Кровавое пятно, Дойль Артур Конан, Год: 1904 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 29 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

А. Конанъ-Дойль.

ШЕСТЬ НАПОЛЕОНОВЪ.

Пять разсказовъ про Шерлока Гольмса.

Шесть Наполеоновъ.— Золотое пенснэ.— Исчезновеніе чемпіона.— Красный шнурокъ.— Кровавое пятно.

СКЛАДЪ ИЗДАНІЙ
Москва, Моховая, д. Бенкендорфъ, книжный магазинъ Д. П. Ефимова.
1907 г.

http://az.lib.ru

Кровавое пятно.

Исторіей о красномъ шнурк я намревался закончить рядъ разсказовъ о подвигахъ моею друга Шерлока Гольмса. Таково было мое намреніе. Объяснялось оно не недостаткомъ матеріала,— о недостатк не можетъ быть и рчи: у меня есть цлая груда ненапечатанныхъ еще длъ, которыя разслдовалъ мой другъ. Равнымъ образомъ и читатели продолжаютъ попрежнему интересоваться подвигами знаменитаго криминолога.

Если я собирался прекратить эпопею о Гольмс, то меня побуждала къ этому совершенно другая причина. Дло въ томъ, что самъ Гольмсъ не желаетъ, чтобы я теперь знакомилъ публику съ его дятельностью. Пока онъ занимался разслдованіемъ преступленій, ему было пріятно видть мои разсказы въ печати. Теперь же онъ покинулъ Лондонъ и свое любимое дло и живетъ на собственной ферм въ Суссекс. Онъ страшно увлекся пчеловодствомъ, весь ушелъ въ него, и слава стала ему ненавистна. Онъ не разъ предъявлялъ ко мн настоятельныя требованія, чтобы я прекратилъ печатаніе его подвиговъ. И мн насилу удалось добиться у него разршенія напечатать предлагаемый теперь вниманію читателей разсказъ.

Гольмсъ долго со мной не соглашался, но я напомнилъ ему его собственныя слова, нкогда сказанныя имъ. Онъ сказалъ, что позволитъ мн опубликовать эту исторію только тогда, когда дйствующія лица, сойдутъ со сцены. Время теперь настало. Кром того, нужно закончить этой исторіей серію разсказовъ потому, что это выдающаяся исторія, имющая международный характеръ. Хотя со времени описаннаго мною событія и прошло уже много дней, но я все-таки долженъ быть тактичнымъ. О многихъ подробностяхъ я умалчиваю, по весьма понятнымъ для читателя причинамъ.

Случилось это не скажу въ какомъ году, но осенью, во вторникъ. Въ нашей скромной квартир на Бейкеровской улиц появились двое лицъ, пользующихся европейской извстностью. Одннь изъ этихъ господъ имлъ суровую вншность. Носъ у него былъ крючковатый, глаза орлиныя, выраженіе глазъ повелительное. Это быль ни кто иной, какъ знаменитый лордъ Беллингеръ, бывшій дважды министромъ-президентомъ. Его спутникъ, брюнетъ съ бритымъ лицомъ, изящный, красивый и еще довольно молодой, былъ тоже не послднимъ человкомъ въ Англіи. Это былъ Трелонэй-Гоппъ, министръ иностранныхъ длъ. Гоппа считали восходящей звздой британской политики.

Наши гости сли рядомъ на маленькомъ диванчик. По ихъ измученнымъ и безпокойнымъ лицамъ было видно, что они пришли къ намъ по важному длу. Министръ-президентъ тонкими, нервными руками сжималъ ручку изъ слоновой кости у зонтика. Его худое, аскетическое лицо угрюмо глядло то на Гольмса, то на меня. Министръ иностранныхъ длъ одной рукой дергалъ себя за усъ, а другой конвульсивно перебиралъ брелоки на часовой цпочк. Первымъ заговорилъ онъ.

— Пропажу я обнаружилъ, мистеръ Шерлокъ Гольмсъ, сегодня въ восемь часовъ и сейчасъ же увдомилъ объ этомъ министра-президента. И по его совту мы отправились къ вамъ.

— А въ полицію вы дали знать объ этомъ?

— О нтъ, сэръ!— быстро и ршительно воскликнулъ министръ-президентъ.— Полиціи мы ничего не сообщали и, конечно, ничего не сообщимъ. Увдомить полицію, это значить предать дло гласности, а этого-то мы хотимъ избжать.

— Но почему же, сэръ?..

— Потому, что пропавшій документъ иметъ громадное значеніе. Опубликованіе этого документа можетъ легко повести — я такъ предполагаю, по крайней мр — къ серьезнйшимъ осложненіямъ международнаго характера. Я не преувеличу, если скажу, что отъ опубликованія этого документа зависитъ дло европейскаго мира. Розыски должны вестись въ величайшей тайн. А если тайна не можетъ быть соблюдена, то лучше совсмъ не производить розысковъ. Люди, похитившіе это письмо, и похитили-то его за тмъ, чтобы объявить по всеуслышаніе его содержаніе.

— Понимаю. А теперь, мистеръ Трелонэй-Гоппъ, вы меня чрезвычайно обяжете, если, по возможности, подробне разскажете при какихъ обстоятельствахъ исчезъ этотъ важный документъ.

— Сдлать это очень нетрудно, мистеръ Гольмсъ. Письмо — да, это было письмо отъ одного иностраннаго государя — было получено нсколько дней тому назадъ. Это письмо было настолько важно, что я не оставлялъ его на ночь въ несгораемомъ шкапу въ зданіи министерства, а увозилъ его къ себ домой въ Уайтголъ-Террасъ. Ночью я хранилъ письмо въ запертой шкатулк въ своей спальн. Прошлою ночью письмо было еще тамъ, въ этомъ я увренъ. Одваясь къ обду, и нарочно отперъ шкатулку и видла., что документъ лежитъ тамъ. Но утромъ письмо исчезло. Шкатулка стояла всю ночь на туалетномъ стол возл зеркала. Сплю я чутко, жена моя также спитъ чутко. Оба мы готовы принести присягу въ томъ, что никто къ намъ въ спальню не входилъ. И, однако, сэръ, письмо пропало!

— Въ которомъ часу вы обдали?

— Въ половин восьмого.

— А когда вы легли спать?

— Жена моя узжала въ театръ, я дожидался ее. Спать мы легли въ половин одиннадцатаго.

— Такимъ образомъ, въ теченіе четырехъ часовъ шкатулку никто не охранялъ?

— Да, но только въ спальню никому не позволяется входить, кром горничной и моего камердинера. Оба они надежные люди, служатъ у насъ давно, и мы имъ довряемъ. Къ тому же, почемъ они могли знать, что въ шкатулк хранится важный документъ?

— Но кто же зналъ о существованіи этого письма?

— Ршительно никто.

— Но ваша жена-то, конечно, знала?

— О нтъ, сэръ!— я сказалъ жен про письмо только сегодня утромъ, посл того какъ оно исчезло.

Министръ-президентъ одобрительно кивнулъ головой.

— Я давно зналъ, сэръ,— сказалъ онъ, что вы серьезно относитесь къ вашимъ обязанностямъ. Вы, сэръ, совершенно правы: важныя государственныя тайны нельзя сообщать даже самымъ близкимъ своимъ родственникамъ.

Министръ иностранныхъ длъ поклонился и сказалъ:

— Я считаю, что заслужилъ эту похвалу. Жен я не говорилъ ни полслова.

— Ну, а догадываться она могла о существованіи письма?

— Ни подъ какимъ видомъ, да и никто не могъ догадываться, мистеръ Гольмсъ.

— Но кто же въ Англіи зналъ о существованіи этого письма?

— Вчера о письм было сообщено всмъ членамъ кабинета. Но вдь вы знаете, какой тайной окружены засданія кабинета министровъ. А вчера министръ-президентъ спеціально предупредилъ министровъ, что они должны сохранить эту тайну.

Трелонэй-Гоппъ старался говорить спокойно, но не выдержалъ, на лиц его отразилось отчаяніе, онъ схватился за голову руками и воскликнулъ:

— Боже мой, Боже мой! И только подумать, что это письмо пропало!

На одинъ только моментъ обнаружился его характеръ: страстный, порывистый, чувствительный. Но онъ быстро овладлъ собой, на лиц снова появилась прежняя аристократическая маска, и онъ мягкимъ голосомъ продолжалъ:

— Кром членовъ кабинета, о существованіи письма знаютъ только двое или трое департаментскихъ чиновниковъ. Кром же этихъ лицъ, никто въ Англіи ничего не слыхалъ о немъ.

— Ну, а за границей?

— За границей, разумется, никто о немъ не знаетъ, кром разв того, кто его написалъ. Я увренъ даже, что его министры… я хотлъ сказать, что это письмо было отправлено неофиціальнымъ порядкомъ.

Гольмсъ подумалъ немного и сказалъ:

— Ну, а теперь, сэръ, я желалъ бы знать, что это за документъ, и почему его исчезновеніе можетъ повести къ такимъ важнымъ послдствіямъ?

Министры быстро переглянулись, густыя брови президента нахмурились.

— Мистеръ Гольмсъ,— сказалъ онъ,— конвертъ письма былъ длинный, узкій, свтло-голубого цвта. На конверт печати изъ краснаго сургуча, на которыхъ изображенъ лежащій левъ. Адресъ написанъ крупнымъ, смлымъ почеркомъ.

— Эти подробности,— прервалъ Гольмсъ,— несомннно, очень важны и существенны. Но я не о нихъ васъ спрашивалъ. Я желалъ бы знать содержаніе письма.

— Это государственная тайна величайшей важности, и я, къ сожалнію, не могу ею съ вами подлиться. Да къ этому, кажется, не представляется необходимости. Мн сказали, что вы обладаете необычайными талантами въ дл розыска. Если это правда, то вы разыщете описываемый мною конвертъ съ содержащимся въ немъ письмомъ. Правительство суметъ васъ отблагодарить. Вы получите такое вознагражденіе, какое вамъ будетъ угодно назначить самимъ.

Шерлокъ Гольмсъ, улыбаясь, всталъ.

— Вы, господа,— сказалъ онъ,— принадлежите къ числу самыхъ занятыхъ людей въ стран. Но и я тоже не располагаю досугомъ. У меня очень много дла. Крайне сожалю, что не могу быть полезнымъ въ этомъ дл, продолжать этотъ разговоръ, по-моему, безполезно. Это будетъ напрасная трата времени.

Министръ-президентъ вскочилъ съ дивана. Въ его глубоко сидящихъ голубыхъ глазахъ загорлся гнвный огонекъ.

— Я не привыкъ, сэръ,— началъ было онъ, но сразу же овладлъ собою и снова слъ на диванъ.

Съ минуту, или боле мы вс сидли и молчали, а затмъ старый государственный дятель пожала, плечами и произнесъ:

— Что же, мы должны подчиниться вашимъ условіямъ, мистеръ Гольмсъ. Неблагоразумно, если мы будемъ требовать отъ васъ помощи, а сами не станемъ довряться вамъ.

— Я совершенно согласенъ съ вами, сэръ,— сказалъ молодой министръ.

Лордъ Беллингеръ продолжалъ:

— Я надюсь на вашу скромность, мистеръ Гольмсъ, а также на вашу, докторъ Ватсонъ, я взываю, кром того, къ чувству вашего патріотизма. Знайте, что наше отечество подвергнется величайшимъ бдамъ, если эта тайна разгласится.

— Вы можете намъ вполн довриться,- сказалъ Шерлокъ Гольмсъ.

— Письмо это получено отъ одного иностраннаго государя,— сказалъ премьеръ,— этому государю не понравилось территоріальное пріобртеніе, сдланное нами въ одной колоніи. Онъ написалъ это письмо лично, подъ вліяніемъ порыва и не посовтовавшись со своими министрами. Мы наводили справки,— министры ничего не знаютъ. И написано письмо очень неудачно. Нкоторыя фразы имютъ характеръ вызова. Если это письмо будетъ опубликовано, общественное мнніе Англіи взволнуется, страшно взволнуется, сэръ… Едва ли я преувеличиваю, утверждая, что обнародованіе этого письма, можетъ втянуть насъ въ очень непріятную войну.

Гольмсъ написалъ какое-то слово на листк бумаги и показалъ его министру-президенту.

— Совершенно врно. Письмо писалъ онъ. Письмо это, сэръ, можетъ потребовать траты тысячъ милліоновъ и гибели сотенъ тысячъ человческихъ жизней. И вотъ это-то письмо и пропало столь загадочнымъ образомъ.

— Увдомили ли вы о пропаж автора письма?

— Да, сэръ, я послалъ шифрованную телеграмму.

— Но, можетъ быть, онъ самъ хочетъ, чтобы это письмо было опубликовано.

— О, нтъ! мы иметъ серьезныя основанія предполагать, что онъ раскаивается въ своемъ поступк! Онъ видитъ самъ, что поступилъ необдуманно. Какъ для него, такъ и для насъ открытіе тайны ровно непріятно.

— Но кому же въ такомъ случа можетъ понадобиться опубликованіе этого письма? Вдь его и украли, конечно, чтобы опубликовать?

— Здсь, мистеръ Гольмсъ, мы переходимъ въ область тонкостей международной политики. Взгляните на взаимныя отношенія державъ, и вы безъ труда поймете мотивъ преступленія. Европа представляетъ вооруженный лагерь. Два союза равной силы стоятъ другъ противъ друга. Великобританія поддерживаетъ нейтралитетъ. Представьте себ, что Великобританія вовлечена въ войну съ одной изъ этихъ политическихъ комбинацій. Этимъ самымъ другая комбинація получаетъ преобладаніе. Вы меня понимаете?

— Понимаю очень хорошо. Противники автора письма похитили этотъ документъ для того, чтобы его поссорить съ Англіей?

— Совершенно врно.

— И кому могло быть доставлено это письмо?

— Конечно, правительству, въ интересахъ котораго дйствовалъ воръ, въ то время, какъ мы съ нами тутъ разговариваемъ, письмо, наврное, несется на океанскомъ пароход по назначенію.

Трелонэй-Гоппъ опустилъ голову и громко простоналъ. Министръ-президентъ положилъ ему на плечо руку.

— Что длать, дорогой мой, съ вами случилось несчастіе! Осуждать васъ никто не будетъ. Вы приняли вс мры предосторожности… Итакъ, мистеръ Гольмсъ, я сообщилъ вамъ вс факты. Что вы намъ посовтуете?

Гольмсъ печально покачалъ головой.

— Вы сказали, сэръ, что война неизбжна, если это письмо будетъ опубликовано?

— Да, я такъ думаю.

— Въ такомъ случа готовьтесь къ войн, сэръ.

— О, это очень жестоко, мистеръ Гольмсъ!

— Но разслдуйте сами, факты, сэръ. Немыслимо предположить, чтобы письмо было похищено посл половины одиннадцатаго вечера, въ то время, какъ мистеръ Трелонэй-Гоппъ уже находился въ спальн. Стало-быть, письмо было похищено вчера между половиной седьмого и половиной одиннадцатаго, ближе къ половиц седьмого. Похититель отлично зналъ, гд лежитъ письмо, и постарался захватить его какъ можно скоре. Итакъ, вотъ когда быль захваченъ, сэръ, этотъ важный документъ. Гд онъ можетъ находиться теперь? У похитителя? Конечно, нтъ! Похититель передалъ немедленно же письмо тмъ, кому оно было нужно. Какъ же мы можемъ овладть этимъ письмомъ? Никакъ. Оно вн нашего вліянія.

Министръ президентъ всталъ съ диванчика.

— Ваша логика неумолима, мистеръ Гольмсъ. Теперь я и самъ вижу, что дло потеряно,— сказалъ онъ.

— Предположимъ,— продолжалъ Гольмсъ, что письмо было похищено лакеемъ или горничной.

— Но они оба старые и испытанные слуги.

— Изъ вашего разсказа я понялъ, что спальня ваша находится во второмъ этаж. Пробраться съ улицы въ нее невозможно. Стало-быть, воръ проникъ въ нее изнутри. Письмо взялъ кто-нибудь изъ домашнихъ. Теперь спрашивается, кому отдалъ воръ похищенное письмо? Разумется, какому-нибудь международному шпіону. Эту компанію я знаю. Главныхъ шпіоновъ въ этомъ род въ Лондон есть трое. Съ нихъ я начну свои розыски. Если кто-нибудь изъ этихъ господъ окажется отсутствующимъ, то мы будемъ знать, куда длось письмо.

— Но, позвольте, съ какой стати шпіонъ исчезнетъ?— воскликнулъ Трелонэй Гоппъ,— онъ просто снесетъ письмо въ посольство, здсь же въ Лондон, а затмъ вернется домой.

— Не думаю, эти шпіоны работаютъ самостоятельно, и съ посольствами у нихъ всегда натянутыя отношенія.

Первый министръ кивнулъ головой въ знакъ согласія.

— Вы правы, мистеръ Гольмсъ. Конечно, воръ долженъ отвезти собственноручно этотъ драгоцнный документъ по назначенію. Вы придумали прекраснйшій планъ дйствій. Намъ, Гоппъ, пора хать. Положимъ, несчастіе очень велико, но изъ-за него нельзя забывать о другихъ обязанностяхъ. Надюсь, мистеръ Гольмсъ, вы увдомите насъ немедленно, если вамъ удастся узнать что-нибудь важное.

И государственные дятели, важно раскланявшись, удалились.

Гольмсъ закурилъ трубку и погрузился въ глубокую задумчивость. Я развернулъ утреннюю газету и погрузился въ чтеніе. Вс газеты только и говорили, что о сенсаціонномъ преступленіи, совершенномъ наканун ночью.

Гольмсъ вдругъ издалъ громкое восклицаніе и, вскочивъ съ кресла, положилъ трубку на каминъ.

— Да, здсь есть только одинъ путь!— сказалъ онъ.— Положеніе отчаянное, но не безнадежное. Только бы выяснить личность похитителя, а что касается самаго письма, то есть прочныя основанія предполагать, что онъ не усплъ передать его кому слдуетъ. Въ конц концовъ, весь вопросъ, когда имемъ дло съ этимъ народомъ, въ деньгахъ, а у меня въ распоряженіи все британское казначейство. Если письмо можно купить, я его куплю… даже въ томъ случа, если бы для этого пришлось увеличить на пенсъ подоходный налогъ. Можетъ быть, шпіонъ и держитъ-то письмо при себ потому, что ожидаетъ покупателей. Но у кого можетъ находиться это письмо? Въ Лондон имются только три человка, способные на такое смлое предпріятіе. Это — Оберштейнъ, Ларотьеръ и Эдуардъ Лукасъ. Я повидаю ихъ всхъ.

Я заглянулъ въ газету и спросилъ:

— Это тотъ Эдуардъ Лукасъ, который живетъ на Годольфинской улиц?

— Да.

— Ну, такъ вы его не увидите.

— Почему не увижу?

— Вчера ночью онъ былъ убитъ на собственной квартир.

Мой пріятель такъ часто меня изумлялъ за время нашего съ нимъ знакомства, что я искренно порадовался, увидавъ, какъ сильно изумило его мое сообщеніе. Онъ долго глядлъ на меня въ полночь недоумніи, а затмъ вырвалъ у меня изъ рукъ газету.

Гольмсъ началъ быстро пробгать отчетъ, который я передъ этимъ читалъ. Въ заголовк значились напечатанныя жирнымъ шрифтомъ слова:

‘Убійство въ Вестминстер.

Вчера ночью, на Годольфинской улиц, въ дом No 16, совершено таинственное убійство. Преступленіе совершено въ старинномъ, выстроенномъ боле ста лтъ тому назадъ дом, на тихой улиц между ркой и аббатствомъ, почти совсмъ рядомъ съ зданіемъ парламента. Небольшое аристократическое зданіе это было нанято нсколько лть тому назадъ мистеромъ Эдуардомъ Лукасомъ, имя, котораго хорошо извстно въ обществ Лондона. Мистеръ Эдуардъ Лукасъ былъ очаровательнымъ въ обхожденіи человкомъ, кром того, онъ былъ извстенъ какъ любитель пнія и обладалъ чуднымъ теноромъ. Мистеру Лукасу было 34 года, онъ не былъ женатъ. Прислуга его состояла изъ немолодой домоправительницы, мистриссъ Принглъ, и лакея Миттора. Первая уходила изъ квартиры рано и ночевала въ верхнемъ этаж дома. Лакей же былъ въ роковую ночь въ Гаммерсмит, въ гостяхъ у пріятеля. Съ десяти часовъ вечера мистеръ Лукасъ оставался въ дом одинъ. Что именно произошло въ это время — пока невыяснено, но въ четверть двнадцатаго полицейскій констебль Герстъ, проходя по Годольфинской улиц, увидлъ, что входная дверь дома No 16 отворена настежь. Онъ позвонилъ, но отвта никакого не получилось. Констебль, видя, что передняя освщена, вошелъ въ корридорчикъ и снова позвонилъ. Отвта опятъ не получилось. Тогда онъ отворилъ дверь и вошелъ. Въ комнат господствовалъ полный безпорядокъ, мебель оказалась сдвинутой въ одну кучу, а одинъ изъ стульевъ лежалъ опрокинутый посредин помщенія. Около стула, сжимая въ рук его ножку, лежалъ несчастный хозяинъ квартиры. Мистеръ Эдуардъ Лукасъ былъ пораженъ ножемъ или кинжаломъ прямо въ сердце и умеръ, надо полагать, мгновенно. Затмъ выяснилось, что Лукасъ былъ убить изогнутымъ индійскимъ кинжаломъ, украшавшимъ вмст съ другимъ стариннымъ оружіемъ стны комнаты. Кинжалъ былъ найденъ лежащимъ на полу и въ крови. Насколько можно полагать, убійство совершено не съ цлью грабежа, въ комнат было много цнныхъ вещей, и вс он остались нетронутыми. Мистера Эдуарда Лукаса знали и любили многіе, и извстіе объ его несчастной смерти будетъ встрчено людьми съ искреннимъ сожалніемъ’.

— Ну, что вы скажете по этому поводу, Ватсонъ?— спросилъ Гольмсъ посл длинной паузы.

— Это — удивительное совпаденіе.

— Совпаденіе! Да вдь это — одинъ изъ трехъ людей во всемъ Лондон, которые могли похитить письмо. И вотъ этотъ человкъ умираетъ насильственной смертью какъ разъ въ тотъ вечеръ, когда произошла драма. О, нтъ, вс почти данныя говорятъ за то, что это — не совпаденіе. Вы меня не убдите въ противномъ. Дорогой Ватсонъ, эти два событія находятся въ тсной связи. Они должны быть въ связи. Мы должны уяснить себ эту связь.

— Но теперь все уже узнано офиціальной полиціей.

— Совсмъ нтъ. Офиціальная полиція знаетъ только то, что произошло на Годольфинской улиц. Того же, что случилось въ Уайгголль-Терасс, полиція не знаеть и знать не можетъ. Только мы знаемъ объ обоихъ событіяхъ и только мы, стало быть, можемъ прослдить ту связь, которая между ними существуетъ. Лукаса я, конечно, долженъ подозрвать сильне, чмъ двухъ другихъ. Онъ жилъ въ Вестминстер, на Годольфинской улиц, а оттуда всего два шага до Уаитголль-Терасса. Другіе два — Оберштейнъ и Ларотьеръ — живутъ на другомъ конц Вестэнда. Лукасу было легче, чмъ имъ, завязать сношенія съ прислугой министра иностранныхъ длъ и добыть нужныя свднія. Имйте въ виду, Ватсонъ, что совпаденіе обоихъ событій во времени означаетъ очень многое. Кто, кто это звонить?

Вошла мистриссъ Гудсонъ и подала карточку лэди. Гольмсъ взглянулъ на карточку, подняли брови и подалъ карточку мн.

— Попросите лэди Тильду Трелонэй-Гоппъ пожаловать сюда,— сказала, онъ,

И черезъ мгновеніе наше скромное помщеніе, уже разъ осчастливленное высокими постителями, было осчастливлено во второй разъ. Въ немъ появилась самая красивая женщина во всемъ Лондон. Мн и прежде приходилось слышать о необычайной красот младшей дочери герцога Бельминстера, но ни одно описаніе не могло сравниться съ дйствительностью. Мн приходилось видть портреты этой женщины, но они не давали надлежащаго представленія объ этой граціи, объ этомъ очарованіи, объ этихъ неподражаемо классическихъ очертаніяхъ фигуры.

Но въ это осеннее утро насъ поразила, не красота нашей постительницы. Лицо лэди Тильды было блдно и взволнованно, глаза блистали, но этотъ блескъ былъ лихорадочный. Чувственныя губы были крпко сжаты. Очевидно, красавица сдерживала себя изо всхъ силъ.

Во взор ея былъ ясно виденъ ужасъ, съ моментъ она стояла въ дверяхъ.

— Мой мужъ былъ здсь, мистеръ Гольмсъ?

— Да, сударыня, былъ.

— Мистеръ Гольмсъ, я умоляю васъ не говорить ему о томъ, что я была здсь.

Гольмсъ холодно поклонился и знакомъ руки попросилъ гостью ссть.

— Вы ставите меня, милэди, въ очень щекотливое положеніе. Прошу васъ, сядьте и объясните мн, чмъ я вамъ могу служить, Но, къ сожалнію, никакихъ общаній я вамъ дать впередъ, ничего не зная, не могу.

Лэди Тильда прошла черезъ комнату и сла спиной къ окну.

Это была царственной наружности женщина — высокая, граціозная, женственная.

— Мистеръ Гольмсъ, заговорила лэди Тильда,— я буду съ вами вполн откровенна. Я надюсь, что и вы мн отплатите тмъ же. Между мною и мужемъ господствуетъ полное взаимное довріе. Единственно, что онъ отъ меня скрываетъ, это политика. Тутъ онъ вчно молчитъ и скрываетъ. Онъ мн ничего но говоритъ о своей политической дятельности. Но вчера я узнала, что у насъ въ дом случилось очень печальное событіе. Пропала какая-то бумага, но какая? Дло касается политики, и поэтому мужъ отказался объяснить мн, въ чемъ дло. Но мн это необходимо, понимаете ли, необходимо знать. Кром этихъ политиковъ, только вы одинъ знаете, въ чемъ дло. Я васъ умоляю, мистеръ Гольмсъ, объяснить мн, что случилось, и къ какимъ послдствіямъ это можетъ повести Скажите мн все, мистеръ Гольмсъ, не скрывайте ничего въ интересахъ вашихъ кліентовъ. Я дйствую въ интересахъ моего мужа. Если бы онъ только могъ это понять, онъ сказалъ бы мн все самъ. Что это за бумага такая?

— Сударыня, вы требуете отъ меня невозможнаго.

Женщина глубоко вздохнула и закрыла лицо руками.

— Увряю васъ, сударыня, что вы требуете невозможнаго. Вашъ мужъ не находить нужнымъ посвящать васъ въ эту тайну, какъ же могу это сдлать я, его повренный? Вы даже и требовать отъ меня такой откровенности не имете права. Спрашивайте объ этомъ у вашего мужа,

— Я его спрашивала и пришла къ вамъ сдлать послднюю попытку. Я, къ сожалнію, не могу говорить опредленно, мистеръ Гольмсъ, но вы мн сдлали бы большое одолженіе, если бы отвтили на одинъ мой вопросъ.

— На какой вопросъ, сударыня?

— Скажите, можетъ ли отъ этой исторіи пострадать политическая карьера моего мужа?

— Да, сударыня, если эта исторія не будетъ улажена, то могутъ произойти весьма прискорбныя послдствія.

— Ахъ!— воскликнула лэди Тильда и съ трудомъ перевела духъ. У нея былъ такой видъ, точно она разршила, наконецъ, долго мучившее ее сомнніе.

— Еще одинъ вопросъ, мистеръ Гольмсъ. Узнавъ о пропаж, мой мужъ позволилъ себ одно неосторожное восклицаніе. Я поняла, что потеря этого письма можетъ повести къ непріятнымъ послдствіямъ для всей страны.

— Что же, если онъ вамъ это сказалъ, то и я могу сказать, что это правда.

— Въ чемъ же могутъ заключаться эти непріятныя послдствія?

— На этотъ вопросъ, сударыня, я опять-таки не могу отвтить.

— Ну, въ такомъ случа я боле не буду васъ безпокоить. Я на насъ не сержусь, мистеръ Гольмсъ, я понимаю, что вы не могли быть со мною откровеннымъ. Но будьте справедливы и ко мн, не осуждайте меня за то, что я не равнодушна къ непріятностямъ моего мужа. Еще разъ прошу васъ не говорить ему о томъ, что я у васъ была.

Она остановилась на порог двери и еще разъ оглянулась на насъ. Опять я увидлъ красивое, взволнованное лицо, испуганные глаза и крпко сжатыя губы.

Затмъ она исчезла.

Гольмсъ слушалъ, какъ по лстниц шуршали, удаляясь, шелковыя юбки, а затмъ, когда наружная дверь, наконецъ, захлопнулась, онъ улыбнулся и, обращаясь ко мн, сказать:

— Ну, Ватсонъ, прекрасный полъ — это по вашему вдомству. Зачмъ это объявилась эта прекрасная лэди? Что ей было нужно?

— Вдь она же вамъ объяснила цль своего визита, а то, что она безпокоится, это вполн естественно.

— Гм… ну, а что вы скажете, Ватсонъ, о вншнемъ ея вид? Вы замтили, какъ она себя держала? Она съ величайшимъ трудомъ сдерживала волненіе. А какъ она вопросы-то задавала! Какая настойчивость! А вдь эта дама принадлежитъ къ каст, которая уметъ скрывать свои чувства.

— Да, она была очень взволнована.

— Замтьте, что она сразу заявила, что, желая знать правду, она дйствуетъ въ интересахъ своего мужа. Заявленіе это было сдлано замчательно серьезнымъ тономъ. Что она хотла сказать этимъ? А вы замтили ея маневръ? Она нарочно сла спиной къ окну. Она не хотла, чтобы я слдилъ за выраженіемъ ея лица.

— Да вдь она же сла на единственное свободное кресло, стоявшее въ комнат,— попробовалъ возразить я.

— И однако,— продолжалъ Гольмсъ,— мотивы, которыми руководствуются женщины, остаются по большей части необъяснимы. Вспомните-ка ту женщину въ Маргот. Я заподозрлъ ее потому, что она волновалась. И что же потомъ оказалось? Все ея волненіе проистекало отъ того, что она забыла напудрить себ носъ. И вотъ извольте строить теоріи на такой зыбкой почв, какъ женская душа. Иногда, какой-нибудь пустяковый поступокъ женщины указываетъ на серьезнйшія вещи, въ то время какъ ихъ горе и плачъ ровно ничего не означаютъ. Женщина способна плакать о томъ, что потеряла какую-нибудь шпильку или булавку. До свиданія, Ватсонъ.

— Какъ? Вы уже уходите?

— Да, я хочу провести утро на Годольфинской улиц съ нашими друзьями изъ Скотлэндъ-Ярда. Очевидно, ршенія задачи надо искать въ квартир Эдуарда Лукаса, хотя я теперь и не понимаю, что это все можетъ означать. Ошибочно строить теоріи, не имя въ рукахъ фактовъ. А вы побудьте здсь на-страж, дорогой Ватсонъ. Можетъ-быть, будутъ постители. Завтракать, вроятно, будемъ вмст.

——

Весь этотъ день и два послдующихъ Гольмсъ былъ очень молчаливъ. Его недоброжелатели сказали бы, что онъ находится въ кисломъ настроеніи. Онъ все время только и длалъ, что приходилъ и уходилъ. Сидя дома, онъ безпрестанно курилъ, игралъ на скрипк и погружался въ задумчивость. Питался онъ, когда попало, сандвичами и на мои вопросы не отвчалъ. Мн было совершенно очевидно, что дла моего пріятеля идутъ неладно. О дл онъ со мной ничего не говорилъ, и я только изъ газетъ узналъ, о ход слдствія. Полиція арестовала лакея Лукаса, Джона Миттона, но затмъ его освободили. Коронеръ призналъ наличность преступленія, но убійца такъ и оставался неоткрытымъ. Мотивы преступленія были также неизвстны. Комната, въ которой имло мсто убійство, была переполнена цнными вещами, но ни одна изъ нихъ не была украдена. Бумаги покойнаго также остались нетронутыми. Полиція очень тщательно изслдовала эти бумаги. Изъ этого изслдованія выяснилось, что покойный очень усердно занимался международной политикой и собиралъ всевозможныя политическія сплетни и слухи. Онъ оказался также замчательнымъ лингвистомъ, ведшимъ огромную переписку. Лукасъ — это опять было видно по бумагамъ — былъ въ отличныхъ отношеніяхъ съ политическими дятелями разныхъ странъ.

Но въ ящикахъ его письменнаго стола не было найдено ничего сенсаціоннаго.

Покойный Эдуардъ Лукасъ былъ знакомъ со многими женщинами. У него были и интриги, но все это было крайне безпорядочно и поверхностно. Друзей среди женщинъ у него не было, не было и прочной привязанности.

Полиція установила, что покойный велъ регулярную жизнь, поведеніе его было безупречно. За что же его убили?

Это была тайна и, повидимому, неразршимая.

Какъ уже извстно, полиція арестовала было лакея Джона Миттона, но это было сдлано отъ отчаянія. Надо же было что-нибудь предпринять. Но обвинить этого человка было невозможно. Въ ночь преступленія онъ былъ у своего пріятеля въ Гаммерсмит. Алиби было налицо. Правда, Миттонъ ухалъ изъ Гаммерсмита рано, настолько рано, что онъ могъ быть въ Вестминстер гораздо ране, чмъ совершилось убійство, но обвиненный слуга удовлетворительно выяснилъ эту сторону дла. Во-первыхъ, онъ прошелъ часть пути пшкомъ Вечеръ былъ прекрасный, и онъ хотлъ прогуляться. Въ Вестминстеръ онъ прибылъ въ полночь и былъ пораженъ неожиданной трагедіей. Миттонъ очень любилъ своею хозяина. У него въ чемодан было найдено нсколько бритвъ, принадлежавшихъ Лукасу, но оказалось, что эти бритвы онъ получилъ отъ хозяина въ подарокъ. Это показаніе было подтверждено и экономкой.

Миттонъ служилъ у Лукаса три года, но Лукасъ, узжая въ Европу, никогда не бралъ его съ собою. Иногда Лукасъ жилъ во Франціи по три мсяца, но Миттонъ всегда оставался въ Лондон и охранялъ квартиру на Годольфинской улиц.

Что касается экономки, то она въ ночь убійства никакого шума не слыхала. Если у хозяина былъ кто-нибудь, то, значить, его впустилъ самъ хозяинъ. Вообще, насколько можно было судить по газетнымъ отчетамъ, преступленіе въ теченіе первыхъ трехъ дней оставалось неоткрытымъ. Гольмсъ, можетъ-быть, зналъ больше полиціи, но онъ берегъ свои знанія при себ.

Гольмсъ сообщилъ мн, что инспекторъ Лестрадъ, ведущій слдствіе, увдомляетъ его о всхъ подробностяхъ. Я понялъ изъ этого, что Гольмсъ внимательно наблюдаетъ за ходомъ дла.

На четвертый день въ газетахъ появилась длинная телеграмма изъ Парижа, объяснявшая тайну.

‘Парижская полиція сдлала важное открытіе,— писалъ ‘Daily Telegraph’.— Это открытіе поднимаетъ покрывало, окутывавшее досел трагическую судьбу мистера Эдуарда Лукаса, погибшаго насильственной смертью въ понедльникъ на Годольфинской улиц въ Вестминстер. Наши читатели помнятъ, что покойный джентльменъ былъ найденъ заколотымъ въ своемъ кабинет и что подозрніе пало на слугу, которому, однако, удалось доказать свое alibi. Вчера въ парижскую полицію явилась прислуга дамы, живущей на небольшой вилл на улиц Аустерлицъ и заявила, что эта дама, извстная подъ именемъ г-жи Анри-Фурнэ, сошла съ ума. Медицинское изслдованіе показало, что г-жа Анри-Фурнэ больна опасной формой маніи. Эта особа во вторникъ вернулась изъ поздки въ Лондонъ, и есть данныя подозрвать, что она замшана въ дло въ Вестминстер. Изъ сличенія фотографическихъ карточекъ выяснилось, что г. Анри-Фурнэ и мистеръ Эдуардъ Лукасъ — одно и то же лицо, и что покойный велъ дв жизни въ Париж и Лондон. Г-жа Фурнэ, по происхожденію креолка, иметъ крайне раздражительный характеръ и легко возбуждается. Въ прошломъ она страдала припадками ревности, доводившей ее до неистовства. Предполагаютъ, что въ припадк ревности и совершено преступленіе, взволновавшее весь Лондонъ. До сихъ поръ не выяснено, что длала г-жа Фурнэ въ понедльникъ, но уже теперь извстно, что женщина, очень похожая на нее, обращала на себя всеобщее вниманіе въ этотъ день на станціи Чарингъ-Кроссъ. Было это во вторникъ утромъ, и публика съ любопытствомъ слдила за эксцентричнымъ поведеніемъ незнакомки. Можно предполагать, что, совершивъ преступленіе въ припадк внезапнаго безумія, женщина устрашилась того, что она сдлала, и сошла съ ума. Теперь она совершенно не помнить того, что было и даже забыла все свое прошлое. Врачи подаютъ мало надеждъ на ея выздоровленіе. Есть также данныя, что женщина, похожая на госпожу Фурнэ, стояла въ понедльникъ вечеромъ на Годольфинской улиц, около квартиры мистера Эдуарда Лукаса’.

Гольмсъ завтракалъ, а я читалъ ему вслухъ эту телеграмму. Окончивъ чтеніе, я спросилъ:

— Что вы скажете по этому поводу, Гольмсъ?

Гольмсъ всталъ изъ-за стола и сталъ шагать взадъ и впередъ по комнат.

— Дорогой Ватсонъ,— сказалъ онъ,— вы долготерпливый человкъ. Въ теченіе этихъ трехъ дней я вамъ ничего не говорилъ и знаете почему? Нечего было говорить. Эта парижская телеграмма тоже ничего не уясняетъ.

— Но дло объ убійств Лукаса, выяснено окончательно

— Но это убійство — только эпизодъ, пустяковый эпизодъ въ сравненіи съ нашей главной задачей. Вдь мы должны, Ватсонъ, найти это письмо и спасти Европу отъ войны. За эти три дня случилось только одно важное событіе, и это важное событіе заключается въ томъ, что за эти три дня ровно ничего не случилось. Я получаю отъ правительства извщенія почти ежечасно, и изъ этихъ извщеній видно, что повсюду въ Европ, тишь и гладь,— этого бы спокойствія не было, если бы письмо дошло по назначенію. Спрашивается, гд же это письмо? У кого оно? Почему его прячутъ? Эти вопросы бьютъ по моему мозгу точно молотки. Неужели же, смерть Лукаса и исчезновеніе письма,— только совпаденіе? Получилъ ли онъ это письмо? Если получилъ, то почему оно не нашлось въ его бумагахъ? Неужели его унесла сумасшедшая жена? Но если такъ, то письмо находится въ Париж, въ ея дом, не такъ ли? Какъ я стану искать тамъ это письмо? Вдь это же сразу возбудитъ подозрительность парижской полиціи!! Это такое дло, Ватсонъ, въ которомъ законъ не на нашей сторон. Вс — противъ насъ, и, однако, надо продолжать. Тутъ вдь приходится спасать цлую страну. Если я доведу это дло до благополучнаго конца, то я могу считать свою карьеру блестяще законченной. Да, это будетъ мое послднее дло.

Вошла мистриссъ Гудсонъ и подала Гольмсу записку. Онъ пробжалъ ее и воскликнулъ:

— Вотъ такъ разъ! Лестрадъ нашелъ что-то интересное. Надвайте шляпу, Ватсонъ, мы отправимся въ Вестминстеръ вмст.

Мсто, гд произошло преступленіе, я увидалъ въ первый разъ. Это быль высокій, грязный, съ узкими окнами домъ, построенный топорно, казенно и солидно. Это былъ типичный домъ XVIII столтія. Изъ одного окна на насъ глядла физіономія любезно улыбающагося бульдога. Это былъ Лестрадъ. Дверь намъ отворилъ высокаго роста констебль, а Лестрадъ насъ радушно встртилъ въ передней. Мы вошли въ комнату, гд было совершено преступленіе. Слдовъ происшествія не оставалось теперь никакихъ, только на ковр виднлось безобразное, неправильныхъ очертаній пятно.

Коверъ этотъ былъ не великъ и покрывалъ только середину паркетнаго пола. Паркетъ былъ чудный, старинный и состоялъ изъ отполированныхъ четырехугольниковъ. Надъ каминомъ висла очень красивая коллекція оружія. Отсюда-то и былъ взять кинжалъ, послужившій орудіемъ преступленія.

Противъ окна стоялъ великолпный письменный столъ. Вся обстановка,— картины, ковры, обои,— свидтельствовала объ изящномъ вкус, пожалуй, даже объ изнженности покойнаго владльца.

— Читали телеграмму изъ Парижа?— спросилъ Лестрадъ.

Гольмсъ утвердительно кивнулъ головой.

— Наши французскіе собратья попали въ самую точку,— сказалъ Лестрадъ,— все именно такъ и произошло, какъ они говорятъ. Она позвонилась. Явилась она неожиданно, а иначе онъ ея бы не пустилъ. Это былъ осторожный и мало доступный человкъ. Ну, вотъ онъ и впустилъ ее, нельзя же вдь человка на улиц держать. Она ему объявила, что выслдила его, наконецъ, стала упрекать, ну, слово за слово, а затмъ она схватила кинжалъ и готово дло. Положимъ, она его ухлопала не сразу. Вс стулья оказались сбитыми въ одну кучу, а одинъ стулъ онъ держалъ за ножку, очевидно, отмахивался отъ нея… Да мистеръ Гольмсъ, теперь мн это дло до такой степени ясно, будто я самъ здсь присутствовалъ и былъ свидтелемъ преступленія.

Гольмсъ поднялъ брови.

— Такъ зачмъ же вы послали за мной?

— О, это совсмъ другое дло. Это — пустячокъ, которымъ вы такъ интересуетесь. Ну, прямо вздоръ, бездлица, можно сказать! Къ главному факту это никакого отношенія не иметъ.

— Въ чемъ же дло?

— Видите ли, посл того, какъ было совершено преступленіе, вс вещи въ этой комнат сохранились въ такомъ же порядк, въ какомъ он были найдены. Тутъ ничего но трогали, все оставалось на своихъ мстахъ. Дежурный полицейскій оставался здсь и ночью и днемъ. Тло похоронили сегодня утромъ, посл того, какъ слдствіе было объявлено законченнымъ. Мы и ршили по этому случаю покопаться хорошенько въ этой комнат. Видите ли вы этотъ коверъ? Онъ не прибить къ полу. Мы подняли этотъ коверъ и нашли…

— Ну? И что же вы нашли?

Лицо у Гольмса вдругъ сдлалось тревожнымъ.

— Вы сто лтъ будете думать и не угадаете, что мы нашли,— сказалъ Лестрадъ.— Видите ли, вонъ на ковр кровавое пятно. Крови вдь очень много было здсь, и она должна просочиться насквозь. Но правда ли?

— Конечно.

— Ну, и какъ же вы удивитесь, если я вамъ скажу, что на полу подъ пятномъ полъ совершенно чистый. Никакихъ слдовъ крови тамъ нтъ.

— Какъ это такъ полъ чистый? Можетъ ли это быть?

— Да, это врно, что этого быть не можетъ, но фактъ остается фактомъ. Полъ чистый.

Онъ приподнялъ кончикъ ковра, и мы увидли, что подъ пятномъ паркетъ былъ совершенно чистъ.

— И, поглядите-ка, кромка ковра вся замазана. Слды крови должны были остаться на полу.

И, видя изумленіе Гольмса, Лестрадъ захихикалъ. Ему было пріятно, что онъ изумилъ знаменитаго криминолога.

— Ну-съ, а теперь я вамъ объясню этотъ феноменъ. На полу есть кровавое пятно, но совсмъ не подъ пятномъ на ковр. Взгляните-ка!

Онъ приподнялъ коверъ съ другой стороны, и, дйствительно, на бломъ квадрат пола мы увидали большое красное пятно.

— Что вы на это скажете, мистеръ Гольмсъ?

— Что же, это очень просто. Пятно на полу находилось подъ пятномъ на ковр, но потомъ коверъ перевернули. Коврикъ не великъ и это очень легко сдлать.

— Офиціальная полиція, мистеръ Гольмсъ, не нуждается въ такихъ объясненіяхъ. Мы и сами знаемъ, что коверъ былъ перевернутъ. Это ясно, ибо пятна на полу и ковр не совпадаютъ. Я вотъ спрашиваю, кто поднималъ коверъ и зачмъ?

Гольмсъ былъ сухъ и непроницаемъ, но для меня было ясно, что онъ съ трудомъ сдерживаетъ сильное волненіе.

— Послушайте, Лестрадъ, все ли время констебль дежурилъ въ этой комнат?— спросилъ онъ.

— Да, онъ никуда не отлучался.

— Послушайтесь моего совта. Изслдуйте это дло хорошенько, но только не допрашивайте констебля при насъ. Если вы происповдуете его наедин, онъ скоре признается. Спросите его, какъ это онъ посмлъ пускать сюда постороннихъ и оставить ихъ здсь безъ присмотра. Вы не спрашивайте его, признаетъ ли онъ себя виновнымъ, а говорите съ нимъ такъ, какъ будто его виновность уже доказана. Скажите ему, что вы знаете о томъ, что въ этой комнат кто-то побывалъ, прижмите его къ углу. Скажите ему, что онъ можетъ заслужить прощеніе только въ томъ случа, если чистосердечно во всемъ покается. Длайте то, что я вамъ говорю.

— Клянусь святымъ Георгіемъ, что я выдавлю изъ него все, что онъ знаетъ!— воскликнулъ Лестрадъ бросился вонъ изъ комнаты, а черезъ минуту изъ дальнихъ комнатъ стали доноситься до насъ звуки его громкаго голоса.

— Живе, Ватсонъ, живе!— воскликнулъ Гольмсъ въ какомъ-то неистовств.

Въ этомъ возглас обнаружилась вся демоническая энергія этого человка,— энергія, искусно прикрытая видомъ разсянной небрежности.

Онъ сорвалъ коверъ и, ставъ на колни, началъ лихорадочно ощупывать квадраты пола. Одинъ изъ квадратиковъ, когда онъ нажалъ его, отскочилъ вверхъ, какъ крышка шкатулки. Подъ нимъ оказалось небольшое углубленіе. Гольмсъ запустилъ туда руку, а затмъ зарычалъ отъ злобы и обиды.

Въ углубленіи ничего не было.

— Живе, Ватсонъ, кладите коверъ на мсто!

Мы успли закрыть крышку и застлать ковромъ. Голосъ Лестрада послышался въ корридор. Въ моментъ его появленія Гольмсъ стоялъ, небрежно прислонясь къ камину, спокойный и скучающій, едва сдерживая одолвавшую его звоту.

— Простите, что я васъ задержалъ, мистеръ Гольмсъ. Я и самъ вижу, что вамъ это дло до смерти надоло. Вы правы, онъ во всемъ признался. Пойдите-ка сюда, Макферсонъ. Разскажите этимъ джентльменамъ о вашемъ незаслуживающемъ никакого извиненія поведеніи.

Высокій констебль, красный какъ ракъ и выраженіемъ раскаянія въ лиц, вошелъ въ комнату.

— Увряю васъ, сэръ, что у меня худого и на ум не было. Вчера вечеромъ сюда зашла молодая особа, она сказала, что ошиблась домомъ. Ну, я съ нею малость поговорилъ. Знаете, все одинъ и одинъ сидишь — скука возьметъ.

— И что же было дальше?

— Ну, она интересовалась этимъ дломъ — въ газетахъ про убійство прочитала. Это очень важная дама была, сэръ, такъ говорила хорошо и складно, я и думалъ поэтому, что ничего худого не выйдетъ, если я пущу ее въ комнату поглядть. Вошла она въ комнату, увидала кровь на ковр и хлопнулась въ обморокъ. Лежитъ точно мертвая. Я бросился въ кухню за водой, сталъ ее поить, она хоть бы что, тогда я пошелъ на уголъ въ таверну ‘Тиссовое дерево’ за водкой, но покуда я ходилъ барыня пришла въ себя и ушла изъ дому. Ей, наврное, было стыдно своей слабости, и она боялась мн въ лицо взглянуть.

— Ну, а въ какомъ вид былъ посл ея ухода коверъ?

— Онъ былъ маленько поизмятъ, сэръ. Она вдь прямо на него упала, а коверъ-то, гвоздями къ полу не прибить. Онъ и поизмя.тся, я его расправилъ.

— Это вамъ урокъ, констебль Макферсонъ!— съ достоинствомъ произнесъ Лестрадъ:— теперь вы видите, что меня нельзя обмануть. Я только взглянулъ на коверъ и сразу увидлъ, что кто-то здсь побывалъ. Счастье для васъ, Макферсонъ, что все здсь благополучно и что эта дама ничего важнаго не унесла, а то бы я показалъ вамъ, гд раки зимуютъ… Мн очень жаль, мистеръ Гольмсъ, что я побезпокоилъ насъ по такому пустяковому длу. Я думалъ, что эта петля васъ заинтересуетъ.

— Да, это интересно. А скажите-ка мн, Макферсонъ, эта дама была здсь одинъ разъ?

— Точно такъ сэръ, одинъ разъ.

— А кто она такая?

— Но знаю ея фамилію, сэръ. Говорила, что занимается перепиской и ищетъ рабочихъ по объявленію. Ошиблась номеромъ и забрела сюда. Очень красивая дама, сэръ!

— Высокая, красивая?

— Точно такъ сэръ, рослая дама. И красивой ее тоже, пожалуй, можно назвать. Пожалуй, даже и очень красивая. Пришла да и говорить: ‘констебль, дайте мн взглянуть на комнату’. И просила она меня очень ужъ умильно, и отказать ей я помогъ, думалъ, что грха туть не будетъ. Пускай, думалъ, поглядитъ.

— А какъ она была одта?

— Одта она была просто, сэръ, въ длинномъ плащ до самыхъ пять.

— А въ какомъ часу она приходила?

— Въ сумерки, сэръ. Когда я шелъ назадъ съ водкой, начали зажигать фонари.

— Очень хорошо,— сказалъ Гольмсъ,— идемъ, Ватсонъ, намъ предстоитъ важное дло.

Мы двинулись въ путь. Лестрадъ остался въ комнат, а кающійся констебль бросился отворять намъ дверь. На порог Гольмсъ пріостановился, вынулъ что-то изъ кармана и показалъ полицейскому.

Тотъ такъ и ахнулъ.

— Боже мой!

Гольмсъ приложилъ палецъ къ губамъ, положилъ обратно въ карманъ изумившую полицейскаго вещь — и мы вышли на улицу.

— Великолпно!— воскликнулъ онъ.— Идите скоре, Ватсонъ. Занавсъ поднять, и начался пятый, послдній актъ пьесы. Можете быть спокойны, Ватсонъ, европейской войны не будетъ, блестящая карьера высокочтимаго’ сэра Трелонэйя-Гоппа не пострадаетъ, неосторожный государь не понесетъ наказанія за свою неосторожность, нашему министру-президенту не придется вдаться съ международными осложненіями… Теперь отъ насъ требуется тактъ и ловкость, и исторія, грозившая бдой всему міру, кончится пустяками.

Я быль преисполненъ въ эту минуту восхищеніемъ предъ талантами моего друга.

— Вы разршили задачу?!— воскликнулъ я.

— Ну, это едва ли, Ватсонъ. Въ дл есть пункты, оставшіеся невыясненными. Но мы знаемъ такъ много, что должны будемъ винить самихъ себя, если не узнаемъ остального. Теперь же мы должны итти прямо въ Уайтголль-Терассъ и ршить затрудненіе.

Черезъ нсколько минуть мы были въ резиденціи министра иностранныхъ длъ. Шерлокъ Гольмсъ попросилъ доложить о пашемъ приход лэди Тильд. Насъ ввели въ изящно убранную пріемную.

Лицо лэди Тильды было все розовое отъ негодованія.

— Мистеръ Гольмсъ!— воскликнула она, это недостойно, нехорошо съ вашей стороны! Я вдь просила же васъ сохранить мой визитъ къ вамъ въ секрет. Я не желаю, чтобы онъ зналъ о томъ, что я вмшиваюсь въ его дла. И, однако, вы меня компрометируете. Вы пришли сюда, и теперь вс будутъ знать, что у насъ съ вами есть какія-то дла.

— Извините, сударыня, но я долженъ былъ причти. Мн поручили вернуть это важное письмо, я поотому-то и явился къ вамъ. Я прошу васъ, сударыня, вернуть мн этотъ документъ.

Лэди Тильда вскочила съ мста. Румянецъ, игравшій на ея лиц, исчезъ. Она стала блдна, какъ смерть. Глаза ея блестли, она зашаталась. Одно время я думалъ, что она упадетъ въ обморокъ. Она сдлала усиліе надъ собой и оправилась. Въ чертахъ ея лица поперемнно отражались то негодованіе, то изумленіе.

— Вы меня оскорбляете, мистеръ Гольмсъ!

— Ну, нтъ, сударыня, этотъ тонъ безполезенъ. Отдайте мн письмо.

Лэди Тильда бросилась къ сонетк.

— Дворецкій насъ проводитъ,— сказала она.

— Не звоните, лэди Тильда. Если вы позвоните, я не буду въ состояніи, несмотря на мое искреннее желаніе, покончить дло безъ скандала. Отдайте письмо — и все уладится. Если вы довритесь мн, я все устрою, но если вы хотите итти противъ меня, вамъ же будетъ хуже.

Лэди Тильда стояла предъ нами гордая, величественная, съ выраженіемъ вызова на лиц. Она пристально глядла на Гольмса, какъ стараясь прочитать его мысли. Рука ея была на сонетк, но она такъ и не нажала ея.,

— Вы стараетесь меня запугать, это некрасиво, мистеръ Гольмсъ. Вы приходите сюда для того, чтобы оскорбить женщину. Вы что-то такое узнали. Ну, что же это такое, скажите?

— Пожалуйста, сядьте, сударыня. Если вы упадете въ обморокъ, стоя, вы можете ушибиться, я не стану говорить, пока вы не сядете. Вотъ теперь вы сли, благодарю васъ.

—Мистеръ Гольмсъ, я вамъ даю пять минуть.

— Лэди Тильда, мн довольно одной минуты. Я знаю о вашемъ посщеніи Эдуарда Лукаса и о томъ, что вы ему отдали это письмо. Я знаю также, какъ вы хитро проникли на квартиру убитаго вчера вечеромъ и какъ вы достали обратно письмо изъ-подъ пола, закрытаго ковромъ.

Помертвлая отъ страха, едва переводя духъ, женщина глядла на моего пріятеля.

— Да вы съ ума сошли, мистеръ Гольмсъ, вы прямо съ ума сошли! воскликнула она. наконецъ.

Гольмсъ вынулъ изъ кармана ту же вещь, которую онъ показывалъ полицейскому: это была фотографическая карточка лэди Тильды.

— Я нарочно захватилъ это съ собою туда, сказалъ онъ,— и я оказался правъ: констебль узналъ это лицо.

Лэди Тильда тяжко вздохнула. Ея голова откинулась назадъ, на спинку кресла.

— Не волнуйтесь, милэди. Дло можетъ быть исправлено. Письмо у васъ, а я вовсе не хочу длать вамъ непріятности. Я долженъ вернуть письмо вашему мужу — этимъ моя миссія кончается. Послушайтесь моего совта и будьте со мною откровенны. Въ этомъ — все ваше спасеніе.

Но храбрость молодой женщины была изумительна. Даже теперь она не хотла признать себя побжденной.

— Я вамъ повторяю, мистеръ Гольмсъ, что вы заблуждаетесь самымъ страннымъ образомъ,— сказала она.

Гольмсъ всталъ и прошелся.

— Мн очень жаль васъ, лэди Тильда. Я сдлалъ для васъ все, что могъ, и вижу теперь, что трудился напрасно.

Онъ позвонилъ. Вошелъ дворецкій.

— Мистеръ Трелонэй-Гоппъ у себя?

— Онъ будетъ дома въ четверть перваго, сэръ,— отвтилъ дворецкій.

Гольмсъ взглянулъ на часы.

— Еще четверть часа,— сказалъ онъ,— Ну, что же, я подожду.

Но едва затворилась дверь за дворецкимъ, какъ лэди Тильда уже стояла на колняхъ передъ Гольмсомъ. Ея хорошенькое личико было мокро отъ слезъ.

— О, пощадите меня, мистеръ Гольмсъ! Пощадите меня!— молила она въ какомъ-то безуміи отчаянія.— Ради всего святого, не говорите объ этомъ ему! Я его такъ люблю! Мн больно причинить ему маленькую непріятность, а это разобьетъ его благородное сердце.

Гольмсъ поднялъ лэди Тильду и усадилъ ее.

— Я радъ, сударыня, что вы, наконецъ, образумились. Времени теперь терять нельзя уже, гд письмо?

Она бросилась къ столу, отперла его и вынула оттуда длинный синеватый конвертъ.

— Вотъ оно, мистеръ Гольмсъ! О, какъ я была бы рада, если бы никогда не видала этого письма!

— Мы должны его вернутъ,— произнесъ Гольмсъ, но какъ это сдлать? Живе, живе, надо что ни будь придумать! Гд шкатулка?

— Въ его спальн.

— О, какое счастье! Скоре, сударыня, несите шкатулку сюда.

Мгновеніе спустя, лэди Тильда снова была съ нами. Въ рукахъ ея былъ чистенькій краснаго дерева ящикъ.

— Какъ вы его отворили? У васъ есть двойной ключъ? Ну, конечно, есть! Отворяйте шкатулку.

Лэди Тильда вынула изъ кармана маленькій ключикъ, и шкатулка была отворена. Она была набита письмами до верху, Гольмсъ засунулъ синій конвертъ въ самый низъ, затмъ шкатулка была снова заперта и водворена въ спальню.

— Теперь мы готовы,— сказалъ Гольмсъ,— у насъ остается еще десять минуть. Я, лэди Тильда, беру на себя очень многое, чтобы выгородить васъ: вы должны мн заплатить за это полной откровенностью. Скажите, что означаетъ это странное дло?

— О, мистеръ Гольмсъ, я разскажу вамъ все,— воскликнула лэди Тильда,— увряю насъ, мистеръ Гольмсъ, что я согласилась бы скорй позволить отрубить себ правую руку, чмъ причинить горе моему мужу. Я уврена, что во всемъ Лондон нтъ такой любящей жены, какъ я, и, однако, я знаю, что онъ ни за что не простилъ бы меня, если бы узналъ, какъ я себя вела, какъ я была вынуждена себя вести въ этой несчастной исторіи. Онъ самъ — человкъ безупречно честный и ни за что но проститъ тому, кто погршилъ во дл чести. Помогите мн, мистеръ Гольмсъ,— все поставлено на карту — и счастье и жизнь.

— Скоре, сударыня, время идетъ!

— Когда я была еще не замужемъ, я написала одно письмо, нескромное, глупое письмо. Въ этомъ письм не было ничего дурного, но мой мужъ, я знаю, непремнно взглянулъ бы на него иными глазами и счелъ бы меня преступницей. Наше взаимное довріе было бы погублено навсегда. Это письмо было написано давно, нсколько лтъ тому назадъ. Я считала эту исторію поконченной, и вдругъ этотъ господинъ, Лукасъ, заявляетъ мн, что мое письмо у него, и что онъ намренъ передать его моему мужу. Я стала умолять его пощадить меня. Онъ сказалъ мн, что отдастъ мн это письмо, если я ему принесу голубой конвертъ, хранящійся въ шкатулк моего мужа. Какъ онъ узналъ объ этомъ письм — я не знаю, мн кажется, что у него въ министерств есть свои шпіоны. При этомъ Лукасъ меня уврилъ, что отъ этого мужу никакого вреда не будетъ. Поставьте себя въ мое положеніе, мистеръ Гольмсъ! Что я должна была длать?

— Разсказать обо всемъ вашему мужу.

— Я не смла сдлать этого, мистеръ Гольмсъ, не могла! Бды мн грозили отовсюду. Откажись я отъ предложенія Лукаса, и мое счастье погибло. А исполнить его требованіе — значить обмануть мужа. Я предпочла второе, потому, что нк понимаю ничего въ политик. Я не понимала, что мои поступки могутъ новости къ серьезнымъ послдствіямъ. И вотъ я сняла восковой слпокъ съ замка. Лукасъ мн доставилъ двойной ключъ. Я отперла шкатулку, достала письмо и отнесла его къ Лукасу, на Годольфинскую улицу.

— И что же тамъ произошло, милэди?

— Я, какъ было условлено, постучала въ дверь. Лукасъ отворилъ самъ. Я вошла въ кабинетъ, но оставила дверь передней отворенной, такъ какъ боялась остаться съ нимъ вдвоемъ. Я очень хорошо помню, что около двери, когда я входила въ домъ, стояла какая-то женщина. Дло мы окончили очень скоро. Мое письмо уже лежало на стол. Онъ получилъ отъ меня синій конвертъ и отдалъ мн письмо. Въ эту минуту въ дверяхъ раздался шумъ. Кто-то шелъ къ намъ. Лукасъ быстро поднялъ коверъ, спряталъ подъ полъ письмо и снова закрыла, паркетъ ковромъ.

А затмъ произошло нчто ужасное! Это точно какой-то кошмаръ. Я помню темное, безумное лицо, женскій голосъ. Она закричала по-французски:

— О, я ждала не напрасно! Наконецъ то, я застала тебя съ нею!

Послдовала дикая борьба. Онъ держалъ въ рукахъ стулъ, у нея въ кулак сверкалъ ножъ. Я бросилась въ ужас вонъ и убжала домой. Только на слдующій день изъ газетъ я узнала объ убійств. Всю ночь я чувствовала себя счастливой. Мое письмо вернулось ко мн. Я не знала еще, что ожидаетъ меня въ будущемъ.

Только утромъ я поняла, что избавилась отъ одной бды, но накликала на себя другую. Мой мужъ, узнавъ о пропаж письма, пришелъ въ страшное отчаяніе и я почувствовала себя глубоко несчастной. Я едва сдерживала себя. Мн хотлось упасть передъ нимъ на колни и разсказать ему о томъ, что я сдлала. Но вдь признаться въ этомъ грх я не могла, не признавшись въ томъ…. въ прошломъ. И я пошла къ вамъ, мн хотлось, чтобы вы мн растолковали, что такое я сдлала, какъ великъ мой грхъ. И когда я поняла, въ чемъ дло, я ршила во что бы то ни стало добыть обратно это письмо. Я ршила, что письмо осталось тамъ, куда спряталъ его Лукасъ. Вдь онъ усплъ сдлать это прежде, чмъ въ комнату вошла эта ужасная женщина. Это было мое счастье, что она пришла, а то я не знала бы, куда онъ это письмо днетъ. Но какъ проникнуть въ комнату? Два дня я подстерегала на улиц удобнаго случая, но дверь дома не отворялась. Вчера вечеромъ я сдлала послднюю попытку. Вы знаете, что я предприняла, и что мой планъ оказался удачнымъ. Я принесла письмо домой и хотла было его уничтожить, я не видла возможности вернуть его мужу безъ соотвтствующей исповди. Боже мой! Я слышу его шаги!

Министръ иностранныхъ длъ, взволнованный, вбжалъ въ комнату.

— Что, мистеръ Гольмсъ, есть новости?!— воскликнулъ онъ.

— Да, нкоторую надежду я питаю…

— О, благодареніе Богу!

И мистеръ засіялъ.

— Сегодня у меня завтракаетъ министръ-президентъ! Я радъ, что и онъ можетъ надяться, знаете, у этого человка стальные нервы, но мн хорошо извстно, что онъ вс эти дни не спалъ ни минуты. Джекобсъ, попросите господина министра-президента пожаловать сюда. Что касается васъ, моя дорогая, то вамъ эти политическія дла едва ли интересны. Мы придемъ къ вамъ черезъ нсколько минутъ въ столовую.

Министръ-президентъ былъ сдержанъ, но по блеску его глазъ и по нервному подергиванію костлявыхъ рукъ я видлъ, что онъ взволнованъ не мене своего младшаго товарища.

— Насколько я понялъ, вы имете что-то сообщить намъ, мистеръ Гольмсъ?

— Мои новости имютъ отрицательный характеръ,— отвтилъ Гольмсъ.— Я наводилъ справки повсюду и теперь убжденъ вполн, что опасаться вамъ ровно нечего.

— Но этого мало, мистеръ Гольмсъ. Мы живемъ на вулкан, а это невозможно. Намъ нужно что либо боле опредленное.

— О, я надюсь найти это письмо! Я затмъ и пришелъ сюда. Чмъ больше я думаю надъ этимъ дломъ, тмъ больше я убждаюсь въ томъ, что письмо не выходило изъ этого дома.

— Мистеръ Гольмсъ!

— Чего же вы удивляетесь? Если бы это было не такъ, то письмо даннымъ давно было бы обнародовано.

— Но съ какой же стати воръ сталъ бы скрывать письмо въ этомъ же дом?

— Да я убжденъ въ томъ, что и вора-то никакого не было. Письмо никто не похищалъ.

— Но въ такомъ случа какъ же оно исчезло изъ шкатулки?

— Я убжденъ, что оно изъ шкатулки ни исчезало.

— Мистеръ Гольмсъ, вы неудачно выбрали предметъ для шутокъ! Я же вамъ сказалъ, что въ шкатулк письма нтъ.

— А вы все-таки со вторника въ шкатулку такъ и не заглядывали?

— Нтъ, да это и не къ чему.

— Ну, такъ, значить, вы просто проглядли письмо тамъ.

— То, что вы говорите, невозможно.

— Но я не убжденъ въ томъ, что это невозможно. Такія исторіи случаются. Вдь въ шкатулк, наврное, еще много бумагъ,— ну, вотъ письмо какъ-нибудь и завалилось между ними.

— Но письмо было на самомъ верху.

— Мало ли что! Шкатулку могли встряхнуть, и письма перепутались.

— Увряю же васъ, что я тщательнйшимъ образомъ пересмотрлъ вс письма.

— Этотъ споръ очень легко ршить.— произнесъ премьеръ,— велите принести шкатулку.

Министръ иностранныхъ длъ позвонилъ.

— Джекобсъ, принесите шкатулку! Простите меня, я считаю эту вашу выходку шутливой, но что же длать, я долженъ васъ удовлетворить… Благодарю васъ. Джекобсъ, поставьте шкатулку на столъ. Ключъ у меня всегда на часовой цпочк. Вотъ т бумаги, видите ли вы? Вотъ письмо отъ лорда Мерроу, вотъ докладъ сэра Чарльза Гарди. Это вотъ меморандумъ изъ Блграда, вотъ записка о русско-германскомъ торговомъ договор, это — письмо изъ Мадрида, письмо отъ лорда Флауэрса… Боже мой! Что же это такое?! Лордъ Беллингеръ! Лордъ Беллингеръ!…

Премьеръ вырвалъ у него изъ рукъ письмо.

— Да, это оно! Письмо не тронуто. Гоппъ, поздравляю васъ!

— Спасибо! Спасибо! О, какая тяжесть свалилась у меня съ души! Но это прямо поразительно… Мистеръ Гольмсъ, вы волшебникъ, вы колдунъ! Какъ вы узнали, что письмо находится здсь?

— Я зналъ, что письмо не можетъ находиться въ другомъ мст.

— Я прямо глазамъ не врю!

И министръ иностранныхъ длъ выбжалъ изъ комнаты, говоря:

— Гд моя жена? Я долженъ сказать ей, что все благополучно. Тильда! Тильда!

Министръ-президентъ поглядлъ на Гольмса. Его глаза блестли.

— Ну, сэръ, этому я ни за что нее поврю,— сказалъ онъ: — скажите, какъ письмо попало обратно въ шкатулку?

Гольмсъ, улыбаясь, уклонился отъ проницательнаго взгляда этихъ удивительныхъ глазъ.

— У насъ, сэръ, есть тоже свои дипломатическія тайны,— сказалъ онъ и, взявъ шляпу, удалился изъ комнаты.

Я послдовалъ за нимъ.

Кровавое пятно.

Читайте также: