Сегодня, 22 іюля, исполнилось 20 лт со дня смерти выдающагося русскаго художника, И. И. Леватана.
В исторіи развитія русскаго пейзажа Левитан оказался и роли русскаго ‘барбизонца’. Он не только завершил и своем творчеств так называемое реалистическое направленіе, но и направил русскій пейзаж в новое русло. Подобно французским барбизонцам, пейзаж для него был не только декораціей, но и извстным состояніем души. Левитан обновил технику русскаго пейзажа, дал новый рисунок, обогатил палитру новыми красками. Главное же он сумл как бы заглянуть за грань вещественнаго лика природы, прочувствовать и передать психологію пейзажа, его настроеніе. А вмст с тм он умя заставятъ заговорить природу языком человческих чувств. Вложить в пейзаж и настроеніе тихой грусти, и почти безнадежную теску, и умиленность предзакатнаго раздумья. Он не искал для пейзажа красивых утолков, эффектных сочетаній. Он искал красоту в повседневной, простой жизни природы. И находил, ибо умл соединить частное с общим. Умл везд находить великое ‘нчто’. В одном из писем он говорит: ‘Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал это божественное нчто, разлитое во всем, но что не всякій видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, а постигается любовью’.. В другом письм он также говорит о том, как глубоко он чувствует ‘безконечную красоту окружающаго, подмчает сокровенную тайну, видит Бога во всем’…
Он страдал от того, что не мог выразить с желаемой полнотой эти большія ощущенія. И он упорно боролся за эти достиженія.
О характер этого упорнаго труда можно судить по слдующему свидтельству Александра Бенуа: ‘Как долго, иногда годами, бился он над иным простйшим мотивом, переиначивая все снова, недовольный тм или другим, еще замтным диссонансом, мнял иногда всю композицію, раз ему казалось, что, его поэтическая и живописная мысль недостаточно ‘очищена’. Иногда он только потому считал свою картину неоконченной, что на ней было слишком много подробностей, т. е. именно за то, что нравилось бы публик’.
В результат этого упорнаго труда Левитан достиг не только высокаго техническаго совершенства, проложившаго новые пути для послдующих русских пейзажистов, но ему удалось передать на полотне ‘сокровенную тайну природы’. И он научил нас открывать эту тайну и находить красоту и той повседневности скромнаго русскаго пейзажа, гд до него, и не подозрвали ни тайны, ни красоты.
Вс его пейзажи, не смотря на кажущуюся их вншнюю неподвижность, пустынность, полны глубокой внутренней жизни, полны тепла и трепета великой матери-земли.
В его пейзажах не видно людей будто только для того, чтобы подчеркнуть, как интенсивно живет ‘мртвая’ природа.
Вот ‘Весна — большая вода’. Сколько движенія таит в себ эта с виду неподвижная, большая, весенняя вода! А деревья залитыя водою, готовыя раскрыть свои почки, а весеннія легкія облака, будто застывшія, и вчно измнчивыя!
Вот ‘Буря дождь’, разразившаяся над штабелями дров в вырубленном лсу. Разв эти одинокія, уцлвшія от порубки, мокрыя, гнущіяся от втра березы не напоминают безутшно-склоненных родственников над могилами близких?
Будто финал к толстовскому разсказу о смерти березы…
А вот ‘В сумерки’. Деревенская церковка, кладбище, озаренныя не заходящим солнцем, а уже только его отблесками на облаках. И все это отражается и тихой поверхности озера… Короткій момент, когда послдніе лучи свта так причудливо играют на облаках.
Даже дорожки (‘Тропинка’) и гати (‘У Омута’) живут у Левитана своей особой жизнью и невольно уводят зрителя и таинственную даль…
Но одной из характерный и значительных особенностей творчества Левитана было то, что он первый проникся своеобразной красотой именно русскаго пейзажа.
Сам Александр Бенуа признавался, что именно Левитан заставил его поврить и красоту русской природы. Оказалось, что ‘прекрасен холодный свод ея неба, прекрасны ея качающіяся в дождь березы, прекрасны синія тни по весеннему снгу, алое зарево закатнаго солнца и бурныя, весеннія рки. Прекрасны вс отношенія ея особых красок, самых даже вялых, чахлых, срых. Прекрасны вс линіи, даже самыя спокойныя и простыя’.
Левитан любил русскій пейзаж и его необходимый аксессуар,— русскія деревенскія церковки. Он любил заходить и час вечерней молитвы в эти старыя, уютныя церковки. Он любил их простую, наивную, милую архитектуру.
Любил закатное сіянье на церковных крестах. Посл него осталась цлая коллекція этюдов таких церковных крестов.
Левитан, еврей, как никто из русских до него проникся красотой русскаго пейзажа и научил русских художников понимать эту красоту. А понимать ее, как понимал сам Левитаи, доступно не чрез разум, а чрез великую любовь.
Своим творчеством, так глубоко проникнутый подлинным русским національным настроеніем, еврей Левитан засвидтельствовал глубокую любовь к родин — Россіи.
Как не вяжется это с тем нездоровым ‘націонализмом’, который не может осознать себя иначе, как враждебно противопоставляя себя всему ‘инородческому’!