В. П. Степанов
Копиев А. Д.: Биографическая справка, Копиев Алексей Данилович, Год: 2000
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Оригинал здесь — http://pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1158
КОПЬЕВ (Копиев) Алексей Данилович [1767 — 5 (17) VII 1846]. Сын пензенского вице-губернатора Д. С. Копьева. С 1775 записан в гвардию, 10 июля 1778 произведен в сержанты Измайловского полка. Быстрое продвижение К. по службе началось после 1791 одновременно с фавором П. А. Зубова, который взял его в свой штат, где К. вскоре достиг чина армейского подполковника. По замечанию В. Н. Головиной, К. был ‘человек умелый, но очень скверный, сущий паразит, увивавшийся около вельмож’. В 1794 К. участвовал во взятии Варшавы и преследовании инсургентов, во время которого направил непосредственно императору Фридриху-Вильгельму вызывающее письмо по поводу отбитых русскими у поляков, но присвоенных пруссаками орудий. Приказом Павла I от 2 мая 1797, отданным в Москве, К. за какую-то выходку (‘дурное поведение’) подвергся четырехмесячному аресту, а затем был отправлен в армейский полк. Предполагается, что с этим эпизодом биографии К. связана эпиграмма Г. Р. Державина ‘На падение Фаэтона’ (1798). Известно прошение К. к императору от 31 марта 1797 из Невеля, где он состоял в Псковском драгунском полку, о помиловании и о предоставлении отпуска в связи со смертью отца (РГИА, оп. 43, No 480, л. 63).
В начале александровского царствования, ок. 1802, К. возвратился в Петербург, получил в соответствии с выслугой лет чин генерал майора и продолжил службу. В 1808 вместе с И. А. Тейлъсом и Н. Ф. Эминым К. состоял членом Комиссии рассмотрения финляндских дел до ее ликвидации в 1810. После войны 1812 К. продал свою финскую мызу гр. Армфельду и купил имение Пустынка на берегу Тосны, рядом с имением Воронцовых, послужившее причиной вражды между соседями. В 1827 К. заочно избрали членом Комиссии для составления дворянской родословной книги Шлиссельбургского у., однако по справке оказалось, что он уже не имел собственности в Финляндии (РГИА, ф. 1286, оп. 4 (1827 г.), No 560). Позднее К. многократно покупал и продавал др. небольшие имения вблизи Петербурга (напр., с. Никольское в Шлиссельбургском у., где вел тяжбу с местными мастеровыми, — РГИА ф. 472, оп. 1, No 954). В 1828 он продал казне на снос петербургский дом у Чернышева моста (за 220000 руб. с рассрочкой на 20 лет), а затем до 1831 добивался выплаты всей суммы досрочно (РГИА, ф. 1286, оп. 4 (1828 г.), No 220).
С кругом писателей и журналистов нач. века К. не общался, занимаясь торгами и подрядами, но его хорошо знал дворянский и служилый Петербург. По воспоминаниям современников, в старости oн отличался скупостью, неопрятностью, алчностью, циничным пренебрежением к общему мнению. Незадолго до смерти он проклял и лишил наследства единственного сына Юрия, замешанного М. С. Воронцовым в скандальный процесс и лишенного флигель-адъютантского звания.
Как герой литературного фольклора К. был известен более, чем как литератор. Современники циклизовали вокруг личности К. массу легендарных подробностей и анекдотов, характеризующих его как принципиального фрондера (что маловероятно), шутника, остряка и балагура, человека переменчивой судьбы. Согласно мемуарам и семейным преданиям, К. воспитывался в Пензе вместе с будущим министром полиции А. Д. Балашовым, тринадцатилетним юношей прибыл в полк и прославился здесь своими проказами и насмешками над командиром А. И. Арбеневым. В Петербурге К. будто бы некоторое время жил в доме кн. Вяземской (урожд. Трубецкой), в нач. 1790-х гг. был обручен с Т. И. Белосельской (в замуж. Бахметевой, А. Д. Янькова относит приписываемый К. в связи с этим Н. В. Туркестановым экспромт к Ф. С. Лужину и др. княгине Белосельской-Белозерской) и сватался за Д. М. Кутузову-Голенищеву (в замуж. Опочинину), но оба брака расстроились. Понравившись Зубовым, он стал чем-то вроде шута в их свите. Благодаря их покровительству, за три производства он шагнул из сержантов гвардии в подполковники и вошел в число придворных кавалеров при Густаве IV Адольфе, женихе вел. княжны Александры Павловны. Смерть Екатерины II застала К. в Пензе у родных. По возвращении на службу он попал в крепость, а затем в ссылку — в полк, размещенный в Финляндии. Разнообразнее всего варьируется мемуаристами эпизод со ссылкой К. А. С. Шишков, Н. И. Греч, Ф. Ф. Вигель рассказывают, что К. вызвал гнев Павла, появившись на вахтпараде в утрированном до смешного гатчинском мундире. По одной из этих версий, К. добился смягчения своей участи шутливыми письмами к императору из крепости и был возвращен на службу, но удален из столицы, по др. версии (С. Д. Полторацкий, Н. В. Туркестанов), К. усугубил свою вину стихами, адресованными худородному обер-полицеймейстеру Е. М. Чулкову: ‘Отец твой был Чулок, а мать твоя Тряпица…’. В Кексгольме К. будто бы был разжалован в солдаты, то ли за шутки над новыми порядками, то ли за дуэль с кн. Долгоруковым, и лишь его молодой жене (Анне Констанции, дочери бывшего кавалергарда барона Карла Шкотта) удалось испросить прощение мужу (либо у Павла, либо у Александра I — сведения не совпадают). Более вероятным представляется мнение, что К. помогли вернуться в столицу Зубовы и П. А. Пален в тот короткий промежуток времени, когда они еще обладали влиянием на Александра I.
Известность К. как оригинала и колоритной бытовой фигуры засвидетельствована самыми разными людьми. И. М. Долгоруков, знавший семью К. по своей службе в Пензе, так характеризовал его в заметках 1813 о нижегородской ярмарке: ‘Видел сочинителя ‘Лебедянской ярмарки’ острого К. Кто его не знает? Всегда и везде одинаков: шутит, лжет, хохочет с утра до ночи, все знают, что он несет гиль, но всякий вокруг жмется, слушает, и где он, там толпа’. Похожий портрет набросал Ф. Ф. Вигель, встречавший К. в 1811 в доме сенатора А. Я. Болотникова, приятеля И. И. Дмитриева. М. Н. Лонгинов полагал, что басню ‘Лжец’ И. А. Крылов написал под впечатлением разговора с К. за обедом в петербургском Англ. клубе. П. А. Вяземский сохранил анекдот о комической встрече К. с С. Л. Пушкиным на Невском проспекте. Подборка рассказов о поездках К. на упряжке свиней, о его проделках с косой и табакеркой Павла I попала в книгу А. Дюма ‘De Paris a Astrakhan’ (1860, П. А. Вяземский указывает, что ранее они были напечатаны во фр. газетах). Биографическая достоверность всех этих сообщений сомнительна. Перечисленные анекдотические истории приписывались (часто с большим основанием) также А. Н. Голицыну, Вакселю и др. современникам К. (напр., стихотворная пикировка о полете на воздушном шаре принадлежит не К., а С. Л. Львову и А. С. Хвостову).
Собственная литературная деятельность К. оказалась мимолетной. Первая и наиболее значительная комедия К. ‘Обращенный мизантроп, или Лебедянская ярмарка’ (пост. 11 мая 1794) тематически и отдельными персонажами связана с ‘Недорослем’ (Правдин, Гур Филатыч — племянник Простакова, Еремеевна, ставшая профессиональной свахой), среди действующих лиц есть недоросль Микеша. упоминается и сама комедия Д. И. Фонвизина. Любовная линия в пьесе К. испытала влияние карамзинизма, он впервые вывел в качестве героини сентиментальную воспитанницу Смольного монастыря. Создавая вслед за Фонвизиным бытовую сатиру на провинциальные дворянские нравы, идейно К. следует за комедиографией Екатерины II. В пьесе осуждаются ‘ужасные’ последствия фр. революции, проводится мысль о том, что люди в целом не понимают истинной свободы, а рус. дворянство, в частности, не умеет пользоваться мудрыми законами императрицы о народных училищах и правами, предоставленными ему ‘Учреждением о губерниях’ (1775) и ‘Жалованной грамотой российскому дворянству’ (1785). Причиной всех неурядиц в рус. семейной, общественной и государственной жизни являются себялюбие дворян и отсутствие у них чувства долга. Положительный герой пьесы Правдин критикует пустое и лживое светское общество, противопоставляет ему двор Екатерины II как образец добродетелей и гражданского исполнения долга.
После придворного спектакля ‘Обращенный мизантроп…’ К. получил табакерку с алмазами. На публичной сцене успех комедии обеспечили сочное бытописание, живые и остроумные диалоги, колоритные типы провинциальных щеголей, легко поддававшиеся шаржированию в сценическом исполнении. Как бытовая комедия ‘Обращенный мизантроп…’ пользовался большим успехом в репертуаре театра нач. XIX в. и упоминается в современных обзорах лучших произведений драматической литературы. Изданию 1794 было предпослано авторское предисловие в стихах под загл. ‘Найденный отрывок бумаги вместо Предисловия. К русскому языку’, обращенное как к читателю, так и к императрице (отточия в тексте, видимо, имитируют плохую сохранность мнимой рукописи). В этом стихотворном послании К. обсуждает вопрос, почему рус. язык не приспособлен к выражению любовного чувства и вместе с тем дает похвальные отзывы о лирике Г. Р. Державина, Ю. А. Нелединского—Мелецкого и М. М. Хераскова.
Одноактная комедия ‘Что наше, тово нам и не надо’ (пост. 10 окт. 1794) принадлежит к жанру драматических пословиц и представляет собой психологический этюд, посвященный образу скучающего человека, Причудина, — одному из первых в рус. литературе образов богатого и разочарованного молодого человека. Он хочет увлечь женщину, которую не любит и которая не заслуживает его любви, а добившись успеха, легко уступает ее сопернику. Текст издания пьесы по сути дела является фонетической транскрипцией разговорной речи, это предполагало намеренно бытовую интерпретацию пьесы на сцене.
20 янв. 1796 на Придворном театре была поставлена комедия К. ‘Бабьи сплетни’ (текст не сохр.). Мемуаристы упоминают также о несохранившейся пьесе К. под загл. ‘Княгиня Муха’.
Все комедии К. написаны прозой. Между тем Ф. Ф. Вигель свидетельствует, что К. писал также стихи, и цитирует одно из стихотворений, которыми К. его ‘засыпал’ и которые до нас не дошли. П. А. Вяземский указывал, что К. перевел ‘Sur le bonheur des sots’ Ж. Неккера, имеется рус. издание 1795 (под загл. ‘О счастии дураков’), подписанное нерасшифрованной библиографами длинной анаграммой. Др. известные издания переводов этой книги приписываются Д. И. Хвостову и П. С. Кайсарову.
Лит.: Брюн В. А. Д. и Ю. А. Копьевы: Из семейных воспоминаний (1874) // ИРЛИ, ф. 265, оп. 1, No 30, 34, Друцкой—Соколинский, Ромейко—Гурко П. А. Д. Кольев и кн. Н. В. Туркестанов // ИРЛИ, ф. 265, оп. 2, No 3747, Мертваго Л. Б. Зап. // Рус. арх. 1868. No 10, Долгоруков И. М. Журн. путешествия в Нижний. М., 1870, Шишков А. С. Зап., мнения и переписка. Берлин, 1870. Т. 1, Греч Н. И. Зап. // Рус. арх. 1873. No 4, Голицын Н. С. Рассказы об императорах Павле I и Александре I // Рус. старина. 1880. No 11, Вяземский П. А. Полн. собр. соч. СПб., 1882—1883. Т. 7—8, Бодянский О. М. Дневник // Рус. старина. 1889. No 10, Вигель Ф. Ф. Воспоминания. М., 1892. Ч. 3, Полторацкий С. Д. Рус. достопамятные люди: (В. В. Капнист) // Рус. старина. 1892. No 6, Головина В. Н. Зап СПб., 1900, М. Н. [Мазаев Н. М.] Копьев А. Д. // Рус. биогр. словарь. Т. ‘Кнаппе — Кюхельбекер’ (1903).