Лорд Байрон и некоторые из его современников, Байрон Джордж Гордон, Год: 1830 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

**ЛОРДЪ БАЙРОНЪ И НКОТОРЫЕ ИЗЪ ЕГО СОВРЕМЕННИКОВЪ (*).**

(*) Lord Byron and some of his contemporaries, bу Leigh Hunt. Это заглавіе книги, вышедшей за два года предъ симъ въ Англіи.

(Нын, когда по долговременной нершимости, Томасъ Муръ напечаталъ наконецъ Записки Лорда Байрона, любопытно сравнить то, что Поэтъ сей говоритъ въ нихъ о самомъ себ, съ сказаніями о немъ одного изъ соотечественниковъ и знакомцевъ его. Слдующая статья заимствована нами изъ нкотораго иностраннаго журнала. Когда она появилась, въ то время вс думали, будто бы Т. Муръ истребилъ записки Л. Байрона. Вотъ что говоритъ о семъ Авторъ статьи.)

Не знаю, могутъ ли врожденное праводушіе и законы чести оправдать Г. Томаса Мура, который, имвъ порученіе отъ Лорда Байрона издать въ свтъ оставшіяся по смерти его Записки, самопроизвольно ршился ихъ истребить. Уничтоженіе сего собственноручнаго сочиненія, завщаннаго по духовной и назначавшаягося къ оправданію творца его, столь часто бывшаго жертвою клеветы, — есть такое всесожженіе, которое трудно извинить.

Многіе боялись изданія сихъ записокъ. Суетность, опасенія и выгоды личныя сговорилась противъ оправданія Лорда Байрона. Г. Муръ могъ бы отсрочить печатаніе, не измнивъ обязанности, на него возложенной, но не уступать чуждому вліянію, которое должно было изчезнуть предъ его уваженіемъ къ памяти усопшаго друга. Онъ могъ бы даже небольшими изключеніями или перемнами, коими бы руководствовалъ вкусъ его, удовлетворить требованія приличій, пощадить живыхъ, избгнуть соблазнительной огласки и предоставить будущимъ издателямъ дополнить остальное, для сохраненія записокъ Поэта во всей ихъ цлости. Онъ счелъ за лучшее бросить съ огонь сію рукопись, свидтельство, нын истребленное, тайныхъ помысловъ человка необыкновеннаго, коего слабости равнялись съ его геніемъ. Защищеніе, приготовленное Лордомъ Байрономъ для потомства, уже не существуетъ. Толпа писакъ можетъ по вол своей изкажать его жизнь и позорить его память, они могутъ перетолковывать его слова, являть его дянія въ ложномъ свт, и, выставляя исторію его, какъ романъ, украшать, дополнять или обрзывать ее, какъ имъ заблагоразсудится. Нсколько строкъ самого Писателя опровергли бы тысячу ложныхъ прибавокъ: одинъ онъ имлъ право начертать свое изображеніе.

Но съ насъ достаточно указать здсь на важное обвиненіе, каковому по мннію нашему, подвергнулся Г. Муръ, и на вредъ, который, можетъ быть безъ намренія, причинилъ онъ благородному своему другу. Изъ многочисленныхъ сочиненій, коимъ Лордъ Байронъ служитъ текстомъ, весьма мало такихъ, которыя заслуживаютъ быть прочитанными: сплетни, вынесенныя изъ передней, выдуманные анекдоты, ложныя предположенія, заключенія, выведенныя на удачу: таковы стихіи большей части сихъ мнимыхъ Записокъ, коихъ сочинители не умли даже соблазнительными разсказами, избгнуть однообразія и скуки. Взглянувъ однажды на своего героя, поговоривъ съ нимъ часа два-три, они сочли себя въ прав выводить наружу и перетолковывать даже своенравныя глупости, которыя онъ, по обыкновенному своему легкомыслію, отпускалъ при нихъ.

Одно только сочиненіе замчательное и достойное вры, изъ всхъ, изданныхъ донын о семъ предмет, есть также и самое строгое. Еще боле увеличиваетъ наше удивленіе то, что Г. Лей-Гунтъ (Leigh Hunt), (Авторъ онаго, есть одинъ изъ самыхъ старинныхъ (друзей Лорда Байрона. Г. Гунтъ {Не должно смшивать сего Г. Лей-Гунта съ извстнымъ демагогомъ сего имени. Г. Гунтъ, сочинитель книги о Байрон и его современникахъ, есть Поэтъ остроумный и отличныхъ дарованій.} долго жилъ съ нимъ подъ одною кровлей. Одаренный умомъ пылкимъ и восторженнымъ, поборникъ правилъ демократическихъ, большой любитель общества по врожденной склонности и по вкусу, онъ имлъ съ Лордомъ Байрономъ, который былъ гордъ своею породой и человконенавистникъ, весьма мало точекъ соприкосновенія, оставляю наблюдателю человческихъ странностей объяснить сіе явленіе столь долговременной пріязни между двумя характерами, столь несходными. Г. Гунтъ, котораго правила тверды и постоянны въ отношеніи ко всмъ почти предметамъ, находилъ въ зыбкомъ геніи Лорда Байрона безпрерывное противорчіе, безконечную цпь прихотей. Могли ли столь явныя противоположности не имть вліянія на взаимное мнніе, которое каждый изъ обоихъ пріятелей составилъ себ о другомъ?

Г. Лей-Гентъ сказалъ всю правду на счетъ Лорда Байрона, т. е. все, что думаетъ о немъ. Подъ его перомъ, выраженіе сей правды почти всегда строго до взыскательности, однако жь никогда оно не кажется насмшливымъ или жестокимъ. Если онъ превозноситъ высокія свойства Поэта, то не щадитъ его слабостей, заблужденій и смшныхъ странностей. Можетъ быть, найдутъ неприличіе въ врномъ исполненіи дла, предположеннаго себ Г. Гунтомъ, люди, преслдовавшіе Л. Байрона въ теченіе жизни его, возстанутъ первые на непреклоннаго Историка, нещадящаго ни одной изъ его слабостей. Автора обвинятъ въ неблагодарности, и будутъ неправы. Г. Гунтъ, признавая услуги, оказанныя ему другомъ его, доказываетъ, что другіе слишкомъ увеличивали ихъ цну и значительность.

Съ какой бы точки зрнія ни разсматривали мы причины, внушившія Г. Гунту сіе сочиненіе, одобряя или охуждая чистосердечное и гласное изъявленіе личнаго сужденія, составленнаго имъ о семъ знаменитомъ человк, по не можемъ ему отказать въ великомъ превосходств надъ безсовстными жизнеописателями, предупредившими его на семъ поприщ. Онъ уже не есть одинъ изъ тхъ собирателей анекдотовъ, которые пишутъ Записки слогомъ отставленнаго камердинера. Будучи человкомъ хорошаго общества, Г. Гунтъ уметъ разсказывать, острое словцо, выходя изъ подъ его пера, сохраняетъ свою соль и выразительность’, въ немъ есть смшливость, хотя, можетъ быть, сильное направленіе ума его придаетъ иногда предметамъ его наблюденій краски слишкомъ яркія и рзкія.

Книга Г. Гунта боле всего носитъ на себ печать прямодушія, и, хотя конечно отчасти неблагоразумію говорить вслухъ чужую исповдь вмст съ своею, по искренность, съ каковою Авторъ высказываетъ все то, что, по его мннію, должно служить къ собственному его вреду, и все то, что находитъ онъ удивительнымъ, истиннымъ, ложнымъ, высокимъ и дурнымъ въ друг своемъ, обезоружитъ критику. Начнемъ быстро слдовать за Г. Гунтомъ. Обстоятельства перваго свиданія его съ Лордомъ Байрономъ — истинно драматическія.

‘Тотчасъ по прибытіи моемъ, отправился я въ загородный долгъ, въ которомъ высокородный Поэтъ, по обычаю страны, жилъ на дач (длалъ свою villgiatura, сказано въ подлинник). Чтобы добраться до Монте-Неро, гд находилась сія дача, мн должно было прохать предмстія города, вымощенныя плитами, покрытыми пылью: дорога утомительная подъ знойнымъ солнцемъ. Былъ полдень, Итальянское небо сіяло во всей крас своей. Домъ, выкрашенный красною краской, и такою яркой, что она была бы нестерпима для зрнія даже и безъ дйствія лучей солнечныхъ, отражавшихся на стнахъ его, возвышался передо мною: то былъ Монте-Неро. Разпаленные глаза мои, челны, томимые усталостью, заставляли меня желать успокоенія и прохлады, я надялся найти во внутренности зданія убжище отъ сей удушливой атмосферы. Я ошибался. Домъ построенъ былъ такимъ образомъ, что сохранялъ въ себ я отражалъ лучи солнца, я былъ какъ въ печи.

‘Увидвъ Лорда Байрона, я сперва не узналъ его. Онъ также долго на меня смотрлъ, не узнавая меня. Я видывалъ его въ Лондон, стройнаго, топкаго, блотлаго, съ пламеннымъ и горделивымъ взоромъ, въ головою, покрытой густыми волосами, завитыми въ небольшія кольца. Теперь я нашелъ его толстымъ, съ загорлымъ лицемъ, съ открытою шеей, съ волосами распущенными по плечамъ и вьющимися въ млкія, волнистыя кудри. Какъ онъ пополнлъ, такъ я похудлъ почти въ равной степени, мн необходимо было объявить ему мое имя.

‘Одежда его также измнилась, какъ и его физіогноміи. Широкія блыя панталоны, очень просторный нанкиновый камзолъ, составляли его утреннее платье и замняли шлафрокъ Британскаго денди. Онъ повелъ меня въ будуаръ, гд сидла молодая дама, съ слезами на глазахъ и, по видимому, въ сильномъ волненіи духа. Волосы ея упадали на грудь въ величайшемъ безпорядк, лице ея горло яркою краской. Молодой человкъ, также въ волненіи, съ перевязкой на рук, вошелъ въ комнату чрезъ нсколько минутъ посл меня все показывало, что какое нибудь непріятное произшествіе не задолго предъ симъ случилось въ дом.

‘Молодая дама была Графиня Гвиччіоли, дочь Графа Гамбы, выданная въ замужство за Кавалера Гвиччіоли, и, по Итальянскому обычаю, принимавшая титулъ отца своего. Молодой человкъ былъ братъ ея, Графъ Пьетро Гамба. Я узналъ, что между слугами сдлалась драка. Молодой Графъ пытался прекратить ее. Одинъ лакей ранилъ его стилетомъ: рана была легка, но онъ былъ крайне разсерженъ, и сестра его, еще боле раздраженная, не хотла слушать благоразумныхъ совтовъ Лорда Байрона, который старался ее успокоить и возстановить тишину въ дом. Если рана молодаго человка не была ни опасна, ни глубока, то слдствія сей ссоры могли быть для него бдственны. Итальянецъ, въ бшенств, стоялъ подъ портикомъ виллы съ кинжаломъ въ рук, ревлъ какъ дикой зврь и грозилъ убить перваго, кто подойдетъ къ нему. Вс удивлялись, какъ онъ не напалъ на меня. И точно, я ускользнулъ отъ бды. ‘Можетъ быть,’ говорили, ‘что онъ принялъ меня за какого нибудь земскаго чиновника, за Итальянскаго подеста:‘ жалкое сходство, въ которомъ, поистин, ничего нтъ лестнаго, и которое я отвергаю всми силами.

‘Между тмъ человкъ сей удерживалъ за собою мсто. Я отперъ окно и увидлъ, изъ-подъ краснаго бумажнаго колпака, самую отвратительную рожу, какая бываетъ не у всякаго бандита. Онъ былъ высокъ ростомъ, очень сухощавъ и въ крайне-отрепанномъ плать, прохаживался большими шагами, поднявъ голову вверхъ, съ быстрыми, неистовыми движеніями, весьма похожими на движенія тигра въ его клтк, и бросалъ на окно такіе взгляды, которые мн трудно позабытъ. Никто изъ служителей не ршался выйти вонъ. Камердинеръ Лорда Байрона пошелъ за полицейскими и не возвращался. Такимъ образомъ бездльникъ держалъ виллу и обитателей ея въ осад.

(Продолж. въ слд. No.)

‘Литературная газета’, No 14, 1830

ЛОРДЪ БАЙРОНЪ
И НКОТОРЫЕ ИЗЪ ЕГО СОВРЕМЕННИКОВЪ.

(Продолженіе).

‘Не знаю, сколько бы времени продлилось это странное положеніе. Тогда былъ часъ, въ который Лордъ Байронъ обыкновенно здилъ верхомъ съ своими пріятелями на прогулку. Надобно было кончишь тмъ или инымъ образомъ, и заставишь слугу снять осаду. Вышли. Картина была очень живописна: Графъ Пьетро, со шпагой въ рук и, въ злоб своей, съ намреніемъ пронзить на-сквозь негодяя, Лордъ Байронъ, съ лицемъ спокойнымъ и даже безпечнымъ’, Г-жа Гвиччіоли, умолявшая милаго своего Берона не слишкомъ вдаваться въ опасность, и прочіе члены маленькаго нашего ополченія, ршившіеся удержать молодаго Графа и отвратить кровопролитіе. Для новоприбывшаго, эта сцена была истинно въ Итальянскомъ дух: кто бы не почелъ себя вдругъ перенесеннымъ посреди Апеннинскихъ горъ, столь любезныхъ Г-ж Радклифъ, и находящимся между Монтони и сотоварищами его въ Удольфскомъ замк? Здсь Графъ, раненный въ руку, выкрикивалъ свои проклятія и угрозы’, тутъ героиня наша, съ разбитыми волосами, трепетала за своего любовника и за брата’, убійца выжидалъ насъ подъ портикомъ, и, къ дополненію группы, самъ Лордъ Байронъ, съ видомъ спокойствія, вопреки затруднительному своему положенію, старался своею беззаботностью хорошаго упопа, усмирить сіе важное междоусобіе.

‘Онъ замнилъ свой камзолъ сипимъ сюртучкомъ щегольскаго покроя. На голов у него была черная бархатная шапочка, которая очень ему была къ лицу и придавала ему видъ благородный, не смотря на дородство его. Но характеръ физіогноміи, одежды, словомъ, черты народныя совершенно въ немъ изглаживались. Не сила, но нга дышала въ лиц его: какое-то притворное облненіе, странно-противоположное съ могуществомъ и сосредоточеніемъ того генія, который создалъ Манфреда и Чильдъ-Гарольда.

‘Мы вышли, или лучше сказать выхлынули вонъ, и каждый старался прибыть первый на мсто опасности. Трагедія кончилась безъ ужасной развязки: бродяга нашъ, вдругъ почувствовавъ сильное разкаяніе, уронилъ свое оружіе, разтянулся на каменной скамь съ вытьемъ и слезами, протягивая къ намъ руки. Блдность его, худоба, длинная борода и разодранное платье, длали изъ него точно дйствующее лице мелодрамы. Онъ бросился къ ногамъ Лорда Байрона и съ тяжкими стенаніями умолялъ своего господина простить и обнять его. Не склонясь на послднюю просьбу кающагося гршника, Лордъ Байронъ однако же простилъ его, сказавъ, чтобъ нога его не была больше въ дом. Этотъ человкъ все плакалъ горькими слезами и осыпалъ поцлуями руку Лорда Байрона.’

Г. Лей-Гунтъ набрасываетъ слдующимъ образомъ на бумагу привычки и нкоторыя странности частной жизни Лорда Байрона. Склонности Англійскаго люднаго человка какъ будто бы перемшались въ немъ съ изнженными правами покой его отчизны.

‘Онъ сочинялъ своего Донъ Жуана и проводилъ почти цлыя ночи безъ сна въ своемъ кабинет, нсколько стакановъ воды съ прибавкой джину, питье странное для Поэта, подкрпляли ночной поэтическій жаръ его. Онъ вставалъ очень поздно, завтракалъ, читалъ и ходилъ по дому, напвая какую-нибудь изъ Россиніевыхъ арій слабымъ и нечистымъ голосомъ, во вкус небрежнаго и отрывистаго пнія ныншнихъ денди. За симъ слдовали купанье и одванье, потомъ, все напвая, переходилъ онъ черезъ дворъ въ садъ, лежащій выше дома и обнесенный ршеткою, съ калиткой и лстницей. Слуги несли туда за нимъ стулья.

‘Рабочій мой кабинетъ находился въ одномъ углу двора и окно его было заслонено зеленью померанцеваго дерева: я почти всегда сидлъ за письменнымъ столомъ, когда хозяинъ дома выходилъ изъ комнатъ. Или самъ я отворялъ окно, чтобы поговорить съ нимъ, или Лордъ Байронъ, подбгая и немного прихрамывая, начиналъ стучаться ко мн въ стекло. Шутка, эпиграмма либо каламбуръ, были утреннимъ его привтствіемъ. Онъ забавлялся тмъ, что коверкалъ мое имя и длалъ изъ него прозвище ученаго на us, примняя это къ литературнымъ моимъ занятіямъ. Одтъ онъ былъ всегда, какъ и въ день перваго нашего свиданія, съ полотняннымъ или бархатнымъ картузомъ на голов. Табакерка, полная табаку, была у него въ рук: онъ жевалъ табакъ для сбереженія зубовъ, какъ говорилъ онъ, а вроятно въ надежд уменьшить тмъ свою полноту.’

Къ сему очерку, въ которомъ нтъ ничего льстиваго, въ противоположность мы поставимъ изображеніе Графини Гвиччіоли.

‘Г-жа Гвиччіоли, оконча свой нарядъ, выходила и мы шли за нею въ садъ. Волосы свои убирала она по-диски съ большимъ искуствомъ и какою-то изысканною простотою. Поступь и голосъ ея показывали женщину хорошаго тона. Ей было около двадцати лтъ, она слыла красавицей и знала о томъ,

‘Пріемы ея были ловки, пріятны и даже довольно скромны. Она не выговаривала словъ съ тою силою произношенія, которая придаетъ рчамъ ея соотечественницъ что-то непріятно-мужественное. Не бывъ жеманна, она однако жь не вовсе чуждалась искуственности, и не бывъ совершенно простосердечна, выказывала счастливый характеръ и милую искренность изъ-за маленькихъ затй своего кокетства. Мн сказывали, что ея произношеніе не было чисто и что областныя слова и выраженія жителей Романьи вкрадывались въ ея рчь: этого мое ‘свдніе въ Итальянскомъ язык не позволяло мн ни наблюдать, ни разпознавать. Звуки прелестнаго Итальянскаго ротика никогда не казались мн простонародными или дурнаго вкуса, и вс нарчія сего сладкозвучнаго языка были для меня, не смотря на ихъ различія, запечатлны сладостною нгой, которая всегда меня плняетъ и которой Г-жа Гвиччіоли весьма умла придавать цну.

‘Мое незнаніе Итальянскаго языка заставляло ее невольно улыбаться. Я говорилъ, какъ Данте въ стихахъ своихъ, и употреблялъ, подобно Аріосту, слово speme вмсто speranza. Она простодушію мн говорила, что сіи ошибки имли пріятность иностранную vaghezza pellegrina, и я долженъ былъ благодарить ее за сіе привтствіе, ибо, правду сказать, эта пріятность иностранная должна была казаться только странною и смшною.

‘Лордъ Байронъ описалъ въ прекрасныхъ стихахъ пышные волосы Г-жи Гвиччіоли, она была блокура, но въ этомъ ничего не было непріятнаго. Черты лица ея были прекрасны и благородны, нсколько сильны, но за то отмнно хорошо обрисованы. Он нравились гармоніей цлаго, выраженіемъ, физіогноміей, нкоторой прелести, живой или заманчивой, почти всегда въ нихъ недоставало. Орлиный носъ ея могъ бы служить образцомъ для живописца. Улыбка ея была пріятна, и когда Лордъ Байронъ ласкался къ ней, тогда глаза ея одушевлялись и взоръ становился выразителенъ. Она не была изъ числа умныхъ женщинъ, сильная чувствительность управляла ея поступками къ добру или къ худу, и порою вводила ее въ немаловажныя погршности, порою замняла въ ней какимъ-то страстнымъ инстинктомъ слабость разсужденія. Письма сбои сочиняла она ни хорошо, ни дурно: она разточала въ нихъ, по обычаю своей страны, затверженныя привтствія и любезности, узаконенныя давностью. Школа ребяческой, чопорной вжливости, пришедшая у насъ уже въ упадокъ, процвтаетъ еще подъ прелестнымъ небомъ Италіи.

‘Г. Уестъ {Славный Англійскій живописецъ.}, въ своемъ портрет Графини, весьма хорошо схватилъ принужденное выраженіе лица, отличавшее сію женщину. Изученное положеніе тла есть даже черта нравственнаго сходства, длающая честь Художнику. Г-жа Гвиччіоли мала ростомъ, голова ея велика для остальнаго тла: недостатокъ, котораго грудный портретъ не могъ представить. Вообще сказать, она совокупляла въ себ вс основныя стихіи красавицы, рожденной для того, чтобы блистать въ мщанской гостиной: боле свжести, чмъ прелести, боле болтовни чмъ ума, боле принужденности чмъ сановитости. Возпламененная славою того, кого любила, она силилась возвыситься до него, и уже въ мысляхъ) видла потомство, принимающее ее, какъ подругу, героиню, возлюбленную Поэта. Этотъ тайный, восторженный жаръ придавалъ, ей что-то странное, которое нравилось, и что я замтилъ тотчасъ по прибытіи моемъ въ Монте-Неро, но мечта сія не была продолжительна. Г-жа Гвиччіоли увидла, что власть ея надъ Л. Байрономъ была шатка и мечтательна. Въ нсколько мсяцевъ, свжесть и красота ея изчезли.’

(Продол. впредь.)

‘Литературная газета’, No 15, 1830

ЛОРДЪ БАЙРОНЪ И НКОТОРЫЕ ИЗЪ ЕГО СОВРЕМЕННИКОВЪ (*).

ЛОРДЪ БАЙРОНЪИ НКОТОРЫЕ ИЗЪ ЕГО СОВРЕМЕННИКОВЪ.

Читайте также:

**ЛОРДЪ БАЙРОНЪ И НКОТОРЫЕ ИЗЪ ЕГО СОВРЕМЕННИКОВЪ (*).**

ЛОРДЪ БАЙРОНЪ
И НКОТОРЫЕ ИЗЪ ЕГО СОВРЕМЕННИКОВЪ.