‘Міръ Божій’, No 8, 1897
М. Н. Катков. О женском образовании. Москва 1897 года, Катков Михаил Никифорович, Год: 1897
Время на прочтение: 6 минут(ы)
М. Н. Катковъ. О женскомъ образованіи. Москва 1897 года. Статьи покойнаго издателя Московскихъ Вдомостей, посвященныя вопросу о женскомъ образованіи, собраны теперь въ одну брошюру съ нарочитой цлью, не совсмъ совпадающей собственно съ интересами женскаго образованія вообще.
Въ брошюр перепечатаны статьи, ‘связанныя съ возникновеніемъ и постепеннымъ ростокъ женской классической гимназіи’, т. е. учебнаго заведенія г-жи Фишеръ въ Москв. И брошюра такимъ образомъ является рекламой, весьма цлесообразной съ извстной точки зрнія именно теперь, когда оживленно дебатируется вопросъ о правахъ женщинъ на высшее образованіе. Къ сожалнію только, даже и въ этомъ вопрос, какъ едва-ли не во всхъ публицистическихъ задачахъ, какія когда-либо подлежали ршенію знаменитаго публициста, мы не можемъ избавиться отъ самыхъ крайнихъ противорчій, двусмысленной реторики, дающей автору возможность весьма гладкими путями переходить отъ данной идеи чуть не къ ея полюсу. И брошюра, заключающая въ себ всего семьдесять страницъ и охватывающая статьи даже изъ одного боле или мене ярко окрашеннаго періода дятельности Каткова, именно отъ 1872 года до 1882, можетъ быть разбита, по крайней мр, на дв части.
Въ одной Катковъ убдительный и, повидимому, убжденный защитникъ правъ женщины ршительно на вс умственныя завоеванія, какія только совершила и совершитъ еще человческая цивилизація. У публициста нтъ ни одного сколько-нибудь оригинальнаго доказательства идеи, вс его соображенія, даже подробности его краснорчія — старое наслдство публицистики шестидесятыхъ годовъ. Но для читателей Московскихъ Вдомостей семидесятыхъ годовъ было поучительно именно на столбцахъ этого органа читать столь ‘либеральныя’ размышленія и скрпленныя столь надежнымъ авторитетомъ.
Вс доводы Каткова построены на школьной, но въ.данкогь случа дйствительно очень плодотворной истин: homo sum et nihil humani a me alienum puto. Это ‘знаменитое слово древности’ до такой степени вдохновляетъ публициста, что онъ повторяетъ его въ нсколькихъ статьяхъ, я естественно повторяется въ своихъ аргументахъ. Статьи первой части вообще написаны по тожественному плану, въ тожественной форм и представляютъ очень ловкія варіаціи ‘знаменитаго слова древности’. Но сущность опять не въ изобртательности и глубокомысліи публициста, а именно въ варіаціяхъ.
Среди нихъ попадаются не лишенныя эффекта и полныя поучительныхъ уроковъ для современныхъ продолжателей ‘великаго журналиста’. Напримръ, такое общее соображеніе: ‘Были времена, когда и государство не нуждалось въ высшемъ образованій, подавно и для мужчины на всхъ поприщахъ его дятельности казалось достаточнымъ кое-какое образованіе, но въ наше время ни одинъ народъ не можетъ безнаказанно отставать отъ другихъ въ этомъ отношеніи. Образованіе стало необходимостью, а за отсутствіемъ условій правильнаго образованія возникаетъ фальшивое подобіе его, которое умножаетъ не силу, а безсиліе и въ обществ, и въ семь, и въ человк’ (стр. 18—19).
Катковъ, увлеченный древнимъ изреченіемъ, ршительно отказывается проводить какія-либо границы между образованіемъ мужчины и женщины. Даже слабость послдней — этотъ общепринятый аргументъ сторонниковъ женственности и особаго женственной) духовнаго развитія — является въ глазахъ публициста результатомъ не естественнаго закона, а неудовлетворительныхъ общественныхъ порядковъ. Разв изъ современной женской школы ‘можно выносить силу?’ — спрашиваетъ Катковъ, и отвчаетъ энергическихъ отрицаніемъ.
Онъ идетъ гораздо дальше. ‘Если,— разсуждаетъ онъ,— въ низшемъ быту жена бываетъ помощницей мужа во всхъ его трудахъ, то почему же не можетъ она быть опорой ему въ высшихъ сферахъ дятельности, гд требуется зрлая мысль, образованный умъ?’
Положимъ, этотъ аргументъ еще древне, чмъ ‘знаменитое слово’, онъ въ еще боле ршительной и, такъ сказать, естественной форм былъ приведенъ Платономъ въ діалог Республик тамъ философъ, не безъ большой доли наивности и, даже, пожалуй, не безъ вреда для серьезности постановки вопроса, на основаній наблюденій надъ животными, спеціально надъ собаками, выводилъ принципъ даже политической равноправности, женщинъ. Разъ собаки обоего пола отлично умютъ стеречь стадо, отчего же одинаково полезную службу государству не могутъ выполнять мужчины и женщины? Такъ стары идеи эмансипаціи и такъ доступны доказательства по аналогіямъ и сравненіямъ!
Но Катковъ, опять въ порыв увлеченія, далеко опережаетъ мудрецовъ древности и готовъ признать даже превосходство женской природы именно на поприщ цивилизаціи и высшаго просвщенія. Вотъ въ полномъ смысл рыцарская проповдь, на какую не всегда ршались даже очень отважные защитники эмансипаціи: ихъ удовлетворило бы и общее призваніе за женскими способностями одинаковаго достоинства, съ мужскими. Каткову этого недостаточно.
‘Право, говоря вообще, женщина у насъ лучше, чмъ мужчина, и мы,— продолжаетъ авторъ,— готовы думать, что всякое дло въ ея рукахъ, при надлежащей подготовк, будетъ спориться по крайней мр не хуже, чмъ въ мужскихъ, и исполняться съ большею честностью. Мы уврены, что отъ хорошаго женскаго труда наша наука могла бы только выиграть и въ своемъ развитіи, и въ своихъ примненіяхъ, и въ своемъ вліяніи на жизнь. Чрезъ женщину она глубже проникла бы въ жизнь и обновляла бы ее въ самихъ источникахъ’.
Даже о несвойственности женщин ‘политическаго поприща’ Катковъ говоритъ, прибавляя существенное ограниченіе ‘повидимому’, а на счетъ другихъ профессій, особенно медицинской, не можетъ быть сомннія: женщины наврное не отстанутъ отъ мужчинъ. И публицистъ пишетъ нарочито нсколько краснорчивыхъ страницъ для доказательства, что медицинскія и естественныя науки не нанесутъ никакого ущерба женскимъ добродтелямъ, скромности, стыдливости, приличію… (стр. 24—26).
Въ заключеніе мы слышимъ, что потребность въ женскомъ образованіи — фактъ у насъ совершенно серьезный, съ нимъ безусловно слдуетъ считаться и основательно удовлетворить потребности. Она ‘не есть только напускное, фальшивое, налганное дло, а начинаетъ дйствительно чувствоваться въ ндрахъ нашего общества, какъ и въ другихъ странахъ’ (стр. 39).
На что же лучше!— воскликнетъ читатель. Мы совершенно согласны съ такими благородными и истинно-культурными идеями. Он длаютъ честь не только московскому редактору, но даже въ наши дни могли бы украситъ, въ полномъ смысл, иной заграничный трактатъ о положеніи женщинъ въ семь и въ обществ, особенно трактатъ французскаго происхожденія…
Но ровно на половин брошюры восхищеннаго читателя ждетъ сначала легкое, а потомъ и весьма чувствительное разочарованіе. Выходитъ, ‘умыселъ другой здсь былъ’, и рыцарскія рчи говорились въ дйствительности не по адресу той дамы, имя которой чаще всего называлось, а совершенно другой, ни боле, ни мене, какъ латинской и греческой грамматики вообще и въ частности г-жи Фишеръ, открывшей путь къ этой сокровищниц просвщенія русскимъ двицамъ. И такъ какъ всякое двоедушіе непремнно рано или поздно находить свою кару, то не минуетъ она и нашего рыцаря.
И какая еще жестокая кара!
Катковъ былъ на экзаменахъ фишеровской гимназіи и пришелъ въ восторгъ отъ блестящихъ отвтовъ ученицъ по латинской грамматик, тмъ боле удивительныхъ отвтовъ, что ученицы за одинъ годъ прошли курсъ перваго и второго класса.
Фактъ утшительный, но какой же логическій выводъ? На основаніи предъидущихъ разсужденій о достоинствахъ и даже преимуществахъ женской природы надъ мужской, мы должны заключить, что программы по латинскому языку для первыхъ двухъ классовъ не обременительны и для мальчиковъ.
Такъ говоритъ логика, но ея мало для публицистики, и вотъ выводъ нашего автора, опять увлеченнаго, но только врядъ и въ сторону гуманности и культурности:
‘Вотъ,— восклицаетъ Катковъ, — разительное доказательство лживости и безсовстности агитаціи, которая кричитъ о непомрности усилій, будто бы требуемыхъ новыми учебными порядками въ гимназіяхъ! Если двочки могли въ одинъ годъ, безъ всякаго затрудненія и съ полнымъ успхомъ, пройти то, что въ мужскихъ гимназіяхъ проходится въ два года, то можно ли добросовсмо сказать, что новые порядки въ гимназіяхъ обременяютъ учащихся непосильными занятіями, и не справедливе ли изъ сдланнаго опыта заключить напротивъ, что требованія учебнаго курса въ гимназіяхъ слишкомъ слабы?’ (стр. 44).
Hier war der Hund begraben! Что, въ самомъ дл, стоитъ эмансипація не только женская, а всякая другая, въ смысл уменьшенія традиціоннаго или вновь измышленнаго схоластическаго или нравственнаго бремени, разъ на сцен классическая стилистика! И дальше начинается декламація во славу ‘гармоническаго развитія всхъ душевныхъ способностей’ — путемъ склоненій и спряженій. Потому что не могъ же публицистъ не знать, что именно эта ученость оставляла въ русскомъ классицизм а заднемъ план не только ‘самыя широкія обобщенія’, а и вообще логическій смыслъ классическаго текста.
Слдовательно, женщина нужна для утвержденія ‘классической системы’?— невольно зададите вы этотъ вопросъ посл только-что приведенныхъ разсужденій. И вамъ отвтятъ: да, именно для этой цли, и не для чего другого, по крайней мр, только о содйствіи классической систем со стороны русскихъ женщинъ — мы слышимъ дальше (стр. 52). Посл такого скачка въ мысляхъ, насъ нисколько не удивитъ новая фаза вопроса, неожиданная и врядъ ли возможная для другого публициста, но въ нашемъ случа именно потому и естественная, что она идетъ ‘разсудку вопреки’.
Въ предпослдней стать сборника уже гремятъ громы видъ ‘женскимъ вопросомъ’ и надъ всми, кто ‘узаконилъ’ этотъ вопросъ, причемъ даже оффиціальное вдомство попадаетъ въ разрядъ штрафованныхъ. Мы уже совершенно въ сфер той самой публицистики, какая навсегда въ исторіи русской печати останется съ краткимъ, но краснорчивымъ наименованіемъ: публицистика Московскихъ Вдомостей. Еще такъ недавно женскій вопросъ считался историческимъ явленіемъ русской жизни, теперь это ‘фальшивый’ вопросъ. Только-что русское общество приглашалось серьезно удовлетворить назрвшей ‘необходимости’, теперь всякая попытка въ этомъ направленіи клеймится ироніей и негодованіемъ, какъ этого заслуживаетъ дло преступное или безумное. Такъ мняются псни!
И главное, люди и идеи. И собственно не перемна для васъ интересна: это большой вопросъ и для него, можетъ быть, еще не настала исторія. Насъ занимаетъ боле общій чисто-психологическій мотивъ. Сущность его чрезвычайно проста и выражается ршительно всмъ извстнымъ правиломъ. Мы его напоминаемъ лишній разъ потому, что, во-первыхъ, простота истины далеко не всегда гарантируетъ ея несомннность для всхъ, а потомъ — только-что разобранная публицистика по женскому вопросу какъ нельзя боле отвчаетъ этой психологіи.
Не было искренности и принципіальной вры у этой публицистики съ самаго начала. Она пользовалась своимъ предметомъ, какъ боевымъ средствомъ для совершенно другихъ цлей, не тхъ, какія можно было съ перваго взгляда прочесть на знамени краснорчивыхъ статей. Отсюда возможность какихъ угодно поворотовъ и переворотовъ. Сами по себ никакая возвышенная идея а никакая одушевленная рчь не гарантируютъ прочности и нравственнаго неприкосновеннаго достоинства мысли и слова — только вра въ нихъ, вра дйствительно безкорыстно-рыцарственная и всмъ существомъ воспринятая, даетъ имъ настоящую просвтительную силу.
Историку остается ршить вопросъ, на сколько указанная черта извстной публицистики шла вглубь и вширь. Мы на нее указываемъ только по частному вопросу.
Но и этотъ вопросъ, мы видли, могъ вызвать не мало, хотя и не совершенно безкорыстныхъ, но вполн по существу убдительныхъ, защитительныхъ рчей. Пусть же поклонники дйствительно большого журнальнаго таланта Каткова не забываютъ этого факта и признаютъ, что есть же извстная жизненная сила и идейное содержаніе въ вопрос, если онъ могъ внушить такія настроенія отнюдь не недозрлому публицисту. Во всякомъ случа, брошюра является кстати и знакомство съ ней ни для кого не лишне.