Л. А. Ходанен,
при участии Р. Гр. Лейбова.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 3. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 1994
Красов В. И.: биографическая справка, Красов Василий Иванович, Год: 1994
Время на прочтение: 9 минут(ы)
КРАСОВ Василий Иванович [23.11(5.12).1810, г. Кадников Вологод. губ. — 17(29).9.1854, Москва, похоронен на Ваганьковском кладб.], поэт. Из многодетной семьи сел. священника с. Флоровское Кадников. у. Детство и раннюю юность, несмотря на бедное ‘житье’, вспоминал как ‘сладостную повесть’ (стих. ‘Воспоминание’ и ‘Бабушка’ — 1840). После духовного уч-ща (1821—25) поступил в Вологод. сем. (1826), где хорошо изучил лат. и др.-греч. языки (впоследствии перевел ‘Послание Пенелопы к Улиссу’ Овидия — 1843) и историю, начал писать стихи. Усиленными хлопотами освободился от продолжения учебы в семинарии (1830) и, сдав экзамены в Моск. ун-т, осенью того же года зачислен своекоштным студентом словесного ф-та. В ун-те особый интерес у К. вызывали лекции М. Т. Каченовского, Н. И. Надеждина, М. П. Погодина (с ним установятся близкие отношения), а также С. П. Шевырёва. Средства к существованию зарабатывал уроками, кочевал по дешевым квартирам, часто бедствовал. Даровитый рассказчик и подражатель (Боденштедт, с. 425), общительный, эмоциональный, готовый ‘вспыхнуть … от всякой прекрасной мысли’ (см. в кн.: Переписка Станкевича, с. 287), К. вскоре приобрел близких по духу товарищей-студентов, а с Н. В. Станкевичем (бравшим у К. уроки по древним языкам) горячо подружился. Они вместе занимались также историей, нем. языком, читали И. И. Козлова, Ф. Шиллера, И. В. Гёте, поверяли друг другу душевные тайны. К. посвятил Станкевичу целый ряд стих., начиная от первой публикации — патриотич. ‘славы’ ‘Куликово поле’ (‘Телескоп’, 1832, No 19) — и кончая ‘Стансами к Станкевичу’ — элегич. воспоминанием ‘гордой юности’ и ‘прощанием с молодостью’, написанным на пороге своего 30-летия и незадолго до кончины друга (1840). К. входил в ядро кружка Станкевича — наряду с Я. М. Неверовым, И. П. Клюшниковым, И. А. Оболенским, С. М. Строевым: в 1833 к ним присоединились В. Г. Белинский и К. С. Аксаков. Дружил с бр. К. А. и А. А. Беер, студентами ун-та, стал другом их семьи, между К. и их сестрой Александрой возникла взаимная симпатия, возможно, историей их отношений навеяна прощально-утешительная ‘Песня’ (‘Взгляни, мой друг, — по небу голубому’ — ‘Телескоп’, 1835, No 7, процитирована Белинским в 1838 как бы от имени Гамлета, чтобы ‘очертить характер Офелии’ —И, 296).
В ранних публикациях К. (1832—33) преобладает ист.-патриотич. тема (‘Куликово поле’, ‘К Уралу’, ‘Чаша’, и завершение темы — песня-клятва ‘Стихи, петые на торжеств, акте… ун-та, 1833 г. …’. К. воспевал нац.-героич. прошлое, ученически повторяя слова-эмблемы и готовые формулы из поэзии гражд. романтизма: ‘свобода’, ‘тиранство’, ‘слава’, ‘сподвижник чести и добра’. Однако ист. стихи К. лишены (в отличие от декабрист, поэзии) к.-л. аллюзий или скрытых ‘уроков’ гражд. свободомыслия и фрондерства (не свойственного вообще кружку Станкевича).
В июне 1834 К. закончил ун-т со степенью кандидата. С тревогою (‘Я стою один, как развалина’) он вступает ‘в мир самобытной деятельности’ для ‘Родины и человечества’ (Соч., с. 132). Полученное место дом. учителя на Украине не удовлетворяло К., и к зиме 1835 он возвратился в Москву. Кружок Станкевича распадался, охладели отношения с Ал-дрой Беер — ею увлекся М. А. Бакунин. Зато наметилось большее сближение с Белинским, чему способствовали, в частности, одинаковые столичная ‘бездомность’, материальные мытарства разночинцев, ‘прекраснодушие’ наперекор безжалостной реальности и страстные, нередко безнадежные ожидания любви.
С 1834 поэзия К. становится непосредств. самоизлиянием его души, анализом интимных чувств, обретающим характер психологии, рефлексии, однако тесно связанным с традицией элегич. романтизма, в т. ч. его ходовыми мотивами и поэтич. формулами. Испытывая воздействие элегич. образов А. С. Пушкина и особенно Е. А. Баратынского (но уже преломленных через опыт массовой журн. поэзии), К. пишет элегии: ‘Не говорите ей: ‘ты любишь безрассудно» и ‘Я скучен для людей, мне скучно между ними!…’ (обе написаны в 1834) — с темами одиночества, неразделенной любви, разрыва поэта с обществом, уединенного страдания. (Элегии К. гораздо короче, конспективнее своих образцов, соответственно насыщенные, но без риторич. гиперболизации, входящей тогда в моду.) Запечатленный в них образ лирич. героя остается устойчивым в элегич. стихотворениях К. 2-й пол. 30-х гг.: ‘Грусть’, ‘Звуки’, ‘О! есть пронзительные стоны!’ (все — 1835), ‘При сильных страданьях, при едкой печали’, ‘Когда порой, свободный от трудов’ (оба — 1838), ‘С шумящим потоком, с весенней волной’, ‘Спокойно все, лишь ярко на лазури’ (оба — 1839), ‘Когда душа скорбит, а сердце без желаний’, ‘Тоска’ (1840). Зрелая поэзия К. отразила напряженную духовную жизнь кружка, хотя и далеко не полно. Его не привлекала, в отличие от Станкевича и Аксакова, филос. тематика (исключение — стих. ‘Время’, 1840). Он не посвятил ни одного стих, дружбе — одной из святынь кружка, столь животворной и в личной судьбе самого К. Центр, темой и определяющим пафосом всей лирики К. стала любовь. Натура К., темпераментная, горячечно-чувствительная и влюбчивая (‘может любить сто раз в жизни’ — Белинский, XI, 289) оказалась необычайно восприимчивой к культу любви в кружке Станкевича, где любовь приравнивалась к религ. переживанию, в ней искали слияния с ‘бесконечным’, сверхличной ценностью и тем самым — ограничения личного, эгоистич. произвола.
Первенство и всевластие любви К. запечатлел в ряде стих.: ‘Она…’ (1835), ‘Дума’ (‘Она была его единым вдохновением’, 1838, по свидетельству Белинского, ‘относится к В. А. Жуковскому’ — XI, 261), ‘Вечерняя звезда’ (1839), ‘Видение’ (1840) и вновь ‘Она’ (1840). Спектр любовных переживаний в лирике К. многоцветен: и ‘сердечная буря’, и ‘райское упоение’, и любовь-ненависть, и муки неразделенной или ‘покинутой’ любви — стих. ‘Известие’ (1840, ‘истинный перл… все проникнутое мыслию и отличающееся худож. отделкою формы’ — Белинский, IV, 154), но и запретная любовь, любовь-измена (‘Панна’, ‘Флейта’), и пряная эротика (‘любовные шашни’) присутствуют (нарастая к 40-м гг.) в любовной исповеди К. Но в согласии с нравств. установками кружка романтиков-идеалистов и не менее — с собств. прямодушной и простодушной натурой автора любовная лирика К. свободна от демонич. мотивов, столь распространенных в поэзии 1830-х гг.
Особая примета любовной лирики К. — целый ряд стихотворений с центр, женскими образами, причем сквозным является образ ‘другой Дездемоны’, возникший в атмосфере шекспировских увлечений кружка (‘Элегия’: ‘При сильных страданьях, при едкой печали’, ‘О! есть пронзительные стоны’, ‘Стансы к Дездемоне’, 1840, ‘Разуверение’, 1841). Героиня обычно дублирует осн. черты героя, разочарованность ее является следствием пережитых страданий (‘К***’, 1835, ‘Зачем зовешь ее: ‘Бесстрастная». 1835). В другом варианте любовного конфликта развивается традиц.-романтич. противопоставление героя, живущего восп. о минувшем счастье, и только входящей в жизнь героини [‘Пронеслась, пронеслась моя младость…’ — ‘Песня’, 1839, ср. также ‘Песня’ (‘Не гляди поэту в очи…’), ‘Жених’, 1840-е гг.].
Еще весной 1837 К. получил должность старшего учителя Чернигов, г-зии, а затем, по рекомендации М. П. Погодина к ректору Киев, ун-та М. А. Максимовичу, в окт. 1837 назначен адъюнктом по кафедре рус. словесности: читал ‘лекции по теории красноречия’, ‘по теории поэзии’, вел ‘изъяснение свойств рус. языка’ (Иконников В. С., Биогр. словарь профессоров и преподавателей имп. Ун-та св. Владимира. 1834—1884, К., 1884, с. 329). В лекциях К., по традиции ‘московской школы’, преобладала импровизация, порой в ущерб изложению науч. системы (Шульгин В., История Киев, ун-та, СПб., 1860, с. 124). Получил льготу, минуя магистер. степень, подготовить и в окт. 1838 защитить дис. на звание доктора общей словесности ‘О гл. направлениях поэзии в англ. и нем. лит-рах с кон. XVIII в.’. При публичном обсуждении осн. тезисов диссертации в дек. 1838 (см. их в кн.: Иконников, с. 329— 330) ф-т отклонил диссертацию, найдя ответы соискателя ‘общими и неопределительными’ (сам К. увидел в этом нежелание Максимовича и старой профессуры признать доктором молодого адъюнкта — Соч., с. 144—45). Взяв отставку в 1839, зимой 1840 с попутным обозом добрался в Москву.
На рубеже 30—40-х гг. в поэзии К. усиливаются настроения одиночества, скорбь об обманутых надеждах, тоска от сознания неспособности к глубокому чувству. Белинский сообщал В. П. Боткину 22 янв. 1841, что К. ‘прислал два письма — две похоронные песни всех надежд жизни, прощание со способностью любить’. Эти настроения, запечатленные в ‘Элегии’ (‘Когда душа скорбит, а сердце без желаний…’, 1840), в стих, с песенными интонациями ‘Как до времени, прежде старости’ (40-е гг.), роднили К. с лирикой М. Ю. Лермонтова (‘Дума’, ‘И скучно и грустно’). Созвучность Лермонтову К. ощущал сам (о знакомстве поэтов см. письмо А. А. Краевскому — Соч., с. 160).
Впрочем, одолеть тоску, сохранить незлобивость, не отчаяться до ожесточения и не ‘опустеть душою’ лирич. герою К. помогают сочувствие красоте природы и открытость ‘горячей молитве’, прозвучавшей уже в ранней элегии ‘Я скучен для людей’. С тех пор религ. резиньяция, упование или благодарность провидению станут ощутимой тенденцией в лирике К. (а в конце творч. пути — одной из основных), выражаясь то отд. мотивами (‘Мечта’, 1839, ‘Мечтой и сердцем охладелый’, 1842), то целыми стихотворениями: ‘Молитва’ (‘Хвала тебе, Творец…’, 1839, ср., вероятно, ответное богоборч. стих. Лермонтова ‘Благодарность’), ‘Ave Maria’ (1840) и др. Однако К. знаком и богоборч. ропот: ‘О! есть пронзительные стоны!’ (1835, стих, не пропущено цензурой) и ‘Тоска’.
Вернувшись в Москву, давал частные уроки в доме кн. М. Голицына (см. письма коллеги К. — Ф. Боденштедта в статье Данилевского), преподавал во 2-й моек, г-зии, одно время был дом. учителем будущего петрашевца Н. С. Кашкина в имении Нижние Прыски Калуж. губ., упомянутом в ряде стих. 1841 (см.: ‘Кавказский край’, 1991, No 14, с. 12). Ок. 1843 обзавелся семьей. Вопреки тяготам жизни он сохранил доброту сердца, беспечность к невзгодам, способность к горячим привязанностям. Ему помогал В. П. Боткин, в доме к-рого на Маросейке он жил одно время до женитьбы. Задушевные отношения связали его с А. В. Кольцовым: они обменивались стихами, вместе бывали на дружеских вечеринках, во время своих поездок в Петербург к Белинскому Кольцов — доверенное лицо К. (Кольцов А.В, ПСС, СПб., 1911, с. 201—02, 223, 234). Публиковался К. гл. обр. в ‘Отеч. зап.’ (прежде — в ‘Моск. набл.’, ‘Б-ке для чтения’, ‘Киевлянине’, ‘Лит. газ.’). Белинский называл его среди ведущих ‘действующих поэтов’, помещая после Лермонтова и Кольцова рядом с Клюшниковым, и отмечал ‘в большей части стихотворений’ К. ‘худож. прелесть стиха, избыток чувства и разнообразие тонов’ (IV, 180). Однако после выхода сб-ка Лермонтова ‘Стихотворения’ Белинский сильно охладел к К.
Со временем в лирике К. элегич. линия поглощается и вытесняется песенно-романсной, более созвучной в 30-е гг. эмоциям ‘новой, разночинной среды’ (см. Гинзбург, с. 143), и в меньшей степени — балладной (причем обычно в центре баллады не сюжет, а момент действия с лирич. разработкой: ‘Паж Генриха Второго’, 1839, ‘Клара Моврай’, 1839, ‘О трубадуре Гелинанте’, 1840, и др.). К. переживает увлечение лирикой Кольцова (что не отменяет влияния на него и поэтики В. Г. Бенедиктова, напр., ‘Возврат’, 1837, ‘Облако’, 1839, ‘Метель’, 1840, в смене вольного ямба энергичным хореическим стихом). Обращаясь к кольцовскому опыту, он пытается циклизовать свои песни, так что они начинают складываться в своеобразный лирич. роман (‘Песня’: ‘Уж я с вечера сидела’ и ‘Рус. песня’: ‘Ах! ты, мать моя, змея-мачеха’, см. письмо Белинскому: Соч., с. 152—53). В жанрах романса и баллады аналогичный поиск ‘способа типизации’ (Журавлева, с. 12) приводит к использованию в качестве героев персонажей известных лит. произв.: ‘Клара Моврай’ [неточно процитировано И. С. Тургеневым в пов. ‘После смерти’ (‘Клара Милич’)], ‘Песня Лауры’, 1840, ‘Романс Печорина’, 1845, и др. К этой линии творчества К. близок его нереализов. замысел ‘русских’ песен.
В нач. 40-х гг. у К. возрождается интерес к рус. истории (преим. древней): занимается изучением ‘Истории государства Российского’ H. M. Карамзина, собр. др.-рус. памятников (‘Вифлиофики’) и летописей Нестора, историей Петра (‘полубога-титана’ — Соч., с. 158), полемизирует с С. М. Соловьёвым о ‘смутном времени’ (‘Москв.’, 1848, No 9), в 1841, ‘совсем обрусев’, начинает работать над циклом ‘россейских песен’, в к-рый должны были войти ‘песни царевны’, ‘новгородского удальца, где должна кипеть … богатырская отвага Древней Руси’, ‘ямщика’ (Соч., с. 157—58), знакомится с Ф. И. Буслаевым. Тогда же оживляется его переписка с Погодиным, к-рому он предлагает свое участие в ж. ‘Москвитянин’. В 40-е гг. написал последнюю из своих ‘молитв’ — ‘С дарами чаша предо мной сияла’, проникнутую идеей ‘соборного братства’, и ‘Романс Печорина’ (помещенный в ‘Москвитянине’) — о бесцельно и губительно для себя и окружающих прожитой жизни лермонтовского ‘героя нашего времени’.
В 50-е гг. К. преподает в 1-м моек, кадет., затем в Александрии, сиротском кадет. корпусе. Офиц. оценки его пед. деятельности неудовлетворительны (Гулевич С, Ист. зап. о 50-летии Моск. г-зии, М., 1885, с. 220, 322), но, по восп. учеников, К. пользовался любовью за преподавание ‘не по учебникам’ (Беленинов А., К. в 1851—1854 гг. — PC, 1891, No 10, с. 232). В июле 1854 в 27 лет скончалась жена К., ее смерть усугубила давнюю чахотку, через полтора месяца К. умирает, оставив в крайней бедности шестерых дочерей (старшей — 9 лет). Изданный посмертно П. В. Шейном, известным фольклористом, в 1859 сб. ‘Стихотворения В. И. Красова’ (М.) — единственный вплоть до сер. 20 в. — получил разноречивые оценки: его поэзия ‘отражение поэтов оригинальных’ (РСл, 1860, No 1, с. 74— 75), поражает искренность и простота поэзии К., способной ‘скорее к молитве, нежели к восстанию’ (‘Светоч’, 1860, No 1, с. 76—85). Краткими сдержанно одобрит, отзывами почтили память поэта Н. А. Добролюбов и Н. Г. Чернышевский. В целом творчеству К. присущи историко-поэтич. черты переходного для рус. литры периода 30—40-х гг. Оставаясь по преим. в рамках романтич. поэтики, К. в известной мере предвосхищает ‘некрасовский переворот’, в частности, переходя к персонажной лирике, а в области стиха — прибегая в песенных жанрах к трехсложнику (романсы ‘Проснется ли буря мятежная’, 1839, ‘Опять пред тобой я стою очарован’, 1841), ‘кольцовскому’ пятисложнику, к дактилич. каталектике.
Изд.: Соч. [в т. ч. письма К. и отрывок из неоконч. прозаич. произв. ‘Уездный городок К…’]. Архангельск, 1982 (сост., подг. текста, вступ. ст. В. В. Гуры), [Стих.]. — В книгах: Поэты 1820—1830, Песни рус. поэтов, Поэты кружка Н. В. Станкевича, М.—Л., 1964 (БПбс, вступ. ст., подг. текста и прим. С. И. Машинного).
Лит.: Белинский (ук.), Герцен (ук.), Чернышевский, III (ук.), Боденштедт Фр., Восп. о пребывании в России в 1841—45. — PC, 1887, No 5, Анненков П. В., Н. В. Станкевич. Переписка его и биография, М., 1857, Збруев П., Из восп. о поэте К. — РО, 1897, No 5, Дашкевич Н. П., В. И. Красов, полузабытый лирик и словесник 30-х и 40-х гг. — В его кн.: Статьи по новой рус. лит-ре, П., 1914, Переписка Н. В. Станкевича. 1830—1840, М., 1914, Оксман Ю. Г., Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского, М., 1958 (ук.), Гура В. В., Поэт эпохи Лермонтова и Кольцова (В. Красов). — В его кн.: Из родников жизни, Вологда, 1964, его же, Времен соединенье, Архангельск, 1985, с. 166—97, Журавлева А. И., О поэтах кружка Станкевича. — ‘Вест. МГУ’, Сер. X. Филология, 1967, No 4, Гинзбург Л. Я., О лирике, Л., 1974, с. 141—48, История рус. лит-ры, т. 2, Л., 1981 (ук.), Корман Б. О., Лирика Некрасова, Ижевск, 1978, Mанн Ю. В., В кружке Станкевича, М., 1982, Данилевский Р. Ю., Россика Веймарского архива… — В кн.: Взаимосвязи рус. и заруб. лит-р, Л., 1983, с. 174—75, ЛН, т. 58, с. 406—09 (письмо Н. В. Станкевича А. П. Ефремову, 22 июня 1837 г.), Bourmeyster A., Stankevi et l’idalisme humanitaire des annes 1830, v. 1—2, Thè,se de Lille, 1974. * О кончине К. — ‘Москв.’, 1854, No 18, с. 118—19. Гербель, Венгеров. Источ., КЛЭ, Лерм. энц., Боград. ОЗ (1), Иванов, Муратова (1), Масанов.
Архивы: МГУ, ф. II, 1 е., д. 133, 1830 г. (о принятии в ун-т), ЦГИАМ, ф. 418, оп. 105, д. 253 (свидетельства об учебе в семинарии и ун-те), ГПБ, ф. 391, ф. 777, on. 1 (рукописи, письма), ГБЛ, ф. 526 (Восп. В. О. Шервуда), ИРЛИ (автографы стих, в разных фондах), ГА Вологод. обл., ф. 466, д. 90, 96, 132, 143.