Эдгаръ По
Красная смерть.
‘Отечественныя записки’, No 1, 1873
Красная смерть, По Эдгар Аллан, Год: 1842
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Красная смерть давно опустошала страну. Никогда ни одна чума не носила такой роковой печати. Это была печать крови и она имла весь ужасъ и безобразіе крови. Симптомы ея были — острая боль въ тл, внезапное головокруженіе, потомъ обильный потъ изъ всхъ поръ и разложеніе всего существа. Появленіе красныхъ пятенъ на тл и въ особенности на лиц жертвы, мтновенно длали ее предметомъ отчужденія для всего человчества и лишали всякой помощи и участія. Для начала, развитія и исхода болзни требовалось не боле получаса.
Но принцъ Просперо былъ счастливъ, неустрашимъ и изобртателенъ. Когда чума опустошила до половины его владнія, онъ собралъ вокругъ себя своихъ придворныхъ рыцарей и дамъ, и выбравъ изъ нихъ около тысячи самыхъ бодрыхъ и веселыхъ, удалился съ этимъ многочисленнымъ обществомъ въ одно изъ своихъ укрпленныхъ аббатствъ. Это было обширное и великолпное зданіе, построенное по плану принца въ эксцентрическомъ и грандіозномъ стил и обнесенное высокой крпкой стной съ желзными воротами. Разъ вступивши туда, придворные взялись за наковальни и крпкіе молотки, чтобъ наглухо запаять замки. Они ршились оградить себя отъ всякаго вншняго вторженія и также пресчь всякое покушеніе въ выходу тмъ, кто находился внутри. Аббатство было въ изобиліи снабжено състными припасами, и благодаря этой предосторожности, придворные могли смло издваться надъ заразой. Пусть остальные спасаются какъ знаютъ, а съ ихъ стороны было бы глупо сокрушаться и горевать. Принцъ позаботился, чтобъ не было недостатка въ средствахъ къ удовольствію, отовсюду собраны были шуты-импровизаторы, танцовщики и музыканты, вино лилось въ изобиліи, роскошь и красота ослпляли на каждомъ шагу. И тамъ, внутри дворца царствовали безопасность и веселье, снаружи свирпствовала — красная смерть.
Въ конц пятаго или шестаго мсяца ихъ пребыванія въ аббатств, въ то время, какъ зараза проявлялась съ еще большей силой, принцъ Просперо вздумалъ устроить для своихъ друзей маскарадъ самаго неслыханнаго великолпія.
Роскошна была картина этого маскарада! Но надо сначала описать залы, въ которыхъ онъ происходилъ. Ихъ было семь. То была царственная анфилада! Он были устроены совсмъ иначе, нежели въ другихъ дворцахъ, гд анфилады залъ тянутся по прямой линіи, такъ что ихъ можно видть вс отъ первой до послдней, когда об половинки дверей распахнута настежъ. Здсь же было совсмъ напротивъ, какъ и можно бвло ожидать отъ принца и отъ его склонности во всему необыкноренному. Залы были такъ неправильно расположены, что нельзя было видть боле одной за разъ. Черезъ каждые двадцать или тридцать ярдовъ былъ внезапный поворотъ, и при каждомъ поворот глазамъ представлялось новое зрлище. На правой и на лвой сторон въ средин каждой стны вдлано было высокое и узкое готическое окно, выходившее въ закрытый коридоръ, огибавшій комнату во всхъ ея поворотахъ. Въ каждомъ окн были цвтныя стекла, гармонировавшія съ цвтомъ, преобладавшимъ въ убранств той залы, въ которую оно выходило. Напримръ, зала, занимавшая восточный уголъ, обита была голубымъ, и окна были темно-голубаго цвта. Вторая комната убрана и обита пурпуровымъ цвтомъ, и стекла были пурпуровыя. Третья вся зеленая и окна зеленыя. Четвертая оранжевая освщалась окномъ оранжеваго цвта, пятая — блая, шестая — фіолетовая.
Седьмая зала была вся увшана драпировками изъ чернаго бархата, покрывавшими потолокъ и стны, и ниспадавшими тяжелыми складками на коверъ изъ той же матеріи и того же цвта. Но только въ этой комнат цвтъ оконъ не соотвтствовалъ убранству. Стекла были красныя — яркаго цвта крови.
Ни въ одной изъ семи залъ, посреди множества золотыхъ украшеній, разсыпанныхъ повсюду, не видно было ни лампъ, ни канделабръ. Ни одна изъ семи залъ не освщалась ни лампами, ни свчами и никакимъ освщеніемъ въ этомъ род. Но въ коридорахъ, опоясывавшихъ ихъ, прямо противъ каждаго окна возвышался огромный треножникъ съ пылающимъ костромъ, отбрасывавшимъ свое пламя сквозь цвтныя стекла и ослпительно освщавшимъ залу. Это производило необыкновенный фантастическій эффектъ. Но въ западной комнат, въ черной комнат, свтъ костра, отражавшійся на черныхъ обояхъ и сквозь кровавыя стекла, былъ страшно мраченъ, и придавалъ лицамъ входившихъ туда такой странный видъ, что очень немногіе изъ танцующихъ отваживались вступать въ это магическое пространство.
На западной сторон стны седьмой залы возвышались гигантскіе эбеновые часы. Маятникъ ихъ качался съ глухимъ, тяжелымъ и однообразнымъ звукомъ, и когда минутная стрлка обгала кругъ циферблата и часы готовились пробить, то изъ внутренности машины исходилъ звукъ отчетливый, звучный, глубокій и чрезвычайно музыкальный, но такого особеннаго тона и такой силы, что музыканты оркестра чрезъ каждый часъ принуждены бывали прерывать на минуту свои аккорды, чтобъ слушать музыку часовъ, танцующіе останавливались, минутное смятеніе пробгало въ веселомъ собраніи, и пока раздавался бой, самые сумасбродные блднли, и самые спокойные и благоразумные проводили рукой по лбу, какъ бы подъ вліяніемъ тяжелаго кошмара. Но когда отголосокъ послдняго удара совсмъ замолкалъ, общество оживало. Музыканты переглядывалвсь, смясь надъ своимъ нервическимъ страхомъ, и увряя другъ друга, что слдующій бой не произведетъ на нихъ боле никакого вліянія. По по прошествіи трехъ тысячь шестисотъ секундъ, заключающихся въ шестидесяти минутахъ, бой роковыхъ часовъ снова раздавался и снова производилъ то же смятеніе, то же содроганіе и волненіе.
Несмотря на все это, оргія была весела и великолпна. Оригинальный вкусъ принца проглядывалъ во всемъ. Его необыкновенное искусство, въ отношеніи выбора цвтовъ и разсчитанности эфектовъ, создавало чудеса. Онъ презиралъ все пошлое и условное. Планы его были дики и дерзки, соображенія отличались варварскимъ величіемъ. Многіе сочли бы его съумасшедшимъ, и хотя придворные его чувствовали, что онъ не былъ съумасшедшій, но для того, чтобъ убдиться въ этомъ послднемъ, надо было коротко его знать.
По случаю этого празднества, онъ самъ лично распоряжался декораціей и убранствомъ семи залъ, и по его личному вкусу заказаны были вс костюмы. Они были придуманы чрезвычайно причудливо, и ослпляли, сверкали, были между ними и нелпые и фантастическіе, были фигуры, испещренныя арабесками, уродливо закутанныя, невроятно сложенныя, чудовищныя какъ фантазіи безумія, было тутъ и прекрасное, и безстыдное, и много страннаго, страшнаго и отвратительнаго. Однимъ словомъ, все это общество, собравшееся въ семи залахъ, можно было принять за осуществленіе сновъ кошмара. И эти воплощенные сны, которымъ каждая изъ залъ придавала свой различный оттнокъ, сновали и корчились во всхъ направленіяхъ. И казалось, что оне производили музыку своимя ногами, и что странныя пьесы оркестра были отголоскомъ ихъ шаговъ.
Между тмъ бой эбеновыхъ часовъ аккуратно раздавался въ опредленное время въ бархатной зал. И тогда все ствхало, все замолкало, маски останавливалвсь какъ прикованные къ своимъ мстамъ. Но страшный бой затихалъ, и вс снова смялись надъ своимъ страхомъ. И музыка раздавалась еще громче, и танцующіе кружились еще быстре, и на всемъ этомъ, сквозь цвтныя окна, отражался блескъ костровъ. Съ приближеніемъ ночи ни одна маска не отваживалась уже проникнуть въ черную залу. Свтъ, пробивавшійся въ нее сквозь кровавыя стекла, длался все ярче, и видъ черныхъ обоевъ внушалъ непреодолимый ужасъ тмъ, кто ршался вступить туда. Казалось, что бой часовъ раздавался тамъ съ большею торжественностью, чмъ въ другихъ залахъ, гд подъ звуки музыки кружились танцующія пары.
Лихорадочное веселье оживляло все общество, праздникъ былъ во всемъ разгар, когда раздался полночный бой на часахъ. Этотъ бой произвелъ свое обычное дйствіе: музыканты и танцующіе остановились и вовсюду воцарилась мрачная неподвижность. На этотъ разъ часы должны были пробить двнадцать ударовъ, и впродолженіе этого времени, присутствующіе нсколько отрезвилвсь отъ своего опьяненія. Можетъ быть, также благодаря этому, прежде чмъ стихъ отголосокъ послдняго удара, нкоторые замтили присутствіе маски, которая до сихъ поръ не привлекала ничьего вниманія. Съ глухимъ шопотомъ пронесся слухъ о вторженіи неизвстнаго лица и возбудилъ во всхъ ропотъ удивленія и неудовольствія, превратившійся подъ вовецъ въ чувство ужаса, и отвращенія. Безъ сомннія, это должно было быть очень необычайное явленіе, чтобъ произвести подобное впечатлніе на такое разнородное общество. Какъ ни мало была ограничена маскарадная свобода въ эту ночь, но неизвстный переступилъ даже т снисходительныя условія приличія, которыя принцъ допустилъ въ выбор костюмовъ. Въ сердцахъ самихъ безпечныхъ, есть струны, до которыхъ вельзя дотрогиваться, для людей, отвергающихъ все святое, есть однако вещи, съ которыми вельзя шутить. Все общество, повидимому, было глубоко воражено неприличіемъ и неумствостью поведенія и костюма незвакомца. Онъ представлялъ фигуру высокую и худую какъ скелетъ, съ головы до ногъ окутанную въ саванъ. На лиц его была надта маска, изображавшая въ такомъ совершенств черты окоченлаго трупа, что при самомъ тщательномъ наблюденіи, трудно было ошибиться. Несмотря на всю неумствость этой шутки, опьянвшее общество, можетъ быть, и допуствло бы ее, но маска дошла до того, что олицетворила въ себ полный типъ красной смерти. Лобъ и вс черты лица ея были испещрены кровавыми пятнами, одежда была испачкана кровью.
Когда глаза принца Просперо обратились на страшную фигуру привиднія,— которое, какъ бы для того, чтобъ лучше поддержать свою роль, медленно и торжествевно прохаживалось между танцующими,— неодолимый трепетъ ужаса и отвращенія пробжалъ по всмъ его членамъ, но гнвъ тотчасъ же пересилилъ въ немъ вс другія чувства.
— Кто осмливается,— спросилъ онъ хриплымъ голосомъ у окружавшихъ его придворныхъ: — кто осмливается оскорблять нась такой богохульной насмшкой? Схватите его и сорввте хаску, чтобъ мы знали, кого намъ придется повсить на зубцахъ башни, при солнечномъ восход!
Во время этой сцены, принцъ Просперо находился въ южной или голубой зал. Слова его звучно раздались во всхъ семи залахъ, потому что онъ былъ человкъ здоровый и сильный, и музыка тотчасъ умолкла по мановенію его руки.
Его окружала группа поблднвшихъ придворныхъ. Сначала, когда онъ заговорилъ, группа эта обнаружила намреніе броситься на незванаго пришлеца, который свободнымъ и величественнымъ шагомъ приближался все боле и боле къ принцу. Но вслдствіе какого-то неопредленваго ужаса, внушеннаго дерзостью маски, никто не ршился на нее напасть, такъ что, не встрчая никакого препятствія, она прошла въ двухъ шагахъ отъ принца, и между тмъ какъ собраніе, какъ бы повинуясь одному и тому же чувству, отступало отъ центра залы къ стнамъ, она продолжала путь свой не останавливаясь, все тмъ же торжественнымъ и мрнымъ шагомъ,— изъ голубой комнаты въ пурпуровую, изъ пурпуровой въ зеленую, изъ зеленой въ оранжевую,— изъ этой въ блую — а оттуда въ фіолетовую. Тогда-то принцъ Просперо, вн себя отъ ярости, и стыдясь своей минутной трусости, бросился вслдъ за незнакомцемъ черезъ вс шесть залъ, но никто за нимъ не послдовалъ, потому что смертельный страхъ овладлъ всми. Онъ бжалъ, потрясая обнаженнымъ кинжаломъ, и остановился шагахъ въ трехъ или четырехъ отъ призрака. Тотъ началъ отступать, и наконецъ достигши конца бархатной залы, быстро обернулся и сталъ лицомъ къ лицу съ своимъ преслдователемъ. Раздался пронзительный крикъ, кинжалъ выскользнулъ изъ рукъ принца, и онъ упалъ мертвый на траурный коверъ.
Тогда-то вооружившись мужествомъ отчаянія, вся толпа ринулась въ черную залу и схватила незнавомца, стоявшаго прямо и неподвижно, какъ статуя въ тни эбеновыхъ часовъ. Но какъ описать ихъ неслыханный ужасъ, когда подъ саваномъ и маской не оказалось никакой осязательной формы…
Тогда для всхъ стало ясно — присутствіе Красной Смерти. Она подкралась какъ воръ среди ночи. И вс пирующіе упали одинъ за однимъ въ тхъ самыхъ залахъ, гд за минуту предъ тмъ бушевала оргія, упали, орошенные кровавымъ потомъ, и каждый изъ нихъ умеръ въ томъ положеніи отчаянія и ужаса, въ какомъ застигло его паденіе. И жизнь эбеновыхъ часовъ прекратилась вмст съ жизнію послдняго изъ этихъ беззаботныхъ существъ. И пламя костровъ потухло. И Мракъ, Разрушеніе и Красная Смерть остались тутъ единственными и безграничными властелинами.