Лапландия, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1874

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Лапландія.

I
Изъ поздки по Варангеръ-фьорду *)

В. И. Немировича-Данченко.

*) Авторъ настоящей статьи В. И. Немировичъ-Данченко въ прошломъ году объхалъ Мурманъ, Лапландію, Канинъ носъ и въ нсколькихъ направленіяхъ перескъ Сверный Ледовитый океанъ. Результаты этого путешествія изложены имъ въ нсколькихъ статьяхъ: Очерки Свера (‘Дло’ No 3 и 4-й 1874 г.) подъ псевдонимомъ В. И. Славянскаго, Соловки (‘Встникъ Европы’), ‘За свернымъ полярнымъ кругомъ’ (‘Отечественныя записки’) и другихъ еще приготовляемыхъ къ печати. Нами пріобртено нсколько такихъ очерковъ и рисунковъ.

0x01 graphic

Унылые и мрачные берега Варангеръ-фьорда принадлежали нкогда русскимъ. Перечислю здсь эти прекрасныя промысловыя ухожья, такъ великодушно отданныя добрымъ сосдямъ лтъ двадцать пять тому назадъ. Крайнее къ востоку — губа Валитова съ хорошею стоянкою для нсколькихъ военныхъ бриговъ. Она закрыта отъ всхъ втровъ и безопасна для зимовки небольшаго числа судовъ. Въ двухъ миляхъ къ востоку отъ нея небольшое становище Песчаное, на южной сторон котораго еще стоятъ прежнія русскія промысловыя избы и часовня. Здсь могутъ становиться на якор купеческія шкуны.
Губа Ровдина, въ 22 миляхъ отъ Пеленги, красиво окаймленная большими горами, съ поселкомъ финмановъ и прекрасной якорной стоянкой въ бухт Зеленой. Въ двухъ миляхъ къ сверу губа Красная, дале лежитъ островъ Шалимъ съ превосходными лугами, а за нимъ находятся три губы: Паза (Pasvig fiord), куда впадаетъ славящаяся семужьими ловами рка Паза съ притоками, близъ нихъ есть слды богатыхъ рудъ. Шалимская губа и Овечья съ прекраснымъ вблизи озеромъ Ното-ярви, часть котораго, находящаяся въ русскихъ владніяхъ, изображена на нашемъ рисунк. Берега всхъ трехъ чисты и приглубы. Близь нихъ расположено нсколько деревень финманскихъ лопарей, на самыхъ губахъ множество хорошихъ якорныхъ мстъ. Губа Пявдема (Kifird), съ двумя смежными рками: Пявдемой и Утеньгой. Тутъ находилось прежде становище русскихъ рыбаковъ — Шапкино, которое даже защищалось русской батареей, слды ея видны были еще въ 1826 году. Губа Косая (Krs-fird) съ хорошею якорною стоянкой, губа Вересъ (Bug-fird). Мы уже не говоримъ о стран лежащей внутрь отъ намченной нами береговой полосы, хотя она такова, что тамъ селятся осдло норвежцы изъ-биле умренной полосы, оспаривая землю у финмановъ, ради выгодъ представляемыхъ ею. На всемъ этомъ пространств рыбы ловится гораздо боле, чмъ на мурманскомъ берегу. Здсь, у губы Вересъ, до 1826 г. оканчивалась наша граница. Въ Варангеръ-фьорд находятся два города, Варде-гузъ и Вадс-э. Варде-гузъ расположенъ подъ 70о 22′ 16′ сверной широты и 31о 06′ 51′ восточной долготы, отъ Гринвича (по Рейнеке). Какъ мы уже говорили — крпость здсь построена была въ XIII столтіи для защиты норвежской границы отъ русскихъ. Тогда она вся состояла изъ деревянной стны съ бойницами. Только въ 1735 году выведенъ осмиугольный шанецъ, около ста саженей въ квадрат на фундамент изъ тесанаго гранита съ землянымъ брустверомъ, высотою отъ 3 до 4 саженъ. Рва и вншней обороны нтъ. На валу доживаютъ свой вкъ тридцать дв пушки. Въ 1832 году гарнизонъ крпости состоялъ изъ тридцати-пяти человкъ, а самаго города не было вовсе. Жило у крпости только человкъ двадцать промышленниковъ, да стояла небольшая факторія купца рыболова Бродкорта. Теперь здсь постояннаго населенія 2200 ч., а лтняго 2500, факторій боле двадцати, купцовъ боле сорока, а Бродкортъ, перебивавшійся тогда изо дня въ день, ворочаетъ теперь милліонами, торгуя съ Германіей, Россіей, Франціей, Италіей, Англіей и Америкой. Когда въ 1832 г. крпость эту посщалъ Рейнеке, единственный промыселъ становища состоялъ въ ловл трески и тюленей. Отсюда посылалось небольшое судно на Шпицбергенъ за моржами. Теперь Вардо отпускаетъ за границу 1.230,228 кило штокфишу, 24,219 бочекъ соленой рыбы, да 422,230 литровъ рыбьяго жиру. Одна торговля его съ Россіей, куда продаются привозимыя сюда изъ Англіи уды, соль и ромъ, занимаетъ 12 большихъ фирмъ. Процвтаніе Вардо началось со времени открытія торговли съ русскими (а между тмъ эту торговлю считаютъ благодяніемъ для Россіи и оправдываютъ ея результатами уступку части Варангеръ-Фьорда Норвегіи) и еще боле упрочилось съ 1842 г., когда было разршено иностранные товары продавать прямо съ борта приходящихъ сюда судовъ — кому угодно. Ростъ населенія Вардо явствуетъ изъ нижеслдующаго: въ 1825 г. здсь считалось съ солдатами 88 ч. жителей, въ 1835 — 173 чел., въ 1845 — 193 ч., въ 1855 г.— 407 ч., въ 1865 г.— 828 ч., въ 1871 г.— 1200 ч. Климатъ здсь влажный и холодный. Хотя зимой и не бываетъ морозовъ свыше —17о, за то лтомъ температура очень низка: она рдко подымается выше +10о. Самый теплый день въ 1873 г. не достигалъ вполн +13о, въ то самое время когда у насъ въ Кол, Териберк и другихъ пунктахъ Лапландскаго полуострова стояли жары въ +20,25% здсь термометръ показывалъ только +7о. Во время моего посщенія этого города въ іюл здсь было +8о, +5о и +7о. Главнйшія фирмы въ Вардо по торговл съ Россіей: Якобсонъ, Сканске, Гольмбо, Бродкортъ, Дезенъ, Майеръ, Ульсенъ. Изъ 800 кораблей, постившихъ эту гавань, шестьсотъ семьдесятъ принадлежали русскимъ судохозяевамъ. Нкоторыя суда успваютъ побывать здсь по два раза, и тогда по оффиціальнымъ свдніямъ норвежскаго правительства они считаются за два судна. Только сто двадцать судовъ здсь приходилось на долю иностранцевъ. Наши суда вывезли отсюда лишь нсколько бочекъ рыбы изъ произведеній самой Норвегіи, все остальное, т. е. 7/8 ихъ грузовъ,— товары, при сбыт которыхъ Норвегія только посредничаетъ между оптовыми фирмами Англіи, Германіи и Испаніи, съ одной, и русскими судохозяевами — съ другой стороны, взимая, разумется, за свое коммиссіонерство львиную долю. Найди русскіе поморы дорогу въ первые рынки — и Сверная Норвегія разомъ потеряетъ свое значеніе для насъ, а необходимые намъ продукты: уды (Англія), соль (Англія и Испанія) — мы будемъ имть на три четверти настоящей цны дешевле. Самая торговля россійскаго поморья съ Норвегіей поставлена далеко не въ удовлетворительныя условія. Королевское повелніе, отъ 13 сентября 1830 г., о торговл въ Финмаркен узаконило слдующій порядокъ: привозимый изъ портовъ Благо моря товаръ дозволяется продавать прямо съ россійскихъ судовъ не только мстнымъ жителямъ, но и норвежскимъ судамъ, въ городскихъ портахъ — въ теченіи четырехъ недль, а въ рыбачьихъ губахъ — въ теченіи четырнадцати дней. О продаж товара мстнымъ жителямъ не можетъ быть и рчи: по мелочи товаръ продавать запрещено, а на боле крупныя покупки не у всякаго хватитъ средствъ. Что касается до продажи товара купцамъ, то въ небольшихъ сверо-норвежскихъ городахъ они берутъ наши товары по произвольной, ими самими назначенной цн. Русскій поморъ, которому дорого время, дорогъ промыселъ, спшитъ какъ можно скоре распродать свой товаръ на самыхъ стснительныхъ для себя условіяхъ. Норвежцы первое время обыкновенно не сдаются ни на какія условія, а поморы ходятъ и кланяются. Сначала толкнутся къ одному, потомъ къ другому, чешутъ затылки да охаютъ и, въ конц концовъ, все-таки сдлаютъ такъ, какъ сказано норвежскимъ негоціантомъ. Тутъ въ городахъ они или продаютъ товаръ свой за деньги, или мняютъ его на ромъ, уды, соль, снасти. Въ первомъ случа за грузы даютъ векселями, уплата по которымъ производится норвежцами въ сентябр, октябр, январ и мн или черезъ отдленіе государственнаго банка въ Архангельск или черезъ Гамбургъ, Петербургъ и Архангельскъ — конторы Фонтейнеса и Кларка. При этомъ нердко случаются банкротства, и въ утшеніе поморскому судохозяину, отдавшему за безцнокъ свою муку, остается потерявшій свою цнность вексель.
Такова торговля въ городахъ. Кром послднихъ, муку и крупу русскіе развозятъ по разнымъ губамъ сверо-норвежскаго побережья, мняя, ее уже на рыбу, приготовленную по русскому способу — russfich. Эта торговля чрезвычайно выгодна для норвежцевъ. Среди лта, отъ 1 іюля по 15 августа, нельзя сушить треску, а надо солить ее, на что у норвежскихъ ловцовъ нтъ заведеній,— а главное: посоленая и невысушенная рыба не иметъ сбыта за границу, кром Россіи. Норвежскіе торговцы и это дло хотли забрать въ свои руки, и тогда, разумется, непосредственныя отношенія поморовъ съ жителями и промышленниками губъ совершенно бы прекратились. Не съумвъ провести такое ограниченіе законодательнымъ порядкомъ, купцы обставили его иначе. Въ каждой бухт сверныхъ округовъ сосдняго королевства есть личность, доставляющая промышленникамъ жизненные припасы впередъ еще передъ начатіемъ промысла. За то они обязаны все необходимое брать у него и расплачиваться съ нимъ рыбой. Помимо своего кредитора — промышленники не длаютъ ничего, такъ что русскіе судохозяева имютъ возможность вступать въ прямыя отношенія только съ такими кулаками, да съ людьми нсколько посостоятельне, которые имютъ возможность на собственныя свои средства производитъ заготовку всего имъ необходимаго. При такой цн обыкновенно за пудъ муки норвежцы даютъ два пуда трески (которую еще нужно посолить), а за куль муки идетъ шесть бочекъ соли (44 пуда). Послдняя, впрочемъ, иногда понижается въ цп, и за куль тогда съ охотою уплачивается 10 боч. или 70 п. Соль, покупаемая въ Англіи по 5 к. пудъ, въ Норвегіи стоитъ по 20 к. пудъ (съ барышомъ 300% на 100). Итого куль муки, за который поморъ платитъ въ Архангельск 8 р. ему приноситъ отъ 9 р. 50 к. до 14 р. Пудъ рыбы поморъ продаетъ въ Архангельск за 90—80 коп. Оптовымъ скупщикамъ (Ширкину и др.), съ вычетомъ денегъ на посолъ, пошлины и фрахтъ, каждый пудъ хлба, при промн его на рыбу, принесетъ около 45 к. барыша. Разумется, такая торговля была бы выгодне, если бы на утлыхъ шкунахъ поморовъ можно было возить боле грузовъ, чмъ въ нихъ помщается теперь. Г. Данилевскій въ своемъ ‘Изслдованіи’ между прочимъ говоритъ, что за пудъ муки берутъ наши поморы у норвежцевъ отъ 3 до 5 пудовъ раздланной трески и отъ 4 до 30 п. сайды,— что бываютъ случаи, когда финманы отдаютъ сайду за что бы то ни было, даже и по 50—100 п. за 1 п. муки. Не знаю, было ли это когда нибудь прежде, но если было — такъ давно уже и быльемъ поросло. Ссылка на 60-й годъ, сдланная изслдователемъ,— ставитъ меня въ тупикъ. Я разспрашивалъ многихъ поморовъ и въ Кеми, и въ Сум, и въ Сорок, и въ др. пунктахъ бломорскаго побережья, но ни одинъ изъ нихъ (даже старики) не помнили такихъ баснословно-выгодныхъ мнъ. Вс русскіе товары, ввозимые въ Норвегію, въ округ Вардо, Вадсэ и Гаммерфест кром муки, крупы и лсу обложены высокими пошлинами, а въ Тромсэ и южне и на эти товары существуетъ пошлинный сборъ.
Всего въ Сверную Россію ввезено въ теченіи 1861—1865 гг. Въ 1861 г.— 842,472 кило штокфишу, 42,629 бочекъ сол. рыбы, 145,000 боч. лт. и зимн. сельди, 400 кило омаровъ, 38,940 литровъ треск. жиру.
Въ 1862 г.— 780,800 кило штокфишу, 36,446 бочекъ сол. рыбы, 273,000 боч. лт. и зимн. сельди, 100,000 литровъ треск. жиру, 6,500 кило гуано изъ рыбы.
Въ 1863 г.— 2.361,060 кило штокфишу, 276 бочекъ сол. рыбы, 270,000 боч. лт. и зимн. сельди, 3,340 кило омаровъ, 91,171 литровъ треск. жиру, 100 кило гуано, 2,322 кило клипфишу и 1,200 боч. свжей рыбы.
Въ 1864 г.— 673,000 кило штокфишу, 61,169 бочекъ сол. рыбы, 193.000 боч. лт. и зимн. сельди, 91,000 литровъ треск. жиру.
Въ 1865 г.— 1.181,034 кило штокфишу, 44,694 бочекъ сол. рыбы, 220,000 боч. лт. и зимн. сельди, 69,000 литровъ треск. жиру.
Съ кмъ изъ поморовъ мн ни случалось сталкиваться — вс они только и голосятъ о необходимости завести непосредственныя сношенія съ Англіей. Къ сожалнію, все оканчивается добрыми намреніями. Даже богатые изъ нихъ, каковы Митрофановы, Антоновы, Норкины, Воронины и др. серіозно не думаютъ объ этомъ: нтъ хорошихъ судовъ, пугаетъ дальнее плаваніе, нтъ экипажей, а собственные кемскіе и сумскіе шкиперскіе курсы куда какъ плохи. Они едва-ли подготовятъ хорошаго матроса, не говоря уже о шкиперахъ. Да къ тому же многіе боятся новаго дла, хоть на словахъ и города берутъ. Изо всхъ одинъ только Савинъ въ послднее время завелъ непосредственныя отношенія съ Гамбургомъ и Англіей, но вдь одинъ въ пол не воинъ — и русская торговля, по всей вроятности, долго еще будетъ закабалена въ норвежскія руки. А эти руки — нужно признаться — въ ежовыхъ рукавицахъ, и бдной русской мух, какъ встарь, такъ и теперь, все приходится пищать въ паутин, разбросанной по сверо-норвежскому поморью, пищать, пока не явится паукъ, не высосетъ ее совсмъ и не оставитъ болтаться въ назиданіе послдующимъ поколніямъ.
Не смотря на то, что Вардо городъ небольшой, здсь три школы и одна кирка. Двушки при мн выходили изъ мстной женской гимназіи. Все это одтое весьма неприглядно, не на выставку.
Я заговорилъ съ моимъ проводникомъ о положеніи мстныхъ училищъ.
— У насъ вс получаютъ обязательное образованіе. Двушка не знающая чтенія, письма и молитвъ — лишается причастія. Лопари — и т вс грамотны. У васъ, я думаю, тоже эти номады за послднее время стали посщать школы.
Я посмотрлъ ему въ глаза: не смется ли надо мною, и промолчалъ. Какъ было сказать, что между лопарями у насъ ни одного грамотнаго, а въ крестьянств сверныхъ губерній грамотные не составляютъ и 6%.
— Да, у васъ въ послднее время все двинулось. Сколько въ Архангельск у васъ торговыхъ школъ?
— Ни одной нтъ.
— Какъ ни одной? остолбенлъ мой собесдникъ.— У насъ ежели мало-мальски торговый городъ, сейчасъ-же въ немъ и коммерческое училище открывается…
Норвежецъ только засвисталъ, улыбаясь весьма недвусмысленно.
— Теперь я понимаю отчего у васъ, даже въ такомъ центр отпускныхъ операцій, какъ Архангельскъ, вс купцы носятъ нмецкія фамиліи, и отчего эти поморы, которые приходятъ къ намъ на своихъ судахъ,— извините пожалуйста,— такъ…. такъ…. мало смышлены.
Заговорили о возрастающемъ назначеніи Вардо.
— Къ намъ каждое лто является до 900 ель съ норвежскими покрученниками. Вс они промышляютъ въ окрестностяхъ города. Считайте по 5 чел. на ел — выйдетъ 4,500 ч.
— А у насъ на цломъ Мурман не боле 3,500.
— Ну а на уступленныхъ Россіей берегахъ много-ли норвежцевъ ловятъ рыбу?
— Почти пятьсотъ ель — съ двумя тысячами нятью стами промышленниковъ.
— И хороши промыслы?
— Прекрасные. Я прозжалъ на вашъ Мурманъ. Тамъ еще ничего не устроено, да вроятно и не воспрещено закономъ бросать въ мор внутренностей трески. Такая везд вонь и запущенность.
За то въ Норвегіи — повсюду чистота необыкновенная. Берега свободны отъ гніющихъ массъ внутренностей рыбы, везд есть указатель фарватеровъ, рымы, гд необходимо — устроены молы. Такъ, напр., въ Вардо улучшается гавань, — что поручено голландцамъ, которые взяли за это 90,000 спесиновъ, въ Вадсэ устраивается прекрасная набережная, совершенствуется пристань, въ Тромсэ строится театръ. А у насъ такіе торговопромышленные порты, какъ Онега, Кемь, Сума, Сорока — похожи скоре на свалявшуюся кучу жалкихъ гнилушекъ, чмъ на центры коммерческой и промышленной дятельности окрестныхъ районовъ.
Какъ оказалось изъ разсказовъ норвежца, у нихъ вблизи Вардо, Вадсэ и Тромсэ производятся китовые промыслы, очень выгодные, Фойномъ, Петерсеномъ и др. Тутъ же мы слышали, что Фойнъ продаетъ свой секретъ китоваго боя московскому купцу Смолину, устроивающему факторію на Мурман. Не знаю, насколько это врно, мн только извстно, что Фойнъ не обладаетъ никакимъ секретомъ, а его способъ промышлять китовъ давно уже принятъ у англійскихъ китолововъ. Еще было бы безразсудне нанять Фойна въ качеств управляющаго этимъ дломъ. По общему отзыву, онъ только забралъ бы его въ руки, и, пользуясь имъ, могъ бы еще безнаказанне производить свои промыслы въ нашихъ моряхъ. Норвежцамъ небезъизвстно, что, благодаря г. Сидорову и другимъ лицамъ, искренно отстаивающимъ интересы заброшеннаго свера Россіи, русская печать уже обратила вниманіе на эксплоатацію нашихъ морей добрыми сосдями. Въ виду этого имъ хотлось бы заручиться законнымъ поводомъ къ продолженію такого промысла. А чего же лучше — быть управляющимъ у русскаго купца? Вдь управляющій факторіей Паллизена торгуетъ же ромомъ, помимо инструкцій своего хозяина, такъ и господинъ Фойнъ, подъ видомъ біагочеегія, можетъ производить китобойные промыслы — только еще шире чмъ прежде, потому что онъ будетъ уже вести ихъ на законномъ основаніи. Если слухъ, дошедшій до меня, вренъ, то гг. Смолинымъ не мшало бы подумать объ этомъ прежде, чмъ приглашать иностранцевъ ‘володти и правити нами’.
Слдующій за Вардо, по правому берегу Варангеръ-Фьорда, городъ Вадсе подъ 70о 08′ 58′ с. м. и 29о 44′ 17′ в. д. (отъ Гринв.) еще промышленне и населенне Вардо. Посщавшій его въ 1820 г. капитанъ-лейтенантъ Рейненъ такъ отзывается о немъ: Вадсэ — небольшое торговое мстечко. Селеніе расположено на выдавшемся отъ материка мыск противу середины островка. Оно состоитъ изъ одного большаго купеческаго дома и нсколькихъ финманскихъ хижинъ. Дале, въ верст живетъ пасторъ. Въ 1826 г. жителей въ немъ было: одинъ купецъ, пасторъ, ландсманъ и 50 финновъ. Въ 1833 году оно было переименовано въ городъ, въ 1835 г. въ немъ уже было 234 ч. жителей, въ 1845 г.— 388, въ 1855 г.— 886, въ 1865 г.— 1344, въ 1871 г.— 1800 ч. Теперь здсь не одинъ, а около тридцати купцовъ, прекрасная кирка на возвышенной площадк, видны отовсюду въ город, красивые, хотя и не роскошные дома. Везд необыкновенная чистота и опрятность, везд водопроводы. Сюда въ 1873 г. пришло 248 русскихъ и до 60 иностранныхъ судовъ. Тутъ же устроенъ телеграфъ, большой жиротопенный заводъ Фойна, для выдлки китоваго жира и гуано изъ китовыхъ тушъ, множество небольшихъ заводовъ для вытопки тресковаго сала. Городъ съ моря очень красивъ. Берегъ и мысъ — образуютъ большую и удобную гавань, изогнутую врод рога. Еще издали цликомъ выдляется блая кирка своими полувоздушными очертаніями надъ чистенькимъ городкомъ, граціозно раскинувшимся вокругъ голубаго залива. Тутъ было уже гораздо тепле. Близь Вадсэ тянется скалистая группа горъ, между которыми лежатъ прелестнйшія озера. Одно изъ нихъ необычайно похожее на озеро Пуодзь-элла, находящееся въ русской Лапландіи и срисованное мною съ вершины Хибинскихъ горъ. Это озеро Пуодзь-элла и представлено на нашемъ рисунк.
Въ Вадсэ на улицахъ въ первый разъ встрчаются финманы, т. е. норвежскіе лопари. Теперь мы не станемъ говорить о нихъ, откладывая это до слдующихъ этнографическихъ очерковъ Лапландіи. Также какъ и въ Вардо — туристъ повсюду встрчаетъ здсь стройный порядокъ, гражданственность, удобства жизни, немыслимыя въ нашихъ сверныхъ городахъ, разумется, не считая Архангельска.

0x01 graphic

‘Нива’, No 37, 1874

Лапландія.

II.

Было ясное, чистое утро.
Съ часъ тому назадъ тучки сбжали съ неба,— паръ клубившійся на дн долинъ разсялся въ тепломъ воздух, и яркое солнце поднялось надъ горными высями, со всхъ сторонъ оцпившими озеро Имандру. Откосы и склоны горъ сіяли фіолетовымъ свтомъ, по этому красивому фону черными тнями выдлялись ущелья и разслины. Дальнія горы Мохчь-тундры казались клубами дыму, а Волчьи-вараки едва-едва голубли на самомъ краю горизонта. Я не могу передать всей красоты этого оригинальнаго полярнаго пейзажа, постоянно мнявшаго передъ моими глазами свои очертанія. Однообразіе его деталей придавало картин еще боле дикаго величія. Вода, камень да лсъ, но въ какихъ сочетаніяхъ развертывались они передо мною! Не врилось глазамъ, что бы вся эта красота была подъ 68о с. ш., — острова, эти низменные сплошь поросшіе зеленою чащею острова, одни они скрасили бы самую суровую природу, одни они, придали бы ей что-то неуловимое, улыбающееся, ласкающее.
Часто когда мы выплывали на середину озера и изъ-за ближайшихъ береговыхъ горъ выдвигались другія, взглядъ невольно останавливался на ихъ причудливыхъ очертаніяхъ. Громады — одни надъ другими плавали въ блеск солнечнаго дня. Словно въ густой толп народа видны только головы да шапки, здсь были доступны глазу одни вершины да нетающіе льды, словно золотые и серебряные внцы, сверкавшіе на нихъ.
— И это за свернымъ полярнымъ кругомъ, это чуть не у полюса! повторялъ я, изумляясь со всякимъ новымъ поворотомъ лодки, съ каждою верстою, съ каждымъ измненіемъ въ расположеніи свта и тни.
Лопари гребли бойко, грузно наваливались на весла, глубоко загребали воду и съ силою откидывались назадъ. Съ каждымъ движеніемъ весла, лодка скрипла и быстро шла впередъ по остеклвшему простору озера. Нигд не было видно жилья. Ни туны, ни вжи. Только одна наша лодка нарушала недвижное спокойствіе пустыни и безлюдья, только наши голоса звучали на этомъ двственномъ простор. За весь день намъ попались только два живыя существа, за исключеніемъ чаекъ, высоко, словно серебряныя искры, рявшихъ надъ озеромъ. Первое было — олень, ярко обрисовашійся на песчаномъ миніатюрномъ островк. Съ какимъ изумленіемъ животное вперило на насъ глаза, но одна минута — и оно уже плыло къ берегу, закинувъ рога на спину и граціозно то подымаясь, то опускаясь на зеркал Имандры. Въ другой разъ мы пристали къ берегу, чтобы разложить костеръ да сварить рыбу — и носомъ къ носу столкнулись съ лакомившимся морошкою медвдемъ. Косматый пустынникъ опшилъ, онъ что-то буркнулъ про себя, зажалъ хвостъ, какъ собака, и неуклюже повернувшись ударился въ чащу, переваливаясь и злобно оглядываясь на насъ.
Прелестне этой береговой косы, на которую мы высадились, и представить себ трудно. Вся она тонула въ зелени. Ели, все пространство между ними заткали блый мохъ, мягкія пуховины котораго едва слышно хрустли подъ ногою, гд нибудь золотится на солнц кудрявая березка между елями, точно рзвый мальчишка со солнечнымъ лучемъ въ глазахъ, съ солнечнымъ лучемъ въ улыбк, забжавшій случайно въ толпу солидныхъ и важныхъ особъ, занятыхъ разршеніемъ высшихъ вопросовъ. У самой воды поднимались трубочки дикаго лука, невинныя незабудки стыдливо прятали свои глупенькія глазки въ траву, да золотые лютики нахально кивали намъ отовсюду.
— Экое это мсто у васъ красивое! обратился я къ лопарямъ.
— Да мсто хорошее… только…
И они заговорили между собою по своему.
— Что только?..
— Такъ было тутъ дло такое.
— Нехорошее дло было.
— Разсказывайте.
— Не ко времю бы и вспоминать.
— Отчего не ко времю? не бда.
Т переглянулись.
— Ваши русскіе… О нихъ и рчь идетъ.
— Что-жъ? у насъ вдь и пословица есть — въ семь не безъ урода.
— Тутъ, братъ, такое дурное вышло дло, началъ разсказывать мн старикъ лопарь,— что и говоритъ-то жутко. Вонъ видишь ту вараку?
Вдали, на противоположномъ берегу Имандры, вся въ свту рисовалась передъ мною граціозная конусообразная гора. До половины она была покрыта лсомъ, дальше тонко очерчивалась на синемъ фон неба ея ягелевая вершина.
— Вижу.
— Ну, такъ вотъ на самой верхушк этой горы стояла вжа. Промышлялъ въ ней старикъ лопарь съ семьей. Лтомъ здсь, зимой они въ свой погостъ уходили. Въ Экъ-островъ. Слыхалъ про него? Здсь каждое утро сойдутъ бывало внизъ, закинутъ сти, вытащатъ что Господь дастъ на варю, да потомъ цлый день и отдыхаютъ. Женщины корзины изъ бересты плетутъ, сыновья въ лса уйдутъ, старикъ спитъ въ вж… И счастливы были, чего больше лопарю? Сытъ сегодня, а завтра Богъ тоже не обидитъ, тоже рыбки пошлетъ… Въ семь этой дочь одна была, красавица. Поди по всей лонской земл, какъ ее ни изойди,— такой не встртишь. Такъ ее ‘Божіей двушкой’ и звали. Зимой въ туну къ ея отцу со всхъ погостовъ райбы съ женихами съзжались, да все замужъ не шла…
— Молода была?
— Нтъ. Лтъ четырнадцать ужъ, поди, считала…
— Разбирала тоже, вмшался другой лопарь.
— Жениха какъ оленя высматривала, когда покупаютъ его. У этого носъ толстъ, тотъ грязно ходитъ, этотъ съ двушками веселиться не мастеръ, а тотъ псенъ пть не уметъ.
— А она пла?
— Какъ еще! Бывало какъ запоетъ — старики плачутъ. Сколько разъ я ее слышалъ! Станетъ гд нибудь на гор, да оттуда на весь просторъ и выпваетъ. Сладко да хорошо такъ. Вкъ бы слушалъ ее и не ушелъ бы отсюда… Да вотъ поди же не далъ Богъ ей счастья…
— А все промышленники виноваты…
— Чмъ?
— Разъ подъ осень артель ворочалась съ Мурмана. Только у самаго этого мста молодой промышленникъ и заболлъ. Что съ нимъ сдлалось — Господь его вдаетъ. Только идти ему дальше нельзя было, его старикъ и принялъ въ свою вжу.
— Откуда-то парень былъ?
— Кандалацкій… Изъ села, изъ Кандалакши…
— Молодой.
— Годочковъ семнадцать, красивый такой… хорошій.
— И скромный, не пьяница.
— Не то-что изъ ихнихъ бываютъ такіе, что упаси Господи! Не знаешь куда и дваться!
— Остался онъ у нихъ, выздоровлъ. Сталъ жить до зимняго пути. Днемъ-то съ сыновьями рыбу ловилъ, а вечеромъ съ двушкой псни плъ.
— Баско онъ псни пвалъ!
— Заслушаешься.
— Опосл мы и не слыхали, чтобъ такъ кто могъ пть…
— Онъ ее своимъ пснямъ училъ, а она его — своимъ. Такъ и заливаются оба. Только его русскія-то псни лучше были. Какъ бывало зальется, такъ и не хочешь слушать а не оторвешься… И все то въ голову приходитъ и синь морская, и лса наши, и горы каменныя, а псня то ужъ высоко-высоко, что твоя чайка залетаетъ.
— Бывало и такъ, онъ станетъ на той вонъ скал, а она зайдетъ на эту… указалъ онъ на два острова, подымавшіеся невдалек одинъ отъ другого. Эти были голые камни. Черные, горбившіеся надъ водою, разлапистыя.— Оба и начнутъ пть. Сначала она свою, а потомъ онъ — русскую. Псни-то по вод далеко слышны. Хорошо было!..
— Что тутъ долго толковать! Слюбились он. Двку то онъ изгубилъ… Веселая бывало все такая ходить а тутъ потемнла, голову все въ низъ держитъ, на отца не взглянетъ Онъ изъ богатыхъ былъ, думала не женится.
— А родные ничего не замтили?
— Что имъ замчать-то? У насъ не вмшиваются, думаютъ, двка сама себя сбережетъ.
— Только прошла осень, пошелъ снжокъ, милый дружочекъ по первопутничку и ухалъ въ санкахъ-кережкахъ. Только какъ разставаться съ нею, такъ пообщалъ напослдокъ скоро сватовъ прислать. Пли это они послдній вечеръ — плакать всмъ хотлось, такъ невесело было… Ее едва оторвали отъ него, какъ прощаться стала… Ухалъ… Прошелъ мсяцъ, другой прошелъ — а его нтъ какъ нтъ… Наши подланъ побывали въ Кандалакш, видли его, только онъ и не поминаетъ объ двушк. Видно забылъ совсмъ.
— Да и какъ русскому на ломк жениться — свои же засмютъ!
— Бда!.. Случается это, правда, только на рдкость бдный какой-нибудь разв, которому все равно. Ну, точно — женится.
— А кто не нуждается — что тому сраму на себя принимать.
Сознаніе приниженности своей, выраженное лопарями, тяжело на меня подйствовало.
Двушку-то по всмъ погостамъ ославили. Нигд ей покою не было. Особенно наши старухи! Парни жалли, да что подлаешь! Ей можетъ наша жалость еще больнй, чмъ смшки старухъ была! Терпла она терпла, да и прошла… Стали искать, и въ гор искали, изъ лсу, и на замерзшихъ озерахъ смотрли — нтъ двушки. Пустились въ Кандалакшу, не туда ли спряталась — и тамъ не видать. Ни слуху, ни духу. Поплакали родители, да и забыли. Лтомъ, на этое самое мсто пришли промышлять — вжу разбили…
Лопарь потупился и продолжалъ уже какъ-то нехотя.
— Тутъ и вышло это… грхъ ея тяжкій. Разъ братья по Имандр поднялись дальше, это будетъ на бродное Кентище, теперь тамъ станція казенная стоитъ. Сегодня увидимъ. Вышли они тутъ на берегъ и сли отдохнуть. Только смотрятъ они въ лсъ, ‘что бы это, говорятъ, было тамъ, ишь вороны такъ и взмываютъ.’ Подумали, пошли… Что же ты думалъ, сестренку свою и сыскали, да какъ!.. И говорить-то тяжко…
— Эко бдная! вмшался другой.— Нудно ей было должно быть.
— Лежитъ она на земл, вся волками да вороньемъ объденная. Только по шапк мховой сестру узнали. Одна кожа да коса черпая… Шла она должно быть зимою, туда, на старое мсто, гд съ парнемъ слюбилась, да силы и не хватило, устала. Здсь и замерзла…
— Такая жалость была! Какъ вернулись съ лтняго промысла въ погостъ, да разсказали тамъ, такъ вс — и свои и чужіе — ревомъ ревли. Такъ любили ее вс…
— Ну, а парень то что?
— Посл видли его, шелъ на промысла, веселый такой. Ему что!
— Братья, отецъ двушки, или кто-нибудь изъ родныхъ ея, видли его?
— Родные и видли.
— И ничего?
— Что ты ему сдлаешь?
— Да и что длать!.. Господь его въ свое время накажетъ, вмшался старикъ лопарь,— а намъ въ его Божье дло мшаться не слдъ. Это врно.
Къ вечеру мы подъзжали къ этому ‘кентищу’, гд розыгрался послдній актъ этой драмы. На берегу у подножія громадной конусообразной вараки, острая вершина которой высоко подымалась изъ обступившаго ее со всхъ сторонъ лса, стояли туны казенной станціи. Вся эта мстность изображена на нашемъ рисунк. Красивая мстность потеряла теперь въ моихъ глазахъ все свое обаяніе. Отъ нее вяло смертью, тоскою и горемъ!
А ночь уже сходила, и гд-то далеко-далеко сверкало отраженіе костра на вод.

В. Немировичь-Данченко.

‘Нива’, No 41, 1874

Лапландія.

III.

0x01 graphic

Ясная сентябрская ночь свтила всми своими звздами надъ крутыми горами и безлюдными долинами. Тускло серебрились недвижныя озера, гд то звенли потоки, да глухой шумъ рки наполнялъ всю окрестность. Вдали, повитые туманами, едва виднлись вершины морскаго берега. По сторонамъ, словно щели, ложились узкія пространства между возвышенностями, окоймлявшими здсь Паль-озеро.
Лодка наша плыла тихо, чуть слышно.
Я не торопилъ гребцовъ. Любуясь этою ночью, этою красивою окрестностію, я не замчалъ какъ шло время. Невыразимо пріятно было вглядываться въ таинственный сумракъ деревъ, раины которыхъ скрадывали очертанія озерныхъ острововъ. На берегахъ — т же лса, но еще темне и гуще. Изрдка лунный лучъ, скользя по ихъ чащ, выхватывалъ изъ мрака блую березу — и стволъ ея, словно серебряный, такъ и выдлялся на темномъ фон остальной массы двственнаго свернаго лса.
Прозжая за однимъ островомъ, мы замтили яркій костеръ, горвшій на его берегу. Въ багровомъ перебгающемъ свт рзко намнивались черныя очертанія лопарской вжи, какой-то конусообразный амбаръ, рядъ палтуховъ съ повшенною рыбой. Потомъ огонь разгорался съ другой стороны, изъ тьмы выдлялась мрачная стна сплошнаго лса и какая-то срая скала, а вжа и вся неприглядная обстановка лопарскаго житья уходили въ мракъ. На самомъ багровомъ пятн костра выдлялась темная фигура человка.
— Мошниковъ? крикнулъ мой гребецъ.
— Нно!… донеслось съ берега.
— Чего не спишь?
— Уху варю. Пристава-ай!…
Я повернулъ руль, и мы пристали къ острову. Носъ лопарскаго тройника, съ глухимъ шорохомъ, врзался въ береговый песокъ. Лодка на минуту качнулась и прочно засла въ мягкое разсыпчатое ложе.
Мы вышли.
Прямо изъ-подъ ногъ у меня шарахнулось всторону что-то живое. Смотрю, взглядываюсь — оказывается — овца. Собаченка, привязанная къ колышкамъ у вжи, тявкнула съ просонокъ и завернулась еще комфортабельне, запрятавъ носъ въ мягкое брюхо.
— Милости просимъ!
— Ну, дай Богъ! привтствовали хозяйку мои гребцы.
— Ладно… Васъ пусть Господь не оставитъ.
— Каковъ промыселъ?
— Промыслъ былъ баскій. Сиговъ не порато много ловилось. Ну а кунфъ, харіусовъ, сколько хоть! Щуки этой тоже напонадало.
— На зиму вялили?.
— Вотъ онъ цлый амбаръ… Да что, Господь поди на зиму не оставитъ! Оленя, волка, лисицу пошлетъ.
Изъ вжи вышла на голосъ старушонка. Точно баба-яга. Костлявая, горбатенькая. Лицо — въ кулачокъ и сама такая маленькая.
— Ишь хозяйка — и та проснулась… замтилъ кто-то.
— Мать теб будетъ? спросилъ гребецъ у лопаря.
— Нтъ, жена.
— Что старая такая?
— У нихъ, у лопарей зачастую молодые на старыхъ женятся, а то старые на молодой — тоже бываетъ.
— Поди богатую взялъ.
— Богатую, оживился лопарь.— Дв овцы, четыре оленя есть.
Мы невольно подивились лопарскому ‘богатству’. Эта ничтожная цифра считалась здсь ‘капиталомъ’.
Костеръ мало по малу догоралъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека