Малахов курган, Сергеев-Ценский Сергей Николаевич, Год: 1940

Время на прочтение: 16 минут(ы)

С. Сергеев-Ценский.

Малахов курган.

Историческая драма в 4-ёх действиях.

Действующие лица:
Горчаков Пётр Дмитриевич — князь, генерал.
Хрулев Степан Александрович — генерал-лейтенант.
Истомин Владимир Иванович — контр-адмирал.
Нахимов Павел Степанович — вице-адмирал, командир эскадры, 53 года.
Буссау Вильгельм Христофорович — генерал-майор, комендант Малахова кургана.
Тотлебен Эдуард Иванович — полковник.
Меньков Пётр Кононович — старший адъютант Горчакова.
Васильчиков Виктор Илларионович — князь, генерал-майор, начальник штаба гарнизона Севастополя.
Новашин Василий Михайлович — майор, затем подполковник.
Воейков Платон Александрович — ротмистр.
Юрковский Николай Фёдорович — капитан 1-го ранга.
Керн Фёдор Сергеевич — капитан 1-ого ранга.
Зарубин Иван Ильич — капитан 2-ого ранга, раненный.
Капитолина Петровна — его жена.
Виктор — его сын.
Его дочери:
Варвара, 18 лет.
Ольга, 11 лет.
Бородатов Евгений Васильевич — поручик.
Юний Михаил Павлович — поручик, адъютант В. Х. Буссау.
Адъютанты П. С. Нахимова:
Ухтомский Леонид Алексеевич — князь, капитан-лейтенант.
Колтовской Митрофан Егорович — лейтенант.
Фельдгаузен Александр Фёдорович — лейтенант.
Костырёв Павел Михайлович — лейтенант.
Жерве Пётр Любимович — лейтенант, командир батареи.
Цурик Кондратий Яковлевич — боцман.
Богданов Николай Николаевич — прапорщик.
Кошка Пётр Маркович — матрос.
Солдаты и матросы:
Подгрушный.
Короткий.
Мирошников.
Баламутов.
Сидоров.
Сенько.
Оплетаев.
Мартышин Егор.
Михайлова Дарья Лаврентьевна — матросская сирота, 18 лет.
Куликова-Орлова Прасковья Ивановна — милосердная сестра.
Онуфрий — денщик Тотлебена.
Серебряков Яков Леонидович — мещанин-ресторатор, затем базарный староста.
Квартальный надзиратель.
Врач.
Фельдшер.
Продавец винограда — татарин-разносчик.
Французы:
Пелисье Жан-Жак — маршал.
Мартенпре Эдуар — генерал, начальник штаба.
Канробер Франсуа — генерал.
Ниэль (Ньель) Адольф — адъютант и представитель императора Франции Наполеона III.
Боске Пьер — дивизионный генерал.
Мейран Жозеф Николя — то же.
Дюлак Жозеф — то же.
Д’Отмар Шарль-Франсуа — пехотный генерал, командир 1-ой бригады 2-ой экспедиционной дивизии.
Лебёф Эдмон — начальник штаба.
Русские и французские офицеры и солдаты, матросы, продавцы оладий и черепенников (булок-гречневиков), татары, торгующие виноградом и грушами, женщины.

Действие происходит в Севастополе в 1854 и 1855 гг.

Действие 1.

Картина 1-ая.

Сентябрь 1854 года. Раннее утро. Небольшой сад перед домом Зарубиных. В левом углу сцены дом с мезонином, над мезонином высокий чердак со слуховым окошком. В саду под деревом стол с самоваром и чайными приборами, за столом Зарубин, его жена и Варя. Оля в стороне возится с кошкой.

Оля. Молись, Машка!.. Я тебе что сказала? Молись!.. Это я кому говорю? Молись! Молится, мама, молится, смотри! Глаза подняла к небу и ‘мя-яу’!
Капитолина Петровна. Вот она тебе еще в глаза вцепится! Видишь, хвостом водит? Брось ее сейчас же!
Оля. Машка? Мне вцепится?.. Что ты, мама!
Варя. Тоже нашла, чем заниматься в такое время!
Оля. А что же еще кошка может делать в такое время? Все молиться стали, пускай и она тоже.
Варя (нервно). Не глупи, слышишь!.. Брось её лучше!
Оля (капризно). Не брошу!.. Ты сама лучше брось смотреть в окошко на Евгения Васильича!
Варя (оборачиваясь). На кого?.. Фу, дрянная какая ты стала!
Оля. Ничуть не дрянная! Разве я слепа сделалась?.. Так к окну и прилипла, всё в сад смотрит!
Варя. Уйди лучше отсюда!
Оля. Слышу, не глуха. Что ж? Тогда я уйду. (Кошке). Пойдём, Машка! (Уходит, унося кошку).
Зарубин. Вон она как!.. Маленькая, а вот… подмечает, что все часто молиться, молиться стали!.. Молиться: ‘Пронеси, Господи’! Поздно уж, поздно!.. Хватились бастионы… бастионы строить, когда уж неприятель здесь… в Крыму… надвигается на Севастополь!.. Хва-ти-лись! А где раньше были… Задним умом!.. Задним умом крепки!.. А что Меншиков, Меншиков что думал раньше?.. Вот и расколотили его на Альме!.. Вот и начнут теперь… Начнут осаду!
Капитолина Петровна. А что же мы-то, мы-то чего сидим, дураки? (Всплескивает руками). Мы-то чего остались? Ведь уезжать надо! Ведь все уехали, одни мы остались.
Варя. Ну, положим, мама, не все уехали. Порядочно еще осталось народу.
Капитолина Петровна. Ну и дураки тоже, такие, как мы! Что же, по-твоему, умны очень? И кто такие остались? Матроски с Корабельной слободки?.. Бутаковы что? Уехали? Уехали! Сусловы уехали? Уехали! Варницкие уехали? Уехали! На нашей улице только и остались, что Микрюковы да мы!.. Собираться надо, а то по-оздно будет!
Зарубин (совершенно спокойно). Да уж и теперь поздно… (Протягивает ей свой пустой стакан, рука плохо слушает его и дрожит).
Капитолина Петровна. Стакан еще разобьешь! Сказал бы, — сама бы взяла!.. Поздно? А кто виноват? Я что ли? Я все время твердила: ехать и ехать!.. А почему это поздно?
Варя. Да ведь идут уж, мама, они! Может быть, даже завтра уж под Севастополем будут!.. Я даже не понимаю, как мы чай пьем — сидим! Будто во сне я это вижу!
Капитолина Петровна (вдруг плачущим голосом). Во сне-е!.. А я, ты думаешь, не во сне? Я тоже как сонная муха все эти дни!.. На что надеялась?.. Муж-калека, дети еще пока один другого глупее! На ком все лежало? На мне же! И вот до того довела, что уж и выехать нельзя!.. Ах, я, злодейка!

Мимо ограды сада, по улице, расположенной в правой стороне сцены, идет толпа народа с лопатами и кирками.

Куда же это люди идут?
Зарубин. Рабочие… Копать идут.
Варя. Евгений Васильич с ними, мама! Позвать его? (Кричит). Евгений Васильич!.. Евгений Васильич!
Бородатов (отворяя калитку, входит). Я и сам думал зайти на минуту. Здравствуйте!
Капитолина Петровна. Это куда они?
Бородатов. Я их веду. Редут новый строим на бульваре.
Зарубин. Вот как!.. На бульваре — редут! Дожили!
Бородатов. Хоть что-нибудь! Собрались всякие: плотники, каменщики, штукатуры, — говорят адмиралу Корнилову: — ‘Давайте струменту’! — Выдали, только что инструмент — ни к чёрту: лопаты мягкие — гнутся, кирки хрупкие — ломаются… И держали же такую дрянь на складах, чтобы удивлять Европу! А на Малаховом кургане козел повадился рогами насыпи ковырять!
Варя. Что за козел такой? Вы шутите?
Зарубин. Козел?
Бородатов. Козел, — самый обыкновенный! Попа с Корабельной слободки козел. Изобрел себе такую игру от скуки жизни: подойдет к насыпи свежей и ну ее расковыривать!.. Ну, простите, уж пойду догонять свою команду!
Капитолина Петровна. Чаю хоть бы выпили стакан. Минутное ведь дело.
Бородатов. И минуты в запасе нет, — простите! Везде такой кавардак пошел, что… не до чаю!
Варя (провожая его). Какие же это насыпи будут, если даже козел какой-то, и тот… А вы, Евгений Васильевич, не видали нашего Вити?
Бородатов (подходя к калитке). Вити? Нет… А куда же мог пропасть Витя?
Варя. Да вот ни свет ни заря убежал куда-то и чаю не дождался
Бородатов Не пропадет, придет, — не беспокойтесь… Ну, надо бежать и мне. Все теперь спешат! (Поспешно прощается с Варей и бежит догонять свою команду рабочих. Варя смотрит ему вслед).
Зарубин (с трудом подходя к ней). А где же… Витя-то, а?.. Куда же это он?..
Варя. Я и сама смотрю, — куда он делся… Он твою подзорную трубу взял, папа!
Зарубин. Трубу взял?.. Тогда, значит… значит, он на рейд, на рейд… на неприятельскую эскадру смотреть… Наши суда поперек рейда… поперек стали, он вчера говорил… ‘Три святителя’, ‘Уриил’, ‘Селафиил’… в середине, а потом ‘Силистрия’… ‘Флора’, ‘Сизополь’… всего семь судов наших… Это чтобы отражать нападение… ихнего флота…
Варя. Как же он смел туда идти, папа?.. ‘Отражать’… Значит, бой там будет?

Подходят и равняются с калиткой матрос Кошка и Даша.

Зарубин. А-а!.. Это — Кошка!.. (Стараясь взять строевой тон). Здорово, Кошка!
Кошка (снимая бескозырку и вытягиваясь). Здравь желай, ваш всокбродь!
Зарубин. Куда ты идешь?
Кошка. А вот изволите видеть, сироту нашу, матросскую, Дашку, до адмирала Корнилова провожаю! Может, они свое разрешение ей дадут, — хотится ей за ранеными ходить, каким она, стало быть, на Альме перевязки сама делала.
Варя. На Альме в сражении она была?
Кошка. Так точно-с. Увязалась, юнгой одевшись… Никто и не доглядел, что не юнга, а девка.
Зарубин. Чья она, чья, говоришь, сирота?
Кошка. Михайлова, матроса… При Синопе смерть себе получил.
Зарубин. Мой матрос был!.. Михайлов, как же!.. На моем корабле!.. Марсовый! Вместе с ним и меня-то… и меня-то ранили… одним снарядом…
Варя (Даше). Не страшно! тебе было в сражении?
Даша. Не-ет, нисколечко! Я ведь опозади войск в кустах стояла… А перевязочная палатка еще дале меня была, — матросы ко мне и шли, и солдаты тоже, пока у меня ветошь да вода были…
Варя. Кто же тебя надоумил на это?
Даша. А никто, — сама надоумилась.
Кошка. Она ведь сама себе большая, сама маленькая: ей некому ответы отвечать. (Даше). Ну, пойдем уж. (Зарубину). Счастливо оставаться, ваш всокбродь!
Зарубин. Прощай, братец!.. Прощай…

Кошка надевает фуражку и уходит с Дашей.

Варя. Какая, а?
Зарубин. Кто? Девчонка эта?.. В отца пошла!
Варя. Во-от, женщин сколько! Куда же они?

С калиткой равняется толпа женщин, которую ведут два старых солдата, унтер-офицер и ефрейтор.

Зарубин. Эй, ты!.. Постой-ка!.. Куда это?
Унтер-офицер (подходя и снимая бескозырку). Бурикады строить, ваш вскобродие!
Зарубин. Баррика-ады? (Варе, совершенно опешив). Баррикады, ты слышишь?.. Вон уж до чего дошло!.. Почему же бабы, а?
Унтер-офицер. Так что, по желанию своему идут.
Зарубин. Ну, веди, веди!

Унтер-офицер надевает фуражку, поворачивается, по форме стукнув каблуками, и бежит догонять женщин.

Варя. Как же так — баррикады, папа? Где же это? Зачем?
Зарубин (совершенно растерянный). Не знаю!.. (Идет снова к столу, с ним идет и Варя). Капочка!.. Капочка, баррикады, вон что, — баррикады уж строят! Баррикады… как, как в Париже!.. Вот что!.. Женщины какие-то… пошли… Бабы!.. Баррикады строить!.. (Садится тяжело на скамью).
Капитолина Петровна. Какие баррикады? Я слышала отсюда, да не поняла.
Варя. Известно, мама, какие! Как на улицах в Париже рабочие делают!
Капитолина Петровна. Так это же ведь против своих солдат, а не против неприятеля! Что же, против неприятеля баррикады помогут?
Зарубин. Последнее дело, да… последнее дело!.. Против артиллерии баррикады?.. Не помогут, нет!
Капитолина Петровна. А Витька-то, Витька-то куда же делся? Мученье с ним! Чем свет умчался, и нет его!.. Распустили юнкеров по домам, ну и сиди дома! Не затем вас, дураков, распустили, чтобы везде вы шлялись! Вдруг надо будет бежать, а его нет! Как же нам без него бежать? Где он нас потом искать будет?
Варя. Может быть, идет уж, — я посмотрю, мама! (Направляется к калитке и кричит вдруг, оборачиваясь). Папа! Павел Степаныч!
Зарубин (поднимаясь). Павел Степаныч? Где?
Варя. Возле нас с лошади слез!.. К нам идет!
Зарубин. К нам? (Кивает Капитолине Петровне и бодрее, чем обычно, идет к калитке, в которой появляется Нахимов, причем белые брюки его заворочены, за ним лейтенант Колтовской).
Нахимов. Здравствуйте!.. Ехал мимо, вижу — чай пьете-с…
Зарубин. Милости просим… милости просим, Павел Степаныч! (Здоровается с Нахимовым и Колтовским).
Нахимов. А что же вы здесь сидите-с? Уезжать надо!.. Идут ведь они, — теперь я уж не знаю, как вы уедете-с!
Колтовской (кивая на завороченные брюки). Штрипки надо вам завести, Павел Степаныч, когда на лошадях начали ездить.
Нахимов (сконфуженно одергивая брюки). Что же вы мне — раньше-то, а тут вот, при дамах и… (Зарубину). Плохо вы еще все ходите-с!
Зарубин. Плохо, совсем плохо… Ни-ку-да стал!.. К столу пожалуйте, Павел Степаныч!
Нахимов. Угостите, угостите! Меня следует: я прямо с постели — на лошадь. Все работы на Южной стороне сейчас объехал. Все здесь пересохло-с. (Показывает на шею, на которой большой, 2-й степени, георгиевский крест за Синопскую победу. Подходит к столу и целует руку Капитолины Петровны и заодно Вари, которая очень смущена этим).
Капитолина Петровна. Присядьте, присядьте, Павел Степаныч, отдохните у нас. Хоть и сентябрь уж, а день, видно, очень будет жаркий.
Нахимов. Жаркий, жаркий! А дальше дни еще жарче будут! Всем нам жарко будет! (Усаживается за стол вместе с Колтовским и Зарубиным).

Капитолина Петровна наливает чай.

А ведь князь-то ваш опять уходить от нас хочет!
Зарубин. Как уходить? Куда уходить?
Капитолина Петровна. Господи! А мы-то сидим, ничего не знаем!
Нахимов (прихлебывая чай). Уходит со всей армией! Нам с Корниловым только резервные батальоны оставляет. — У вас, говорит, матросы есть. Они, говорит, теперь бесполезны, — вот вы их с судов и берите на бастионы.

0x01 graphic

Зарубин. Матросы?.. Бесполезны стали?
Нахимов (поспешно глотая чай). Я ему: — ‘Ваша светлость! Я — вице-адмирал, а совсем не генерал сухопутный. Я на суше ничего не знаю. Я боюсь что-нибудь напутать’. А он мне: — ‘А я вот наоборот: был генерал сухопутный, а потом стал адмирал-с, и вот, видите-с, ничего не напутал’.
Зарубин. Он — горе наше!.. Горе-адмирал, — вот он кто!
Колтовской. Спрашивается, кем он был, когда дал разбить себя на Альме, — генералом или адмиралом?
Нахимов. Да, вот-с! Восемь дней он там ожидал неприятеля, а ведь за восемь дней туда четыреста орудий можно было доставить, — задавить противника артиллерией, а он что же? У нас, у моряков, говорится: — ‘Одна пушка на берегу стоит целого корабля в море’. А у него против четырех пароходов союзников была ли направлена хоть одна пушка? Ни одной не было-с! Вот поэтому и обошли его с левого фланга французы берегом! Вот тебе и стратег!.. А теперь говорит: — ‘Защищайте и город и флот, как знаете’!
Зарубин. Флот защищать вы сказали, Павел Степаныч?.. Ведь флот… флот должен защищать город?
Нахимов. В том-то и дело-с, что мы с вами моряки, и нам это обидно!.. Мы с вами под Синопом показали, чего мы стоим, и вот вы даже инвалид теперь, благодаря Синайскому сражению, но-с… теперь уж все это пошло насмарку-с!.. Князь Корнилову сказал: — ‘Положите вы свой флот себе в карман! Вы встречать противника в море не пойдете, — я запрещаю это! А вход на рейд немедленно закройте старыми кораблями’…
Зарубин. Они ведь и закрывают вход на рейд… И ‘Три святителя’ между ними…
Нахимов. То есть, как ‘закрывают’? Их приказано сегодня же затопить!
Зарубин (в изумлении). Свои корабли… чтобы мы сами… топили?..
Нахимов. В том-то и дело-с! (Протягивает стакан Капитолине Петровне, та наливает чай ему и Колтовскому).
Колтовской (Зарубину). Это — затем, чтобы загородить вход в бухту неприятельскому флоту.
Зарубин. Я понимаю… я понял… Но как же так? И без всякого боя?.. Неужели… и ‘ Три святителя’?..
Нахимов. Я знаю только то, что Корнилов наотрез отказался. Он ответил князю: — ‘Это — самоубийство, что вы изволили приказать, и я такого приказания не исполню’!
Варя. Молодец Владимир Алексеич!
Нахимов (довольным тоном). Ага! Вот видите, как! Глас народа-с!.. Молодец, да. И он был в твердой решимости еще вчера, когда я с ним встретился: — ‘Не дождется, — говорит, — князь, чтобы я свой же флот сам же и приказал топить’! Нашла, значит, коса на камень!..
Зарубин. Вы, Павел Степаныч, полагаете, что уцелеет?
Нахимов. Не знаю-с.
Капитолина Петровна. Мое дело — женское, и я больше думаю, признаться, как бы мне свое семейство спасти, но что касается — корабли свои чтобы топить самим, это уж что же такое?
Нахимов. Это кого угодно удивит! На что же тогда береговые батареи строились? Только на то, чтобы неприятеля в бухты не допустить! Значит, князь и на них не надеется? Срам-с! (Зарубину). Вот вы тогда, в Синопе, с турецкой береговой батареей имели дело, — и сколько она вам причинила потерь и пробоин!.. А чем же наши хуже турецких?.. (Капитолине Петровне). Ну, вот я уж и промочил горло! Спасибо, хозяюшка!
Капитолина Петровна. На здоровье, Павел Степаныч. А может, еще налить? Ведь жара предстоит сегодня.
Нахимов. Благодарствую! Довольно-с… (Встает, и все поднимаются). Жара, жара, да… предстоит… Корнилов будет Северную сторону защищать, я — Южную, контр-адмирал Истомин — Корабельную. Но ведь у меня едва набирается три тысячи человек, а неприятеля движется на нас шестьдесят тысяч!.. Что, если он Северную сторону обойдет да накинется сразу на Южную? На Северной все-таки гарнизона будет тысяч двенадцать, а у меня что? Ну, что же, — раз необходимо будет умереть, умрем!.. Если князь со своими войсками куда-то уходит, суда заставляет топить, а нас, моряков, описал на берег на полное истребление, — умрем на берегу!.. Прощайте-с! (Прощается с Зарубиными, теперь уже не целуя рук у дам, и торопливо идет к калитке, так что Зарубин не в состоянии поспеть за ним и останавливается на полдороге).
Капитолина Петровна (провожавшая вместе с Варей Нахимова, мужу). Вот! Слыхал, что Павел Степаныч сказал? Досиделись!.. Теперь погибать, значит?!.. Шестьдесят тысяч их идет, а у нас только три!
Варя. Мама! Ведь он сказал, что у Корнилова на Северной еще двенадцать тысяч!
Капитолина Петровна. Так это ж на Северной, а не у нас тут, в городе!
Варя. Да еще сколько-то у Истомина на Корабельной.
Капитолина Петровна. Где Северная, где Корабельная, — а ты говоришь! А что если они, все шестьдесят тысяч, кинутся на нашу Южную? (Совершенно расслабленно). Нет уж, теперь пропали! (Опускается на стул).
Зарубин. А матросы?.. Забыла, какие они?.. Они в рукопашном… каждый пятерых французов стоит!.. И что там Меншиков вздумал, а? Что вздумал?.. Куда он армию… армию целую уведет… если мы уж даже… уехать не можем?.. Куда, а?.. У него ведь тысяч сколько?.. Двадцать пять, а? Будет двадцать пять!.. Куда такая армия… уйти может… когда уж противник подходит… Не уйдет, не-ет!.. Пугает только! А вот корабли свои топить… Это уж… это… Под суд за это! ‘Три святителя’ чтобы топить?.. Стодвадцатипушечный корабль топить?.. С ума он сошел!.. (В изнеможении опускается на стул рядом с Капитолиной Петровной).
Капитолина Петровна. А Витьки нет! Боже мой! Не пропал ли уж где! В такое время долго ли?
Варя. Ну, что ты, мама! Где он там пропасть может!
Капитолина Петровна. Могли бы мы еще, кажется, на Ялту берегом, если уж на Симферополь нельзя, а Витька…
Варя. Мама! Вот он,— Витя!
Витя (вбегает в калитку, в руке зрительная труба). Папа, а ты знаешь,— там, на рейде, суда топят!.. Семь!.. Пять кораблей, два фрегата!
Зарубин. Топят? (Хватается за сердце).
Варя (Вите). Что ты! Что ты, дурак! (Берет отца под руку).

0x01 graphic

Витя. ‘Флора’ и ‘Сизополь’ затонули уж, папа! От них одни только мачты видно! ‘Силистрия’ — почти до палубы под водой!.. ‘Уриил’ — тоже! ‘Селафиил’ — вот-вот потонет!.. А ‘Три святителя’ посередине поставили!
Зарубин. Что ‘Три святителя’? Что?

Подходит Капитолина Петровна. Она делает знаки Вите, но тот их не понимает.

Витя. Посередине, в фарватере, над самым глубоким местом, он же — громадина! В трюме матросы сделали дыры на совесть, — целую ночь работали топорами! Воды, конечно, набрал довольно, а стоит себе, как и стоял.
Зарубин. То есть, его то же?.. Топят?..
Витя. Топят, в том и дело! Топят и ‘Три святителя’ тоже… Я сейчас с чердака погляжу, — оттуда все видно! (Бросается в дом).
Зарубин. Наврал что-то, а?
Капитолина Петровна. Конечно, наврал! Верь мальчишке, он тебе наплетет! Поди-ка, ляг в постель лучше!

Обе с Варей ведут его к дому, но в это время раздается пушечный залп.

Витя (высовываясь из слухового окна чердака). Наши орудия с берега! Бьют в ‘Три святителя’

Второй залп.

Зарубин (в испуге). В ‘Три святителя’?..
Капитолина Петровна. Ах ты, господи! Витька!
Витя. Дал крен, папа!.. (Новый залп). Тонет! Тонет! ‘Три святителя’ тонут!

Зарубин рыдает, опустив голову, около него суетятся Капитолина Петровна и Варя.

Занавес.

Картина 2-ая.

Передняя часть батареи лейтенанта Жерве, расположенной на Малаховом кургане рядом с Корниловским бастионом. Несколько орудий глядят в амбразуры, сверху завешанные веревочными матами. Оттуда, где передовые траншеи незадолго перед тем устроенного Камчатского люнета, доносятся ружейные выстрелы и суровый шум рукопашного боя, здесь же матросы- артиллеристы стоят около своих орудий и смотрят в амбразуры, взобравшись на банкет бруствера. Так как выступлению французов предшествовала усиленная бомбардировка, то щеки амбразур местами сильно разрушены, фашины и мешки с землей разорваны и валяются, два орудия подбиты и тоже упали набок, лежат кое-где на земле и тяжело раненные, которых некогда было подобрать. Около орудий — матросы, наверху, на бруствере — сигнальный матрос лежит среди мешков с землею, глядит в подзорную трубу. В стороне лейтенант Жерве. Появляется Истомин в сопровождении своего нового ординарца Вити Зарубина, — и Жерве идет ему навстречу.

Истомин. Пехотное прикрытие ваше где?
Жерве. Только что пошло отстаивать Камчатский люнет!
Истомин. Отстоят ли?.. Не может быть, чтобы не отстояли!
Витя. Отстоят, ваше превосходительство!
Жерве. Французы ввели в дело большие силы.
Истомин. Да-а, это видно!.. Дело очень серьезное! (Бросается к брустверу, влезает на банкет и смотрит в трубу сигнального). Чёрт, как много дыму! Ничего не разберешь!
Сигнальный. Похоже так — француз одолевать зачал, ваше превосходительство…
Истомин. Одолевать?.. Тогда надо идти туда! (Соскакивает с банкета и направляется в левую сторону батареи).

Витя идет за ним.

Жерве (испуганно). Владимир Иваныч! Куда же вы?.. Генерал Хрулев обещал прислать резерв… Как же можно так?
Истомин. Что ‘как можно’? Пойду — приму начальство!.. Резерв пришлют? — Очень хорошо, если он подоспеет… Я строил Камчатку и чтобы я не участвовал в ее защите, — что вы! (Быстро уходит).

Витя спешит за ним. Жерве недоуменно пожимает плечами.

Кошка (подойдя к Жерве вместе с тремя другими матросами). Ваше благородие, — дозвольте на выручку идти!
Жерве. Куда идти? Кому идти? Зачем? Что выдумали чушь? Я тебе пойду!
Кошка. Набрать можно человек сорок, ваше благородие!
Жерве. Я тебе наберу! Чтоб батарею без людей оставить? Сейчас резервы придут, без тебя выручат, — прыткий какой!
Кошка. Однако, вашбродь, сколько ни ждем, нема лезерву… (Оглядывается). А вон бабы, точно, идут.
Жерве. Опять эти бабы!

Подходят несколько женщин-матросок, одни с коромыслами, на которых ведра колодезной воды, другие с узелками, в которых домашняя снедь, а одна ведет за руку сынишку лет десяти.

Ну, зачем вы сюда, зачем?
1- я матроска (с коромыслом). Водички вот принесли своим, холодненькой.
2- я матроска. Душу им промочить хоть… Горит душа-то аль нет в аду таком кромешном?
Жерве. Э-э, ‘водички’!.. Беспорядок тут заводят!
3- я матроска (с узелком). Поснедать им вот, домашнего.
Жерве. Что их не кормят здесь, что ли? ‘Поснедать’! (К женщине с мальчиком). А ты чего мальчишку привела? Чтобы его хлопнуло здесь?
4- я матроска (с мальчиком, строгим тоном). За родительским благословением я его привела, навеки нерушимым! Отец-то его при смерти, сказывали мне, лежит здесь, неубранный… Так хотя бы ж благословить его поспел перед своей смертушкой! (Вытирает рукавом слезы).
Жерве. Сейчас нападение на батарею может случиться, а вы тут кто с чем! Как фамилия мужа?
4-я матроска. Бондаренков его фамилия.
Кошка. Правда, вашбродь, крепко раненный, до вечера не доживет.
Жерве. Где он лежит?
Кошка. Вон за блиндажиком положили.
4-я матроска (приглядываясь, куда показывает Кошка). Он, он, сердечный! Пойдем, Вася, пойдем, пока живой! (Неудержимо, хотя Жерве выставляет перед ней руку, кидается к смертельно раненному).
Жерве. Э-э! Убьет еще какую тут! Ведь то и дело пули сюда залетают! (Машет рукой и уходит дальше).

Матросы обступают ведра и пьют из жестяных кружек, а иные прямо из ведра.

Матрос Подгрушный. Эх, и вода ж у вас! Прямо, живая!
1-ая матроска. Колодезная! Нешто как у вас в анкерках?
Матрос Сенько. Да у нас в анкерках ее уж чорт має (ни черта нет (укр.)): всю на орудия вылили! Орудия-то накал какой дают? Возле них, как возле печек, стоишь!
Кошка (матроске с узелком). Это мне, что ли, принесла? Давай, съем!
3-я матроска (встревоженно оглядываясь). Еще бы тебе! Это ж я своему Петру.
Кошка. Нема твоего Петра. Не зыркай зазря.
3-я матроска. Ой, лишечко (лишенько)! (Хватаясь рукой за сердце, плачет).
Кошка. Да не реви раньше времени! Може, ще вернется: вин с прикрытием туди, в контратаку пишов… И мы сейчас рухнем… Рушимо, ребята?
2-ая матроска (хватая одно из своих ведер и кружку). Вон там ктой-то с земли рукой машет, пить хочет! (Бежит туда же, где под навесом крыши блиндажа лежит смертельно раненный матрос, перед ним на коленях стоят его жена и мальчик, и он силится, при помощи жены, благословить сынишку).
Жерве (подходя снова, кричит издали). Ну, бабы, бабы, довольно! Марш отсюда! (Матросам). Займись делом, ребята!

Матросы, хватая с земли кто мешки, кто фашины, тащат их, заделывают щеки амбразур. Матроски одна за другой уходят, позже всех жена смертельно раненного Бондаренкова. Возясь с мешками и фашинами, укладывая их на свои места, матросы смотрят сквозь амбразуры.

1-ый матрос. Что-то, кажись, подаются наши!
2-ой матрос. Никак отступать зачали!
3-тий матрос. Дыму тут нанесло ветром, — не досмотришь.
Подгрушный. Отступают же, чи (или (укр.)) ты ослеп!
Кошка (к Жерве). Ваше благородие! Прикажите команду собрать! Одолевает француз наших!
Жерве. Одолевает?.. Резервы должны подойти сейчас! (Оглядывается назад, потом, отходит, говоря Кошке). То же команду вздумал собирать! Я тебе соберу! (Уходит).
Сенько. Вон наши лезервы бегут, гляди, братцы!

Подбегают с ружьями один за другим офицерский денщик из прикрытия Оплетаев и ротный цирюльник, он же фельдшер — Сидоров, оба с ружьями наперевес.

Кошка. Ого! Оплетаев! Он уж готов на вылазку! И Сидоров тоже!
Сидоров. Бабы встретились, говорят: ‘Штурма ждете’? Аль и в самом деле?
Оплетаев. Эй, Кошка! Что ж ты и ждешь, когда штурма? Идти навстречу надо!
Кошка (соскакивая с банкета). Идти так идти! Лейтенанта поблизости нет?
Подгрушный. Ушел куда-с, — не видно.
Кошка. А ну, ребята, стройся помалу!

Матросы и вслед за ними несколько солдат-артиллеристов отходят от орудий, образуя ломаный строй в две шеренги. Показываются санитары из солдат прикрытия, относившие на ружьях раненых к перевязочному пункту и теперь возвращающиеся обратно, их человек восемь.

Подгрушный. Вот вам и подмога нашлась!
Кошка. Становись, братцы, в строй! Сейчас штурм будет!
Один из пришедших. Неужели штурм?
Кошка. Слышишь, стрельба подходит?

Стрельба становится слышнее. Санитары становятся в строй.

Сенько (оглядываясь). Лезерв, лезерв, братцы!
Подгрушный. Какой лезерв? Саперы!
Кошка. Ага! Это же поручик Бородатов с ними! Его и надо!

Подходит Бородатов с командой саперов человек около двадцати.

Бородатов. Что тут у вас? (Оглядывает амбразуры). Порядочно разворочено! И орудия подбиты! Сколько?
Кошка (подступая к нему, берет под козырек). Ваш бродь, примите начальство над командой!
Бородатов. Над какой командой? Ты что?
Кошка. Гонят наших! Слышите вон!.. А то извольте поглядеть в амбразуру!
Бородатов. Гонят? (Быстро вскакивает на банкет и глядит). Действительно отступают!
Кошка. Помощи не дадим, — пропадут, ваш бродь!
Бородатов. А с кем же здесь помощь давать?
Кошка. С вашими нас всего человек пятьдесят будет. Примите начальство! На вылазку с вами ходили и сейчас пойдем!
Бородатов. У вас тут свое начальство есть. Где лейтенант Жерве? Он жив?
Кошка (таинственно). Они, сказать бы, в отсутствии… Гонят, вашбродь! Спешить надо, а то поздно будет.
Бородатов. А резерв что же? (Оглядывается).
Кошка. Нема (нет (укр.)) лезерву!
Мартышин (появляясь на бруствере). Братцы-ы!.. За подмогой меня послали! Давай подмогу!
Бородатов (решительно). В две шеренги строй-ся!

Матросы и солдаты проворно строятся.

На первый-второй рассчитайтесь! Живо!

В первой шеренге быстро передают ‘первый-второй’.

Напра-во! Ряды вздвой! На пле-чо! Шагом… марш! (Уводит команду).

Когда скрывается последний ряд, а вместе с тем исчезает с довольным видом, подняв ружье и крича ‘ура’, Мартышин, — является Жерве.

Жерве. Стой! Стой! Куда? Ну, погоди же ты, Кошка!

За бруствером раздается ‘ура’: команда Бородатова бросается в штыки. Спустя несколько времени, с той стороны, откуда ожидается резерв, доносится барабанная дробь ‘похода’ и топот большого количества солдатских сапог, отбивающих шаг.

Жерве (радостно). Ну, вот и резерв, наконец! Вот и резерв!

Появляются офицеры резерва, а за ними первые ряды солдат. Жерве, встретив офицеров, сейчас же направляется с ними в сторону. За ними уходят под бой барабанов и первые ряды солдат.

Витя (появляясь с противоположной стороны стены и оборачиваясь назад, плачущим голосом). Сюда, сюда несите!

Двое матросов несут на носилках тело Истомина, голова которого накрыта платком.

Жерве (входя поспешно). Что это, а? Кто-о?
Витя (едва сдерживая рыдания). Это… Владимир Иваныч!..
Жерве. Ранен, а?
Витя. Ядром… в голову…
Жерве (стонуще). А-а-а!.. (На момент закрывает глаза рукой, потом подходит к носилкам, снимает свою фуражку и крестится). Боже мой, боже мой! Вот потеря!.. Несите в башню!..

Витя делает знак матросам и впереди их идет к Корниловскому бастиону. Жерве, не надевая фуражки, смотрит вслед печальному шествию. Появляется с другой стороны Хрулев, сопровождающий Горчакова, за которым несколько генералов его свиты. Жерве, медленно надевая фуражку, смотрит на них изумленно.

Хрулев (показывая на Жерве Горчакову). Это, ваше сиятельство, командир батареи, лейтенант Жерве! (Делает знак Жерве, тот, держа руку под козырек, подходит). Что, прибыл резерв, какой я послал?
Жерве. Прибыл, точно так, и тут же пошел в бой, ваше превосходительство!
Хрулев. Не мне рапортуйте, а его светлости, князю Горчакову, нашему главнокомандующему.
Горч
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека