Крестьянин-святой, Карлейль Томас, Год: 1843

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Библіотека ‘НОВАЯ ЗЕМЛЯ’. No 9.

Т. Карлейнъ.

КРЕСТЬЯНИНЪ — СВЯТОЙ.

Изданіи журнала ‘къ Новой Земл’.

Москва. 1912.

Пророкъ новйшихъ временъ.

(Томасъ Карлейль).

Въ Россіи мало знаютъ Карлейля.
Но на родин и въ Америк Карлейля иначе и не называютъ, какъ пророкомъ новйшихъ временъ.
Дйствительно. Это былъ не обыкновенный писатель, а пророкъ въ истинномъ смысл слова, пророкъ, который ‘глаголомъ жегъ сердца людей’.
Дорого далась ему истина..
Черезъ огненное крещеніе, борьбу съ діаволомъ прошелъ его пытливый геній.
Онъ поставилъ истину на своемъ знамени. Сдлалъ ее столпомъ облачнымъ днемъ и огненнымъ ночью.
‘Истина,— восклицаетъ онъ,— хотя бы небеса раздавили меня за нее. Ни малйшей фальши, хотя бы за отступничество сулили цлый рай’.
Съ тхъ поръ, какъ появился человкъ на этой, гршной земл, рдко кто съ такою брандовскою настойчивостью и прямотою — служилъ истин.
Истина прежде всего.
Онъ понялъ, что ‘въ человк есть нчто большее, чмъ любовь къ счастью — это готовность къ самопожертвованію’,
И это онъ сдлалъ предметомъ своей мечты, вковой проповди.
Геніемъ создало Карлейля Провидніе, но у этого генія трудолюбіе и настойчивость въ достиженіи цли превосходили даже его талантъ.
Онъ работалъ такъ много, какъ, рдко кто работалъ.
Съ тхъ поръ, какъ Карлейль восторжествовалъ надъ сомнніями — имъ овладла одна мысль написать книгу.
‘Я намренъ написать книгу,— говоритъ онъ въ письм къ матери,— высказать мысли и совершить дла, о которыхъ не многіе догадывались въ этомъ мір.
Мои слова могутъ показаться пустымъ тщеславіемъ, но это несовсмъ такъ.
Я вижу, что всемогущій Творецъ надлилъ меня умственными талантами и проблесками высшаго пониманія и я счелъ бы -самой тяжелой измной противъ Него, если бы пренебрегъ у совершенствовать ихъ и не воспользовался бы въ полную мру моихъ силъ Его щедрой милостью ко мн’.
Первымъ условіемъ быть врнымъ истин Карлейль ставилъ независимость и въ этомъ отношеніи едва ли есть еще одинъ писатель въ мір, который такъ мужественно боролся съ нищетой и не продалъ себя за гонораръ, какъ это длаютъ современные писатели.
‘Онъ ршилъ, что никогда не продастъ своей души чорту, никогда не станетъ говорить того, чему онъ не вритъ, не станетъ длать того, чего онъ въ глубин своего сердца не считаетъ правильнымъ’.
Онъ говорилъ: ‘Я никогда не позволю себ обратиться въ жалкое существо, именующее себя въ нашихъ центрахъ писателемъ и пишущее ради барышей въ ежедневныхъ періодическихъ изданіяхъ,.
Благодареніе небесамъ, существуютъ еще другіе пути зарабатывать себ средства къ существованію.
‘Бдность такъ бдность — говоритъ онъ въ другомъ мст, но независимость прежде всего и онъ до конца дней своихъ, не взирая ни на какія препятствія сохранилъ свою независимость, и вышелъ побдителемъ. Міръ преклонился передъ тмъ, котораго сначала упорно не признавалъ за своего вождя.
‘Случилось то, что обыкновенно случается съ великими людьми:
При первомъ появленіи на нихъ смотрятъ съ удивленіемъ, затмъ они вызываютъ раздраженіе, даже злобу и такъ до тхъ поръ, пока эти упорные борцы не превратятъ маленькой тропинки, по которой они впервые пошли самостоятельно, въ большую, прозжую дорогу’.
Въ 1831 году Карлейль написалъ свою знаменитую книгу ‘Философія одежды’, но увы ‘геніальное произведеніе далеко не всегда оказывается преуспвающимъ произведеніемъ. Хорошо еще если на первыхъ порахъ его встрчаютъ только съ недоумніемъ. Чаще всего толпа обрушивается на него съ насмшкой и злобой. Геній идетъ своимъ путемъ, а ‘общество’, ‘вс’ идутъ обыкновенно своимъ безошибочнымъ путемъ ‘умренности и аккуратности’, и только посл настойчиваго и упорнаго труда, создавъ вкусъ,— способный оцнить его, геній завоевываетъ общественныя симпатіи’. Злополучная книга ‘Философія одежды’ побывавъ у многихъ издателей, вернулась обратно къ автору.
Одинъ издатель даже говорилъ, что онъ согласенъ издать эту книгу только въ томъ случа, если самъ Карлейль заплатитъ ему 1500 руб.
Но Карлейль не унывалъ. Онъ настойчиво проводилъ свою линію, вря, что истина побдитъ и книга, указывающая путь къ ней, рано или поздно найдетъ своего читателя.
Слдующая книга Карлейля — ‘Характеристики’ произвела потрясающее впечатлніе. Милль — читалъ ее со слезами.
Современные люди — говоритъ Карлейль въ ‘характеристикахъ’ — любятъ копаться въ своихъ язвахъ, носиться съ своими сомнніями, тогда какъ всякое великое дло длается молча, длается людьми, охваченными одною мыслью, однимъ чувствомъ.
Общество стонетъ, со всхъ сторонъ спшатъ къ нему лкаря, послдніе предлагаютъ свое лкарство, кооперативные союзы, всеобщую подачу голосовъ, усовершенствованную постройку домовъ и хлвовъ, ограниченіе народонаселенія, закрытую баллотировку. Общество одержимо многими вншними недугами, оно. стонетъ не зря, но самый страшный недугъ составляетъ накопленное богатство съ одной стороны и накопленіе нищеты съ другой. На высокихъ престолахъ возсдаютъ владыки міра на подобіе эпикурейскихъ боговъ, а подъ ними колеблется безконечный океанъ живой нищеты, невжества, голода. Въ прошломъ было не лучше, но тогда была по крайней мр вра. Теперь же вра изсякла. Старые идеалы отжили свое время. Новые не народились и человчество бродитъ ощупью.
Небо мертво для него, земля глуха. Но сумерки предвщаютъ зарю. Паровая машина прорываетъ не одн земляныя горы. Общественныя силы накопляются. Пробить стны европейской ‘черной ямы’ уже не такъ трудно, тмъ боле, что они сдланы, въ сущности, изъ бумаги и воздуха. Новая вра, побда творческаго духа надъ вещественнымъ міромъ, надъ условной ложью, отжившими формулами освободитъ человчество изъ этой ‘черной ямы’.
Карлейль читалъ запоемъ.
Но живя вдали отъ большихъ городовъ, онъ не мотъ доставать книгъ и вотъ, что онъ писалъ по этому поводу: ‘Книгъ совершенно нтъ — и почему это не существуетъ въ каждомъ провинціальномъ город библіотекъ его королевскаго величества — тогда какъ тюрьмы существуютъ’.
Слдующее наиболе выдающееся произведеніе было — ‘Исторія французской революціи’ (эта замчательная книга также имется въ русскомъ перевод).
Книга произвела смятеніе въ умахъ.
Диккенсъ носилъ ее повсюду. Соутсей прочелъ ее шесть разъ, Теккерей написалъ о ней восторженную статью. Милль привтствовалъ ее, какъ геніальное произведеніе Эмерсонъизъ Америки писалъ, что тамъ еще никогда не читали подобной исторіи.
Дйствительно, это не была только исторія.
‘Въ теченіе многихъ лтъ — пишетъ біографъ Карлейля — онъ мучительно изучалъ тайну человческой жизни, изучалъ въ уединеніи до самой глубины, чтобы познать истину ея и понять собственную обязанность.
Онъ не врилъ ни въ какія спеціальныя ‘конституціи’, онъ не былъ ни тори, не вигомъ, ни радикаломъ… Онъ совлекалъ съ себя всякую ‘формулу’ и неистово отбрасывалъ ее прочь, находя что ‘формулы’ въ наши дни представляютъ собою именно т ‘лжи’, въ которыя люди якобы вруютъ!.. Онъ хотлъ сказать людямъ, что Богъ и справедливость еще существуютъ въ этомъ мір, что современные народы управляются все тми же Божескими законами, какъ и израильтяне въ Палестин, что люди должны стремиться къ истин, говорить правду, поступать справедливо. Когда они забываютъ объ истин ради условной и удобной лжи, предпочитаютъ свое собственное удовольствіе, желаніе, честолюбіе — нравственной чистот, мужеству и справедливости… тогда подымаются страшные вихри, которые подхватываютъ ихъ, какъ пылинку… Голодные и униженные милліоны подымаются, чтобы сотворить судъ надъ своими преступными правителями, хотя сами они немного чмъ лучше тхъ, кого ниспровергаютъ, если они безсильны ностроить на развалинахъ обитаемое жилище, то достаточно сильны, чтобы уничтожить и превратить въ прахъ развращенныя учрежденія, служащія прикрытіемъ и орудіемъ гнета’…
‘Франція изъ всхъ современныхъ народовъ — величайшая гршница… Она отвергла свтъ реформаціи, она замучила своихъ Колиньи. Она предпочла жить въ свое удовольствіе и положилась на мишурный блескъ своего просвщенія, она учинила подлогъ относительно религіи, которой якобы придерживалась въ то время, какъ въ дйствительности не врила. Дворцы и замки ея утопали въ роскоши и блеск, а когда бдный просилъ куска хлба, ему презрительно говорили, что онъ можетъ питаться. Французское крестьянство выносило тиранію своихъ принцевъ и синьоровъ, выносило терпливо, пока терпніе было возможно, и, какъ овца, подвергалось ежегодно стрижк на радость своего хозяина. Но обязанностямъ подданныхъ соотвтствуютъ обязанности правителей. Наступаетъ время, и аристократію, заправляющую длами, требуютъ къ отвту… Аристократія оказывается лжеаристократіей, духовенство — лжедуховенствомъ, они не могутъ боле оставаться у., власти, ихъ ниспровергаютъ. Французская революція — это судъ надъ великими преступниками, изъ поколнія въ поколніе творившими неправду и преуспвавшими’..
Посл ряда книгъ и статей у Карлейля назрла мысль издавать свой журналъ, въ которомъ онъ могъ бы проповдывать — ‘врующій радикализмъ’, но мечтамъ его не суждено было осуществиться. И онъ вынужденъ былъ продолжать писать отдльныя книги.
Изъ позднйшихъ это произведеній назовемъ — ‘Герои и героическое въ исторіи’ (переведена на русскій языкъ),— замчательная книга, долженствующая стать настольною.
‘О Кромвел’ и другіе.
Теперь слава Карлейля возросла до своей высшей степени.
Онъ признанъ первымъ писателемъ Англіи и Америки.
Цари и правители ищутъ его дружбы.
Злополучная книга его ‘философія одежды’ расходится въ самое короткое время 20000 экземпляровъ.
Успхъ необычайный.
И всего этого, помимо таланта, Карлейль достигъ настойчивостью и независимостью.
‘Онъ заставилъ слушать себя даже противниковъ, для юныхъ же сердецъ его рчи звучали точно тысячи трубъ’.
Карлейль умеръ въ 1881 году 85 лтъ отъ роду.

Крестьянинъ-святой.

(Sartor Resartus перев. Горбова).

Двухъ людей я почитаю и никого третьяго. Во-первыхъ, измученнаго трудомъ Ремесленника, который, помощью добытаго изъ земли Орудія, прилежно завоевываетъ Землю и длаетъ ее собственностью человка. Почтенна для меня жесткая Рука, скрюченная, грубая, но въ которой тмъ не мене заключается искусная сила, неотъемлемо-царственная, какъ бы Скипетра этой Планеты. Почтенно также суровое лицо, все загорлое отъ непогоды, загрязненное, съ его грубымъ умомъ, ибо это есть лицо Человка, живущаго по-человчески. О ты, благодаря твоей грубости тмъ боле почтенный,— и даже еще потому, что мы должны жалть тебя столько же, сколь ко любить! Братъ, грубо помыкаемый! Для насъ такъ гнулась твоя спина, для насъ такъ искривлены твои прямые члены и пальцы: ты былъ нашимъ рекрутомъ, на котораго палъ жребій, и ты былъ такъ изувченъ, сражаясь въ нашихъ битвахъ. Ибо и въ тебя также былъ вложенъ Богомъ созданный образъ, но ему не суждено было развиться: онъ долженъ былъ остаться скрытымъ подъ коркой толстыхъ наростовъ и искаженій Работы, и твоему тлу, какъ и твоей душ, не суждено было знать свободы. Но работай, работай: ты исполняешь свой долгъ, что бы изъ того не вышло, ты работаешь для безусловно необходимаго для насущнаго хлба!’
‘Другого человка я почитаю, и притомъ еще гораздо выше: Того, кого можно видть работающимъ ради духовно-необходимаго, не ради хлба насущнаго, но ради хлба жизни. Не исполняетъ ли и онъ также своего долга, стремясь къ внутренней Гармоніи и раскрывая ее, дломъ или словомъ, во всхъ своихъ вншнихъ стремленіяхъ, высоки ли они или низки? Но выше всего, когда его внутреннее и вншнее стремленія одинаковы, когда мы можемъ назвать его Художникомъ, не земнымъ Ремесленникомъ только, но вдохновеннымъ Мыслителемъ, который, помощью сдланнаго на Неб Орудія, завоевываетъ для насъ Небо! Если бдный и смиренный работаетъ, чтобы мы имли Пищу, то не долженъ ли великій и славный работать обратно для него, чтобы онъ имлъ Свтъ, имлъ Руководство, Свободу, Безсмертіе?— Этихъ двухъ, на всхъ ихъ ступеняхъ, я почитаю, все остальное — мякина и прахъ, которые пусть втеръ уноситъ, куда хочетъ’.
‘Невыразимо трогательно, однако, когда найдешь оба достоинства соединенными, и когда тотъ, кто долженъ работать вншне, для низшихъ потребностей человка, работаетъ также внутренно для высшихъ. Я не знаю ничего возвышенне въ этомъ мір, чмъ Крестьянина-Святаго, если только таковой теперь еще можетъ быть гд-нибудь встрченъ. Такой человкъ приведетъ тебя назадъ въ самый Назаретъ, ты увидишь сіяніе Неба исходящимъ изъ самыхъ смиренныхъ глубинъ Земли, подобно свту, сіяющему среди великой тьмы’.
‘Не по причин ихъ трудовъ оплакиваю я бдныхъ: мы вс должны трудиться, или воровать (какъ мы не назовемъ наше воровство), что хуже, ни одинъ добросовстный работникъ не считаетъ своей задачи забавой. Бдный голоденъ и жаждетъ, но для него также есть пища и питье, онъ непомрно отягченъ и утомленъ, но и ему также Небеса посылаютъ Сонъ, и изъ глубочайшихъ, въ его дымныхъ хижинахъ его окружаетъ чистое, ясное Небо отдыха и колеблющееся сіяніе подернутыхъ облаками Сновъ. Но о чемъ я печалюсь,— это то, что свтильникъ его души гаснетъ, что ни одинъ лучъ небеснаго, или даже земнаго знанія не посщаетъ его, и что его общество, среди суровой тьмы, составляютъ лишь Страхъ и Негодованіе, подобные двумъ привидніямъ. Увы, въ то время, какъ тло стоитъ такъ смло и твердо,— Душа должна лежать ослпленная, умаленная, оглушенная, почти уничтоженная! Увы, и она также была Дыханіемъ Божіимъ,— дарованнымъ на Неб, но на земл ей никогда не: суждено было развернуться! Когда умираетъ невжественнымъ хоть одинъ Человкъ, который иметъ способность къ Знанію,— это я называю трагедіей, хотя бы это случилось боле двадцати разъ въ минуту, какъ по нкоторымъ вычисленіямъ это и бываетъ. Та жалкая доля Науки, которую наше соединенное Человчество пріобрло среди обширнаго Міра Невжества,— почему она со всяческимъ усердіемъ не сообщается всмъ?’

Т. Карлейль.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека