‘Лесная лилия’, Белкина Любовь Михайловна, Год: 1910

Поэзия
Время на прочтение: 73 минут(ы)
Скачать в PDF

Любовь Блкина.

‘ЛСНАЯ ЛИЛІЯ’.

СТИХИ.

Книгоиздательство ‘ИКАРЪ’.
МОСКВА.
Типографія И. Т. Сапрыкина, Сртенка, д. No 32.
1910.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

‘Жизнь’.

Лилія
Жизнь
Гармонія
Мостъ
Герой
Безумцы
Война
Христосъ
Въ оны дни
Изсякшій источникъ
Путь безконечности
Книга тайнъ

‘Смерть’.

Черная птица
Жертва вечерняя
Ночь
Ласка послдняя
Berceuse
Вчность баюкаетъ

‘Я’.

Credo
Власть скорби
Сердце звенящее
Я
Но если?
Моя псня
О чемъ я тоскую?
Тамъ счастье!
‘Горе проснувшимся въ ночь безысходную’
Сынъ Агасфера
Въ хоровод мертвыхъ
Пастораль
Творчество
Omnia mea
Дитя солнца
Душа

‘Люди’.

‘Мы’
Будни
Тайникъ
Я ненавижу
Новый Годъ
Въ тюрьм
Звзды упавшія
Царство лилипутовъ
Памяти В. Ф. Коммиссаржевской
Странники міра
Лучезарное королевство

‘Міръ’.

Изъ Маріи Конопницкой
Наедин
Надъ моремъ
Городъ
Подъ псни мятели
За гранью стеколъ
Цвтникъ
Чары
Моя жатва
Мгновенья
Вечеръ въ студіи
Золотой улей

‘Невдомое’.

Могила мамы
Амарилисъ
Голоса невнятные
Memento
Зачарованный кругъ
Весенній этюдъ
Материнство
Кладбище

‘Сны’.

Милымъ, забытымъ!
Rverie
Сонъ
Дорога
Голубыя тни
Сонъ въ Зимнюю ночь
Неясный сонъ
Въ Золотистой нирван
Маякъ
Волна и камень
Мистическій цвтокъ

‘Красота’

Мистерія
Жертвенникъ
Лунная элегія
Каменные боги
Ивы и псни
Забытое
Весной
Надъ тишью
Скоро весна!
Одно прекрасное
Цвты въ снгу
Зной
Эолова арфа
Терцетъ
Счастье
Croquis
Могила рыцаря
Венера въ Лувр

‘Любовь’.

Пальмовый лсъ
Въ черной мгл
Молодые орлы
Серенада Брага
Въ лучахъ зари
Quasi una fantasia
Warum?
Ночныя грани
Въ прошломъ
Infinitas
Дти
Родина псенъ

‘Народъ’.

У гроба Мессіи
Какъ море
Плотина
Изъ Маріи Конопницкой
Посл бури
Пасхальная ночь
Въ моей отчизн
Ненависть
Факелъ угасшій
Нмой
Сверное сіянье

‘Фрески Пантеона’.

Черный внокъ
Снгъ
Огонекъ
Тамъ и здсь
Requiem
Блый Лебедь

‘Paysage intime’.

Лсная ночь
Весеннее
Блики солнца
Полевые цвты
Въ лсу
Поздній часъ
Закатъ въ город
Осень въ лсу
Боръ
Осень
Maestro
Чудеса солнца
Дтскій садъ
Музыка
Дворецъ
Орхидеи
Дождь

I.
‘Жизнь’

Лилія.
На рабочемъ стол горделивой и пышной царицей,
Цломудренной нжной Венерой присутствуешь ты,
Но сугробъ подъ окномъ и мятель по сугробамъ дымится…
О какъ больно, какъ жаль! Какъ ужасно не въ пору родиться,
Милый, алый цвтокъ мой, дитя красоты!
Въ полутемномъ углу возл бревенъ холодныхъ,
Пробудившись отъ сна,— но не въ пору весны,
Рвется бабочка въ высь, погибаетъ въ усильяхъ безплодныхъ…
О, какъ больно, какъ жаль! Какъ ужасно на крыльяхъ свободныхъ
Безотрадной зимой трепетать возл мертвой стны.
Съ каждымъ часомъ блднй лепесточки у лиліи алой,
Сколько страшныхъ морщинъ, сколько судорогъ въ ткани цвтка…
Тотъ, что первый расцвлъ, изнемогъ и поникъ уже вялый —
Какъ страшна тишина, агонія надежды усталой,
Побжденная жизнь, побдившая смерть и тоска!
Съ каждымъ мигомъ слабй у измученной бабочки крылья…
Въ каждомъ взмах ихъ крикъ, въ трепетаньяхъ призывъ имольбы…
Къ солнцу ей не взлетть! Мертвыхъ стнъ не раздвинутъ усилья!
О какъ страшно смотрть на геройскую драму безсилья,
На трагедію мукъ, беззавтной неравной борьбы!
Зимній день догорлъ… Ты проснешься ли завтра, царица?
Умираетъ у ногъ твоихъ бабочка въ розовой мгл…
А сугробы растутъ и метель по сугробамъ дымится…
Какъ ужасно не въ пору родиться
И не во время жить на земл..
Жизнь.
Быстро и шумно рка многоводная
Къ дальнему морю течетъ…
Шире, что часъ, ея удаль свободная,
Глубже, что день, въ ней быстрина холодная,
Въ даль она бурно влечетъ.
Въ пропасти влажныя, въ пропасти черныя,
Мутныя воды съ размытыхъ полей
И молодые ключи непокорные,
Воды кристальныя, воды нагорныя,
Вмст сливаются въ ней.
Въ свтлыхъ струяхъ ея солнца сіяніе,
Образы тучекъ съ небесныхъ высотъ,
Въ музык волнъ ея слышны рыданія
Съ тихою псней любви, оправданія,
Съ вчнымъ призывомъ ‘впередъ!’
Въ море безбрежное, въ вчность безгласную
Мчится живая волна,
И, просвтляясь борьбой ежечасною,
Чистой, затихшей и дивно-прекрасною
Въ море вольется она.
Гармонія.
Гд были могилы покрытыя славой,
Тамъ выростутъ лавры и море цвтовъ:
Земля, пресыщенная пищей кровавой,
Цвтущею жизнью украсится вновь.
Промчатся столтья — и юность безпечная
Цвты улыбаясь сорветъ съ тхъ могилъ
И будетъ прекрасна весна безконечная
На праздник творческихъ силъ!
Погибшимъ подъ игомъ страданья гнетущаго,
Безвременья бднымъ сынамъ,
О будетъ ли мсто на пир грядущаго,
О будетъ ли мсто и намъ?
Въ могилы, гд скорбныя дти ненастья
Мы спимъ, изнемогши отъ мукъ,
Проникнетъ ли псня грядущаго счастья,
Дойдетъ ли до насъ ея звукъ?
Т гимны блаженнаго дня лучезарнаго
Пошлютъ ли свой отзвукъ текущимъ часамъ?
Согрютъ ли грудь, среди горя кошмарнаго?
Поднимутъ ли мысль къ небесамъ?
Мостъ.
Терновый мостъ повисъ надъ океаномъ.
Надъ бездной — путь къ таинственнымъ горамъ.
Въ лучахъ вершинъ, окутанныхъ туманомъ,
Сіяетъ храмъ.
Изъ мглы долинъ, будя въ сердцахъ тревогу,
Подъ кровъ жилищъ безропотныхъ рабовъ,
Сзывая всхъ на поклоненье Богу,
Несется зовъ.
Еще не вс разбужены призывомъ,
Въ грязи и тьм не всмъ видна тропа.
Но — внемлетъ міръ! Объятая порывомъ
Ростетъ толпа.
Что день, что часъ, послы родного края
Восходятъ вновь на выси горъ бойцы,
Вплетаютъ въ мостъ, дорогу расширяя,
Свои внцы!
Пусть бьетъ волна съ враждою безполезной,
Воздвигнутъ мостъ цной кровавыхъ мукъ,
И устоитъ надъ разъяренной бездной
Созданье нашихъ рукъ.
Пусть ждетъ толпа. Но рыцари стремленій
Пойдутъ впередъ!.. И свтитъ свтъ костровъ
На дальній путь грядущихъ поколній
За грань вковъ!
Герои.
Идетъ онъ въ горы стезей тернистой
Надъ крутизной,
Но слышенъ голосъ изъ дали мглистой:
‘Иди за мной!’
Въ горахъ — пустыня, снга и льдины
И мракъ ночной…
Въ долин — солнце, я сынъ долины,
Тамъ — край родной.
Но, обративши къ долинамъ взоры,
Къ стран родной,
Зоветъ онъ снова: ‘иди на горы,
Иди за мной!’
‘Иди за мною! Изъ ндръ вершины
‘Бьетъ ключъ во льду…
‘Открой дорогу сынамъ долины!
Иди!’ — Иду!
Безумцы.
Темна, непонятна, мрачна и сурова
Холодная ночь воцарилась вокругъ.
Какъ узникъ въ невол, какъ псня безъ слова
Скорбитъ и тоскуетъ мой скованный духъ.
Здоровъ и спокоенъ, кто сноситъ безъ боли
Свой плнъ безысходный въ стнахъ крпостныхъ,
Кто сросся съ темницей, съ молчаньемъ неволи,
Не чувствуетъ цпи на крыльяхъ своихъ!
Что длать безумцамъ? Имъ снится свобода,
Ихъ мучатъ виднья изъ солнечныхъ сферъ,
Ихъ стны калчатъ — и жажд исхода
Лишь смерть открываетъ завтную дверь.
Безумцы! Вы — жертвы за вс преступленья…
Одна вамъ дорога — изъ вашихъ оковъ!..
Пусть свтъ вашей жертвы на вс поколнья
Съ костровъ вашихъ свтитъ за грани вковъ!
Но бойтесь покинуть Голгоы вершину,
Но бойтесь спуститься на шагъ съ высоты!
Какъ мертвые камни падете въ долину
И васъ не украсятъ цвты!
Чего ни коснетесь вы жадной рукою,
Все пепломъ и прахомъ изъ рукъ упадетъ,
И радость исчезнетъ предъ вашей тоскою,
И солнце предъ вами за горы зайдетъ.
Война.
Опять, опять въ багровыхъ тучахъ небо!
Идетъ гроза, грохочетъ громъ вдали,
И всходы нжные посяннаго хлба
Въ темнющихъ поляхъ приникли до земли.
Гроза, гроза идетъ! Угрозой пламеня,
Ужъ встала тучъ кровавая волна,
И въ душномъ воздух все ближе, все грозне
Зловщимъ шепотомъ звучитъ: ‘война, война!’
Война! И слышу я рыдающіе звуки
Военной музыки, играющей походъ…
Сквозь гимны удали — послдній зовъ разлуки
И грозный барабанъ, скликающій народъ.
Подъ срой дымкою разсвта рокового
Покорно движутся колоннами полки…
На сонныхъ улицахъ колеблются сурово
Щетиной зыбкою холодные штыки.
Эмблемой траура съ тріумфомъ погребальнымъ
Знамена высятся надъ головой солдатъ,
И въ звукахъ музыки отчаяньемъ прощальнымъ
Привты родин послдніе звучатъ.
Война! И вижу я: медлительно-лнивый
Съ пожарищъ дымъ ползетъ надъ заревомъ ночнымъ,
И трупы юношей средь вытоптанной нивы,
И стаи вороновъ, слетвшіяся къ нимъ…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Война! И слышу я, какъ плачетъ мать о сын,
Какъ плачетъ родина о павшихъ на войн…
А тамъ… забытыя могилы на чужбин,
Могилы юношей въ далекой сторон.
Христосъ.
Онъ жилъ, училъ… Божественной печали
Не понялъ міръ. Толпой слпыхъ рабовъ
Онъ преданъ былъ. И небеса молчали…
И на крест Онъ умеръ за любовь.
Воскреснулъ Онъ. Непризнанный, какъ прежде.
Въ толп людской опять пошелъ Христосъ.
Но Онъ молчалъ… И въ нищенской одежд
Съ рабами Онъ ихъ тяжкій крестъ понесъ.
Съ тхъ поръ прошли рядами поколнья,
Смнился строй томительныхъ вковъ
И каждый день Онъ принималъ мученья,
И умиралъ, распятый за любовь.
Везд, гд свтъ боролся съ вчной тьмою,
Гд зло съ добромъ вступало въ смертный бой,
Тамъ былъ и Онъ. Онъ шелъ передъ толпою
Одинъ за всхъ сводилъ итогъ съ судьбой.
И въ наши дни унынья и паденья
Онъ также чуждъ пустой толп людской,
И мало избранныхъ блюдетъ Его ученье,
И мало избранныхъ скорбитъ Его тоской…
Все тотъ же врагъ Его всечасно распинаетъ,
А Онъ идетъ, безстрашенъ и суровъ,
И на крест безмолвно умираетъ
За гршный міръ, за вчную любовь.
Въ оны дни.
‘Царство мое не отъ міра сего’
Такъ говорилъ онъ темно, сокровенно.
Нищіе слушали рчи его,
Съ дтскою врой молчали смиренно
Съ сильными міра безумна борьба…
Жить — опускаются руки…
Слишкомъ безрадостно бремя раба,
Слишкомъ безсмысленны муки!
Отблескъ великой и гордой мечты
Скрасилъ ихъ жалкія лица…
Сладостно съ ними поднять ихъ кресты,
Съ горькой ихъ долею слиться.
Розово-блый въ вечернихъ лучахъ
Городъ такъ пышенъ у ногъ Элеона…
Слезы надежды рождались въ очахъ:
Близко паденье Сіона!
Жадно съ восторгомъ внимали сердца
Новымъ и сладкимъ бесдамъ:
‘Истинно! Вруйте, дти отца!
‘Бодрствуйте! Часъ тотъ невдомъ.
‘Скоро созретъ великій посвъ!
‘Скоро услышите клики,
‘Скоро увидите плачущихъ двъ,
‘Ужасъ и трепетъ великій.
‘Бога грядущаго узрите вы:
‘Грозно и страшно онъ судитъ.
‘Горе живущимъ тамъ! Скоро, увы,
‘Камня на камн не будетъ.
‘Горе Сіону! Изъ пепла его
‘Встанетъ грядущее храмомъ прекраснымъ!
‘Царство мое — не отъ міра сего’
Такъ говорилъ онъ несчастнымъ.
Изсякшій источникъ.
О если римскій рабъ, отверженецъ забытый
Тефя призналъ, ища въ теб защиты
И темный умъ поврилъ въ правду божью,—
То насъ прельстить теб трудне ложью!
Ты — богъ? Но зналъ ли ты про вчное вращенье
Міровъ безчисленныхъ въ пространств міровомъ?
Ты — богъ? Но рядъ вковъ, блюдя твое ученье
Донын въ туник, въ страданьи роковомъ?
Вка затратили кровавыя усилья
Понять твой дтскій бредъ, безпомощный еврей!
Ты — богъ? Откуда же глубокое безсилье
Любви божественной и истины твоей?
Ты общалъ, что горы сдвинетъ вра,
Но ты не могъ песчинокъ сдвинуть съ мстъ!
Двухъ тысячъ лтъ безплодная химера
И никого не искупившій крестъ…
Одно, одно, что ты съумлъ на время:
Такъ исказить прекрасный ликъ земли,
Что жизнь на ней была намъ только бремя,
Что жизнь на ней любить мы не могли.
Ты рисовалъ намъ рай благословенный!
Ты обманулъ игрушкою смшной,
Ты затемнилъ святой и сокровенный
Высокій смыслъ мистеріи земной.
Ты развнчалъ торжественную сказку
Текущихъ дней, мелькающихъ минутъ
И перенесъ туманную развязку
Туда, во мглу, въ загадочный пріютъ.
Ты отягчилъ мучительное бремя:
Ты кром мукъ земного бытія
Мн общалъ невдомое время,
Когда на судъ еще предстану я.
На судъ, за то, что вы съ отцомъ небеснымъ
Насъ не могли безгршными создать,
На судъ за то, что странникомъ безвстнымъ
Я долженъ здсь безропотно страдать!..
Въ обмнъ за скорбь и муки дней ужасныхъ
Ты дашь внецъ и впустишь насъ на пиръ…
На эту ложь — ты привлекалъ несчастныхъ,
Но обмануть не могъ ты цлый міръ…
Путь безконечности.
Жилъ звздочетъ на вершин
Снгомъ окутанныхъ горъ.
Къ Звздной волшебной пучин
Съ врой онъ руки простеръ!
Чуда просилъ онъ у Бога,
Чудо явилось ему:
Вспыхнулъ за гранью порога
Свтъ, побждающій тьму.
Путь начертался къ далекимъ
Вчно манившимъ звздамъ!
Слава стремленьямъ высокимъ!
Слава безсмертнымъ трудамъ!
Вольно и мощно отнын
Духъ свои крылья простеръ!
Слава мятежной гордын!
Слава — и вчный просторъ!
Книга тайнъ.
Мы въ міръ пришли невдомо откуда
И мы уйдемъ невдомо куда,—
Но здравствуй, жизнь, Божественное чудо!
Благословенна будь всегда!
И — въ т часы, когда въ лучахъ и звукахъ
Открыты намъ вс царства красоты,
И — въ т часы, когда въ послднихъ мукахъ
Уйдемъ за грань таинственной черты!
Единый міръ! Загадочный, предвчный!
Твоихъ чудесъ не вмститъ грудь моя,
Но и во мн горитъ твой пламень вчный
— Моя душа — и въ ней любовь моя.
Безсмертный свтъ горитъ въ твоихъ свтилахъ,
Въ твоихъ мірахъ, невидимыхъ очамъ,—
И тотъ же свтъ въ моихъ струится жилахъ
Стремясь опять вернуться къ тмъ лучамъ.
Насколько мысль постигла вс границы
И сила чувствъ узнала ихъ предлъ,—
Изъ книги тайнъ волшебныя страницы
Мой гордый духъ съ восторгомъ разглядлъ.
Пусть мысль порветъ послднія преграды
И пламя чувствъ сожжетъ свою тюрьму —
— За счастье жить я не прошу награды
И уходя — весь міръ я обниму!

II.
‘Смерть’.

Черная птица.
Она — надъ краемъ стны зубчатой,
Она какъ ястребъ чертитъ круги.
Черны и зорки глаза-агаты…
И сердце шепчетъ съ тоской: бги!
Куда бжать мн? Стной закрыты
Нмыя дали — и ночь темна.
Пуста дорога — и нтъ защиты.
Я безоружна, я одна.
Тамъ гд-то, въ тучахъ бгутъ зарницы,
Далекій проблескъ не для меня
И шорохъ крыльевъ огромной птицы
Все ближе, ближе слышу я.
Меня пьянитъ благоуханье,
Цвты зовутъ изъ темноты.
Все ближе страшное дыханье.
О, рви! Скоре рви цвты.
Жертва вечерняя.
Я смерти не боюсь — и жду ее безъ страха,
Но твердо я ршилъ наперекоръ судьб
Спасти хоть часть души отъ тлнія и праха,
Оставить пснь свою на память о себ.
Все, все обвяно безсмертной красотою,
И жизнь высокаго значенія полна,
И міръ — какъ храмъ надъ тайною святою:
Внизу, вверху — просторъ и глубина.
Я не могу передъ лицомъ святыни
Пройти во мракъ не возложивъ свой даръ,
Пройти нмымъ пришельцемъ изъ пустыни
У ногъ завсъ, скрывающихъ алтарь.
Великій храмъ! Ты тайну тайнъ хранящій!
Я только тнь Сокрытаго въ теб.
Пусть лучъ одинъ, пусть звукъ одинъ звенящій
Оставлю я на память о себ.
Я не постигъ загадокъ откровенья.
Я длалъ зло и въ сумрак блуждалъ,
Но свято чтилъ минуты вдохновенья,
Благоговлъ и мыслилъ, и страдалъ.
Прими мой даръ хотя за то достойный,
Что я принесъ его изъ царства мукъ,
Что я звучалъ сквозь гулъ нестройный,
Какъ никогда не повторимый звукъ.
Ночь.
Безликая, огромная, нмая,
Беззвучными устами шевеля
И, стону жертвъ упорно не внимая,
Ты сходишь къ намъ на мирные поля.
Тебя гнететъ ревнивая тревога,
Что жребій свой забудутъ дти дня,
И то, что ждетъ за гранями порога…
Тотъ вчный мракъ и тишь небытія…
Чтобъ намъ не дать съ судьбою примириться,
Напомнить намъ, что всемогуща тьма,
Ты входишь къ намъ, зловщая царица,
Подъ мирный кровъ, въ уютные дома.
О, какъ сильна въ насъ ненависть! съ тобою
Связали мы — вс ужасы земли!
И цлый міръ волнуется борьбою,
Чтобъ разорвать сплетенія твои!
Ласка послдняя.
Кто тамъ мерещится въ темномъ углу,
Кто тамъ стоитъ,
Прячась въ полночную мглу,
Что-то таитъ?
Жизнь, это ты? Будто чайка залетная.
Мимо плывешь ты прозрачно-безплотная,
Съ тихою псней изъ мглы-темноты…
Будто улыбка мн чудится нжная,
Ласка горячая, радость мятежная…
Жизнь, это ты?
Блою дымкой яснетъ видніе,
Ближе и ближе плыветъ.
Слышу я сладкое, тихое пніе…
Кто тамъ поетъ?
Я, это — я! будто чайка залетная,
Мимо несусь я прозрачно-безплотная
Съ тихою псней въ нмые края…
Чувствуешь сердцемъ ли ласку безбрежную,
Вслушайся въ псню простую и нжную!..
Смерть это?— ‘Я’.
Berseuse.
Ночь темна. Не уйти отъ ненастья…
Тьма виситъ надъ полями вдали…
Нтъ! Не знать вамъ покоя и счастья,
Безпріютныя дти земли!
Всю вселенную взоромъ измрьте,
Отыщите дорогу къ звздамъ —
Колыбельная псенка смерти
Васъ преслдовать будетъ и тамъ.
Тамъ, далеко, за звзднымъ эфиромъ,
Не уйти вамъ въ иные края…
Тихо смерть распростерлась надъ міромъ,
Вютъ холодомъ крылья ея.
И звучитъ ея пніе стройно…
‘Брось свой мечъ, одинокій боецъ,
‘Будешь спать ты спокойно, спокойно…
‘Я сплету, я сплету твой внецъ.
‘Оборву я лишь нить золотистую,
‘Паутинку развю какъ пыль
‘Й растаетъ надъ бездною мглистою
‘Сновъ лазоревыхъ сладкая быль…
‘Поплыветъ надъ бездоннымъ эфиромъ
‘Недоптая псня какъ вздохъ’.
Тихо смерть распростерлась надъ міромъ,
Выше звздъ ея темный чертогъ…
Вчность баюкаетъ.
Море льдинъ.
Царство скалъ.
Бьетъ прибой.
Ты — одинъ?
Ты — усталъ?
Мы — съ тобой.
Нтъ тюрьмы!
Тихій свтъ
Вновь и вновь!..
Тамъ, гд мы,
Смерти нтъ,
Есть — любовь!
Смерть — какъ сонъ:
Звукъ молитвъ…
Мы — цвты.
Тихій звонъ…
Муки битвъ
Тамъ, гд ты.
Нтъ цвтовъ
Тамъ, гд ты!
Нтъ любви!
Пснь безъ словъ,
Сонъ мечты,
Насъ — зови!
Тамъ, вдали,
Міръ тревогъ,
Онъ — исчезъ!
Сонъ земли
Грезитъ Богъ,
Богъ — небесъ…
Море льдинъ,
Синихъ скалъ…
Бьетъ прибой…
Ты — одинъ!
Ты — усталъ!
Мы — съ тобой!
Тамъ, взгляни,
Новый міръ!
Тамъ — звзда!
Тамъ огни,
Свтъ и ширь!
Тамъ!.. Туда!..

III.
‘Я’.

Credo.
Подъ молотомъ тяжкимъ угрюмой печали
Я выковалъ вру упорне стали,
Любовью ее закалилъ безъ огня,—
И вра та служитъ щитомъ для меня.
Пусть бьются порывы тоски безнадежной:
Имъ выхода нтъ ужъ изъ груди мятежной,
И связаны крылья у нихъ навсегда
Холодной, желзной кольчугой труда.
А шлемомъ мн служитъ внокъ мой терновый
Съ забраломъ молчанья и силы суровой…
И въ этой тяжелой, но врной брон
Въ бою безопасны противники мн.
Власть скорби.
Какъ орелъ въ небесахъ горделивый
Я на крыльяхъ взлетть бы могла
Далеко отъ земли несчастливой,
Отъ неправды, страданья и зла.
Какъ волна подъ сіяньемъ лазури,
Я бжала бы въ синюю даль,
Презирая мятежныя бури,
Презирая земную печаль.
Какъ цвты въ ясный день полевые,
Позабывшись въ плнительныхъ снахъ,
Я пила бы росинки живыя,
Сладко нжась въ горячихъ лучахъ…
Но приковано сердце цпями,
Приросло оно къ скорби земной,
И повсюду живыми глазами
Эта скорбь наблюдаетъ за мной.
Не уйти мн въ сіянье лазури,
Въ яркій блескъ лучезарнаго дня
И земныя жестокія бури
Изомнутъ и погубятъ меня.
Скорбь земли какъ укоръ меня гложетъ,
И темна она въ сердц какъ ночь,
Но ничто ее сгладить не можетъ,
Но ничмъ не прогнать ее прочь.
Сердце звенящее.
Я хочу уловить совершенство манящее
Мимолетныхъ минутъ, невозвратныхъ мгновеній,
И хочу разсказать — мое сердце звенящее
Въ необъятной гармоніи неземныхъ дуновеній.
Слишкомъ знаю, какъ кратки миражи прощальные,
Золотистые проблески дня безконечнаго…
Слишкомъ знаю, какъ стихнутъ аккорды печальные,
Несказанные отзвуки Вчнаго.
И останется арфа безмолвная съ мертвыми струнами,
Золотая палитра съ навки застывшими красками…
Только Псни о нихъ прозвучавъ будутъ вчными, юными,
Только тни ихъ жить будутъ свтлыми сказками.
Я.
Я буду звенть какъ струна
Въ могучей симфоніи Сущаго,
Пока не прервется она
Рыданьемъ аккорда ноющаго.
Я буду звенть какъ ручей,
Кристально гремящій надъ кручами,
Влюбленный и вчно ничей,
И вчно играющій съ тучами.
Съ обрыва жемчужный каскадъ
Надъ чернымъ ущельемъ засвтится —
Въ алмазный оркестръ — въ водопадъ
Низвергнувшись — съ солнышкомъ встртится!
Я буду пылать какъ звзда
И въ полночь пройду по зениту я
Огнистою лентой слда
Къ мірамъ за безбрежной орбитою.
Но если?
Но если мысль моя — капризъ небесъ случайный,
И если жизнь моя — боговъ безсвязный сонъ,—
Зачмъ же брошенъ я въ нмыя сти тайны
И темнымъ лсомъ грезъ зовущихъ окруженъ!
Зачмъ горитъ въ крови огонь неугасимый,
Толкая и маня въ загадочную даль,
Зачмъ болю я тоской неутолимой,
Зачмъ мн сушитъ мозгъ неясная печаль!
Зачмъ миражъ иной, недостижимой доли,
Иныхъ, безбрежныхъ сферъ, иного бытія:
Неистощимыхъ силъ, неизмримой воли,
Великаго, какъ міръ, властительнаго ‘я’?
О, если я — ничто, и жребій мой забвенье,
Ничтожество и смерть небытіе и мракъ,
Зачмъ же рвется въ высь и молитъ откровенья
И жаждетъ вчности и Божества червякъ!
О, если голосъ мой въ хаос мірозданья
Замретъ, какъ плескъ дождя, безъ цли и слда,
Зачмъ же плачетъ пснь надъ безднами страданья,
Надъ моремъ бдъ земныхъ, неправды и стыда?
Зачмъ та пснь встаетъ въ моей душ смущепной,
Какъ властный гимнъ добра, любви и красоты!
Зачмъ, зачмъ дано душ закрпощенной
Безумье сладкихъ слезъ, надежды и мечты!
Моя псня.
Она будетъ мрачна:
Изъ хаоса смущенной лазури,
Въ мукахъ темной землей рождена,
Подъ крыломъ налетающей бури
Выростаетъ и крпнетъ она.
Она будетъ какъ ключъ,
Прозвенвшій на снжной вершин
Изъ подъ савана тучъ.
Пылью радужной въ тсной долин
Разобьется стремительный ключъ!
Будетъ псня цвсти какъ любовь
Подъ росистымъ туманомъ разсвта
На простор душистыхъ луговъ…
И струясь ароматами лта,
Расцвтать — вновь и вновь.
О чемъ я тоскую?
О чемъ я тоскую? О томъ ли что рано
Разбился о камни мой гордый челнокъ,
Что ночью холодной подъ кровомъ тумана
Мой путь былъ такъ труденъ и такъ одинокъ?
О томъ ли тоскую, что втеръ летучій
Сломилъ мою мачту, порвалъ паруса,
И грозно смялись зловщія тучи —
И — молча таились въ высь небеса?
Я разумъ теряю отъ горя, а волны
Бгутъ равнодушно и топятъ меня…
Челнокъ погружаютъ — и пною полный
Прекрасенъ челнокъ мой, могила моя!
О чемъ я тоскую надъ берегомъ моря?
О той-ли далекой вершин скалы,
Гд съ втромъ и бурей безъ устали споря,
Погибнутъ, о камни разбившись, орлы?..
О лучше на камняхъ нмыхъ и холодныхъ
Разбить молодую отважную грудь,
Чмъ плакать въ невол о крыльяхъ свободныхъ —
И рваться изъ гроба въ заоблачный путь.
О тучи! Вы мчитесь толпой прихотливой
Зачмъ я не съ вами? Зачмъ — не волна,
Зачмъ не блуждаю въ пучин бурливой
Бездушной волною, свободной, счастливой —
И вчной, живой какъ она.
Зачмъ я не втеръ, зачмъ не былинка,
Не капля воды ключевой!
Зачмъ я подъ солнцемъ — нмая песчинка
Съ душею живой?
Тамъ счастье!
Наконецъ-то за дымкой лиловой
Въ золотисто-туманной пыли,
Съ суетою своей безтолковой
Затерялась столица вдали.
Убгаютъ толпы привидній:
И неволя, и мракъ, и печаль…
Убгаютъ какъ легкія тни
Силуэты послдніе вдаль.
А въ открытыя окна вагона
Смотритъ знойное лто съ небесъ
И бжитъ въ панорам зеленой
Придорожный смющійся лсъ.
Потянулись душистыя нивы,
Колосистыя волны хлбовъ,
Ихъ привтствуетъ лаской счастливой
Пробужденная снова любовь
И какъ эхо далекое псни
Чей-то голосъ любимый зоветъ…
Шумъ колесъ повторяетъ: ‘воскресни
О воскресни! впередъ и впередъ!’
Какъ любимую мать обнимаю
Жаднымъ взоромъ волшебную ширь
И веселому шуму внимаю,
И лечу какъ на крыльяхъ въ тотъ міръ.
Гд-то тамъ впереди онъ!.. Подъ властью
Черныхъ бурь незабытъ онъ, о нтъ!
И на встрчу лазурному счастью
Я лечу сквозь душистый разсвтъ!
‘Горе проснувшимся въ ночь безысходную’.
Я псней разбуженъ. Кто плъ — я не знаю…
Плнительный голосъ!.. Онъ рвался къ лун
Въ далекое небо, къ прекрасному раю!
Быть можетъ, ту псню я слышалъ во сн…
О, пусть и безумье проснуться отъ псни,
Мн ясенъ и дорогъ таинственный зовъ,
Онъ властно кричалъ мн: ‘воскресни, воскресни
‘Бросайся въ пучину ненастную вновь’.
Въ глубокую полночь я псней разбуженъ…
Я выгналъ дремоту постыдную прочь,
Я бодрствую, Боже! Кому только нуженъ
Мой крикъ пробужденья въ осеннюю ночь?
Откликнись, кто вритъ порыву!
Кто братскому голосу радъ!
Откликнись, кто внемлетъ призыву,
Откликнись, мой братъ!
Сынъ Агасфера.
Я родился бродить на свобод.
Я тоскую о дол такой!
Я бы шелъ въ безконечномъ поход…
Чуждъ, противенъ мн мертвый покой.
Мн не нужно уютнаго крова,
Мн не нужна на свт угла,
Гд взамнъ за тоску и оковы
Покупаютъ немного тепла.
Прочь отъ мирныхъ оазисовъ счастья
Безъ конца меня гонитъ печаль
Подъ суровое небо ненастья
Въ незнакомую грозную даль.
Если въ бурю блуждая по полю,
Противъ тьмы одиноко стою,
Ощущаю я гордую волю
И свободную душу свою.
Въ хоровод мертвыхъ.
Незримой сткою желзной
Сдавило голову мою
И надъ какой-то жуткой бездной
Едва держусь, едва стою.
Боюсь закрыть глаза невольно,
Легко въ ту бездну соскользнуть…
А небо синее привольно
И воздухъ степи нжитъ грудь.
Какъ ты прекрасенъ, міръ огромный!
Какъ ты свободна, неба ширь!
Зачмъ же странникомъ бездомнымъ
Одинъ я брошенъ въ этотъ міръ?
Зачмъ ищу и жажду брата,
Зачмъ въ тоск кружусь какъ пыль?
Чуть дышетъ степь въ лучахъ заката…
Шуршитъ серебряный ковыль…
Сквозь тихій сонъ лиловой грустной дали
Идетъ къ полямъ чарующая ночь…
О сдлай, ночь, чтобы не вс страдали,
А только я, кому нельзя помочь.
Нельзя помочь мн: полную отравы
Я чашу мукъ моихъ испилъ до дна!
Я изнемогъ. Я спать хочу, какъ травы,
Какъ эта синяя волна…
Увы мн! Дважды не родиться,
И какъ цвтамъ не цвсть подъ бурей мн
И какъ цвтамъ мн вновь не пробудиться
Для новыхъ псенъ въ новомъ дн!
Пастораль.
На праздник жизни счастливой
Мн былъ приготовленъ бокалъ,
Тамъ другъ молодой терпливо
Меня до зари ожидалъ.
Подъ сумракомъ ночи въ чертог
Горли сіяя огни,
Стояли рабы на порог —
На пиръ не входили они.
Гирлянды цвтовъ благовонныхъ
Качались межъ стройныхъ колоннъ.
Сквозь шумъ голосовъ заглушенныхъ
Я слышала музыки звонъ.
Плясали красавицы жрицы
Невдомый танецъ огней,
Таинственны были ихъ лица,
Ихъ очи — той ночи темнй.
А въ залахъ царило веселье,
Вино разливалось какъ кровь
И тупо глядло похмелье
На жадную стаю рабовъ.
Я долго у двери стояла,
Гд чернь напирала стной,
И праздника пышная зала
Вдругъ стала темнть предо мной.
Померкла ея позолота,
Чадя погасали огни
И грозный невдомый кто-то
Мерещился въ жуткой тни.
Прекрасныя лица какъ маски
Свалились съ танцующихъ паръ,
Стирались волшебныя краски,
И въ воздух плавалъ кошмаръ…
Я быстро ушла безъ возврата
Отъ пира зловщаго прочь…
Давно это было когда-то,
Но твердо я помню ту ночь.
Творчество.
Подъ толщей гранита
Глубоко зарыта
Узорная глыба лежитъ…
И тайну могилы
Драконъ чернокрылый
Во мрак земли сторожитъ.
Подъ стражей упорной
Той глыбы узорной
Ничья не касалась рука
И грезой воздушной
Надъ глыбой бездушной
Идутъ за вками вка.
Звенятъ непрерывно ключи серебристые,
Подземныя воды кристальныя, чистыя…
По мрамору слезы текутъ…
И карлики-гномы горбатые, черные,
На мрамор чертятъ загадки узорныя
И ткань самоцвтную ткутъ…
Высокъ неприступенъ утесъ прометеевъ…
Поникла Великая Тнь…
Но — съ неба похищенъ огонь для пигмеевъ —
И вспыхнулъ торжественный день.
И пали оковы Титана плненнаго,
И коршунъ въ пучин изчезъ… И
Да здравствуетъ геній народа спасеннаго
Похитившій тайну съ небесъ!
Разрушена бурей твердыня высокая,
Свободно бушуетъ пучина глубокая —
Разсыпалась въ щебень скала!
Во мрак красня,
Тамъ кровь Прометея
На мраморной глыб была.
И, вкраплены въ камень,
Т капли скатились,
Пылая какъ пламень,
Въ цвты превратились.
Такъ бей-же, мой молотъ упорный!
Уступитъ намъ камень узорный!
Онъ ждетъ воплощенья мечты…
О бей-же! Разбудимъ мы глыбу холодную,
Изъ камня мы выкуемъ грезу свободную,
Изъ камня добудемъ цвты.
‘Omnia mea’.
Вдали за рядомъ лтъ тревоги суетливой,
За длиннымъ строемъ дней стремленья и борьбы,
— Темнетъ новый міръ, теряясь въ перспектив,
Таинственный рубежъ моей земной судьбы.
Къ невдомымъ звздамъ ведущія дороги
Невольно въ этотъ край влекутъ пытливый взоръ,
Но мысль, несясь туда, не бьетъ земной тревоги
И сердцемъ чую тамъ плнительный просторъ.
Ее назвали: ‘Смерть’… Въ скелет обнаженномъ
Весь страхъ небытія познанію открытъ,
И этотъ рабскій страхъ въ ум обвороженномъ
Зловще надъ землей, какъ зарево, горитъ.
Мерещится въ гробахъ кошмарный ужасъ тлнья,
И въ жилахъ у людей невольно стынетъ кровь,
И никнутъ крылья думъ и гордаго стремленья,
И покидаютъ грудь надежда и любовь.
Но мн не снится смерть, и я не знаю страха:
Онъ не держалъ въ плну фантазіи моей,
Миражей роковыхъ не создавалъ изъ праха,
На злобу и любовь не надвалъ цпей.
Есть въ жизни, знаю я, мгновенія такія,
Что чаща бытія полна по самый край,
Мгновенія — вка, мгновенія — стихія,
Широкія, какъ міръ, и свтлыя, какъ рай!
Я знала, знаю ихъ! Какъ маяки во мрак,
Он бросаютъ свтъ въ пучину бурныхъ водъ
И грютъ, какъ огонь въ ночи на бивуак,
Какъ звзды на зар, он зовутъ впередъ.
И не грозятъ он мн измнить когда-то,
И въ будущемъ он придутъ еще, еще…
Покуда мысль моя дневнымъ свтломъ богата,
Покуда сердце есть и бьется горячо.
Я связана съ людьми и горечью, и злобой,
И скорбью, и враждой, и врой, и мечтой,
Наперекоръ судьб я встать могу изъ гроба,
Бороться вновь съ людьми, со зломъ и темнотой.
И часто вижу я, столтья обгоняя,
Что все мое: земля и голубая твердь,
И чувствую душой, что міръ я наполняю,
Что нчто есть во мн, чего не тронетъ смерть!
Дитя солнца.
Изъ вибраціи сферъ возродившись случайно,
Нчто сдлалось мной, заметалось въ бреду.
Какъ нмая мечта, какъ плненная тайна,
Воплощенья, рожденья — я жду.
Сквозь красоты земли голубыя мерцанья
Расплываясь текутъ въ золотистости дня.
Не могу уловить голосовъ прорицанья,
Шепотъ дальнихъ міровъ окружаетъ меня.
Я прошу у земли: въ безначальномъ забвеньи
Дай мн счастье цвтовъ и безгршность лучей!
Но плыветъ вдалек мн отвтъ въ дуновеньи:
‘Ты счастливй цвтовъ на земл! Ты — ничей!’
Я тоскую какъ звукъ въ безвоздушномъ пространств
Не рожденный, но жаждущій быть.
Тхъ далекихъ міровъ въ свтозарномъ убранств,
Тхъ міровъ — не могу я забыть.
Выраженья не здшнимъ блаженствамъ и мукамъ
Ищетъ звукъ изъ далекихъ сторонъ
И не можетъ прильнуть онъ къ законченнымъ звукамъ
Потому что иной — его тонъ.
Безграниченъ просторъ! Въ подавляющей шири
Величавостью тайнъ безконечность полна…
Гд же, гд мн искать мою родину въ мір?
Близь какихъ же созвздій она?
Душа.
Я прекрасной какъ звзды бываю:
Моремъ брызговъ алмазныхъ во мгл
Вмст съ млечнымъ путемъ обвиваю
Дымкой сновъ все, что спитъ на земл.
Какъ луна я бываю прекрасной:
Отчужденной не здшней мечтой
По пустын холодной и ясной
Вдаль плыву надъ земной красотой.
Я бываю прекрасной какъ солнце:
Разомкнувъ золотые ключи,
Всей земл, какъ влюбленное солнце,
Отдаю поцлуи — лучи.
Но когда въ задрожавшей росинк
Вспыхнетъ утро снопами огней,
Поклоняюсь я каждой былинк
И смиренно завидую ей.

IV.
‘Люди’

‘Мы’
Мы цпь влачить осуждены до гроба.
Насъ смерть одна избавитъ отъ оковъ.
Въ насъ все задавлено: любовь, и стыдъ, и злоба —
Покорность рабская намъ вълась въ плоть и кровь.
Мы не рабы! Но насъ судьба сковала.
Насъ съ первыхъ дней впрягаетъ жизнь въ ярмо.
Нашъ первый крикъ — лишь долгихъ мукъ начало.
На насъ — проклятія клеймо.
Насъ мать клянетъ еще въ своей утроб.
Клянетъ отецъ, тираня мать за насъ,
Клянетъ сосдъ невольный по трущоб,
За то, что мы сомкнуть не дали глазъ.
Нашъ дтскій плачъ не привлечетъ заботы:
Глухая брань звучитъ ему въ отвтъ.
Жестокій бичъ мучительной работы
Гоняетъ мать отъ насъ чуть свтъ.
Въ грязи, во тьм, съ тоской въ угасшемъ взор
Растемъ мы какъ трава на пыльной мостовой
И няньчитъ насъ одно недремлющее горе,
И псни намъ поетъ склонясь надъ головой.
Такъ выростаемъ мы. Изъ душнаго подвала
На вольный Божій свтъ мы выйдемъ наконецъ:
Не даромъ мать въ труд вс силы надорвала
И въ тридцать лтъ ужъ былъ сдымъ отецъ.
И умерли они во мрак подземелья.
А мы смняя ихъ беремъ ихъ крестъ земной
И тянемъ лямку ихъ, не вдая веселья,
Не зная свтлыхъ дней до старости больной.
И смутно, сумрачно въ душ порабощенной
Рождается на мигъ жестокая вражда…
И грознымъ кажется нашъ голосъ возмущенный…
И — счастьемъ будущимъ смиряютъ насъ тогда!
Въ насъ гаснетъ властная и праведная злоба…
Покорность рабская намъ вълась въ плоть и кровь.
Мы не рабы, но цпь влачимъ до гроба.
Насъ только смерть избавитъ отъ оковъ.
Будни.
Гнететъ меня мой уголъ одинокій…
Тамъ за стной при свт фонарей,
Какъ волны вдаль, по улиц широкой
Идутъ толпы веселыя людей.
Томятъ ли ихъ вопросы роковые?
Тамъ будто пиръ веселый, пиръ ночной…
Сливая смхъ и возгласы живые
Уходитъ жизнь все мимо предо мной.
Кружилась я въ нарядномъ хоровод
И рой людской жужжалъ вокругъ меня…
Мечтали мы о правд, о свобод,
О храмахъ вчнаго огня.
И были мы — подвижниками духа
И рыцарями ордена борцовъ…
А жизнь все шла безжалостно и глухо…
Кто уцллъ, тотъ не пріялъ внцовъ.
Сорвала жизнь съ чела у насъ эмблемы —
Знамена вырвала и побросала съ горъ…
Разрознены, отвержены и нмы
Мы гд-то шли потупя взоръ.
И вотъ одна, одна я въ мір темномъ
Хоть за окномъ шаги и шумъ людской…
И голосъ мой — ничто въ безмолвіи огромномъ
Пустыни городской.
И я одна на праздник движенья
Стою какъ тнь недвижно у окна…
Меня тснятъ безумныя виднья,
Мн шепчетъ бредъ ночная тишина.
Нмой вопросъ стоитъ во мгл холодной.
Онъ отъ земли простерся до небесъ.
И — нтъ путей моей душ свободной
И — сердце ждетъ несбыточныхъ чудесъ.
Тайникъ.
Есть у людей тотъ уголъ одинокій,
Гд спрятаться имъ можно отъ людей,
Гд взоръ чужой — враждебный и далекій
Не разглядитъ хранящихся вещей.
Тамъ — складъ всего, что для другихъ закрыто…
Сдая пыль лежитъ на всемъ, какъ пухъ
И паутинъ удушливое сито
Заткало все раскинувшись вокругъ.
Лежатъ кругомъ ненужные обломки,
Весь пестрый хламъ традицій, формъ смшныхъ.
Его найдутъ пытливые потомки
И строгій судъ произнесутъ о нихъ.
Какъ мало тхъ, чье тайное жилище
Свтлй, чмъ домъ, открытый для людей!
Гд воздухъ свжъ и несравненно чище,
Чмъ у другихъ — въ свтлиц для гостей.
Какъ мало тхъ, чей досугъ одинокій
Проходитъ тамъ въ священномъ тайник
Какъ часъ святой торжественно высокій
Въ безгршной творческой тоск.
Тамъ нтъ стей гнетущей паутины
И пыль, какъ пухъ, на вещи не легла…
Стоятъ въ тиши задумчивой картины,
Ихъ даль сквозитъ безбрежна и свтла…
Какъ стройный хоръ звучатъ воспоминанья
И ясный путь въ грядущее открытъ,
И зрютъ тамъ мечты и начинанья
И огонекъ привтливо горитъ…
Онъ ждетъ, зоветъ тоскующаго брата,
Войди и будь какъ дома у себя
Какъ въ дтств тамъ, въ минувшемъ былъ когда-то…
Мечтай, твори и радуйся любя!
Я ненавижу.
Какъ ихъ любить? Не могу я
Страшно… Куда ни взгляни,
Всмъ и повсюду торгуя,
Міромъ владютъ они.
Силой своей превратили
Землю въ огромный базаръ.
Душно мн жить какъ въ могил,
Душу мн давитъ кошмаръ.
Гомонъ ихъ наглый и жадный
Въ уличной сренькой мгл,
Будто ярмо,— безпощадно
Гнетъ головою къ земл.
Нтъ безкорыстнаго звука
Въ этой мертвящей возн…
Ненависть, злоба и мука
Сердце изранили мн.
Жизнь безобразно двоится
Въ мысли безсонной моей.
Ночью мн снятся ихъ лица,
Лица чудовищъ — зврей.
Тщетно глаза закрывая,
Вижу ихъ ночью и днемъ.
Всюду ихъ рать роковая
Лзетъ, толпится кругомъ…
Новый годъ.
Ночь. Трескучій морозъ. Разыгралась пурга.
Подъ стнами тюрьмы и мечетъ и реветъ.
Будетъ сильный заносъ, одолютъ снга!
Невеселая ночь въ наступающій годъ.
Пріунылъ часовой на докучномъ посту,
Далеко-далеко его мысли летятъ:
За Уралъ снговой, за тайгу, въ темноту,
Въ деревеньку, къ рядамъ непривтливыхъ хатъ.
Тамъ въ избушк одной возл люльки жена
При огн ночника за работой сидитъ,
Новогоднюю ночь коротаетъ одна
И поетъ, и груститъ, и въ окошко глядитъ.
Пріунылъ часовой. И не слышно шаговъ,
Не бренчитъ на ходу удалое ружье.
Прислонился къ стн молчаливъ и суровъ,
Вспоминаетъ, груститъ про былое житье.
Рядомъ въ толстой стн невысокая дверь.
Тамъ сидитъ арестантъ за ршоткой двойной,
Подъ желзнымъ замкомъ, какъ затравленный зврь.
Въ эту ночь все уснуть онъ не могъ за стной.
Все ходилъ да ходилъ по каморк своей
Словно гнала его и толкала тоска,
Отъ стны до стны, отъ окна до дверей,
И въ оконце дверей окликалъ земляка.
‘Ты не спи, часовой! Скоро смна придетъ!’
‘Гд ужъ баринъ уснуть!’ часовой отвчалъ.
‘Что? Не весело, братъ, и теб въ новый годъ?’
‘Гд ужъ веселу быть!’ И опять замолчалъ.
Постоялъ часовой — и стучится въ засовъ:
‘Съ Новымъ Годомъ, землякъ! Эхъ, винца бы теперь!’
‘Скоро смна придетъ, ужъ двнадцать часовъ’
‘Съ новымъ годомъ!’ въ отвтъ донеслось черезъ дверь.
И въ оконце рука протянулась къ нему:
Арестантъ подавалъ ему руку, какъ братъ…
Крпко руку пожалъ земляку своему
И смутился до слезъ просіявшій солдатъ.
Вотъ и смна идетъ. Обновился конвой…
Прогремли ключи, затихаютъ шаги.
Снова узникъ одинъ. Ужь не тотъ часовой,
И слышне теперь завыванья пурги.
Кто-то мечется тамъ по пустын въ ночи,
Лишь мелькаютъ, крутясь, сотни, тысячи лапъ,
Къ свту тянутся вс, къ огонечку свчи
И грозятъ разметать одинокій этапъ.
Подымаясь, встаютъ подъ окошки тюрьмы,
Завывая, бгутъ въ дикомъ ужас прочь,
Блой ратью опять наступаютъ изъ тьмы
На безмолвный острогъ, на угрюмую ночь.
Въ тюрьм.
Я слушала ея ужасные разсказы
И вялъ въ душу мн непобдимый страхъ…
Но жертва бдная губительной заразы
Понятной стала мн въ тхъ роковыхъ стнахъ.
Мн близкой сдлалась за долгія страданья
За слезы жгучія и длинный рядъ обидъ,
За жажду правоты и смлыя признанья,
Будившія у ней давно забытый стыдъ.
То руки заломивъ мучительно-тоскливо,
То отвернувъ лицо пылавшее къ стн,
Больна, надорвана, безъ связи, торопливо
Ты жизнь погибшую описывала мн.
То умолкала вдругъ и ужасомъ объята
Глядла въ темноту, гд дремлетъ ночь-судьба,
И синимъ рукавомъ казеннаго халата
Стирала крупный потъ съ нахмуреннаго лба.
То жаркихъ слезъ потокъ перерывая смхомъ.
Циничной шуткою ты заглушала стонъ
И старая тюрьма теб вторила эхомъ,
И черный мракъ ночной густлъ со всхъ сторонъ,
Увы, не знала ты животворящей тайны
О томъ, какъ Божій міръ прекрасенъ въ высот.
Ты родилась въ грязи, дитя любви случайной,
Ослпла съ первыхъ дней въ гнетущей темнот.
И смяла въ омут своемъ тебя столица,
И задохнулась ты въ кошмар вчной мглы…
Несчастье — мать твоя. Твой отчій домъ-темница,
Ты умирать пришла въ тюремные углы.
Стыда и нищеты свободная рабыня,
Ты въ старости теперь на всей земл одна
И въ сердц у тебя зловщая пустыня,
И жуткимъ ужасомъ наполнена она…
Въ моей душ киплъ какой-то ядъ кровавый…
А ты вела разсказъ, глумилась надъ собой,
И звала скорбь — господскою забавой,
За горечь слезъ — смялась надо мной..-
Звзды упавшія.
Витязи смлые,
Лебеди блые,
Путь вашъ куда?
Въ полночь глубокую
Съ неба высокаго
Пала звзда.
Гд вы рождаетесь, звздочки чистыя?
Счета имъ нтъ…
Падаютъ-падаютъ звзды лучистыя,
Свтелъ ихъ слдъ.
Витязи смлые,
Лебеди блые,
Путь вашъ туда!
Въ полномъ безвстную
Въ бездну небесную
Пала звзда!
Царство лилипутовъ.
Проходятъ рыцари, но — вчны лилипуты!
Тоскуетъ ихъ родившая земля!
Ихъ плоскій міръ накладываетъ путы,
Размахъ шаговъ низводитъ до нуля.
Забившись въ душныя отравленныя норы,
Они боятся безднъ, безбрежности небесъ.
Вся ихъ религія — запрети и затворы.
Ихъ мудрость лживая чуждается чудесъ.
Одна доступна страсть ихъ жизни полусонной:
Слпая ненависть къ новаторству вождей.
Они кидаются толпой объединенной
На молча ищущихъ, тоскующихъ людей.
Милльонно-мелкія, но дружныя усилья
Свергаютъ колоссовъ глядвшихъ въ высоту
И руки злобныя — обрзываютъ крылья,—
И — ноги топчутъ въ грязь безсмертную мечту.
Тла истерзанныхъ разбитыхъ идеаловъ
Зарывши наглухо и вровень съ ихъ судьбой,
Пигмеи сходятся на пляску каннибаловъ
И — горе каждому, кто сталъ самимъ собой.
Я помню рыцаря. Съ родного пепелища
Ушелъ онъ въ міръ бродить во имя красоты
И часто по пути пигмеямъ въ ихъ жилища
Съ улыбкой онъ бросалъ душистые цвты.
Настигли соннаго. Со злобой смяли латы
И — зврство темное свершило гнусный пиръ.
Не стало рыцаря. А шлемъ его крылатый
Сталъ кровлей капища, гд главный ихъ кумиръ:
Онъ толстъ уродливо. Онъ воплощенье лни,
Безъ глазъ — и пасть его несытая страшна,
Предъ нимъ становятся пигмеи на колни
И — въ даръ онъ требуетъ — свинины и вина.
Памяти В. . Комиссаржевской.
Ничего не сказавъ ты ушла молчаливо
Въ золотистую даль догоравшей весны,
Но чего-то еще будто ищемъ мы тоскливо,
Будто ждемъ изъ нмой тишины.
Совершилась мистерія мрачная,
Но финалъ ея тамъ ли, въ земл?
Ты прошла по земл, какъ виднье прозрачная,
Легковйностью линій бля во мгл.
Ты спшила впередъ беззавтно отважная
И будила въ сердцахъ беззавтные сны
И, казалось, еще что то свтлое, важное
Отъ тебя мы услышать должны.
Ты звенла слезами, какъ псня неясная,
И, какъ псня, осталась въ сердцахъ у людей
Безконечно-родная — и властная
Въ неразгаданной грусти своей.
Скорбность вдумчивыхъ глазъ надъ улыбкой случайною
Покоряла и властно влекла…
Блоснжную урну съ мерцающей тайною
Ты, какъ жрица во храм, несла.
Но нежданно взметнулась завса волшебная
И навки замкнулась твердыня враждебная,
И ушла ты навки въ молчанье,
Ничего не сказавъ на прощанье.
Странники міра.
Все звучитъ и поетъ, превращаясь въ алмазъ многоцвтный,
Все, къ чему прикасаюсь я сердцемъ теперь,—
И кого ни зову — откликается голосъ привтный
И въ святыни души предо мной открывается дверь.
Потому, потому что немолчно молитвой святою,
Свтлой псней любви мое сердце звенитъ такъ струна,
Потому, что я — гость на земл. Подъ моею одеждой простою
Я не прячу ножа. Моя жизнь, какъ улыбка, ясна.
Я свободно брожу, я не рабъ, не подвластный, не данникъ,
Я не знаю цпей и оковъ,
Я иду по земл изъ далекаго міра, какъ странникъ,
И срываю цвты для внковъ.
Лучезарное королевство.
Безсиліе, неполнота, безгранность
— Во всемъ, что только — дло нашихъ рукъ.
Весь міръ вн насъ — блестящая туманность
Но слился съ ней — міръ радостей и мукъ.
Чуть брежжитъ даль передразсвтной рани,
Чуть-чуть сквозятъ прозрачныхъ дней черты,
Но я — во всемъ! И — растворились грани
Въ моряхъ лучей, въ мерцаньи красоты.
Такъ бденъ, слабъ полетъ безсильной птицы,
Его предлъ, прикованный къ земл!
Моей души предлы и границы
Тамъ, только тамъ въ эфирной полумгл…
Какъ въ мір нтъ конца волнамъ эфира,
Какъ вченъ кругъ вибрацій бытія,
Такъ нтъ черты, отрзавшей отъ міра
Звенящій спектръ — загадочнаго ‘я’!..

‘Міръ’.

Изъ Маріи Конопницкой.
Полно, уйду я въ синія горы,
Въ чащи лсныя, въ страны за море,
Съ втромъ обнявшись, съ тучкой ночною
Буду летть я чайкой морского.
Не было сердцу свта и доли,
Не было счастья, не было воли,
Не было мира, кровли убогой.
Хижины полной солнца и Бога.
Кровъ мой — сдая туча ненастья.
Псня-сиротка — все мое счастье…
Родина сердца — царство лсное,
Родина псни — эхо ночное…
Ропотъ нестройный будитъ вершины,
Ночь безмятежно сходитъ въ долины,
Сыплетъ росою, жемчугомъ сетъ,
Тихо на травы холодомъ ветъ.
Надо-бъ взрости мн было межъ рожью,
Ночь-бы согрла травку ту Божью…
Надо-бъ расти мн блымъ повоемъ,
Ночь оснила-бъ сладкимъ покоемъ…
Кто мои братья? Втеръ да тучи.
Гд мн отчизна? Лсъ-ли дремучій?
Путь мой — тропинка въ мрак долины
Узкой межою вплоть до чужбины…
Нивы Господни дремлютъ качаясь,
Колосомъ зрлымъ низко склоняясь…
Надо-бы встать мн было съ зарею,
Кланяться втру вмст съ травою…
Наедин.
О будь одинъ! Наедин съ природой
На грудь земли доврчиво склонись.
Она одна дружна съ твоей свободой,
Она одна, какъ ты, стремится въ высь.
Какъ свтелъ день! Какъ жарко у зенита,
Въ огн лучей и въ золот тепла
Пучина чаръ для каждаго открыта
И вся горитъ сверкающая мгла.
Не надо ихъ. Ихъ голосъ непонятный
Терзаетъ слухъ и фальшью, и враждой,
А здсь просторъ душистый, необъятный,
Тріумфъ весны и жизни молодой!
Надъ моремъ.
Кружевною листвой на лучистой лазури
Кипарисы шумятъ въ благовонной тни.
Тихо шепчутъ они: ‘позабудь свои бури,
Отдохни, отдохни. Бдный братъ, отдохни!’
У подошвы скалы на глубокомъ простор
Въ пнной зыби дрожатъ золотые огни,
И подъ зноемъ дневнымъ шепчетъ весело море:
‘Не усни. Не усни. Вольный братъ, не усни!’
Городъ.
Я — властитель земли! Полководецъ великій!
Я на міръ наложилъ мою тяжкую длань.
И земные цари и людскіе владыки
Платятъ мн какъ рабы свою дань.
Ты ненавидишь негодуя,
Ты проклинаешь власть мою?
Но все поникнетъ, гд пройду я —
И ты — отдашь мн жизнь свою.
Кто ты? И кто твои братья?!
Вчныхъ законовъ рабы!
Тщетенъ вашъ гнвъ и проклятья —
Вамъ не уйти отъ судьбы.
Кто вы?! Мн нтъ до васъ дла!
Кто я? Но — бойтесь меня!
Царство мое — безъ предла,
Властенъ — и царствую я.
Сумракъ разсвта морозный,
Мгла испареній и дымъ
Обликъ мой темный и грозный
Скрыли подъ флеромъ сдымъ.
Радость земного простора,
Сладкая воля полей
— Канутъ навки отъ взора
Въ дымк короны моей.
Смутно сквозь копоть угаря
Высится въ тучахъ надъ тьмой
Царственный замокъ кошмара —
Замокъ таинственный мой.
Мрачно сквозь саванъ узорный
Чащами дымныхъ колоннъ,
Вющій ядомъ и черный —
Зыблется въ траур онъ.
Въ столбахъ клубящагося чада
Закрывшихъ голубую твердь,
Изъ оконъ замка въ чащи сада
На жизнь пигмеевъ смотритъ Смерть.
Полны дыханіемъ отравы
Ея сады во мгл растутъ —
Тамъ зрютъ огненныя травы
И розы черныя цвтутъ.
О, смерть! Владычица сдая,
Моя невста молодая
Съ улыбкой вчной и нмой!
Со взоромъ гордымъ какъ свобода!
Трудами, пытками народа
Для Ней воздвигнутъ замокъ мой.
За ласку полную томленья
Къ ногамъ бросаю Ей внки,
На всей земл безъ сожалнья
Опустошаю цвтники!
Страшна любовь моей Подруги,
Восторгъ объятій роковыхъ…
И наши тайные досуги
Непостижимы для живыхъ.
Живые, мертвые-ли — кто вы?
Пигмеи жалкіе для насъ!
Вы — фонъ для празднества багровый —
Намъ вовсе дла нтъ до васъ!
Наивенъ лепетъ вашихъ псенъ!
И грезъ воздушныхъ пастораль
У нашихъ ногъ — простая плсень —
И растоптать ее не жаль.
Смотрите! Тамъ за гранью свода,
За мракомъ замка моего,
Тамъ — неба вашего свобода,
Но не увидть вамъ его!
Съ наивной точностью движенья
Въ пространствахъ міра безъ руля
Въ безумномъ ужас круженья
Виситъ надъ безднами земля!
Она прикована къ орбит
И мчится долгіе вка
За солнцемъ блещущимъ въ зенит,
За солнцемъ пламеннымъ пока.
А тамъ за солнечной системой
Моря несчетныя свтилъ
Гд, черви, ждете вы Эдема,
Гд мракъ забрало опустилъ!
Тамъ свтъ въ пространствахъ безконечныхъ
Успетъ гаснуть по пути
И звуку съ тхъ міровъ предвчныхъ
Къ земл — песчинк не дойти!
Тамъ холодъ вчнаго эфира,
Тамъ тьма и тишь небытія
Тамъ нтъ Эдема, тни міра!
А на земл — владыка я.
Ко мн спшите, дти праха!
Бгите, призраки, ко мн
Отъ одиночества и страха
Отъ мукъ сознанья въ полусн.
Я дамъ вамъ отдыхъ безпощадный
За потъ кроваваго труда!
Какъ цпью, ласкою злорадной
Скую вамъ крылья навсегда.
Вдь эти крылья — безполезны
Они тревожатъ вашъ покой…
Дверей тюрьмы замокъ желзный
Замкну я твердою рукой.
Васъ опьянили чары неба!
Вамъ лучше стадомъ быть тупымъ!
Кусокъ отравленнаго хлба
Я брошу паріямъ слпымъ.
Моей тревогой огневою
Я дамъ вамъ призраки чудесъ,
Вамъ сводъ тюрьмы надъ головою
Вполн замнитъ сводъ небесъ.:
Труды дороги безполезной
И пытку поисковъ во тьм
Смню вамъ родиной желзной,
Блаженствомъ въ каменной тюрьм.
Полей душистые просторы,
Лсовъ ласкающую тнь
Забудьте все! Любите норы,
Любите ночь! Забудьте день.
Я погашу вамъ въ сердц пламень
И въ вашихъ жилахъ стихнетъ кровь:
Желзо, золото и камень
Вы чтить начнете какъ боговъ.
Вы вчно будете рабами…
Но нуженъ отдыхъ и для васъ:
Я надъ открытыми гробами
Устрою праздненства на часъ.
Пышны пиры моей Подруги
И жатвы сумрачныхъ садовъ!
И ваши муки и недуги
Намъ — сладкій отдыхъ отъ трудовъ.
Я услажу Ея раздумья
Могучей музыкой своей,
И жгучей пляскою безумья,
И мрачной оргіей ночей.
Съ разсвтомъ дрему отгоняя
Милльонный хоръ сзываю я
И искры ужаса роняя
Грохочетъ музыка моя.
О нтъ! Вамъ небо не приснится!
Васъ звуки ада обовьютъ,
Васъ оглушитъ моя темница,
Васъ обезумитъ мой пріютъ!
Весь день чудовищныхъ хораломъ
Мой грозный хоръ поетъ вокругъ
И Демонъ съ огненнымъ забраломъ
Творитъ концертъ изъ вашихъ мукъ.
А ночью, убранный огнями,
Въ каскадахъ точекъ огневыхъ
Я тшусь блдными тнями
Моихъ рабовъ полуживыхъ.
И я играю въ полусвт
Всмъ тмъ, что дорого для васъ:
Невсты, юноши и дти —
— Мои игрушки въ этотъ часъ
Я вью гирлянды изъ страданья,
Изъ пораженій и побдъ —
И превращаю ожиданья
Въ глумленье вчное и — бредъ.
На фон полночи унылой
Мой ревъ стихаетъ въ тайный гулъ,
Кажусь я — жуткою могилой,
Въ которой мертвый не уснулъ.
Нмымъ, таинственнымъ и дикимъ
Подонкамъ жизни,— наконецъ,
Шепчу я шопотомъ великимъ
Какъ пробудившійся мертвецъ.
На гулъ настойчиваго зова
Идутъ въ лохмотьяхъ и въ крови
Ряды видній безъ покрова
— Отребья мрака и земли.
И на развалинахъ мученья
На скорбномъ пепелищ дня
Въ напрасныхъ поискахъ забвенья
Они пируютъ въ честь меня.
Подъ псни мятели.
I.
Въ щелочк гд-то мучительно плачетъ полночная вьюга.
Звукъ этотъ жуткій рыдающій звонокъ.
Сердце сосетъ онъ, томитъ какъ рыданья далекаго друга…
Тамъ… за окномъ не покинутъ ли — плачетъ ребенокъ.
Чей-то малютка рожденный не въ пору, не кстати…
Матерью нищей покинутый, злою судьбою…
Слабъ и безпомощенъ голосъ дитяти…
Жутко! Не сладишь съ собою.
Это мятель, это полночи страшная шутка,
Демоны свера злобно рыдаютъ въ ночи!..
Сердце тоскуетъ и шепчетъ: малютка! малютка!
Сердце больное, безумное сердце, молчи!
Снгъ и пустыня за домомъ, поля и сугробы…
Кто же оставить ребеночка ночью въ снгу…
Крадутся, кружатся призраки злобы…
Люди ужасны бываютъ… Всему я поврить могу.
Плачъ его страшенъ и страшно, что врю я въ это…
Что это значитъ?
Блые стекла… въ деревн ни искорки свта…
Плачетъ… все плачетъ…
II.
Что это значитъ?
Я ли ошиблась въ себ,
Или ошибка въ судьб?
Въ чемъ же ошибка? Не знаю.
Нтъ, я не знаю
Понять не могу.
Поле въ снгу.
Снгъ наметаетъ до крыши сугробы…
Сколько въ ней гнва и злобы
Въ этой мятели ночной!
Тамъ за стной
Пиршество ночи бездомной,
Таинство тризны огромной,
Пніе рати враждебной и темной,
Оргія тьмы…
Кто же здсь мы?
Мы, одинокіе, чуткіе слухомъ
Слабые мы или сильные духомъ?
Цари мы природы?
Рабы ли стихіи
Нмые, глухіе?
Мы — дти свободы,
Мы дти грядущаго!
Оргію мрака поющаго,
Зла вопіющаго,
Пиршество тьмы
Прокляли мы!
Надо уйти.
Гд намъ пути?
Гд для безмолвныхъ дорога?
Ищемъ ли Бога —
Или мы Бога нашли —
Муку земли?
За гранью стеколъ.
Холодъ… Вой бушующей мятели…
Ночь темна… И все — снга, снга…
Жизнь людей полна единой цли —
Одолть могучаго врага.
Въ двухъ шагахъ сквозь сумракъ непроглядный
Не дойдешь къ знакомому крыльцу…
Грозенъ врагъ слпой и безпощадный —
Съ нимъ нельзя сойтись лицомъ къ лицу.
Онъ сомнетъ въ объятьяхъ леденящихъ,
Ослпитъ, закружитъ въ хороводъ
Блыхъ грезъ — изъ тьмы во тьму летящихъ…
И — бугоръ надъ павшимъ намететъ.
Каждый домъ невольно стадъ твердыней,
Мы осаду выдержать должны…
Мы одни… За снжною пустыней
Огоньки деревни чуть видны,
Цлый день какъ воины лихіе
Мы стоимъ безсмнно на посту.
Не сломить враждующей стихі
Крпкихъ стнъ, хранящихъ теплоту.
Мы одни въ ея враждебномъ стан.
Пусть грозна пространствъ бездонныхъ ширь,
Пусть земля — какъ капля въ океан,
Но на ней свой нами созданъ міръ!
Пусть чертитъ пугающіе знаки
На стекл снаружи врагъ морозъ,
Пусть темно и холодно во мрак
Въ царств вьюгъ, во власти страшныхъ грезъ,
Здсь у насъ, за тонкой гранью стеколъ
Цлый ‘міръ волшебной красоты:
Гордо мысль паритъ какъ вольный соколъ
И цвтутъ душистые цвты!
Цвтникъ.
Самъ Богъ сказалъ: ‘Я чистымъ дтямъ внемлю’.
Теперь — твой день, твой праздникъ золотой.
Сажай ростки въ разрыхленную землю
И сй цвты, любуйся красотой.
Люби цвты! Дорожки разметая
Готовь свой садъ на встрчу днямъ весны,
Вставай съ зарей, о юность золотая,
И наяву съ восторгомъ вруй въ сны.
Чары.
Я бродила весь день надъ откосами
Вдоль размытыхъ излучинъ ручья.
Вдругъ — русалка съ зелеными косами
Изъ воды закричала: ‘ты чья?’
Изъ воды свое плечико голое
Къ пышной кочк чуть-чуть прислонивъ,
Съ любопытствомъ глядла веселая
Черезъ сть розовющихъ изъ.
Я вглядлась въ глаза ея дивные
Любопытства взаимно полна —
Даже алыя губки наивныя
Какъ цвтокъ разомкнула она.
Я сказала: ‘Ничья я! Свободна я!’
И смясь она скрылась въ ручей,
Но смотрлась я въ зеркало водное
Съ той поры много дней и ночей.
Восхищенному сердцу не лгущія
Краски неба, и тучекъ и водъ
Какъ и я — отраженья бгущія,
Какъ и я — заплелись въ хороводъ.
Не мои ли въ вод отраженія
Расплылись и теряютъ края…
Все сливается… Въ вчность движенія
Уходя, я не знаю: ‘я чья?’
Моя жатва.
При свт лампы за стною —
Сегодня мн противенъ трудъ!..
Цвты на нивахъ подъ луною
Иные люди соберутъ.
Цвтами лунными замнятъ
Букеты мертвые давно,
Цвты сорвутъ, но не оцнятъ
И — не проснутся все равно!
О я пойду бродить на вол
Туда гд ночь, луна и май —
Тамъ звзды падаютъ на поле
И сердцу шепчутъ ‘поднимай’.
Я лунныхъ розъ срывать не буду,
Благоговя въ тишин,
Я поклонюсь земному чуду
И возвратившейся весн.
Мгновенья.
Эти краски — это ласки,
Голосъ Бога — для меня.
Дни и ночи — міра сказки,
Чудо мрака и огня.
Каждый мигъ цвтетъ чудеснй,
Каждый мигъ поетъ звончй,
Миги жизни — это псни,
Золотистый звонъ лучей.
Сквозь лазурныя мерцанья
Вчность міра вижу я,
Въ каждомъ звук — прорицанья,
Тайна тайнъ — любовь моя.
Блескъ алмазовъ распыленный
Сердца звонкіе цвты!
Богъ мой — солнце, богъ влюбленный
Въ свтозарность красоты.
Вечеръ въ студіи.
Въ полутемной студіи случайно
Подъ рукой неопытной рояль
Зазвучалъ какой-то сладкой тайной.
Тихій звукъ поплылъ качаясь вдаль.
Тайна грезъ навялась въ мотив —
Жизнь зажглась, какъ солнце хороша,
Встрепенулась, замерла въ порыв
И — смясь заплакала душа.
Чьи слова? Такъ трогательно юны
Такъ милы, наивны и грустны?..
Голосъ плъ — и тихо пли струны,
Пла жизнь изъ свтлой глубины.
Радость жить зажглась такъ ярко, ново,
И глаза отвергли власть вещей.
И тогда само сказалось слово,
Назвалась тоска моихъ ночей…
Муки дней въ простое выраженье
Отлились какъ въ форму — жгучій сплавъ…
Жизнь и смерть… Борьба… Уничтоженье-
Смна царствъ, эпохъ, временъ и — правъ…
Какъ колосья въ пол, поколнья
Поднялись по втру,— пали внизъ —
Все — миражъ въ туман отдаленья…
Жизнь одна — таинственный девизъ…
Жить! Сгорть, какъ звукъ горитъ въ мотив
Унося въ пространство жизнь и страсть…
Не законъ-ли духа: стать счастливй,
Не въ одномъ ли этомъ наша власть?
Золотой улей.
Пустырь безотрадный.Но пчелка прилежно
Надъ тощимъ бурьяномъ жужжитъ,
Какъ будто бы знаетъ, что медъ неизбжно
И въ чахлыхъ цвточкахъ лежитъ.
И я какъ та пчелка надъ сорной травою,
Ломая свой вольный полетъ,
Кружусь одиноко съ душою живою,
Сбирая по капелькамъ медъ.
Мельчайшія капельки — звенья
Какихъ-то гирляндъ золотыхъ
И видитъ мой взоръ — откровенья
Въ мерцаньи пылинокъ простыхъ.

VI.
‘Невдомое’

Могила мамы.
Надъ твоей могилой, дорогая,
Я стою, бросая край родной.
Занесло могилку… Съ поля набгая
Снжная пороша крутитъ надо мной,
Треплетъ кренъ на шляп черный — и смшной…
И ограда вся обледенла.
И тропинку снгомъ замело…
Все — не то… Окрестность поблла…
Рамы ты тогда вставлять велла…
Бло все… Пустынно и свтло.
Всходитъ солнце изъ лиловой дали…
Ты любила солнце и снга…
Мы съ тобой всю осень солнца ждали,
Не взошло… и будетъ ночь долга…
Я пришла проститься… Блымъ пухомъ
Обросли послдніе цвты…
Я хочу владть тончайшимъ слухомъ —
Тополь шепчетъ мн… Но гд-же, гд-же ты?
Штукатурка съ колокольни древней
Облетла, падаетъ, шуршитъ…
Голоса мн слышны изъ деревни…
Гд же ты?.. и что меня страшитъ?..
Крестъ стоитъ загадочно и прямо
И глядитъ куда-то вдаль съ горы…
Вчность есть? Но ты не скажешь, мама?..
Нтъ! молчи… молчи… не говори…
Я пришла проститься… Гд же… гд ты?
Вьюга въ пол кружится вдали…
Все замерзло… льдомъ кресты одты…
И нельзя на память взять земли.
Амарились.
Невста Лилія цвтетъ передо мною.
На столикъ письменный ее поставлю я.
Прозрачно алые надъ снжной пеленою
Такъ пышны, трепетны вс лепестки ея.
Такъ нжно сладостенъ ихъ блескъ благоуханный.
По шелку ткани ихъ какъ кровь струится сокъ
Въ тончайшихъ жилочкахъ — и трогательно-странный
Расцвтъ души ея я чую какъ намекъ.
Ея присутствіе и тнь благоуханья
Живутъ вокругъ меня, волнуютъ душу мн
И жизни трепетной невдомой дыханье
Хочу услышать я, проникнуть въ тишин.
Существъ таинственныхъ мгновенныхъ и прекрасныхъ
Языкъ загадочный и сонъ ихъ бытія
Во мн колеблются толпою грезъ неясныхъ…
Отъ нжной жалости грущу надъ ними я.
Чего-то требуетъ ихъ блескъ благоуханный
И сердце внчика горитъ какъ уголекъ…
И тайна жуткая — расцвтъ его нежданный,
Когда мятель гудитъ и день весны далекъ.
И такъ же радостно, вся за одно съ цвтами
Проснулась бабочка и вьется у окна,
Трепещетъ крыльями надъ блыми снгами,
Надъ красной лиліей, мгновенна какъ она.
Кругомъ въ снгахъ въ блющемъ туман,
Деревни спятъ до крышъ занесены…
Ползутъ вдали на розвальняхъ крестьяне
Сквозь блый вихрь мятельной пелены.
Душа полна неяснымъ сожалньемъ…
Все — все люблю, вс братья на земл…
Куда-жъ идти съ восторженнымъ томленьемъ?
Къ кому, куда рвануться въ блой мгл?
Голоса невнятные.
Чего-то, чего-то я тайно всегда ожидаю
И странная мысль неотвязная бьется во мн…
Надъ чмъ-то неяснымъ, забытымъ беззвучно страдаю
Сгораю на медленномъ скрытомъ огн…
Стою ли одна у окошка я въ эти минуты
Мн небо ночное обманчивымъ кажется сномъ
И чувствуя я, что незримыя страшныя путы
Висятъ надо мною, надъ міромъ во мрак ночномъ.
Мн кажутся звзды блестящимъ коварнымъ обманомъ,
Приманкою злобной для мысли безсильной моей.
И поле, и воды, одтыя блднымъ туманомъ —
Насмшкой надъ скорбной пытливой душою моей.
И мрачныя чащи надъ берегомъ спящимъ залива
Мн чудится шепчутъ зловщій обманъ затая,
Смясь втихомолку, что взоромъ, блдна и тосклива,
Въ загадку ихъ жизни проникнуть хотла бы я.
Сижу ли съ людьми — и внимаю рчамъ ихъ ничтожнымъ,
Боля за всхъ, за убожество жизни людской,—
Огромный обманъ ощущаю я сердцемъ тревожнымъ
Во всемъ, что кипитъ, и пестритъ, и шумитъ предо мной.
Безумнымъ миражемъ проходятъ ряды поколній,
Безумной игрою мн кажутся страсти людей
Какъ будто не лица, не души — а блдныя смутныя тни…
Мн жаль ихъ, мн страшно съ душой одинокой моей…
Чего-то, чего-то я тайно отъ нихъ ожидаю
И что-то услышать изъ устъ ихъ хотлось бы мн…
И съ каждою новою встрчей — я глубже страдаю,
Сгораю на медленномъ скрытомъ огн.
Memento.
Не долго, не долго метаться въ бреду..
Куда-то въ безбрежность я скоро уйду…
Сегодня проснувшись въ ночной тишин
Я видла тни при яркой лун…
Я видла комнатъ таинственный міръ,
Закутанный въ синій дрожащій эфиръ…
И обликъ предметовъ былъ страненъ и новъ,
Сквозящій въ туман разорванныхъ сновъ…
Отчетливо тни врзались во мглу
И полосы свта терялись въ углу…
Какъ будто дрожала колеблясь вуаль,
Чуть-чуть открывалась нежданная даль.
Та даль волновалась рядами тней
И что-то большое стояло за ней.
Такое большое, нмое, одно
Забытое прежде, родное давно…
И медленно звало блаженство суля —
И тсной далекой казалась земля.
И скорби земныя рдли какъ мгла
И новою жизнью я тайно жила…
Разорванной цпью безсильный недугъ
Стремительно падалъ въ свтящійся кругъ.
Я мчалась, вплеталась въ нмой хороводъ
Сквозь зыбкую легкость въ беззвучный полетъ.
Не долго, не долго метаться въ бреду…
На волю, въ безбрежность я скоро уйду…
Зачарованный кругъ.
Мои дни — это замки лазурные
Съ золотою рзьбой въ хрустал.
Тамъ качаются розы пурпурныя
И блютъ колонны во мгл.
Вечера мои — гроты хрустальные
Надъ прозрачной и тихой водой.
Тамъ блуждаютъ наяды печальныя
И грустятъ надъ упавшей звздой.
Мои ночи — святыни пустынныя
Съ огоньками далекихъ лампадъ…
Тихо движутся шествія длинныя
И далекіе гимны звучатъ.
Безначальный и въ мір единственный
Надъ вками земли какъ вуаль,
Жребій мой — это свитокъ таинственный
Въ безконечность развернутый — вдаль.
Весенній этюдъ.
На опалово-свтлой стн
Надъ рабочимъ столомъ предо мной
Тнь того, что сіяло во мн,
Называясь душистой весной…
Это былъ ли смющійся день
Блоснжныя тучки, цвты?
Только тнь, только слабая тнь
Только слдъ лучезарной мечты.
И когда на нмомъ полотн
Ищутъ отдыха взоры мои —
Предо мною встаетъ какъ во сн
То. что снилось влюбленной весн,
То, что снилось въ т майскіе дни…
Такъ привтливо смотритъ она —
Моя милая комнатка тамъ…
Утромъ въ окна цвты мн бросала весна…
По ночамъ при лун — въ ней была тишина
И уютъ, и мечты, и отвты мечтамъ.
Былъ тамъ красный пушистый коверъ на полу,
Блики солнца горли пурпурнымъ огнемъ…
Полосатое кресло — въ углу…
У цвтовъ — я скрывалась на немъ.
На стнахъ какъ цвты вера
Колебались въ волнахъ втерка,
И какъ псня лились вечера —
И какъ сказка звенла тоска.
Я сидла по цлымъ часамъ
Притаясь за корзиной цвтовъ,
Какъ тоскующій звукъ къ небесамъ
Уходя отъ житейскихъ оковъ.
Были крпостью тихой моей
Мои комнатки поздней порой
Съ перспективой далекихъ огней
Трепетавшихъ алмазной игрой.
Городъ глухо ворчалъ за стной,
Затихалъ и пустлъ онъ какъ храмъ…
Скорбь земли опьянясь тишиной
Отлетала къ далекимъ мірамъ.
Жизнь моя будто сонъ хороша
Золотой паутинкой плыла
И о чемъ тосковала душа
Никому я сказать не могла.
Материнство.
Сокровищъ волшебныхъ затворы суровые
Открыты волшебнымъ ключомъ!
Возможности, таинства новыя
Мерцаютъ далекимъ лучомъ.
Божественнымъ чудомъ плненная,
Забывши о мукахъ своихъ,
Была я какъ жрица, склоненная
Предъ тайной и святостью ихъ.
Была какъ царица на трон я,
Поникшая въ сумрак розъ,
Въ предчувствіи новой гармоніи,
Невдомыхъ псенъ и слезъ.
Кладбище.
Святъ какъ гимнъ любви и сожалнья
Тихій шумъ деревьевъ вковыхъ…
Мсто сна, безмолвія и тлнья,
Городъ мертвыхъ въ город живыхъ.
Шумъ шаговъ людскихъ такъ странно гулокъ
И звучитъ такъ боязливо онъ,—
И въ часы задумчивыхъ прогулокъ
Жизнь смутна какъ легкій полусонъ.
Какъ лазурь бездонны ощущенья,
Какъ вуаль воздушны и легки…
Мысль сквозитъ надъ тайною общенья
Въ полумгл мистической тоски.
Прахъ въ земл… Но гд мечты и страсти?
Героизмъ, растрогавшій судьбу?
Гд любовь? Гд псни? Что во власти
У земли? Что брошено въ гробу?
Трупы? Нтъ!.. Не блдныя ли маски —
Дань земл, невжеству живыхъ?
У могилъ — невдомыя сказки.
Трудно намъ проникнуть въ тайну ихъ.
Шорохъ, вздохъ… Незримыхъ рукъ пожатья…
Тни словъ… намеки прежнихъ дней…
Отблескъ глазъ… Воздушныя объятья…
Ткань одеждъ за чащами втвей..
Міръ иной, нмой для власти слова,
Міръ лучей, загадокъ и мечты…
Мигъ — и нтъ… Все тихо. И сурово
Смотрятъ вглубь безликіе кресты.

VII.
‘Сны’.

Милымъ, забытымъ!
Бленькій столикъ съ тетрадкой открытою…
Скрипка… Съ цвтами окно…
Все это кажется сказкой забытою,
Все это было давно…
Вотъ и родное лицо изнуренное
Тихо глядитъ со стны…
Ожило снова оно, озаренное
Отблескомъ яркимъ луны.
Ожило… Смотритъ и столько страданія
Въ ласк задумчивыхъ глазъ…
Снова беззвучныя слышны рыданья…
Нтъ и не будетъ тхъ мукъ оправданья…
День тотъ на вки погасъ…
Скучную жизнь безотрадно-безплодную
Ты на земл прожила…
Бдная! Рано въ могилу холодную
Ты молчаливо сошла.
Вотъ и двичья кроватка нарядная…
Сладко такъ спалось на ней…
Все миновало, какъ греза отрадная…
Умерли призраки дней…
Въ окна тамъ небо глядитъ необъятное,
Псни цвтутъ какъ цвты…
Чутко таинственно спитъ Невозвратное
Въ замк лазурной мечты…
Rverie.
Мн вспомнилась юность — весенній разсвтъ…
Весеннюю сказку развяли бури…
Тотъ май ужъ отцвлъ, той весны уже нтъ,
И нтъ того солнца на ясной лазури!..
Я помню тотъ май: на жемчужныхъ крылахъ
Впервые слетло ко мн вдохновенье,
И первая псня на свжихъ устахъ
Сложилась во славу поры обновленья.
Въ томъ мір весеннемъ, звучавшемъ кругомъ,
Въ ликующемъ царств цвтущей природы,
Міръ новый открыла я въ сердц своемъ,—
И — хлынули псни, какъ вешнія воды. ф
Чудесная тайна открылась какъ сонъ,
И солнце двойное зажглось надо мною,
И шире раздался въ выси небосклонъ,
И воздухъ баюкалъ горячей волною.
Вся жизнь, какъ Эдемъ, предо мной разцвла
И въ каждой песчинк играла лучами.
Въ ту чудную пору два блыхъ крыла
Я чувствовать гордо могла за плечами.
И въ каждую душу собратій — людей
Глядла я съ врой, полна восхищенья,
Я бредила тайной прекрасной своей,
Жила среди чаръ сновиднья.
Сонъ.
Сегодня предъ самой зарею
Я видла свтлые сны.
Мн снилось: сіяютъ росою
Зеленыя нивы весны.
И шумныя, пышныя сни
Тропическихъ свжихъ лсовъ
Сплели изумрудныя тни
Надъ чащей гигантскихъ цвтовъ.
Въ лучахъ голубыя вершины
Горли огнемъ молодымъ
И блый туманъ изъ долины
Аллъ, растилаясь какъ дымъ.
На чудно-далекомъ простор
До самаго краю земли
Искрилось лазурное море
И парусъ воздушный вдали.
А тамъ въ высот съ облаками,
Мн снилось, плыветъ мой челнокъ
Туда, гд зари огоньками
Какъ храмъ разукрашенъ востокъ.
И въ томъ челнок беззаботно
Плыву я въ лучистую даль
Свободна, какъ втеръ залетный,
Свтла, какъ прозрачный хрусталь.
И, кажется, плыть безконечно
Я буду въ выси голубой
Надъ праздникомъ жизни безпечной,
Надъ юной счастливой землей.
Тамъ люди въ долинахъ играя
На вол гирлянды плетутъ
И блыя крылья сверкая
У нихъ за плечами ростутъ.
И солнце въ потоки глядится,
Любуясь на царство цвтовъ,
На радостно свтлыя лица,
Своихъ беззаботныхъ сыновъ.
Проснулась я въ комнат темной…
Ужъ люди не спали кругомъ
И говоръ столицы огромной
Гудлъ у меня за окномъ.
Спшила нужда на работу…
На фабрикахъ выли гудки
И вновь воскрешали заботу
И черныя тни тоски.
Безъ солнца, холодный, голодный
Вставалъ равнодушно разсвтъ,
Смялся надъ грезой безплодной
И — съ сердца стиралъ ея слдъ.
Дорога.
(Изъ Маріи Конопницкой).
Сливается съ небомъ вдали
Длинна и пустынна дорога.
Гд т, что по этой дорог прошли,
Подъ Окомъ всевидящимъ Бога?
Тамъ эхо еще повторяетъ стократъ
Ихъ псни и гордые клики,
Но падаетъ отзвукъ… И эхо утратъ
Сливается въ ропотъ великій.
Какъ тихо! Но слышенъ далекій прибой…
Есть ключъ въ зачарованномъ грот…
Для смлыхъ безумцевъ разбитыхъ судьбой
Готовы могилы — въ болот.
Чу! Снова я слышу шаги вдалек,
Изъ царства мечты и порыва…
То рыцари духа возстали въ тоск —
И движутся къ бездн обрыва…
И слышу я смхъ ихъ, и слышу ихъ плачъ,
И кличъ благороднаго гнва…
Но поднялъ свой заступъ безмолвный палачъ
И ждетъ ихъ у чернаго зва…
Не скоро, не скоро проложатъ мосты
И станетъ свтла та дорога!
Надъ топью болотной несчетны кресты
Подъ Окомъ всевидящимъ Бога.
Голубыя тни.
Тамъ кленъ высокій цвлъ весной,
Ронялъ цвты на садъ зеленый…
Въ саду ютился домъ родной…
Пестрлъ цвтникъ подъ тнью клена…
Въ углу бесдка тамъ была,
Росли крыжовникъ и малина…
Дорожка желтая вела
Къ скамь за чащами жасмина…
Тамъ былъ уютный косогоръ,
Поросшій травкою пахучей…
Сирень сплелась черезъ заборъ
Съ моей березкою плакучей…
Тамъ лсъ вдали синлъ высокій
И нивы были тамъ вокругъ,
И голосъ матери далекій
Къ намъ долеталъ въ зеленый лугъ…
Тамъ все свтло и благодатно..
Зоветъ… Напрасно!.. Никогда!..
Прошло, погибло невозвратно…
И не вернуться мн туда…
Сонъ въ зимнюю ночь.
Небеса и земля въ заговор,—
На меня ополчились они.
Какъ ладья на тревожномъ простор
Мчатся вихремъ зловщіе дни.
Гд мой руль? Онъ разбитъ, какъ втрило…
Ихъ унесъ по волнамъ ураганъ
Съ непонятно-враждебною силой,
Отъ которой кипитъ океанъ.
Гд мой спутникъ? Подъ дымкой холодной
Жмется къ мачт, какъ призракъ нмой…
Это-ль другъ мой въ борьб благородной?
Нтъ, онъ призракъ, навянный тьмой.
Только чайки ныряютъ надъ моремъ,
Буревстникъ крикливый паритъ…
Если сердце истерзано горемъ,
Отчего, какъ свча, не сгоритъ?..
Море кажется мирною степью
Передъ бурею въ сердц моемъ…
Разв рабъ я, прикованный цпью
Къ этой лодк во мрак ночномъ?!.
Зазвенла ли даль голосами?
Гд же братья? Мы вмст плыли,
Мы вступали въ борьбу съ небесами
За грядущее счастье земли!
Гд же люди? Въ часы испытанья
Отчего, какъ въ гробу, я — одна
И никто не окликнулъ въ скитаньи,
Не блеснулъ надъ кошмарами сна!
И несусь я по втру безъ силы…
Гд мой берегъ? Гд свтлая цль?
Только скалы… и звомъ могилы
Угрожаетъ песчаная мель.
Кто я? Что я? Волна океана,
Или чайка надъ гребнемъ волны,
Или только обрывокъ тумана?
Но зачмъ же волшебные сны,
Но зачмъ же лучистыя краски,
Крылья духа, любовь и печаль,
Эти псни, молитвы и сказки.
Эта вчно-манящая даль?!
Если мель, для чего ожиданья,
Долгій путь въ безконечномъ плну?
Море ждетъ… Нестерпимы страданья,
Море тянетъ глубоко ко дну.
Тамъ, на дн, въ необъятной пучин
Не увижу я лгущихъ небесъ…
Тамъ растетъ на безмолвной равнин
Неподвижный коралловый лсъ.
Тамъ на выступахъ камней холодныхъ
Зрютъ перлы, поэзія волнъ.
Это — звзды въ тхъ царствахъ подводныхъ,
Маяки, стерегущіе челнъ…
Тамъ глубокая тишь. Не доходитъ
Шумъ земли до песчанаго дна,
Подъ кристальными сводами бродитъ
Только смерть — невидимка одна…
Но съ небесъ будто лезвее шпаги,
Прорзаясь изъ траурныхъ тучъ,
Мн сверкнулъ обаяньемъ отваги
Неожиданный солнечный лучъ.
Ты встаешь, золотое свтило!
О, взойди же, взойди поскорй,
Теплымъ свтомъ, надеждой и силой
Ослабвшія руки согрй!
Блый парусъ я слова поставлю,
Я усядусь сама у руля,
Безъ руля — я челнокъ свой направлю,
Близко, близко родная земля!
Это берегъ! Не мель роковая,
Это берегъ желанной страны!
Не о ней ли мн даль огневая
Наввала лучистые сны?
Сладкой музыкой жизни звучащій,
Островъ розовой дымкой покрытъ.
Тамъ цвтовъ благовонныя чащи,
Тамъ весна молодая царитъ.
Ближе-ближе призывные звуки…
Тамъ друзья меня ждутъ у дверей!
Я несу вамъ окрпшія руки —
О пожмите ихъ, братья, скорй!
Я истерзана пыткой ненастья,
Темной ночью неправды и зла,
Но работать для общаго счастья,
Беззавтно любить я пришла.
О пустите же въ край вашъ счастливый
И увидть мн дайте вашъ храмъ —
И пойду я взрывать ваши нивы,
Или строить дворцы по горамъ.
Я для свтлаго храма вершины
Подъ водою жемчужинъ нарву,
Буду камни таскать изъ долины
И полоть на дорогахъ траву.
Только чайки ныряютъ надъ моремъ,
Гряды скалъ перерзали даль…
Вновь миражъ посмялся надъ горемъ,
Свтлыхъ храмовъ растаялъ хрусталь…
Рокъ смется! Восторгъ совершенства
Не для насъ! Не позволитъ судьба!
Гд, о гд же ты, Островъ Блаженства!
И доколь же наша борьба?!
Спутникъ! Орелъ мой желанный!
Гд ты, въ какой сторон?!
Ужасъ смертельный, безгранный —
Смертью разлился во мн.
Гд ты, не скованный страхомъ,
Полный таинственныхъ силъ,
Съ гордымъ могучимъ размахомъ
Царственныхъ крылъ!
Гд?! На какой ты вершин?
Я-бъ исходила вс горы земли…
Вождь мой! Съ тобою въ пустын
Люди бы Островъ Блаженства нашли!
Гд же вожди? Не услышать отвта!
Въ гнздахъ уснули орлы…
Ночь… Далеко до разсвта…
Тучи клубятся изъ мглы…
Небо съ землей въ заговор!
Къ мели челнокъ доплыветъ…
Крики молящіе въ мор —
Кто-то тамъ гибнетъ, зоветъ…
Неясный сонъ.
Мн снится неясный плнительный сонъ,
Какъ пснь недоптая кончится онъ…
Разсыпалось эхо но выступамъ горъ…
А небо ночное — какъ темный шатеръ.
За пологомъ звзды блестятъ вдалек…
Одна я… одна я… въ тоск…
Тамъ въ свжей могил схороненъ боецъ,
Зарытъ подъ землею герой…
Вечерней и ранней порой
Встаетъ изъ могилы великая тнь
И смотритъ на небо, восходитъ ли день,
Восходитъ ли день, наконецъ!
Но, тихо качаясь, уходитъ туманъ,
Подъ солнцемъ пустыненъ высокій курганъ.
Вечерней и ранней порой
Одинъ ты, уснувшій герой…
И слава, и счастье, и жизнь — это сонъ.
Какъ пснь недоптая кончится онъ.
Въ золотистой нирван.
Свтлое какъ тучки, голубое съ блымъ
Легкое какъ воздухъ платье у меня.
Словно тнь брожу я съ сердцемъ опустлымъ
И тоскуя таю въ синей сказк дня.
Блый бантъ какъ птица въ волосахъ душистыхъ,
Бабочкой огромной кажется въ тни,
Краемъ пнной зыби съ тучекъ серебристыхъ,
Или блой розой цввшей въ эти дни.
Легкими шагами по дорожкамъ сада
Вдоль газоновъ свжихъ тамъ и здсь брожу,
Все ищу кого-то. Но кого мн надо,
Но кого люблю я,— нтъ, не нахожу.
Рыцаря однажды я видала гд-то
На картин свтлой… Помню какъ во сн…
Все чего-то ищетъ онъ за краемъ свта,
Бродитъ одиноко въ дальней сторон.
Гд меня найдетъ онъ въ чащ за лсами?
Какъ меня узнаетъ, если и найдетъ?!
Лсъ звенитъ напрасно всми голосами,
Лсъ пророчитъ ложно! Рыцарь не придетъ.
Рыцаря на свт не было такого.
Если былъ, то умеръ, не дождался онъ —
И давно забылось, затерялось слово,
Что могло развять мертвыхъ тихій сонъ.
Приходили люди. Т, что вчно, всюду
Были, есть и — завтра будутъ на земл,
Т, что только въ церкви могутъ врить въ чудо,
Т, что внчикъ тлнья носятъ на чел.
Псенъ нтъ у труповъ. Рчь ихъ — только звуки,
Шорохъ струй воздушныхъ… Люди — какъ кошмаръ.
Я на нихъ смотрла сквозь вуаль ихъ скуки
И читала въ душахъ скучный календарь.
Ни страстей, ни мыслей, ни порывовъ смлыхъ!..
Срые какъ камень, срые — какъ пыль…
А вокругъ — бродили Грезы въ платьяхъ блыхъ
И изъ чащъ цвтущихъ откликалась Быль.
Люди уходили — и ушли какъ тни,
Какъ уходятъ тни съ поворотомъ дня.
И никто не видлъ золотыхъ сплетеній,
Хороводовъ майскихъ плывшихъ близъ меня.
И никто не слышалъ по аллеямъ зова,
Хохота русалокъ, пнья птицъ лсныхъ,
И никто не понялъ въ псн лса — слова,
Полнаго загадокъ и чудесъ земныхъ.
Золотились блики на песк прохладномъ,
Золотомъ зеленымъ брызгали кусты,
И одна бродила я въ лсу нарядномъ,
Въ изумрудномъ Храм Красоты.
Маякъ.
По песчаному молу иду я…
Каждый день проходилъ здсь мой другъ…
На холодный гранитъ негодуя
Полны темныя плещутъ вокругъ.
Набгаютъ волна за волною
И со стономъ уносятся прочь…
Что вы сдлали, волны, со мною
Въ ту ненастную страшную ночь!
Смыли молъ вы и башню гранитную,
Но воздвигнута снова стна!..
О возьмите-жъ меня, беззащитную,
Унесите до самаго дна!
Съ соколинымъ погаснувшимъ взглядомъ
Тамъ лежитъ молодой мой орелъ —
Положите насъ мертвыми рядомъ
Подъ тяжелый разрушенный молъ.
Нтъ! Стоять тутъ на страж должна я…
Вотъ и постъ мой — высокій маякъ.
Здсь погибъ мой герой, зажигая
Яркій свтъ, побждающій мракъ.
Онъ погибъ здсь въ борьб благородной
И одна прихожу я сюда
Зажигать этотъ свтъ путеводный,
Провожающій въ море суда.
На судахъ этихъ возятъ товары
Но и люди есть — много людей —
Можетъ быть, и счастливыя пары
Тамъ любуются башней моей.
Я фонарь зажигаю какъ прежде
Пусть порадуетъ путниковъ онъ,
Пусть ввряются сладкой надежд,
Пусть имъ грезится радостный сонъ.
Мн тотъ сонъ никогда не приснится…
Ночь спускается чернымъ шатромъ
И зловщія пышутъ зарницы,
Но темно какъ въ могил кругомъ.
Волны бьются о молъ негодуя…
Нтъ! Теперь вамъ маякъ не снести!
Взяли жизнь вы его молодую,
Новыхъ жертвъ я не дамъ вамъ найти!
Подъ туманами полночи черной
Нашъ маякъ одиноко сіялъ,
Вамъ мшалъ его свтъ непокорный —
На путяхъ вашихъ темныхъ — стоялъ!
Будто сонъ!.. Какъ кошмаръ безобразна
Предъ глазами моими та ночь
Все стоитъ и стоитъ неотвязно,
Не уходитъ изъ памяти прочь.
Ахъ, въ ту ночь разъярилось ненастье,
Какъ стна подымалась вода…
Волны, волны! Зачмъ мое счастье
Вамъ отнять захотлось тогда!..
Чернокрылая рать боевая
Ополчилась на гордый маякъ,
Въ черномъ саван ночь грозовая
Каждый шагъ сторожила какъ врагъ.
Только молній-предателей зми
Угрожая бросали свой лучъ
И дрожала земля пламеня
Подъ ударами демоновъ — тучъ.
Разметавъ свои гривы косматыя,
Изъ разверзтой утробы земли
Великаны вставали проклятые,
И по небу угрюмому шли.
Нашъ поселокъ не спалъ ни мгновенья
И огней не гасили въ домахъ,
Ожидая съ зарей наводненья,
Приходя въ неописанный страхъ.
Я ребенка качала съ тревогой,
Изъ окошка глядла во тьму,
Безполезной молитвою Бога
Призывая на помощь ему.
И маякъ замирающимъ свтомъ
Словно самъ моихъ взоровъ искалъ,
Мн мерцалъ одинокимъ привтомъ
Далеко за уступами скалъ.
Наводненье росло прибивая
Къ самой двери домовъ челноки.
Ночь, ужасная ночь роковая!
Я сходила съ ума отъ тоски.
Унесла я малютку съ постелью
Высоко отъ воды на чердакъ…
Сжалься Богъ надъ его колыбелью!
Но должна я идти на маякъ.г!
‘Богъ спасетъ!’ Я твердила съ тоскою…
Втеръ вылъ… Непроглядная мгла…
И крестясь трепетавшей рукою
По вод я безъ страха пошла.
Богъ спасетъ! И въ слезахъ я просила…
Пусть бурлитъ подымаясь вода!
Поплыву! Не растрачена сила,
Я здорова, смла, молода!
Богъ спасетъ! Я не даромъ сказала!
Я не даромъ жена моряка!..
Подъ ногами земля изчезала —
Поплыла я на свтъ маяка.
Миновать только скалы! За ними
Начинается молъ — съ маякомъ.
Я боролась съ волнами сдыми
Обдававшими пной съ пескомъ.
Не пугалъ меня гулъ урагана,
Ни въ пучинахъ морскихъ Водяной.
Черезъ стку дождя и тумана
Подымаясь на гребни съ волной,
Я искала огонь сиротливый!,
Нтъ! Въ грозу онъ не будетъ одинъ
И плыла я, плыла терпливо
И дыша тяжело какъ дельфинъ.
Вотъ и молъ!.. И на якорь пловучій
Прислонилась я мигъ отдохнуть…
Разрывались съ ударами тучи,
Втеръ рвалъ налегая на грудь,
Волны бшено тло хлестали…
Не доплыть мн — бурунъ разобьетъ!
Задыхаюсь я, руки устали…
Но тоска меня гнала впередъ.
И опять окунулась я въ волны,
И маякъ мн блеснулъ веселй —
Беззавтной отвагою полный
Взоръ туда устремлялся смлй.
Съ каждой новой волной относило
Къ маяку меня ближе, къ нему!
И откуда взялась во мн сила
До сихъ поръ я понять — не пойму.
Ураганъ оглушалъ меня шумомъ,
Брызги волнъ ослпляли глаза…
Безпощадно надъ моремъ угрюмымъ
Свирпя ревла гроза.
Сводъ небесъ былъ охваченъ пожаромъ
И раскатами море потрясъ…
Грохотъ камней смшался съ ударомъ
И огонь,— и маякъ мой — погасъ.
Въ голов моей страшныя звуки
Стали громче чмъ громы небесъ —
Онмли и замерли руки…
Крикъ отчаянья, ужаса, муки
Въ дикомъ хор беззвучно изчезъ.
Оглушилъ меня адъ разрушенья,
Вопли скалъ и размытой стны…
Безъ сознанья, безъ силъ, безъ движенья
Захлебнулась я въ пн волны.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я очнулась въ рыбачьей избушк,
Богъ помогъ!.. Побрела я домой…
Уцлли дома деревушки,
Уцллъ и ребеночекъ мой.
Наводненье спадало. Толпами
Шли смотрть на разрушенный молъ.
Нашъ маякъ унесло… Съ рыбаками
Мужъ домой въ этотъ день не пришелъ.
Я изъ дому ушла молодая,
А вернулась сдою вдовой.
Окружили меня утшая —
Можетъ быть — онъ вернется живой.
Собирались сосдки, сидли,
Утшали меня горячо…
Безъ надежды, безъ вры, безъ цли
Цлый день я все ждала еще.
Но уже не молилась — и сухи
Стали сразу глаза у меня…
Каждый звукъ въ настороженномъ слух
Какъ гроза грохоталъ для меня.
Я уснуть не могла дв недли,
Какъ во сн говорила, жила…
А однажды не встала съ постели
И забылась — надолго слегла.
Но не спасъ отъ видній проклятыхъ
Головы моей бдной недугъ.
Въ тишин опостылвшей хаты
Мн та ночь представляется вдругъ.
Все мн снится, что въ мор плыву я,
А сердитыя волны за мной
Догоняютъ хохочутъ бушуя
И встаютъ безконечной стной.
Изнывая въ безуміи дикомъ
Я дрожу и не сплю въ тишин…
И порою пронзительнымъ крикомъ
Я пугаю малютку во сн.
Десять лтъ!.. Укрпили на диво
Новый молъ и маякъ. Не снесетъ!
Чу! Сигналъ раздается тоскливо
Тамъ суда. И маякъ ихъ спасетъ.
Ярко свтъ мой горитъ одинокій!
Добрый путь! Проплывайте, суда,
И окончивши путь вашъ далекій
Возвращайтесь спокойно сюда.
Море спитъ — и такой непогоды,
Какъ тогда,— не случится опять…
Врный сторожъ вашъ, долгіе годы
Буду я здсь на страж стоять.
Сынъ ростетъ… Блокурый и стройный
Какъ отецъ — морякомъ будетъ онъ,
Молчаливый, безстрашный, спокойный
Онъ для бурь и отваги рожденъ.
Съ рыбаками какъ взрослый мужчина
Узжаетъ онъ въ море на ловъ.
Мн сказалъ бы спасибо за сына
Мой орелъ… Не слыхать его словъ…
Если сынъ мой не въ мор, а дома —
Чинитъ сть онъ и псни поетъ…
Мн мерещится голосъ знакомый —
Милый голосъ зоветъ и зоветъ…
Будетъ звать отъ зари до заката
И умру я въ глубокой тоск,
Только жду, что замнитъ когда-то
Сынъ меня на родномъ маяк.
Волна и камень.
Въ синемъ мор волна голубая,
Набжавъ на прибрежный гранитъ,
Обняла его, пной играя,
И ласкаясь къ нему говоритъ:
Что ты дремлешь, угрюмый и сонный
Въ безнадежной своей тишин?
Ты не бойся тревоги влюбленной,
Ты доврься шалунь — волн.
Я полна беззавтнымъ порывомъ,
Мн несносенъ твой мертвый покой,
Я хочу тебя сдлать счастливымъ,
Познакомить съ пучиной морской.
Ты не знаешь еще, какъ красивы,
Глубины этихъ водъ голубыхъ,
И алмазные струй переливы
Въ блеск солнца, въ огняхъ золотыхъ…
Ты не знаешь блаженства движенья
Безъ конца въ необъятную даль…
О! Со мной ты забудешь сомннья
И навки отгонишь печаль!
Лишь отдайся доврчивой ласк
И бросайся въ объятья мои!
Будешь счастливъ безумно, какъ въ сказк,
Въ сновиднь взаимной любви.
Понесу тебя въ шумное море!
Тамъ, подъ солнцемъ горячимъ, съ тобой
Будемъ мы на широкомъ простор
Пировать надъ морской глубиной…
Понесу тебя въ дальнія страны,
Къ зеленющимъ выступамъ горъ,
Гд лежатъ облаковъ караваны,
Гд пестрютъ цвты, какъ коверъ…
И разнженный рчью веселой
Про улыбки и чары весны,
Полюбилъ ее камень тяжелый
И поврилъ обтамъ волны.
Разыгралася волна молодая,
Загорлась лазурнымъ огнемъ,
Серебристою пной сверкая,
Разсыпалась алмазнымъ дождемъ.
И ласкала и пла, лаская,
Беззащитнаго друга волна
И шептала, съ собой увлекая,
О любви и о счасть она.
Но наскучилъ ей камень тяжелый,
Надолъ ей нмой ея другъ…
Жажда жизни и воли веселой
Увлекла ее бшено вдругъ.
И ушла она въ бездну лазури
Стадо рыбокъ гонять золотыхъ,
Подымать искрометныя бури
Въ безпокойныхъ пучинахъ морскихъ.
Весь разбитый въ причудливой пляск
Другъ волны потонулъ въ глубин
И обломки разрушенной сказки
Затянуло песками на дн.
Вновь играетъ волна голубая,
Омывая прибрежный гранитъ,
Беззаботное море, сверкая,
Надъ забытой могилой шумитъ.
Мистическій цвтокъ.
Тропинка въ папоротникъ темный
Ушла, въ узорные шатры.
И тихъ, и гулокъ храмъ огромный.
Беззвучны пышные ковры.
Какъ чьи-то грезы огневыя
Сквозятъ сквозь куполъ облака.
Вершины сосенъ вковыя
Гудятъ какъ хоръ издалека.
Свтло и свято это мсто,
Подъ вчнымъ солнцемъ — вчный рай!
И, лса темнаго невста,
Вхожу въ обтованный край.
Одта въ блыя одежды,
Въ воздушно блую фату,
Едва поднять ршаюсь вжды,
Взглянуть вокругъ и въ высоту.
Все глубже темная тропинка,
Все гуще свжіе кусты.
Я тоже — тихая былинка
Въ великомъ храм красоты.
Творится сладостная месса,
Аккорды мощные встаютъ…
Я тоже звукъ въ хорал лса,
Что духи свтлые поютъ.
Въ волнахъ, въ дыму благоуханій
Высокъ божественный чертогъ!
Въ кадильномъ трепет дыханій
И — мой благоговйный вздохъ.

VIII.
‘Красота’.

Мистерія.
Какъ дискъ раскаленный вдали,
Какъ алый огромный алмазъ,
До завтра за гранью земли
Скрывается солнце отъ насъ.
Безмрны богатства очей!
И тамъ въ высот — и во мн
Божественна тайна лучей!
И — святость въ угаснувшемъ дн.
Опаловый свтлый внецъ
Ношу я — прекрасенъ и юнъ.
Мистерій задумчивый жрецъ,
Касаюсь сверкающихъ струнъ.
Мой гимнъ — какъ орелъ въ синев,
Полетъ его строенъ и гордъ…
Какъ дымка зари,— по земл
Плыветъ серебристый аккордъ…
Медлительно жрицы ушли
За розовый пологъ во храмъ.
Привтъ отъ затихшей земли,
Привтъ золотистымъ мірамъ!
Жертвенникъ.
Это — жертвенникъ блый, струящая
Фиміамъ своихъ тучекъ земля…
Только арфа во храм звенящая
Только арфа Эолова я!
Тихо все въ этомъ храм, божественно!
Безграниченъ и благостенъ онъ…
И звучитъ въ немъ чуть слышно, торжественно
Легкихъ струнъ замирающій звонъ…
Лунная элегія.
Въ глубь аллей прозрачной сткой свта
Смотритъ ночь весенняя съ небесъ.
Тишь полей туманами одта
И пугливо шепчетъ дальній лсъ.
Лунный свтъ трепещущею дымкой
Разубралъ склоненные кресты…
Изъ могилъ забытыхъ невидимкой
Въ высь плывутъ погибшія мечты.
Никогда имъ въ міръ не возвратиться,
Не забыть страданья прошлыхъ дней.
Кружитъ мысль, какъ раненая птица,
Въ синей мгл тоскующихъ тней.
Каменные боги.
Во тьм вковъ, на грани человка,
Нмой души таинственный внецъ,—
Изваялъ ‘бабу’ каменнаго вка
Невдомый творецъ.
Среди равнинъ въ безмолвіи пустыни
Онъ созидалъ изъ камня символъ свой,
Суровый ликъ невдомой святыни,
Обвянный загадкой вковой.
Какъ пыль земли изчезли поколнья
И прахъ ихъ царствъ развянъ по земл,
Но истуканъ, не вдающій тлнья,
Хранитъ завтъ безмолвный на чел.
Сквозь грубость формъ, застывшій въ безучасть
Пронесъ гранитъ въ далекіе вка
Молящій крикъ о красот и счасть
И — въ немъ звучитъ безсмертная тоска.
Ивы и псени.
Гибнутъ несптыми псни могучія,
Рано звучатъ имъ изъ царства мечты…
Псни мои — это ивы плакучія,
Краткаго лта цвты.
Ивы плакучія съ шелестомъ смутнымъ
Къ сонной поникли волн,
Словно скиталецъ челомъ безпріютнымъ
Въ грустной чужой сторон.
Что вы тоскуете, ивы тнистыя?
Полно глядться вамъ въ воды нечистыя,
Полно вамъ грезить во сн…
Снятся-ли весны вамъ т ароматныя,
Т, что давно отцвли?
Снятся-ли милые дни невозвратные
Т, что прошли?
Снятся-ли волны лазурно-зеркальныя,
Море — и бури надъ нимъ?
И не о нихъ-ли вы, ивы печальныя,
Шепчетесь съ втромъ ночнымъ…
Втеръ крылатый гудитъ надъ равниною,
Клонитъ цвты надъ водой…
Гд вы, цвты мои, съ вашей кручиною,
Съ вашей красой молодой…
Гд вы, цвты мои, лиліи блыя…
Прудъ заростетъ камышемъ,
Внчики ваши снесетъ пожелтлые
Втеръ въ ненасть ночномъ.
Гнется камышъ, наввая унылыя
Думы о вчной зим…
Полно-же полно вамъ, ивушки милыя,
Плакать во тьм.
Забытое.
На гор въ лсу еще донын
Древній храмъ разрушенный стоитъ.
Изъ него унесена святыня,
Мхомъ обросъ нахмуренный гранитъ.
Темный плющъ обвилъ его колонны,
Въ алтар весной цвтетъ сирень
И жасминъ разросся благовонный,
Разбросавъ узорчатую тнь.
Темный лсъ закрылъ втвями входы,
Слдъ тропы давно исчезъ въ пыли,
Изъ оконъ готическихъ подъ своды
Втки пихтъ душистыхъ проросли.
Въ мракъ сырой погружены притворы,
Въ нихъ молитвъ не слышно по утрамъ,
Въ высот еще блютъ хоры,
Но органъ давно замолкнулъ тамъ.
Въ темный склепъ сбгаютъ внизъ ступени,
Рядъ гробовъ безмолствуетъ въ тни,
Прахъ сдой забытыхъ поколній
Сторожатъ таинственно они.
Башня есть. Въ лазурь надъ деревами
Въ высь ушелъ воздушный силуэтъ,
Мраморъ стнъ съ рзными кружевами
Близной сверкающей одтъ.
Какъ мечта, окутанный печалью,
Онъ сквозитъ на неб голубомъ
И царитъ надъ необъятной далью
Надъ горой и нивами кругомъ.
И окрестъ сквозь стройныя бойницы
Виденъ внизъ зеленый лсъ вершинъ…
Смутныхъ грезъ толпятся вереницы
Въ тишин задумчивой руинъ.
Въ ниш тамъ изваяно распятье:
До сихъ поръ сіяютъ въ полутьм
Въ даль временъ простертыя объятья
И внокъ терновый на чел.
А внизу на самомъ склон ската
Груды стнъ — развалины дворцовъ.
Монастырь святой здсь былъ когда-то —
Тихій міръ отшельниковъ-отцовъ.
До сихъ поръ остались корридоры,
Уцллъ и келій длинный рядъ.
Ходъ изъ нихъ, ведущій лсомъ въ горы,
Подъ землей тамъ вырытъ, говорятъ.
Въ деревняхъ окрестныхъ есть преданье,
Что давно, въ былые времена,
Здсь княжна была на покаянье
Въ монастырь отцомъ заключена.
Въ глубин сырого подземелья
Виденъ входъ за толстою стной.
Гд была таинственная келья,
Есть окно съ ршоткою двойной.
Дикихъ розъ душистые букеты
Въ мирномъ сн повисли у окна…
Говорятъ, что три зимы, три лта
Подъ землей томилася княжна.
И когда пришелъ конецъ унылый,
Духовникъ допущенъ не былъ къ ней,
Сводъ тюрьмы остался ей могилой
И замковъ не сняли у дверей.
Такъ и спитъ она безъ погребенья
Въ толщ стнъ, хранящихъ тайну мукъ…
Говорятъ, что утромъ въ воскресенье
Прежде тамъ былъ часто слышенъ стукъ.
То она просила помолиться
Въ Божій часъ за гршную княжну,
Но никто не могъ тогда ршиться
Подойти къ зловщему окну.
Съ той поры не вдая покоя,
Чуть луна въ лазурь однетъ ночь,
Бродитъ тамъ съ недремлющей тоскою,
Та — отцомъ загубленная дочь.
Въ избахъ селъ при огоньк лучины
Старики порой ведутъ разсказъ,
Какъ во дни печальной годовщины
Имъ княжна являлася не разъ.
Хороша, какъ лунное сіянье,
Распустивъ каскады черныхъ косъ,
Шла она въ воздушномъ одянь
По ковру алмазно-ясныхъ росъ.
Взоръ очей загадочныхъ и черныхъ
Все глядитъ въ нмую даль небесъ…
Шла она въ тни деревъ нагорныхъ,
Шла туда, гд гуще дикій лсъ…
Говорятъ, въ мстахъ уединенныхъ
Окликаетъ путниковъ княжна.
Встрча съ ней для молодыхъ влюбленныхъ
Роковымъ пророчествомъ полна:
Ихъ любовь — сильна какъ смерть, какъ злоба
Съ каждымъ днемъ мучительнй, больнй
Будетъ жечь, томить всю жизнь до гроба —
И во вкъ конца не будетъ ей…
Весной.
Я стою надъ ркой — безмятежно она
Спитъ на пышномъ ковр прибережныхъ луговъ
И съ улыбкой глядитъ молодая весна
На зеркальную гладь изъ зеленыхъ кустовъ.
Далеко-далеко заиграла свирль,
Что-то шепчутъ цвты, что-то шепчетъ трава…
Разбудилъ-ли ее часовой — коростель
Или втеръ донесъ чьей-то псни слова.
Въ небесахъ тишина, въ небесахъ красота,
Звзды яркимъ внцомъ загорлись вдали,
Въ серебристый туманъ нарядилась мечта
И покрыла фатой очертанья земли.
Чей-то смхъ молодой, чья-то псня безъ словъ,
Чьи-то въ чащ звенятъ голоса надъ ркой,
Это — бродитъ въ мечтахъ молодая любовь,
Это жизнь говоритъ съ ясноокой весной…
Надъ тишью.
Въ океан лазурнаго свта
Вся земля зеленетъ какъ садъ.
Сладкозвучной гармоніей лта
Колосистыя нивы звучатъ.
На зеркально-далекомъ простор,
На размашистой глади Днстра,
Хороши благовонныя зори
И какъ сонъ хороши вечера.
Вся неясною грезой объята,
Зачарована ясная тишь
И подъ розовой дымкой заката
Не шелохнетъ высокій камышъ.
Чуть шуршитъ осока надъ водою
И таинственной жизнью полна
Въ темномъ зеркал водъ подъ луною
Безконечно свтла глубина.
Въ заколдованномъ сн ненюфары
Въ полусвт блютъ надъ ней,
Къ нимъ далекія нжныя чары
Съ втеркомъ прилетаютъ съ полей.
Плескомъ веселъ едва нарушая
Мелодичную сказку волны,
Наша лодка скользитъ, разсыпая
Брилліанты въ сіяньи луны.
Въ сердц муки на мигъ замолчали,
Ихъ смнила, развяла прочь
Псня вдумчивой, чистой печали,
Непонятной и свтлой, какъ ночь.
Скоро весна!
Долго земля наша солнца просила!
Выхода ищетъ назрвшая сила,
Нива устала отъ долгаго сна,
Скоро весна!
Зерна прозябли подъ гулъ непогоды,
Землю буравятъ несчетные всходы,
Свтлая зелень подъ снгомъ видна,
Скоро весна!
Волей повяло съ вольнаго моря!
Грозно со льдами прибрежными споря,
Зыбью тревожной пучина полна,
Скоро весна!
Льдины ломаясь толпятся какъ стны,
Никнутъ и таютъ подъ всплесками пны…
Всхъ ихъ со смхомъ хоронитъ волна,
Скоро весна!
Съ громкой ликующей псней свободы
Скоро проснутся нагорныя воды,
Хлынутъ — и море взволнуютъ до дна!
Скоро весна!
Одно прекрасное.
Нахмурился сумрачный лсъ,
Подъ снгомъ молчитъ какъ тюрьма,
Мн хочется шири небесъ,
Полей, гд — невста — зима.
Закинула голову я:
Лазурный сомкнувшійся кругъ…
Такъ близки, какъ-будто, края,
И все-таки — бездна вокругъ.
На грани земли облака,
Лиловыя стны изъ тучъ…
А глубь безъ конца далека,
Размахъ ея дивно могучъ.
Бла, неподвижно-мертва
Земля — а надъ гладью полей
Движенья полна синева,
И жизнь лучезарная въ ней.
Все движется, мчится, плыветъ,
Сплетая въ чарующій хоръ
Невиданныхъ красокъ полетъ,
Оттнковъ чудесный узоръ.
Тамъ вихри летятъ въ высот
И стаи сверкающихъ птицъ,
Подобныхъ крылатой мечт,
Нежданныхъ, какъ блески зарницъ.
Плывутъ тамъ вуали завсъ,
Гирлянды жемчужныхъ химеръ
И сказочна смна чудесъ,
Волшебная музыка сферъ.
Куда-то къ далекимъ мірамъ
Дороги воздушно взвились
И сердце тамъ чувствуетъ храмъ,
Огромный какъ звздная высь.
Такъ тсны и малы поля
И старый темнющій боръ…
Вдь только песчинка земля,
Летящая въ синій просторъ…
Какъ жертвенникъ блый предъ нимъ
Земля — на порог во храмъ,
А тучи — клубящійся дымъ,
Молитвъ золотой фиміамъ.
Весь міръ — только арфа одна,
Поющія струны — лучи,
И сердце — той арфы струна!
О, лучъ мой лазурный! звучи!
Твой голосъ какъ жертвенный дымъ,
Какъ жертвы моей фиміамъ
Пусть будетъ моленьемъ моимъ,
Аккордомъ, плывущимъ во храмъ.
Цвты въ снгу.
Блеститъ сугробъ въ излучистомъ излом,
Какъ блый дымъ струится снгъ надъ нимъ…
Стеречь цвты ты будешь въ этомъ дом
И помогать съ зимой бороться имъ.
Сама цвтокъ, ты спишь въ своей постели,
Чтобъ утромъ вновь смяться и цвсти,
Смясь внимать бушующей мятели
И съ псней косы темныя плести.
Огромный домъ не жившій и отжившій,
Бездомный домъ, этанъ на полъ-пути…
Онъ новъ еще, но заживо изгнившій,
Онъ гонитъ всхъ — и вс спшатъ уйти.
Никто здсь жить не оставался долго,
Какъ будто здсь живетъ какой-то рокъ…
Кто жилъ здсь — жилъ безъ радости для долга
И домъ — ничей. Забытый уголокъ.
Обширенъ домъ и въ окнахъ свта много,
И я-бы жить могла здсь много лтъ,
Но мимо, въ даль лежитъ моя дорога
И — замететъ мятель мой легкій слдъ.
Но домъ теб не кажется тюрьмою,
Румяный смхъ порхаетъ за тобой
И какъ весной — ты весела зимою,
Цвтешь въ снгахъ, подснжникъ голубой.
Какъ ты, румяныя, на золотой солом
Ты будешь яблоки перебирать шутя,
Стеречь цвты ты будешь въ этомъ дом,
А ночью спать спокойно, какъ дитя.
Не заползетъ къ теб за грань порога
Полночный страхъ и не нарушитъ сна,
О чемъ скучать? Цвтовъ съ тобою много,
Леля ихъ, ты будешь не одна.
Зной.
Не падаютъ блыя росы
И втеръ такъ звонокъ въ трав…
Желтя ложатся покосы,
Ни тучки въ нмой синев.
Лишь солнца палящее око
Сжигаетъ послдній ковыль
И гд-то далеко, далеко
Желтетъ какъ облако пыль
Подъ войлочнымъ кровомъ палатки
Пыхтитъ закисая кумысъ
И сонъ свой полуденный сладкій
Вкушаетъ подъ зноемъ киргизъ.
Тамъ гд-то далеко въ туман
Есть царство труда и цпей,
А здсь въ золотистой нирван
Лазурная сказка степей.
Распущены пышныя косы
У дачницы спящей въ трав…
Не падаютъ блыя росы,
Ни тучки въ нмой синев.
Эолова арфа.
Гд сложилъ онъ усталую голову,
Изнемогши отъ терній внца,
Кто-то арфу повсилъ Эолову
Надъ зеленой могилой пвца.
Дикихъ грушъ лепестки блоснжныя
Увядая на арф лежатъ,
И медлительно струны мятежныя
Съ тихимъ рокотомъ вчно дрожатъ.
Налетаетъ ли втеръ блуждающій,
Прозвенла ли псня въ горахъ,
Гармонично аккордъ замирающій
Раздается на чуткихъ струнахъ,
И тогда на могилу зеленую,
Гд цвтутъ полевыя вьюнки,
Серебристымъ доящемъ благовонные
Осыпаются внизъ лепестки.
Чьи-то крылья трепещутъ блестящія
Надъ гирляндами свжихъ втвей,
Шелестятъ надъ душистою чащею
И — незримыя рютъ надъ ней.
Чьи-то плаваютъ грезы воздушныя
И сквозь слезы роняютъ цвты
На мохнатые камни бездушные,
На обломки могильной плиты.
Будто псню святую и стройную
Кто-то плъ и закончить не могъ,
Все звучитъ надъ могилой спокойною
Мелодичный тоскующій вздохъ.
Терцетъ.
Въ зеленыхъ камышахъ
Есть заводи зеленыя
Съ развсистыми ивами надъ сонною водой.
Тамъ блдныя русалки, отъ зноя утомленныя,
Задумчиво любуются вечернею звздой.
За чащею дремучей
Полянки есть уютныя,
Заросшія брусникою пушистые ковры.
Тамъ лшіе и фавны таятся безпріютные,
О чемъ-то грустно шепчутся, вздыхаютъ до зари.
Въ нависнувшей скал
Есть гроты блдно-синіе…
Водъ сводомъ сталактитовымъ качается туманъ…
Тамъ въ сумрак таинственномъ мерцаютъ звзды инея
И -гордо умираетъ тамъ великій Панъ.
Надъ буднями и горемъ
Есть замокъ заколдованный,
Изъ бирюзы и золота аркады въ высот…
Тамъ дымъ кадильницъ стелется сквозь отблескъ зачарованный
И — тамъ алтарь таинственный: теб и красот.
Счастье.
Въ псняхъ счастье мое, но весенней порой
Свои псни поютъ надъ ркой на зар соловьи
И — прекраснй ихъ псни! Несказанно свободенъ ихъ строй…
Мн не нравятся псни мои.
Въ псняхъ счастье мое. Но въ весеннюю полночь луна
У зенита стоитъ надъ серебряной сказкой земли
И надъ міромъ нездшнія сказки о счастьи поетъ тишина…
Мн не нравятся псни мои.
Въ псняхъ счастье мое. Но шумитъ вдохновенне боръ,
Беззавтнй, нжне ноютъ въ половодье ручьи
И въ симфоніяхъ грозъ такъ огроменъ безчисленный хоръ…
Мн не нравятся псня мои.
Псня псенъ одна въ подземель въ темниц живетъ,
Но ключи отъ тюрьмы ты зарылъ подъ обваломъ земли,
И умретъ моя плнница — псня, напрасно зоветъ…
Мн не правятся псни мои.
Croquis.
Какъ воздушную сть золотистую
Я на солнц сушу свои волосы…
На зеркальную воду огнистую
Лсъ отбросилъ зеленыя полосы.
Въ чуткой тиши ни звука не слышится.
Въ воду падаютъ иглы сосновыя…
Возл берега мостикъ колышется
И подъ нимъ отраженья лиловыя.
Кругло-блыя тучки незрячія
Надъ янтарностью дна отражаются.
Подъ ногой моей доски горячія
Въ золотое стекло погружаются.
Опускаю я въ воду зеленую
Ткани алыя, блыя, синія
И сквозь радугу искръ распыленную
Лса дальняго свтятся линіи.
Замыкается влажность нагртая.
Съ каждымъ взмахомъ вольнй я работаю…
Вся жемчужною сткой одта я,
Въ волосахъ — огоньки съ позолотою.
Разбжалисъ огнистыя полосы,
Брызги надаютъ внизъ раскаленными
И въ вод мои кажутся волосы
Волосами русалки зелеными.
Могила рыцаря.
Близь отвса крутого
Спитъ подъ блой плитой
Рыцарь духа святого,
Блый рыцарь святой.
И поютъ ему мессу
Подъ горой ручейки
И по темному лсу
Тамъ горятъ свтляки.
А у самой могилы
Расцвтаютъ цвты
Чудодйственной силы,
Неземной красоты.
На разсвт былинки
Тамъ звенятъ, какъ ручьи…
И на камняхъ росинки —
Это слезы мои.
Венера въ Лувр.
Такими быть должны! Такими были люди!
Прекрасный сонъ великаго творца,
Безсмертный знакъ, святое чудо въ чуд,
Царица грезъ, царица безъ внца…
Она вдали. Но взоръ ее находитъ
Изъ дальнихъ залъ сквозь арки галлерей.
Она одна — но цлый міръ приходитъ
И святъ для всхъ порогъ ея дверей.
Все тихо тамъ… Затихли разговоры,
Шаги людей не слышны и легки…
Къ ея лицу прикованные взоры,
Глаза людей,— полны нмой тоски.
И вс сердца звенятъ мольбой о чуд:
Такими быть должны! Такими будутъ люди!

IX.
‘Любовъ.’

Пальмовый лсъ.
Стынетъ каминъ догорая,
Котъ на лежанку залзъ…
Видишь на стеклахъ, родная,
Пальмовый лсъ,
Плачетъ подъ окнами вьюга,
Хаты въ сугробахъ кругомъ.
Къ пальмамъ, на солнышко юга
Хочешь, уйдемъ?
Взоръ мой печально встрчая,
Тихо ты въ думу ушла,
Тихо головкой качая
Смотришь на хаты села.
Въ черной мгл.
Въ черной мгл утонула долина,
Не видать въ деревенькахъ огней.
И темна, и печальна вершина,
И безмолвно стоимъ мы на ней.
Помнишь дни? Этихъ дней было много…
Далеко, въ деревенской глуши,
Намъ уснуть не давала тревога
Непокорной и жадной души.
Сердце ныло безсонной истомой,
И казался намъ мертвой тюрьмой
Блый домикъ, покрытый соломой,
Сиротливый, покорный, нмой.
Насъ кругомъ осаждали печали,
И не разъ тамъ въ осенней ночи,
Какъ враги, мы угрюмо молчали
При огн одинокой свчи.
Но встрчаясь глазами случайно,
Мы безмолвно вели разговоръ
О мечт недоступной и тайной,
Про вершины далекія горъ.
Жажда новаго медленнымъ ядомъ
Отравляла намъ кровь, какъ недугъ,
И, когда засыпали мы рядомъ,
Снился намъ фантастическій югъ.
Снились намъ въ глубин панорамы,
Въ тишин кипарисныхъ лсовъ,
Величаво-прекрасные храмы
Въ честь невдомыхъ новыхъ боговъ.
Блымъ мраморомъ стлались ступени,
Отражаясь въ лазури волны,
Шли по нимъ легкокрылыя тни
Съ тихой музыкой вчной весны.
Надъ гирляндами лозъ виноградныхъ
Вился путь до вершины, въ чертогъ…
И каскадами брызговъ прохладныхъ
Водопады шумли у ногъ.
И надъ всей лучезарной страною
Снилось небо, свтлй чмъ хрусталь,
Все дышавшее жизнью, весною.
Молодое, зовущее въ даль!
То прошло — и прошло безъ возврата..
Сны сбылись: вотъ и горы и югъ,
Все, о чемъ мы мечтали когда-то,
Что сосало намъ грудь, какъ недугъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Въ черной мгл утонула долина,
Не видать въ деревенькахъ огней,
И темна и печальна вершина,
И безмолвно стоимъ мы на ней.
Хороши эти снжныя горы,
Эта ширь и свобода высотъ,
Но съ тоской затаенною взоры
Устремляются снова впередъ.
Изъ страны, гд лсами бананы
И мимоза, и кактусъ росли,
Насъ зоветъ въ наши бдныя страны
Грустный голосъ родимой земли.
Будто чьи-то любимыя руки
Все съ мольбой простираются тамъ…
И вокругъ, въ каждомъ трепетномъ звук
Слово ‘родина’ слышится намъ!
Молодые орлы.
Благородною жаждой свободы
&nbsp, Ты горишь, мой орелъ молодой,
И глядишь на тюремные своды
Съ безконечной суровой враждой.
Но не властны тоска и неволя
Приковать твои крылья къ стн,
Суждены теб солнце и воля
Тамъ, въ далекой чужой сторон.
За сіяющимъ моремъ лазури
Высоко-далеко отъ земли,
Черной ратью зловщія бури
На орлиномъ пути залегли.
Но позорной боязни не зная,
Несдержимо на волю, впередъ
Унесетъ тебя жизнь молодая
Черезъ бурю и ночь унесетъ.
Широки твои крылья, могучи,
Величавъ ихъ безумный размахъ,
И орлу, презиравшему тучи
Не сносить головы на плечахъ.
Трусъ и рабъ пусть мирится съ судьбою,
Ты — царемъ поднебесья рожденъ,
Ты возьмешь свою будущность съ бою!
Такъ лети жъ въ голубой небосклонъ.
Ни любовью моей, ни тоскою
Не смущу, не заставлю дремать,
Но горячей и твердой рукою
Помогу я ршетку сломать.
И когда въ подземель холодномъ
Снова жить я останусь одна,
О теб моемъ брат свободномъ.
Буду ночи я грезить безъ сна.
И томясь подъ мучительныхъ гнетомъ,
Буду мыслью слдить въ небесахъ
За твоимъ горделивымъ полетомъ
На родныхъ лучезарныхъ путяхъ.
Не забудь, что въ тюрьм негодуя,
Я восторженно врую въ свтъ,
Не забудь, что готовлюсь и жду я
И надеждой живу на разсвтъ.
Кропотливой работой подземной
Разрушаю я клтку свою,
Но покуда изъ цпи тюремной
Я желзныя крылья скую,
И пока я уйду изъ долины,
Гд чернетъ на страж тюрьма,
И пока поднимусь на вершины,
Гд увижу я солнце сама,
Много дней уплыветъ одинокихъ,
Много черныхъ и страшныхъ ночей!
Тамъ, вдали, на вершинахъ высокихъ
Не забудь о подруг своей.
Надъ землей въ безконечности ря
Въ мощныхъ поискахъ вчнаго дня,
Ты увидишь тамъ солнце скоре…
О, тогда не забудь и меня.
Въ полуночномъ молчаніи дикомъ
Пролети надъ тюремной стной
И побднымъ торжественнымъ кликомъ
Обмняйся привтомъ со мной!
‘Серенада Брага’.
Спишь ли ты? Спи, моя нжная!
Сладки весенніе сны.
Замерла ночь безмятежная
Въ трепетномъ свт луны.
Замерла. Только съ березами
Въ тихомъ любовномъ бреду,
Полные смутными грезами,
Шепчутся клены въ саду.
Замерла ночь благовонная,
Чарами счастья полна…
Въ кроткую землю влюбленная
Бредитъ любовью она.
Льется въ окошки открытыя
Мая дыханье волной,
Втки, росою залитыя,
Ярко блестятъ подъ луной.
Втки сирени душистыя
Вьются по блымъ стнамъ,
Сыпля алмазы огнистые,
Тянутся въ комнатку къ намъ.
Плаваетъ ночь безмятежная
Тихо на крыльяхъ мечты.
Спишь ли ты? Спи, моя нжная!
Ночь эта грезитъ, какъ ты.
Ночь эта дышетъ подъ ласками
Чистыхъ глубокихъ небесъ,
Дышетъ безгршными сказками,
Тайнами дивныхъ чудесъ.
Бродятъ ночныя виднія
Въ сумрак свжихъ аллей,
Чье-то доносится пніе
Съ мирныхъ далекихъ полей.
Слушаетъ ночь чернокрылая
Гимны — молитвы весны.
Спишь ли ты? Спи, моя милая!
Сладки весенніе сны.
Въ лучахъ зари.
Мн снился сонъ: не душный сводъ темницы,
Небесный сводъ сіялъ надъ головой.
Въ лучахъ зари, свободные, какъ птицы
Куда-то въ даль мы рядомъ шли съ тобой.
По морю ржи высокой, колосистой,
Держа въ рукахъ пучки живыхъ цвтовъ,
Мы шли съ тобой тропинкою росистой
Въ просторъ и ширь дымившихся луговъ.
И я сплела себ внокъ колючій…
Напрасно звалъ, молилъ напрасно ты,
Напрасно мн съ тоской и скорбью жгучей
Вплеталъ въ косу душистые цвты.
Твои цвты внка не увнчали,
И онъ, какъ ночь чернлъ въ моихъ кудряхъ.
Твоя любовь — равна моей печали,
Росинки слезъ дрожали на цвтахъ.
Напрасно грудь несбыточнымъ волнуя,
Твоя любовь зоветъ изъ мрака сны,
Горятъ уста желаньемъ поцлуя,
Горитъ душа желаніемъ весны.
Весн не быть… Въ молчаніи суровомъ
Не проклинай! Намъ не идти вдвоемъ!
Я вдаль пойду въ моемъ внк терновомъ,
А ты иди..! или своимъ путемъ.
Quasi una fantasia.
1.
Тихія псни, какъ духи летаютъ
Въ сумрак свжихъ кустовъ.
Пусть на могилахъ цвты расцвтаютъ,
Другъ мой, не рви тхъ цвтовъ!
Другъ, не касайся сокровищъ кладбища,
Пусть они льютъ ароматъ,
Пусть украшаютъ нмыя жилища
Въ этотъ румяный закатъ…
Мы вдь съ тобою богаты цвтами:
Длая жизнь впереди,
Звздное небо сіяетъ надъ нами,
Цлое небо въ груди!
Мы вдь съ тобою, какъ Крезы, богаты
Разв не знаешь, для насъ
Втеръ приноситъ съ полей ароматы
Въ этотъ таинственный часъ.
Разв не слышишь? Внизу, подъ обрывомъ
Шепчется рчка съ травой,
Шепчетъ о чемъ-то хорошемъ, счастливомъ…
Мы понимаемъ съ тобой.
2.
Что ты глядишь въ суеврной тревог?
Спятъ на могилахъ кресты.
Съ шорохомъ тихимъ у самой дороги
Дремлютъ качаясь, цвты…
Полно! Дай руку. Сегодня
Стыдно бояться чудесъ!
Свтлая благость Господня
Тайно нисходитъ съ небесъ.
Жизнь неустанно и вчно
Ткань свою дивную ткетъ,
Тайной любви безконечной
Будущность въ прошломъ живетъ.
Къ солнцу изъ мрака могилы
Тянутся снова цвтки,
Жизнь свои новыя силы
Въ брачные вяжетъ внки.
Предковъ забытыя тни
Дтямъ и внукамъ друзья…
Приметъ насъ всхъ въ свои сни
Общая матерь земля.
Мы не устали съ тобою,
Дологъ и свтелъ нашъ путь,
Время придетъ… Подъ землею
Сладко тогда отдохнуть.
3.
Разв не вришь, родная,
Въ будущность новую тамъ,
Въ тайну прекрасную рая,
Въ мір открытую намъ?
Разв теб не сказало
Сердце въ груди никогда,
Какъ оно тайну познало,
Какъ оно рвется туда?
4.
Въ чудныхъ созвучіяхъ пнія,
Въ блеск вечернихъ лучей,
Въ нжной мечт сновиднія,
Въ ласк любимыхъ очей.
Въ первой улыбк дитяти,
Въ гордомъ полет души,
— Что-то о тайной утрат
Шепчетъ, тоскуетъ въ тиши.
Что-то волнуетъ тревожитъ,
Трогаетъ сердце до слезъ…
Что-то сложиться не можетъ
Въ облики будничныхъ грезъ…
5.
Будто, за долгой разлукой
Радость свиданья видна.
Что-то восторгомъ и мукой
Грудь наполняетъ до дна.
Какъ-же не врить, малютка,
Въ то, что въ сознань живетъ?
Милая! Слышишь, какъ чутко
Замерло сердце и ждетъ…
6.
Въ памяти смутно толпятся
Звуки забытыхъ міровъ…
Въ стройную псню сливаться
Имъ помогаетъ любовь.
Разв мы жертвы безсилья,
Разв не дти зари?
Кто же намъ далъ эти крылья,
Блыя крылья, смотри?
Наша любовь молодая,
Встница солнечныхъ странъ,
Крылья дала, открывая
Свтлыхъ небесъ океанъ.
Душу живую изъ праха
Въ брачный уводитъ чертогъ…
Гд же здсь мсто для страха?
Чувствуешь, близится Богъ!
7.
Слышишь? Идетъ Онъ въ сіяньи,
Въ пышной корон свтилъ,
Сходитъ на землю въ молчаньи
Зиждущихъ силъ.
Ночи волшебные хоры
Смолкли торжественно тамъ…
Слышишь? Склоняются горы
Къ свтлымъ стопамъ.
Съ тихой молитвой счастливой
Всюду, гд шествуетъ Онъ,
Никнутъ восторженно нивы,
Трепетно лсъ наклоненъ…
Волны, рзвясь на простор,
Сразу упали на дно.
Слышишь,— затихнуло море,
Даже не дышетъ оно!
Слышишь… подходитъ Онъ ближе,
Замерли розы во мгл…
Дай же поклонимся ниже
Къ самой земл!
8.
Что ты вздохнула украдкой?
Плачешь? Взгляни: небеса
Плачутъ незримо, но сладко.
Пала на землю роса.
Дай твою руку согрю.
Видишь, за лсомъ вдали,
Тамъ Онъ теперь. Пламеня
Грани яснютъ земли.
Міръ обойдя невидимкой,
Въ домъ свой Онъ входитъ теперь…
Розовой нжною дымкой
Скрыта небесная дверь.
Вотъ разступились сіяя,
Стражи Его — облака.
Отзвуки псни изъ рая
Слышны въ волнахъ втерка.
Дремлютъ, заслушались травы,
Внемлетъ проснувшійся лсъ
Гимнамъ божественной славы,
Тихо плывущимъ съ небесъ.
9.
Ночь уже тамъ, въ отдалень
Таетъ, какъ дымъ въ высот,
Встали надъ рчкой виднья,
Лугъ въ серебристой фат.
Къ намъ подъ зеленыя ивы
Крадется блый туманъ.
Выйдемъ тропинкой на нивы,
Выйдемъ изъ облачныхъ странъ.
10.
Чистой росой окропленный,
Нжно склоняясь къ цвтамъ,
Видишь, вотъ колосъ зеленый
Зыблется кланяясь намъ.
Жемчугъ росы серебристой
Дремлетъ на почкахъ цвтковъ,
Дай, надъ межою росистой
Много нарвемъ васильковъ.
11.
Видишь, сіянье дневное
Вновь коронуетъ востокъ,
Пусть и чело молодое
Свжій украситъ внокъ.
Дай, я вплету въ твои косы
Эти колосья съ полей:
Пусть блоснжныя росы
Будутъ короной твоей.
Я не завидую раю:
Разв теперь не въ раю?
Право, и самъ я не знаю,
Небо,— тебя ли люблю.
12.
Тамъ, далеко, на дорог
Вышли жнецы изъ села.
Дай, имъ разскажемъ о Бог,
Будетъ ихъ доля свтла.
Дай, имъ разскажемъ, родная,
Этой весенней зарей,
Какъ у открытаго рая
Мы очутились съ тобой.
Нтъ? Ты смешься? Шепни же
‘Здравствуйте’! людямъ труда,
Вотъ они ближе и ближе
Съ псней подходятъ сюда.
Warum?
Отчего я грущу, ты спросила меня…
Я грустна оттого, что весна хороша,
Что шумитъ вдалек у заставы рка,
Что ноютъ соловьи и росиста трава.
Я грустна оттого, что румяная даль
Погасаетъ въ лучахъ догорвшаго дня
И туманъ надъ ркой поднялся какъ печаль,
Какъ печаль о быломъ на душ у меня.
Ночныя грани.
Какъ жуткія пропасти, какъ темные гроты,
Глаза твои смотрятъ во мгл…
Желанный, возлюбленный, кто ты?
Откуда? Зачмъ на земл?
Такъ близко, такъ страшно далеко
Два міра за тонкой чертой,
И оба живутъ одиноко,
Томятся въ темниц пустой.
Капризомъ ли чьимъ и случайно
Мы рядомъ съ тобою вдвоемъ?
Изъ тайны рожденная тайна…
И оба мы въ тайну уйдемъ.
Въ прошломъ.
Тамъ — измниться ничто не могло,
Все по мстамъ — какъ и было,
Но невидимкой, тамъ счастье прошло…
Сердце о немъ не забыло.
Снова и снова какъ въ сладкомъ бреду,
Домъ твой стоитъ предъ глазами…
Тми тропинками снова иду
Съ сердцемъ звенящимъ слезами.
Эти тропинки съ травой по пути…
Какъ я была бы счастливой,
Если бы только могла я расти
Тамъ у тропинки — крапивой.
Нтъ! И крапива вдь жаждетъ тепла…
Лучше бы тамъ у дороги
Камушкомъ срымъ лежать я могла
Тамъ, гд пройдутъ твои ноги.
Infinitas.
Это втеръ стучится въ окно
Изъ ночной темноты.
Сердце дрогнуло больно. Такъ ждало оно!
Подойти и спросить? Все равно,
Это втеръ стучится!.. Не ты…
Такъ недавно! Такъ было тогда…
Шорохъ легкихъ шаговъ и — ршительный стукъ…
Я вставала свтла какъ звзда,
Подходила, чтобъ вымолвить ‘да!’
Это — другъ.
Я работала, съ псней ждала
День за днемъ, за часами — часы…
Блоснжной невстой была…
Какъ ночные цвты, по ночамъ я цвла
Въ жемчугахъ предразсвтной росы.
Это было недавно совсмъ!
Только май миновалъ съ той норы,— только дни!
Гд же, гд? И зачмъ?
Втеръ, втеръ! Стучись!.. Обмани…
Кто хотлъ, чтобы умерли въ почкахъ цвты,
Чтобы въ тучахъ погасла звзда…
Это втеръ стучится, не ты…
Это такъ, навсегда.
Дти.
О, дайте окрпнуть загадочнымъ всходамъ!
Таинственной жатвы невдомъ итогъ.
Быть можетъ, во славу вкамъ и народамъ
Межь ними намтилъ избранниковъ Богъ.
Недаромъ т всходы Онъ сетъ безъ счета,
Безсмертно-творящій Онъ сыплетъ цвты
И творческой мыслью великое что-то
Изъ нихъ созидаетъ по вол мечты.
О нтъ! Не топчите цвтовъ благовонныхъ,
Преступно забытыхъ безъ солнца въ пыли,
Цвтовъ небесами на жизнь освщенныхъ,
Цвтовъ — неповинныхъ въ неправдахъ земли.
Родина псенъ.
Пусть будетъ побдою Пирра
Надъ жизнью побда моя!
Одна противъ цлаго.міра
Возстану безтрепетно я.
Узнала я скорбь безъ исхода,
Но въ мукахъ воскресла я вновь!
Да здравствуетъ жизнь и свобода,
Да здравствуетъ жизнь и любовь!
Недуга нмую истому
Сама я осилю, одна!
Себ! Не теб, не другому —
Себ я останусь врна.
Проклятье вамъ, старыя стны!
На фон зіяющей тьмы
Пусть будемъ мы клочьями пны,
Но чисты и пламенны мы!
Въ серебряной мгл потонувшій
И полный беззвучныхъ тней,
Я видла городъ уснувшій
Съ миражами позднихъ огней…
И гибели города ждала
Весенняя ночь въ полумгл,
Молясь обо всемъ, что страдало
Подъ игомъ людей на земл.
Та ночь помолилась о мрачной
Безвыходной мук во мн
И этой молитв прозрачной
Внимали міры въ вышин…
И стало свтло въ моей груди,
Огромно и пусто какъ храмъ,
Въ которомъ теряются люди
И бродятъ по новымъ мірамъ…
Ничто на земл не случайно.
Мистерія — каждый нашъ вздохъ.
И все — безконечная тайна,
И всюду — таинственный Богъ.
Съ Предвчнымъ нмое свиданье
Мой разумъ не въ силахъ вмщать,
Но будетъ какъ псня страданье
Въ душ просвтленной звучать.

X.
‘Народъ’.

У гроба Мессіи.
Жизнь, какъ ночь, въ ожидань проносится.
Ночь измучила душу мою.
Какъ Марія жена-мроносица,
Я у гроба Мессіи стою.
Входъ заваленъ плитою гранитной,
На часахъ торжествующій врагъ,
Надъ пещерой святой беззащитной,
Надъ могилой таинственный мракъ.
О, проснется ли утро туманное
За нмыми равнинами тьмы?
Совершится ли чудо желанное?
И — дождемся, дождемся ли мы?
Какъ море…
Какъ море бушуетъ народъ,
Какъ буря на приступъ идетъ…
Доносится ропотъ къ высокимъ горамъ,
Но дремлетъ,
Не внемлетъ
Таинственный храмъ.
Въ томъ храм богиня стоитъ въ глубин,
Подъ блымъ покровомъ блеститъ при лун,
Но ей недоступенъ призывовъ языкъ,
И вчною тайной покрытъ ея ликъ.
Богиня! ты слышишь, что близится шквалъ!
И втеръ покровы съ подножья сорвалъ,
И эхо ненастья гудитъ по горамъ…
Пусть входятъ, кто хочетъ, пусть входятъ во храмъ!
Не слышитъ богиня, не сброшенъ покровъ,
А ропотъ милльоновъ такъ грозенъ, суровъ!
Какъ море бушуетъ народъ,
Какъ буря на приступъ идетъ!..
Плотина.
Съ пною бьется рка полоненная
Въ цпкихъ оковахъ колесъ.
Въ мельничномъ шум—тревога безсонная,
Ропотъ и гнвный вопросъ.
Пнятся волны, спадаютъ разбитыя,
Искры взлетаютъ къ лун…
Пной клубятся и стонутъ сердитыя
Въ чуткой ночной тишин.
Скоро ли, кончивъ труды подневольные,
Вырвемся мы изъ цпей,
Выйдемъ на волю! Въ объятья раздольныя
Синихъ степей.
Намъ ненавистна плотина унылая,
Иго зубчатыхъ колесъ…
Скоро ли сгинетъ неволя постылая…
Скоро ли? Трудный вопросъ…
Майская ночь надъ природою сонною
Звздную ризу простерла свою
И надъ ркой полоненною
Я молчаливо стою.
Тамъ за плотиной туманы надводные
Пологъ серебряный ткутъ…
Волны далекія, волны свободныя
Тамъ беззаботно текутъ…
Бдныя волны! Съ раздолья широкаго
Гордо вы рветесь впередъ…
Рветесь… Спшите… У шлюза глубокаго
Скоро неволя васъ ждетъ!
Бдныя волны! О стну упорную
Вс разобьетесь вы въ пыль…
Вспомнитъ ли кто-то — борьбу непокорную,
Вашу геройскую быль?..
Къ вольному морю теченьемъ влекомыя,
Въ царство родной синевы
Волны другія придутъ, незнакомыя…
Волны — но только, не вы!
* * *
(Изъ Маріи Конопницкой).
Пали посвы на косогор,
Ой, да не зерна!
Головы дтокъ сяло горе
Въ пашеньк черной…
Дтокъ голодныхъ… Сетъ недоля —
Ждетъ урожая!
Крестикъ зеленый выросъ средь поля,
Жатва такая.
Крестикъ зеленый… Жатва готова,
Жатва пустыни,
Тихо растетъ тамъ кустикъ терновый
Съ горькой полынью.
Даромъ же, даромъ наши утраты,
Свъ нашъ кровавый!
Видно, ужъ слезы наши богаты
Жгучей отравой!
Ой, напилась ты крови невинной,
Матерь-землица!
Что же не родишь съ нивы пустынной
Хлба сторицей?
Посл бури.
То не тюрьма еще была когда-то:
Звучала жизнь ростущая вокругъ,
Сквозь толщу стнъ былъ слышенъ голосъ брата
И чуялось пожатье братскихъ рукъ.
Сквозь щель окна врывался міръ широкій
И камни стнъ твердили свой завтъ,
И тни прошлаго на подвигъ одинокій
Шептали издали привтъ.
Тамъ тайныхъ мукъ подвигнутое бремя
Несли, какъ крестъ, подвижники тюрьмы…
То не тюрьма еще была въ то время,
То былъ алтарь, сіявшій въ мор тьмы.
Но грянулъ громъ и опалилъ твердыни…
Глядитъ заря сквозь трещины стны…
Толпы враговъ вошли подъ сводъ святыни,
Смутили храмъ священной тишины.
Разгулъ толпы спугнулъ благоговнье,
Огни лампадъ дымятся въ темнот,
Минувшихъ лтъ восторгъ и вдохновенье
Изчезло въ смутной сует.
И жизнь ушла, изчезнулъ ключъ подземный…
Подъ сводъ небесъ перенесенъ алтарь,
Борьба ушла за грань стны тюремной…
Тюрьма стоитъ черня, какъ кошмаръ.
Безликъ и хмуръ холодный камень свода,
Молитвъ и тайнъ истерся свтлый слдъ…
Ни братьевъ нтъ, ни смысла, ни исхода,
Ни подвига, ни вдохновенья нтъ.
Въ холодный сонъ тупой и безпросвтный
Погружены тюремные жильцы,
Ихъ не зовутъ на подвигъ беззавтный
Изъ ндръ могилъ погибшіе борцы.
Влачатся дни по будничному скучно,
Дымится жизнь, какъ черная свча
И въ корридорахъ гулко, многозвучно
Звучатъ въ ночи рыданья палача.
Подъ пьяный бредъ несчастнаго калки
Молчитъ тюрьма могильной тишиной…
Свинцовый сонъ, какъ смерть, смежаетъ вки,
Свинцовый сонъ кошмарный и больной.
Пасхальная ночь.
Ночь уже слишкомъ темна!
Слишкомъ безумная ночь!
Жуткаго бреда полна…
Бредъ ея слушать — не въ мочь…
Мдный торжественный звонъ…
Это не праздникъ, а бредъ…
Злобно властителенъ онъ,
Голосъ кровавыхъ побдъ.
По небу тучи идутъ…
Тучи угрозой темны…
Въ саван черномъ несутъ
Бурю для спящей страны.
Звонъ полетлъ по полямъ,
Будитъ нахмуренный лсъ…
Что же вы медлите тамъ,
Грозныя тучи небесъ!
Собраны въ море одно
Слезы безплодныхъ полей.
Буря готова давно.
Что же вы медлите, эй!
Двиньте на черную ночь
Молній алмазный каскадъ!
Врю въ суровую мощь,
Врю въ громовый раскатъ!
Въ моей отчизн.
(Изъ Маріи Кононницкой.)
Въ моей отчизн, въ краю далекомъ,
Сто звздъ погасшихъ въ внц высокомъ,
Сто звздъ погасшихъ надъ степью голой,
Какъ сто герольдовъ въ брон тяжелой!
Въ моей отчизн, въ краю далекомъ,
Сто душъ горячихъ полны упрекомъ,
Сто душъ горячихъ въ тоск безсилья,
Срывая панцырь, ломаютъ крылья!
Въ моей отчизн, въ краю далекомъ
Сто вихрей въ пол гудитъ широкомъ,
Сто вихрей топчетъ ковыль кургана,
Какъ кони въ жажд утхи бранной!
Когда минуетъ сто дней съ ночами,
Герольды встанутъ, звеня мечами,
Герольды встанутъ! Взовьются кони,
И вспыхнутъ ярко сто звздъ въ корон!
Ненависть.
I.
Зарыта въ лохмотья пеленокъ,
На кучк гнилого тряпья,
Ростетъ она, страшный ребенокъ,
Свернувшись въ клубокъ, какъ змя.
Проклятья невидимый пологъ
Хранитъ ее въ темномъ углу…
И сонъ ея чуткій не дологъ…
Проснулась — и смотритъ во мглу.
II.
Презрнной, страшною и гадкой,
Она растетъ, растетъ шутя,
И жены, матери украдкой
Ласкаютъ страшное дитя.
И, вслухъ не говоря ни слова,
Отцы и юноши идутъ,
Украдкой, молча и сурово
Ребенка на руки кладутъ.
Ее въ тиши лелютъ люди…
И кто-то пищу носитъ ей,
И теплоту согрвшей груди,
Она воруетъ у людей,
Кто на груди хотя однажды,
Отродье страшное согрлъ,
Тотъ изнывалъ отъ тайной жажды
И въ пытк медленной горлъ.
Все становилось невеселымъ,
Все чуждымъ длалось на вкъ..
И взоромъ жуткимъ и тяжелымъ
Глядлъ на ближнихъ человкъ.
Нмое, странное раздумье
Сильнй, чмъ страстная любовь,
Рождало тайное безумье:
Ласкать ребенка вновь и вновь.
III.
Она растетъ. У ней окрпли ноги,
Ей тсенъ сталъ убогій старый домъ.
Перешагнувъ изгнившіе пороги,
Она ползла медлительно, съ трудомъ.
Она ползла, пугающее чудо,
По деревнямъ и городамъ земли…
И гд прошла — гудлъ набатъ оттуда
И зарево маячило вдали.
Вокругъ нея взросло уже преданье,
Зловщее и темное какъ ночь…
И ждутъ ее, какъ дву на свиданье,
Грядущаго невдомую дочь.
Уже въ сердцахъ безмолвныхъ и несчетныхъ,
Мечта о ней невидимо цвтетъ,
Считая бгъ мгновеній мимолетныхъ…
За ней идутъ. Она ростетъ, ростетъ.
*
Она ростетъ! И ликъ ея ужасный,
Со дня на день становится свтлй…
Уже сквозитъ нежданный ликъ прекрасный,
Загадочный и новый для людей.
Великихъ длъ таинственная жрица,
Она еще таится въ дальней мгл,
Но близокъ часъ! И гордая царица,
Она пойдетъ съ тріумфомъ по земл.
Она зажжетъ властительное пламя.
Весь старый міръ смететъ, какъ соръ!
И лишь тогда свое откроетъ знамя,
И съ нимъ взойдетъ безстрашно на костеръ.
Факелъ угасшій.
Плачущій ангелъ поникъ надъ страною…
Факелъ угасшій бросаетъ боецъ…
Но гд дороги? И кто со мною?
Кто выйдетъ, смлый, поднять внецъ?
Тихо… Ни звука — только проклятья,
Скрежетъ зубовный — звучатъ въ тиши.
Тамъ кто-то плачетъ… тамъ гибнутъ братья…
Кто видитъ проблескъ въ лсной глуши?
Ветъ надъ міромъ тоска столтій
Мрачно колебля края завсъ.
Въ сдинахъ горя мы падемъ какъ дти,
Мы ждемъ сигнала, мы ждемъ чудесъ.
Чудо не въ насъ ли, въ огн мгновенья?
Весь въ нашей власти взошедшій день!
Нашъ путь полночный ведетъ въ забвенье…
Кто, смлый, вритъ въ грядущій день?
Нмой.
.
Я помню бабушкины сказки.
Но въ самой радостной изъ нихъ
Печальны лживыя развязки,
И я не понимала ихъ.
Въ одной — разсказывалось гд-то
Про гору полную чудесъ,
Въ чужой земл за краемъ свта…
Тамъ замокъ былъ и — темный лсъ.
Въ томъ замк въ башняхъ были кельи
И замокъ тотъ глядлъ тюрьмой,
А въ ндрахъ замка въ подземельи
Сидлъ таинственный Нмой.
Подъ игомъ горя и неволи
Онъ тамъ въ темниц онмлъ
И только изрдка отъ боли
Цпями ржавыми гремлъ.
А съ башни блдная принцесса
И днемъ и ночью въ лсъ глядитъ:
Къ ней рыцарь выдетъ изъ лса
И онъ ее освободитъ.
Но было темное преданье
Что тотъ Нмой — ея отецъ…
Прервать ихъ долгое страданье
Прідетъ рыцарь, наконецъ.
Какъ вс, и эта сказка лгала!
Но той подземною тюрьмой
Насъ часто бабушка пугала
И — мн мерещился Нмой.
Въ зловщемъ сумрак ущелья,
Заросшемъ чащею лсной,
Чернютъ окна подземелья
Внизу подъ старою стной.
Крапивой, сорною травою
Ршотки оконъ заросли,
Скала виситъ надъ головою —
И — гулъ идетъ изъ подъ земли.
Никто приблизиться не сметъ
И Богъ храни — глядть туда:
Кто увидалъ, тотъ онметъ,
Безумнымъ станетъ навсегда!
До жути сумрачныя краски
Сгущала бабушка моя.
Нмого страшнаго изъ сказки,
Нмого — увидала я.
Съ отвагой юношеской вры
Однажды къ замку я пришла…
Замковъ заржавленныхъ у двери
Разбить и снять я не могла.
Но я увидла ршотки,
За ними — сумрачную мглу…
И — образъ мученика кроткій
Въ его страдальческомъ углу.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нельзя разсказывать объ этомъ!
Но то, что видла, я чту
Какъ право быть его поэтомъ,
Какъ сердца лучшую мечту.
Сверное сіянье.
Отзвукъ симфоній Молчанья Великаго
Ловитъ тоскующій слухъ…
Съ свера темнаго, съ свера дикаго
Больше не рвусь я на югъ.
Гулко, торжественно боръ зачарованный
Въ полночь гудитъ надо мной…
Къ сверу темному грезой прикованный
Сгинешь ты, соколъ степной.
Прежнее счастье забытыми нотами,
Въ трепетной музык дня,
Звало къ цвтамъ надъ иными широтами —
Звало, манило меня…
Если воскреснуть бы сердцу влюбленному!
Въ медленныхъ пыткахъ тоски
Къ морю ушла бы я, къ морю зеленому,
Къ зною пустыни, въ пески…
Былъ мой оазисъ надъ гладью безводной…
Все, что росло и цвло
Стало пустыней безплодной,
Солнце сожгло.
Шире и жарче пустынь догорающихъ
Въ зно далекихъ сторонъ,—
Эта пустыня — надеждъ умирающихъ,
Длъ человческихъ — сонъ.
Въ душномъ самум круги величавыя
Мойра смыкаетъ давно,
Выпила молча всю чашу отравы я —
Горько и пьяно вино.
Въ черномъ безмолвіи ночи полярной,
По небу красные движутся-ходятъ столбы,
Отблески солнца въ корон кошмарной
Надъ страшнымъ ликомъ людской судьбы…
Красные храмы, колонны дрожатъ, разрушаясь качаются,
Заревомъ стелется въ неб зловщій, кровавый вуаль,
Грозные, жуткіе въ безднахъ гиганты встрчаются…
Молча, враждебно, колеблясь расходятся вдаль.
Тусклые блески надъ далями снжными
Въ полночь кочуютъ одн…
Въ полночь нмую надъ вчными снами безбрежными
Сполохи гаснутъ во мн.

XI.
‘Фрески Пантеона’.

Черный внокъ.
Онъ долго томился во мрак темницы
И вынесъ изгнанья мучительный гнетъ,
Но мысль не устала какъ прежде стремиться
И сердце умло по прежнему биться…
И шелъ онъ впередъ и впередъ!
За нимъ, вдохновившись геройствомъ примра,
Вставали, гд шелъ онъ, на смну бойцы…
Творила легенду народная вра
И въ жизнь воплощалась былая химера,
Героямъ сплетая внцы!
Онъ умеръ далеко отъ родины милой.
Чужбина, какъ сына, почтила бойца,
Знамена склонила надъ свтлой могилой…
И имя воскресло съ невдомой силой,
И слав не будетъ конца!
Героямъ отчизна — весь міръ угнетенныхъ,
Весь міръ созидающихъ храмъ!
О спите, герои, подъ снью сплетенныхъ
Внковъ, приносимыхъ отъ всхъ угнетенныхъ
Къ священнымъ могиламъ во храмъ!
Снгъ.
Я помню фонъ чудовищной картины —
Какъ злой кошмаръ она пугала всхъ:
Тамъ черный дымъ окутывалъ руины,
Бродила смерть — и падалъ, падалъ снгъ.
Но тщетенъ былъ природы трудъ упорный!
Пушистый снгъ наивный, какъ дитя,
Топтали вслдъ… Чернлъ онъ гарью черной,
Отъ красныхъ лужъ рубинами блестя.
Слды того, что было, заметая
Снжинки внизъ летли въ дымной мгл…
Какъ будто тамъ надъ міромъ ночь святая
Какъ прежде миръ несла по всей земл!
Учелъ ли кто кануновъ тхъ наслдство,
Итогъ судьбы въ исторіи тхъ дней?
Что снилось намъ? Быть можетъ святки, дтство?
Святая ночь! Какъ встртились мы съ ней!..
Огонекъ.
Посвящается народному учителю.
Гудитъ ненастье въ темномъ пол,
Тоска и глушь въ нмомъ сел,
Лишь огонекъ въ народной школ
Горитъ, какъ звздочка, во мгл.
Какъ стая птицъ, щебечутъ дти,
Надъ книгой голову склоня,
Учась, какъ жить на бломъ свт,
Вокругъ завтнаго огня.
Пусть ночь долга и тьмой объята,
Пусть спитъ село въ тоск тупой…
Не даромъ учатся ребята,
Собравшись дружною толпой…
Пусть гнвно воетъ непогода!
Ей не задуть огня того:
Надежды, будущность, свобода,
Все это, все — вокругъ него…
Тамъ гд-то жизнь кипитъ, какъ море,
Какъ праздникъ радости сплошной,
И счастья ищетъ на простор,
И льется шумною волной.
Тамъ гд-то празднуютъ безпечно
Толпы ликующихъ людей,
А здсь въ работ безконечной
Тяжелый рядъ суровыхъ дней.
Не слышно слова утшенья:
На страж честнаго труда
Стоятъ обиды и лишенья
И злая, темная вражда…
Со дня на день въ борьб съ судьбою
Не озлобиться, не уснуть,
Остаться вкъ самимъ собою,
Съ прямой дороги не свернуть,
Мириться съ нищенскою долей
И свтло!! правды не забыть,
Съ какой же врою и волей.
Съ какимъ же сердцемъ надо быть!
Тому, кто, чуждый укоризн,
Стоялъ на доблестномъ посту,
Боролся съ ужасами жизни
За свтъ, добро и красоту,
Кто устоялъ во тьм тоскливой
И до конца не изнемогъ,
Кто зажигаетъ терпливо
Свой одинокій огонекъ,—
Тотъ подвигъ жизни благородной
Свершитъ достойно до конца,
И свтъ лампады путеводной
Оцнятъ честныя сердца!
Мы знаемъ ужасы безсилья…
Мы цнимъ скромный огонекъ.
Какъ знамя страстнаго усилья,
Какъ жизни будущей залогъ.
За правду — доблестны страданья!
Мы вримъ въ свтъ и въ царств тьмы,
Мы чтимъ работу созиданья,
И — низко кланяемся мы!
Настанетъ день! Для массъ свободныхъ
Открыты будутъ свтъ и ширь,
И трудъ учителей народныхъ
Оцнитъ благодарный міръ!
Еще томительно и низко
Висятъ ночныя облака,
Но день идетъ, и онъ ужъ близко!
Мужайтесь, стражи огонька!
Тамъ — и здсь.
Тамъ — въ чудной высот необозрима даль:
Очищенный огнемъ ночной суровой бури,
Свободенъ безъ границъ, прозраченъ, какъ хрусталь,
Безбрежный океанъ полуденной лазури.
А здсь внизу! Гнилой клочекъ земли
Громадой стнъ сырыхъ отъ міра огражденный,
И цпью лязгая, во мрак и въ пыли
Съ поникшей головой шагаетъ заключенный…
Requem.
Когда надъ страною свобода
Ликующимъ солнцемъ взойдетъ,
По улицамъ море народа
Къ могиламъ героевъ пойдетъ.
Однется въ трауръ столица,
Раздастся медлительный звонъ,
И дымъ изъ кадилъ заструится
Сквозь черныя волны знаменъ.
Повиснутъ съ балконовъ высокихъ
Гирлянды зеленой стной,
И хоръ до окраинъ далекихъ
Польется могучей волной.
По стогнамъ столицы сожженной
Милльоны — милльоны людей
Пойдутъ съ головой обнаженной
Къ безвстнымъ могиламъ вождей.
Ихъ кровь эту землю поила…
Ихъ кровью пропитанъ песокъ…
Здсь всюду, гд ступишь, могила
Незримо зіяетъ у ногъ…
Въ стран не осталось жилища,
Гд-бъ не было сиротъ и вдовъ…
И — каждая площадь — кладбище
Надъ братской могилой бойцовъ.
Ихъ много… Невдомо имя,
Невдомъ послдній ихъ часъ…
Ихъ много… Мы были не съ ними,
Они погибали за насъ…
О, будьте-жъ, безсмертныя тни
Народной святыней на вкъ!
И станутъ тогда на колни
Толпы какъ одинъ человкъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И будетъ вся родина, въ гор
Поникнувши, руки ломать
И, слившись въ стотысячномъ хор
Оплакивать будетъ, какъ мать.
И дружно народомъ свободнымъ
До неба воздвигнется храмъ
Во славу героямъ народнымъ,
На вчную память борцамъ!
Блый лебедь.
(Памяти героя).
Блый лебедь летлъ
И за тучей изчезъ.
Блый лебедь хотлъ
Долетть до небесъ.
Грозно туча гремла
Хмурясь чернымъ челомъ
И упалъ лебедь блый
Съ перебитымъ крыломъ.
Лебедь! Крылья разбитыя
Бьетъ прибой…
Плачутъ тучи сердитыя
Надъ тобой.
Плачетъ темная ночь надъ равниною
Слезы льетъ.
Лебедь псню свою лебединую
Ей поетъ.
Мсяцъ всталъ надъ вершиною
И сквозь сонъ
Пснь послднюю лебединую
Слушалъ онъ.
Шелъ пвецъ надъ долиною,
Шелъ къ горамъ,
И надъ пснею лебединою
Плакалъ тамъ.

XII.
‘Paysage intime’

Лсная ночь.
Ночь развсила ленты лиловыя
Надъ пролетами блыхъ оконъ
И вплела свои сказки суровыя
Въ дымку жизни похожей на сонъ.
Внемлетъ сердце нмой укоризн,
Прорицаньямъ зловще-сдымъ…
И на траурный гробъ моей жизни
Лунный отблескъ ложится какъ дымъ.
Глубь снгами зарытаго лса
Какъ судьба человка — темна…
И души одинокая месса
Совершаться во мрак должна.
Ночь расвсила ткани прозрачныя
И сквозь отблески легкихъ завсъ,
Тайны міра, мистеріи мрачныя
Проникаютъ въ серебряный лсъ.
И горятъ, и горятъ, какъ живые
Маяки на иномъ берегу,
Огоньки, огоньки снговые,
Бирюзовыя искры въ снгу.
Весеннее.
Дрожитъ надъ омутомъ коряга мрачная,
Подъ нею травы стелются въ волн,
И шумно крутится, бурлитъ вода прозрачная,
А — камни желтые лежатъ на дн.
Съ откосовъ грузно прыгаютъ лягушки пестрыя,
Сорвавшись падаютъ въ веселый плсъ
Туда, гд ярко-зелено сквозятъ травинки острыя
Надъ колеей размытою и въ ямкахъ отъ колесъ.
Въ лиловомъ платьиц надъ шумной кручею,
Гд вербы красныя, гд крутъ отвсъ,
Обнявшись ласково съ вербой пахучею,—
— Сидитъ русалочка и смотритъ въ лсъ.
И такъ ушла въ свои мечты нездшнія.
Что не услышала шаговъ моихъ…
Я ржу вербочки, барашки вешніе…
Въ пучки душистые уложатъ ихъ.
Румянымъ золотомъ заката нжнаго
Барашки свтятся въ моихъ рукахъ —
И звонъ изъ города идетъ мятежнаго —
Вербу пасхальную тамъ ждутъ въ пучкахъ…
Съ вербой пахучею толпы нарядныя
Идутъ со свчками — весну поютъ,
А храмы въ зелени стоятъ прохладные,
А вербы запахъ свой весенній льютъ…
О чемъ ты думаешь надъ шумной кручею?
Скажи, русалочка, скажи, мой другъ!
Ее коснулась я вербой пахучею —
— Взглянула, ахнула — и скрылась вдругъ.
Блики солнца.
Дорожки подъ солнцемъ — какъ золото рдяное,
Лиловое кружево — тни на немъ,
А солнце отъ радости пьяное
Сквозь ели все сыплетъ огнемъ.
И падаютъ, кружатся искры лучистыя —
На вткахъ и листьяхъ кустовъ,
Горятъ разноцвтныя пятна огнистыя
На внчикахъ яркихъ цвтовъ.
Божественно веселъ Владыка Таинственный:
Смются и солнце, и тнь.
Съ зари до заката иной, но — единственный —
Торжественно шествуетъ день.
Весь міръ разукрашенъ на встрчу грядущему
Лазурному празднику дня!
И сердцу влюбленному, сердцу поющему
Такъ тсно въ груди у меня.
Такъ хочется сердцу рвануться изъ груди,
Разсыпаться солнцемъ въ листв,
Растаять въ сверкающемъ чуд,
Росой заблестть на трав
И птичкой нырять въ синев!
Быть эхомъ за чащей зеленой —
Насмшливо ухать вдали!
Быть псней звенящей, влюбленной!
— Песчинкой — въ объятьяхъ земли!
Быть радугой гордой и смлой —
Полнеба обмрить дугой —
И сдлаться бабочкой блой
На новой планет другой!
Полевые цвты.
Я люблю васъ, межи благовонныя!
Между двухъ морей пахучей ржи
Вьются вдаль кудрявые, зеленые
Цвтники задумчивой межи.
Все на ней сплелось живыми чащами:
Желтый дрокъ, туманная полынь,
Медунокъ съ трясунками блестящими,
Васильковъ ликующая синь,
Сонъ-травы лиловенькія чашки,
Блдно-розовый вьюнокъ, куколь, тимьянъ,
Скабіозы, лютики, ромашки,
Лисій хвостъ, трилистникъ и дурманъ.
Голубой цикорій — у дороги
Вс цвтки свои собралъ въ букетъ…
Зонтикъ свой склоняетъ мн подъ ноги
Нжно-палевый высокій златоцвтъ.
Не могу поврить, что не слышатъ
Словъ моихъ привтливыхъ цвты —
Такъ глядятъ, колышутся и дышатъ,
Такъ полны восторгомъ красоты.
Псни ихъ — для насъ — благоуханье.
Въ насъ звучитъ любовью и мечтой
Нжныхъ душъ ихъ чистое дыханье,
Ихъ языкъ таинственно простой.
Въ лсу.
Я прошу какъ милости, какъ ласки
У тебя, мой гордый, грустный лсъ!
Дай понять твои черты и краски,
Перелить въ мелодіи и сказки
Красоту и тонъ твоихъ чудесъ!
Дни стоятъ въ волшебной тихой дум,
Въ голубой улыбк безъ конца…
Тихій сонъ — въ лсномъ далекомъ шум
Вторитъ снамъ влюбленнаго пвца.
Солнце лсъ безумно полюбило
И стоитъ безсмнно чуть дыша…
Вс лучи, вс тни углубило…
Свтъ дрожитъ, трепещетъ какъ душа.
Въ ранній часъ за голубою тканью
Изъ окна вбгаетъ въ спальню лучъ,
Серебрясь благоуханной ранью,
Весь росой обрызганъ и — пахучъ.
Вязкій гнетъ безрадостной дремоты
Сдунувъ прочь съ тоскующихъ очей,
Лучъ зоветъ, ласкаетъ, шепчетъ: ‘кто ты?
О проснись! Ты — воленъ! Ты — ничей!’
Воленъ я! Но часто міръ мн тсенъ!
Только лсъ, внимая сказкамъ дня,
Проситъ, ждетъ моихъ свободныхъ псенъ
И шумитъ — баюкая меня.
Поздній часъ.
Отъ фонарныхъ столбовъ, павильоновъ и вязовъ столтнихъ
Густо-черныя тни лежатъ въ серебристо-лазурномъ свту.
Я люблю электричество въ сумрак полночей лтнихъ.
Я люблю этихъ улицъ пустющихъ тишь, красоту.
Я люблю этотъ свтъ ослпительно сверху струящійся
Изъ молочно-сіяющихъ блыхъ побдныхъ шаровъ
И подъ деревьями кружевомъ чернымъ ложащійся,
Но тротуарамъ рисующій узоры волшебныхъ ковровъ.
Я люблю эти тни людей запоздалыя,
Дня догорвшаго, душистаго вечера тни прощальныя,
Отзвуки смха, клочки разговоровъ поникшіе, вялые,
Жизни бгущей — огни безконечно-печальные.
Люди уходятъ, но жизнью своею живутъ ихъ созданія…
Призраки бродятъ по улицамъ, въ парк — аллеями темными…
Смяты газоны, оборваны рощи… И тихо полны ожиданія
Въ заросляхъ парковъ скамьи съ бдняками бездомными.
Въ этотъ часъ я люблю тебя, городъ, гудящій подъ дымкой таинственной,
Полный трагедій, ироніи, полный невнятныхъ угрозъ…
Фонъ моей жизни! Моей, одинокой, единственной,
Полной до края и псенъ и слезъ.
Закатъ въ город.
Въ окнахъ рдетъ закатъ. И поденщикъ усталый
По тропинк свернулъ въ переулокъ — домой.
А за городомъ день догорвшій и алый,
Майскій день умиралъ подъ душистою тьмой.
Зажигались огни. Вдалек на кладбищ
— Цлый хоръ соловьевъ слышу я изъ окна.
И подъ звуки его серебристй и чище
Зажигаетъ огни надъ землей глубина.
Почему я не тамъ? Я прикована гд-то
Межъ людей, на клочк оскверненной земли,
А — не тамъ, гд плывутъ въ серебр полусвта,
Гд плывутъ облака, изчезая вдали.
О зачмъ не гнздо на втвяхъ, а жилище
Осняетъ меня въ эти майскіе дни!
Я бы пла всю ночь соловьемъ на кладбищ,
Пла тмъ, кто уснулъ въ благовонной тни.
Пла тмъ, кто донесъ свое иго земное,
Кто закончилъ свой трудъ роковой,
Кто взглянуть не усплъ въ это небо ночное
И ушелъ поникая къ земл головой.
О, я пла бы имъ въ эти майскій зори!
Я бы пла о томъ, что настала весна,
Что рождаемся мы не для муки и горя,
Что для счастья намъ жизнь и для псенъ дана.
Осень въ лсу.
Сосны старыя столтнія
Хмуро головы склонивъ
Вспоминаютъ ночи лтнія,
Тихій шумъ цвтущихъ нивъ…
Въ ночи темныя дождливыя
Ели темныя грустны:
Вспоминаютъ дни счастливые,
Дни лазурные весны.
Голы полосы сосднія.
Межи вытопталъ морозъ.
Листья желтые послдніе
Втеръ по полю унесъ.
Травы тощія измятыя
Зябко никнутъ въ сизой мгл.
Прячьтесь, прячьтесь, мхи косматые!
Смерть проходитъ по земл!
Смерть блуждаетъ въ ночи длинныя,
Точитъ острую косу,
Коситъ проски пустынныя,
Коситъ въ сумрачномъ лсу.
И брусника одинокая
Зарываетъ глубже плодъ.
Скоро, скоро смерть жестокая
Невидимкою пройдетъ.
Лсъ тоскуетъ — нтъ спасенія!
И въ слезахъ шумитъ вверху…
Въ ночи темныя осеннія
Гномы прячутся во мху.
И листками уцлвшими
Чинятъ шубки до зари…
Подъ поганками истлвшими
Тускло свтятъ ихъ костры.
Лица ихъ полны заботою,
Сердце ихъ тоска щемитъ…
Чутко внемлютъ за работою…
Темный лсъ шумитъ… шумитъ.
Боръ.
Благодарю тебя, таинственный и властный,
За тишь ночей и яркую зарю,
За каждый день, за каждый мигъ прекрасный,
За жизнь твою тебя благодарю.
Благословенъ будь! Не знаю — кто ты,
Но внятно мн дыханіе твое
И тайный смыслъ святой твоей дремоты,
Твоей души живое бытіе.
Какъ струны арфъ съ непостижимымъ строемъ
— Твоихъ вершинъ оркестръ надъ головой
Звучитъ инымъ невдомымъ покоемъ,
Гармоніей и правдой вковой.
Благодарю за вчное волненье
Твоихъ тней и яркихъ бликовъ дня!
Благодарю за миръ уединенья
Къ мистеріи призвавшаго меня.
Ты мн открылъ невидимыя двери
Въ волшебный кругъ земного бытія,
Гд братья — вс: цвты, песчинки, зври,
Гд лишь звено таинственное — я.
Ты научилъ для счастья пть — какъ птицы,
Какъ солнце — лучъ въ святой рос дробить,
Смясь горть во мрак какъ зарницы,
И, какъ цвты,— торжественно любить.
Ты мн во сн нашептывалъ ‘воскресни!’
И пробуждалъ симфоніей своей,
Чтобъ жизнь была аккордомъ свтлой псни
А каждый день — былъ чистымъ звукомъ въ ней.
Благословененъ будь за безмятежность,
За твой благой и просвтленный ликъ,
За всю любовь, всю искренность, всю нжность,
Чмъ ты одинъ воистинно — великъ.
Осень.
Почки послднія розъ
Съ вечера кто-то сорвалъ.
Ночью ударилъ морозъ —
Мокрую землю сковалъ.
Умерли травы, кусты…
И на газонахъ тогда
Жестко застыли цвты
Кружевомъ тонкимъ изъ льда.
Иней хруститъ на песк…
Садъ пережившій борьбу —
Въ мертвомъ хрустальномъ внк
Блъ, какъ невста въ гробу.
Хмуро потупился лсъ
Съ черною думой въ глазахъ…
Солнце взглянуло съ небесъ —
Долго смотрло въ слезахъ.
Плакало солнце тогда…
Смерть не щадитъ ничего…
Съ мертвыхъ цвтовъ какъ вода
Капали слезы его.
Поздно! Былую красу
Отняла смерть у земли.
Синія тни въ лсу,
Смертныя тни легли.
Maestro.
Въ старинномъ зданіи, далеко
Отъ шума жизни молодой,—
Живетъ давно и одиноко
Maestro старый и сдой.
Когда-то кто-то жилъ съ нимъ рядомъ,
Но эти дни прошли какъ сонъ…
Старетъ домъ съ заглохшимъ садомъ,
Съ рядами треснувшихъ колоннъ.
Неудержима, неустанна
Работа жизни міровой…
Бассейнъ гордаго фонтана
Заросъ высокою травой.
Старинный фризъ разбитъ когда-то
И портикъ входа въ землю вросъ,
И гаснутъ отблески заката
Надъ клумбой одичалыхъ розъ.
Весной надъ чащами сирени,
Какъ лсъ, репейники растутъ,
И между плитами ступеней
Тамъ одуванчики цвтутъ.
Весной на домъ роняютъ клены
Цвты подобные лучамъ…
Окно открыто въ садъ зеленый .
И плачетъ скрипка по ночамъ…
Закрыты старыя ворота,
Калитка заперта всегда —
И старый домъ все ждетъ кого-то,
Кого не будетъ никогда.
Чудеса солнца.
Выткало солнце какъ ленты — травинки зеленыя
Съ тоненькой шелковой нитью внутри —
А по газону — какъ капельки крови вкрапленныя
Вышило алыя звзды — цвточки зари.
На розовомъ нжномъ сафьян сосновой коры
Парчей золотой разукрашены пятнышки свта.
Изъ плюша зеленаго съ золотомъ — стелетъ ковры
Волшебное солнце на праздник лта.
Песокъ на дорожкахъ разсыпанъ какъ золото рдяное.
Въ лиловое кружево собраны тни на немъ…
И огненной пылью струится сіянье румяное,
И вс промежутки рисунковъ — трепещутъ огнемъ.
А въ комнатахъ дома закутаны облики линій
Въ янтарную дымку, въ опалово-розовый тонъ…
И вечеръ душистый приходитъ — прозрачный и синій —
И блыя розы въ букетахъ цлуетъ торжественно онъ.
На темной террас огни голубыя свтле,
И пнье рояля изъ оконъ открытыхъ слышнй,
И блыя тни теряются въ темной алле,
И въ клумбахъ мерцаютъ зеленыя искры огней.
Въ пахучемъ газон, росистою влагой одтомъ,
Горятъ до разсвта таинственно искры лучей…
Великія тайны, рожденныя солнечнымъ свтомъ,
Толпятся надъ міромъ во мрак душистыхъ ночей.
Дтскій садъ.
Все былое уничтожено:
Гибли псни, замеръ смхъ…
Сердце лса заморожено.
Ночью выпалъ первый снгъ.
Блой толстою овчиною
Лсъ закутался съ утра
И застылъ съ своей кручиною
У погасшаго костра.
Будетъ стужа въ ночи длинныя,
Прячьтесь, елочки, скорй,
Прячьтесь, милыя, невинныя,
У подножья матерей!
Долги сказки безначальныя,
Быль угрюмая — страшнй…
Ели старыя печальныя
Псни вамъ споютъ о ней…
Дтки малыя еловыя
Въ блыхъ ватныхъ башлычкахъ
Обновили шубки новыя
Съ серебромъ въ воротничкахъ.
Въ ночи долгія пустынныя
Молодь слушаетъ сквозь сонъ
Сказки лса, сказки длинныя…
Много сказокъ знаетъ онъ.
Музыка.
Цвты расцвли какъ созвучія
И розы — какъ музыка дня.
Весь день кантилены пвучія
Какъ въ люльк качаютъ меня.
Я сплю… А глициніи съ розами
Весь день надо мною поютъ…
И кустъ съ голубыми мимозами
Вьюнки какъ шатеръ обовьютъ.
Глаза какъ ребенокъ смющійся
Смежаю я въ дрем мечты…
Не свтъ ли изъ музыки льющійся
Вокругъ разсыпаетъ цвты?
Лучистое царство зеленое
Мн снится въ лазурныхъ мечтахъ…
Не сердце ли въ псни влюбленное,
Цвтетъ въ разноцвтныхъ цвтахъ?
Не наши ли души — созвучія
Сливаются въ музык дня?..
Весь день кантилены пвучія
Какъ въ люльк качаютъ меня…
Дворецъ.
Свтаетъ за дремлющимъ боромъ…
Намтились сосны узоромъ
И кружевомъ чернымъ — намтилась ель.
Въ саду, въ полумрак,
Въ лиловенькой чашечк, въ мак
Ночуетъ нахохлившись шмель.
Прохладно въ бесдк душистой…
На шубк пушистой
Роса — и цвточная пыль.
Ты счастливъ, бродяжка мохнатый!
Счастливй, чмъ Цезарь богатый,
Твой жребій — завидная быль.
И какъ же бы счастливъ былъ каждый пвецъ,
Имя на свт подобный дворецъ,
Такой же душистый и вольный какъ твой,
Такой же открытый какъ макъ полевой!
Орхидеи.
Орхидеи тонкія и нжныя
Память грезъ несбыточныхъ таятъ…
Какъ надъ храмомъ башни блоснжныя
Высоко надъ травами стоятъ.
Какъ молитва ихъ благоуханіе,
Какъ любовь — молитва ихъ чиста,
И звучитъ какъ псня ихъ дыханье,
И поютъ чуть слышно ихъ уста,
‘Мы стоимъ какъ жрицы непорочныя,
‘Нардъ и медъ въ кадильницахъ у насъ…
‘О горите, свтляки полночные!
‘Ночь земли — святой и страшный часъ.
Міръ молчитъ предъ ней съ благоговніемъ,
Скорбный міръ, томимый горькимъ днемъ,
И въ слезахъ, чуть слышнымъ дуновеніемъ,
Мы стоимъ — и молимся о немъ!’
Дождь.
Дождь готовится — зрлища дивныя!
Прянетъ цвтъ свой цвтущая рожь,
Колокольчики смотрятъ наивные
Наклонились какъ дти изъ ложъ.
Въ блыхъ платьяхъ ромашки веселыя
Смотрятъ вверхъ вдоль двойной колеи:
Какъ тамъ думаютъ тучи тяжелыя —
Отдадутъ ли богатства свои?
Маки тянутся съ чашами алыми…
Неужели же тучи пройдутъ?
Вс цвты на готов съ бокалами,
Съ разноцвтными рюмками — ждутъ.
Брызнулъ дождь на платья нжныя!
Подъ дождемъ шумятъ цвты…
Землянички блоснжныя
Быстро спрятались въ кусты.
Дождь принесъ вино небесное,
Драгоцнное вино!
Чудотворное, чудесное
Льется весело оно.
Подставляйте чаши звонкія,
Пусть напьется мать-земля,
Пейте, пейте, травы тонкія,
Пейте, Божіи поля!
Дождь поилъ луга зеленыя,
Дождь въ лсу шумлъ листвой —
Кто-жъ уста мои спаленныя
Напоитъ водой живой?
Виноградника небеснаго
Недоступна мн страна —
Кто-жъ мн дастъ вина чудеснаго,
Чудотворнаго вина?
Белкина Любовь Михайловна
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Стихотворения, Аксаков Александр Петрович, Год: 1882
  2. Стихотворения, Ожегов Матвей Иванович, Год: 1900
  3. Ирмосы, Пушкин Василий Львович, Год: 1830
  4. Стихотворения, Отрада Николай Карпович, Год: 1939
  5. Стихотворения, Базарон Чойжил-Лхама, Год: 1929
  6. Наша надежда, Медич Данило, Год: 1871
  7. Стихотворения, Кириллов Владимир Тимофеевич, Год: 1922
  8. Стихотворения, Якубович Лукьян Андреевич, Год: 1838
Электронная библиотека