Лучшая школа — царская служба, Григорьев Петр Григорьевич, Год: 1855

Время на прочтение: 79 минут(ы)

РЕПЕРТУАРЪ РУССКОЙ СЦЕНЫ

ЛУЧШАЯ ШКОЛА—ЦАРСКАЯ СЛУЖБА.

НАРОДНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНІЕ, ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ,
СЪ ПРОЛОГОМЪ И ЭПИЛОГОМЪ.

СОЧИНЕНІЕ
П. ГРИГОРЬЕВА 2.*

* Теперь, когда даровитаго автора этой драмы не стало, мы сочли приличнымъ ознакомить читателей съ его послднимъ произведеніемъ, которое имло такой огромный и заслуженный успхъ на русскихъ сценахъ.

Дйствующіе въ пролог:

АНТОНЪ БИРЮЧЪ, выборный. Горшенковъ 1
ПАРАША, его дочь. Самойлова.
ЛУКЬЯНЪ СКУЛА, зажиточный крестьянинъ. Григорьева. 1.
ОМКА, его сынъ. Разсказовъ.
МИХАЙЛО ЗУДА, цловальникъ. Зубровъ.
АКУЛИНА, бдная вдова. Ланская.
СТЕПАНЪ, ея сынъ, прозванный Козыремъ. Самойловъ.

Дйствіе въ 1810 году.

ПРОЛОГЪ.

Большое село, съ правой стороны домъ Антона Бирюча, съ лвой изба Зуды, утыканная елками и надъ дверями надпись: питейный домъ.

I.

ПАРАША (выходитъ изъ дома, съ ведрами.). Охъ! сердечушко вотъ такъ и завываетъ!.. Ну что, коли да батюшка осердчаетъ? что, коли онъ откажетъ Степану?.. Погубитъ онъ наши головушки ополынитъ жизнь горькой горечью!.. Да нтъ, можетъ статься, Степа и уговоритъ его, вдь онъ грамотный, рчи у него медовыя… А все какъ-то боязно! Ужъ я нарокомъ и по воду ушла, чтобы не мшать имъ. (Со вздохомъ). Помоги Господи! Ахъ, кабы да на батюшку нашелъ часъ добрый, и далъ-бы онъ Степанушк свое слово крпкое, необлыжное. А ужъ какъ онъ любитъ-то меня — ужасти! Прежде маленечко, правда, хмльнаго придерживался, а ужъ теперича, вотъ съ Егорьева-дня, два лта будетъ, какъ спознался со мною, и капли въ ротъ не беретъ! Такой, право, желанный! (Опомнившись). Одначе, что-же это я по воду-то нейду, вдь негоже, коли добрые люди увидятъ, вотъ скажутъ: ‘Парашка-то Антонова бездомовница! для та, что сложимши руки на улиц стоитъ, словно розиня какая!’ (Хочетъ идти).

II.
ПАРАША, ЛУКЬЯНЪ и ОМКА.

Лукьянъ (омк). Ступай-же, ступай, теб говорятъ, чаво тамъ буркалы-то вытаращилъ?
Параша. Ахти! никакъ это Лукьянъ Фирсовъ съ сыномъ! Ужъ не къ намъ-ли ихъ нелегкая несетъ! Вотъ не во-время гость хуже татарина!
Лукьянъ (увидя Парашу). А! Парасковья Антоновна! По-добру ли, по здорову-ли?
Параша. Здравствуй, Лукьянъ Фирсовичъ.
Лукьянъ. Куда путь держишь, двица красная?
Параша. Да что ты ослпъ что-ли? Вдь видишь, что я съ ведрами, такъ стало не косить собралась, а по воду.
Лукьянъ. Фу ты, какая занозливая! Ужъ и слова-то путемъ не вымолвитъ. Кажись, мы съ твоимъ батюшкой, что ни на есть, то есть, самые закодычные благопріятели. Дома-ли онъ?
Параша (всторону). Ну такъ и есть, что они къ намъ собрались. (Лукьяну). Дома-то дома, да только что ему теперича невремя, у него гость сидитъ.
Лукьянъ (обидясь). Такъ что-жъ — что гость? Вдь и мы не за милостыней пришли.
Параша (всторону). Кажись, я его осердила, вдь экая напасть, какая! Ну, что ежели да онъ батюшк нажалуется… (Лукьяну ласково). Вдь я, Лукьянъ Фирсовичъ, не въ обиду теб молвила, а такъ ужъ… непригожее слово такое безъ моей воли съ языка сорвалось.
Лукьянъ. То-то же и оно-то: слово, Парасковья Антоновна, не воробей, выпустишь — не поймаешь.
Параша. Да ужъ ты, пожалуйста, Лукьянъ Фирсовичъ, прости меня неразумную, родимому-то не сказывай.
Лукьянъ. Ладно! Только ужъ и ты, гляди, отъ насъ напредки рыла не отворачивай, можеТъ-Статься, и намъ до тебя нужда прилучится.
Параша. Ужъ ты только скажи, все по твоей вол выполню.
Лукьянъ. Ой-ли? Ахъ ты разумница посеребреная! (Обращаясь къ омк&#1123,, который во всё это время стоялъ вдали и смотрлъ по сторонамъ!) Эй! ты, войлокъ!.. (Молчаніе). Хомка! Хомка!..
омка (оборачиваясь). Ну, что-те тамъ?
Лукьянъ. Подъ сюда, свиное рыло! (Съ сердцемъ). Экой окомелокъ! Экой оборотень!
Параша (Лукьяну). Такъ ужъ прошу не прогнваться, Лукьянъ Фирсовичъ, а я пойду по воду.
Лукьянъ. Ступай, ступай, моя кралечка, да только воротись поскорече.
Параша. Разомъ вернусь. (Уходитъ).

III.
ЛУКЬЯНЪ и ОМКА.

оvка (кричитъ), Знатно, знатно! Не поддавайся, Антроика! не поддавайся! За хвостъ-то его бородатаго!
Лукьянъ. Да чаво ты, дурья голова, пасть-то разинулъ? Коего лшаго тамъ увидалъ?
омка (подходитъ къ отцу). Смхоты, братъ бачька, да и только! Антроика козла раздразнилъ, да звона какія съ нимъ колнца откалываетъ.
Лукьянъ. Ничего-то ты не смыслишь. Невста мимо прошла, а ты и шапку заломилъ и поклону не отдалъ. Эка дубина березовая!
омка. Да когда тутъ невст кланяться, коли на козла глядлъ.
Лукьянъ. Самъ ты глупый козелъ!
омка., Нтъ, братъ бачька, эвося, у меня еще и борода не выросла.
Лукьянъ. Нигакни, обломъ! коли Богъ разуму не далъ.

VI.
Т-ЖЕ и ЗУДА выходитъ изъ своего дома.

Зуда. Никмъ никого! Что ты станешь длать? Хоть торговлю бросай… (Увидя Лукьяна и омку). Э! да вонъ, кажись, Лукьянъ Фирсовъ съ сыномъ, не зайдетъ-ли разв онъ… Да Нтъ, коли съ сыномъ, такъ не пойдетъ, побоится, что жен разскажетъ. Попытаюсь одначе. (Подходитъ къ нимъ). Добраго здоровья Лукьяну Фирсычу!
Лукьянъ. А! Михайло Перфильевичъ! Какъ живете можете?
Зуда. Да такъ себ: переминаемся съ нога на ногу.
Лукьянъ. Хорошее дло: живите подольше, да добрйте потолще.
Зуда. Куда ужъ намъ, Лукьянъ Фирсычъ! Не до жиру, быть-бы живу. Да что это, благопріятtkm, совсмъ забылъ насъ? Мимо ходишь, а ко мн не завернешь. Аль дорога запала, али я чмъ разогорчилъ тебя!
Лукьянъ. Что ты, что ты, Михайло Перфильичъ! Господь съ тобой! Я твоей ласкою завсегда доволенъ.
Зуда. А коли доволенъ, такъ вотъ-бы теперича и забрелъ, мы-бы съ тобой выпили, да и покалякали.
омка (тихо отцу). Бачька! не ходи въ кабакъ, матк скажу.
Лукьянъ (тихо омк). Отвяжись! (Зуд). Нтути, поштенный, теперичко-то не могимъ, для та, что дло есть, а вотъ разв ужотко зайду.
Зуда. Полно, какое у тебя дло! Пойдемъ, выпьемъ.
Лукьянъ. Нтъ, ужъ пожалуйста, не принуждай, право-те слово, дло есть!..
Зуда. Да что за оказія такая! Что тебя не старостой-ли сдлали?
Лукьянъ. Нтути. Но сынка сватать веду.
Зуда. Сватать!.. На комъ?
Лукьянъ. Да смкалъ было на Парашъ Бирючевой? Не вдаю только, поладимъ-ли со старикомъ-то.
Зуда. Какъ, чай, не поладить: за экова парня любую двку отдадутъ. (Всторону). Я-бы и кошки не выдалъ.
омка (отцу). Слышь, бачька? Эво какъ меня цловальникъ-то хвалитъ.
Лукьянъ (Зуд). Оно знамо дло, что въ разсужденіи правости, али красивости супротивъ его не найдешь. (Поворачивая омку). Эвось, какой лихачъ!
омка (смется самодовольно). Да ужъ казанокъ, да и только!
Лукьянъ. А все боязко, для та, что Антонъ-то Анкудинычъ человкъ съ норовомъ.
Зуда. Такъ вотъ-бы ты зашелъ ко мн, да и выпилъ для храбрости.
Лукьянъ. Нтути, ужъ пожалуйста не сманивай! Ужотко, коли Богъ дастъ, поршимъ дло, такъ я со сватомъ приду, теб-же барыша больше будетъ.
Зуда. Ну имъ какъ себ знаешь, я приневоливать не хочу.
омка. Бачька! Да полно теб снопы-то возить! Пойдемъ что-ли?
Лукьянъ. Пойдемъ, пойдемъ. (Всторону). А выпить-то куда-бы того (Зуд). Прости, покупка. Михайло Перфильичъ.
Зуда. Прощай, прощай, благопріятель! Гляди-же, не забудь.
Лукьянъ. Какъ можно забыть. (Всторону). Эхъ! такъ бы вотъ и хватилъ! (Уходятъ съ сыномъ въ домъ Бирюча).

V.
ЗУДА одинъ, смотритъ вслдъ ушедшимъ и хохочетъ.

Ха, ха, ха! Эхъ я его разлакомилъ! Пущай только придутъ: такъ я, мало того, что стариковъ напою, какъ зюзей, да и сына-то упаточу. Разбойники! Грабители! Вишь, словно цлое село сговорилось, да и пить перестало! Прощалыжники! Что мн изъ-за васъ съ голоду умирать что-ли? А все это по наущенію новаго старосты… Ахъ, ужъ этотъ мн староста!

VI.
ЗУДА и ПАРАША.

Зуда (увидя Парашу). Парасковь Антоновн наше почтеніе!
Параша. Здравствуйте, Михайло Перфильичъ.
Зуда. Знать по воду ходили-съ?
Параша. По воду. А что Михайло Перфильичъ, ты ужъ давно на улиц-то стоишь?
Зуда. Давненько-съ.
Параша. Не видалъ-ли ты, изъ нашей избы никто не выходилъ?
Зуда. Нтъ, выходить не выходилъ, а вотъ входить такъ входили.
Параша. А кто-бы такой.
Зуда. Лукьянъ Скула съ сыномъ Фомкой.
Параша. Про этихъ-то я знаю, они со мной встртились.
Зуда. А знаешь-ли ты, Парасковья Антоновна, зачмъ они пришли къ вамъ?
Параша. Почёмъ мн знать.
Зуда. Ужъ будто и не знаешь?
Параша. Да право-же не знаю, вдь я не колдунья.
Зуда. Жаль мн тебя, Парашенька, больно жаль!
Параша. Эка Господи, да что такое сдлалось? Молви Михайло Перфильичъ, не стращаючи.
Зуда. Ну, такъ вдай-же… да нтъ, языкъ не поворотится!.. Ты испужаешься.
Параша (съ испугомъ). Голубчикъ, Перфильичъ! Не томи души, скажи однимъ разомъ.
Зуда. Вдь Скула-то пришелъ къ вамъ не спроста, а тебя сватать.
Параша (съ испугомъ). Что ты молвилъ!.. Да за кого?
Зуда. За своего сына, дурака омку.
Параша (съ отчаяніемъ). Господи!
Зуда. А ты сама знаешь: онъ мужикъ зажиточный, такъ недиво, что отецъ твой и по рукамъ ударитъ.
Параша (съ отчаяніемъ). Боже милостивый! умилосердись надо мною!.. Да нтъ, нтъ. Я не пойду за него.
Зуда. Полно! За кого отецъ прикажетъ, за того и выйдешь…
Параша (перебивая ею). Ни за кого, кром моего Степана!
Зуда. А коли принудятъ?
Параша шительно). Такъ я утоплюсь! (Убгаетъ въ домъ).

VII.
ЗУДА одинъ, смотритъ вслдъ убгающей Параши, и посл нкотораго молчанія, говоритъ.

Утоплюсь! утоплюсь!.. А нтъ, чтобы сказать: я съ горя пить начну!.. Глупый народъ эти бабы! Ей Богу, глупый!.. То ли дло мужчины: у мужика коли прилунилось какое-нибудь горе, такъ онъ сейчасъ-же и за чарку примется: и ему весело, да и нашему брату прибыльно!
Антонъ (за кулисами). Вонъ. Вонъ! Чтобъ и духу твоего не пахло!
Зуда (оглядываясь). Это что за оказія!.. Кого это Антонъ такъ дружески выпроваживаетъ? Ужъ не новыхъ-ли сватовъ?

VIII.
ЗУДА, АНТОВЪ, СТЕПАНЪ, ПАРАША и ОМКА въ окн.

Антонъ (выталкивая Степана изъ дверей). Вонъ! говорятъ теб, щелопырникъ ты эвтакой!.. Вонъ! голякъ нищенскій!
Степанъ. Богъ теб судья, Антонъ Анкудицыцъ! Богъ теб судья. Дашь ты отвтъ на страшномъ суд!
Антонъ Такъ ты еще вздумалъ стращать меня! Вотъ я тебя!
омка (изъ окна). За волосья-то его! За волосья-то за курчавые!
Степанъ (схватываетъ палку, стоящую у воротъ и замахивается на Антону). Прочь! али однимъ ударомъ духъ вышибу!
Параша (выбгаетъ и останавливаетъ Степана). Степанъ! что ты длаешь? Онъ мн отецъ!
Степанъ. Параша!.. Господи! прости мое великое прегршеніе. (Роняетъ палку).
Антонъ (Параш). Ты какъ посмла выйтц? Тебя кто звалъ? (Толкаетъ ее). Домой, домой, безстыдница! (Вталкиваетъ Парашу въ домъ). Д съ тобой я еще перевдаюсь!
Степанъ (бросаясь въ ноги Антону). Я виноватъ передъ тобою,
Антонъ Анкудиновичъ! Бей меня! прибей до полусмерти! да только не лишай меня моей радости, моего счастія!
омка (въ окн). За волосья-то его! За волосья-то! покуля лежитъ.
Антонъ (отталкивая ногою Степана). Прочь! червякъ пресмыкающій! (Уходитъ въ домъ).

IX.
СТЕПАНЪ и ЗУДА.

Зуда. Экая исторія!
Степанъ (вскакивая). А! такъ тебя не тронули ни мольбы, ни просьбы, ни покорность моя!.. Будь-же ты проклятъ! алтынная душа… (Опомнясь). А Параша? Господи! сохрани ее и помилуй. А матушка?.. Ну, что будетъ, то будетъ, а ужъ я не жилецъ на бломъ свтъ! (Хочетъ идти).
Зуда (всторону). Авось, съ горя-то и выпьетъ. (Подходитъ къ Степану). Степанушка, здорово!
Степанъ. Здорово, братъ, Миша, да и прощай (Хочетъ идти).
Зуда. Постой, куда торопишься? Покалякаемъ.
Степанъ. Нтъ, мн некогда… прощай!
Зуда. Полно, погоди! Ну куда тебя Богъ несетъ?
Степанъ. Куда глаза глядятъ! А ближе всего въ воду.
Зуда. Что ты, что ты, Господь съ тобой. Угорлъ что-ли?
Степанъ (со вздохомъ). Да, братъ, поддали пару добрые люди, зачадили головушку такимъ угаромъ, что чуть не лопнетъ.
Зуда. Еще ладно, что шею не надпилили.
Степанъ (не слушая его). Владыко милосердый! Для чего я два года работалъ больше лошади? Для чего я радовался каждой выработанной копейк? Для чего я терплъ голодъ и холодъ, чтобы скопить эти триста рублевъ? Какъ для чего? Для того, чтобы богатый мужикъ съ бранью да съ позоромъ выгналъ изъ дому! Вотъ для чего. (Плачетъ).
Зуда (всторону). Жалко его, миляги. Надо поднести чарочку, авось полегче будетъ, благо-же у него и деньги есть съ собою. (Степану). Степа! Да что съ тобой попритчилось?
Степанъ (съ отчаяніемъ). Что?.. То только и есть, что добрые люди разстерзали твердую грудь и вырвали сердце, псамъ на съденье!
Зуда. Ну, братъ Степа, воля твоя, а я что то въ толкъ не возьму. Разскажи потолкове.
Степанъ. Разсказать?.. Изволь!
Жилъ на свт былъ добрый молодецъ,
Онъ любилъ душой красну двицу,
Что ни первую раскрасавицу!
Онъ не день любилъ, ни недлюшку,
А любилъ ее ровно два года.
Красна двица то примтила,
На любовь его отвтила.
Они встрнулись, объяснилися,
И колечками обмнилися.
Парень счастливый, парень радостный,
Побжалъ къ своей родной матушк,
Просить онъ благословенія,
Полетлъ стрлой къ отцу суженой,
Поклонясь ему, рчью вылился:
Дочь твою люблю пуще жизни всей!
И она меня любитъ молодца.
Будь-же мн отцомъ, вмсто роднова,
И позволь идти подъ златы внцы!
Съ этимъ словомъ онъ въ ноги грохнулся (Молчаніе).

Зуда.

Что-же сдлалъ тутъ, сударь батюшка?

Степанъ.

Оттолкнулъ ногой, словно гадину!
И возговорилъ зычнымъ голосомъ:
Что не выдастъ дочь онъ за нищаго!..
Зуда. Ахъ, чтобъ его лыско сълъ! (Небольшое молчаніе).
Да съ кмъ-же приключилась такая оказія?
Степанъ. Съ кмъ?.. Со мною! (Рыдаетъ).
Зуда (утшаетъ его). Полно, полно, Степанушка, что ты это, словно баба разрюмился.
Степанъ. Я, баба?!.. Да, братъ Миша, ты правду говоришь, другой-бы на моемъ мст ужъ давно… прощай, Миша. (Хочетъ идти).
Зуда (останавливая его). Ну вотъ, ну вотъ и пошелъ дурака строить! Ну куда ты пойдешь?
Степанъ. Въ рку! Прямо въ рку!
Зуда. Полно, захлбнешься! А ты вотъ лучше выпей-ко маленько водочки, такъ все какъ рукой снимемъ.
Степанъ. Водки!.. Господи! два года Ты сохранялъ меня отъ искушенія, а теперь… (Зуд). Давай мн крпкой водки! Давай мн сулемы, чтобъ задохнуться!
Зуда. Вотъ и ладно, вотъ и умникъ, а у меня-же есть настоичка изъ шестнадцати травъ, то-есть, такая, что сама въ горло просится.
Степанъ. Пойдемъ! пойдемъ! Деньги есть, копить некому. (Обращаясь къ дому Антона). Параша! Параша. Ты была до-сей-поры моимъ хранителемъ, да разлучили насъ люди недобрые… Э! пить, такъ пить напропалую! (Убгаетъ въ домъ Зуды).
Зуда (одинъ). Вотъ и починъ. (Уходитъ за Степаномъ).

X.
АКУЛИНА выходить съ правой стороны.

Нтъ, не вытерпло сердечушко, чтобы не спровдать объ моемъ родномъ чадушк! Что-то ему, моему голубчику, пощастливилось-ли? Охъ! ажно душенька замираетъ!.. Антонъ Анкудиновичъ мужикъ богатый, врядъ-ли онъ дастъ свое соизволеніе…
Лукьянъ (за кулисами). Да полно, сватушка, серчать-то! Ну наплевать ему!
Акулина (прислушиваясь). Кажись, это изъ Антоновой избы рчи слышатся.
Антонъ. Да какъ онъ только могъ! Да какъ онъ осмлился подумать, чтобы я единородную дочь свою выдалъ за Степку нищаго?
Акулина. Охъ! кажись разговоръ ведутъ объ моемъ Степанушк… (Прислушиваясь). А его голосочка не слыхать!.. Гд-же онъ, мое дитятко милое?

XI.
АКУЛИНА, АНТОНЪ, ЛУКЬЯНЪ и ОМКА выходятъ изъ дома Антона.

Лукьянъ (обнявшись съ Антономъ). Ну, прахъ его побери! Ну вдь выгналъ, такъ чего тутъ еще?
Антонъ. Нтъ, Лукьянъ Фирсовичъ, не того онъ стоитъ, егобы надобно порядкомъ проучить.
омка. Такъ вдь я давича кричалъ: за волосья-то его, за волосья-то! Такъ чего-жъ ты думалъ?
Антонъ (въ сильномъ азарт). Степка голышъ осмлился! Степка голышъ могъ подумать, чтобы я выдалъ за него дочь!.. (Плюетъ). Тьоу, ты пропасть!..
Акулина (подходитъ гордо къ Антону). А для ча-бы ему и не подумать? для ча-бы ему и не присвататься? Что у тебя дочь-то енеральша что-ли какая?.. (Вс отступаютъ и смотрятъ на нее съ удивленіемъ). Что зенки-то вытаращили?
Антонъ (посл н&#1123,котораго молчанія). Ахъ, ты старая вдьма! Ты взялась откудова?
Акулина. Изъ Чудова! Вотъ вцплюсь теб въ бороду рыжему, да такъ на ней и повисну.
Антонъ (замахиваясь на нее палкой). Что ты, что ты, старая корчага! Да я тебя…
Лукьянъ (останавливая его). Полно, сватушка, ну что хорошаго связываться съ бабой! Вдь ужъ извстное дло: старая баба шуту сродни.
Антонъ (вырываясь отъ Лукьяна). Нтъ, сватъ, воля твоя, а ужъ я не потерплю экова сраму, не попущу, чтобы нищая надо мною наругалась?
Лукьянъ. Да перестань ерошиться! Али не знаешь, что у бабы волосъ дологъ, да умъ коротокъ.
Антонъ. Такъ я ей волосъ-то оборву, а ума приставлю.
Акулина Сунься только! Попробуй, коли бороды не жаль!
Лукьянъ (Антону). Пойдемка-съ лучше, да выпьемъ за наше сватовство.
Антонъ. И то правда! Объ экую лядащую не стоитъ и рукъ марать.
омка (отцу). Экой ты, бачька! Ну пошто ты ихъ разнялъ? Пущай-бы подрались, а мы-бы поглядли.
Лукьянъ. Идемъ, сватъ, магарычи запивать.
омка (отцу). Бачька! А мн поднесешь? Такъ матк не скажу.
Антонъ. Про всхъ хватитъ, Хомушка писанной. (Вс трое обнимаются и такимъ образомъ идутъ къ дому Зуды).
Акши. Захлбнуться-бы вамъ. Поперхнуться-бы вамъ!
омка (оборачиваясь). Да вотъ ладно: мы-то выпьемъ, а ты облизывайся, я то женюсь, а Степка-то твой несолоно хлбалъ. (Подходитъ къ дому Зуды, въ это время двери отворяются и на порог является Степанъ).

XII.
Т ЖЕ, ЗУДА и СТЕПАНЪ пьяный, съ полуштофомъ въ рукахъ.

Степанъ. Куда?.. Въ кабакъ?.. Назадъ!.. (Вс отступаютъ). Не пущу въ кабакъ!.. Мой кабакъ! Все вино скупилъ! Одинъ выпью, а вамъ и понюхать не достанется.
Акулина (всторону). Господи!.. Да это мой Степанушка!
Степанъ (кричитъ). Цловальникъ!.. Мишка!
Зуда (вбгая). Что? что теб требуется, Степанъ Селиверстовичъ?…
Степанъ. Давай вина! Давай вина!.. Эхъ, гуляю!.. Гуляй!..
Зуда. Да вдь вотъ у тебя полуштофъ-то въ рукахъ.
Степанъ. Негодится! (Бросаетъ полуштофъ). Давай другой! (Поетъ).
Удалая голова,
Не ходи мимо села,
Не прокладывай слда.
(Подходитъ къ Антону). Ты что?.. А?.. У тебя дочь красивая?.. Брови черныя?.. А у меня вино!.. Ты думалъ, что я заплачу?.. Нтъ, я… (Обращаясь къ дому Антона). Параша!.. не грусти, Параша… эво я какой веселый! Эхъ ты!.. (Приплясываетъ).
Акулина (всторону и со слезами). Владыко Милостивый! Вотъ что съ нимъ сдлали злоди!
Степанъ (Антону). Я теб давича въ ноги кланялся, а ты меня оттолкнулъ… Хошь теперь выволочку задамъ?.. (Наступаетъ на Антона). А?.. Хошь что-ли? Такъ и поднесу подъ микитки!
Антонъ (струсивъ, перебгаетъ на другую сторону). Отвяжись, разбойникъ!
омка (кричитъ). Караулъ, караулъ!
Степанъ (хохочетъ дико). Ха, ха, ха! А! что?.. Трусу праздновать!.. Вотъ я васъ!..
Акулина (всторону). Ахъ, онъ совсмъ обезумлъ!.. (Подходитъ къ Степану). Степанушка! голубчикъ!
Степанъ (увидя мать). Матушка!.. (Бросается ей въ ноги). Прости меня, окаяннаго! Согршилъ я передъ тобою! Виноватъ я передъ тобою!.. (Горько плачетъ).
Акулина (плачетъ и поднимаетъ его). Нтъ, дитятко, не ты виноватъ, а злые люди, они позавидовали нашему счастію, они тебя испортили.
Степанъ. Такъ, матушка, такъ… Выпьемъ, родная, веселе будетъ!.. (Кричитъ). Ей! цловальникъ! давай сюда, для родимой что ни на есть лучшей наливки, а для меня горькучи!
Акулина луетъ его). Полно, косатикъ мой, полно, пойдемъ лучше домой.
Степанъ. Домой! по что?.. вдь дома вина нтъ?
Акулина. Будетъ, соколикъ мой, все будетъ.
Степанъ. Ой-ли?.. Ну, имъ пойдемъ… (Подходитъ къ Антону). Ты… Ваша милость! Рыжая борода! Что сычемъ-то смотришь? (Снимаетъ кольцо съ пальца). Вотъ это колечко подарила мн твоя Параша, отдай ей назадъ, а то я и его пропью. (Бросаетъ кольцо). Подымай! (Акулин). Пойдемъ, родимая (Запваетъ).
Ужъ какъ нтъ у насъ такого молодца,
Какъ Степана Селиверстовича!
(Свищетъ). Ой, гуляй!.. (Уходитъ съ Акулиной).
Антонъ (посл&#1123, нкотораго молчанія). Экой разбойникъ.
Лукьянъ. Экой оборотень.
омка (вслдъ уходящему Степану). Воровская петля!
Антонъ. Экой пьяница!
Лукьянъ. Что ужъ и говорить! Пойдемъ-ка, сватъ, да съ перереполоху-то выпьемъ.
Антонъ. Выпьемъ, сватушка, выпьемъ. (Кричитъ). Эй! цловальникъ!
Зуда (въ дверяхъ). Что приказать изволите?
Антонъ. Штофъ зеленчаку!
Зуда (отворяя двери). Милости просимъ, гости дорогіе.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

РЕКРУТСКІЙ НАБОРЪ и ОПОЛЧЕНІЕ.

При открытіи занавса ночь.

ДЙСТВУЮЩІЕ ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ АКТАХЪ.

ИВАНЪ ЛЬВОВИЧЪ ЧУБАРОВЪ, полковникъ. Сосницкій.
ИВАНЪ ПЕТРОВИЧЪ МАЙСКОЙ, богатый помщикъ. Славинъ.
АННА ЛЬВОВНА, его жена. Громова.
АЛЕКСАНДРЪ. Соколовъ, НИКОЛАЙ. Волковъ 1. Ихъ дти.
ЕЛИСАВЕТА МИХАИЛОВНА ДОНЦЕВА, сирота, воспитывающаяся у Майскихъ. Варламова.
НОСКОВЪ, подпоручикъ, партіонный офицеръ. Чайской.
АНДРЕЙ, слуга Майскаго. Фалевъ.
ОГНЕВЪ, Фельдфебель. Максимовъ 2.
МИХАЙЛО ЗУДА, маркитантъ. Зубровъ.
ГАВРИЛО СТЕПАНОВЪ РЕЦЕПТУРННЪ, уздный лекарь. Прусаковъ.
АНТИПЪ СИДОРОВЪ, отставной фельдфебель. Григорьевъ 1.
ИГНАТЬИЧЪ, староста Вороновъ.
ГАВРИЛО МАКСИМОВЪ, десятскій. Рупини.
ДАНИЛО ДЕРГАЧЪ. Сосновскій.
СЕВАСТЬЯНЪ СТАРЦЕВЪ. Захарова. ПРОКОФІЙ НЕУ.ІАДЪ. Чайскій. ЛУКЬЯНЪ СКУЛА. Григорьевъ 2. пожилые крестьяне.
АНТОНЪ БИРЮЧЪ, выборный. Горшенковъ.
ПАРАША, его дочь. Самойлова.
СТЕПАНЪ КОЗЫРЬ. Самойловъ. ВАСИЛІЙ. Семеновъ. СЕМЕНЪ. Байковъ. ПЕТРЪ. едоровъ. АЛЕКСЙ. Рамазановъ. ОМКА. Разсказовъ. ЕРЕМКА. дти Лукьяна. Кузьминъ. Сынъ СЕВАСТЬЯНА. Старцевъ. Молодые крестьяне.
Крестьяне, крестьянки, дти, солдаты и ополченные.

(Дйствіе въ 1812 году, въ сентябр мсяц).

I.
СИДОРОВЪвыходить съ правой стороны, оглядывается и прислушивается.

Нтъ ни слуху,-ни духу! Что-жъ-бы это за оказія такая!.. Ужъ не снятились-ли мои молокососы? Не вздумали-ли трусу праздновать?.. Не можетъ того статься! Я ихъ такъ вымуштровалъ, такъ разлакомилъ, что они нетолько что француза, да и самого нечистаго въ дугу согнутъ! Эхъ, народецъ русскій! Чего только изъ тебя нельзя сдлать! Хоть правду сказать, въ заморскихъ государствахъ и зовутъ насъ медвдями, да вдь это только потому, что сами-то они на зайцевъ смахиваютъ. Э-эхъ, заморщина, заморщина! Теб-ли съ нами тягаться! Хоть ты и пожаловала къ намъ въ гости, да глодать-то будешь одн кости. Ты думаешь, что ужъ коли въ Москву вошла, такъ вотъ Такъ теб и хлбъ-соль вынесутъ? Шалишь, Антошка, ножку наколешь! Знаешь мы, что вашъ Бонапартъ мужикъ разумный, воинъ храбрый. Да только вотъ что въ немъ неладно: глаза-то ужъ больно завидущи!.. А на насъ и досадно стало: ‘Какъ, дескать, такъ, надо всми я большой, одна только Россія передо мной шапки не ломаетъ и Фрунту не длаетъ! Вотъ я ее ужо!л Какъ-бы нетакъ. Нтъ, братъ, съ нами долго не шумаркай! (Смотритъ за кулисы). А, да вотъ и мой молодцы изъ города вернулись. Эхъ, лихой народъ.

II.
СИДОРОВЪ, АЛЕКСЙ, ПЕТРЪ, ВАСИЛІЙ, СЕМЕНЪ и другіе крестьяне, два барабанщика и два флейтщика. Вс крестьяне съ большими узлами, ружьями и тесаками.

Алексй. Легонько, ребята, легонько, кажись еще все село спитъ.
Петръ. Знамо дло, что спитъ, вдь еще только первые птухи кричали.
Василій. Кто-же пойдетъ къ Антипу Сидорычу, сказать ему, что мы вернулись?
Сидоровъ. Незачмъ ходить, дтушки, незачмъ, гд только надо, тамъ Антипъ Сидоровъ самъ на-лицо!
Вс (съ удивленіемъ). Дядюшка Антипъ!!..
Сидоровъ. Ну, такъ что-жъ, что дядюшка Антипъ? Что-жъ вы, шалопаи, пасти-то разинули?
Семенъ. Да какъ-же, дядюшка, мы думали, что окромя насъ, собакъ, да птуховъ, весь крещеный людъ спать залегъ.
Сидоровъ. Да разв русскій солдатъ спитъ, когда спать не слдуетъ? Нтъ, дружки, стало-быть худо вы знаете солдатскую натуру. Я, какъ часовой у заряднаго ящика, всю ночь глазъ не смыкалъ, все поджидалъ васъ, моихъ будущихъ богатырей. Ну, говорите-же: что хорошаго?
Василій. И Господи, какъ хорошо!
Сидоровъ. Какъ васъ приняло начальство въ город?
Семенъ. Да такъ, что и не вымолвить, мы, то есть, раздовольны довольны!
Сидоровъ. Всхъ-ли записали?
Василій. Всхъ до единаго.
Сидоровъ. Къ кому-же вы прежде всего явились?
Василій. Ужъ извстно къ кому: къ самому набольшему.
Сидоровъ (съ удивленіемъ). Къ губернатору!?
Семенъ. Кто его знаетъ. Мы только спрошали: кто молъ, ребята, тутъ самый набольшій. Вотъ и проводили насъ. Ахъ, ты Господи твоя воля. Въ такихъ хороминахъ живетъ, что какъ на крышку взглянешь, такъ шапка свалится.
Сидоровъ (съ нетерпніемъ) Ну, ну!
Семенъ. Вотъ хорошо. Какъ намъ указали, такъ тутъ ужъ мало горя. Эво, мы всей ватагой и валимъ на крылечко… А крылечко-те важное! У насъ въ цломъ селъ экова нету-ти…
Василій (перебивая ею) А у дяди Парамона?
Семенъ (съ сердцемъ) А что У дяди Парамона? У дяди Парамона дрянь!
Василій. Анъ, нту-ты!..
Семенъ. Анъ, дрянь!
Василій (разгорячась). Эхъ, ты войлокъ! Рожна ты смыслишь!.. Да у дяди-то Парамона одинъ рукомойникъ чего стоитъ? Вдь муравленый!
Семенъ. Ну, такъ что-жъ что муравленый?.. А утиральникъто виситъ такой, что и свинь рыло утрешь, такъ захрюкаетъ…
Сидоровъ (выйдя изъ терпнія). Смирно!.. Что вы это, молокососы, выдумали?.. А?.. Что вы браниться сюда пришли, что-ли?
Семенъ (струсивъ). Нту-ти, дядюшка… Мы, то есть, энто такъ… любовно, промежъ себя… (Тихо Василыо). Рукомойникъ муравленый!… Дядя-то твой вонъ полтину съ грошемъ еще объ масляной у меня занялъ, да и о сю пору не отдаетъ… рукомойникъ муравленый!
Василій. А ты у меня варежки-то купилъ за двадцать копекъ, отдалъ что-ли?..
Семенъ. Такъ что-жъ, что не отдалъ? Ну, и получай съ муравленаго-то рукомойника.
Василій. Да еще сапоги я теб починивалъ. (Обращаясь къ крестьянамъ)! Такіе, ребята, сапоги, что дыра на дыр! Одного товару копеекъ на двнадцать пошло. (Вс хохочутъ).
Сидоровъ (топая погою). Да что-жъ, дождусь я отъ васъ толку, что-ли?
Семенъ. Не серчай, дядюшка Антипъ! Вдь надоть все, то есть… не то что бы того, а по порядку, какъ быть, какъ слдуетъ… (Обращаясь къ Семену). На двнадцать копеекъ товару?.. Эхъ ты жидовская утроба! Дв заплаты положилъ, да на двнадцать копеекъ товару!.. Эхъ, ты!.. (Сидорову). Такъ вотъ, Какъ мы на крылечко-то взошли, анъ тутъ у дверей-те стоитъ мужичина, э.вось, какой рослый! да садъ такой пестрый, распестрый! а въ рукахъ-те держитъ золотую, дубину съ большинской шишкой… ‘Куда, говоритъ, мужичье, лезете?’.. Да вотъ, молъ, къ набольшему…’ Ну такъ, говоритъ, обожди маленько, надоть доложить. Да и говоритъ другому барину, настоящему барину, знаешь энтакъ въ кургузой сибирк и сапоги съ глянцемъ: ‘Ступай, говоритъ, Кузьма, скажи его превосходительству, что мужцки пришли’. Эво, тотъ и побгъ, сломя голову. Ладно! А мы стоимъ, да почесываемся.
Сидоровъ. Ну! что-жъ?..
Семенъ. Ну, ничаво. Только Алешка чихонулъ… (ОДрищажъ къ Алексю). Алешка! ты вдь чихонулъ-ти?
Алексй. Нту-ти, Трофимка.
Семенъ. Адъ битъ Трифимка… такъ, такъ, Трофимка и есть.
Сидоровъ. О, даритель!.. (Василью). Да скоро-ли?..
Семенъ. На-порядкахъ таки простояли, покуля опять вышелъ баринъ-Кузька, да и довелъ насъ въ хоромины. Мы было всей гурьбой, да пестрой-то не пустилъ. Полно, говоритъ, и десятка будетъ. Ступай тотъ, кто поразумне, да порчистъе. Эво мы и взошли. Глядимъ, анъ у насъ, передъ самымъ-то носомъ, и стоитъ старъ человкъ! чахонькей, худенькой! на головъ-то лысина, а эво вотъ тутъ (Показываетъ на грудь). Дв этакія… словно жаръ горятъ!?
Сидоровъ (съ нетерпніемъ.) И, чтобъ тебя волки съли! Краснобай проклятый!
Семенъ. Вотъ, слышь, и говоритъ намъ старъ, человкъ: ‘Что молъ вамъ, ребятушки, надоть, и откеле вы?’ — А мы ему: поклонъ съ учливствомъ, да и молвили: Намъ, молъ, батюшка, сказали, что хранцузъ заполонилъ Москву родимую, такъ эво мы и пришли къ твоей милости попрошать родительскаго благословенія, не откажи, родимой, прими насъ въ солдатчину, дай пощупать, сколько реберъ у хранцуза.
Сидоровъ (съ восторгомъ). Молодцы, ребятушки, молодцы!
Семенъ. Вотъ какъ энто мы вымолвили да и всемъ десяткомъ и чебурахнулись ему въ ноги.
Сидоровъ Лихо! Славно! Что-же отецъ командиръ?
Семенъ. Прослезился, миляга, прослезился, да и говоритъ: ‘Голубчики вы мои! Родные вы мои!..’ (Крестьянамъ). Такъ вдь ребята онъ говорилъ?
Вс. Такъ, такъ!
Семенъ. ‘Родные вы мои! Благослови васъ Господа постоять грудью за святую родину и за батюшку Царя православнаго!’ А мы опять ему въ ноги, да и гаркнули: Постоимъ, молъ, батюшка, постоимъ, зададимъ хранцузамъ знатнаго перечесу! Только не вели намъ бороды брить, да волосы стричь.
Сидоровъ (съ сердцемъ). Что?.. Дурачье непроходимое! Болваны необтесаные! Я думаю, его превосходительство разсердился?
Семенъ. Нту-ти, ничего, только маленько ухмыльнулся, да, и говоритъ: ‘Оставайтесь, какъ есть, для-та, что я васъ принимаю въ ополченіе. Да кто молъ васъ надоумилъ на такое доброе дло?—‘ Вотъ мы и молвили: Кому-же, молъ, окромя отставнаго унтера Антипа Сидорыча, ёнъ насъ на разумъ наставилъ. ‘Такъ ему отъ меня большое спасибо! А теперь ступайте въ канцерель, тамъ васъ всхъ запишутъ и снарядъ дадутъ, какъ слдуетъ. Кузьма! проводи ихъ!—‘ Мы опять ему поклонъ, да и вонъ.
Сидоровъ нетерпніемъ). Ну! и что-же?
Семенъ. Ну, въ канцеряли-то насъ всхъ переписали, да эвота и надавали: и кафтановъ, и. шапокъ, и саблей, и ружей. Мы и для тебя сбрую захватили. (Показываетъ на узелъ).
Сидоровъ. Спасибо, спасибо вамъ, дружки мои милые!
Семенъ (показывая на барабанщиковъ). Эвось, Антипъ Сидорычъ, чтобы намъ не скучно было, такъ и музыку дали.
Сидоровъ. Знатно! Стало-быть мы пойдемъ въ походъ припваючи. А когда-же приказано выступать?
Василій. Да говорили, чтобы въ городъ-то мы приходили поскоре.
Сидоровъ. Да въ какой городъ-то?
Василій. Какъ его прозывается-то?.. Вотъ еще въ немъ поросята знатные!..
Сидоровъ. Можайскъ, что ли?
Василій. Эво, эво, какъ тутъ попалъ.
Сидоровъ (весело). Такъ что-же дожидаться? Мы сегодня-же и выступимъ. Такъ-ли, братцы?
Вс. Встимо, что такъ.
Сидоровъ. Вотъ люблю молодцовъ за обычай! Ужъ коли длать дло, такъ длать! Взялся за гужъ — такъ не говори, что не дюжъ! А не слыхали-ли вы, куда насъ пошлютъ?
Семенъ. Да говорятъ, подъ Тарутино.
Сидоровъ. Какъ! Прямо въ дйствующую армію?.. Слава Теб, Господи! (Обращаясь къ крестьянамъ). Ну, братцы, теперь ступайте по домамъ, отдохните, а ужо за обднею отслужимъ молебенъ Царю небесному, и съ теплою врою и съ радостью въ сердц выступимъ на службу Царю земному! Ладно-ли?
Вс. Ладно! ладно!
Сидоровъ. Ну, такъ съ Богомъ!
Василій (показывая на узелъ). А муницу-то свою возьмешь что-ли?
Сидоровъ. Отнесите ко мн въ избу, да проводите туда-же ВОТъ и этихъ молодцовъ, (Показываетъ на барабанщиковъ) а мн оставьте только вотъ этого друга, (Беретъ у Насилья ружье), съ которымъ ужъ я давно не видался.
Василій (крестьянамъ). Такъ имъ пойдемъ, ребята!
Всв. Пойдемъ, пойдемъ! (Сидорову). Прости, Антипъ Сидорычъ!
Сидоровъ. До свиданія, дтушки, до свиданія! (Крестьяне уходятъ).

III.
СИДОРОВЪ одинъ. Онъ нсколько времени любуется ружьемъ.

Ну, мой пріятель троегранный!
Мы не видалися лтъ пять,
Да гость пожаловалъ нежданный,
Такъ мы товарищи опять.
Не любитъ Русскій понемножку
Гостей заморскихъ угощать,
Такую сдлаетъ окрошку —
Которой вкъ не расхлбать!
Нтъ! Силой мряться, едвали
Успешь съ нимъ Наполеонъ!
Вдь скованъ онъ изъ русской стали,
Да русской врой закалёнъ!
Такъ напрасно, господа Французы, вы къ намъ пожаловали. Прихали-то вы верхами, въ каретахъ, а назадъ-то, можетъ-быть, придется улепетывать на своихъ на двоихъ! Ну, что-же: коли захотли въ Россіи господами быть, такъ вотъ вамъ село да вотчина, чтобъ вело да корчило. Хоть долго Русскіе терпятъ, да бда — коли ощетинятся! А за этимъ дло не станетъ, какъ разъ скажемъ: еръ да еры, да и маршъ съ горы! (За кулисами вдали слышенъ колокольчикъ) Чу!.. Кажись колокольчикъ!.. Когобы это Богъ несъ въ такую позднюю пору: кажись наше село отъ большой дороги далеко въ сторонъ. (Колокольчикъ приближается). Сюда!.. (Глядитъ за кулисы). Да подлинно сюда! И какая лихая тройка!.. Кто-бы это таковъ?…(Съ лвой стороны съзжаетъ на тройк полковникъ Чубаровъ).

IV.
СИДОРОВЪ, ЧУБАРОВЪ и ЯМЩИКЪ.

Чубаровъ (ямщику). Стой, безумная голова!.. (Ямщикъ останавливаетъ лошадей). Куда ты меня завезъ? Вдь говорилъ теб, вези не сворачивая съ большой дороги! Такъ нтъ: ‘Проселкомъ ближе!’ Ну вотъ теб и ближе!.. (Ямщикъ молчитъ и почесывается). Что молчишь-то? Дурацкое рыло!
Сидоровъ. Э, да это заплутавшіе прозжіе!
Чубаровъ (сходитъ съ телеги и оглядывается). Какое-то село, или деревня… Богъ знаетъ, куда захали, испросить не у кого, всё спитъ…
Сидоровъ (подходитъ къ Чубарову). Это село Боронилово, ваше высокоблагородіе!
Чубаровъ. Кто здсь?!
Сидоровъ. Здшній обыватель, отставный солдатъ, ваше высокоблагородіе!
Чубаровъ. Солдатъ! Слава Богу, отыскалась душа человческая! (Сидорову). Ну, любезный, скажи мн: далеко-ли отсюда до Можайска, и какъ прохать?
Сидоровъ (всторону). Господи! какой знакомый голосъ!.. (Чубарову). До Можайска, ваше высокоблагородіе, отсюда будетъ верстъ тридцать съ хвостикомъ. (Всторону). Такъ, это онъ! это бывшій мой ротный командиръ! (Чубарову). Еслибъ только старый солдатъ осмлился предложить вашему высокоблагородію…
Чубаровъ. Что такое, другъ мой?
Сидоровъ. Ощастливить посщеніемъ его бдный домишко и отдохнуть съ дороги.
Чубаровъ. А что ты думаешь! Это недурно. Однакожъ, послушай: цадобно теб сказать, что въ мирное время я не привыкъ ложиться спать съ пустымъ желудкомъ, найдется-ли у тебя надъ чмъ-6ы можно было поточить зубы?
Сидоровъ. Ни взыщите, ваше высокоблагородіе, разносоловъ нтъ, а голодны не останетесь.
Чубаровъ. Я неприхотливъ, мн зачастую случалось сть солдатскую кашу съ сальцомъ.
Сидоровъ. Знаю, ваше высокоблагородіе, сколько разъ самъ былъ свидтелемъ.
Чубаровъ (съ удивленіемъ). Какъ, свидтелемъ?!. Да разв ты служилъ въ нашемъ полку!
Сидоровъ. Даже въ вашей рот, ваше высокоблагородіе!.. Да неужели вы меня не узнали, отецъ-командиръ? Припомните-ко фельдфебеля 3 фузелерной роты…
Чубаровъ. Сидоровъ!.. Ты-ли это?
Сидоровъ. Я, ваше высокоблагородіе!
Чубаровъ (бросается къ Сидорову и обнимаетъ его). Обними меня, старый дружище! Какими судьбами нахожу тебя здсь?
Сидоровъ (съ чувствомъ). Это моя родина, ваше высокоблагородіе, здсь похоронены у меня отецъ и мать, сюда и я пришелъ, посл службы царской, поклониться ихъ праху и, коли Господу будетъ угодно, лечь въ мать сыру землю рядышкомъ съ моими родимыми.
Чубаровъ (всторону). Благочестивый христіанинъ, добрый сынъ и храбрый воинъ — вотъ настоящій русскій солдатъ! (Сидорову). Обними меня еще разъ, старый товарищъ!
Сидоровъ, (въ нершимости). Ваше высокоблагородіе… такая честь…
Чубаровъ. Слушай команду!.. Скорымъ шагомъ! Маршъ-маршъ! (Сидоровъ подходитъ къ нему и они обнимаются). Вотъ такъ! Теперь скажи мн. найдется-ли у тебя мсто (Показывая на ямщика) вотъ для этаго дурака съ его тройкою?
Сидоровъ. И, ваше высокоблагородіе! у меня домъ не клиномъ сошелся, и корму, и мста для всхъ хватитъ.
Чубаровъ. Славно! Стало-быть, бдныя лошадки, которыя измучились по его глупости, отдохнутъ, подятъ и завтра лихо довезутъ меня до Можайска.
Сидоровъ. Смю-ли спросить, ваше высокоблагородіе, зачмъ изволите отправляться въ Можайскъ?
Чубаровъ. Я посланъ главнокомандующимъ осмотрть рекрутъ и ополченіе, которые теперь туда сбираются, и потомъ привести ихъ въ дйствующую армію.
Сидоровъ (съ восторгомъ). Такъ ваше высокоблагородіе поведетъ насъ на службу царскую?
Чубаровъ. Какъ басъ!.. Что это значитъ? Разв ты…
Сидоровъ. Ополченный, отецъ-командиръ, ополченный!
Чубаровъ. Браво, Сидоровъ! Браво! (Бьетъ ею по плечу). Молодецъ! Ножовый заводчикъ! Солдатская косточка!
Сидоровъ (вытягиваясь). Рады стараться, ваше высокоблагородіе!
Чубаровъ. Далеко-ли отсюда твоя штабъ-квартира?
Сидоровъ. Близехонько, ваше высокоблагородіе.
Чубарсвъ. Такъ веди!
Сидоровъ. Милости просимъ, отецъ-командиръ! (Ямщику). Эй, пріятель! Поворачивай оглобли, маршъ за нами. (Идутъ съ Чубаровымъ въ лвую сторону, навстрчу имъ, попадается Степанъ. Костюмъ его въ безпорядк, волоса всклочены, лицо обезображено отъ продолжительнаго пьянства, и по временамъ въ немъ показывается какъ будто-бы лихорадочная дрожь).

V.
ТЖЕ и СТЕПАНЪ.

Степанъ (Сидорову кланяется).. Здравствуй, батюшка крестный!
Сидоровъ. А, пьяница, ты чего тутъ но ночамъ шатаешься?
Степанъ (всторону, съ чувствомъ). Пьяница!.. Вотъ моя ныншняя кличка, вотъ мн привтливое слово!
Чубаровъ (Сидорову). Что это за ночная птица?
Сидоровъ. Пропащій человкъ, ваше высокоблагородіе, совсмъ пропащій! Былъ онъ прежде добрымъ парнемъ, работящимъ крестьяниномъ, а теперь, вотъ два года ровно, только у него и дла, что пить безъ просыпу.
Чубаровъ. Это дурно, очень дурно, пойдемъ Сидоровъ, я не могу видть человка, который забылъ Бога, совсть и стыдъ. (Уходятъ, ямщикъ узжаетъ за ними).

VI.
СТЕПАНЪ одинъ.

(Смотритъ за уходящими). Пьяница!.. Забылъ Бога!.. Да, вы правду говорите, добрые люди! Милосердный Создатель на меня прогнвался, продалъ я душу нечистой сил, и нтъ во мн больше ни стыда, ни совсти!.. Горько! Тяжко! Страшно!.. (Вздрагиваетъ). Брръ! какъ холодно!.. Въ головъ пожаръ неугасимый, а по всему тлу морозъ трескучій!.. О, Господи! Хоть-бы умереть поскоре… Умереть!.. А хворая мать? А Параша? Что съ ними будетъ?.. (Съ горькою ироніей). Нтъ, Степанъ Селиверстычъ! Живи да майся, да съ цловальникомъ знайся! Посл вечорашняго веселья и опохмлиться-то не на что. Хоть-бы гривенку… хоть-бы пятакъ… Вдь Мишка Зуда въ долгъ не даетъ, даромъ что называетъ меня другомъ. Разв послдній кафтанишко заложить?.. А ходить-то въ чемъ?.. Э! Если и замерзну гд-нибудь подъ заборомъ, не велика бда: (Идетъ къ дому Зуды). Заперто! Что-же это Мишка такъ долго не отпираетъ? Эво, ужъ и зорька занялась, чай Параша скоро по воду пойдетъ… Охъ, какъ-бы мн съ нею не встрнуться?.. Степка-Козырь, вотъ до чего ты допилъ, удалая головушка, что боишься взглянуть на свою любушку.
Я боюсь взглянуть въ очи ясныя,
Молвить слово ей полюбовное,
Гд вы, дни мои, распрекрасные,
Гд ты, времячко безвиновное?
Слуху нтъ объ васъ, нтъ извстія,
Не видать ужъ васъ мн, веселыхъ дней,
Промнялъ я честь на безчестіе,
Выгналъ доброе изъ груди моей!
Ни-по-чемъ теперь мн я стыдъ, и срамъ,
Непробуднымъ сномъ — моя совсть спитъ!
Люди добрые идутъ въ Божій храмъ,
Путь дорожка мн къ кабаку лежитъ.

(Въ продолженіе этого явленія начинаетъ разсвтать. Село, мало-по-малу оживляется, изъ нкоторыхъ домовъ выходятъ бабы съ ведрами, здороваются, между собою и отправляются на рку, мужикъ ведетъ лошадь на водопой, за ркою показывается пастухъ, наигрывающій на рожк).

VII.
СТЕПАНЪ, ЗУДА выходитъ изъ своего дома, съ метлою въ рукахъ, и потомъ ПАРАША.

Зуда (потягиваясь). Экъ я сегодня заспался! (Услышавъ рожокъ). Эвона, ужъ и скотину гонятъ. (Подметаетъ около дверей).
Степанъ (всторону). Отперъ!.. Авось дастъ!.. (Подходитъ къ Зуд и кланяется). Богъ помочь, Михайло Перфильичъ.
Зуда. А! Степанъ Силиверстовъ! Ранняя птаха! Куда это собрался ни свтъ, ни заря?
Степанъ. Куда-же больше, какъ не къ теб? Ужъ я давно дожидался, покуда ты отопрешь.
Зуда. Э! А зачмъ-бы слышно?
Степанъ (всторону). Не дастъ! Ей Богу, не дастъ! (Зуд). Что, братъ, Миша, со вчерашняго твоего угощенья голова трещитъ, руки и ноги дрожатъ, сердечушко выскочить хочетъ и всего словно лихоманка бьетъ!
Зуда. Бдняга! Такъ чего-жъ ты смотришь? Чмъ ушибся, тмъ и лечись, колъ коломъ выгоняй, хвати-ко хорошую чепаруху, всё какъ рукой сниметъ!
Степанъ. За этимъ-то я и пришелъ. Опохмли, братъ, пожалуйста.
Зуда. Изволь, любезнйшій, изволь, милости просимъ! (Ставитъ метлу и идетъ къ дому).
Степанъ (робко). Только вдь вотъ что: у меня денегъ нтъ.
Зуда (останавливаясь). Денегъ нтъ?.. Да!.. Жалко! Жалко!
А хорошо-бы теб выпить, право, хорошо. (Въ дом Бирюча открывается окно и показывается Параша).
Параша. Каково-то на улиц?.. (Увидя Степана). Господи! ужъ онъ опять у кабака?
Степанъ (кланяясь). Михайло Перфильичъ! Сдлай великую милость, поврь въ долгъ.
Зуда. Радъ-бы радостью, Степанька, да не могу, того и жду, что левизоры прідутъ.
Степанъ. Да вдь мн не на Богъ знаетъ сколько, вдь мн только что опохмлиться.
Зуда. Кажинную каплю считаютъ, кажинную каплю!
Степанъ (кланяется) Мишенька! Голубчикъ! Будь другъ…
Зуда. Право-же не могу, Степанушка, родной ты мой, не могу.
Степанъ. Ну, пожалуйста!..
Зуда. Эхъ, какой безотвязный! Вдь сказано, что не могу, такъ и не могу!
Степанъ (дрожитъ всмъ тломъ). Вчно буду за тебя Бога молить!..
Зуда. Отстань!
Степанъ. Я теб въ ножки поклонюсь!.. (Кланяется въ ноги) Параша. Вотъ до какого сраму дошелъ, цловальнику въ ноги кланяется!.. Творецъ небесный! Да за что-же я люблю-то его?.. (Запираетъ окно).
Зуда. Отвяжись!
Степанъ (вскакиваетъ) живодеръ! вспомни только: сколько я у тебя пропилъ?
Зуда. Да что объ этомъ толковать? Ужъ мертваго съ погосту не воротишь. Кабы ты пилъ то, примрно сказать, по людскому, такъ хватило-бы и на похмлье, а то сегодня густо, а завтра пусто.
Степанъ. Михайло Перфильичъ! Да неужто въ теб не христіанская душа? Ты лучше нищему не подавай, а ужъ мн-то не откажи, ну погляди: вдь меня всего колотитъ.
Зуда. Да вдь чтожъ колотитъ, я и самъ бьюсъ, какъ рыба объ ледъ, да длать-то нечего.
Степанъ. Такъ ты не дашь?
Зуда. Какъ не дать! За деньги сколько душ угодно.
Степанъ. Разбойникъ! Грабитель… (Снимаетъ съ себя кафтанъ). На, вотъ! бери подъ закладъ!
Зуда. Что это, кафтанишко?.. (Разсматриваетъ кафтанъ). Плохонекъ!.. Ну, да ужъ длать нечего, парень-то ты добрый, жалко отказать-то.
Параша (въ окн). Что это! Онъ послднюю одежку пропить хочетъ… Нтъ! не допущу до этого! (Бросаетъ въ окно деньги, завернутыя въ бумажк). Прими Христа ради, пьяница! (Захлопываетъ окно):
Степанъ (въ сильномъ волненіи). Христа ради!.. Пьяница!.. (Зуд) Михайло! Кто это сказалъ?
Зуда (въ это время поднимаетъ бумажку и развертываетъ). А я почемъ знаю? Я вотъ вижу только, что теб словно съ неба свалилась цлая полтина серебра.
Степанъ (съ дикой радостью). Полтина серебра! У меня есть полтина серебра?.. (Бросается къ Зуд и вырываетъ у него деньги). Подай сюда! Не скверни ее своими нечистыми руками! Это мн дала Пара… Нтъ! Это мн подали Христа ради!.. (Заливается слезами).
Зуда (ут&#1123,шая Степана). Полно, полно, Степанушка!
Степанъ (восторженно). Слушай, Зуда! Видишь ты этотъ полтинникъ?
Зуда. Какъ не видать, коли самъ показываешь.
Степанъ. А знаешь-ли ты, куда онъ пойдетъ?
Зуда (смясь). Куда-же? Встимо, въ мою выручку.
Степанъ. Никогда! Никогда! Да поразитъ меня Господь громомъ небеснымъ, если я только подумаю это сдлать!.. (Любуется полтинникомъ). Онъ такъ чистъ и свтелъ, какъ душа Параши! Его мсто на груди моей
Зуда. А выпьешь-то на что-же, коли его не размняешь?
Степанъ (подавая ему кафтанъ). Вотъ теб мой кафтанишка, опохмли меня въ послдній разъ.
Зуда. Да вдь что-жъ, вдь за эту рухлядь я больше трехъ стакановъ не дамъ.
Степанъ. Не надо мн трехъ, съ меня и одного будетъ.
Зуда. Разсказывай сказки, знаю я тебя не сегодня, первый-то у тебя идетъ коломъ, второй соколомъ, а другіе ужъ и полетятъ мелкой пташкой, стаканъ за стаканомъ.
Степанъ (въ сильномъ азарт хватаетъ его за руку). Ты не вришь?.. Такъ вотъ-же теб душа порукой, что это будетъ послдняя подачка нечистому духу! Идемъ! (Уходитъ въ домъ Зуды).
Зуда (смотритъ вслдъ за уходящимъ). Врешь не пьешь, выпьешь — вытянешься, молодцомъ будешь! (За кулисами слышенъ голосъ десятскаго: ‘На сходку! На сходку!’). Что это, кажись крестьянъ на сходку собираютъ, что бы это была за притча такая?

VIII.
ЗУДА и ГАВРИЛО.

Гаврила (подходитъ къ первому дому и стучитъ въ окно палкою). Дядя Парамонъ, выходи на сходку!
Зуда (подходитъ къ Гаврил). Здорово, сватъ Гаврило!
Гаврила. Здорово Мишукъ! (Подходитъ къ другому дому и стучитъ палкою). Андрей Иванычъ! выходи на сходку!
Зуда. Что ты это, Гаврило Максимычъ, горячку-то порешь?
Гаврила. Охъ, братъ, ужъ и не говори: такая, знать, наша обвязанность!
Зуда. Да что случилось?
Гаврила. Некрутчина съ нашего села.
Зуда. Э! И много?
Гаврила. Нту-ти, много-то немного, всего-то одного требуютъ.
Зуда. Ну, такъ объ такой пустяковинъ и горевать нечего.
Гаврила (идетъ къ дому Бирюча и стучитъ палкою въ окно). Антонъ Анкудиновичъ, староста на сходку зоветъ.
Зуда. А я-то и забылъ, что у меня гость сидитъ. (Въ это время за кулисами слышны голоса: Да нтъ! Да што!) Эво-на, вс мірсды сюда гурьбой валятъ. (Уходитъ).

IX.
СТАРОСТА, ДАНИЛО, СЕВАСТЬЯНЪ, ПРОКОФІЙ, ЛУКЬЯНЪ, ОМКА, потомъ АНТОНЪ БИРЮЧЪ и еще нсколько крестьянъ.

Староста. Зазорно вамъ, православные, право слово зазорно, изъ-за эвтакого пустаго дла такъ голосить, да вопить.
Лукьянъ. Да што ты, Перфилій Игнатьичъ, на насъ напираешь, чего тутъ зазорно?
Староста. Нишкни, братъ Лукьянъ Фирсычъ, вишь у тебя борода-то съ ворота, а ума съ накопыльникъ не вынесла.
Севастьянъ. Давно-ли мы пятерыхъ поставили, а таперича теб еще подавай!..
Староста (всторону). Господи! Прости имъ прегршенія! не вдаютъ что творятъ!.. (Крестьянамъ). Братья мои милые! люди православные! Вспомните только, что вс мы дти одной матери, голубушки нашей русской земли! и отца благодтеля, Царя православнаго! Кто насъ поитъ, кормитъ, обуваетъ и одваетъ?.. Земля русская! Кто насъ бережетъ, стережетъ и заботится объ нашемъ благополучіи?.. Императоръ Всероссійской! Такъ-ли, дтушки?
Вс (съ одушевленіемъ). Такъ! Такъ!
Лукьянъ. Оно такъ-то такъ, да вотъ ты-бы нанялъ некрута изъ чужой вотчины…
Староста (съ сердцемъ). Не ты-бы говорилъ, Лукьянъ Фирсовичъ, не я-бы слушалъ! Али нтъ въ теб души христіанской? Али за мсто добраго русскаго сердечушка схоронена въ теб пареная брюква?.. (Вс хохочутъ).
омка. А вдь староста-то бачку знатно огрлъ! (Хохочетъ).
Лукьянъ (старост съ сердцемъ). Што и говорить, Перфилій Игнатьевъ! Куда намъ съ тобой тягаться? Краснобаишь ты рчисто, да только што небольно чисто. Ну, да вдь и то молвить: хоть лыкомъ шитъ, да староста!
Данило (Скул). Такъ что-жъ что староста? Теб, знать, завидно, что не тебя выбрали?
Лукьянъ. Куда? Въ міроды-то? Да я еще и самъ не пойду!
Данило. Да, не пойдешь! А для чего-жъ насъ угощалъ, да упрашивалъ, чтобы выбрали?
Лукьянъ (сконфузясь). Знать, у тебя языкъ-то безъ костей, такъ и гнётся всякую небывальщину городить!
Данило. А хошь, я свидтелей представлю?
Староста. Не замай его, Данило Трофимычъ! Съ нимъ, видно, надо разговаривать-то пообдамши. (Обращаясь къ крестьянамъ). Вс-ли православные собрались?
Гаврила. Окромя Антона Бирюча, кажись, вс на сходк.
Староста. А его пошто нту?
Антонъ (выходятъ изъ своего дома). Здсь, здсь, Перфилій Игнатьевичъ! (Кланяясь крестьянамъ) Богъ въ помощь, землячки родимые!
Лукьянъ (всторону). Еще ворогъ! Еще недругъ!..
Антонъ (старост). Что у васъ понадялось и для какой потребности собрали сходку?
Староста. Да вотъ, вишь ты, Антонъ Анкудимовичъ, получилъ я приказъ: съ нашего села требуютъ некрута.
Антонъ. Такъ что-жъ? Да мы хоть пятерыхъ поставимъ.
Староста (Скул). Слышь-ли, Лукьянъ Фирсычъ? Вотъ какъ разсуждаетъ умный человкъ! А ты што?.. Тфу!.. Не даромъ тебя и Скулой-то прозвали, знать, по шерсти и кличка дана! (Вс хохочутъ).
Лукьянъ (крестьянамъ). Да, скальте зубы, развайте, пасти-то шире, авось по ворон влетитъ! Эхъ, вы юлыманы! Старост да выборному куражиться повадно: у нихъ сыновей нтъ, а дочерей въ солдаты не берутъ.
омка. Да Параша-то и сама не пойдетъ! Ужъ коли за меня за мужъ не пошла, такъ въ солдаты и поготово не пойдетъ.
Антонъ. Да, вразумилъ ее Господь поупрямиться моей строптивой вол, а то чуть было я не согршилъ, чуть было своими руками не бросилъ мою ненаглядную Парашеньку въ вашу медвжью берлогу!
Староста (подходитъ къ Скул). Коришь ты меня, безстыжій человкъ, тмъ, что будто я самъ ничмъ не усердствую на пользу родимой сторонушки? Ахъ ты заноза осиновая! Да ктоже въ позапрошломъ набор отпустилъ на службу Государеву, безъ очереди и безъ принудья, двухъ остатныхъ сыновей, подпору и утху семидесятилтней старости? ты что-ли?
Лукьянъ. Да изъ какой напасти сталъ-бы я такъ дурить?
Староста. Дурить!.. Іуда! (Крестьянамъ). Вотъ, православные, какіе бываютъ люди на бломъ свту. Гибнетъ родимая сторонушка отъ пришлецовъ заморскихъ, рушатся храмы Господни, выжигаются цлые города съ приселками, казнятъ и вшаютъ крестьянъ православныхъ, ругаются надъ честью женъ и дочерей нашихъ, томятъ злою кручиною родительское сердце нашего краснаго солнышка Царя-Благо! И есть еще злоди, которые возстаніе за святое дло называютъ дурью! Стыдъ и срамъ! (Плачетъ).
Антонъ (старост). Полно, полно, Перфилій Игнатьевичъ! угомонись, успокойся..
Староста. Мн угомониться?! Мн успокоиться?!. Нтъ, православные! Сердца ваши облились-бы не слезами, а кровью, еслибы вы только знали, что я знаю!
Вс. Господи, Твоя воля да что-же такое?
Староста. Что?.. Такъ вдайте-же! Нтъ у насъ больше первопрестольнаго града, нтъ у насъ Москвы блокаменной!
Вс. Какъ нтъ! Да гд-же она?
Староста. Въ полону у французовъ!
Вс. Въ полону?!. (Вс бросаются на колна). Владыко, Царю небесный! Согршили мы, окаянные! (Вс преклоняютъ головы).
Староста (посл нкотораго молчанія, встаетъ, оглядываетъ всхъ крестьянъ, мотаетъ головой и потомъ уже говоритъ). Ну, что, православные! что землячки родимые! обрадовала-ли васъ моя всточка? Станете-ли и теперича спорить, что наборы часты?
Данино -(съ одушевленіемъ). Что ты это, Перфилій Игнатьевичъ! Да разв въ насъ не христіанскія души? Да разв мы въ Бога не вруемъ?
Севастьянъ. Ты бы намъ давно про это молвилъ, такъ мы и толковать-бы не стали. У меня три сына, сдавайте любаго безъ очереди!
Прокофій. У меня всего одинъ, да и того отдамъ.
Вс. И мы вс отдаемъ! Бросайте жеребій, кому достанется. (Въ это время съ разныхъ сторонъ выходятъ: Алексй, Петръ, Василій, Семенъ и нсколько другихъ молодыхъ парней. Вс они од&#1123,ты въ полную форму ополченныхъ. При выход они останавливаются незамтно позади стариковъ и прислушиваются къ разговору).
Севастьянъ (горячо). Какой тутъ жеребій? Говорятъ вамъ, выбирайте изъ моихъ одного, а коли надо, такъ и за двумя не постою.
Василій (выходитъ впередъ, съ двумя братьями и говоритъ Севастьяну). Нтъ, родимый! Коли милость твоя будетъ, такъ благослови насъ всхъ троихъ! (Вс трое бросаются въ ноги Севастьяну),
Вс (съ удивленіемъ). Что это за оказія!?
Севастьянъ (вн себя). Господи!.. Не во сн ли мн грезится?.. Мои-ли это дтушки, мои-ли это милые?..
Василій (съ братьями, стоя на колнахъ). Прости насъ, родной батюшка, что безъ твоего соизволенія записались мы охотою въ службу Государеву.
Севастьянъ (обращая глаза къ небу). Царь славы! Велика милость Твоя ко мн многогршному. (Поднимаетъ дтей и обнимаетъ ихъ). Голубчики вы мои сизые! Соколики вы мои ясные! Да благословитъ васъ Богъ моимъ словомъ родительскимъ. ти наклоняютъ передъ нимъ головы, онъ съ благоговніемъ поднимаетъ надъ ними руки, потомъ снова обнимаетъ и цлуетъ ихъ-по нскольку разъ).
Староста (подходитъ къ Севастьяну). Проздравляю, братъ, тебя, Савостьянъ Архипычъ, проздравляю! У кого есть такіе дточки, тому нечего страшиться послдняго часа. (Обращаясь къ дтямъ, кланяется въ поясъ). Исполать вамъ, ребятушки, исполать вамъ, добрые молодцы!
Вс. Да, да! Исполать вамъ добрые молодцы!
ВАСИЛІЙ (и братья ею, кланяются на вс стороны). Спасибо вамъ, православные, за привтливое слово! Только за что-же вы насъ такъ чествуете? Вдь не мы первые, да не мы и послдніе, сдлали угодное Богу и Государю.
Староста. Что ты молвилъ, Васильюшка? разв и еще есть охотники?
Василій. Самъ увидишь, Перфилій Игнатьичъ, самъ увидишь, дай только срокъ.
Данило. Охъ, кабы и меня Богъ сподобилъ такой радости, какой удостоился сватъ Савостьянъ! Да нтъ, мои дтки не таковскіе, имъ и въ разумъ не придетъ обрадовать старика молодецкой удалью. (Семенъ и Петръ выступаютъ впередъ и становятся передъ отцомъ).
Семенъ. Не бойсь, батюшка, и твои дти не изъ куричьей клти. Отъ другихъ не отстанемъ, тебя не выдадимъ, за себя постоимъ! (Вмст съ Петромъ). Благослови родимый! (Кланяются ему въ ноги).
Вс (ей удивленіемъ). Еще притча! Еще диковина!
Давило (благоговйно). Утшилъ меня Создатель! (Обнимаетъ дтей). Сынки мои разлюбезные! Молвите: чмъ мн васъ полакомить? Чмъ мн васъ попоштовать?.. (Вынимаетъ изъ бумажника деньги). Вотъ вамъ мои послдніе пятьдесятъ рублевъ.
Семенъ (не принимая денегъ). Не надо-ть, батюшка, не надо-ть, родненькой, вдь мы идемъ не пряники ломать, а хранцузскія ребра, такъ пошто намъ деньги?
Староста (съ благоговніемъ). Знать услышалъ Господь наши гршныя молитвы, велика милость Его на нашу вотчину! (Семену). Много-ли же, Семенушка, васъ такихъ молодцовъ охотничковъ выискалось?
Семенъ. Много-ли?.. (Показываетъ на ополченныхъ, которые въ это время подходятъ къ отцамъ, обнимаютъ ихъ, кланяются въ ноги и просятъ благословенія). А эвось, самъ считай.
Староста (оглядываясь и видя ополченныхъ). Да тутъ почитай вся наша молодежь!

X.
Т-ЖЕ, СИДОРОВЪ, за нимъ два барабанщика, потомъ ополченные, въ сопроводивши женъ и матерей.

Сидоровъ (въ наряд ополченнаго). Не почитай, а вся сполна, исключая только Степки пьяницы да омки дурака (Барабанщикамъ). Бей сборъ! (Барабанщики бьютъ сборъ).
омка (отцу). Бачка! Чаво-жъ ты нишкнешь? вдь ёнъ лается.
Лукьянъ. Э! Хомушка! да пущай его, вдь брань на вороту не виснетъ. (На барабанный бой сбираются со всхъ сторонъ ополченные, въ сопровожденіи отцовъ, матерей, женъ и дтей. Общая картина).
Сидоровъ (старост). Вотъ они, мои красавцы, вотъ они, мои будущіе богатыри! (Вс съ удивленіемъ смотрятъ на ополченныхъ).
Староста. Не могу очнуться отъ издивленія, не могу нарадоваться!.. (Сидорову). Антипъ Сидорбвичъ! Скажи мн безоблыжно, по чистой совсти, вдь эвто твоя работа?
Сидоровъ. Нтъ, Перфилій Игнатьичъ, это благодать Божія, постившая насъ своею милостью!
омка (отцу). Бачка! Пойдемъ домой, мн сть охота.
Лукьянъ. Погоди, Хомушка, погоди маленько. (Старост). Что-же ты, Перфилій Игнатьичъ, собралъ весь людъ на сходку, а никакого, то-есть, дла не длаешь? Коли мы теб не въ потребу, такъ распущай.
Староста. Ты правду молвилъ, Лукьянъ Фирсовичъ. Отъ радости я было и дло забылъ. (Обращаясь къ крестьянамъ). Ну, православные! по приказу губернскаго правленія, съ нашего села безпремнно надо поставить некрута, кого-же мы поставимъ?
Лукьянъ. Да кого тутъ ставить, коли Вс охотой ушли?
Староста. Кто ушелъ — тому честь и слава, а кто остался — за тмъ очередь.
Лукьянъ. Да кто остался-то? Окромя Степки-Козыря никого не осталось.
Староста. Степки отдать не можно, для та, что онъ одинъ сынъ у матери.
Лукьянъ. Ну, а коли не можно, такъ и не можно. Отписывай въ губернское: отдать молъ у насъ некого.
Антонъ. Какъ некого? А у тебя два сына?
Лукьянъ (въ сторону). Чтобъ теб объязычить окаянному (Вслухъ). Откеля два-то?
Антонъ. Какъ, откеля? Да ужъ не вздумалъ-ли ты запираться?! (Крестьянамъ). Земляки! много-ли у Лукьяна дтокъ?
Вс. Знамо дло, что двое.
Антонъ (Лукьяну). Слышишь!..
Лукьянъ. Ну, такъ что-жъ, что двое? Одинъ мой, а другой женнинъ.
омка. Бачка правду молвилъ: я маткинъ сынъ.
Староста. Въ крестьянскомъ быту у мужа съ женой раздлу не бываетъ. Такъ ужъ и ты не поперечь и одного сынка снаряжай на службу.
Лукьянъ. Мн ставить некрута? Мн отпустить сына? Что ты, что ты, староста! Да въ своемъ-ли ты разумъ?
Данино. А что-жъ бы такое? Для чажъ теб и не отпустить? Вдь мы нехуже тебя, да отпускаемъ-же.
Лукьянъ. Да вы мн что за указъ? Ваши охотой пошли, а мои не хотятъ. тямъ). Вдь не хотите, дтки?
омка и Еремка (въ одинъ голосъ). Не хотимъ!
Лукьянъ. Ну, вотъ слышите?
Сидоровъ. Мало-ли-бы чего вы не захотли, такъ все по вашему и длать? Сказано ступай, такъ и ступай, не разговаривай!
Севастьянъ (крестьянамъ). Чего ему въ зубы-то смотрть, ужъ и такъ мы долго мирволили: не даетъ охотой, такъ возьмемъ силой! Хватай Хомку, ребята!
Вс (Бросаются къ омк). Хватай Хомку!
омка гаетъ и кричитъ во все горло). Караулъ!
Староста (останавливая крестьянъ). Погодите, православные, погодите, не такое теперь время, чтобы заводить брань, да ссору. (Лукьяну). Слушай, Лукьянъ Фирсычъ! ты самъ не запрешься: длалъ я теб много понаровки, а ужъ теперь не могу больше, вотъ теб сроку до завтрашняго утра: образумишься, ладно, не образумишься, не взыщи! (Крестьянамъ). Пойдемте, православные, въ храмъ Божій, поблагодаримъ Всевышняго Создателя за ниспосланныя на насъ милости и помолимся поусердне о заблудшихъ братьяхъ нашихъ!
Вс. Пойдемъ! пойдемъ!
Сидоровъ (ополченнымъ). А вы, ратные товарищи! врно также не откажетесь отслужить молебенъ за спасеніе родины отъ нашествія враговъ иноплеменныхъ, за честь и славу русскаго оружія.
Ополченные (восторженно). Ура!
Сидоровъ (снимая фуражку) Вотъ настоящій откликъ русскаго сердца! На молитву! на молитву! (Вс уходятъ, кром Лукьяна, омки, Еремки и Зуды, который въ-продолженіе предъидущаго явленія безпрестанно отворялъ двери и прислушивался).

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ПРОСНУЛАСЬ СОВСТЬ.

Театръ представляетъ туже декорацію. Лукьянъ стоитъ задумавшись, опершись на палку. омка и Еремка играютъ въ бабки. Еремка сшибаетъ конъ и детъ на омк.

I.
ЛУКЬЯНЪ, ОМКА, ЕРЕМКА и потомъ ЗУДА.

Еремка (верхомъ на омк). Ну, ну, Савраско, вези, не лягайся!
омка. Да полно, шутова голова, спусти хоть разъ, вдь тяжело.
Еремка. А! завопилъ! А на мн-то, небойсь, умлъ здить?
омка. Да, много на теб продешь.
Зуда (выходитъ). Эво-на, штука-то! Эво-на, оказія-то! Вс молодые въ походъ идутъ, старики не пьютъ, а отъ бабъ да отъ двокъ не велика пожива… Нтъ! Прощай кабакъ, не поминай лихомъ! Оставлю торговать братишку, а самъ въ маркитанты, безпремнно въ маркитанты! Тамъ только и можно копйку заколотить.— Одначе, что же это сдлалось съ Степкой? Пить не пьетъ, вонъ нейдетъ, только что сидитъ да плачетъ! Чудеса въ ршет! (Увидя Лукьяна, который стоитъ задумавшгісь, опершись на палку). Вона, кажись и на Скулу столбнякъ нашелъ! (Подходитъ къ Лукьяну) Лукьянъ Фирсовичъ!.. (Лукьянъ не отвчаетъ). Молчитъ! Что за пздивленье такое!? (омк) омушка!
омка. Чаво теб?
Зуда. Да что батька-ко вашъ, оглохъ что ли-ча?
омка. А кто его знаетъ, вотъ ужъ съ коей поры стоитъ, словно окоченлый. (Толкаетъ Лукьяна). Бачка! очнись! что ты и вправду.
Лукьянъ (приходя въ себя). Ась!.. Кто меня?..
Зуда. Что это ты, Лукьянъ Фирсычъ, призадумался?
Лукьянъ. А! Это ты, Михайло?.. Невзгода, братъ, пришла.
Зуда. Что за невзгода такая?
Лукьянъ. Некрута съ меня требуютъ.
Зуда. Такъ чего-жъ ты голову-то повсилъ? Ну и отдай. (Показываетъ на омку и Еремку). Вдь у тебя, эвось, какіе два батрака, любо-дорого!
Лукьянъ. Эхъ, Михайло Перфильичъ! и радъ-бы радостью, да…
Зуда. Что-же! Въ чемъ закорючка?
Лукьянъ. За одного жена со свту сгонитъ, а другаго самому жалостно.
Зуда. Ну, такъ купи. Ты мужикъ зажиточный, есть изъ чего.
Лукьянъ. И купилъ-бы, да купить-то некого, вся наша молодежъ охотой идетъ.
Зуда (всторону). Да тутъ славное дльцо можно обработать, Степки жалть нечего, ужъ онъ и безъ того человкъ пропащій, а мн магарычи будутъ!.. (Лукьяну). Хошь-ли, я помогу твоему горю?
Лукьянъ (съ радостью). А какимъ-бы манеромъ?
Зуда. У меня есть на приметъ некрутъ, только не пожалй казны.
Лукьянъ. Тысячи рубленъ не пожалю!
Зуда. Экъ разгулялся! Да кто нынче за тысячу пойдетъ?
Лукьянъ. Такъ много ли же?
Зуда (тихо Лукьяну) Отгони парнишекъ-то, не ихнее дло.
Лукьянъ (сыновьямъ) Чего вы тутъ рыло-то выставили? Пошли прочь! (Зуд). Ты правду молвилъ, Михайло Перфильичъ, али только ради шутки?
Зуда. Какія тутъ шутки! Ужъ коли говорятъ, что есть, такъ есть.
Лукьянъ. Да кто-же эвто, кто? Молви!
Зуда. Что? Больно ловокъ! Пятьдесятъ рублевъ за хлопоты, такъ ужъ, такъ и быть, и сторгую подешевле.
Лукьянъ. Да ужъ объ эвтомъ спору не будетъ, только выручи посходне.
Зуда. Посходне! Посходне! А какъ, примрно дло, посходне-то?
Лукьянъ. Ну, да ужь коли тысячи мало, такъ, пожалуй, я два ста еще прикину.
Зуда. Нтъ, братъ, далеко несходно, съ тобой видно пива не сваришь. (Хочетъ идти).
Лукьянъ (останавливая Зуду). Да постой, постой! Куда ты?
Зуда. Что тутъ по пусту бобы-то разводить. (Хочетъ идти).
Лукьянъ. Да скажи, много-ли надоть?
Зуда. Можетъ статься, за дв тысячи какъ-нибудь и уломаю.
Лукьянъ. Что ты, что ты! Да вдь это чистое раззореніе.
Зуда (опять хочетъ идти). Я тебя не принуждаю: Хошь-такъ хошь, а не хошь — какъ хошь.
Лукьянъ (останавливая его). Да хоть полуторы не возьметъ-ли?
Зуда. Я теб говорю и за дв-то на свой страхъ беру. Можетъ не возьметъ, такъ вдь придется своими приплачивать.
Лукьянъ. Да-ты бы мн его указалъ, можетъ онъ самъ-то и понаровку сдлаетъ?
Зуда. Копейки не спуститъ!
Лукьянъ. Эко горе! эко горе!
Зуда. Полно сквалыжничать! Говори дломъ: ходитъ что-ли?
Лукьянъ (со вздохомъ). Да ужъ ладно — быть по твоему.
Зуда. Ну вотъ, давно-бы такъ.
Лукьянъ. А гд-же некрутъ-то?
Зуда (увидвъ Степана). А вотъ онъ и самъ на лицо.
Лукьянъ (съ удивленіемъ). Степка Козырь!..

II.
Т ЖЕ и СТЕПАНЪ.

Степанъ. Да! что задумалъ, то и сдлаю!.. Прощай Параша! Прощай матушка!.. Не увидите вы больше Степки Козыря, не потревожитъ онъ вашего покоя псней пьяною.
Зуда (подходитъ къ Степану). Что жъ мало погостилъ, Степанъ Селиверстычъ?
Степанъ. Будетъ съ меня, надо и честь знать.
Зуда. Да что съ тобою и вправду сдлалось? Выпилъ одинъ стаканчикъ и ошаллъ! Поправься, выпей другой…
Степанъ шительна).. Не могу! Не хочу!
Зуда (всторону). Худо дло! Этакъ его тверезаго-то пожалуй и не уговоришь… (Степану). Да что на тебя, столбнякъ что-ли нашелъ?
Степанъ (грозно). Не говори этого!.. Господь милосердный сжалился надъ блуднымъ сыномъ и умудрилъ его разумомъ.
Зуда. Такъ ужъ ты и не будешь больше пить?..
Степанъ (твердо). Никогда!
Зуда (всторону). Въ солдаты его, безпремнно въ солдаты! Разбойникъ, пить пересталъ!.. (Степану). Вотъ это доброе дло, Степанушка, ты затялъ… Ну, а какъ же кафтанишко-то? Ты бы хоть его-то запилъ.
Степанъ. Ничего мн ненадобно!
Зуда (Лукьяну). Ну, братъ, не подается!
Лукьянъ (тихо Зуд). Ужъ ты, пожалуйста, Какъ ни на есть уговори.
Зуда (Степану). Умникъ, Степанушка, умникъ! Вотъ, Богъ дастъ и поправишься… Пить-то перестанешь и все дло пойдетъ, какъ по маслу. (Съ участіемъ). Что матушка-то у тебя, все еще хвораетъ?.. Эхъ! Жалко ее, бднягу, право жалко!— Надо, братъ, теперь и для нея потрудиться, много она, сердечная, горя перенесла. Вдь поди-ко, въ домъ-то у тебя нтъ ни кола, ни двора?
Степанъ (заливаясь слезами). Ни синя пороху! Все пропилъ, ничего не осталось!
Зуда. Вотъ то-то-же и есть, говорилъ я теб: ‘Береги копеечку на черный день,’ такъ нтъ, слушать не хотлъ…
Степанъ. Миша! не кори меня! Что прошло, того ужъ не воротишь.
Зуда. Ну какъ не воротишь? Воротить можно, была-бы только охота.
Степанъ. Дай мн какую-нибудь работу, ты знаешь, что у меня ничто изъ рукъ не валится, я стану трудиться больше лошади.
Зуда. Ладно! За то, что ты доброй парень, я научу тебя, что Длать, отыщу теб такую работу, за которую впередъ дадутъ дв тысячи рублевъ…
Степанъ. Что?.. Дв тысячи рублевъ!.. Мн дадутъ дв тысячи рублевъ?..
Зуда. Да еще и съ поклономъ.
Степанъ. Михайло! не морочь меня!
Зуда. Кто тебя морочитъ? Только молви, что согласенъ, такъ и деньги въ горсти.
Степанъ (вы сильномъ волненіи хватаетъ за руку Зуду). Такъ ты не обманываешь меня?.. Ты не смешься надъ горемыкою?..
Зуда. Да что мн за прибыль такая?.. Только вдь вотъ что, по нраву-ли теб будетъ эта работа?..
Степанъ шительно). Все по нараву! Все по сердцу! окромя грабежа, да разбойничества.
Зуда. (тихо Лукьяну). Наша взяла! (Степану). Такъ вотъ, Степанушка, Лукьяну Фирсовичу требуется… какъ-бы теб это сказать?!.. требуется поставить некрута…
Степанъ (съ нетерпніемъ). Ну!..
Зуда. Такъ вотъ не хочешь-ли?..
Степанъ. Въ солдаты!..
Лукьянъ. Не обижу и я тебя, родной ты мой Степанушка! Выручи, кормилецъ! Надлю тебя казною, только выручи.
Степанъ (всторону). Въ солдаты! Такъ вотъ къ чему мн грезился этотъ сонъ… Вотъ къ чему рвалась душа… шительно). Иду! иду.
Зуда. Лихо! Молодецъ! (Лукьяну). Ну, Лукьянъ Фирсычъ, бги-же скоре за деньгами…
Лукьянъ. Разомъ, кормилецъ мой, разомъ слетаю!..
Степанъ (останавливая Лукьяна). Стой! Не надо мн денегъ, я не кулакъ, я не хочу, чтобы меня называли продажной душой!
Лукьянъ (обнимая Степана). Ахъ ты мой красавчикъ писанный! Такъ ты изъ одной охоты пойдешь?
Зуда (тихо Степану). Что ты, что ты, съ разума спятилъ что-ли?! Бери, пока даютъ.
Степанъ. Нтъ, братъ Михайло Перфильичъ, удалось было теб зачадить проклятымъ зельемъ мой разумъ, да не удалось зачадить совсти! (Утвердительно). Иду даромъ!
Лукьянъ. Вотъ добрая-то душа!
Степанъ (Лукьяну). Объ одномъ только попрошу тебя, Лукьянъ Фирсычъ! Не забудь моей старушки-матери, остается она безъ всякаго призрнія, такъ не дай ей умереть съ голоду и холоду.
Лукьянъ. Будь въ поко, Степанушка! стану беречь ее, какъ родную! Пойдемъ-ка, желанный ты мой!.. Откушаемъ нашей хлба-соли, а тамъ и къ длу!
Степанъ. Пойдемъ, пойдемъ!.. Или нтъ, постой. Дай мн въ послдній разъ полюбоваться на родимую сторонушку!.. Дай мн въ послдній разъ увидть мою ненаглядную Пара… О! растерзайся грудь добра-молодца! разорвись въ куски сердце бдное! (Закрываетъ лицо руками и горько рыдаетъ).
Лукьянъ. Степа!.. Степанушка… Что ты!.. что съ тобой попритчилось?
Зуда (съ насмшкою). Видишь, ты ужъ больно сходно некрута-то купилъ, такъ онъ, кажись, еще ничего невидя и струсилъ.
Степанъ (горячо). Я!.. Я струсилъ! Врешь ты, рыжая собака!— Эхъ! кабы не боялся грха,— далъ-бы я теб память!.. Мн трусить!.. Да разв душа-то во мн не русская?.. Что жалть-то мн жизни? Было время, эхъ! да не воротишь Нтъ, не смерти боюсь я, — боюсь суда Божьяго!.. Что мн въ жизни теперь?.. Было сердце у меня, — горе высушило, былъ и умъ въ головъ, — печаль вышибла, была воля моя, волюшка,— злые люди отняли, и стала буйная головушка пустымъ котломъ безъ варева!.. Нтъ, не жизни жалко мн, — жаль мн матушку родимую, жаль мн долюшку сердечную!..
Лукьянъ. Не горюй, Степанушка, не горюй, вдь ты доброе дло длаешь, и я не оставлю твоей матушки, видитъ Богъ, не оставлю!— Пойдемъ-кась ко мн: наряжу я тебя въ новый кафтанъ, да въ пуховую шляпу, и будешь ты у меня молодецъ-молодцомъ!
Степанъ. Идемъ! Видно ужъ чему быть, того не миновать!..
Зуда (тихо Лукьяну). Гляди-же ты, не забудь моихъ-то пятидесяти рублевъ.
Лукьянъ. Что больно зорокъ! Да за что?
Зуда. Какъ, за что!.. за некрута?
Лукьянъ. Да вдь онъ охотой идетъ, такъ тутъ и платить не зачто. (Степану). Пойдемъ, Степанъ Селиверстовичъ! (Уходятъ вмст съ Степаномъ).

III

Зуда (Одинъ. Стоитъ нсколько времени, какъ ошеломленный). Вотъ теб, бабушка, и юрьевъ-день! Экъ они меня шарахнули!.. Да что же это такое значитъ?.. Да гд-же у меня былъ, разум-то? Въ каблуки ушелъ что-ли? Степка Козырь да Лукашка Скула провели за носъ Михаилу Зуду, что ни на есть перваго мошенника… Оказія, да и только!.. (Смотритъ за кулисы). Вонъ, ужъ и обдня отошла, весь людъ, провожаетъ ополченныхъ… Да чего-же я-то зваю? Вдь этакъ и тутъ, пожалуй, на бобахъ останешься… Нтъ! ужъ коли задумалъ въ маркитанты, такъ въ маркитанты! (Кричитъ въ двери своею дома). Кузька! Запрягай срку!— Вдь не безъ вина-же имъ милягамъ и въ-самомъ-длъ въ походъ идти. (Уходитъ).

IV.
СИДОРОВЪ, СТАРОСТА, ДАНИЛО, МАТВЙ, ПРОКОФІЙ, ОПОЛЧЕННЫЕ, КРЕСТЬЯНЕ, КРЕСТЬЯНКИ, ДТИ и потомъ ОМКА.

Сидоровъ (ополченнымъ, которые ею окружаютъ). Ну, братцы, слышали вы, что говорилъ отецъ Николай?
Ополченные. Слышали, слышали!
Сидоровъ. Поняли вы, на какое великое дло онъ благословилъ насъ?
Ополченные. Всё поняли!
Сидоровъ. А коли поняли, такъ скажите, куда мы идемъ теперь?
1-й Ополченный. На защиту родины отъ нашествія иноплеменныхъ!
2-й Ополчедный. На войну съ французомъ, за оскорбленіе храмовъ Господнихъ.
3-й Ополченный. Вступиться за поруганіе женъ и дтей нашихъ.
Сидоровъ (съ восторгомъ). Славно! Лихо, ребята! Теперь я вижу, что мн васъ учить нечему: разумъ — есть, водя есть, а храбрости русскаго человка учить не стоитъ.
Василій (горячо). Да ты только, дядюшка Антипъ, веди насъ на хранцуза, а ужъ я, то есть, во какъ: одинъ пятокъ уложу! Поднесу подъ микитки такого раза, что вытаращитъ глаза!
Сидоровъ (бьетъ по плечу Василья). Молодецъ, братъ Вася! Быть теб фельдфебелемъ.
Василій. Ой-ли!?.. (Ополченнымъ). Слышь вы, войлоки! кланяйся начальству!
Ополченные. Да ужъ и мы отъ тебя не отстанемъ.
Сидоровъ. И васъ ундерами пожалуютъ! Одначе пора! (Ополченнымъ). Ну, други милые! ратные товарищи! Мы исполнили христіанскій долгъ, очистили совсть молитвою, получили благословеніе отца духовнаго: теперь, пора и въ путь? Попрощайтесь-же съ, родимыми, да и маршъ на святое дло! (Отцы и матери обнимаютъ и благословляютъ дтей, молодыя жены плачутъ, цлуются съ мужьями и также подаютъ имъ цловать грудныхъ младенцевъ, ополченные становятся на колна передъ родителями, кланяются въ ноги и стараются ихъ утшить. Общая картина).
Сидоровъ (который стоялъ все это время, сложивъ руки на груди, и со слезами на глазахъ любовался на происходившее). Творецъ всемогущій! А мн что?.. Мн, старому горемыкъ, и проститься не съ кмъ!.. (Весело). Э! Да и то сказать: одна голова не бдна, а коли и бдна, такъ одна! (Барабанщикамъ). Бей, сборъ! (Барабанщики бьютъ сборъ. Ополченные отходятъ отъ родныхъ и строятся во фронтъ).
Вс (съ удивленіемъ). Что это!.. Кто это?!.
омка (вбгая). Не полоштесь! Не полоштесь! Энто мой бачка повезъ Степку-Козыря за меня въ солдаты сдавать.
Вс. Какъ! Продался?!
омка. Нтути! охотой пошелъ!
Вс. Охотой!
Сидоровъ. Слава Теб, Господи, Слава Теб! Ты поставилъ заблудшаго на путь истинный! (Ополченнымъ). Братцы! Ужъ коли въ Стейкъ проснулась совсть, такъ чего-жъ мы-то ждемъ? Нутка, благословясь!.. (Становится передъ фронтомъ). Съ нами Богъ! Ура!
Оплаченные Съ нами Богъ! Ура! (Барабанщики бьютъ маршъ, ополченные проходятъ кругомъ всей сцены, крестьяне бросаются ихъ провожать, Въ это время изъ-за дома Зуды показывается небольшая телега, въ которую запряжена одна кляча, самой непривлекательной наружности. Въ телег лежитъ бочка съ виномъ, на которой сидитъ Зуда и самъ правитъ лошадью).
Зуда (понукая лошадь). Ну, ну! Срко! Догоняй скоре, вдь самому подъ музыку-ту веселе будетъ ноги переставлять.

ДЙСТВІЕ ТРЕТІЕ.
ДОЛГЪ СЛУЖБЫ И ЛЮБОВЬ МАТЕРИ.

Богатая комната въ дом Майскихъ.

I.

Донцева (одна, смотритъ въ окошко). Все еще учатся!.. Ахъ, Боже мой! Да когда же они перестанутъ?.. Бдный Александръ! Я думаю, ему вс руки оттянуло ружьемъ. Да и дядюшка, Иванъ Львовичъ, пріхалъ сюда только для того, чтобы сманить племянниковъ въ военную службу.

II.
ДОНЦЕВА и АНДРЕЙ.

Андрей. Барышня, пожалуйте къ Анн Львовн, он васъ просятъ.
Донцева. Сейчасъ.
Андрей (одинъ). Бдняжка! Жалко ее, право жалко! Э — эхъ! Французъ, Французъ! все это братъ ты накуралесилъ! (Смотритъ въ окно). Вотъ и ученье кончилось. Бжать поскоре къ ротному закройщику и спросить у него, готовы-ли барскіе мундиры и шинели. (Хочетъ идти и въ дверяхъ встрчается съ Александромъ и Николаемъ).

III.
АНДРЕЙ, АЛЕКСАНДРЪ и НИКОЛАЙ.

Николай (Увидя, Андрея). А! Здравствуй, Андрей! Гд маменька?
Андрей. Кушаютъ кофей, въ кабинет у барина.
Алексагдръ. А барышня?
Андрей. Съ ними вмст-съ. Однакожъ, извините, мн надобно бжать къ портному за вашимъ платьемъ.
Николай. Ступай, кто тебя держитъ. (Андрей уходитъ).

IV.
АЛЕКСАНДРЪ и НИКОЛАЙ.

Николай. Тьфу, какъ я проголодался?.. (Александру). Братъ! хочешь позавтракать?
Александръ. Нтъ.
Николай. Это удивительно! Онъ точно съ осени закормленъ! Говоритъ мало, стъ мало, а спитъ и того меньше, славный солдатъ!
Александръ (нетерпливо). Послушай, братъ, ты мн надолъ своею веселостью!
Николай. А ты мн надолъ своей хандрою! Съ-тхъ-поръ, какъ пріхалъ сюда дядюшка, и объявилъ, что мы приняты на службу, ты сталъ совсмъ другимъ человкомъ, я, родной братъ, не узнаю тебя, да ужъ не трусишь-ли ты?
Александръ (всторону). Ахъ! какое мученіе! (Николаю, взявъ ею за руку). Не ужели ты во мн сомнваешься?
Николай. Да какъ-же, братецъ, не сомнваться? Помилуй! Отечество въ опасности, все вооружается, все идетъ на службу весело, радостно, а ты хмуришься!
Александръ (съ достоинствомъ). Братъ! не упрекай меня! Я неменьше тебя люблю родину, неменьше тебя уважаю призывъ и волю Благословеннаго Монарха, но…
Николай. Что-же такое?
Александръ. Я знаю, что не возвращусь больше въ домъ родительскій.
Николай. Это почему?
Александръ. Меня убьютъ!
Николай. Кто теб это сказалъ?
Александръ. Предчувствіе.
Николай. Вздоръ! Ты знаешь пословицу: ‘страшенъ сонъ, да милостивъ Богъ!’ Выкинь изъ головы эти пустяки и будь веселъ какъ я.
Александръ (обнимая брата). Да! И въ-самомъ-длъ, что за ребячество. Прочь мрачныя мысли! Прочь глупыя предчувствія!
Николай. Давно-бы такъ! А то было, ужъ я начиналъ думать: не подмнили-ли мн тебя, не двченка-ли ты переодтая?

V.
Т-ЖЕ и СИДОРОВЪ.

Сидоровъ. Здравія желаю, ваши благородія?
Николай. А! учитель! Что скажешь хорошаго?
Сидоровъ. Все обстоитъ благополучно, ваше благородіе. Дядюшка приказали мн зайти сюда посл ученья.
Николай. Дядюшка еще не возвращался, онъ осматриваетъ теперь новую партію рекрутъ.
Сидоровъ. Счастливо оставаться, ваше благородіе! (Хочетъ идти)..
Николай (останавливая ею). Погоди, побесдуй съ нами.
Сидоровъ (съ чувствомъ). Покорнйше благодаримъ, ваше благородіе!
Александръ. Дядюшка не ошибся, поручивъ теб быть нашимъ учителемъ въ военномъ дл.
Сидоровъ. Дай Богъ здоровья отцу-командиру! Онъ зналъ, чмъ разогрть, душу стараго солдата. Знаете-ли, ваше благородіе, что эта честь для меня дороже всего на свт.
Николай. Вримъ, добрый Сидоровъ, вримъ и постараемся доказать теб, что твои труды не пропали даромъ. Видлъ-ли ты наше сегодняшнее ученье?
Сидоровъ. Видлъ, ваше благородіе.
Александръ. Что-жъ, хорошо мы исполняли твои уроки?
Сидоровъ (заминаясь). Не знаю, ваше благородіе.
Николай. Какъ не знаешь? Стало-быть, ты недоволенъ мною?
Сидоровъ. Вами, я распредоволенъ, доволенъ! А вотъ его благородіемъ, такъ…
Александръ, Что же, я? Нехорошо?
Сидоровъ. Да такъ себ: ни шатко, ни валко, ни на сторону!
Николай (брату). Слышишь! И всему причиною твоя хандра.
Александръ. Ахъ, не напоминай мн объ этомъ. Мн теперь самому за себя стыдно!
Сидоровъ (Александру). Да вы не сокрушайтесь, ваше благородіе, не задумывайтесь, а мыслите только, что солдату слдуетъ безъ думы, безъ оглядки, безъ отговорокъ длать все по приказу.
Александръ. Такъ, Сидоровъ, такъ! А скажи-ка, по чести, дядюшка нашъ храбрый офицеръ?
Сидоровъ, Читали вы сказку про Илью богатыря, ваше благородіе? Такъ вотъ, дядюшка-то вашъ, по храбрости, ему тезка приходится.
Александръ. Тсъ! Тише, вотъ онъ и самъ!

VI.
Т-ЖЕ, ЧУБАРОВЪ и ОГНЕВЪ.

Чубаровъ (Огневу). Спасибо, Огневъ, спасибо! Я тобою очень доволенъ! Ты мн славно вышлифовалъ молодыхъ рекрутъ, это такіе молодцы, которыхъ нескоро различишь отъ старыхъ служивыхъ.
Огневъ. Ради стараться, ваше высокоблагородіе!
Чубаровъ (подходитъ къ бюро, отпираетъ его, вынимаетъ деньги и отдаетъ Огневу). Вотъ теб деньги: сегодня за обдомъ чтобы у всхъ была винная порція. Слышишь?
Огневъ (беретъ деньги). Слушаю, ваше высокоблагородіе!
Чубаровъ (останавливая его). Погоди!.. У тебя въ ротъ есть Степанъ Козыревъ?
Огневъ. Есть, ваше высокоблагородіе.
Чубаровъ. Какъ онъ ведетъ себя?
Огневъ. Отлично хорошо.
Чубаровъ. Не можетъ быть!
Огневъ. Не могимъ обмануть командира. Истинно такъ.
Чубаровъ. Да онъ пьяница.
Огневъ. Капли въ ротъ не беретъ.
Чубаровъ (обращаясь къ Сидору). Сидоровъ! Слышишь?
Сидоровъ. Слышу, ваше высокоблагородіе, и не могу опомниться отъ радости!
Чубаровъ. Стало-быть: лучшая школа царская служба! (Огневу). Ступай! О поведеніи Козырева доносить мн какъ можно чаще.
Огневъ. Счастливо оставаться, ваше высокоблагородіе! (Уходитъ).

VII.
Т-ЖЕ, КРОМ ОГНЕВА.

Чубаровъ (обращаясь къ Николаю и Александру). Ну, а вы что скажете, любезные племяннички, молочнички, маменькины сынки?
Николай. Что прикажете, дядюшка…
Чубаровъ. Во-первыхъ, почему вы до-сихъ-поръ не въ формъ? Знаете-ли, что раснокалиберщина на ученьи портитъ фронтъ.
Александръ. Знаемъ, дядюшка, но это не отъ насъ зависитъ. Портной…
Чубаровъ (перебивая его). Лентяй!. его надобно поторопить. (Къ Сидорову). Ну, а что твои ополченнные, не скучаютъ?
Сидоровъ. Куда скучать, ваше высокоблагородіе! Такой-ли это народъ, они только и знаютъ, что учатся артикулу, распваютъ псни во всё горло, и ждутъ не дождутся, когда выступать въ походъ.
Чубаровъ. Молодцы! Съ такимъ народомъ можно сдлать то, чего французы и во сн не видали. Такъ-ли, Сидоровъ?
Сидоровъ. Такъ, ваше высокоблагородіе! Русскаго человка стоитъ только затронуть за живое, такъ онъ такихъ чудесъ надлаетъ, про которыя и сказку не сложить.
Наполеону и не снилось,
Когда затялъ съ нами бой.
Чтобъ поголовно ополчилась
Святая Русь за край родной.
У насъ въ сердцахъ — одна основа,
Намъ родина милй всего!
Россія не возьметъ чужаго,
Да не отдастъ и своего!
Мы Бонапарту ненаходка,
Блугой завизжитъ Французъ,
Какъ православная бородка
Задетъ во Французскій усъ!
Эхъ! Только-бы намъ поскоре въ дло, а то потшились-бы наши русскіе соколы надъ заморскими коршунами! (Чубарову). Ваше высокоблагородіе! Не взыщите за любопытство, позвольте узнать: скоро-ли мы выступимъ подъ непріятеля?
Чубаровъ. Не медля ни минуты, какъ только придетъ приказаніе главнокомандующаго.
Сидоровъ. Ахъ, кабы оно поскоре пришло!
Чубаровъ. А что? Не терпится?
Сидоровъ. Не подъ силу, ваше высокоблагородіе! Богъ свидтель, не подъ силу! Грустно, больно русскому сердцу видть, какъ безпрестанно отступаютъ наши арміи, какъ злой супостатъ занялъ уже самую середину нашего отечества.
Чубаровъ. Вотъ слова главнокомандующаго: ‘Съ потерею Москвы не потеряна Россія. И самою уступкою первопрестольной столицы нашей мы приготовимъ позоръ и гибель непріятелю.’ А ты знаешь, Сидоровъ, что на слова князя Кутузова положиться можно.
Сидоровъ. Если такъ молвилъ батюшка Михаилъ Ларивоновичъ, такъ ужъ нашему брату нечего попусту и языкъ чесать, его слово крпче замка желзнаго.
Чубаровъ. Да! И теб, старому волку, надобно сидть у моря да ждать погоды. (Обращаясь къ племянникамъ). А гд-же ваши старики?
Александръ. Сидятъ въ кабинет.
Чубаровъ. И врно кофеи распиваютъ? О, старые лентяи! Вдь нтъ, чтобы подумать объ нашемъ братъ служивомъ, который всталъ съ пяти часовъ и у котораго еще до-сихъ-поръ маковой росы во рту не было.
Николай. Что-же вамъ угодно, дядюшка?
Чубаровъ. Да, я думаю, того-же, чего и теб угодно, завтракать.

VIII.
ТЖЕ МАЙСКІЙ, АННА ЛЬВОВНА и ДОНЦЕВА.

Майская (услышавъ послднія слова). Сейчасъ, сейчасъ, мои голубчики, сейчасъ принесутъ.
Чубаровъ. Ну, слава Богу! А ужъ я было думалъ, сестра, что ты объ насъ забыла?
Майская. Да если правду сказать, братецъ, такъ я и дйствительно объ теб мало безпокоилась.
Чубаровъ (смется). Ахъ, прахъ возьми! Да о комъ-же ты думала?
Майская (показывая на дтей). А вотъ о комъ Объ моихъ голубчикахъ, объ моихъ ненаглядныхъ!.. (Ласкаетъ дтей). Ну что, я думаю, вы очень устали?
Чубаровъ (смется). Да какъ-же не устать! Вели поскоре приготовить перинки, за спеленай ихъ свивальничками, пускай отдохнутъ маленько.
Донцева (всторону). Противный! Еще онъ-же и смется.
Майской. Да, братъ, Иванъ Львовичъ, нашъ женскій полъ на тебя крпко сердитъ! А особенно Лизанька. Вдь это она и уговорила жену, чтобы оставить тебя сегодня безъ завтрака.
Чубаровъ. Какъ! И Лизавета Михайловна противъ меня!.. Да за что же это?.. Лизавета Михайловна! Что я Ванъ сдлалъ? за что вы хотите уморить меня съ голоду?
Донцева. А зачмъ вы другихъ морите столько времени на ученьи?
Чубаровъ. О, неблагодарность! Прошу покорно: я для нея-же стараюсь, приучаю будущаго ея мужа къ терпнію, а она… Чистая неблагодарность!
Донцева. Да кто васъ проситъ объ этомъ безпокоиться? Было-бы гораздо лучше, еслибъ вы не мшались въ чужія дла.
Майская. Вотъ ужъ что правда, то правда, Лизанька. Въ чужой монастырь со своимъ указомъ ходить не слдуетъ!
Майской (Чубарову). Что, братъ, попался? Вотъ ужо тебя!
Чубаровъ. Да, боюсь я очень! Что такое и въ-самомъ-дл? Напалъ женскій гарнизонъ,— большая важность! Йу, не подадутъ мн завтракать сюда, такъ я и самъ на кухню дорогу знаю. (Лъ это время слуга вноситъ завтракъ и ставитъ его ira столъ.
Чубаровъ (увидя это). Ага! Струсили! Ура! крпость сдались на капитуляцію. (Садится за столъ).
Майская (Александру). Сашенька! А ты что же?
Александръ. Мн не хочется, маменька.
Майская. Что ты, что ты, столько времени не лъ, да и теперь не хочешь?.. Нтъ, нтъ, садись!
Чубаровъ. Садись, брать Александръ. Легко можетъ быть, что это и послдній завтракъ въ домъ родительскомъ.
Александръ (всторону, со вздохомъ). Ахъ! я и самъ это чувствую.
Вс. Какъ послдній?!
Чубаровъ. Да! Мы идемъ не на брачный пиръ, а туда, гд въ живот и смерти Богъ воленъ!
Майская (съ безпокойствомъ). Какъ, братецъ! Да неужели ты, не шутя, хочешь взять съ собою Николая и Александра?..
Чубаровъ. А ты какъ думала? Иначе, зачмъ-бы мн ихъ было записывать въ военную службу.
Майская. И они пойдутъ подъ Француза?.. Пойдутъ въ сраженіе?..
Чубаровъ. Непремнно пойдутъ!
Майская шительно). Этому не бывать!
Чубаровъ (вскакивая изъ-за стола). Что?!
Донцева. Не пускайте, маменька, не пускайте, что это и въ-самомъ-дл!
Майская. Да таки и не пущу!
Майскій (жен). Однакожъ послушай, мой другъ…
Майская. Что такое, батюшка?
Майскій. Честь русскаго дворянина требуетъ, чтобы дти наши…
Николай. Милая маменька! позвольте намъ…
Майская. Ни за что не позволю!
Чубаровъ (сестр). Сумасбродная женщина! Вспомни только, что ты длаешь. Въ годину бдствія ты отнимаешь у отечества врныхъ и храбрыхъ защитниковъ!
Майская. А ты разв лучше поступаешь, когда отнимаешь у бдной матери дтей и у невсты жениха?
Чубаровъ. Для пользы отечества всякой изъ насъ долженъ жертвовать собою.
Майскій (жен). Согласись, другъ мой! Не удерживай ихъ…
Майская. Нтъ, нтъ, я своихъ не пущу!
Майскій. Но я прошу тебя!..
Майская. Не проси!
Майскій. Аннушка! Ради Бога!..
Майская. Напрасно изволишь безпокоиться.
Майскій (серьозно) Такъ ты не хочешь?
Майская. Не хочу, не хочу и не хочу!
Майскій (повелительно). Ну, такъ я теб приказываю!
Майская. Что! что?! Ты мн приказываешь?!
Майскій (горячо). Да! я вхожу въ свои права, потому-что ты забываешь свои обязанности!
Чубаровъ (Майскому) Славно, братъ, Иванъ Петровичъ, славно! Не давай повадки бабамъ.
Майская (мужу). Иванъ Петровичъ, опомнись! Что ты длаешь?…
Майскій. То, что велятъ мой долгъ и присяга, что сдлаетъ всякой русскій дворянинъ и честный человкъ, наконецъ то, чего ты, по глупости своей, не понимаешь!
Майская. Вотъ теб разъ! Ужъ онъ бранится!.. (Плачетъ).
Иванъ Петровичъ, извергъ ты этакой! Посмотри, вдь я плачу…
Чубаровъ. Женскія слезы — вода! (Сестр.) Безразсудная женщина! Чего ты боишься?
Майская. Ахъ, братецъ! А если ихъ убьютъ?
Чубаровъ. Да разв всхъ убиваютъ, кто идетъ въ сраженіе? Нашъ русскій бояринъ, Михайла Андреевичъ Милорадовичъ, до-сихъ-поръ былъ въ сорока компаніяхъ и не получилъ ни одной царапины.
Майская. Вотъ что вздумалъ сказать: вдь онъ генералъ, такъ въ него, я думаю, Французы и стрлять-то не смютъ.
Чубаровъ (смется). Ха, ха, ха!
Майская. Чему ты смешься? У Бонапарта, говорятъ, столько солдатъ, что и видимо невидимо! Гд вамъ съ ними управиться?
Чубаровъ. Сила войска состоитъ не въ сотняхъ тысячъ, но въ любви къ отечеству — этимъ Россія и богата и счастлива!
Майская. Ты судишь все пъ своему, по военному, а я сужу, какъ мать. (Плачетъ).
Чубаровъ. Опять за слезы!.. Тьфу, чортъ возьми! Вс эти баловницы — матушки на одинъ покрой. Ни одна разлука не обходится у нихъ безъ слезъ, а посл, когда дти ихъ возвратятся со славою изъ похода, такъ и имъ любо: не наглядятся, не нарадуются, не нацлуются, да и нельзя иначе: у того золотая шпага за храбрость, у другаго крестъ въ петлиц, у третьяго орденъ на ше… Что ты на это скажешь, сестра? Разв это не заманчиво?
Майская. Заманчиво-то заманчиво, да страшно…
Чубаровъ. Пустяки! Будь молодцомъ, бей порукамъ!
Майская (посл нкоторой нершимости протягиваетъ ему руку). Длайте, что хотите, Богъ съ вами!
Чубаровъ. Ура! Наша взяла!
Майскій (обнимая жену). Добрая моя Аннушка!
Александръ и Николай (бросаются къ матери и цлуютъ ей руки). Милая маменька!
Майская (обнимаетъ и цлуетъ дтей). Богъ съ вами, мои голубчики, Богъ съ вами!.. (Подходитъ къ нимъ). Лизанька! Не сокрушайся, моя красавица, не сокрушайся! Богъ милостивъ, Саша воротится офицеромъ, и тогда-то ужъ мы сыграемъ вашу свадебку.
Донцева (съ достоинствомъ). Сокрушаться!.. Вы ошибаетесь! Я люблю моего Александра, люблю больше жизни! Но никогда не буду противиться священному долгу, призывающему его на поле чести.
Чубаровъ. Браво! Лизавета Михайловна, браво! Эхъ! Жаль, что вы не мальчишка, непремнно-бы записалъ васъ въ портупей-прапорщики!

IX.
Т-ЖЕ и АНДРЕЙ, съ двумя большими узлами.

Чубаровъ (увидя Андрея). Что это такое?
Андрей. Военное платье для молодыхъ господъ. (Уходитъ въ комнату налво).
Николай. Ахъ, какъ я радъ! Братъ, пойдемъ поскоре, примримъ.
Чубаровъ (Майскому). Ну, видишь-ли, Иванъ Петровичъ, все кончилось благополучно.
Майскій. Да братъ, признаюсь теб, я никакъ не ожидалъ, чтобы жена моя такъ скоро согласилась.
Чубаровъ. Да какъ не согласиться? Съ женщинами надобно только дйствовать наступательно и он всегда сдадутся на капитуляцію.
Майскій. Въ-продолженіе тридцати лтъ я сегодня еще въ первый разъ такъ круто поступилъ съ моею женой.
Чубаровъ. Вотъ этимъ-то ты ее и избаловалъ, женщинамъ только дай повадку, такъ он сядутъ, да подутъ, да и ножки подожмутъ.

X.
Т-ЖЕ и подпоручикъ НОСКОВЪ.

Чубаровъ (увидя Носкова). Что вамъ угодно?
Носковъ. Г. полковникъ, депеша отъ главнокомандующаго.
Чубаровъ (весело). А! Наконецъ-то! (Беретъ отъ Носкова пакетъ, распечатываетъ и читаетъ про себя). Слава Богу! (Носкову). Г. подпоручикъ! объявите людямъ походъ, мы сегодня же выступимъ.
Носковъ. Слушаю, г. полковникъ. (Уходитъ).
Чубаровъ (кричитъ въ дверь, въ которую ушли Николай и Александръ). Эй, молодежь! Туалетъ вашъ продолжается слишкомъ долго. Сидоровъ! Что ты тамъ копаешься?
Сидоровъ (за кулисами). Пригоняемъ амуницію, ваше высокоблагородіе.
Чубаровъ. Живо! Да извольте надвать полную походную форму! Слышишь?
Сидоровъ. Слушаю, ваше высокоблагородіе.
Майскій. Что это, Иванъ Львовичъ, разв ты опять хочешь длать ученье?
Чубаровъ. Ученье?.. Нтъ, братъ, Иванъ Петровичъ, конецъ ученьямъ! Мы теперь вступаемъ въ настоящую службу. Я сейчасъ получилъ приказаніе главнокомандующаго выступить въ походъ и соединиться съ дйствующею арміей.
Майскій. Какъ! Стало-быть, мы скоро и разстанемся?
Чубаровъ. Даже скоре, нежели ты думаешь.
Майскій. Неужели сегодня?
Чубаровъ. Недальше, какъ черезъ полчаса.
Майская. Черезъ полчаса!.. Боже милосердый! (Плачетъ).
Чубаровъ. Сестра! Ты опять за старое! Стыдно!
Майская. Братецъ, не могу!
Чубаровъ (съ сердцемъ). О, женщины! Когда вы будете умне?

XI.
Т-ЖЕ, НИКОЛАЙ и АЛЕКСАНДРЪ, въ полной походной амуниціи, и СИДОРОВЪ.

Николай и Александръ (подходятъ къ Чубарову и становятся передъ нимъ во фронтъ). Здравія желаемъ, ваше высокоблагородіе!
Чубаровъ (съ удивленіемъ). Хорошо! Молодцы! Спасибо, ребята Николай и Александръ. Ради стараться, ваше высокоблагородіе! Чубаровъ (командуя). Вольно! Кивера долой.
Николай и Александръ лаютъ налво кругомъ, отходятъ и снимаютъ кивера).
Чубаровъ (слдитъ за ихъ дйствіями и потомъ говоритъ Майскому). Ну, братъ, Иванъ Петровичъ, я готовъ объ закладъ удариться, что не пройдетъ и мсяца, какъ дти твои наднутъ офицерскую форму.
Майскій. Давай Богъ твоими устами медъ пить.
Чубаровъ. Выпьемъ и шампанскаго. (Племянникамъ). Ну, молодежь, вы представились мн, какъ начальнику, обнимете меня теперь, какъ дядю. (Николай и Александръ бросаются къ Чубарову и обнимаютъ его).
Александръ. Дядюшка! Добрый дядюшка!
Николай. Ваша похвала для насъ такъ пріятна, что мы не въ состояніи выразить…
Чубаровъ. А еще будетъ пріятне, когда вы заслужите похвалу высшаго начальства.
Николай. Поврьте, дядюшка, если только представится случай, вы увидите на дл, какъ дорожатъ ваши племянники такою высокою милостью.
Чубаровъ (бьетъ его по плечу). Браво, Николай, браво! Ты такъ и смотришь офицеромъ. (Сестр). Сестра! Чего-жъ ты дожидаешься? Неужели ты отпустишь насъ въ походъ безъ обда?
МАЙСКАЯ. Я сейчасъ-же всмъ распоряжусь… (Обнимаетъ дтей). Ахъ, вы мои голубчики! Ахъ, вы мои родные! (Плачетъ и уходитъ).
Чубаровъ (смотритъ вслдъ уходящей сестры). Славная женщина, добрая мать, зато ужъ въ трусости жида перещеголяетъ. (Майскому). Иванъ Петровичъ, ты, кажется, общалъ подарить мн лошадь? Теперь настало время: пойдемъ-ка, братъ, на конюшню, посмотримъ твоихъ буцефаловъ.
Майскій. Пойдемъ, пойдемъ, выбирай любую.
Чубаровъ, (племянникамъ). Вы, молодежъ, до обда свободны, длайте, что хотите. (Майскому). Пойдемъ! (Уходятъ подъ руку).
Николай. Братъ! Я пойду укладывать чемоданы.
Александръ. А я побгу успокоить мою Лизаньку. (Убгаетъ).
Перемна декораціи. Городская площадь. Въ глубин сцены виднъ шлагбаумъ. Съ обихъ сторонъ домы городскихъ жителей, изъ оконъ которыхъ выглядываютъ по временамъ молоденькія двушки. Вся площадь наполнена народомъ, солдатами, ополченными, разносчиками и обывателями. Вс они въ разныхъ группахъ. Одни изъ солдатъ закупаютъ у разносчиковъ разныя вещи, другіе покуриваютъ трубочки, третьи подходятъ къ цловальнику Зуд, который со своею бочкою расположился между двухъ домовъ съ правой стороны.

XII.
СОЛОННИНИКОВЪ, ЧУРАЩЕНКО, ТЕСАКОВЪ и ПОДМЕТКИНЪ стоятъ отдльною группою, ВАСИЛІЙ, СЕМЕНЪ, ПЕТРЪ и АЛЕКСЙ окружаютъ сбитеньщика и пьютъ сбитень.

Василій (прихлбывая изъ стакана сбитень). А! Знатно!.. (Подаетъ сбитеньщику пустой стаканъ). Наливай еще! (Товарищамъ). Эка сласть, ребята! Што не отвдаете?
Семенъ (нершительно). Я почемъ?
Василій. Да дорого-то дорого, по грошу за стаканъ.
Семенъ. Эге! Что у насъ деньги-то шальныя штоль? (Отходитъ).
Петръ. Дайка-съ я испробую. (Отдаетъ деньги сбитеньщику, тотъ наливаетъ ему сбитню).
Алексй (сбитеньщику). Давай ужъ и мн. (Сбитеньщикъ наливаетъ).
Василій (Семену). Сенька! Да выпей, дурья голова.
Семенъ. Не хочу!
Василій. Да выпей, хоть за мои?
Семенъ (съ сердцемъ). За твои! За твои! И за свои бы выпилъ, да не хочу.
Василій (обидясь). Ну имъ шла кума пыла, а куму легче, была-бы честь приложена, а отъ убытку Богъ избавилъ.
Солонинниковъ (Чуращенк, показывая на ополченныхъ). Глядика-съ, братецъ ты мой, какъ наше мужичье-то чуфарится?
Чуращенко. Э! Нехай ихъ…
Солонинниковъ. Да они, братецъ ты мой, деньгами сорятъ словно щепками.
Чуращенко. Тай щожъ?
Солонинниковъ. Ничего. Я говорю только, братецъ ты мой, что и намъ-бы передъ походомъ не мшало себя чмъ-нибудь потшить.
Чуращенко. Такъ щожъ? Спивай писню.
Солонинниковъ. Вотъ выдумалъ! Что за утха псня?.. Отъ нея пьянъ будешь! Нельзя-ли бы этакъ… понимаешь? (Щелкаетъ себя по галстуху).
Чуращенко (ухмыляясь). Эгэ! Такъ щожъ робить, колы грошей нема?
Тесаковъ. Что-то однако, братцы, не видно Степана Козырева.
Солонинниковъ Козырева! Это рекр’тикъ-то что-ли?
Тесаковъ. Да, только такой рекрутикъ, который и нашего брата за поясъ заткнетъ. Вдь вотъ, братцы, даетъ-же Господь человку такое понятіе: давно-ли онъ былъ мужиченка ледащій, а теперь посмотрика-съ: съ небольшимъ въ дв недли всю солдатскую службу произошелъ до тонкости.
Солонинниковъ. Эка штука! Вдь его, сударь ты мой, самъ фельдфебель муштровалъ.
Тесаковъ. Такъ что-жъ, что самъ? Другаго пня какъ ни муштруй, а все пнемъ останется. Ужъ изъ зайца, братъ, медвдя не сдлаешь, отъ козла молока не достанешь.
Подметкинъ. А что, правда-ли, говорятъ, покуда онъ былъ въ мужичеств, такъ былъ горькой пьяница?
Тесаковъ. И не приведи Богъ какой! Вонъ, спроси у Мишки Зуды, онъ его и спаивать-то началъ, мошенникъ.
Солонинниковъ. А теперь-то, пьетъ-ли?
Тесаковъ. И не нюхаетъ! Товарищей угоститъ какъ угодно, а самъ къ сторонъ. Ужъ маркитантъ Мишка чего съ нимъ не длалъ, какъ не соблазнялъ, куда теб!
Солонинниковъ. Да гд-же онъ, сударь ты мой?
Тесаковъ. Не время ему теперича: у него изъ деревни для прощанья гостья пришла.
Солонинниковъ. Прогнать ее, сударь ты мой. Что теперь за гостьбище? Люди въ походъ идутъ, а они въ гости шляются.
Тесаковъ. Нтъ, братъ, ужъ объ этомъ и не заикайся! Это такая гостья, для которой онъ готовъ въ огонь и въ воду!.. (Смотритъ въ первую кулису). Э! да вонъ, на твое счастье, ужъ, кажись, они и прощаются… недолго-же погостила голубка! Ну, да и то сказать, дальніе проводы, лишнія слезы.
Солонинниковъ. Да что-жъ это, мать что-ли его?
Тесаковъ. Невста.
Солонинниковъ. Невста!

ХIII.
Т-ЖЕ, СТЕПАНЪ и ПАРАША выходятъ изъ первой кулисы.

Степанъ. Спасибо теб, Парашенька, спасибо теб, ненаглядная, что ты не забыла меня горемычнаго.
Параша. Вдь я не въ тебя, Степанъ Силиверстовичъ! Это ты только бросилъ меня на съдень горю лютому и ухалъ не простимшись.
Степанъ. Ахъ, Парашенька! Мн совстно взглянуть на тебя, опосля того, какъ ты мн выбросила полтинникъ.
Параша. Да вдь я для того это сдлала, что мн жалко стало смотрть, какъ ты дрожалъ передъ цловальникомъ.
Степанъ. А мн подумалось, что ты ужъ совсмъ разлюбила меня.
Параша. Ахъ, Степа, Степа!
И хотла-бъ разлюбить,
Да не стало силы,
Сердце стало больно ныть,
По теб, другъ милый!
Скука, объ руку съ тоской,
Ретивое грызли,
И помчались за тобой
Двичьи вс мысли.
Передъ батюшкой роднымъ
Я во всемъ таилась,
Съ изголовьицемъ однимъ
Слезками длилась.
Лягу спать — анъ и во сн
Прилучалось часто,
Что мерещишься ты мн,
Русый кудреватый!
Такъ могла-ль я разлюбить?
Нтъ не стало силы!
Сердце стало больно ныть,
По теб, другъ милый!
Степанъ (обнимая ее). Парашенька! Звздочка ты моя ненаглядная! О! какъ я люблю тебя!
Параша. А ужъ я-то тебя какъ люблю, такъ и сказать не умю!.. Ахъ, Степа, Степа! Зачмъ ты пошелъ въ солдаты?..
Степанъ. Не говори этого, Парашенька. Вс теперь идутъ на службу царскую, а я, благодаря Бога, не ублюдокъ между людей! Я не хочу, чтобы на меня показывали пальцами и говорили: ‘Степка Козырь трусъ! Степка Козырь службы испугался!’
Параша. Оно такъ… да вдь, вотъ батюшка-то мой говоритъ, что еслибы ты не ушелъ въ солдаты, такъ насъ-бы и повнчали.
Степанъ. Поблагодарствуй отъ меня своего родимаго и попроси его обождать, покуля мы воротимся изъ похода. А на тебя, Парашенька, я надюсь крпко, вдь ты меня не разлюбишь?.. Ты не забудешь своего Степана?
Параша. Ахъ, Степа, Степа! не покинь только ты меня, а ужъ я тебя никогда не забуду!.. Одначе, пора мн и домой, батюшка, отпуская, настрого наказывалъ къ ночи домой вернуться. Прощай, Степа, прощай, мой голубчикъ! (Плачетъ).
Степанъ (съ чувствомъ обнимая ее). Прости, моя ласточка! Прости моя милая! Береги мою старушку.
Параша. Я буду чтить ее, какъ свою родную! Только ужъ и ты, Степушка, поберегай себя на отраженіи, и если, чего Боже упаси, Французъ будетъ убивать тебя, такъ ты не давайся и, скажи ему, ‘Пусти меня, господинъ Французъ, меня, молъ, дома невста дожидается.’ Такъ-таки ему и скажи, онъ тебя и отпуститъ.
Степанъ (улыбаясь сквозь слезы). Ладно, ладно, мое сокровище!
Параша. Ну, прощай-же, мой ненаглядный!
Степанъ. Прости, прости, Парашенька, кланяйся родимымъ!.. Да гд-же твоя лошадка-то?
Параша. А эво, вонъ, съ батракомъ стоитъ за изгородью. (Идетъ и потомъ останавливается). Прощай, Степа!
Степанъ (подбгая къ ней). Прощай, моя жемчужина перекатная! (Параша уходитъ. Степанъ долго стоитъ на одномъ мст и смотритъ вслдъ уходящей Параши). Ушла!.. Боже милосердый! Она-ли это?.. Не мерещилось-ли мн? Нтъ! Это была она! Это была моя Параша!.. Я не знаю, что со мною сталось, а меня какъ будто прибыло! Я теперь такъ веселъ, что хоть въ присядку, такъ въ ту-же пору! (Солонинигіковъ, Тесаковъ, Подметкинъ и Чуращенко подходятъ къ нему).
Тесаковъ. Ну, что, командиръ распочтенный! Проводилъ свою гостьюшку?
Степанъ. Проводилъ, братцы.
Тесаковъ. Наговорились, намиловались чай вдвоемъ?
Степанъ. Ахъ, братцы, я теперь такъ веселъ, такъ радостенъ, что. не знаю куда мн и дваться со счастіемъ!
Солонинниковъ. Вотъ еще, сударь ты мой, есть о чемъ думать. Коли самому довольно, такъ подлись съ другими.
Тесаковъ. А мы, братъ, Козыревъ, тутъ безъ тебя горюемъ?
Степанъ. Э! А чтобы такое у васъ попритчилось?
Солонинниковъ. Да оно, братецъ ты мой, коли разсудить хорошенько, такъ выходитъ дломъ причина-то и пустая, а все знаешь… Понимаешь?
Степанъ. Воля твоя, товарищъ, а я что-то не умю въ толкъ взять.
Солонинниковъ. Экой ты какой! Солдатской грамоты не понимаешь. Какъ-бы теб это растолковать… Вотъ видишь-ли…
Тесаковъ. Да полно, Солонинниковъ, заводить куранты, говори прямо. (Степану). У насъ, братъ Козыревъ, денегъ нтъ, а выпить хочется передъ походомъ, такъ не поможешь-ли горю? А?.
Степанъ. Давно-бы такъ и молвили. Пойдемте, братцы, пойдемте, на такой радости, а особливо для товарищей, у меня послдняя копейка ребромъ!
Подметкинъ. Вотъ молодецъ!
Солонинниковъ. Настоящій солдатъ!
Чуращенко. Отъ-то гарный парубокъ! (Идутъ къ бочк Зуды и встрчаются съ фельдфебелемъ).

XIII.
Т-ЖЕ и ОГНЕВЪ.

Огневъ. Куда! (Солдаты становятся предъ нимъ въ фронтъ).
Солонинниковъ (запинаясь). Кваску испить, ваша милость…
Огневъ. Котораго? Вонъ изъ этой бочки, что ли? (Увидя Степана). Какъ, братъ, Козыревъ, и ты съ ними? Что, видно опять принялся за старое?
Степанъ. Никакъ нтъ, ваша честь, мн хотлось только товарищей поподчивать.
Огневъ. А правду ты говоришь?
Степанъ. Видитъ Богъ, правду!
Огневъ. Ступайте! Да смотрите, небольше, какъ по одной.
Солдаты. Благодаримъ покорно. (Идутъ къ Зуд, который имъ наливаетъ вина и они пьютъ, кром Степана).

XV.
Т-ЖЕ и СИДОРОВЪ выходитъ быстро.

Сидоровъ (ополченнымъ). Бери ружья, ребята, сейчасъ командиръ будетъ! (Ополченные разбираютъ ружья). Вонъ ужъ господа офицеры вышли.
Огневъ. Вотъ теб на, а у меня весь народъ въ разбродъ. (Отходитъ отъ Сидорова).

XVI.
Т-ЖЕ, НОСКОВЪ и нсколько офицеровъ.

Носковъ (Огневу). Бить сборъ!
Огневъ. Слушаю, ваше благородіе. (Барабанщику). Бей сборъ! (Барабанщикъ бьетъ сборъ, солдаты спшатъ со всхъ сторонъ, разбираютъ ружья, изъ всхъ оконъ показываются любопытные жители. По окончаніи сбора, Носковъ командуетъ: ‘По мстамъ!’ Солдаты становятся въ дв шеренги, и офицеры занимаютъ свои мста, увидя възжающаго Чубарова) Вотъ и полковникЪ, Стройся! (Ополченные строятся).
Носковъ (командуя). Слушай!.. На караулъ! (Солдаты длаютъ на караулъ).

XVII.
Т-ЖЕ, ЧУБАРОВЪ верхомъ, АЛЕКСАНДРЪ, НИКОЛАЙ, МАЙСКІЙ, МАЙСКАЯ и ЛИЗА. При вызд Чубарова, АЛЕКСАНДРЪ и НИКОЛАЙ занимаютъ свои мста въ рядахъ солдатъ, семейство ихъ остается на заднемъ план, вмст съ прочими зрителями.

Чубаровъ. Здорово, ребята!
Солдаты и ополченные. Здравія желаемъ, ваше высокоблагородіе!
Чубаровъ. Товарищи! Поздравляю васъ съ походомъ.
Вс. Ура!
Чубаровъ. Къ вамъ обращаюсь я съ моею рчью, молодцы — новобранцы и удалые охотники. Скажите мн: весело-ли вы вступаете на новое поприще? Съ охотою-ли идете на защиту родины отъ нашествія враговъ иноплеменныхъ?
Вс. Ура!
Чубаровъ. Благодарю, благодарю васъ, друзьд мои. Да иначе нельзя было и думать. Вс мы русскіе, дти одного отечества. Искони наши дды и прадды въ минуты опасности стояли за вру православную, святую Русь, и не жалли ни жизни, ни имнія. Они служили врой и правдой, и этотъ святой завтъ передали намъ, своимъ потомкомъ. Мы также любимъ наше любезное отечество!.. А въ минуту, когда надо ринуться на враговъ, мы съ радостью положимъ наши головы съ истиннымъ сознаніемъ, что, ‘докол съ нами Богъ, дотол никто-же на мы, разумйте вс языцы и покаряйтеся, яко съ нами Богъ!’
Вс. Яко съ нами Богъ! Ура!
Чубаровъ. Я все сказалъ. Теперь въ походъ Псенники впередъ! Начинай! сенники начинаютъ пть). Маршъ! (Войско трогается и проходитъ мимо его, жители бросаются прощаться съ солдатами, семейство Майскихъ также на поход прощается съ Александромъ и Николаемъ. Занавсъ опускается.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Комната въ дом Майскихъ. При открытіи занавса слышны отдаленные пушечные выстрлы.

I.

Майскій (стоитъ, у окна и прислушивается). Кажется выстрлы приближаются… Чмъ больше прислушиваюсь, тмъ яственне становится гулъ ихъ!.. (Прислушивается, въ это время слышны сильные удары). Да! Это не игра разстроеннаго воображенія, это истина, неоспоримая истина. Боже мой! Неужели и это мирное убжище подвергнется той-же участи, которая постигла мою подмосковную деревню?.. Но что объ этомъ думать. Что будетъ, то будетъ. Слава Богу, что мн удалось уговорить жену и Лизу отправиться въ Ярославль, по-крайней-мр, хоть он въ безопасности.

II.
МАЙСКІЙ и РЕЦЕПТУРИНЪ.

Рецептуринъ. Здравствуйте, Иванъ Петровичъ!
Майскій (съ радостью). Ба, ба, ба! Гаврила Степанычъ! Вотъ ужъ одолжилъ. Какимъ случаемъ?
Рецептуринъ. По служб. Какъ уздный лекарь, получилъ приказаніе начальства объзжать ежедневно всхъ помщиковъ нашего узда. Вотъ какъ.
Майскій. Да зачмъ-же это?
Рецептуринъ. А вотъ изволите видть: у полковыхъ докторовъ теперь столько практики, что они не успваютъ управляться, по этому случаю множество раненыхъ офицеровъ препровождаются для излеченія въ ближайшія помстья, вотъ за ними-то мн и порученъ присмотръ. Вотъ какъ.
Майскій. Какая прекрасная выдумка!
Рецептуринъ. Безподобная! По-крайней-мр и нашему брату есть случай хоть сколько-нибудь послужить на пользу отечества. Вотъ какъ. Къ вамъ не привозили ни одного раненаго?.
Майскій. Нтъ, я еще не удостоился этой чести.
Рецептуринъ. Жалко. А вонъ у Краснопвкова такъ цлыхъ трое лежатъ, Вотъ какъ.
Майскій. Ну, а что слышно новаго? Какъ дла? Что Французы?
Рецептуринъ. Да что-жъ Французы? Сидли, сидли въ Москв, однакоже цыплятъ не высидли, видно потому, что холодно стало. Я слышалъ отъ раненныхъ офицеровъ, что Наполеонъ уже три раза просилъ миру, да не пришла желанная всточка. Между-тмъ, наши незваные гости безчинствовали да срамничали. Вдругъ выпалъ снгъ, да прижучили ихъ морозы, такіе, что о-о-охъ, горе лыкомъ подпоясано! Тутъ-то Наполеонъ и смкнулъ, что еслибы на горохъ не морозъ, такъ онъ-бы черезъ тынъ переросъ, и досадно ему стало, что у насъ въ Москв Два раза въ году лта не бываетъ. Вотъ какъ. 6-го октября собралъ онъ своихъ горе-богатырей на осенній парадъ и скомандовалъ имъ проходить церемоніалянымъ маршемъ. Вотъ и замаршировали наши Еру славы Лазаревичи гусинымъ шагомъ. Вдругъ откуда ни возьмись адъютантъ Мюрата, и доноситъ, что князь Кутузовъ напалъ на Французскій Авангардъ, и задалъ ему такого чосу, что любо-два. ‘Ай, ай! Сове! Сове-ву!’ Осовли басурманы, да и подрали вонъ изъ блокаменной. Вотъ какъ.
Майскій (съ радостью). Такъ Москва очищена?
Рецептуринъ. Очищена, въ полномъ смысл этого слова.
Майскій. Ну, а главнокомандующій что длаетъ?
Рецептуринъ. Чудеса!— Выбравшись изъ Москвы, Наполеонъ бросился на новую калужскую дорогу, да не тутъ-то было: подъ Малымъ-Ярославцемъ ему истопили такую баню, что какъ ни холодно, а повспотли Французы, и принуждены были, для прохлады, тронуться въ обратный путь къ Смоленску, по той-же дорог, по которой пришли. Вотъ какъ.
Майскій (съ одушевленіемъ). Такъ съ этой минуты можно смло сказать: Россія спасена! (Обнимаетъ Рецептурина). О! другъ! Ты своими разсказами такъ одушевилъ меня, такъ обрадовалъ, что я не знаю, чмъ и благодарить тебя?
Рецептуринъ. Хорошимъ завтракомъ, потому-что я еще сегодня ничего не лъ. Вотъ какъ.
Майскій. Сейчасъ. (Звонитъ въ колокольчикъ). Андрей! Андрей!

III.
Т-ЖЕ и АНДРЕЙ.

Андрей. Что прикажете, сударь?
Майскій. Завтракъ! Да смотри, поворачивайся живо!
Андрей. Слушаю-съ. (Уходитъ).
Майскій. Ну, скажи мн, Гаврила Степанычъ, что это за пальба слышна здсь по близости?
Рецептуринъ. А это должно-быть наши партизаны потшаются надъ отставшими колоннами великой и непобдимой арміи. Фигнеръ, Давыдовъ, Сеславинъ, Кайсаровъ, Ефремовъ и Кудашевъ кредиторы самые неумолимые, они своего ни за что не потеряютъ, а кто у нихъ взялъ лычко, тотъ отдай ремешекъ.
Майскій (горячо). Да такъ и слдуетъ! За что имъ спускать разбойникамъ? Будетъ съ нихъ, пограбили матушку — Россію, поругалися надъ святыми храмами, раззорили первопрестольную столицу.
Рецептуринъ. Успокойтесь, Иванъ Петровичъ! Богъ справедливъ и многомилостивъ, Онъ каждому воздаетъ по заслугамъ. (Въ это время, Андрей съ другимъ лакеемъ вносятъ накрытый столъ, съ приготовленнымъ завтракомъ). А! Вотъ и завтракъ готовъ! Славно!
Майскій (Андрею). Ты здсь больше ненуженъ. (Андрей уходитъ). Ну-ка, гость дорогой, милости просимъ. (Садятся за столъ). Съ чего-бы намъ начать: съ полыновки, или съ рябиновки?
Рецептуринъ. Да что-жъ, вдь он об лучше Впрочемъ, я слышалъ отъ старыхъ людей, что не вкусивши горькаго, не увидишь и сладкаго. Вотъ какъ.
Майскій. Ну такъ съ полыновки?
Рецептуринъ. Съ полыновки! (Майскій наливаетъ рюмки и они пьютъ). Брръ! Хорошо, да горько. А что-же, Иванъ Петровичъ, я не вижу вашего семейства?
Майскій. Сыновья въ арміи, а женщинъ я, для безопасности, отправилъ въ свою ярославскую деревню.
Рецептуринъ. И очень благоразумно поступили, потому-что французскіе мародеры рыщутъ какъ голодные волки, врываются въ дома помщиковъ, безчинствуютъ и грабятъ, какъ настоящіе разбойники. Вотъ какъ.
Майскій. И это образованная нація! и это люди, которыхъ мы, стыдно сказать, беремъ въ наставники нашихъ дтей!
Рецептуринъ. Да вдь у васъ у самихъ, кажется, былъ гувернеромъ Французъ?
Майскій. Хуже! Это былъ Французскій жидъ, и за все добро, которое я для него сдлалъ, онъ меня же обокралъ:
Рецептуринъ. Вотъ какъ. А впрочемъ я вдь его помню и еслибы только онъ не былъ мошенникомъ, такъ былъ-бы отличнымъ малымъ. Больше всего онъ мн нравился тмъ, что славно говорилъ по-русски.
Майскій. Да, этотъ человкъ имлъ отличныя способности и самыя дурныя наклонности, онъ зналъ пять языковъ, и изъяснялся на нихъ также свободно, какъ на своемъ природномъ.
Рецептуринъ. Вотъ какъ. А что, Иванъ Петровичъ, не попробовать-ли намъ теперь вотъ этой микстуры?
Майскій. Зачмъ-же дло стало? Наливай!
Рецептуринъ (наливаетъ рюмки и переливаетъ черезъ край). Ухъ! немножко ухнулъ!.. Ну, да ничего, вполн жить. (Беретъ рюмку). Ваше здоровье, Иванъ Петровичъ (Выпиваетъ). Вотъ, какъ. (За кулисами слышенъ шумъ).
Степанъ (за кулисами). Я съ тобой и говорить-то много не хочу, ты доложи барину.
Андрей (за кулисами). Да что тутъ докладывать! Вдь сказано, что нельзя, ну такъ и нельзя!
Майскій. Что такое? что за шумъ?
Степанъ (за кулисами). Да что-жъ у васъ здсь, татары чтоли живутъ?
Майскій. Что это значитъ?.. (Кличетъ) Андрей!

IV.
Т-ЖЕ, АНДРЕЙ, СТЕПАНЪ, и потомъ СОЛОНИННИКОВЪ. ТЕСАКОВЪ, ПОДМЕТКИНЪ и ЧУРАЩЕНКО вносятъ раненнаго НИКОЛАЯ.

Андрей (входитъ). Чего изволите?
Майскій (Андрею). Что у васъ тамъ такое?
Андрей. Да вонъ, солдаты мертвеца принесли, да еще и лезутъ прямо въ комнаты.
Майскій. Что ты врешь, дуракъ?
Андрей. Ей Богу-съ! И глаза подъ лобъ закатились, чистый мертвецъ.
Майскій. Болванъ! (Хочетъ идти, въ это время входитъ Степанъ).
Степанъ. Здравія желаемъ, ваше благородіе!
Майскій. Здорово, служивый. Что теб надобно?
Степанъ. Ваше высокоблагородіе! будьте только милостивы, не откажите пріютить раненаго Офицера,
Майскій. Раненаго офицера?.. Милости просимъ! Милости просимъ! Весь мой домъ къ его услугамъ.
Степанъ. Покорнйше благодаримъ, ваше высокоблагородіе! (Кричитъ въ двери). Несите сюда, братцы!
Майскій (Андрею). Пошелъ, болванъ, приготовь поскоре постелю въ комнат молодыхъ господъ!
Андрей. Да лучше-бы, сударь, вы приказали вырыть ему могилку въ саду…
Майскій (съ сердцемъ). Длай, что теб приказываютъ! (Степану).. А офицеръ еще молодъ?
Степанъ. Молоденькой, ваше высокоблагородіе, и недли нтъ, какъ произведенъ изъ подпрапорщиковъ.
Майскій. Тяжело онъ раненъ?
Степанъ. Пулею на вылетъ и штыкомъ въ бокъ.
Майскій (грустно). Бдный молодой человкъ! Можетъ-быть единственное утшеніе престарлыхъ родителей!.. О! Творецъ милосердный! Сохрани и помилуй дтей моихъ! (Въ это время солдаты на ружьяхъ, покрытыхъ шинелью, вносятъ раненаго Николая).
Рецептуринъ (подбгая къ Николаю). Э! Да онъ безъ памяти! (Андрею, который въ это время вышелъ на сцену). Принеси, любезный, мою походную аптечку, она тамъ стоитъ въ передней. (Солдатамъ). Сюда, сюда, служивые! (Солдаты хотятъ нести).
Майскій (въ это время также подошелъ къ Николаю, и взглянувъ на него, вскрикиваетъ). Постойте!.. Боже! Врить-ли глазамъ моимъ?..
Рецептуринъ. Что, что случилось?
Майскій (бросаясь къ Николаю). Николай!.. Сынъ мой! Милый сынъ!.. луетъ руки Николая).
Солдаты. Сынъ его!
Рецептуринъ. Вотъ какъ! (Кричитъ). Аптечку, поскоре аптечку! (Солдатамъ). А вы, между-прочимъ, несите его сюда. (Солдаты уносятъ Николая).
Майскій (бросаясь на колна передъ Рецептуpuнымъ). Докторъ! Спаси мн моего сына! Спаси мн мое сокровище!.. Или дай мн яду, чтобы умереть вмст съ нимъ! (Заливается слезами).
Рецептуринъ (поднимая Майскаго). Что вы, что вы, Иванъ Петровичъ? Господь съ вами!
Майскій (въ отчаяніи). Онъ умретъ!.. Не правда ли, вдь онъ умретъ?
Рецептуринъ. Будетъ живъ, непремнно будетъ живъ! Вотъ только-бы мн мою аптечку… (Увидя входящаго Андрея, вырываетъ у нею изъ рукъ ящикъ). Ну что ты, братецъ, тамъ копаешься. (Убгаетъ въ комнату, куда унесли Николая).
Майскій. Нтъ! Онъ льститъ меня пустою надеждою!.. Онъ обманываетъ меня!.. Но чего я медлю?.. Можетъ-быть, сынъ мой пришелъ въ себя… Можетъ-быть, ждетъ меня, чтобы проститься… Къ нему! Къ нему! житъ и встрчается съ солдатами, хватаетъ ихъ за руки, и говоритъ съ отчаяніемъ). Онъ умеръ? Не правда-ли, онъ умеръ?
Степанъ. Нтъ, ваше высокоблагородіе, Богъ милостивъ! Правду сказать, трудненекъ, а все-таки дышетъ и пошевеливается.
Майскій. О! Благодарю Тебя, Господи! Благодарю Тебя отъ всей души моей! (Солдатамъ). Братцы! Царь Небесный вознаградитъ васъ за доброе дло! А отъ меня примите вотъ эту ничтожную благодарность, и молитесь за него, можетъ-быть, ваши молитвы будутъ угодне моихъ передъ Господомъ Богомъ! (Отдаетъ имъ бумажникъ и быстро уходитъ).

V.
Т-ЖЕ, кром МАЙСКАГО. Солдаты нсколько времени стоятъ молча, поглядывая другъ на друга.

Степанъ (прерывая молчаніе). Ну, что, товарищи?
Солонинниковъ. А что?
Степанъ. Кажется, его высокоблагородіе маленько съ разума свихнулся. А? какъ полагаете?
Тесаковъ. Да почему такъ?
Степанъ (показываетъ бумажникъ). А вотъ почему. Мы спасли ему сына, а онъ намъ за работу даетъ деньги! Да что-жъ мы поденьщики али носильщики, которые шагу не сдлаютъ безъ того, покуда имъ не заплатятъ? Нтъ, братцы, стыдно намъ будетъ передъ людьми и грхъ передъ Богомъ, если только мы дотронемся до его казны.
Солдаты. Извстно дло.
Степанъ. Такъ вы согласны не брать этихъ денегъ?
Солдаты. Пропадай они!
Солонинниковъ. Да и на что намъ деньги. По милости Царя-батюшки, мы обуты, одты и сыты по самое горлышко, ну, а, коли водки захочется, такъ съ Француза сорвемъ.
Степанъ. (Андрею). Слушай-ко, ты, дворецкой! Какъ тебя звать-то?..
Андрей (важно). Андрей Афонасьевичъ!
Солонинниковъ. Фу-ты, какая важная персона! Словно подметка съ лубкомъ, такъ и скрипитъ!
Степанъ (подаетъ ему бумажникъ). Баринъ твой обронилъ бумажникъ, такъ отдай ему и скажи, что русскіе солдаты своей честью не торгуютъ. Прощай! (Солдатамъ). Пойдемъ-те братцы, я думаю, ужъ наши давно кашу отъли…
Солонинниковъ. Пойдемъ!.. или нтъ, постой! (Тесакову). Отъ денежной благодарности мы отказались, а вдь натурою-то я думаю взять можно? (Показываетъ на графинъ съ водкою). Какъ думаешь, сударь ты мой, Филипъ Кондратьичъ?
Тесаковъ. А что-жъ думать? Это, кажись, дло безъобидное.
Солонинниковъ. Такъ наливай, да и въ походъ! (Тесаковъ наливаетъ рюмки).
Степанъ. Что-же братцы, скоро-ли?
Солонинниковъ (беретъ рюмку). Сейчасъ! (Андрею). За ваше здоровье, господинъ Фуфыркинъ! (Выпиваетъ и вс слдуютъ его примру, кром Степана). Вотъ теперь, маршъ!
Вс. Пойдемъ! (Уходятъ).

VI.
АНДРЕЙ и потомъ РЕЦЕПТУРИНЪ.

Андрей (смотритъ вслдъ уходящихъ солдатъ и потомъ говоритъ). Что-жъ это такое значитъ? Деньги отдали, водку выпили и ушли!.. Что-жъ это значитъ?.. не понимаю!.. Опять, хоть-бы и это: ‘господинъ Фуфыркинъ’?.. Чортъ знаетъ, что такое, никакъ въ толкъ не возьмешь!
Рецептуринъ (выбгаетъ безъ сюртука, съ засученными рукавами). Воды! Стаканъ горячей воды! Живо!
Андрей (разсуждая). Вдь вотъ должность, и подумать-то путнымъ манеромъ неудастся…
Рецептуринъ (толкаетъ его въ дверь). Поворачивайся, болванъ! поворачивайся! Вотъ какъ! (Андреи уходитъ). Паціентъ мой все еще въ безпамятств и нельзя ничего предпринять ршительнаго, притомъ-же старикъ отецъ своими слезами да вздохами можетъ испортить все дло. Не знаю, какъ-бы мн его выжить изъ комнаты больнаго?..

VII.
РЕЦЕПТУРИНЪ, МАЙСКІЙ и потомъ АНДРЕЙ.

Майскій. Докторъ! Онъ пришелъ въ себя.
Рецептуринъ. Пришелъ! Вотъ это хорошо. Слушайте-же, Иванъ Петровичъ! если вы хотите, чтобы больной нашъ выздоровлъ, такъ я васъ прошу, не входите въ эту комнату до-тхъ-поръ, пока я самъ не позову.
Майскій. Какъ, Гаврила Степанычъ! Вы хотите, чтобы я оставилъ умирающаго сына? Никогда! Ни за что!
Рецептуринъ. Ну, ужъ если этого нельзя, такъ по-крайней-мр сядьте такъ, чтобы онъ васъ не видалъ, а главное, не вздыхайте и не охайте. Согласны?
Майскій. О! на все, на все согласенъ! Только спасите мн моего сына.
Андрей (входитъ со стаканомъ воды). Вотъ, сударь, горячая вода.
Рецептуринъ (беретъ отъ него стаканъ). Хорошо, подай.
Андрей. А рому прикажите?
Рецептуринъ. Дуракъ!
Андрей (всторону). Ну вдь вотъ какой, то-есть, безтолковый народъ, путемъ не скажутъ, да посл и ругаются.
Рецептуринъ (Манскому). Смотрите-же, Иванъ Петровичъ, сдержите ваше слово, и ни гу-гу! Вотъ какъ.

VIII.
АНДРЕЙ одинъ.

Андрей. Что это, ей-Богу, право! Ну какая это жизнь? Всякой тебя помыкаетъ, всякой ругаетъ и всякой надъ тобою смется, а что будешь длать? И по невол приходится пить горькую (Наливаетъ изъ графина водки и выпиваетъ). Тьфу! Не той налилъ. (Наливаетъ изъ другаго графита и опятъ пьетъ). Вотъ эта позабористе! (Закусываетъ). Какъ подумаешь, какъ господамъ-то жить славно: встанетъ по утру когда хочетъ, сапоговъ чистить не надобно, подсвчниковъ также,— славно! (За кулисами слышенъ шумъ и ружейные выстрлы. Андрей вскакиваетъ въ испуг). Батюшки! Что это за оказія?!. (Помщены къ окну и смотритъ). Караулъ! Французы! Караулъ!

IX.
АНДРЕЙ МАЙСКІЙ, МОНЖОСЪ и МАРОДЕРЫ.

Майскій (входитъ быстро). Боже мой, что за шумъ? Что случилось?
Андрей (бросаясь къ Майскому). Баринъ! Батюшка! Пропали мы!.. Караулъ!
Майскій. Что такое? Что сдлалось?
Андрей. Охъ! пропали мы!
Майскій. Да скажешь-ли ты, наконецъ!
Андрей (показывая на окно). Извольте сами посмотрть. (Кричитъ). Караулъ!
Майскій (подходитъ къ окну). Боже мой! Французы!.. Откуда они взялись?.. (Андрею). Бги скоре въ деревню, собери крестьянъ, скажи, чтобы вс вооружились!
Андрей. Да разв вы забыли, что у насъ, окромя стараго да малаго, никого не осталось, вс на воину ушли? Притомъ-же вдь, коли я побгу здсь, такъ они меня не пустятъ, да еще съ-дуру-то и убьютъ.
Манскій. Ступай черезъ комнаты барыни, оттуда черезъ садъ ты проберешься прямо на село. Ступай.
Андрей. Да что-жъ, вдь это все пустяки, лучше батюшка-баринъ давайте кричать вмст: ‘Караулъ! Караулъ.’
Майскій. Длай, что теб приказываютъ! (Толкаетъ его въ боковую дверь).
Андрей. Прощай блый свтъ! Прощайте добрые люди, не поминайте лихомъ! (Уходитъ и за кулисами кричитъ) ‘Караулъ!’
Майскій (въ отчаяніи). Господи! За что Ты меня такъ наказываешь? (Показываетъ на комнату сына). Здсь умирающій сынъ, тамъ — кровожадный непріятель!.. О, Боже праведный! пошли мн силу, терпніе и смиренномудріе! (Бросается на колна и молится).
Мародеры (за кулисами). Да здравствуетъ императоръ и великая нація! {Вс рчи мародеровъ должны быть на Французскомъ язык, одинъ только Монжосъ говоритъ чисто по-русски, но и онъ, когда обращается къ мародерамъ, то также долженъ говорить по-французски.}
Монжосъ (за кулисами). Сюда, господа, сюда, за мной! (Выходитъ на сцену и за нимъ толпа мародеровъ. При выход они ставятъ свои ружья у самыхъ дверей). Ба! Да для насъ И завтракъ приготовленъ! Виватъ!
Мородеры. Виватъ!
Майскій. Боже мой! они своими буйными криками ускорятъ послднія минуты моего сына… (Подходитъ къ нимъ) Господа!..
Монжосъ. А! да и самъ хозяинъ на лицо!
Майскій (съ удивленіемъ). Что я вижу?.. Монжосъ!
Монжосъ (раскланиваясь). Къ вашимъ услугамъ!
Майскій. Бывшій гувернеръ моихъ дтей!..
Мозжосъ (важно). Сержантъ непобдимой Французской арміи! (Всторону), которую было въ Москв чуть не уморили съ голоду.
Майскій. Монжосъ, въ моемъ дом?!. Монжосъ!..
Мениссъ (перебивая его). Зла не помнитъ! И не смотря на то, что вы меня выгнали, я, какъ человкъ образованный, почелъ первымъ долгомъ сдлать вамъ визитъ.
Майскій (горячо). Милостивый государь! насмшки ваши не у мста. Скажите мн прямо, что вамъ отъ меня угодно?
Монжосъ жливо). Ключи отъ всхъ коммодовъ и ящиковъ.
Майскій. Вотъ они. (Подаетъ ему ключи).
Монжосъ (пересматривая ключи). Тутъ одного не достаетъ, и именно того самого, которымъ вы запираете свою конторку.
Майскій. У меня его нтъ.
Монжосъ. Неужели! Врно потеряли?.. Какая жалость! Ну, длать нечего, придется сломать замокъ…
Майскій. Какъ, сударь! Вы хотите меня ограбить во второй разъ?!.
Монжосъ (съ упрекомъ). Фуй! Что за неприличныя выраженія?— Это, милостивый государь, не грабежъ, а военная контрибуція. И поврьте, что мы никогда не замараемъ своей чести…
Майскій (горько смется). Ха, ха, ха! Жидъ говоритъ о чести… это забавно!
Монжосъ. Ну, вотъ видите-ли: за подобныя выраженія я могъ бы размозжить вамъ голову, да не хочу этого сдлать, потому-что еще помню вашу старую хлбъ-соль. (Мародерамъ). Пойдемъ-те, товарищи!
Майскій (загораживая имъ дорогу). Но я не допущу!.. Я не позволю!
Монжосъ. Ахъ, Иванъ Петровичъ, какой вы упрямый человкъ! (Одному изъ мародеровъ). Постереги его. (Мародеръ, отталкиваетъ Майскаго на другую сторону и обнажаетъ саблю).
Монжосъ. Вотъ такъ. (Мародеромъ). За мной, товарищи! (Уходятъ въ боковыя комнаты).

X.
МАЙСКІЙ и МАРОДЕРЪ.

Майскій (въ отчаяніи). Все кончено! все погибло! Ужасно!.. Злодй! Презрнный воръ!.. О бдное мое семейство!.. Великій Боже!.. Я боюсь сойти съ ума! (Въ-продолженге этого монолога, задняя дверь немного отворяется, изъ нея показывается чья-то рука и забираетъ потихоньку ружья мародеровъ). Старикъ, старикъ!.. Ты зажился слишкомъ долго!..

XI.

Т-ЖЕ, МОНЖОСЪ и МАРОДЕРЫ. На всхъ на нихъ, сверхъ мундировъ, надто какое-нибудь верхнее платье, какъ-то: шубы, шинели, женскіе салопы и даже спальныя одяла. Въ рукахъ также должны быть разныя цнныя вещи, напримръ, у одного — серебряный подносъ, у другаго — серебряный самоваръ, у третьяго — шкатулка, и проч. и проч.

Монжосъ (съ шкатулкою). Ну вотъ, Иванъ Петровичъ, и все дло кончено. Видите, какъ проворно? Мы народъ вжливый, не любимъ долго томить ожиданіемъ. (Подходитъ къ Майскому). Да полноте-же хмуриться! Ну за что вы сердитесь? Вдь нельзя-же намъ возвратиться въ Парижъ съ пустыми руками?
Майскій (въ сильномъ азарт). Разбойники! Вы никогда не возвратитесь на свою родину!.. Вы погибнете въ Россіи, какъ болотные черви въ изсохшемъ пруд!.. Нтъ! Вы не Французы!.. Въ васъ нтъ ни чести, ни ума, ни храбрости Французской!.. Надъ вашими головами прогремитъ всеобщее проклятіе, и предадутся поруганію и позору имена мародеровъ — грабителей!
Монжосъ. Фу! какія пышныя фразы! Жаль, что товарищи мои ни слова не понимаютъ по-русски, а то-бы вашъ драматическій монологъ посмшилъ ихъ. Впрочемъ, намъ пора и въ путь: мы запаслись теперь верхнимъ платьемъ, погрли руки около вашихъ сундуковъ, остается только нагрть желудки, что мы и сдлаемъ, на поход, въ вашемъ погреб. (Мародерамъ). Товарищи! Маршъ! (Идутъ къ дверямъ и не ниходя ружей, съ испугомъ отступаютъ). Что это значитъ!.. Гд наши ружья?.. (Мародеры бросаются по всмъ угламъ и ищутъ ружей).
Мародеры (съ испугомъ). Ихъ нтъ! Измна!..
Монжосъ (бросается къ Майскому съ обнаженной саблей). Старикъ! Гд наши ружья?
Майскій. Я не знаю, я ничего не знаю!
Монжосъ. Ружья! или смерть твоя неизбжна!
Мародеры. Смерть ему! Смерть ему!
Майскій. О! теперь я умру съ радостью, зная, что и вы, разбойники, не выйдете живыми изъ моего дома!.. (Дико хохочетъ). Ха, ха, ха!
Мародеры (приступаютъ къ Майскому съ обнаженными саблями). Ружья!.. Скажешь-ли ты, гд наши ружья? (въ это время окно отворяется и въ немъ показываются Степанъ и Солонинниковъ).

XII.
Т ЖЕ, СТЕПАНЪ, СОЛОНИННИКОВЪ, ТЕСАКОВЪ, ПОДМЕТКИНЪ, ЧУРАЩЕНКО и АНДРЕЙ.

Степанъ и Солонинниковъ (изъ окна прицливаясь въ мародеровъ.) Здсь!
Монжосъ и мародеры (съ испугомъ отступаютъ отъ Майскаго). Солдаты!.. Мы погибли!.. (Бросаются къ среднимъ дверямъ, но на порог встрчаютъ Тесакова, Подметкина и Чуращенко, которые стоятъ неподвижно, прицлившись изъ ружей).
Тесаковъ. Ни съ мста!
Мародеры (въ сильномъ страх). Боже мой!
Монжосъ (бросается къ боковой двери, въ которую ушелъ Андрей). Сюда! За мной!
Андрей (съ крестьянами и слугами, вооруженные французскими ружьями, рогатинами и топорами). Только сунься, жидовская образина! Такъ вотъ наприхлопну!
Монжосъ (въ отчаяніи). Нтъ спасенія! Все кончено!
Мародеры (бросаясь на колна). Пардонъ, Пардонъ!
Степанъ. Вотъ мы васъ распардонимъ! (крестьянамъ и слугамъ). Ребята! Обирай у нихъ сабли, да снимай чужую-то шкуру, вишь они прежде святокъ рядиться вздумали. (Крестьяне и слуги бросаются на мародеровъ, снимаютъ съ нихъ верхнюю одежду, отбираютъ сабли и награбленныя вещи),
Андрей (подходитъ къ одному мародеру, на, которомъ надта его новая ливрея). Ахъ ты, басурманское рыло!.. Это ты въ мою новую-то ливрею вырядился?.. Вотъ я тебя!.. (Снимаетъ съ него ливрею и нсколько разъ бьетъ по спин). Не бери чужаго, не бери чужаго!.. Прошу покорно, я и самъ-то ее надваю только въ годовые праздники, а онъ вздумалъ по буднямъ таскать… (Опять принимается колотить мародера). Не бери чужаго, не бери чужаго!..
Майскій (приходя въ себя). Господи! Что здсь было?.. Нтъ, это не сонъ… не игра разстроеннаго воображенія!.. (Бросается къ солдатамъ). Друзья мои!..
Степанъ. Не извольте безпокоиться, ваше высокоблагородіе, все будетъ ладно.
Майскій. Но чмъ я могу заплатить вамъ?..
Степанъ (перерывая его). Эхъ, ваше высокоблагородіе! Вотъ ужъ мы этого и не любимъ, какъ вы начнете торговаться!
Майскій. Однакожъ…
Степанъ. Да полноте переливать изъ пустаго-то въ порожнее! За что тутъ платить? Мы сдлали свое дло — и слава Богу, что удалось!

XIII.
Т-ЖЕ и РЕЦЕПТУРИНЪ.

Рецептуринъ (вбгаетъ въ попыхахъ). Иванъ Петровичъ, Иванъ Петровичъ! Радуйтесь!.. (Увидя французовъ). Что это? Французы?!.
Солонинниковъ. Какіе Французы, ваше благородіе? Не обижайте настоящихъ Французовъ: т народъ храбрый, а это такъ себ… дрянь!.. воришки!.. Кто съ кандачка, кто съ вислицы.
Рецептурепъ. Вотъ какъ! (Майскому). Ну, Иванъ Петровичъ, а вдь я пришелъ объявить вамъ радостную всточку. Сыну вашему гораздо лучше, раны его нисколько неопасны, и онъ проситъ васъ къ себ.
Майскій (съ радостью). Къ себ?!. О! Благодарю Тебя, всемогущій Господи! (Рецептурину). Гаврила Степанычъ! Я не нахожу словъ, высказать теб мою признательность!.. (Обнимаетъ его).
Рецептуринъ. Да и не надобно. Пойдемъ-те поскоре къ больному! Вотъ какъ.
Майскій. Пойдемъ! пойдемъ!.. (Солдатамъ). Ребята! Я вашъ вчный должникъ! (Уходитъ съ Рецептуринымъ).
Солдаты. Рада стараться, ваше высокоблагородіе!

XIV.
Т-ЖЕ, кром МАЙСКАГО и РЕЦЕПТУРИНА.

Солонинниковъ (солдатамъ). Ну, братцы, что-же намъ Длать съ этой челядью?
Тесаковъ. А что-же длать? Одного, или двухъ повсить, для острастки, у воротъ, а для остальныхъ и въ ркъ мста хватитъ. (Чуращенко). Такъ-ли Чуращенко?
Чуращенко (утвердительно). Эге!
Степанъ. Нтъ, братцы, это не дло, своимъ судомъ судить не приказываютъ, а лучше вотъ что: перевяжемъ ихъ, да и представимъ начальству.
Солдаты. И то ладно!
Степанъ (крестьянамъ). Эй, пріятели! Нтъ-ли у кого-нибудь веревочки?
Крестьянинъ (выходя изъ толпы). А эво, батюшка, у меня возжи съ собой захвачены.
Солонинниковъ. Давай сюда. (Беретъ у крестьянина возжи).
Монжосъ. Зачмъ-же насъ вязать? Мы и безъ того пойдемъ,
Солонинниковъ. Эге! Да ужъ бусурманы-то и по-русски выучились!.. Скоро.
Чуращенко (съ удивленіемъ). Отъ тоби маешь! (Монжосу). Хиба ты москаль?
Монжосъ. Да, я русскій!
Андрей. Вретъ, вретъ, ей-Богу, вретъ! Я его знаю, онъ жидъ некрещеный. Вдь онъ у насъ два года былъ учителемъ.
Монжосъ (замахиваясь на Андрея). Мерзавецъ!..
Андрей (отбгая отъ него, длаетъ изъ полы сюртука наподобіе свинаго уха). А свинаго уха хочешь? (Вс хохочутъ).
Степанъ. Все равно, не наше дло разбирать, начальство узнаетъ, кто изъ нихъ Французъ и кто олончанинъ. (Солдатамъ). Вяжи ихъ, ребята.
Солонинниковъ. Вотъ мы жидка-то перваго и взнуздаемъ… (Вяжетъ Монжоса, а потомъ и другихъ, солдаты ему помогаютъ).
Крестьянинъ. Не малы-ли, батюшка, возжи-то? А то мы, пожалуй, распояшемся, да и кушаки отдадимъ.
Солонинниковъ. Нтъ, кажись хватитъ… Ботъ и готово.
Степанъ. А коли готово, такъ пора и отправляться. (Мародерамъ). Ну, мусью! Маршъ! (крестьянамъ). Ну, прощайте, землячки распочтенные, не поминайте лихомъ!
Крестьянинъ. Нтъ, родимый, ужъ и мы васъ хошь недалечко проводимъ.
Степанъ. На это есть ваша добрая воля. (Солдатамъ). Нутко, братцы, съ Богомъ! (Солдаты окружаютъ мародеровъ, Степанъ запваетъ псню и такимъ образомъ уходятъ. Крестьяне ихъ провожаютъ, слуги также бросаются за ними, но Андрей ихъ останавливаетъ).
Андрей (слугамъ). А вы куда, шалопаи этакіе? Что я за васъ одинъ что-ли стану работать? Вдь видите, кажется, что здсь и чортъ ногу переломитъ, стало-быть все надобно прибрать въ порядк, да и мебель-то вынести въ другія горницы, а Аксинв сказать, чтобы она полъ вымыла, видишь, натоптали, словно въ конюшн! (Слуги и Андрей прибираютъ вещи и выносятъ мебель).

——

Перемна декораціи. Съ правой стороны вызжаетъ верхомъ полковникъ Чубаровъ и за нимъ слдуетъ весь отрядъ русскаго войска.

Чубаровъ (обращаясь къ отряду). Ребята! Благодарю васъ я, благодаритъ генералъ Невровскій и благодаритъ самъ главнокомандующій, его свтлость Михаилъ Иларіоновичъ Кутузовъ!
Весь отрядъ. Ура! рады стараться!
Чубаровъ. Я думаю, его величеству королю неаполитанскому Мюрату сегодня не поздоровится. Ай-да Французы! пятнадцать тысячъ кавалеріи и цлая дивизія пхоты не могли сломить нашей бригады, одного харьковскаго драгунскаго и трехъ казачьихъ полковъ?.. Ай-да, Французы! Теперь все кончено! Можно и отдохнуть, ребята вольно! Валяй кто во что гораздъ! Проголодались — вари кашу, устали — отдыхай, соскучились — пой псни. (Увидя доктора, который у первой кулисы хлопочетъ около раненаго Сидорова). Ну, что докторъ. (Указывая на раненаго Сидорова). Это за кмъ вы ухаживаете?
Докторъ. Старикъ, ополченный урядникъ.
Чубаровъ. Ополченный урядникъ!.. (Быстро подходитъ къ Сидорову и взглянувъ на него вскрикиваетъ). Боже мой!.. Сидоровъ!.. Ты-ли это?..
Сидоровъ (слабымъ голосомъ). Здравія желаю, ваше высокоблагородіе!.. Благодаримъ покорно, что не забыли стараго служиваго…
Чубаровъ (садится на камень возл раненаго и беретъ его руку). Другъ мой, что съ тобою?
Сидоровъ. Ничего, отецъ-командиръ, ничего, отслужилъ я врою и правдою святой родинъ и Царю Православному, а теперь отправляюсь на зимнія квартиры.
Чубаровъ (съ чувствомъ). Успокойся, мой добрый Сидоровъ!.. Къ чему такія мрачныя мысли?.. Богъ милостивъ… (Тихо доктору). Есть-ли какая-нибудь надежда?
Докторъ (тихо). Никакой, полковникъ.
Сидоровъ. Нтъ, ваше высокоблагородіе, не жилецъ ужъ я на бломъ свт.
Чубаровъ (съ чувствомъ). Что Богу угодно, то и будетъ, во всемъ Его святая воля! Теперь скажи мн, мой другъ: нтъ-ли у тебя какого-нибудь завщанія? Не имешь-ли передать чего-нибудь роднымъ?
Сидоровъ. Ваше высокоблагородіе! У меня нтъ ни рода, ни племени, я круглый сиротинушка…. Но если милость ваша будетъ, такъ не откажите умирающему старику и передайте вотъ этотъ мдный крестъ и сто рублей денегъ, накопленныхъ честно, моему крестному сыну, рядовому Степану Козыреву. (Снимаетъ съ себя крестъ, вынимаетъ изъ обшлага бумажникъ и отдаетъ Чубарову).
Чубаровъ (беретъ отъ него). Будь увренъ, товарищъ, что все будетъ исполнено по твоему завту.
Сидоровъ. Много благодаренъ, ваше высокоблагородіе!.. Отецъ-командиръ! Позвольте мн на прощаньи поцловать вашу ручку?.. луетъ руку Чубарова и потомъ приходитъ въ забвеніе). Что это?.. Какой свтъ озаряетъ меня!.. Отецъ!.. Мать!.. зовутъ меня!.. Иду! иду! мои родимые!.. Прощайте, ратные товарищи! (Умираетъ).
Чубаровъ сколько времени смотритъ на Сидорова, потомъ беретъ его руку). Холодна!.. (Ополченнымъ). Похороните товарища съ воинскою честію!
Ополченные. Слушаемъ, ваше высокоблагородіе. (Берутъ Сидорова и уносятъ. Барабаны бьютъ похоронный маршъ, весь отрядъ ополченныхъ провожаетъ покойника. Чубаровъ отходитъ, навстрчу ему попадаются Солонинниковъ и Тесаковъ, которые ведутъ раненаго Степана и сажаютъ его на тоже мсто, гд лежалъ Сидоровъ).
Чубаровъ (увидя Козырева). Что это?!.. Еще раненый?
Солонинниковъ. Точно такъ, ваше высокоблагородіе.
Чубаровъ. Кто.такой?
Теиновъ. Рядовой солдатикъ, ваше высокоблагородіе, Сте панъ Козыревъ.
Чубаровъ. Козыревъ!.. (Беретъ за руку доктора). Докторъ, употребите все ваше стараніе, все ваше знаніе, и вылечите мн этого больнаго, я хочу, чтобы онъ былъ живъ! Слышите-ли вы: я этого хочу!
Докторъ. Слушаю, г. полковникъ. (Подходитъ къ Козыреву и начинаетъ осматривать раны).
Солонинниковъ (Степану). Что, сударь ты мой, Степанъ Селиверстовичъ! Знать тебя на порядкахъ царапнули?
Стебанъ. Это ни почемъ, братцы, заживетъ до сватьбы, а вотъ горе: общался я сегодня батюшк крестному заколоть шестерыхъ Французовъ, а угомонилъ только четырехъ.
Чубаровъ. Успокой свою совсть, Козыревъ! Твой отецъ крестный разршаетъ тебя отъ этого общанія и въ доказательство, что онъ на тебя не сердится, прислалъ вотъ этотъ крестъ и сто рублей денегъ. (Подаетъ ему крестъ и деньги).
Степанъ. Крестъ!.. Деньги!.. А онъ?.. Гд-же онъ?..
Чубаровъ (показывая на небо). Тамъ!
Степанъ (съ отчаяніемъ). Умеръ!.. Батюшка крестный умеръ!.. (Громко рыдаетъ). Царство ему небесное! Такъ ужъ некого мн теперь порадовать? Некому показать вотъ это шелковое знамя?.. (Вынимаетъ французское знамя, которое у него было спрятано подъ нагрудникомъ).
Чубаровъ. Что это? Французское знамя!..
Степанъ. Да, ваше высокоблагородіе! (Подаетъ знамя Чубарову). Примите его и не взыщите: чмъ богатъ, тмъ и радъ.
Чубаровъ (поднимаетъ его). Другъ! Я никогда не забуду твоего подарка!.. (Доктору). Докторъ! вы видите, какого молодца вамъ довелось лечить? Положите-же все свое искусство и спасите родин врнаго слугу и храбраго солдата.
Докторъ (кланяется). Постараюсь, полковникъ. (Въ это время съ правой стороны вызжаетъ казакъ).
Казанъ. Гд его высокоблагородіе, г. полковникъ?
Чубаровъ. Я здсь. Что надобно?
Казакъ (сходитъ съ лошади и подаетъ Чубарову большой запечатанный пакетъ).
Чубаровъ (беретъ пакетъ и распечатываетъ). Честь и слава знаменитому вождю русскаго воинства! Его отеческое сердце не забываетъ своихъ врныхъ сподвижниковъ! Его свтлость, главнокомандующій, жалуетъ на отрядъ вашего высокоблагородія двадцать знаковъ отличія военнаго ордена. (Подходитъ къ Степану). Ну, пріятель! Потшилъ ты меня, да потшу и я тебя! луетъ Степана, вынимаетъ изъ пакета георгіевскій крестъ и прившиваетъ къ груди его). Поздравляю тебя, кавалеръ святаго Георгія побдоносца!
Степанъ (въ сильной радости). Боже милосердый!.. Мн?.. Мн Егорьевскій крестъ?!..
Чубаровъ.— Носи и помни, что за Богомъ молитва, а за Царемъ служба никогда не пропадаютъ!
Солонинниковъ (съ восторгомъ). Ай-да, Степа, хватъ! Даромъ что еще рекрутикъ, а ужъ какой чести удостоился.
Степанъ (протягивая ему лвую руку). Братцы-товарищи!.. (Доктору). Ваше благородіе, вотъ вамъ моя рука. Пилите ее, если надобно?
Докторъ. Да ты не ту даешь, мой другъ, мн нужна правая…
Степанъ. Нтъ, ваше благородіе, нтъ! Правая-то еще, можетъ-быть, заживетъ и мн пригодится бить супостата, а лваято мн на кой чортъ? Пилите ее, коли нужно.
Казакъ (смотритъ за кулисы и кричитъ). Самъ главнокомандующій детъ сюда!
Чубаровъ. Его свтлость!.. (Командуетъ). Стройся!.. (Солдаты строятся, Чубаровъ продолжаетъ командовать, солдаты длаютъ на караулъ, музыка играетъ честь, съ правой стороны изъ задней кулисы показывается голова блой лошади, весь отрядъ кричитъ ‘ура.’ Занавсъ опускается.)

ЭПИЛОГЪ
ВС
МЪ ДОБРО, НИКОМУ ЗЛО, ВОТЪ ЗАКОННОЕ ЖИТЬЕ.

Комната небогатая, но чисто прибранная, по стнамъ развшаны картинки, представляющія событія изъ 1812 года и изъ турецкой компаніи.

ДЙСТВУЮЩІЕ ВЪ ЭПИЛОГ.

ИВАНЪ ЛЬВОВИЧЪ ЧУБАРОВЪ, отставной генералъ и богатый помщикъ, 75 лтъ. Г. Сосницкой.
ПЕТРЪ СТЕПАНЫЧЪ КОЗЫРЕВЪ, новый городничій города NN., 33 лтъ. Г. Степановъ.
КОЗЬМА ТРИФОНЫЧЪ СОЛОНИННИКОВЪ, комиссаръ военнаго госпиталя, 65 лтъ.
СТЕПАНЪ СЕЛИВЕРСТОВИЧЪ КОЗЫРЕВЪ, отставной унтеръ-офицеръ, 60 лтъ. Г. Калининъ.
ПРАСКОВЬЯ АНТОНОВНА, его жена, 52 лтъ. Г. Самойлова.
МИХАЙЛО ПЕРФИЛЬИЧЪ ЗУДА, управляющій по откупу, 64 лтъ. Г. Зубровъ.
МАВРА БОРИСОВНА, жена Зуды. Г-жа Штоферти.
ДТИ ИХЪ.

Дйствіе происходитъ въ уздномъ город, въ 1847 году.

I.
ПРАСКОВЬЯ сидитъ за столомъ и разливаетъ кофе, СТЕПАНЪ и СОЛОНИННИКОВЪ разсматриваютъ картины на стнахъ.

Солонинниковъ (Степану). А гд-же, братецъ ты мой, тутъ Бородинское-то дло?
Степанъ (показывая ему). А вотъ оно, дружище, вотъ оно.
Солонинниковъ (разсматривая картину). Гмъ!.. Не такъ, сударь вы мой, не такъ!.. Неладно написано!
Степанъ. Э! Что-жъ-бы такое тутъ было нетакъ?
Солонинниковъ. Да никакой, братецъ вы мой, тутъ намъ амбиціи не причислено. Нтъ, видно, что живописецъ человкъ неграмотный, то-есть, у него малярская-то наука въ полезномъ художествъ обртается, да дисциплинная-то арифметика не на тотъ крючокъ застегнута… вотъ оно что!
Степанъ. Ужъ извстное дло, гд-жъ ему? Можетъ статься, и человкъ-то онъ не военный.
Солонинниковъ. Ну тото-же и оно-то! Ужъ коли кто грамотъ не учился, такъ очковъ не заводи, псалтиря не прочитаешь… (Разсматриваетъ другую картину). А это что еще такое?
Степанъ. Это сраженіе подъ Краснымъ.
Солонинниковъ. И это нехорошо! Вотъ примрно, сказать: гд-же та оказія, когда ты отнялъ Французское знамя? Али другая протекція: когда мы тебя раненнаго принесли на перевязочное мсто и ты сталъ просить доктора, чтобы онъ вмсто правой руки отнялъ теб лвую… Гд эта оказія?.. Ну, покажи мн ее! (Обращаясь къ Парасковь). Ну ужъ, сударыня вы моя, Парасковья Антоновна, насмшилъ вашъ муженёкъ въ 12-мъ году, ужасти, какъ насмшилъ! Представьте вы себ въ размышленіи: его ранили въ правую руку, а онъ давай безотступно приступать къ доктору, что отржь ему Лвую. (Бьетъ по плечу Козырева). Чудакъ, право чудакъ!
Степанъ. Такъ и ты женатъ, Кузьма Трофимычъ?
Солонинниковъ. Еще какая жена-то, братецъ вы мой, фу!.. Красивостью лица очень похожа на Венеру медицинскую, дородностью въ тл не уступитъ купчих первой гильдіи, а ужъ про зубы и говорить нечего: черные, съ зеленью, хоть огородъ разводи.
Степанъ. Ну, и славно, что теб такъ посчастливилось.— Теперь скажи-ко мн, гд ты служишь?
Солонинниковъ. Въ Петербург, братецъ вы мой, въ Петербург, комиссаромъ при военномъ госпитал.
Степанъ. Такъ что-же, сюда-то пріхалъ по казенной надобности или по своему желанію?
Солонинниковъ. По своему. Вотъ изволишь ты видть: жен моей долженъ одинъ купчишка по векселю, да вотъ ужъ третій годъ ни гроша не платитъ. Конечно, хоть и говорятъ, что онъ раззорился, да намъ-то какое дло? Раззорился!.. А самъ мошенникъ тихонько изъ Питера-то бжалъ. Еще слава Богу, мн удалось таки пронюхать, что онъ получилъ мсто управляющаго по откупу въ здшнемъ городъ.
Степанъ. Какъ! онъ здсь, управляющимъ по откупу?..
Солонинниковъ. Да. А что?
Степанъ. Да ты знаешь его съ лица?
Солонинниковъ. Отъ роду не видывалъ.
Степанъ. Ну, такъ знай-же: вдь это нашъ бывшій полковый маркитантъ…
Солонинниковъ. Какъ! Мишка Зуда?!.
Степанъ. Онъ самый.
Солоненяиковъ. Постой!.. (Вынимаетъ изъ бумажника вексель и читаетъ). Такъ, такъ! Вотъ и подпись: ‘купецъ 3-й гильдіи, Михайло Перфильевъ сынъ Зудинъ.’ О! такъ я-же съ нимъ раздлаюсь! Я его потшу!.. Ахъ, онъ, каторжникъ этакой! Бывало въ походъ, нашему брату служивому на гривну не повритъ, а самъ тысячи не платитъ… Погоди! я тебя скручу, друга милаго, въ бараній рогъ! Посажу его въ тюрьму да и продержу до самой смерти.
Прасковья. Ахъ батюшка-родной! Да какъ-же это? Вдь у него семья-то пребольшущая, семеро однихъ дточекъ…
Солонинниковъ (горячо). Всхъ по міру пущу!
Прасковья. Господи, твоя воля! (Тихо мужу). Степанушка! голубчикъ! уговори его… Попроси водочкой-то, можетъ и подобре будетъ.
Степанъ (наливая водки). Нутко, сдлай повтореніе, старый дружище.
Солонинниковъ. Нтъ, командеръ распочтеннйшій, будетъ. Пословица говорится: двушка гуляй, а дльцо не забывай. (Встаетъ) Прощай.
Степанъ. Что ты это, что ты? Господь съ тобой! Куда?
Солонинниковъ. Прежде къ Зуд, а потомъ въ полицію, предъявить вексель.
Степанъ. Да неужели ты ему не отсрочишь? Неужели не дашь поправиться?
Солонинниковъ. Ни за что!
Степанъ. Да чмъ-же виновата его бдная жена?
Солонинниковъ. Какъ чмъ? Не выходи замужъ за мошенника.
Степанъ. Кузьма Трифонычъ! да полно ты-ли это?.. Я не узнаю тебя!.. Вспомни только то, что ты русскій солдатъ…
Солонинниковъ. Былъ прежде, а теперь я двнадцатаго класса.
Степанъ. Да неужели-же чины и почести перемняютъ человка?
Солонинниковъ. А какъ-бы ты думалъ? Извстное дло, что перемняютъ!
Степанъ. Не можетъ быть!
Солонинниковъ. Ну вотъ, толкуй съ тобой
Степанъ (горячо). Да отчего-же я остался такимъ-же, какъ и прежде былъ? Отчего-же въ моей груди, подъ унтеръ-офицерскимъ сюртукомъ бьется такое-же сердце, какое билось и подъ мужицкимъ кафтаномъ?.. Отчего это, Кузьма Трифонычъ?
Солонинниковъ. Оттого, сударь вы мой, что ты человкъ., какъ-бы это сказать?.. человкъ…
Прасковья (горячо). Оттого, что мой Степанушка человкъ честный и богобоязненный, и не такъ, какъ другіе прочіе.
Степанъ (унимая жену). Перестань, Параша!..
Солонинниковъ. Я вдь, Прасковья Антоновна, не то, что-бы… а такъ только… и если…
Прасковья. Тутъ, батюшка, вилять хвостомъ-то нечего, ужъ коли сталъ говорить, такъ и говори!— Ну, какой человкъ, мой Степанъ Силиверстовичъ?
Солонинниковъ. Ужъ извстно что… какъ-бы это?..
Прасковья (нетерпливо). Ну, какъ? какъ?
Солонинниковъ (всторону), Нтъ, съ этой бабой не сговоришь, она трещитъ хуже батальнаго огня. (Прасковь). Вотъ изволите видть: сожитель вашъ, то есть Степанъ Силиверстовичъ, конечно, хоть и съ совершенствіемъ, братецъ вы мой, Парасковья Антоновна, знаетъ душевныя правильности, однакожъ, касательно благородной диспозитности понятія не ощущаетъ… Мое почтеніе-съ! (Быстро уходитъ).

II.
СТЕПАНЪ и ПРАСКОВЬЯ посл ухода Солонинникова стоятъ нсколько времени въ молчаніи и смотрятъ другъ на друга.

Степанъ (хохочетъ). Ха, ха, ха! Ну, что, Параша, поняла ты, объ чемъ разглагольствовалъ мой старый сослуживецъ?
Прасковья. Ни словечка не поняла, Степанъ Силиверстычъ. Да что это, родной ты мой, ужъ въ своемъ-ли онъ умъ!
Степанъ. То-то и бъ да, что умъ-то у него за разумъ заходитъ.
Прасковья. Поди ты пожалуй, экую вдь околесную нагородилъ!
Степанъ. Однако, что ни говори, а жалко мн Михаилу Зуду. Да нельзя-ли какъ-нибудь пособить ему въ горъ.
Прасковья. Ахъ, батюшка! Да чмъ мы пособимъ? Вдь мы съ тобой не милліонщики…
Степанъ. Не милліонщики, это правда, да и не нищіе. Благодаря Господа Бога и нашимъ трудамъ, мы сыты, обуты, одты, да еще и по милости его превосходительства, отца-командира, Ивана Львовича Чубарова, имемъ и капиталецъ въ запасъ, составляющій теперь ровно ту сумму, которая нужна Михаилъ Трифонычу на уплату долга.
Прасковья. Какъ, Степанъ Силиверстовичъ! Такъ ты хочешь…
Степанъ (перебивая ее). Отдать эти деньги моему бывшему ворогу и спасти отъ раззоренія цлое семейство.
Прасковья. Что ты, что ты, Господь съ тобой!
Степанъ. А что?
Прасковья. Да разв ты забылъ, что эти три тысячи не наши, что они положены были его превосходительствомъ на зубокъ нашему сыну, нашему милому Петиньк?
Степанъ (съ чувствомъ). Петиньк!.. Да, ты говоришь правду. Да онъ-то гд?.. Гд вашъ Петинька?.. Вотъ ужъ годъ пошелъ, какъ онъ изъ писарей выпросился въ фронтовую службу, ухалъ на Кавказъ и съ-тхъ-поръ, нтъ объ немъ ни слуху, ни духу! Нтъ, жена, видно ужъ не видать намъ своего дтища, не пощадила знать пуля черкесская, подкузьмила смерть въ самомъ цвтъ лтъ. Впрочемъ, что-жъ такое? Если Петруша нашъ живъ, если онъ и прідетъ, такъ я увренъ, что не разсердится на старика отца, за то, что я его деньги употребилъ на спасеніе погибающаго семейства.— Такъ-ли, Параша?
Прасковья. Твой домъ, твоя и воля, Степанъ Селиверстовичъ, а все-бы, кажись, лучше приберечь эти денежки, да подождать пока…
Степанъ (перебивая ее). Михайлу Зуду посадятъ въ тюрьму, а жена съ малолтными птенцами пойдутъ по міру?.. Стыдно, Парасковья Антоновна, стыдно!
Прасковья. Ну, вотъ ужъ ты и разгнвался! А за что? Да Господь съ тобой, длай, какъ теб угодно, не слушай ты меня, глупую бабу.
Степанъ. Ну, слава Богу, насилу таки путное словечко выговорила. (Треплетъ ее по плечу). Молодецъ баба! Гусаръ Парасковья Антоновна! Давай-же скоре, гд у тебя ключъ отъ ларца?
Прасковья А тамъ, въ той горниц, за божницей, на полочк.
Степанъ (беретъ Прасковью за руку). Не печалься, жена, и не горюй объ деньгахъ: кто знаетъ, можетъ-быть мы бросимъ хлбъ-соль позади, а онъ очутится впереди? Никто, какъ Богъ! (Уходитъ въ комнату налво).

III.
ПРАСКОВЬЯ одна, смотритъ вслдъ Степану и посл нкотораго молчанія говоритъ.

О-охъ! Степанъ Селиверстовичъ, Степанъ Селиверстовичъ! Да коли самъ плохъ, такъ не подастъ и Богъ! Я слыхала отъ старыхъ людей вотъ что: отруби ту руку по локоть, которая добра себ не желаетъ. Другіе бгаютъ за счастьемъ, да поймать не могутъ, а намъ въ руки дается, такъ держать не умемъ. Ей Богу!

IV.
ПРАСКОВЬЯ и МАВРА.

Мавра (входитъ быстро). Здравствуйте, матушка Парасковья Антоновна!
Прасковья. Ахъ, Мавра Бордсрина, Мавра Борисовна! луются). Какъ живете, могите?
Мавра. Помаленьку, золотая моя, по маленечку, какъ васъ Богъ милуетъ?
Прасковья. Да такъ себ, живемъ, пока Господь грхамъ терпитъ… Не подварить-ли кофеишку?
Мавра. Нтъ, не надо, касатка моя, не утруждайся, пожалуйста, не утруждайся.
Праскцвья. Да полно, мать моя, какое тутъ утружденіе?.. Я подварю, право подварю?..
Мавра. Ни, ни, ни! Не надо, пожалуйста, не надо. Я вдь и забжала-то къ вамъ на одну минутку.
Прасковья. Да что это ты, Мавра Борисовна, какая, право… Ужъ никогда таки и не погостишь путемъ.
Мавра. Голубушка ты моя, Прасковья Антоновна, и рада-бы радостью, да дло-то у меня такое, что никакъ урваться не могу, вдь я ключница, хлопотъ полонъ ротъ, баринъ-же подъ старость куда брюзгливъ становится: что ни сдлаешь, все не по немъ. Ужъ не знаю право, передъ смертью что-ли, только больно капризится. Вотъ хоть-бы и сегодня пріхалъ къ намъ гость, ну что-жъ такое? Ну, гость-такъ гость. Слава Богу, не первый разъ намъ гостей принимать, разумемъ мы эту политику-то нехуже другихъ.
Прасковья. Ужъ извстное дло, кому-же и разумть, какъ не вамъ: съ-измаленька въ барскомъ дом живете.
Мавра. То-то и есть. А что-бы ты думала онъ со мною сдлалъ?…
Прасковья. Не знаю, мать моя, не знаю.
Мавра. Три раза дурой назвалъ!
Прасковья. Ай, ай, ай!.. Да гость-то знакомый?
Мавра. Какой теб знакомый! Первый разъ сегодня пріхалъ рекомендоваться.
Прасковья. Да изъ простыхъ, али изъ благородныхъ?
Мавра. Офицеръ, мать моя, раненный офицеръ, онъ вишь ты опредленъ въ нашъ городъ за мсто стараго городничаго.
Прасковья. А стараго-то куда-же?
Мавра. Подъ судъ отдали. Да и по дламъ ему, ужъ такой притснитель былъ, что и не приведи Богъ!
Прасковья. А этого, какъ ты запримтила, каковъ будетъ?
Мавра. Да вдь Господь его знаетъ, въ чужую душу не влезешь, на взглядъ-то, кажись-бы, и добрый, только ужъ больно молодъ, чай въ головушк-то еще втеръ гуляетъ… Ну, да вотъ сама увидишь, такъ и мн скажешь, вдь онъ сегодня-же у васъ побываетъ.
Прасковья (съ удивленіемъ). У насъ?!. Что ты!.. Да зачмъ?
Мавра. Ужъ Богъ его знаетъ! Они цлое утро съ бариномъ только про васъ съ мужемъ и проговорили.
Прасковья. Экая оказія!.. Экая оказія!.. А не слыхала ты, Мавра Борисовна, въ какомъ, то-есть, разсужденіи они разговоръ-то вели?
Мавра. Вотъ ужъ чего не знаю, такъ не знаю, хоть убей не знаю. Правду сказать, какъ онъ меня въ третій разъ дурой-то назвалъ, такъ я разсердилась да изъ горницы и вышла, а все-таки ухо приложила къ замочной дырочк, и вотъ только это и услыхала: ‘Я сейчасъ пошлю за Степаномъ Козыревымъ!’ А тотъ и говоритъ: ‘Нтъ, говоритъ, не надо, ваше превосходительство, зачмъ говоритъ? Я, говоритъ, лучше самъ сдлаю имъ коплиментъ и посл обдни заду.’ Вотъ нашъ-то старичища и говоритъ: ‘Да, говоритъ, это правда, этакъ складне будетъ.’ Ну, сударыня ты моя, и поршили на такихъ кондиціяхъ, чтобы посл обдни у тебя пирога откушать.
Прасковья. Что ты говоришь!.. И его превосходительство будетъ?…
Мавра. Будетъ, безпремнно будетъ, я вдь вотъ для этого-то только и прибжала къ теб увдомить, чтобы въ расплохъ не застали.
Прасковья луетъ Мавру). Спасибо теб, голубушка, спасибо теб, Мавра Борисовна!.. (Кричитъ за кулисы). Степанъ Селиверстовичъ! Степанъ Селиверстовичъ!..
Степанъ (за кулисами). Ну, что тамъ?
Прасковья (въ попыхахъ). Да поди сюда скоре, дло есть!.. Экая вдь я глупая, вдь хотла сегодня ватрушки сготовить, такъ нтъ-таки: вотъ словно меня лукавый обошелъ… (Кричитъ за кулисы) Степанъ Селиверстовичъ! Степанъ Селиверстовичъ! Да что это ты какой право?

V.
Т-ЖЕ и СТЕПАНЪ.

Степанъ (входитъ). Что за оказія! Чего ты орешь, словно за языкъ повшена?
Прасковья (тихо). Полно, срамникъ этакой, не бранись хоть при людяхъ-то. (Показываетъ на Мавру). Ну что она подумаетъ?
Степанъ (увидвъ Мавру). А! Да я и не вижу, а у насъ гостья! Прасковья. Да, батюшка, да еще какая дорогая, рдкая гостья. Степанъ (всторону). Что и говорить: мастерица языкомъ дробь выколачивать, нехуже барабаннаго старосты. (Подходитъ къ Мавр). Здравія желаю, Мавр Борисьевн! Извините стараго солдата, что не запримтилъ васъ первоначально, поврьте, что не изъ какой-нибудь амбиціи, а единственно потому, что отъ пороховаго дыму, да и отъ старости, глаза плохи становятся.
Мавра (жеманно) Ничего, батюшка, ничего, мы люди маленькіе, такъ на насъ и зариться нечего. (Прасковь). Прощайте, голубушка Парасковья Антоновна, благодаримъ покорнйше на ласковомъ пріемъ, на угощеніи и на всемъ — на всемъ! луется съ Прасковьей).

VI.
Т-ЖЕ, кром МАВРЫ.

Прасковья (провожая Мавру). Спасибо теб, моя писанная, спасибо теб! (Возвращается и подходитъ къ мужу). Что это, Степанушка, словно ты сегодня лвой ногой съ кровати всталъ? А знаешь-ли кто къ намъ сегодня посл обдни въ гости будетъ?
Степанъ. Кто-же? Нашъ приходскій дьяконъ, что-ли?
Прасковья. Анъ нтъ. Ужъ такой гость, что и не вспомнишься! отъ радости!
Степан (въ волненіи). Не вспомнюсь! Я не вспомнюсь отъ радости?.. Господи, твоя воля! Ужъ не Петруша-ли?.. не сынокъ-ли нашъ воротился въ домъ родительскій?.. Хозяйка, говори.
Прасковья (грустно). Нтъ, Степанушка, нтъ, голубчикъ ты мой, до этакой радости еще мы не дожили.
Степанъ (закрывая лицо руками). Да можетъ-быть и не доживемъ!.. Э — эхъ! Параша, Параша! Шутка твоя со мною не больно складна… Не играй ножемъ — опоржешься.
Прасковья (успокаивая его). Полно, касатикъ ты мой! Я вдь не для ради чего, атакъ только… Къ намъ сегодня будетъ въ гости твой старый начальникъ, нашъ благодтель и кумъ.
Степанъ (въ сильной радости). Какъ! Его превосходительство, отецъ-командиръ, Иванъ Львовичъ Чубаровъ?.. Жена! Цлуй меня! (Хочетъ ее поцловать).
Прасковья. Полно, теб, Степанъ Селиверстовичъ, проказничать-то на старости лтъ. Вотъ подумаемъ-ко лучше, чмъ-бы намъ угостить дорогихъ гостей. Вдь благодтель-то нашъ будетъ не одинъ.
Степанъ. А съ кмъ-же?
Прасковья. Съ какимъ-то раненнымъ офицеромъ, который поступаетъ въ нашъ городъ городничимъ.
Степанъ. Съ раненнымъ офицеромъ?.. О! это должно быть нашъ, врно нашъ! Закладъ держу, что кто-нибудь изъ старыхъ сослуживцевъ! И его превосходительство нарочно хочетъ меня обрадовать нечаянною встрчей!.. Который-то часъ?.. (Смотритъ на часы, на которыхъ стрлка показываетъ 11 часовъ). О! я еще успю сбгать, пока обдня не кончится. (Прасковь). Смотри-же, Параша, распоряжайся, прибирайся, живо ворочайся! Отецъ-командиръ проволочекъ не любитъ.
Прасковья. А ты куда-же?
Степанъ. Я только что отнесу вотъ эти деньги бдному Михаил Перфильичу.
Прасковья. Да ты тамъ долго пробудешь?
Степанъ. Не успетъ стрижена двка косы заплести, какъ я и назадъ вернусь. Прощай! (Уходитъ).

VII.

Прасковья (одна). Ну, вотъ теб и здравствуй! Я думала, что онъ хоть на радости-то забудетъ про этого Михаилу, анъ, не тутъ-то было, вотъ его ужъ и слдъ простылъ… (Смотритъ въ окно). Вишь-ти, вишь-ти, вдь какъ бжитъ, да торопится, чтобы за-дарма бросить сыновнины деньги, словно они у него въ карман-то кричьма-кричатъ! О-охъ! Степанушка, Степанушка! И дала-бы теб разума, да у самой не хватаетъ. Вдь вотъ не даромъ-же говорится пословица: ‘простота — хуже воровства!’ (Смотритъ въ окно). Батюшки-свты, что-бы это такое значило? Степанушка-то мой назадъ бжитъ!. Не надумался-ли разв?.. Охъ, куда-бы это хорошо было.1

VIII.
ПРАСКОВЬЯ и СТЕПАНЪ.

Степанъ. Вотъ и дло съ концомъ, вотъ и я молодцомъ! (Прасковья). Что, я думаю, ты еще и опомниться не успла, а я какъ снгъ на голову?
Прасковья. Да неужто, Степанъ Селиверстовичъ, ты ужъ былъ у Михайла Перфильича?
Степанъ. Нтъ.
Прасковья (съ радостію). Такъ и деньги цлы?
Степанъ. Нтъ,
Прасковья. Какъ нтъ! Да гд-же?
Степанъ. Отдалъ.
Прасковья. Кому?
Степанъ. Жен Михайлы Зуды, она встртилась со мною, бжала къ намъ, и бдняжка разливается въ слезахъ, что рка льется! Имніе-то у нихъ, вишь-ты, ужъ все описали, а самого Михайлу взяли въ полицію.
Прасковья. Ахъ, ты, Господи! Экая напасть, экая невзгода!
Степанъ Да, хозяйка, не дай Богъ этакой бды и самому злому татарину. (За кулисами слышенъ стукъ подъхавшаго экипажа). Что это, кажется, кто-то подъхалъ?.. Ужъ не его ли превосходительство?… (Смотритъ въ окно и вскрикиваетъ радостно). Онъ! Онъ самъ, нашъ благодтель! Отецъ-командиръ!.. Навстрчу къ его превосходительству! (Убгаетъ).
Прасковья (суетится). Ахъ ты, батюшки-свты! Гость на дворъ, а у меня ничего не прибрано, нечего не убрано… Экое горе, экое горе! Вотъ того и жду, что куманекъ запоетъ, ‘у тебя кума улица грязна.’ (Прибираетъ комнату).

IX.
Т-ЖЕ и ЧУБАРОВЪ, котораго вводятъ два лакея.

Степанъ (подвигаетъ кожаное кресло). Вотъ здсь, ваше превосходительство, извольте расположить свою главную квартиру.
Чубаровъ (садится). Спасибо, спасибо, Козыревъ. (Лакеямъ). Здсь я обойдусь и безъ ординарцевъ. (Слуги уходятъ). А гд-же кума?
Степанъ (жен). Параша! Чего-же ты смотришь? Живо! На всти къ его превосходительству!
Прасковья (подходитъ къ Чубарову и кланяется). Здравія желаю, батюшка Иванъ Львовичъ!
Чубаровъ. Здравствуй, здравствуй, кумушка-толстушка… (Степану). Козыревъ!, да она еще молодецъ?
Степанъ. Ничего, ваше превосходительство, такъ себ, годится для нашего брата инвалида.
Чубаровъ. Какое, братецъ, годится? Я того и жду, чтобы мн снова не попасть къ вамъ въ кумовья. (Прасковь). Ты объ этомъ какъ думаешь, Параша? А?
Прасковья (стыдливо). И! что вы, ваше превосходительство… Куда ужъ намъ?.. (Всторону). Экой вдь старый хрнъ, ужъ какой беззазрительный! Ижно я вся вспыхнула.
Чубаровъ (смясь). Что? Стыдно стало? Ну, ничего, ничего.— А, кстати! Имете-ли вы извстіе объ вашемъ сын — моемъ крестник?
Степанъ (со вздохомъ). Нтъ, ваше превосходительство. Съ-тхъ-поръ прошло ужъ десять лтъ, какъ онъ ухалъ на Кавказъ, и нтъ объ немъ ни слуху, ни духу.
Чубаровъ. Что-жъ, вы полагаете, онъ убитъ?
Степанъ. Больше ничего нельзя и думать.
Чубаровъ. Да почему-же ты въ этомъ увренъ?
Степанъ. Потому, отецъ-командиръ, что онъ не забылъ-бы насъ стариковъ, онъ-бы хоть изрдка, да все таки порадовалъ насъ всточкой.
Чубаровъ. Гмъ!.. А давно-ли ты живешь въ этомъ город?
Степанъ. Тоже почти десять лтъ. Черезъ три мсяца посл отъзда сына, вашему превосходительству угодно было вытребовать насъ сюда изъ Петербурга.
Чубаровъ. Хорошо. А написалъ-ли ты ему свой новый адресъ.
Степанъ (смшавшись). Какъ, ваше превосходительство?..
Чубаровъ (настоятельно). Написалъ-ли ты ему свой адресъ?
Степанъ. Нтъ, отецъ-командиръ…
Чубаровъ. Такъ какъ-же ты, старый дуралей, хочешь получить объ немъ извстіе, если онъ не знаетъ, гд вы живете?
Степанъ (опомнившись). Въ-самомъ-дл!… Ахъ, чортъ возьми!.. (Жен). Параша! Чего-жъ ты смотрла?
Прасковья. Ахъ, батюшка, да я-то что-же?..
Степанъ. Что ты?. Глупая баба! вотъ что ты.
Чубаровъ. Козыревъ! Смирно! Не брани жену, если самъ виноватъ.
Степанъ. Ваше превосходительство! простите великодушно! О! Боже милосердный! Я-бы умеръ спокойно, еслибы удалось получить объ немъ хоть какую-нибудь всточку.
Чубаровъ. Ну, а если я могу услужить теб этимъ?
Степанъ (въ сильномъ волненіи). Какъ!.. Ваше превосходительство?..
Чубаровъ. Если я скажу теб: сынъ твой живъ, здоровъ и счастливъ по служб. Что тогда?
Степанъ. Ваше превосходительство!.. Вы шутите? Этого не можетъ быть!
Прасковья (едва удерживаясь отъ радости). Куманекъ!.. Голубчикъ!.. (Опомнившись). Ахъ!, ваше превосходительство! да правда-ли это?
Чубаровъ. Совершенная правда. Сюда пріхалъ новый городничій, онъ служилъ на Кавказ и знаетъ лично вашего сына, который былъ у него подъ командой. Ну, что Козыревъ, доволенъ-ли ты монмъ извстіемъ?
Степанъ (въ сильномъ волненіи). Ваше превосходительство! отецъ-командиръ! не томите души, скажите: гД мн теперь найдти его высокоблагородіе, г-на городничаго?
Чубаровъ. Далеко искать незачмъ, потому-что онъ сюда самъ явится. (Двери отворяются и входитъ городничій). Вотъ онъ и самъ на лицо!
Степанъ (Прасковь). Жена! Во-фрунтъ.

X.
Т-ЖЕ, и ГОРОДНИЧІЙ.

Городничій (Степану и Прасковь). Здравствуйте, добрые люди! (Чубарову). Извините меня, ваше превосходительство, что замшкался, одно непредвиднное обстоятельство по новой служб задержало.
Чубаровъ (Городничему). Ну, что длать, любезный другъ! Дружба-дружбой, а служба-службой. Хоть, сказать правду, тебя и ждали здсь, какъ свтлаго праздника. (Степану). Козыревъ! Что-жъ ты остолбенлъ? Вотъ этотъ офицеръ можетъ сообщить самыя врныя извстія объ вашемъ сын. Спрашивай.
Прасковья (всторону). Охъ! сердечушко вотъ такъ и замираетъ!
Степанъ (всторону). Господи! Что со мною длается?.. Я боюсь подойти къ нему…
Чубаровъ. Ну, чего-жъ вы оробли?
Городничій (тихо Чубарову). Ваше превосходительство…
Чубаровъ (тихо). Молчи! (Степану). Козыревъ! да что у тебя языкъ-то въ пятки ушелъ, что-ли?
Степанъ. Нтъ, ваше превосходительство, но… (Подходитъ къ городничему). Извините, ваше благородіе, и простите старику отцу, у котораго только и есть одна надежда… Вы изволили служить на Кавказ и, какъ я слышалъ отъ его превосходительства, что сынъ мой…
Городничій. Служилъ со мною въ одномъ полку.
Прасковья. Батюшка! ваше благородіе! Разскажите намъ про нашего Петрушеньку, утшьте вы мое материнское сердечушко!
Городничій. Съ удовольствіемъ. Тмъ боле, что никто такъ хорошо не знаетъ вашего сына, какъ я, мы съ нимъ были лучшими друзьями и въ-продолженіе десятилтней службы жили душа въ душу.
Степанъ. Какъ! Ваше благородіе удостоили своей дружбы простаго солдата?
Городничій. Напротгівъ, сынъ вашъ такой-же офицеръ, какъ и я.
Степанъ (въ сильномъ волненіи). Что я слышу?.. Сынъ мой офицеръ!.. Сынъ мой!.. Да нтъ, этого быть не можетъ!.. Ваше благородіе! побойтесь Бога, не подшучивайте надъ старымъ служивымъ и не сводите его съ ума отъ радости!
Городничій. Скажу вамъ больше: сынъ вашъ былъ столько счастливъ, что удостоился знака отличія военнаго ордена.
Степанъ (въ сильной радости). Военнаго ордена?!. Нтъ, силъ моихъ не хватаетъ!.. Радость задушитъ меня!.. (Жен) жена! Слышишь-ли ты? Сынъ нашъ офицеръ! Петруша нашъ, Георгіевскій кавалеръ!.. Старуха! Прасковья Антоновна! Пой со мною вмст: ‘Ай, калина! Ай, малина!
Чубаровъ (смется). Козыревъ! Да ты и въ-самомъ-дл помшался?
Степанъ (забывшись и махнувъ рукой). Не мшайте мн’ ваше превосходительство! Не мшайте, отецъ-командиръ!.. (Поетъ и приплясываетъ).
Нашъ Петруша кавалеръ!
Нашъ Петруша офицеръ!
Ай, калина! Ай малина!
Городничій (тихо Чубарову). Ваше превосходительство! Я не въ силахъ боле удерживаться!
Чубаровъ (тихо). Ну, въ такомъ случа, длай, какъ знаешь.
Степанъ (какъ будто опомнясь). А!.. Чудная штука мн пришла на разумъ! (жен). Старуха! Хочешь ты видть нашего Петрушу?
Прасковья. Ахъ, Степанъ Селиверстовичъ, да какъ не хотть? Да мн-6ы хоть однимъ глазкомъ взглянуть на него, а тамъ пожалуй я и умереть готова.
Степанъ шительно). Такъ мы его увидимъ!
Прасковья (въ недоумніи). Какъ, Степанушка! Да какимъ-же манеромъ?
Степанъ. Да! Мы его увидимъ!
Чубаровъ (Всторону) Какого чорта онъ еще выдумалъ?!
Степанъ. Я продамъ вс мои пожитки, заложу аттестатъ мой на полученіе пенсіона, и подемъ на Кавказъ!
Прасковья (съ радостію). Подемъ, касатикъ ты мой, подемъ!
Чубаровъ. Козыревъ! Ты говоришь вздоръ и длаешь глупости!
Степанъ. Эхъ, ваше превосходительство, да вдь ужъ я съ молодыхъ лтъ ихъ не длалъ, такъ надо-же хоть подъ старость-то потшиться.
Городничій. Вы напрасно будете безпокоиться, Степанъ Селиверстовичъ. Сына вашего ужъ нтъ на Кавказ.
Степанъ (съ испугомъ). Нтъ!.. А гд-же онъ?
Городничій. Онъ былъ раненъ?
Степанъ. И умеръ?
Городничій. Нтъ. Мы вмст съ нимъ отправились въ Петербургъ…
Степанъ. Жена! демъ въ Петербургъ!
Городничій. И тамъ его вы не найдете.
Степанъ. Такъ гд-же онъ?
Городничій. Ближе.
Степанъ. Въ Москв?
Городничій. Еще ближе.
Степанъ. Такъ гд-же?..
Городничій. Здсь.
Степанъ и Прасковья. Здсь?!..
Городничій. Передъ вами!.. Батюшка! Матушка! Обнимите вашего сына! (Бросается къ нимъ въ объятія).
Степанъ. Боже правосудный! Не сонъ-ли это?.. Петруша!.. Ты-ли?..
Городничій. Я, батюшка!
Степанъ (жен). Нтъ, не врю!.. Жена! Посмотри на него хорошенько, онъ-ли это?..
Прасковья (плачетъ отъ радости и цлуетъ сына). Онъ, онъ! Вотъ и родимое пятенышко на правой щек.
Степанъ (въ сильномъ восторг). Ура! ура… луетъ сына). Другъ ты мой милый, Петрушенька! Дай мн, дай хорошенько Съ тобой поздороваться!.. (Вытягивается по солдатски во фрунтъ). Здравія желаемъ, ваше благородіе, сынъ мой возлюбленный!
Городничій луя отца). Батюшка! Успокойтеcь, ради Бога успокойтесь!
Степанъ. Мн успокоиться?.. Нтъ, чортъ возьми! Я хочу пть… я хочу плясать… (Жен) Параша! Затягивай снова.
Нашъ Петруша офицеръ!
Нашъ Петруша кавалеръ!
Ай, калина! Ай, малина!
Чубаровъ (всторону). Хоть и жалко, да надо унять его, а то пожалуй этому дурачеству конца не будетъ и онъ проморитъ насъ голодомъ до самаго вечера.— (Степану) Козыревъ! Баста!
Степанъ Не могу, отецъ-командиръ, не могу!.. Посмотрите, вдь это мой Петруша! Вдь это мой сынъ! Онъ офицеръ! Онъ въ эполетахъ!
Чубаровъ (топая ногою). Смирно!.. (Городничему). Крестникъ! демъ.
Степанъ, (въ испуг). Какъ, ваше превосходительство! вы хотите увезти моего сына?
Чубаровъ. Да! Потому, что я проголодался-да и онъ также.
Степанъ (ударивъ себя по лбу). Въ-самомъ-длъ!.. (Жен). Розиня ты этакая! Чего ты стоишь? Накрывай на столъ! Живо!
Прасковья (суетится). Сейчасъ, батюшка, сейчасъ.
Чубаровъ. Не надо. Сегодня вы обдаете у меня.
Сепанъ. Ваше превосходительство, такая честь…
Чубаровъ. Безъ разсужденія! Карета моя здсь и мы подемъ вмст.
Степанъ (Чубарову). Ваше превосходительство! Не смю противиться командирскому наказу, а хотлось-бы…
Чубаровъ. Что такое?
Степанъ. Услышать поскоре исторію моего Петруши.
Чубаровъ. Онъ ее разскажетъ за столомъ. А между-прочимъ, ты у меня встртишь старыхъ знакомыхъ. Они горятъ нетерпніемъ видть молодца-солдата, который въ 12-мъ году спасъ ихъ отъ смерти, а старика-отца отъ раззоренія.
Степанъ (съ восторгомъ). Какъ, ваше превосходительство! Неужели ваши племянники, эти молоденькіе офицерики?..
Чубаровъ. Теперь ужъ генералъ-майоры.
Степанъ. И они не забыли меня, забубенную голову, Степку Козыря?
Чубаровъ. Я теб говорю, что они ждутъ не дождутся какъ-бы увидть тебя поскоре.
Степанъ. Такъ демте-же, отецъ-командиръ Чубаровъ, демъ. (за кулисами слышны голоса: ‘Пустите насъ, пустите къ нашему благодтелю!‘) Это что такое?
Степанъ (всторону). Ну, попался я! (жен тихо). Параша! Это Михайло Перфильичъ. Ради Бога, не пускай его сюда… Скажи, чтобы пришелъ посл… что я самъ зайду къ нему…

XI.
Тже, ЗУДА, жена его и дти.

Зуда (увидя Степана). Вотъ онъ! Вотъ нашъ милостивецъ! Вотъ нашъ спаситель!.. Жена! дти! въ ноги благодтелю! (Вс бросаются на колна передъ Степаномъ и цлуютъ ему руки).
Жена и дти. Отецъ нашъ! Да создастъ теб Господь вдесятеро, всотеро, за то, что ты выручилъ изъ погибели цлое семейство.
Степанъ (Зуд) Полно, полно, Михайло Перфильичъ. Какъ теб не стыдно?.. (Поднимаетъ Зуду и жену его).
Зуда. Да, Степанъ Селиверстовичъ, ты правду говоришь: мн стыдно взглянуть на себя окаяннаго, какъ только вспомню, сколько зла я причинилъ теб и чмъ ты заплатилъ мн за это. (Плачетъ).
Чубаровъ. Это что еще за исторія?!.. Козыревъ! Объясни мн, что это значитъ?
Степанъ (Конфузясь). Такъ, ваше превосходительство… Пустяки!.. Михайлъ Перфильичу, вотъ этому самому, прилунилась нужда въ деньгахъ и я снабдилъ его заимобразно… Да что, де стоитъ говорить, и деньги-то самыя пустыя…
Зуда. Какъ, Степанъ Селиверстовичъ! Три тысячи рублей серебромъ ты считаешь пустыми деньгами?
Степанъ (всторону). Ну, бомба лопнула!
Чубаровъ. Три тысячи рублей!?.. Что за дьявольщина! Да откуда ты взялъ такую сумму? Жалованья за управленіе моимъ имніемъ ты съ меня не получалъ ни гроша, потому-что все берегъ вотъ для этого молодца. (Показываетъ на городничаго). Скопить изъ пенсіона подобныхъ денегъ нтъ средства, откуда-жъ ты ихъ взялъ?
Степанъ (запинаясь). Ваше превосходительство…
Чубаровъ. Мое превосходительство хочетъ знать: откуда ты взялъ эти деньги?
Степанъ (всторону). Э! была не была! Семь бдъ-одинъ отвтъ! (Громко). Эти деньги чужія, ваше превосходительство!
Вс. Чужія.
Степанъ. Виноватъ, отецъ-командиръ! Мой грхъ, до меня и дошелъ!— Это т самыя деньги, которыя вы пожаловали на зубокъ вашему крестнику, а моему сыну.
Чубаровъ. Браво, Козыревъ! Браво!
Степанъ (въ-восторг). Что я слышу! Такъ ваше превосходительство не сердитесь?
Чубаровъ (притворно). Какъ не сердиться? Я сердитъ! Очень сердитъ!.. (Весело). Обними меня, старый дуралей! (Обнимаетъ Степана).
Степанъ. Господи! Экой чести я удостоился! (Обращаясь къ сыну). Петруша! А ты что скажешь, ты? Вдь передъ тобою я больше всхъ виноватъ.
Городничій. Батюшка! Можете-ли вы это думать?
Степанъ. Такъ меня вс простили, кому слдуетъ?.. Ура! (жен) Что, старая хрычовка, Прасковья Антоновна? Видишь-ли, всё сдлалось по моему, а ты осталась съ носомъ! У-у!
Чубаровъ. Козыревъ! Честь и слава теб за то, что ты умешь прощать обиды и любить враговъ своихъ.
Степанъ. Эхъ, отецъ-командиръ! Я всегда придерживался пословицы: намъ добро, никому зло, вотъ законное житье.
Чубаровъ. Прекрасно! А гд ты выучился этимъ правиламъ?
Степанъ. Въ царской служб, ваше превосходительство.
Чубаровъ. Стало-быть, по твоему, царская служба…
Степанъ. Лучшая школа!
Чубаровъ Браво! Теперь и я не прочь запть съ тобою вмст: ‘Ай, калина! Ай, малина!’
Степанъ. За этимъ дло не станетъ, ваше превосходительство, вдь это моя любимая псня. (Жен). Прасковья Антоновна! нутко, калинушку съ малинушкой!
Прасковья. Затягивай, батюшка, а я подтяну.

Степанъ.

Хоть въ чужихъ краяхъ бывали,
Но признаться ни одной
Мы земельки не видали,
Краше родины святой!
Въ нашей Руси Православной
Благоденствуетъ народъ,
И подъ властію державной
Какъ соловушко поетъ:
Ай, калина! Ай малина!

Хоръ.

Ай, калина! Ай, малина!

‘Пантеонъ’, No 6, 1855

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека