобы они не пошли въ Елленгованъ. Негодяй Глоссинъ уже показалъ намъ, какихъ бездльниковъ употребляетъ. Очень желаю, чтобы ему не нужно было въ помощь никого, кром честнаго Динмонта.

— Не угодно ли вамъ позволить мн, сказалъ Галзевудъ, хать за ними. Меня здсь вс знаютъ: и надюсь, что въ присутствіи моемъ никто не посметъ что либо предпринять противу Капитана Бертрама. Впрочемъ во всякомъ случа я могу не хуже Динмонта помочь ему обороняться. Когда ихъ увижу: то останусь въ такомъ разстояніи, чтобы Мегъ Меррильисъ не могла меня замтить, и я не могъ бы помшать ей объясняться съ Г. Бертрамомъ, ежели она что либо открываетъ ему.

— По чести, Г. Карлъ, сказалъ стряпчій, кажется, что вы, котораго я за нсколько лтъ назадъ оставилъ въ курточк и безъ галстука, теперь сдлались совершеннымъ мущиною. Я не столько боюсь явной силы, употребленной противу нашего друга, какъ какого нибудь новаго насильства, прикрытаго законными обрядами, и полагаю, что присутствіе ваше можетъ Глоссина и сообщниковъ его привесть въ затрудненіе. Отправляйтесь же, ищите, высматривайте, но вроятно, что вы найдете ихъ около Дернклейга, или въ Варрохскомъ лсу.

Газлевудъ собрался хать.— V. Газлевудъ, закричалъ Полковникъ, прізжайте къ намъ обдать. Карлъ изъявилъ ему согласіе поклономъ и далъ шпоры лошади и поскакалъ.

Бертрамъ и Динмонтъ между тмъ продолжали слдовать за проводникомъ своимъ но лсамъ и долинамъ, и подходили къ Дернклейгу. Мегъ шла впереди съ прежнею быстротою и оборачивалась только для того, чтобы побуждать ихъ итти скоре, хотя, не смотря на холодъ, потъ съ нихъ лилъ градомъ. Изрдка она говорила сама съ собою отрывисто, какъ на примръ, — что значитъ перестроитъ старый домъ… заложить угловый камень, и не предсказала ль я ему это? Говорила, что это будетъ дло моихъ рукъ, хотя бы отъ того зависла жизнь моего отца… Это судьба моя… Сидла въ тюрьм и сохранила свое намреніе и въ оковахъ. Была изгнана, и на чужой дальней сторон она осталась при мн. Счена розгами и заклеймена каленымъ желзомъ, но она начертана была въ такомъ мст, гд не могли ее изгладить розги и клейма. И наконецъ теперь наступило время.

— Капитанъ, произнесъ Динмонтъ въ полголоса, мн сдается, что она недобрая женщина. Кажется, что она о Бог вспоминаетъ рже, какъ о сатан. Говорятъ, будто въ нашей сторон водятся такіе люди.

— Не бойтесь, любезнъій другъ,

— Бояться! провалъ побери! пусть она будетъ себ колдуньею или чертовкою, мн горя мало. Для Данди Динмонта это все равно.

— Замолчите! сказала Мегъ Меррильисъ, взглянувъ на него съ сердцемъ: разв вы думаете, что здсь мсто и время болтать…?

— Дослушайте, моя любезная, сказалъ Бертрамъ, я во всемъ полагаюсь на васъ, и увренъ въ участіи вашемъ во мн: вы уже его доказали. Но и вы съ своей стороны должны бы были также имть ко, мн довренность и сказать, куда меня ведете.

— На этотъ вопросъ, Генрихъ Бертрамъ, у меня одинъ лишь отвтъ. Я поклялась, что языкъ мой никогда не разскажетъ, но не общалась, чтобы палецъ мой не показалъ. И такъ идите къ вашему щастію или возвратитесь назадъ, чтобы его лишиться.

— Идите, не буду боле васъ разспрашивать.

Они спустились въ лугъ почти въ томъ самомъ мст, на коемъ Мегъ разсталась съ Бертрамомъ въ ту ночь, которую онъ столь непріятно провелъ въ Дернклейг. Потомъ остановилась на минуту надъ могилою Гатррійкова Поручика, гд не смотря на старанія скрыть вс знаки, еще примтно было, что земля недавно взрыта.

— Здсь одинъ уже лежитъ, сказала Мегъ, и можетъ быть, скоро будетъ имть сосдей.

Потомъ перешла она чрезъ ручей, и подошедъ къ разоренному селенію, съ видомъ участія остановилась передъ хижиною, коей стны еще стояли, и сказала тихимъ, но торжественнымъ голосомъ:!

— Посмотрите на жалкіе остатки этого жилища: подъ его кровомъ прожила я около сорока лтъ, въ немъ родила двнадцать дтей. Куда они двались? А куда длись съ этого стараго жена листья, бывшіе на немъ въ день Св. Мартына? Его обнажилъ сверный втръ. И я похожа на него. Видите ли вы эту старую ветлу? Отъ нее остался лишь гнилой пень. Я много вечеровъ провела подъ тнію ея, когда густыя втви этаго дерева покрывали об стороны ручья. Да, я сиживала здсь, Генрихъ Бертрамъ, и укачивала васъ на моихъ колнахъ. Я пвала вамъ баллады, сложенныя въ честь древнихъ бароновъ вашего дома и о подвигахъ ихъ въ кровопролитныхъ войнахъ. Но дерево уже не зазеленетъ и Мегъ Меррильисъ боле не запоетъ. Но вы не забудьте ее, и изъ любви къ ней прикажите перестроить эту хижину. Поселите въ ней человка безпорочнаго, который бы не боялся мертвецовъ. Если жители того свта могутъ посщать здшній, то конечно не разъ увидятъ меня въ этой долин, когда старыя кости мои будутъ лежать въ сырой земл.

Безпорядокъ и иступленіе, съ коими она говорила, сверкающіе глаза, правая ея рука протянутая и голая, а лвая подъ плащемъ, которой, она нсколько, приподнимала и все положеніе тла ея было достойно кисти нашего Сиддона.

— Теперь, сказала она, начавъ снова говоришь отрывисто и пронзительнымъ голосомъ, пора намъ приняться за работу, пора за работу!

Говоря сіе, она приближалась къ разоренной батеньк, знакомой уже Бертраму, вынула изъ кармана большой клюнь и отворила дверь. Внутренность комнаты была опрятне, нежели въ первую его бытность въ ней.— Я поубрала эту комнату, сказала она, и можетъ быть прежде сумерокъ буду въ ней лежать. На похороны Мегъ сойдется немного народу. Большая часть нашихъ не одобрятъ сдланнаго мною и того, что теперь сдлаю.

Она указала имъ на столъ, на коемъ приготовлено было блюдо холоднаго мяса съ опрятностію, каковой не льзя бы было ожидать, вспомнивъ объ ея образ жизни.— Покушайте, сказала она: вамъ нужно подкрпить себя и собраться съ силами.

Бертрамъ, чтобы не огорчить старухи, сълъ кусокъ, а Динмонтъ плотно прибрался къ блюду съ жадностію, которой ни страхъ, ни нечаянность никогда не могли уменьшить.

Потомъ цыганка поднесла имъ водки: Динмонтъ выпилъ просто свою рюмку, а Бертрамъ по поламъ съ водою.

— А вы, спросилъ Динмонтъ у таинственной хозяйки, не уже ли вы ничего не выпьете?

— Мн уже ничего боле не нужно, а вамъ теперь надобно вооружиться. Съ пустыми руками не льзя туда сунуться. Но безъ нужды не хватайтесь за оружіе. Возьмите его живаго, предайте суду: онъ долженъ прежде смерти все открыть.

— Кого же взять? кого заставить говорить? спросилъ Бертрамъ съ удивленіемъ, безпрестанно усиливавшимся. Мегъ вмсто отвта подала ему пару пистолетовъ Бертрамъ осмотрлъ ихъ и нашелъ, заряженными.

— Кремпи хороши и порохъ не сыръ, сказала Мегъ: я знаю въ этомъ толкъ.

Динмонта она также вооружила другою парою пистолетовъ и велла имъ выбрать по дубинк изъ поданной ею довольно подозрительной связки.

— Теперь, продолжала Мегъ, пора опять въ дорогу.

Они вышли вс вмст, и старуха снова пустилась впередъ. Бертрамъ сказалъ тихонько Динмонту: — во всемъ этомъ есть что-то непонятное, однакоже кром необходимости не употребляйте оружія и длайте то, что я буду lлать.

Динмонтъ отвчалъ ему вразумительнымъ знакомъ головы, посл чего не отставая ни шагу отъ проводницы своей, они пошли лугами, полами и лсомъ. Она провела ихъ въ Варрехской лсъ по той самой дорожк, по которой Елленгованъ скакалъ въ Дернклейгъ отыскивая своего сына, въ день смерти нещастнаго Франка Кеннеди.

Вошедши въ самый лсъ, въ коемъ не слышно было другаго шума, кром свиста втра, колебавшаго обнаженныя деревья, лишенныя украшенія ихъ, Мегъ остановилась, чтобы осмотрться.— Надобно, сказала она, итти по той самой дорог. И вмсто того, чтобы по обыкновенію своему взять прямое направленіе, она провела ихъ разными излучинами, и наконецъ вышла на небольшую поляну, занимавшую не боле четверти осьминника. Сія поляна была неправильной фигуры, и такъ обросла деревьями и кустами, что даже и зимою могла служишь врнымъ и почти неприступнымъ убжищемъ. Но когда весна облекала деревья въ пышное ихъ убранство, земля покрывалась зеленью, Кустарники показывались въ природномъ своемъ богатств и втви деревьевъ, сплетшись со всхъ сторонъ, составляли сводъ, не проникаемый солнечными лучами: юный стихотворецъ избралъ бы сіе мсто для сочиненія первыхъ стиховъ, а два любовника для взаимнаго открытія своего пламени и первыхъ любовныхъ клятвъ.

Но воспоминаніе, производимое симъ мстомъ, было совсмъ инаго рода. Бертрамъ, разсматривая поляну со вниманіемъ, почувствовалъ, что чело его подернулось мрачнымъ облакомъ. Мегъ, сказавъ ему въ полголоса: да, здсь, — посмотрла на Бертрама иступленными глазами, и примолвила: — помните ли вы это мсто?

— Да, отвчалъ Бертрамъ, хотя и неочень ясно.

— Здсь упалъ онъ съ лошади, продолжала Мегъ,— а я въ то время сидла за этимъ терновымъ кустомъ, видла, какъ онъ боролся, слышала, какъ просилъ помилованія, но онъ былъ въ рукахъ людей, не знавшихъ этого слова. Теперь вы увидите дорогу, по которой я шла, держа васъ въ послдній разъ на моихъ рукахъ.

Посл сего она повела ихъ кустами и терновникомъ, не держась никакой тропинки, покамстъ они не дошли по непримтной почти отлогости до самаго морскаго берега. Она проворно пошла между скалами до одного большаго оторваннаго обломка, и остановившись, тихо сказала Бертраму: — на семъ мст былъ найденъ трупъ.

— Пещера, подхватилъ Бертрамъ также въ полголоса, должна быть отсюда недалеко. Туда ли вы ведете насъ?

— Да, теперь соберитесь съ духомъ, чтобъ пробраться въ пещеру: длайте по моему. Я заготовила въ ней запасъ, чтобы вамъ было свтло. Вотъ и веревки здоровыя. Спрячтесь и не выходите до тхъ поръ, пока я не скажу: Время и человкъ пришли. Тогда бросьтесь на него, отберите у него оружіе и свяжите его такъ крпко, чтобы у него изъ носу кровь пошла.

— Я исполню это… ежели человкъ, о которомъ я думаю. Iоссонъ?

— Да, Іоссонъ, Гаттрійкъ и двадцать другихъ именъ.

— Динмонтъ, пойдете ли вы за мною?

— Не ужъ ли вы сомнваетесь въ томъ, однако же мн хотлось бы немного помолиться прежде, нежели мы полеземъ въ нору, которую открываетъ наша колдунья. Право жаль разстаться съ солнцемъ, сіяющимъ во всемъ блеск, и съ свжимъ воздухомъ, чтобы лезть какъ кроту подъ землю, и можетъ быть, на смерть! но такъ и быть, пусть меня чортъ возьметъ, ежели я хоть на шагъ отъ васъ отстану.

Весь разговоръ сей продолжался потихоньку, между тмъ какъ Мегъ отчищала входъ пещеры. Она вошла въ него напередъ, опираясь на руки и колна, Бертрамъ пустился за нею, и Динмонтъ сзади всхъ, взглянувъ въ послдній разъ на оставляемый имъ прекрасный Божій свтъ.

ГЛАВА X.

Фермеръ, замыкавшій шествіе, какъ мы уже упомянули выше сего, вдругъ остановленъ былъ рукою, схватившею одну изъ длинныхъ его ногъ, которыя онъ тащилъ молча и съ нкоторымъ волненіемъ по низкому и узкому проходу, ведшему въ подземелье. Твердость его едва не оставила и онъ съ трудомъ удержался отъ крика, который сдлался бы причиною смерти его и Бертрамовой, потому что въ тогдашнемъ ихъ положеніи они никакъ не могли защищаться. И такъ онъ освободилъ свою ногу и продолжалъ ползти, въ ту же минуту слдовавшій за нимъ прошепталъ — молчи, я вашъ, Газлевудъ.

Мегъ Меррильисъ, шедшая впереди, въ сію минуту достигла до того, мста, въ коемъ сводъ пещеры былъ уже довольно высокъ, поднялась на ноги: а потому и не слыхала послднихъ словъ, произнесенныхъ весьма тихо, но нкоторый звукъ, произведенный ими въ семъ тихомъ подземель, достаточно ее встревожилъ. Опасаясь, чтобы не вслушался кто нибудь кром ея, и чтобы заглушить шумъ сильнйшимъ, она начала ворчать сквозь зубы, пть и собирать сухія втви, складенныя въ пещер.

— Иди сюда, старая колдунья! чортова дочка! закричалъ грубый и сильный голосъ Гаттрійка въ самомъ конц логовища, что ты тамъ длаешь?

— Подбираю дрова, чтобы обогрть тебя, злой негодяй.

— А принесла ль ты водки и извстій о моемъ народ?

— Вотъ вамъ и водка. А люди, ваши вс разбжались, разсялись перебиты и перерублены красными кафтанами.

— Тысячу громовъ! этотъ берегъ для меня очень нещастливъ.

— А скоро, можетъ быть, сдлается и еще того хуже.

Во время сего разговора, Бертрамъ съ Динмонтомъ добрались до конца узкаго прохода и къ большему своему удовольствію встали на ноги.

Единственный свтъ, разгонявшій нсколько темноту сей пещеры, происходилъ отъ небольшаго огня, разложеннаго на желзной ршетк, похожей на употребляемыя при ловл семги, и состоявшей изъ нсколькихъ зажженныхъ углей. Гаттрійкъ изрдка подбрасывалъ на огонь понемногу сухаго хворосту, но оный, вспыхнувъ, не могъ освтишь всей пространной пещеры: и изъ глубины оной гнусный разбойникъ никакъ не могъ примтить бывшихъ у входа и тихо пробравшихся по стн до одной каменной выпуклости, за которою они притаились и совершенно скрылись. Когда и Газлевудъ выбрался изъ тснаго прохода, то Динмонтъ для осторожности удержалъ его сзади, пока не усплъ шепнуть Бертраму: — нашъ Газлевудъ.

Нкогда было раскланиваться: и потому вс трое, прижавшись къ стн, стояли въ молчаніи, и столь же неподвижно, какъ и окружавшія ихъ стны, бывъ прикрыты съ одной стороны выпуклостію стны, а съ другой кучею сухихъ дровъ, нанесенныхъ туда для употребленія и ре манныхъ жильцовъ сей холодной пещеры, и набросанныхъ въ безпорядк такъ, что мстами сквозь ихъ пріятели наши при свт огня могли видть происходящее въ конц пещеры, между тмъ какъ сами были скрыты совершенно.

Всякій посторонній человкъ конечно занялся бы съ большимъ вниманіемъ симъ любопытнымъ зрлищемъ, представлявшимъ разныя дйствія, свта и тни, кром нравственнаго вліянія, которое Бертрамъ предвидлъ, непремнно будетъ имть на судьбу его развязка явленія, подвергавшая его и товарищей большой опасности. Постоянное освщеніе пещеры состояло изъ красноватаго свта, горящихъ углей, и наброшенныхъ на желзную ршетку. Изрдка свтъ сей смнялся яркимъ пламенемъ или густымъ дымомъ, смотря по тому, какъ Гаттрійкъ подкладывалъ сухія или сырыя дрова. Иногда густое облако, казалось, наполняло пещеру и медленно подымалось, до сводовъ ея, а иногда огонь вспыхивалъ какъ бы по невол, съ трудомъ проникалъ сквозь сгустившійся дымъ, и вдругъ разгорвшись, совершенно освщалъ конецъ пещеры. Тогда боле ₍или мене можно было видть Гаттриково лице, коего грубыя и дикія черты, казавшіяся еще свирпйшими отъ мрачныхъ размышленіи, которымъ онъ предавался, и отъ претерпнныхъ имъ нещастій, весьма согласовались съ черными и мрачными камнями, висвшими надъ его головою. Мегъ Меррильисъ, бродившая около его то посреди свта, то въ тни и дым, составляла разительную противуположность съ Гаттрійкомъ, стоявшимъ и сгорбившимся надъ огнемъ, между тмъ какъ она, подобно привиднію, то показывалась, то вдругъ изчезала.

Кровь закипла въ жилахъ Бертрама, когда онъ взглянулъ на Гаттрійка и вспомнилъ, что подъ именемъ Жонсона, принятымъ имъ посл убійства Кеннеди, сей человкъ и Поручикъ его Броунъ были жесточайшими мучителями его въ дтств. Соображая сіи воспоминанія съ слышаннымъ отъ Маннеринга и отъ Плейделя, онъ заключалъ, что негодяй сей представлялъ главное лице въ произшествіи, лишившемъ его родныхъ, отечества и подвергшемъ его столькимъ опасностямъ и страданіямъ. Гласъ мщенія раздавался въ его сердц: и онъ съ трудомъ удерживался отъ того, чтобы не броситься на разбойника и не размозжить ему головы. Но сего не льзя было сдлать безопасно. Пламя, освщавшее Гаттрійково лице, озаряло также жилы его и нервы, показывавшія необыкновенную силу и вмст съ тмъ дв пары пистолетовъ за поясомъ и съ боку саблю. Не льзя было усомниться въ томъ, чтобы онъ не ршился защищаться отчаянно, что долженствовало бы удвоить его естественную силу. Правда, что ему трудно было бы противишься двумъ молодцамъ, какъ Капитанъ и Динмонтъ, не щитая новаго ихъ союзника Газлевуда, не одареннаго такою же силою и не вооруженнаго, но Бертрамъ почувствовалъ, что онъ не окажетъ ни мужества, ни великости, исторгнувъ у разбойника жизнь, которую должно было сохранитъ для вислицы. Сверхъ того онъ разсудилъ: сколь для него самаго важно взять его живаго, а потому перемогъ свое негодованіе, ршился ожидать условленнаго знака, и наблюдать происходящее между цыганкою и разбойникомъ.

— Ну каково же ваше здоровье? спросила Мегъ непріятнымъ и рзкимъ голосомъ. Не говорила ли я, что онъ придетъ и въ самую эту пещеру, въ которой вы спаслись, убивъ его?

— Громъ и молнія! слушай, старая колдунья, береги свои пророчества, покамстъ ихъ спросятъ. Видла ли ты Глоссина?

— Нтъ. Теб не удалось, кровожадный человкъ, такъ чего же надешься отъ искусителя!

— Клянусь адомъ! что если бы я схватилъ его за горло!… что же теперь длать?

— Умереть, какъ мущин, сказала цыганка, или висть на вислиц, какъ собак.

— Висть, чортова дочь! еще не посяно зерно, изъ пеньки котораго совьется веревка для моей вислицы.

— Посяно, выросло, убрано и веревка свита. Не говорила ли я теб, когда не смотря на вс мои просьбы, ты увезъ съ собою маленькаго Генриха Бертрама, что ему на роду было написано возвратиться домой на двадцать первомъ году? Не я ли говорила, что прежній огонь потухнетъ до послдней искры, но отъ одной этой искры вновь разгорится.

— Ну да, ты точно говорила это, и, кажется, сказала правду. Отъ одной собаки молодаго Елленгована я былъ нещастливъ во всю мою жизнь! А теперь по милости проклятыхъ Глоссиновыхъ затй экипажъ мой у чорта въ кохтяхъ, люгеръ взятъ и лодки вс пропали. У меня и для работъ не доставало народу, не только для драки! Что же теперь скажутъ хозяева судна? Громъ и адъ, пока живъ, не буду я смть показаться въ Флессинген!

— Этого вамъ нчего бояться.

— А почему ты такъ говоришь? по какой причин?

Во время сего разговора Мегъ подбирала сухой хворостъ, вспрыснула его водкою и бросила въ огонь. Яркое пламя немедленно поднялось и освтило весь сводъ. Тогда отвчая на Гаттрійковъ вопросъ твердымъ и громкимъ голосомъ!— по тому, сказала она, что время и человкъ пришли!

По знаку сему Бертрамъ съ Динмонтомъ выскочили и стремительно бросились на Гаттрійка. Газлевудъ, не предубжденный объ образ нападенія и условленномъ знак, не могъ броситься вмст съ ними. Злодй, увидвъ, что ему измнили, обратилъ прежде всего мщеніе свое на Мегъ Меррильисъ и выстрлилъ изъ пистолета. Она упала, испустивъ ужасный и пронзительный крикъ, занимавшій средину между язвительнымъ смхомъ и выраженіемъ боли.— Я знаю это, сказала она падая.

Бертрамъ въ торопливости споткнулся о выдавшееся неравенство пола пещеры и упалъ, къ большому своему щастію: потому что Гаттрійкъ въ сіе самое мгновеніе столь мтко по немъ выстрлилъ, что пуля непремнно попала бы въ его голову, ежели бы оная осталась на обыкновенной высот. Динмонтъ, не давъ ему времени выхватить третьяго пистолета, ухватилъ его и старался обезоружить. Но негодяй былъ столь силенъ, что не смотря на ростъ и силу Динмонта, одоллъ его, повалилъ на зазженную жаровню и уже едва не освободилъ одного изъ своихъ пистолетовъ, коимъ бы отправилъ на тотъ свтъ храбраго фермера, какъ Бертрамъ съ Газлевудомъ подоспли къ нему на помощь. Тогда вс трое схватили Гаттрійка, повалили его съ большимъ трудомъ, обезоружили и связали такъ, что онъ не могъ пошевелиться.

Борьба сія продолжалась гораздо мене времени, нежели сколько читатель употребилъ на прочтеніе описанія ея.

Гаттрійкъ, повалившись, сдлалъ еще два или три отчаянныхъ усилія, чтобы освободиться, но не могши въ томъ успть, остался безъ движенія и не проговорилъ ни одного слова.

— Вотъ онъ лежитъ, какъ онъ колотый барсукъ, сказалъ Динмонтъ, мн пріятне теперь на него смотрть. И, говоря сіе, добрый фермеръ очищалъ золу и уголья, приставшіе къ его платью, и даже опалившіе нсколько черные его волосы.

— Останьтесь подл него, сказалъ ему Бертрамъ, не дозволяйте ему шевелиться, а я посмотрю, жива или нтъ эта бдная женщина. Съ помощію Газлевуда онъ наконецъ поднялъ Мегъ Меррильисъ.

— Я знаю, что это такъ съ нимъ будетъ, сказала она, и должно было такъ случиться.

Пуля пробила грудь пониже горла. Крови лилось намного: и посему Бертрамъ, привыкшій видть дйствія огнестрльнаго оружія, почелъ рану весьма опасною.

— Боже мой! сказалъ онъ Газлевуду, что намъ длать, съ этою бдною женщиною?

Обстоятельства не позволяли имъ заниматься привтствіями, которыми во всякое другое время они осыпали бы одинъ другаго.

— Лошадь моя, сказалъ Газлевудъ, въ лсу, отсюду въ двухъ шагахъ. Я за вами боле двухъ часовъ халъ шагомъ. Я приведу надежныхъ людей, а до возвращенія моего караульте у входа въ подземелье. Сказавъ сіе, онъ отправился.

Бертрамъ перевязалъ рану Мегъ Меррильисъ сколько можно лучше, сталъ входа пещеры, держа въ каждой рук по пистолету, а Динмонтъ продолжалъ присматривать за Гаттрійкомъ. Въ пещер царствовала глубокая тишина, изрдка нарушаемая стенаніями цыганки и труднымъ дыханіемъ арестанта, коего крпко перевязанные члены чувствовали сильную боль.

ГЛАВА XI.

Черезъ три минуты, показавшіяся Бертрану и другу его по крайней мр, тремя часами, по причин безпокойства и опаснаго положенія ихъ, послышался голосъ Карла Гизлевуда и кричавшаго у входа подземелья:

— Здсь! я здсь! и привелъ вамъ народу.

— Идите! сказалъ Бертрамъ, обрадованный окончаніемъ своего караула.

Газлевудъ посл сего пробрался съ чиновникомъ полиціи и нсколькими человками. Они подняли Гаттрійка и донесли его до самаго входа, а потомъ положили его на спину и вытащили вонъ за ноги, потому что никакъ немогли его уговорить способствовать выходу изъ пещеры какимъ либо движеніемъ. Онъ не говоря ни слова и не шевелясь, лежалъ у нихъ на рукахъ, какъ мертвое тло. Когда же его вытащили изъ подземелья то поставили на ноги между трехъ или четырехъ человкъ, смотрвшихъ за нимъ, покамстъ прочіе трудились около Мегъ Меррильисъ.

Вышедъ изъ темноты на солнце, ослпленный имъ Гаттрійкъ, казалось, едва стоялъ на ногахъ. Его хотли посадить на большой отломокъ скалы, лежавшій на берегу моря, но онъ, страшно засверкавъ глазами и дрожа всмъ тломъ, какъ бы мучимый судорогами, вскричалъ: — не туда, тысяча дьяволовъ, не туда! не принудите вы меня ссть тамъ!

Онъ ничего боле не сказалъ, но ужасный голосъ, коимъ произнесъ сіи слова, ясно показывалъ, что происходило въ его голов, и какой смыслъ онъ приписывалъ имъ.

Мегъ Меррильисъ вынесли изъ пещеры съ такою осторожностію и стараніемъ, какихъ требовало ея состояніе и сколько позволилъ узкій выходъ изъ сего подземелья, посл чего, начали совтоваться, куда ее перенесть.

Газлевудъ, пославшій уже за лкаремъ, предложилъ отнесть ее покамстъ въ ближайшую хижину, но она, услышавъ сіе, вскричала громче, нежели можно было ожидать: — нтъ, нтъ! въ Дернклйгтъ, въ Дернклейгъ! тамъ лишь духъ мой можетъ освободиться отъ тла.

— Надобно исполнить ея желаніе, сказалъ Бертрамъ, иначе раздраженное ея воображеніе произведетъ для раны вредныя послдствія

И такъ отправились къ старой башн, и она, казалось, боле занималась случившимся произшествьемъ, нежели приближающеюся своею кончиною.

— Ихъ было трое, говорила она, а я привела только двухъ, кто же третій? Стало быть онъ самъ приходилъ, чтобы отмстить за себя!

Нечаянное прибытіе Газлевуда, темнота, а потомъ полученная ею рана, не давъ ей время осмотрться, произвели надъ ея воображеніемъ сильное впечатлніе: и потому она размышляла и говорила о семь безпрестанно.

Газлевудъ разсказалъ Бертраму, какимъ образомъ онъ очутился съ ними, примолвивъ, что когда онъ примтилъ ихъ выходящихъ изъ Дернклейга: то постоянно за ними слдовалъ, не теряя ихъ изъ виду, и за ними же поползъ въ пещеру, въ намреніи дать о себ знать, какъ рука его въ темнот оперлась на Динмонтову ногу, что могло бы причинить большое нещастіе, ежелибъ храбрый фермеръ не сохранилъ твердости духа.

По прибытіи къ башн, цыганка подала ключъ отъ оной, и когда вошли и начали класть ее на постель, то она съ безпокойствомъ вскричала: — нтъ! нтъ! не такъ, головою къ востоку!

Когда ее уложили по желанію, то она казалась довольною.

— Нтъ ли по близости, спросилъ Бертрамъ, какого нибудь священника, чтобы молитвами облегчить послднія минуты этой бдной женщины?

Приходскій священникъ, бывшій учитель Карла Газлевуда, услышавъ, какъ и многіе другіе, что убійца Кеннеди пойманъ на самомъ мст преступленія, и что одна женщина притомъ смертельно ранена, пошелъ изъ любопытства, или лучше сказать, по своей обязанности: въ Дернклейгъ, и въ сію минуту вошелъ въ башню. Лкарь явился въ тоже время и хотлъ осмотрть рану Мегъ Меррильисъ, но она отвергла ихъ пособіе.— Люди, сказала она, не въ состояніи помочь мн, ни спасти. Оставьте меня высказать все нужное, а потомъ длайте, что хотите. Не досаждайте мн! Гд Генрихъ Бертрамъ? Вс бывшіе при семъ, кром Динмонта и Газлевуда, посмотрли съ изумленіемъ другъ на друга, потому что имя сіе уже давно сдлалось для нихъ чуждымъ.

— Да, продолжала она, возвыся голосъ съ жаромъ, говорю Генрихъ Бертрамъ Елленгованскій. Отойдите отъ свта и дайте мн посмотрть на него.

Взоры всхъ обратились тогда на Бертрама, подошедшаго къ нещастной раненой. Она взяла его за руку.— Посмотрите на него хорошенько, сказала она, и скажите знавшіе отца его и дда, не живое ли это ихъ подобіе?

Глухой шумъ поднялся между присутствовавшими. Сходство было слишкомъ совершенно, чтобы не поразить ихъ.

— Теперь, выслушайте меня, и пусть этотъ человкъ, примолвила она, указывая на Гаттрійка, окруженнаго караульными и сидвшаго на старомъ сундук, осмлится запереться въ томъ, что я скажу. Вотъ Генрихъ Бертрамъ, сынъ Годфруа Бертрама, Барона Елленгованскаго. Вотъ младенецъ, котораго Диркъ Гаттрійкъ похитилъ въ Варрохскомъ лсу въ тотъ самый день, какъ онъ убилъ таможеннаго. Я бродила тамъ, какъ привидніе, хотла пробжать по лсу прежде, нежели навсегда разстанусь съ здшнею стороною. Я спасла ребенку жизнь. Просила, заклинала Гаттрійка отдать его мн, но онъ не послушался и увезъ его за море. Потомъ онъ долго странствовалъ по чужимъ, дальнимъ странамъ и теперь наконецъ возвратился, чтобы обратно получить достояніе своихъ предковъ. И кто осмлится ему въ томъ воспрепятствовать? Я клялась хранить тайну до двадцать перваго года его жизни, зная, что до тхъ поръ онъ долженъ повиноваться своей судьб. Я сохранила эту тайну, но вмст съ тмъ внутренно поклялась, что ежели доживу до его возвращенія, то возведу его на степень его отцевъ, хотябы каждая ступень должна была состоять изъ мертваго тла. Я сохранила эту тайну и буду первою ступенью. Этотъ человкъ, указавъ на Гаттрійка, будетъ второю и еще не послднею.

Священникъ весьма сожаллъ, что такое объявленіе сдлано было не по надлежащей форм, а лкарь сказалъ, что необходимо должно осмотрть, въ какомъ состояніи находится рана прежде нежели утомлятьее новыми распросами. Но когда Метъ увидла, то вс выходятъ изъ комнаты и уводятъ Гаттрійка, чтобы оставить лкаря свободно наняться его обязанностію, то привстала и громко произнесла.

— Диркъ Гаттрійкъ, мы уже не увидимся прежде послдняго дня изъ дней, признаешься ли ты въ томъ, что я говорила правду?

Онъ оборотилъ къ ней ожесточенное лице свое, бросилъ свирпый взглядъ и не произнесъ ни одного слова.

— Диркъ Гаттрійкъ, омочившій руки свои въ моей крови, осмлишься ли запереться въ справедливости хотя одного слова, сказаннаго замирающимъ голосомъ моимъ?

Онъ по прежнему смотрлъ на нее съ бшенствомъ и нкоторымъ удовольствіемъ, пошевелилъ губами и не произнесъ ни слова.

— Прощай же! да проститъ тебя небо! рука твоя подтвердила мое свидтельство, пока я жила на свт, то щиталась цыганкою, сумасшедшею, бродягою, была изгнана, счена и клеймена, подъ окнами выпрашивала насущный хлбъ и отъ деревни до деревни была преслдуема, какъ бшеная собака. Кто бы тогда мн поврилъ. Но теперь, я умирающая женщина: и слова мои не упадутъ даромъ на землю, какъ пролитая тобою кровь моя.

Она умолкла, и въ комнат остались при ней съ лкаремъ только дв, три женщины. Первый, осмотрвъ ея рану, покачалъ головою, и уступилъ мсто свое священнику.

Одинъ изъ констабелей, предвидя, что Гаттрійка надобно будетъ отвесть въ тюрьму, взялъ съ дороги дорожную почтовую коляску, возвращавшуюся въ Киплетринганъ. Знакомый нашъ почтильонъ Жакъ Жабосъ узналъ о происшедшемъ въ Дернклейг, оставилъ коляску подъ присмотромъ ребенка, полагаясь, можетъ быть, не столько на него, какъ на благоразуміе и спокойствіе лошадей, пріобртшихъ сіи достоинства отъ многолтней и трудной зды, а самъ побжалъ скоре посмотрть, что длалось въ толп зрителей. Онъ прибжалъ въ то самое время, когда поминутно увеличивавшаяся толпа фермеровъ и мужиковъ, наглядвшись на грубыя и свирпыя черты Гаттрійка, обращала все свое вниманіе на Бертрама. Пожилые люди, а особливо знавшіе отца его въ молодости, не могли не признать справедливости рчей Меррильисъ. Но осторожность, составляющая отличительную черту Шотландскаго характера, напомнила имъ, что другой владетъ Елленгованскимъ помстьемъ: а потому они и удовольствовались тмъ, что одинъ другому сообщали потихоньку замчанія свои и разсужденія.

Но когда Жакъ Жабосъ, пробившись въ середину круга, взглянулъ на Бертрама, то отступивъ шага на два, громко вскричалъ!— чтобы не сойти мн съ мста, ежели это не старый Елленгованъ воскреснувшій и помолодвшій!

Таковое нечаянное объявленіе, сдланное при всхъ, человкомъ постороннимъ и безпристрастнымъ, какъ електрическая искра подйствовала вдругъ на всхъ зрителей.— Да здравствуетъ Бертрамъ! закричали со всхъ сторонъ! да здравствуетъ наслдникъ Елленгованскій! да заступитъ онъ мсто своихъ предковъ!

— Я могу объ этомъ судить, говорилъ одинъ: я лтъ, съ семьдесятъ здсь живу.

— Уже лтъ съ полтораста, говорилъ другой, какъ дды мои здсь поселились. Я долженъ быть знакомъ со взглядомъ Бертрама!

— А мы, подхватилъ одинъ старикъ, лтъ триста изъ рода въ родъ живемъ на ихъ земл. Я продамъ все до послдней коровы для того, чтобы молодому Лорду возвратить его права!

Женщины, коимъ чудесное во всемъ нравится, и участіе которыхъ еще боле увеличивается, когда предметомъ онаго молодый, красивый мущина, не отставали отъ прочихъ, раздляли общій восторгъ.— Это живй отцовской портретъ! говорили он: да благословитъ его Господь Богъ! Бертрамы съ поконъ вка были благодтелями нашей стороны!

— Ахъ! говорили иные, если бы дожила до ныншняго дня бдная его мать, умершая съ грусти, что лишилась его!

— Ему надобно возвратить помстье! кричали другіе, а а ежели Глоссинъ задумаешь остаться въ замк, то мы выгонимъ его лопатами!

Динмонтъ, знакомый со многими окрестными земледльцами, былъ окруженъ ими и охотно разсказывалъ то, что зналъ о своемъ друг, и хвастался участіемъ своимъ въ семъ послднемъ произшествіи. Вс слушали со вниманіемъ, и свидтельство его увеличивало радость и восторгъ. Однимъ словомъ въ сію минуту холодность и осторожность Шотландскія разстаяли, какъ снгъ отъ теплаго и сильнаго дождя.

Крикъ, происходящій отъ радостныхъ восклицаніи, прервалъ молитвы священника. Мегъ, погруженная въ нкоторое усыпленіе, предвщавшее скорую кончину, казалось, оживилась и опять заговорила:

— Слышите ли? слышите ли? Онъ признанъ! признанъ! Для того только я и жила. Я гршница, но ежели проклятіе мое нанесло много нещастій, то благословеніе мое ихъ изгладило. Хотла бы теперь сказать еще боле, но силъ нтъ. Постойте, продолжала она, протянувъ руку къ узкому окну, едва пропускавшему въ комнату слабый свтъ, отойдите! дайте мн еще разъ на него взглянуть! Но глаза мои темнютъ, примолвила она, упавъ на постель и тщетно усиливаясь разсмотрть бывшее около ее. Всему конецъ!

‘Духъ вонъ летитъ,

‘И смерть спшитъ!

И въ ту же минуту умерла безъ малйшаго стона.

Священникъ и лкарь составила родъ словеснаго показанія изъ всего сказаннаго ею, сожалли, что не льзя, было допросить ее законнымъ порядкомъ, и остались внутренно убжденными въ истин ея словъ.

Газлевудъ первый поздравилъ Бертрама съ большею противу прежняго надеждою на возвращеніе имени и достоянія предковъ его. Зрители, узнавъ отъ Жака Жабоса, что Бертрамъ былъ тотъ самый человкъ, который ранилъ молодаго Газлевуда, благословляли великодушіе послдняго, и въ своихъ радостныхъ восклицаніяхъ упоминали имя его вмст съ Бертрамовымъ.

Нкоторые спросили однакоже у почтильона: по чему, видвшися съ Бертрамомъ за нсколько дней передъ тмъ, онъ не замтилъ сходства, его поразившаго въ сію минуту.

— Кой чортъ! отвчалъ онъ весьма спокойно, да кто тогда думалъ о старомъ Елленгован? Когда я сей часъ услышалъ, что отъискался молодый Лордъ: то хотлъ на него посмотрть, и сходство бросилось мн въ глаза. Тутъ не льзя ошибиться: стоитъ только разъ взглянуть!

Въ продолженіи послдней части сего явленія ожесточеніе Гаттрійка на минуту, по видимому, поколебалось. Замтили, что онъ морщился, связанными руками, старался надвинуть шляпу, на глаза, и съ безпокойствомъ посматривалъ на дорогу, какъ бы отъ нетерпнія увидть повозку, въ коей его должно было отвесть.

Однакоже сія наружная перемна происходила не отъ угрызеній совсти, но отъ опасенія, чтобы народъ въ изліяніи своихъ пылкихъ чувствъ не обратилъ на него своей ярости. Г. Газлевудъ избавилъ, его отъ сего страха, приказавъ посадить его въ коляску и отвесть въ Кипплетринганъ къ Мак-Морлану для поступленія съ нимъ по его благоусмотрнію, онъ отправилъ уже напередъ и нарочнаго для предваренія его о всемъ произшедшемъ.

— Теперь я желалъ бы, сказалъ онъ Бертраму, чтобъ вы пожаловали со мною въ Газлевудъ, но полагая, что вамъ пріятне будетъ сдлать мн эту честь дней черезъ нсколько, прошу позволить мн проводить васъ до Вудбурна. Но мы пшкомъ?

— Ежели бы молодому Лорду не противно было взять у меня лошадь? Или у меня? или у меня? вскричали разомъ нсколько голосовъ?

— Возьмите мою, сказалъ одинъ добрый старичекъ, и сдлайте милость, почитаете ее съ этого времени своею. Она безъ плети и шпоръ будетъ васъ возить по десяти миль въ часъ.

Бертрамъ согласился взять его лошадь, чтобы дохать до Вудбурна, и поблагодарилъ окружавшую его толпу за оказанные ему знаки привязанности.

Между тмъ, какъ хозяинъ лошади, гордясь даннымъ ему предпочтеніемъ, посылалъ домой одного, чтобы снять его новое сдло, другаго, что выбитъ изъ него пыль, обтереть сухимъ сномъ, третьяго занять у Тома Дункинсона посеребреныя стремяна, а самъ изъявлялъ Бертраму сожалніе, что не усплъ покормить лошадь овсомъ, чтобы показать ее во всей красот, сей послдній, взявъ взявъ священника за руку, вошелъ съ нимъ въ башню и затворилъ за собою дверь.

Нсколько минутъ Бертрамъ въ молчаніи смотрлъ на тло Мегъ Меррильисъ, коей черты лица, хотя обезображенныя смертію, сохранили еще видъ разительнаго характера, давшаго ей родъ власти надъ ордою, въ которой она родилась.

Молодой Капитанъ отеръ невольно лившіяся изъ глазъ его слезы при вид сей нещастной женщины, которую онъ почиталъ жертвою врности къ его фамиліи и преданности къ нему.— Уврены ли вы, спросилъ онъ у священника, что она была еще въ памяти и могла довольно понимать ваши молитвы, чтобы слушать ихъ съ должнымъ вниманіемъ въ сію страшную минуту?

— Я думаю, любезный мой Господинъ, отвчалъ ему сей послдній, что она еще могла понимать меня и присоединить свои молитвы къ моимъ, но должно надяться, что насъ будутъ судить по слабымъ нашимъ свденіямъ и по средствамъ, чрезъ которыя мы могли познать истинную вру и нравственность. Эта женщина, жившая въ земл Христіанской, могла почесться настоящею язычницею. Вспомнимъ, что заблужденія цлой жизни, проведенной въ невжеств, изкуплены явнымъ и безкорыстнымъ пожертвованіемъ, доходящимъ почти до героизма, а потому предадимъ ее съ покорностію, но и не безъ надежды милосердію того, кто единый можетъ обиды и преступленія наши взвсишь и оцнишь вмст съ усиліями къ достиженію добродтели!

— Могу ли я просить васъ, сказалъ Бертрамъ, взять на себя трудъ пристойно похоронить эту женщину? у меня есть нкоторыя принадлежащія ей вещи, и во всякомъ случа вс издержки я беру на себя. Вы можете отнестись ко мн въ Вудбурнъ.

Динмонтъ, выпросивъ у одного знакомаго ему фермера лошадь, въ сію минуту постучалъ въ дверь, и сказалъ, что все готово къ отъзду, Бертрамъ и Газлевудъ просили собравшихся около ихъ до нсколько уже сотъ человкъ, содержать изъявленіе радости въ благоразумныхъ предлахъ, потому что слишкомъ нескромная ревность могла бы повредитъ дламъ молодаго Лорда какъ они его называли, и отправились посреди восклицаній.

Динмонтъ, прозжая мимо разоренныхъ жилищъ, сказалъ Бертраму: — я увренъ, Капитанъ, что, получивъ обратно ваше имніе, вы не забудете выстроить небольшую хижину. Чортъ меня возьми, ежелибъ я самъ этаго не сдлалъ, видвъ помстье не въ такихъ хорошихъ рукахъ. Однако же посл того, что она намъ сказала, я не очень желалъ бы здсь жить, и только бы и длалъ, что бредилъ бы колдуньями, мертвецами и привидніями.

Они скоро прибыли въ Вудбурнъ. Извстіе о всемъ случившемся дошло туда прежде ихъ: и все семейство ожидало въ алле, чтобы скоре поздравить съ благополучнымъ окончаніемъ ихъ подвига.

— Ежели вы видите меня живаго, сказалъ Бертрамъ Люси, прибжавшей къ нему прежде всхъ хотя глаза Юліи были еще проворне ея: то вы тмъ обязаны симъ добрымъ друзьямъ.

Люси изъявила удовольствіе свое и благодарность Газлувуду скромнымъ поклономъ и еще боле сильнымъ румянцемъ, покрывшимъ ея щеки, а Динмонту подавъ ласково руку. Добрый фермеръ въ восторг своемъ не удовольствовался позволеннымъ, и отъ души ее поцловалъ. Потомъ, хотвъ извиниться въ своей вольности: — простите меня, сударыня, сказалъ онъ, я право принялъ васъ за одну изъ своихъ дочерей. Капитанъ такъ добръ, что отъ этаго не мудрено и забыться.

Тогда старикъ Плейделъ,— подошедши: если это жалованье, сказалъ онъ,…

— Потише, г. Плейдель потише, подхватила Юлія, не забудьте что вчера вечеромъ вы получили свое впередъ.

— Быть можетъ, отвчалъ онъ, улыбаясь, но ежели завтра поутру я отъ васъ и Миссъ Люси не выслужу двойнаго жалованья за допросъ Диркъ Гаттрійка: то соглашаюсь, чтобы….. Увидите, Полковникъ, и вы, насмшницы, услышите, если не увидите.

— То есть, ежели мы захотимъ слушать, г. Плейдель.

— Разв не льзя ставить напередъ двухъ противу одного, что захотите? Любопытство заставитъ васъ узнать, къ чему служатъ уши!

— Увряю васъ, г. Плейдель, что уши такихъ злыхъ и пожилыхъ молодцовъ, какъ вы, заслуживаютъ, чтобы имъ показали, къ чему намъ служатъ пальцы.

— Поберегите ихъ для арфы, прелестная Миссъ: это будетъ выгодне для всхъ.

Между тмъ какъ Юлія занималась съ стряпчимъ, Маннерингъ подвелъ къ Бертраму незнакомаго ему человка.

— Вотъ, мой любезнйшій Капитанъ

— Тотъ, кому сестра моя обязана убжищемъ, сказалъ Бертрамъ, обнявъ его, и въ то время какъ не имла ни друзей, ни родныхъ.

Доминусъ въ свою очередь подошелъ, хотлъ улыбнуться и сдлалъ лишь страшную гримасу, собрался говорить и вмсто того произвелъ родъ свиста, перепугавшаго всхъ, и наконецъ, будучи не въ силахъ преодолть внутреннихъ своихъ чувствъ, отошелъ сторону, чтобы облегчить сердце на щетъ глаз.

Мы не будемъ описывать удовольствія и щастія, коими въ сей блаженный вечеръ наслаждались въ Вудбурн.

ГЛАВА XII.

Въ Вудбурнъ на другой день поутру были большіе сборы по случаю Диркъ Гаттрійкова допроса, которой должно было произвесть въ Кипплетринган.

Плейдель еще состоялъ въ списк мирныхъ судей Графства, нкогда производилъ слдствіе о смерти Франка Кеннеди, и вообще славился слдствіями своими и опытностію: то и приглашенъ былъ Мак-Марланомъ, Сиръ Робертъ Газлевудомъ и еще однимъ мирнымъ судьею, занять мсто Предсдателя ихъ трибунала и допросить арестанта. Полковникъ Маннернигъ также получилъ приглашеніе пожаловать въ принудствіе, въ коемъ должно производиться предварительное лишь слдствіе. По открытіи засданія Плейдель сдлалъ выписку изъ прежняго дла и веллъ привесть въ судъ свидтелей, допрашиванныхъ въ то время и еще оставшихся въ живыхъ, потомъ отобралъ показанія отъ священника и лкаря, находившихся при Мегъ Меррильисъ въ послднія минуты ея жизни. Они объявили, что Мегъ явно и положительно нсколько разъ, подтверждала, что была свидтельницей смерти Кеннеди, убитаго Диркъ Гаттрійкомъ и нсколькими людьми изъ его экипажа, что она при семъ была случайно, полагала, что они встртились съ нимъ въ то самое время, какъ черезъ него потеряли свое судно, и мщеніе побудило къ сему преступленію, что она прибавила къ тому, что племянникъ ея Гаврила Фаа живъ и былъ также свидтелемъ сего убійства, но въ немъ не участвовалъ, что еще другой человкъ зналъ о семъ злодяніи уже по совершеніи онаго и тмъ воспользовался, но что у нее не достало силъ дале говорить. Они не забыли также упомянутъ и о томъ, что она спасла младенца, посл чего разбойники вырвали его изъ ея рукъ и увезли съ собою въ Голландію. Все сіе показаніе записали и пріобщили къ длу.

Потомъ привели связаннаго Диркъ Гаттрійка: каковою предосторожностію онъ обязанъ былъ одному констабелю, признавшему его за бжавшаго арестанта за нсколько дней передъ тмъ. На вопросъ о имяни его онъ не отвчалъ, о его ремесл также не сказалъ ни слова, и многіе другіе вопросы оставилъ безъ отвта.

Плейдель обтеръ стекла очковъ, и посмотрлъ со вниманіемъ въ лице колоднику.— Такой подозрительной рожи, сказалъ онъ на ухо Полковнику, я еще не видывалъ, но потерпимъ, я умю обращаться съ подобными удальцами. Констабель, введите Солеса, Солеса сапожника. Солесъ, помнишь ли, что, ты измрялъ ступени оставшихся на земл слдовъ въ Варрикскомъ лсу въ Ноябр 17.. года? Солесъ припоминалъ хорошо сіе обстоятельство.

— Прочтите эту бумагу. Справедливо ли записана ваша мра? Признаете ли ее за свою?

Солесъ подтвердилъ истину написаннаго.

— Возьмите башмаки, лежащіе на стол, снимите съ нихъ мрку, и посмотрите: не придется ли. она къ которой нибудь изъ означенныхъ въ вашемъ показаніи?

Сапожникъ, исполнивъ приказаніе, отвчалъ, что башмаки совершенно одной мры съ самымъ большимъ слдомъ, означеннымъ въ описи.

— Мы докажемъ, шепнулъ Плейдель Маннерингу, что башмаки принадлежали Гаттрійкову Поручичу Броуну, тому самому бездльнику, котораго вы въ Вудбурн такъ ловко поподчивали пулею. Они найдены въ разоренной Дернклейгской башеньк.

— Теперь Солесъ, снимите мрку поврне съ ноги арестанта.

Маннернигъ, не спускавшій Гаттрійка съ глазъ, замтилъ, что онъ невольно смутился и сообщилъ сіе Плейделю.

— Вижу, отвчалъ стряпчій, теперь, Солесъ, прикиньте эту мрку къ описаннымъ, и посмотрите, не придется ли она къ которой нибудь изъ нихъ?

Сапожникъ прочелъ съ большимъ вниманіемъ опись, и измривъ вторично обувь арестанта: — ни на волосъ нтъ разницы, сказалъ онь, съ тою, которая пошире и покороче прежней.

Геній Гаттрійковъ въ сію минуту его оставилъ.

— Тысячу громовъ! вскричалъ онъ: какъ же могли остаться слды на земл, когда она отъ мороза была крпче самаго твердаго камня?

— Вечеромъ, Капитанъ Гаттрійкъ, правда, но не на другой день поутру. Не угодно ли вамъ сказать мн гд вы были… и чмъ, изволили заниматься въ тотъ день, о которомъ такъ хорошо помните?

Гаттрійкъ усплъ опомниться, и увидвъ свою ошибку, опять замолчалъ.

— Запишите въ журналъ его замчаніе, сказалъ Плейдель Секретарю.

Въ сію минуту дверь присудствія отворилась, и къ большому удивленію всхъ находившихся въ ономъ вошелъ Г. Жильберъ Глоссинъ,

Сей почтенный человкъ узналъ чрезъ своихъ лазутчиковъ, что Мегъ Меррильисъ передъ смертію своею въ показаніяхъ его не обвиняла и даже не упомянула его имени, хотя обстоятельство сіе произошло не отъ того, чтобы она желала его пощадить, но единственно отъ скорой смерти посл раны ея, не позволившей допросить ее законнымъ порядкомъ. И такъ онъ разсудилъ, что ему опасаться нчего, кром обвиненій со стороны Гаттрійка, и ршился бороться съ бурею, присоединившись къ собратіямъ своимъ мирнымъ судьямъ, допрашивавшимъ колодника.— Я найду средство, думалъ онъ, дать этому бездльнику почувствовать, что и моя и собственная его выгода состоятъ въ томъ, чтобы онъ не болталъ, къ тому же и присутствіемъ своимъ я докажу свою невинность и увренность въ самомъ себ. Ежели и придется разстаться съ помстьемъ, то по крайней мр… Но нтъ, нтъ… этому не бывать.

Вошедши въ залу, онъ низко поклонился Сиру Роберту Газлевуду. Сей послдній уже догадался, что сосдъ его рожденный въ сословіи плебейскомъ, хотлъ загребать жаръ его руками, отвчалъ ему едва примтнымъ поклономъ, понюхалъ табаку и отвернулся въ другую сторону.

— Слуга вашъ покорный, Г. Горрсандъ.

— Здравствуйте, Г. Глоссинъ, сказалъ сухо Горсандъ, слдовавшій во всемъ примру другаго, то есть, примру Баронета.

— Каково ваше здоровье? почтеннйшій другъ Г. Мак-Морланъ, вы все по старому занимаетесь своею должность?

— Гемъ! произнесъ Мак-Морланъ, не обративъ большаго вниманія ни на поклонъ, ни на привтствіе его.

— Полковникъ Маннерингъ!

Низкой Глоссиновъ поклонъ получилъ въ отвтъ лишь легкое наклоненіе головы.

— Я не смлъ надяться, г. Глоссинъ, чтобъ во время засданій вамъ можно было пожаловать, пріхать на помощь къ намъ бднымъ провинціальнымъ судьямъ!

Плейдель, понюхавъ табаку, бросилъ на него пронзительный, насмшливый взглядъ.— Я напомню ему, подумалъ онъ, пословицу древнихъ: ne accesseris in concilium ante quani voceris.

— Но можетъ быть, я помшалъ вамъ, господа. Началось ли засданіе?

— Вы не только, что намъ не помшали, Г. Глоссинъ, отвчалъ Плейделъ, но я очень радъ, что вы сюда пожаловали, и увренъ, что присутствіе ваше для насъ будетъ необходимо до окончанія этаго дла.

— Право, сказалъ Глоссинъ, пододвинувъ къ себ стулъ, и взявъ нсколько бумагъ лежавшихъ на стол, скажите, господа, какъ идетъ дло? и до чего вы уже дошли? гд допросы?

— Г. Глоссинъ, прервалъ его Плейдель, сдлайте одолженіе, не трогайте моихъ бумагъ. Я подбираю ихъ особеннымъ образомъ, и ежели кто нибудь посторонній до нихъ дотронется, то потомъ никакъ не могу ихъ уладить. Потерпите немного, мы сей часъ будемъ имть въ васъ надобность.

Глоссинъ, принужденный такимъ образомъ оставаться безъ дда, взглянулъ на Гаттрійка, но ничего не замтилъ на наморщенномъ его лиц, кром знаковъ ненависти ко всему его окружавшему.

Желая дать ему почувствовать, что онъ еще найдетъ себ защитника: — господа, сказалъ онъ, за чмъ же этотъ бднякъ отягощенъ такими цпями? Онъ еще не судится, а только допрашивается.

— Разв вы не знаете, что онъ уже уходилъ? спросилъ весьма сухо Мак-Морланъ.

Сіе заставило Глоссина замолчать.

Посл сего позвали Бертрана, который, къ большому огорченію Глоссина, былъ всми принятъ весьма ласково, даже Сиръ Робертъ Газлевудомъ. Онъ пересказалъ все, что могъ припомнить о младенчеств своемъ съ такою откровенностію и простодушіемъ кои доказывали его искренность.

— Господа, сказалъ Глоссинь, привставъ, мн кажется, что дло ваше производится не столько по уголовной, какъ по гражданской части. Вамъ извстны слдствія, какія могутъ имть для меня требованія сего молодаго человка, а потому и прошу васъ позволить мн удалиться.

— Нтъ, сдлайте одолженіе, мой любезный господинъ, подхватилъ Плейдель, останьтесь, мы имемъ въ васъ большую надобность. Но что же вы скажете на щетъ показаній этого молодаго человка. Я никакъ не намренъ мшать вамъ опровергать ихъ, если можете.

— Я разскажу вамъ все въ двухъ словахъ, Г. Плейдель. Этотъ молодой проказникъ, котораго я полагаю незаконнымъ сыномъ покойнаго Годфруа Бертрама, съ нкотораго времени шатается въ здшнемъ околодк подъ разными именами, называясь въ одномъ мст Давсономъ, въ другомъ Броуномъ, въ третьемъ Дудлеемъ, находится въ связи съ старухою о которой я слышалъ, что она будто убита въ какой то драк, живетъ съ цыганами и другими бродягами, возбуждаетъ крестьянъ противу помщиковъ, и что также очень извстно Сиру Роберту Газлевуду.

— Не перебивая васъ, Г. Глоссинъ, сказалъ Плейдель, прошу сказать, кто этотъ молодой человкъ?

— Я полагаю… думаю, что онъ незаконный сынъ покойнаго Елленгована и Жаннеты Лихтогиль, которая потомъ вышла за мужъ за Гевита, корабельнаго плотника, живущаго въ Графств Аннанскомъ, называется Годфруа Бертрамъ Гевишомъ, и подъ симъ именемъ записался въ службу и опредленъ на Ройяль Каролину Бранвахтенскую яхту.

— Чтожъ, сказалъ Плейделъ, это довольно правдоподобно. Но не говоря ни слова о разности лтъ, цвта лица, волосъ и проч. пожалуйте сюда, молодой человкъ!.

Одинъ молодой морякъ подошелъ къ столу.

— Вотъ настоящій Годфруа Бертрамъ Гевитъ. Онъ вчера пріхалъ изъ Ливерпуля, служитъ Лейтенантомъ на корабл, принадлежащемъ Остъ-Индской компаніи, и ежели въ сей свтъ вошелъ и не въ лучшіе двери, это вы видите, по крайней мр, что онъ идетъ по хорошей дорог.

Прочіе судьи сдлали сему молодому человку нсколько вопросовъ, а Плейдель между тмъ взялъ записную книжку Гаттрійка. Негодяй, увидвъ сіе, поморщился, что не избгло проницательнаго ока судьи. Онъ положилъ книжку на столъ, занялся другими бумагами, и въ ту же минуту арестантъ оказалъ прежнее равнодушіе.— Врно, подумалъ Плейдель, въ записной книжк есть что нибудь особенное. Онъ опять принялся за нее, осмотрлъ съ большимъ вниманіемъ, и наконецъ замтилъ потаенный карманъ. Открывъ оный съ нкоторымъ усиліемъ, вынулъ изъ него три бумаги, и пробжавъ ихъ наскоро, обратился къ Глоссину, и просилъ его сказать, былъ ли онъ въ числ отъискивавшимъ Кеннеди молодаго Генриха, въ день смерти перваго и пропажи послдняго?

— Н… тъ, то есть, былъ, отвчалъ Глоссинъ въ смущеніи.

— Почему же вы, имвъ столь близкія связи, съ старикомъ Елленгованномъ, не явились тогда до мн для показанія.

— Въ тотъ самый ненастный день мн должно было хать въ Лондонъ по одному важному длу.

— Секретарь, запишите этотъ отвтъ. А важное ваше дло, Г. Глоссинъ, конечно состояло въ продаж трехъ векселей, писанныхъ на имя господъ Фанъ-Беста и Фанъ-Бруггена и вмсто ихъ подписанныхъ довренною отъ нихъ особою Диркъ Гаттрійкомъ въ самый день убійства?

Глоссинъ измнился въ лиц, что вс замтили.

— Эти бумаги подтверждаютъ то, что о поведеніи вашемъ въ семъ случа показалъ нкто Гавріилъ Фаа, взятый по приказанію нашему подъ стражу, и бывшій свидтелемъ происходившаго между вами и честнымъ человкомъ котораго цпи васъ столько огорчили. Что вы на это скажите?

— Г. Плейдель, отвчалъ Глоссинъ, успвшій нсколько успокоишься, еслибъ вы были моимъ стряпчимъ: то конечно не присовтовали бы мн тотчасъ отвчать на обвиненіе, сдланное самымъ подлымъ человкомъ, и которое онъ, повидимому, хочетъ подтвердить клятвопреступленіемъ.

— Я бы далъ совтъ, смотря по тому, какъ бы я полагалъ васъ виноватымъ или невиннымъ. Но въ теперешнемъ положеніи вашемъ думаю, что вы избрали лучшее. Вы конечно чувствуете, что обязанность наша требуетъ написать повелніе взять васъ подъ стражу?

— А за что, сударь? не по подозрнію ли въ убійств?

— Нтъ, но по участію вашему въ похищеніи младенца.

— За это еще можно представить за себя поруку.

— Извините, это преступленіе относится къ уголовнымъ дламъ.

— Вы ошибаетесь, Г. Плейдель, стоитъ только вспомнишь, о Форренс и Вальдіи. Вы конечно не забыли, что эт женщины общали воспитанникамъ Хирургической школы принесть трупъ ребенка,и хотвъ честно исполнить свое общаніе, и студентовъ не заставлять долго ждать, украли ребенка, убили его и продали тло за три шилинга съ половиною, а сами были приговорены къ вислиц за убійство, а не за похищеніе младенца. Ваше знаніе гражданскихъ законовъ увлекаетъ васъ слишкомъ далеко.

— Все это очень хорошо, сударь, но ежели Гаврило Фаа останется твердымъ въ своемъ показаніи: то покамстъ все это объяснится въ высшемъ суд, вы посидите въ тюрьм Графства. Констабели, отведите Глоссина и Гаттрійка, и смотрите, чтобы между ими не было ни малйшаго сношенія.

По удаленіи ихъ привели цыгана Гаврилу, въ коемъ Бертрамъ тотчасъ узналъ егеря, видннаго имъ въ Чарлисъ-Гоп. Онъ признался въ томъ, что учинилъ побгъ съ канонерской лодки Капитана Притчарда и прежде сраженія присталъ къ торгующимъ запрещенными товарами. Онъ также показалъ, что Диркъ Гаттирійкъ самъ зажегъ свой люгеръ и спасся съ экипажемъ и большею частію груза на лодкахъ, будучи закрытъ поднявшимся дымомъ, что они скрылись потомъ въ подземель Варрохскаго мыса, гд и расположились остаться до ночи, что Гаттрійкъ, Поручикь, его Фанъ-Бестъ-Броунъ и еще трое матросовъ, въ числ коихъ находился и онъ, вышли повидаться съ нкоторыми своими знакомыми, жившими поблизости, что нечаянно встртили Кеннеди, что Гаттрійкъ и Броундь, знавъ, что онъ былъ причиною ихъ нещастія, ршились его убить, что и въ самомъ дл исполнили безъ малйшаго въ томъ участія его Гаврилы, что вс посл сего возвратились разными дорогами въ пещеру, что Гаттрійкъ въ оной разсказывалъ, какъ онъ сбросилъ Кеннеди съ вершины скалы и увидвъ, что онъ еще живъ, съ помощію Броуна, съ усиліемъ выломилъ большой камень и скатилъ на него, что потомъ Глоссинъ вдругъ явился къ нимъ, что Гаттрійкъ уговорилъ его молчать, за что Глоссинъ взялъ векселями на домъ Фанъ-Беста и Фанъ-Бруггена половину изъ спасеннаго товару, съ условіемъ, и ребенка увесть въ Голландію, такъ чтобы онъ никогда не возвращался въ Шотландію, что онъ Гаврила не терялъ изъ вида Бертрама до самаго прибытія его въ Индію, гд съ нимъ разстался и не видалъ его до того времени, какъ сошелся съ нимъ въ Чарлисъ-Гоп, что о возвращеніи его онъ тотъ часъ далъ знать тетк своей Мегъ Меррильисъ и Гаттрійку, который въ то время прізжалъ въ Шотландію, что тетка его очень бранила за то, что онъ увдомилъ прежняго своего Капитана, и притомъ объявила ему, что она сдлаетъ все, что можетъ для молодаго Елленгована и возвратитъ ему право его, хотя бы даже принуждена была дйствовать противу Диркъ-Гаттрійка, что многіе цыгане, такъ какъ и онъ самъ, помогали ей въ семъ предпріятіи, въ увреніи, что она дйствуетъ по внушенію вышней силы и повиновались ей безпрекословно и безъ разсужденій: ибо почтеніе къ ней не позволяло имъ длать ей никакихъ возраженій, что въ слдствіе сего она отдала Бертраму порученную ей отъ общества казну всей шайки, что во время нападенія на Портанферрійскую таможню многіе цыгане вмшались въ толпу для спасенія Бертрама, что онъ былъ въ числ ихъ, и наконецъ тетка его сказывала, что у Генрика Бертрама должна быть на ше вещь, по которой откроется его рожденіе, что эта вещь талисманъ, составленный для него Оксфордскими ученымъ, и что она уговорила Гаттрійка и экипажъ его не трогать сего талисмана, ежели не хотятъ претерпть большаго нещастія.

Бертрамъ снялъ съ груди своей небольшой, бархатный и весьма изношенный мшечекъ, и объявилъ, что носилъ оный съ самаго дтства своего, и что купцы въ самомъ дл совтовали ему тщательно хранить оный. Бертрамъ прибавилъ къ тому, что онъ исполнилъ сіе въ надежд, посредствомъ его нкогда открыть тайну своего рожденія.

Мшечекъ былъ распоротъ въ ту же минуту и въ немъ найдена въ двойной пергаментной обертк тема рожденія, въ коей Полковникъ узналъ свою работу. Онъ призналъ ея, что пріхавъ въ Шотландію въ первый разъ, вздумалъ позабавиться, взявъ на себя ролю Астролога, и тмъ прибавилъ новое доказательство о дйствительномъ происхожденіи Бертрама.

— Теперь, сказалъ Плейдель Секретарю, напишите повелніе отвесть въ тюрьму Глоссина и Гаттрійка и содержать до произведенія надъ ними суда. Жаль мн Глоссина!

— Боже мой! возразилъ Маннерингъ, изъ нихъ обоихъ онъ конечно мене жалокъ! Тотъ ежели и злодй: то, по крайней мр, человкъ храбрый, ршительный!

— Такъ, Полковникъ, очень естественно, что вы берете участіе въ одномъ, а я сожалю о другомъ: каждый изъ насъ судитъ по своему ремеслу. Но я повторяю вамъ, что Глоссинъ былъ бы прекрасный стряпчій, ежели бы не пристрастился къ дурной сторон нашихъ занятій.

— Насмшникъ пожалуй скажетъ, что отъ того онъ сдлался бы еще лучшимъ стряпчимъ.

— Въ такомъ случа насмшникъ солжетъ, что бываетъ нердко.

ГЛАВА XIII.

Въ тюрьму Графства обращенъ былъ одинъ изъ тхъ древнихъ замковъ, кои къ стыду Шотландіи за нсколько лтъ предъ симъ существовали. По прибытіи въ оную арестантовъ и ихъ караульныхъ, Гаттрійкъ по извстному его свойству и сил посаженъ былъ въ особый покой, называемый залою осужденныхъ. Сія довольно просторная комната находилась въ самомъ верху зданія. Во всю длину ея посредин проведенная желзная перекладина, толщиною въ мужскую руку повыше локтя, на четверть аршина отъ пола, прочно закрплена была съ обоихъ концовъ въ стны. Гаттрійку на ноги надли два желзныхъ кольца и ихъ наглухо заклепали, въ кольцы продли цпь аршинъ двухъ длиною, коей одинъ конецъ состоялъ изъ кольца надтаго на упомянутую перекладину. Слдовательно арестантъ могъ прогуливаться отъ одного конца комнаты до другаго, не отдаляясь отъ перекладины боле двухъ аршинъ. Тюремный приставъ въ полномъ увреніи, что арестантъ его убжать не можетъ, снявъ оковы съ рукъ его, предоставилъ ему полную свободу длать, что ему угодно.

Съ Глоссйномъ обошлись гораздо лучше. Во уваженіе того, что онъ вступилъ уже въ высшее сословіе, его избавили отъ оковъ и помстили въ пристойнйшую комнату подъ присмотромъ Мак-Гуффога, который по сожженіи Портанферрійской тюрьмы, выпросилъ себ низшее мсто смотрительскаго помощника въ темниц Графства.

Оставленный въ уединеніи Глоссинъ имлъ время разщитывать, сколько разныхъ обстоятельствъ могли послужить въ оправданіе егои сколько въ обвиненіе. Онъ никакъ не считалъ еще дло свое отчаяннымъ. Помстье отъидетъ, говорилъ онъ, въ этомъ и сомнваться нчего. Плейдель и Мак-Морланъ законно опровергнутъ вс мои представленія. Честное имя мое! это пустое! Лишь бы мн сохранить жизнь и свободу: я опять наживу себ славу. Посмотримъ!— Бертрамъ, когда его увезли, быль еще въ младенчеств, слдовательно показаніе его не можетъ быть основательнымъ. Гаврило былъ въ бгахъ, онъ, цыганъ, человкъ отверженный законами, Мегъ Меррильисъ, эта бездльница отправилась на тотъ свтъ. Но проклятые векселя! Врно Гаттрійкъ взялъ ихъ съ собою, чтобы, напугать угрозами, и заставить меня поплатиться! Надобно повидаться съ этимъ негодяемъ, уговорить его быть твердымъ и стараться это дло представить въ лучшемъ вид.

Выдумывая новыя хитрости для прикрытія прежнихъ своихъ плутней, онъ ращитывалъ и обдумывалъ свои предпріятія до тхъ поръ, пока явился къ нему съ ужиномъ Макъ-Гуффогъ. Глоссинъ старался его задобрить, поднесъ ему водки и наконецъ просилъ у него позволенія повидаться съ Диркъ Гаттрійкомъ.

— Не возможно! никакъ не льзя! Мак-Морланъ это строго запретилъ, и Капитавъ (такъ въ Шотландіи называютъ главнаго тюремнаго Смотрителя) мн этаго никогда непроститъ.

— А почему онъ узнаетъ? сказалъ Глоссинъ, положивъ ему въ руку дв гинеи.

Макъ-Гуффогъ подержалъ золото въ рук, посмотрлъ на него, и положилъ въ карманъ. — Ахъ! Г. Глоссинъ, вамъ извстны здшніе обычаи! Итакъ я въ то время, какъ запираютъ двери, приду сюда, и какъ днемъ ключи у меня на рукахъ, то и проведу васъ въ его комнату. Но вамъ надобно пробыть съ нимъ всю ночь: потому что ключи я долженъ отдать Капитану, а отъ него получу ихъ завтра поутру. Завтра же обойду комнаты получасомъ ране обыкновеннаго, зайду за вами и вы возвратитесь прежде, нежели Капитанъ пойдетъ осматривать.

Посл сего они разстались и въ десять часовъ Макъ-Гуффогъ явился, съ тайнымъ фонаремъ.

— Снимите башмакъ, сказалъ онъ въ полголоса, и идите за мною.

Глоссинъ, молча повиновался, и когда вышелъ изъ своей комнаты: то Макъ-Гуффогъ показывая, что исполняетъ свою должность, громко прокричалъ: — Покойной ночи, сударь, пріятнаго сна и съ большимъ шумомъ заперъ дверь и наложилъ запоръ. Потомъ взвелъ его по узкой и крутой лсенк, въ конц которой находилась дверь залы осужденныхъ, отворилъ оную, подалъ фонарь Глоссину, далъ ему знакъ войти, заперъ дверь также съ шумомъ и ушелъ.

Комната въ которую вошелъ Глоссинъ, была очень большая и нсколько минутъ слабый свтъ фонаря не могъ освтить всхъ предметовъ. Наконецъ, когда глаза его понемногу присмотрлись въ темнот, то онъ увидлъ за желзною перекладиною дурную кровать, а на оной разосланную солому. Наконецъ усмотрвъ человка, лежащаго на сей постел, перешагнулъ черезъ перекладину и подошелъ къ нему.

— Диркъ Гаттрійкъ!

— Громъ и молнія! сказалъ колодникъ, приподнявшись и потрясая цпями, стало быть сонъ мой справедливъ! Поди прочь и оставь меня къ поко. Лучше этаго ты ничего не можешь сдлать.

— Какъ, мой добрый другъ, не уже ли боязнь просидть нсколько недль въ тюрьм, лишаетъ васъ бодрости?

— Сидть въ тюрьм! а когда я выду изъ нее, тысяча бурь! тогда, какъ поведутъ меня на вислицу! оставь меня. Длай свои дла самъ и отведи отъ меня свтъ фонаря.

— Полноте, любезнйшій Диркъ, не бойтесь. Я разскажу вамъ славное намреніе.

— Убирайся въ адъ и съ своими намреніями. По милости твоей лишился я корабля, груза, экипажа, потеряю и жизнь. Сей часъ видвъ я во сн, что Мегъ Меррильисъ притащила тебя сюда за волосы, подала мн большой ножъ, который всегда носила на боку, и знаешь ли, что она мн сказала? громъ и молнія! будь остороженъ, не искушай меня!

— Встаньте, любезнйшій Гаттрійкъ, и выслушайте меня.

— Нтъ! ты причиною всмъ бдамъ. Ты не захотлъ, чтобы Мегъ взяла ребенка. Она отдала бы его тогда, какъ онъ позабылъ бы все, и теперь ничегобъ не было.

— Но опомнитесь, любезнйшій Гаттрійкъ, вы вздоръ говорите.

— Опомниться! тысяча бурь! не хочешь ли ты запереться и въ томъ, что это проклятое нападеніе на Портанферри, стоившее мн корабля и экипажа, не моя выдумка, и не для твоей пользы?

— Но товаръ вашъ, любезнйшій другъ…

— Провались товаръ! я бы досталъ другой грузъ. Но потерять корабль, храбрыхъ моихъ товарищей, собственную жизнь за такого подлаго бездльника, который и зло уметъ длать лишь чужими руками! тысяча громовъ, не говори больше со мною! я опасенъ для тебя!

— Но Диркъ… но Гаттрійкъ, выслушайте хоть нсколько словъ.

— Нтъ! клянусь адомъ, нтъ!

— Одно только слово!

— Нтъ! нтъ! тысяча проклятій! нтъ!

— Ну, такъ поди же къ чорту, упрямая собака, грубый Голландецъ! сказалъ Глоссинъ, потерявъ терпніе и толкнувъ его ногою.

— Тысяча милліоновъ бурь? вскричалъ Гаттирійкъ, вскочивъ и схвативъ его за воротъ, такъ, стало быть я ты хочешь этого: ну такъ получишь.

Глоссинъ противился и съ минуту держался на ногахъ, но Гаттрійкъ былъ для него слишкомъ страшный непріятель, къ тому же стремительное и яростное нападеніе не оставило ему средствъ пріуготовиться къ оборон. Онъ повалился и сильно ударился затылкомъ объ упомянутую нами перекладину. Наконецъ борьба окончилась смертію Глоссина.

Комната подъ залою осужденныхъ была Глоссинова, слдовательно пустая.

Арестанты, жившіе подъ нею, слышали паденіе и нкоторый стонъ. Но жалобы и стенанія были въ семъ жилищ ужаса слишкомъ обыкновенны и не возбуждали ни любопытства, ни участія.

Макъ-Гуффогъ, исполняя свое общаніе и вставъ поутру, пришелъ до свта. Г. Глоссинъ, произнесъ онъ въ полголоса.

— Позови его громче, сказалъ Гаттрійкъ.

— Г. Глоссинъ, идите ради Бога поскоре!

— Ежели не пособишь ему, онъ не выдетъ, сказавъ разбойникъ.

— Макъ-Гуффогъ! закричалъ Капитанъ, что вы тамъ на верху болтаете?

— Ради самаго Бога, повторилъ съ трепетомъ Макъ-Гуффогъ, выходите поскоре.

Въ сію минуту явился и главный Смотритель со свчею. Ужасъ и изумленіе объяли его при вид Глоссинова тла, лежащаго на полу въ положеніи, не оставлявшемъ ни малйшаго сомннія въ его смерти. Гаттрійкъ лежалъ спокойно, растянувшись на солом въ двухъ шагахъ отъ своей жертвы.

Поднявъ тло Глоссина, усмотрли, что уже нсколько часовъ какъ онъ умеръ и имлъ на себ явные признаки насильственной смерти. Шея его показывала, что онъ задушенъ, что подтверждалось цвтомъ лица его. Голова была пробита сзади отъ паденія на желзную перекладину и лежала на лвомъ плеч, бывъ какъ бы свернута съ большою силою. Должно полагать, что бшеный его соперникъ, схвативъ его, за горло, не выпустилъ оное изъ рукъ, покамстъ въ немъ оставалась послдняя искра жизни. Разбитый въ куски фонарь лежалъ на средин комнаты.

Мак-Морланъ былъ въ город, и получивъ о семъ извстіе, немедленно прибылъ.

— Кто привелъ сюда Глоссина? спросилъ онъ Гаттрійка.

— Чортъ.

— А за чмъ ты, его убилъ?

— Чтобы отослать его прежде себя въ адъ.

— Негодяй! и такъ убійствомъ сообщника ты довершилъ жизнь проведенную въ преступленіяхъ, не заглаженныхъ ни одною добродтелью!

— Ни одною добродтелью! тысяча громовъ! я всегда вренъ былъ своимъ хозяевамъ, всегда отдавалъ имъ исправный отчетъ до послдняго шиллинга. И кстати объ отчетахъ, прикажите дать мн бумаги и всего нужнаго для письмо, чтобы я могъ ихъ обо всемъ увдомить. Оставьте меня въ поко часа съ два и велите вынесть этого мерзавца.

Мак. Морланъ, отобравъ и написавъ показанія по сему новому произшествію, ушелъ и приказалъ доставить преступнику то, чего онъ требовалъ.

Когда въ часъ обда отворили его дверь, то нашли, что Гаттрійкъ уже предупредилъ мечь правосудія. Отвязавъ веревку, коею кровать его была перетянута, онъ привязалъ оную къ большой кости, оставшейся посл вчерашняго ужина его, вбилъ кость довольно крпко въ трещину стны, и съ помощію желзной перекладины взобравшись сколь можно выше, надлъ на шею петлю, опустился, поджавъ колна и имлъ твердость остаться въ семъ положеніи, пока былъ въ памяти.

Посл него осталось письмо къ хозяевамъ его корабля. Въ ономъ были отчеты объ однихъ лишь торговыхъ длахъ, но такъ какъ при описаніи послднихъ произшествій онъ насколько разъ упоминалъ о молодомъ Елленгован: то сіе также послужило доказательствомъ, подтверждавшимъ показанія Мегъ Меррильисъ и Гаврилы.

Чтобы намъ не возвращаться въ симъ негодяямъ, мы прибавимъ, что Макъ-Гуффогъ лишился своего мста, не смотря на увренія, которыя онъ хотлъ подтвердить присягою, что на канун заперъ Глоссина въ его комнат. Однако же повсть его не всмъ показалась не вроятною — и любители чудеснаго остались увренными вмст съ почтеннымъ пвчимъ Г. Скригомъ въ томъ, что точно врагъ рода человческаго соединилъ обоихъ негодяевъ для того, чтобы оскверненная преступленіями жизнь ихъ окончилась насильственною смертію однаго и самоубійствомъ другаго.

ГЛАВА XIV.

Глоссинъ не оставилъ по себ наслдниковъ и не заплатилъ всей суммы за Елленгованское помстье, а потому оное и предоставлено было снова заимодавцамъ Годфруа Бертрама, а сынъ его, основываясь на перевода имнія ни его имя, сдланное ддомъ его, могъ легко не признать большей части долговъ. Онъ препоручилъ дла свои господамъ Плейделю и Мак-Морлану, объявивъ свою непремнную волю заплатить до послдней копейки долги его отца, хотя бы отъ того и принужденъ былъ опять возвратиться въ Индію.

Сіе намреніе его объявлено было въ присутствіи Маннеринга, который пожалъ ему руку, и съ сего времяни сдлался совершеннымъ его другомъ.

Въ семъ положеніи длъ кредиторы не усомнились признать право молодаго Бертрама и отдать въ полное его распоряженіе Елленгованское помстье. Приступили къ поврк щетовъ и векселей, коихъ большая часть была имя Глоссина и въ расходнымъ вдомостяхъ отыскалось столько обмановъ, что долги отъ того значительно поубавились, наличныя деньги, оставшіяся по смерти Мистриссъ Маргариты Бертрамъ, вырученныя отъ продажи движимаго ея имнія, и нкоторое пособіе со стороны Полковника, послужили къ заплат всхъ остальныхъ.

Бертрамъ вскор посл того введенъ былъ въ владніе Елленгованскаго замка. При совершеніи сего обряда, вс прежніе подданные его фамиліи собрались, какъ на торжество, и присутствовали на ономъ съ большею радостію. Маннерингъ такъ спшилъ началомъ разныхъ строеній, въ коихъ условился съ Бертрамомъ, что немедленно перехалъ туда съ своимъ семействомъ, хотя ему было гораздо покойне жить въ Вудбурн.

Добродушный Доминусъ едва не совсемъ отъ радости сошелъ съ ума. Прибывъ въ Елленгованъ, онъ поспшно побжалъ въ маленькую комнату на чердак, въ коей прежде жилъ, и которая никакъ не выходила изъ его головы, не смотря на то, что онъ имлъ въ Вудбурн гораздо покойнйшую. Но здсь ужаснйшая мысль поразила его. Книга! для помщенія ихъ не достало бы трехъ, комнатъ Елленгопанскаго замка, а ни одной не оставалось порожней.

Сія мысль отнимала у него нкоторую часть удовольствія жить снова на старомъ пепелищ, но въ ту же минуту его позвали къ Маннерингу. Надобно было ему пособишь въ изчисленіи пропорцій разныхъ комнатъ, большаго и великолпнаго дома, предположеннаго строить подл новаго замка, который бы отвчалъ великолпнымъ развалинамъ, лежавшимъ по близости. На план подписано было назначеніе каждой комнаты, и глаза Доминуса, обратившись на одну изъ самыхъ большихъ, съ восхищеніемъ прочли: ‘библіотека’. Рядомъ съ оною находился просторный покой съ надписью: комната г. Сампсона. Удивительносъ! удивительносъ! удивительносъ! вскричалъ онъ съ восторгомъ, и уже ничмъ не могъ заниматься во весь тотъ день.

Г. Плейдель ухалъ въ Едимбургъ, но во время святокъ до общанію своему опять возвратился. По прибытіи въ Елленгованъ онъ засталъ дома одного Полковника, окруженнаго планами, коими онъ занимался съ большимъ удовольствіемъ

— Ага! сказалъ стряпчій, вы одни? А гд наши дамы? гд прелестная Юлія?

— Она прогуливается съ Люсіею, Карломъ Газлевудомъ, Бертрамомъ и Капитаномъ Деласерромъ, недавно, пріхавшимъ пріятелемъ его. Они пошли въ Дернклейгъ отвесть мсто для построенія хижины въ которой Бертрамъ намренъ поселить Гаврилу Фаа. Этотъ цыганъ, по видимому, намренъ совершенно исправиться. Ну, а вы какъ кончили въ своемъ суд Бертрамовы дла?

— Очень скоро. Подходили праздники. Мшкать было не льзя, и онъ въ суд Массировъ признанъ наслдникомъ Елленговановъ.

— Въ суд Массрировъ! что это такое?

— Это родъ, судебныхъ Сатурналіевъ. Надобно вамъ сказать, что одно изъ непремнныхъ условій Массера или млкаго чиновника въ нашемъ Верховномъ суд состоитъ въ томъ, чтобы былъ неученый и неграмотный.

— Очень хорошо!

— И прежде открытія ваканцій одно изъ учрежденіи нашего суда предписываетъ на одинъ день составлять Верховный судъ изъ тхъ неграмотныхъ и отдавать на ихъ сужденіе одно изъ труднйшихъ и запутаннйшихъ длъ, особенно государственныхъ, въ числ которыхъ и дло друга нашего Вертрама.

— Что за вздоръ! давно что-то безпутное!

— О! въ практик находится лкарство отъ глупости теоріи.

Нкоторые судьи помогаютъ своимъ подчиненнымъ и имъ подсказываетъ. Вообще эти дла ршатся лучше другихъ. Вы знаете, что Курцій сказалъ: Matta sunt in morіbus dissentanea, multa sine ratione. Къ тому же этотъ судъ ршилъ наше дло, и мы потомъ роспили у Валькера проядочный запасъ Шампанскаго. Мак-Морланъ поморщится, когда ему подадутъ щетъ.

— Не безпокойтесь: мы этому поможемъ и вмст попразднуемъ на обд, который зададимъ всему околодку въ дом Мистриссъ Макъ-Кендличъ.

— И потомъ возьмете Жакъ Жабоса къ себ въ домъ?

— Быть можетъ.

— А куда длся Данди, грозный обладатель Чарлисъ-Гопа?

— Отправился обратно въ свои горы, но онъ общалъ Юліи будущею весною сдлать изъ нихъ вылазку и пріхать сюда съ хозяюшкою, говоря его словами, и съ сколькими то еще дтьми.

— Шалуны! мн еще надобно будетъ съ ними играть въ жмурки и гулючки. Но что это за планы! Башня по средин, подобная Кернарвонской, корпусъ, флигеля… Чортъ возьми! не хотите ли, чтобъ этотъ домъ поднялъ на воздухъ на спин своей все Елленгованское помстье?

— Мы постараемся привинтитъ его къ земл покрпче нсколькими мшками Индійскихъ рупіевъ.

— А! втеръ дуетъ съ этой стороны? Такъ я вижу что мошенникъ Бертрамъ отбилъ у меня мою милую, прелестную Юлію?

— Вы и не ошиблись.

— Всегда эти повсы, молодые люди, отбиваютъ у насъ молодцовъ старой школы! по крайней мр я не лишенъ всей наджды. Юлія возьметъ мою сторону и склонитъ въ мою пользу Люси.

— Сказать вамъ правду, я опасаюсь, чтобъ вы и тутъ не опоздали.

— Въсамомъ дл?

— Нкто Сиръ Робертъ Газлевудъ прізжалъ къ Бертраму съ визитомъ, считая, думая, полагая…

— Ахъ! избавьте меня ради Бога отъ Баронетова слога.

— И такъ, мой любезнйшій господинъ, онъ разщиталъ, что Синглезидское помстье находится посреди его земель и только въ пяти или шести миляхъ отъ Елленгована, а потому для общей выгоды обоихъ помщиковъ гораздо лучше были бы продать, промнять, или сойтиться какъ нибудь иначе.

— Ну, а Бертрамъ?

— Бертрамъ отвчалъ ему, что онъ почитаетъ прежнюю духовную Мистриссъ Маргариты за настоящую, и слдовательно помстье Синглезйдское собственностію своей жены.

— Плутишка! и мое сердце, какъ видно, будетъ ему принадлежать вмст съ сердцемъ моей любезной! а потомъ?

— Потомъ Сиръ Робертъ отправился, наговоривъ множество вжливостей, но чрезъ нсколько дней пріхалъ въ карет, запряженной цугомъ, въ красномъ шитомъ кафтан, въ напудренномъ парик, какъ говорится, во всемъ парад, чтобы атаковать съ другой стороны.

— Ага! чтоже онъ изволилъ сказать?

— Онъ разсказывалъ обыкновеннымъ своимъ краснорчивымъ слогомъ о привязанности, страстной любви Карла Газлевуда къ Миссъ Бертрамъ.

— Понимаю. То есть онъ началъ уважать маленькаго купидона, увидвъ, что онъ притаился на Синглезидскомъ холм. Не ужъ ли же бдная Люси останется жить съ старымъ глупцемъ, и не мене глупою его женою, которая настоящій баронетъ въ юбк?

— Нтъ, мы сжалились надъ нею. Скоро начнутъ оправлять старый Синглезидской замокъ, молодая чета поселится въ немъ, и онъ по просьб Баронета назовется Мунтъ-Газлевудомъ.

— А вы не намрены ли остаться въ Вудбурн?

— Покамстъ окончится постройка. Я, какъ вы видите, живу съ дтьми и могу однакожъ сдлаться невидимкою, когда на меня временно найдетъ припадокъ сплина.

— Точно! а такъ какъ вы въ двухъ шагахъ только отъ стараго замка, то можете безъ затрудненія взойти на башню Донагильда и съ нее разсматривать небесныя тла.

— Нтъ, мой любезнйшій стряпчій, уже конченъ Астрологъ.

Конецъ.