Туруханский бунт, Ермаковский Дмитрий Иванович, Год: 1930

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Д. ЕРМАКОВСКИЙ

ТУРУХАНСКИЙ БУНТ

0x01 graphic

МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ
1930

РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ РОССИИ В МЕМУАРАХ СОВРЕМЕННИКОВ

ПОД РЕДАКЦИЕЙ В. НЕВСКОГО И П. АНАТОЛЬЕВА

Д. ЕРМАКОВСКИЙ

ТУРУХАНСКИЙ БУНТ

ЗАПИСКИ УЧАСТНИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ В. И. ЗАЛЕЖСКОГО

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Л. ЛЕОНОВА-ВИЛЕНСКОГО

МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ

МОСКВА 1930 ЛЕНИНГРАД

0x01 graphic

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие — В. Н. Залежского
От автора
Глава первая. Из Белостока в Туруханск
‘ вторая. Мысль о побеге
‘ третья. Бежим из Осиновки
‘ четвертая. Казаки накрыли
‘ пятая. Снова Осиновка
‘ шестая. Начало событий Туруханского края
‘ седьмая. В далекий путь
‘ восьмая. Осада города Туруханска
‘ девятая. Дорога к океану
‘ десятая. Пурга
‘ одиннадцатая. Бой в селе Хатангском и наш арест
‘ двенадцатая. Обратный путь
‘ тринадцатая. Красноярская тюрьма
‘ четырнадцатая. Суд
‘ пятнадцатая. Приговор и казнь четверых
‘ шестнадцатая. Идем на каторгу
Приложение Туруханский ‘бунт’ и политическая ссылка.— Л. Леонова-Виленского

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемая вниманию читателя книга Д. Ермаковского ‘Туруханский бунт’ является эпизодом из жизни политической ссылки Туруханского края в эпоху глухой реакции 1907—10 гг.
Годы реакции, сменившие собой революционное движение 1905—1906 гг. являлись политическим выражением победы царского самодержавия над революционным движением рабочих и крестьян, победу самодержавия над первой русской революцией. Однако годы реакции вовсе не означали собой простую реставрацию царского самодержавия дореволюционного времени. В результате революционного движения предшествовавших лет в классовой группировке и в политическом соотношении сил России произошли такие об’ективные перемены, которые, по выражению Ленина, ‘вырыли пропасть’ между дореволюционной Россией и Россией эпохи реакции. В ходе революционной борьбы 1905—1906 гг. впервые открыто размежевались, определились и организовались социальные классы России. В ходе революции сорганизовался не только рабочий класс, сорганизовались и господствующие классы — сорганизовалось дворянство в лице ‘совета об’единенного дворянства’, сорганизовалась крупная российская буржуазия в лице ‘совета с’ездов промышленности и торговли’. Эта об’единенная буржуазия оказалась достаточно реальной силой, и с ней не могло не считаться царское правительство и дворянство вообще. Напуганная революцией крупная буржуазия еще в ноябре 1905 года бросилась в объятия царизма, укрепила его и позволила ему, опираясь на дворянство, крупную буржуазию и черносотенные низы из ‘союза русского народа’, перейти в наступление на революцию.
В результате революция принуждена была отступать шаг за шагом, пока не была разбита окончательно. Однако, оказав самодержавию в деле борьбы с революцией организованную помощь хотя бы в виде локаутов, которыми крупная буржуазия подкрепляла наступление царского правительства на рабочий класс, буржуазия вовсе не склонна была оставлять в неприкосновенности, без соответствующих ‘реформ’ старое дворянско-бюрократическое самодержавие. Она требовала известного участия в деле управления страной, в деле ‘контроля* над государственными финансами. В этом требовании ее поддержала западноевропейская буржуазия, которая предоставила русскому правительству в 1906 году большой заем на борьбу с революцией. Однако царскому правительству было дано понять, что дальнейшее заключение займов за границей без возможности контроля за их расходованием со стороны Государственной думы было бы затруднительно. Вот почему царское правительство, разогнав без особого народного сопротивления две первые Государственные думы и, казалось бы, имея полную возможность вовсе упразднить думу как законодательный орган, все же этого сделать не могло. Оно только постаралось после разгона второй думы (3 июня 1907 года) изменить избирательный закон так, чтобы обеспечить при выборах господство дворянства и крупной буржуазии.
В. И. Ленин так оценивал значение Государственной думы, созванной на основе закона 3 июня 1907 года.
‘Представительство черносотенного дворянства и крупной буржуазии сделало громадный шаг вперед: вместо прежних местных выборных комитетов дворян и купцов, вместо разрозненных и случайных попыток всероссийского их представительства, имеется единый представительный орган — Государственная дума, в которой указанным классам обеспечено полнейшее преобладание. Представительство либеральных профессий, не говоря уже о крестьянстве и пролетариате, сведено на роль придатка и привеска в этом якобы ‘конституционном’ учреждении, долженствующем укрепить самодержавие’! {См. собр. соч., т. XI, ч. I, ‘Об оценке текущего момента’.}
Политику самодержавия того времени резолюция общерусской партийной конференции 1908 года определяла так:
а) Старое крепостническое самодержавие разлагается, делая еще шаг по пути превращения в буржуазную монархию, прикрывающую абсолютизм лжеконституционными формами. Открыто закреплен и признан государственным переворотом 3 июня и учреждением третьей думы союз царизма с черносотенными помещиками и верхами торгово-промышленной буржуазии.
Став по необходимости окончательно на путь капиталистического развития России и стремясь отстоять именно такой путь, который сохранял бы за крепостниками и землевладельцами их власть и их доходы, самодержавие лавирует между этим классом и представителями капиталов. Их мелкие раздоры используются для поддержания абсолютизма, который вместе с этими классами ведет бешеную контрреволюционную борьбу с обнаружившими свою силу в недавней массовой борьбе социалистическим пролетариатом и демократическим крестьянством.
б) Таким же буржуазным характером отличается аграрная политика современного царизма. Он потерял всякую веру в наивную преданность крестьянской массы монархии. Он ищет союза с богатыми крестьянами, отдавая им деревню на разграбление. Самодержавие делает судорожные усилия, чтобы поскорее сломать все общинно-надельное землевладение и укрепить исключительно частную поземельную собственность Такая политика обостряет во стократ все противоречия капитализма в деревне и ускоряет разделение деревни на ничтожное меньшинство реакционеров и революционную пролетарскую и полупролетарскую массу’.
Рядом с этим контрреволюционным блоком черносотенного дворянства и крупной буржуазии в результате страха перед революционной борьбой масс занимает контрреволюционную позицию по отношению к массовой борьбе пролетариата и крестьянства так называемая либеральная буржуазия с кадетской партией во главе. Она мирится с существованием царизма и фактически представляет ‘левое’ крыло того же единого фронта реакции.
Таким образом все господствующие классы России в эти годы об’единяются в широкий единый реакционный блок, направленный на борьбу с массовым революционным движением.
Это контрреволюционное наступление застает, однако, пролетариат и широкие массы крестьянства уже не такими, каковы они были до революции 1905 года. ‘Миллионы населения,— говорит Ленин,— приобрели практический опыт в самых разнообразных формах действительно массовой и непосредственно революционной борьбы вплоть до всеобщей стачки, изгнания помещиков, сожжения их усадеб, открытого вооруженного восстания {См. собр. соч.. т. XI, ч. I, ‘Об оценке текущего момента’.}. Годы реакции были годами учета и осознания этого опыта массами. В частности опыт революционной борьбы 1905—1906 гг. показал, что пролетариат является единственным классом, который способен последовательно руководить революционной борьбой масс. Этот опыт определил роль пролетариата в русской революции как роль гегемона крестьянства и мелкой городской буржуазии.
Этого не могло не видеть и не сознавать царское самодержавие того времени. Отсюда особо жестокие репрессии, которые обрушились в первую очередь на рабочий класс и его революционную партию — большевиков. Эти репрессии носили массовый характер. Столыпинское правительство превратило всю Россию в страну, находящуюся или на военном положении или на положении чрезвычайной и усиленной охраны. В стране свирепствовали военно-полевые и военные суды. За три года реакции, с 1907 по 1909, эти суды вынесли 5 086 смертных приговоров. Подавляющее большинство осужденных были рабочие, солдаты и крестьяне.
Не только эти чрезвычайные суды, но и суды ‘нормальные’ не скупились на вынесение жестоких каторжных приговоров революционерам. Количество осужденных на каторгу и на другие виды тюремного заключения исчислялось десятками тысяч. Почти столько же получили по суду ссылку на вечное поселение в Сибирь ‘с лишением всех прав состояния’.
Но правительство не ограничилось судебной расправой с революционерами, рабочими и крестьянами. На ряду с судебными приговорами широко практиковалась политическая административная ссылка в отдаленные губернии России и в Сибирь тех рабочих, крестьян и членов политических партий, против которых полиция и жандармерия не могли иметь достаточно улик, чтобы осудить их по суду. Северные губернии России и Сибирь заполнились такими административными ссыльными, число которых к концу эпохи реакции достигло 50—60 тысяч человек.
Преобладающий элемент ссылки по социальному составу—рабочие и революционеры из интеллигентов. Так, сибирская политическая ссылка насчитывала рабочих 41% интелгигентов 34% и крестьян 25%.
Условия жизни ссыльных были самые тяжелые. Они были лишены права передвижения, они обрекались на вынужденное безделье. Если административно-ссыльные получали от казны на жизнь известное пособие, то ссыльно-поселенцы по суду не получали ничего. Между тем найти работу было почти невозможно. Казенное пособие во многих местах выдавалось далеко не аккуратно, задерживалось месяцами, и ссыльные голодали.
На этой почве и разыгрался кровавый эпизод Туруханского бунта, который описывает автор. Однако, если ТуруханскиЙ бунт и порожден общими условиями политической ссылки, то отнюдь не является типичным и характерным в жизни политической ссылке, он стоит в истории ссылки совершенно особняком.
Дело в том, что этот бунт носит характер политической беспринципности, и политические ссыльные во всех колониях Туруханского края сошлись в отрицательном: отношении к нему. ‘Без сговора,— вспоминает один из непосредственных наблюдателей Туруханского бунта, тов. Леонов-Виленский, бывший в то время в политической ссылке в Туруханском крае,— на расстоянии многих сотен километров друг от друга колонии политических ссыльных пришли к одному заключению: принципиально отвергли бунт, категорически отмежевались от него’. Это отрицательное отношение политической ссылки к бунту тов. Виленский совершенно правильно определяет так:
‘Сибирская политическая ссылка знала неоднократные случаи вооруженных конфликтов с царской администрацией. Достаточно вспомнить историю двух якутских протестов, в особенности историю ставшей знаменитой якутской ‘Романовки’, где много пролилось ссыльной крови, где в неравной и заранее обреченной на неудачу борьбе ‘романовцы’ проявили много мужества, революционной выдержки и личного героизма. Но эти выступления носили на себе определенный отпечаток протеста, ультимативной борьбы за элементарные, общие для всей ссылки требования. Этим осмыслялось движение, примыкало к длинному ряду тюремных и каторжных протестов, голодовок, обструкций.
Другое дело Туруханский бунт. Он не был увязан с общими политическими требованиями, ‘повисал’ в воздухе, терял характер и значение политического выступления. Логикой фактов он превращался в отчаянное, насыщенное кровью и жертвами, заранее обреченное на неудачу предприятие.
Такой характер политической беспринципности Туруханский бунт получил потому, что целью его участников был побег ради спасения своей жизни от возможного приговора военного суда за произведенное ими в личных целях ограбления магазина английской фирмы ‘Рошетт’, скупающей пушнину. Никакой политической подкладки в этом деле не было. Не получая три месяца пособия, группа анархистов во главе с Дроновым выехала с места своей ссылки в город Туруханск за получкой денег. Денег им не выдали. Тогда они решили ограбить магазин ‘Рошетт’. При нападении они ранили управляющего, который, пробовал оказать сопротивление, забрали 11000 рублей, поделили их между собою, после чего раз’ехались. Но случилось так, что один из участников был арестован и выдал остальных. Всем им грозил военный суд за вооруженное ограбление. В целях своего спасения эта группа и задумала вооруженный побег.
К своим планам они старались привлечь сочувствие политической ссылки, пытаясь подвести под свою экспроприацию задним числом идейную подкладку. Хотя они и признавали, что побудительной причиной нападения на магазин была их личная материальная нужда, но, говорили они, главной целью у них было достать денег для организации массового побега ссыльных из Туруханского края. Однако Ермаковский определенно указывает, что, совершая это ограбление, группа Дринова такой цели не преследовала.
Таким образом, историю Туруханского бунта надо расценивать как выражение индивидуального отчаяния отдельных ссыльных, в котором не было никакой идейной политической подоплеки. В этом и причина поголовного отрицательного отношения к этому выступлению политической ссылки.
Насколько отрицательно отнеслась ссылка к бунту, ясно показывает сам Ермаковский. Поднявшая вооруженный бунт группа Дронова проходила ряд сел и деревень, населенных колониями политических. Но везде политические ссыльные категорически отказались их поддержать и присоединиться к ним. На всем пути следования к ним присоединялись отдельные единицы, главным образом анархисты.
Таким образом, Туруханский бунт был предприятием группы анархистов, поставивших себя под угрозу виселицы ограблением в личных целях магазина. Из двадцати участников бунта Ермаковский насчитывает девять анархистов, одного максималиста, близко примыкавшего к анархистам, одного беспартийного, одного уголовного, двух партии ППС ‘с террористическим уклоном’, т. е. по существу приближавшихся к анархистам, и шесть социал демократов. Во главе всего предприятия стоял анархист Дронов.
Участники бунта, как видно из книги Ермаковского, проявили много примеров личного отношения: они расстреляли несколько провокаторов и особенно зловредных эксплоататоров инородческого населения из купцов Туруханского ‘края. Однако это не может служить причиной положительного отношения коммунистически настроенной молодежи к такому выступлению. Надо помнить, что этот индивидуальный героизм совершенно не увязан с положительной политической идеей. Этого читатель не должен забывать при чтении книги.
Целью издания ‘Молодой Гвардией’ книги Ермаковского является дать читателям знакомство с конкретными фактами царской ссылки эпохи реакции, на почве которой могли вырастать такие явления, как Туруханский бунт,— авантюристский побег, акт отчаяния, результат гибельных жизненных условий. Вместе с тем все описание событий и их результатов показывает те методы борьбы, которые нашей партией никогда не одобрялись и не рекомендовались. Наша партия всегда уделяла значительное внимание вопросам побегов ссыльных из тюрьмы и каторги и возвращения товарищей на боевую партийную работу, но это делалось совсем иными путями и методами.

В. Залежский

ОТ АВТОРА

Много лет миновало с тех пор, как произошли события, изложенные в настоящей книге. Пришла новая сложная жизнь, и в вихре событий память о них заглохла. Для людей, творивших последнюю большую революцию, эта книга может служить напоминанием о прошлой тяжелой борьбе за лучшую долю, а для молодого поколения она любопытна как одна из страниц истории классовой борьбы в России. Из двадцати участников восстания, разгоревшегося когда-то в Туруханской ссылке, в живых после каторги осталось нас четверо, из коих, по непроверенным сведениям, один (Барута) умер от чахотки, двое (Прикня и Шальчус) убиты в Октябрьский переворот в г. Иркутске. В память о погибших товарищах, а также по просьбе их родных и знакомых считаю необходимым осветить в печати историю единственного, в условиях полярного края неповторимого похода против произвола и насилия царских наемников.
Писал я по личным воспоминаниям, кроме того, пользовался документами, сохранившимися от того времени. Литературную обработку данного мною материала взяла на себя М. А. Позныш, за что приношу ей глубокую благодарность.
Вместе с тем буду очень признателен всем, кто даст мне дополнительные сведения, а также укажет те или иные материалы, могущие восстановить полноту отдельных эпизодов Туруханского восстания, детали коих могли ускользнуть из моей памяти за давностью лет. Означенные сведения прошу направлять по адресу редакции.

ТУРУХАНСКИЙ БУНТ

…Страшный край! Откуда прочь
Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной.
Некрасов

Глава первая
ИЗ БЕЛОСТОКА В ТУРУХАНСК

Прежде чем рассказать о самых событиях Туруханского края, я кратко передам о первом знакомстве с активными участниками этих событий.
В 1906 году я был арестован в Белостоке, Гродненской губернии, где я вырос и работал ткачом на ткацкой фабрике.
Хоть я и захвачен был с нелегальной литературой и оружием, но принадлежности моей к какой-либо определенной партийной организации местным властям установить все же не удалось.
На основании сведений жандармского управления о принадлежности моей к противоправительственному сообществу дело было передано в Петербург департаменту полиции, который и постановил сослать меня из Белостока, где я почти год отсидел в тюрьме, административным порядком в ссылку в Туруханский край. Енисейской губернии, сроком на три года. Партию ссыльных, в которой я шел, отправили из Белостока через Москву до Красноярска, с остановкой в Самарской тюрьме. Из Красноярска на пароходе до Енисейска и дальше в Туруханский край — на лодках. После отвала партии из московской Бутырской тюрьмы я познакомился в поезде с анархистом-синдикалистом Турчаниновым, по кличке Лав Черный. Он ссылался в Туруханский край вторично. Арестовали его в Москве, где он скрывался после побега из Туруханского края. В Турчанинове я нашел интересного собеседника, охотно рассказывавшего о ‘прелестях’ Туруханского края. Я не имел никакого представления о крае, куда меня ссылали, и естественно интересовался всем.
Из бесед с ним о Туруханской ссылке я постепенно узнавал подробности быта, географические и климатические условия края, узнал, что обширный Туруханский край тянется до берегов Ледовитого океана, занимает пространство в один миллион шестьсот двадцать пять тысяч квадратных верст, редко заселен инородцами, главным образом тунгусами, самоедами, остяками и изредка русскими крестьянами.
Промышленности там никакой, даже кустарной, нет, хлебопашеством жители не занимаются, основное и почти единственное занятие — рыболовство и охота. Климат и условия жизни настолько тяжелы, что самый суровый режим тюрьмы сносить легче, чем ссылку в Туруханском крае. Зимой — морозы, доходящие до пятидесяти градусов, и вечная ночь, летом от комара и мошки одно спасение — сетка, деготь и дымокуры.
Жуткая картина жизни в хмуром, полуночном крае, художественно нарисованная Турчаниновым, ни днем ни ночью не давала мне покоя. Казалось, еду я на верную гибель, на голодную смерть.

Глава вторая
МЫСЛЬ О ПОБЕГЕ

Соображая, как бы, не дойдя до столь гиблого места, удрать из-под конвоя, я решил совершить побег теперь же, в пути следования в ссылку. В одном вагоне со мной ехало несколько человек матросов, ссылавшихся за восстание. Мы, административно-ссыльные, пригласили их вместе столоваться, и когда у нас установились дружеские отношения и я мог рассчитывать, что товарищи, имея впереди долгий срок каторги, также рискнут на побег, я предложил им принять участие в организации побега: прорезать решотку в окне или разобрать пол, в худшем случае — обезоружить конвой.
Товарищи матросы, к сожалению, меня не поддержали, а Турчанинов настойчива убеждал, что бежать человеку, имеющему три года ссылки, когда всем, кто останется в вагоне, грозят тяжелые последствия побега, нет смысла.
Не встретив сочувствия среди товарищей каторжан с гораздо большим сроком, я решил ждать другого удобного случая.
Незаметно день ото дня я крепко спаялся с Турчаниновым, и уже не стал подходить к нему с расспросами, а он ко мне.
Изучив меня всесторонне, товарищ Турчанинов настойчиво просил не искать пока лазейки к побегу.
— Я иду с вами в одну ссылку и отбывать ее не думаю. Мы вместе убежим, но убежим более верным и надежным путем. Дорога мне знакома туда и оттуда, у меня есть связи в Енисейске. Там можно некоторое время прожить. В Енисейске устроим крупную экспроприацию, а имея деньги, организуем в России какой-либо крупный террор: удастся — убьем Столыпина и махнем в Париж. Там есть связи, там будем учиться.
Я рад был познакомиться с образованным товарищем, да и предлагал он как раз то, о чем я думал годами.
Шел с нами из Лодзи в ссылку еще один славный товарищ, некий Касперский, по кличке Малюта, по убеждению ППС, террорист, человек большой физической силы, по профессии колбасник. Я познакомил его с Турчаниновым, и последний скоро поделился с ним планом нашего будущего побега из ссылки, предлагая ему присоединиться. Таким образом нас образовалась неразлучная тройка.
В конце августа мы прибыли в Красноярск, откуда после недельной сутолоки в переполненной арестантами пересыльной тюрьме наша тройка отправилась в партии на пароходе в Енисейск.
В Енисейской тюрьме мы встретили товарищей туруханцев: Хаймовича, Геллерта и Неймарка, там же сидело несколько человек крестьян села Ворогова, обвинявшихся в содействии побегу ссыльных, которые их наняли везти от Ворогова до Енисейска.
Долго мы беседовали с туруханцами и из разговоров поняли, что бежать из ссылки стало гораздо труднее, чем было в то время, когда бежал Турчанинов, в девятьсот пятом-шестом году. На границе Туруханского края был поставлен кордон, день и ночь охранявший границу и вылавливавший беглецов.
В летнее время по середине реки Енисея стоит на якоре барка, где помещается зоркая охрана, а по обоим берегам реки — строжевые избушки. Проходящие из Туруханского края через Ворогово пароходы тщательно обыскиваются, у пассажиров проверяются документы, бездокументных арестуют.
Узнали от товарищей потом, что административно-ссыльным Туруханского края не выдается своевременно пособие и они страшно голодают. Голодовка влечет за собой побег, а побег одних означает усиленный режим для оставшихся: их лишают возможности пойти на охоту, рыбалку, свободно переезжать из деревни в деревню и зорко следят за всею перепискою.
По получении столь ‘приятного’ сообщения от туруханцев нам всерьез пришлось подумать о том, как и откуда осуществить побег. Мы были склонны даже к мысли бежать по пути в Ворогово, так как из енисейской тюрьмы нас должен сопровождать слабый сельский конвой. На этой мысли остановились и ждали отправки.
Часть прибывшей из Красноярска партии дня через два отправили ‘на низ’ т. е. в Туруханский край, присоединив еще несколько человек из енисейской тюрьмы, ожидавших отправки.
Мы ушли с этой партией. До деревни Погадаевой, отстоявшей от Енисейска верстах в тридцати, шли по тракту, проложенному в тайге.
Партия растянулась на большое расстояние, сзади тянулись две подводы с вещами и было только два стражника. Случай для побега сугубо благоприятный: стоило свернуть в тайгу — и мы свободны. Но Турчанинов не соглашался бежать, боясь, что это отразится на остальных товарищах нашей партии. Он предложил дойти до места ссылки и бежать лишь оттуда, чтобы избавиться от упреков со стороны других ссыльных.
В Погадаевой партия ночевала. Наутро на лодках отправили в село Назимово, а оттуда в село Ворогово. Плыли по течению Енисея, который ниже впадает в Ледовитый океан. По реке шла шуга, падал мелкий снег, дули ветры, волны захлестывали лодки. Промокнувшая одежда обледенела, и мы дрожали от холода и страха попасть на мель или быть опрокинутыми волной. Стражники торопились вернуться скорее обратно, поэтому мы плыли круглые сутки, лишь изредка причаливая к какой-нибудь деревне, чтобы получить кормовые деньги и запастись продуктами.
Так добрались до границы Туруханского края — села Ворогова. Остановились там на сутки, чтобы получить назначение, в какой деревне каждый из нас должен отбывать ссылку. Турчанинова, как уже раз бежавшего из ссылки, назначили за город Туруханск, в село Дудинку. Меня и Касперского — в село Монастырское, находящееся недалеко от города Туруханска. и остальных товарищей рассовали по разным деревням подальше от границы.
Из Ворогова нашу партию с казаками, охранявшими границу, отправили до деревни Осиновки. По дороге неизменная тройка сговорилась дальше Осиновки не итти, под каким-нибудь благовидным предлогом остаться там, а оттуда, передохнув день-другой, бежать по направлению к Енисейску.
Симулируя болезнь, мы настаивали, чтобы нас оставили в Осиновке. Пришел фельдшер из ссыльных, осмотрел, признал больными, простуженными, с высокой температурой, нашел, что дальше следовать с партией не можем. Нас временно до выздоровления оставили в Осиновке.
Стали мы готовиться к побегу: запасать провизию, обмундирование, достали географическую карту, компас, топор, охотничье ружье и принадлежности к нему, шило, дратву, ножик и прочие необходимые вещи, какие велел брать наш вожак Турчанинов. Нужны были еще лыжи, но достать их не удалось, решили итти без лыж, пешком тайгой до Енисейска, расстояние около пятисот верст. В Енисейске знакомый Турчанинова врач должен был оказать нам всяческое содействие.
С первого нашего шага я почувствовал, что побег будет неудачный, что мы или погибнем в тайге, или будем пойманы. Предстоял невероятно тяжелый переход: сплошной лес, сплошная тайга, никаких дорог, высокий мох, покрытый снегом, масса валежника, и брести придется по пояс в снегу. Изредка, но все же встречается тальник, таежная заросль, которую нельзя обойти, а приходится просто прорубать тропу.

Глава третья
БЕЖИМ ИЗ ОСИНОВКИ

И вот в сентябре 1908 года мы вышли из Осиновки по направлению к Енисейску, углубившись от Енисея в глухую тайгу.
Первый сорокаверстный переход до реки Порожки, которая является границей между Енисейской губернией и Туруханским краем, фазу показался тяжелым.
Мы еще не привыкли брести в снегу, будучи нагружены, как вьючные лошади, всеми принадлежностями для побега и продуктами в виде сухарей, риса, масла и сахара. Поклажу, в общей сложности весом в четыре-пять пудов, разложили на троих.
Касперский, как более сильный, взял большую часть, я — меньше и Турчанинов—еще меньше. Порядок шествия тайгой выработался следующий: впереди шел Генрих Касперский, прокладывая, как более сильный, тропинку, за Касперским шагах в пяти-шести шел я и за мной на таком же расстоянии — Турчанинов с картой и компасом, указывая путь поворотов направо или налево.
Дни поздней осени Туруханского края очень коротки, и поэтому приходилось итти весь день без отдыха. С наступлением сумерек, когда итти дальше было уже невозможно (с одной стороны, ветки деревьев били по глазам, с другой — валежник, находящийся под мохом и снегом, также мешал передвижению), мы делали привал. Остановившись в более удобном для ночлега месте тайги, снимали с плеч котомки, развешивали на деревья.
Каждый выполнял свои обязанности в подготовке к ночлегу: я с Касперским стаскивали в кучу ветки, рубили сухостой и разводили большой костер. Турчанинов наполнял чайники и котелок снегом, устраивал рогульки, подвешивал над костром чайник и котелок, кипятил чай и варил кашу.
Когда под костром стаивал весь снег и обогревалась почва, костер переносился в сторону, а обогретое место забрасывалось ветками пихты или сосны и служило нам постелью. Измученные и изголодавшиеся за день, мы садились на согретой земле и с зверским аппетитом принимались за кашу, в которой часто попадались угли от костра.
Вкусным казался чай из снега!
После ужина, добавив на ночь в костер несколько толстых бревен, так как морозы стояли уже градусов на двадцать, укладывались спать. Постель все же обогревала слабо, и ночью как-то инстинктивно мы тянулись к костру, благодаря чему пожгли единственную обувь, выданную в Енисейске, и очутились в одних суконных тюремных онучах.
Захваченные шило и дратва выручили нас и сыграли немаловажную роль в дальнейшем передвижении. Я обрезал арестантские халаты, выданные в енисейской тюрьме, и подшил для всех подошвы. В коротких кафтанах итти было удобнее, но зато на ночлеге не во что было одеваться: лишились своего рода одеял.
Так продолжали итти гуськом по направлению к Енисейску, свыкаясь постепенно с таежной жизнью.

0x01 graphic

Одна мысль, что хоть куриным шагом, все же мы двигаемся вперед к намеченной цели, дальше и дальше оставляя за собой ненавистный край, удваивала бодрость и силы.
Но скоро нас ждало несчастье: дойдя до реки Порожки, вытекающей из Енисейских порогов и еще к тому времени не замерзшей вследствие своей быстроты и входящего туда теплого ключа, мы стали искать удобного места для перехода через нее. Хотели сделать плот, но оказалось, что нечем его связать. Стали по берегу реки углубляться в тайгу с расчетом найти более узкое место реки и там перейти. Но такого места не нашли. Тогда, наконец, остановились на мысли срубить дерево и перекинуть его через самое узкое место реки. По дереву первым пробирался Касперский, обрубая мешавшие сучья, прошел благополучно. За ним так же удачно перешел и я. С вожатым же нашим случилась беда, и беда большая. Он по середине реки оборвался с дерева и нырнул в воду. Мы быстро сбросили котомки, кинулись его спасать. Не успел я оглянуться, как товарищ Касперский, подавая ветку Турчанинову, поскользнулся и последовал его примеру. Оба барахтались в реке, пока не выбрались до более мелкого места. Вылезли на берег перемокшие и продрогшие.
Охваченная морозом, их одежда заледенела. Я сразу же развел костер и обогревал товарищей. Ни медикаментов, ни спирта, вообще ничего обогревающего у нас не было. Одно спасение — костер. Стоянка наша затянулась на сутки. Я ухаживал всеми мерами за товарищами, поддерживал огонь в костре, чтобы сушить их платье, приготовлял чай и согревал их своей одеждой. Все же они основательно простудились. Турчанинов метался в жару. Несмотря на его тридцать лет, бродячая и тревожная жизнь состарила его преждевременно, сделала хилым, невыносливым. Не знали мы, что делать. Если он погибнет, грозит гибель и нам: итти по карте нам, малограмотным, трудно. Турчанинов составлял себе рецепты, мы откапывали из-под снега листья брусники, черники, земляники, какие-то красные ягоды, варили все это вместе в чайнике и поили больного. На второй или третий день он почувствовал себя лучше, и мы решили двигаться вперед.
Дальнейший путь продолжали в коротких халатах, все более и более обрезая их на подошвы для обуви. В результате продукты истощились, есть было нечего, питались большей частью дичью и белкой. Из последней жарили шашлык, правда, без соли, перца и лука.
Дальнейшее продвижение становилось с каждым днем труднее. Морозы крепчали, зима сибирская надвигалась, и мы решили повернуть из тайги по компасу к берегу Енисея. Енисей служил единственным путем сообщения в огромном пустынном Туруханском крае, селения которого расположены только по берегу этой реки. Кроме того, мы знати, что во многих деревнях живут политические ссыльные, которые, возмо
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека