Копия с журнала А:И:Т:, Тургенев Андрей Иванович, Год: 1802

Время на прочтение: 7 минут(ы)

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
(ПУШКИНСКИЙ ДОМ)

MEMENTO VIVERE

Сборник памяти
Л. Н. Ивановой

Составители и научные редакторы К. А. Кумпан и Е. Р. Обатнина

Санкт-Петербург
‘НАУКА’
2009

КОПИЯ С ЖУРНАЛА А:И:Т:
1802 ГОДА1

17 февраля / 1-ое марта

Наконец мы и в Вене, любезный друг мой! Не больше получаса, как я возвратился от нашего Посланника Графа Р.2 Долго дожидались мы его в передней, взоры мои везде встречали пышность и богатство. Сначала признаюсь, обыкновенная застенчивость моя, от которой я никак не могу отвыкнуть, овладела мною. Делать было нечего, и я стал философствовать, хотя и по неволе, потому, что не это первое должно бы прийти в голову человеку, который одиннадцать суток сряду скакал день и ночь. Я сравнивал в мыслях моего Графа с каким-нибудь славным писателем, к которому я пришел знакомиться, и блестящие покои его с тихим кабинетом последняго. У одного все было чужое и он всего мог в одну минуту лишиться, другой всему придавал цену собою, никакая земная власть не могла лишить последняго того, что заставляло лишь уважать его, первый ничем от себя собственно не зависел, последний старался бы узнать во мне человека, не уважая предразсудков светского общежития, первый может быть оскорбил бы… но продолжай если хочешь сам это сравнение, а я между тем прощусь я тобой до завтрашняго дня, завтра может быть опишу тебе здешний редут, и себя самого в редуте.

18 февраля / 2 марта
Утро

Поверишь ли ты, мой друг, что я с самой завидной стороны представляю себе теперь твой образ жизни? Эта независимость эта свобода располагать собою и своим временем, тихой, уединенной угол твой — мой друг! не желай перемены судьбы твоей, или желай только для того, чтобы почувствовать еще живее всю ее цену.
Больше часа как я сижу здесь один, в большой, холодной комнате, и сбираюсь идти к послу. Я занимался бы самыми неприятными, печальными мыслями, если бы не пришла мне вдруг мысль о прошедшей жизни моей, мысль о том, что я возвращусь когда-нибудь и в Москву, и что все любезнейшие для меня предметы снова оживут в глазах моих, так как они ожили теперь в моем сердце. Почти во всю дорогу это меня занимало. Москва! Москва! Когда я говорю об этом с тобою и не могу почти удержать слез моих, то утешаюсь во всем, и благодарю судьбу даже и за разлуку с вами. Я бы никогда не был так привязан к друзьям моим, если бы с ними не разставался, и будучи всегда в Москве, я бы никогда может быть столько не любил ее, и никогда бы не чувствовал того, что теперь чувствую.
Но что же всего больше меня смущает? То, что я несвободен. Вместо того чтобы идти, одевши кое-как бродить и разсматривать город, я должен, как говорится, во всей форме, идти по должности к Графу, и вероятно, представлять там довольно смешную фигуру. Одним словом: начало моего пребывания здесь очень невесело, почему знать? может быть это хороший знак для будущего, а между тем:
И в самых горестях нас может утешать
Воспоминание минувших дней блаженных!3

20 февраля / 4 марта

Сей час только, мой любезнейший друг, пришел я из театра. Представляли Эмилию Галотти4, и я провел несколько очень, очень приятных часов. Одардо играет здесь Брокман5, и я был очень доволен его игрою. Он произносил и играл сильнее нашего Померанцева6, но Померанцев в многих местах играет выразительнее (gedmpfter) напр<имер> он гораздо лучше, гораздо ужаснее произносит слова: и когда он прострет к ней сладострастныя свои объятия, то да услышит он посмеяние ада, и пробудится7! и вообще в голосе и физиогномии его больше изменений, но в конце пьесы Брокман играет, кажется, гораздо его сильнее. Все актеры, кроме Эмилии, соответствовали игре его, и составляли превосходное целое. Между прочими мать и графиня Орзина играли прекрасно. Последняя кажется понимала роль свою, и умела выразить ее превосходно.
Я еще не осмотрелся в Вене. Третьего дня провел я всю ночь в редуте8 и видел всю венскую публику, всего забавнее для меня было видеть с какою важностию немцы и немки танцевали менуэт самый степенный.— Не можешь вообразить себе, как узки здесь улицы, две кареты с трудом могут разъехаться, а домы выше петербургских, чувствуешь даже какое-то стеснение в груди, особливо будучи в первый раз и желал бы в одну минуту очутиться за городом и вздохнуть свободнее на чистом поле.
Всего более радует меня теперь весна, которой однакож я не успел еще насладиться, так как бы мне хотелось. Вам еще долго ждать ее.

21 февраля / 5-е марта.

Я смотрел волшебную флейту9. Какие голоса, какие голоса мой друг! Не говорю уже о декорациях, который кажется ничего не оставляют желать, ни о музыке, которая так славна во всей Европе. Новыя картины беспрестанно поражают взор твой. Дикия степи, храмы, зеленыя рощи, рай, ад, шумящие водопады и реки — все так быстро сменяется, все так очаровательно, так волшебно.

22 февраля / 6 марта.

И едва было не ускакал я из Вены! Вчера призвали нас обоих в канцелярию Графа, и сказали, что один из нас должен быть готов через два дни к отъезду. Нам самим оставили выбирать. Мы оба хотели бы еще пожить в Вене. Но товарищ мой имел причины остаться, которых не имел я, я имел свои причины уехать, которых не имел мой товарищ, и потому я решился10. Это было по утру, я был не весел, должен был итти к послу, ехать с визитами — все это было мне в тягость, все это еще больше утвердило меня в моем намерении, которого, впрочем, и переменить было уже нельзя, потому что о нем было сказано Графу.—
Но после обеда, когда я освободившись от всех скучных должностей этикета и службы, собрался в театр, и вышел на кре<по>стной вал, где пригрело меня весеннее солнце, когда я сидел в театре и с восторгом смотрел на обвороженную флейту — тогда-то почувствовал я живо, чего я лишусь, уехав так скоро из Вены. Все показалось мне вдвое, вчетверо привлекательнее, но раскаиваться было поздно. К щастию сегодни мой отъезд отменили, и может быть еще пробуду здесь около месяца.
Сегодни опять был я в театре, и опять имел случай удивляться некоторым немецким актерам, и, конечно, из первых Брокману. Но и Ланге11 — так кажется зовут его — играл превосходно. Отчаяние, отчаяние во всей силе и мрачности изображалось в его виде и голосе, в его положении, когда он узнает об измене любовницы, которой он жертвовал имением, спокойствием своего семейства, щастием своей жизни, своею честию.—
Когда ужасная мысль о самоубийстве поселяется в его сердце, когда он увещевает семилетняго младенца, сына сестры своей, быть всегда честным, добродетельным, и хранить истину. Он трогал меня до слез. Еще несколько актеров играли прекрасно и умели выразить все тонкие оттенки Ифландовой драматической музы (это уж слишком по-Карамзински). Играли его пиесу Der Dienstwille12. Я бы желал видеть в ней нашего Померанцева, но и сегодни заметил я, что Брокман играет сильнее: может быть во многих местах был бы он трогательнее. Не менее удивлялся я Ифланду, разнообразию его характеров, которые кажется во всех пиесах различны, и тонкости его наблюдательного духа. Коцебу в этом перед ним очень беден. Все его характеры, особливо невинныя, резвыя девушки, везде во всех пиесах одинаковы, везде страсть изображается у него в сильных чертах, и от того то может быть пиесы его везде так хорошо приняты, потому что красоты их может чувствовать и самый необразованный человек, между тем как Ифландова пиеса может быть не имела бы никакого успеха на нашем Московском театре. Но в этом случае многое зависит и от актеров, и по моему мнению легче кажется хорошо сыграть пиесу Коцебу, так как я описал ее, нежели пиесу Ифландову. Помнишь как часто мы об этом с тобой разсуждали, и ты был согласен со мною.
Но я все говорю тебе о театре. Право о сю пору говорить больше не о чем. Я бы должен описать тебе мой образ жизни, но я не имею еще никакого образа жизни. Поутру встаю, и не знаю, где проведу наступающий день, ложусь спать и не знаю, что буду делать завтра.
На валу здесь гулянье прекрасное. Вал этот совсем не похож на Московский, гораздо просторнее и уединеннее. Он окружает крепость, виды вокруг его самые привлекательные, но всего больше украшает его теперь наступающая весна.
Здесь очень много красавиц. На улице встречаешь их на каждом шагу. Вообще молодые люди имеют здесь свежий и румяный цвет лица, особливо приятно ходить по улицам в воскресенье поутру, потому что народ ходит толпами, и улицы при том очень тесны.
Давид верно говорил не о немцах, когда сказал: и вино веселит сердце человека13. Естьлиб ты видел, как немцы пьют самое лучшее токайское вино! Он сидит перед своей бутылкой в глубоком молчании, и вливает в себя самой сладостной нектар гораздо угрюмее, нежели как Сократ выпивал чашу смерти. Какие чудные люди! Но кофий и пиво сгущают кровь их. В трактире со мной обедали четыре очень милыя девушки, хозяйские дочери, из которых старшей верно было не больше 17 лет, и что же? им поставили пребольшой графин пива, которое они пили стаканами, почти так точно, как мы пьем воду.

23 февраля / 9 марта

Укладывают мои вещи — я сижу в задумчивости и думаю о том, что здесь без меня будет, особливо, признаюсь, о театре. Может быть скоро будут играть Бедность и благородство души14, я воображаю Брокмана, особливо в последней сцене, и чувствую, что мне очень больно разставаться с Веной.— Сегодни поутру в другой раз объявили мне скорый отъезд.
Я был у обедни, которую отправлял Самборский15. Не большая комната — церковные утвари сделаны со вкусом, певчие поют тихо и приятно.— После обедни заходил к Самборскому, и долго-долго смотрел на картину, представляющую нашу В. К. Александру Павловну — во гробе, особливо на мертвое лицо ее. Ainsi s’teint tout ce qui brille un moment sur la terre!16
Обедал сегодни у Графа Варжемона17, к которому имел письмо и посылку от Тимана18. Вчера поутру еще заходил смотреть церковь Св. Стефана, которая возбуждает благоговение по своей древней величественной архитектуре, и по ее пространству. Во всякое время дня находил я в ней молящихся в глубоком молчании, по большей части на коленях.—

——

Я как будто в Магический фонарь посмотрел на Вену — передо мною мелькнули все ее здания, театры, кофейные домы, немцы с длинными трубками, мне показали разцветающую весну, зеленеющие поля — вдруг все исчезло, я в Петербурге, у нас зима, прости!

——

1 РО ИРЛИ. Ф. 309. Ед. хр. 272. Л. 91—97об.
2 Граф Андрей Кириллович Разумовский (1752—1816) — русский посол в Вене.
3 Строки из стихотворения Андрея Тургенева ‘Элегия’.
4 ‘Эмилия Галотти’ — тираноборческая трагедия Э.-Г. Лессинга (1772).
5 Иоганн Франц Брокман (1745—1812) — актер и директор венского театра. С 1800 г. перешел на роли отцов. В пьесе Лессинга исполнял роль Одоардо (У Тургенева — Одардо), отца Эмилии, в конце трагедии закалывающего собственную дочь по ее настоянию.
6 Василий Петрович Померанцев (1736—1809) — актер московского театра.
7 Фраза из монолога Одоардо во 2-м явлении V акта.
8 Редут — венский бал с особым регламентом, по которому дамы носят маски, а кавалеры нет. Первоначально проходил в редутных залах императорского дворца, потом переместился в оперу.
9 ‘Волшебная флейта’ — опера В.-А. Моцарта (1791).
10 Товарищ — вероятнее всего, Константин Яковлевич Булгаков (1782—1835) — государственный деятель и дипломат, в 1802 г. состоял при русской дипломатической миссии в Вене. Булгаков часто упоминается в венском дневнике Тургенева (РО ИРЛИ. Ф. 309. Ед. хр. 1239). В Вене у Булгакова был бурный роман с Джионой Вигано, сестрой знаменитого балетмейстера Сальваторе Вигано (см.: Андрей Тургенев. Письмо К. Я. Булгакову — Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 41. Оп. 138. Ед. хр. 21), напротив того, Тургенев был тайно помолвлен в России с Екатериной Михайловной Соковниной.
11 Иосиф Ланге (1751—1831) — венский актер и художник.
12 Желание служить (нем.). Тургенев или переписчик журнала неточно приводит название драмы Иффлада ‘Dienstpflicht’ — ‘Служебный долг’.
13 Пс. 103, 15.
14 ‘Бедность и благородство души’ — пьеса А. Коцебу. На сцене венского театра шла 29 апреля, когда Тургенев уже был в Петербурге.
15 Андрей Афанасьевич Самборский (1732—1815) — протоиерей и богослов, сопровождал великую княгиню Александру Павловну (1783—1801) в Венгрию.
16 Так угасает все, что блистает на земле (франц.) — цитата из ‘Новой Элоизы’ Ж.-Ж. Руссо. Тургенев использовал ее в качестве эпиграфа к своей ‘Элегии’.
17 Граф Людвиг (Луи) Александр Варжемон (ум. 1821) — французский эмигрант, кавалер вюртенбергского двора, в первые годы XIX в. высказывался за более активное участие России в европейской политике.
18 Иван Карлович Тиман (Johann Wilhelm Ludwig. 1761 —1812) — доктор, приятель Ивана Петровича Тургенева, отца Андрея. См. о нем запись в дневнике А. Тургенева (РО ИРЛИ. Ф. 309. Ед. хр. 271. Л. 34об.).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека