Мафия, Огнёв Николай, Год: 1938

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Розанов Михаил Григорьевич (Н. Огнёв).

Мафия.

Фрагменты пьесы.

Пьеса Михаила Григорьевича Розанова, как и большинство его произведений, посвящена теме воспитания подрастающих советских граждан. В пьесе ‘Мафия’ он высмеивает плохих педагогов, не умеющих воспитывать ребят, равнодушных к их нуждам и запросам, и уродливые формы, которые принимает школьная учёба в руках этих нерадивых людей. Не скрывая от читателей вредоносного действия пережитков капитализма в сознании людей, Михаил Григорьевич никогда, однако, не впадает в односторонность, огульное охаивание, пессимизм. Он умел увидеть в действительности здоровое начало, хорошее чувство, крепкий и передовой характер человека и противопоставить их старому, уходящему злу. Розанов заряжает читателя своей верой в человека, создавая образы растущих, неуклонно двигающихся вперёд сильных, честных и смелых советских людей. Название пьесы связанно с тем, что в итальянском языке это слово обозначает преступное, ‘блатное’ сообщество. По одной из версий, в буквальном переводе это можно понять, как ‘моя вера’ или даже ‘моя дочь’. По легенде, в 1282 году, в пасхальный понедельник, девушку-сицилианку изнасиловал французский солдат. Это случилось в день её свадьбы. Мать девушки, обезумев от горя, носилась по улицам с душераздирающим криком: ‘Ma fia! Ma fia!’ (‘ Моя дочь! Моя дочь!’). На другой день, в стране вспыхнуло восстание. С другой стороны, это слово — уловное обозначение семьи, родителей, так как происходит от сокращённых ‘madre’ (матери) и ‘padri’ (отцы, в сицилийском диалекте итальянского языка произносится как ‘fadri’). Писатель избрал это слово, как наиболее точно отражающее изображаемый конфликт поколений.

Акт второй.

Картина 3.

Кабинет заведующего школой. Завуч, инструктор, Мартынов.

Завуч. У меня к тебе целый ряд вопросов, Мартынов! Вот, например, товарищ инструктор жалуется, что ты сплошь и рядом бездельничаешь в слесарной мастерской. Что ты можешь сказать в своё оправдание?
Мартынов. Я на производственной практике бываю.
Завуч. Вся группа бывает.
Мартынов. На заводе — настоящая рубка зубилом, а здесь приходится колотить по деревяшке.
Инструктор. Так что же из этого? Важна научная организация труда. Мало ли что кому скучно. Зевай, а делай!
Завуч. Производственная практика не для того, что бы отвлекаться от занятий в школе. Это ты, Мартынов, подтянись. Не подтянешься — найдём на тебя управу. Но вот ещё какое дело, Мартынов. Здесь на тебя родилось естественное подозрение, что ты подложил в вытяжной шкаф взрывчатое вещество. Что ты скажешь?
Мартынов. Это доказать надо. Ничего я не подкладывал.
Завуч. Ты интересуешься химией?
Мартынов. Интересуюсь.
Инструктор. Довольно странно из-за интереса к химии обвинять парня в таком преступлении.
Завуч. Ты погоди, инструктор. Дело-то надо расследовать или нет? Кто обязан по должности расследовать? Вот — то-то и оно. Мартынов, ты спички зажигал у вытяжного шкафа?
Мартынов. Никаких спичек я не зажигал. У меня ведро в руках было.
Завуч. Да с ведром что ты делал?
Мартынов. Ничего! Воду из него в мензурку лил.
Завуч. Странно… Какой от воды может быть взрыв? Что же, по-твоему, взорвалось, Мартынов?
Мартынов. Не знаю.
Завуч. Вот вы всё ничего не знаете, а я расхлёбываю?!
Вера Петровна (входя). Вы меня вызывали, Модест Иванович?
Завуч. Как же, как же. Как здоровье?
Вера Петровна. Превосходно. С чего это вы меня спрашиваете о здоровье?
Завуч. Видите, какая штука, почтенная Вера Петровна. По поводу этого взрыва… Как вы сами понимаете, я не могу допустить, что бы у меня в школе происходили взрывы, да ещё с членовредительством.
Вера Петровна. Я справлялась, ожоги Майки Брагинской признаны неопасными.
Завуч. Неопасными? Да, да. А вы ещё требуете расширения химической лаборатории и устройства нового кабинета!
Вера Петровна. Да весь мы с вами сговорились, Модест Иванович?
Завуч. Да! А потом у вас есть стремление, по-моему опасное, как-то слишком индивидуализировать занятия. Я понимаю, бригады признаны не основным методом работы, но перегибать палку в другую сторону то же не следует. Вот вы носитесь со своим Буковым, а он и устроил собственную лабораторию в чулане.
Вера Петровна. Ну… Здесь, по-моему, ещё ничего опасного нет.
Завуч. Как сказать, многоуважаемая Вера Петровна, как сказать! Сегодня — собственная лаборатория, завтра — небольшой взрывчик… Для практики…
Вера Петровна. Вы преувеличиваете, добрейший Модест Иванович. Буков — образцовый ученик. Что касается меня — правда, я подхожу к каждому из ребят сообразно его индивидуальности. Вот, например, Мартынов. Ведь два года назад он совсем не хотел учиться. А теперь — глядите, как он захвачен химией. Я считаю это достижением!
Завуч. Настолько захвачен, что не останавливается даже перед взрывом.
Вера Петровна. Я отказываюсь вас понимать. Модест Иванович! Вы противоречите сами себе. То Буков устроил этот несчастный взрыв, то Мартынов!
Завуч. А по-вашему, — кто?
Вера Петровна. Я не могу сказать этого определённо. Как только я услышала о взрыве, у меня в голове мелькнуло: натрий…
Завуч. Но ведь натрий — химический элемент, и самостоятельно не взрывается… Нужна человеческая рука!
Вера Петровна. Совершенно верно! И я всё время ломаю голову над тем, как натрий мог попасть в вытяжной шкаф.
Завуч. Вы ломаете голову! Но ведь здесь мало ломать голову! Здесь нужно отвечать за состояние лаборатории. Кто, по-вашему, отвечает за него?
Вера Петровна. Я.
Завуч. Вывод сделайте сами.
Вера Петровна. То есть как: я должна уйти?
Завуч. Жду вашего заявления.
Инструктор. Это уж, по-моему, слишком.
Завуч. А взрыв, по-твоему, не слишком?
Инструктор. Она не так уж и виновата.
Завуч. А кто виноват? Я, что ли? И буду виноват, если буду допускать в школе подобные явления. И потому прошу не вмешиваться в мои распоряжения.
Вера Петровна. Значит, это окончательно?
Завуч. Окончательней быть не может.
Вера Петровна. И мой двадцатилетний стаж — ничто?
Завуч. Со своим стажем вы будете немедленно приняты в любую школу.
Инструктор. Нет, так этого не стоит делать.
Завуч. Ещё раз прошу не вмешиваться. Ты хотел в слесарной по-другому расположить станки? Идём. Вера Петровна, бумага и чернила на столе. (Уходит с инструктором).
Вера Петровна. Как? Расстаться со школой? Расстаться с этой школой, которой я отдала столько сил, столько лет жизни, всю молодость!
Мартынов. А вы не уходите, Вера Петровна.
Вера Петровна (вздрагивает). Кто здесь?
Мартынов. Заведующий думает, что я устроил взрыв. А мне бы и в голову не пришло, потому что я химию люблю.
Вера Петровна. Конечно, это чепуха!
Мартынов. Нив чём вы не виноваты! Это Буков, наверное, принёс в школу какой-нибудь состав. Ну, и взорвалось.
Вера Петровна. Это несправедливо. Буков, правда, несколько угрюм, не входит в пионерскую организацию, он и вправду бука, но он никогда не сделает подобной вещи. Кроме того, у него своя лаборатория есть. Нет, не стоит искать виновника! Виновата исключительно я. (Садится за стол). Минуточку, я сейчас напишу заявление.

Пауза.

Мартынов. А… Когда так — то так! (Убегает).

Вера Петровна встревоженно встаёт и смотрит ему вслед.

Картина 4.

Коридор перед слесарной мастерской. Дина Яблочкина отпирает мастерскую, смахивает со станков пыль, идёт к умывальнику.

Дина. Даже удивительно… Мартынова бригада прибрала за собой. (Моет руки). Где это я порезалась? Кровь. (Рассматривает руки). Ни одной царапины. В таком случае… (Льёт воду из умывальника). Чудеса! Вода не белая. Надо запереть мастерскую. (Подходит к двери).

Появляются Федька Филиппов и Славка Грибов. Федька длинен, мрачен, угреват. Славка маленький, говорит писклявым голосом.

Славка. Нет, погоди… Я сейчас сочиню. У Ларионова у Кузи всегда живут сомненья в пузе… Ловко?
Федька. Неловко. Не желаю идти в строю, желаю прямо в мастерскую!
Дина. Вход в мастерскую строго запрещается.
Славка. Брось бузить… Сейчас инструктор придёт.
Федька. Строго запрещается?.. Не желаю, что бы строго запрещалось.
Дина. Ты забыл, что я член учкома (ученического комитета, органа самоуправления учащихся школы)?
Федька. Чихать мы хотели на учком!.. Отойди!
Славка. Пусти, Яблочко!
Дина. Иди прочь! Хуже будет!
Славка. Да ты почему не пускаешь?
Дина. Случился непонятный факт, и пока не придёт инструктор, не пущу!
Федька. Пускать не желаешь? А я вот желаю тебе банок нашвырять.
Дина. И прошвыряешься… По крайней мере, сразу станет ясно, кто разводит рукоприкладство.
Славка. А я сейчас сочиню. Наше яблочко-учком не с носом ходит, а ос свиным пяточком. Вот!
Дина. Марш отсюда. Приходите со всеми и в строю.
Славка. Сама иди в строю, если хочешь.
Федька. Гриб, бери её на тур-де-брас (правильнее ‘тур-де-бра’ (tour de bras) — букв. ‘зажим руками’ (фр.). приём французской борьбы)!

Славка и Федька хватают Дину за руки и тащат в противоположные стороны.

Дина. Ну, и ответите. Если, Грибов и Филиппов, вы сейчас же не уберётесь — придётся, ребята, отвечать, как по пионерской линии, так, ребята, и перед учкомом. Это неслыханное безобразие…
Крик из-за кулис: ‘Стой, инструктор идёт’!

Славка и Федька выпускают Дину. Входит Фуфай Фуфаевич с дровами, за ним толпа ребят.

Кузя. Ух, холодно!.. Затапливай скорей, Фуфай Фуфаевич!
Славка. Дров клади больше!
Фуфай Фуфаевич. Дрова даются по рациону.
Славка. А кто, по-твоему, Фуфаевич, устроил взрыв в химической?
Фуфай Фуфаевич. Кто, кто?.. Ты и устроил!

На другой стороне сцены Воскресенский и Дина.

Воскресенский. У меня есть данные, что это Мартынов.
Дина. А по-моему, — Бука.
Воскресенский. Нужно идти дедуктивным путём. Здесь каждая мелочь может сыграть роль. Я уже пытался установить следы…
Дина. Почему Буков — не пионер? Это просто подозрительно!
Воскресенский. Как ты думаешь: он хватался за шкаф пальцами — или нет? Следы остались — нет?
Дина. Да, кроме того, сколько народу хваталось…
Инструктор (входя). Ну, становитесь… Будем продолжать тренировку перед рубкой зубилом. Правую руку поднимите кверху, теперь сильный удар по обрубку, метьтесь в середину и следите за мной. (Равномерно бьёт по топору молотком).
Федька. Опять тренировка!..
Славка. Пора к делу переходить!
Фуфай Фуфаевич. Не моё это дело, а то бы я сказал.
Инструктор. Ты что, старик, ворчишь?
Фуфай Фуфаевич. Вот ты всё норовишь, как Тюха да Матюха. Надобно лучше работать, а не как попало. Что, ребята ударять, что ли, не умеют?
Инструктор. Кто такие — Тюха да Матюха? Я им правильную установку даю, в тренаж ввожу, под ноту работаю… Они у меня рубить научаются… Это всё голые факты.
Фуфай Фуфаевич. Нужны им твои голые факты, как во рту пара гвоздей… Что ты — не видишь, что ли: они лучше тебя удар делать могут, вон они все твои деревяшки в щепки разнесли…
Инструктор. Ты погоди, дорогой товарищ! Какому делу они у меня должны научиться? Слесарному. Я их в ряды подтягиваю, строю рубить зубилом… А ты им какую подтяжку хочешь дать?
Фуфай Фуфаевич. Ты сначала расскажи, потом расчерти, потом дай обдирочку. Обдирочку дай…
Инструктор. Нет, старик, ты мне не мешай. Вот мы заспорили, а ребята работать бросили. Ну, ребятишки!
Мартынов (вбегая). Ребята, Вера Петровна уходит!
Дина. Как уходит?
Кузя. Совсем уходит?
Мартынов. Её заведующий уволил.
Инструктор. Это всё равно. Только, я думаю, это поправить можно.
Кузя. А как поправить?
Буков. Я знаю, как. Я потом тебе скажу.
Дина (Букову). А что надо делать?
Буков. Сказал же, — потом расскажу. Сейчас — становиться к станкам.
Кузя. А с Верой Петровной как?
Инструктор. Когда станете — тогда и поговорим. (Начинает бить молотком по топору). Я думаю, заведующий уволил Веру Петровну сгоряча. Вины за ней я особой не вижу. Мартынов, попадай зубилом правильней. Нужно выбрать делегацию к заведующему и просить его Веру Петровну оставить…
Все (повторяют хором). Веру Петровну оставить!
Инструктор. Ну, тренаж кончен.
Славка. Ура! Да здравствует Вера Петровна!
Кузя. Кого же в делегацию?
Дина. Тебя и Буку.
Славка. И Майку Брагинскую.
Дина. Да ведь она больна.
Славка. Выздоровеет.
Мартынов. А я ни в какую делегацию не пойду: Вера Петровна сама оставаться не хочет.
Все (кроме Мартынова). Нет! К заведующему! Делегацию за Веру Петровну!

Занавес.

(На этом рукопись пьесы, оставшейся незавершённой, обрывается).

1938 г.
Источник текста:
Журнал ‘Октябрь’, 1940 г., No 8. С. 128 — 131.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека