Консульство и Империя, Тьер Адольф, Год: 1848

Время на прочтение: 62 минут(ы)

КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ

Соч. ТЬЕРА.

Статья тринадцатая (*).

(*) Двнадцатая статья напечатана въ LV том ‘Отеч. Записокъ’ (декабрь 1847).

РЕЙНСКІЙ СОЮЗЪ. Наполеонъ въ Парижъ посвящаетъ первыя свои попеченія финансамъ.— Компанія Соединенныхъ Негоціантовъ признана должною правительству, и у нея взято все.— Наполеонъ, недовольный г-мъ Яіарбуа, замщаетъ его г-мъ Молліеномъ.— Возстановленіе кредита.— Приказанія о возвращеніи арміи, о занятіи Далмаціи, о завоеваніи Неаполя.— Продолженіе длъ съ Пруссіею.— Ратификація шенбруннскаго трактата съ измненіями.— Новое отправленіе г-на Гаугвица къ Наполеону.— Шенбруннскій трактатъ, передланный въ Париж, съ меньшими выгодами для Пруссіи.— Г. Луккезини посланъ въ Берлинъ, для объясненія перемнъ въ трактат.— Шенбрунскій трактатъ, сдлавшійся парижскимъ, наконецъ ратификованъ, и г. Гаугвицъ возвращается въ Берлинъ.— Господство Франціи.— Вступленіе Іосифа Бонапарте въ Неаполь.— Занятіе Венеціи.— Медленіе въ отдач Далмаціи.— Французская армія останавливается на Инн, въ ожиданіи отдачи Далмаціи, и размщается въ нмецкихъ областяхъ, удобнйшихъ для ея продовольствія.— Отягощеніе занятыхъ земель.— Положеніе прусскаго двора по возвращеніи г-на Гаугвица въ Берлинъ.— Отправленіе герцога брауншвейгскаго въ Петербургъ, для объясненія поступковъ црусскаго кабинета.— Пріемъ, сдланный герцогу въ Петербург.— Тщетныя усилія Пруссіи оправдать передъ Россіею и Англіею занятіе Ганновера.— Англія объявляетъ войну Пруссіи.— Смерть Питта.— Фоксъ министръ.— Надежды на миръ.— Сношенія между Фоксомъ и Талейраномъ.— Лордъ Ярмоутъ въ Париж, въ качеств довреннаго переговорщика.— Основанія морскаго мира.— Агенты Австріи отдаютъ устья Каттаро не Французамъ, а Русскимъ.— Угрозы Наполеона внскому двору.— Россія посылаетъ г-на Убри въ Парижъ, съ порученіемъ предупредить движеніе французской арміи противъ Австріи, и предложить миръ.— Лордъ Ярмоутъ и г. Убри соединенно ведутъ переговоры въ Париж.— Возможность общаго мира.— Разсчетъ Наполеона въ медленіи переговорами.— Система французской имперіи.— Вассальныя королевства, великія герцогства и герцогства.— Іосифъ, король неаполитанскій.— Лудовикъ, король голландскій.— Распаденіе германской имперіи.— Рейнскій союзъ.— Движенія французской арміи.— Внутреннія учрежденія и устройство разныхъ частей во Франціи.— Продолженіе переговоровъ съ Россіею и Англіею.— Мирный трактатъ съ Россіею, подписанный въ Париж 20-го іюля г-мъ Убри.— Это заставляетъ лорда Ярмоута предъявить свои полномочія.— Лордъ Лаудердель присоединенъ къ нему.— Затрудненія въ переговорахъ съ Англіею.— Нескромность англійскихъ переговорщиковъ объ отдач Ганновера возбуждаетъ въ Берлин сильнйшее безпокойство.— Ложныя извстія разгорячаютъ тамъ умы.— Ршеніе вооружиться.— Изумленіе и недоврчивость Наполеона.— Россія отказывается ратификовать трактатъ, подписанный г-мъ Убри, и предлагаетъ новыя условія.— Наполеонъ не хочетъ принять ихъ.— Смерть Фокса еще боле затрудняетъ отношенія.— Общее стремленіе къ войн.— Король прусскій требуетъ удаленія французской арміи.— Наполеонъ отвчаетъ требованіемъ прекратить вооруженія Пруссіи.— Продолжительное молчаніе обихъ сторонъ.— Отъздъ прусскаго короля въ Магдебургъ.— Неизбжность войны.

Радость при успх никогда не мшала Наполеону трудиться. Неутомимая душа его умла соединять наслажденіе съ трудомъ. Онъ пріхалъ въ Парижъ 26 января вечеромъ, и 27 утромъ былъ уже совершенно погруженъ въ дла правительственныя. Въ этотъ день, первый сановникъ имперіи, съ которымъ онъ занимался, былъ архи-канцлеръ Камбасересъ. Нсколько минутъ онъ съ удовольствіемъ слушалъ его поздравленія, и видлъ, какъ этотъ осторожный умъ былъ смущенъ чудесами послдней войны, потомъ, онъ началъ говорить о Финансовомъ кризис, такъ быстро и счастливо оконченномъ. Онъ основательно врилъ точности и правдивости донесеній Камбасереса, и потому прежде всхъ хотлъ выслушать его. Г. Марбуа особенно раздражилъ его тмъ, что онъ никакъ не полагалъ этого важнаго человка способнымъ къ легкомыслію въ длахъ.. Ни мало не сомнваясь въ высокой честности своего министра, Наполеонъ не могъ простить ему, что онъ предоставилъ вс средства казначейства дерзкимъ спекулянтамъ, и за то хотлъ оказать крайнюю строгость. Архи-канцлеръ усплъ утишить его и показать, что, вмсто строгостей, лучше было открыть переговоры съ Соединенными Негоціантами, и получить отъ нихъ вс бывшія у нихъ цнности, чтобъ съ наименьшею потерею произвести ликвидацію въ этомъ странномъ дл.
Наполеонъ тотчасъ созвалъ въ Тюильри совтъ и потребовалъ подробнаго донесенія о дйствіяхъ компаніи, все еще для него темныхъ. Онъ призвалъ туда всхъ министровъ, и, кром ихъ, г-на Молліека, директора кассы погашенія: онъ былъ доволенъ имъ, и полагалъ, что онъ гораздо способне г-на Марбуа къ обширному управленію Фондами. Но его же повелнію были призваны въ Тюильри гг. Депре, Ванлерберге, Увраръ и чиновникъ, котораго обвиняли въ томъ, что онъ обманулъ министра казначейства.
Вс были устрашены присутствіемъ императора, и онъ не скрывалъ своего гнва. Г. Марбуа началъ читать длинное донесеніе, приготовленное имъ о дл. Едва прочелъ онъ часть его, какъ Наполеонъ сказалъ, прерывая чтеніе:— я вижу, въ чемъ дло. Компанія Соединенныхъ Негоціантовъ хотла Фондами казначейства и банка удовлетворить Францію и Испанію. Но какъ Испанія могла только общать піастры, то деньгами Франціи и хотли удовлетворить нужды обоихъ государствъ. Испанія должна была дать мн вспомогательныя деньги, а вмсто того получила ихъ отъ меня. Теперь, пусть щ. Депре, Ваплерберге и Увраръ отдадутъ мн все, что у нихъ есть, пусть Испанія заплатитъ мн, что должна имъ, а иначе, я посажу этихъ господъ въ Венсеннь и пошлю армію въ Мадритъ.
Наполеонъ былъ холоденъ и строгъ съ г-мъ Марбуа.— ‘Уважаю характеръ вашъ’, сказалъ онъ ему: ‘но вы допустили обманывать себя людямъ, отъ которыхъ я предостерегала васъ. Вы предоставили имъ вс государственныя цнности, хотя должны были бы лучше наблюдать за ихъ употребленіемъ. Мн прискорбно, но я принужденъ устранить васъ отъ управленія казначействомъ, потому-что не могу оставить его вамъ посл того, что случилось’. Тутъ Наполеонъ вслдъ ввести членовъ компаніи, призванныхъ въ Тюильри. Гг. Ванлерберге и Депре, хотя меньше виновные, горько плакали. Г. Увраръ, запутавшій компанію дерзкими спекуляціями, былъ совершенно спокоенъ. Онъ старался убдить Наполеона, что надобно позволить ему самому окончить сложныя операціи, въ которыя онъ ввелъ своихъ товарищей, и что черезъ Голландію и Англію онъ извлечетъ изъ Мехики значительныя суммы, превышающія выданныя Франціею.
Вроятно, что, въ-самомъ-дл, онъ лучше всякаго другаго окончилъ бы эту ликвидацію, но Наполеонъ былъ слишкомъ раздраженъ, хотлъ избавиться отъ спекулянтовъ я не врилъ ихъ общаніямъ. Г. Увраръ и его товарищи должны были или подвергнуться уголовному суду, или отдать немедленно все, что у нихъ было: запасы всякаго рода, всякое движимое и недвижимое имніе, обязательства на Изданію. Они ршились на это жестокое пожертвованіе. ,
Такая ликвидація разоряла ихъ, по они подверглись ей злоупотребленіемъ средствъ казначейства. Достойне сожалнія изъ трехъ былъ г. Ванлерберге: онъ не вмшивался въ спекуляціи своихъ товарищей, и только дятельно и честно производилъ во всей Европ торговлю хлбомъ, поставляя его Французскимъ арміямъ.
Распустивъ совтъ, Наполеонъ удержалъ у себя г-на Діолліема, и не дожидаясь ни возраженій, ни согласія его, сказалъ ему, ‘Сегодня вы дадите присягу, какъ министръ казначейства’. Такая довренность была лестна, но, устрашенный ею, г. Модліенъ не зналъ, что отвчать.— Разв вы не хотите быть министромъ, прибавилъ Наполеонъ, и требовалъ, чтобъ въ тотъ же день онъ присягнулъ.
Прежде всего посвятивъ заботы и попеченія устройству финансовъ, Наполеонъ занялся потомъ возвращеніемъ своей арміи во Францію. Онъ приказалъ, при медленномъ, спокойномъ походъ войскъ въ предлы отечества, оставить раненныхъ и больныхъ до весны въ тхъ мстахъ, гд получили они первыя пособія. Офицеры должны были оставаться при нихъ и заботиться о ихъ выздоровленіи, для чего назначены были суммы изъ военной казны. Бертье оставался въ Мюнхен для выполненія всхъ этихъ подробностей, такъ же какъ для наблюденія за размномъ земель, всегда столь затруднительномъ между нмецкими владтелями. Онъ долженъ былъ совщаться съ г-мъ Отто, министромъ Франціи при баварскомъ двор.
Наполеонъ занялся потомъ мрами противъ неаполитанскаго королевства. Массена, съ 40 тысячами человкъ, изъ числа войскъ, бывшихъ въ Ломбардіи, долженъ былъ идти чрезъ Тоскану и самую южную часть римскихъ владній, къ неаполитанскому королевству, не внимая никакимъ предложеніямъ о мир или перемиріи. Наполеонъ еще не зналъ, прійметъ ли Іосифъ, отказавшійся отъ вице-королевства Италіи, корону Обихъ Сициліи, и далъ ему титулъ только своего намстника. Іосифъ не командовалъ арміею, порученною одному Массен, потому-что Наполеонъ, жертвуя Фамильнымъ требованіямъ выгодами политики, не такъ легко жертвовалъ имъ выгодами военныхъ дйствій. Но, введенный въ Неаполь Массеною, Іосифъ долженъ былъ принять на себя гражданское управленіе страны и дйствовать съ королевскою властію.
Въ то же время генералъ Молиторъ былъ направленъ къ Далмаціи. Въ подкрпленіе шелъ за нимъ генералъ Мармонъ, которому поручено было принять отъ Австрійцевъ Венецію и Венеціанскую Область. Принцъ Евгеній получилъ приказаніе отправиться въ Венецію и управлять тамъ завоеванными областями, еще не присоединяя ихъ къ Итальянскому-Королевству, хотя поздне он должны были присоединиться къ нему.
Наконецъ, желая возвысить духъ своихъ солдатъ и цлой Франціи, Наполеонъ приказалъ большой арміи собраться въ Париж, на великолпное празднество, которое должна была дать ей столица. Нельзя было лучше выразить идею народа, привтствующаго армію, какъ поручивъ парижскимъ гражданамъ дать праздникъ аустерлицскимъ солдатамъ.
Занимаясь такимъ образомъ управленіемъ своей обширной имперіи, и переходя отъ мирныхъ заботъ къ заботамъ о войн, Наполеонъ зорко глядлъ также и на слдствія трактатовъ пресбургскаго и шнбруннскаго. Именно Пруссіи оставалось ратификовать трактатъ, неожиданный ею, потому-что г. Гаугвицъ, отправившись въ Вну объявить условія, самъ принялъ предложенныя ему, и не только не принудилъ Наполеона къ чему бы то ни было, но привезъ заключенный съ нимъ оборонительный и наступательный трактатъ, съ вознагражденіемъ за то, правда, богатымъ даромъ Ганновера.
Хотя Гаугвицъ пріхалъ не съ пустыми руками, однако его встртили съ чувствами различными: дворъ съ гнвомъ, король съ горестью, публика съ удовольствіемъ и смущеніемъ, но никто не былъ совершенно доволенъ. Самъ г. Гаугвицъ явился безъ замшательства передъ всми своими судьями. Онъ привезъ изъ Шнбрунна то, что всегда совтовалъ: увеличеніе Пруссіи, основанное на союз съ Франціею. Единственною виною его было, что онъ на минуту покорился обстоятельствамъ, и отъ-того подвергся теперь непріятному противорчію, какъ подписавшій шнбруннскій трактатъ, а за мсяцъ передъ тмъ онъ же подписалъ трактатъ потсдамскій. Но эти обстоятельства были дломъ неискуснаго его преемника и неблагодарнаго ученика, г. Гарденберга, который въ нсколько мсяцевъ до того запуталъ отношенія Пруссіи, что она не могла выйдти изъ нихъ безъ явныхъ противорчіи. Сверхъ-того, если г. Гаугвицъ и былъ увлеченъ на минуту, то меньше всякаго другаго, и наконецъ, онъ спасъ Пруссію отъ бездны, въ которую едва не ввергли ее. Ненадобно забывать также, что въ Потсдам, при всхъ обольщеніяхъ во время пребыванія тамъ императора Александра, особенно внушали г. Гаугвицу не вовлекать Пруссію въ войну прежде окончанія декабря, а онъ 2-го декабря нашелъ уже побдоноснымъ и неотразимымъ того, кого хотли покорить или побдить. Онъ былъ поставленъ между опасностью пагубной войны, или противорчіемъ, богато вознаграждаемымъ: что же было ему длать?— Впрочемъ, говорилъ онъ, ничего нтъ потеряннаго. Основываясь на необычайномъ и непредвиднномъ положеніи длъ, онъ заключилъ съ Наполеономъ обязательства условныя, больше нежели обыкновенно зависящія отъ ратификаціи прусскаго двора. Слдовательно, еще все остается въ прежнемъ вид. Могутъ и не ратификовать шнбруннскаго трактата. Онъ предупредилъ о томъ Наполеона, сказалъ ему, что ведетъ переговоры не имя инструкцій и, слдовательно, договаривается не обязательно. Можно избрать — или Ганноверъ, или войну съ Наполеономъ. Положеніе то же самое, какое было въ Шнбрунн, только выигранъ мсяцъ, который почитали необходимымъ для устройства прусской арміи.
Такъ говорилъ г. Гаугвицъ, преувеличивая только одно обстоятельство, что у него не было инаго выбора, кром Ганновера или войны. Онъ могъ бы сблизить Пруссію съ Наполеономъ и не принимая Ганновера. Правда, что Наполеонъ не доврилъ бы такому полусближенію, а отъ недоврчивости до войны уже недалеко. Враги г. Гаугвица обращали противъ него и другой упрекъ. Въ Вн, говорили они, меньше удаленный отъ австрійскихъ переговорщиковъ, онъ, дйствуя вмст съ ними, могъ бы сильне противиться Наполеону, и не такъ легко отступиться отъ европейскихъ интересовъ, въ которыхъ согласились въ Потсдам, или отступиться съ согласія всхъ. Но это предполагало переговоры общіе, а Наполеонъ такъ мало желалъ ихъ, что требуя такого рода переговоровъ могли, только инымъ путемъ, опять дойдти до войны. Итакъ война, всюду война, съ противникомъ страшнымъ, прежде назначеннаго срока, окончанія декабря, противъ извстнаго желанія короля, противъ положительныхъ пользъ Пруссіи — вотъ что, утверждалъ г. Гаугвицъ, было передъ нимъ въ Шнбруннь.
Положеніе было, такимъ-образомъ, гораздо-больше затруднительно для другихъ, нежели для него. Притомъ, онъ былъ одаренъ ловкостью неизмняемою и соединенною съ спокойствіемъ и прелестью, что поддержало бы его передъ противниками, когда бы онъ былъ даже виноватъ.
Потому-то его не смущали крики, гремвшіе вокругъ, онъ даже не настаивалъ, чтобъ приняли трактатъ, какъ могъ бы настаивать переговорщикъ, привязанный къ оконченному имъ длу, онъ только не переставалъ повторять, что остаются свободны, могутъ выбирать, не зная, что выбираютъ или Ганноверъ, или войну. Счастливъ былъ бы этотъ министръ, если бы въ-послдствіи онъ не перешелъ за назначенную имъ самимъ грань, и не испортилъ бы положенія длъ несообразностями, которыя погубили его и едва не погубили его отечества.
Искренніе или притворные энтузіасты называли пріобртеніе Ганновера вроломнымъ. Они говорили, что это вовлекаетъ Пруссію въ вчную войну съ Англіею и уничтожаетъ торговлю всего народа, что, сверхъ-того, Ганноверъ пріобртается уступкою прекрасныхъ областей, издавна принадлежавшихъ къ монархіи, Клева, Аншпаха, Ншателя. Они утверждали, что Пруссія заключила невыгодный торгъ, уступивъ 300,000 жителей за 900,000, что если бы Ганноверъ достался безъ потери Ншателя, Аншпаха, Клева, а еще съ прибавленіемъ чего-нибудь, на-примръ, ганзеатическихъ городовъ, тогда не о чемъ было бы сожалть. Въ-заключеніе прибавляли, что новый трактатъ, во всякомъ случаи, наноситъ безчестіе Пруссіи.
Люди умренные, какихъ очень-много между богатыми берлинскими горожанами, не повторяя всхъ возгласовъ энтузіастовъ, страшились для торговли Пруссіи мщенія Англіи, скорбли объ уваженіи къ Пруссіи, искренно печалились, видя торжество Французскихъ армій надъ германскими, но больше всего страшились войны съ Франціею.
Таковы же были въ глубинъ души чувства короля. Истый Германецъ сердцемъ, патріотъ, умренный въ мнніяхъ, онъ колебался между различными соображеніями. Его сндала грусть при мысли о потсдамскихъ обязательствахъ, которыя одни Мшали ему принять даръ Наполеона. Кромъ того, хотя лично онъ былъ мужественъ, по страшился войны какъ величайшаго бдствія. Онъ видлъ въ ней разстройство казны Фридриха, растраченной его отцомъ, тщательно собранной вновь имъ, и уже початой при послднемъ вооруженіи. Особенно видлъ онъ въ войн, гибель монархія.
Созвали совтъ, куда приглашены были важнйшія государственныя лица: гг. Гаугвицъ, Гарденбергъ, Шуленбургъ и два знаменитйшіе представителя арміи, Фельдмаршалъ Моллендорфъ и герцогъ Брауншвейгскій. Совщаніе было бурно, хотя страсти двора не участвовали въ томъ. При неизмнномъ аргументъ Гаугвица, который повторялъ, Что можно отказаться отъ Ганновера, но ненначе, какъ начавъ воішу, склонились и избрали ршеніе среднее, то-есть, самое дурное по обстоятельствамъ. Ршено было принять трактатъ, но съ измненіями. Г. Гаугвицъ жестоко противился тому, но его не послушали. Ему возражали, что каковы ни были бы измненія, но ими спасали честь Пруссіи, доказывая, что трактаты пишутся не подъ диктовку Наполеона. Такое побужденіе ослпляло людей, которымъ надобно было обманывать себя, и они приняли трактатъ съ разными измненіями.
Первое изъ нихъ ясно показывало мысль предлагавшихъ измненія, и главную причину ихъ замшательства. Изъ трактата исключили названіе оборонительнаго и наступательнаго, какимъ названъ былъ союзъ съ Франціею, стараясь черезъ то явиться въ меньшемъ смущеніи передъ Россіею. Въ приложеніяхъ къ трактату объясняли, въ какихъ случаяхъ почитали себя обязанными дйствовать за-одно съ Франціею, требовали, чтобы новое, предполагаемое въ Италіи устройство было пояснено и включено во взаимныя ручательства, обезпеченныя шнбруннскимъ трактатомъ, потому-что не хотли явно одобрить того, что готовилось въ Неапол, то-есть, низложенія Бурбоновъ, покровительствуемыхъ Россіею.
Такія измненія означали, что, невольно приступая къ политик Франціи, не хотли приступить къ ней искренно, и особенно не хотли за Идти такъ далеко, чтобы уже нельзя было объяснить въ Петербург и Вн своихъ поступковъ. Намреніе было слишкомъ-явно и не могло быть благопріятно истолковано въ Париж. Къ тому прибавили нсколько измненій, еще меньше прямодушныхъ. Правда, ихъ не вписали въ новый трактатъ, но предоставили г-ну Гаугвицу предложить ихъ словесно. Пріобртая Ганноверъ, не хотли уступить Аншпаха, единственнаго сколько-нибудь важнаго пріобртенія, котораго требовалъ Наполеонъ, но которое было наслдственнымъ владніемъ бранденбургскаго дома во Франконіи. Желая присоединить къ Пруссіи ганзеатическіе города, драгоцнные по своей торговой значительности, надялись такимъ образомъ усыпить чувство народной чести и обезоружить общественное мнніе.
Министръ Франціи, г. Лафоре, которому былъ порученъ размнъ ратификацій, зналъ своего повелителя очень-хорошо, и потому не могъ позволить себ ратификовать измненный такимъ образомъ трактатъ. Когда его пригласили къ тому, онъ отказался, но убжденія были такъ неотступны, г. Гаугвицъ съ такою силою представлялъ ему необходимость оковать берлинскій дворъ, избавить его отъ вчныхъ измненій въ политик и устранить отъ вліянія враговъ Франціи, что министръ-посланникъ согласился ратификовать измненный трактатъ sub spe rati — извстная дипломатическая предосторожность, когда Хотятъ предоставить ршеніе вол своего государя.
И такъ, опять въ Париж могли быть одобрены новыя колебанія прусскаго двора. Г. Гаугвицъ, повидимому, имлъ успхъ у Наполеона, и ему поручили хать во Францію и утишить бурю, которую предвидли. Онъ долго отклонялъ отъ себя это порученіе, но король говорилъ ему такъ убдительно, что онъ долженъ былъ покориться и хать въ Парижъ, въ другой разъ бороться съ побдоноснымъ, коронованнымъ дипломатомъ, съ которымъ уже велъ онъ переговоры въ Шнбрунп.
Г. Гаугвицъ пріхалъ въ Парижъ 1-го февраля. И съ Талейраномъ, и съ императоромъ онъ развилъ все свое искусство, а оно было велико. Онъ представилъ затрудненія своего правительства, поставленного между Франціею и соединенною Европою, чаще готоваго соединиться съ первою, но иногда увлекаемаго къ второй обстоятельствами понятными и извинительными. Онъ показалъ, что Французскому правительству необходимо ободрять и поддерживать его. Онъ представилъ себя единственнымъ человкомъ, который борется въ Берлинъ за союзъ Пруссіи съ Франціею, и потому иметъ право ожидать, что Наполеонъ поможетъ ему своею благосклонностью. Наполеонъ уступилъ такимъ внушеніямъ, и, къ-несчастію, согласился возобновить шнбруннскій трактатъ, только съ условіями, нсколько больше обременительными противъ тхъ, отъ которыхъ отказался Фридрихъ-Вильгельмъ.
— Не хочу принуждать васъ, сказалъ Наполеонъ г. Гаугвицу: — предлагаю привести дла въ прежній порядокъ, то-есть, взять обратно Ганноверъ и возвратить вамъ Аншпахъ, Ншатель, Клевъ. Но если станемъ договариваться, если я снова уступлю вамъ Ганноверъ, то ужь не на прежнихъ условіяхъ, и потребую, чтобъ вы сдлались врными союзниками Франціи. Пусть будетъ Пруссія искренно, открыто со мною, и я не опасаюсь европейской коалиціи, а не имя на рукахъ коалиціи, я управлюсь съ Англіею.
Наполеонъ заблуждался только въ томъ, что хотлъ заставить Пруссію купить Ганноверъ новыми уступками, а не отдавалъ его ей на условіяхъ самыхъ выгодныхъ, потому-что врными союзниками бываютъ только вполн довольные. Г. Гаугвицъ, искренно желая сблизить Пруссію съ Франціею, общалъ Наполеону все и со всми знаками прямодушія, но притомъ очень искусно замтилъ, что Наполеонъ довольно легкомысленно поступалъ съ Пруссісю, что ему необходимо щадить достоинство короля, во-первыхъ, для самого короля, гордаго въ скромности своей, и во-вторыхъ, для народа и арміи’ которые не раздляютъ себя отъ монарха, и оскорбляются всмъ, что иметъ видъ неуваженія къ нему. Г. Гаугвицъ сказалъ, что нарушеніе неприкосновенности земель Аншпаха произвело самое печальное дйствіе, и увлекло всю Пруссію въ коалицію.
Новый трактатъ былъ ясне и ограниченне перваго. Ганноверъ былъ отданъ Пруссіи такъ же торжественно, какъ и въ Шнбрунн, но съ условіемъ занять его немедленно, какъ владніе. Новое, важное обязательство вознаграждало за то: Пруссія обязывалась запереть Англичанамъ Везеръ и Эльбу такъ же строго, какъ запирали ихъ Французы, покуда они занимали Ганноверъ. Въ замну, Пруссія отдавала по прежнему Аншпахъ, Клеве, Ншатель. Не было упомянуто о пространств съ 20-го тысячами жителей, остававшемся у Пруссіи отъ княжества Аншпахскаго. Пруссія не только признавала Французскую имперію въ настоящемъ ея состояніи, съ новымъ устройствомъ въ Германіи и Италіи, но должна была обезпечить и послдствія войны, начатой съ Неаполемъ, то-есть, низложеніе Бурбоновъ и вроятное водвореніе фамиліи Бонапарте на тронь Обихъ-Сицилій. Это было, конечно, самое непріятное изъ условій, вновь предложенныхъ Пруссіи, потому-что отъ него положеніе короля длалось еще затруднительне въ-отношеніи къ императору Александру.
Г. Гаугвица. не хотлъ самъ везти въ Берлинъ этого плода колебаній прусскаго двора, и рыпался послать туда г-на Луккезини, прусскаго министра въ Париж. Ему неприлично было ходатайствовать о дл испорченномъ, и на одного себя возложить отвтственность въ ршеніи, которое оставалось принять. Онъ хотлъ предоставить королю, своимъ товарищамъ и королевской фамиліи, заботу выбора между шнбруннскимъ трактатомъ, очень передланнымъ, и войною.
Какъ старшій надъ Луккезини, г. Гаугвицъ отправилъ его въ Берлинъ, а самъ временно занялъ мсто прусскаго министра въ Париж. Онъ поручилъ ему представить своему двору трактатъ, изобразить въ точности положеніе длъ во Франціи, и объяснить истинныя расположенія Наполеона, готоваго быть или союзникомъ могущественнымъ, искреннимъ, хотя и тяжелымъ по своей предпріимчивости, или непріятелемъ страшнымъ, если его заставятъ видть въ Пруссіи вторую Австрію. Г. Гаугвицъ не поручилъ г-ну Луккезини ходатайствовать отъ его имени о принятіи новаго трактата. Онъ не желалъ больше ничего, потому-что ему уже было противно дло слишкомъ неблагодарное, и тягостна была отвтственность слишкомъ-стсненна я. Онъ остался въ Париж, гд Наполеонъ принималъ его какъ-нельзя-лучше и гд онъ съ любопытствомъ изучалъ этого необыкновеннаго человка, убждаясь съ каждымъ днемъ боле въ врности собственной его политики, и въ томъ, что Пруссія и Франція равно теряли настоящія и будущія свои выгоды, не умя жить въ согласіи.
Впрочемъ, въ Европ все шло по желанію счастливаго аустерлицскаго побдителя. Армія, посланная имъ въ Неаполь, подвигалась прямо къ своей цли. Неаполитанская королева, усиливаясь еще разъ отстранить бурю, собранную ея ошибками, умоляла вс дворы, и посылала одного за другимъ, кардинала Руффо и наслднаго принца, на встрчу къ Іосифу, попытаться заключить трактатъ, на какихъ бы ни было условіяхъ. Іосифъ, связанный повелительными приказаніями своего брата, не допустилъ къ себ кардинала Руффо, принялъ со вниманіемъ убжденія принца Фердинанда, но не останавливаясь шелъ къ Неаполю. Сорокатысячная французская армія перешла черезъ Гарильйано 8 февраля и подвигалась тремя корпусами. Правый корпусъ, генерала Репье, шелъ блокировать Гаетту, средній, маршала Массены, направлялся на Капую, а лвый, генерала Сен-Сира, на Апулію и Абруццо, къ Тарешскому Заливу. При извстіи о томъ, Англичане съ такою поспшностію сли на суда, что едва не подвергли опасности сбояхъ союзниковъ, Русскихъ. Первые удалились въ Сицилію, другіе на Корфу. Неаполитанскій дворъ укрылся въ Палермо, совершенно опустошивъ общественныя казначейства и даже кассу банка. Наслдный принцъ, съ остатками лучшихъ неаполитанскихъ войскъ, углубился въ Калабріи. Двое неаполитанскихъ знатныхъ господъ были посланы въ Капую, вступить въ переговоры о сдач столицы. Конвенція была подписана, и Іосифъ, вмст съ корпусомъ Массены, явился передъ Неаполемъ. Онъ вступилъ туда 15 февраля, ври чемъ порядокъ не нарушился: населеніе лаццарони не оказало ни малйшаго сопротивленія.
Евгеній, вице-король Верхней-Италіи, принялъ отъ Австрійцевъ венеціанскія области. Онъ вступилъ въ Венецію къ величайшему удовольствію жителей древней царицы морей, которые въ присоединеніи своемъ къ итальянскому королевству, устроенному на благоразумныхъ началахъ, находили нкоторое вознагражденіе за потерю своей независимости. Корпусъ генерала Мармона, сошедшій съ Штирійскихъ Альповъ въ Италію, двинулся въ Изонцо, и составлялъ резервъ, готовый проникнуть въ Далмацію, еслибъ тамъ оказалось необходимымъ соединеніе силъ. Генералъ Молиторъ съ своею дивизіею быстро шелъ въ Далмацію, овладть страною, которою Наполеонъ дорожилъ, потому-что она сосдствовала съ Турціей’. Молиторъ вступилъ въ Зару, столицу Далмаціи. Но ему оставалось пройдти довольно большое пространство берегами, до знаменитыхъ устьевъ Каттаро, самой южной и самой важной позиціи при Адріатическомъ-Мор’, и онъ поспшалъ, желая удержать страхомъ своего приближенія Черногорцевъ, издавна приверженныхъ къ Россіи.
Различные корпуса Французской арміи, тихо подвигаясь къ предламъ Франціи, все еще занимали разныя области Германіи. Отдыхъ возвратилъ имъ силы, между-тмъ, они наполнялись молодыми конскриптами, безпрестанно подходившими отъ береговъ Рейна, гд были устроены депо, подъ управленіемъ маршаловъ Келлермана и Лефевра. Наши солдаты, если можно, сдлались еще больше способны къ воин, нежели были до послдняго похода, и удивительно гордились своими недавними побдами. Они обращались человколюбиво съ нмецкими народами, были, правда, шумливы и хвастались своими подвигами, но когда утихалъ ихъ шумъ, они были обходительны какъ-нельзя-больше и совершенно противоположны въ этомъ союзнымъ Германцамъ, которые поступали съ своими земляками гораздо хуже, нежели мы. Къ-несчастію, Наполеонъ, изъ экономіи, полезной его арміи, но вредной его политик, выплачивалъ своимъ солдатамъ только часть жалованья, а остальное удерживалъ, располагаясь выдать его по возвращеніи ихъ во Францію. Онъ требовалъ състныхъ припасовъ отъ тхъ земель, гд находились его войска, а у нихъ вычиталъ за то изъ жалованья. Такой налогъ былъ чрезвычайно тягостенъ для жителей. Если бы за състные припасы платили, то войска наши были бы не тягостью, а выгодою для Германіи, которая знала, что они приведены были туда виною самой коалиціи, и глядла бы на нихъ благосклонно.
Впрочемъ, если народы жаловались на продолжительное пребываніе у нихъ нашихъ войскъ, то государи небольшихъ владній, наконецъ, желали присутствія ихъ, какъ благодянія, потому-что нельзя ни съ чмъ сравнить дйствій, какія позволяли себ нмецкія правительства. особливо сколько-нибудь сильныя. Король баварскій, великій герцогъ баденскій, наложили руку на имнія непосредственнаго дворянства Имя право только на одну часть Брейсгау, котораго большая часть была назначена баденскому дому, король виртембергскій занялъ его все. Безъ Французскихъ войскъ, у Виртембергцевъ и Баденцевъ дошло бы до битвы.
Наполеонъ поручилъ г-ну Отто, своему министру въ Мюнхен, и Бертье, начальнику штаба своей арміи, ршать ссоры, которыя предвидлъ онъ между нмецкими владтелями, большими и малыми. Вс они прискакали въ Мюнхенъ, куда, казалось, переселился регенсбургскій сеймъ, и требовали тамъ не только правосудія Франціи, но и присутствія войскъ ея, какъ ни было оно тягостно. Со всхъ сторонъ являлись неразршимые споры, которыхъ, по-видимому, нельзя было и ршить иначе, какъ новою передлкою германской конституціи. Meжду-тмъ, отряды нашихъ солдатъ охраняли спорныя мста и все было откладываемо до посредничества Франціи и ея министровъ. Впрочемъ, Наполеонъ не старался продлить этими случаями пребываніе своихъ войскъ въ Германіи, онъ нетерпливо желалъ возвратить свою армію, собрать со въ Париж вокругъ себя, и ждалъ для этого только совершеннаго занятія Далмаціи и окончательнаго отвта прусскаго двора.
И, наконецъ, прусскій дворъ, принужденный выразиться въ послдній разъ о передланномъ шенбруннскомъ трактат, ршился. Онъ принялъ трактатъ, меньше выгодный для него посл двоякаго измненія его въ Берлин и Париж, онъ съ смущеніемъ на чел, принялъ даръ Ганновера, который въ другое время преисполнилъ бы его радостью. И что было длать? оставалось или согласиться на предложенія Франціи, или начинать войну, которую вызывала прусская армія, _ но которой страшились свдущіе предводители ея.
Начать войну надобно было въ то тремя, когда Наполеонъ, посл Ульма, вступалъ въ долину Дуная: тогда можно было обратиться въ тылъ его, покуда Австро-Русскіе, сосредоточенные въ Ольмюц, привлекали его въ Моравію. Но прусская армія не была готова въ то время, а посл 2-го декабря, когда г. Гаугвицъ открылъ переговоры, было уже поздно. Еще позже было воевать съ французами, когда они, занимая Швабію и Франконію, могли тотчасъ вторгнуться въ Пруссію, между-тмъ какъ Русскіе были въ Польш, а Австрійцы оставались совершенно обезоруженными.
Итакъ, единственнымъ возможнымъ ршеніемъ было — принять Ганноверъ на условіяхъ, предложенныхъ Франціею. Но такъ начинать искренній союзъ — было довольно странно. Трактатъ 15-го февраля ратификовали 24-го. Г. Луккезини тотчасъ отправился съ ратификаціею обратно въ Парижъ. Г. Гаугвицъ, съ своей стороны, похалъ въ Берлинъ. Онъ былъ совершенно доволенъ личными съ нимъ поступками Наполеона, и снова общалъ ему врный союзъ Пруссіи, но готовился къ тяжелымъ испытаніямъ при вид безчисленныхъ затрудненій, возставшихъ въ Германіи, и особенно при вид небольшихъ нмецкихъ владтелей, унижавшихся передъ Франціею для спасенія себя отъ притсненій владтелей, больше могущественныхъ или больше благопріятствуемыхъ. Въ Берлин, г. Гаугвицъ нашелъ короля, опечаленнаго своимъ положеніемъ и окружавшими его затрудненіями. Дерзость недовольныхъ доходила до того, что, однажды ночью, въ дом г. Гаугвица были разбиты окна возмутителями порядка. Г. Гаугвицъ длалъ видъ, что презираетъ такія изъявленія образа мыслей. Король признавалъ ихъ дломъ значительнымъ и объявилъ, что будетъ преслдовать виновныхъ, которыхъ и приказалъ отъискивать, но полиція не открыла ихъ, отъ слабости своей, или отъ соучастія съ виновниками. Выведенный изъ терпнія, король изъявилъ твердую и непремнную волю, которая усмирила недовольныхъ. Онъ далъ почувствовать, что ршимость его не измнна, что онъ принялъ ее для спасенія монархіи, и что вс должны соображаться съ видами его политики.
Г. Гарденбергъ вышелъ изъ министерства и сдлался идоломъ недовольныхъ. Онъ былъ созданіе г. Гаугвица, его приверженецъ, подражатель, и жаркій хвалитель союза съ Франціею, особливо въ 1805 году, когда Наполеонъ изъ своего булонскаго лагеря предлагалъ Пруссіи Ганноверъ. Тогда г. Гарденбергъ почиталъ величайшею славою обезпечить такое увеличеніе своему государству, и изъявлялъ французскимъ министрамъ сожалніе, что король не ршается и слишкомъ медлитъ, какъ говорилъ онъ, соединиться съ Франціею. Посл, когда это намреніе не исполнилось, онъ, съ пылкостью привязался къ Россіи, и началъ громко роптать противъ Франціи. Наполеонъ зналъ его поступки и сдлалъ ошибку, не разъ говоря о немъ въ своихъ бюллетеняхъ, и оскорбительно намекая на одного прусскаго министра, обольщеннаго золотомъ Англичанъ. Укоризна была несправедлива. Г. Гарденбергъ былъ столько же обольщенъ золотомъ Англичанъ, сколько г. Гаугвицъ золотомъ французовъ. Такое нападеніе на г. Гарденберга доставило ему большую народность. Король уволилъ его въ отставку съ изъявленіями уваженія, которыя не мшали видть въ ней политическую немилость.
По король сдлалъ уступку партіи, непріязненной къ Франціи, назначивъ въ товарищи къ г. Гаугвицу г. Келлера, который явно выдавалъ себя надзорщикомъ за своимъ начальникомъ. Фридрихъ Вильгельмъ сдлалъ еще больше, попытавшись сохранить дружбу Россіи и объяснить ей свою политику. Онъ убдилъ стараго герцога Брауншвейгскаго отправиться въ Петербургъ и противопоставить свою славу упрекамъ, какіе могло вызвать поведеніе Пруссіи въ Шпбруннь и въ Парижъ. Почтенный старецъ, преданный дому бранденбургскому, пріхалъ въ Петербургъ въ первыхъ числахъ марта. Тамъ приняли его съ знаками величайшаго уваженія, хотя и не одобряли политики его двора. Между тмъ, съ нимъ вступили въ переговоры, долженствовавшіе остаться въ глубокой тайн, даже для г. Гаугвица. На случай разрыва Пруссіи съ Франціею, ей предлагали вс пособія со стороны Россіи. Герцогъ брауншвейгскій не имлъ никакихъ полномочій отъ своего короля, и только общалъ передать ему виды и намренія Россіи, переговоры же о нихъ долженъ былъ производить г. Гарденбергъ, тотъ самый министръ, который, по-видимому, оставался въ немилости, но, подъ рукою, продолжалъ дйствовать въ самомъ важномъ изъ тогдашнихъ государственныхъ длъ Пруссіи.
Стараясь такимъ образомъ передъ Россіею объяснить свои поступки, Пруссія въ то же время пыталась въ Лондон извинить занятіе Ганновера. Въ манифестъ къ ганноверскому народу она говорила, что съ прискорбіемъ вступаетъ во владніе Ганноверскимъ Королевствомъ, за которое платитъ горестнымъ пожертвованіемъ своихъ областей на Рейн, во Франконіи и Швейцаріи, но что она Дйствовала такимъ образомъ, желая упрочить миръ въ Германіи и освободить Ганноверъ отъ чужеземныхъ армій. Обращаясь къ ганноверскому народу съ такими словами, она говорила англійскому кабинету, что принимаетъ Ганноверъ не охотно, и какъ невольный предметъ мны за области, которыхъ ей чрезвычайно жаль, что таковы слдствія неблагоразумной войны, которую Пруссія всегда порицала, которую начали не смотря на ея предостереженія, и теперь должны упрекать себя за послдствія, потому что Сами воздвигли это колоссальное могущество, не кстати сражаясь ст нимъ: оно беретъ у однихъ и отдаетъ другимъ, насильствуетъ столько же тхъ, кому благопріятствуетъ своими дарами, сколько тхъ, у кого отнимаетъ.
Англія не удовольствовалась такими сужденіями. Она отвчала манифестомъ, гд жестоко упрекала прусскій дворъ, объявляя его падшимъ подъ иго Наполеона, недостойнымъ вниманія, по своей зависимости, но британскій кабинетъ не хотлъ показать своему народу, что возстановляетъ противъ себя еще одного непріятеля чисто за выгоды королевской Фамиліи, и потому объявилъ, что перенесъ бы это новое вторженіе въ Ганноверъ, неизбжное слдствіе континентальной войны, если бы Пруссія ограничилась простымъ занятіемъ его, но что закрытіемъ входа въ устья ркъ она оказала непріязненное дйствіе, чрезвычайно вредное англійской торговл, и въ-слдствіе того ей объявляютъ войну. Отдало было приказаніе всмъ кораблямъ королевскаго Флота преслдовать прусскій флотъ. Это влекло за собою страшное замшательство для Германіи, потому-что балтійскія суда обыкновенно выставляли прусскій Флагъ, больше другихъ уважавшійся властителями моря.
Нравственное дйствіе маренгской битвы обратило Англію къ Наполеону, дйствіе аустерлицской битвы еще разъ обращало ее къ нему, потому-что побды нашихъ сухопутныхъ войскъ были врнымъ, хотя и непрямымъ средствомъ обезоружить ее. Первая изъ этихъ битвъ была причиной удаленія Питта отъ длъ, вторая — причиной его смерти. Великій министръ вновь вступилъ въ кабинетъ, въ август 1803 года, лишь на два года, и былъ только поражаемъ огорченіями. Съ нимъ не вступили ни Уиндамъ, ни Гренвилль, прежніе сослуживцы, ни Фоксъ, недавній единомысленникъ, и ему надобно было сражаться въ парламент съ старыми и съ новыми друзьями, а въ Европ съ Наполеономъ, который сдлался императоромъ и былъ могущественне нежели когда-нибудь. Голосъ Питта, столь знакомый врагамъ Франціи, откликнулся военными криками повсюду: образовалась третья коалиція, и Французская армія была отвлечена отъ Дувра къ Вн. Но Аустерлицъ разрушилъ третью коалицію, и Питтъ увидлъ, что намренія его ниспровергнуты, что Наполеонъ можетъ опять возвратиться въ Булонь, и тяжкія опасенія Англіи опять возраждаются.
Мысль, что Наполеонъ опять явится на берегахъ Ламанша, занимала всхъ въ Англіи. Знали какъ трудно ему переправиться черезъ проливъ, но начали опасаться, что нтъ ничего невозможнаго для необыкновеннаго человка, колеблющаго весь міръ, и спрашивали себя, стоило ли подвергаться такимъ опасностямъ для пріобртенія какого-нибудь лишняго острова, когда уже обладали всею Индіею, когда имли въ рукахъ Мысъ-Доброй-Надежды и Мальту, такъ-что трудно было отнять ихъ назадъ. Повторяли, что трафалгарская битва упрочила господство Англіи на моряхъ, по что Наполеону оставался европейскій материкъ, что онъ запретъ вс выходы изъ него, и что это былъ цлый міръ, а безъ него нельзя же вчно жить отдльно, что самыя громкія морскія побды не помшаютъ Наполеону когда-нибудь воспользоваться случаемъ и вторгнуться въ Англію. Система отчаянной воины не была такимъ образомъ одобряема Англичанами благоразумными, и хотя въ-послдствіи она привела къ успхамъ, по тогда чувствовали всю опасность ея, и не почитали равными съ нею выгодъ, какія могла принести борьба продолжительная.
Люди всегда рабы счастія и всегда готовы воображать вчными свои минутныя прихоти: потому-то они были жестоки въ Питту. Они забывали двадцати-лтнія его услуги отечеству, забывали, на какую степень величія возвелъ онъ его силой своего патріотизма, своими парламентскими дарованіями, которыми властвовалъ въ нижней палатъ. Они признали его побжденнымъ и такъ поступали съ нимъ. Враги смялись надъ его политикой и надъ ея слдствіями. Они упрекали его за ошибки генерала Макка, за поспшность, съ какою Австрійцы открыли походъ, не дождавшись Русскихъ, и за поспшность Русскихъ, которые дали битву не дождавшись Пруссаковъ. Все это приписывали нетерпливому характеру Питта, показывали великое участіе къ судьб Австріи, и обвиняли Питта въ гибели ея, а вмст съ тмъ въ гибели единственной, истинной союзницы Англіи.
Но Питтъ не участвовалъ въ план похода: онъ только способствовалъ составленію коалиціи. Онъ больше всхъ способствовалъ союзу и тмъ помшалъ булонской экспедиціи. За это не думали быть благодарны ему.
Одно странное обстоятельство еще больше усилило тяжкое дйствіе послдней побды Наполеона. Тотчасъ посл Аустерлица, какъ посл Маренго, утверждали, покуда не открылась истина, что Наполеонъ проигралъ большое сраженіе и лишился двадцати-семи тысячъ человкъ и всей своей артиллеріи. Но вскор разнеслось точное извстіе, и члены оппозиціи напечатали переводъ Французскихъ бюллетеней, которые и раздавали у дверей Питта.
Наполеонъ насладился бы вполн своею славой, еслибъ могъ перенестись за проливъ и послушать, что говорятъ о немъ, о его геніи, о его счастіи! Грустныя измны здшняго міра! Что испытывалъ въ то время Питтъ, то долженъ былъ посл испытать Наполеонъ, только великость увлеченія и несправедливости была соразмрна великости его генія и судьбы.
Двадцать-пять лтъ парламентской борьбы, разрушительной, истощающей душу и тло, разстроили здоровье Питта. Наслдственная болзнь, которая сдлалась смертельною отъ работы, утомленій и послднихъ прискорбіи, была причиной преждевременной кончины его, 23-го января 1806 года. Онъ умеръ 47 лтъ, и управлялъ своею страною больше двадцати годовъ, управлялъ съ такою властію, какую можно имть только въ самодержавной монархіи, а онъ жилъ въ государств конституціонномъ, не пользовался благосклонностью своего короля и долженъ былъ покорять одобреніе самаго независимаго на земл собранія.
Если удивительно, какъ въ самодержавныхъ государствахъ министры иногда долго сохраняли въ рукахъ своихъ власть, то какого удивленія достоинъ человкъ, который двадцать лтъ могущественно властвовалъ надъ англійскимъ народомъ! Конечно, многое подвержено минутнымъ прихотямъ при всякомъ дворъ, но врно не больше, нежели въ совщательныхъ собраніяхъ. Вс прихоти мннія, возбуждаемыя тысячью поощреній ежедневныхъ газетъ и отражающіяся въ парламент, гд принимаютъ он силу народной власти, составляютъ волю шаткую, то покорную, то повелительную, и ее-то необходимо оковать и господствовать надъ множествомъ головъ, воображающихъ, что он господствуютъ! Кром искусства льстить, тутъ надобно еще другое, не похожее на него искусство слова, то пошлое, то высокое, которымъ можно заставить собраніе людей выслушать себя, надобно, сверхъ того, еще получить отъ природы характеръ, и только при помощи его можно отражать и удерживать волнующіяся страсти. Всми этими качествами, природными и пріобртенными, Питтъ обладалъ въ высочайшей степени. Никогда въ новыя времена не бывало боле искуснаго вождя народныхъ собраній. Четверть вка подвергаясь увлекательной пылкости Фокса и дкимъ сарказмамъ Шеридана, онъ поддерживался съ неизмннымъ хладнокровіемъ, говорилъ всегда врно, кстати, умренно, и когда къ звучному голосу его противниковъ присоединился еще больше могущественный голосъ событій, когда Французская революція, безпрестанно сбивая съ толку государственныхъ людей и самыхъ опытныхъ европейскихъ генераловъ, кидала на пути своемъ или Флрусъ, или Цюрихъ, или Маренго, онъ всегда умлъ, своею твердостью, приличіемъ своихъ отвтовъ, удерживать взволнованные умы британскаго парламента. Этимъ-то особенно и былъ достопамятенъ Питтъ, потому-что, какъ мы уже сказали, онъ не имлъ ни устройствующаго генія, ни глубокихъ свдній государственнаго человка. Кром нсколькихъ финансовыхъ учрежденій сомнительнаго достоинства, онъ не создалъ въ Англіи ничего, часто ошибался въ оцнк относительныхъ силъ Европы, хода событій, но съ дарованіями великаго политическаго оратора онъ соединялъ пламенную любовь къ своей стран и страстную ненависть къ Французской революціи. Геній тогда могущественъ, когда его волну ютъ страсти. Питтъ былъ представителемъ въ Англіи не дворянской аристократіи, но аристократіи торговой, которая отдавала ему свои сокровища путемъ займовъ, и онъ сопротивлялся величію Франціи и зараз демагогическихъ безпорядковъ съ неколебимымъ упорствомъ, онъ поддержалъ въ своей странъ порядокъ, не уменьшивъ свободы. Правда, онъ оставилъ Англію обремененную долгами, но спокойно обладающую морями и обими Индіями. Онъ пользовался силами Англіи до злоупотребленія, но она была второю страною на земномъ шар при его смерти, и первою черезъ восемь лтъ потомъ. Огромныя властвованія принадлежатъ къ видамъ провиднія. Геніальный человкъ относительно къ народу тоже, что великій народъ въ-отношеніи къ человчеству. Великіе народы способствуютъ образованности и просвщенію міра, заставляютъ его быстре двигаться на всхъ путяхъ. Надобно только совтовать имъ соединять съ силою осторожность, которая даетъ успхъ сил, и справедливость, которая заставляетъ уважать ее.
Столь счастливый въ-продолженіе восьмнадцати лтъ, Питтъ былъ несчастливъ въ послдніе дни своей жизни. Мы, французы, были отмщены, потому-что этотъ жестокій непріятель могъ почитать насъ побдоносными навсегда, могъ сомнваться въ превосходств своей политики и трепетать за будущность своего отечества. Его преемникъ, лордъ Кестлери, насладился нашими бдствіями! Между множествомъ разныхъ, самыхъ ужасныхъ обвиненій противъ Питта, никто и никогда не нападалъ на его честность. Онъ жилъ своими окладами, очень значительными, и хотя не былъ бденъ, но почитался бднымъ. При извстіи о его смерти, одинъ изъ членовъ прежняго министерскаго большинства предложилъ заплатить долги его. Это предложеніе, представленное парламенту, было встрчено съ уваженіемъ, но оспориваемо прежними его друзьями, а въ то время уже врагами, именно Уиндамомъ, бывшимъ такъ долго товарищемъ его въ министерств. Благородный противникъ Питта, Фоксъ, отказался поддержать предложеніе, по отказался съ горестью.— ‘Я чту знаменитаго моего противника’, вскричалъ онъ такимъ голосомъ, который потрясъ сердца въ нижнемъ парламент: ‘я почитаю славою моей жизни, что иногда называли меня соперникомъ его. Но я двадцать лтъ противился политик его, и что сказало бы обо мн настоящее поколніе, еслибъ я одобрилъ голосъ, которымъ хотятъ отдать послднюю и самую блестящую почесть этой политик, которую я находилъ и нахожу пагубною Англіи!’ Вс поняли мнніе Фокса и рукоплескали благородству его языка. Черезъ нсколько дней, предложеніе приняло другой характеръ, и парламентъ единогласно назначилъ 50 тысячь фунтовъ стерлинговъ (1,250,000 Франковъ) для платежа долговъ Питта. Ршено было похоронить его въ Уэстминстерь.
Питтъ оставилъ посл себя ваканціи многихъ почетныхъ и важныхъ должностей, которыя занималъ онъ, но его трудно было замнить не на мстахъ, лестныхъ только честолюбію, а въ должности перваго министра, которая ужасала борьбою съ Наполеономъ, побдителемъ европейской коалиціи.
Въ 1803 году, Георгъ III избралъ Питта, котораго не любилъ, и желалъ только обойдтись безъ Фокса, котораго любилъ еще меньше, но посл смерти Питта онъ покорился общему мннію и соединилъ въ своемъ министерствъ Фокса, Гренвилла, Уиндама и ихъ друзей. Вообще, кабинетъ былъ составленъ такъ, что Фоксъ имлъ въ немъ большинство голосовъ. Нападенія исключенныхъ сотоварищей Питта, Кестлери и Каннинга не помшали ему получить большинство и въ палат. Новый кабинетъ немедленно занялся двумя существенными предметами: образованіемъ арміи и сношеніями съ Франціею. Число регулярныхъ войскъ было увеличено, и отъ Фокса, отъ его положенія и пріязненныхъ сношеній съ первымъ консуломъ ожидали новыхъ случаевъ для открытія мирныхъ переговоровъ. Провидніе какъ-будто хотло наградить этого честнаго человка, доставивъ къ тому случай самый естественный и самый почетный для него. Одинъ мерзавецъ явился къ Фоксу и предлагалъ ему умертвить Нанолеона, Фоксъ, въ негодованіи, веллъ схватить негодяя и отдалъ англійской полиціи. Онъ тотчасъ написалъ къ Талейрану письмо, чрезвычайно-благородное, и объявляя о преступномъ, сдланномъ ему предложеніи, отдавалъ въ распоряженіе Талейрана вс средства преслдованія преступника, если умыселъ его окажется сколько-нибудь важнымъ.
Наполеонъ, естественно, былъ тронутъ такимъ великодушнымъ поступкомъ, и веллъ Талейрану отвчать такъ, какъ заслуживалъ Фоксъ.
‘Я представилъ его величеству’, писалъ Талейранъ, ‘письмо вашего превосходительства. ‘Узнаю въ этомъ правила чести и добродтели, которыми всегда руководствовался г. Фоксъ’, вскричалъ императоръ.— ‘Благодарите его отъ меня’, прибавилъ онъ, ‘и скажите ему, что продолжится ли война, поддерживаемая политикою его государя, или раздоръ, безполезный для человчества, прекратится такъ скоро, какъ должны желать того оба народа, но я радуюсь, что война принимаетъ новый характеръ отъ этого поступка, который служитъ предвстіемъ, чего можно ожидать отъ кабинета, гд и другіе, конечно, раздляютъ правила г. Фокса, вполн способнаго оцнить все прекрасное, все истинно-великое.’
Талейранъ не говорилъ больше ничего, но этого было довольно для продолженія сношеній, столь благородно начатыхъ. Фоксъ тотчасъ отвчалъ письмомъ откровеннымъ, искреннимъ, гд безъ изворотовъ, безъ дипломатическихъ уловокъ, предлагалъ миръ на условіяхъ врныхъ и почетныхъ, при содйствіи средства, столько же простыхъ, сколько близкихъ. Это было началомъ переговоровъ, въ которыхъ главнымъ дйствующимъ лицомъ со стороны Англіи былъ молодой лордъ Ярмоутъ, искренній Другъ Фокса, освобожденный Наполеономъ отъ плна.
Въ переговорахъ не объяснялись объ одномъ важномъ предмет, но давали разумть, что окончательно вопросъ о немъ будетъ ршенъ къ удовольствію королевской англійской фамиліи: это былъ Ганноверъ.
Дйствительно, Наполеонъ ршился возвратить его Георгу ІІІ-му, и поводомъ къ этому важному ращенію были послдніе поступки Пруссіи. Языкъ ея манифестовъ, гд старались представить себя Ганноверцамъ и Англичанамъ государствомъ угнетеннымъ, которое заставили принять богатое королевство, воспламенилъ Наполеона гнвомъ. Онъ хотлъ тотчасъ разодрать трактатъ 15-го февраля и принудить Пруссію возстановить все въ прежнемъ порядк. Если бы время и Тайлеранъ не заставили поразмыслить, онъ надлалъ бы шуму. Другое, новое обстоятельство еще больше способствовало отвратить его отъ Пруссіи: это было обнародованіе переговоровъ 1805 года, сдланное лордомъ Кестлери и другими уволенными сочленами Питта. Они хотли отмстить за своего знаменитаго предводителя, и показали, что онъ не вмшивался въ военныя дйствія, но больше всхъ способствовалъ образованію коалиціи 1805 года, которая спасла Англію, заставивъ снять булонскій лагерь. Защищая память своего предводителя, они обличили во многомъ нкоторые дворы. Фоксъ упрекалъ неосторожныхъ съ высоты трибуны, и приписывалъ имъ замшательство во всхъ сношеніяхъ Англіи съ европейскими державами. Въ-самомъ-дл, противъ англійской дипломатіи вопіяли вс кабинеты, облеченные передъ Франціею неосторожнымъ обнародованіемъ. Поведеніе Пруссіи стало ясно притомъ самымъ прискорбнымъ образомъ’ Ея недавнія объявленія Англіи, по поводу Ганновера, надежды, какія давала она коалиціи прежде и посл потсдамскихъ событій, все было обнаружено. Наполеонъ, не жалуясь, только веллъ напечатать эти документы въ Монитр, предоставляя каждому угадывать, что онъ долженъ о нихъ думать.
Но мнніе его о Пруссіи уже было составлено. Онъ не почиталъ ея стоющею продолжительной борьбы съ Англіею, которой и ршился возвратить Ганноверъ, предложивъ Пруссіи одно изъ двухъ: или соразмрное вознагражденіе въ Германіи, или то, что получилъ отъ нея, Аншпахъ, Клевъ и Ншатель. Наполеонъ еще не зналъ тайнаго переговора, начатаго съ Россіею посредствомъ герцога брауншвейгскаго и г. Гарденберга.
Одно странное происшествіе придало на нсколько дней видъ войны Дламъ, но въ существ оно способствовало мирному обороту ихъ со стороны Россіи. Французскія войска, назначенныя занять Далмацію, спшили къ устьямъ Каттаро, стараясь предохранить ихъ отъ угрожавшей опасности. Черногорцы встревожились, когда узнали о приближеніи французовъ, и, оставаясь въ связяхъ съ Русскими, призвали адмирала Сенявина, того самого, который перевозилъ изъ Корфу въ Неаполь и изъ Неаполя въ Корфу Русскихъ, назначенныхъ вторгнуться въ Италію. Адмиралъ,-пользуясь случаемъ захватить устья Каттаро, поспшилъ высадить нсколько сотенъ Русскихъ, присоединилъ къ нимъ вооруженныхъ Черногорцевъ, сошедшихъ съ своихъ горъ, и явился передъ укрпленіями. Австрійскій офицеръ, бывшій тамъ, и коммиссаръ, назначенный Австріею сдать укрпленія Французамъ — отдали ихъ Русскимъ, объявляя себя принужденными къ тому несоразмрною силою, что было вовсе неосновательно, потому-что въ укрпленіяхъ Каттаро находились два австрійскіе батальйона, и они могли бы защищать ихъ даже противъ арміи, имвшей осадныя средства, которыхъ у Русскихъ не было. Главной виною этого поступка былъ австрійскій коммиссаръ, маркизъ Гизиліери, пронырливый Итальянецъ, посл отданный своимъ правительствомъ подъ судъ за такое дйствіе.
Нарочный курьеръ привезъ Наполеону извстіе объ этомъ происшествіи. Оно было ему чрезвычайно непріятно, потому-что онъ дорожилъ устьями Каттаро не столько по существеннымъ выгодамъ тамошней морской мстности, сколько по сосдству ея съ Турціею, на которую изъ устьевъ Каттаро могъ онъ дйствовать покровительно или утснительно. Онъ изъявилъ свое негодованіе внскому кабинету, потому-что отъ него долженъ былъ принять Далмацію, и его почиталъ обязаннымъ къ тому. Корпусъ маршала Сульта былъ готовъ перейдти за Иннъ и очистить Браунау. Наполеонъ приказалъ ему остановиться на Инн, снова вооружить Браунау, укрпиться тамъ и сдлать изъ него настоящую крпость. Въ тоже время онъ объявилъ Австріи, что французскія войска пойдутъ назадъ, что австрійскіе плнные будутъ остановлены на пути въ отечество, и что, въ случа надобности, военныя дйствія возобновятся, если ему не дадутъ одного изъ двухъ удовлетвореній: или немедленно сдадутъ устья Каттаро, или пошлютъ австрійскую военную силу отнять ихъ у Русскихъ, соединенно съ французами. Второе было ему еще лучше, потому-что тогда Австрія явилась бы въ непріятельскихъ дйствіяхъ съ Россіею.
Все это было объявлено обыкновеннымъ ршительнымъ тономъ Наполеона, и произвело совершенный ужасъ въ Вн. Австрійскій кабинетъ нисколько не былъ виноватъ въ дйствіи чиновника нисшаго разряда, который поступилъ безъ приказанія, думая угодить своему правительству. Тотчасъ отправили изъ Вны въ Петербургъ представленіе императору Александру, объясняя новыя опасности Австріи, и объявляли, что, никакъ не желая снова видть французовъ въ Вн, лучше ршатся подвергнуться прискорбной необходимости напасть на Русскихъ въ укрпленіяхъ Каттаро.
Адмиралъ Сенявинъ овладлъ устьями Каттаро не по распоряженію своего правительства, какъ маркизъ Гизиліери отдалъ ихъ по собственному произволу. Александръ съ неудовольствіемъ увидлъ положеніе, въ какое поставили союзника его, императора Франца, и вмст съ тмъ его самого: удержать и отдать захваченное было равно затруднительно. Въ то же время его безпокоили переговоры, начатые Наполеономъ съ Англіею, и доведенный своими союзниками до недоврчивости, онъ не отвергалъ мысли о сближеніи съ Франціею. Въ такомъ расположеніи, занятіе устьевъ Каттаро казалось ему скоре случаемъ къ миру, нежели къ войн. Онъ имлъ подъ рукою бывшаго секретаря русскаго посольства въ Парижъ, г. Убри, котораго поступки заслужили одобреніе обоихъ правительствъ, и который, сверхъ-того, хорошо зналъ Францію. Ему поручили отправиться въ Вну и истребовать тамъ для себя паспорты въ Парижъ. Явнымъ предлогомъ къ тому были попеченія о русскихъ плнныхъ, но существенное порученіе состояло въ переговорахъ о занятіи устьевъ Каттаро, при чемъ надлежало согласиться и во всхъ другихъ вопросахъ, раздлявшихъ об имперіи. Г. Убри было приказано какъ-можно-доле замедлить сдачу устьевъ Каттаро, но отдать ихъ, еслибъ не представилось средства обойдтись безъ непріязненныхъ дйствій противъ Австріи, и особенно пріуготовить возстановленіе почетнаго мира между Россіею и Франціею. Для этого надобно было отстоять что-нибудь для двухъ бывшихъ подъ покровительствомъ Россіи государей, неаполитанскаго и піемонтскаго, потому-что, впрочемъ, об имперіи не имли никакихъ спорныхъ вопросовъ и вели войну за политическое вліяніе. Передъ отъздомъ своимъ, г. Убри имлъ разговоръ съ императоромъ Александромъ и видлъ наклонность его къ миру. Съ такимъ убжденіемъ отправился онъ, имя полномочія двухъ родовъ: одни ограниченныя, другія полныя, обнимавшія вс вопросы, какіе могли представиться.
Въ Вн, г. Убри успокоилъ императора Франца, который опасался снова увидть у себя французовъ или открыть военныя дйствія противъ Русскихъ. Г. Убри разуврилъ его, показавъ свои полномочія, и черезъ графа Разумовскаго потребовалъ паспортовъ, желая какъ-можно-скоре быть въ Париж. Наполеонъ немедленно веллъ удовлетворить его требованіе, и паспорты г. Убри были посланы въ Вну.
Соображая свое положеніе, Наполеонъ видлъ Австрію, истощенную тремя войнами и желавшую избгнуть возобновленія непріятельскихъ дйствій противъ Франціи, видлъ Россію, неохотно продолжавшую борьбу съ нею, видлъ Англію, довольную своими успхами на мор, и не находившую выгоды снова подвергаться грозной экспедиціи, наконецъ, онъ видлъ Пруссію, лишенную значительности въ глазахъ всхъ, и въ такомъ положеніи цлый свтъ желалъ или сохранить или пріобрсти миръ, на условіяхъ, правда, еще не ясно опредленныхъ, но которыя во всякомъ случа могли оставить Франціи степень первой державы во вселенной.
Наполеонъ услаждался такимъ положеніемъ и ни мало не хотлъ нарушить его, даже для новыхъ побдъ. Но онъ имлъ обширные замыслы, и думалъ, что они могутъ естественно и прямо быть слдствіемъ пресбургскаго трактата. Они казались ему вообще столь предвиднными, что при одномъ условіи исполнить ихъ немедленно онъ надялся включить ихъ въ двойной миръ, о которомъ шли переговоры съ Россіею и Англіею. Тогда французская имперія, какъ онъ понималъ ее въ обширной своей мысли, была бы окончательно утверждена и признана Европою. При такихъ послдствіяхъ, онъ почиталъ миръ довершеніемъ и признаніемъ своего подвига, наградою трудовъ своихъ и своего народа, исполненіемъ задушевныхъ своихъ желаній. Въ-самомъ-дл, онъ былъ человкъ, какъ уже сказалъ Фоксу, и совсмъ не былъ нечувствителенъ къ очарованіямъ спокойствія. Съ могущественною дятельностью своей души, онъ былъ такъ же способенъ чувствовать наслажденія мира и славу полезныхъ искусствъ, какъ снова перенестись на поля битвъ и бивакировать тамъ, въ снгу, посреди своихъ солдатъ.
Ясно видлъ Наполеонъ, что, не спша въ переговорахъ, и, напротивъ, ускоряй исполненіе своихъ предпріятій, онъ достигнетъ двойной цли: основать свою имперію какъ онъ хотлъ, и утвердить существованіе ея общимъ миромъ.
Съ самаго начала, когда онъ предпочелъ титулъ императора титулу короля, въ ум его уже была обширная система имперіи, къ которой принадлежали бы зависящія отъ нея королевства (des royauts vassales), по образцу германской имперіи, столь ослабленной, что она уже существовала только по имени и вызывала покушеніе замнить ее въ Европ. Послднія побды Наполеона до такой степени воспламенили его воображеніе, что онъ мечталъ возстановить западную имперію, возложить корону ея на свою голову, и возставить ее такимъ образомъ въ пользу Франціи. Новыя зависимыя королевства уже были готовы, и предназначались членамъ семейства Бонапарте. Евгеній Богарне, усыновленный Наполеономъ, супругъ баварской принцессы, уже былъ вице-королемъ Италіи, и вице-королевство его, простираясь отъ Тосканы до Юліанскихъ Альповъ, обнимало самую важную часть Итальянскаго Полуострова. Іосифъ, старшій братъ Наполеона, былъ назначенъ королемъ Неаполя: оставалось добыть ему Сицилію, и онъ обладалъ бы однимъ изъ прекраснйшихъ королевствъ втораго разряда. Голландія, съ трудомъ управляясь въ вид республики, находилась совершенно подъ зависимостью Наполеона, и онъ полагалъ, что можно присоединить ее къ своей систем, и какъ королевство отдать Лудовику Бонапарте, брату своему. Вотъ три королевства — италійское, неаполитанское, голландское — подъ зависимостью его имперіи. Иногда, простирая еще дальше мечту своего, величія, онъ думалъ объ Испаніи и Португаліи, которыя безпрестанно изъявляли ему знаки непріязненности, Испанія скрытой, Португалія явной. Но это было еще далеко на обширномъ горизонт его мысли. Европа должна была принудить его къ какому-нибудь новому, оглушительному подвигу, подобному аустерлицкому, и тогда онъ позволилъ бы себ совершенно изгнать Бурбоновъ. Но достоврно, что изгнаніе этого дома начинало у него обращаться въ мысль систематическую. Съ той поры, какъ обстоятельства заставили его провозгласить низложеніе неаполитанскихъ Бурбоновъ, онъ почиталъ фамилію Бонапарте назначенною замнить Бурбоновъ на всхъ тронахъ Южной Европы.
Въ обширной іерархіи государствъ, зависящихъ отъ французской имперіи, онъ хотлъ еще образовать второй и третій разрядъ ихъ изъ большихъ и малыхъ герцогствъ, по образцу ленныхъ владній германской имперіи. Въ пользу старшей сестры своей онъ уже учредилъ герцогство луккское, и располагался увеличить его присоединеніемъ къ нему княжества Массы, отдленнаго отъ италійскаго королевства. Онъ предполагалъ составить другое герцогство, Гвасталлу, также отдливъ ее отъ Италіи. Эти два отдленія были совершенно незначительны въ-сравненіи съ великолпнымъ присоединеніемъ венеціанскихъ областей. Наполеонъ пріобрлъ отъ Пруссіи Ншатель, Аншпахъ и остатки герцогства клевскаго. Онъ отдалъ Аншпахъ Баваріи за герцогство бергское, прелестную землицу на правомъ берегу Рейна, ниже Кльна, заключающую въ себ важную крпость Безель.— Страсбургъ, Майнцъ, Безель, говаривалъ Наполеонъ — три узды Рейна.
У него были еще, въ Верхней Италіи, Парма и Піаченца, въ королевствъ неаполитанскомъ Понте-Корво и Беневенто, спорные лены между Неаполемъ и папою, который въ это самое время чрезвычайно огорчилъ его. Пій VII ухалъ изъ Парижа не такъ довольный, какъ ожидалъ. Наполеонъ обольщалъ его вниманіемъ своимъ, но но исполнилъ надеждъ на вознагражденіе землями. Сверхъ-того, вторженіе французовъ во всю Италію, гд они распространились отъ Юліанскихъ Альповъ до Мессинскаго-Пролива, довершило въ глазахъ папы зависимость римскихъ владній. Онъ былъ въ отчаяніи и показывалъ это всми средствами. Онъ не хотлъ устроить церкви германской, и со времени секуляризаціи она оставалась безъ прелатовъ, безъ капитуловъ. Онъ не допускалъ никакого изъ церковныхъ устройствъ, принятыхъ въ Италіи. Когда Наполеонъ хотлъ разрушить бракъ, заключенный Іеронимомъ Бонапарте въ Соединенныхъ-Штатахъ съ протестанткою, папа оказалъ сопротивленіе, неискреннее, но упорное, и такимъ-образомъ, за недостаткомъ вещественнаго оружія, употреблялъ оружіе духовное. Наполеонъ веллъ сказать ему, что почитаетъ себя властителемъ Италіи, со включеніемъ Рима, и что онъ не потерпитъ тамъ скрытнаго врага, что онъ послдуетъ примру тхъ государей, которые, оставаясь врны церкви, умли властвовать надъ нею, что онъ для римской церкви былъ истинный Карлъ-Великій, потому-что онъ возстановилъ ее, и хочетъ, чтобъ сообразно тому обходились съ нимъ. Между-тмъ, онъ выразилъ свое неудовольствіе занявъ Понте-Корво и Беневенто. Это было несчастное начало пагубнаго недоразумнія, и Наполеонъ, думалъ тогда, что можетъ въ немъ положить границы, какія назначитъ самъ, для пользы религіи и имперіи.
Такимъ-образомъ, онъ могъ раздать нсколько троновъ, и, кром того, раздлить между своими сестрами и врнйшими сподвижниками, въ качеств княжествъ и герцогствъ, Лукку, Гвасталлу, Беневенто, Понте-Корво, Піаченцу, Парму, Ншатель, Бергъ. Эти владнія составили бы третій разрядъ въ имперіи, и послужили блистательною наградою людямъ, которые доставили ему тронъ и Франціи величіе.
Возложивъ императорскую корону на свою голову, онъ присудилъ самъ себ награду чудесныхъ подвиговъ современнаго поколнія, и тмъ воспламенилъ желанія товарищей своей славы, которые также хотли получить награду за свои труды. Къ-несчастію, они уже не подражали умренности генераловъ республики, и часто брали сами то, чего не давали имъ поспшно. Въ Италіи, именно въ венеціанскихъ областяхъ, были произведены поборы прискорбные, за которые Наполеонъ взъискалъ съ крайнею строгостью. Онъ съ невроятною бдительностью открылъ, разъискалъ тайну этихъ поборовъ, призвалъ къ себ тхъ, кто позволилъ ихъ себ, заставилъ ихъ высказать мру похищеній, и потребовалъ, чтобъ вся цнность была возвращена. Онъ началъ это съ самого главнокомандовавшаго генерала, который принужденъ былъ внести значительную сумму въ армейскую кассу.
Но онъ требовалъ строгой неподкупности отъ своихъ генераловъ, желая въ то же время вознаградить ихъ за геройство. ‘Скажите имъ’ писалъ онъ къ Евгенію и Іосифу, при которыхъ находились многіе изъ офицеровъ, подпавшихъ его взъисканію: ‘скажите имъ, что я дамъ всмъ гораздо больше, нежели могли бы они взять сами, что взятое ими самими покроетъ ихъ стыдомъ, а мой даръ сдлаетъ имъ честь и останется безсмертнымъ свидтельствомъ ихъ славы, что, хватая своими руками, они угнетаютъ мои народы и заставляютъ побжденныхъ проклинать Францію, а я, напротивъ, дамъ имъ собранное моею предусмотрительностью, и не ограблю черезъ то никого. Пусть подождутъ’, прибавлялъ онъ: ‘и они будутъ богаты, уважаемы, не красня ни за какія взятки.’
Такъ глубокія идеи соединялись у него съ помыслами, по-видимому, только тщеславными. Во время консульства, когда все еще имло форму республиканскую, онъ придумалъ почетный легіонъ. Теперь, когда все вокругъ него принимало форму монархическую и самъ онъ вырасталъ видимо, онъ хотлъ, чтобъ вс вырастали вмст съ нимъ. Онъ думалъ создать королей, великихъ герцоговъ, герцоговъ, графовъ. Талейранъ, усердный хвалитель созданій такого рода, въ-продолженіе послдней войны самъ много содйствовалъ Наполеону, и столько же занималъ его этимъ трудомъ, сколько устройствомъ Европы, о которомъ поручено было ему вести переговоры въ Пресбургь. Вдвоемъ, они составили обширную систему вассальства, куда входили герцоги, великіе герцоги, короли, подъ верховною властью императора, и не съ одними тщетными титулами, но съ настоящими княжествами, въ земляхъ или богатыхъ доходахъ.
Для большей сообразности съ германскою имперіею, новые короли должны были сохранить и на тронахъ своихъ качество верховныхъ сановниковъ Французской имперіи. Іосифъ долженъ былъ остаться великимъ избирателемъ, Лудовикъ коннетаблемъ, Евгеній государственнымъ архи-канцлеромъ, Мюратъ великимъ адмираломъ, когда и сдлались бы королями или великими герцогами. Младшіе сановники, какъ-то вице-коннетабль, вице-великій-избиратель, и другіе, назначенные изъ главнйшихъ государственныхъ лицъ, исправляли бы ихъ должности во время ихъ отсутствія, и такимъ образомъ увеличили бы число почетныхъ должностей. Короли, остававшіеся сановниками французской имперіи, должны были часто жить во Франціи и имть королевское помщеніе въ Лувр, нарочно приспособленное для нихъ. Они должны были составлять совтъ императорской Фамиліи, исполнять въ немъ нкоторыя особенныя должности во время малолтныхъ императоровъ, и даже избирать новаго императора, въ случа пресченія мужеской линіи.
Наполеонъ не хотлъ прямо похитить скипетръ германской имперіи у главы австрійскаго дома. По времени, это казалось ему предпріятіемъ слишкомъ огромнымъ, хотя уже немногое устрашало его посл Аустерлица. Но онъ зналъ, на что могъ осмлиться въ Германіи въ настоящую минуту, и твердо предположилъ, что должно было сдлать. Теперь онъ хотлъ только раздробить, ослабить германскую имперію, такъ, чтобъ одна Французская имперія блистала на Запад. Потомъ онъ хотлъ соединить владтелей Южной Германіи на берегахъ Рейна, во Франконіи, въ Швабіи, въ Баваріи, и составить изъ нихъ союзъ, объявивъ себя протекторомъ его. Этотъ союзъ обнародовалъ бы, что связи его съ германскою имперіею расторгаются. Другіе германскіе владтели остались бы въ прежнемъ союз, подъ вліяніемъ Австріи, или, что было вроятне, оставили его и соединились, по вол, одни вокругъ Пруссіи, другіе вокругъ Австріи. Тогда Французская имперія, имя формально подъ своею властію Италію, Неаполь, Голландію, можетъ-быть, со временемъ, и полуостровъ испанскій, а подъ своимъ протекторствомъ Южную Германію, обнимала бы почти т же государства, которыя принадлежали Карлу-Великому, и занимала бы мсто имперіи западной. Придать ей этотъ титулъ было бы уже только дло словъ, правда, важное по причин зависти въ Европ, но исполнимое въ день какой-нибудь побды или счастливыхъ переговоровъ.
И немного оставалось сдлать для исполненія такого предпріятія, потому-что Баварія, Виртембергъ, Баденъ договаривались тогда въ Париж, стараясь какъ-нибудь устроить свое положеніе, возвеличенное, ро неопредленное. Вс другіе владтели просили включить ихъ, подъ какимъ бы ни было титуломъ и условіемъ, въ новую Федеративную систему, которую предвидли и которой желали, потому-что не могли избгнуть отъ нея. Быть включеннымъ въ нее — значило жить, не быть включеннымъ — значило погибнуть. Потому-то надобно было вести переговоры только съ государями Бадена, Виртемберга, Баваріи, да и съ ними совщались только до нкоторой степени, исключая изъ переговоровъ всхъ другихъ. Положено было представить тмъ владтелямъ, которыхъ хотли сохранить, договоръ вполн составленный и допустить ихъ только къ подписанію его. Новый союзъ долженъ былъ называться Рейнскимъ Союзомъ, а Наполеонъ протекторомъ его.
Талейранъ и старшій чиновникъ при немъ, г. Лабенардьеръ, человкъ очень искусный, занимались составленіемъ проекта новаго союза по порученію императора, и должны были представить ему свою работу.
Таково было сцпленіе событій, два раза побудившихъ Францію вмшаться въ дла Германіи. Въ первый разъ, неизбжный раздлъ духовныхъ имній, угрожая Германіи потрясеніемъ, заставилъ просить Наполеона совершить этотъ раздлъ и произвести при томъ вс необходимыя измненія въ германской конституціи. Въ другой разъ, Наполеонъ, съ береговъ Океана призванный на берега Дуная вторженіемъ Австрійцевъ въ Баварію, былъ принужденъ найдти себ союзниковъ въ Южной Германіи, наградить ихъ, возвысить, но въ то же время удерживать, когда они хотли употребить во зло его союзъ, и опять вмшаться въ устройство положенія нмецкихъ владтелей, которые были важны для Франціи географическимъ своимъ положеніемъ. Личные виды его притомъ ограничивались желаніемъ уничтожить одинъ высокій титулъ самымъ расторженіемъ имперіи германской, и оставить передъ глазами народовъ только французскую имперію. Но существенными причинами вмшательства его были притсненія сильныхъ, вопли слабыхъ, и двоякое, очень позволительное желаніе: изглаживая несправедливости, длаемыя отъ его имени, преобразовать Германію сообразно свту собственнаго его разсудка, если уже онъ не могъ не вмшаться въ эти дла.
Тмъ не меньше, со стороны Наполеона было великою ошибкою это вмшательство въ дла Германіи дальше извстныхъ границъ. Французская политика всегда стремилась первенствовать на юг Европы, въ Италіи, даже въ Испаніи, и какъ ни обширно было это честолюбіе, но блистательныя побды могли оправдать великость его. Совсмъ иное было простирать свое могущество на сверъ Европы, то-есть, въ Германію: это значило вывести изъ всякихъ предловъ тайное отчаяніе Австріи и внушить Пруссіи зависть такого рода, какой никогда не внушала ей Франція. Это значило взять на себя затрудненія, возникавшія отъ несогласій всхъ небольшихъ владтелей, поставить противъ себя тхъ, кому не благопріятствовали, не привязавъ къ себ дйствительно благопріятствуемыхъ, потому-что по многимъ выраженіями этихъ можно было предвидть, что, обогатившись посредствомъ насъ, они будутъ способны обратиться противъ насъ и купить тмъ сохраненіе пріобртеннаго ими. Надежда на помощь ихъ войскъ была опаснымъ обманомъ, потому-что она заставила бы почитать союзниками тхъ солдатъ, которые при случа готовы были сдлаться измнниками. Еще огромне была ошибка — перемнить старинныя отношенія Германіи, при которыхъ Пруссія была вчною завистницею Австріи, слдовательно, союзницею Франціи, а вс германскіе государи были соперниками другъ друга и отъ-того кліентами нашей политики, искавшими ея помощи. Франція могла бы увеличить вліяніе Пруссіи, уменьшить вліяніе Австрія — этого довольно было на цлый вкъ, и больше даже ничего не было нужно для Германіи. Затмъ, все было только ниспроверженіемъ европейской политики, больше пагубнымъ, нежели полезнымъ. Еслибъ измненія простерли до того, что Пруссія стала бы могущественною, то этимъ только перемщали опасность: переносили въ Берлинъ непріятеля, котораго всегда находили мы въ Вн, еслибъ истребили Пруссію и Австрію, то возставили бы противъ себя всю Германію. Въ-отношеніи къ мелкомъ государствамъ, все, что переходило границы справедливаго покровительства нкоторымъ владтелямъ втораго разряда, какъ-то баварскому, баденскому, виртембергскому, обыкновеннымъ союзникамъ Франціи, все, что превышало разсудительную цну вознагражденія за ихъ союзъ, было опаснымъ вмшательствомъ въ дла другаго, безплатнымъ принятіемъ на себя трудностей, чужихъ для насъ, и рзкимъ обманомъ самихъ себя, хотя оно имло видъ нарушенія чужой независимости. Оставалось сдлать одну, еще большую ошибку: основать французскія королевства въ Германіи. Наполеонъ еще не дошелъ до такой степени могущества и заблужденія. Старинная конституція Германіи, измненная рецессомъ 1803 года, съ нкоторыми еще ршеніями, пренебреженными тогда, съ старинными вліяніями, измненными только въ размр, вотъ что было надобно Франціи, Европ, Германіи. Мы затяли больше не столько для своей пользы, сколько для пользы Германіи, она оставалась за то въ глубокомъ озлобленіи противъ насъ, и ждала часа нашего отступленія: тогда посыпались выстрлы сзади на нашихъ солдатъ, подавленныхъ многочисленностью. Такова награда ошибокъ!
Оставляя гг. Талейрана и Лабенардьера устроивать въ тайн съ министрами баденскимъ, виртембергскимъ и баварскимъ подробности новаго плана германскаго союза, Наполеонъ началъ исполнять свой общій планъ, особливо относительно Италіи и Голландіи, дабы уполномоченные Англіи и Россіи, договариваясь х каждый съ своей стороны, увидли уже конченныя и невозвратимыя ршенія касательно новыхъ королевствъ, имъ задуманныхъ.
Корона Неаполя была назначена Іосифу, корона Голландіи Лудовику. Основаніе этихъ королевствъ было для Наполеона столько же политическимъ разсчетомъ, сколько услажденіемъ сердца. Онъ былъ не только великъ: онъ былъ добръ, и чувствителенъ къ кровнымъ привязанностямъ, иногда до слабости. Не всегда получалъ онъ награду за свои чувства., потому-что нтъ ничего столько требовательнаго, какъ Фамилія, изъ ничего возвысившаяся. Каждый изъ его родственниковъ, сознаваясь, что побдитель при Риволи, при Пирамидахъ, подъ Аустерлицомъ былъ основателемъ величія Бонапартовъ, почиталъ себя, однакожь, чмъ-то, способствовавшимъ тому, и воображалъ, что съ нимъ поступаютъ жестоко, несправедливо, несоразмрно съ его заслугами. Мать его, безпрестанно повторяя, что она произвела его на свтъ, жаловалась, что ей не довольно отдаютъ уваженія и почтенія, а она изъ всхъ женщинъ этого семейства была самая скромная, меньше ослпленная. Луціанъ Бонапарте говорилъ, что онъ далъ корону своему брату, потому-что онъ одинъ былъ твердъ 18 брюмера, и за такую услугу жилъ въ изгнаніи. Іосифъ, самый кроткій, самый благоразумный изъ всхъ, напоминалъ въ свою очередь, что онъ старшій братъ, и что при такомъ качеств мало оказываютъ ему вниманія. Онъ былъ готовъ врить, что трактаты люневильскій, аміенскій, конкордатъ, подписанные имъ по благосклонности Наполеона, къ ущербу г-на Талейрана, были столько же слдствіемъ личнаго его искусства, сколько подвиговъ его брата. Лудовикъ, больной, недоврчивый, набитый гордостью, прикидывался добродтельнымъ, и бывъ человкомъ честнымъ, утверждалъ, что имъ пожертвовали, заставивъ прикрыть своею женитьбою слабости Гортензіи Богарне къ Наполеону — клевета гнусная, выдуманная эмигрантами, распространенная тысячью памфлетовъ, и Лудовикъ былъ виноватъ, показывая, что занимается ею, какъ-будто онъ въ-самомъ-дл врилъ ей сколько нибудь. Такъ каждый изъ нихъ почиталъ себя въ чемъ нибудь пожертвованнымъ, невознагражденнымъ за участіе въ величіи брата. Сестры Наполеона не смли высказывать такихъ требованій, по волновались вокругъ него., и смущали своимъ соперничествомъ, иногда своимъ неудовольствіемъ, душу его, поглощенную множествомъ другихъ заботъ. Каролина безпрестранно просила за Мюрата, легкомысленнаго, но по-крайней-мр платившаго своему шурину преданностью за его благодянія, такъ-что нельзя было предугадать тогда, чмъ кончитъ онъ, хотя правда, что отъ легкомыслія можно ожидать всего. Элиза, старшая сестра, переселенная въ Лукку, гд искала она личной славы управлять хорошо маленькимъ владніемъ, и въ-самомъ-дл управляла имъ прекрасно, Элиза хотла увеличенія своего герцогства.
Изъ всхъ его родныхъ, Іеронимъ, какъ самый младшій, и Полина, оставались вн всякихъ требованій, раздоровъ, зависти, смущавшихъ императорскую фамилію. Іеронимъ часто подвергался строгости Наполеона въ годы необузданной своей юности, по видлъ въ немъ больше отца, нежели брата, и принималъ благодянія его съ сердцемъ, исполненнымъ безпримсной признательности. Полипа, преданная своимъ удовольствіямъ, какъ принцесса семейства цезарей, прелестная какъ Венера древнихъ, искала въ величіи своего брата только средствъ удовлетворять своимъ склонностямъ, довольствовалась титулами Еоргезе, принадлежавшими ей по мужу, и готова была предпочесть богатство, источникъ наслажденій, величію, удовлетворяющему гордость. Она такъ любила своего брата, что когда онъ бывалъ на войн, Камбасересъ, управлявшій безъ него длами царствующей фамилія и государства, былъ принужденъ посылать принцесс извстія въ ту же минуту какъ получалъ ихъ, потому-что отъ малйшаго замедленія она длалась жестоко больна.
Опасеніе, что дти фамиліи Богарне будутъ предпочтены имъ, заставило Бонапартовъ сдлаться врагами Жозефины. Въ этомъ они не щадили даже сердца Наполеона, и мучили его всми способами. Раннее величіе Евгенія, уже вице-короля и вроятнаго наслдника прекраснаго королевства Италіи, оскорбляло ихъ удивительно, хотя та же корона была предлагаема Іосифу, и онъ не хотлъ ея, потому-что она слишкомъ-непосредственно подчинила бы его власти императора французовъ. Онъ хотлъ царствовать, по выраженію его, независимо. Увидимъ дале, сколько это желаніе независимости, общее всмъ членамъ императорской фамиліи, соединенное съ стремленіями народовъ, надъ которыми они царствовали, породило затрудненій Наполеону въ его правленіи, и новыхъ причинъ несчастій въ нашихъ несчастіяхъ.
Надобно было раздлить новыя королевства и герцогства между всми членами этой фамиліи. Корона неаполитанская обезпечивала Іосифу положеніе довольно независимое, и, кажется, была такъ прекрасна, что онъ могъ принять ее. Даже странно употреблять такія слова для выраженія чувствъ, съ какими принимали эти прекрасныя королевства люди, рожденные далеко отъ трона, далеко даже отъ того величія, какимъ частные люди бываютъ иногда одолжены рожденію или счастію. Но одною изъ странностей фантастическаго зрлища, какое представили французская революція и необыкновенный человкъ, поставленный ею во глав своей, были эти отказы, медленія, почти презрніе ранняго пресыщенія къ прекраснйшимъ коронамъ отъ такихъ лицъ, которыя въ юности своей не могли надяться носить ихъ. Наполеонъ видлъ, какъ Іосифъ презрлъ одинъ разъ президентство сената, въ другой разъ вице-королевство Италіи, но былъ увренъ, что онъ пріиметъ тронъ неаполитанскій, и далъ ему сначала только титулъ своего намстника Посл, удостоврившись въ его согласіи, онъ включилъ имя его въ декреты, назначенные для представленія въ сенатъ.
Для Голландіи назначилъ онъ Лудовика, который потомъ, въ обвинительной противъ своего брата книг, разсказывалъ Европ, какъ онъ былъ оскорбленъ, что съ нимъ мало совтовались при этомъ назначеніи. Въ-самомъ-дл, Наполеонъ, не занимаясь Лудовикомъ, потому-что воля его не казалась ему препятствіемъ, съ которымъ надобно бороться, призвалъ нсколькихъ значительнйшихъ гражданъ Голландіи, именно адмирала Вергюэля, искуснаго и мужественнаго начальника флотиліи, желая расположить Голландію отказаться отъ своего древняго республиканскаго правленія и превратиться въ монархію. Вотъ другая черта картины, изображаемой нами: Французская революція начала тмъ, что хотла превратить вс тропы въ республики, а теперь заботилась превратить древнйшія республики въ монархіи. Республика венеціанская и генуэзская, сдланныя областями разныхъ королевствъ, свободные города Германіи, поглощенные, разными княжествами, уже указывали на это удивительное стремленіе. Королевство голландское было послдними’ и самымъ яркимъ явленіемъ. Голландія, бросившись въ объятія Франціи, чтобъ уклониться отъ штадтгалтеровъ была недовольна, видя себя осужденною вчно воевать, и не признательна къ Наполеону, который въ Аміен, и безпрестанно потомъ, употреблялъ величайшія усилія, стараясь возвратить ей потерянныя колоніи. Голландцы, полу-Англичане по религіи, по нравамъ, по духу торговому, хотя враги Англіи по морскимъ интересамъ, ни мало не сочувствовали съ правительствомъ Наполеона и съ величіемъ его, исключительно континентальнымъ. Малйшая побда на мор обольстила бы ихъ больше, нежели самая блистательная побда на земл. Они не скрывали неуваженія къ полу-монархическому правленію великаго пенсіонарія, принятому ими по внушенію Наполеона, когда онъ установлялъ родъ первыхъ консуловъ во всхъ странахъ, подвергнувшихся вліянію Франціи. Великимъ пенсіонаріемъ былъ г. Схиммельпеннинкъ, добрый гражданинъ и почтенный человка., по его почитали только французскимъ префектомъ, которому поручено обирать жителей, хотя онъ требовалъ налоговъ и займовъ, необходимыхъ при военномъ положеніи. Неблагосклонность къ правленію великаго пенсіонарія была единственнымъ облегченіемъ къ тому, чтобъ заставить Голландію принять короля. Голландцы, какъ всегда бываетъ при окончаніи революцій, сдлались уже равнодушны ко всему, однако имъ тяжело было видть, что у нихъ отнимаютъ республиканское устройство. Но увренность, что имъ оставятъ ихъ законы, особливо городскіе, разсказы о доброт Лудовика Бонапарте, о строгой его нравственности, о бережливости его и независимости его характера, наконецъ, обыкновенная покорность давнопредвиднному, заставили главныхъ представителей Голландіи склониться на учрежденіе королевства. Новое положеніе Голландіи относительно къ Франціи должно было превратиться въ союзъ одного государства съ другимъ, основанный на трактат.
Наполеонъ не присоединилъ венеціанскихъ областей немедленно къ италійскому королевству, желая свободне изучить средства ихъ и потомъ употребить сообразно своимъ намреніямъ: они, вмст съ Далмаціею, были присоединены къ королевству, съ условіемъ уступить округъ Масса принцесс Элиз, для увеличенія герцогства луккскаго, и герцогство Гвасталлу принцесс Полин Боргезе, которая еще ничего не получала отъ щедрости своего брата. Она не хотла оставить себя герцогства, и продала его италійскому королевству за нсколько мильйоновъ франковъ.
Можетъ-быть, тутъ былъ случаи подумать о пап и о существенной причин его неудовольствій. Въ то время, когда Италію длили остріемъ сабли, не трудно было бы назначить что-нибудь и для увеличенія владній папскихъ. Новые короли были бы еще очень счастливы, если бы имъ достались государства ихъ безъ какой-нибудь лишней области, а Пій VII, получивъ вознагражденіе, терпливе перенесъ бы, что могущество Франціи окружаетъ его со всхъ сторонъ, какъ было то посл водворенія Іосифа въ Неапол. Во всякомъ случа, у Наполеона были еще Парма и Піаченца, и онъ всего лучше могъ бы употребить ихъ на утшеніе римскаго двора. Но со времени Аустерлица, Наполеонъ началъ меньше прежняго заботиться о сопротивленіяхъ физическихъ и нравственныхъ. Онъ былъ чрезвычайно недоволенъ папою, непріязненными его происками противъ новаго неаполитанскаго короля, и скоре былъ расположенъ уменьшить, нежели увеличить наслдіе преемниковъ св. Петра. Сверхъ-того, онъ берегъ Парму и Піаченцу, думая вознаградить ими государей, покровительствуемыхъ Россіею и Англіею, какъ-то старинныхъ владтелей Неаполя и Піемонта, лишенныхъ трона, т. е. хотлъ кинуть имъ нсколько крохъ съ роскошнаго стола, за которымъ возсдали новые короли. Тмъ не меньше онъ ошибался, оставляя папу недовольнымъ, готовымъ на всякія крайности, когда легко было бы удовольствовать его безъ большой потери для королевствъ, недавно основанныхъ.
Надобно было надлить Мюрата, мужа Каролины Бонапарте, который по-крайней-мрь заслужилъ на войн то, что хотли сдлать для него по родству. Но у него были также свои требованія, или, лучше сказать, требованія его жены. Наполеонъ думалъ дать имъ княжество ншательское, но ни мужъ, ни жена не хотли его. Между Наполеономъ и его семействомъ обыкновенно посредствовалъ архи-канцлеръ Камбасересъ, одушевляемый умирительнымъ терпніемъ, которое укрощаетъ взаимныя раздраженія, выслушиваетъ все, но повторяетъ только то, что можно повторить. Онъ зналъ какъ жестоко недовольны были они, и находили, что съ ними поступаютъ оскорбительно въ сравненіи съ другими. Тогда Наполеонъ назначилъ имъ герцогство бергское, уступленное Франціи Баваріею за Аншпахъ, и еще увеличенное остатками герцогства клевскаго: эта прелестная страна, такъ счастливо раскинутая по правому берегу Рейна, была населена 320 тысячъ жителей, давала, за исключеніемъ всхъ издержекъ управленія, четыреста тысячъ флориновъ дохода, позволяла содержать два полка, и могла доставить своему владтелю нкоторую значительность въ новомъ германскомъ союз. Плодовитое воображеніе Мюрата и жены его, въ-самомъ-дл, возмечтало о важной роли, украшенной какимъ нибудь великолпнымъ титуломъ, заимствованнымъ у священной имперіи.
Царствующая фамилія была надлена. Но Наполеонъ любилъ не однихъ братьевъ и сестеръ своихъ. Оставались еще военные сподвижники его и сотрудники въ длахъ гражданскихъ. Врожденная доброта его была здсь въ согласіи съ его политикою, и ему усладительно было заплатить за кровь однихъ, за труды другихъ. Онъ хотлъ видть ихъ храбрыми, трудолюбивыми, неподкупными, и думалъ, что для этого надобно было щедро наградить ихъ. Видть улыбку на лиц своихъ подчиненныхъ, улыбку не признательности, которой онъ вообще мало доврялъ, но довольства, было однимъ изъ живйшихъ наслажденій его сердца.
Онъ совтовался съ архи-канцлеромъ Камбасересомъ о распредленіи новыхъ милостей, и тотъ, видя, что какъ ни велика была добыча, которую могли длить, но что объемъ заслугъ и честолюбій былъ еще больше, понялъ затрудненіе Наполеона и хотлъ прекратить его, начавъ съ себя. Онъ оросилъ Наполеона не думать о немъ при наград новыми герцогствами. Никто лучше его не понималъ, что, достигнувъ извстной степени счастія, гораздо важне сохранить, нежели пріобртать еще больше. Управлять политикою имперіи, гд Наполеонъ былъ главою администраціи и армій, значило остаться первымъ изъ всхъ, разъ достигнувъ того. Архи-канцлеръ желалъ только одного: сохранить настоящее свое величіе, и увренность сохранить его предпочиталъ онъ самымъ великолпнымъ герцогствамъ. Онъ пріобрлъ эту увренность вотъ въ какомъ случа. Видя, какъ Наполеонъ требуетъ, чтобы новые короли сохранили, свои достоинства во Франціи, онъ. боялся, что повелитель хочетъ имть сановниками имперіи только королей, и что титулъ архи-канцлера, которымъ онъ былъ облеченъ, и архи-казначея, которымъ пользовался князь Лбрнъ, перейдутъ къ одному изъ новыхъ монарховъ. Онъ желалъ узнать мысль Наполеона и сказалъ ему: ‘когда у васъ будетъ готовъ король для принятія титула архи канцлера, вы предупредите меня, и я попрошу увольненія.’ — Оставайтесь спокойны, отвчалъ ему Наполеонъ:— мн надобно свдущаго въ закопахъ для этой должности, и вы сохраните ее.— Въ-самомъ-дл, посреди коронованныхъ главъ, составлявшихъ прежнюю германскую имперію, были мста для простыхъ прелатовъ: курфирстовъ майнцскаго, тревускаго и кельнскаго. Точно также, посреди королей, сановниковъ имперіи, Наполеону угодно было сохранить мсто для перваго, самаго важнаго юрисконсульта своего времени: онъ долженъ былъ внести въ его совты мудрость, которая могла и не войдти въ нихъ.
Этого было совершенно-довольно для благоразумнаго архи-канцлера. Съ-тхъ-поръ, онъ не желалъ, не просилъ больше ничего для себя, и помогалъ Наполеону въ затруднительной раздач владній и достоинствъ. Оба согласились въ томъ, что надобно прежде всхъ дать высокую награду Берть, самому неутомимому, исполнительному, и, можетъ-быть, самому просвщенному изъ сподвижниковъ Наполеона: онъ былъ всегда подл него подъ ядрами, переносилъ безъ малйшаго знака неудовольствія жизнь, которая была исполнена опасностей, впрочемъ, не превышавшихъ отличнаго его мужества, но начинала утомлять его. Наполеонъ съ наслажденіемъ думалъ, что можетъ заплатить ему за услуги. Онъ далъ ему княжество ншательское, и тмъ сдлалъ его владтельнымъ государемъ.
Одинъ изъ его слугъ больше всхъ другихъ казался возвышеннымъ въ Европ: это былъ Талейранъ. Онъ больше оказывалъ ему услугъ своимъ искусствомъ вести переговоры съ иностранными министрами и своею свтскою образованностью, нежели мудростью своихъ совтовъ, хотя имлъ то достоинство, что всегда защищалъ умренную политику. Наполеонъ не любилъ его и не доврялъ ему, но ему непріятно было видть его недовольнымъ, а Талейранъ былъ недоволенъ съ-тхъ-поръ, какъ его не включили въ число великихъ сановниковъ. Желая вознаградить его, Наполеонъ пожаловалъ ему княжество беневентское, одно изъ двухъ, отнятыхъ у папы, потому-что они были окружены неаполитанскими владніями.
Другое изъ этихъ княжествъ, Понте-Корво, онъ хотлъ отдать человку, не оказавшему никакой значительной услуги, и готовому при случа отложиться отъ Франціи: по этотъ человкъ, маршалъ Бернадоттъ, былъ своякъ Іосифа. Наполеонъ сдлалъ насиліе себ, облекая его новымъ достоинствомъ. Онъ ршился на то изъ приличія, по семейнымъ отношеніямъ.
Наградить этихъ трехъ или четырехъ человкъ, значило бы очень-немного, еслибъ Наполеонъ не подумалъ о другихъ, больше многочисленныхъ, и, кром Берть, больше заслуженныхъ сподвижникахъ своихъ, которые, находясь вокругъ него, ожидали своего участка въ пріобртеніяхъ побды. Для удовлетворенія ихъ, онъ придумалъ учрежденіе, чрезвычайно искусно изобртенное. Раздавая королевства, онъ надлялъ ими новыхъ королей съ условіемъ: учредить тамъ герцогства, съ богатыми доходами, и уступить ему часть государственныхъ имній. Такъ присоединяя венеціанскія области къ королевству италійскому, онъ ршился устроить тамъ двнадцать герцогствъ: далматское, истрійское, фріульское, кадорское, беллунское, Конельйяно, тревизское, Фельтрское, Бассано, виченцское, падуанское и Ровиго. Эти герцогства не соединяла съ собой никакой власти, но обезпечивали ежегодный доходъ, назначавшійся изъ отдленной на то пятнадцатой части доходовъ государства. Онъ отдалъ неаполитанское королевство Іосифу, съ условіемъ отдлить тамъ шесть владній (ленъ), въ числ которыхъ были упомянутыя два княжества, Беневенто и Понте-Корво, и кром того еще четыре герцогства, гаеттское, отрантское, тарентское и реджійское. Присоединяя къ луккскому княжеству — княжество Масса, Наполеонъ назначилъ тамъ учрежденіе герцогства Масса. Еще три учредилъ онъ въ Парм и Піаченц. Одно изъ нихъ было пожаловано архи-казначею Лебрну. Въ числ названныхъ нами титуловъ, находимъ нкоторые, вскор наградившіе знаменитйшихъ слугъ имперіи, и нын перешедшіе къ ихъ дтямъ: это послдній, живой слдъ-нашего прешедшаго величія. Вс эти герцогства были учреждены на тхъ же условіяхъ, какъ двнадцать, основанныя въ венеціянскихъ областяхъ, безъ власти, по съ участіемъ въ пятнадцатой части доходовъ. Наполеонъ хотлъ, чтобъ всякій чинъ имлъ свою награду, и присвоилъ себ, въ каждой изъ этихъ странъ, государственныя имнія и доходы, для установленныхъ имъ жалованій. Такъ, въ венеціянскихъ областяхъ, онъ обезпечилъ себ тридцать мильйоновъ государственнаго достоянія, и веллъ вписать въ государственную книгу италійскаго королевства 1,200,000 франковъ дохода. Съ тою же цлію онъ предоставилъ себ государственныя имнія Пармы и Піаченцы, мильйонъ дохода въ неаполитанскомъ королевств, четыре мильйона государственныхъ достояніи въ княжествахъ Лукка и Масса. Все это составило 22 герцогства, 34 мильйона государственныхъ имній, 2,400,000 Франковъ дохода, и вмст съ казною арміи, гд посл первой военной контрибуціи было уже около 70 мильйоновъ, которые могли неопредленно увеличиться отъ новыхъ побдъ, назначалось въ награду всмъ чинамъ, отъ солдата до маршала. Гражданскіе чиновники также должны были получить свои участки. Наполеонъ уже обсуживалъ съ Талейраномъ проектъ возстановленія дворянства, признавая, что почетнаго легіона и герцогствъ было недостаточно. Онъ предполагалъ создать графовъ, бароновъ, почитая необходимыми такія общественныя отличія, и желая, чтобъ каждый возвысился съ нимъ, соразмрно своимъ достоинствамъ. Но онъ полагалъ исправить глубокую суетность этихъ титуловъ двумя способами: заставивъ покупать ихъ великими заслугами, и присвоивъ имъ доходы, которые обезпечивали бы будущность фамиліи.
Эти различныя ршенія были одно за другимъ представляемы сенату въ март, апрл, іюн, для обращенія ихъ въ статьи основныхъ законовъ имперіи.
Марта 15-го, 1806 года, Мюратъ былъ объявленъ великимъ герцогомъ клевекимъ и бергскимъ, 30-го марта, Іосифъ былъ провозглашенъ королемъ Неаполя и Сициліи, Берть княземъ ншательскимъ, а Полина Боргезе объявлена герцогинею Гвасталлы. Только 5-го іюня (переговоры съ Голландіей) замедлились) Лудовикъ былъ провозглашенъ королемъ Голландіи, Талейранъ княземъ Беневенто, Бернадоттъ княземъ Понте-Корво. Можно было вообразить себя во временахъ римской имперіи, когда простои декретъ сената отнималъ или давалъ корону.
Рядъ такихъ необычайныхъ событіи былъ заключенъ окончательнымъ образованіемъ новаго рейнскаго союза. Переговоры производились втайн между Талейраномъ и министрами Баваріи, Бадена и Виртемберга. Видя смущеніе нмецкихъ владтелей, вс подозрвали, что дло идетъ еще разъ объ устройств Германія. Кто, по географическому положенію своихъ владній, могъ быть включенъ въ новый союзъ, тотъ умолялъ принять его туда, надясь сохранить тмъ свое существованіе. Пограничные съ союзомъ старались проникнуть тайну его конституціи, желая знать свои отношенія къ этому новому могуществу, и хотли всего больше вступить въ него за какія-нибудь выгоды. Австрія почитала съ нкотораго времени имперію разрушенною, безполезною для нея, почему и глядла на это зрлище съ наружнымъ равнодушіемъ. Пруссія, напротивъ, видла въ паденіи стариннаго германскаго союза совершенную революцію, она желала бы раздлить съ Франціею по-крайней-мр императорскую власть, отнятую у австрійскаго дома, имть подъ своимъ покровительствомъ Сверную-Германію, когда Франція присвоивала себ покровительство надъ югомъ, и внимательно наблюдала, что будетъ. Неловкое овладніе Ганноверомъ, и депеши, обнародованныя въ Лондон, такъ охладили къ ней Наполеона, что онъ не заботился даже извстить ее о томъ, что должно было бы совершиться въ согласіи съ нею. Ее устранили отъ длъ Германіи, то-есть, ея собственныхъ, и кром того распространяли множество слуховъ о новыхъ разграниченіяхъ, при чемъ взяли бы у нея одн области и отдали бы ей другія, меньше значительныя.
Вс эти слухи порождали два, нетерпливые въ своемъ честолюбіи владтеля германскіе, одинъ столько же древній, сколько другой былъ новъ. Первый былъ курфирстъ гессен-кассельскій, владтель скупой, богатый произведеніями своихъ рудниковъ. Онъ старался расположить къ себ Англію, гд было много его капиталовъ въ разныхъ мстахъ, Пруссію, съ которою былъ сосдомъ и считался въ войскахъ ея генераломъ, наконецъ, Францію, которая въ это время воздвигала или низвергала владтельные домы. Онъ истощилъ вс хитрости въ сношеніяхъ съ Талейраномъ, стараясь, чтобъ его не отвергли и надлили при новомъ устройств длъ. На-примръ, онъ предлагалъ себя въ новый союзъ, и, слдовательно, подчинялъ нашему вліянію одинъ изъ важнйшихъ участковъ Германіи, Гессенъ, но съ условіемъ — отдать ему значительную часть владніи гессеи-дармштадтскаго дома, къ которому питалъ онъ ненависть прямой линіи къ побочной, какъ то часто случается между нмецкими фамиліями. Онъ упорно настаивалъ на этомъ и предлагалъ планъ, очень-обширный и подробный. Въ то же время, онъ писалъ прусскому королю о томъ, что замышляли въ Париж, говоря, что приготовляютъ союзъ, который равно уничтожитъ вліяніе Пруссіи и Австріи, и что его стараются всми средствами вовлечь въ этотъ союзъ.
Иначе поступалъ новый нмецкій владтель, Мюратъ. Ему недовольно казалось прекраснаго Бергскаго Герцогства, гд было 320 тысячъ жителей, съ 400 тысячъ флориновъ дохода, причемъ онъ могъ содержать два полка и имть въ своихъ рукахъ важную крпость Везель: онъ хотлъ сдлаться равнымъ, по-крайней-мр, владтелямъ Виртемберга или Бадена, и желалъ, чтобъ для этого составили ему государство въ Вестфаліи, съ мильйономъ жителей. Онъ безпрестанно обращался съ этимъ къ Талейрану, а тотъ былъ всегда угодникомъ членовъ императорской фамиліи, и составлялъ одинъ проектъ за другимъ, какъ бы образовать для него владніе. Разумется, думали взять отъ Пруссіи Мюасгеръ, Оснабрюкъ и Ост-Фризію. Правда, что въ обмнъ хотли отдать ей ганзеатическіе города — вознагражденіе превосходное, если не землями, то, по-крайней-мр, богатствомъ и значительностью.
Вс эти планы, придуманные безъ вдома Наполеона, не заслужили одобренія его, когда онъ узналъ о нихъ. Онъ такъ мало заботился удовлетворить честолюбіе Мюрата, что думалъ о новомъ разграниченіи Германіи, и особенно ршился не включать ганзеатическихъ городовъ ни въ одно изъ большихъ европейскихъ государствъ. При послднихъ его распоряженіяхъ, уже исчезъ Аугсбургъ и готовъ былъ исчезнуть Нюренбергъ, два города, черезъ которые производилась торговля Франціи съ Среднею и Южною Германіею. Торговля наша съ сверомъ шла черезъ Гамбургъ, Бременъ, Любекъ. Наполеонъ очень остерегся бы пожертвовать городами, которыхъ независимость была важна для Франціи и Европы. Вина и ткани французскія проникали въ Германію и въ Россію подъ нейтральнымъ флагомъ ганзеатическихъ городовъ, и подъ тмъ же флагомъ привозились потребности для флотовъ, а иногда и хлбъ, при дурныхъ урожаяхъ во Франціи. Запереть эти города таможнями большаго государства, значило оковать торговлю ихъ и нашу. Довольно было лишить себя Нюренберга, Аугсбурга, присылавшихъ во Францію свои галантерейные и стальные товары, и вывозившихъ оттуда наши вина, ткани и колоніальные товары, распространяемые потомъ по всему югу Германіи.
Наполеонъ, твердо ршившись не жертвовать ганзеатическими городами, отвергалъ всякое соображеніе объ уступк ихъ какому бы то ни было государству, большому или мелкому. Потому онъ не способствовалъ никакому проекту Мюрата. Что касалось курфирста гессенскаго, то онъ ненавидлъ этого властителя обманчиваго, скрывавшаго въ себ подъ личиною какого-то равнодушія ожесточеннаго врага, и располагался при первомъ случа отплатить ему за чувства его къ Франціи. Потому-то онъ не хотлъ связывать себя, въ-отношеніи къ нему, принятіемъ его въ предначертанный союзъ, причемъ сдлалось бы невозможнымъ предположеніе, довольно близкое и заслуженное — уничтожить этого государя. Еслибы случилось, возвратить Ганноверъ Англіи, то надобно было бы найдти вознагражденіе для Пруссіи, и Наполеонъ хотлъ предложить ей Гессенъ, который, врно, она приняла бы, какъ приняла церковныя княжества и Ганноверъ, и какъ приняла бы ганзеатическіе города, которыхъ такъ домогалась.-Намреніе Наполеона осталось тайною для европейской дипломатіи, и было возмездіемъ для гессен-кассельскаго дома съ врагами Франціи. Оно-то было непостижимою тогда причиной упорнаго отказа на вс убжденія курфирста принять его въ новый союзъ, и лживой врности, которою вскор сталъ онъ хвалиться передъ Пруссіею.
Совщанія происходили только съ государями Бадена, Виртемберга и Баваріи, и когда согласились съ ними во всемъ, то трактатъ представили для подписанія другимъ государямъ, которые по просьб ихъ были включены въ новый союзъ, по у нихъ не спрашивали мннія о свойств акта, утверждавшаго союзъ. Трактатъ былъ означенъ 12-мъ числомъ іюля, въ немъ заключались слдующія распоряженія:
Новый союзъ принималъ краткое и хорошо избранное названіе Рейнскаго Союза. Оно отклоняло мысль о союзъ цлой Германіи, и примнялось исключительно къ государствамъ, сосднимъ съ Франціею и бывшимъ съ нею въ сношеніяхъ, неоспоримо выгодныхъ. Такъ названіе поправляло нсколько ошибку самаго установленія. Государи, подписавшіе трактатъ, составляли союзъ, подъ предсдательствомъ князя архи-канцлера, и подъ протекторствомъ императора французовъ. Всякое несогласіе между ними долженъ былъ ршать сеймъ, засдавшій во Франкфурт, и состоявшій только изъ двухъ коллегій: одна называлась коллегіею королей, другая коллегіею князей. Первая соотвтствовала древнему совту курфирстовъ (электоровъ, избирателей), уже не имвшему смысла, потому-что не нужно было избирать императора, вторая, по названію и по сущности своей, была то же, что древняя коллегія князей. Не было ничего соотвтствовавшаго древней коллегіи городовъ.
Государи Союза были въ вчномъ оборонительномъ и наступательномъ союз съ Франціею. Всякая война, начатая Союзомъ или Франціею, была общею имъ обоимъ. Франція должна была выставлять войскъ 200 тысячь человкъ, а Союзъ 63 тысячи, раздленныхъ между нимъ такимъ-образомъ: Баварія выставляла 30 тысячь, Виртембергъ 12, великое герцогство баденское 8, великое герцогство бергское 5, гессен-дармштадтское 4, наконецъ, мелкія государства вс вмст 4 тысячи. При смерти князя-архиканцлера, императоръ французовъ имлъ право назначить ему преемника.
Союзники объявляли себя навки отдлившимися отъ германской имперіи, и должны были немедленно и торжественно извстить о томъ регенсбургскій сеймъ. Въ отношеніяхъ взаимныхъ и въ длахъ германскихъ, они должны были руководствоваться законами, о которыхъ франкфуртскій сеймъ долженъ былъ вскор открыть совщанія.
Особенною статьею трактата, вс владтельные германскіе дворы получали право присоединиться къ союзу, но безусловно. При подписаніи трактата Рейнскій Союзъ составляли короли баварскій и виртембергскій, князь архиканцлеръ, архіепископъ регенсбургскій, великіе герцоги баденскій, бергскій, гессен-дармштадтскій, герцоги нассау-зигенскій и нассау-вейльбургскій, князья гогенцоллерн-гехингенскій и гогенцоллерн-зигмарингенскій, Сальм-Сальмъ, Сальм-Кирхбургъ, Изембургъ, Арембергъ, Лихтенштейнъ, Лейенъ.
Знаменитый трактатъ Рейнскаго Союза положилъ конецъ древней германской имперіи, существовавшей тысячу шесть лтъ, со времени Карла Великаго, коронованнаго въ 800 году, до Франца ІІ-го, лишившагося имперіи въ 1806 году. Трактатъ Рейнскаго Союза представилъ образецъ конституціи для покой Германіи, и въ такомъ смысл былъ общественною реформою, подвергая вліянію Франціи государства Южной Германіи, и предоставляя свернымъ государствамъ избрать себ протектора по усмотрнію.
Обнародованный съ великою торжественностью, онъ не изумилъ никого, но ясно для всхъ довершилъ систему Наполеона. Властвуя надъ югомъ Европы царственною своею фамиліею, сдлавшись протекторомъ государей рейнскихъ, онъ не имлъ только титула западнаго императора.
Надлежало объявить это послдствіе тмъ, кого касалось оно, т. е. регенсбургскому сейму, императору австрійскому, и Пруссіи. Сейму объявили простымъ извщеніемъ, что его не будутъ признавать боле. Императору австрійскому отправили ноту, гд, не указывая пути дйствій, который долженъ онъ былъ избрать и который былъ предвиднъ ясно, говорили о германской имперіи, какъ объ установленіи, устарвшемъ столько же, какъ венеціянская республика, разрушавшемся во всхъ частяхъ, не оказывавшемъ ни покровительства государствамъ слабымъ, ни вліянія На государства сильныя, не соотвтствовавшемъ ни потребностямъ времени, ни относительному размру германскихъ государствъ между собою, наконецъ, доставлявшемъ самому австрійскому дому только тщетный титулъ императора Германіи, устарлый до такой степени, что ныншній глава этого дома, съ предвдніемъ объявилъ себя императоромъ австрійскимъ, что и освобождаетъ внскій дворъ отъ всякой зависимости относительно курфирстскихъ (избирательныхъ) домовъ. Такимъ образомъ, не требовали, но изъявляли надежду, что императоръ Францъ откажется отъ титула, который на дл уничтожался въ большей части Германіи, входившей въ составъ Рейнскаго Союза, и который впредь не долженъ быть признаваемъ Франціею.
Пруссію, напротивъ, поздравляли, что она избавилась отъ узъ германской имперіи, всегда рабствовавшей передъ Австріею, и въ вознагражденіе за то, что принимали подъ свою зависимость югъ Германіи, приглашали ее взять подъ такую же зависимость германскій сверъ. ‘Императоръ Наполеонъ’, писалъ французскій кабинетъ: ‘увидитъ безъ ‘предубжденія и даже съ удовольствіемъ, что Пруссія, посредствомъ ‘союза, подобнаго Рейнскому, соединяетъ подъ своимъ вліяніемъ вс владнія Сверной Германіи.’ Не называли никого изъ государей, слдовательно, не исключали ни одного изъ нихъ, но ни число, ни значительность ихъ не могли быть велики. То были Гессенъ-Кассель, Саксонія, съ разными своими отраслями, два дома мекленбургскіе, наконецъ, мелкіе Сверные владтели, которыхъ безполезно исчислять. Общали ни сколько не препятствовать союзу такого рода.
Наполеонъ не осмливался, однакожь, дйствовать такимъ образомъ безъ сильныхъ и явныхъ предосторожностей. Наблюдая съ обыкновенною своею дятельностію событія въ Неапол, Венеціи, Далмаціи, безпрерывно заботясь о внутреннемъ управленіи имперіею, онъ старался привести свою большую армію въ грозное положеніе. Она была расположена въ Баваріи, во Франконіи, въ Швабіи, жила въ хорошихъ квартирахъ, отдохнула, была готова къ новымъ походамъ, черезъ Баварію-ли въ Австрію, или черезъ Франконію и Саксонію въ Пруссію. Наполеонъ размстилъ въ ней два резерва, сформированные въ Страсбург и Майнц, маршалами-сенаторами Келлерманомъ и Лефевромъ. Это увеличило се сорока тысячами человкъ, набранными за годъ передъ тмъ, совершенно устроенными, обученными, приготовленными къ трудамъ. Нкоторые, принадлежавшіе къ резервамъ прежнихъ годовъ, даже достигли возраста истинной силы, т. е. двадцати четырехъ или двадцати пяти лтъ. Въ послдній походъ, армія уменьшилась двадцатью тысячами человкъ, изъ которыхъ четвертая часть опять поступила въ строй, слдовательно, отъ новаго усиленія она увеличилась и обновилась. Наполеонъ, пользуясь тмъ, что часть его арміи получала продовольствіе въ чужой земл, увеличилъ число войскъ французскихъ до 450,000 человкъ, изъ которыхъ 152 тысячи было во Франціи (жандармы, ветераны, инвалиды и депо были въ томъ же числ), сорокъ тысячь въ Неапол, пятьдесятъ тысячь въ Ломбардіи, двадцать тысячь въ Далмаціи, шесть тысячь въ Голландіи, двнадцать тысячь въ булонскомъ лагер, и 170 тысячь въ большой арміи. Въ числ этихъ, соединенныхъ въ одну громаду, въ полномъ военномъ состав, было тридцать тысячь конницы, десять тысячь артиллеристовъ, 130 тысячь пхоты. Они были доведены до высшей степени совершенства, какой только возможно достигнуть дисциплиною и войною, подъ предводительствомъ величайшаго полководца. Въ такомъ грозномъ положеніи, Наполеонъ могъ ожидать, какое дйствіе произведутъ въ Берлин и Вн его предначертанія, и чмъ окончатся переговоры, открытые въ Париж съ Англіею и Россіею.
Гражданскіе труды Наполеона были велики въ 1806 годъ, достопамятный имперіи, какъ 1802 годъ былъ достопамятенъ въ эпоху консульства: оба они были обильны событіями, оба утвердили Францію диктаторіальною республикою въ 1802 и обширною федеративною имперіею въ 1806 году. Въ этотъ годъ Наполеонъ учредилъ королей-вассаловъ, своихъ братьевъ, устроилъ герцогства для своихъ генераловъ и чиновниковъ, богатыя имнія для своихъ солдатъ, уничтожилъ германскую имперію, и одною французскою имперіею наполнилъ весь Западъ. Начатые каналы, мосты, дороги продолжались, и вредирипяты были работы боле важныя, какъ, напримръ, каналы между Роной и Рейномъ, между Рейномъ и Шельдой, дороги корнишская, тарарская, между Мецомъ и Майнцемъ. Наполеонъ проектировалъ великіе памятники въ столиц: колонну Вандомской Площади, арку звзды, окончаніе Лувра, улицу, которая должна была называться императорскою, главнйшіе фонтины парижскіе. Онъ началъ реставрировать Сен-Дени, повеллъ окончить Пантеонъ, онъ издалъ уставъ судопроизводства, усовершенствовалъ составъ государственнаго совта, основалъ университетъ, уплатилъ вс недоданныя казною суммы, дополнилъ систему налоговъ, преобразовалъ французскій банкъ и пріуготовилъ новую систему французской казны. Все это, начатое въ январь, было окончено въ іюнь 1806 года {Многое изъ этого не окончено и донын, а многое осталось только въ проект. Примч. перев.}. Чей умъ замышлялъ когда либо предпріятія боле обширныя, боле глубокія, многочисленныя, и совершилъ ихъ въ меньшее время? Правда, мы касаемся вершины этого царствованія, вершины, высокой, безъ сравненія.
Къ-несчастію, этотъ годъ кончился не въ мир, какъ можно было ожидать, а въ войн, частію по ошибк Наполеона, частію по ошибк самой Европы, и наконецъ отъ жестокаго удара смерти, которая въ тотъ же годъ унесла Фокса, въ который не стало Питта.
Лордъ Ярмоутъ, съ которымъ охотно длили переговоры, но отступалъ отъ прежнихъ предложеніи. Англія хотла сохранить большую часть своихъ морскихъ завоеваніи, оставляла намъ наши континентальныя завоеванія, исключая Ганноверъ, и только спрашивала, что сдлаютъ для вознагражденія короля неаполитанскаго? Казалось, ее не очень безпокоили новыя королевства и Рейнскій Союзъ. Наполеонъ, не имя боле повода медлить окончаніемъ переговоровъ, когда главныя предпріятія его были исполнены, торопилъ лорда Ярмоута истребовать себ полномочія, чтобы прійдти къ какому нибудь заключенію. Наконецъ лордъ Ярмоутъ и получилъ ихъ, но съ приказаніемъ предъявить не прежде, какъ увидвъ возможность согласиться съ Франціею и условившись съ русскимъ уполномоченнымъ.
Г. Убри пріхалъ въ іюнь мсяц съ формальными полномочіями, по съ инструкціею двоякою: первое, выиграть время для дла объ устьяхъ Каттаро, и такимъ образомъ избавить Австрію отъ военнаго дйствія, которымъ ей угрожали, второе, окончить вс существовавшія несогласія мирнымъ трактатомъ, если Франція прійметъ условія, сообразныя съ достоинствомъ русской имперіи. Одно обстоятельство утвердило г. Убри въ мысли, что надобно окончить все мирнымъ трактатомъ. Во время пути его, перемнились русскіе министры. Г. Убри видлъ въ назначеніи министромъ иностранныхъ длъ генерала Будберга новое доказательство, что императоръ Александръ желаетъ мира, и въ такомъ убжденіи почиталъ себя въ прав дать сообразное тому направленіе переговорамъ.
Талейранъ безъ труда внушилъ ему, что между обими имперіями нтъ никакого важнаго повода къ спору, и все ограничивается вопросомъ о двухъ или трехъ небольшихъ государствахъ, покровительствуемыхъ Россіею. Въ этомъ отношеніи, г. Убри желалъ какого-нибудь вознагражденія королю пьемонтскому, желалъ утвердить Сицилію за неаполитанскими Бурбонами, и наконецъ желалъ, чтобы трактатъ имлъ видъ полезнаго и почетнаго вмшательства Россіи въ дла Европы. Наполеонъ хотлъ сначала, чтобы трактатъ просто возстановилъ миръ между обими имперіями, и тмъ явно подтвердилъ бы, что онъ не признаетъ за Россіею никакого права имть вліяніе на дла Европы, но это строгое намреніе должно было пасть передъ возможностью тотчасъ возстановить миръ, что невольно заставило бы Англію вести переговоры на условіяхъ разсудительныхъ. Потому Наполеонъ позволилъ Талейрану допустить все ‘дружное вліяніе русскаго кабинета. Онъ уполномочилъ его обезпечить въ главномъ трактат выходъ французскихъ войскъ изъ Германіи, неприкосновенность Оттоманской Имперіи, независимость Рагузской Республики, позволилъ общать содйствіе Франціи въ сближеніи Пруссіи съ Швеціею, и, наконецъ, принять содйствіе Россіи къ возстановленію мира между Франціею и Англіею. Изъ всего этого можно было составить трактатъ не такой незначительный, какого сначала хотлъ Наполеонъ, и слдовательно, больше лестный для Россіи. Но еще надобно было какое-нибудь вознагражденіе для королей Пьемонта и Неаполя. Королю пьемонтскому Наполеонъ отказалъ во всемъ ршительно, и принуждены были согласиться на то, неаполитанскому никакъ не хотлъ онъ уступить Сицилію, и требовалъ ея для Іосифf, уже обладавшаго королевствомъ неаполитанскимъ. Стараясь согласить противоположныя требованія, придумали мру среднюю, которая состояла въ томъ, чтобы острова балеарскіе отдать наслдному принцу неаполитанскому, а королю и королев, лишеннымъ престола, назначить денежное вознагражденіе. Правда, что острова балеарскіе принадлежали Испаніи, по у Наполеона было чмъ вознаградить за нихъ, увеличивъ маленькое Эгрурское Королевство какимъ-нибудь обломкомъ герцогствъ Пармскаго и Піаченцскаго. Сверхъ-того, онъ могъ представить мадритскому двору свою причину: наслдный принцъ неаполитанскій сдлался зятемъ Карла IV въ тотъ самый день, какъ принцесса неаполитанская вышла за принца астурійскаго. Въ дополненіе всхъ причинъ, Наполеонъ имлъ силу. Слдовательно, онъ могъ на счетъ балеарскихъ острововъ принять на себя обязанность.
Посл этого соображенія, надобно было кончить. Г. Убри вошелъ въ сношеніе съ лордомъ Ярмоутомъ, который хотя изъявлялъ самое доброе расположеніе къ Франціи, однако почиталъ слабостью согласиться на вс требованія Талейрана. Какъ истый Англичанинъ, онъ желалъ оставить Сицилію королев Каролин: это значило то же, что отдать ее Англіи. Потому-то онъ убждалъ г-на Убри продлить сопротивленіе русскаго кабинета.
Но у Талейрана было средство, внушенное ему Наполеономъ, и онъ употребилъ его очень-ловко: то была угроза немедленно открыть противъ Австріи военныя дйствія, если не отдадутъ устьевъ Каттаро. Наполеонъ, въ-самомъ-дл, дорожилъ этимъ мстомъ, по счастливому его положенію на Адріатик, и особливо по близости къ границамъ Турціи. Ршившись истребовать отдачи его, онъ потому легко могъ угрожать, что хотлъ дйствовать. Ему стоило для этого сдлать одинъ шагъ: войска его были на Инн и занимали Браунау. Въ-слдствіе этого, Талейранъ объявилъ г-ну Убри, что надобно заключить миръ и подписать трактатъ, передававшій Франціи устья Каттаро, или выхать изъ Парижа, посл чего нападутъ на Австрію, если она не соединитъ своихъ усилій съ нашими.
Г. Убри, устрашнный такимъ ршительнымъ объявленіемъ, сообщилъ затрудненіе свое лорду Ярмоуту, говоря, что, по даннымъ ему наставленіямъ, онъ долженъ предохранить Австрію отъ немедленнаго нападенія, что въ настоящемъ положеніи, нельзя выиграть ничего выжиданіемъ, потому-что., наполеонъ, сообразно своему характеру, безпрестанно производитъ что-нибудь новое, и почитаетъ это уже невозвратнымъ, что еслибъ переговоры вели въ апрль, то Іосифъ не былъ бы объявленъ королемъ неаполитанскимъ, еслибъ договаривались прежде іюня, то Лудовикъ Бонапарте не сдлался бы королемъ голландскимъ, наконецъ, еслибъ вступили въ переговоры прежде іюля, то германская имперія не разрушилась бы. Потому-то г. Убри ршился, и, не смотря на убжденія лорда Ярмоута, подписалъ мирный трактатъ съ Франціею.
Въ гласныхъ статьяхъ этого трактата договаривались объ очищеніи Германіи, о независимости Рагузской Республики, о неприкосновенности Турецкой Имперіи, общали ходатайство обихъ договаривающихся державъ объ окончаніи несогласій между Пруссіею и Швеціею, и Франція явно принимала ходатайство Россіи о возстановленіи мира съ Англіею. Все это было почетно для Россіи. Общали также независимость Семи Острововъ и немедленное очищеніе устьевъ Каттаро. Тайными статьями трактата отдавали наслдному принцу неаполитанскому балеарскіе острова, но съ условіемъ не допускать туда Англичанъ въ военное время, обезпечивали пенсію его родителямъ, и утверждали Шведскую Померанію за Швеціею при соглашеніяхъ, какія должны были открыться между Швеціею и Пруссіею.
Заключивъ трактатъ, г. Убри немедленно отправился въ Петербургъ, для утвержденія трактата ратификаціею своего правительства. Онъ полагалъ, что хорошо исполнилъ свое дло, потому-что еслибъ заключенный имъ миръ былъ отвергнутъ петербургскимъ кабинетомъ, то по-крайней-мр онъ замедлилъ на полтора мсяца угрозу, объявленную Австріи.
Талейрану оставалось договариваться съ лордомъ Ярмоутомъ. Онъ такъ искусно представилъ ему невозможность продолжать этотъ родъ комедіи — уполномоченнаго, не объявляющаго своихъ полномочій, представилъ такіе сильные и ясные доводы въ необходимости какой-нибудь развязки, что англійскій переговорщикъ, увлеченный также примромъ г-на Убри и естественнымъ честолюбіемъ подписать свое имя подъ громкимъ мирнымъ трактатомъ, предъявилъ данныя ему полномочія. Наполеонъ, съ своей стороны, уполномочилъ для переговоровъ съ нимъ генерала Кларка. Итакъ, съ 22-го іюля оффиціально были открыты мирные переговоры съ Англіею. При первыхъ объясненіяхъ, главнйшее затрудненіе представилъ вопросъ о Сициліи: лордъ Ярмоутъ не былъ формально уполномоченъ уступить ее, а Наполеонъ не почиталъ Іосифf твердымъ на тронь Неаполя безъ Сициліи.
Британскій кабинетъ былъ чрезвычайно раздраженъ дйствіями г-на Убри и спшилъ отправить въ Петербургъ курьеровъ съ жалобами, что русскій уполномоченный оставилъ англійскаго. Не ограничиваясь тмъ, онъ порицалъ своего собственнаго переговорщика, лорда Ярмоута, за то, что онъ слишкомъ-рано предъявилъ свои полномочія. Опасаясь увлеченій его, онъ избралъ въ товарищи ему вига, лорда, лаудерделя, тяжелаго по характеру, и отправилъ этого втораго уполномоченнаго немедленно, съ инструкціями ясными, но предоставлявшими, касательно Сициліи, больше свободы, нежели сколько имлъ ея лордъ Ярмоутъ. Лордъ Лаудердсль былъ дипломатъ точный, приверженный къ формамъ. Какъ вигъ, онъ былъ скоре другъ, нежели врагъ мира, но ему внушили, что надобно остерегаться обольщеній Талейрана, полагая лорда Ярмоута неспособнымъ къ тому.
Въ Парижъ приняли лорда Лаудерделя вжливо, но холодно, угадывая, что онъ присланъ, какъ подкрпленіе слишкомъ мягкому характеру лорда Ярмоута. Наполеонъ, для противодйствія присылк лорда Лаудерделя, назначилъ съ своей стороны еще одного переговорщика, г-на Шампапьп.
При самомъ началъ совщаніи этого маленькаго конгресса, лордъ Лаудердель представилъ длинную, безусловную ноту, гд, излагая переговоры кабинетные и оффиціальные, требовалъ, чтобъ, не вдаваясь въ нихъ дале, приняли основаніемъ uti possidetis. Наполеонъ искренно желалъ мира, полагалъ его близкимъ посл того, какъ г. Убри подписалъ трактатъ 20-го іюля, по не надобно было тревожить его характера, раздражительнаго и нетерпливаго. Медленіе въ отвт было первымъ признакомъ его неудовольствія. Лордъ Лаудердель не почелъ себя побжденнымъ и повторилъ ту же декларацію. Тогда ему возразили сильною и благородною нотою, гд излагали, что переговоры шли до-сихъ-поръ искренно и прямодушно, безъ педантскихъ формъ, какія хотлъ внести въ нихъ новый переговорщикъ, что если намренія перемнились, если весь этотъ дипломатическій парадъ скрываетъ тайное намреніе только достать нсколько документовъ, для представленія ихъ парламенту, и потомъ прекратить сношенія, то лордъ Лаудердель можетъ отправиться назадъ, потому-что нисколько не намрены соображаться съ парламентскими видами британскаго кабинета. Лордъ Лаудердель ни мало не думалъ о разрывъ: онъ былъ только неискусенъ. Объяснились. Увидли, что пота лорда Лаудерделя была просто форма, не отрицавшая ни одного изъ условій, уже принятыхъ лордомъ Ярмоутомъ, что даже уступка Сициліи, съ вознагражденіемъ больше значительнымъ, нежели балеарскіе острова, стала ясне со времени прізда лорда Лаудерделя, и посл этого начали совщаться о Пондишери, Суринам, Табаго, св. Люціи.
Англійскіе уполномоченные казались увренными, что Россія не ратификуетъ трактата Убри посл представленій британскаго кабинета. Наполеонъ не хотлъ врить тому, и думалъ, что всего лучше ожидать ратификацій Россіи и тмъ заставить Англію принять условія, которыя почиталъ онъ выгоднйшими. Онъ приказалъ обоимъ французскимъ переговорщикамъ длить время до того дня, когда получится отвтъ изъ Петербурга. Г. Убри отправился 22-го іюля, отвтъ долженъ былъ прійдти въ конц августа.
Наполеонъ ошибался: рдкій случай, когда онъ не читалъ мыслей своихъ противниковъ! Всего скоре можно было сомнваться въ ратификаціи Россіи, и, сверхъ-того, разрушенное здоровье Фокса было новою опасностью для переговоровъ. Если бы этотъ великодушный другъ человчества палъ подъ бременемъ правительственныхъ заботъ, отъ которыхъ онъ давно отвыкъ, то въ министерств британскомъ партія войны одержала бы верхъ надъ партіею мира.
Другое важное обстоятельство угрожало миру, гораздо больше медленій, которыхъ требовалъ Наполеонъ. Пруссія находилась въ самомъ печальномъ состоянія. Съ-тхъ-поръ, какъ она заняла Ганноверъ и въ Лондон были обнародованы сношенія ея съ Англіею, Наполеонъ потерялъ всякое уваженіе къ ней я поступалъ какъ съ союзницею, отъ которой нечего надяться. Такъ вс въ Европ знали о новомъ германскомъ союз, а Пруссія получала о томъ столько же извстій, какъ малйшія нмецкія государства. Вс знали, что съ Англіею идутъ переговоры, и, слдовательно, должна быть рчь о Ганновер, а Пруссія не имла и объ этомъ никакихъ разуврительныхъ сообщеній. Фридрихъ-Вильгельмъ былъ въ тайныхъ сношеніяхъ съ Россіею, но могъ видть, какъ она удалялась отъ него по мрь сближенія съ Франціею. Австрія не могла простить ему, что онъ оставилъ ее тотчасъ посл Аустерлица, Англія объявила ему войну, захватила триста купеческихъ прусскихъ кораблей, и онъ видлъ себя въ Европ оставленнымъ отъ всхъ, такъ что даже шведскій король веллъ стрлять въ его войска, когда они подошли къ Шведской Помераніи, занимая Ганноверъ.
Такое положеніе внушало прусскому кабинету размышленія самыя прискорбныя и устрашающія, подкрпляемыя самыми странными слухами. Мысль возвратить Ганноверъ Англіи для пріобртенія морскаго мира, была такъ естественна, что сдлалась общею. И такъ мало уважали Пруссію, не смотря на добродтели ея короля, что готовы были одобрять поступки Наполеона противъ державы, которая не умла быть ни для кого ни врагомъ, ни другомъ. Союзники Франціи, ужасно страдавшіе отъ войны, громко говорили, что для Пруссіи но стоитъ и однимъ днемъ продолжать бдствія Европы. Испанскій посланникъ въ Берлин, генералъ Пардо, повторялъ это такъ гласно, что вс спрашивали, откуда такіе смлые возгласы. Все, что происходило въ Парижъ, разсказывали, даже не имя порядочныхъ свдній.
Неблагонамренные люди усиливали эти слухи самыми невроятными и прискорбными выдумками. Говорили, что Франція согласна возстановить польское королевство въ пользу Россіи, и для этого отнять у Пруссіи области, доставшіяся ей при послднемъ раздл Польши. Другіе увряли, что вскор провозгласятъ Мюрата королемъ Вестфаліи и отдадутъ ему Мюнстеръ, Оснабрюкъ, Восточную-Фрисландію.
Солдатская болтовня придавала этимъ вздорамъ нкоторую вроятность. Мюратъ, въ своемъ Бергскомъ Герцогств, имлъ военный дворъ, гд позволялись самыя странныя разсужденія. Военные товарищи его, сдлавшіеся его придворными, говорили, что такое владніе слишкомъ-мало для зятя императора, что вскор онъ будетъ королемъ Вестфаліи и ему составятъ прекрасное королевство на счетъ этой злой Пруссіи, которая измняетъ всмъ. Не одни окружавшіе Мюрата говорили такъ: французскіе военные, наполнявшіе Германію, ждали новой войны, и надялись вскор быть въ Берлин, такъ же какъ были въ Вн. Новый князь Понте-Корво, Бернадоттъ, живя въ Аншпахъ, высказывалъ публично разные планы, и все это приписывали Наполеону. Ожеро, еще меньше соображая свои слова, пилъ на обдахъ со своимъ штабомъ за успхи близкой войны съ Пруссіею.
Такія дурачества праздныхъ солдатъ, пересказываемыя въ Берлин, естественно, производили тамъ самое прискорбное впечатлніе. Народъ, пламенлъ негодованіемъ, и это еще больше удручало короля. Г. Гаугвицъ не осмливался даже высказать ему всего своего унынія. Ошибки, безъ него и противъ его мннія сдланныя, производили наконецъ неизбжныя свои послдствія. Но его обвиняли во всемъ, какъ-будто онъ былъ тому причиной. Министръ финансовъ, въ полномъ собраніи совта, язвительно упрекалъ его за тяжкую для прусской торговли потерю трехъ-сотъ кораблей, захваченныхъ Англичанами. Извстный въ арміи генералъ Рюхель простеръ невжливость къ нему до оскорбленія. Мнніе, въ Пруссіи съ-часу-на-часъ боле возставало противъ г-на Гаугвица, котораго вся вина состояла въ томъ, что, по просьб короля, онъ вновь принялъ на себя дала, когда его система союза съ Франціею была уже невозможна. Чувство германскаго патріотизма ускорило переломъ. Пюрепбергскіе книгопродавцы распространяли противъ Франціи памфлеты, и Наполеонъ веллъ хватать ихъ: къ одному изъ нихъ онъ веллъ примнить строгость военныхъ законовъ, признающихъ непріятелемъ того, кто старается возмутить государство противъ занимающей его арміи, и книгопродавецъ былъ разстрлянъ. Это несчастное событіе возстановило общее мнніе противъ Франціи и приверженцевъ ея.
Король Фридрихъ-Вильгельмъ и г. Гаугвицъ надялись успокоить умы успхомъ въ образованіи союза Сверныхъ державъ Нмецкихъ, подъ протекторствомъ Пруссіи, что послужило бы противодйствіемъ Рейнскому Союзу. Наполеонъ самъ внушилъ имъ идею о томъ. Но Саксонія и Гессенъ-Кассель чрезвычайно-холодно встртили предложенія о преднамренномъ союз. Саксонія боле склонялась къ Австріи, а Гессенъ, желая оправдать себя передъ Пруссіею, утверждалъ, будто Франція страшно угрожаетъ ему, если онъ приступитъ къ Сверному союзу. Ничего подобнаго никогда не было, но министръ гессенскій привезъ въ Берлинъ увренія, что Наполеонъ предлагаетъ его государю присоединиться къ Рейнскому Союзу, чего опять никогда не бывало. Напротивъ, Наполеонъ ршительно отказалъ въ томъ собственнымъ искательствамъ Гессена.
По такому совершенно ложному извстію, король прусскій призналъ въ поступкахъ Наполеона самую черную измну, почелъ себя обманутымъ, притсняемымъ, и былъ жестоко раздраженъ. Когда достигли до него извстія кассельскаго двора, изъ Франціи была получена депеша г-на Луккезини. Этотъ посланникъ, человкъ умный, по легкомысленный, неискренній, жившій въ Париж со всми врагами правительства, и въ то же время бывшій усерднымъ искателемъ у Талейрана, собралъ слухи о жребіи, ожидавшемъ Пруссію. Добившись отъ англійскихъ уполномоченныхъ искренняго свднія, что Ганноверъ общаютъ возвратить Англіи, онъ увидлъ въ томъ довершеніе грозныхъ обстоятельствъ. Двусмысленный въ поведеніи, поперемнно противникъ и приверженецъ системы г-на Гаугвица, еще недавно поддерживавшій трактатъ 15 февраля, имъ самимъ привезенный въ Берлинъ, онъ почелъ себя въ личной отвтственности, когда послдній опытъ союза съ Франціею принималъ дурной оборотъ. Потому-то онъ преувеличилъ свои донесенія самымъ неосторожнымъ образомъ.
Сердце, переполненное чувствованіями долго удерживаемыми, разрывается вдругъ, когда послднее впечатлніе довершитъ вс прежнія ощущенія: такъ король и его министры внезапно выразили все свое негодованіе противъ Франціи. Здсь начинаются истинныя вины г-на Гаугвица. Вря немногому изъ того, что ему говорили, но желая прикрыть свою отвтственность, онъ сверхъ-того надялся властвовать пылкою партіею, ставъ во глав военныхъ демонстрацій, и согласился на все, что предлагали въ эту минуту тревоги. Система его была ниспровергнута, и ему надобно было удалиться, предоставивъ другимъ случайности разрыва съ Франціею, въ которомъ онъ предвидлъ бдствіе. По онъ уступилъ общему движенію умовъ, и вс приверженцы его при корол, именно г. Ломбардъ, спшили подражать ему.
Въ Потсдам былъ созванъ совтъ. Въ немъ присутствовали старые генералы, какъ-то герцогъ брауншвейгскій и фельдмаршалъ Моллендорфъ. Эти люди оказывали себя благоразумными до-сихъ-поръ, но когда они увидли, что король и самъ г. Гаугвицъ почитаютъ возможными и даже истинными измны, приписываемыя Франціи, они не колебались боле, и ршеніе — вновь поставить на военную ногу всю прусскую армію, какъ была она за шесть мсяцевъ передъ тмъ, было единогласно принято. Большинство совта, со включеніемъ короля, видло въ томъ мру безопасности, г. Гаугвицъ почиталъ это отвтомъ всмъ, кто говорилъ, что Пруссію предаютъ Наполеону.
Вдругъ въ Берлин разнесся слухъ, 10 августа, что король принялъ ршеніе вооружиться, что большія затрудненія произошли между Пруссіею и Франціею, что даже открыты опасности невидимыя, какая-то преднамренная измна, объясняющая присутствіе французскихъ войскъ въ Швабіи, Франконіи и Вестфаліи. Мнніе, часто бурное, по всегда удерживаемое примромъ короля, къ которому имли довренность, выразилось съ жестокостью. Сердца подданныхъ во выдержали доле, какъ и сердце ихъ короля. Мы были правы, кричали со всхъ сторонъ, что Франція пощадитъ Пруссію но больше нежели Австрію, что она хочетъ захватить и опустошить всю Германію, что приверженцы союза съ Франціею или глупцы или измнники, что не Гарденбергъ продалъ себя Англіи, а Гаугвицъ Франціи, что надобно было наконецъ узнать это, по только узнали слишкомъ-поздно, что но теперь, но за шесть мсяцевъ, наканун или на другой день Аустерлица, надобно было взяться за оружіе, что, впрочемъ, все равно, надобно раньше или позже защищаться или погибнуть, что Англія и Россія, конечно, поспшатъ на помощь тмъ, кто воспротивится Наполеону, что французы побждали слабыхъ Австрійцевъ и Русскихъ, но не такъ легко раздлаться съ солдатами великаго Фридриха.
Кто видлъ въ то время Берлинъ, т разсказываютъ, что никогда не бывало примра подобнаго увлеченія. Г. Гаурвицъ съ ужасомъ видлъ, что онъ невольно очутился дальше предположенной цли: онъ хотлъ простой демонстраціи, а у него требовали воины. Армія громко призывала войну. Дворъ, удерживаемый до-сихъ-поръ неизмнною волею короля, кричалъ теперь свободно. Говорили, что только съ этого дни начали быть Нмцами, Пруссаками, что, наконецъ, слушаются голоса пользы и чести, избавляются отъ обольщеній союза вроломнаго и оскорбительнаго, и длаются достойными себя и основателя прусской монархіи, великаго Фридриха!
Во всемъ, что происходило въ Берлин, было одно истинное и достойное уваженія: это нмецкій патріотизмъ, униженный успхами Франціи и вспыхивавшій при первомъ, даже неосновательномъ предлог. Но чувство это являлось не кстати. Надобно было въ 1805 году, когда Наполеонъ оставилъ Булонь, или громко объявить себя за Францію и сказать причины того, соединивъ съ этимъ честь Пруссіи, или тогда же объявить себя противъ Франціи, и бороться съ нею, когда Австрія и Россія держали въ рукахъ оружіе. Теперь шли къ гибели, и даже путемъ непочетнымъ.
Депеши г-на Луккезини были перехвачены полиціею Наполеона и извстны ему. Онъ пришелъ въ негодованіе и тотчасъ веллъ написать къ г-ну Лафоре о посылк этихъ депешъ, поручая ему опровергнуть вс навты прусскаго министра и потребовать отзыва его. Къ-несчастію, было слишкомъ-поздно: уже нельзя было овладть порывомъ общаго мннія въ Пруссіи. Сверхъ-того, г. Гаугвицъ, смшанный разными ролями, которыя онъ принужденъ былъ играть въ послдній годъ, не имлъ боле смлости къ здравымъ ршеніямъ. Онъ не осмливался ни повидаться съ министромъ Франціи, ни объявить безумцамъ, которымъ льстилъ въ ихъ безуміи, что еще разъ оставляетъ ихъ, присоединяясь къ благоразумнымъ людямъ, тогда очень-рдкимъ въ Берлин.
Г, Лафоре нашелъ его смущеннымъ и избгающимъ объясненій. Но, посл многихъ попытокъ, онъ увидлъ его и спросилъ, какимъ образомъ могъ онъ до такой степени выйдти изъ обычнаго своего хладнокровія, какъ могъ поврить лживымъ разсказамъ, изобртннымъ въ Гессен, и легкомысленнымъ толкамъ, собраннымъ г-мъ Луккезини, какъ не подождалъ или не изыскивалъ свдній боле точныхъ, прежде нежели принялъ ршенія столь важныя, какъ т, которыя публично извстны? Г. Гаугвицъ смущался по-мръ-того, какъ начиналъ опять видть ясне, и казался въ отчаяніи отъ сдланныхъ поступковъ. Онъ простодушно сказалъ, что быстрота потока увлекаетъ короля, дворъ и его самого, и наконецъ объявилъ, что если не пособятъ имъ, то они бросятся, можетъ-быть, на гибель свою, въ бурю войны, что еще ничто не погибло, если Наполеонъ ршится на такой поступокъ, который удовлетворилъ бы гордость толпы и успокоилъ бы осторожность кабинета, что удаленіе французской арміи, столпившейся на дорогахъ, ведущихъ въ Пруссію, дало бы средство достигнуть этой двойной цли, что тогда можно было бы отмнить вооруженія, представивъ, что причиной ихъ былъ сборъ французскихъ войскъ, а причиной отмны вооруженій удаленіе французовъ за Рейнъ. Г. Гаугвицъ прибавилъ, что, желая облегчить объясненія, вскор отзовутъ г-на Луккезини и пошлютъ въ Парижъ человка надежнаго и благоразумнаго, г-за Кнобельсдорфа.
Наполеонъ могъ бы согласиться на требуемое не роняя своей славы, потому-что никогда не думалъ онъ захватывать Пруссію. Онъ принялъ нкоторыя предосторожности, когда отказывались ратификовать шнбруннскій трактатъ. Но съ-тхъ-поръ онъ думалъ только объ Австріи и о возвращеніи себ устьевъ Каттаро какою нибудь угрозою, а со времени трактата, подписаннаго г-мъ Убри, располагалъ даже возвратить свои войска во Францію. Онъ приказалъ устроивать обширный лагерь въ Медонъ, гд хотлъ собрать свою большую армію, и въ сентябр дать тамъ великолпныя празднества. Приказанія о томъ были уже отправлены. Но важное и неожиданное событіе сдлало для него труднымъ такое направленіе длъ. Противъ его ожиданія, императоръ Александръ отказался ратификовать трактатъ, подписанный г-мъ Убри. Онъ принялъ это ршеніе по неотступнымъ домогательствамъ Англіи, и потому-что уже зналъ о движеніи въ Пруссіи, наконецъ, и недавнее разрушеніе германской имперіи побуждало его не ратификовать трактата г-на Убри. Онъ отвчалъ, однакожь, что готовъ возобновить переговоры, но соединенно съ Англіею, что онъ даже дастъ ей полномочія для переговоровъ, по съ условіемъ, что неаполитанской королевской фамиліи оставятъ не только Сицилію, но и всю Далмацію, а балеарскіе острова отдадутъ королю пьемонтскому.
Курьеръ съ этими извстіями прибылъ въ Парижъ 3 сентября, когда вооруженія Пруссіи занимали всю Европу, когда отъ Наполеона требовали вывести изъ замшательства г-на Гаугвица и короля Фридриха-Вильгельма, то-есть, требовали, чтобъ онъ отступила съ своими французскими войсками. Это породило въ немъ глубокую недоврчивость, и онъ вообразилъ, что ему измняютъ. Онъ помнилъ, какъ поступала Австрія въ прошедшемъ году, думалъ, что и внезапныя вооруженія Пруссіи только вроломство, и что на него хотятъ напасть нечаянно въ сентябр 1806 года, какъ почти случилось въ сентябр 1805-го. Потому онъ не былъ расположенъ выводить свои войска изъ Франконіи, чрезвычайно важной военной позиціи, какъ вскор увидимъ, на случай войны съ Пруссіею. Другое обстоятельство заставляло ею врить существованію коалиціи, Фоксъ былъ боленъ два мсяца и умеръ. Такъ въ одинъ годъ, продолжительныя утомленія властвованія убили Питта, и первые шаги поприща, сдлавшагося новымъ для него, ускорили конецъ Фокса, который упесъ съ собою миръ цлаго свта и возможность благодатнаго союза между Франціею и Англіею. Если Англія много потеряла въ Питт, то Европа и человчество понесли неизмримую утрату въ Фокс. Онъ умеръ, и военная партія готова была восторжествовать надъ мирною въ британскомъ кабинетъ.
Но этотъ кабинетъ не осмливался значительно измнить условій мира, прежде посланныхъ въ Парижъ. Лордъ Ярмоутъ уклонился отъ переговоровъ, потому-что они надоли ему. Лордъ Лаудердель оставался одинъ. Ему приказали изъ Лондона представить требованія Россіи, которая желала Сициліи и Далмаціи для неаполитанскаго двора, Балеарскихъ Острововъ для короля пьемонтскаго. Лордъ Лаудердель, представляя эти новыя условія, дйствовалъ отъ имени обоихъ дворовъ, какъ уполномоченный ими обоими. Такъ, ожидая дйствія петербургскихъ ратификацій, Наполеонъ пропустилъ ршительный случай добыть миръ. Такія ошибки случаются съ величайшими умами на поприщ политики и войны.
Это раздражало Наполеона, и еще больше заставляло его предполагать существованіе заговора въ Европ. Потому онъ готовъ былъ скоре прибгнуть къ войн, нежели уступить. Въ то же время онъ принималъ г-на Кнобельсдорфа, который поспшно пріхалъ замнить г-на Луккезини. Лично къ нему онъ былъ благосклоненъ и положительно объявилъ, что у него нтъ никакого намренія противъ Пруссіи, что онъ не понимаетъ, чего хочетъ она отъ него, потому-что онъ отъ нея не хочетъ ничего, кром исполненія трактатовъ, что онъ не думалъ ничего отнимать у нея, что все разглашенное объ этомъ ложь, и этими словами напоминалъ онъ о донесеніяхъ г-на Луккезини, который въ тотъ же день представилъ отзывныя свои грамматы. Дйствуя съ откровенностью, достойною его величія, онъ прибавилъ, что въ ложныхъ слухахъ было истинно только то, что говорили о Ганновер, что, въ-самомъ-дл, онъ выслушалъ объ этомъ Англію, что-видя миръ Цлаго свта соединеннымъ съ этимъ вопросомъ, онъ хотлъ обратиться къ Пруссіи, изложить ей положеніе длъ во всей истин, и дать на выборъ — общій миръ, купленный отдачею Ганновера, разумется, съ вознагражденіемъ — или продолженіе войны съ Англіею, по воины отчаянной, и потому напередъ объяснились бы, въ какой степени силы думалъ продолжать ее король Фридрихъ-Вильгельмъ. Онъ уврилъ, сверхъ-того, что не принялъ бы никакого ршенія, не объяснившись вполн и откровенно съ Пруссіею.
Такое прямодушное объясненіе должно было бы изгнать вс сомннія. Но Пруссіи надобно было, сверхъ-того, еще доказательство уваженія, которое поддержало бы ея гордость. Наполеонъ былъ бы готовъ и на это, еслибъ въ то время сомнніе не овладло онъ и еслибъ онъ не врилъ существованію коалиціи, которой еще не было, хотя вскор она должна была образоваться. Но въ раздраженіи ума, производимомъ событіями, не всегда можно врно судить о томъ, что происходитъ у противниковъ. Потому-то онъ предписалъ г-ну Лафоре крайнюю осторожность и веллъ объявить г-ну Гаугвицу, что Пруссія не получитъ другихъ объясненій, кром данныхъ господамъ Кнобельсдорфу и Луккезини, что же касается до армій, то онъ отвчаетъ точно такимъ же требованіемъ, и что если Пруссія отмнитъ свои вооруженія, то онъ обязывается немедленно перевести за Рейнъ французскія войска. Потомъ онъ приказалъ г-ну Лафоре молчать и ждать событій.— Въ такомъ положеніи, писалъ онъ ему, не должно доврять увреніямъ, какъ ни казались бы они искренни. Мы слишкомъ-много разъ были обмануты, надобны существенныя доказательства: пусть Пруссія прекратитъ вооруженія, и французы перейдутъ обратно за Рейнъ, но прежде этого — ни за что.
Г. Лафоре врно исполнилъ предписанія своего государя: безъ труда убдилъ онъ г-на Гаугвица, напередъ убжденнаго, но увлекаемаго событіями, потомъ онъ замолчалъ. Прусскому кабинету не довольно было узнать намренія Наполеона: ему надобно было существенное объясненіе для публики, надобны были событія, по ясныя и положительныя, то-есть, отступленіе Французовъ. Воспламененныя воображенія съ трудомъ удовлетворились бы даже самымъ разуврительнымъ дйствіемъ. Прусская гордость требовала удовлетворенія, которое еще больше нужно бываетъ для виноватыхъ, чмъ для правыхъ.
Король и г. Гаугвицъ пропустили еще нсколько дней, ожидая, не скажетъ ли Наполеонъ чего-нибудь боле яснаго и удовлетворительнаго.— Это молчаніе губитъ все, повторялъ г. Гаугвицъ г-ну Лафоре.— Но жребій былъ брошенъ: Пруссія, своими колебаніями, отнявшими у нея довренность Наполеона, а Франція своими неуважительными къ ней поступками, должны были доведены быть до войны пагубной и тмъ больше прискорбной, что въ тогдашнемъ положеніи міра это были дв единственныя державы, которыхъ выгоды могли быть соглашены. Г. Лафоре неизмняемо хранилъ молчаніе, предписанное ему, по скорбь, выражавшаяся въ лиц его, имла свое глубокое значеніе, если бы прусскій дворъ хотлъ понять ее и сталъ дйствовать сообразно тому. Но это было уже невозможно ни для короля Фридриха-Вильгельма, ни для его министерства. Каждый день полки проходили черезъ Берлинъ, распвая патріотическія псни, которыя повторялъ народъ, волновавшійся въ улицахъ. Со всхъ сторонъ спрашивали, когда король отправится въ армію, и правда ли, что онъ остается въ Потсдам, думая отмнить первоначальное намреніе. Общее мнніе взывало такъ громко, что надобно было повиноваться ему. 21-го сентября Фридрихъ-Вильгельмъ отправился въ Магдебургъ. Это служило сигналомъ войны, ожидаемой въ Германіи, ожидаемой и въ Париж Наполеономъ. Съ этого дня, она сдлалась неизбжна. Въ слдующей книг увидимъ страшныя превратности ея, бдственныя послдствія для Пруссіи и славныя послдствія для Наполеона, которыя внушали бы намъ одно чистое удовольствіе, если бы политика была согласна въ нихъ съ побдою.

К. ПОЛЕВОЙ.

‘Отечественныя Записки’, No 4, 1848

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека