ЛИТЕРАТУРНЫЙ КУРЬЕЗЪ 1).
——
П. П.
‘Историческй встникъ’, No 6, 1888
Литературный курьез, Семевский Михаил Иванович, Год: 1888
Время на прочтение: 12 минут(ы)
1) ‘Знакомые’. Альбомъ М. И. Семевскаго, издателя-редактора историческаго журнала ‘Русская Старина’, Спб. 1888 г.
Недли дв тому назадъ, рано утромъ, ко мн зашелъ одинъ изъ моихъ старыхъ прятелей, и, посл первыхъ привтствй, опустившись на стулъ, воскликнулъ въ величайшемъ волнени:
— Ну, братецъ! Поздравь! Попался я! Да еще какъ!
При этомъ восклицани, я взглянулъ въ лицо прятелю, и тутъ только замтилъ, что онъ дйствительно чмъ-то встревоженъ.
— Да въ чемъ же дло? Разскажи пожалуйста!
— Какъ — въ чемъ?! Да разв ты не знаешь, что я попалъ въ ‘Знакомые’ Михайла Ивановича Семевскаго!
Ршительно ничего не понимая въ томъ, что говорилъ мн мой прятель, я только продолжалъ смотрть на него, выжидая дальнйшихъ разъясненй.
— Въ ‘Знакомые’ Семевскаго!— вскричалъ съ досадою прятель, очевидно пораженный моею непонятливостью.— Вотъ въ эту книгу! Неужели же ты ее еще не видлъ?
И прятель швырнулъ мн на столъ ‘Альбомъ М. И. Семевскаго’, а самъ зашагалъ по комнат, въ раздражени ворча себ подъ носъ:
— Да! да! Я только теперь понялъ, почему Пушкинъ такъ ненавидлъ эти проклятые великосвтске альбомы — эти ‘разрозненные томы изъ библотеки чертей’… Чортъ бы ихъ побралъ, въ самомъ дл!— да кстати и тхъ, которые имютъ глупость пачкать въ этихъ альбомахъ всякую блажь о себ… Вонъ, посмотри, полюбуйся — что онъ обо мн напечаталъ! И вдь я самъ, самъ, понимаешь ли, руки на себя наложилъ… Вдь это собственноручное! Вдь это автографъ!..
И прятель показалъ мн на одной изъ страницъ ‘Альбома’ нсколько строкъ, которыя заставили меня улыбнуться, потому что были писаны моимъ прятелемъ въ перодъ наивнйшаго либерализма, въ то время, когда онъ только еще поступилъ на службу, и не помышлялъ, что ему прйдется читать въ печати эти строки въ 1888 году, въ солидныхъ лтахъ и въ солидномъ чин статскаго совтника…
— Да, зачмъ же ты это писалъ?— невольно сорвалось у меня съ языка.
— Зачмъ! Я и самъ готовъ себ задать тотъ же вопросъ! Писалъ просто потому, что перо попалось подъ руку посл ужина… А тутъ пристаютъ: ‘напишите, почтеннйшй и милйшй, въ память сегодняшней нашей прятной бесды’… Ну, мы съ нимъ все же — лтъ двадцать съ хвостикомъ — знакомы… Тогда еще познакомились, какъ онъ ‘Загорцкаго’ въ благотворительныхъ спектакляхъ игралъ и статейки историческя пописывалъ, примняясь къ современнымъ потребностямъ… И я то же пачкалъ въ томъ же либеральномъ дух… Но вдь этому цлый вкъ минулъ!
— Это мн все-таки не объясняетъ твоей неосторожной записи въ этомъ альбом!..
— Хорошо теб это говорить! Дйствительно, глупо было писать все, что въ голову взбрело! Но вдь я же доврялъ человку!.. Да ты самъ-то посуди — могъ ли я думать, что эта моя дребедень попадетъ когда-нибудь въ печать!
И мой прятель опять тревожно зашагалъ по моей комнат.
Я нарочно разсказалъ этотъ эпизодъ, чтобы, по поводу его, поговорить о томъ литературномъ курьез (не могу подобрать другого слова), который выданъ въ свтъ ‘издателемъ-редакторомъ историческаго журнала ‘Русская Старина’. ‘Альбомъ’ М. И. Семевскаго, дйствительно, представляетъ собою не только любопытное явлене въ нашей литератур, но и прекрасный матералъ для характеристики современныхъ литературныхъ отношенй, современныхъ воззрнй на литературную собственность, современныхъ понятй о литературныхъ приличяхъ. Боле же всего замчательна въ этой литературной зат М. И. Семевскаго та наивность, съ которою онъ старается облечь издане своего ‘Альбома’ въ форму какого-то серьезнаго и общеполезнаго предпрятя, старается даже придать важное научное и литературное значене той груд сырого автобографическаго матерала, который (замтимъ кстати) онъ даже не имлъ ни малйшаго права издать въ свтъ безъ разршеня авторовъ.
Но послушаемъ самого М. И. Семевскаго. Вотъ, что онъ говоритъ о своемъ ‘Альбом’ въ длинномъ и чрезвычайно запутанномъ предислови къ своему изданю:
‘Въ добрую старину существовалъ обычай, сослужившй хорошую службу отечественной словесности. Мы говоримъ о существовавшемъ нкогда обыкновени вести (?) и хранить рукописные альбомы и собирать въ нихъ прозаическя и стихотворныя замтки, записи мыслей (?), афоризмовъ и проч…’ ‘Памятуя интересъ старинныхъ альбомовъ’… ‘мы ршились воскресить старый и хорошй обычай’. И вотъ М. И. Семевскй ‘воскресилъ’ этотъ обычай. Съ 1867 года онъ завелъ ‘Альбомъ’, который по 25-е марта 1888 года усплъ разростись до размра 3-хъ громадныхъ томовъ, въ нсколько сотъ страницъ каждый… ‘Печатать ‘Альбомъ’ мы никакъ не предполагали’, — говоритъ дале М. И. Семевскй… Но, тмъ не мене, взялъ да и напечаталъ! И это напечатане произошло какъ-то такъ случайно и нечаянно для самого собственника ‘Альбома’, что онъ и въ предислови задаетъ себ вопросъ: ‘Что побудило насъ къ этому’? И на этотъ странный вопросъ слдуетъ не мене странный и весьма запутанный отвтъ, въ которомъ, какъ мы полагаемъ, многое неясно даже для самого автора.
Къ напечатанью ‘Альбома’, какъ оказывается, побудило, во-первыхъ, ‘желане сохранить ‘Альбомъ’ отъ всякой случайности его (?) утраты’. (Замтимъ, что для этого, собственно говоря, не было еще ни малйшей надобности его печатать:— стоило только передать его на хранене въ Императорскую Публичную Библотеку или въ Румянцевскй Музей). ‘Во-вторыхъ, къ напечатаню ‘Альбома’ побудило то, что, увы, значительное число лицъ, почтившихъ нашъ сборникъ внесенемъ о себ (?) замтокъ, уже сошло въ могилу’. (Ршительно не понимаемъ, почему смерть этихъ лицъ могла побудить М. И. Семевскаго къ печатанью ‘Альбома’!— разв потому, что эти покойники ужъ никакъ не могли воспротивиться печатанью ихъ замтокъ и записей?) ‘Въ-третьихъ’, — продолжаетъ г. Семевскй, — ‘въ послднее время стали появляться, и это дло весьма хорошее (?), различные словари съ бографическими свднями о русскихъ дятеляхъ, намъ современныхъ или лишь въ недавнее время скончавшихся’… ‘Вотъ для таковыхъ-то словарей и сборниковъ — русскихъ подвижниковъ науки, литературы и искусствъ, а также дятелей государственныхъ и общественныхъ, нашъ ‘Альбомъ’ можетъ послужить однимъ изъ полезныхъ источниковъ необходимыхъ данныхъ (!?), тмъ боле драгоцнныхъ, что эти данныя положительно вс внесены на страницы нашего ‘Альбома’ рукою тхъ самыхъ лицъ, свдня о которыхъ въ немъ сообщаются’ (стр. IV и V).
Но при чемъ же тутъ ‘старинные альбомы’? При чемъ тутъ уважене къ нимъ и заявленя о желани ‘воскресить старый и хорошй обычай’? М. И. Семевскй, очевидно, и не думалъ составлять себ ‘альбома’, въ прежнемъ, старинномъ его значени: онъ, уже съ самаго начала составлялъ сборникъ ‘полезныхъ источниковъ необходимыхъ данныхъ’. И только! Пусть кто-нибудь, хорошо знакомый съ старинными альбомами, укажетъ намъ хоть на одинъ въ числ ихъ, въ которомъ бы заносились на страницы формулярные списки знакомыхъ или библографическе указатели сочиненй извстнаго автора, или записи въ род: ‘Цвылевъ, Ефремъ Ивановъ, изъ Торжка’ — ‘Генрихъ Богдановичъ Прангъ’ — ‘Мировой судья 19-го участка Владимръ Алексевичъ Болотовъ’ — ‘Дйствительный статскй совтникъ Н. И. Ростиславовъ’ и т. д. А между тмъ, именно такого рода записями, формулярными списками и библографическими перечнями переполненъ ‘Альбомъ’ М. И. Семевскаго. Ясно, что заведя и терпливо продолжая въ течене 21-го года подобный ‘Альбомъ-Сборникъ’, его собственникъ ничуть не думалъ ‘воскресить старый и хорошй обычай’, а напротивъ того, создавалъ нчто совершенно-новое и своеобразное, нкй альбомъ въ совершенно особомъ, современномъ дух, и мы даже смемъ думать — создавалъ именно съ затаенною мыслью напечать этотъ альбомъ когда-нибудь, въ удобную минуту, въ отдаленномъ будущемъ. Какая цль руководила при этомъ почтеннымъ М. И. Семевскимъ — объ этомъ мы скажемъ въ заключени нашей замтки, а теперь посмотримъ въ какой степени ‘Альбомъ-Сборникъ’ редактора-издателя ‘Русской Старины’ можетъ ‘послужить однимъ изъ полезныхъ источниковъ необходимыхъ данныхъ’ для бографическихъ словарей ‘русскихъ подвижниковъ науки, литературы и искусствъ’.
Если бы эта разумная цль дйствительно руководила г. Семевскимъ при составлени его ‘Альбома’, то ‘Альбомъ’, конечно, не разросся бы до 3-хъ толстыхъ томовъ въ нсколько сотъ страницъ каждый. Мы полагаемъ, что альбомъ ‘русскихъ подвижниковъ науки, литературы и искусствъ’, — какъ бы ни старался о его пополнени г. Семевскй — едва ли занялъ бы и полтораста страницъ! И если бы г. Семевскому нужны были свдня только объ этихъ ‘русскихъ подвижникахъ’, то онъ, конечно, выбралъ бы ихъ изъ общей кучи именъ, — и напечаталъ бы этотъ цнный матералъ въ вид небольшой скромной книжки, которая могла бы пожалуй послужить источникомъ для бографическихъ словарей. Но въ томъ-то и дло, что скромность вовсе не входила въ расчетъ редактора-издателя ‘Русской Старины’! Бдные ‘русске подвижники’ въ его ‘Альбом’ совсмъ теряются и стушевываются среди массы громкихъ и блестящихъ именъ, совершенно чуждыхъ всякому ‘подвижничеству’, всякой наук и литератур, среди разныхъ дйствительныхъ статскихъ и тайныхъ совтниковъ, среди дамъ высшаго свта, среди гласныхъ петербургской думы и сослуживцевъ М. И. Семевскаго по разнымъ служебнымъ поприщамъ, среди ‘первыхъ’, ‘давнихъ’, ‘усердныхъ’ и ‘благодарныхъ’ подписчиковъ, читателей и почитателей ‘Русской Старины’, среди заграничныхъ и случайныхъ знакомыхъ М. И. Семевскаго, среди толпы людей, случайно встртившихся съ нимъ одинъ разъ въ жизни на одинъ часъ.
Даже и выдливъ небольшое число ‘русскихъ подвижниковъ’ изъ этой массы именъ и лицъ, мы найдемъ въ самыхъ ‘подвижническихъ’ записяхъ много такого, что не можетъ служить ‘источникомъ необходимыхъ данныхъ’, потому что принадлежитъ къ числу ‘данныхъ’, никому не нужныхъ и ни для кого интереса не имющихъ. Беремъ на выдержку цлый рядъ такихъ ‘данныхъ’:
Стр. 97. ‘Князь Александръ Ерофеичъ-Выпиванскй, графъ Ильичъ Забулдыганскй’.
Стр. 67. ‘Мордовцевъ, Данилъ Лукичъ, 19-го января 1878 г., имлъ честь представить М. И. Семевскому, друга своего, Джемса Плюмпуддинга, эсквайра, который выразилъ Михаилу Ивановичу глубочайшую благодарность за труды его по освщеню темнотъ россйской ‘Старины’ прекрасными его изданями’.
Стр. 110. ‘Кокшаровъ, Н. И. Имлъ радость быть у моего бывшаго ученика, М. И. Семевскаго, нашего знаменитаго редактора-издателя драгоцнной для всхъ насъ русскихъ ‘Русской Старины’ — 23-го декабря 1887. Считаю себя вполн счастливымъ, что имю право такого человка, какъ Михаилъ Ивановичъ, называть своимъ высокочтимымъ ученикомъ!..’
Стр. 123. ‘(Г. С. Дестунисъ). Помнитъ время своего сослуженя въ Смольномъ институт съ М. И. Семевскимъ во время К. Д. Ушинскаго’.
Стр. 149. ‘Г. К. Градовскй 21-го декабря 1880 г. имлъ удовольстве сообщить М. И. Семевскому для напечатаня въ ‘Русской Старин’ печальную повсть о своей попытк издавать свободную газету въ наше освободительное время’.
Стр. 124. ‘(Стасюлевичъ, М. М.) въ 1881 г. началъ издане газеты ‘Порядокъ’, простановленной 9-го января 1882 г.— о чемъ подробности см. въ январской книг ‘Русской Старины’, изданя 1912 года’.
Стр. 50. ‘Перодовъ моей жизни три: 1) танцовальный, — воспоминанй о немъ много, но будутъ сообщены посл смерти’ и т. д.
Стр. 60. ‘(Гайдебуровъ, П. А.) … учился въ Херсонской гимнази и Петербургскомъ университет, кончилъ курсъ въ Кронштадскихъ казармахъ въ 1862 году’ {Т. е. былъ арестованъ вмст съ другими участниками первой студенческой истори въ 1862 г.}.
Стр. 116. ‘(А. Д. Градовскй). Уважаемому М. И. Семевскому, въ скорбные дни, въ кой придохомъ съ пожеланемъ возвстить о нихъ чрезъ тридцать лтъ’.
Стр. 319. ‘(А. Д. Галаховъ). Съ этого времени (1832) начинается моя оффицально-педагогическая карьера, хотя и до того за годъ или за два я безвозмездно обучалъ дтей родителей, умершихъ отъ холеры (sic!), въ сиротскомъ прют князя Павла Петровича Гагарина и трехъ благотворительныхъ дамъ’… ‘Не мало было у меня уроковъ и въ частныхъ пансонахъ и домахъ, благодаря возникшей тогда надобности въ знани отечественнаго языка, по требованю высшаго начальства’.
Стр. 388. ‘(Любимовъ, Г. М., протоерей Ораненб. придворной церкви), сообщаетъ о себ, что ‘при его особенномъ старани учрежденъ В. А. Ратьковымъ-Рожновымъ домъ призрня бдныхъ въ память императора Александра II въ гор. Ораненбаум’. Онъ же ‘въ 1882 году имлъ усерде изыскать благосклонность (?) на построене тридцати-восьми церквей въ бдныхъ приходахъ (какихъ-то) губернй’.
Стр. 236. ‘(Порто, А. П.). Былъ другомъ семейства М. И. Семевскаго со дня перезда моего въ корпусъ офицеромъ, мать котораго (корпуса или офицера?), любилъ и уважалъ, какъ свою родную мать, до самой ея кончины’.
Полагаемъ, что вс вышеприведенныя записи не представляютъ собою никакого матерала для будущаго бографическаго словаря, и могли бы быть смло опущены, если бы у г. Семевскаго была цль издать ‘полезный источникъ необходимыхъ данныхъ?’ Предполагаемъ также, что ‘русске подвижники’, писавше все вышеприведенное нами, писали это не для печати?
Но этимъ соображенемъ почтенный редакторъ-издатель ‘Русской Старины’, видимо, не затрудняется. Онъ печатаетъ даже и такя записи своихъ прятелей и знакомыхъ, которыя прямо относятся къ непечатной литератур, печатаетъ ихъ съ весьма выразительными точками и даже съ ‘варьянтами для дамъ…’ {См. стихотвореня М. H. Лонгинова ‘Четыре поколня’, стр. 85.— Къ тому же порнографическому отдлу ‘Альбома’ относимъ и стихотворене ‘Два листка’ (стр. 807—8) и многое другое.}. Печатаетъ, въ вид необходимаго комментаря къ стихотвореню, что оно ‘писано въ 1840 г., лежа на фортепьянахъ’ (стр. 189)… Онъ все печатаетъ, этотъ почтеннйшй М. И. Семевскй — все, что имли неосторожность набросать въ его альбомъ черезчуръ болтливые и доврчивые прятели! За образчиками безцеремонности Михаила Ивановича недалеко ходить: стоитъ только пробжать нижеслдующя стихотвореня маститаго академика H. H. Кокшарова и отрывки изъ воспоминанй барона Бюлера, чтобы убдиться, какъ безпощадно относится редакторъ ‘Русской Старины’ къ своимъ прятелямъ и знакомымъ. Приводимъ здсь эти любопытныя стихотвореня и не мене любопытные отрывки воспоминанй:
По возвращени изъ балета ‘Дочь Фарфона’.
Рукоплескаетъ (sic!) все кругомъ,
Вс въ одинъ голосъ ‘прелесть Цукки!’
Скальковскй выдалъ ей дипломъ, —
Мы приложили къ нему руки!..
Экспромтъ.
Чтобы избавиться отъ скуки,
Свтскихъ пренй, — мой совтъ:
Отправьтесь-ка скорй въ балетъ —
Тамъ восхитительная Цукки!
Возвращене на родину.
Вотъ наша русская граница, —
Преддверье родины моей,
Вотъ и Петровская столица, —
Челомъ бью низко передъ ней!
Недурно, право, намъ живется,
Въ Росси нашей дорогой…
Невольно сердце мое бьется, —
Ну, такъ и хочется домой!
На пути къ родин.
Всюду снгъ и холодъ,
Знать зима везд!..
Хилъ я и не молодъ, —
Грустно на душ!..
Далеко родныя,
Милыя поля, —
Все кругомъ чуже
Села, города!.. Ахъ!
Скорй бы къ дому
Паровозъ привезъ,
Къ очагу родному
Богъ меня принесъ!..
Тамъ заботъ хоть море, —
Какъ безъ нихъ намъ жить?
Все же есть съ кмъ горе
Мн тамъ раздлить!
А вотъ и еще четыре стиха изъ длиннаго стихотвореня, читаннаго на столтнемъ юбиле Горнаго Института. Въ нихъ поэтъ, обращаясь къ учрежденю (или къ зданю?), восклицаетъ:
‘Какъ монументъ нетлнный, дивный
‘Екатерининскихъ временъ,
‘Ты здсь стоишь гостепримный
‘Для блага родины племенъ!…’
Въ заключене десятка подобныхъ стихотворенй, маститый поэтъ скромно добавляетъ:
‘Вс приведенныя выше стихотвореня (стр. 344—352) выбраны М. И. Семевскимъ изъ собраня моихъ мелкихъ стихотворенй (изданя для немногихъ) и внесены мною въ его альбомъ, на добрую обо мн память’.
А вотъ и еще образчикъ поэзи изъ альбома М. И. Семевскаго, принадлежащй перу нкоего В. Р. Щиглева. Заимствуемъ дв строфы изъ его длиннаго стихотвореня ‘Крестины’, подъ которымъ подписано: ‘Подражане Беранже’. Въ этомъ любопытномъ стихотворени каждая строфа заключаетъ въ себ пожелане одного изъ присутствующихъ — крещаемому. И вотъ какимъ языкомъ выражаются эти пожеланя:
…’Отставной совтникъ статскй,
‘Съ Станиславой (sic!) на груди,
‘Изрекаетъ: ‘Я другое
‘Нчто вижу впереди:
‘Вмсто кивера — фуражку!
‘Онъ, разумный какъ Эзопъ,
‘Канцелярскую бумажку
‘Расплодитъ и… по кармашку
‘Хлопъ! хлопъ! хлопъ!’
‘Тутъ не вытерплъ исправникъ
‘И, на треть (sic!) раскрывши пасть,
‘Молвилъ такъ: ‘По мн врне
‘Исполнительная власть.
‘Не испечь на все законовъ!
‘А ростетъ Вольтеровъ скопъ…
‘Во спасенье всякихъ троновъ
‘Нусть-ка онъ всхъ франкмасоновъ
‘Хлопъ! хлопъ! хлопъ!’ (Стр. 339—340).
Но вс эти цвты поэзи совершенно блднютъ передъ тою прозой, которою баронъ Бюлеръ украсилъ страницы ‘Альбома’, помстивъ въ немъ обширную, занимательную и весьма откровенную исповдь. Въ этой исповди находимъ, между прочимъ:
‘Въ числ первыхъ воспоминанй помню свои прогулки въ Лтнемъ Саду. Тамъ генералы: Ансельмъ-де-Жибори, Ланской и Обресковъ увертывались около моей красивой няни’. (Стр. 282).
Затмъ, разсказавъ о своемъ воспитани въ Правовдни, баронъ вспоминаетъ и о своихъ юридическихъ подвигахъ. Онъ говоритъ:
‘Впослдстви я выигралъ два громкихъ процесса: 1-й, противъ крестьянъ моей тещи, 2-й, противъ устройства торговыхъ бань. возл московскаго архива’.
Сообщая о своей крайней умренности въ жизни, баронъ добавляетъ:
‘Прихотей я почти вовсе не зналъ. Средствъ хватало мн всегда въ обрзъ, но я никогда не былъ человкомъ занимательнымъ (т. е. никогда ни у кого не занималъ)’.
Эта скромность и умренность желанй, не мшаетъ, однако же. барону сознаться, что и у него въ жизни были своего рода соблазны:
‘Въ Петербург, въ Большой Морской, есть богатйшй булочникъ Bhler, но какъ я ни старался, мн не удалось напроситься къ нему въ родство’. (Стр. 290).
Особенно подробныя свдня сообщаетъ баронъ о своей дипломатической карьер (кстати сказать, очень немногосложной), эти свдня онъ заканчиваетъ слдующей неожиданностью:
‘Въ домашнемъ быту я никогда не дипломатничалъ и большимъ счастемъ для меня было то, что жена моя, вышедшая за меня по склонности, далеко не всегда поддакивала мн, а напротивъ того, часто спорила со мною и давала мн совты, оказывавшеся вполн практичными’. (Стр. 292).
Исповдь барона Бюлера заключается очень скромными заявленями и пожеланями:
‘Остается сказать, что я 42 года безукоризненно носилъ придворный мундиръ’… ‘Теперь живйшее мое желане заключается въ томъ, чтобы посл моей смерти каждый (?) могъ сказать, что я остался чистъ передъ царемъ и Россей!’ (Стр. 290).
Каждый, прочитавшй подобныя страницы ‘Альбома’ М. И. Семевскаго, долженъ будетъ, пожалуй, прйти къ тому заключеню, что если бы г. Семевскй отнесся съ большою скромностью и деликатностью къ своимъ ‘знакомымъ’, то русская литература лишилась бы многихъ ‘перловъ’…
Посл всего вышеприведеннаго, едва ли нужно доказывать, что, при издани своего ‘Альбома’, М. И. Семевскй не задавался никакими серьезными и научными цлями. Еще мене заботился онъ о томъ, чтобы сохранить воспоминаня о дятеляхъ почившихъ, окончившихъ свое земное поприще. Если бы у него была эта цль, онъ отдлилъ бы воспоминаня объ этихъ лицахъ въ особый отдлъ, онъ не смшалъ бы ихъ съ живыми дятелями изъ судебнаго^ думскаго и строительнаго мра, а главное — М. И. Семевскй, вроятно, отнесся бы къ нимъ съ большимъ уваженемъ… Посмотримъ, какъ онъ къ нимъ относится въ тхъ комментаряхъ, которые прибавляетъ къ нкоторымъ именамъ?
Стр. 21: ‘оакинъ Ивановъ’…
‘Шишкинъ, оакинъ Ивановичъ’, — спшитъ добавить М. И. Семевскй — ‘не дописалъ ни своего отчества, ни фамили, такъ какъ былъ подъ влянемъ алкоголя (!), не въ нормальномъ состояни’.
Къ чему это добавлено? Для кого это интересно или важно знать? Неужели это тоже нужно для будущаго бографическаго словаря? При томъ рождается вопросъ, какимъ образомъ человкъ, находившйся ‘подъ влянемъ алкоголя’, допущенъ былъ до занесеня своей записи въ альбомъ г. Семевскаго? Смемъ уврить почтеннаго редактора ‘Русской Старины’, что въ старинныхъ альбомахъ, которые онъ пытается ‘воскресить’. подобныя записи не находили и не могли найти себ мста…
Отмтимъ еще одну чрезвычайно странную особенность воззрнй М. И. Семевскаго на объемъ и основную задачу своего альбома-сборника… Онъ придаетъ этому альбому общее назване ‘Знакомые’, изъ котораго мы были бы въ прав заключить, что на страницахъ этого альбома мы встртимъ только людей лично-близкихъ къ Михаилу Ивановичу, водившихъ съ нимъ хлбъ-соль, состоявшихъ съ нимъ въ литературныхъ сношеняхъ… Нтъ! М. И. Семевскй гораздо шире понимаетъ этотъ терминъ: его ‘Знакомые’ — это вс т, кто когда-нибудь встртился съ нимъ, кто знаетъ его имя, кто поднесъ ему какую-нибудь книгу, картину или даже просто дипломъ на членство, вс т, кто хоть разъ въ жизни обмнялся съ нимъ телеграммой, вс т, кому онъ ‘дерзнулъ’ самъ поднести свой альбомъ, съ покорнйшею просьбою вписать на его страницы свое имя или автографъ… Поэтому вы съ удивленемъ встрчаете въ числ знакомыхъ М. И. Семевскаго и герцога Николая Нассаускаго, и членовъ кассы наборщиковъ, и членовъ комисси по пересмотру устава реальныхъ училищъ и т. д. {Отмтимъ тотъ любопытный фактъ, что въ числ ‘Знакомыхъ’ М. И. Семевскаго, мы видимъ и его самого! Подпись М. И. Семевскаго встрчается на страницахъ альбома много разъ, и на стр. 323, въ числ участниковъ ‘обда полочанъ’ (т. е. кадетовъ Полоцкаго корпуса), мы съ удивленемъ видимъ даже подпись собственника альбома съ прописью полнаго титула: ‘Тайный совтникъ Михаилъ Явановичъ Семевскй’!.. Каждый, прочитавшй эту подпись, невольно улыбнется и вспоминаетъ того гоголевскаго полковника Кошкарова, который самъ къ себ писалъ рапорты и отношеня…}.
Въ этомъ воззрни на ‘Знакомыхъ’ и открывается для насъ главная, затаенная цль изданя курьезнаго альбома-сборника въ свтъ. Внимательно прослдивъ его, отъ начала до конца, мы приходимъ къ тому убжденю, что этотъ альбомъ-сборникъ никакъ не могъ бы быть напечатанъ въ своемъ ныншнимъ полномъ состав, если бы, дйствительно, г. Семевскй имлъ въ виду т цли, которыя онъ самъ выставляетъ въ предислови къ изданю своей книги. Задаваясь тми цлями, онъ издалъ бы скромный томикъ. изъ котораго исключилъ бы все лишнее, не предназначавшееся къ печати, выкинулъ бы громадный баластъ именъ никому неизвстныхъ и ни для кого не нужныхъ и, конечно, изъ самой простой, обыденной скромности исключилъ бы вс т восхваленя, комплименты и банальныя любезности, съ которыми на каждой страниц альбома ‘Знакомые’ М. И. Семевскаго обращаются къ нему, къ его журналу, къ его дятельности и къ его заслугамъ. Но въ томъ-то и дло, что это простая не многосложная задача вовсе не входила въ разсчеты почтеннаго редактора ‘Русской Старины’! Издавая толстый, убористо-напечатанный томъ въ 400 страницъ, пренеорегая всми установившимися понятями о литературныхъ приличяхъ и литературной деликатности, онъ очевидно заботился только о томъ, чтобы воздвигнуть себ нкотораго рода монументъ и, въ назидане будущимъ поколнямъ, — оставить память о томъ обширномъ и разнообразномъ круг людей, который одинаково почтительно относился къ его заслугамъ. Надо надяться, что, вслдъ за этимъ альбомомъ, М. И. Семевскй начнетъ ужъ прямо издавать сборникъ матераломъ для своего будущаго юбилея, и этотъ сборникъ, вроятно, будетъ еще интересне напечатаннаго имъ ‘Альбома’.