Лютик, Беспятов Евгений Михайлович, Год: 1899

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Евгеній Безпятовъ.

‘Лютикъ’.

Von allem Geschriebenen liehe ich mir Das, was einer mit seinem Blute schreibt…
Fr. Nietzsche.

С.-Петербургъ
Типографія П. П. Сойкина, Стремянная, 12.
1899

Посвящается
Лидіи Валеріановн
Волошиновой.

Псня пастуха.

СКАЗКА.

Maine Seele isr das Lied eines Liebenden.
F. Nietzschie.

Это было давно, очень давно…

I.

Что-то непонятное случилось съ миромъ…
То онъ веселъ всегда былъ, остроуменъ, смхъ не покидалъ его прекраснаго дворца, и черпая скука пугливо шарахалась въ сторону, налетая но ночамъ на высокія башни, которыя такъ гордо и вызывающе смотрли въ темно-синее небо. Она въ страх летла дальше, а сзади нея шумно и весело несся задорный смхъ молодости, счастья и наслажденія…
И вдругъ царь заскучалъ…
Напрасно мудрецы проводили цлыя ночи на пролетъ въ узкихъ башняхъ, напрасно пытливо всматривались они въ яркіе изумруды мерцающихъ звздъ, напрасно въ раззолоченыхъ храмахъ клубами вился сизый дымъ изъ кадильницъ, напрасно передъ усталымъ, скорбнымъ взоромъ царя проносился воздушный рой полуобнаженными красавицъ,— онъ безстрастно смотрлъ на все, и какая-то неотвязная дума бороздила его прекрасный лобъ. Сухи воспаленные глаза, казалось, искали чего-то, и никто кругомъ не могъ понять тайной мысли царственнаго страдальца… Онъ глядла, въ далекую таинственную тьму, и чудилось, будто эта темная бездна проникала въ мятежную душу его… Часто устремлялъ онъ задумчивый взоръ на недвижныя лица идоловъ, долго всматривался въ ихъ безсмысленно-страшныя изваянья,— по съ плотностиснутыхъ губъ не слетала молитва, и напрасно курились кругомъ алтари .

II.

Однажды царь вдругъ куда-то исчезъ.
Бросились искать его, разослали гонцовъ во вс концы свта, но царь словно въ воду канулъ.
Начали гадать да разгадывать и поршили ждать новолунія, чтобы наложить на весь народъ постъ и покаяніе.
А царь между тмъ шелъ себ да шелъ по дремучему лсу и все думалъ свою крпкую думу.
Вотъ идетъ онъ день, идетъ другой, словно хочетъ уйти отъ неумолчныхъ думъ своихъ. Чащи густыя ему путь заступаютъ, дикій зврь съ грознымъ рыканьемъ бросается на него, но царь останавливается, долго смотритъ зврю прямо въ глаза, и тотъ, поджавъ хвостъ, пугливо скрывается въ нору…
На третій день гд-то невдалек услышалъ царь псню и остановился, какъ очарованный…
Молодой, сильный голосъ цлъ о чемъ-то новомъ, свтломъ, жизнерадостномъ…
Рядомъ съ полнымъ трепетнымъ счастьемъ слышалась глубокая мучительная скорбь… Звукъ безумнаго поцлуя сливался съ прерывистымъ рыданьемъ, и вдохновенная свобода широкими чистыми вздохами улетала въ синющую даль…
Къ чистому небу рвалась эта хрустальная псня: тсно ей было въ юдоли земной… и такъ любила она эту гршную землю.
Какое-то незнакомое, неясное чувство стснилось въ разбитой груди у царя… Въ глазахъ стояла легкая дымка тумана… Казалось, вотъ-вотъ будетъ легко, сейчасъ вздохнетъ она. освженною грудью, и снова смхъ, смхъ радостный и беззавтный огласитъ эту молчаливую пустыню…
Но пвецъ вдругъ оборвалъ…
Послднія нотки, какъ острыя иглы, взлетли кверху, дрогнули… и замерли…
Царь бросился впередъ…

III.

За уступомъ скалы паслось тихое стадо.
На трав лежалъ молодой пастухъ и плелъ внокъ изъ маленькихъ полевыхъ цвтовъ.
— Пой!.. еще пой!..— безсвязно шепталъ царь и крпко схватилъ своею сильной рукой пастуха за плечо.— Пой!.. я теб велю…
Пастухъ тихо улыбнулся.
— Нтъ, довольно…
— Какъ довольно?… пой!.. ты долженъ!..
— Нтъ, не хочу… довольно!..— съ ясной улыбкой смотрли на царя прозрачные, синіе глаза.
— Но я — царь!.. Я теб велю!..
— Да благословятъ всевышніе боги твои счастливые дни…— проговорилъ съ теплой врой пастухъ и поклонился царю до земли.— А пть я все-таки не буду, потому что не хочу…
— Какъ!.. ты смешь мн… царю?.. Да я велю тебя задушить… уморить въ гнилыхъ подземельяхъ… Велю мучить… терзать!..
— Да будетъ твоя воля, великій государь! отвчалъ пастухъ.— Но тогда ты все равно не услышишь псенъ моихъ.
Царь съ удивленіемъ посмотрлъ на дерзкаго и вымолвилъ черезъ силу.
— Но я же молю тебя… пожалй ты меня,— мою скорбь…
Сдавленный, тяжелый вздохъ вырвался у него изъ груди.
— Ты страдаешь, государь! и сильно страдаешь… Жаль мн тебя!
— Но отчего-же, отчего это?..
— Я знаю, отчего:— ты плакать разучился! А помнишь чистую юность? плескъ фонтановъ заснувшихъ плакалъ вмст съ тобой… лепетъ фіалокъ лиловыхъ, зыбь волны полусонной, теплаго втра лобзанья,— все понимало тебя… Власть ожесточила тебя… Жаль мн тебя!..
Словно молніей озарило царя…
Да! Это правда! вотъ сколько ужъ лтъ, какъ ни одна словника не выкатилась илъ его главъ. Смхъ, одинъ радостный смхъ, полный хмльного восторга, волновалъ его — а слезы… рыданья… это было давно ужъ забыто, гд-то далеко, далеко въ исчезнувшемъ прошломъ.
— Кто-же сказалъ теб это?— дрогнувшимъ шепотомъ спросилъ царь.
Пастухъ улыбнулся.
— Мн сказали это горы, лсъ, поле… Мн сказали это цвты… Мн журчалъ объ этомъ свтлый ручей… Мн шепнула объ этомъ знойная страстная ночь… Мн говорилъ объ этомъ свжій, какъ роса на цвтахъ, поцлуй…
Какъ стоялъ передъ нимъ стройнымъ тополемъ царь, такъ и упалъ къ его ногамъ на траву.
— Научи-же ты меня плакать!.. Возьми отъ меня полцарства, богатства вс,— только научи меня плакать…
— Нтъ, государь,— не хочу я ни короны твоей, ни сокровищъ твоихъ: — отдай мн за это жену свою, которая краше свтлаго дня, краше райскихъ богинь!— я давно ее безумно люблю!..

IV.

Долго молчали они…
Долго въ тяжеломъ раздумьи стоялъ царь, и невеселыя картины рисовались ему.
Видитъ онъ скорбь свою неутшную .
Видитъ онъ — тни неслышно встаютъ… Он мучатъ его… Он не даютъ ему спокойнаго сна…
Гулко раздаются ноль сводами дворца его нервные шаги…
Съ дрожью холодной въ душ слдить онъ опять за слпыми взорами страшныхъ боговъ… Дымъ летитъ съ алтарей.— одуряющій, странный, таинственный дымъ… въ сизыхъ клубахъ его кто-то всталъ, непонятный, и глядитъ ша него леденящимъ взглядомъ…
И слышитъ онъ, какъ трепещетъ и бьется за темнымъ окномъ полуночная гостья его .
Скука!.. страшная, хищная скука!..
Вотъ она… Удары крыльевъ ужъ близко!..
— Бери!.. все бери!.. въ изнеможеніи прошепталъ измученный парь и закрылъ лицо руками.
Надъ ними плавно проносился могучій орелъ.
Пастухъ заплъ.

V.

Спустилась на землю глубокая ночь…
Въ мертвенно-блдномъ туман, какъ голубая музыка, засквозилъ лунный свтъ.
Чистыя тни заряли…
Влажныя мирты дышали густымъ ароматомъ… Подъ душными кушами ихъ стыдливо раскрылась махровая мальва…
Тихо въ кустахъ шевельнулась пугливая птичка…
Проснулась другая…
Сверкнулъ пoцлуй…
И опять все затихло…

* * *

Слышишь-ли ты эту чудную ночь?..
Какъ двственно-юное тло, раскрылась она въ утомленіи сладкомъ, и нгою дышитъ, и синей мечтою…
Слышишь ты, плачетъ она. эта чистая ночь?.. Плачетъ и мирта, и мальва, и мсяцъ-волшебникъ, и свтъ, зыбкій, трепетный свтъ…

* * *

Цвты расцвтаютъ…
Вотъ ужъ и призраки легкіе въ прозрачныхъ гирляндахъ свилися. Какъ они тихо скользятъ…
Это — смутныя грезы плывутъ…
Слышишь ты ихъ…

* * *

Эльфъ быстрокрылый изъ пышной серебряной лиліи вылетлъ…
Вонъ и другой!..
И еще!..
Зазвенли прозрачныя крылья…
Ландыши что-то страстно, порывисто такъ зашептали воздушнымъ цвтамъ, быстрокрылымъ эльфамъ…

* * *

Слышишь?..
Вотъ струна прозвучала…
Это — горе!..
Ночь чистая, юная, вчно, какъ мысль, непорочная, дышитъ лазурной молитвой,— и тутъ же горе… неслышно скользящее горе.—
Меркнетъ луна…
Синяя гаснетъ мелодія тихо…
Таютъ тни,— милыя тни!..
Въ мукахъ холодныхъ мальва слезы роняетъ…
Ты слышишь?..

* * *

Плачъ-же…
Близокъ разсвтъ!..

VI.

Не кончилъ пастухъ своей псни…
На измятыхъ цвтахъ горько и неутшно рыдалъ измученный царь, и казалось, въ слезахъ выливалъ свои черныя больныя думы.

VII.

Когда они пришли во дворецъ, царь веллъ молодой жен-красавиц надть свои лучшія одежды и идти за пастухомъ въ его родныя поля.
Царица покорно склонила голову, умастила свое тло драгоцнными благовоніями, надла самыя дорогія платья и вышла къ пастуху.
Словно солнце озарило его, словно духъ безплотный слетлъ съ горнихъ высотъ,— и такое томительное радостное чувство подымалось въ груди у пвца… Новые звуки, новые сильные аккорды чуялъ онъ въ себ, и эта дивная, живительная красота звала его къ свтлому блаженству любви, къ пснямъ юности и къ мощнымъ неумирающимъ вдохновеніямъ…
Пастухъ взялъ ее за руку и долго съ горячимъ восторгомъ смотрлъ на это чудное безумно — страстное виднье…
Когда они вышли изъ дворца, была уже глубокая ночь…
Черная скука, шумя сильными крыльями, пронеслась надъ ними и хотла уже влетть въ темное окно къ покинутому царю,— но какъ вдругъ тамъ вспыхнули разноцвтные огни, громкій смхъ прокатился по всему дворцу, и веселые звуки музыки огласили уснувшія горы и лса.
Скука въ ужас скрылась во мрак ночи, а изъ дворца доносился шумъ веселаго пира.

VIII.

Долго шелъ пастухъ съ царицей по полямъ, лсамъ и болотамъ,— и наконецъ пришли они къ его полусумрачной пещер.
— Вотъ мой дворецъ!— сказалъ онъ ей коротко, и она склонилась передъ нимъ, какъ гибкая пальма клонится передъ южнымъ пламеннымъ втромъ
— Ты господинъ мой!— прошептала царица.— Чего ты хочешь отъ меня?..
— Я хочу любви твоей…
— Любви?..
— Да, любви! нераздльной и беззавтной!..
— Я не дамъ теб ея..
— Но я — твои властитель!..— вспылилъ пастухъ.
— Да благословятъ боги твои счастливые дни!. Я раба твоя… прикажи мн пасти твой скотъ, прикажи мн ходить за тобой, работать,— и я покорно исполню велнья твои…
— Но я хочу любви твоей!.. Ты должна повиноваться мн, или я убью тебя… замучаю на смерть!.. Лучшіе кони степныхъ табуновъ растерзаютъ на части тебя!..
— Да будетъ твоя воля…— поблвшими губами шептала красавица.— Но тогда ты все равно не увидишь любви моей…
Вспомнилъ пастухъ про царя, посмотрлъ на нее и едва слышно вымолвилъ:
— Ты побдила меня…
И сказала царица ему:
— Отпусти меня, господинъ, на свободу, и боги благословятъ твою жизнь… Мужъ мой и государь мой великій отдалъ меня теб, какъ плату за дивныя псни твои,— и недостоинъ онъ больше любви моей, я не увижу его больше отнын… А тебя я любить не могу: чувство любви — чувство свободы!..
— Но я молю тебя!.. Сжалься надо мною!..— чуть не рыдалъ пастухъ.— Вдь я же люблю тебя больше жизни, больше счастья!..
— Но я не люблю тебя…
Съ глухимъ стономъ закрылъ пастухъ лицо свое и на землю опустился у порога пещеры.
— Иди!..— едва слышно сказалъ онъ цариц, и царственной поступью вышла она изъ пещеры.

IX.

Но едва только прошла она немного по пустынной дорог, какъ позади послышался голосъ пастуха.
Онъ плъ…
Безумныя проклятья неслись въ этой рыдающей псн: проклятія и юности, и блаженству, и любви, и разбитымъ надеждамъ…
Зачмъ, зачмъ эта жизнь,— пустая безсмысленная жизнь, когда остались одн только горькія, горькія слезы?..
Не надо борьбы, не надо гордости и славы, не надо жизни самой, если нтъ полнаго, горячаго, вчно-юнаго счастья!..

X.

Царица шла все дальше и дальше, а сзади рыдающими стонами замирала псня, словно навки прощалась она съ тихой страдалицей землею…

I.
‘Мысль объ иде’…

Я вижу ее всегда и повсюду, это прозрачное больное видніе.
Какъ туманный образъ минувшихъ мечтаній, плыветъ она передъ моими усталыми влюбленными глазами…
Блыя измученныя складки со святымъ сладострастіемъ струятся но ея вдохновенному тлу, и мнится, словно мистичными сказками дышитъ ея чистая красота…
Цвты, бдные маленькіе цвты въ истом молитвы и скорби склонили тихо свои двственные внчики передъ ней,— и скользитъ она по нимъ, скользитъ, какъ лучъ прозрачнаго послдняго заката…
Ея цломудренный пламенный взоръ незримо улетла’ въ даль вковъ и безконечныхъ міровъ… Съ болью и ужасомъ оторвался онъ отъ ароматныхъ маленькихъ цвтовъ и, полный предвчной свободы, исчезъ въ безграничной дали… Онъ тамъ, гд царство грезы, гд міръ далекой мечты!— гд Все и Ничто!..
И вся ея зыблющаяся прелесть, вся она — неземная, безсмертная мысль, нетлнная мысль о вчности, красот и любви…
Бдные маленькіе цвты…
Они страдаютъ въ истом молитвы…
Они такъ любятъ ее!..
Бдные маленькіе цвты!…

II.
‘Ti aspetto!..’

Аккорды.

Тамъ далеко цвтетъ болзненно-блдная Lonicera…
Ни пышный, истомленный безумною страстью внчикъ склонился и дышитъ зноемъ любви, аромата и горя. Все въ ней — чистое наслажденіе и безконечная любовь!…
О какъ мн больно безъ тебя, прекрасная Lonicera!…

* * *

Тамъ вдали плачетъ, надрывается красавица — зеленая волна…
Съ трепетомъ страсти и жаждой мертвыхъ поцлуевъ рвется она къ далекому берегу… Море широкое, сильное, властное держитъ ее въ своихъ безстрастныхъ, холодныхъ объятіяхъ… Тысячи брызгъ изумрудныхъ хрустальнымъ внкомъ вылетаютъ изъ пны волны…
Это слезы святыя!.. Но берегъ далекъ…
О какъ мн больно безъ тебя, нжно, прозрачная волна!..

* * *

Далеко, далеко,— слышу я,— умираетъ тихая гирлянда звуковъ…
Блдная, больная мелодія съ нгой плыветъ съ израненныхъ струнъ… Каждая тихая нотка, какъ капелька крови, съ мучительнымъ страхомъ рождается изъ таинственной тьмы вдохновенья… Горько, надорванно звенитъ безнадежная страсть въ цломудренной крас страдальческихъ аккордовъ…
О какъ мн больно безъ тебя, античная чудная пснь!..

III.

* * *

Я долго ждалъ зари!.. Ночь такъ была длинна…
Въ груди надежда смутно догорала…
Какимъ-то трепетомъ душа была полна…
Мн чудилось сквозь сонъ, что не придетъ весна,
И бдная надежда умирала…

* * *

Я долго ждалъ зари!.. Но свтъ былъ такъ далекъ…
Всю ночь не могъ я хоть на мигъ забыться…
Трепещущимъ лучемъ не рдлъ еще востокъ,
И съ меркнущимъ страданьемъ былъ я одинокъ…
И для меня разсвтъ не загорится!..

IV.
Въ
небесахъ.

По темному небу, какъ дв хрустальныя звздочки, летли два полупрозрачныхъ ангела…
Они спшили къ Предвчному Богу.
Грозные океаны пролетали они.— Волны ревли, вздымались, какъ горы. Метались, какъ щепки, большія су та, и въ блещущей пн кипли сдые валы.
Слышался ангеламъ чей-то тихій плачъ… но они спшили къ Предвчному Богу…

* * *

Дремучіе лса пролетали они… Втеръ гудлъ въ столтнихъ дубахъ. Страшно каркали зловщіе вороны. Завывали гд-то дикіе зври, и, полныя ужаса, холоднаго, слпого ужаса, носились тамъ какіе-то безформенные призраки…
Слышали ангелы чей-то тихій плачъ, но… они спшили къ Предвчному Богу…

* * *

Надъ спящимъ селомъ проносились они… Мятежно раскинулся труженикъ-пахарь на жесткой постели, и чудятся ему неспокойные сны… Кто-то шепчетъ молитву въ углу…
И слышится ангеламъ плачъ, тихій, измученный плачъ… но спшатъ они къ Предвчному Богу…

* * *

Надъ кладбищемъ мертвымъ летятъ они… Нтъ здсь жизни, нтъ тяжелыхъ страстей, нтъ борьбы и страданій: здсь счастье, покой… но и здсь слышатъ ангелы чей-то тихій, тихій плачъ… но они спшатъ къ Предвчному Богу…

* * *

Пролетаютъ они надъ городомъ шумнымъ… Нестройнымъ аккордомъ долетаетъ до тусклыхъ небесъ лихорадочная жизнь… Точно заревомъ пожара охваченъ онъ весь.. Веселые клики и шумъ разъяренной толпы слились въ одинъ общій гулъ… и слышится ангеламъ чей-то тихій, неутшный плачъ… но они спшатъ къ Предвчному Богу…

* * *

Низко, низко летятъ ангелы надъ гршной землею… Блоснжнымъ крыломъ задваютъ они за твердыни мрачнаго зданія… Въ ршетки глухія закованы окна, и съ ужасомъ темнымъ глядятъ они въ холодное небо… Мракъ навсегда!.. Тишина навсегда… Только лязгаютъ звучно желзныя цпи…
И слышатъ ангелы плачъ… тихій, задавленный плачъ,— но спшатъ они, спшатъ къ Предвчному Богу…

* * *

Передъ свтлымъ чертогомъ предстали печальные духи.
Взглянулъ на нихъ Всесильный и понялъ все.
Бросилъ Онъ взоръ Свой могучій на блдный востокъ, и вспыхнуло небо трепетноалымъ пожаромъ…
Розовыми улыбками брызнуло солнце…

V.
Поздніе цвты.

Вчера въ умиравшемъ саду я встртилъ тебя можетъ быть въ послдній разъ…
Заря догорала.
Поздніе цвты наклоняли свои утомленныя головки, и скользящіе лучи солнца убаюкивали ихъ своими легкими поцлуями… Имъ грезилась вчная, безпросвтная тьма.
Въ воздух пахло сырымъ пожелтвшимъ листомъ.
Мы тихо подвигались по длинной алле, и полупрозрачныя стны ея ажурнымъ золотомъ убгали въ дымчатую даль. Воздушныя тни набгали на твое милое лицо, играли на немъ и быстро таяли…
Съ какой-то тупой безотчетною болью смотрлъ я на тебя, и жаль было мн юныхъ грезъ моихъ. Наша ненужная разлука отняла ихъ отъ меня:— я не зналъ даже, любилъ я тебя, или нтъ?..
Мы тихо шли впередъ.
Нашъ путь усыпали желтые увядшіе листья… Ну что-жь?.. Цвтовъ для этого не было, да и время прошло имъ…

VI.
Calorie di sera.

Цвтокъ, заплаканный росою…
Прибрежныхъ скалъ задумчивыя сказки…
Волны-красавицы порывистыя ласки…
Закатъ, горящій полосою…

——

Заря въ лазури догораетъ…
Какъ пурпуръ устъ трепещутъ облака…
Мечта моя, какъ поцлуй, легка…
И тихо вечеръ умираетъ…

VII.
Тни
ночныя.

Въ окно ко мн смотрла проснувшаяся весна. Темное, холодное небо какъ-бы не оттаяло еще, и зеленоватое мерцаніе звздъ словно напоминало о минувшихъ морозахъ….
Весна еще едва-едва чувствовалась въ сыромъ воздух, но я слышалъ ее всюду,— въ каждомъ вздох своемъ, въ каждомъ нерв…
Грудь ныла…
Голова отяжелла отъ безпокойныхъ мыслей, и предо мною возставали дивныя лихорадочныя картины возможнаго счастья, покоя…
Въ черной непроглядной тьм неясно рисовался туманный молочно-срый обликъ моего страшнаго весенняго кошмара… я опять боленъ, такъ странно, безсмысленно боленъ… я же видлъ его, я ощущала, на себ его чарующую прелесть, и невольной безпредметной тоскою сжималась испуганно грудь… я любилъ его… Я боялся его… Словно зыбкими, безшумными крылами одвалъ онъ мою утомленную голову, и я чмъ-то боллъ, боллъ такъ томительно и непонятно…
Счастіе-ли мое, страстная-ли нга дышала вокругъ, или тяжелымъ злобнымъ недугомъ грозилъ мн мой неотвязный весенній кошмаръ?..
Давно, давно,— еще ребенкомъ я плакалъ надъ нимъ неутшными дтскими слезами… а потомъ, когда жизнь кипла во мн рыдающимъ каскадомъ, я чего-то ждала’, я что то видлъ въ туманной дали, — тогда мн такъ хотлось жить, жить… Онъ вырывалъ у меня слезы изъ мятущейся, страстной души…
И вотъ теперь, когда я, измученный и одинокій, стою на порог неразгаданнаго блаженства,— зачмъ онъ здсь?.. зачмъ онъ опять?…
Я проклинаю его, но я люблю его!.. Люблю, какъ воздухъ, какъ солнце, какъ счастье, какъ то… что мн жизнь общаетъ…
Это вы, мои блыя ночи!..

VIII.
На пути.

Поздно, очень поздно оторвался я отъ темныхъ строкъ и съ утомленнымъ наслажденіемъ расправилъ онмвшіе члены…
Та ночь, та странная ночь какъ во сн мелькнула предо мною…
Поздъ, тяжело громыхая, подползъ и остановился у затеряннаго въ глуши полустанка. Я очнулся отъ какой-то тяжелой дремоты и вышелъ изъ вагона.
Кругомъ была темная сырая ночь.
Къ утру собиралась оттепель.
Влажный втеръ прохватилъ меня насквозь. Непріятная мелкая дрожь пробгала вдоль спины, и словно отъ какого-то безсознательнаго страха волосы шевелились на голов… Холодно, неуютно.. А въ поле посмотрть, такъ даже жутко длается… Талый снгъ падалъ хлопьями и облплялъ мн лицо.
Скверное ощущеніе!.. словно какъ будто чьи-то мертвыя склизкія губы цлуютъ…
И вспомнилось мн тогда… да что поминать!.. не врю я этому, не врю я своему счастію!.. не врю я и тому непонятному, что съ такимъ горячимъ юношескимъ нетерпніемъ тянетъ меня туда, гд столько свтлыхъ, живыхъ минутъ, гд душою болешь за каждый мигъ неизвданнаго счастія, недосказанныхъ словъ и мимолетныхъ взглядовъ… Злоба моя, горькая обида, все какъ будто растаяло, забылось…
Глухой шумъ вывелъ меня изъ задумчивости.
Я стоялъ на опушк лса.
Сплошная стна обнаженныхъ деревьевъ угрюмо чернла передо мною. Втеръ какими-то зловщими порывами гудлъ между втвями. Одна сосна жалобно скрипла,— и не постоянно, а какъ-то вздохами: застонетъ вотъ, схватитъ тебя за сердце, сожметъ… и опять тишина… Только тоска, глубокая тоска, точно отъ невыплаканныхъ слезъ остается на душ… Смотрлъ я въ эту черную непроглядную глушь, и такъ мн хотлось отчего-то плакать, плакать… на чьей-нибудь теплой, ласковой груди, но… были и у меня слезы когда-то…
Дребезжащій звонокъ занылъ, застоналъ въ воздух. Я торопливо направился въ вагонъ…
Помню я… мн показалось, что лсъ двинулся за мной… Я дрожалъ отъ неяснаго, почти паническаго страха… Я боялся оглянуться назадъ… Холодный потъ на лбу… Я въ ужас закрылъ глаза…
Дверь вагона захлопнулась. Поздъ двинулся.
Въ шум колесъ слышалось мн, какъ лсъ гнался за поздомъ, настигалъ его… деревья, словно мертвецы, тощими втвями хватались за окна… Втеръ дико такъ вылъ…
Помню я эту странную ночь…
Можетъ быть я и боленъ… не знаю!..

IX.
Alito della sera.

Розовыми блестками умиралъ золотистый закатъ.. Его юная зыблющаяся прелесть быстро таяла, какъ ласковая улыбка. Прозрачная трепещущая дымка одвала кругомъ засыпающій міръ, и дивныя сказки ряли, словно мятежныя птицы…
Съ томительно-сладкими ароматами пышныхъ цвтовъ неслась ко мн юно-стыдливая ночь, и съ нгой во взор встрчала ее моя властная греза. Страстные поцлуи свтились въ ея меркнущемъ ореол. Лучистая нга дрожала въ сребристыхъ росинкахъ на пепельно-срыхъ крылахъ красавицы — ночи… Она шла ко мн!.. Я чувствовалъ это и жилъ ожиданьемъ!..
Закатъ умиралъ…
Розовое золото тускнло, тускнло…
Гд-же ты, моя свтлая греза?..
Юность и счастье мое…
Ночь своей страстью палящей сожжетъ мои ясныя думы…
Приди ко мн, мое тихое счастье…
Закатъ умираетъ…
Я жду!..

X.
Осеннее утро.

Передъ моимъ окномъ тихо, мечтательно покачивалась темно-зеленая липа.
Сегодня рано утромъ я проснулся и съ легкимъ чувствомъ на сердц отворилъ окно. Я всегда это длалъ. Каждое утро я здоровался съ липой, и какая-то неуловимая связь установилась между нами. Не такъ еще давно, помню я, моя липа отуманивала утомленную безпокойную голову сладкими волнами теплаго аромата. Глубоко и жадно впивалъ я этотъ душный запахъ, и, казалось мн, чья-то зыблющаяся чудная тнь стояла здсь подл меня… Словно мягкія ласковыя руки нервными объятіями сжимали одурманенную голову, и прерывистое дыханіе срывалось съ жаркихъ устъ моихъ…
Какъ хороши, какъ страстны были эти мгновенья, когда каждое трепетаніе листка вливало мн въ изнывшую грудь болзненную сладкую истому…
Сегодня я открылъ окно.
Пасмурное небо дымилось отъ разорванныхъ сизыхъ облаковъ. Рзкій порывъ втра налетлъ на мою уже давно отцвтшую липу… Холодомъ сжалось испуганное сердце…
Съ липы упалъ первый пожелтвшій листокъ…

XI.
‘Въ цвтахъ’.

Твое непонятное беззвучное горе, твоя печаль — печаль трепетно-жемчужной росинки, упавшей съ далекаго неба на сухую безпріютную землю…
Пышный левкой не впиталъ въ себя жадно блестящую каплю…
Макъ не спряталъ ее въ горячій пурпуръ своихъ странныхъ злыхъ лепестковъ…
Лотосъ душистый стыдливо не скрылъ ее въ душныхъ объятіяхъ двственной страсти…
Ирисъ-волшебникъ мистичными сказками слезку-росинку забылъ…
Пряный шафранъ ядовитымъ дыханьемъ не взмутилъ ея свтлую душу…
…Грустно склонялись цвты надъ предсмертнымъ мерцаньемъ росинки…
Поздно ужъ было… Она умирала…
Солнце, гордое солнце всходило,— и таяла тихо росинка…
Только теперь потянулись роскошные внчики къ алмазной росинк…
Съ милой улыбкой, чистой, какъ твой поцлуй, умирала росинка…
Жаль ей было не жизни,— а пышныхъ цвтовъ…
Но было ужъ поздно…
Она улыбалась…
Она умирала…
Знойное солнце всходило…

XII.
Приливъ.

Дйствующія лица:

Игнара, юная принцесса скалистаго острова. Большіе невинно-властные глаза. Темные волосы съ прянымъ запахомъ моря и страсти. Ея нжный чистый профиль на фон лазурнаго моря, какъ таинственный сонъ любви на античныхъ ликійскихъ медальонахъ. Ужасъ грядущаго, сладость желанья на юномъ прозрачномъ лиц, мистичномъ, какъ познанье грха. Музыкальный предутренній втеръ тихо струится въ трепетныхъ складкахъ ея блой туники.
Тусснель, старый рыбакъ.

——

На дальнемъ восток въ воздух зыбкомъ тни плаваютъ легкія: солнцу всходящему готовятъ побдный хоралъ. Всюду — жажда утра и жизни.

——

Игнара. Скоро-ли начнется приливъ?
Тусснель. Море спокойно. Втеръ сейчасъ упадетъ. Слышишь, красавица, какъ оно ласково воркуетъ?..
И. А ты понимаешь это, ддушка?
Т. Я уже сорокъ лтъ здсь у моря, дочь моя.
И. Ты любишь море?
Т. Море любитъ меня, дитя… (Пауза).
И. Скоро-ли начнется приливъ?
Т. Ты ждешь его?
И. Да… Цвтокъ приплыветъ ко мн…
Т. Желтый цвтокъ?
И. Да, ддушка,— я такъ его жду…
Т. А ты волнъ не боишься?..
И. Море спокойно. Втеръ упалъ… Цвтокъ доплыветъ.
Т. Желтый цвтокъ доплыветъ до песчанаго берега:— я это знаю…
И. Ты разв видлъ цвты?
Т. Берегъ скалистый… На скалахъ — ирисъ цвтущій… Много я горя, малютка, видалъ…
И. Но море… широкое море?
Т. Я съ моремъ сжился.
И. Ты знаешь его?
Т. Море — мн другъ, но волны… Я очень старъ…
И. А что теб волны шептали?
Т. Всюду изъ темныхъ пещеръ и сырыхъ подземелій крабы ползли… Въ ужас волны сбжали и, пнясь клубами, ушли въ глубокое море…
И. Море прекрасно, ддушка.
Т. Море страшно:— его бояться надо…
И. Ддушка, тамъ на песк раковинка золотая.
Т. Да, дитя!— это, какъ желтый цвтокъ изъ перламутра.
И. Онъ доплыветъ… (Беретъ раковинку блдными руками и подноситъ къ уху). Тихо, тихо шепчетъ она… словно ребенокъ во сн воздухъ цлуетъ и беззвучно смется… Я слышу, о мор она говоритъ… Сказки?.. да!.. Да, да!.. Хорошо!.. Такъ хорошо… Волны съ пной играютъ… На солнц?.. Нтъ?.. Ахъ, ночью… Жутко… Пна цлуетъ ихъ… Да… Холодно?.. Чудная пна… Мягкая, атласно-прозрачная… душно-прохладная… Что?.. Я не знаю… Я не знаю, что это значитъ… Темные волосы… Глаза?.. Я не знаю… (отнимаетъ раковину отъ уха). Ддушка, какіе у меня глаза?..
Т. Оставь, дитя… Эта раковинка изъ далекаго моря.
И. (живо). Изъ далекаго, дда!?. Тамъ — цвтокъ?.. Желтый цвтокъ. (Жадно приникаетъ ухомъ къ раковин). Нтъ… нтъ. Тихо, ддушка…
Т. Слушай о мор, малютка… Цвтокъ далеко,— она молчитъ…
И. (живо). Да, да!.. Слышу… слышу опять… Зачмъ?.. А что-же тамъ будетъ?.. Кого?.. Меня?!. Я не знаю… Тайна… Какая, красивая?.. Я помню, помню… это — чужая богиня на разбитой мраморной чаш… Профиль прямой… Я не знаю… Нтъ, нтъ,— не такой… (Отрывается отъ раковины). Дда, взгляни на меня… Я — красива?..
Т. Дай мн коснуться твоихъ одеждъ…
И. Что ты?..
Т. Давно я не плакалъ…

(Пауза. Тусснель цлуетъ край ея блоснжной туники. Въ глазахъ Игнары — свтлая грусть).

И. (приникая къ раковин). Не знаю… Пышнымъ каскадомъ… Волосы пышнымъ каскадомъ?.. Да, помню… Любишь?.. Не знаю… Да, да!.. Я люблю!.. Я тоже люблю… у меня надъ постелью икона съ фіалками… Нтъ, Араукарія… Я такъ люблю… лиловыя искры въ темнозеленой хво. Еще?.. еще я не знаю… Да!-песокъ на морскомъ берегу съ блестящими камешками… Мы съ няней играемъ… Людей?.. Всхъ!.. Старый жрецъ…
Т. Дитя, не шути,— мн страшно за тебя!..
И. Ддушка, подари мн раковинку.
Т. Нельзя, малютка!— эти тайныя рчи убьютъ тебя…
И. Нтъ, нтъ… Я слушать буду ее… тамъ на скалахъ… трубы гремятъ… Въ замк — пиръ до зари…
Т. Слава Сварольду!..
И. Отдай мн, дда, ее…
Т. Нтъ, малютка, нельзя…
И. Я теб васильковъ принесу.
Т. Здсь скалы… Слушай меня… Я сорокъ ужъ лтъ здсь у пустыннаго моря.
И. Ддушка… золотистая раковинка — чистый перламутръ… Капли внутри…
Т. Онъ прекрасенъ, дитя… но ты слышишь его…
И. А ты?..
Т. Ничего я теперь ужъ не слышу…
И. А давно?..
Т. Я тонулъ, дитя, въ тихую, свтлую ночь, золотую…
И. Зачмъ?..
Т. Я искалъ красивую раковину…
И. И не нашелъ?..
Т. Нтъ, нашелъ.
И. Гд-же она у тебя?..
Т. Море глубокое, жадное, ненасытное море могучимъ приливомъ пожрало ее… Я плакалъ такъ много, дитя…
И. Ты, ддушка, плакалъ… А вдь ихъ такъ много, раковинокъ…
Т. Эта была одна…
И. А какая она была?…
Т. Лиловое золото жемчуга и блая пна волны въ поцлу безумномъ слились… Пурпурный край, какъ полоска крови на горячихъ устахъ тускло горлъ… А сказки ея… Ея меркнущія теплыя грезы… Я такъ любилъ ее… Я старъ, малютка… я очень старъ…
И. Мн жаль тебя…
Т. Брось, малютка, ее…
И. Куда?…
Т. Въ зеленую воду…
И. Вода — голубая…
Т. (усмхается). Брось въ голубую…
И. Море назадъ ее принесетъ…
Т. Ну такъ ночью сегодня я увезу ее за эти тяжелыя скалы.
И. Пучина выкинетъ ее на берегъ скалистый:— черная бездна боится…
Т. А ты забыла свой желтый цвтокъ….
И. Но перламутръ…
Т. Смотри — ужъ приливъ начинается…
И. Какой сладкій втеръ поднялся…
Т. Море проснулось!..
И. Дда… скоро заря?
Т. Отойди, дитя… смотри, море идетъ…
И. (приникаетъ ухомъ къ раковин). Да, да!.. Понимаю… Это чудно, красиво… Я чувствую это…
Т. Дитя, море идетъ…

(Сильный аккордъ трубныхъ звуковъ пробуждаетъ могучія скалы).

И. Ддушка, ддушка!.. что я слышу!..
Т. Слава Сварольду… Море идетъ!.. ты погибнешь!..
И. Да.. такъ прекрасно… можетъ быть… больно?.. ничего… Да, да!.. Долго?.. Безконечно?.. Одно только желаніе… желаніе безъ конца… Это и есть?.. Да, да… Пна?.. вмст?.. Но вдь это страшно… Кровь въ лиц у меня… Нтъ, нтъ… ни за что!.. Это ужасно… Это жизнь?..
Т. Дитя, безумное дитя!..
И. Волосы разсыпались… Душно и страшно… Нтъ, нтъ… Одинъ лишь мигъ?.. Горячо?.. Ахъ!.. Это безуміе… Не надо… Оставь, оставь… я боюсь…
Т. Волны!.. спасайся!..

(Морскіе валы подкатываются къ двушк и порывисто цлуютъ ея голыя ноги).

И. И мой желтый цвтокъ?.. да?.. На губахъ?.. Вмст?.. больно?.. Я боюсь.. А если пробужденье?… Никогда?..
Т. Спасайся!..

(Сильный порывъ втра).

И. Всю?.. всю безъ конца?.. Даже… Нтъ!.. нтъ!.. Мои ноги кто-то влажный цлуетъ!.. я слышу!.. Страшно!.. Неужели это оно?.. Да?.. Иду я, иду!.. Сорвать этотъ флеръ… Обручъ скатился съ волосъ… Я боюсь!.. Не надо!.. Ахъ!..

(Страшный валъ въ дикой пн страстно обнимаетъ ее, и съ крикомъ болзненнаго поцлуя она жадно отдается ему).

Голосъ Тусснеля (сквозь шумъ валовъ). Игнара!.. малютка!..

(Тихо зыблется пышный желтый цвтокъ на серебряномъ гребн волны).

XIII.
Пp
едъ алтаремъ.

И стоялъ Онъ передо мной, этотъ дивный непонятный образъ, пламенный и трепетный, какъ горячій солнечный лучъ,— таинственный, какъ призракъ Грядущаго.
Странный искристый взглядъ…
Знойно-дышащая грудь…
На быстромъ огн воля терзалась моя…
Этотъ жестокій искристый взглядъ…
Цлому міру, всему человчеству крикнуть хотлось мн:— ‘это я!.. я!.. свободенъ, какъ алчный крикъ буревстника, какъ вздохъ угасающей астры… это я!..’
Острый искристый взглядъ…
Онъ говорилъ мн голосомъ страсти: ‘Въ теб взываетъ къ жизни мракъ.. Мракъ свтомъ будетъ… Покорись!.. Плачутъ цвты… Даже цвты плачутъ обо Мн… Сладострастную шепчутъ молитву’…
Этотъ неотвязный искристый взглядъ…
Отуманилъ Онъ голову мн ядовитымъ дыханьемъ…
Счастье!.. безумное, дикое счастье!..
О, всесильный искристый взглядъ!..
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека