Слово и дло. М. И. Семевскаго. (Очерки и разсказы изъ русской исторіи XVII вка). Спб., 1884.
Слово и дло. М. И. Семевскаго. (Очерки и разсказы изъ русской исторіи XVII вка). Спб., 1884.
‘Русская Мысль’, No 2, 1884
Слово и дело. М. И. Семевского. (Очерки и рассказы из русской истории XVIIІ века), Семевский Михаил Иванович, Год: 1884
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Чрезвычайно интересный сборникъ г. Семевскаго выходитъ вторымъ изданіемъ пересмотрннымъ и исправленнымъ, очерковъ и разсказовъ, которое помщались почтеннымъ историкомъ въ разныхъ повременныхъ изданіяхъ, въ 1860—1862 гг. Въ Слов и дл напечатаны слдующія статьи: Тайная канцелярія при Петр Великомъ, Самуилъ Выморковъ, проповдникъ явленія антихриста. Камеръ-фрейлина Гамильтонъ, Сны Петра Великаго, Петръ I, какъ юмористъ. Къ изданію приложены рисунки наказанія батогами и пытки дыбою (виска). Отпечатанъ сборникъ изящно и стоитъ недорого (два рубля).
Матеріаломъ для г. Семевскаго послужили, главнымъ образомъ, прежде недоступные архивные документы, и впечатлніе эти живо написанные разсказы производятъ потрясающее. Страшное развитіе доноса, горе, разореніе и развратъ того времени представлены г. Семевскимъ на основаніи подлинныхъ бумагъ тайной розыскныхъ длъ канцеляріи (при Петр Великомъ). Люди страдали за неосторожное слово, произнесенное иной разъ въ ссор или во хмлю, страдали за разсказъ о небесномъ видніи, за необычный поклонъ. 27 іюня 1721 года въ Петербург праздновалась годовщина полтавской битвы. Церковный и военный парадъ произвелъ особенно пріятное, впечатлніе на крестьянина Максима Антонова, который усплъ уже зайти въ австерію и выпить винца. Антоновъ приблизился къ императору и отвсилъ ему поклонъ, самый необычный, но отъ полноты души, затмъ другой, третій. Антонова схватили, избили, связали, и черезъ два дня предсталъ онъ предъ грозное, но неправедное судилище. Дло тянулось долго, Антонова пытали, и только по манифесту тайная канцелярія подвела бднягу подъ генеральное прощеніе. По этому прощенію Антонова ршено ‘послать въ Сибирь и быть ему тамъ при работахъ государевыхъ до его смерти неотлучно’.
Доносы шли со стороны и чужахъ, и родныхъ. Боязнь подвергнуться наказанію за умолчаніе, корысть и другіе презрнные инстинкты побуждали многихъ неустанно кричать: слово и дло! 26 декабря 1721 года, въ усадьб помщика новгородскаго узда, Петра Ивановича Баранова, была пирушка. Здсь былъ гвардіи капитанъ Петръ Наумовичъ Мельгуновъ (онъ пріхалъ для описи всхъ лицъ мужскаго пола), гренадерскаго пхотнаго полка поручикъ Телгинъ, коммиссаръ Арцыбашевъ, дворянинъ, призванный для подписки объ опрошенныхъ душахъ, Василій Семеновичъ Харламовъ, подьячіе Чекмаревъ и Збургской. Угощеніе было обильное. Боле всхъ охмллъ Харламовъ, который сталъ болтать вздоръ и браниться. ‘Дуракъ ты, дуракъ,— замтилъ поручикъ Телгинъ,— будетъ теб врать-то!’
— ‘А что за бда,— болтнулъ въ отвтъ пьяный,— въ Санктпетербург и государь Петръ Алксевичъ вретъ!’
— ‘Взять его подъ караулъ! ‘— закричалъ Мельгуновъ. Отправили Харламова въ Петербургъ, въ тайную канцелярію. Скоро состоялся приговоръ: ‘Новгородцу Харламову за непристойныя слова учинить наказаніе: бить батоги нещадно’. По наказаніи, помщика освободили.
Въ Боровскомъ узд, въ сельц Фроловскомъ, проживалъ въ отпуску мелкопомстный дворянинъ, прапорщикъ Скобевъ. Любилъ онъ сильно выпить, а жена возставала противъ этого пьянства. Заспорили они передъ Рождествомъ того же 1721 года, и Матрена Прокофьевна стала упрекать мужа въ пьянств и безобразіи. Скобевъ возразилъ:
— ‘Что ты мн указываешь? Вдь, такъ самъ государь Петръ Алексевичъ длаетъ’-.
Эти ‘глупыя и непристойныя слова’ слышалъ Акимъ Ивановъ, дворовый человкъ Скобевыхъ. 17 апрля 1722 года явился онъ съ словомъ и дломъ. Скобева схватываютъ и привозятъ въ Петербургъ, и перваго мая назначаются батоги. ‘А доносителю Акиму Иванову, за его извтъ, дать паспортъ, въ которомъ написать, что ему, Акиму, съ женой и съ дтьми отъ Скобева быть свободну и жить, гд по хочетъ’.
Читатель найдетъ въ книг г. Семевскаго много подобнаго рода вопіющихъ фактовъ. Вотъ въ Кронштадт писарь Козьма Буницъ, домашнія секретарь вице-адмирала Сиверса, столковавшись съ женой, пишетъ, чтобы поправить свое имущественное положеніе, ложный доносъ на старуху-акушерку Маремьяну Полозову. Несчастную искалчили пытками я сослали, наконецъ, въ Пустоозерскъ. Школяръ, въ Глухов, доноситъ на своего товарища, который, въ пьяномъ вид, произнесъ нсколько бранныхъ выраженій противъ Петра I. Отецъ осафъ, монахъ Даниловской (въ Переяславл) обители доноситъ на другихъ монаховъ, подъ хмлькомъ пвшихъ многолтіе въ пріятельской пирушк, причемъ одинъ изъ нихъ отказался возглашать многолтіе императриц Екатерин Алексевн, потому что считалъ царицею первую супругу Петра. ‘Лютыя пытки,— говоритъ г. Семевскій,— въ то суровое время какъ бы порождали людей, способныхъ переносить самыя ужасныя истязанія, натуры желзныя, которыя сами, очертя голову, какъ бы напрашивались на рядъ всевозможныхъ мученій’. Пытали страшно: встряхивали на дыб, ошпаривая спину горячимъ вникомъ, растравляя язвы солью… Руководители тайной канцеляріи, инквизиторы Петръ Толстой, Ушаковъ и Писаревъ, ‘столько пропустили мимо себя самыхъ разнородныхъ людей, отправляли ихъ на такія наилютйшія истязанія и казни, что не могли снисходить ни къ кому. Сердца ихъ были чужды жалости, не вдали состраданія, слово отмна, либо только смягченіе наказанія были имъ незнакомы. Да имъ было некогда и разбирать дло подробно: при какихъ обстоятельствахъ сказано то-то, пьянъ ли былъ человкъ, не безуменъ ли онъ — все едино. Слово сказано, слдовательно, преступленіе сдлано,— а преступнику можетъ ли быть пощада?’