ЛОГИКА НЕПОСЛДОВАТЕЛЬНОСТИ.
ЛОГИКА НЕПОСЛДОВАТЕЛЬНОСТИ.
Проэктъ о преобразованіи тюремъ А. Пассека.
I.
II.
Н. Р.
‘Дло’, No 5, 1869
Логика непоследовательности, Шелгунов Николай Васильевич, Год: 1869
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Лтъ двадцать назадъ, даже Петербургъ смотрлъ на желзныя дороги какъ на роскошь, какъ на праздничное учрежденіе, какъ на нчто невозможное безъ павловскаго или царскосельскаго вокзала.
Время такого глубокаго варварства давно уже миновало. Прежнюю инерцію застоя смнила инерція лихорадочной подвижности. Въ каждомъ нумеръ любой газеты вы читаете или о концессіи на новую дорогу, или объ освященіи соборнымъ протоіереемъ закладки полотна, или о пробномъ позд съ пышнымъ завтракомъ и торжественными рчами на извстную тему.
Мы собираемся вести дороги и въ Сибирь и на Архангельскъ, на Колу и въ киргизскія степи. Мстами явились даже соперничествующія компаніи, точно дло происходитъ не въ Россіи, а въ Англіи.
Еще десять лтъ подобной лихорадки — и желзныя дороги соединятъ вс наши города, села и деревни отъ Чернаго моря до Благо, отъ Балтійскаго до Восточнаго океана. Лошади и экипажи сдлаются преданіемъ старины глубокой и отдльные экземпляры ихъ будутъ храниться въ губернскихъ музеяхъ и въ Академіи наукъ, какъ историческіе памятники нашего былаго невжества.
Очаровательное будущее! Россія перестанетъ пахать, сять и молотить, она перестанетъ разводить и обрабатывать свое сырье. Зачмъ намъ какое-то тамъ сырье, зачмъ намъ пить, сть и одваться, когда у насъ есть желзныя дороги. И вотъ мы, русскіе, и старый и малый, и бдный и богатый, преисполненные сердечной невинности, будемъ проживать въ вокзалахъ и на станціяхъ желзныхъ дорогъ, будемъ безустанно здить съ свера на югъ и съ юга на сверъ, и станемъ подсмиваться надъ англичанами и американцами, неумвшими понять, насколько зда въ первомъ класс желзной дороги удобне варварскаго передвиженія на лошадяхъ и волахъ.
Это не смшно, читатель — смхъ выходитъ вовсе невеселый.
А прислушайтесь, съ какой яростью каждый защищаетъ это минутное увлеченіе. Отнеситесь къ нему недоврчиво и васъ обзовутъ чуть не измникомъ. Вспомните наше увлеченіе акціонерными компаніями. Были ли правы т, кто смялся? Припомните нашу горячку литературными изданіями, когда каждый кожевникъ хотлъ сдлаться редакторомъ. Кто правъ, т ли кто смялся, или же т, кто увлекался? Разв не тоже повторяемъ мы теперь съ желзными дорогами? Натолкнулъ насъ кто-то на нихъ и пошли мы вс толкаться въ одну сторону. Правда, теперь мы осторожне, чмъ съ акціонерными компаніями. Мы исхлопотываемъ себ непремнно гарантіи. Но разв это раціонально? Разв гарантіи не доказываютъ, что дороги полезны далеко не для всхъ. Возьмите хотя Варшавскую дорогу. Кто же не знаетъ, что дорога эта не можетъ окупаться собственнымъ сборомъ, потому что главнйшій расчетъ ея на туристовъ и путешественниковъ.
Въ большинств случаевъ наши желзныя дороги не больше, какъ промышленное лукавство. Добродушнымъ людямъ натолкуютъ, что тутъ польза Россіи и выигрышъ народа, и раскупаютъ добродушные люди акціи, оплачиваемыя имъ правительствомъ. Народъ же попрежнему ломаетъ оси и телги на рытвинахъ и коливинахъ большихъ и проселочныхъ дорогъ и никому въ голову не приходитъ подумать о шоссе: современный русскій мечтаетъ лишь о желзныхъ дорогахъ.
Неужели желзныя дороги единственный вопросъ, достойный русскаго вниманія и единственное предпріятіе, достойное русскихъ денегъ? Почему же мы такъ накинулись на нихъ, а во всемъ остальномъ предаемся глубокому сну? А только потому, что у насъ нтъ привычки отличать важное отъ неважнаго, существенное отъ второстепеннаго, истинно полезное и необходимое отъ того, что можно и отложить. Отъ насъ обыкновенно улетучивается коренная сущность каждаго вопроса. Припомните, какія дороги построили мы прежде всего? Дорогу въ Царское Село и въ Павловскъ, т. е. дорогу для загородныхъ прогулокъ и праздничныхъ катаній. Потомъ мы поведи, да и теперь еще ведемъ, такія дороги, которыя приносятъ хорошій процентъ разв однимъ нашимъ купцамъ-фабрикантамъ, этой новой русской общественной сил, уже высоко поднявшей голову.
Гд же выгоды Россіи, гд выгоды народа? Г. Шиповъ и другіе подобные ему фабриканты думаютъ, что Россія — только ихъ фабрики и заводы, а русскій народъ — только ихъ рабочіе. Поэтому для блага Россіи они хотятъ, чтобы все покупалось всми дороже, чтобы никто не смлъ носить ничего изготовленнаго не на ихъ фабрикахъ. Въ порыв истиннаго патріотизма, московскіе фабриканты хотятъ наложить свою благодтельную десницу даже на Сибирь и вытснить англійскихъ производителей изъ Россіи, чтобы самимъ занять ихъ мсто и завалить своею дорогой дрянью вс русскіе рынки. Прежде русскій народъ былъ въ рукахъ откупщиковъ, теперь же хотятъ прибрать его къ рукамъ фабриканты, заводчики и мануфактуристы.
Мы кричимъ съ голоса нашихъ фабрикантовъ противъ иностранцевъ, забравшихъ у насъ торговлю и промышленность въ свои руки, и хотимъ отдаться въ руки своихъ торгашей. Какъ будто не все равно, кто выжимаетъ сокъ, какъ будто русскій купецъ станетъ давить деликатне. Что такое наше харьковское общество потребителей или петербургское общество бережливости, какъ не протестъ въ активной форм противъ невыносимой купеческой эксплуатаціи? Дороговизна такая, что жить стало трудно. Приходится каждому быть купцомъ и выгораживаться, по возможности, отъ любезной внимательности фабричнаго и торговаго сословія.
А между тмъ истинная экономическая сила страны остается въ своей прежней инерціи неподвижности. Народъ почти не пользуется желзными дорогами, онъ страдаетъ отъ дороговизны, онъ остается прежней срой силой, выдляющей изъ себя лишь кулаковъ и торгашей, этихъ будущихъ купцовъ и фабрикантовъ. Экономическихъ производителей не прибавляется, а убываетъ, ибо въ то время, какъ промышленное сословіе въ послдніе десять лтъ напрягало всю свою энергію для улучшенія своихъ экономическихъ обстоятельствъ, народъ только усиливался выяснить свое новое положеніе и, какъ кажется, до сихъ поръ его еще не выяснилъ. Очевидно, что нужно думать за народъ, что по его дламъ нужны ходатаи. Но, конечно, не изъ купцовъ и фабрикантовъ.
На вс эти мысли навелъ меня проектъ Намека. о преобразованіи тюремъ. Пассекъ одинъ изъ тхъ дятелей, хотя и съ честными намреніями, для которыхъ сущность каждаго вопроса заключается въ побочныхъ обстоятельствахъ. У насъ такихъ людей много, ибо русскій человкъ хотя и отличается вообще доброжелательствомъ, мягкосердечностью и, пожалуй, готовъ своему ближнему оказать носильную услугу, но къ сожалнію берется онъ за дло обыкновенно не съ того конца. Людей этого сорта очень легко подчинять своему вліянію и легко заставить ихъ направить свою энергію на дло сомнительной полезности или на дло выгодное небольшой части общества. Пассекъ говорилъ про себя, что жизн!’ его принадлежитъ отечеству, и что внутренній голосъ велитъ ему работать на пользу своей родины тамъ, гд онъ можетъ быть дйствительно полезнымъ. Пассекъ говорилъ это искренно и, несмотря на то, что онъ могъ пріобрсть легко служебную извстность, онъ на службу не поступилъ, а принялся за изученіе тюремнаго вопроса. Посвятивъ ему около 10 лтъ, и изучая его повсюду за-границей, Пассекъ написалъ свой проэктъ преобразованія тюремъ.
Страшно сказать — 10 лтъ изученія! Можно кажется узнать какъ свои десять пальцевъ душу всякаго преступника и выворотить ее на изнанку. Въ 10 лтъ изученія можно написать многотомнйшее сочиненіе, можно создать нчто научно-грандіозное, которымъ, какъ архимедовымъ винтомъ, можно повернуть все общественное мнніе на новую дорогу. Проэктъ же Пашка занимаетъ всего 96 печатныхъ страницъ и въ немъ собственно Россіи посвящено какихъ нибудь 80 страницъ. Какъ согласить эту мизерность съ десятилтнимъ изученіемъ вопроса? Или, можетъ быть, въ этихъ 80 стр. заключается такая плотная сущность, для развитія которой потребуется нсколько томовъ? Нисколько. Все дло въ личныхъ свойствахъ дятеля. Все дло въ томъ, что Пассекъ получилъ уже съ молоду ошибочное юридическое образованіе. Онъ принадлежалъ къ числу дятелей, иногда очень хорошо знающихъ свое дло, способныхъ усмотрть малйшія трещины въ стн громаднаго зданія, видть ихъ сразу и наверху и внизу, и направо и налво, способныхъ замуравить ихъ искусно составленнымъ цементомъ, но, тмъ не мене, они все-таки не боле какъ простые штукатурщики, и никогда не могутъ быть истинными архитекторами, не имютъ способности строить ничего новаго, прочнаго и цльнаго.
Въ своемъ изученіи тюремнаго вопроса на запад Европы, Пассекъ узналъ и увидлъ то, что давно всмъ извстно и о чемъ и у насъ писалось уже много. Знакомясь съ существующими исправительными системами, Пассекъ не учинилъ никакого новаго открытія, не кинулъ гш на одну сторону вопроса новаго свта.
Пассекъ говоритъ, что существуютъ дв системы исправленія преступниковъ. Первая система общаго заключенія, вторая — одиночнаго. Система общаго заключенія въ томъ первобытномъ вид, въ какомъ она существуетъ до сихъ поръ даже во многихъ еще мстахъ западной Европы, не исправляетъ, а портитъ человка. Попавши въ острогъ негодяемъ мелкаго полета, заключенному посл года жизни въ заключеніи, легко превратиться въ совершеннаго изверга. Острожный міръ — есть особый міръ: онъ образуетъ свое особое общество, твердо выработавшее извстное міровоззрніе и извстные, соотвтственные ему, законы. Начальство острожное и всякая власть есть для острожнаго міра сила враждебная. Вліять на массу заключенныхъ власть не иметъ ровно никакой возможности. За проступки острожникамъ надваютъ кандалы, сажаютъ ихъ въ темную, скутъ, но отъ такихъ мръ исправленія острожники лучше не становятся.
Неудовлетворительность этой системы создала, какъ и всегда, крайность. Вмсто безусловнаго общаго заключенія, добродтельные квакеры остановились на мысли безусловно одиночнаго заключенія, и по этой мысли построена въ 1770 году въ Филадельфіи тюрьма для одиночнаго заключенія. Придумывая свою новую систему, квакеры руководствовались слдующимъ соображеніемъ. По ихъ ученію, задача человка заключается въ отршеніи отъ грховнаго міра и въ одинокомъ молчаливомъ созерцаніи. Простодушно думая, что каждый преступникъ, каково бы ни было его умственное и нравственное прошлое, по своему міровоззрнію способенъ раздлять принципы квакеровъ, они считали лучшимъ средствомъ исправленія преступника — заключеніе его безъ всякихъ развлеченій и занятій, наедин съ самимъ собою и съ библіей. По проекту предполагалось, что каждый преступникъ немедленно начнетъ читать библію и проникаться ея святыми истинами, затмъ предастся молчаливому самосозерцанію и превратится наконецъ въ добродтельнаго человка, подобно всякому пенсильванскому квакеру. На практик, такія теоретическія соображенія не оправдались, ибо, какъ извстно, причины преступленія заключаются совершенно не въ недостатк молчаливаго созерцанія, а въ разныхъ предшествовавшихъ обстоятельствахъ и больше всего въ нищет. Строгое молчаніе безу словнаго одиночнаго заключенія привело на практик не къ исправленію заключенныхъ, а, напротивъ, пріучало ихъ лгать больше, чмъ они лгали прежде, ибо фальшивымъ смиреніемъ и ложной набожностью оказывалось весьма удобнымъ проводить почтенныхъ квакеровъ, а постоянное одиночество, дйствуя слишкомъ раздражительно на заключеннаго, вело къ нервнымъ страданіямъ, къ сумашествію и онанизму. Неудовлетворительность системы квакеровъ оказывалась очевидною. И вотъ въ Нью-Іорк придумали другую систему и по этой систем перестроили Оборнскую тюрьму. По имени этой тюрьмы и новая система получила названіе Оборнской. По Оборнской систем заключенные днемъ проводятъ время вмст и заняты работой, на ночь же ихъ запираютъ каждаго отдльно.
Ни одна изъ этихъ системъ не могла удержаться въ полной своей послдовательности и опытъ показалъ, насколько соображенія передовыхъ людей были правильне теоретическихъ умствованій людей стараго принципа. Передовые люди доказывали неосновательность претензіи сдлать изъ тюрьмы домъ покаянія. Почти столтній опытъ убдилъ наконецъ всхъ людей стараго принципа, что ихъ исправительные эксперименты только нравственная и физическая пытка для заключенныхъ. Такимъ образомъ, только столтній опытъ заставилъ придти къ сознанію несостоятельности новыхъ системъ, на которую передовые люди указывали съ самого начала. И всегда такъ въ жизни: отсталые теоретики вчно обвиняютъ въ мечтательности людей прогресса и всегда кончаютъ тмъ, что принимаютъ прогрессивное мнніе. Въ настоящее время уже не существуетъ ни одной системы одиночнаго заключенія въ первоначальной ихъ строгости. Напримръ, въ Нью-Іоркской келейной тюрьм производятся общія работы вн тюремнаго зданія, а въ свободное время дозволяются даже разговоры.
Европейскіе юристы убдились наконецъ въ невозможности исправлять преступниковъ системой одиночнаго заключенія, каждый годъ усиливались боле и боле сомннія въ спасительности одиночнаго заключенія, и въ настоящее время Европа остановилась въ раздумья, не зная, что ей длать и куда идти. Вопросъ не разршился даже въ теоріи. Всюду подчистки и подмалевки, заштукатуриваніе трещинъ, а что длать съ преступной волей — никто не знаетъ.
Пассекъ, вмст съ европейскими юристами, разсуждаетъ весьма правильно, что исправить преступника, значитъ устранить т условія, которыя были причиною его преступности. Причины эти они длятъ на вншнія и внутреннія. Вншнія причины — это условія окружающей среды: нищета, отсутствіе надзора въ малолтств, дурные совты и примры. Внутреннія причины — невжество, неразвитіе, отсутствіе привычки разсуждать, упадокъ силы воли и самостоятельности. Если преступникъ исправится во время заключенія до того, что уподобится невинностью младенцу и затмъ опять попадетъ въ ту среду, которая создаетъ преступленія, то понятно, что онъ немедленно воротится снова въ тюрьму, гд снова примутся за его нравственное очищеніе, вычистятъ, выпустятъ, онъ опять накуралеситъ, его опять посадятъ, и такъ безконечно.
Подобное неудобство вызвало наконецъ необходимость подумать серьезно о причинахъ неудовлетворительности существующей тюремной системы, и въ Ирландіи явился нкій капитанъ Крофтонъ, придумавшій новую систему, которая пришлась по сердцу очень многимъ.
Изучая населеніе уголовныхъ тюремъ, Крофтонъ пришелъ къ убжденію, что основныя причины преступленій лежатъ въ нищет и грубомъ невжеств. Большинство людей выростаетъ окруженное всякими лишеніями, равнодушіемъ, лнью, развратомъ. Ненаходя въ себ никакой прочной нравственной опоры, они подчиняются беззащитно вліянію вншнихъ обстоятельствъ и совершаютъ свое первое преступленіе. Грубость, душевное безсиліе окончательно губятъ человка и развиваютъ въ немъ то разслабленіе или развратъ силы воли и мысли, которыя закрываютъ ему возможность перехода на чествую дорогу. Что же нужно длать, спрашиваетъ Крофтонъ? Уничтожить причины, создающія вс эти зловредныя вліянія и затмъ каждый преступникъ сдлается добродтельнымъ. Такъ и усиливается поступить Крофтонъ. Онъ говоритъ: преступникъ невжественъ и я его образую. И Крофтонъ дйствительно читаетъ лекціи изъ географіи, исторіи, учитъ преступника читать и писать, разсказываетъ ему какъ живутъ люди въ Америк, на тотъ конецъ, что если бы онъ вздумалъ туда переселиться, то чтобы зналъ все, что его тамъ ожидаетъ. Крофтонъ говоритъ, что причины преступленій заключаются еще и въ лности, и вотъ онъ пріучаетъ преступника къ труду и заставляетъ его полюбить дятельную жизнь. Крофтонъ говоритъ, что однимъ изъ могущественныхъ фактовъ преступленій есть нищета, и вотъ онъ научаетъ преступника продуктивной работ, которая могла бы обезпечить ему честное существованіе. Находитъ ли Крофтонъ въ преступник нравственное разслабленіе, злую волю — и вотъ онъ возбуждаетъ въ немъ силу духа, вру въ свои силы и способности и показываетъ возможность и доступность для него иной, лучшей жизни. Крофтонъ говоритъ, что пока въ преступник не разовьется достаточно силы воли, чтобы противостоять искушеніямъ, которыя онъ встртитъ ко множеств по выход на свободу, пока въ немъ по разовьется достаточно характера и самостоятельности, чтобы не подчиняться окружающимъ вліяніямъ,— исправленіе его ненадежно и цль системы недостигнута. Но вотъ возраженіе, которое можно сдлать Крофтону и его систем. Просвщеніе, конечно, вещь хорошая, но разв преступленія учиняютъ одни невжды?…
Конечно, Крофтонъ выше всхъ тхъ, кто хотлъ дйствовать на преступника устрашеніемъ. Онъ выше и творцовъ келейной системы, думавшихъ, что достаточно дать преступнику въ руки библію и посылать къ нему духовника, чтобы воля изъ черной превратилась въ блую. Но и Крофтопова система совершенно безсильна передъ своей задачей. Безсиліе ея заключается именно въ отсутствіи въ ней правильнаго психологическаго момента. Крофтонъ разсуждаетъ, будто-бы преступленіе происходитъ отъ того, что личность преступника не могла выработаться до самостоятельности и постоянно была въ пассивномъ положеніи къ окружающимъ ее вліяніямъ. Слдовательно, говоритъ Крофтонъ, надо вызвать ее къ самостоятельности и индивидуализировать. Такимъ образомъ система заключенія должна быть устроена такъ, чтобы дать заключенному какъ можно боле возможности чувствовать и сознавать свою индивидуальность.
Крофтонъ достигаетъ этой цли тмъ, что въ первый періодъ наказанія лишеніе свободы чрезвычайно строго. Этотъ періодъ, составляющій какъ бы приступъ къ послдующему исправленію преступника, долженъ служить для него кризисомъ или переломомъ въ жизни. Иначе сказать,— это квакерское самоуглубленіе и самосозерцаніе. Когда преступникъ успокоится отъ напряженнаго состоянія во время суда, вдумается и оцнитъ характеръ своей вины, заключенный переходитъ въ общее отдленіе на публичныя работы. Одиночное заключеніе продолжается три мсяца. Въ это время преступниковъ учатъ грамот и тюремное начальство старается познакомиться съ характеромъ и наклонностями каждаго. Никакихъ развлеченій не допускается, крон расщипыванія старыхъ канатовъ на конопатку кораблей.
Во второй періодъ — общихъ работъ — Крофтонъ старается заинтересовать каждаго его собственной судьбой. Второй періодъ длится на 4 класса. Въ каждомъ класс нужно пробыть извстное число мсяцевъ, напр. въ низшемъ не меле 12. Чтобы быть переведеннымъ изъ одного класса въ другой, нужно получить извстное число марокъ за поведеніе, за работу и за ученье. Слдовательно, это введеніе въ острогъ системы погони за баллами, такъ знакомой каждому, кто бывалъ въ школ или въ гимназіи. По мннію Крофтона, баллы помогаютъ индивидуализированью каждаго заключеннаго: солидарность преступности разрывается и каждый хлопочетъ изъ всхъ силъ, чтобы сдлаться лучше своего сосда. Преступникъ, совершившій путешествіе съ полнымъ успхомъ по всмъ четыремъ классамъ и окончившій курсъ въ этомъ воспитательномъ заведеніи, но считается еще Крофтономъ вполн готовымъ къ жизни на свобод. ‘Между заключеннымъ хорошаго поведенія и хорошимъ человкомъ, замчаетъ Крофтонъ, большая разница. И дйствительно, такъ какъ погоня за баллами создаетъ фальшивое смиреніе и желаніе провести начальство ложною скромностью, то, конечно, хорошее поведеніе нельзя еще считать признакомъ хорошей нравственности человка. Нужно узнать еще, какъ онъ станетъ держать себя на свобод. И вотъ, чтобы пріучить преступника къ управленію собою на свобод, Крофтонъ придумалъ систему промежуточнаго содержанія, при которой преступникъ пользуется полу свободой. Заключенные посылаются въ городъ безъ проводниковъ для разныхъ порученій, работаютъ цлый день въ пол партіей въ 50 или 60 человкъ подъ надзоромъ 4 или 5 невооруженныхъ сторожей. По вечерамъ заключеннымъ читаются лекція по естествознанію, сельскому хозяйству, объясняются подробно экономическія и другія условія англійскихъ колоній. Вс бесды направлены на то, чтобы уничтожить предразсудки, предубжденія и развить здравый взглядъ на все окружающее, Когда преступникъ во время всего своего искуса окажется достойнымъ воспитанникомъ и ученикомъ, его выпускаютъ вполн на свободу до срока, къ которому онъ былъ приговоренъ судомъ. Но его предупреждаютъ, что по только за проступокъ, но даже за дурное поведеніе онъ будетъ заключенъ снова.
Послдній періодъ условной свободы составляетъ главнйшую сущность системы Крофтона. Но вотъ вопросъ, который долженъ себ сдлать каждый мыслящій человкъ: разв учить грамот, географіи, исторіи, сельскому хозяйству и т. д. человка, уже превратившагося въ преступника, не значитъ думать заднимъ умомъ? Англичане шлютъ своихъ восьмилтнихъ дтей на фабрики и мануфактуры, обрекаютъ ихъ на нищету и невжество, втискиваютъ ихъ своими соціально-экономическими порядками въ среду зла и разврата, а когда человкъ этими обстоятельствами будетъ доведенъ до преступленія, его, уже зрлаго человка, начинаютъ учить тому, чему не научили бъ дтств. Дале, Крофтонъ думаетъ, что его индивидуализированіе пріучитъ человка управлять собою, какъ управляетъ кучеръ лошадью. Это старая басня, въ которую Крофтону врить бы не слдовало. Очень можетъ быть, что преступникъ, развившійся боле умственно, чмъ онъ былъ развитъ прежде, сдлается боле разсчетливъ и не станетъ пачкать себ руки мелочами. Но отрицать возможность вліянія на человка среды и обстоятельствъ и полагать, что индивидуализированье можетъ сдлать человка вполн господиномъ своего поведенія, значитъ признавать давно отжившій принципъ старыхъ историковъ, будто судьба человчества зависитъ отъ отдльныхъ людей. Конечно, на такой смшной мысли Крофтонъ настаивать не станетъ.
Достоинство системы Крофтона собственно въ томъ, что она какъ бы пополняетъ недостатки того, что человкъ не усплъ усвоить себ до тюрьмы. Но видть въ этой систем нчто радикальное, значитъ предаваться несбыточнымъ иллюзіямъ и не понимать совершенно жизни и новйшихъ соціально-экономическихъ изслдованій.
Десятилтнее изученіе Пассекомъ тюремнаго вопроса но увело его дальше системы Крофтона. Для Пассека въ этой систем заключается послднее слово юридической пауки, отдаленнйшій идеалъ, по которому онъ хотлъ бы перестроить вс русскія тюрьмы.
Разбирая наши уголовныя наказанія, ІХассекъ находитъ, что вс они построены по систем устрашенія. но какъ указомъ 17 апрля 1863 г. отмнено тлесное наказаніе, то очевидно, что система устрашенія потеряла у насъ свою почву. Устрашенія уже нтъ, а исправленіе преступника никогда не существовало, по крайней мр фактически, что же должно статься съ нашими уголовными наказаніями, если, отставъ отъ одной, они не пристали къ другому? И вотъ Пассекъ предлагаетъ ввести Крофтоновскую систему и устроить на ея основаніяхъ примрную долгосрочную тюрьму, гд бы не только исправлялись преступники, но и приготовлялись бы практическіе учителя, смотрители и директоры тюремъ.
По проекту Пассека, арестантъ, окончивъ свое исправительное воспитаніе въ тюрьм,— если онъ каторжный или ссыльно-поселенецъ,— можетъ быть отправленъ немедленно на мсто поселенія, лучшимъ же изъ каторжныхъ онъ считаетъ возможнымъ допустить, по ходатайству тюремнаго начальства, смягченіе ихъ участи.
Послдними мыслями Пассекъ длаетъ полный приговоръ своему проекту. Какъ это десять лтъ изучать за границей тюремный вопросъ и не высказать ни одного своего слова! Или случилось это оттого, что Пассекъ не имлъ ровно никакого понятія объ экономическихъ требованіяхъ и нуждахъ Россіи? Онъ хочетъ исправлять преступниковъ въ тюрьм, и затмъ этими исправленными экземплярами населять Сибирь. Но когда наступитъ нора возможности осуществленія подобной мысли? Когда явятся у насъ средства построить въ каждомъ город острой, по новой систем и завести особенныхъ наставниковъ для преступниковъ, когда мы не можемъ завести порядочныхъ учителей даже и для гимназій. А что же до того времени? Будемъ мы продолжатъ свою теперешнюю систему, лишившуюся почвы, — не устрашающую и не исправляющую? Будемъ по прежнему населять Сибирь такимъ же испорченнымъ людомъ, какимъ се населяли до сихъ поръ?
Всми признано у насъ, что острогъ есть школа разврата и преступленія. Птенецъ, стащившій на базар булку или выудившій у кого нибудь изъ кармана носовой платокъ и просидвшій въ острог два года, выходитъ оттуда уже сознательнымъ воромъ и профессоромъ воровства. Тамъ познакомятъ его съ предразсудками и суевріемъ міра мошенниковъ, а извстно, что убійство, совершаемое грабителемъ, а случается и воромъ, иногда есть только слдствіе острожной теоріи суеврія. Перваго человка, говоритъ эта теорія, котораго ты ограбишь по выход изъ острога — убей. Изъ случаевъ уголовной практики извстно, что убійства совершались надъ сонными людьми, у которыхъ бжавшій острожникъ стянулъ какую либо шапку или сапоги. По этой безумной теоріи, слдовало убить именно перваго иначе побгъ можетъ быть неблагополучнымъ.
Кром воспитанія въ теоріи мошенничества, воровства, разбоя и убійствъ, преступникъ, очутившійся въ острог и совершившій путешествіе пшкомъ этапнымъ порядкомъ тысячъ десять верстъ, утрачивалъ вс привычки порядочности и превращался въ бродягу, если уже онъ не былъ имъ ране.
Бродяжничество, безпорядочность и мелочное мазурничество — вотъ язва, разъдающая весь экономическій бытъ Сибири.
До Алекся Михайловича Сибирь была для Россіи невдомымъ Эльдорадо. Она привлекала нашихъ искателей приключеній, какъ Дежневъ, Ермакъ, Хобаровъ. Но со времени изданія Алексемъ Михайловичемъ уложенія, когда смертная казнь назначена лишь за тяжкія преступленія, а за маловажныя — кнутъ, батоги, тюрьма и ссылка, Сибирь начала получать свое теперешнее, печальное значеніе. При Алекс Михайлович въ Сибирь ссылались тяглые московскіе и городовые посадскіе люди за самовольную приписку къ разнымъ лицамъ и учрежденіямъ. Вслдъ за уложеніемъ были изданы тмъ же царемъ два указа, которыми ссылочная роль Сибири получила большое значеніе. Однимъ указомъ велно ссылать въ Сибирь воровъ и разбойниковъ, приговоренныхъ къ смертной казни въ предшествовавшее царствованіе, а другимъ — фальшивыхъ монетчиковъ.
При Феодор Алексевич ссылка воровъ и разбойниковъ въ украйные города замняется окончательно ссылкою въ Сибирь, играетъ роль самостоятельнаго наказанія.
Петръ X придалъ ссылк совершенно новый характеръ. До него ссылка въ украйные города и въ Сибирь имла почти исключительно колонизующій характеръ. Но Петръ взглянулъ на дло иначе. Онъ сообразилъ, что такая масса ссыльныхъ можетъ служить даровой рабочей силой, которую можно направлять въ ту или въ другую сторону, смотря но надобностямъ правительства. И вотъ онъ вводитъ галерныя или каторжныя работы въ крпостяхъ, портахъ, на заводахъ и фабрикахъ. Вслдствіе этого, въ теченіи всего XVIII столтія наплывъ ссыльнаго населенія въ Сибирь утратилъ свою правильность, а бывали періоды, когда ссылки въ Сибирь и вовсе не было. Такъ, когда былъ взятъ Азовъ, преступники, ссылавшіеся прежде въ Сибирь, были отправляемы для разныхъ сооруженій въ этотъ городъ. Потомъ, когда Петръ задумалъ устроить ныншній Балтійскій портъ, началась ссылка преступниковъ въ Рогервичъ. Только съ 1822 года покончилась эта система, и Сибирь получила снова свой прежній колонизаціонно-карательный характеръ и значеніе самостоятельнаго наказанія. Съ этой поры начинается сильный наплывъ всякаго рода боле или мене испорченныхъ людей въ Сибирь и по преимуществу въ западную.
Уже и петровская теорія не могла дйствовать на Сибирь благопріятнымъ, колонизующимъ образомъ. Но когда въ Сибирь стали ссылать вс поддонки русскаго общества, когда для превращенія ихъ въ полезную экономически-производительную силу не принималось ровно никакихъ мръ, наступаетъ пора того жалкаго состоянія Сибири, которое не можетъ не озабочивать уже въ настоящее время людей боле или мене дальновидныхъ.
Съ 1827 по 1846 г. въ числ 159,755 ссыльныхъ, бродяги разнаго рода, бглые крестьяне, военные дезертиры составляли боле 2/5 всего числа или врне почти 43%. Народъ этого сорта, конечно, не могъ изображать изъ себя прочную колонизующую силу. А если прибавить къ этому, что для каждаго поселенца и каторжнаго побгъ есть самая сладкая мечта и что половина ихъ постоянно въ бгахъ, если присоединить къ этому, что сибирская золотопромышленность производится въ тайгахъ за сотни и тысячи верстъ отъ человческаго жилья, что путешествіе въ такія тайги и работы на пріискахъ и промыслахъ способны и осдлаго человка превратить въ бродягу, то будетъ совершенно яснымъ тотъ основный характеръ жизни всей страны, главный тонъ котораго зависитъ отъ ссыльныхъ.
Но разв бродяжество заключаетъ въ себ какую нибудь экомическую основу, разв, населяя страну бродягами, можно создать ей прочный экономическій бытъ? Правда, нкоторые сибирскіе генералъ-губернаторы пытались было превратить ссыльныхъ въ земледльцевъ, и даже строили для нихъ цлыя деревни, но эти деревни стоятъ и до сихъ поръ пустыми, съ окнами, заколоченными досками. Цыгане, приписанные въ мщане, не сдлались еще отъ того осдлымъ населеніемъ, тоже самое и сибирскій ссыльный. Одной приписки къ извстной волости или деревн еще недостаточно, чтобы пустить въ стран корни и сдлаться ея полезнымъ гражданиномъ.
Если бы острогъ и путешествіе по этапу не создавало уже само по себ привычки къ безпорядочности и къ шатанію, русское бродяжество существовало бы все-таки. У насъ за бродяжество полагаются довольно строгія наказанія, въ нкоторыхъ случаяхъ даже плети и ссылки въ каторжную работу. Но бродяжество съ сущности есть состояніе, созданное у насъ всею предъидущею исторіею.
Ни въ одной стран Европы не преобладаетъ въ экономической дятельности населенія кочевой элементъ въ такой степени, какъ у насъ въ Россіи. У насъ даже земледліе — занятіе но преимуществу осдлое — иметъ во многихъ мстахъ кочевой характеръ. Такъ называемое лядное хозяйство заключается въ томъ, что извстная часть лса расчищается и сжигается, и посл трехъ четыехъ жатвъ оставляется подъ заросль, а взамнъ оставленнаго участка, чистится новый.
Несмотря на свою роль житницы Европы, ни одна страна въ мір не производитъ относительно мене хлба, какъ Россія, и ни одна страна не подвержена боле случайностямъ голода. Это происходитъ отъ того, что только нкоторыя мстности съ почвой боле плодородной даютъ обильный урожай, въ остальныхъ же добывается только то количество, какое необходимо на годовое продовольствіе крестьянина. Такая хлбная скудость заставляетъ крестьянъ для удовлетворенія своихъ остальныхъ потребностей искать заработковъ на сторон. А какъ при низкомъ уровн нашей экономической производительности и при нашемъ безлюдіи, заработки возможны только въ извстныхъ центрахъ, то крестьяне я направляются къ нимъ. И вотъ, чтобы добыть себ деньги на соль, на сапоги, на платье, на подати и на другія неизбжныя нужды, народъ покидаетъ свои деревни, села и города и бродитъ изъ конца въ конецъ. Наши мужики длаютъ концы въ тысячи верстъ ни почемъ, напр., изъ орловской губ. на Кавказъ и въ Закавказье, изъ костромской и вологодской губ. въ Петербургъ, изъ витебской въ Крымъ и т. д. Есть промыслы, которыхъ вся сущность заключается въ тягостномъ хожденіи, напр., бурлачество. Люди за ничтожную плату, питаясь однимъ хлбомъ, оборваные и мокрые, бредутъ тысячи верстъ отъ ранней весны до глубокой осени и новую тысячу идутъ порожнякомъ домой, чтобы весной предпринять снова подобное же путешествіе. И такую жизнь ведетъ человкъ цлые годы. Проводя 3/4 жизни въ бродяжеств, мудрено пріобрсти осдлыя привычки, порядочность и семейную домовитость. И если такой господинъ сдлаетъ какой нибудь проступокъ, за который назначится ему ссылка въ отдаленную пустынную мстность, онъ является на мсто уже вполн сформировавшимся бродягой, которому нечего пріучаться ни къ спанью на сырой земл, подъ открытымъ небомъ, ни къ рубищу, ни къ голоду, ни къ холоду, ни къ отторженности отъ дома. Въ другихъ отхожихъ промыслахъ — плотничество, землекопство и прочее — бродячій элементъ какъ будто бы слабе, потому что рабочій занятъ дломъ на одномъ мст.
И нея черная работа, которой занимается нашъ народъ и за которой онъ ходитъ тысячи верстъ, отличается тмъ же характеромъ. Повсюду отторженность отъ дома и отъ семьи. Въ одинъ Петербургъ приходитъ ежегодно больше 250 тысячъ мужиковъ, а сколько ихъ забирается въ Москву, въ приволжскіе города, на строющіяся желзныя дороги, сколько ихъ плыветъ на судахъ по всмъ нашимъ воднымъ системамъ! И это ходьба только крупная, тысячеверстная. А ходьба но своей губерніи за 50, 100, 200 верстъ, эта ходьба мелочь, которую мужикъ считаетъ за ничто! Не будетъ преувеличеніемъ, если предположить что только 1/4 русскаго населенія живетъ прочно дома, пріобртая все необходимое для жизни безъ далекихъ переходовъ.
Что же нужно намъ поэтому? Очевидно, что по систем Пассека намъ не перевоспитать всей Россіи. Ясно, что намъ нужно, чтобы крестьянинъ прикрпился къ своему мсту узами экономической выгодности, чтобы его кормило или достаточное количество земли или его собственные домашніе промыслы.
По предположимъ даже, что лекціи и назидательныя бесды оказываются вполн удачными. И этого-то исправившагося человка Пассекъ хочетъ усылать въ каторжную работу и на поселенія! Отрицая въ наказаніи устрашеніе и пенальность, и допуская въ немъ одинъ исправительный элементъ, Пассекъ въ тоже время обнаруживаетъ непослдовательность, замышляя ссылать людей хорошихъ и уже очистившихся нравственно въ его образцовой тюрьм. А какъ, думаете вы, подйствуетъ на этого хорошаго человка путешествіе по этапу на протяженіи 10 тысячъ верстъ? А подйствуетъ такъ, что онъ снова пріобртетъ привычки прежней жизни и упадетъ на низкій уровень потребностей. Вс ваши хлопоты къ исправленію пропадутъ даромъ, ибо пока не организуется новая система ссылки, пока не выстроятся повсюду промежуточныя тюрьмы, нечего и мечтать о центральныхъ исправительныхъ заведеніяхъ. Польза центральной тюрьмы будетъ всегда парализоваться этапами и острогами по старой систем. Усвоивъ только вншнее пониманіе тюремнаго вопроса въ томъ вид, какъ онъ разработался за-границей, Пассекъ былъ не въ состояніи провести послдовательно мысль по отношенію къ русскимъ обстоятельствамъ. И за что вы хотите наказывать Сибирь, сбывая въ нее все, что вамъ не нравится здсь?
Неужели вы думаете, что если бы Сибирь колонизовалась хорошими свободными людьми, она была бы страной такого нравственнаго упадка и такой непроходимой бдности? Не прельщайтесь золотыми промыслами. Они идутъ Сибири не въ выгоду, а въ убытокъ. Въ Сибирь кинулось множество людей съ значительными капиталами за слитками золота, точно будто бы для ихъ капиталовъ не нашлось въ Россіи подобныхъ же помщеній, и какъ будто бы въ Россіи на деньги уже сдлать нечего. Обогащеніе двухъ-трехъ вовлекло въ золотопромышленность десятки. Но золотопромышленность есть азартная игра. На двухъ разбогатвшихъ десятки раззорившихся. Посмотрите каково вліяніе золотыхъ промысловъ на сибирское населеніе. Взгляните на развратъ, пьянство, множество крупныхъ преступленій, не говоря уже про мелочной обманъ, которыя создаются огромными скопленіями безпутнаго народа на промыслахъ. Мы хотимъ убивать свои капиталы на азартную игру золотопромышленности, въ то время какъ въ Европейской Россіи лежатъ непочатыя сокровища, которыя бы дали намъ большую и боле врную прибыль.
Въ Россіи совершился экономическій переломъ, а общество наше въ лиц своихъ богатыхъ представителей играетъ въ азартную сибирскую игру, то мы созидаемъ на песк акціонерныя компаніи, то принялись за постройку желзныхъ дорогъ, думая, что намъ больше и длать нечего. Но прежде чмъ думать о дорогахъ, нужно подумать о томъ, что мы станемъ возить ма нихъ. Стыдно, если мы станемъ возить только свои собственныя персоны.
Туже теорію азарта и случайности мы примняемъ и къ Сибири. Мы хотимъ выстроить сибирскую желзную дорогу, чтобы возить изъ Сибири чай, а въ Сибирь московскія издлія. Но неужели Сибирь только транзитная страна, неужели въ ея ндрахъ нтъ ничего, кром серебра и золота, и по сибирской желзной дорог возить нечего, крол китайскаго чая? Конечно Сибирь не дастъ ничего, если лы будемъ видть въ ней только страну ссылки, если мы будемъ населять ее бродячимъ элементомъ. Взгляните на Сибирь и особенно на Забайкалье, взгляните на эти дома изъ жердей, на этотъ исхудалый, заинднелый скотъ, стоящій съ понуренной головой въ 40-градусный морозъ на открытомъ двор. Взгляните на это нравственно-распущенное населеніе западной Сибири. Разв это такой элементъ, съ которымъ можно создать экономическое благосостояніе страны?
Сибирь должна перестать быть страной исключительной золотопромышленности. Сибири нужно прочное осдлое населеніе, а ссыльными и пенальнымъ путемъ этого не достигнуть. Сибири нужны фабрики и заводы, ибо сырья у нея довольно. Ей нужны земледльческія руки, чтобы мука въ Иркутск не доходила до трехъ руб. Ей нужно избавиться отъ Москвы, чтобы не платить за свчи 50 к., а за все, начиная съ сапоговъ и горшковъ, до модныхъ издлій, вдвое и втрое. Всего этого можно достигнуть только путемъ свободной колонизаціи. Вотъ чего не умлъ понять Пассекъ, потому что не смлъ позволить себ отршиться отъ пенальнаго взгляда на Сибирь.
Можетъ быть, мысли и желанія, мною высказываемыя, преждевременны, можетъ быть, средства или другія обстоятельства не позволятъ снять съ Сибири еще долго клейма страны ссылки. Но если это и такъ, то изъ этого вовсе не слдуетъ, чтобы наше общество не должно было смотрть на Сибирь правильнымъ экономическимъ окомъ. Сибири нужно начать самостоятельно экономическое существованіе и освободиться отъ опеки московскихъ фабрикантовъ, сбывающихъ въ нее только товаръ не ходовыя, на который нтъ покупателей въ Россіи. Что мшало Сибири до сихъ поръ достигнуть экономической самостоятельности? Прежде всего мшало бродячее населеніе, а рядомъ съ нимъ низкій уровень промышленнаго и умственнаго развитія. Поэтому Сибирь по отношенію къ Россіи вышла тмъ же, чмъ Россія по отношенію къ иностранцамъ. Мы здсь сердимся на иностранцевъ, вытсняющихъ насъ отовсюду, сибиряки же жалуются на вытсненіе ихъ русскими и не жалуютъ такъ называемаго ими рассейскаго народа. И выходитъ какая-то путаница: живется не такъ, какъ нужно, а никто ни съ мста. Мы накидываемся на вторые вопросы, а коренные оставляемъ безъ вниманія. Не имя, что возить, мы устраиваемъ желзныя дороги для перевозки нашихъ будущихъ идеальныхъ продуктовъ, жалуясь на бдность, мы убиваемъ свои капиталы на желзныя дороги, а на экономическую суть русской жизни не обращаемъ вниманія. Негодуя на гнетъ иностранцевъ, мы въ то же время хотимъ эксплуатировать Сибирь. Вся эта путаница не кончится до тхъ поръ, пока мы не научимся отличать главнаго отъ второстепеннаго и дока мы не разстанемся съ логикой непослдовательности.