Время на прочтение: 11 минут(ы)
Сергей Ауслендер
или Трогательная повсть о Феличе и Анжелик.
Посвящается Нин Петровской.
Источник текста: С. Ауслендер. Золотые яблоки. Рассказы. М.: Книгоиздательство ‘Гриф’, 1908, стр. 167 — 189.
OCR: В. Г. Есаулов, 15 марта 2010 г.
Когда благородная мадонна Анжелика узнала отъ старой своей служанки, что заговоръ, о которомъ давно ходили слухи, открытъ, что у собора городская стража не выдержала натиска мятежниковъ, что подеста пронесли въ закрытыхъ носилкахъ, по слухамъ, едва живого отъ глубокой раны подъ сердце, что весь городъ объятъ возмущеніемъ и чернь уже начала грабить палаццо гфельфовъ, впрочемъ, не всегда щадя и гибеллиновъ, за которыми оставалась явная побда въ этой схватк, столь обычной для Пизы, постоянно раздираемой междоусобицами знатныхъ фамилій, когда вроятность всхъ этихъ извстій была подтверждена растерянной суетой по всему дому и доносившимся съ площади тревожнымъ набатамъ, призывающимъ гражданъ къ оружію, — первой ея мыслью была мысль о Феличе, отецъ котораго, Паоло Ласки, какъ извстно, былъ
однимъ изъ самыхъ вліятельныхъ предводителей потерпвшей на этотъ разъ пораженіе партіи гфельфовъ.
Хотя Феличе еще жилъ со своимъ учителемъ въ вилл близъ Марины, однако, это мало уменьшало опасность и, наоборотъ, скоре ее увеличивала полная уединенность, гд ни друзья, ни благоразуміе самихъ побдителей не могли утишить раздраженія противъ отца, которое легко могло перейти на сына и привести къ трагическому концу.
Впрочемъ, оцпенніе ужаса недолго владло Анжеликой, такъ какъ она не только писала стихи и изучала греческихъ поэтовъ, но также была мужественна и ршительна, какъ подобаетъ дочери солдата, сдлавшаго много славныхъ походовъ и обязаннаго имъ всмъ богатствомъ и вліяніемъ, а не только происхожденію изъ знатнаго рода, которое нердко скрываетъ за собой душу человка низкаго и недостойнаго.
Быстро принятое ршеніе не было ни на минуту задержано въ его исполненіи. Спрятавъ свои густые свтлые волосы подъ круглымъ колпакомъ, смнивъ прекрасныя женскія одежды на грубый костюмъ мальчика, въ которомъ по утрамъ она занималась гимнастикой, подражая двушкамъ Спарты, Анжелика вышла на дворъ и, въ общей сума-
170
тох никмъ не замченная, проскользнула въ конюшню, сама осдлала свою срую съ черными пятнами кобылу и, проскакавъ по улицамъ Пизы, много разъ благополучно избгая опасности попасть въ свалку, направила свой путь по песчаной дорог вдоль моря.
Солнце неожиданно быстро сло въ синюю тучу. Наступали срыя,. осеннія сумерки. Море было неспокойно. Съ полъ-дороги начавшійся дождь становился все сильнй, но мадонна, казалось, ничего не замчала, подгоняя коня словами и даже жестокими ударами шпоръ, хотя руки ея почти закостенли и нжное тло ныло отъ непривычной усталости.
Было совсмъ темно, когда, наконецъ, замигали рдкіе огни Марины въ глубокихъ садахъ. Вилла Ласки стояла въ сторон, у самаго моря. На широкомъ двор не было видно слугъ, въ окнахъ — огней, и острый страхъ сжалъ на минуту сердце Анжелики, такъ какъ домъ показался ей уже покинуымъ. Привязавъ лошадь къ кольцу, мадонна поднялась на ступеньки и, открывъ дверь, вступила въ темныя сни. Однако, пройдя первую залу, она увидла слабый свтъ изъ внутреннихъ дверей, гд помщалась комната Феличе. Когда на ея стукъ дверь прі-
открылъ стройный, худенькій мальчикъ, лтъ 15, съ удивленнымъ лицомъ разглядывающій необычайный костюмъ и не сразу узнавшій подъ нимъ благородную мадонну Анжелику, она чуть не лишилась чувствъ отъ слабости, вдругъ охватившей вс члены, и какого-то радостнаго стыда, что она видитъ Феличе здоровымъ и невредимымъ. Въ глубин комнаты привтливо пылалъ каминъ, по стнамъ были развшены чертежи, на широкомъ стол лежали развернутыя книги и приборы для магическихъ опытовъ.
Старый учитель Феличе, Фаттій, поднявъ голову, старался поверхъ очковъ разсмотрть неожиданнаго гостя, такъ какъ молодые люди въ смущеніи стояли другъ противъ друга, не двигаясь отъ дверей. Наконецъ, старикъ, потерявъ терпніе, самъ поднялся съ своего мста и, не безъ колебанія, узнавъ подъ забрызганнымъ плащомъ, со спутавшимися волосами Анжелику, воскликнулъ:
— Святая Матерь! Мадонна, что въ этотъ часъ привело твою милость? Въ такомъ вид! Какое несчастье разразилось надъ нашей головой?
Но замтивъ, что двушка почти падаетъ отъ усталости, онъ отложилъ свои вопросы и, взявъ ее за руку, усадилъ въ кресло у самаго огня, приказалъ Феличе принести ви-
172
на, стащить тяжелые, грязные ботфорты и растирать ея ноги особымъ составомъ, согрвающимъ и возвращающимъ силы всему тлу.
Мальчикъ опустился на колни и робко касался тла Анжелики, растирая ноги, об-наженныя до самыхъ колнъ, и вытирая ихъ потомъ мхомъ своего камзола. И эти легкія прикосновенія, какъ первая, хотя и невольная ласка, казались мадонн слаще самыхъ искусныхъ поцлуевъ, и не только отъ тепла и нсколькихъ глотковъ вина, которые Фаттій заставилъ ее сдлать, покрывались щеки Анжелики румянцемъ. Фаттій же прохаживался по комнат, ни на минуту не прерывая своей болтовни и съ добродушной лукавостью поглядывая на молодыхъ людей.
Однако, преодолвъ томную слабость, мадонна Анжелика вспомнила страшную причину, приведшую ее сюда. Напрасно старикъ успокаивалъ ее, говоря, что три раза смнится торжество гфельфовъ и гибеллиновъ, пока успютъ добраться до Марины, — двушка упорствовала и, даже покрививъ истиной, объявила, что самъ Паоло просилъ ее спасти Феличе, одобряя планъ ссть на какой-нибудь проходящій мимо корабль и доплыть на немъ до ближайшаго берега. Подумавъ, Фаттій не нашелъ это предложеніе
лишеннымъ благоразумія, ршивъ, однако, самъ остаться при вилл, ввренной его охран и содержащей въ себ много книгъ и другого имущества. А Феличе слушалъ весь разговоръ, скромно опустивъ глаза, какъ будто слова вовсе не касались его.
Дождь прекратился, зато втеръ съ моря казался сильнй, задувая факелъ и срывая плащи. Между быстро проносившихся облаковъ на совершенно черномъ неб робко выглядывали звзды и желтая, неполнаялуна насмшливо показывала свои тонкіе рожки изъ-за дома.
Фаттій проводилъ путешественниковъ до берега, и долго еще доносился его голосъ съ послдними наставленіями, когда лодка съ Феличе, Анжеликой и ловко справляющимся съ бурей слугой уже направлялась въ открытое море.
Въ какомъ-то сладкомъ смущеніи Анжелика только разъ ршилась обратиться съ незначительнымъ вопросомъ къ спутнику. Феличе же сидлъ, сжавшись отъ холода, въ своемъ мховомъ плащ и прижимая къ груди толстый фоліантъ, единственное имущество, захваченное при столь неожиданныхъ и спшныхъ сборахъ. Впрочемъ, блужданіе по волнамъ было неслишкомъ продолжительнымъ, такъ какъ почти вс корабли спшили выйти
174
изъ гавани, объятой возмущеніемъ, и всмъ имъ лежалъ путь, по выход изъ узкаго залива, мимо Марины.
Искусно направивъ лодку прямо на огонь перваго же проходящаго корабля, слуга сталъ кричать еще издали: ‘Эй, остановитесь! Благороднйшій Феличе Ласки хочетъ сдлать честь доврить себя вашей палуб!’
И такъ какъ имя Ласки было, конечно, извстно всмъ имющимъ какія-нибудь дла въ Пиз, то корабелыцики не ршились, несмотря на всю трудность останавливаться при такомъ втр, противиться приказанію, расчитывая, что услуга сыну не останется безъ благодарности отъ отца. Капитанъ въ желтомъ колпак и голубой куртк привтствовалъ новоприбывшихъ съ изысканной почтительностыо. Онъ сказалъ, что весь корабль къ услугамъ господина, но, къ сожалнію, вс помщенія заняты пассажирами, къ тому же расположившимся на ночлегъ, и потому на первую ночь господину и его пажу придется довольствоваться маленькой боковой каютой съ одной кроватью, положимъ, расчитанной на двоихъ. При тускломъ свт фонаря онъ не замтилъ, какъ смущенно покраснли и господинъ Феличе, и его прекрасный слуга. Съ поклонами проводилъ онъ
ихъ по скользкой лстниц и, пожелавъ спокойной ночи, оставилъ однихъ.
Анжелика первая нарушила тягостное молчаніе.
— Благоразумне всего будетъ, мой господинъ, — сказала она, опустивъ глаза, — я думаю, если мы подчинимся судьб и выдержимъ до конца роли, навязанныя намъ такъ неожиданно…
— Да къ тому же онъ сказалъ, что только на одну ночь, — отвтилъ Феличе, и потомъ опять наступило молчаніе.
— Тебя не будетъ безпокоить качка? — спросила снова Анжелика.
— Я привыкъ къ морскимъ путешествіямъ. А теб приходилось испытывать ихъ?
— Да, вдь еще въ прошломъ году мы совершали прогулку до самой Каррары и много разъ попадали подъ вліяніе южныхъ втровъ.
Такъ, словами незначительными и мало-интересными старались они подавить свое смущеніе. Но, наконецъ, Анжелика сказала:
— Можетъ быть, ты уже ляжешь? Я помогу теб раздться. И не забудь моего новаго имени — Пьетро…
Она помогла ему освободить ноги отъ тяжелой обуви и разстегнула робкой рукой
176
пряжку плаща, не ршаясь прикоснуться къ другимъ одеждамъ.
Итакъ, они легли молча, не снимая ничего, кром верхнихъ плащей, и провели ночь подъ однимъ одяломъ, боясь подвинуться и коснуться другъ друга.
Опасность и случай свели на одномъ корабл и равняли людей, самыхъ разнообразныхъ по положенію, богатству и образованію. Служитель алтаря не чуждался куртизанки Чарокки, которая красила волосы и называла себя знатной дамой, хотя злые языки утверждали, что она просто — жидовка изъ Генуи, путешествующая со старухой, обезьяной и двумя собачками, маленькій ростъ которыхъ вызывалъ всеобщее восхищеніе. Ихъ привезъ для монны одинъ кавалеръ изъ-за моря. Нсколько купцовъ, обыкновенно кичащихся своимъ состояніемъ, труппа стран-ствующихъ актеровъ, цирульникъ, поэтъ, изъ тхъ, которыхъ нанимаютъ за лиру, и молодой философъ Коррадо съ надменнымъ лицомъ и пальцами, не сгибающимися отъ перстней на обихъ рукахъ, — все это, благодаря тснот и скук, соединялось въ одно общество, съ любопытствомъ и радостью принявшее въ число своихъ членовъ утромъ другого дня новыхъ путешественниковъ.
Не слишкомъ разнообразныя развлеченія
состояли, кром обдни и ловкихъ штукъ актеровъ, изъ исторій, которыя долженъ былъ разсказывать каждый поочереди, не забывая стараго правила, что каждая исторія должна быть забавна или трогательна и всегда поучительна. Въ первый вечеръ монахъ разсказалъ, какъ въ Лерид Испанской, гд онъ былъ нсколько лтъ секретаремъ священнаго судилища, старшій наставникъ, по имени Донъ-Кедро, много лтъ сражался съ дьяволомъ, славясь строгостью жизни, и какъ однажды, избгая всегда соблазновъ, въ которые впадали часто даже сами братья святого ордена, онъ не выдержалъ и публично, на глазахъ всего города, бросился въ костеръ, позванный молодой колдуньей, и въ огн, соединился съ ней и погибъ, вызвавъ большой соблазнъ.
Исторія была выслушана съ болыпимъ интересомъ, посл чего капитанъ объявилъ, что уже давно насталъ часъ гасить огни и ложиться спать, и вс разошлись по своимъ помщеніямъ, не забывъ обмняться любезными пожеланьями.
Феличе и его слуга, хотя и медлили дольше всхъ, но, наконецъ, были принуждены тоже покинуть общую каюту и въ конц концовъ остаться опять вдвоемъ, чего весь день они, какъ бы по уговору, избгали.
178
Мальчикъ былъ очень блденъ и казался утомленнымъ до послдней степени, и, движимая исключительно состраданіемъ, Анжелика сказала:
— Ночь не принесетъ опять теб отдыха, если ты не освободишься отъ одеждъ, какъ привыкъ ложиться дома. Я же готова провести всю ночь на палуб, чтобы только не смущать твоего покоя. Иначе мы оба измучаемся — ты отъ слабости, я отъ заботы о теб.
Но что-то смущало въ этомъ предложеніи Феличе. Можетъ быть, онъ боялся остаться одинъ, — и онъ сказалъ съ большей убдительностью, чмъ того требовала простая вжливость:
— Я все равно не засну, зная, что ты дрогнешь изъ-за меня подъ втромъ и дождемъ.
Онъ взялъ ее за руку, не желая отпустить, и, казалось, готовъ былъ заплакать.
Тогда Анжелика, успокаивая его, какъ ребенка, сказала:
— Я общала твоему отцу беречь тебя, и я исполню все, что хочешь. Я не покину тебя ни на минуту, если это можетъ дать теб спокойствіе. Но все-таки ты разднешься, какъ слдуетъ. Я совсмъ не буду смотрть на тебя.
Феличе не заставилъ долго убждать себя.
Онъ покорно снималъ одну принадлежность костюма за другой. Анжелика же, сидя спиной, помогала то разстегнуть крючекъ, то развязать непослушный узелъ, протягивая руку назадъ и находя его ощупью.
Такъ, весело и непринужденно болтая, они легли, не глядя другъ на друга даже украдкой, при чемъ Феличе ближе къ стн, а Анжелика къ двери.
Только когда по мрному дыханью можно было догадаться, что мальчикъ заснулъ, ршилась мадонна нарушить общаніе и повернуться къ нему. Въ блой рубашк онъ напоминалъ мягкими волосами, тонкой шеей, щеками, какъ блдные, розовые лепестки, скоре двочку, чмъ юношу, на котораго уже много засматривалось глазъ, когда на блой лошади, скромно опуская голову, прозжалъ онъ по улицамъ Пизы къ обдн съ отцомъ или со старымъ своимъ учителемъ Фаттіемъ.
Долго не могла оторваться Анжелика отъ волнующаго странной красотой лица и, не насмотрвшись, какъ бы ослпленная, съ легкимъ стономъ упала на, подушку. Такъ пролежала нсколько минутъ и потомъ, поднявшись на локоть, опять любовалась, стараясь затаить дыханіе, и опять падала, изнемогая.
180
Случилось такъ, что сосднимъ помщеніемъ съ каютой Феличе и Анжелики оказалось помщеніе Коррадо. ІІзъ любопытства онъ прислушался сквозь тонкую перегородку къ ихъ словамъ и безъ труда узналъ изъ нихъ тайну юныхъ путешественниковъ. Всю ночь былъ онъ свидтелемъ, припавъ глазомъ къ щели, безмолвной борьбы прекрасной мадонны надъ неподвижнымъ тломъ ея равнодушнаго возлюбленнаго. Ея неопытная страсть, ея красота и молодость (Анжелик едва минуло 17 лтъ) трогали и волновали его.
Весь слдующій день онъ смущалъ молодого слугу то обращаясь къ нему съ вопросами, которые вполн естественны между двумя мужчинами, но заставляющими краснть чуть не до слезъ двушку, воспитанную въ благородной и строгой семь, то любезнымъ обхожденіемъ, въ которомъ явно скрывалась насмшка, или просто слишкомъ внимательно останавливая на немъ свой взоръ, острый и уже томный.
Анжелика не избавилась отъ его ухаживаній, даже когда вс собрались слушать обычныя исторіи, потому что, свъ совсмъ рядомъ, онъ то громко просилъ ее почесать ему поясницу, то незамтно жалъ ей ногу, то касался, какъ бы нечаянно, груди, стано-
вясь все боле страстнымъ, тогда какъ двушка не знала, куда дться отъ стыда и страха, что раскроется ея роль, столь двусмысленная особенно теперь, посл двухъ ночей, проведенныхъ съ Феличе, который все же былъ ужъ не мальчикъ.
Монна Чарокки, томно вздыхая, начала свой разсказъ о трехъ юношахъ, которыхъ она ршила соблазнить, о томъ, какъ ночью она явилась, лишенная одеждъ, въ комнату, гд они спали вс вмст, какъ вс они бросились спасаться, одинъ — въ окно, другой — подъ столъ, а третій — прыгнулъ въ кровать, какъ тамъ она настигла его, какъ онъ вырывался, и только свалившійся пологъ соединилъ ихъ и привелъ къ счастливой развязк, какъ два товарища были изумлены, увидя его вполн невредимымъ.
Все это было передано съ большой живостыо, и исторія была признана и трогатель-ной, и достаточно поучительной, посл чего, еще немножко поговоривъ, вс разошлись.
На этотъ разъ съ радостыо, одна изъ первыхъ, покинула Анжелика общую каюту, не подозрвая, какъ мало она будетъ защищена отъ любопытства неожиданнаго ухажи-вателя даже въ своемъ помщеніи. Они раздлись безъ особыхъ исторій, помогая другъ
182
другу, но не глядя, со смхомъ, попадая руками не туда, куда слдовало.
Съ нетерпніемъ дожидалась Анжелика, пока Феличе заснетъ, едва сдерживая свое волненіе. Наконецъ, ровное дыханіе указало на это, и мадонна повернула къ нему пылающее лицо.
И такъ онъ былъ соблазнительно-прекрасенъ съ опущенными рсницами, съ голой шеей, что нельзя было стерпть, и, нагнувшись, она поцловала его робко и совсмъ слегка, но Коррадо, видйшій все, не могъ сдержаться, сгорая отъ ревности и страсти, онъ громко ударилъ ногой въ тонкую перегородку такъ, что даже кровать вся зашаталась, и мальчикъ, вздрогнувъ, открылъ глаза и, увидя такъ близко надъ собой Анжелику, воскликнулъ:
— Что это? Боже! Мы тонемъ?
Напрасно шопотомъ успокаивала его мадонна, гладя по волосамъ и цлуя, уже забывъ о стыд, — онъ дрожалъ и, прижимаясь все ближе къ ней, всхлипывалъ:
— Мы тонемъ, мы тонемъ! Не даромъ мн приснился страшный сонъ. Видишь, мы уже погружаемся въ воду!
Такъ сладки были эти слабыя, безвольныя объятья, что Анжелика съ любовной лукавостью уже не старалась убждать его и
только, сжимая хрупкое тло, все сильне шептала:
— Я съ тобой! Милый, милый! Я съ тобой! Не бойся!
Коррадо же не могъ дольше сносить этой сцены и, шумно опрокинувъ стулъ, вышелъ на палубу, стуча каблуками.
Такъ то откидываясь назадъ, то опять прижимаясь совсмъ близко, она заснула рядомъ съ нимъ, утомленная двумя ночами борьбы и уже считающая себя побдительницей, хотя сама не зная еще границъ желаній, всю ночь чувствуя его близкимъ, покорнымъ и нжнымъ.
Весь слдующій день было пасмурно, и море волновалось, какъ никогда еще за все это путешествіе. Большая часть пассажировъ цлый день не выходила изъ своихъ помщеній, и только къ вечеру, когда стало нсколько спокойне, вс ненадолго собра-лись, при чемъ поэтъ, вмсто разсказа, сплъ только что сочиненную серенаду, заслужив-шую общее одобреніе:
Сердце женщины — какъ море,
Ужъ давно сказалъ поэтъ.
Море, вол лунной вторя,
То бжитъ къ земл, то нтъ,
184
То послушно, то строптиво,
Море — горе, море — рай,
Иль дремли на немъ лниво,
Или снасти подбирай.
Кормщикъ, опытный и смлый,
Не боится тхъ причудъ,
Держитъ руль рукой умлой
Тамъ сегодня, завтра тутъ.
Что ему морей капризы,—
Втеръ, буря, штиль и гладь?
Сердцемъ Биче, сердцемъ Лизы
Разв трудно управлять?
Коррадо вышелъ поздне всхъ и, прямо подойдя къ Анжелик, крпко взялъ ее за руку и, почти насильно отведя въ сторону отъ Феличе, заговорилъ:
— Твои увертки больше не помогутъ. Не думаешь ли ты обмануть меня и настаивать еще на томъ, что ты — мальчикъ? Что же, предложимъ разршить нашъ споръ всмъ присутствующимъ! Вдь въ этомъ такъ легко убдиться! И, если я окажусь не правъ, я готовъ нести какое угодно наказаніе за клевету. Ты согласенъ? Нтъ. Такъ слушай: ты сегодня придешь ко мн ночью, когда твой господинъ заснетъ, а иначе я вс твои шашни выведу на чистую воду!..
Онъ такъ же быстро ушелъ, какъ и пришелъ, не дожидаясь отвта, что къ тому же было бы и безполезно, такъ какъ Анжелика была такъ смущена и подавлена, что отъ нея нельзя было добиться ни одного слова, когда вс стали разспрашивать, что сказалъ ей господинъ столь непріятное, что на ней нтъ лица.
Что-то пробормотавъ о нездоровь, Анжелика убжала въ свою каюту и, бросившись въ кровать, залилась слезами. Послдовавшій за ней Феличе сталъ утшать ее и, уже самъ нжно обнимая и цлуя, безъ словъ сумлъ скоро вызвать улыбку на лиц своей возлюбленной.
Но робкая нжность Феличе совсмъ не соотвтствовала страстной жадности, съ которой Анжелика осыпала его поцлуями, и, сначала только отстраняясь, чего она въ изступленьи не замчала, онъ вдругъ, когда объятья стали слишкомъ тсны, оттолкнулъ двушку и, закрывъ лицо руками, выбжалъ изъ каюты, оставивъ ее растерянной и ничего не понимающей.
Коррадо, наблюдавшій и эту сцену, нашелъ минуту самой удобной, чтобы вмшаться въ исторію, изъ празднаго наблюдателя которой онъ давно сдлался самъ дйствующимъ лицомъ.
186
Пользуясь замшательствомъ мадонны, которая лежала какъ бы безъ сознанія, онъ обнималъ ее и, цлуя, шепталъ страстныя слова. Сначала не сопротивляясь, Анжелика черезъ нсколько минутъ пришла въ себя.
— Феличе! Феличе! — были ея первыя слова и, увидавъ около себя другого, она собрала вс силы, удесятеренныя ужасомъ, и сбросила съ постели Коррадо.
Прежде, чмъ онъ усплъ подняться, она уже была у двери.
— Феличе! Гд Феличе? — жалобно повторяла мадонна, не помня о своемъ костюм, который былъ слишкомъ не въ порядк, чтобы появляться передъ посторонними зрителями.
Догоняя ее уже въ коридор, Коррадо злобно крикнулъ:
— Твой Феличе убжалъ отъ тебя! Теб этого мало? Онъ бросился съ палубы въ море. Бги, догоняй его!
Онъ хотлъ опять схватить ее, но, вырвавшись, она выбжала на палубу и, достигнувъ высокаго борта, ни на минуту не задержась, бросилась въ черную воду. Ничего не соображая, слпой отъ страсти, Коррадо бросился за ней, и они вмст скрылись въ волнахъ.
Утромъ, на слдующій день, матросъ разсказывалъ о ночномъ видніи — будто двое, двушка съ распущенными волосами и мужчина за ней, беззвучно, какъ тни, мелькнули мимо фонаря, у котораго онъ стоялъ, и потомъ глухо раздался плескъ воды, но товарищъ его ничего не замтилъ, — такъ быстро все совершалось. Вс съ нетерпніемъ встрчали выходъ другъ друга, ожидая отъ кого-нибудь разъясненія, — въ самомъ дл кто-нибудь изъ пассажировъ корабля погибъ, или это только приснилось сторожевому матросу, такъ какъ двушка, игравшая здсь какую-то роль, была для всхъ неизвстна.
Буря совершенно улеглась, въ холодной ясности видлся далекій берегъ, городъ и горы, поблвшія отъ утренняго мороза. Первыя снжинки падали, кружась и тая на плать и рукахъ. Изъ пассажировъ на палуб не досчитывались только Коррадо, Феличе и его слуги, и Чарокки уже объяснила ночное приключеніе басней.
Наконецъ, вышелъ Феличе въ малиновомъ плащ, опушенномъ срымъ мхомъ, въ высокой шапк и, какъ всегда, съ книгой, стройный, равнодушный и серьезный. Когда капитанъ осторожно спросилъ его, какъ господинъ спалъ, онъ отвтилъ, поднимая глаза отъ страницы:
— Разв вы находите, что я выгляжу плохо?
Сентябрь — октябрь 1907. Петербургъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями: