Любовная досада, Мольер Жан-Батист, Год: 1656

Драматургия
Время на прочтение: 46 минут(ы)
Скачать в PDF

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ МОЛЬЕРА

ИЗДАНІЕ О. И. БАКСТА
ВЪ ТРЕХЪ ТОМАХЪ.

ТОМЪ ПЕРВЫЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Книжный магазинъ О. И. Бакста, Невскій, 28.
1884

ЛЮБОВНАЯ ДОСАДА
(LE DPIT AMOREUX)
КОМЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ.
Представлена въ первый разъ въ Безье въ 1654 или 1656.

Переводъ О. Бакста.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

&nbsp, Актеры:
Эрастъ, любовникъ Люциліи — Бежаръ старшій.
Альберъ, отецъ Люцили и Асканія — Мольеръ.
Гро-Рене, слуга Эраста — дю-Паркъ.
Валеръ, сынъ Полидора — Бежаръ младшій.
Люцилія, дочь Альбера — M-lle Де-Бри.
Маринетта, служанка Люциліи — Маделена Бежаръ.
Полидоръ, отецъ Валера — * * *
Фрозина, наперсница Асканія — * * *
Асканій, дочь Альбера, переодтая мужчиной — * * *
Маскариль, слуга Валера — ***
Метафрастъ, педантъ — Дю-Круази.
Ла-Рапьеръ, бреттеръ — де-Бри.

Дйствіе въ Париж.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.— ЭРАСТЪ, ГРО-РЕНЕ.

Эрастъ.

Признаться теб, какая-то смутная тревога не даетъ мн покоя. Да, что ты ни возражай, а моя любовь боится быть обманутой, опасаясь, чтобы твоя врность не измнила мн для соперника или, по меньшей мр, чтобы тебя самого не обманули вмст со мной.

Гро-Рене.

Да не посердится на меня ваша госпожа любовь, но я скажу, что подозрвать меня въ какомъ-нибудь дурномъ поступк значитъ несправедливо оскорблять мою честность и выказывать плохое знаніе физіономій. Людей съ такимъ лицомъ, какъ мое, слава Богу, не обвиняютъ ни въ плутовств, ни въ лукавств, и я во всхъ отношеніяхъ оправдываю эту лестную для насъ репутацію. Что касается того, чтобы меня обманули, то это скоре возможно, но я этому не врю. Да и не вижу я, съ чего бы вы могли забрать себ это въ голову,— или ужъ я совсмъ глупъ. Люцилія, на мой взглядъ, выказываетъ къ вамъ достаточно любви, она видится и разговариваетъ съ вами во всякое время дня. И наконецъ, Валера, котораго вы боитесь, терпятъ теперь, повидимому, неохотно.

Эрастъ.

Часто влюбленнаго питаютъ ложной надеждой, тотъ, кто лучше всхъ принятъ, не всегда всхъ миле, иногда вся страсть, выказываемая женщиною, служитъ только хорошимъ прикрытіемъ для любви къ другому. Наконецъ, еслибы любовь Валера была отвергнута, то онъ не былъ бы такъ спокоенъ, какъ съ нкотораго времени. Его самодовольство, или, пожалуй, равнодушіе, при вид ея благосклонности ко мн, въ которую ты вришь, ежеминутно отравляетъ для меня всю прелесть этой любви, причиняетъ мн эти непонятныя для тебя огорченія, держитъ подъ сомнніемъ мое счастіе и затрудняетъ для меня полную вру въ Люцилію. Еслибы онъ ревновалъ хотя немного, я былъ бы счастливе и въ выраженіяхъ его неудовольствія и нетерпнія почерпнулъ бы полную увренность. Да неужели же ты думаешь, что можно смотрть на выказываемую сопернику любовь и оставаться довольнымъ, какъ это онъ длаетъ? А если это не такъ, то скажи, пожалуйста, что же мн думать объ этомъ обстоятельств?

Гро-Рене.

Можетъ быть, увидавъ, что вздыхаетъ понапрасну, онъ полюбилъ другую.

Эрастъ.

Отвергнутый влюбленный, порывая со своей привязанностью, старается избгать предмета своей любви и никогда не разрываетъ своихъ цпей такъ легко, чтобы оставаться невозмутимо-спокойнымъ. Роковое присутствіе женщины, которая была намъ дорога, никогда не даетъ намъ оставаться равнодушными, и если это зрлище не пробуждаетъ въ насъ презрнія, то наша любовь близка къ тому, чтобы возвратиться. Наконецъ, поврь, что, какъ бы хорошо мы ни потушили свое пламя, въ нашей душ остается еще немного ревности, и невозможно безъ горести видть утраченное для тебя сердце во власти другого.

Гро-Рене.

Моя философія не заходитъ такъ далеко: я попросту довряюсь тому, что видятъ мои глаза. Я вовсе не такой смертельный врагъ самому себ, чтобы терзать себя безъ причины. Къ чему выкапывать и выдумывать причины для своего собственнаго несчастія? Зачмъ тревожиться безосновательными подозрніями? Чего гулять, коли праздника еще нтъ! Горе мн кажется неудобной вещью, и я не горюю безъ основательной причины, если даже передъ моими глазами часто открываются сотни причинъ для горя, я и то стараюсь не замчать ихъ. Въ любви меня ожидаетъ таже участь, что и васъ, и то, что вы получите, получу и я. Обманетъ ваше довріе госпожа, тоже самое продлаетъ со мною и служанка, но я всячески стараюсь избгать этой мысли. Я хочу врить людямъ, когда мн говорятъ: я люблю тебя, и для того, чтобы считать себя счастливымъ, не стану интересоваться, рветъ ли на себ волосы Маскариль или нтъ. Пусть даже Маринетта въ шутку позволяетъ Жодле наслаждаться ея ласками и поцлуями и пусть мой милый соперникъ радуется этому, какъ безумный, я ‘тоже буду хохотать по его примру, и мы увидимъ, кому больше пристало смяться.

Эрастъ.

Ты вчно такъ разсуждаешь!

Гро-Рене.

А вотъ она идетъ.

ЯВЛЕНІЕ II.— ЭРАСТЪ, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

Гро-Рене.

Эй, Маринетта!

Маринетта.

А, ты тутъ что длаешь?

Гро-Рене.

А вотъ спроси, мы только что толковали о теб.

Маринетта.

И вы тутъ, баринъ! За этотъ часъ вы уходили меня до смерти, точно Баска.

Эрастъ.

Какимъ образомъ?

Маринетта.

Чтобы найти васъ, я сдлала десять тысячъ шаговъ, и даю вамъ честное слово…

Эрастъ.

Въ чемъ?

Маринетта.

Что васъ нтъ ни въ церкви, ни въ рядахъ, ни дома, ни на большой площади.

Гро-Рене.

Да, въ этомъ стоило поклясться.

Эрастъ.

Но скажи, пожалуйста, кто послалъ тебя ко мн?

Маринетта

Кое кто, кто о васъ, правду сказать, не очень дурного мннія,— словомъ, моя барышня.

Эрастъ.

Ахъ, дорогая Маринетта, неужели твои слова — истолкователи ея сердца? Не скрывай отъ меня роковой тайны, я не разсержусь за это на тебя. Заклинаю тебя всми богами, скажи мн, не обманываетъ ли меня твоя прелестная госпожа притворной нжностью?!

Маринетта.

Э, э! откуда у васъ такая забавная мысль? Неужели же она мало выказываетъ свое чувство? Да какія же вамъ еще нужны доказательства? Чего вамъ еще?

Гро-Рене.

Доказательства ему нужны пустячныя,— чтобы Валеръ, ну, хоть повсился, а то онъ все не будетъ увренъ.

Маринетта.

Какъ?

Гро-Рене.

Онъ до того ревнуетъ…

Маринетта.

Къ Валеру? Вотъ такъ удачная мысль! Она только и могла родиться у васъ въ голов. До сихъ поръ я думала, что вы въ здравомъ ум, и была хорошаго мннія о вашемъ благоразуміи, но, какъ теперь вижу, я жестоко ошиблась! Неужели и твою голову поразило это бдствіе?

Гро-Рене.

Я, ревновать? Избави меня Господи! Я не настолько глупъ, чтобы худть изъ-за такого горя. Во-первыхъ, ты поклялась мн въ врности, а во-вторыхъ, я настолько хорошаго мннія о себ, что не стану думать, чтобы теб могъ понравиться кто-нибудь другой, кром меня. Гд, чортъ возьми, найдешь ты другого такого, какъ я?

Маринетта.

Дльно сказано, вотъ какъ нужно вести себя. Никогда чтобы не было этихъ ревнивыхъ подозрній! Они только длаютъ человка несчастнымъ и такимъ образомъ помогаютъ намреніямъ противника. Ваши гореванія часто открываютъ глаза возлюбленной на достоинства, блеска которыхъ вы опасаетесь, и я знаю одного человка, который обязанъ своей счастливой судьбой излишнему безпокойству ревниваго соперника. Во всякомъ случа, выказывать подозрніе значитъ играть дурную роль въ любви и въ конц концовъ терять довріе. Это будь вамъ сказано мимоходомъ, господинъ Эрастъ.

Эрастъ.

Ну, ладно! будетъ объ этомъ. Зачмъ ты пришла ко мн?

Марианна.

Васъ бы стоило заставить подождать и въ наказаніе скрыть отъ васъ важный секретъ, ради котораго я васъ такъ искала. Возьмите, прочтите это письмо, и не сомнвайтесь. Да читайте вслухъ, здсь никто не услышитъ.

Эрастъ (читаетъ).

Давно ли вы клялись, что страстью безъ конца
Вы любите меня, что сердце въ мукахъ таетъ,
Такъ будьте же смлй, согласіе отца
Ее сегодня же, быть можетъ, увнчаетъ.
Вы можете сказать, я разршаю вамъ,
Какъ нжно любимъ мы давно другъ друга оба,
И, если будетъ рокъ благопріятенъ намъ,
Я ваша спутница послушная до гроба.
Ахъ, какое счастіе! Я долженъ смотрть на тебя, принесшую мн его, какъ на божество!

Гро-Рене.

Моя правда: вы мн не врили, но я рдко ошибаюсь въ своихъ предположеніяхъ.

Эрастъ (перечитываетъ):

Вы можете сказать, я разршаю вамъ,
Какъ нжно любимъ мы давно другъ друга оба,
И, если будетъ рокъ благопріятенъ намъ,
Я ваша спутница послушная до гроба.

Маринетта.

Если я ей разскажу о вашихъ сомнніяхъ, она сейчасъ же откажется отъ своего письма.

Эрастъ.

Ахъ, скрой отъ нея, ради Бога, мимолетный страхъ, въ которомъ душа моя, казалось, видла нкоторый свтъ, еслиже ты ей это разскажешь, то прибавь, что я готовъ искупить смертью мою безумную ошибку и у ея ногъ принести мою жизнь въ жертву ея справедливому гнву, если она разлюбитъ меня за это.

Маринетта.

Не будемъ говорить о смерти, теперь не время.

Эрастъ.

Однако я теб много обязанъ и хочу въ скорости отблагодарить заботы столь благородной и прелестной встницы.

Маринетта.

Знаете ли, между прочимъ, гд я васъ еще искала?

Эрастъ.

Ну?

Маринетта.

Около самаго рынка, знаете гд?

Эрастъ.

Гд же?

Маринетта.

А въ той лавочк, гд еще въ тотъ мсяцъ ваше великолпное сердце сдлало мн милость общать кольцо.

Эрастъ.

А, понимаю.

Гро-Рене.

Плутовка-же!

Эрастъ.

Правда, я слишкомъ долго не исполнялъ своего общанія, но…

Маринетта.

Я васъ не тороплю.

Гро-Рене.

Ну, конечно!

Эрастъ (даетъ ей кольцо).

Можетъ быть, это чмъ-нибудь теб понравится, прими его взамнъ того, которое я теб долженъ.

Маринетта.

Вы, баринъ, шутите, мн стыдно взять его.

Гро-Рене.

Застнчивая бдняжка, бери, не теряя времени: отказываться отъ подарковъ пристало только дуракамъ.

Маринетта.

Только для того, чтобы имть какую нибудь вещицу на память отъ васъ.

Эрастъ.

Когда я могу поблагодарить моего обожаемаго ангела?

Маринетта.

Старайтесь склонить на свою сторону отца.

Эрастъ.

А если онъ откажетъ, что тогда?..

Маринетта.

Утро вечера мудрене, на вашу пользу будутъ употреблены вс усилія. Такъ или иначе, она должна быть вашей: длайте, что вы можете, мы же будемъ длать, что мы можемъ.

Эрастъ.

Прощай, мы сегодня же узнаемъ, чмъ все это кончится. (Перечитываетъ письмо про себя).

Маринетта (Гро-Рене).

А мы то, мы что скажемъ о нашей любви? Ты мн ничего не говоришь о ней.

Гро-Рене.

Желанный бракъ между нашимъ братомъ длается живо. Я хочу тебя, а ты меня хочешь?

Маринетта.

Съ удовольствіемъ.

Гро-Рене.

Ладно, по рукамъ.

Маринетта.

Прощай, Гро-Рене, мое желанье.

Гро-Рене.

Прощай, моя звзда.

Маринетта.

Прощай, прелестное топливо моего огня.

Гро-Рене.

Прощай, дорогая комета, радуга моей души. (Маринетта уходитъ). Слава теб Господи, дла наши идутъ хорошо. Альберъ вамъ не откажетъ.

Эрастъ.

Къ намъ идетъ Валеръ.

Гро-Рене.

Зная положеніе дла, мн становится жалко бдняжку.

ЯВЛЕНІЕ III.— ВАЛЕРЪ, ЭРАСТЪ, ГРО-РЕНЕ.

Эрастъ.

Ну что, господинъ Валеръ?

Валеръ.

Ну что, господинъ Эрастъ?

Эрастъ.

Въ какомъ положеніи ваша любовь?

Валеръ.

Въ какомъ положеніи ваша страсть?

Эрастъ.

Ростетъ со дня на день.

Валеръ.

Моя любовь тоже. Къ Люциліи?

Эрастъ.

Къ ней.

Валеръ.

Ну, признаюсь, вы образецъ рдкаго постоянства.

Валеръ.

Ваша стойкость тоже будетъ рдкимъ примромъ для потомства.

Эрастъ.

Что касается меня, то такая самоотверженная любовь, которая довольствуется одними взглядами, не въ моемъ характер, мои чувства не настолько возвышены, чтобы постоянно переносить унизительное обхожденіе, словомъ, когда я полюблю, я хочу, чтобъ и меня любили.

Валеръ.

Весьма естественно, и я того же мннія. Самое совершенное существо, очаровавшее меня, не пользовалось бы моимъ поклоненіемъ, еслибы меня не любило.

Эрастъ.

Однако, Люцилія…

Валеръ.

Люцилія въ душ отвчаетъ на мою любовь такъ, какъ я хочу.

Эрастъ.

Вы, однако, довольствуетесь малымъ!

Валеръ.

Большимъ, чмъ вы думаете.

Эрастъ.

Но я, не тщеславясь, могу полагать, что пользуюсь ея благосклонностью.

Валеръ

А я знаю, что занимаю въ ея сердц довольно хорошее мсто.

Эрастъ.

Не обольщайтесь, поврьте мн.

Валеръ.

Поврьте мн, не ослпляйтесь излишнею увренностью.

Эрастъ.

Еслибы я ршился показать вамъ врное доказательство того, что ея сердце… Нтъ, это совсмъ сразитъ васъ.

Валеръ.

А я, еслибы я открылъ вамъ секретъ… Но лучше промолчу, а то вы разсердитесь.

Эрастъ.

Право, вы заставляете меня, противъ моего желанія, унизить ваше высокомріе. Читайте.

Валеръ (прочитавъ письмо).

Нжныя слова.

Эрастъ.

Рука вамъ знакома?

Валеръ.

Да, это рука Люциліи.

Эрастъ.

Ну-съ? Такъ что же ваша увренность?

Валеръ (уходя со смхомъ).

Прощайте, господинъ Эрастъ.

Гро-Рене.

Этотъ милйшій господинъ съ ума сошелъ. Что тутъ для него смшного?

Эрастъ.

Право, онъ меня изумляетъ, и между нами будь сказано, тутъ скрывается какая-то дьявольская тайна.

Гро-Рене.

Кажется, сюда идетъ его слуга.

Эрастъ.

Да, вотъ онъ, вижу. Заставимъ его хитростью разговориться о любви своего господина.

ЯВЛЕНІЕ IV.— ЭРАСТЪ, МАСКАРИЛЬ, ГРО-РЕНЕ.

Маскариль (въ сторону).

Да, нтъ ничего хуже, какъ служить у влюбленнаго по уши молодого человка.

Гро-Рене.

Здравствуйте.

Маскариль.

Здравствуйте.

Гро-Рене.

Куда это направляется Маскариль? Что онъ длаетъ? возвращается ли, идетъ ли, или остается?

Маскариль.

Нтъ, я не возвращаюсь, такъ какъ никуда не ходилъ, не иду, такъ какъ меня задерживаютъ, и не остаюсь, такъ какъ хочу сейчасъ же уйти.

Эрастъ.

Суровость необычайная, потише, Маскариль.

Маскариль.

Ахъ, сударь, честь имю кланяться.

Эрастъ.

Торопишься же ты уйти отъ насъ! Неужели я тебя пугаю?

Маскариль.

Я считаю васъ слишкомъ благовоспитаннымъ для этого.

Эрастъ.

Пойми, что у насъ боле нтъ повода къ ревности, мы становимся друзьями, я оставляю свою страсть и освобождаю мсто для вашихъ счастливыхъ плановъ.

Маскариль.

Дай-то Богъ!

Эрастъ.

Гро-Рене знаетъ, что я направился въ другую сторону.

Гро-Рене.

Врно, и я тоже уступаю теб Маринетту.

Маскариль.

Оставимъ это, наше соперничество не дойдетъ до такой крайности, но врно ли, что ваша милость разлюбили, или это только шутка?

Эрастъ.

Я узналъ про успхи твоего господина, и было бы глупо съ моей стороны требовать чего нибудь отъ этой красавицы посл прямыхъ выраженій ея благосклонности въ нему.

Маскариль.

Ну, вы меня радуете этимъ извстіемъ,— не потому только, что я побаивался васъ при нашихъ планахъ, но потому, что вы поступаете благоразумно, извлекая изъ игры вашу ставку. Да, вы хорошо сдлали, что бросили мсто, гд васъ ласкали только для вида. Зная ходъ дла, я тысячу разъ жаллъ, что въ васъ возбуждали неврную надежду. Обманывая хорошаго человка* его оскорбляютъ. Однако, откуда же, чортъ возьми, вы провдали про этотъ обманъ? Вдь свидтелями ихъ взаимныхъ обтовъ были только ночь, да я, да они двое, и мы до послдняго времени были уврены, что союзъ, удовлетворившій страсти нашихъ влюбленныхъ, остается глубокой тайной.

Эрастъ.

Какъ! что ты сказалъ?

Маскариль.

Я говорю, сударь, что меня поражаетъ, кто бы могъ вамъ сказать, что подъ этой обманчивой вншностью, которая обманываетъ всхъ, и васъ въ томъ числ, ихъ любовь безпрепятственно заключила узы тайнаго брака.

Эрастъ.

Ты лжешь!

Маскариль.

Я бы этого хотлъ, сударь.

Эрастъ.

Ты мерзавецъ!

Маскариль.

Согласенъ.

Эрастъ.

И за свою дерзость заслуживаешь здсь на мст сто палочныхъ ударовъ.

Маскариль.

Вы можете все сдлать.

Эрастъ.

Ахъ, Гро-Рене!

Гро-Рене.

Сударь?

Эрастъ.

Я отрицаю то, чего слишкомъ боюсь. (Маскарилю). Ты хочешь бжать?

Маскариль.

И не думаю.

Эрастъ.

Какъ! Люцилія — жена…?

Digitized by

Маскариль.

Нтъ, сударь, я пошутилъ.

Эрастъ.

А! ты шутишь, мерзавецъ!

Маскариль.

Нтъ, я не шучу.

Эрастъ.

Такъ это правда?

Маскариль.

Нтъ, я этого не говорю.

Эрастъ.

Что-же ты говоришь?

Маскариль.

Ахъ! Я ничего не говорю изъ боязни сказать что-нибудь не такъ.

Эрастъ.

Говори, правда это, или ложь?

Маскариль.

Это какъ вамъ будетъ угодно: я ни въ чемъ вамъ не противорчу.

Эрастъ (обнажая шпагу).

Заговоришь ли ты? Вотъ что, безъ всякаго торга, развяжетъ теб языкъ.

Маскариль.

Этоть языкъ наболтаетъ еще какихъ-нибудь глупостей. О, сжальтесь, или, если ужъ вамъ такъ хочется, дайте хн поскоре нсколько палочныхъ ударовъ и позвольте убраться по добру по здорову.

Эрастъ.

Ты умрешь, если не скажешь мн сейчасъ же чистйшую правду.

Маскариль.

Ахъ, я скажу, но, можетъ быть, сударь, вы разсердитесь?

Эрастъ.

Говори, но обдумай то, что хочешь сдлать. Если ты скажешь хоть одно лживое слово — ничто не защититъ тебя отъ моего справедливаго гнва.

Маскариль.

Согласенъ, обломайте мн руки и ноги, хуже того, убейте меня, если во всемъ томъ, что я сейчасъ сказалъ — хотя одно слово ложь.

Эрастъ.

Такъ бракъ этотъ — истина?

Маскариль.

Тутъ, какъ я вижу, языкъ мой сказалъ лишнее, но дло такъ, какъ вы говорите: посл пяти ночныхъ посщеній, между тмъ какъ вы служили для того, чтобы лучше скрывать эту игру, они третьяго дня соединились брачными узами, съ тхъ поръ Люцилія еще мене выказываетъ свою бурную любовь къ моему господину, и положительно желаетъ, чтобы все, что онъ увидитъ и вс выраженія благосклонности ея къ вамъ, онъ считалъ дломъ высокаго благоразумія для сохраненія ихъ тайны. Если же вы все еще сомнваетесь въ правд моихъ словъ, то пусть какъ-нибудь ночью Гро-Рене пойдетъ со мной, и я, стоя на часахъ, покажу ему, что ночью мы имемъ къ ней свободный доступъ.

Эрастъ.

Прочь съ глазъ моихъ, мерзавецъ!

Маскариль.

Съ величайшей охотой. Мн этого только и нужно.

ЯВЛЕНІЙ V.— ЭРАСТЪ, ГРО-РЕНЕ.

Эрастъ.

Ну, что?

Гро-Рене.

Что сударь? Если онъ сказалъ правду, такъ мы оба въ наклад.

Эрастъ.

Увы! онъ слишкомъ правъ, негодный мучитель! Его слова слишкомъ правдоподобны, и выходка Валера при вид ея письма вполн согласуется съ ними. Все это хитрость, служащая любви, которою неблагодарная его награждаетъ.

ЯВЛЕНІЕ VI.— ЭРАСТЪ, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

Маринетта.

Я пришла сказать вамъ, что сегодня вечеромъ моя госпожа разршаетъ вамъ видть ее въ саду.

Эрастъ.

Ты еще смешь говорить со мной? двоедушная обманщица! Уйди съ глазъ моихъ и скажи своей госпож, чтобы она оставила меня въ поко со своими письмами. Я вотъ что съ ними длаю, гадина! (разрываетъ письмо и уходитъ).

Маринетта.

Скажи, пожалуйста, Гро-Рене, какая это муха его укусила?

Гро-Рене.

Ты еще смешь говорить со мной? Скверная женщина, лживая крокодилица, чье неврное сердце хуже сатрапа и даже лестригона! Ступай! передай отвтъ твоей госпож и скажи ей коротко и ясно, что, не смотря на ея хитрость, ей больше не одурачить ни моего господина, ни меня, и что пусть она убирается къ чорту вмст съ тобой.

Маринетта (одна).

Не сонъ ли это, бдная Маринетта? Какой демонъ обуялъ ихъ сердца? Такъ принимать наши преданныя заботы! О, какъ это поразитъ нашихъ!

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.— АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

Фрозина.

Я, славу Богу, не болтливая двушка.

Асканій.

Но удобно ли намъ вести здсь такой разговоръ? Какъ бы кто-нибудь не засталъ насъ врасплохъ, или не подслушалъ насъ откуда-нибудь.

Фрозина.

Дома мы въ гораздо меньшей безопасности, здсь вс стороны открыты, и мы можемъ говорить смло.

Асканій.

Ахъ, какъ мн трудно прервать молчаніе!

Фрозина.

О, такъ это, значитъ, важный секретъ?

Асканій.

Такой важный, что даже вамъ открываю его неохотно, и еслибъ я могла доле хранить его, вы такъ и не узнали бы его.

Фрозина.

Вы меня обижаете. Затрудняться открыть тайну мн, которая умла такъ сохранить все, что касается вашихъ интересовъ!.. Мн, вскормленной вмст съ вами и умалчивающей о вещахъ, для васъ столь важныхъ! Мн, знающей…

Асканій.

Да, вы знаете тайную причину, скрывающую отъ всхъ мой полъ и мое происхожденіе, вы знаете, что я выросла и остаюсь въ этомъ дом для того, чтобы удержать наслдство, отходившее отъ него со смертью молодого Асканія, котораго я возрождаю своимъ переодваньемъ. Потому-то я и ршаюсь открыть вамъ мое сердце съ большею увренностью. Но прежде чмъ мы перейдемъ къ нашему разговору, разъясните мн, Фрозина, постоянно возникающее во мн сомнніе. Можетъ ли быть, чтобы Альберъ ничего не зналъ о тайн, скрывшей мой полъ и сдлавшей его моимъ отцомъ?

Фрозина.

По правд сказать, это обстоятельство и меня затрудняетъ, суть этой интриги для меня также непонятна, и моя мать не могла лучше разъяснить мн этого дла. Когда умеръ этотъ любимый сынъ, судьбу котораго еще до рожденія съ особенной заботливостью обезпечилъ щедрымъ завщаніемъ богатый дядя, мать скрыла эту смерть отъ своего супруга, бывшаго тогда въ отлучк, боясь его отчаянія при вид того, какъ все наслдство, изъ котораго домъ его могъ извлечь большія выгоды, перейдетъ въ другія руки, для этого ребенокъ былъ подмненъ, васъ взяли отъ моей матери, которая была вашею кормилицей, ваша мать сама участвовала въ подмн этого мальчика, бывшаго на ея попеченіи, и при помощи подарковъ тайна была куплена. Отъ насъ Альберъ не узналъ объ этомъ, а жена его, двнадцать лтъ хранившая эту тайну, умерла скоропостижно, не успвъ ничего открыть. Однако, я знаю, что онъ поддерживаетъ сношенія съ вашей матерью, онъ даже тайно помогалъ ей, и это, можетъ быть, не даромъ. Съ другой стороны, онъ хочетъ васъ женить, и увряетъ, что все это сплетня. Можетъ быть, онъ знаетъ о подмн, но не знаетъ о переодваніи. Но это отступленіе незамтно поведетъ насъ слишкомъ далеко, вернемся къ вашей тайн, которую я жажду узнать.

Асканій.

Такъ знайте, что Амура обмануть нельзя, что мой полъ не могъ укрыться отъ его глазъ, и что его тонкія стрлы съумли найти подъ носимой мною одеждой слабое сердце двушки. Словомъ, я люблю.

Фрозина.

Вы любите!

Асканій.

Подождите, Фрозина, не удивляйтесь черезъмру, еще не время, мое вздыхающее сердце поразитъ васъ другимъ сообщеніемъ.

Фрозина.

Какимъ?

Асканій.

Я люблю Валера.

Фрозина.

Какъ! Вы любите того, семью котораго вашъ обманъ лишаетъ крупнаго наслдства, того, который немедленно воротилъ бы его себ, если бы имлъ малйшее подозрніе насчетъ вашего пола! Это еще боле удивительно.

Асканій.

А все-таки, я поражу васъ еще боле. Я — его жена.

Фрозина.

О, боги! его жена!

Асканій.

Да, его жена.

Фрозина.

Ну, ужъ это свыше всякой мры и я совсмъ теряю голову.

Асканій.

Это еще не все.

Фрозина.

Еще не все?

Асканій.

Да, я его жена безъ его собственнаго вдома, и онъ не иметъ ни малйшаго понятія о томъ, кто я такая.

Фрозина.

О, продолжайте, эти послдовательные удары сбили меня съ толку до такой степени, что я совсмъ перестаю разсуждать. Я ничего не могу понять въ этихъ загадкахъ.

Асканій.

Я объясню вамъ, если хотите. Валеръ, бывшій плнникомъ въ оковахъ моей сестры, казался мн влюбленнымъ, стоющимъ того, чтобы его выслушивали. При вид его отвергнутой любви, въ моей душ пробуждалось нкоторое сочувствіе къ нему. Я хотла, чтобы Люциліи нравились его бесды, я порицала ея суровость, и порицала такъ хорошо, что сама, противъ воли, была охвачена недоступными ей чувствами. Говоря ей, онъ убждалъ меня, теряемые имъ вздохи покоряли меня, и обты, отвергнутые ею, побдоносно овладли моей душой. Такъ мое сердце, увы, слишкомъ слабое, Фрозина, отдалось чувствамъ, посвященнымъ не ему, оно было поражено стрлой, отскочившей отъ другого сердца, и заплатило за него съ лихвой. Наконецъ, моя дорогая, я захотла открыть ему мою любовь, но подъ именемъ другой. Разъ, ночью, этотъ очаровательный влюбленный встртилъ въ моемъ лиц, какъ онъ думалъ, благосклонную къ его обтамъ Люцилію, и я такъ ловко умла повести разговоръ, что онъ не узналъ ничего объ обман. Подъ этимъ обманчивымъ покрываломъ, ласкавшимъ его мечты, я сказала ему, что онъ ранилъ мою душу, но что я, видя какъ относится къ нему отецъ, должна была прибгнуть къ обману, чтобы принадлежать ему, что, такимъ образомъ, наша любовь останется тайною, которую будетъ знать одна только ночь, что днемъ, чтобы не испортить дла, мы должны избгать всякихъ разговоровъ съ глазу на глазъ, что онъ тогда найдетъ меня столь равнодушной, какъ будто между нами не существуетъ ни малйшей привязанности, и чтобы онъ съ своей стороны такъ же, какъ и я, никогда не говорилъ мн ничего ни знаками, ни словами, ни на письм. Наконецъ, опуская подробности, съ которыми я провела нить этого обмана, я довела смлый замыселъ до конца, и вотъ, онъ сталъ моимъ супругомъ, какъ я теб говорила.

Фрозина.

Однако, вашъ умъ одаренъ большими талантами! Можно ли подозрвать ихъ въ васъ при этомъ холодномъ лиц? А все-таки вы слишкомъ поторопились, положимъ, дло вамъ сначала удалось, но, говоря объ исход, разв вы не видите, что оно надолго не можетъ остаться неузнаннымъ?

Асканій.

Когда любовь сильна, ее ничто не удержитъ, она стремится только выполнить свои намренія, и разъ достигнувъ цли, она считаетъ все остальное пустяками. Но сегодня я открываюсь наконецъ вамъ, чтобы вы посовтовали… Но вотъ и мой супругъ.

ЯВЛЕНІЕ II.— ВАЛЕРЪ, АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

Валеръ.

Если вы вели какой нибудь разговоръ вдвоемъ и я вамъ помшалъ своимъ присутствіемъ, то я удалюсь.

Асканій.

Нтъ, нтъ, вы именно хорошо сдлали, что прервали нашъ разговоръ.

Валеръ.

Я?

Асканій.

Именно вы.

Валеръ.

Какимъ образомъ?

Асканій.

Я говорилъ, что будь я двушка, Валеръ очень бы мн понравился, и что я не замедлилъ бы составить его счастіе, еслибы былъ предметомъ его сердечныхъ обтовъ.

Валеръ.

Эти увренія стоятъ не особенно дорого, когда ихъ выполненію препятствуетъ подобное ‘если’, но вы были бы поражены, еслибы какой нибудь случай превратилъ пріятный комплиментъ въ дйствительность.

Асканій.

Нимало, я говорю вамъ, что цари я въ вашей душ, я отъ всей души согласился бы увнчать вашу любовь.

Валеръ.

А еслибы ваша помощь могла содйствовать моему счастью у избранной мною особы?

Асканій.

Я бы очень дурно отвтилъ на ваши ожиданья.

Валеръ.

Это не особенно любезное признаніе.

Асканій.

А вы хотите, Валеръ, чтобы я, какъ нжно любящая васъ двушка, связалась общаніемъ служить вашей любви къ другой? Для меня такое тягостное усиліе невозможно.

Валеръ.

Но разъ этого нтъ?

Асканій.

То, что я вамъ сказалъ, я говорилъ вамъ какъ двушка, и вы такъ и должны это принимать.

Валеръ.

Итакъ, Асканій, я не могу разсчитывать на ваше расположеніе иначе, какъ еслибы небо сотворило съ вами великое чудо, словомъ, если вы не двушка, то прощай нжность и во мн не остается для васъ ничего интереснаго.

Асканій.

Я впечатлителенъ гораздо боле того, чмъ можно думать, и когда дло идетъ о любви, меня оскорбляетъ малйшее сомнніе. Я люблю искренность, и отказываюсь служить вамъ, Валеръ, если вы мн не общаете положительно, что будете питать ко мн то же самое чувство, что ваша дружба ко мн будетъ также горяча, и что, еслибы я былъ двушкой, боле сильное чувство не оскорбило бы того, которымъ бы я жилъ для васъ.

Валеръ.

Я никогда не видалъ такой ревнивой щепетильности, но, какъ мн это ни ново, высказанное вами побуждаетъ меня согласиться на все, чего вы требуете.

Асканій.

Это правда?

Валеръ.

Да, правда.

Асканій.

Если это правда, тогда общаю вамъ, что ваши интересы будутъ моими.

Валеръ.

Я скоро открою вамъ важную тайну, гд мн понадобится исполненіе этихъ словъ.

Асканій.

Я вамъ тоже открою секретъ, посл котораго ваше сердце можетъ открыться мн.

Валеръ.

О! какимъ же образомъ это можетъ быть?

Асканій.

Я люблю и принужденъ скрывать свою любовь, а вы можете такъ повліять на предметъ моей любви, что сдлаете меня счастливой.

Валеръ.

Асканій, объяснитесь, и будьте заране уврены въ успх, если только это въ моей власти.

Асканій.

Вы общаете этимъ боле, чмъ ожидаете.

Валеръ.

Нтъ, нтъ, на кого я долженъ дйствовать?

Асканій.

Еще не время, но это лицо вамъ близкое.

Валеръ.

Ваши слова меня удивляютъ, если это моя сестра…

Асканій.

Еще не время объясняться, говорю вамъ.

Валеръ.

Почему же?

Асканій.

А вотъ почему: вы узнаете мой секретъ тогда, когда я узнаю вашъ.

Валеръ.

Мн нужно для этого согласіе другого лица.

Асканій.

Такъ получите его, тогда мы объяснимъ другъ другу наши желанія и увидимъ, кто изъ насъ двоихъ сдержитъ слово.

Валеръ.

Прощайте, я доволенъ.

Асканій.

И я доволенъ, Валеръ. (Валеръ уходитъ).

Фрмина.

Онъ думаетъ найти въ васъ поддержку брата.

ЯВЛЕНІЕ III.— ЛЮЦИЛІЯ, АСКАНІЙ, ФРОЗИНА, МАРИНЕТТА.

Люцилія (Маринетт).

Ршено, этимъ я могу отомстить за себя, и если мой поступокъ огорчитъ его, то сердце мое будетъ удовлетворено. (Асканію) Братъ мой, вы видите во мн перемну. Я хочу полюбить Валера, на котораго прежде смотрла свысока, а теперь мои желанія обращаются въ его сторону.

Асканій.

Сестра, что вы говорите? Какая перемнчивость! Это очень странно.

Люцилія.

Я имю больше основанія поражаться вашей перемнчивостью. Когда-то Валеръ былъ предметомъ вашихъ заботъ, изъ-за него вы упрекали меня въ прихотливости, слпой жестокости, злоб и несправедливости, и вотъ, когда я хочу полюбить его, мое намреніе вамъ не нравится, и вы начинаете ратовать противъ него!

Асканій.

Я отступаюсь отъ него, сестра, для вашей пользы: я знаю, что теперь онъ находится во власти другой, и для васъ будетъ позорно, если вы его позовете, а онъ не возвратится.

Люцилія.

Если дло только въ этомъ, то я позабочусь о моей чести, я знаю, что мн думать о его сердц, оно ясно высказывается передъ моими глазами, поэтому откройте ему мое чувство безъ опасеній, а если вы откажетесь исполнить мою просьбу, я сама скажу ему, что его страсть трогаетъ меня. Что это, братъ, васъ такъ смущаютъ мои слова?

Асканій.

Ахъ, если только я что нибудь значу для васъ, сестра моя, если на васъ дйствуютъ просьбы брата, оставьте это намреніе и не отнимайте Валера у любящей его молодой двушки, счастье которой мн дорого и которая, поврьте моимъ словамъ, иметъ право на ваше сочувствіе. Несчастная страдалица пламенно любитъ, мн одному она призналась въ своей любви, и я знаю, что нжность ея сердца должна смирить гордость самыхъ суровыхъ чувствъ. Да, вы сжалитесь надъ ея сердцемъ, зная, какимъ ударомъ вы грозите ея чувству, я хорошо чувствую ея горе, и увренъ, сестра моя, что оно убьетъ ее, если вы отнимете ея дорогого возлюбленнаго. Эрастъ — партія, которой вы должны быть довольны, и взаимная любовь…

Люцилія.

Довольно, братъ. Я совсмъ не знаю той, за кого вы хлопочете, но прошу васъ, ради Бога, оставить этотъ разговоръ и дать мн нкоторое время подумать одной.

Асканій.

Идите, жестокая сестра, вы приведете меня въ отчаяніе, если исполните ваше намреніе.

ЯВЛЕНІЕ IV.— ЛЮЦИЛІЯ, МАРИНЕТТА.

Маринетта.

Ваше ршеніе очень скоро, сударыня.

Люцилія.

Оскорбленное сердце не разсчитываетъ, оно рвется отомстить, и прямо хватается за все, что можетъ, по его мннію, послужить отплатой. Злодй! Такая крайняя дерзость!

Маринетта.

Я все еще не могу успокоиться, сколько я ни думаю, не понимаю этого событія и теряю голову. Вдь никогда сердце не открывалось боле прекраснымъ образомъ при полученіи доброй всти, все его сердце было преображено вашимъ привтливымъ письмомъ, и меня онъ назвалъ, ни больше, ни меньше, какъ божествомъ, а потомъ, когда я пришла къ нему во второй разъ, онъ обошелся со мною такъ оскорбительно, какъ это еще не случалось двушк, не знаю, что могло случиться въ эти краткія мгновенія, чтобы произвести столь большія перемны?

Люцилія.

Ничего не могло случиться такого, что бы заставило его сомнваться, и поэтому ничто не должно защищать его отъ моего гнва. Какъ, ты хочешь искать тайныхъ побудительныхъ причинъ его недостойнаго поступка гд-нибудь кром его низости? Можетъ ли быть малйшее извиненіе его выходк посл этого несчастнаго письма, въ которомъ я теперь раскаиваюсь?

Маринетта.

Дйствительно, я понимаю, что вы правы, и что эта ссора есть чистая измна. Мы попадаемся, сударыня, мы открываемъ уши этимъ висльникамъ, которые напваютъ намъ чудеса и завлекаютъ насъ своимъ притворствомъ, наша суровость таетъ отъ ихъ ласковыхъ словъ, и мы, слабыя, отдаемся ихъ желаніямъ. Тьфу, довольно глупостей и чума побери мужчинъ!

Люцилія.

Какъ, чтобы онъ вообразилъ о себ и сталъ смяться на нашъ счетъ! Ему не придется долго торжествовать, я ему покажу, что въ благородной душ отвергнутая любовь скоро замняется презрніемъ.

Маринетта.

По крайней мр, въ подобномъ случа большое счастіе знать, что за тобою нтъ ничего, что отдавало бы тебя въ ихъ руки. У Маринетты было хорошее чутье, что бы тамъ ни говорили, когда разъ вечеромъ хотли пошутить и она ничего не позволила. Другая, въ надежд на matrimonion, раскрыла бы уши искушенію, а я — nescio vos.

Люцилія.

Какія глупости ты говоришь и какъ плохо ты выбираешь время для подобныхъ остротъ! Я задта за живое и если когда нибудь счастливый случай, на который я впрочемъ не надюсь (такъ какъ небу слишкомъ пріятно огорчать меня, чтобы оно доставило мн возможность отомстить),— если когда нибудь, говорю я, благопріятная судьба приведетъ его снова ко мн, чтобы отдать мн свою жизнь,— если когда-нибудь у моихъ ногъ онъ будетъ проклинать свой сегодняшній поступокъ, тогда я ршительно запрещаю теб ходатайствовать за него. Напротивъ, ты должна стараться обратить мое вниманіе на важность его проступка и если даже онъ искуситъ мое сердце и оно ршится на какой-нибудь недостойный поступокъ, пусть твоя любовь ко мн будетъ тогда строга и поддержитъ мой гнвъ во всей его полнот.

Маринетта.

Ужъ не безпокойтесь и предоставьте мн это дло, я сердита никакъ не меньше вашего, и лучше всю жизнь останусь двушкой, чмъ приму моего толстяка злодя, когда онъ придетъ.

ЯВЛЕНІЕ V.— АЛЬБЕРЪ, ЛЮЦИЛІЯ, МАРИНЕТТА.

Альберъ.

Люцилія, позовите ко мн учителя, я хочу поговорить съ нимъ и спросить у него, не знаетъ ли онъ, какъ воспитатель Асканія, отчего тотъ съ недавняго времени сталъ такъ скученъ.

ЯВЛЕНІЕ VI.— АЛЬБЕРЪ (одинъ).

Въ какую бездну заботъ и затрудненій вовлекаетъ насъ неправый поступокъ! Давно уже сердце мое испытываетъ пытку изъ-за этого ребенка, подмненнаго, благодаря моей чрезмрной жадности. И когда я вижу муки, которыя самъ причинилъ себ, я начинаю желать, чтобы мн никогда не приходила мысль объ этомъ наслдств. То я боюсь, что обманъ откроется и моя опозоренная семья очутится въ нищет, то я боюсь, что съ этимъ сыномъ, котораго я долженъ сохранить, случится что-нибудь. Если мн случается ухать куда-нибудь по длу, я такъ и боюсь при возвращеніи печальной всти: какъ! вы не знаете? васъ не извстили? У вашего сына лихорадка, или онъ сломалъ руку, или ногу. Словомъ, постоянно, чмъ бы я ни былъ занятъ, всевозможныя тревоги терзаютъ мою голову. Ахъ!..

ЯВЛЕНІЕ VII.— АЛЬБЕРЪ, МЕТАФРАСТЪ.

Метафрастъ.

Mandatum tuum euro diligenter.

Альберъ.

Магистръ, я хотлъ…

Метафрастъ.

Магистръ производится отъ magis ter, это значитъ: въ три раза больше.

Альберъ.

Чтобъ мн умереть, если я это зналъ. Но ладно, въ добрый часъ. И такъ, магистръ…

Метафрастъ.

Продолжайте.

Альберъ.

Я и хочу продолжать, но вы то не продолжайте прерывать меня. Еще разъ, и вотъ уже въ третій разъ, магистръ, мой сынъ огорчаетъ меня, вы знаете, что я его люблю и всегда его старательно воспитывалъ.

Метафрастъ.

Это правда: Filio non potest praeferri nisi filius.

Альберъ.

Мн кажется, магистръ, что этотъ жаргонъ не очень нуженъ при нашемъ разговор, я врю, что вы большой латинистъ и очень учены, я полагаюсь на тхъ, которые меня въ этомъ увряли, но не развертывайте всей вашей учености въ разговор, который я хочу вести съ вами, не изображайте изъ себя педагога, вплетающаго разныя словечки, точно проповдникъ на каедр. Отецъ мой, а у него была хорошая голова, не училъ меня ничему, кром молитвъ, и вотъ уже пятьдесятъ лтъ я ежедневно повторяю ихъ, понимая въ нихъ ровно столько же, сколько въ чистйшемъ нмецкомъ язык. Оставьте же въ поко вашу возвышенную науку и примнитесь къ моему слабому языку.

Метафрастъ.

Хорошо.

Альберъ.

Бракъ, кажется, пугаетъ моего сына, и съ какой стороны я ни испытываю его сердце, онъ остается холоденъ къ этимъ узамъ и отказывается.

Метафрастъ.

Можетъ быть, онъ того же мннія, какъ братъ Марка Туллія, о которомъ этотъ послдній ведетъ рчь съ Аттикомъ, и, какъ говорятъ греки, athanaton…

Альберъ.

Прошу васъ, ради Бога, неизмнный магистръ, оставьте грековъ, албанцевъ, словаковъ и вс другіе народы, о которыхъ вы хотите говорить, мой сынъ ничего общаго съ ними не иметъ.

Метафрастъ.

Ну такъ, вашъ сынъ?

Альберъ.

Не знаю, не чувствуетъ ли онъ въ душ какой-нибудь тайной страсти: его что-то волнуетъ, если я не ошибаюсь, и вчера я его видлъ, оставшись самъ незамченнымъ, въ уголк лса, куда никто не ходитъ.

Метафрастъ.

Въ скрытомъ мст лса, хотите вы сказать, отдаленное мсто latine, seceseus, Виргилій сказалъ: est in secessu locus…

Альберъ.

Какъ же онъ могъ это сказать, Виргилій, что ли, когда я убжденъ, что въ этомъ укромномъ мст, кром насъ двоихъ, никогда не бывало ни души?

Метафрастъ.

Я назвалъ тутъ Виргилія, какъ славнаго автора боле изысканнаго выраженія, чмъ то, которое вы употребили, а не какъ очевидца видннаго вами вчера.

Альберъ.

А я вамъ говорю, что мн не нужно ни боле изысканнаго выраженія, ни автора, ни очевидца, и что тутъ достаточно одного моего очевидства.

Метафрастъ.

Все-таки слдуетъ Выбирать слова, введенныя въ употребленіе лучшими авторами. Tu vivendo, bonos, какъ говорится, scribendo, sequare peritos.

Альберъ.

Человкъ или чортъ, будешь ли ты меня слушать, безъ спора?

Метафрастъ.

Квинтиліанъ рекомендуетъ это правило.

Альберъ.

Чортъ побери болтуна!

Метафрастъ.

И высказываетъ при этомъ ученую мысль, которую вы, конечно, съ удовольствіемъ узнаете.

Альберъ.

Чортъ же тебя возьми, собака! О, какъ меня тянетъ прописать на этой физіономіи одно правило.

Метафрастъ

Изъ-за чего же вы разгорячились, сударь? Чего вы хотите отъ меня?

Альберъ.

Я вамъ двадцать разъ повторилъ, что хочу, чтобы меня слушали, когда я говорю.

Метафрастъ.

О, конечно, если дло только въ этомъ, то вы будете удовлетворены, я умолкаю.

Альберъ.

И умно длаете.

Метафрастъ.

Я готовъ васъ слушать.

Альберъ.

Тмъ лучше.

Метафрастъ.

Чтобы мн умереть, если я скажу еще слово.

Альберъ.

Помилуй васъ Богъ!

Метафрастъ.

Вамъ больше не придется упрекать меня въ болтливости.

Альберъ.

Аминь!

Метафрастъ.

Говорите, когда хотите.

Альберъ.

Извольте.

Метафрастъ.

И не бойтесь перерыва съ моей стороны.

Альберъ.

Довольно.

Метафрастъ.

Я исполнительне всякаго другого.

Альберъ.

Съ настоящей минуты я нмъ.

Метафрастъ.

Врю.

Альберъ.

Отлично.

Метафрастъ.

Говорите смло, я васъ слушаю. Вы не пожалуетесь на то, что я мало молчу, теперь я не раскрою рта.

Альберъ (въ сторону).

Мерзавецъ!

Метафрастъ.

Но, пожалуйста, кончайте скоре: я ужъ давно слушаю, вполн разумно и мн поговорить въ свой чередъ.

Альберъ.

Негодный кровопійца…

Метафрастъ.

Ахъ, Боже мой! Не потребуете же вы, чтобы я вчно васъ слушалъ? Подлимся, по крайней мр, или я уйду.

Альберъ.

Терпніе мое…

Метафрастъ.

Какъ, вы хотите продолжать? Вы еще не кончили? Per jovem! я опьянлъ!

Альберъ.

Я не сказалъ…

Метафрастъ.

Еще! Боже! Что за рчь! Неужели ничто не можетъ остановить ея теченія?

Альберъ.

Я вн себя!

Метафрастъ.

Опять? О, удивительная пытка! Позвольте же мн поговорить немного, заклинаю васъ. Глупца, который не говоритъ ни слова, не отличишь отъ мудреца, который молчитъ.

Альберъ.

Ты замолчишь, чортъ возьми!

ЯВЛЕНІЕ VIII.— МЕТАФРАСТЪ (одинъ).

Какъ врно сжатое выраженіе философа: ‘говори, чтобы тебя познали’. Для меня лучше лишиться образа человческаго и смнить мое бытіе на бытіе животнаго, чмъ лишться возможности говорить. Вотъ теперь я на восемь дней съ головной болью. О, какъ мн ненавистны безконечные говоруны! Но что же! Если ученыхъ больше не слушаютъ, если хотятъ, чтобы у нихъ всегда былъ закрытъ ротъ, тогда надо повернуть вверхъ дномъ весь порядокъ вещей: пусть куры растерзываютъ лисицъ, пусть малыя дти указываютъ старикамъ, пусть ягнята бросаются преслдовать волковъ, пусть глупецъ создаетъ законы, пусть женщины сражаются, пусть обвиняемые судятъ судей, а школьники скутъ учителей, пусть здоровому даетъ лекарство больной, пусть боязливый заяцъ…

ЯВЛЕНІЕ IX.— АЛЬБЕРЪ, МЕТАФРАСТЪ.

Альберъ
(звонитъ надъ ухомъ Метафраста колокольчикомъ отъ который обращаетъ его въ бгство).

Метафрастъ (убгая).

Сжальтесь! Помогите!

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.— МАСКАРИЛЬ (одинъ).

Небо иногда покровительствуетъ смлому замыслу, и изъ бды удается кое-какъ выкарабкаться. Я по неблагоразумію выболталъ лишнее и не нашелъ лучшаго средства поправить дло, какъ идти тмъ же путемъ дале и разсказать прямо старому барину всю продлку. Меня тревожитъ сорви-голова, сынъ его: если, чортъ возьми, ему передадутъ, что я сказалъ, такъ берегись, моя шкура! А можетъ быть, старики столкуются между собою, и дло уладится прежде, чмъ онъ успетъ распалиться гнвомъ. Вотъ это-то я и попробую, и, не теряя времени, пойду въ другому старику отъ имени нашего. (Стучится въ двери Альбера).

ЯВЛЕНІЕ II.— АЛЬБЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Альберъ.

Кто стучитъ?

Маскариль.

Другъ.

Альберъ.

О! что могло привести тебя, Маскариль?

Маскариль.

Я пришелъ сказать вамъ: здравствуйте, сударь!

Альберъ.

Ты, право, слишкомъ стараешься, отъ всего сердца — здравствуй (уходить).

Маскариль.

Вотъ такъ скорый отвтъ, каковъ грубіянъ! (стучится)

Альберъ.

Опять?

Маскариль.

Вы не выслушали меня, сударь.

Альберъ.

Разв ты не сказалъ мн здравствуйте?

Маскариль.

Да.

Альберъ.

Ну такъ и я говорю теб здравствуй. (Уходитъ. Маскариль его останавливаетъ).

Маскариль.

Да, но я пришелъ еще передать вамъ поклонъ отъ имени господина Полидора.

Альберъ.

А! это другое дло. Хозяинъ поручилъ теб передать мн поклонъ?

Маскариль.

Да.

Альберъ.

Крайне обязанъ, передай, что и я желаю ему радостей безъ конца. (Уходитъ).

Маскариль.

Этотъ человкъ врагъ всякихъ церемоній. (Стучится). Я, сударь, еще не кончилъ его привтствія, онъ настоятельно хотлъ просить васъ объ одной вещи.

Альберъ.

Ну, такъ я къ его услугамъ, когда ему будетъ угодно.

Маскариль.

Подождите и дайте мн кончить все въ двухъ словахъ. Онъ просить васъ удлить ему минуточку для переговоровъ объ одномъ дл и придетъ сюда.

Альберъ.

А по какому это длу ему необходимо говорить со мной?

Маскариль.

Это большой секретъ, только что имъ открытый и весьма важный для васъ обоихъ. Вотъ и все мое порученіе.

ЯВЛЕНІЕ III.— АЛЬБЕРЪ (одинъ).

О праведное небо, я дрожу. Вдь общихъ длъ у насъ мало. Какая-то буря опрокидываетъ мои намренія, и этотъ секретъ наврное тогъ самый, котораго я боюсь. Корыстолюбіе заставило меня сдлать нечестный поступокъ, и вотъ теперь на моей жизни останется вчное пятно. Мой обманъ открыть. О, какъ трудно надолго скрыть истину! Гораздо лучше было бы для меня, для моей чести, слдовать движеніямъ законнаго страха, который боле двадцати разъ побуждалъ меня отдать Полидору должное, предупредить огласку, которой меня подвергаетъ этотъ ударъ, и устроить все дло безъ шума. Но, увы! это свершилось, теперь уже поздно, и деньги, обманомъ вошедшія въ мой домъ, будутъ отняты у него, и увлекутъ съ собою большую настъ и моего состоянія.

ЯВЛЕНІЕ. IV.— АЛЬБЕРЪ, ПОЛИДОРЪ.

Полидоръ (не видя Альбера).

Жениться, и такъ, что этого никто не знаетъ! Дай-то Богъ, чтобы это дло кончилось благополучно! Не знаю, чего ждать, я сильно опасаюсь и большого богатства отца, и его справедливаго гнва. Но я вижу его одного.

Альберъ.

Боже, Полидоръ здсь.

Полидоръ.

Боюсь приступиться къ нему.

Альберъ.

Страхъ удерживаете меня.

Полидоръ.

Съ чего начать разговоръ?

Альберъ.

Что мн сказать ему?

Полидоръ.

Онъ очень возбужденъ.

Альберъ.

Онъ мняется въ лиц.

Полидоръ.

Я вижу, господинъ Альберъ, по вашимъ смущеннымъ глазамъ, что вы уже знаете, что привело меня сюда.

Альберъ.

Увы! да.

Полидоръ.

Это извстіе, естественно, поразило васъ, мн самому не врилось, когда я узналъ.

Альберъ.

Я долженъ краснть отъ стыда и смущенія.

Полидоръ.

Я осуждаю такой поступокъ и вовсе не думаю оправдывать виновнаго.

Альберъ.

Богъ милосердъ и къ несчастному гршнику.

Полидоръ.

Вы это должны принять во вниманіе.

Альберъ.

Надо быть христіаниномъ.

Полидоръ.

Это врно.

Альберъ.

Пощадите, во имя Бога, пощадите, господинъ Полидоръ!

Полидоръ.

О, не вы, а я у васъ прошу пощады.

Альберъ.

Я бросаюсь на колни, чтобы получить ее.

Полидоръ.

Скоре я долженъ быть на колняхъ передъ вами.

Альберъ.

Сжальтесь хотя нсколько надъ моимъ несчастнымъ положеніемъ.

Полидоръ.

Тутъ мн приходится быть просителемъ.

Альберъ.

Вы мн терзаете сердце своей добротой.

Полидоръ.

Вы меня смущаете своимъ смиреніемъ.

Альберъ.

Еще разъ: простите!

Полидоръ.

Увы! простите вы меня!

Альберъ.

Я крайне скорблю объ этомъ поступк!

Полидоръ.

И я, я тоже глубоко потрясенъ.

Альберъ.

Я смю просить васъ избжать огласки.

Полидоръ.

Увы! господинъ Альберъ, я только этого и хочу.

Альберъ.

Сохранимъ мою честь.

Полидоръ.

О! да! я такъ и разсчитываю.

Альберъ.

Что же касается денегъ, то вы сами ршите это дло.

Полидоръ.

Изъ вашихъ денегъ мн достаточно того, сколько вы сами назначите. Вс разсчеты я предоставляю на ваше усмотрніе, и буду вполн доволенъ, если вы будете довольны.

Альберъ.

Что за божественный человкъ! Какая крайняя мягкость!

Полидоръ.

Вы то сами какъ мягки посл такого несчастія!

Альберъ.

Дай вамъ Богъ успха во всхъ вашихъ длахъ!

Полидоръ.

Да хранитъ васъ Господь!

Альберъ.

Обнимемся же по братски.

Полидоръ.

Отъ всей души согласенъ и очень радъ, что все кончилось счастливымъ соглашеніемъ.

Альберъ.

Я благодарю небо.

Полидоръ.

Не стану скрывать, что я таки побаивался вашего гнва. Роковая ошибка Люциліи съ моимъ сыномъ при вашемъ богатств и множеств друзей…

Альберъ.

Э! о какой это роковой ошибк Люциліи вы говорите?

Полидоръ.

Нтъ, не будемъ возобновлять безполезнаго разговора. Я согласенъ, что сынъ мой тутъ сильно виноватъ, чтобы утшить васъ, я даже соглашусь, что онъ одинъ всему виной, что ваша дочь такъ высокодобродтельна, что никогда не сдлала бы этого шага противъ чести безъ подстрекательства злого обольстителя, что злодй соблазнилъ ея чистую невинность и такимъ образомъ обманулъ ваши ожиданія. Но теперь это дло кончено, и, какъ я и желалъ, духъ миролюбія привелъ насъ въ обоюдному согласію, а потому не будемъ больше толковать объ этомъ и загладимъ обиду торжествомъ счастливой свадьбы.

Альберъ (въ сторону).

Боже, какая ошибка! Что узнаю я отъ него? Отъ одного потрясенія я перехожу теперь къ другому, не меньшему, отъ этихъ различныхъ ударовъ я не знаю, что отвчать, и боюсь сбиться, если скажу хоть слово.

Полидоръ.

О чемъ вы думаете, господинъ Альберъ?

Альберъ.

Ни о чемъ. Прошу васъ, отложимъ не надолго нашъ разговоръ. Внезапное нездоровье принуждаетъ меня оставить васъ.

ЯВЛЕНІЕ V.— ПОЛИДОРЪ (одинъ).

Я читаю въ его душ, и вижу, что удручаетъ его. Хотя онъ и овладлъ собою, но его неудовольствіе не совсмъ еще смягчилось. Картина позора снова представилась ему, и онъ бжалъ, чтобы скрыть отъ меня волнующее его смущеніе. Я принимаю участіе въ его стыд и его скорбь меня трогаетъ. Ему надо нкоторое время, чтобы оправиться: горе, насилу подавляемое, легко усугубляется. Вотъ мой юный сорванецъ, надлавшій всю эту кутерьму.

ЯВЛЕНІЕ VI.— ПОЛИДОРЪ, ВАЛЕРЪ.

Полидоръ.

Такъ-то, прекрасный юноша, вы своимъ поведеніемъ постоянно будете смущать дни старика отца, каждый день вы творите новыя чудеса и я вчно о нихъ только и слышу.

Валеръ.

Что же это я длаю такое преступное каждый день? Чмъ, отецъ мой, я заслужилъ такой гнвъ?

Полидоръ.

Странный я, въ самомъ дл, человкъ, съ отвратительнымъ характеромъ, что обвиняю такого благонравнаго и тихаго ребенка! Помилуйте! Онъ живетъ, какъ святой, и только и длаетъ, что молится дома съ утра до вечера! Ужасная клевета сказать, что онъ измняетъ ходъ природы и длаетъ днемъ — ночь! что онъ не думаетъ ни объ отц, ни о семь! что еще недавно онъ соединилъ свою судьбу съ судьбою дочери Альбера тайнымъ союзомъ гименея, не побоявшись переполоха, который могъ выйти изъ этого! Ужасная ложь! Его принимаютъ за другого. Невинный бдняжка даже не знаетъ, что я хочу ему сказать. О, собака, посланная мн небомъ въ наказаніе, вчно ли ты будешь такъ продолжать? Неужели я хоть разъ до моей смерти не увижу тебя благоразумнымъ? (Уходить).

Валеръ (одинъ, въ раздумь).

Откуда можетъ идти этотъ ударъ? Я въ затрудненіи и ни на кого не могу подумать, кром Маскариля. Онъ не такой человкъ, чтобы признаться мн въ этомъ. Надобно будетъ прибгнуть къ хитрости и сдержать немного мой справедливый гнвъ.

Валеръ.

Маскариль, я встртилъ здсь отца, онъ знаетъ все наше дло.

ЯВЛЕНІЕ VII.— ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Маскариль.

Знаетъ?

Валеръ.

Да.

Маскариль.

Откуда бы знать ему это, чортъ возьми?

Валеръ.

Я не знаю, кого и подозрвать, но впрочемъ, въ конц концовъ, дло увнчалось успхомъ, такъ что я имю причины быть въ восторг. Онъ мн не сказалъ дурного слова, онъ извиняетъ мой проступокъ и оправдываетъ мою любовь, и я хотлъ бы знать, кто это съ умлъ сдлать его такимъ сговорчивымъ. Не могу передать теб, какую радость доставило мн это.

Маскариль.

А что бы вы сказали, сударь, еслибъ это я устроилъ вамъ такую счастливую судьбу?

Валеръ.

Да, да! теб бы хотлось…

Маскариль.

Это я, говорю вамъ, я все разсказалъ барину и устроилъ вамъ такой счастливый исходъ.

Валеръ.

Да нтъ, ты не шутишь?

Маскариль.

Чортъ меня возьми, если я шучу и если это не такъ!

Валеръ (хватаясь за шпагу).

И пусть онъ возьметъ меня, если ты сейчасъ-же не получишь достойной награды!

Маскариль.

Ахъ, сударь, что это значитъ? Я ошеломленъ.

Валеръ.

Такъ вотъ твоя общанная врность? Безъ моего притворства ты бы никогда не признался въ этой штук, которую, какъ я былъ увренъ, ты сыгралъ со мной. Негодяй! это твой черезчуръ болтливый языкъ распалилъ противъ меня гнвъ отца, который меня губитъ, что тутъ разговаривать, ты долженъ умереть.

Маскариль.

Постойте. Душа моя еще не приготовлена къ смерти. Заклинаю васъ, подождите конца этой исторіи. Важныя причины заставили меня раскрыть бракъ, который вамъ самимъ трудно было скрывать это: генеральное сраженіе и вы увидите, что исходъ его осудитъ вашъ неистовый гнвъ. На что вы сердитесь, когда моя заботливость вполн удовлетворяетъ ваши мечты и полагаетъ конецъ вашему затруднительному положенію?

Валеру

А если вс эти разговоры одно вранье?

Маскариль.

Тогда у васъ всегда будетъ время убитъ меня. Но вдь мои планы могутъ-таки удасться. Богъ своимъ поможетъ и вы же потомъ на радостяхъ поблагодарите меня за рдкое поведеніе.

Валеръ.

Увидимъ. Но Люцилія…

Маскариль.

Тсъ! вотъ ея отецъ.

ЯВЛЕНІЕ VIII.— АЛЬБЕРЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Альберъ (не видя Валера).

Чмъ боле я оправляюсь отъ охватившей меня сначала тревоги, тмъ боле я чувствую себя уязвленнымъ этимъ страннымъ разговоромъ, которому мой страхъ придалъ такой опасный оборотъ: Люцилія твердо стоитъ на томъ, что это сказка, и говорила со мной съ такимъ видомъ, который отнялъ у меня всякія подозрнія. (Увидвъ Валера). А, сударь, такъ это ваша прославленная дерзость ставитъ на карту мою честь и сочинила эту недостойную сказку?

Маскариль.

Говорите боле мягкимъ тономъ, господинъ Альберъ, и не гнвайтесь такъ на вашего зятя.

Альберъ.

Какъ зятя? Мошенникъ, по твоему виду замтно, что ты двигалъ пружины этой махинаціи и былъ ея первымъ выдумщикомъ.

Маскариль.

Я не вижу здсь ничего такого, за что бы вамъ сердиться.

Альберъ.

А ты находишь, что это хорошо, такъ порочить мою дочь и устроивать такой скандалъ цлому семейству?

Маскариль.

Онъ готовъ исполнить вс ваши требованія.

Альберъ.

Чего же мн требовать, какъ не того, чтобы онъ говорилъ правду? Онъ могъ добиваться Люциліи честнымъ и приличнымъ способомъ, если онъ имлъ на нее какія нибудь намренія, надобно было приступить съ дозволенной стороны, обратиться къ власти отца, а не прибгать къ постыдному обману, который такъ чувствительно уязвляетъ стыдливость.

Материлъ.

Какъ! Разв Люцилія не связана тайными узами съ моимъ господиномъ?

Альберъ.

Нтъ, лжецъ, и никогда не будетъ.

Маскариль.

Потише, а если правда, что это совершившійся фактъ, то вы согласитесь утвердить этотъ тайный союзъ?

Альберъ.

А если врно, что этого нтъ, такъ хочешь ты, чтобы я теб переломалъ руки и ноги?

Валеръ.

Можно безъ труда доказать вамъ, сударь, что онъ говоритъ правду.

Альберъ.

Отлично! вотъ и другой, достойный господинъ подобнаго слуги! О, дерзкіе лжецы!

Маскариль.

Клянусь честью, я говорю правду.

Валеръ.

Да и съ какой стати намъ обманывать васъ?

Альберъ (въ сторону).

Они сговорились между собой, точно воры на ярмарк.

Маскариль.

Дайте убдиться, не будемъ спорить, приведите сюда Люцидію и пусть она сама скажетъ.

Альберъ.

А если она и тутъ будетъ уличать васъ во лжи?

Маскариль.

Я стою на своемъ, что она этого не сдлаетъ, сударь. Общайте только согласиться на ихъ желанія, и я готовъ подвергнуться самому тяжелому наказанію, если она собственнолично не признается вамъ и въ обт, которымъ она связана, и въ чувствуемой ею любви.

Альберъ.

Посмотримъ (стучится въ свою дверь).

Маскариль (Валеру).

Смле, все устроится къ лучшему.

Альберъ.

Эй, Люцилія, на одно слово.

Валеръ

Я боюсь…

Маскариль.

Ничего не бойтесь.

ЯВЛЕНІЕ IX.— ЛЮЦИЛІЯ, АЛЬБЕРЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Маскариль.

Вы только молчите, господинъ Альберъ. Сударыня, все благопріятствуетъ вашему счастью, ваша любовь извстна отцу, онъ одобряетъ ее и даетъ вамъ супруга, но для этого нужно, чтобы вы, изгнавъ неосновательный страхъ подтвердили наши слова двумя словами.

Люцилія.

Что онъ тутъ болтаетъ, этотъ негодяй?

Маскариль.

Прекрасно. Вотъ я ужъ и почтенъ милымъ прозвищемъ.

Люцилія.

Скажите пожалуйста, сударь, какая остроумная голова выдумала эту деликатную сказку, которая сегодня выпущена въ свтъ?

Валеръ.

Прости, дорогая, мой слуга разболталъ, и нашъ бракъ разоблаченъ помимо моего желанія.

Люцилія.

Нашъ бракъ?

Валеръ.

Все извстно, обожаемая Люцилія, и теперь скрывать — напрасная забота.

Люцилія.

Какъ? такъ любовь сдлала васъ моимъ супругомъ?

Валеръ.

Это счастье, которое должно создать мн массу завистниковъ, но я сознаю, что счастьемъ, которымъ увнчалась моя любовь, я обязанъ гораздо боле вашей душевной доброт, чмъ сил вашей любви. Я знаю, что вы имете причины сердиться, что это была тайна, которую вы желали скрыть, и я сдерживалъ свои страстные порывы, чтобы не нарушить вашего положительнаго запрещенія, но…

Маскариль.

Ну, да, это я, велика бда!

Люцилія.

Виданъ ли когда нибудь подобный обманъ? Вы осмливаетесь поддерживать его даже въ моемъ присутствіи и думаете завладть мной посредствомъ этого прекраснаго маневра? Хорошъ влюбленный, котораго любовь хочетъ ранитъ мою честь, за невозможностью ранить мое сердце, чтобы отецъ мой, смущенный шумомъ глупой сплетни, отдалъ мою руку тому, кто покрылъ меня позоромъ? Еслибы даже все благопріятствовало вашей любви,— и мой отецъ, и судьба, и моя склонность, то и тогда я въ справедливомъ гнв стала бы бороться съ своей склонностью, съ судьбой и съ моимъ отцомъ, скоре потеряла бы даже жизнь, но не соединилась бы съ тмъ, который разсчитывалъ завладть мною при помощи такого средства. Идите, еслибы мой полъ и приличія позволяли мн увлечься до какой нибудь гнвной выходки, то я показала бы вамъ, какъ обходиться со мною такимъ образомъ.

Валеръ (Маскарилю).

Конечно, гнвъ ея не можетъ быть смягченъ.

Маскариль.

Дайте, я поговорю, съ ней. Сударыня, смилуйтесь, къ чему теперь все это притворство? Съ какою цлью и по какому злому чувству вы такъ сильно боретесь противъ собственнаго чувства? Это имло бы смыслъ, еслибы вашъ отецъ былъ свирпымъ человкомъ, но онъ поддается доводамъ разсудка и самъ сказалъ мн, что если вы признаетесь, то изъ любви къ вамъ онъ согласится на все. Я понимаю, что вамъ нсколько стыдно признаться въ покорившей васъ любви, но, если, благодаря ей, вы и поступили слишкомъ свободно, то хорошее супружество исправитъ все, пусть васъ упрекаютъ въ пожирающей страсти, но зло не такъ велико, какъ убійство человка. Извстно, что плоть иногда бываетъ слаба и что двушка въ конц-концовъ вдь не камень и не дерево. Вы, безъ сомннія, не были первой и не будете, я увренъ, и послдней.

Люцилія.

Какъ? Вы выслушиваете эти безстыдныя рчи и не отвчаете ни слова на эти низости?

Альберъ.

Что же мн отвчать? Я вн себя отъ этого приключенія.

Маскариль.

Заклинаю васъ, сударыня, признайтесь во всемъ.

Люцилія.

Да въ чемъ же признаться?

Маскариль.

Какъ въ чемъ? да въ томъ, что произошло между вами и моимъ господиномъ. Зачмъ шутить?!

Люцилія.

А что же произошло, чудовищный наглецъ, между твоимъ господиномъ и мной?

Маскариль.

Вы должны, я полагаю, знать это нсколько подробне меня, и эта ночь была слишкомъ сладка для васъ, чтобы можно было поврить, что вы такъ скоро забыли о ней.

Люцилія.

Нтъ, отецъ мой, это невыносимо, безстыдный слуга! (Даетъ ему пощечину).

ЯВЛЕНІЕ X.— АЛЬБЕРЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Маскариль.

Она, кажется, дала мн пощечину.

Альберъ.

Убирайся, негодяй, мошенникъ, я могу только похвалить ее за то, что ея рука сдлала съ твоей щекой.

Маскариль.

И все-таки, чортъ меня побери здсь на мст, если я сказалъ что нибудь, кром правды.

Альберъ.

И все-таки, пусть отржутъ мн ухо, если ты будешь продолжать свою дерзость.

Маскариль.

Хотите, чтобы два свидтеля подтвердили вамъ мои слова?

Альберъ.

Хочешь, чтобы тебя побили палками двое моихъ людей?

Маскариль.

Ихъ свидтельство придастъ вру моему.

Альберъ.

Ихъ руки замнятъ слабость моихъ.

Маскариль.

Говорю вамъ, что Люцилія поступаетъ такъ изъ стыда.

Альберъ.

Я теб говорю, что имю причины поступать такимъ образомъ.

Маскариль.

Знаете вы Ормена, ловкаго толстяка нотаріуса?

Альберъ.

Знаешь ты Гримлана, нашего городского палача?

Маскариль.

И портнаго Симона, когда то столь извстнаго?

Альберъ.

И поставленную посредин рыночной площади вислицу?

Маскариль.

Они вамъ подтвердятъ этотъ бракъ.

Альберъ.

Они покончатъ съ тобой.

Маскариль.

Они были свидтелями.

Альберъ.

Они живо отомстятъ тебя за меня.

Маскариль.

Они своими глазами видли, какъ они обмнивались клятвами.

Альберъ.

Они своими глазами увидятъ, какъ ты будешь болтаться въ воздух.

Маскариль.

И, какъ знакъ, Люцилія была въ черномъ вуал.

Альберъ.

И, какъ знакъ, на твоемъ лбу написана ложь.

Маскариль.

Упрямый старикъ!

Альберъ.

Проклятый обманщикъ! Ступай, благодари мои годы, которые не позволяютъ мн сейчасъ наказать тебя за позоръ, которымъ ты меня покрываешь. Но подожди только, общаю теб!

ЯВЛЕНІЕ XI.— ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Валеръ.

Такъ вотъ этотъ полный успхъ, котораго ты хотлъ!

Маскариль.

Я съ полуслова понимаю, что вы хотите сказать: все вооружается противъ меня, я вижу, что для меня приготовлены, со всхъ сторонъ, палочные удары и вислицы. И, чтобы быть спокойнымъ среди всего этого шума, я самъ брошусь со скалы, если, съ раздираемымъ сердцемъ, найду достаточно высокую по моему мннію. Прощайте, сударь.

Валеръ.

Нтъ, нтъ, напрасно ты хочешь бжать, если умирать, такъ умирать на моихъ глазахъ.

Маскариль.

Я не могу умереть, когда на меня смотрятъ: такимъ образомъ смерть моя замедлится.

Валеръ.

Иди за мной, негодяй, иди за мной, моя разгнванная любовь покажетъ теб, можно ли этимъ шутить.

Маскариль (одинъ).

О, несчастный Маскариль, на какія муки ты осужденъ сегодня за чужіе грхи!

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.— АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

Фрозина.

Затруднительное дло.

Асканій.

Ахъ, моя дорогая Фрозина, судьба положительно ршила погубить меня. Дло это зашло такъ далеко, что конечно на атомъ не остановится, а пойдетъ дальше, Люцилія и Валеръ, пораженные новизной такой тайны, захотятъ раскрыть эту загадку и вс мои планы будутъ опрокинуты. Все равно, наконецъ, участвовалъ-ли Альберъ въ обман или его обманули вмст со всми, но когда судьбу мою узнаютъ и деньги, увеличивавшія его состояніе, попадутъ въ другія руки, онъ меня здсь не оставитъ: посл этой потери онъ броситъ меня на произволъ судьбы, кончена его нжность, и еслибы даже мой возлюбленный сохранилъ посл моего обмана какое-нибудь чувство ко мн, онъ не захочетъ признать своей женой безпомощную, безродную и бдную двушку.

Фрозина.

Я нахожу, что вы правильно разсуждаете, но вамъ слдовало подумать объ этомъ раньше. Отчего вы прозрли только теперь? То, что вашъ умъ видитъ только сегодня, можно было видть, не будучи большой пророчицей, съ того самаго момента, какъ вы начали питать на него надежды, само дло это говорило, и когда я узнала, я и не предвидла лучшаго исхода.

Асканій.

Что же мн длать теперь? Я совсмъ теряюсь. Представьте себя на моемъ мст и посовтуйте мн что-нибудь.

Фрозина.

Если я стану на вашемъ мст, то вы должны посовтовать мн что-нибудь въ этомъ несчастій: вотъ я теперь вы, а вы — я: дайте мн совть, Фрозина, какое средство найти мн въ моемъ положеніи? Скажите, прошу васъ.

Асканій.

Ахъ! не шутите съ моимъ горемъ, смяться, видя, въ какомъ я нахожусь положеніи, значитъ мало принимать участія въ моемъ жгучемъ гор.

Фрозина.

Нтъ, кром шутокъ, я сочувствую вашему горю и сдлаю все, что могу, чтобы избавить васъ отъ него. Но что же могу я сдлать? Я вижу мало возможности повернуть это дло въ сторону, благопріятную для вашей любви.

Асканій.

Я должна умереть, если ничто мн не можетъ помочь!

Фрозина.

А это сдлать никогда не будетъ поздно, смерть такое лекарство, которое найдешь, когда захочешь, и имъ надо пользоваться только въ самую послднюю минуту.

Асканій.

Нтъ, нтъ, Фрозина, если ваши благопріятные совты не проведутъ моей судьбы между этими стремнинами, я предамся полному отчаянію.

Фрозина.

Знаете, что я думаю? Мн надобно будетъ сходить къ… Но вотъ идетъ Эрастъ, который помшаетъ намъ, мы дорогой можемъ поговорить объ этомъ дл. Пойдемъ, удалимся отсюда.

ЯВЛЕНІЕ II.— ЭРАСТЪ, ГРО-РЕНЕ.

Эрастъ.

Еще разъ отказъ?

Гро-Рене.

Никогда посланецъ не бывалъ хуже принятъ. Только что я хотлъ сообщить ей, что вы желаете съ ней минуту поговорить, какъ она гордо отвтила мн: ‘уходи, уходи, я также мало обращаю на него вниманія, какъ на тебя, скажи ему, что онъ можетъ не приходить’. Сказавъ это, она повернулась и пошла прочь, а Маринетта, процдивъ съ презрительной миной: ‘оставь насъ, прекрасный карточный валетъ’, также оставила меня. И мой, и вашъ удлъ одинаково незавидны.

Эрастъ.

Неблагодарная! Принимать съ такой гордостью быстрый возвратъ справедливо возмутившагося сердца! Неужели первая вспышка любви, которую обманываютъ такъ правдоподобно, недостойна прощенія? Неужели моя пламенная любовь должна была остаться въ эту роковую минуту безчувственной къ счастью соперника? Неужели другой не поступилъ бы такъ-же на моемъ мст и былъ бы мене пораженъ такой дерзостью? Неужели я слишкомъ поздно освободился отъ моихъ справедливыхъ подозрній? Я не ждалъ клятвъ съ ея стороны, и въ то время, какъ вс этому врятъ, мое нетерпливое сердце возвращаетъ ей всю ея честь, и хочетъ извиниться, а ея сердце такъ мало видитъ силу моей любви въ этомъ глубокомъ уваженіи! Вмсто того, чтобы успокоить мою душу и дать ей оружіе противъ внушаемой ей соперникомъ тревоги, она оставляетъ меня на ревнивыя муки и отвергаетъ мои посланія, письма и посщенія! Ахъ, конечно, слаба та любовь, которую можетъ потушить такая слабая обида, эта вспышка, готовая сразу перейти въ суровость, достаточно открываетъ мн все ея сердце, и я знаю теперь цну всему, чмъ она по капризу льстила моей любви. Нтъ, я не хочу боле жить во власти сердца, въ которомъ вижу только ничтожную долю того, что есть въ моемъ, и такъ какъ она такъ мало дорожитъ людьми, то и я хочу сдлать то же самое.

Гро-Рене.

И я тоже. Разсердимся оба и причислимъ нашу любовь къ числу старыхъ грховъ. Надо проучить этихъ легкомысленныхъ барынь и дать имъ почувствовать, что у людей бываетъ мужество. Тотъ, кто сноситъ презрніе, достоинъ его. Если бы у насъ хватало духу показать, что и мы тоже кое-что значимъ, слова женщинъ не имли бы такого значенія. О, он у насъ такъ горды по нашей вин! Я готовъ быть повшеннымъ, если мы не увидимъ, какъ он станутъ бросаться намъ на шею чаще, чмъ намъ будетъ угодно самимъ, если не будетъ этой унизительной предупредительности, которою большинство мужчинъ постоянно портитъ ихъ въ наше время.

Эрастъ.

Меня такъ, главнымъ образомъ, оскорбляетъ презрніе, и я хочу возбудить въ моемъ сердц другую любовь, чтобы отплатить за обиду тою-же монетой.

Гро-Рене.

А я не хочу боле водиться съ женщинами, я отказываюсь это всхъ, и, честное слово, думаю, что и вы бы поступили очень хорошо, еслибы сдлали по моему. Вдь видите ли, сударь, женщина, какъ говорятъ, такое животное, которое трудно узнать, и природа котораго склонна ко злу, и, какъ животное всегда остается животнымъ, продолжайся жизнь его хоть сто тысячъ лтъ, такъ и женщина безспорно всегда женщина и никогда ничмъ другимъ не будетъ, пока свтъ не кончится. Поэтому какой то грекъ сказалъ, что ея голова — движущійся песокъ, вникните хорошенько въ это превосходное разсужденіе, такъ какъ голова есть какъ бы начальникъ тла, и тло безъ начальника хуже животнаго, то, если начальникъ не въ ладахъ съ разсудкомъ и этотъ компасъ не заправляетъ всмъ, наступаютъ, какъ мы видимъ, нкоторыя осложненія. Тогда животная сторона беретъ верхъ надъ чувствомъ и одна тянетъ налво, а другое направо, одна хочетъ мягкаго, другое жесткаго, все идётъ невдомо куда, доказывая, что у насъ, какъ говорятъ, голова женщины похожа на флюгеръ надъ домомъ, поворачивающійся по втру, вотъ почему другъ Аристотель часто сравниваетъ ее съ моремъ, вотъ почему говорятъ, что на свт нтъ ничего упорне волны. Или, употребляя сравненіе (такъ какъ сравненіе уясняетъ мысль и мы, люди науки, предпочитаемъ сравненіе уподобленію), да, употребляя сравненіе, если вамъ угодно, сударь: подобно тому, какъ море начинаетъ яриться съ наступленіемъ бури, втеръ опустошительно дуетъ, волны сшибаются въ ужасномъ безпорядк, и корабль, не слушаясь кормчаго, то падаетъ въ подвалъ, то взлетаетъ на чердакъ, такъ и женщина съ причудливой головой своей запальчивостью устраиваетъ бурю, выражающуюся какими-нибудь рчами, и когда… какой-нибудь втеръ, который… какими-нибудь волнами… какимъ-нибудь образомъ, подобно песчаной отмели, когда… Ну, словомъ, женщины не стоятъ ни черта.

Эрастъ.

Ты отлично умешь разсуждать.

Гро-Рене.

Слава Богу, порядочно. Но вотъ он идутъ сюда, будьте тверды, сударь.

Эрастъ.

Не безпокойся.

Гро-Рене.

И очень боюсь, какъ бы ея глаза не заключили васъ въ новыя цпи.

ЯВЛЕНІЕ III.— ЛЮЦИЛІЯ, ЭРАСТЪ, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

Маринетта.

Они еще здсь, ну, не поддавайтесь.

Люцилія.

Не думай, что это мое слабое мсто.

Маринетта.

Онъ идетъ къ намъ.

Эрастъ.

Нтъ, нтъ, не думайте, сударыня, что я прихожу еще говорить вамъ о моей любви. Это дло конченное, я хочу исцлиться и очень хорошо знаю, насколько ваше сердце принадлежало мн. Мн очень хорошо открылъ ваше равнодушіе этотъ упорный гнвъ подъ предлогомъ обиды, и я долженъ показать вамъ какъ выраженія презрнія глубоко уязвляютъ благородныя сердца. Признаюсь, глаза мои находили въ вашихъ прелести, которыхъ не видли ни у кого другого, и я предпочелъ бы радовавшія меня оковы предложеннымъ мн скипетрамъ. Да, я безспорно любилъ васъ, я весь жилъ вами, и признаюсь даже, что можетъ быть и потомъ, не смотря на обиду, мн будетъ еще довольно трудно освободиться, быть можетъ, не смотря на оказываемыя ей попеченія, эта рана еще долго будетъ сочиться въ моей душ, и, освободившись отъ ярма, составлявшаго все мое счастіе, придется ршиться никогда ничего не любить. Но все-таки ничего, такъ какъ ваша ненависть отталкиваетъ сердце всякій разъ, когда любовь обратно приводитъ его къ вамъ, то я послдній разъ докучаю вамъ своей отвергнутой любовью.

Люцилія

Вы бы очень одолжили меня, сударь, если-бы избавили и отъ этого послдняго раза.

Эрастъ.

Отлично, сударыня, отлично! ваши желанія будутъ исполнены! Такъ какъ вы этого хотите, то я разрываю съ вами и разрываю навсегда. Я скоре умру, чмъ пожелаю еще разъ говорить съ вами!

Люцилія.

Тмъ лучше, очень обяжете.

Эрастъ.

Нтъ, нтъ, не бойтесь, что я не сдержу слова, еслибы даже мое сердце оказалось настолько слабымъ, что изъ него не могъ бы изгладиться вашъ образъ, то все-таки будьте уврены, что вы никогда больше не будете имть чести вздть меня.

Люцилія.

Это было бы совсмъ лишнее.

Эрастъ.

Я самъ бы пронзилъ свою грудь тысячью ударовъ, еслибы сдлалъ такую глубокую низость и увидлъ бы васъ посл такого недостойнаго отношенія ко мн.

Люцилія.

Это ршено, лучше замолчимъ.

Эрастъ.

Да, да, лучше замолчимъ, и, чтобы покончить теперь же вс лишніе разговоры и дать вамъ врное доказательство, что я хочу безвозвратно вырваться изъ вашихъ цпей, неблагодарная, я не оставлю ничего, что бы напоминало о томъ, что я долженъ изгладить изъ моей головы. Вотъ вашъ портретъ, на немъ видны сотни чудныхъ прелестей вашихъ, но онъ скрываетъ подъ ними сотни не мене крупныхъ пороковъ и я вамъ возвращаю теперь этого обманщика.

Гро-Рене.

Отлично.

Люцилія.

Я тоже слдую вашему намренію возвратить все и возвращаю вамъ брилліантъ, который вы меня заставили взять.

Маринетта.

Превосходно.

Эрастъ.

Этотъ браслетъ — тоже вашъ.

Люцилія.

А эта агатовая печать — ваша.

Эрастъ (читаетъ):

Вы страстно любите меня, Эрастъ, я знаю,
И знать желаете про пылъ души моей,
А я такой же къ вамъ любовью не пылаю
Лишь потому, что васъ люблю еще сильнй.
Люцилія.
Вы этимъ убдили меня, что вамъ пріятна моя любовь. Это ложь, достойная такой казни. (Разрываетъ ).

Люцилія (читаетъ).

Не знаю я судьбы моей любви глубокой
И долго ли еще мн суждено страдать,
Но знаю лить одно, мой ангелъ свтлоокій,
Что вчно, какъ теперь, васъ буду обожать!
Вотъ что уврило меня въ вашей вчной любви, и рука, и письмо, оба солгали. (Разрываетъ письмо).

Гро-Рене.

Дальше.

Эрастъ.

Это отъ васъ, довольно, та же судьба.

Маринетта (Люциліи).

Храбре.

Люцилія.

Мн было бы жаль, еслибы я сохранила хотя одно.

Гро-Реме (Эрасту).

Не оставайтесь позади.

Маринетта (Люциліи).

Держитесь до конца.

Люцилія.

Наконецъ-то вотъ послднее.

Эрастъ.

Ну, слава Богу, все. Чтобы мн пропасть, если я не сдержу слова.

Люцилія.

Разрази меня небо, если я нарушу свое!

Эрастъ.

Такъ прощайте.

Люцилія.

Прощайте.

Маринетта (Люциліи).

Лучше не можетъ быть.

Гро-Рене (Эрасту).

Вы торжествуете.

Маринетта (Люциліи).

Идемте, удалитесь съ ихъ глазъ.

Гро-Рене.

Удалитесь посл этого напряженнаго мужества.

Маринетта (Люциліи).

Чего же вы еще ждете?

Гро-Рене (Эрасту).

Чего же вамъ еще нужно?

Эрастъ.

Ахъ, Люцилія, Люцилія, я хорошо знаю, что вы пожалете о такомъ сердц, какъ мое.

Люцилія.

Эрастъ, Эрастъ, такое сердце, какъ ваше, легко замнить другимъ.

Эрастъ.

Нтъ, нтъ, вы нигд не найдете, какъ ни ищите такого преданнаго вамъ. Я говорю это не затмъ, чтобы разнжить васъ, я не имлъ бы права, хотя сколько нибудь желать этого еще теперь. Васъ не тронули самыя пламенныя выраженія преданности, вы хотли разрыва, довольно думать объ этомъ: но никто посл меня не полюбитъ васъ такъ нжно, какія бы клятвы онъ вамъ ни давалъ.

Люцилія.

Съ людьми любимыми обходятся иначе, о ихъ личности бываютъ лучшаго мннія.

Эрастъ.

Когда любишь человка, тогда можешь приревновать его подъ такимъ правдоподобнымъ предлогомъ, но когда любишь его, не ршишься потерять его въ дйствительности, а вы, вы это сдлали.

Люцилія.

Чистая ревность боле почтительна.

Эрастъ.

Но на обидвшагося влюбленнаго смотрятъ боле кроткимъ взоромъ.

Люцилія.

Нтъ, Эрастъ, плохое пламя горло въ вашемъ сердц.

Эрастъ.

Нтъ, Люцилія, вы никогда меня не любили.

Люцилія.

О, я думаю, что это не много озабочиваетъ васъ. Можетъ быть, для меня было бы лучше… Но оставимъ эти излишніе разговоры: я не стану говорить, что я думаю объ этомъ.

Эрастъ.

Отчего?

Люцилія.

Оттого, что мы оба хотимъ разрыва и что теперь, какъ мн кажется, не время для этого.

Эрастъ.

Мы хотимъ разрыва?

Люцилія.

Да, конечно, какъ, разв это уже не свершилось?

Эрастъ.

И вы довольны этимъ?

Люцилія.

Какъ и вы.

Эрастъ.

Какъ и я?

Люцилія.

Конечно. Это слабость показывать людямъ, что ихъ утрата тягостна для насъ.

Эрастъ.

Но вы же этого такъ хотли, жестокая!

Люцилія.

Я? нисколько. Это вы ршились на это.

Эрастъ.

Я? я думалъ, что длаю этимъ большое удовольствіе вамъ.

Люцилія.

Нисколько, вы хотли сдлать удовольствіе самому себ.

Эрастъ.

Но еслибы мое сердце пожелало возвратиться въ свою темницу, еслибы, несмотря на свою злобу, оно попросило прощенія?

Люцилія.

Нтъ, нтъ, не длайте ничего, моя слабость слишкомъ велика, я боюсь слишкомъ скоро согласиться на вашу просьбу.

Эрастъ.

Ахъ, вы не можете слишкомъ скоро согласиться, а я не могу слишкомъ скоро просить. Согласитесь на мою просьбу, сударыня, такая чистая любовь должна остаться безсмертной для вашей же пользы. Да, я прошу васъ, даруйте мн милостивое прощеніе.

Люцшія.

Отведите меня домой.

ЯВЛЕНІЕ IV.— МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

Маринетта.

О, трусиха!

Гро-Рене.

Вотъ слабохарактерность!

Маринетта.

Я красню отъ досады.

Гро-Рене.

Во мн кипитъ бшенство. Не воображай, что я также уступлю.

Маринетта.

Да ты не думай, что и меня такъ обойдешь.

Гро-Рене.

Сунься только, ужъ мой гнвъ утретъ теб носъ.

Маринетта.

Ты меня не знаешь, я не такая, какъ моя глупая барыня. Посмотрите-ка на эту образину!. Чтобъ я въ нее влюбилась! Я, чтобы полюбила твою собачью морду? Я, чтобы стала искать тебя? Право, двушки моего сорта на такихъ, какъ ты, и глядть-то не хотятъ.

Гро-Рене.

А, такъ ты вотъ какъ? Ну, ну, такъ безъ дальнихъ разговоровъ бери твой прекрасный бантъ съ ленточкой, онъ не будетъ боле имть чести находиться у меня на голов.

Маринетта.

А я, чтобы показать, какъ я тебя презираю, возвращаю теб полсотни парижскихъ иголокъ, которыя ты подарилъ мн вчера съ такою важностью.

Гро-Рене.

На еще твой ножикъ. Дорогая и рдкая вещь! Ты заплатила за него шесть бланковъ, когда мн подарила.

Маринетта.

А вотъ твои ножницы съ мдною цпочкой.

Гро-Рене.

Я было позабылъ кусокъ сыра, что ты мн подарила третьяго дня. Чтобы не имть ничего отъ тебя, я желалъ бы быть въ состояніи извергнуть изъ себя супъ, которымъ ты меня угостила.

Маринетта.

У меня нтъ теперь при себ писемъ отъ тебя, но я ихъ сожгу вс до послдняго.

Гро-Рене.

И съ твоими я тоже знаю, что сдлать.

Маринетта.

Смотри же, никогда не приходи упрашивать меня.

Гро-Рене.

Чтобы совсмъ отрзать дорогу въ примиренію, надобно переломить соломенку. Между честными людьми переломленная соломенка ршаетъ дло. Не длай мн глазокъ, я хочу сердиться.

Маринетта.

Не поглядывай на меня, я совсмъ разстроена.

Гро-Рене.

Ломай, вотъ средство сдержать свое слово, ломай! Ты смешься, животное!

Маринетта.

Да потому, что ты меня смшишь.

Гро-Рене.

Чума побери твой смхъ! Вотъ весь мой гнвъ и смягчился. Что ты скажешь? Ломать намъ, или не ломать?

Маринетта.

Подумай.

Гро-Рене.

Ты подумай.

Маринетта.

Подумай ты самъ.

Гро-Рене.

Такъ ты согласна, чтобы я тебя больше не любилъ?

Маринетта.

Я? Это какъ ты хочешь.

Гро-Рене.

Нтъ, это какъ ты хочешь. Говори.

Маринетта.

Я не скажу ничего.

Гро-Рене.

Я тмъ мене.

Маринетта.

И я тоже.

Гро-Рене.

Ей Богу, лучше бросимъ увертки. Ну, я тебя прощаю.

Маринетта.

Я тоже длаю теб снисхожденіе.

Гро-Рене.

Господи! какъ привлекательны твои прелести!

Маринетта.

Маринетта совсмъ безъ ума отъ своего Гро-Рене!

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.— МАСКАРИЛЬ (одинъ).

‘Когда въ город стемнетъ, я хочу пробраться въ комнату Люциліи, приготовь заране для этого предпріятія потайной фонарь и нужное оружіе’. Когда онъ сказалъ это, мн показалось, что я слышу: ‘Ступай, живо найди себ веревку, чтобы повситься’. Пожалуйте сюда, мой господинъ, сначала меня такъ поразило ваше приказаніе, что я даже не могъ вамъ отвчать, но теперь я хочу поговорить съ вами и постыдить васъ: защищайтесь хорошенько и поговоримъ спокойно. Вы хотите, говорите вы, пойти сегодня ночью къ Люциліи? ‘Да, Маскариль’. А что думаете вы длать? ‘Поступить какъ любовникъ, ищущій удовлетворенія’. Поступить какъ глупый человкъ, безъ нужды рискующій своей шкурой. ‘Но ты знаешь, почему я ршаюсь на такой поступокъ, Люцилія сердится’. Прекрасно, тмъ хуже для нея! ‘Но любовь требуетъ, чтобы я пошелъ успокоить ее’. Да любовь — дура, не знающая, что говоритъ. Оградитъ ли насъ, спрашиваю я васъ, эта самая любовь отъ ярости соперника, или отца, или брата? ‘Неужели ты думаешь, что кто-нибудь изъ нихъ замышляетъ противъ насъ?’ Конечно, думаю, и прежде всего соперникъ. ‘Во всякомъ случа, Маскариль, я разсчитываю на то, что мы пойдемъ хорошо вооруженные, и если кто-нибудь намъ помшаетъ, то подеремся’. Да? Вотъ этого-то именно вашъ слуга и совсмъ не желаетъ. Мн драться! Боже правый! Да разв я, сударь, Роландъ, иди какой-нибудь Феррагусъ? Вы, значитъ, плохо меня знаете. Какъ подумаю, я, столь дорожащій собой, что достаточно впустить теб въ тло на два пальца это злополучное желзо, чтобы вогнать тебя въ гробъ, такъ я просто становлюсь самъ не свой. ‘Но ты будешь вооруженъ съ ногъ до головы’. Тмъ хуже, мн еще трудне будетъ убжать, да къ тому же, нтъ такого плотнаго панцыря, черезъ который не могъ бы проскользнуть проклятый уколъ. ‘О, такъ тебя будутъ считать трусомъ!’ Ладно, только бы мн всегда давали сть. За столомъ, пожалуй, считайте меня за четверыхъ, но когда дло идетъ о томъ, чтобы драться, такъ считайте меня за ничто. Если для васъ тотъ свтъ привлекателенъ, то для меня и здшній воздухъ очень хорошъ. Я вовсе не жажду ни смерти, ни ранъ, и ужъ вы одни изобразите глупца, въ этомъ я васъ увряю.

ЯВЛЕНІЕ II.— ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Валеръ.

Никогда день не казался мн такимъ скучнымъ. Солнце точно забылось на неб и такъ медленно подвигается на новой, что мн кажется, это продлится до безконечности и я съ ума сойду.

Маскариль.

Что за нетерпніе отправиться въ темнот, чтобы скоре натолкнуться на какое-нибудь пагубное препятствіе. Вы видите, что Люцилія упорно отвергаетъ васъ…

Валеръ.

Не разсказывай мн ненужныхъ сказокъ. Ея гнвъ причиняетъ мн слишкомъ жестокія муки, и еслибы я даже встртилъ тамъ сто грозящихъ смертью засадъ, я ршился или уговорить ее, или покончить съ собой. Это ршено.

Маскариль.

Я одобряю эту ршимость. Но бда въ томъ, сударь, что придется входить тайкомъ.

Валеръ.

И прекрасно.

Маскариль.

А я боюсь помшать вамъ.

Валеръ.

Какимъ образомъ?

Маскариль.

Меня терзаетъ страшнйшій кашель, постоянные звуки котораго могутъ выдать васъ (кашляетъ), и это ежеминутно… вы видите, какъ я мучаюсь.

Валеръ.

Онъ пройдетъ, прими лакрицы.

Маскаркль.

Я не думаю, сударь, чтобы онъ прошелъ. Я былъ бы счастливъ, если бы могъ не покидать васъ, но мн было бы смертельно обидно, еслибы по моей вин что-нибудь случилось съ моимъ дорогимъ господиномъ.

ЯВЛЕНІЕ III.— ВАЛЕРЪ, ЛА-РАПЬЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Ла-Рапьеръ.

Сударь, я только что узналъ изъ врныхъ рукъ, что Эрастъ очень золъ на васъ, и что Альберъ тоже поговариваетъ о томъ, чтобы обломать руки и ноги вашему Маскарилю за свою дочь.

Маскариль.

Мн? Я не причемъ во всей этой исторіи. Что я сдлалъ такого, чтобы мн обламывать руки и ноги? Разв я, если можно такъ выразиться, хранитель невинности всхъ двушекъ въ город? Разв я имю какое-нибудь вліяніе на искушеніе? И чмъ я, несчастный, виноватъ, если он слдуютъ внушеніямъ сердца?

Валеръ.

О, они вовсе не такъ злы, какъ говорятъ! И влюбленный Эрастъ, пылающій благороднымъ гнвомъ, не отдлается отъ насъ такъ дешево.

Ла-Рапьеръ.

Если вамъ понадобится, моя рука къ вашимъ услугамъ. Вы хорошо знаете, что я добрый товарищъ.

Валеръ.

Весьма вамъ обязанъ, господинъ де-ла-Рапьеръ.

Ла-Рапьеръ.

Я могу предложить вамъ также двухъ своихъ друзей, которые готовы обнажить шпагу противъ перваго встрчнаго и на которыхъ вы можете вполн положиться.

Маскариль.

Примите ихъ, сударь.

Валеръ.

Вы слишкомъ предупредительны.

Ла-Рапьеръ.

Намъ могъ бы помочь и маленькій Жиль, еслибы печальное событіе не отняло его у насъ. Какая жалость! Услужливый человкъ! Вы знаете, какую штуку сыграло съ нимъ правосудіе, онъ умеръ, какъ Цезарь, и палачъ, ломавшій ему кости, не могъ заставить его сказать двухъ словъ.

Валеръ.

Такого человка нельзя не пожалть, господинъ де-ла-Рапьеръ, но за ваше предложеніе сопровождать меня благодарю.

Ла-Рапьеръ.

Хорошо, но я васъ предупреждаю, что онъ васъ ищетъ и можетъ сыграть съ вами дурную штуку.

Валеръ.

А я, чтобы вамъ показать, какъ я его боюсь, самъ предложу ему то, чего онъ хочетъ, и пройду по всему городу въ сопровожденіи только одного его.

ЯВЛЕНІЕ IV.— ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Маскариль.

Зачмъ, сударь, вы хотите искушать Бога? Какая смлость! Ахъ, вы видите, что намъ угрожаютъ, что со всхъ сторонъ…

Валеръ.

На что ты тамъ смотришь?

Маскариль.

Мн точно чуется палка съ этой стороны. Право, если вы врите моему благоразумію, не будемъ больше оставаться на улиц, пойдемте и запремтесь.

Валеръ.

Намъ запираться, дрянь! Ты смешь предлагать мн поступить какъ трусу? Ну, безъ разговоровъ, маршъ за мной.

Маскариль.

О, дорогой мой сударь баринъ, жизнь такъ сладка! Мы умираемъ только одинъ разъ и такъ надолго!

Валеръ.

Замолчишь ты, или я тебя поколочу! Сюда идетъ Асканій, уйдемъ, надо посмотрть, чью сторону онъ самъ приметъ. А пока пойдемъ домой приготовиться къ бою.

Маскариль.

У меня нтъ ни малйшей охоты. Будь проклята любовь, будь прокляты двушки, которыя жаждутъ отвдать ее, а потомъ строятъ изъ себя святыхъ.

ЯВЛЕНІЕ V.— АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

Асканій.

Правда ли это, Фрозина, и не грежу ли я? Ради Бога, разскажите мн все подробно.

Фрозина.

Подождите, вы узнаете вс подробности. Подобныя событія обыкновенно пересказываются слишкомъ много разъ, чуть не ежеминутно. Довольно вамъ знать, что, посл этого завщанія, которое требовало мальчика для исполненія общанія, жена Альбера родила васъ, и что онъ, уже давно ршившись, какъ поступить, тайнымъ образомъ сдлалъ себ сыномъ сына букетчицы Игнесы, а та отдала васъ, какъ будто свою собственную дочь, на воспитаніе моей матери. Когда мсяцевъ десять спустя, въ отсутствіе Альбера, смерть похитила этого мальчика, то изъ боязни передъ мужемъ и изъ материнской любви была произведена новая хитрость. Жена его тайкомъ возвратила себ свое дитя, вы стали тмъ, кто занималъ ваше мсто, а смерть этого взятаго въ вашу семью сына была скрыта отъ Альбера смертью его дочери. Вотъ вся тайна вашей участи, которую ваша мнимая мать скрывала до сихъ поръ, она объясняетъ это нкоторыми причинами, но можетъ быть были и другія, по которымъ ея интересы были не совсмъ вашими. Такимъ образомъ это посщеніе, отъ котораго я такъ мало ожидала, послужило на пользу вашей любви боле, чмъ можно было разсчитывать. Игнеса васъ отпускаетъ, и мы об извстили объ этомъ вашего отца, такъ какъ другое ваше дло сдлало необходимымъ раскрытіе этой тайны, записка жены подтвердила все. Но мы пошли еще дальше, и при нкоторомъ счастіи намъ удалось склонить на пользу Альбера и Полидора, мы такъ хорошо примирили ихъ денежные разсчеты, такъ постепенно, чтобы не испортить дла, открывали ему эти тайны, словомъ такъ искусно, шагъ за шагомъ, вели его къ примиренію, что теперь онъ съ такой же нжностью, какъ и вашъ отецъ, соглашается скрпить узы, составляющіе ваше счастіе.

Асканій.

Ахъ, Фрозина, вы мн дарите такое счастіе… Чмъ только не обязана я вашимъ счастливымъ заботамъ!

Фрозина.

Вотъ еще что: добрякъ находится въ веселомъ настроеніи и запрещаетъ намъ разсказывать что-бы то ни было его сыну.

ЯВЛЕНІЕ VI.— ПОЛИДОРЪ, АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

Полидоръ.

Приблизьтесь, дочь моя, мн можно теперь назвать васъ такимъ именемъ: я знаю тайну, которую скрывали эти одежды. Вашъ поступокъ, при всей его смлости, блещетъ такимъ умомъ и такою прелестью, что я вамъ его прощаю, и считаю счастьемъ, что мой сынъ будетъ предметомъ вашихъ любящихъ заботъ. Вы одн, увряю васъ, стоите цлой вселенной. Но вотъ и онъ, потшимся надъ этимъ приключеніемъ. Ступайте, позовите сюда всхъ вашихъ.

Асканій.

Повиноваться вамъ будетъ моею первою благодарностью.

ЯВЛЕНІЕ VII.— ПОЛИДОРЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Маскариль (Валеру).

Небо часто открываетъ намъ несчастія. Я видлъ сегодня во сн разсыпанный жемчугъ и битыя яйца, сударь, этотъ сонъ приводитъ меня въ уныніе.

Валеръ.

Трусливая собака!

Полидоръ

Валеръ, готовится поединокъ, въ которомъ теб необходимо будетъ все твое мужество. Ты будешь имть передъ собой сильнаго противника.

Маскариль.

И никто, сударь, не трогается съ мста, чтобы удержать людей, которые хотятъ убить другъ друга? Я съ своей стороны былъ бы радъ сдлать это, но если печальное событіе лишитъ васъ сына, то не обвиняйте хоть меня.

Полидоръ.

Нтъ, нтъ, въ этомъ случа я самъ настаиваю на томъ, чтобы онъ исполнилъ свой долгъ.

Маскариль.

Извергъ-отецъ!

Валеръ.

Это чувство, отецъ мой, принадлежитъ человку съ сердцемъ и я чту васъ за это. Я не могъ не оскорбить васъ, и виноватъ въ томъ, что сдлалъ все это безъ вашего согласія, но, какъ ни прогнвилъ васъ мой проступокъ, природа всегда беретъ верхъ, и ваша честь, конечно, не желаетъ видть меня оробвшимъ передъ гнвомъ Эраста.

Полидоръ.

Прежде меня дйствительно пугали его угрозами, но затмъ обстоятельства совершенно измнились, и противъ тебя выступитъ боле сильный врагъ, отъ котораго ты не можешь бжать.

Маскариль.

И нтъ никакого пути къ примиренію?

Валеръ.

Мн бжать его! Избави Боже! Кто-бы это могъ быть?

Полидорь.

Асканій.

Валеръ.

Асканій?

Полидоръ.

Да, ты его сейчасъ увидишь.

Валеръ.

Онъ, общавшій мн свое содйствіе!

Полидоръ.

Да, онъ говоритъ, что иметъ дло до тебя, и хочетъ, чтобы на пол, куда призываетъ васъ честь, бой одинъ на одинъ уничтожилъ вашу обиду.

Маскариль.

Отличный человкъ, онъ знаетъ, что благородныя сердца не подвергаютъ изъ-за себя опасности другихъ.

Полидоръ.

Наконецъ, они обвиняютъ тебя въ обман, потребовать удовлетворенія за это вполн разумно, я вполн согласился съ Альберомъ, что ты долженъ дать удовлетвореніе Асканію за эту обиду, но безъ свидтелей и безъ всякихъ послабленій, требуемыхъ въ подобныхъ случаяхъ правилами.

Валеръ.

А Люцилія, отецъ мой, черствая душой…

Полидоръ.

Люцилія выходитъ замужъ за Эраста и тоже обвиняетъ тебя, и, чтобы лучше доказать теб несправедливость твоихъ наговоровъ, хочетъ, чтобы бракъ ея совершился на твоихъ собственныхъ главахъ.

Валеръ.

О, это безстыдство бситъ меня: такъ она потеряла душу, врность, совсть и честь!

ЯВЛЕНІЕ VIII.— АЛЬБЕРЪ, ПОЛИДОРЬ, ЛЮЦИЛІЯ, ЭРАСТЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

Альберъ.

Ну, гд-же бойцы? Нашего ведутъ. Вдохнули вы мужество въ вашего?

Валеръ.

Да, да, я готовъ, меня нечего принуждать, и если бы во мн и были какія-нибудь колебанія, то этому былъ бы причиной остатокъ уваженія, а никакъ не сила руки, которую мн противопоставляютъ, но меня слишкомъ оскорбляютъ, уваженіе мое кончено, я готовъ на все и этотъ въ высшей степени вроломный поступокъ вполн заслуживаетъ того, чтобы моя любовь отомстила за себя. (Люциліи). Моя любовь больше не иметъ притязаній на васъ: она вся перешла въ пламенный гнвъ, и когда я открою вашъ позоръ всему свту, вашъ преступный бракъ не будетъ боле оскорблять меня. Вашъ поступокъ отвратителенъ, Люцилія: я едва врю своимъ глазамъ, это противно всякой стыдливости и вы должны бы умереть отъ такого позора.

Люцилія.

Ваши слова задли бы меня, еслибы не было руки, которая съуметъ за меня отомстить. Вотъ идетъ Асканій, онъ безъ труда заставитъ васъ перемнить тонъ.

ЯВЛЕНІЕ IX.— АЛЬБЕРЪ, ПОЛИДОРЪ, АСКАНІЙ, ЛЮЦИЛІЯ, ЭРАСТЪ, ВАЛЕРЪ, ФРОЗИНА, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ, МАСКАРИЛЬ.

Валеръ.

Это ему не удастся, если онъ даже присоединитъ къ своей еще двадцать рукъ. Мн жаль, что онъ защищаетъ преступную сестру, но такъ какъ онъ въ заблужденіи желаетъ ссоры со мной, то мы его удовлетворимъ, и васъ, мой храбрый рыцарь, тоже.

Эрастъ.

Я принималъ во всемъ этомъ участіе, но такъ какъ Асканій взялъ дло на себя, то я предоставляю теперь все ему.

Валеръ.

Ловко, благоразуміе всегда своевременно. Но…

Эрастъ.

Онъ за всхъ съуметъ образумить васъ.

Валеръ.

Онъ?

Полидоръ.

Не заблуждайся, ты еще не знаешь, какой необыкновенный юноша Асканій.

Альберъ.

Онъ этого не знаетъ, но тотъ живо покажетъ ему.

Валеръ.

Ну-ка, пускай покажетъ.

Маринетта.

Передъ глазами всхъ?

Гро-Рене.

Это было-бы неприлично.

Валеръ.

Надо мной смются? Я сломаю голову кому-нибудь изъ насмшниковъ! Посмотримъ, въ чемъ дло.

Асканій.

Нтъ, нтъ, я не такой злой, какимъ меня представляютъ, и въ этомъ дд, гд мн дорогъ каждый, передъ вами скоре обнаружится моя слабость, вы узнаете, что располагающее нами небо не дало мн сердца для борьбы противъ васъ и что оно даетъ вамъ возможность легкою побдой окончить жизнь брата Люциліи. Да, не думая кичиться мощью своей руки, Асканій приметъ смерть отъ васъ и умретъ съ радостью, если его неизбжная смерть можетъ теперь удовлетворить васъ, давая вамъ въ присутствіи всхъ въ супруги ту, которая по справедливости можетъ принадлежать только вамъ.

Валеръ.

Нтъ, посл ея вроломства и безстыдныхъ поступковъ, еслибы весь свтъ…

Асканій.

Ахъ, дайте мн сказать, Валеръ, что сердце, отдавшееся вамъ, нельзя обвинить ни въ какомъ преступленіи противъ васъ, пламя его было все время чисто и постоянство неизмнно, беру этому въ свидтели вашего отца.

Полидоръ.

Да, мой сынъ, довольно смяться надъ твоей яростью, я вижу, что пора разъяснить теб твою ошибку. Та, въ которой душа твоя привязана клятвою, скрывается отъ твоихъ глазъ подъ одеждою, которую ты видишь, это переодванье, обманувшее столько народу, было съ самыхъ юныхъ лтъ ею произведено по денежному разсчету, и съ недавнихъ поръ любовь заставила ее сдлать другое, что обмануло тебя и соединило ея фамилію съ нашей. Не гляди на всхъ такими глазами. Я серьезно говорю съ тобой. Словомъ, это она, благодаря своей тонкой хитрости, принимала ночью твои обты подъ именемъ Люциліи и посяла между вами такое сильное недоразумніе этимъ непонятнымъ ни для кого поступкомъ. Но теперь Асканій обращается въ Доротею, и ваша любовь должна быть освобождена отъ всякого обмана, пусть же боле священныя узы придадутъ крпость первымъ.

Альберъ.

Вотъ этотъ необыкновенный поединокъ, который долженъ былъ загладить обиду, причиненную намъ вами, и который не былъ предусмотрнъ законами.

Полидоръ.

Такое событіе поразило тебя: но ты напрасно тутъ будешь колебаться.

Валеръ.

Нтъ, нтъ, я и не думаю защищаться, и если это приключеніе поражаетъ меня, то поражаетъ пріятнымъ образомъ: я чувствую вмст изумленіе, любовь и радость, можетъ ли быть, чтобы эти глаза?..

Альберъ.

Эта одежда на ней, дорогой Валеръ, мало подходитъ къ разговорамъ, которые вы можете вести. Наднемъ на нее другую и тогда вы узнаете подробности этого приключенія.

Валеръ.

Простите, Люцилія, если я, обманутый…

Люцилія.

Я съ радостью забываю эту обиду.

Альберъ.

Пойдемте, любезности лучше всего говорить дома и мы вс будемъ имть счастіе говорить ихъ.

Эрастъ.

Говоря это, вы забываете, что здсь еще остаются люди для побоища. Моя и его любовь теперь увнчана, но кому должна принадлежать Маринетта,— его Маскарилю, или моему Гро-Рене? Пусть кровь ршитъ это дло.

Маскариль.

Ну нтъ, моей крови отлично живется въ моемъ тл, пусть преспокойно женится на ней, мн все равно. Насколько я знаю характеръ Маринетты, бракъ не закрываетъ дверей ухаживаніямъ.

Маринетта.

И ты воображаешь, что я сдлаю тебя моимъ любовникомъ? Мужъ еще туда сюда, его берутъ, каковъ онъ есть, тутъ не особенно гонятся за мелочами, но любовникъ долженъ быть на удивленье.

Гро-Рене.

Слушай, когда бракъ соединитъ наши шкуры, я требую, чтобы ты была глуха для всхъ молокососовъ.

Маскариль.

Такъ ты думаешь, кумъ, жениться для одного себя?

Гро-Рене.

Само собою разумется, я хочу имть не легкомысленную жену, или я подыму шумъ.

Маскариль.

О! Боже мой! Ты сдлаешь какъ другіе и будешь мене требователенъ. Эти господа, столь сердитые и щепетильные до брака, часто вырождаются въ мирныхъ мужей.

Маринетта.

Пойдемъ, муженекъ, не опасайся моей измны, любезности пропадутъ для меня напрасно, и я все стану разсказывать теб.

Маскариль.

Прекрасное намреніе! Мужъ — повренный!

Маринетта.

Замолчи, пиковый тузъ.

Альберъ.

Пойдемте домой, говорю вамъ въ третій разъ, чтобы на свобод продолжать пріятную бесду.
1) Въ настоящее время, какъ извстно, le dpit amoureux дается на французской сцен въ двухъ дйствіяхъ, а именно первое дйствіе и четвертое, начиная со 2-го явленія. Въ этомъ вид для сцены, какъ намъ кажется, лучше бы назвать пьесу ‘Любовная ссора’.
Мольер Жан-Батист
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Летающий доктор, Мольер Жан-Батист, Год: 1653
  2. Мизантроп, Мольер Жан-Батист, Год: 1666
  3. Ревность Барбулье, Мольер Жан-Батист, Год: 1653
  4. Смешные жеманницы, Мольер Жан-Батист, Год: 1659
  5. Любовная досада, Мольер Жан-Батист, Год: 1656
  6. Сицилиец, или Любовь-живописец, Мольер Жан-Батист, Год: 1666
  7. Дон Жуан, Мольер Жан-Батист, Год: 1665
  8. Тартюф, или Обманщик, Мольер Жан-Батист, Год: 1664
Электронная библиотека