Леар, Шекспир Вильям, Год: 1605

Время на прочтение: 43 минут(ы)

Уильям Шекспир

Король Лир (Леар)

Трагедия в пяти действиях.

Перевод Н. И. Гнедича (1808 г.) с французской обработки Ж.-Ф. Дюси.

Предисловие переводчика.

Кто только знает название Шекспировских трагедий, тому известно, что ‘Король Леар’ почитается англичанами лучшею из оных. Но Шекспир, дабы возбудить сострадание зрителей своих, представил Леара совершенно сумасшедшим, французский драматический писатель Дюсис, переделав сию трагедию, в том ему последовал и изобразил Леара легкомысленным, возбудимым, властолюбивым: Qui de l`amour du Trone est toujours possede, et pleure en fremisscmt le rang qu’il a cede (Который всегда горит желанием властвовать и жалеет об уступленном престоле). (Дейст. 1-е. Явл. 1-е).
Рассудив, что человек в сумасшествии дающий и отнимающий царство, благословляющий и проклинающий детей своих, не может возбудить сострадания в зрителях, я осмелился не подражать в этом ни Шекспиру, ни Дюсису, а оставил Леару здравый рассудок, что бы не в мечтах беспрерывного исступления, но истинно ощущая всю горесть отца, гонимого неблагодарными детьми, и восторг радости при нечаянном возвращении нежной и добродетельной дочери, возмог он сообщить их сердцам зрителей. В третьем только действии, когда все чувства Леара возмущены горестью и изнурены свирепствующею бурею, почёл я возможным представить его в кратковременном исступлении, но не находя разительными положения, в которых Дюсис поставил Леара и дочь его Корделию, должен я был как в сём, так и в четвёртом действии прибегнуть к изобретению. Так же осмелился я в трагедии Дюсисовой, которой более, но свободно подражал, переменить некоторые явления и во многих местах преобразовать ход самого действия. Заимствовав из Шекспира некоторые положения и переделав развязку трагедии, не почел я нужным увенчать любовную страсть Эдгарда к Корделии, которою Дюсис, по мнению моему, унизил благородные чувства и великодушный подвиг сего рыцаря, защитника своего государя и несчастной царевны.

Е. С. Семёновой.

Прими, Корделия, Леара своего:
Он твой, твои дары украсили его.
Как арфа золотая,
Под вдохновенною рукою оживая,
Пленяет нас, разит гармонией своей,
Равно душа твоя, страстями наполняясь,
Так быстро в видах их и звуках изменяясь,
Мертвит нас и живит огнем игры твоей!
И оттого твой глас всех чувства умиляет,
И оттого твой взор до сердца проникает.
Могущество даров и прелестей твоих
Обезоружило всех критиков моих.
Когда ты силой чувств в нас чувства потрясала,
То умиленьем их, то страхом наполняла,
Как слезы, вестники довольных душ, текли,
Сатира бледная вдали
В смущенье на тебя в безмолвии взирала,
Невольную слезу, закрывшись, отирала.
Могущество даров и прелестей твоих
Обезоружило и критиков моих:
Когда волшебством ты искусства
То раздирала нам, то умиляла чувства,
Как слезы, вестники довольных душ, текли,
Сатира бледная вдали
В смущеньи на тебя в безмолвии взирала,
Невольную слезу, закрывшись, отирала.
Свершай путь начатый, он труден, но почтен,
Дается свыше дар, и всякий дар священ!
Но их природа нам не втуне посылает:
Природа дар дает, а труд усовершает,
Цени его и уважай,
Искусством, опытом, трудом обогащай,
И шествуй гордо в путь, в прекрасный путь за славой!
Пусть зависть мрачная вслед за тобой ползет
И дышит на талант бессильною отравой,
Иль пусть с тобою в спор, бесстыдная, дерзнет,
Ей с шумом пасть под собственным позором!
Лишь ты спокойна будь, и гордо-ясным взором
И светлого чела спокойствием одним
Ты, как стрелами Аполлона,
Пронзишь исчадие нелепого Тифона!
Почтенным торжеством таким
Убьешь все козни ты и ревность дерзновенных
С тобой идти путем одним,
Соперниц и врагов надменных.
Но как прекрасно, как возвышенно сказать:
‘Врагов я не имею,
Соперниц — я люблю или о них жалею,
Хочу и в славе их участье принимать,
Одни искусства нас связали:
Хочу я разделить их радость и печали’.
Счастлив так мыслящий! Он мир в душе хранит,
А зависть мрачная у ног его лежит.
Так дубы на холмах, соединясь корнями,
Спокойные растут, один другим крепясь,
И, в ад стопами их упрясь,
Касаются небес их гордыми главами,
Колеблясь бурею дебелые их пни,
Ни под перунами не падают они,
Живут один другим, смеяся над громами,
Но между тем, под их широкими тенями,
Во прахе видят подлых змей,
Где часто бой они со свистом начинают
И черной кровию своей
Их корни обагряют.

Я. Е. Шушерину.

Прими, о Шушерин, Леара своего:
Он твой, твои дары украсили его.
Прийми ж в признательность убогий дар ты мой,
А доброхота глас в совет тебе благой:
Холодная душа не может быть высокой.
Все страсти пламенны, рисуемы тобой,
Не изражал бы ты там с силою такой,
Коль сердце бы твоё, источник их глубокой,
Не наполнилося священным тем огнем,
Что возжигается одной природой в нем.
Не всем она сей дар так щедро уделяет!
Цени его и уважай,
Искусством, опытом, трудом усовершай.
Пусть робость, век ползя во мраке, исчезает,
Высокая ж душа, презрев обычный путь
И славою одной свою питая грудь,
Тернистою стезей бессмертья достигает.
О старец мой, твой дар стезю ту пролагает.
Иди — и слава будь с тобой, в трудах оживлена,
Шекспира, Бербиджа венчая имена.
Прости, коль я тебя некстати поучаю,
Люблю твои дары и душу почитаю.
&nbsp, Переводчик.

Действующие:

Леар (Лир), король Британии.
Герцог Корнвалийский (Корнуолл).
Герцог Альбанский (Олбени).
Граф Кент.
Эдгард, сын Кента.
Ленокс, побочный сын Кента.
Вольвик, придворный.
Норклет, старик.
Освальд, дворецкий у Реганы.
Струмор, офицер, под командой у герцога Корнвалийского.
Дочери Лира:
Pегана.
Корделия.

Стража, воины.

Место действия — Британия.

Действие первое.

Дикий берег близ замка Реганы и герцога Корнвалийского.

Явление первое.

Герцог Корнвалийский и Освальд.

Освальд. Как, в глубине сих мрачных лесов, в неприступных сгонах, окружённых грозными башнями, в сём крепком замке, нахожу я герцога Корнвалийского? Какая
причина понудила тебя, государь, внезапно переселиться в сие ужасное место?
Герцог Корнвалийский. Ты её узнаешь, Освальд, узнаешь всё. С величайшим нетерпением ждал я тебя на сих опасных берегах. Скажи, что делает Леар?
Освальд. Леар оканчивает престарелые дни свои у старшей дочери Вольнериллы. Но по задумчивому, всегда скорбному челу сего старика должно думать, что он скрывает в сердце своём тяжкую горесть. Вольнерилла с хладным вниманием примечает сие тайное беспокойство, и своими поступками, кажется, старается усугубить его и узнать причину. Она подозревает, что Леар начал сожалеть о короне, которую он уступил ее супругу и тебе. Говорят, что в скучных, тайных своих жалобах часто со вздохами уже вспоминает он об изгнанной им младшей дочери его Корделии, даже говорят, что он приближает к сердцу сию отверженную им дочь, что называет ее невинною, хочет возвратить, сравнять с сестрами, отдать ей часть пространного наследства, все права, соединённые с оным, и таким великим потрясением преобразовать, может быть, всё государство.
Герцог Корнвалийский. Вот и причина, Освальд, заставляющая меня быть в сих местах, и
может статься долго. Сие тайное беспокойство старика мне подозрительно. Я опасаюсь, не скрывает ли мрак сих густых лесов толпы возмутителей, поощряемых коварством к возведению на престол Леара. Британцы всегда склонны к возмущениям, какие-то мятежники покровительствуют уже Корделии. Я это узнал, Освальд, и поспешил переселиться в сии места, повелев следовать по моим стопам вооруженным моим воинам, и под предлогом защищать сии берега, на которые в скором времени должны напасть датчане, я их удерживаю здесь. Таким образом, обманув ненавистных моих рабов, хочу в самом зарождении истребить их предприятия, хочу жестоко наказать их самих, и ты, всегдашний свидетель того немилосердного мщения, каковым я услаждаю ярость мою — ты скоро увидишь кровавые потоки из тех, кои заставляют меня их страшиться.
Освальд. Как, неужели ты уверен, что Корделия жива? Разведывая о ней в отдалённейших странах, узнал я только то, что глубокое молчание покрывает её судьбу, и может быть, её бедствия открыли уже ей двери гроба. Нет, ни что не должно теперь возмущать Реганы и
Вольнериллы. Леар лишился своей дочери, и тщетно будет вооружаться к возвращению ей права, которое уничтожила она своим злодейством. Возможет ли он забыть пылающий на неё гнев свой?..
Герцог Корнвалийский. Познай лучше, любезный друг, его пламенное свойство души. Она во всём чрезмерно. Прежде чем мы оклеветали Корделию, Леар, казалось, в сей одной
дочери видел всё своё семейство. Обожая в ней плод своей старости, он взирал на неё, как на божественный дар, и вдруг — так жестоко наказал её. Граф Кент дерзнул её защищать, и Кенту, за сорок лет службы, он заплатил позорным изгнанием. Так, Освальд, раздражая его гнев, или лучше сказать, своенравие, мы легко можем подвигнуть на себя всю тягость
его мести, словом, откровенно скажу тебе, что судьбы, превратной судьбы, я ещё
более страшусь. Не знаю, какое-то предчувствие, какой-то непонятной страх предвещает мне, что отдалённые пустыни укрывают ещё тайные пути Корделии. Я трепещу, но не понимаю причины сего трепета, и против желания не могу верить слуху о смерти ненавистной Корделии. Мой друг, один ты можешь успокоить меня совершенно. Возьми моих воинов, протеки сии леса, проникни мрачную их густоту и не доверяй самому глубокому их безмолвию. Да не останется ни одной стези, ни одной пещеры, которой бы не проник твой взор, предай, предай в мои руки сию ненавистную главу… Но идут — удались. Регана, герцог Альбанский и два сына Кентовы сюда приближаются.

Освальд уходит.

Явление второе.

Герцог Корнвалийский, Регана, герцог Альбанский, Эдгард и Ленокс.

Герцог Альбанский. Герцог! Долг, наконец, разлучает меня с вами, Я оставляю вас с приятною уверенностью, что спорные наши права решены, договор определил настоящие их пределы и водворил между нами мир. Я надеюсь, что все берега готовы будут отразить датчан, общих наших врагов. Теперь моя столица требует моего присутствия, я спешу видеть почтенного моего благотворителя, сего великодушного Леара, который, соединив меня со своею дочерью, забыв престол и блеск, довольствуется только тем, что бы быть любимым, и для сего избрал мои чертоги, хочет близ Вольнериллы с миром окончить свою жизнь.
Регана. Засвидетельствуй ему, герцог, нашу истинную любовь и преданность, успокой,
хладную его старость, но более всего старайся из чувствительного его сердца истребить воспоминание о Корделии, сей неблагодарной дочери, которая своим злодейством…
Ленокс. Злодейством! Что я слышу?.. Она?.. Нет, этому трудно поверить.
Герцог Корнвалийский. Дерзкий юноша! И ты мог?.. Вот чувства, поселенные в тебя отцом твоим, вот плоды Кентовы.
Герцог Альбанский. Скажи лучше: пыл юного сердца, которое искренно открывает свои чувства. Я сам никогда не исследовал преступления Корделии, и оставляю её на суд
праведных богов. Простите, герцогиня. Герцог, если долг позовёт меня к брани, я немедля возвращусь сюда… Простите.

Явление третье.

Те же, кроме герцога Альбанского.

Герцог Корнвалийский. Сыновья Кента, хотя вы видите везде по следам моим текущих моих воинов, но я не возбуждаю вас к приобретению славы в воинских подвигах. Жалея о судьбе отца вашего, я отменил его изгнание, вы зависите от него. Мужество ваше может быть мне полезно, но какими бы ни были чувства мои, я буду ожидать, как воля отца вашего расположит вас. (Уходит с Реганою).

Явление четвёртое.

Эдгард и Ленокс.

Эдгард. Что ты об этом думаешь, любезной Ленокс?
Ленокс. Я вижу, что война между Англией и Данией неизбежна, но хочу сам и прошу
тебя, — прошу тебя забыть ужасы войны и шумную славу. Отец ожидает нас: поспешим, поспешим вместе облегчить его горесть. Он много страдал — ему нужно утешение детей, старости его нужна подпора, поспешим в его объятия.
Эдгард. Боги! И я должен противиться?
Ленокс. Противиться! — Священной воле отца! Но вспомни, что он счисляет минуты,
и что если мы ещё замедлим, то справедливое негодование приведёт его самого на сии берега — поспешим, любезный Эдгард, — но ты в самом деле упорствуешь?
Эдгард. О жестокий долг! О могущественный глас природы! Как мне трудно преодолеть тебя. Но нет, я не могу повиноваться!
Ленокс. Ты не повинуешься воле отца?
Эдгард. Брат! Что ты мне говорил?
Ленокс. И так я оставляю тебя, иду один, что б новою скорбно сокрушить сердце отцовское. Как! Или шумные веселья двора заставили тебя забыть отца, понёсшего пред сим тяжкий гнев Лeapa за то, что умолял его не оставлять престола, на который возвело его небо, за то, что защищал оклеветанною сестрами Корделию, которую озлобленный Леар отвергнул от своего сердца и, страшно вопия, изгнала из чертогов свою невинную
дочь. Ты вздыхаешь, Эдгард?
Эдгард. Если я изъясню тебе сие страшное таинство, если я освещу бездну, и она во всём ужасе представится глазам твоим…
Ленокс. Заклинаю тебя — говори.
Эдгард. Корделия…
Ленокс. Что?
Эдгард. Я видел её слезы, — внемли: Ульрик, сей юный владетель Дании, прибыл в Англию, что бы положить свой скипетр к ногам Корделии. Уже Леар назвал
его супругом её, и упоённый счастьем своим Ульрик готов был отъехать с нею: но сестра её, Вольнерилла, в безмолвии пожираемая завистью и негодованием за предпочтение, оказанное Ульриком меньшой сестре её, решилась мстить за мнимо соделанную ей обиду, решилась употребить всё, что бы расторгнуть сей союз. ‘Как, — говорила она Леару, — Корделию ты соединяешь с государем, который даёт законы всему Северу, который к обоим областям присоединяет сильную Норвегию, могущую с снежных гор своих вмиг ниспослать на поля наши многочисленные сонмы суровых воинов, и кто спасёт нас от их ярости, когда Ульрик, сей государь, обольщенный победами, разделит с нами малонародную Англию? Правда, — продолжала она, — что сей брак возвеличит Корделию: но уже ли дочери твои: Регана, Вольнерилла, — ничтожны в глазах твоих, уже ли они без помощи и без защиты должны трепетать пред похитителем их наследия? Нет, государь, — отврати заблаговременно от нас бедствия брани междоусобной, прерви сей бедственный брак, — я, сестра моя, твои вельможи, всё твоё государство, о том
тебя умоляем’… Старость слаба и — Леар был обольщён.
Ленокс. Так вот причина Ульрикова справедливого негодования и угроз его на Англию! Как возмогли ему нанести столь жестокую обиду?
Эдгард. Так, Ульрик, удаляясь, поклялся отмстить. — Хитрая Вольнерилла зная, что
Леар страшился его мщения, начала представлять ему сожаление Корделии об Ульрике, её гордость, её холодность к сёстрам, начала уверять, что обманутая в желаниях им дочь, озлобившись против него, хочет в недра Британии призвать оскорблённого её любовника. В то же время она рассеяла слух, что крамолами Корделии скоро все пристани Англии должны открыться оружию Ульрика. Вольнерилла успела в своём намерении, и всё государство, извещённое о возведённом на Корделию умысле, возопило против неё. Везде
раздалось имя преступницы. Наконец, сия молва, разносимая злобою Вольнериллы и увеличенная ужасом, вдруг поражает слух Леара, тогда Вольнерилла дерзнула явно излить всю ярость злобы, так долго пожиравшей грудь её. Она оклеветала сестру свою в неимоверном злодеянии и, решившись силою дерзости погубить свою жертву, обвинила её в скрытной любви, в предательстве, в тайной переписке и даже — в намерении отравы и отцеубийства…
Ленокс. И сие злодейство…
Эдгард. Восторжествовало над добродетелью. Леар, поражённый мнимым преступлением дочери своей, отверзши двери чертогов и павши на колени, возопил страшным голосом: ‘Боги! Всемогущие боги! Воздвигнитесь и вы к моему отмщению, и вы вместе со мною оскорблены и поруганы’!.. Горькие рыдания прервали глас его. Он восстал, негодующий народ его окружает и в ужасе безмолвствует, не понимая причины сего гнева. Вдруг толпа стражей влечёт несчастную жертву — я видел.
Ленокс. Остановись! Несчастная, несчастная Корделия! И так добродетель сделалась ужасом людей, а злодейство покоится в мире.
Эдгард. После сего страшного удара несчастный, невинно преступный и тем боле почтенный Леар разделил свои области между супругами Вольнериллы и Реганы.
Ленокс. Да царствуют они, лишь бы только небо было правосудно к добродетелям
Корделии. О, если бы оно избавило её от рук сих тиранов, и если бы она явилась со всею красотою невинной души.
Эдгард. Что б ты сделал, Ленокс? Говори.
Ленокс. О, мой брат! С какою твёрдостью я встал бы за её добродетель, что бы защитить её или умереть!
Эдгард. Ленокс!
Ленокс. Эдгард!
Эдгард (схватив его за руку). Брат!
Ленокс. Радость блистает в глазах твоих.
Эдгард. И ужели ничего тебе не возвещает?
Ленокс. Корделия? Она жива…
Эдгард. Так, она жива!
Ленокс. О боги! И уже ль нет покровителя священной невинности?
Эдгард. Есть, есть, любезный Ленокс! Её покровители — боги, а мститель — буду я!
Ленокс. Позволь, позволь и мне разделить с тобою это счастье! Позволь и мне, если должно пролить за неё всю кровь. Но скажи мне, как возмог ты спасти её?
Эдгард. Сокрывши от людей, и что б совершенно отнять способы к узнаванию тайного её жилища, я везде старался рассеять слух о её смерти. Одни боги были мне помощниками. В глубине сих мрачных лесов, непроницаемый мрак пещеры сокрыл её от взора человеческого, мне одному известен путь к её жилищу. Там, скрывая судьбу свою, безропотно разделяет она пустынное убежище с одним убогим старцем.
Ленокс. И в своей горести уже ли забыла, что она некогда была украшением царского семейства? Известна ли она о несчастной судьбе Леара?
Эдгард. Его-то судьба и причина её горести! Злобствующая Вольнерилла не угасила своей ярости над одною своею сестрою, но между тем как супруг её, отлучаясь из столицы, приводит в безопасность престол свой, она ядом презрения по капле наполняет несчастного старца, ругаясь над его вздохами и горестью, она спокойно услаждается таким медленным её отцеубийством, а для прикрытия злодейств своих дерзает упрекать его, будто он тайно возбуждает мятежников, вооружает их и хочет опять возвратить себе корону. И всё, окружающее Вольнериллу, самые, кажется, стены её чертогов, отягчают Леара презрением. Один я, заключив в негодующем сердце моём сострадание о бедствиях сего почтенного старца, уведомлял о сём Корделию. С каким трепетом, о Ленокс, она внимала мне и, безмолвствуя от ужаса, казалось, видела пред собою образ отца, камни, пещера и все её окружающее, казалось, участвовало в её горести. Что же я должен был чувствовать, взирая на её божественное чело, отчаянием преклонённое долу, на уста, где и самая горесть не помрачила осклабляющейся невинности, на её глаза, на капающие слёзы… Сии слёзы, о Ленокс, были пламенем для души моей, мщение в ней вскипело. В молчании исторгшись из пещеры, я спешил собрать достойных единомышленников:
‘Британцы, — говорил я им, — чудовище отягчает нас узами рабства, и праведный
гнев ваш доселе не пылает? Все его царствование есть великая цепь преступлений, и вы в безмолвии только исчисляете имена жертв его ярости? Немилосердный Освальд, сей презренный чужеземец, сей мрачный убийца, не имеющий в нищете своей ни связей, ни надежд, ожидающий всего от своего повелителя, которому он продаёт убийственные свои
руки, сей достойный наперсник такого владыки, острит на нас своё железо. Скоро он будет здесь, скоро в сих чертогах покажет своё чело, потраченное злодеяниями, и смерть будет следовать по стопам его: сей тигр взорами будет назначать свои жертвы. Британцы!
Или до тех пор будем исчислять их, покуда и сами сделаемся его жертвами? Пойдём, нападём на тирана в собственных его стенах, сокрушим железный скипетр его, и почтенному Леару возвратим имя владыки’, — так я говорил им, и сверкающие их взоры изобразили чувства их душ. Здесь, в сих лесах я рассеял друзей моих, чтобы сокрыть их число. В ночь сию начальник их, соединив всех, предстанет с ними предо мной, я поведу их…
Ленокс (прерывая). И никакая сила не удержит меня от того, что бы следовать за тобою. Так! Совершим сей великий подвиг.
Эдгард. Но отец ожидает нас.
Ленокс. Нет! Иду, вооружусь, и пусть первой моя голова падёт, если так определено судьбой.
Эдгард. Но отец ожидает нас… Что я вижу? Великие боги! Это он. Сокроем от него опасность: ты знаешь его приверженность к Корделии, — он сам захочет участвовать в нашем подвиге. Оставим опасность для одних себя.

Явление пятое.

Те же и Кент.

Кент. Я пришёл искать вас, дети мои! Печальная моя опытность, встревоженная долгим вашим отсутствием заставляла меня трепетать за вас. Я страшился, что бы в отдалении от меня какой-нибудь недостойный случай не лишил надежды и подпоры моего дома. Следуйте за мною, любезные дети, в мое пустынное жилище, где робкая невинность ни когда не трепещет пред клеветою. Там любовью вашей я успокою свою старость. Пойдём, любезный Эдгард.
Эдгард. Почтенный родитель! (Про себя). Боги!
Кент. Что это значит? Какие недостойные узы привязали тебя к царским чертогам, для которых я никогда не готовил твоего сердца?
Эдгард. Нет, близ тебя и для тебя Эдгард желал бы жить и умереть, но следовать теперь за тобою… О родитель мой — я не смею изъясниться.
Кент. Не смеешь? Этого довольно. Какой стыд заграждает уста твои? Но нет,
не отверзай их предо мною. Ленокс, следуй за мною ты.
Ленокс. Тверды намерения моего брата, и я не могу оставить его.
Кент. Что я слышу? (Эдгарду). Какие намерения?
Эдгард. О родитель мой! Мне невозможно их…
Кент. Невозможно? Сокрой же их в неблагодарном твоём сердце, я не желаю проницать сего таинства. Ах, не удивляюсь теперь боле вашей медленности, обманувшей сладостные чувства моего сердца! Какими мучениями ты вновь отягчила его, жестокая судьба? Меня, утомлённого в изгнании, склоняющего хребет под игом болезней и старости, дети, мои
дети оставляют меня! Я иду один, далёко от вас закрою очи мои. Дети, так ли вы всегда благодарите отцов за их попечения? Или яд одежды высокомерно заглушил в сердцах ваших и чувства сыновние! Сия обольстительница привела вас к пропасти, покрытой
цветами, Ленокс! Говори, открой, к чему вы стремитесь? Скажи мне намерения твоего брата? Если прямая честь побуждает вас…
Ленокс. Что ж тогда, родитель мой?
Эдгард. Остановись!
Кент. Говори.
Ленокс. Что мне делать, Эдгард?
Эдгард. Сердце мое раздирается, Ленокс! Одно слово повергнет его в опасность. (Указывая на отца).
Кент. Я не страшусь их, — говори.
Эдгард. Но они ужасны.
Кент. Я разделяю их с вами.
Эдгард. Брат! Укрепимся в нашем сопротивлении и не предадим опасности его священной для нас жизни.
Кент. Юноша! И язык твой пополз к обману устаревшей опытности моей? Нет, тщетно употребляешь ты хитрые обороты, нет, благородный намерения не боятся обнаружиться. Вопроси твоих славных предков, скрывали ли они их во мраке ночи? Не в полях ли, покрытых сонмами свидетелей единоборствовали они за невинность и добродетель? А ты,
ты страшишься одного свидетеля — отца твоего! И после сего можешь ли уверить
меня, что скрытные твои намерения не какие-нибудь заговоры, что они не руководствуются буйством и преступлением, которых жертвой будешь ты первый, или бесчестным успехом покроешь срамом чело моё!
Эдгард. И это отец мой так жестоко меня укоряет? Твоё сердце, родитель мой, оскорбилось, и мое честолюбие оскорблено. Однако же, имея всегда тебя примером, от самого тебя научился я отвергать несправедливые упреки. Нет, не в бесчестном намерении ты должен меня подозревать. О, если бы возмог я и тебя подвергнуть тем опасностям, какие соединены с исполнением сего намерения — ты бы увидел тогда, умеет ли твой сын подражать твоим предкам, так, ты бы увидел их спускающихся от высот небесных, что бы взирать на Эдгарда и, может быть, увидел бы меня падшего, но падшего так, что ты бы сам позавидовал моей смерти и могилу мою оросил бы радостными слезами. Но что я говорю? — Мы возвратимся ещё в твои объятия наслаждаться славою.
Кент (колеблясь). Нет, твои намерения буйствены! Нет, сии объятия не отверзнутся для тебя боле!.. Жестокие! Обнимите меня.
Эдгард. В объятиях отца мы получили новую силу. Брат!.. (Взяв брата за руку, поспешно удаляется).

Явление шестое.

Кент один.

Кент. Нет, не в нашей власти победить природу. Но увы, они меня оставили! О Ты, испытующий помышления человеческие, отец богов! Тебе открыты их намерения, и тебе их поручаю в трепетной надежде.

Явление седьмое.

Кент и герцог Альбанский.

Герцог Альбанский. Граф, я получил неприятное уведомление: Леар, не известно по какой причине, оставил Вольнериллу и удалился из моих чертогов, даже не уведомляют, куда он направил путь свой.
Кент. Что это значить? Что побудило его разлучиться с дочерью, на руках которой он хотел умереть. Герцог, тебе это не известно?
Герцог Альбанский. Совершенно неизвестно. Зная твою к нему преданность, я почёл нужным сказать тебе о сём и надеюсь, что ты согласишься со мною принять истинное
участие в судьбе сего почтенного старца. Для сего самого я намерен ещё пробыть
здесь, может быть…
Кент. Будем ожидать — здесь, верно, скорее узнаем о его участи.
Герцог Альбанский. Пойдём, поспешим открыть сию тайну.

Оба уходят.

Конец первого действия.

Действие второе.

Замок.

Явление первое.

Кент один.

Кент. Леар оставил Вольнериллу, исторгся из чертогов своей дочери! Какие его намерения? Что должно думать о сём? Несчастный государь и злополучнейший отец! Увы! Тщетно он мечтал найти свои добродетели и в других людях. Леар, ты обманулся и в собственных детях! Берегись от них страшного воздаяния за твои чрезмерные благости! Но я вижу доброго Вольвика, не знает ли он…

Явление второе.

Кент и Вольвик.

Вольвик. Старец, обременённый нищетой, скитаясь под стенами сего замка, умолял меня, что б я его проводил сюда для убежища от мрака ночи. В замешательстве говоря сам с собою не внятно о своей судьбе, он два раза с тяжкими вздохами произнёс твоё имя, и когда узнал, что в этом замке может с тобою видеться, радостное движение потрясло горестные черты лица его. Он хочет говорить с тобою.
Кент. Но кто он?
Вольвик. Я его не знаю, но на ветхой одежде видны остатки богатства, изобличающие
высокий сан его, глава его преклонена под бременем лет, он часто произносит имя детей, и боги, сюда его приведшие, во всех чертах лица его изобразили страждущую душу отца. Он в скорбном безмолвии скрывается в сих мрачных переходах.
Кент. Проводи его, мой друг, сюда и сам удались.

Явление третье.

Кент и Леар.

Кент (про себя, увидев Леара). Судьба немилосердная! (Смотря на входящего Леара). Но он меня не видит — взоры его смущены. (Удаляется и с удивлением и состраданием в молчании смотрит на Леара).
Леар (кидая вкруг смущенные взоры). Не вижу Кента: — он сжалился бы над моим бедствием, он великодушен — я надеюсь… Небо, отец!.. Лютые змеи обвились вкруг моего сердца — как! — моя кровь — дочка, венчанная моею рукою — теряю рассудок! — Леар! Где ты? Что ты?

Кент всматривается в Леара с недоуменьем.

Вот порфира твоя — но увы! Поздно уже пробуждаться. Я изгнал добродетель для увенчания злодейства. Корделия! Ты меня любила.

Кент познает Леара, попеременно то радость, то горесть приводят его в смятение.

О неумолимая совесть, и ты Вольнерилла! Вы пронзаете грудь мою огненными стрелами. (Со смущенными взорами). Но Кента нет!
Кент (бросаясь к ногам его). О государь!
Леар (обнимая). Ты здесь! Я нахожу опять моего друга! Узнаешь ли ты меня, Кент?
Кент. Узнаю великодушного и почтенного моего государя — и когда он удостаивает ко
мне прибегнуть, Кент не оставит его более, Кент умрёт с ним вместе.
Леар. Ты раздираешь моё сердце.
Кент. Отри, отри слёзы свои.
Леар (обняв Кента). Благодарю богов, что могу ещё плакать! Кент, ты предсказывал мне мои бедствия, но я осуждал твои беспокойные предчувствия, отверг твои советы — я изгнал тебя. Теперь свершилась моя судьба! Видишь ли ты, злополучный пророк, как сие чело, некогда венчанное короною, покрыто теперь унижением. От царского величия низойдя на самую низкую степень, лишённый и того, чем последний раб наслаждается в нищете своей, я должен сгибаться под бременем презрения. Ни мои благодеяния, ни мои седые волосы, ни что не тронуло моей дочери. Боги, накажите неблагодарную Вольнериллу! Между тем, как чертоги её наполнялось весёлыми толпами, как гордые
своды их гремели мусикийскими звуками, я один, скитаясь в безмолвном мраке, со слезами ел хлеб, подаяние её милосердия, и её очи, о Кент, искали меня, что б услаждаться моими слезами. Чудовище сие, улыбаясь, готовило мне яд, но яд не умерщвляющий, не прекращающий мучений, а усугубляющей оные. Что бы возмутить всю мою душу и мой рассудок, она платила наглой толпе за язвительные насмешки: я каплями пил отчаяние из сей страшной чаши и, наконец, исторгся из тех адских для меня мест, но вскоре был поражён жесточайшим ударом. Скитаясь один во мраке пространных лесов, в страшных мучениях совести, я вспомнил о дочери моей, о изгнанной мною Корделии! Примечал все места, пещеры, пропасти, скалы, где какое-нибудь божество могло скрыть её. Увы! Я представлял себе её добродетели, её любовь ко мне и потом её
тяжкое отчаяние, ту злосчастную минуту, когда изгнал её! Боги разъяренные! Наказывайте меня! Я вонзил нож в сердце невинности — мои благодеяния изливались на врагов, а друзья тяготились мною. О, лютое мучение! Кент, заклинаю тебя, умертви меня, смягчи прогневанных богов и природу, или умоли их, да помрачат они мой рассудок, что бы я не чувствовал ужаса терзаний!
Кент. Да никогда не внемлют боги таковому молению! Успокойся, о государь! Укроти сие терзание, истреби печальные воспоминания.
Леар. Истреби же сей образ, всегда представляющийся очам моим! Вольнерилла, злобная Вольнерилла везде меня преследует — и вонзённое уже ею железо ещё с адскою улыбкой вращает в сей растерзанной груди! Часто для отрады сердца привожу на память образ моей Корделии, но грозный взор её…
Кент. Нет, её нежность изольёт, может быть, некогда отраду в скорбное сердце твоё.
Леар. Я всё сделал для её сестры, и ты видишь признательность. Ах, если Вольнерилла так благодарит меня за добро, то чего мне ждать от Корделии! Поруганная, изгнанная, низвергнутая мною в презренную нищету, она должна ожесточиться и восстать против меня в справедливом негодовании. Я оскорбил добродетель, — горесть, угрызения совести, о Кент, помрачат мой рассудок — я предвижу… Желчь, которою меня злодеи
напитали, разлилась во всех моих жилах. Она смущает потрясённые мои чувства, и в горести моей доводит меня даже до самого исступления.
Кент. Государь! Неужели ты так малодушен, что не можешь снести несчастья? Злые увлекли тебя в сети, тебя жестоко обманули, — увы! Такова участь добрых государей! Но боги, покровители невинности воздвигнутся за тебя. — Твоя дочь в собственных твоих областях тебя преследует — вооружимся против несчастий и будем тверды, как и они против нас. Удалимся от взоров неблагодарных в удел предков моих. Сие тихое место отрадно для несчастных, его изобилие будет достаточно для двух стариков, там нет хищников и вероломных, земля же не вероломна и не неблагодарна, она щедро вознаградит нас за обрабатывание. Сии руки могут ещё управлять плугом, они умели за тебя сражаться, будут уметь и питать тебя. Мирный кров предков, сие древнее их наследие, если ты удостоишь принять мою просьбу, будет одним нашим кровом.
Леар. Я бы возненавидел себя, почтенный друг мой, если б предложение твоё хотя бы несколько удивило меня. Но знай, что страшная буря не угасила вовсе в моём сердце надежды, у меня осталась ещё дочь! Кент, ободри меня в сладкой надежде, что Регана заменит Вольнериллу. Правда, что первый удар заставляет меня страшиться найти и её подобною сестре, и страх сей, может быть, не справедливый, удерживал меня до сих пор ей показаться. Кент, не ложен ли страх сей?
Кент (в сомнении). Государь!
Леар. Знаю, Леар несчастен, но судьба не всегда жестока! Она оставила мне дочь, которая, может быть, меня любит. Прости старость мою, Кент! Я хочу ещё найти детей, стоящему на краю гроба, их присутствие мне драгоценно, я хочу видеть себя в них, хочу насладиться счастьем отца. О Кент! Прости слабость мою.
Кент. Итак, государь, по крайней мере, употребим все старания, что бы не обмануться в надежде. Выдержав ужасную бурю, страшись найти и в другой дочери другую Вольнериллу. Я не знаю, — но сердце не предвещает, — позволь мне удостовериться, не найду ли я здесь хотя одного человека, оставшегося тебе верным. Прости, помедли здесь, — я скоро возвращусь сюда.

Явление четвёртое.

Леар один.

Леар. Судьба, ты ещё милосердна ко мне, когда возвратила стоить верного друга! Ах, ты оставила ещё мне и дочь. Так, Регана, питая ко мне нежные чувства, вдохнёт их и в сердце своего супруга. Человек не рождён жестоким. Нет, природа не производит извергов, — Но
неужели я за тем сюда пришёл, что бы только мечтать! Кент не возвращается, нельзя статься, что бы Регана до сих пор не знала о моём здесь пребывании? О сердце, сердце, ты так сильно бьешься! Успокойся…

Явление пятое.

Леар, Регана, герцог Корнвалийский, герцог Альбанский и их стража.

Регана (Леару). Ты здесь, о государь! И, медлишь казаться глазам нашим.
Леар. Я здесь — и оживаю. Обойми, обойми меня ещё, о дочь моя! О сладчайшие минуты! О Регана! Я не обманулся в тебе.
Герцог Корнвалийский. Позволь и мне, о государь, участвовать в сей неожиданной радости!
Леар. Верно, заслужил я гнев бессмертных, что они давно не посылали меня в ваши объятия, о любезнейшие дети! На всех лицах вижу я радость, произведенную моим присутствием. (Увидев герцога Альбанского). А ты, герцог, будь спокоен, твоё
желание совершилось! По благополучном возвращении, ты уже не увидишь у себя
старца, обременявшего чертоги твои тягостным присутствием. Кроткая твоя супруга, послушная твоей воле, освободила тебя от скучных моих жалоб.
Герцог Альбанский. О ужас! Так моя вероломная супруга, сделала и меня таким же чудовищем, как она сама! Она очернила меня пороком неблагодарности. Нет, почтенный Леар, в моих чертогах я хочу доказать тебе мою преданность и любовь. Там, в её присутствии павши к твоим стопам, моим повиновением заглажу я её преступление. Забудь прошедшее, возвратись, государь, в мои чертоги! Прошу, умоляю тебя!
Леар. Возвратиться для нового позора к неблагодарной дочери? Идти в её чертоги, что бы склонять пред нею чело моё? Видеть недостойную дочь, которая к жестокости присоединяет ещё коварство? — На главу твою обращает свои злодейства и, поразив меня, скрывает свои удары? О герцог, я должен сожалеть о тебе. Чем ты прогневал богов,
что они ввели тебя в моё семейство? Я, соединив тебя с бесчеловечною дочерью, на твоё ложе положил ядовитую змею.
Регана. Успокой, государь, волнение чувств твоих.
Леар. О Регана, твоё сердце не может ощутить той жестокости, с каковою бесчеловечная сестра твоя…
Регана. Моё сердце с трудом тому верит. Я не думаю, что бы сестра моя забыла сколько-нибудь, чем она должна тебе.
Леар. Что ты сказала? Регана! Ты сомневаешься в истине слов моих? Да ниспадут на главу её все бедствия! Да проклятие отца терзает её, как она терзала мою душу!
Герцог Корнвалийский. Сей жестокий гнев, государь…
Регана. Поверь мне…
Леар. Её черные, яростные взгляды, её язык, как змеиное жало, пронзал моё сердце. Небо! Низвергни на нее всю тяжесть твоего мщения!
Регана. Воздержись, государь. В исступлении гнева ты оскорбишь и сердце её сестры.
Леар. Так ты сестра её?
Регана. Сестра — и уверена, что она разделяет мои чувства, и что изгнать тебя из областей наших…
Леар. Что слышу! — изгнать? Какое слово излетело из уст твоих? Внемлите небо и земля — изгнать? — Зрели ли вы детей, изгоняющих отцов своих? — Изгнать! — (Регане). Я предвижу, предвижу сие страшное злодейство в пламенных твоих взорах, в сём притвором голосе. Изгнать меня из областей ваших? Но кто вручил вам сии области? Главенствуй, неблагодарная, которую поздно начинаю узнавать, ответствуй, чем ты заслужила их? Не тем ли, что вместе с твоею сестрою умели обмануть меня ложною вашею добродетелью и похитили из груди моей мир и любовь и излили в неё желчь гнева и ненависти, очерняли скромную, невинность сестры вашей и у меня, несчастного, исторгли на неё проклятие. Вот, какими достоинствами вы получили ваши области. Но где сии торжественные клятвы, обещавшие всю вашу преданность и детскую любовь? Едва я выслушал их, и вдруг жесточайшим опытом вы мне доказываете, что отец, отдавший всё детям, сам остаётся для них несносным бременем, что тогда слёзы несчастного старца упадут на хладную землю и вздохи его исчезнут в воздухе!
Регана. Государь! Выйди из заблуждения. Ты поражаешь меня упрёками! Сперва докажи
вину мою, а без того неправы твои укоризна и гнев, которыми возмущаешь мою душу. Если ты избрал мои чертоги для соискания спокойствия старости твоей, то зачем же ты в страшных сих исступлениях нарушаешь спокойствие твоей дочери?
Леар. И ты — и ты, дочь моя — неблагодарная!
Регана. Перестань увещевать меня, или возбудишь дерзость сказать тебе и мои мысли.
Нет, сердце сестры моей неспособно к тому, в чём ты обвиняешь её. Твои всегдашние неудовольствия, твои несправедливые жалобы истощили её терпение. Я смело думаю, что Вольнерилла помнила свой долг, но ты требовал от неё того, что не сообразно с достоинством степени, на которой она находится. Ты забыл, что вручив ей верховную власть, сам подвергаешься повиновению. Приди в себя, возвратись к сестре моей, признайся, что ты оскорбил её.
Леар. Великие боги, видящие здесь старца, обременённого латами, отца, терзаемого
скорбью! Великие боги, вы видите восстающих против меня детей моих, укрепите сердце мое, да не сокрушится оно бурею, которую собирают они надо мною.
Или сделайте, да почувствую и я во всей силе своё тяжкое оскорбление: ниспошлите и мне дух неутолимого гнева и да отмщу им на ужас Вселенной! Да сия дочь моя…

Явление шестое.

Те же и Кент.

Кент. Нет, Леар, ты не имеешь дочери. И здесь, в сих чертогах всё дышит Вольнериллою. Регана есть достойная супруга (показывая на герцога Корнвалийского) сего чудовища. Ты ищешь добродетели, но злодейство наполняет все места сии.
Герцог Корнвалийский. Дерзость нестерпимая! Стражи, наложите на него оковы.
Герцог Альбанский. Герцог, повеление твое не справедливо и нарушает все права. Ты должен уважить благородную его ревность. Я защищаю Леара.
Леар. Нет, я сего не требую. Мой друг, я сожалею о тебе. (Регане и герцогу Корнвалийскому). Дети бесчеловечные! (Берёт их за руки). Соедините в руках моих
ваши отцеубийственные руки. (Соединив их руки, после молчания, герцогу Корнвалийскому). Герцог! Вот твоя супруга! (Регане). Регана! Вот супруг твой!
Регана. Возможно ли сносить?..

Слышен вдали гром.

Леар. О ты, гремящий на небесах судия! Внемли молению моему: если твоя благость даровала сей бесчеловечной чете плодородие, если сему чудовищу — указывая на Регану — ты предопределил счастье матери, уничтожь, уничтожь твоё предопределение и иссуши в недрах её и плод, и сладкую надежду! Или услышь в ярости твоей её моления, даруй ей дочь, достойную сей матери! Заставь её боготворить дочь, которая с первых дней да повергнет её в лютое отчаяние! Да платит ругательствами и злобою за её нежные попечения, и в язвительных оскорблениях ускоряет обременить главу её хладною старостью, да продолжительными и безотрадными мучениями влечёт её к мрачному гробу! И тогда пусть мать сия, поглощая горькие слезы свои, познает, что кипящий яд
лютого змея не так мучителен, не так терпок, как страшная горесть иметь неблагодарных детей! (Кенту). Всё свершилось, о Кент! И я уже не отец!
Герцог Албанский. Почтенный Леар! Именем богов, умоляю тебя, смягчи гнев свой.
Леар. Оставь несчастного!
Герцог Корнвалийский (с гневом). Государь!
Леар. Удались, чудовище!
Регана (мужу). Не останавливай его более, дай самому утихнуть его гневу.
Герцог Корнвалийский (Регане). Должно обуздать свирепое его исступление, Регана. (Хочет идти с нею).
Леар. Остановитесь! Приступите!

Слышен сильный удар грома.

Как гром сей, да гремит над главами вашими вечное моё проклятие! Теперь исчезните от очей моих!

Герцог Корнвалийский с Реганою поспешно уходят в одну сторону, а герцог Альбанский тихо с горестью удаляется в другую, — буря и гром усиливаются.

Явление седьмое.

Леар и Кент.

Леар. Поддержи меня, друг мой, я изнемогаю.
Кент. Увы! Сей последний удар повергнет тебя во гроб.
Леар. И ты жалеешь обо мне?
Кент. О Леар!
Леар. Не стенай, единственный друг мой! Но ты плачешь? Перестань, не возмущай меня, — будь спокоен, как я. (Склоняется на него).
Кент. О страшное спокойствие!

Явление восьмое.

Те же и Вольвик.

Кент (Вольвику). Что ты хочешь сказать?
Вольвик. Уже ли мои слёзы невразумительны? Бегите, спешите удалиться из сих чертогов.
Кент. Как, теперь же? — Но наступает ночь.
Вольвик. И ночь грозная. Буря, какая никогда не свирепствовала, наводит на всю природу ужас и трепет. Но граф, тихо удались, спеши и спасай жизнь государя!
Кент. Друг мой, я тебя понимаю.
Вольвик (тихо). Бегите — железо изощряется.

Молния сверкает.

Леар (Кенту). Я слышу бурю! Молния сверкает! Пойдём, пойдём отсюда, — я с радостью увижу бурю.

Уходят.

Конец второго действия.

Действие третье.

Ночь. Лесная местность вблизи замка. Виден темнеющий вход в пещеру.

Явление первое.

Эдгард, Ленокс и отряд сообщников или воинов Эдгардовых.

Эдгаpд (воинам). Друзья! Сей воин, есть Ленокс, мой брат. Он дышит теми же чувствами, которыми воспламенились и ваши сердца. Кровь соединяешь его со мною, а долг — с вами. Предсказание мое сбылось, Освальд уже явился. Одну только минуту беседовал он со своим повелителем и получил тысячу поручений на дела злодейские. Не удивляетесь, друзья, если вы увидите и самого герцога Корнвалийского, которой теперь скрывается между сими дебрями и скалами. Он идёт искать нас, но мы сами его встретим, и он увидит, что мы не толпа рабов и наёмников, он увидит, что не корысть и не страх вооружили наши руки, он увидит — и на пагубу себе познает, как сражаются мстители невинности и истинные сыны отечества. Кто, кто не одобрит праведного нашего мщения? Если чёрная клевета успеет помрачить славу дел наших, то нелицемерный судия, потомство, достойно их увенчают. Мы губим тирана, но спасаем отечество и возводим на престол несчастного, добродетельного государя.
Ленокс. Так, умереть за своего соотечественника похвально, но за доброго государя —
ах, надобно иметь другую жизнь, что бы не почувствовать сладость такой смерти! Но когда вспомним, друзья, что он ещё и несчастнейший отец, и что Корделия, невинная дочь его…
Эдгард. Страждет и стенает! Но время уже объяснить вам сию тайну. Знайте, друзья, что поражённый её плачевным состоянием, я вверил её в сих лесах попечению одного усердного старца, сокрыв от него имя её. До сего времени я не хотел вам говоришь о ней потому, что одна уже любовь к Отечеству воспламенила вашу ревность. Теперь знайте,
что стон и слёзы невинности были первым побуждением моим собрать вас, о достойнейшие друзья! Единодушное ваше согласие есть счастливое предзнаменование смерти тирана. Леса, ночь, небо — всё нам благоприятствует! Мы сразимся, и за кого? — За Леара! За Корделию! Кто из нас не будет думать, что сражается за отца, или за сестру? Великие боги! Воздвигнетесь вместе с нами, укрепите наши чистые сердца и руки на врагов, собственных врагов ваших, на притеснителей старости и красоты, добродетели и
невинности! Скоро, скоро мстительный меч засверкает в руках наших! Представьте нам жертвы, и если должно нам погибнуть, то отцы да начертят на гробах наших: ‘Они были достойны нас’!
Ленокс. Поклянемся, поклянемся, друзья, быть ему верными, и клятва наша да будет:
мщение или смерть!

Он и все сообщники обнажают мечи.

Эдгард. Постойте, сдержите сей жар благородных сердец! Здесь есть тот, кто
имеет право принять сии священные обеты. (Скоро уходит в глубину пещеры).

Явление второе.

Ленокс и сообщники.

Ленокс. Так, храбрые воины, победа для нас несомненна! Освободить стенающее Отечество, спасти несчастного государя и невинную его дочь, — вот предмет великодушного нашего подвига! Боги будут помощниками нашими, и правосудие их порукою нам в победе.

Явление третье.

Те же, Корделия и Эдгард.

Эдгард (ведя из пещеры Корделию). Вот, друзья, предмет, нас соединяющий! Вот сей живой образ добродетели, гонимой на земле злодеями! И дикие скалы скрывали её красоты, там, в мрачной пещере она оплакивала судьбу отца своего Леара.
Корделия. Души, сострадающие в моём бедствии! Да низведут праведные Боги взоры
свои на благородные предприятия ваши. Так, они видят стеснённое и унылое
сердце моё, они знают, ожесточали его когда-нибудь терпимые им бедствия? Но могла ли я забыть страждущего отца моего? Великодушные британцы! Вы приняли за него оружие, но помощь моя вам будет — одни мои к богам молитвы и слёзы. Возвратите права вашему доброму государю: да заблестит диадема на челе его, и подвиг ваш да оправдает меня
пред отцом моим. — Не за меня убеждаю вас принять оружие. Если бы вы
не были угнетены железным скипетром тирана, ежели бы отец мой не отверг меня, я бы желала лучше без убийств, без брани скрываться в сих лесах, и почитая себя счастливою в нищете своей, предложить сие мирное жилище (указывая на пещеру) добродетельному моему отцу, утешить его старость, и в моих объятиях заставить его забыть бедствия.
Эдгард. Друзья, познайте Корделию по сим великодушным чувствованиям! Но наступает час. Корделия, прими обеты сердец наших: сим страшным мечом клянусь я первый у ног твоих. Друзья, поклянитесь и вы провозгласить Леара государем, отмстить за Корделию, или умереть! (Извлекает меч).
Ленокс (поднимая меч). Отмстить, или умереть!
Эдгард. Ночь будет ужасна! Сии мрачные тучи вооружённые смертоносными молниями, угрожают людям гибелью, и гибель столь же грозная устремится из рук наших от сего железа! Но друзья, берегитесь в ярости своей поднять руки на герцога Альбанского. Нет, должно почтить его добродетели. Следуйте теперь за моим братом, он поведёт вас
к назначенному месту, я сам поспешу соединить с вами всех воинов, — а там — победа — или смерть!

Ленокс и сообщники уходят.

Явление четвёртое.

Эдгард и Корделия.

Корделия. И ты, Эдгард, должен меня оставить?
Эдгард. Я стремлюсь прервать твои и Леаровы бедствия.
Корделия. Но увы! Может быть, Леар скоро падёт под бременем своих горестей. Гром и буря усиливаются. Какая ужасная буря! Молнии раздирают небо!
Эдгард. Пусть громы потрясают землю, но твоё чистое сердце не должно ни чего трепетать. От непогоды укроемся в твоём жилище. Над мрачным сводом сей пещеры, скрывающей твою невинность, умирают громы и молнии.

Уходят в пещеру, гроза и мрак усиливаются.

Явление пятое.

Леар при блеске молний виден вдали, скитающийся между деревьями и с горестью и беспокойством обращающий к окрестностям взоры свои. Вдруг ударяет сильный гром, молнии освещают весь горизонт, шумит буря.

Леар. Шумите, ветры! Завывайте ярые бури! Изливайтесь на главу мою, серные огни, предтечи разрушительных ударов! Громы, всесокрушающие громы, разрушьте здание мира, истребите природу и человека, неблагодарного человека! Свирепствуйте, свирепствуйте, бури, громы и молнии! Я не ропщу на вас, о стихии яростные! Вы не дети мои! Свирепствуйте, поражайте трепещущую главу мою, разнесите сии останки седых власов, разите сие чело, украшенное некогда диадемою, разите — я жертва ваша! Старец, обремененный презрением, оставленный всеми, бедный, немощный старец — изгнанный детьми своими! (Падает на камень).

Буря продолжается.

Явление шестое.

Леар и Кент.

Кент (выходя из-за дерева и не видя Леара). Где Леар? В какие страшные дебри завёл меня непроницаемый мрак? Устрашенный взор мой ищет Леара — но я вижу только грозное небо, готовое надо мною разразиться, И в сию ночь отказали нам в пристанище! Чужому псу отворил бы я двери моего дома в сии страшные часы!

Молния даёт ему видеть лежащего Леара.

Но это он! Государь! Без покрова — под свирепейшим небом — в сию ужасную ночь!
Леар (осматривая себя). Всемогущие боги, воздвигающие грозу сию над нашими главами, зрите истинных врагов своих. Почивайте, чистые сердца, под кровом хижин или под открытым небом, почивайте с миром! Но вы, черные души, вы неблагодарные — трепещите в ваших крепких чертогах, трепещите пред сими грозными вестниками вашей погибели!
Кент. О государь, умилосердись над собою, укройся под каким-нибудь деревом. Я ещё пойду к тому семейству, вымолю у них убежище, в котором они нам отказали. Успокой члены твои, возлегши под густым деревом, ты изнемогаешь?
Леар. Ты видишь, что природа в ярости не щадит и царей.
Кент. Увы! Ты представляешь сему ужасный пример. Но пощади себя, жестокость бури лишит тебя всех сил.
Леар. Оставь меня в покое.
Кент. Если ты когда-либо уважал просьбы мои…
Леар. Ты хочешь растерзать моё сердце! Или думаешь, что яростная буря сия, сей хлад, проницающий кости, может быть тягостен для того, кто всего душою погружен в жесточайшее мучение: сии легкие болезни нечувствительны для него. Буря, колеблющая сердце моё, заглушила в нём все чувствования, кроме одного. (Кладет руку на сердце). Неблагодарность детей! Завывай, свирепая буря! Я презираю ярость твою!

Молния освещает пещеру.

Кент. Боги посылают нам убежище! Там я вижу пещеру, молния осветила вход в неё, укроемся, о государь.
Леар. Поди, и оставь меня одного. Шум дерев мешает мне остановиться на мысли, которая ужаснее мне свирепейшей бури. При сём шуме ветров хочу я погрузиться в мою горесть. (Задумывается). О бедность! О беспокровная нищета! Какая теперь ваша участь? В сию минуту, может быть, какой несчастной томимый голодом, с оцепенелыми членами, едва покрытый рубищем, испытывает всю ярость сей страшной грозы. Увы! В царском величии как я мало чувствовал нужды несчастных, как мало трогался их участью! (В задумчивости идёт в глубину леса). Теперь моя череда!
Кент. Именем богов, заклинаю тебя следовать за мною. Войдём хотя на малое время в пещеру, у ног твоих умоляю тебя.
Леар. Ах! Ты терзаешь мою душу! Пойдём.

Приближаются к пещере.

Явление седьмое.

Те же и Норклет, выходящий из пещеры.

Норклет. Кто здесь?
Кент. Странники, потерявшие дорогу в этом лесу и ищущие убежища.
Норклет. Как, в сию ночь вы под открытым небом? Войдите в сию пещеру, в ней
найдёте спокойное пристанище. Но кто вы? Не скрываетесь ли от кого? Может быть, вас преследуют, или кто изгнал вас в сию страшную ночь?
Леар. Как! Разве ты не знаешь?
Норклет (про себя). Что это за несчастный? —
Леар (Норклету, в тихом исступлении). Знаешь ли ты от чего ветры возмущают воздух? От чего кровавые молнии вьются по небу, от чего видишь ты там дымящиеся вершины гор?
Норклет. Что ты хочешь сказать?
Леар (с таинственным видом). Приблизься ко мне — я сделал такое злодейство… Ты отступаешь?
Норклет. Небо! Что ты сделал?
Леар (с горестным умилением). Я имел дочь! Увы! (Вдруг улыбается и как бы с усилием вспоминает). Так! Я привожу ее на память — она была молода, прекрасна… Невинна… И я изгнал её! (Погружается в мрачное уныние, в продолжении сего явления мало-по-малу удаляется и, сев на камень, погружается в глубокое бесчувствие).
Норклет. Но где дочь, о которой говорит он?
Кент. Мы не знаем, где она скитается, но для чего ты о сём спрашиваешь?
Норклет. Для того, что здесь, в моей пещере скрывается одна молодая несчастная…
Кент. Как! Кто она? Откуда? Имя её?
Норклет. Ни чего сказать не могу, она скрывает тайну, и я её не знаю, какая-то тяжкая печаль обременяет её сердце. Иногда она с такою горестью произносить слово ‘отец’, что приводить меня к слезам.
Кент. Говори, говори, о добрый человек, кто её привёл к тебе?
Норклет. Молодой воин.
Кент. Его имя?
Норклет. Эдгард!
Кент. Мой сын! Скорее, скорее иди, скажи, что бы он привёл её сюда, скажи.

Норклет скоро уходит.

Кент (к Леару). Опомнись, о Леар! Встречай радость, к тебе летящую. Боги, дайте ему силу перенести её.

Явление восьмое.

Леар, Кент, Корделия, Эдгард и Норклет.

Кент. Эдгард!
Эдгард. Мой отец!
Кент. И ты, жестокий, скрывал от меня такую тайну! Но свершилось, небу так
угодно было. (Указывая на Леара). Вот государь твой, Леар!
Корделия (бросаясь к Лeapy). Боги милосердые! Родитель, родитель мой!
Кент. Леар! Приди в себя! Это несчастная дочь твоя.
Леар (с ужасом отвергая Корделию). Зачем ты меня преследуешь и здесь, жестокая Регана?!
Корделия. О Боги! Он не узнаёт меня.
Леар (в исступлении). Регана! Бесчеловечная Регана! Приступи сюда, приблизься, узнаешь ли ты того, кто дал тебе жизнь и скипетр? Ты, которая возбудила мщение моё против Корделии и без милосердия терзала предо мною невинность! (Идёт, чтобы схватить её). Вот настал час суда твоего.
Корделия. Родитель, милосердый родитель мой!
Леар. Нет милосердия, нет пощады!
Корделия. О горестная участь!
Леар (схватив её). Иди! Я веду тебя на суд страшных богов. Зрите, боги! Это предстоит пред вами трепещущая преступница! Судите и осуждайте. Клянусь, что никогда неблагодарная не выходила из моего сердца, но вы видели её мне воздаяние, воздайте же и ей равномерно! Настал час! Бросайте гром! Я более не милосердствую о ней. Нет, что бы свершить над нею ужасный приговор, что бы привлечь на главу её удары ваши, я сам возношу к вам руки раздражённого отца! Не зрите на слёзы мои — не зрите! (Рыдает).
Корделия (Кенту). О горесть, о злополучие! Открой ты ему!
Кент. Утомлённому сердцу его нужно облегчиться слезами, не остановим их течения.
Леар (сев на камень). Регана! Ужели ты забыла, что ты моя дочь? Уже ли не могли тебя тронуть мои благодеяния, которые тебя искали? Ужели ты не чувствовала власти, которую имеет добродетель над всем, что только существует? И молодой тигр не
терзает недр матери своей, но что ты сделала со мной, с нежнейшим отцом твоим? Ты изгнала меня, заставила скитаться в сих мрачных лесах, без помощи, без убежища! И мои очи могли ещё о ней проливать слезы? (Переменяя вид и голос). Нет, я не пролью более
ни одной слезы!
Корделия. Вид его изменяется. Какое волнение души изображено в чертах лица? О
друзья! Успокойте его, если это возможно, а я, несчастная, могу только плакать с ним вместе. (Обнимает его ноги).
Леар (Норклету). Старец! (Кенту и Эдгарду). Вы! Оторвите её от меня! Оторвите сию вьющуюся у ног моих змею.
Корделия. Какие страшные он мечет взоры!
Леар. Неблагодарная! Неблагодарная!
Корделия. Он лишается сил, — ах! Да соединит меня с ним одна могила! Родитель мой! Взгляни, хотя бы взгляни отеческим взором на твою несчастную Корделию!
Леар. Что я слышу?
Корделия. Стенания, вопль несчастной, к тебе стремящейся и так жестоко тобою отвергаемой…
Леар. Что вижу я? Это не Регана, кто ты? Как приятны черты твои! Смотря на тебя, я чувствую облегчение. Ах, несчастная дочь моя была…
Корделия. Милосердое небо возвращает её по твоему желанию! Она, с тою же нежностью упадая к стопам твоим, омывает их слезами! Почувствуй, почувствуй жар их! Кто может проливать такие слёзы, кроме дочери твоей Корделии!
Леар. Что слышу, — что вижу я! (В исступлении). О бледный и печальный призрак! Так! Это её черты, — это она! (С ужасом). Это тень Корделии, которую жестокость моя повергла во гроб! Немилосердные Боги, из мрака могилы возвратили вы тень её, что бы поразить меня жесточайшим упрёком. Так это она! Она! (В жестоком исступлении). Смотри же, смотри, невинная жертва, как отец твой за тебя отмщает. (Подбегает к Эдгарду, исторгает меч его из ножен и хочет поразить себя).
Кент (вырывает меч из рук его). Несчастный! Что ты делаешь?

Тихий гром, молния освещает Корделию.

Леар (в исступлении смотря на Корделию). Так, это тень её! Так, нет уже Корделии на свете? Она погибла, а я ещё живу! Смотрю на небо, и оно меня не поражает? Буря! Низринь на меня древа сии, сокруши меня твоею яростью! (Простирая руки к Корделии). Тень дочери моей! Услышь вопль мой! воззри на слезы преступника, когда моя горесть и мои слезы могут быть приятны очам твоим! Если ты не видела, как меня наказали за тебя
сёстры твои, то воззри, как я теперь наказываюсь. Испуская дух свой в последний раз тебя призываю, познай голос мой, прости отца, которого душу растерзала неумолимая совесть! (Падает).

Конец третьего действия.

Действие четвёртое.

Утро. Обстановка третьего действия.

Явление первое.

Леар, Кент, Корделия, Эдгард и Норклет. Леар спит на камне.

Кент. Волнение крови совершенно утихло, и спокойствие разлилось на челе его, душа
его воссияет, как сие прекрасное утро. Теперь показывается заря: свежие пары разлились в воздухе, прохлада их и для него будет полезна.
Корделия. О боги! Милосердные боги! Внемлите пламенную молитву мою. Вы возвратили мне в сей пустыне отца моего, возвратите ему силы — позвольте мне усладить растерзанное сердце его отрадным чувством дочерней любви.
Эдгард. Теперь я должен вооружиться и поспешить в стан. Корделия! Ты приняла
мои обеты, теперь прими вместо отца своего клятву мою возвратить ему корону, иди умереть за него. Норклет! Тебе известны наши намерения, будь всегда близ сей пещеры и примечай всё осторожно. В сём мрачном лесу всё кажется для меня подозрительным, исследуй тайные движения и малейший шум, и вскоре обо всём уведомляй нас. (Уходит с Норклетом).

Явление второе.

Леар, Кент и Корделия.

Корделия (наклоняясь над Леаром). О несчастный отец мой!
Кент (про себя). Нежнейшая дочь! какими недостойными чертами изобразило тебя злословие!
Корделия (наклоненная над Леаром). Хотя бы сестры мои и не были обязаны тебе жизнью, не должны ли они были внять гласу сострадания? (Плачет). Для того ли создано сие почтенное чело, что бы склонять его под громами ревущими и палящими молниями? Я видела, как сии седые волосы были игралищем бурных ветров. В сию страшную ночь, ты, родитель мой, не имел другого убежища, кроме того, какое имеют и звери дикие,
другого ложа, кроме сего тростника, предложенного тебе чувствительною бедностью. Ах, как мог ты претерпеть такие страдания, не лишившись жизни? Но что я вижу? Он пробуждается! Ах, Кент! Я поспешу обрадовать его.
Кент. Оставь его на время в покое, нечаянный переход от скорби к радости опасен для него.
Леар (пробуждаясь). Кто извлекает меня из гроба? Где я был? Где я теперь? О сладостный свет! Так, это ясность дня. Всё колеблется и убегает от поражённых моих очей. — Тщетно стараюсь я приводить на память… кажется, я узнаю места. Но, Кент… он, помнится, был со мною… О Кент! Любезный Кент…
Кент. Государь! Я здесь, с тобою.
Леар. О друг мой! Скажи где я? Что со мною сделалось? Дай руку мне, уверь меня, что я не мечтаю.
Кент. Государь!
Леар. Нет, я не мечтаю — это ты, — я пробуждаюсь от тягостного сна! О мой друг! Какими ужасными мечтами потрясал он мои чувства! Мне казалось, я видел тень моей Корделии. Здесь, под сими древами — бледна, утопая в слезах, — казалось, она призывала меня к себе.
Кент. Государь! Часто в сновидениях боги предвещают нам отрадную истину. Надейся, государь! Корделия твоя может быть жива и может быть в сих местах.
Леар. Тщетная надежда! Если бы она была жива — праведные боги сжалились бы над моим страданием — они бы её возвратили мне. Кент, ты видишь мои бедствия, скажи, праведны ли Боги? Скажи, чем я ожесточил их? Но они праведны — они карают меня за невинную мою Корделию!
Кент. Возвращением её они могут изгладить все твои злополучия.
Леар. Но что же не возвращают её? Почто обольщают меня одними горестными мечтаниями? Почто медлят оживить радостью сердце моё?
Корделия. Нет, не могу более удержать чувств моих! (Повергается к ногам Леара). Благослови меня, и прими в твои объятия!
Кент. Что делаешь? Внезапною радостью ты умертвишь его.
Леар. Что это? Кто ты?
Корделия (поднимая к нему руки). О, родитель мой!
Леар. Что слышу! Что вижу я? О боги, — не новая ли мечта? О Кент!
Кент. Государь! Познай твою Корделию. Боги тебе её возвратили.
Леар. Корделия! Моя Корделия! Обнимая её, изнемогает.
Корделия. Родитель мой! Я соединена с тобою! Радостные слёзы мои мешаются с твоими. Леар (держа её в объятиях). Теките слёзы дочери моей на тяжкие мои язвы, теките медленно на сию грудь, столь долго терзаемую неблагодарными! Ах, я чувствую твои теплые слёзы, окропляющие лицо моё! Останься, останься ещё в объятиях моих! Века несчастий погружены в радости сего мгновения! Теперь, о боги милосердные, окажите мне последнюю милость: — дайте мне испустить дух в объятиях моей дочери, — да умру я от счастья быть её отцом!
Корделия. Они услышали жарчайшую мольбу мою! Для тебя, с тобою хочу я жить и умереть!
Леар (осматривая Корделию). До какого состояния доведена ты мною, о дочь моя! Что ещё ожидает тебя? Нет, я не достоин быть вместе с тобою и в сей пещере! Ты должна возненавидеть меня, — ты возненавидишь меня, Корделия?

Корделия целует руки его.

Кент. Леар! Познай лучше Корделию, она стенала и томилась только о судьбе отца своего, и сия дочь возненавидит ли его? Стоны добродетельных не проходят мимо богов: они услышали глас твоей дочери и дали ей силу возжечь сердца великодушных британцев, которые, возненавидев твоих гонителей, вооружаются и готовы защищать тебя.
Корделия. Эдгард, благородный Эдгард одушевил их жаром великой души своей, собрал их и скрыл в сём лесу. Он хочет возвратить тебе твои права, низложить врагов твоих и чело твоё украсить диадемою.
Леар. О, если б я мог увенчать ею твою добродетель. О Эдгард! Кент, благороднейший из смертных! Такие дела свойственны только детям твоим, Если небо одобряет намерения Эдгарда, тогда прославит и вознесёт его в подвигах.

Явление третье.

Те же и Норклет.

Норклет (поспешно входя). Проходя окрестные места, я узнал от воина, встретившегося по случаю, что герцог Корнвалийский готов уже выступить против Эдгарда, что Регана воспламеняет его негодование и что герцог в сих лесах хочет напасть на него. Я спешил вас известить о сём, как вдруг увидел нескольких воинов, посланных герцогом в сии места. Они с великим вниманием осматривают все утёсы и пещеры — и должны скоро приблизиться сюда. Наш сомнения, что они ищут вас.
Корделия. О родитель мой, преследуемый несчастием, твоя только участь меня отягощает: одна я презрела бы все удары злобного рока. Но что? Они, может быть, приближаются, сокройся, о родитель мой! Под сею простою одеждою я могу избегнуть их подозрения. Но позволь тебя сокрыть в тайных ущельях сей пещеры.
Леар. Мне скрываться? Мне?
Кент. Государь! Посмотри, как она трепещет.
Леар (Корделии). Для тебя я только жив, и тебе поручаю дни мои! (Уходит с нею в пещеру).

Явление четвёртое.

Кент и Норклет.

Кент. Бессмертные боги, правящие жребием битв! Уже ли будете взирать вы равно на Леара и его врагов? Да совершится месть двумя сынами моими за поругание моего государя. Я охотно предаю их опасности, но увы! Будьте защитниками жизни их и поборниками славы, или за кровь их заплатите мне победою. Вы не услышите от меня ни жалоб, ни стенаний, если они будут иметь счастье умереть за своего государя.

Явление пятое.

Те же и Корделия.

Корпелия. Теперь я отдыхаю, любезный Кент! Тайное и мрачное ущелье сей пещеры со-
крыло отца моего, и взоры преследователей туда не проникнут.
Кент. О великая душа! Ты забыла о собственной своей опасности.

Явление шестое.

Те же и Освальд с воинами.

Освальд. Кто здесь живёт?
Норклет. Я.
Освальд. Где же твоё жилище?
Норклет. В пещере.
Освальд. Твоё имя!
Норклет. Норклет.
Освальд. Это кто?
Норклет. Странник, которому вовремя ночи я дал убежище.
Освальд (указывая на Корделию). А эта молодая?
Норклет. Моя дочь.
Освальд. Говорят, что в сём лесу укрывается один старик.
Корделия (быстро). А кто?
Освальд. Леар.
Корделия. Уверяют, что несчастие прекратило уже дни его.
Освальд. Где ты слышала о том?
Корделия. Пронесся слух, и я почитаю его справедливым.
Освальд (воинам). Исполним нашу должность, осмотрим сию пещеру.

Уходят в пещеру.

Корделия (тихо). Кент! Кент! Ужас объемлет меня! Я не могу, не могу оставаться. О боги! Если они найдут его? Если злодейские руки их… Увы! (Хочет идти в пещеру).
Кент (тихо). Корделия! Оставь малодушие. Не на мрак пещеры должна ты уповать, не он
скрывает Леара от очей злодеев, но те, которые просвещают слепых, могут так же помрачить и очи зрячих.
Корделия. Великие боги! Вы меня слышите. (Видя идущего Освальда с воинами, с ужасом произносит). Небо!
Освальд. Его здесь нет.
Коpдeлия. Я оживаю!
Освальд (Норклету). Послушай, старик, если Леар придёт сюда в полночь, объятый ужасом и трепетом, и будет со слезами молить тебя, что бы ты позволил отдохнуть
ему на этом тростнике, не внимай просьбам его и будь непреклонен. Но горе тебе, если я узнаю противное.
Корделия. Итак, ему угрожает великая опасность?
Освальд. Если он будет в руках герцога Корнвалийского…
Корделия. Тогда какой будет судьба его?
Освальд. Смерть!

Корделия падает.

Печаль её мне подозрительна, в ней скрывается какая-нибудь тайна. (Воинам). Возьмите её!
Кент (обнажая меч). Остановитесь!
Освальд (посмотрев на Кента). Каково твоё намерение?
Кенет. Защитить её!
Освальд. Не здесь должен ты искать места для геройских твоих подвигов. Но кто ты сам, и кто дал тебе право защищать её?
Кент. Тот, кто до сих пор давал мне силу управлять сим мечом.
Освалъд. Удались, несчастный безумец, если ты хочешь еще влачить презренную жизнь
твою! Возьмите её!
Кент. Прежде преисподняя возьмёт черную твою душу, нежели ты похитишь ее из рук
моих, или (обхватив левою рукою Корделию) прежде голова моя падёт к стопам её.
Освальд. Повинуйтесь, воины, и исторгните её из рук его!

Явление седьмое.

Те же и Леар.

Леар. Я здесь — здесь. Я тот, которого вы ищите! По горести и нищете узнайте вы Леара! Чего вы хотите, требуйте от меня, от меня одного! Оставьте её, оставьте сего старика: он любит меня, и в этом всё его преступление. Пощадите их — да погибну я один, если вам это нужно, умертвите меня — мои две дочери заплатят вам за сию услугу. (Корделии). Увы! Не долго мы спокойно стенали!
Корделия. Ах! Пусть смерть соединит и меня с тобою, там, в земле, ни кто нас не разлучит.
Освальд. Разлучите их!
Леар. Разлучить нас? (Хватает за руку Корделию). Если кто-либо из вас дерзает нас разлучить, пусть прежде похитит он с неба огненный меч, которого пламень пожрал бы нас вместе! Отри слёзы твои, о дочь моя! Не слёзы нужны злодеям, но кровь наша. Пойдём с отрадою навстречу смерти: она соединит нас навеки.

Уходят, окруженные воинами.

Конец четвёртого действия.

Действие пятое.

Обстановка третьего и четвёртого действий.

Явление первое.

Герцог Корнвалийский и Освальд.

Герцог Корнвалийский. Верный исполнитель тайных моих намерений, Освальд, любезнейший Освальд, благодарю за твои старания. Итак, Леар со своею дочерью в моих руках. Вот пещера, где они скрывались от людей, во мраке основывали злобные свои замыслы! Сей густой лес, кажется, был полон их злодейских против нас умыслов. Мой друг! Ты много для меня сделал.
Освальд. Я только исполнил волю моего государя. Пусть время покажет, что я ещё
могу для него сделать.
Герцог Корнвалийский. Я надеюсь. Но где они? Уведомь меня обо всём.
Освальд. Корделия в сём лесу не далеко от сюда, Леар разлучён с нею. Но нам должно опасаться, что бы он не стал жалостными воплями призывать дочь свою и не возмутил бы дух стражей. Наше войско готово уже к сражению, но Эдгард, кажется, убегает от него и не смеет искать тебя. Супруга твоя скоро здесь будет.
Герцог Корнвалийский. Итак, любезный Освальд, будь готов к исполнению дальнейших наших повелений. Твое усердие и ревность открывают тебе блистательнейший путь к счастью. Не забывай только, что поспешность в исполнении моих повелений усугубит мою благодарность и твоё счастье. Герцогиня идёт, — оставь нас.

Явление второе.

Герцог Корнвалийский и Регана.

Герцог Корнвалийский. Регана, наконец Освальд, помогая моим намерениям, захватил Леара с дочерью. Если б хотя не много он помедлил, то они убежали бы в стан изменника и увеличили надежду его, которую он видит уже тщетною. Теперь нам нечего более опасаться.
Реганa. Герцог! Знаешь ли ты о числе и силе бунтовщиков, собравшихся в сём лесу?
Герцог Корнвалийский. Скоро увидишь ты, как оставят они безрассудного своего предводителя и падут к ногам моим для прошения пощады. Моё войско мне в том порукою.
Регана. А войско твоего противника не порукою ли ему за успех его? Герцог! Голос такого уверения часто бывает голосом слепой дерзости.
Герцог Корнвалийский. Чего мне страшиться мятежников, ведомых дерзостью и буйством, которые не имеют никаких видов и надежд, которых жар усердия исчезает при малейшей неудаче? Но не уже ли ещё должно опасаться чего-нибудь со стороны Леара, сего слабого старца, представляющего очам одну дряхлость, которого смерть клонит уж в могилу?
Регана. Как! Не сия ли дряхлость и слабость старца, не его ли имя привлекло уже к нему столько народа, и ещё может привлечь более? И ты говоришь, что тебе нечего опасаться Леара?
Герцог Корнвалийский. Регана! Скажи, что я должен делать?
Регана. Пусть скажет тебе твой рассудок, исследовав твою пользу.
Герцог Корнвалийский. Постой, — я тебя понимаю, но не один Леар может быть причиною беспокойства.
Регана. Конечно, ещё Корделия?
Герцог Корнвалийский. Она — и еще более, когда находится в нашем стане. Титло, которым она по праву её происхождения пользуется, её несчастья, красота, любовь к гонимому отцу, о которой слух везде распространился, — всё сие даёт ей необыкновенную силу владеть сердцами людей.
Регана. И ты спокойно смотришь на сии опасности?
Герцог Корнвалийский. Но ты знаешь, как народ во всём чрезвычаен. Внезапная смерть её…
Регана. Или смерть её — или ты погиб. Ещё ли ты сомневаешься о злодейских её против нас умыслах? Не она ли возмутила твоих подданных в намерении похитить нашу власть? Не её ли злоба будет причиною, если берега сии обагрятся кровью? — Но битвою не кончится, трепещи коварств её, твои чертоги, твой стан наполнены её единомышленниками. С каким искусством, не показывая себя, обольстила она Эдгарда и Ленокса. Я говорю только о двоих, но таковых может быть тысячи. Трудно видеть сердца человеческие Может быть, всё твоё воинство, все, тебя окружающие, упоены возмутительным её духом. Так — так! Должно сейчас видеть её, должно обо всём узнать, произнести над нею нещадный приговор, прикрыть жестокость оного именем законов и мечом низложить сей очаровательный призрак ложной добродетели. Вот единственное средство, на котором основывается моя надежда.
Герцог Корнвалийский. Стражи!

Воины входят, ведомые Освальдом.

Немедленно приведите сюда Корделию.
Регана (дав знак Освальду, что б он остался). Освальд, ты оправдываешь доброе о тебе наше мнение. (Вынимая хартию). Прими это — здесь найдёшь ты важные наши поручения, исполнение которых будет для тебя последнею степенью к счастью
Не забывай только, что сострадательность не прилична воину, что дело, которое тебе поручается, не требует никаких размышлений. Ты верно меня понимаешь, Освальд?
Герцог Корнвалийский. Регана, его дела ручаются за него. Но приближается Корделия, Освальд, удались.
Регана. Герцог, укротим на время пламень гнева нашего.

Явление третье.

Те же, Корделия и стража.

Герцог Корнвалийский. Возмущённое сердце твоё при нашем присутствии чувствует, чего оно достойно. Мира воздаяния должна быть равна твоим злодействам. Если ты чувствуешь всю великость их, то знаешь, чего должно ожидать тебе.
Корделия. Вы всемогущи, и я, конечно, должна трепетать. Но какова бы ни была участь
моя, я исполнила долг свой, и готова снести всю тяжесть бедствий, которые падут на меня от рук ваших: но не о себе я проливаю слезы. Вспомните, что когда удары ваши готовы пасть на меня, трепещущий отец преклоняет пред вами дряхлую главу свою. Не для себя испрашиваю у вас пощады, но если вы внемлите ещё гласу родства, то прошу тебя, о сестра моя, не лишай отца моего нескольких несчастных дней, они не долго продолжатся! И в ту минуту, когда его не станет — прекратите и мою жизнь!
Регана. Правосудие давно велит прекратить её, но благодари милосердие наше, и
когда сколько-нибудь есть ещё сердце твоём чувства признательности, — будь благодарна: открой всё.
Корделия. Чего вы от меня требуете?
Герцог Корнвалийский. Скажи, какими средствами и для каких видов возбудила ты против меня моих подданных?
Регана. Открой все твои умыслы, все твои преступные намерения.
Корделия. Я все вам их открою: люблю, люблю моего отца, но не такою любовью,
в какой вы ему клялись. Я хотела мстить за него: вельможи, народ, Эдгард, все сострадают ему, и мстители его: небо и природа.
Герцог Корнвалийский. Кто привёл сюда Леара?
Корделия. Боги.
Герцог Корнвалийский. Кто его соумышленники?
Корделия. Все, любящие отцов своих.
Герцог Корнвалийский. Где они?
Корделия. В стане Эдгарда.
Герцог Корнвалийский (с яростью). Я открою всю тайну твою, сколько бы ты…
Регана (прерывая). Ужаснейшие мучения…
Корделия.
Регана, я умею умереть: с гордостью пойду на смерть столь славную. Другие
скрывают свои преступления, мои пред вами я торжественно объявляю. Имею ли я нужду возмущать ваших подданных, когда они сами толпами стекались, что бы помогать моим предприятиям. Каждый из них, казалось, хочет мстить за своего собственного отца, за свою собственную обиду, трепещите! Я вооружаю против вас всех отцов и детей. Но увы! В моём негодовании я забываю грозящую отцу моему погибель! Простите меня! Я упадаю пред вами и умоляю вас забыть мои упреки. Герцог! Будь великодушен!.. Вспомни, что Леар отдал тебе дочь и свои области. Ах, Регана, нежностью любви твоей смягчи гнев твоего супруга. Если же вы страшитесь мщения богов, то воззрите на мои руки воздетые к небу для их умилостивления. Я забываю мою обиду, моё изгнание, все мои бедствия и люблю вас, если вы любите моего отца.

Явление четвёртое.

Те же, Леар, Кент и герцог Альбанский со стражею герцога Корнвалийского.

Корделия (бросаясь в объятия Леара). Отец мой!
Леар. Любезная дочь!
Герцог Альбанский. Регана! Видя вблизи отсель строптивою стражею задержанного отца нашего, я проводил его к тебе. Герцог, всё уже готово, что бы решить судьбу сражения. Войско Эдгарда приближается и возрастает на каждом шагу. Трепещи, что бы он не получил успеха в своих намерениях. Все вооружаются за Леара и все обожают Корделию, — прими мой совет, и пока еще время, не дай противникам твоим восторжествовать над тобою. Чрез минуту места сии обагрятся кровно, отврати сию жестокую битву: отдай мне Леара и Корделию, я прошу сего залога, и тогда ручаюсь за мир, делаюсь посредником оного, и Эдгард покорится.
Герцог Корнвалийский (с негодованием). Может ли государь унизить себя до того, что бы с бунтовщиками вступать в переговоры?
Герцог Альбанский (указывая на Корделию). Вот сестра наша! (Указывая на Леара).
И вот наш отец!
Герцог Корнвалийский. Герцог! Ты привык другим напоминать об их должности, а сам забываешь твой сан, или имя и права государя кажутся тебе ничтожны?
Герцог Альбанский. Права природы для меня священнее! Итак, вы мне поручаете Леара и Корделию залогом мира?
Герцог Корнвалийский. Участь их не от меня одного зависит, они остаются у меня.
Герцог Альбанский. И в безопасности?..
Герцог Корнвалийский. Я знаю, что нужно для моего спокойствия.
Герцог Альбанский (с твёрдостью). О, поверь же мне, что и я знаю, что нужно для их безопасности! Я исполнил долг мой, теперь оставляю тебя. Всякий имеет свои замыслы: лучше бы ты понёс свои во мрак гроба, что бы они не ужаснули всего мира! Я расторгаю все связи, меня с тобою соединяющие. Прощай!

Явление пятое.

Те же, кроме герцога Альбанского.

Герцог Корнвалийский (вслед ему). Мы с тобою увидимся — и там, где тысячи мечей отшумят над твоею главою, — там говори мне о своём мщении.

Явление шестое.

Те же и Струмор.

Струмор. Государь, Эдгард приближается и истребляет рассеянные наши полки. Смерть низвергает их под мечем его, и страх пред ним их гонит. Он спешит сюда.
Герцог Корнвалийский. Пойдемъ! Повергнемъ къ моимъ ногам возмутителя! — Регана! (Говорит ей тихо, потом громко, стражам). Стражи! Мне за них вы отвечаете. (Уходит с Струмором).

Регана уходит в другую сторону.

Явление седьмое.

Леар, Корделия, Кент и стражи.

Леар. Что я слышал? Кто разрешит моё недоумение? Великодушие одного — скрытая
лютость другого. — Друзья наши сражаются — решительный час — о дочь моя! Любезная Корделия! (Обнимает её).
Корделия. Надейся, родитель мой! Защитники наши сражаются за тебя. Боги им будут помогать. Боги — покровители невинности и каратели злодейств. Надейся, отец мой! Есть боги: они защитники твои.

Леар погружается в глубокую задумчивость.

Явление восьмое.

Те же и Освальд с воинами.

Освальд (тихо). Корделия! Следуй за мною.

Леар возносит руки к небу. Освальд хватает за руку Корделию.

Коряелия. Ты пришёл взять нас обоих?
Освальд. Нет, — тебя одну.
Корделия. Меня одну? Ужас объемлет мою душу! Любезный Кент! Ты понимаешь?
Кент (удерживая слёзы). Ах, я знаю…
Корделия (тихо, что б не слышал Леар). Будь твёрд — старайся скрывать от него всё, закрой без меня глаза твоего друга — прости!
Леар (увидев удаляющуюся Корделию). Корделия! Ты покидаешь меня?
Корделия. Я скоро с тобою увижусь — прости, родитель мой! — Прости! (Уходит с Освальдом, окруженная его воинами).

Явление девятое.

Леар, Кент и стражи.

Леар. Кент! Её увлекают! (Воинам). Остановитесь, бесчеловечные! Услышьте глас вашего царя! Возвратите ему дочь его. (Стражам, преграждающим ему путь). Злодеи! Вы дерзаете поднять на меня ваши руки! О боги! Вы видите злодейство и не мечете грома! Увы! Я опять разлучён с нею! Почто же медлит смерть и не исторгнет терзающейся души моей? Боги! Если вы покровительствуете злодейству, то что же терпите невинность на земле?

Явление десятое.

Те же, герцог Корнвалийский, Струмор, Вольвик, Эдгард в цепях. Войско герцога Корнвалийского входит с торжествующим видом.

Герцог Корнвлийский. Омылась рука моя в крови возмутителей! Я притёк и победа летела по стопам моим. (Эдгарду). Вероломный! Ты и достойный тебя брат твой не избегнете моей ярости: и он так же влачит теперь мои оковы.
Эдгард. Тиран ненавистный! Ты торжествуешь, а я ещё дышу! Скорее вели лишить меня жизни!
Герцог Корнвалийский. Желание твоё исполнится: смерть поносная постигнет тебя на эшафоте. Озлобленный вами дух мой не внимает более ничему, кроме праведному его негодованию. (Леару). Старик! Ты будешь стенать в мрачной темнице. (Кенту). И ты
в оковах испустишь свой дух.
Леар. Громы, заглушите слова сии! Но дочь моя? Но дочь моя?
Герцог Корнвалийский. Её более нет.
Леар. Корделия!
Эдгард. О небо!
Кент. Изверг человек!
Эдгард. И ты сам возвещаешь о сём убийстве?
Герцог Корнвалийский. Рука Освальда обагрилась её кровью.
Леар. Чудовище! Так уж нет её! Нет моей Корделии! (Без чувств падает на камень).
Герцог Корнвалийский. Возьмите его, воины!
Кент (останавливая воинов). Довершай, о варвар, злодейства твои. Вели умертвить его!
Эдгард (в объятиях Кента). Родитель мой!
Кент. Любезный Эдгард!
Герцог Корнвалийский. Разлучите их и влеките.
Эдгард. Варвар! Я здесь останусь! Как дерзаешь ты повелевать в сих местах, где злодейства твои ужасают богов? Взгляни на сих воинов, посрамлённых твоею славою, и оплакивающих постыдную твою победу. Корделия погибла! Раздраженная, окровавленная тень её требует мщения и будет услышана. Тиран! Ты всё презираешь, надеясь на своё могущество, но ты не победил ещё богов и природы, неумолимой природы, которая из священных своих недр извергает тебя с ужасом! Воины, придите на помощь Леару.
Струмор (перейдя на сторону Эдгарда). Я беру твою сторону и сражаюсь за Леара.

Вдруг большое число воинов переходит на сторону Эдгарда.

Герцог Корнвалийский (с обнажённым мечом). Сей же самый меч прольёт и кровь изменников!
Эдгард. Мщение! (Воинам герцога). Друзья! Вы стоите за сие чудовище, дымящееся
кровно Корделии, чудовище, ненавистное богам, готовым уже и на вас низринуть гром ярости своей! (Герцогу, показывая на Леара и приближаясь к нему). Ещё не достаёт тебе одного злодеяния, что бы ужаснуть преисподнюю: приблизься и порази твоего тестя!
Леар (приходя в себя, с исступлённой радостью). Так, будь хоть раз милосерден, разиня!
Герцог Корнвалийский (разъярённый, Эдгарду). И смерть тебе, подставляющему под меч мой сего старца!
Вольвик (обезоруживая герцога, заносит меч, что бы поразить его). Нет, умри ты, злодей! Друзья, он тиран! (Указывая на Леара). Вот государь наш!

Всё войско оставляет герцога и переходит на сторону Эдгарда.

Герцог Корнвалийский. О ярость! Что я вижу?
Эдгард. Ты видишь тирана, оставленного всеми, обезоруженного и преданного моему мщению. Я один, в оковах, — и располагаю твоею жизнью. Теперь познаешь ли ты,
что есть на небесах страшный мститель, дающий добродетели непреоборимое
могущество? Иди, злодей, иди искать тебе подобных! Реган и Вольнерилл.

Воины окружают герцога, обратив на него мечи.

Явление одиннадцатое.

Те же и Ленокс.

Ленокс. Что вижу?
Эдгард. Торжество справедливости и казнь злодейства.
Ленокс. Но где Корделия? Великодушный герцог Альбанский, приняв защиту Лeapa,
распяль воинов врага, освободил меня и велел поспешить к спасению Леара и Корделии.
Герцог Корнвалийский. О лютая судьба!
Ленокс. Приближаясь сюда увидел я злобную Вольнериллу, которая, укрываясь здесь от
всех взоров, возбуждала лютость Реганы. Окружающий их народ в справедливой
ярости обременил цепями сих жестокосердных и стремился повергнуть их в темницу. Внезапно они исторгаются из толпы, бросаются в объятия одна другой и в исступлении мрачного отчаяния с вершины сих утёсов низвергаются в пропасть.

Герцог Корнвалийский в отчаянии.

Леар. О боги!
Кент. Они справедливы.
Леар. Они справедливы, Кент? А смерть Корделии!..

Явление последнее.

Те же и герцог Альбанский.

Герцог Альбанский. Спеша сюда к спасению вашему, я встретил в сих ущельях Освальда в ту самую минуту, как сие чудовище заносило уже на Корделию сверкающий меч. Я поверг его к ногам невинной жертвы. Леар! Прости меня, о, если бы хотя бы одним мгновением ранее я оказался там! Тогда бы я смог возвратить тебе дочь твою, теперь же я возвращаю тебе честь твою и корону. (Воинам). Друзья! Вот ваш государь.

Герцог Альбанский и прочие преклоняют пред Леаром колени.

Горцог Альбанский (герцогу Корнвалийскому). Злодей! Не преклоняешь пред ним колен твоих?
Герцог Корнвалийский. Одна смерть повергнет меня к ногам его! (Вырывает у Эдгарда меч и, поразив его, закалывается).
Леар. Правосудные и милосердые боги! Пошлите мне силу не роптать на судьбы ваши, лишившись троих моих нежнейших дочерей! (Падает мёртвым от перенесённого волнения).
Кент (склоняется над телом Эдгарда, с горечью). Сын мой! (Леару, с сожалением). Государь!..

Конец.

1605 г.
Источник:
В. Шекспир, Ж-Ф. Дюсис, ‘Леар’, трагедия в 5-ти действиях, пер. Н. И. Гнедича СПб, ‘Типография Императорского театра’, 1808 г.
Гнедич Н. И. Полное собрание поэтических сочинений и переводов. СПб, изд. Н. Ф. Мертца, 1905 г. Беспл. прил. к журн. ‘ Север’. Т. 3: Переводы. 359, [1] с.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека