Въ роскошно изданной книг Октава Юзана ‘Son Altesse la femme’ разсказана трагическая исторія любви одной гражданки къ извстному революціонеру. Тутъ героиня разсказа не только желала играть политическую роль, исполнять принятую на себя миссію, но и проявила рдкостную въ т времена преданность къ избраннику своего сердца.
Кто не знаетъ Геро де-Сешелля, одного изъ наиболе юныхъ и наиболе страстныхъ членовъ Конвента, выказавшаго при взятіи Бастиліи такую же отвагу, какую отецъ его проявилъ на Минденскомъ пол сраженія. Благодтельныя феи осыпали его дарами красоты, богатства и ума. Самъ онъ, съ своей стороны, выработалъ въ себ желзное трудолюбіе, служащее ключемъ ко всякому таланту, и смлое, свободно льющееся краснорчіе. Въ 1791 году парижане выбрали его въ Законодательное Собраніе, и онъ оправдалъ ихъ довріе до послдней минуты. Геро отличался галантностью. У Лаузэнь и герцогини Полиньякъ онъ прошелъ школу по этой части. Мужественной и гордой красотой своей онъ расположилъ къ себ многія сердца, изъ которыхъ одно прозвало его ‘небеснымъ’. 10 августа 1793 г. онъ предсдательствовалъ на годовомъ торжеств взятія Тюльери. Онъ изображалъ собой первосвященника, который, стоя у востра, предалъ сожженію гордыя игрушки королевства — скипетръ и корону.
Тутъ увидала его Жакетта Оберъ, затерянная въ толп, молодая красивая вдова изъ предмстья Сентъ-Антуанъ. Ораторскій блескъ, наружность молодого человка, торжественность минуты вскружили ей голову. Она почувствовала къ Геро непреодолимую склонность. Она была не особенно заражена романтическимъ направленіемъ, ни въ отношеніи ума, ни въ отношеніи сердца. Это направленіе не свойственно было тому времени. Она мечтала о спартанскихъ добродтеляхъ и приняла участіе въ засданіяхъ ‘женщинъ — друзей Конституціи’. Подъ вліяніемъ Руссо, она воображала Францію несокрушимой родиной съ Платоновыми и Ликурговыми законами. Она охотно повторяла фразу Дантона: ‘Все съуживается домашнимъ воспитаніемъ,— общественное воспитаніе расширяетъ вс умы. Говорятъ о родительскихъ чувствахъ. Конечно, я также мать, но мой сынъ принадлежитъ не мн, а Республик’.
Жакетт было въ то время двадцать пять лтъ. Трехлтнее вдовство ея слыло незапятнаннымъ. Повидимому, супругъ ея не ршался подойти въ ней слишкомъ грубо и ограничился тмъ, что окружилъ ее нжной заботливостью отца. Она была ему благодарна, но любви не испытала, сердце ея осталось нетронутымъ, душа, видимо, страдала отъ ожиданія и желаній. Геро внесъ разрушительный факелъ въ ея сердце, подобно тому, какъ онъ бросилъ этотъ факелъ въ костеръ независимости. Тщетно старалась Жакетта устоять противъ своей любви, противъ своего возлюбленнаго. Въ автор ‘Thorie de l’Ambition’ она видла генія, явно предназначеннаго для управленія судьбами Республики. Случай явился исполнителемъ желаній Жакетты. Она покаялась одной гражданк съ каштановыми локонами, по имени Олимп Одонъ, бывшей ея подруг и единомышленниц, которая немедленно принялась дйствовать. Случилось, что ея поклонникъ, храбрый гусаръ Сентъ-Амарантъ, былъ школьнымъ товарищемъ Геро. Немедленно былъ устроенъ совмстный обдъ въ излюбленномъ въ то время ресторан у Роберта, на который, посл нкоторой внутренней борьбы, явилась Жакетта въ желто-лимонномъ плать, съ большой косынкой на плечахъ, съ трехцвтной кокардой, кокетливо пришпиленной надъ лвымъ ухомъ.
Геро не замедлилъ увлечься прелестью молодой энтузіастки, и обдъ прошелъ въ возбужденномъ настроеніи. Сентъ-Амарантъ плъ, а Геро продекламировалъ сентиментальный сонетъ. При дальнйшемъ знакомств, онъ убдилъ Жакетту, что любовь и супружество суть дв различныя вещи и рдко уживаются въ добромъ согласіи. Они призвали божества природы и разума, прочли совмстно Руссо и отложили попеченія о предразсудкахъ общественнаго строя. Въ окрестности Парижа Геро нанялъ небольшой домикъ, который онъ назвалъ Pavillon d l’Amiti. Въ этомъ домик поселились они оба. Но вмст съ ними поселился также и страхъ.
— ‘Да не бойся же! — утшалъ Геро дрожавшую на груди его Жакетту.— Человкъ долженъ подчиняться своей судьб. Жизнь есть ничто иное, какъ наклонная крыша. Неловкіе падаютъ и проламываютъ себ затылокъ, мудрые скользятъ, но держатся притомъ за черепицу. Врь мн, что я хорошій кровельщикъ и не подверженъ головокруженію! ‘
Между тмъ, несмотря на преданность свою длу республики, уже 16 декабря 1793 года Геро былъ обвиненъ Бурдономъ де л’Уазъ въ измннической переписк съ роялистами, которую онъ якобы велъ, какъ бывшій аристократъ. Исторія повствуетъ о томъ, какъ онъ съумлъ оправдаться и добиться единодушнаго устраненія факта исключенія его изъ членовъ комитета общественной безопасности. Геро предусмотрительно пригласилъ своихъ друзей и единомышленниковъ въ ‘Павильонъ Дружбы’. Убжище любви обратилось въ родъ клуба, гд доктрина и партійность смшивались съ остроуміемъ и свтскостью. Жакетта здсь изображала изъ себя остроумную, любезную хозяйку этихъ маленькихъ сборищъ. Въ одномъ случа подстрекая, въ другомъ успокоивая, умла она кружить головы террористамъ. Тутъ влюбился въ нее Сенъ-Жюстъ, красавецъ собой, съ безупречнымъ поведеніемъ. Онъ полагалъ, что появленіе его неразрывно съ побдой. Но въ отношеніи Жакетты ожиданія его не оправдались,— она отвергла его.
9-го марта Геро былъ заключенъ въ Люксанбургскую тюрьму. Жакетта, жившая вдали, безутшно предалась своему горю и доказала притомъ величіе своей души и республиканскую твердость. Она все пустила въ ходъ для освобожденія своего любовника, обращалась къ Робеспьеру, но не въ качеств просительницы, а высоко поднявъ голову. Тмъ временемъ Сенъ-Жюстъ осаждалъ несчастную свою жертву всякими соблазнами, общая ей оказать важныя услуги. Но она скоре предпочла бы смерть своего возлюбленнаго, нежели поцлуй его предателя. Она не предчувствовала близости развязки.
2-го апрля 1794 года обвинитель Фукье-Теннилль держалъ свою рчь противъ Геро, Сенъ-Жюстъ поддерживалъ его. Дантонъ, Демуленъ и Геро были приговорены къ гильотин. Послдній, улыбаясь, вошелъ на эшафотъ и приблизилъ лицо свое къ лицу Дантона, чтобъ еще разъ облобызать его, но палачъ отдернулъ его назадъ. Жакетта присутствовала при казни. На той-же самой площади кивнула она ему въ знакъ прощанья, гд восемь мсяцевъ тому назадъ сжигалъ онъ королевскія регаліи. Жакета сама видла все — страшныя приготовленія, прибытіе позорной колесницы, восхожденіе на послднія ступени и фигуру возлюбленнаго подъ ножемъ, который опустился на него. Когда съ глухимъ гуломъ скатилась голова Геро, Жакетта безъ чувствъ упала на руку человка, стоявшаго около нея.
На другой день, не особенно тому удивляясь, торжествовавшій Сенъ-Жюстъ получилъ слдующее письмо: ‘Гражданинъ представитель! Ты предлагалъ мн свою любовь. Я отвергла ее. Ты сдлалъ меня вдовой физически, духовно и умственно. Если теб пріятно видть, какъ я отдаюсь, разъ я отдаюсь, то будь сегодня вечеромъ до захода солнца въ моей комнат. Двери раскроются предъ тобою’. Сенъ-Жюстъ трижды перечелъ записку. Ему рисовались засада, кинжалъ, а затмъ опять быстрая измна женскаго сердца. Страхъ удерживалъ его, страсть влекла впередъ. Наконецъ, посвистывая, шествуя стопами завоевателя, достигъ онъ Pavillon d l’Amiti. Ему пришлось только толкнуть двери. Третья комната была освщена. Тихо вошелъ онъ въ нее, причемъ на лиц его отразился страшный ужасъ. На одной и той-же подушк ютились дв головы, которыя, казалось, слились въ поцлу. То была изящная головка Жакетты Оберъ и блдное лицо Геро де-Сешелль. Сенъ-Жюстъ бжалъ, охваченный ужасомъ.
Вечеромъ въ день казни Жакетта потащилась на кладбище Монсо. Мшокъ съ золотомъ доставилъ ей голову ея друга изъ рукъ могильщиковъ. Сладкій и страшный ядъ помогъ ей,— все приготовившей въ великому послднему часу,— въ моментъ перехода отъ жизни къ смерти представить, какъ будто она цловала безкровныя уста своего возлюбленнаго. ‘Такимъ образомъ, эти женщины Революціи являются статуями скоре римлянокъ, нежели француженками. Смерть ихъ скоре интересуетъ, нежели трогаетъ. Этимъ юнымъ головкамъ скоре присущъ внецъ, нежели ореолъ, внецъ, который, однако, остается символомъ добродтели’. Таково заключеніе Юзана объ этой трагической исторіи.