Б. Горев
Б. Горев
М. А. Бакунин
(К 50-летию со дня смерти)
М. А. Бакунин
(К 50-летию со дня смерти)
Красная нива. 1926. No 26. С.12/13.
М. А. Бакунин, Горев Борис Исаакович, Год: 1926
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Умерший 50 лет назад, 1-го июля 1876 г., знаменитый революционер и анархист Михаил Александрович Бакунин является одной из наиболее ярких, интересных и в то же время сложных фигур революционного движения XIX века. Он весь соткан из противоречий, ими полна и жизнь его, и деятельность, его учение и личный характер.
Русский дворянин и офицер (родился в 1814 г. в селе Премухине, Новоторжского уезда, Тверской губ.), он 21 года бросает службу выходит в отставку, едет без всяких средств в Москву и там с необычайным усердием набрасывается на немецкую философию, особенно на Гегеля. Чувствуя в себе какие-то могучие порывы, какое-то смутное предчувствие предстоящей ему роли, он рвётся за границу из душной николаевской России. Там, в обстановке умственного брожения, охватившего всю Западную Европу перед революцией 1848 г., Бакунин от философии переходит к политике, знакомится со всеми виднейшими оппозиционными и революционными деятелями, сперва в Германии, а потом в Швейцарии, Франции и Бельгии, и уже в 1842 г. бросает свой знаменитый афоризм, ставший впоследствии лозунгом всех анархистов: ‘страсть к разрушению есть в то же время творческая страсть’.
Водовороту революции 1848 г. Бакунин отдаёт себя всего без остатка. Но особенно захватывает его мечта о создании на развалинах российской и австрийской монархий всеславянской республики. И когда, по тайному подстрекательству русского посольства в Париже пускается, долго потом повторявшаяся, клевета, будто он — агент русского правительства, этому многие верят, так как странной и загадочной кажется фигура этого русского дворянина и помещика, с необычайной пылкостью бросившегося в революцию, предлагавшего самые крайние меры и проповедывавшего объединение всех славян, чего добивался и Николай I, желавший подчинить их всех своей власти.
Мужественно руководя одной из последних вспышек подавленной революции — восстанием в Дрездене весной 1849 г., Бакунин, попавший в лапы саксонского, а потом и австрийского правительства, дважды приговорённый к смерти, помилованный и, наконец, выданный Николаю I, в могильной тишине казематов Петропавловки и Шлиссельбурга падает духом. В обширной ‘исповеди’, написанной по желанию царя, отчасти искренно, отчасти хитря перед Николаем, он кается в своей революционной деятельности. А после смерти Николая он подаёт его наследнику Александру II унизительное прошение о помиловании. Тайну об этом моральном падении одинаково ревниво таит в себе всю жизнь революционер Бакунин и царские жандармы. Она открывается лишь после Октябрьской революции, овладевшей архивами департамента полиции.
Сосланный в Сибирь, Бакунин пользуется покровительством своего сановного дядюшки, иркутского генерал-губернатора, становится на его сторону, когда тот затевает борьбу со старыми политическими ссыльными, декабристами и петрашевцами. И вместе с тем он мечтает снова о революционной деятельности, бежит через Японию и Америку и в 1861 г. является в Лондон, к своим старым друзьям Герцену и Огарёву, издававшим журнал ‘Колокол’.
Попав в обстановку возрождавшегося, после реакции 50-х г.г., революционного движения в Европе, рабочего и национального, накануне польского восстания 1863 г., Бакунин почувствовал себя в своей стихии. Как с иронической улыбкой писал о нём Герцен, он ‘спорил, проповедывал, распоряжался, кричал, решал, направлял, организовывал и ободрял целый день, целую ночь, целые сутки. В короткие минуты, остававшиеся у него свободными, он бросался за свой письменный стол, расчищал небольшое место от табачной золы и принимался писать пять, десять, пятнадцать писем… Деятельность его, праздность, аппетит и всё остальное, как гигантский рост и вечный пот, всё было не по человеческим размерам, как и он сам, а сам он — исполин с львиной головой, со всклокоченной гривой’.
Вступив в 1864 г., по приглашению Маркса, в руководимый им Первый Интернационал, Бакунин пытался противопоставить ему свой собственный тайный международный ‘Союз революционных социалистов’. Борясь против ‘централизма’ и ‘диктатуры’ Маркса, Бакунин в уставе своего ‘Союза’ прочил себя в диктаторы этого союза. Познакомившись с русским революционером Нечаевым, составив для него ‘революционный катехизис’, пропитанный насквозь чисто иезуитским отношением не только к врагам, но и к единомышленникам, за исключением лишь самого близкого, тесного кружка тайных руководителей революционной организации, — Бакунин отрёкся от Нечаева после того, как тот принял наставления Бакунина всерьёз и вызвал своей системой обмана, мистификации, шантажа и террора по отношению к единомышленникам и сочувствующим — возмущение не только ‘прогрессивного’ общественного мнения, но и русской революционной молодёжи. Наконец, обладая в высшей степени способностью заражать своим революционным энтузиазмом, своей страстью и силой воли соприкасавшуюся с ним молодёжь и рабочих разных стран, умея создавать пылких и преданных поклонников и единомышленников, Бакунин в то же время своей нетерпимостью, подозрительностью и деспотизмом отталкивал от себя друзей и последователей и оставался почти без штаба.
И тем не менее его сила, неукротимая энергия и обаяние среди деятелей рабочего движения некоторых государств, в конце 60-х и начале 70-х г.г. были таковы, что исключение Бакунина из Интернационала в 1872 г. послужило поводом к расколу Интернационала на две части, бакунинскую и марксистскую, и что бакунинский интернационал на несколько лет пережил Интернационал, руководимый Марксом.
И это несмотря на то, что всё миросозерцание Бакунина, его философские и общественные взгляды, его анархистское учение так же полны противоречий, как его жизнь, деятельность и характер. Считая себя материалистом и сторонником марксовского материалистического понимания истории, Бакунин утверждал, что ‘пока существуют две или несколько степеней образования для различных слоёв общества, до тех пор необходимо будут существовать классы’?, т.е. для него различие в образовании есть причина существования классов, а не наоборот. Этот же исторический идеализм Бакунина питал и центральную идею всего его анархистского учения: в его глазах государство не являлось продуктом классового строения общества и классовой борьбы, который сам собою должен отмереть за ненадобностью с исчезновением классов, нет, государство для Бакунина — самостоятельное зло, причина деления общества на классы и всех бедствий человечества. Поэтому оно должно быть разрушено прежде всего и заменено ‘свободным союзом свободных общин’. Наконец, будучи в теории искренним интернационалистом, мечтая о братстве всех людей, Бакунин ненавидел немцев и особенно евреев, и его выступления против Маркса часто имеют характер самого грубого антисемитизма.
Чем же, при всех этих противоречиях, можно объяснить то огромное влияние, которым пользовался Бакунин в эпоху I Интернационала, то поклонение, которое он вызывал у многих революционеров европейских и русских, ту легенду, которая создалась вокруг его имени? — Бакунин был ярким представителем мелкобуржуазной революционности, был идеологом всех тех, кто размалывается жерновами капиталистической мельницы, кто не способен на длительную и упорную организацию пролетариата, кто верит в чудодейственную силу немедленного ‘разрушения’ государства и всей буржуазной цивилизации. Сам — деклассированный дворянин и интеллигент, Бакунин встречал поддержку в такой же деклассированной интеллигенции Запада и России, в наиболее нетерпеливых, наименее выдержанных элементах рабочего класса и отчасти в разоряемой капиталом и государственными чиновниками крестьянской стихии. Поэтому бакунизм распространялся больше всего в тех странах, где рабочее движение было слабо и мало организовано, где революционеры, следовательно, не опирались на силу и мощь классового коллектива, не понимали, каким могучим орудием в руках этого коллектива окажется, после его победы, государственная власть. Но, отражая определённые общественные отношения, будучи идеологией революционных элементов деклассированной интеллигенции и отсталых или также деклассированных слоёв пролетариата, бакунизм пользовался влиянием также благодаря огромной революционной личности своего вождя. Ибо, как подметил ещё Белинский в 1842 г., после первого печатного выступления Бакунина за границей, ‘Мишель во многом виноват и грешен, но в нём есть нечто, что перевешивает все его недостатки, это вечно движущее начало, лежащее в глубине его духа‘, другими словами — его искренняя, глубокая и страстная революционность.
Главная идея бакунизма, его анархизм, окончательно похоронена великим опытом Октябрьской революции и гражданской войны. Но образ Бакунина-революционера, вечного бунтаря против бога и буржуазного государства, — долго ещё будет предметом поклонения и изучения.
Оригинал здесь.