Литература моей жены, Косякевич Винцент, Год: 1889 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Винцентъ Косякевичъ.
Литература моей жены.

Утромъ, прямо съ постели, я всталъ, подошелъ къ стн, на которой вислъ календарь, и оторвалъ листокъ со вчерашнимъ числомъ. Сегодня — многознаменательный день въ моей жизни. День тринадцатаго декабря. Число это отпечатано толстыми черными цифрами. Внизу, маленькими буквами, помщено имя святой, празднуемой въ этотъ день,— святой Люціи.

Именины моей жены. Вотъ уже четвертый годъ я праздную этотъ день, одинокій, покинутый.

Долго стоялъ я, всматриваясь въ листокъ календаря. Меня пробудилъ стукъ въ дверь. Принесли цвты, еще вчера заказанные мною въ цвточномъ магазин. Я началъ поспшно одваться. Изъ-за двери меня спрашиваютъ, буду ли я пить кофе.

— Нтъ, благодарю, Эльжбета, мн некогда, да, къ тому же, я вовсе не голоденъ. И, кром того,— поспшилъ прибавить я,— я сегодня и обдать не буду.

Эльжбета на этотъ разъ не заворчала, хотя иметъ привычку ворчать всегда, когда я предупреждаю, что не буду обдать дома. Часовая стрлка подходила уже къ десяти. Я надлъ пальто, подошелъ къ бюро и досталъ оттуда нсколько тоненькихъ книжечекъ въ черномъ клеенчатомъ переплет. То была ‘литература моей жены’.

Спустя четверть часа, я сходилъ съ лстницы съ этими книжечками въ карман и съ двумя внками въ рукахъ. Путь мн предстоялъ на Повбизки {Кладбище близъ Варшавы. Примч. перев.}. У заставы я расплатился съ извощикомъ и пошелъ на кладбище пшкомъ вдоль старой стны, изъ-за которой виднлись печальныя, безлиственныя, мертвыя деревья. Мертвыя… но это не вчная смерть. Весною эти деревья проснутся, оживутъ. Только т, что лежатъ тамъ, подъ землею, не проснутся никогда. Для нихъ все кончено.

Я вошелъ на кладбище въ первыя ворота. Земля, такъ скупо распредленная между здшними обитателями, кое-гд была покрыта пятнами грязнаго, тающаго снга. Я прошелъ широкую улицу, обставленную каменными и желзными памятниками, миновалъ огромный, во сто разъ печальнй самой смерти, склепъ, миновалъ вторыя, внутреннія ворота. Здсь, на этомъ скромномъ клочк земли, усыпанномъ черными крестами, была и ея могила. Могила Люціи была послдняя въ одномъ изъ рядовъ.

Я положилъ два внка на маленькомъ бугорк земли, который прикрывалъ все, что я любилъ когда-то…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я успокоился.

За оградой кипла жизнь. На широко-раскинувшемся пол стояли хатки предмстья, по дорожкамъ, перерзывающимъ эти поля, хали телги, шли люди. Тутъ же за оградой широко размахивали четыре крыла втряной мельницы. Неустанный грохотъ колесъ долеталъ сюда и нарушалъ тишину этой обители смерти.

Я слъ на деревянной лавочк у забора вблизи могилы Люціи и вынулъ изъ кармана одну изъ маленькихъ черныхъ книжекъ. Съ глубокимъ волненіемъ началъ я переворачивать страницы, испещренныя блдными слдами карандаша. То была обыкновенная книжка, въ которой хорошія хозяйки записываютъ свои мелочные расходы.

Вотъ дюжина рюмокъ, мисокъ и блюдъ, которыми мы забыли снабдить свое хозяйство передъ нашею свадьбой. Ниже — чай, сахаръ, хлбъ, снова сахаръ, мясо, масло, и опять хлбъ. И то же самое на нсколькихъ страничкахъ. Да, первые мсяцы нашей совмстной жизни прошли не въ роскоши. Я задолжалъ, чтобы хоть кое-какъ устроить наше гнздышко, а теперь приходилось платить и долги, и проценты. Первый мсяцъ: половина жалованья пошла на уплату долга. А потомъ снова хлбъ, чай, сахаръ, мясо, хлбъ и опять хлбъ.

Вс наши расходы были написаны на одной сторон листка, на другой стояла колонна цифръ.

И опять хлбъ, черезъ дв, черезъ три строчки. Я отлично помню т круглые, трехфунтовые караваи хлба, что Люція приносила въ корзинк. Придя домой, въ нашу квартирку на третьемъ этаж, она весело улыбалась, чтобъ я не подумалъ, что высокая лстница утомляетъ ее. Она ставила на столъ корзинку, изъ которой выкладывала каравай хлба, и тотчасъ же записывала новый расходъ въ свою книжку.

Хлбъ, хлбъ, хлбъ! Какое огромное количество хлба съли мы за это время! Каждый день фигурируетъ эта рубрика, а напротивъ нея стоитъ цифра: двадцать четыре гроша.

Въ то время жалованья я получалъ тридцать рублей, изъ которыхъ десять шло на удовлетвореніе кредиторовъ. Но это обстоятельство вовсе не огорчало насъ. Люція была такая чудесная хозяйка, что мы ни въ чемъ не испытывали лишенія.

Но въ книжечк появляется новое слово: картофель. Значитъ, наступила глубокая осень. Люція не покупала картофеля, пока онъ былъ дорогъ, считался новинкой. Подъ картофелемъ снова хлбъ. Подъ нимъ соль. Но что это такое? вино! да, да, тутъ ясно написано: вино, рубль двадцать копекъ бутылка, и печенье. Что же это за празднество? Ахъ! Это семнадцатое сентября, мои именины! А затмъ опять хлбъ, сахаръ, хлбъ…

Ага! уголь. Подошла зима. На другой страниц снова уголь. На третьей угля не значится. Должно быть, наступила оттепель. Но черезъ нсколько страницъ уголь появляется снова, и этимъ словомъ оканчивается первая книжка.

Я вынулъ другую книжку. Она начинается хлбомъ, затмъ слдуетъ уголь. И такъ дале, копечныя цифры, изрдка прерываемыя огромною цифрой семи рублей, противъ которой значится объясненіе: квартира за мсяцъ…

А вотъ и еще что-то необычное: сливокъ кварта, грибовъ полфунта, — что это такое? День двадцать четвертаго декабря, — канунъ Рождества. Есть даже меню обда: грибной супъ, потомъ жареныя сельди, капуста съ грибами и компотъ изъ чернослива. Я бойню этотъ нашъ первый канунъ Рождества… мы были тогда такъ веселы, такъ счастливы!… А на первый день Рождества у насъ былъ жареный заяцъ. Слдующія страницы не заключаютъ ничего новаго. Жизнь наша шла обычною колеей. Ламповое стекло. Вроятно стекло лопнуло во время моихъ занятій, вроятно, я позабылъ уменьшить огонь. А! вотъ и еще праздникъ,— вино и пирожное. То шестой день апрля — годовщина нашей свадьбы. Черезъ дв страницы является такое необыкновенное замчаніе: ‘Втораго мая послдній платежъ долга. Всего уплачено сто тридцать рублей’.

Какой это радостный день былъ для насъ! Съ той поры книжка становится какъ будто бы боле веселою. Хлбъ повторяется гораздо рже. За то появляются булки. Черезъ четыре страницы — масло, иногда кофе, но рдко. А вотъ и новая статья расхода: лкарство.

Въ это время у меня болли глаза. Приходилось много заниматься по ночамъ, а комнатка у насъ была маленькая, низкая. Дальше записанъ задатокъ за квартиру.

Въ это время я уже выздоровлъ, если сопоставить время между двумя этими помтками, то выходитъ, что я прохворалъ дв недли. Потомъ мы немедленно перемнили квартиру. Новая комната была больше и выше, а платили мы за нее, какъ значится въ книжк, девять рублей.

Третья и четвертая книжка не рознятся существенно отъ второй. То же самое — хлбъ, сахаръ, булки, кофе… Кое-гд, только очень рдко, является расходъ на обувь или на платье. Пятая книжка начинается радостною новостью: ‘Сегодня мужу прибавили жалованья’. Да, я получилъ награду и десять рублей въ мсяцъ прибавки. Но въ книжк ничего не измнилось, разв только съ великимъ трудомъ можно отыскать слдъ двухъ билетовъ въ раекъ или найма извощика за городъ въ праздничный день. Но въ общемъ — все то же самое.

Люція ничего не хотла измнять въ обстановк нашей жизни и отвергала вс мои проекты о перемн квартиры или найм кухарки. Когда я настаивалъ, она доставала старый бумажникъ и, улыбаясь, показывала мн нсколько десятирублевокъ. ‘Видишь.— говорила она въ такихъ случаяхъ,— у насъ ничего не было бы на черный день. Зачмъ намъ брать кухарку, если я совсмъ здорова, а всякая работа идетъ мн на пользу?’

Седьмаго декабря записано: зимнее пальто мужу,— сорокъ рублей. Пальто поглотило всю экономію моей жены.

Но послдняя книжка не окончена. Въ ней остались три пустыхъ, неисписанныхъ листка. Въ начал отмчены три визита доктора. Люція захворала, а я былъ въ отчаяніи, что не могу проводить цлые дни у ея постели. Я долженъ былъ обязательно высидть восемь часовъ въ канцеляріи, да,.кром того, приносилъ домой цлую гору бумагъ. Короче говоря, меня измучили работой. Въ канцеляріи царилъ ужасный хаосъ. Открыты разныя злоупотребленія, взяточничество. Начальникъ отдленія подалъ въ оставку, бухгалтеръ и его помощникъ уволены безъ прошенія. Я работалъ за нихъ за всхъ, не переставая работать за себя.

Тогда-то я и нанялъ Эльжбету, которую намревался оставить и посл выздоровленія Люціи. Никакія слова и доказательства не заставятъ меня измнить мое ршеніе. Кто знаетъ, теперешняя болзнь Люціи не есть ли послдствіе утомленія?

Но, несмотря на болзнь, Люція не перестала заниматься хозяйствомъ и записывать расходы въ книжечку. Какъ грустно смотритъ это вино, купленное по предписанію врача! А сколько разъ на страниц попадается слово лкарство! Болзнь Люціи затягивается. Она продолжается цлый мсяцъ. Я самъ чувствую, что почти падаю отъ усталости. Ночь я провожу въ кресл, не раздваясь, и вскакиваю при каждомъ движеніи Люціи. А днемъ эта ужасная работа, уносящая остатки моихъ силъ,— работа, которой хватило бы на четырехъ человкъ.

Но пришло время, когда все это кончилось. На меня свалилась награда. Директоръ позвалъ меня въ свой кабинетъ и собственноручно передалъ мн указъ о назначеніи меня бухгалтеромъ. Дв тысячи рублей жалованья! На такое счастье я могъ разсчитывать разв только черезъ десять лтъ! Обрадованный, я побжалъ къ постел моей жены. ‘О! теперь,— думалъ я,— конецъ всмъ нашимъ бдамъ. Теперь я не позволю ей прикоснуться ни къ какой работ. Мы наймемъ кухарку и мальчика, и будемъ жить спокойно, безъ всякой заботы. Я вознагражу тебя за эти годы нужды и лишенія!’

Люція сразу увидала перемну во мн.

Я разсказалъ ей все съ такою врой въ будущее, и эта новость, казалось, лучше подйствовала на нее, чмъ аптекарскія стклянки, уставленныя на ея стол.

Люція радостно улыбнулась мн, какъ будто самыя лучшія ея мечтанія осуществились… и въ ту же ночь… умерла.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Она не раздлила со мной жизни, которая общала покой и счастье. Скрасивъ долгіе годы моей борьбы за кусокъ хлба, она довела меня до порога безбднаго существованія и… оставила меня одного. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Наступалъ вечеръ. Солнце зашло, не показавшись ни разу въ теченіе дня. Коротокъ зимній день… Я забралъ книжки моей жены и медленнымъ шагомъ удалился отъ мста ея вчнаго успокоенія. За заставою на улицахъ города — шумъ и движеніе. Опять я услыхалъ грохотъ экипажей, говоръ тысячеголосной толпы народа.

Я вступалъ въ этотъ очагъ лихорадочнаго движенія съ неохотой, съ неохотой подчиняясь сил предначертанной мн судьбы. На всей земл для меня нтъ никакой утхи и радости съ той минуты, когда ее зарыли въ землю…

В. Л.

‘Русская Мысль’, кн.XI, 1889

Винцентъ Косякевичъ. Литература моей жены.

Читайте также:

Винцентъ Косякевичъ.
Литература моей жены.