ЛИТЕРАТУРНЫЯ ЗАМТКИ.
ЛИТЕРАТУРНЫЯ ЗАМТКИ.
Н. М.
‘Отечественныя Записки’, No 12, 1879
Литературные заметки, Михайловский Николай Константинович, Год: 1879
Время на прочтение: 11 минут(ы)
‘Читателю нтъ дла до того, удобно или неудобно, легко или тяжело писать отчетъ о текущихъ новостяхъ литературы въ данную минуту, ему все равно даже и то, возможно ли это вообще или невозможно, разумется, со стороны нравственной. Настроеніе, близкое къ тому томительному душевному состоянію, для котораго въ русскомъ литературномъ язык пока еще не существуетъ подходящаго названія, и которое на нашемъ латинско-французско-русскомъ литературномъ жаргон называется ‘простраціей силъ’, гораздо больше свойственно и знакомо литератору, чмъ читателю. Единственная привилегія, какою пользуется у насъ литераторъ, только въ томъ и состоитъ, что ему приходится часто испытывать это незавидное настроеніе, до котораго нтъ дла читателю, исправно и сполна уплатившему свой подписной взносъ или свой пятачекъ за нумеръ газеты’.
Это говоритъ единъ газетный обозрватель литературы. Я глубоко благодаренъ за эти слова товарищу по ремеслу и несчастію. Благодаренъ въ особенности за то, что онъ написалъ ихъ, приступая къ отчету о прошлой книжк ‘Отечественныхъ Записокъ’, и, по крайней мр, отчасти въ примненіи къ сотрудникамъ ‘Отечественныхъ Записокъ’. Одно только меня смущаетъ. Тяжелыя положенія и печальныя мысли надо выражать соотвтственными словами, а ‘прострація’ слишкомъ красивое слово для обозначенія того некрасиваго душевнаго состоянія, о которомъ говоритъ обозрватель. Надо найти слово проще, грубе, унизительне, безутшне. Сказать ‘изможденіе’, такъ и то еще можетъ быть слишкомъ красиво будетъ, а то — ‘прострація’!
‘Смотрите, какъ онъ худъ и блденъ, какъ презираютъ вс его!’ Я думаю, это про русскаго писателя сказано и, кажется, преимущественно про литературнаго обозрвателя. Читатель знаетъ одно: подавай ему литературное обозрніе. Онъ читаетъ много разныхъ разностей и хочетъ объ этихъ разностяхъ поболтать. Вполн законное желаніе. Но съ другой стороны, откуда же взять для васъ, милостивыя государыни и милостивые государи, литературное обозрніе, когда нтъ литературы? Нтъ, по крайней мр, въ смысл объекта, подлежащаго обозрнію? когда литература, такъ сказать, необозрима? Говоря безъ всякихъ каламбуровъ и парадоксовъ, вы понимаете, что если тсно жить писателю вообще, то литературному обозрвателю тсно въ квадрат. О, такъ тсно, такъ тсно, что подчасъ ясно чувствуешь. какъ сжимается сердце и не хватаетъ воздуха для дыханія… И знаете ли вы, милостивыя государыни и милостивые государи, почему этотъ человкъ такъ ‘худъ и блденъ’? Потому что онъ изморился на служб, за которую вы не дадите, не можете дать, да онъ и не возьметъ ни чина, ни пенсіи, ни мундира, потому что лучшіе годы жизни онъ убилъ на то, чтобы, съ почти акробатскою гибкостью цпляясь за разныя шероховатости своего скорбнаго поприща, хоть изрдка, урывками, въ искалченномъ вид сказать вамъ свое задушевное. ‘Прострація’ то эта чего-нибудь да стоитъ.. И когда докторъ велитъ вамъ принимать фосфоръ, какъ хорошій, дескать, питательный матеріалъ для нервной ткани, вы, конечно, его принимаете, но въ то же время думаете, что, въ конц концовъ, тутъ никакой фосфоръ не поможетъ. Пусть бы эта самая нервная ткань расходовалась даже вдесятеро быстре, но по божески, на непосредственное дло, а не на томительное измышленіе формъ для обхода препятствій. Въ этомъ оскорбленіе, въ этомъ изможденіе Это совсмъ не личный вопросъ, потому что потрудитесь оглянуться на литературу и вы увидите, какъ густо заселена она изможденными и оскорбленными, хотя и не всегда чувствующими свое оскорбленіе фигурами. О, я знаю, есть и праздничные образы, въ цвтныхъ платьяхъ, съ бутоньерками въ петлицахъ и гордо закинутой головой. Но я не завидую имъ, ибо помню древнее изреченіе: лучше быть недовольнымъ человкомъ, чмъ самодовольнымъ животнымъ, а резоновъ для водруженія бутоньерки въ петлицу никакихъ не вижу. Не бутоньерку въ петлицу надо сажать, а разодрать одежды свои и посыпать голову пепломъ, проще и безъ аллегорій говоря, бросить перо. А между тмъ это почти невозможно или, по крайней мр, такъ больно, такъ трудно, что десятью-десять разъ остановишься на этомъ ршеніи и все-таки не отойдешь. Въ чемъ тутъ дло, я ужь и не знаю: въ надежд ли, этой, какъ увряютъ поэты, ‘кроткой посланниц небесъ’, которая, однако, временами, кажется просто ‘пустою и глупою шуткой’, въ привычк ли періодически терзаться мученіями незавершенной мысли или, наконецъ, просто въ боязни остаться безъ куска хлба. А можетъ быть и вс три причины тутъ дйствуютъ. Однако, говоря по совсти, послдняя причина, самая, конечно, унизительная, потому что писателю такъ же постыдно единственно изъ-за куска хлба писать, какъ священнику священнодйствовать, такъ эта-то унизительная причина едва ли очень сильно въ настоящемъ случа дйствуеть. Какъ ни какъ, а вдь и мы не лыкомъ шиты, и на литератур свтъ не клиномъ сошелся. Еслибы дло о куск хлба шло, то нетолько кусокъ хлба въ буквальномъ смысл слова, а и весьма ‘жирныя говяди’ на придачу мы могли бы получить отъ разныхъ другихъ профессій, притомъ же гораздо боле спокойныхъ. Мы могли бы обвинять, защищать, летитъ, учить, воздлывать науку. Вс эти горшки лпятся не богами и мы бы лпили ихъ не хуже, по крайней мр, другихъ. А вотъ подите же…
И вотъ, милостивые государи, когда вы взвсите вс скорби и угрызенія, составляющія общій фонъ жизни русскаго писателя, фонъ, на которомъ случайныя обстоятельства вычеканиваютъ разные случайные, веселые и не веселые узоры, вы поймете многое въ нашей литератур. Вы поймете, напримръ, е литературную хандру’, такъ возмущающую веселаго г. Евгенія Маркова, поймете т скорбныя, мрачныя ноты, которыя такъ привычны въ нашей литератур, ту нервность и неровность, съ которою живетъ русскій писатель, то озлобленіе, съ которымъ онъ иногда отводитъ душу на какомъ-нибудь вздор, мелочи, не стоющей можетъ быть никакого вниманія.
Тяжело жить на свт, господа, и на этотъ, по крайней мр, разъ я избавляю себя отъ повинности литературнаго обозрнія: литературы нтъ… Но у насъ есть наука…
А наука — совсмъ другое дло. Собственно говоря, когда нтъ литературы, тогда и вообще ничего нтъ, въ томъ числ и науки. Есть ли отсутствіе литературы только одинъ изъ симптомовъ отсутствія всякаго присутствія или причина его, по крайней мр, одна изъ причинъ — разбирать не стоитъ. Врно то, что у насъ бывали времена, когда вся мало-мальски выдающаяся духовная жизнь общества сосредоточивалась въ литератур, и не бывало такого времени, когда, при отсутствіи литературы, процвтала бы какая-нибудь другая форма удовлетворенія духовныхъ интересовъ, въ томъ числ и наука. Ученые люди полагаютъ, однако, иначе. Я, напримръ, въ качеств журналиста, охотно сознаюсь въ своемъ изможденіи, не беру даже красиваго слова ‘прострація’, собственно за его красоту, и, значитъ, ни мало не считаю себя своею дятельностью удовлетвореннымъ. Если меня спросятъ, стоялъ ли я на высот своей задачи, я отвчу, глядя по минут, со стыдомъ или со злостью: нтъ, не стоялъ. Совсмъ другое дло редакція ‘Критическаго Обозрнія’. Въ качеств группы ученыхъ людей, самомъ строгомъ отношеніи къ себ, она можетъ сказать, что главная задача, поставленная новому органу — поднятіе уровня научной критики — была строго ею выполняема’. Такъ буквально говоритъ сама редакція въ No 22. Я очень уважаю редакцію ‘Критическаго Обозрнія’ и искренно желаю успха почтенному журналу, но думаю, что успху этому ни мало не поспособствуетъ самодовольство редакціи. Если она такъ уврена, что вела свое дло хорошо и, значитъ, и на будущее время намрена вести его въ общемъ точно также, то ‘Критическое Обозрніе’ успха имть не будетъ или же это будетъ вполн незаслуженный успхъ. Говоря о самодовольств почтенной редакціи, я не хотлъ бы, чтобы она припомнила выписанное выше древнее изреченіе. Я отношу его исключительно къ нкоторымъ дятелямъ литературы, а сама редакція ‘Критическаго Обозрнія’ тщательно отгораживаетъ себя отъ литературы заборомъ ‘объективно-научной критики’. Не совсмъ хорошо понимаю, что это именно за штука, но понимаю, что кто въ эту штуку врить, тотъ можетъ быть самодоволенъ даже въ такія минуты, какія переживаетъ литература нын. Кто говоритъ: я объективно-научный критикъ, для того, конечно, тоже розы не безъ шиповъ ростутъ, но онъ все-таки не несетъ и десятой доли тхъ скорбей и угрызеній, которымъ отданы на жертву мы, обыкновенные журналисты. Значитъ, у него гораздо больше шансовъ быть собой довольнымъ. Но на долю редакціи ‘Критическаго Обозрнія’ этихъ шансовъ выпало очень мало. Она не иметъ резоновъ быть очень самодовольной, даже въ смысл ‘объективно научной критики’. Не думаю, чтобы эта объективно научная критика требовала распущенности, безпорядочности, отсутствія опредленнаго плана изданія, а во всемъ этомъ ‘Критическое Обозрніе’ далеко не безъ грха. Напримръ, въ первомъ же номер критическаго журнала, столь малаго размра, что ему дад Богъ справиться съ текущими новостями европейской и русской научной литературы, мы находимъ разборы трехъ книгъ, изданныхъ въ 1877 г., т. е. два года тому назадъ. Или, напримръ, такая странность. ‘Критическое Обозрніе’ помщало на своихъ страницахъ исключительно разборы книгъ юридическаго, экономическаго и историко-филологическаго содержанія, но вдругъ, какъ разъ въ середин года, дало у себя въ No 14 мсто обширной стать о книг Клода Бернара ‘Leons sur les phnomè,nes de la vie communs aux animaux et aux vgtaux’. И затмъ опять ни одного разбора книги естественно историческаго содержанія. Значитъ ли это, что за цлый годъ въ области естествознанія не явилось ничего достойнаго вниманія, кром лекцій Клода Бернара? Конечно, нтъ. Это просто значитъ, что редакція, повидимому, такъ благопріятно обставленная, не иметъ никакого плана и добываетъ свой матерьялъ совершенно случайно. Возьмемъ ли мы философскую литературу, мы нетолько не найдемъ въ ‘Критическомъ Обозрніи’ постояннаго и равномрнаго вниманія въ новостямъ этой литературы вообще или въ какому-нибудь отдлу ея, но найдемъ вещи, для ученаго журнала непозволительныя. Напримръ, въ No 10 есть статья о пессимизм и оптимизм, въ которой говорится о Гартман и Дюринг, но не на основаніи ихъ подлинныхъ сочиненій, а на основаніи сокращенныхъ изложеній г. Козлова, книжки Вайхингера и статьи г. Хлбникова. При этомъ авторъ утверждаетъ, что сочиненія Гартмана и Дюринга ‘переведены’ г. Козловымъ, что вовсе не правда. Сомнваюсь, чтобы уровень научной критики дйствительно поднимался такимъ способомъ. И такъ во всемъ: то читатели ‘Критическаго Обозрнія’ получаютъ списки вновь выходящихъ иностранныхъ книгъ, то не получаютъ, то редакція начнетъ слдить за журналистикой, то прекратитъ это занятіе, то въ журнал пробьется живая струнка въ вид полемики г. Ковалевскаго съ г. Чичеринымъ, то замретъ, то разбираются книги, дйствительно, интересныя въ томъ или другомъ отношеніи, а то и такія, объ которыхъ говорить ршительно не стоитъ. Подобные грхи встрчаются и въ общей журналистик, но тамъ они имютъ за собой множество смягчающихъ обстоятельствъ, а иногда ихъ даже и нельзя назвать грхами, потому что кажущаяся случайность можетъ на самомъ дл требоваться внутреннимъ планомъ изданія. Во всякомъ случа, мы и не говоримъ о себ съ тмъ самодовольствомъ, съ какимъ редакція ‘Критическаго Обозрнія’ оглядывается на пройденный ею путь. И за всмъ тмъ, еслибы меня, постояннаго читателя ‘Критическаго Обозрнія’, попросили указать, хотя бы только съ приблизительною опредленностью, планъ почтеннаго журнала, преслдуемыя имъ задачи и цли, его общую руководящую идею,— я сказалъ бы: не знаю. Думаю, что, обратившись съ подобными вопросами къ самой редакціи, мы тоже не получили бы удовлетворенія, ибо сказать: ‘мы занимались объективно-научною критикой’ еще не значитъ въ самомъ дл что-нибудь сказать. Редакція даже ни разу не потрудилась объяснить своимъ читателямъ, какъ понимаетъ она роль науки въ обществ вообще, въ нашемъ въ особенности, и въ чемъ собственно состоятъ, по ея мннію, задачи объективно-научной критики. А поводовъ для такого разъясненія было, конечно, не мало. Ихъ можетъ дать каждое крупное, а иногда даже и мелкое научное сочиненіе.
Все это я говорю единственно въ видахъ всяческаго успха ‘Критическаго Обозрнія’ и вполн благонамренно. Единственный у насъ научно-критическій журналъ, конечно, долженъ вестись лучше, старательне, планомрне, чмъ ведется теперь ‘Критическое Обозрніе’. Главное, планомрне. Если область объективно-научной критики, въ самомъ дл, такъ хороша, то покажите же ее намъ, простымъ смертнымъ и мученикамъ субъективизма, съ ясностью и во всей крас. Можетъ быть и мы захотимъ отдохнуть отъ всхъ тревогъ въ благодатномъ царств этой объективно-научной критики: тамъ вдь не стыдно, не больно, тамъ нтъ ни злобы, ни печали, тамъ нтъ ничего, кром познанія всякаго рода вещей и наслажденія этимъ познаніемъ. Не житье тамъ, а масляница, а мы такъ долго и усердно постимся, что право, наконецъ, заслуживаемъ масляницы. Отдохнуть бы на лон спокойной, безстрастной науки, замереть бы…
Господа ‘Критическаго Обозрнія’, откройте свой секретъ, ‘ели сами имъ владете, научите насъ быть самодовольными!
На самомъ дл это еще вопросъ, владетъ ли ‘Критическое Обозрніе’ секретомъ самодовольства, ибо хотя оно и весьма любезно гладитъ само себя по голов, но резоновъ для этого никакихъ не предъявляетъ. И когда т, у кого скребутъ на сердц кошки, замчаютъ это отсутствіе резоновъ — а какъ же его не замтить?— то жало зависти поневол притупляется. Нтъ, завидовать тутъ нечему. А вотъ нельзя ли г. Евгенію де-Роберти позавидовать? По всмъ видимостямъ, можно и должно. Начать съ того, что ‘Критическое Обозрніе’ сдлало для этого знаменитаго писателя исключеніе или почти исключеніе. Лнь пересматривать вс номера почтеннаго журнала, но съ увренность’ все-таки говорю, что онъ почти не слдилъ за европейской научной журналистикой. Можетъ быть такъ, случайно что-нибудь и проскользнуло, и въ числ этихъ случайностей фигурируютъ статья г. Евгенія де-Роберти о XIX том журнала ‘La philosophie positive’ и статья о ‘Notes sociologiques’ г. Евгенія деРоберти, напечатанныхъ въ той же ‘La philosophie positive’. Столь большое вниманіе въ г. Евгенію де Роберти, при столь маломъ вниманіи къ европейской научной журналистик, не противорча общему характеру случайности ‘Критическаго Обозрнія’, показываетъ однако, повидимому, что мы иметъ дло съ писателемъ, дйствительно, высокаго достоинства. Такъ ‘Критическое Обозрніе’ и понимаетъ г. де-Роберти, такъ онъ и самъ себя понимаетъ. Между прочимъ, ‘Критическое Обозрніе’ поминаетъ ‘скромность’ г. де-Роберти, озаглавившаго свою работу просто: notes sociologiques, ‘соціологическія замтки’. Но вотъ теперь эти самыя notes явились отдльнымъ изданіемъ по-русски, подъ заглавіемъ уже далеко не столь скромнымъ, а именно: ‘Международная научная библіотека. Соціологія. Евгенія де-Роберти. Спб. 1880’. Подобной книги, конечно, нтъ ни въ природ, ни въ другихъ мстахъ. ‘Соціологія’ г. де-Роберти единственна въ своемъ род. Европейскіе ученые пишутъ ‘соціологическіе опыты’, ‘элементы соціальной науки’, ‘основанія соціологіи’, прибгаютъ къ еще боле частнымъ и скромнымъ заглавіямъ, и самъ г. де-Роберти является въ Европ съ скромнымъ видомъ автора ‘соціологическихъ замтокъ’. Но у себя въ отечеств онъ не считаетъ нужнымъ церемониться и пишетъ просто ‘Соціологія’. Совершенно такъ же, какъ тотъ генералъ, который говоритъ своему лакею: зачмъ ты, братецъ, меня все Иваномъ Ивановичемъ зовешь, зови просто ‘ваше превосходительство’. Оно и натурально. Книга г. де-Роберти есть до сихъ поръ единственный представитель русскаго отдла ‘международной научной библіотеки’. Понятно, что г. де-Роберти иметъ вс резоны для самодовольства.
Никакихъ, милостивые государи, ровно никакихъ резоновъ. Самодовольнымъ можно быть всегда и везд, даже на ркахъ вавилонскихъ, но быть заслуженно-самодовольнымъ, по крайней мр, по нашему времени, такъ трудно, такъ трудно, что даже почти невозможно. И если кто громоздится на пьедесталъ, не весьма не трудно его свести съ онаго.
Что такое ‘Международная научная библіотека’? Дло это затяло еще въ 1871 году ‘Британское общество для споспшествованія наукамъ’. Съ тхъ поръ международная научная библіотека подвинулась довольно далеко, выпустивъ не одинъ десятокъ томовъ. Это все общедоступныя сочиненія по самымъ разнообразнымъ вопросамъ, издающіяся единовременно на французскомъ, нмецкомъ и англійскомъ языкахъ. Въ числ англійскихъ авторовъ фигурируютъ Тиндаль, Гёксли, Леббокъ, Вэнъ, Сженсеръ, Карпентеръ, Маудсли и проч., изъ французовъ Клодъ Бернаръ, Катрфажъ, Вюрцъ, Кетле, Тэнъ, Бертело и проч., изъ нмцевъ Вирховъ, Лейкартъ, Штейнталь, Вундтъ и т. д. Все изданіе ведется подъ наблюденіемъ особаго комитета ученыхъ. Въ 1874 году, редакція журнала ‘Знаніе’ возымла благое намреніе издавать, по крайней мр, нкоторыя изъ сочиненій, входящихъ въ составъ международной научной библіотеки, на русскій языкъ. Вмст съ тмъ, она предприняла привлечь и русскихъ ученыхъ къ международной научной библіотек. Такимъ образомъ, возникъ русскій отдлъ этой библіотеки и хотя въ объявленіяхъ о немъ довольно смутно говорилось объ отношеніяхъ русскаго отдла къ французскому, нмецкому и англійскому, но все-таки русскій отдлъ былъ, кажется, не совсмъ миъ. По крайней мр, было опубликовано, что онъ состоитъ подъ контролемъ особаго комитета, состоящаго изъ гг. Бутлерова, Костомарова и Сченова. Публиковались даже названія сочиненій, долженствующихъ войти въ составъ русскаго отдла. Тутъ значились: г. Костомарова ‘Историческое значеніе русскаго народнаго пснотворчества’, г. Капустина ‘Международныя отношенія’, г. Якобія ‘Элементы гигіены’ и др. ‘Соціологіи’ г. де-Роберти, однако, въ этомъ списк не было. Все это Дло давно уже лопнуло. Редакція ‘Знанія’, издавъ нсколько переводныхъ сочиненій изъ международной научной библіотеки и не издавъ ни одного русскаго, пріостановила свою дятельность, да и само ‘Знаніе’ превратилось.
Что же означаетъ посл всего этого пышная надпись на книг г. де-Роберти ‘Международная научная библіотека?’ Ровно ничего, кром того, что г. де-Роберти очень собой доволенъ, но доволенъ совершенно незаслуженно. Что касается содержанія ‘Соціологіи’, то его можно характеризовать однимъ словомъ — вода, вода, мстами, какъ и слдуетъ быть хорошей вод, безъ вкуса, безъ цвта и безъ запаха, а мстами мутноватая. Многія и многія страницы г. де-Роберти посвящаетъ, напримръ, вполн элементарнымъ и даже вполн ненужнымъ по своей элементарности соображеніямъ объ томъ, что соціологическихъ фактовъ много, а соціологія, какъ наука, все-таки бдна. Есть и жеванныя и пережеванныя мысли по поводу разногласія Спенсера съ Контомъ насчетъ классификаціи наукъ. Есть весьма недожеванныя и весьма вообще подозрительнаго достоинства соображенія значеніи ‘описательнаго’ метода въ соціологіи. Есть и разное другое въ этомъ род, но ‘соціологіи’, конечно, нтъ. Все это изложено тмъ благосклоннымъ, грасирующимъ тономъ ‘буароднаго чеаэка’, которымъ еще недавно говорили чувствующіе свое достоинство старопечатные дворяне. Но любопытно все-таки знать, причемъ тутъ международная научная библіотека? Любопытно, ибо сочиненіе г. де-Роберти не появлялось до силъ поръ ни на нмецкомъ, ни на англійскомъ языкахъ, какъ непремнно было бы, еслибы ‘Соціологія’ нашего ученаго отечественной фабрикціи входила въ составъ международной научной библіотеки. Весьма также позволительно сомнваться, чтобы сочиненіе это находилось на просмотр у котораго-либо изъ ученыхъ комитетовъ, наблюдающихъ за изданіемъ международной научной библіотеки. Можетъ быть, во французскомъ отдл ‘Соціологія’ г. де-Роберти и появится, такъ какъ она была предварительно напечатана въ журнал гг. Литтре и Вырубова, которые, хотя и не участвуютъ въ редижированіи международной научной библіотеки, но имютъ, конечно, подходящія связи. Въ конц-концовъ, пышная надпись на книг г. де-Роберти, сама по себ ровно ничего не говорящая ни уму, ни сердцу читателя, показываетъ, однако, къ какимъ, либо ребяческимъ, либо… какъ бы это сказать повжливе… безцеремоннымъ пріемамъ долженъ по ныншнему времени прибгать русскій человкъ для приданія себ самодовольнаго вида. Я утверждаю, что двусмысленное появленіе единственнаго тома русскаго отдла международной научной библіотеки совсмъ не случайный эпизодъ изъ исторіи современнаго русскаго просвщенія. Можетъ показаться случайнымъ то обстоятельство, что редакція ‘Знанія’ не довела своего предпріятія нетолько до конца, а и до начала. Допустимъ, что и то случайно, что не нашлось продолжателей у ‘Знанія’ ни между издателями, ни между самими русскими учеными. Но изъ всхъ этихъ якобы случайныхъ слагаемыхъ получается совершенно не случайный итогъ: русскаго отдла международной научной библіотеки нтъ и въ настоящую минуту быть не можетъ. Одна ласточка весны не длаетъ, а такая безцеремонная или забавная ласточка, какъ ‘Соціологія’ г. де-Роберти, даже съ особенною ясностью оттняетъ отсутствіе весны. Есть, хоть ихъ и немного, очень почтенные и европейски извстные русскіе ученые, такъ что въ смысл наличности подходящаго матерьяла, собственно говоря, не видится никакого препятствія для образованія русскаго отдла международной научной библіотеки. Но не хватаетъ тхъ общественныхъ факторовъ, безъ которыхъ весь этотъ матерьялъ осужденъ либо оставаться въ письменныхъ столахъ или даже только въ головахъ авторовъ, либо появляться спорадически, и во всякомъ случа не можетъ сложиться въ общественное предпріятіе, какова международная научная библіотека. Для этого, требуется извстный запросъ со стороны общества, извстная готовность со стороны ученыхъ людей удовлетворить этому запросу или даже вызвать его, извстное единеніе между самими учеными людьми, единеніе на почв интересовъ науки, сознательно удовлетворяемыхъ въ качеств общественной цли. Въ свою очередь, эти факторы требуютъ для своего осуществленія ряда другихъ условій, которыхъ у насъ тоже нтъ. И вотъ почему я утверждаю, что отсутствіе русскаго отдла международной научной библіотеки нисколько не случайно. Г. Евгеній де-Роберти можетъ, конечно, издать еще и еще сочиненіе съ надписью ‘международная научная библіотека’, какъ это, впрочемъ, можетъ сдлать и всякій другой русскій писатель. Но изъ этого все-таки ровно ничего не выйдетъ. Не выйдетъ, по крайней мр, того учрежденія, которое такъ разрослось во Франціи, Германіи и Англіи подъ именемъ международной научной библіотеки.
Повторяю, когда нтъ литературы, ничего нтъ. Показатель ли это только или причина, разсуждать не будемъ. Во всякомъ случа, господа ученые — это, конечно, къ г. де-Роберти не относится, потому что, какой же онъ ученый, онъ шалунъ — сбавьте немножко своего самодовольства и посыпьте, подобно намъ, главы свои пепломъ. То отсутствіе всякаго присутствія, отъ котораго мы изнываемъ, рано или поздно настигнетъ васъ даже за твердынями объективно-научной критики. Только вы, можетъ быть, это не такъ скоро замтите и все будете гладить себя по голов и думать вслухъ: ахъ, какъ мы хороши! Нтъ, господа, совсмъ не хороши. Право даже хуже насъ, гршныхъ, потому что мы вотъ, по крайней мр, тоскуемъ. Скучно оно, конечно, и читателю скучно, а намъ вдвойн, но, по крайней мр, эта скука свидтельствуетъ о томъ, что мы не утратили способности воспринимать впечатлнія отъ вншняго міра. А вы ликуете. Вы думаете, что вы и въ самомъ дл находитесь въ безвоздушномъ пространств объективно-научной критики, гд нтъ ни коня съ копытомъ, ни рака съ клешней…