М. И. ОРФАНОВЪ И ЕГО ПРЕБЫВАНІЕ ВЪ СИБИРИ.
М. И. ОРФАНОВЪ И ЕГО ПРЕБЫВАНІЕ ВЪ СИБИРИ.
Сибирякъ.
‘Восточное Обозрніе’, No 38, 1884
М. И. Орфанов и его пребывание в Сибири, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1884
Время на прочтение: 6 минут(ы)
7-го сентября хоронили въ Москв Михаила Ивановича Орфанова, одного изъ молодыхъ русскихъ писателей, дятельность и литературная работа котораго посвящены были немало лтъ нашему отдаленному краю. На насъ лежитъ обязанность сказать нсколько словъ о его жизни и дятельности. М. И. Орфановъ, какъ говорятъ его некрологи, былъ кавказскій уроженецъ, окончившій курсъ въ петербургскомъ университет. Этотъ университетъ, взлелявшій многихъ писателей въ лучшее время прошлаго царствованія, далъ направленіе и покойному. Онъ тронулъ въ немъ умъ, сдлалъ его чуткимъ къ жизни и воспиталъ стремленіе къ анализу и то гуманное чувство въ отношеніи къ людямъ, ту нжную любовь, которая впослдствіи вдохновила этого человка и дала.изъ него писателя. Первымъ поприщемъ знакомства его съ жизнью, какъ видно, явилась Сибирь. Здсь на служб проведя 10 лтъ своей молодости, онъ насмотрлся на многое.
Біографы и некрологисты удостоили упоминаніемъ край, описанію котораго покойный посвящалъ свои силы, и при этомъ прибавили, что онъ вынесъ оттуда только ‘недугъ’, бывшій причиною его смерти, мы, однако, смемъ думать, что онъ и, кром недуга, отсюда вынесъ кое-что. Доказательствомъ служитъ его книга. Книга эта есть продуктъ небезплодно проведенной жизни, его впечатлній и исторія его душевной драмы. Въ ней мы видимъ, какъ постепенно отражалась на молодой натур окружающая жизнь. Предъ нимъ раскидывалась новая страна, съ ея просторомъ, съ ея пестрою оригинальною жизнью, съ ея тайгами и степями, съ грандіозной природою и въ тоже время съ массой такого разнообразнаго люда, смлыхъ характеровъ, отважныхъ натуръ, искателей Приключеній, которые встрчаются только на окраинахъ и даютъ богатый матеріалъ для художника. Въ очеркахъ писателя, заносящаго свои впечатлнія въ Сибири, мы видимъ его то странствующимъ верхомъ среди пустыни и останавливающимся въ нмомъ благоговніи предъ этой дикой и величественной двственной природой, то встрчаемъ его на распуть, въ глуши, переносящагося изъ маленькихъ городковъ въ губернскіе центры, на пріискахъ, въ деревн, на рудник, на границ Китая, въ полу китайской Кяхт. Все это проносится пестрой панорамой въ его жизни и обогащаетъ его впечатлніями, которыя онъ воскресилъ впослдствіи. Когда онъ знакомился съ населеніемъ, мы видимъ, сакъ предъ нимъ встаетъ въ Сибири то крестьянинъ, то обнищалый инородецъ, то богачъ-золотопромышленникь, сибирскій раздобрвшій купецъ и несчастный колодникъ. Для тхъ, кто привыкъ отдавать отчетъ въ своихъ впечатлніяхъ, чье вниманіе привыкло сосредоточиваться на человческихъ типахъ, хотя и прикрытыхъ лохмотьями, для того этотъ міръ получалъ свой смыслъ.
Дйствительно и забайкальская деревня, съ своими старообрядцами, и золотые промыслы, и инородческіе улусы открываютъ наблюдательному писателю свои тайны. Онъ увидлъ, сколько здсь глубокаго, безнадежнаго горя, какъ несчастны эти углы, въ качеств чиновника слдователя, онъ сталкивается съ сибирскими исправниками — земцами (см. его очерки ‘Сибирскій земецъ’ и ‘Первая командировка’), видитъ волостные порядки и всю поднаготную сибирской жизни. Посл впечатлній несчастной деревни и слдствія въ сибирскомъ улус съ наживающимся исправникомъ, засдателемъ и его жертвой, инородцемъ, онъ переносится въ губернскій или областной городъ, съ лукулловскими обдами, шампанскимъ, вчной картежной игрой, беззаботнымъ весельемъ. Что М. И. Орфановъ по былъ нмымъ холоднымъ зрителемъ и безчувственнымъ участникомъ въ этой оргіи стараго сибирскаго чиновничества, что онъ понималъ, что совершается здсь доказательствомъ является тотъ сознательный отчетъ о виднномъ, который онъ отдалъ себ впослдствіи.
Молодой человкъ составлялъ исключеніе среди сибирскаго чиновничества. Безукоризненно честный, какъ его помнятъ вс въ Сибири, съ прекраснымъ образованіемъ, онъ служилъ стряпчимъ и слдователемъ, чрезъ его руки проходила масса длъ, но этого мало, предъ нимъ была судьба людей, ихъ счастіе или несчастіе. Онъ хорошо сознавалъ свой долгъ, старался внести правду, чмъ нибудь смягчить окружающія жесткія отношенія, но дйствительность была слишкомъ сурова, обстановка слишкомъ безотрадна, а жертвы случайностей являлись предъ нимъ тысячами. Если теперь Сибирь въ своихъ дальнихъ углахъ со своими старыми слдствіями и судами представляетъ много безурядицъ, то можно себ представить, что было лтъ пятнадцать, когда явился въ нее Орфановъ. Засдатели получаютъ сверхъ жалованья съ волостей извстную дань, а исправники наживаютъ со стояніе и вывозятъ цлыя тысячи, получая аккуратно но два и но три рубли съ каждаго пріисковаго рабочаго. Пріобртенное золото не сходитъ съ карточныхъ столовъ. Чиновникъ, прізжая въ какой нибудь городокъ, заявляется безцеремонно къ купцу или управляющему пріисками и треубуетъ себ винъ, сигаръ, заказываетъ самъ себ обды съ стерлядями и т. п. Такія повинности и теперь отправляются сибирскими хлбосолами. Обды, даваемые купечествомъ разнымъ вліятельнымъ лицамъ въ Сибири, стоятъ по нскольку тысячъ, хотя здсь участвуетъ кружокъ, можетъ быть, въ двадцать, тридцать персонъ. За что же это такія угощенія? Что это за великодушіе сибирскихъ крезовъ? Неужели это такъ, изъ почтенія властямъ и благонравія? какъ хотятъ уврить нкоторые. Нтъ, дйствительность открываетъ другое. Этимъ способомъ монополистами, винокурами и золото промышленниками покупается право дйствовать въ тайг и округ безконтрольно и безпрепятственно, т. е. ввозить водку въ инородческій раіонъ, не смотря на запрещеніе закона, совершать всевозможныя безчинства на пріискахъ, давать задатки и препровождать народъ при помощи волостнаго начальства на пріиски, опутывать инородцевъ и крестьянъ такими контрактами, которымъ нтъ разршенія въ свод законовъ, насчитывать долги на населеніе, хотя долговымъ обязательствамъ положенъ предлъ для податныхъ лицъ въ тхъ же законахъ. Вс эти секреты были раскрыты когда то графомъ Муравьевымъ-Амурскимъ и генераломъ Синельниковымъ.
Вотъ во имя чего длаются эти обды и совершаются пиршества! Озабоченный, усталый, по пылкій, спшитъ молодой слдователь съ оконченнымъ слдствіемъ, открывъ въ глуши цлую драму мстнаго преступленія, потрясенный до глубины души видннымъ, и вдругъ попадаетъ въ город вмсто доклада на обдъ съ возліяніями (см. ‘День въ Кяхт’). Конечно, жаръ усердія остывалъ, руки опускались, насмшка, злая иронія надъ собственнымъ героизмомъ или донъ-кихотствомъ шевелилась въ душ, молодыя силы надламывались, а кругомъ царилъ хаосъ. Пользуясь распущенностью жизни, наводнявшіе Сибирь авантюристы грли руки. Самъ чиновникъ являлся жертвой сосланныхъ аферистовъ, шулеровъ. Эти сосланные тузы путаются въ Сибири среди чиновничества, мшаютъ выполненію правосудія и часто становятся посредниками между администраціей и мстнымъ населеніемъ. Это одна изъ страшныхъ злокачественныхъ язвъ края. Нын ссыльные адвокаты еще прибавили деморализаціи и сутяжничества въ сибирскихъ городахъ.
Намъ расказывали, что во времена Орфанова одинъ сосланный шулеръ въ Нерчинск завелъ квартиру для чиновниковъ, они могли прізжать къ нему въ домъ во всякое время дня и мочи и спрашивать что угодно изъ винъ, закусокь и т. д. Хозяинъ поднимался также во всякое время ночи, садился предъ гостемъ съ колодой картъ, говоря одно слово ‘га-то-во!’ — онъ былъ какой-то закинутый латышъ или финляндецъ. Посл тасовки картъ была обязательная игра для гостя, и прізжій оставался уже безъ копейки. Содержатель квартиры былъ завзятый шулеръ, и его ‘га-то-во’ было фатально. Тмъ не мене это не мшало останавливаться него, ибо комфортъ былъ полный, хотя и окупавшійся гостями черезчуръ дорого.
При вид того, какъ кругомъ все наживалось, пиршествовало и ликовало, честному, полному юныхъ честныхъ стремленій чиновнику осталось опустить руки и прійдти въ отчаянье.
— Чиновнику въ Сибири трудно быть честнымъ! говорилъ впослдствіи М. И. Орфановъ грустно и добродушно. Какъ человкъ, изучившій вс сцпленія мстной жизни, всю организацію зла, соблазнъ и суть злоупотребленій, художникъ не винилъ уже боле никого. Никто не виноватъ! Онъ не винилъ уже боле мелкаго чиновника. Его отношенія измнились, онъ добродушно смотрлъ на эту среду паденія и, дя общія причины, не бичевалъ лицъ, жертвъ мстныхъ условій, съ добродушнымъ юморомъ онъ относится къ своимъ героямъ-исправникамъ, и только изрдка у него срывается насмшливая улыбка и эпиграмма на счетъ ихъ похожденій. Эти эпиграммы и пародіи Орфанова остались памятными въ Восточной Сибири. Но вмст съ тмъ въ душ оставался какой то горькій осадокъ чего то погибшаго, это была похоронена вра въ правду, въ свои силы, поставленъ могильный памятникъ надъ лучшими мечтами молодости и ея идеалами!
Прійдти къ убжденію, что въ окружающей сред нтъ правды, что все безсильно въ этой несчастной стран, гд все повидимому ждетъ правосудія, гд человкъ долженъ спасать человка, гд онъ призванъ облегчить несчастіе, водворить законность,— было нелегко. Что то надорвалось внутри, становилось невыносимо тяжело, міръ точно фольговый, игрушечный остался въ дали, связь съ нимъ порывалась. ‘Нельзя жить честному человку!’ Но тогда совсмъ лучше не жить, смерти, яду хотлось… И тогда, тогда то къ блднымъ губамъ поднесена была, вроятно, ‘отрава’. Одна ли Сибирь тутъ виновата, это другой вопросъ. А у васъ, скажите, добрые біографы, у васъ, въ столицахъ, ни у кого никогда не было ‘недуга’, какъ вы называете? Григорьевъ, Помяловскій, Курочкинъ и др. этотъ ‘недугъ’ получили также въ Сибири? или онъ пришолъ внезапно отъ бездушія, отъ праздности и недостатка мысли? Кто виноватъ?!.. Когда и гд принята въ первый разъ цикута, въ какія минуты душевныхъ мукъ, кто разршитъ! Любопытно одно: слаще ли напитокъ иногда подноситъ жизнь, прежде чмъ поднесенъ къ губамъ другой смертельный напитокъ? вотъ это вопросы.
Однако, одинъ ли этотъ недугъ вынесъ зазжій писатель изъ Сибири? Разв все, что онъ видлъ, прошло безслдно для его ума и чувства? Сибирь грубая и невжественна и страна, но въ ней есть также люди, тотъ же міръ, достойный наблюденія художника. Сибирь много открываетъ тайнъ, которыхъ въ другомъ мст не узнаешь. Съ перваго раза все здсь кажется дико и пустынно, но нигд вы не увидите столько оригинальныхъ лицъ, не будете имть столько встрчъ, нигд вы не найдете столько народу бывалаго, много пережившаго, перетерпвшаго горя Здсь подъ сермягой, въ рубищ часто можно видть слды гордаго величія, не режившаго паденіе, нигд вы не услышите боле искренней человческой исповди, боле глубокой и щемящей душу правды, какъ здсь въ тоск одиночества, нигд звукъ чело вческаго голоса не раздается рзче, какъ въ тайг, нигд hq дйствуютъ рыданія боле потрясающимъ образомъ, какъ у человка, повидимому, равнодушнаго, веселаго или озлобленнаго, по выдавшаго тайну своей человческой души въ тишин ночи, гд нибудь подъ нарами.
И Максимовъ, и Достоевскій одинаково, какъ и Орфановъ, открыли здсь цлый міръ и цлыя драмы жизни. Можно ли посл этого сказать, что Сибирь ничего не дала ихъ художественному таланту?
Мы помнимъ покойнаго М. И. Орфанова, онъ никогда злобно и съ ненавистью не отзывался о Сибири. Онъ вспоминалъ ее лишь добромъ. Онъ отличалъ здсь несчастную сторону отъ дурныхъ условій, окружавшихъ ее. До конца онъ друженъ быль съ сибиряками, любилъ ихъ, и сибиряки считали его почти своимъ. Онъ умлъ отдлить невиннаго старожила Сибири, добродушнаго, гостепріимнаго и неиспорченнаго, отъ тхъ дурныхъ элементовъ, которые задаютъ Сибирь. Его мягкое, гуманное, незлобивое сердце поняло здсь глубину человческаго несчастія, и ни одинъ упрекъ не срывался съ его устъ этой несчастной стран. Лучшимъ свидтельствомъ, что онъ желалъ блага нашей родин, служитъ его литературный трудъ, гд онъ, рисуя темныя стороны, боллъ надъ несчастіями Сибири.
Пусть же эта всепрощающая любовь художника и писателя останется лучшимъ внцомъ на его могил, пусть она останется въ той бдной стран, которой писатель посвящалъ свои силы въ лучшее время и старался вызвать ее изъ безутшнаго прошлаго къ жизни и свту!