СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА
ВЪ ПЕРЕВОД И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.
Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей ‘Шекспиръ и его значеніе въ литератур’ и съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьес и около 3.000 объяснительныхъ примчаній.
ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.
ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрнное и дополненное по новйшимъ источникамъ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ.
Пьеса ‘Конецъ внчаетъ дло’ (буквально: ‘Все хорошо, что хорошо кончилось’ — ‘All’s well that ends well)’ ни разу не была издана до выхода полнаго собранія сочиненій Шекспира in folio 1623 года. Для опредленія времени, когда пьеса была написана, длались самыя тщательныя изысканія, но они не привели ни къ какому достоврному результату, кром одного предположенія, которое однако также довольно сомнительно. Оказалось, что въ перечн Шекспировыхъ пьесъ, и данномъ незадолго до 1600 года, упомянута, между прочимъ, комедія, озаглавленная: ‘Love’s labonrs won’, т.-е. вознагражденныя усилія любви. Но такъ какъ Шекспирова пьеса съ такимъ заглавіемъ не только никогда не была напечатана, но о ней нигд даже не упоминается (кром вышеупомянутаго регистра), то явилось предположеніе: не была ли комедія ‘Конецъ внчаетъ дло’ озаглавлена два раза, и не слдуетъ ли признать об эти пьесы за одну? Предположеніе это основывалось на томъ, что обычай давать одну и ту же пьесу на различныхъ театрахъ подъ разными именами былъ очень распространенъ въ Шекспирово время, а сверхъ того, самый сюжетъ пьесы, героиня которой добивается путемъ настойчивости любви дорогого человка, какъ разъ соотвтствовалъ этому названію. Вопросъ, точно ли разсматриваемая пьеса имла два заглавія, конечно, не представлялъ важнаго значенія, но въ настоящемъ случа фактъ этотъ, въ случа его справедливости, давалъ по крайней мр возможность опредлить хотя съ какой-нибудь вроятностью время, кода пьеса была написана. Занесеніе ея въ реестръ 1598 года указывало прямо, что она въ это время уже существовала. Критики, державшіеся этого взгляда, думали подтвердить его еще тмъ, что въ числ Шекспировыхъ пьесъ существуетъ, какъ извстно, комедія, озаглавленная ‘Потерянные труды любви’ (‘Love’s labours lost’), написанная тоже около 1598 года, и потому предполагалось, что Шекспиръ написалъ въ pendant къ ней другую, въ которой былъ обработанъ противоположный сюжетъ. Ближайшій анализъ пьесы однако не только не подтверждаетъ этого взгляда, а скорй ему противорчитъ. Если бъ Шекспиръ точно вздумалъ написать дв аналогичныя комедіи съ противоположными сюжетами, то, по всей вроятности, надо было ожидать, что об пьесы были бы сходны по тону и по концепціи, а тмъ боле — по той вншней манер, какая обнаруживается въ Шекспировыхъ произведеніяхъ этого періода. Между тмъ мы видимъ, что комедія ‘Потерянные труды любви’ не боле, какъ легкая сатира на современные моды и нравы, тогда какъ ‘Конецъ внчаетъ дло’ — глубоко прочувствованное произведеніе, серьезное до того въ психологическомъ изображеніи главныхъ характеровъ, что, несмотря на то, что въ пьес отведено очень значительное мсто комическимъ сценамъ рядомъ съ серьезными, ее слдуетъ скоре причислить къ разряду серьезныхъ драмъ (каковы, напр., ‘Венеціанскій кунецъ’ и ‘Мра за мру’), чмъ комедій. Это одно уже ведетъ къ предположенію, что пьеса, по всей вроятности, написана въ боле поздній періодъ Шекспирова творчества. Если же прибавить, что самый слогъ и стихи пьесы совсмъ иные сравнительно со слогомъ и стихами боле раннихъ произведеній Шекспира, то такое заключеніе становится еще боле вроятнымъ, хотя, надо повторить, что какихъ-либо данныхъ, точно опредляющихъ этотъ срокъ, мы не имемъ.
Сюжетъ пьесы Шекспиръ заимствовалъ изъ Декамерона Боккаччіо, а именно изъ девятой новеллы третьяго дня, при чемъ Шекспиръ, по всей вроятности, руководствовался при сочиненіи комедій не самымъ подлинникомъ новеллы, но переводомъ ея на англійскій языкъ, сдланнымъ Пайнтеромъ и помщеннымъ въ сборник новеллъ: ‘The Palace of pleasure’, появившемся въ 1566—1567 годахъ.
Содержаніе новеллы Боккаччіо состоитъ въ слдующемъ.
Въ замк французскаго графа Руссильона жилъ состоявшій на его служб врачъ, Жераръ Нарбонскій. У графа былъ сынъ — Бертрамъ, а у врача дочь — Джильетта. По смерти обоихъ отцовъ, Бертрамъ ухалъ ко двору французскаго короля, а Джильетта осталась дома. Значительное, оставленное ей отцомъ, состояніе привлекло къ молодой двушк много искателей ея руки, но она уже съ дтства тайно любила Бертрама, хотя и не смла въ этомъ никому сознаться, помня, что между ею и имъ лежала слишкомъ большая разница состояній. Мысль принадлежать любимому человку преслдовала однако ее такъ сильно, что она всячески придумывала средства достичь желанной цли и наконецъ ршилась на смлую попытку. Король, при двор котораго служилъ Бертрамъ, захворалъ тяжкой болзнью, вылчить которую отказались вс пользовавшіе его врачи. Джильетта, прочтя въ оставленныхъ ея отцомъ медицинскихъ книгахъ, что именно эта болзнь совершенно излчивалась простымъ, составленнымъ имъ лкарствомъ, вздумала предложить королю свои услуги, для чего и отправилась ко двору. Король, уже потерявшій всякую надежду быть здоровымъ, согласился на ея предложеніе, какъ на послднее средство, Джильетта на вопросъ короля, какой она потребуетъ награды, поставила условіемъ, что, въ случа успха лченія, король долженъ будетъ дать ей мужа изъ числа своихъ приближенныхъ по ея выбору. Король согласился. Успхъ лченія превзошелъ вс ожиданія. Король выздоровлъ совершенно и на просьбу Джильетты дать ей въ мужья Бертрама немедленно объявилъ ему о своей вол. Но Бертрамъ оказался вовсе не расположеннымъ исполнить волю короля. Аристократическая гордость возмутилась въ немъ при мысли, что его хотятъ женить на дочери ничтожнаго врача. Тогда раздраженный король прибгъ къ сил и приказалъ ему во имя королевской власти немедленно жениться на Джильетт. Бертрамъ долженъ былъ повиноваться, и бракъ былъ совершенъ. Исполнивъ приказанье короля, Бертрамъ ршился однако поставить на своемъ и, объявивъ Джильетт, что мужемъ ей онъ все-таки не будетъ, ухалъ во Флоренцію, гд поступилъ на службу къ тамошнему герцогу. Джильетта возвратилась въ Руссильонъ, гд, встрченная подданными Бертрама, какъ графиня, занялась длами правленья и скоро успла такъ улучшить разстроенную безпорядками страну, что пріобрла любовь и уваженіе всхъ. Видя однако, что мужъ ея все-таки упорно отказывается вернуться домой, она, думая смягчить его своей покорностью, послала къ нему двухъ дворянъ съ порученіемъ сказать, что, считая себя единственной причиной его добровольнаго изгнанія, она готова удалиться въ изгнаніе сама. Но Бертрамъ остался непреклоненъ и веллъ объявить Джильетт, что она можетъ поступать, какъ желаетъ, но, что онъ, съ своей стороны, признаетъ ее женой только въ такомъ случа, если она представитъ ему ребенка, зачатаго отъ него, и, сверхъ того, принесетъ ему кольцо, котораго онъ никогда не снимаетъ съ пальца. Тогда Джильетта добровольно удалилась изъ Руссильонскаго замка и отправилась во Флоренцію, гд жилъ Бертрамъ. Остановясь въ дом одной бдной вдовы, она узнала, что у нея была красавица-дочь, которую Бертрамъ преслдовалъ страстными искательствами. Случай этотъ подалъ ей мысль достичь цли примиренія съ мужемъ хитростью. Пообщавъ бдной вдов наградить ея дочь богатымъ приданымъ, она убдила мать и дочь притворно изъявить согласіе на искательства Бертрама съ тмъ условіемъ, чтобы онъ подарилъ дочери свое фамильное кольцо и, сверхъ того, посщалъ ее только въ совершенной темнот. Бертрамъ согласился и отдалъ двушк кольцо, а затмъ, когда пришла пора ей явиться на общанное свиданіе, Джильетта отправилась вмсто двушки сама, при чемъ Бертрамъ не узналъ вслдствіе темноты, кого держалъ въ своихъ объятіяхъ. Результатомъ этого свиданія была беременность Джильетты, кончившаяся рожденіемъ двухъ прекрасныхъ мальчикомъ. Между тмъ Бертрамъ, достигнувъ, какъ думалъ, своей цли и узнавъ, что его жена покинула Руссильонъ, вернулся домой, гд сталъ весело проводить время въ кругу своихъ друзей. Разъ, во время одного изъ пировъ, ему объявили, что его желаетъ видть какая-то пилигримка. Когда же ей было позволено войти, то въ залу вошла Джильетта, держа за руки двухъ прекрасныхъ мальчиковъ, которыхъ представила Бертраму, какъ его дтей, и подала ему полученное отъ него кольцо. Бертрамъ посл этого призналъ Джильетту своей женой, и они долго прожили въ полномъ согласіи и радости.
Сличая этотъ разсказъ съ Шекспировой пьесой, мы можемъ видть, что въ ход и разработк коренного сюжета онъ не сдлалъ никакихъ измненій, до развязки включительно. Но зато во взаимныхъ положеніяхъ дйствующихъ лицъ имъ введены многія важныя перемны, обусловленныя тми новыми чертами характеровъ, какія онъ придалъ этимъ лицамъ. Такъ, по новелл Боккаччіо, Джильетта представлена хотя и одинокой двушкой, но вмст съ тмъ богатой наслдницей, ставшей приманкой для многихъ жениховъ. Героиня жъ пьесы Шекспира, Елена, изображена бдной сиротой, воспитанной матерью Бертрама. Этотъ новый, введенный Шекспиромъ, фактъ обусловилъ появленіе въ пьес новаго лица, а именно матери Бертрама, характеръ которой разработанъ съ замчательнымъ мастерствомъ. Дале, по новелл, Джильетта, посл отказа Бертрама жить съ нею, какъ съ женой, возвращается въ Руссильонскій замокъ и длается его мудрой правительницей. Шекспиръ, чувствуя неестественнность и натянутость такой постановки дла, замнилъ этотъ фактъ трогательной сценой свиданія покинутой Елены съ ея названной матерью и добровольнымъ удаленіемъ, послдовавшимъ, въ противоположность новелл, немедленно посл грубаго поступка Бертрама. Кром этихъ внутреннихъ перемнъ во взаимныхъ отношеніяхъ дйствующихъ лицъ, Шекспиръ рядомъ съ серьезнымъ содержаніемъ пьесы ввелъ въ нее забавный, комическій эпизодъ, создавъ личности Пароля, шута и старика Лафе. Хотя эпизодъ этотъ не иметъ съ сюжетомъ никакой строгой внутренней связи и скорй носитъ характеръ забавной интермедіи, чмъ необходимой составной части пьесы, но Шекспиръ, независимо отъ самостоятельнаго значенія этого эпизода, очень искусно воспользовался имъ, чтобъ рельефне оттнить характеры главныхъ лицъ въ томъ вид, какъ онъ ихъ представилъ. Близость негодяя Пароля къ Бертраму и ихъ дружескія отношенія въ первой части пьесы чрезвычайно мтко обрисовываютъ характеръ Бертрама, какъ самонадяннаго, избалованнаго юноши, привыкшаго судить о всемъ поверхностно. Сцены же Пароля съ Еленой прекрасно освщаютъ ея положеніе, какъ бдной сироты, вынужденной по своему зависимому положенію подвергаться нахальнымъ шуткамъ наглаго негодяя, и выслушивать его пошлую болтовню. Кром того, Шекспиръ ввелъ нкоторыя новыя черты въ характеръ самого Бертрама, какъ, напримръ, заставя его постыдно отречься въ присутствіи короля отъ своей связи съ Діаной, чего также нтъ въ новелл. Помощью подобныхъ измненій противъ первоначальнаго источника Шекспиръ достигъ въ настоящей пьес того же, что мы находимъ и въ другихъ его произведеніяхъ, т.-е., что шаблонный матеріалъ подлинника превратился подъ его рукой въ изображеніе самыхъ ясныхъ, самыхъ живыхъ житейскихъ явленій. Если взглянуть на созданныя имъ личности Бертрама и Елены съ этой точки зрнія, то мы должны будемъ безспорно причислить ихъ къ ряду характеровъ, не мене глубокихъ и серьезныхъ, чмъ большинство прочихъ созданныхъ имъ лицъ. Но вмст съ тмъ нельзя не прибавить, что, несмотря на превосходную обработку задуманнаго, въ обоихъ этихъ лицахъ представлена гораздо боле узкая сфера житейскихъ явленій, чмъ мы находимъ это въ другихъ Шекспировыхъ произведеніяхъ. Если главный характеръ Шекспировыхъ лицъ вообще обращаетъ на себя вниманіе тмъ, что въ нихъ изображены прежде всего общія человческія черты, независимыя ни отъ вка ни отъ страны, въ которыхъ эти лица жили, то Елена и Бертрамъ, напротивъ, портреты лицъ именно того вка и того общества, которое изображено въ пьес, а именно — среднихъ вковъ, когда существовали обычаи и отношенія, совершенно оставленные впослдствіи и кажущіеся намъ теперь не только противорчащими современнымъ понятіямъ о нравственности, но порой даже чудовищными. Эти отношенія однако существовали, люди всхъ темпераментовъ и характеровъ подчинялись имъ безпрекословно, подавляя предъ требованіемъ этихъ отношеній иногда даже самыя святыя чувства, а потому было бы ошибочно судить этихъ людей съ нашей, современной точки зрнія, не принимая во вниманіе гнета правилъ и взглядовъ той среды, въ которой они жили. Не должно забывать, что и въ нашъ прославленный вкъ, когда индивидуальная свобода личности поставлена на первый планъ, и когда мы уврены, что будто бы нами выработаны гораздо боле совершенные взгляды и правила, существуетъ очень и очень много предразсудковъ, которые будутъ отброшены со временемъ и точно такъ же станутъ подвергаться укору или осмянію. Разсматривая характеры Бертрама и Елены съ такой точки зрнія, мы дйствительно найдемъ въ нихъ много страннаго, даже предосудительнаго и некрасиваго. Такъ, напримръ, что мы видимъ въ Бертрам? Передъ нами юноша, вознесенный счастливой судьбой высоко надъ тмъ обществомъ, среди котораго онъ выросъ. Онъ — владтельный графъ, глубоко врующій въ свое право считать себя выше другихъ. Возл него поставлена прекрасная двушка, воспитанная съ нимъ съ дтства и глубоко его любящая. Трудно себ представить, чтобъ Елена, въ томъ вид, какъ она нарисована Шекспиромъ, не выказала Бертраму своей любви хотя чмъ-нибудь, сама того не замчая. Всякій другой обыкновенный человкъ непремнно бы это замтилъ и затмъ поступилъ сообразно со своими собственными чувствами, т.-е. приблизилъ бы двушку къ себ въ случа, если бъ ее любилъ, и въ противоположномъ случа — положилъ бы между собой и ею непереходимую границу. Но гордый графъ Руссильонъ смотритъ на вещи и поступаетъ иначе. Онъ такъ высоко стоитъ въ собственномъ мнніи, что подобную вещь, какъ любовь преданнаго существа, онъ даже не замчаетъ и равнодушно покидаетъ свой домашній кровъ, ласкаемый мечтой о слав и блеск придворной жизни. Вотъ уже первое слдствіе вліянія, оказаннаго на Бертрама условіями того вка и того общества, среди которыхъ онъ жилъ. Но затмъ оказывается, что если эти условія, съ одной стороны, давали Бертраму слишкомъ много правъ и потакательствъ его прихотямъ, то, съ другой, налагали на него и очень тяжелыя оковы. Неограниченный властитель надъ своими подданными, онъ въ силу условій той же среды, въ которой жилъ, длался покорнымъ рабомъ своего собственнаго повелителя, короля. Прихоть короля, велвшаго Бертраму жениться на Елен, кажется на первый взглядъ слишкомъ сказочной, но между тмъ стоитъ немного изучить средневковый придворный бытъ для убжденія въ томъ, что подобнаго рода отношенія дйствительно существовали при дворахъ тогдашнихъ властителей. Оскорбленный, озлобленный, но все-таки покорившійся сил, противъ которой невозможно было возстать открыто, Бертрамъ ршилъ избжать по крайней мр хоть непріятныхъ послдствій своего вынужденнаго послушанія. Король могъ принудить его жениться на ненавистной ему женщин, но заставить его съ нею жить не было даже во власти короля, а сверхъ того, самъ король врядъ ли бы и пошелъ въ своихъ требованіяхъ такъ далеко. Самолюбіе его было удовлетворено: дерзкій подданный смирился — такъ что жъ было думать о послдствіяхъ? Во всякомъ случа однако Бертрамъ не могъ поступить съ Еленой слишкомъ сурово. Это запрещали опять-таки условія той среды, въ которой онъ жилъ. И вотъ онъ придумалъ средство, которое могло его удовлетворить. Предоставивъ несчастную женщину ея судьб и предъявивъ ей съ презрительной насмшкой совершенно невыполнимое условіе для примиренія, онъ бросился въ омутъ своей прежней жизни, не измнивъ ея ни въ чемъ. Дешевая военная слава составляла въ т времена для людей, какъ Бертрамъ, единственную цль и приманку. И вотъ мы видимъ, что онъ отправляется во Флоренцію — завоевывать лавры военной славы. Вншній престижъ жизни былъ для него такимъ образомъ достигнутъ, но, рядомъ съ этимъ, онъ не отказался и отъ своихъ прежнихъ забавъ. Юноша пустой и кутливый, искавшій въ любви лишь ея вншнихъ наслажденій, онъ, удаленный отъ матери и жены, получилъ полную возможность потворствовать своимъ прихотямъ, какъ хотлъ. Свою новую свободную жизнь онъ началъ тмъ, что вздумалъ соблазнить честную двушку, причемъ не только не сознавалъ дурной стороны такого поступка, но, напротивъ, считалъ его совершенно естественнымъ и позволительнымъ. Его разговоръ по этому предмету съ Діаной звучитъ полной искренностью и убжденіемъ своей правоты. Выросшій въ понятіяхъ, что весь міръ принадлежитъ ему, графу Руссильону, и что на страданія прочихъ людей не стоитъ обращать никакого вниманія, онъ дошелъ до того, что наконецъ сталъ длать уже ршительныя подлости, неизвинительныя даже тмъ заблужденіемъ, съ которымъ онъ смотрлъ на жизнь. Когда его поступокъ съ Діаной открылся предъ всми, онъ, чтобы спасти свой аристократическій престижъ, не задумался даже низко оклеветать Діану, клеймя ее именемъ развратницы, съ цлью облить этимъ свои продлки. Если разобрать вс эти поступки Бертрама, то мы не въ прав будемъ дать ему никакого имени, кром имени самаго низкаго, презрннаго негодяя. Многіе комментаторы такъ именно и смотрли на Бертрама, при чемъ ставили въ вину даже самому Шекспиру то, что, онъ крайне неутшительно и даже безнравственно кончилъ пьесу бракомъ Бертрама съ Еленой. По поводу этого окончанія задавался естественно вопросъ: неужели такая прелестная, правдивая двушка, какъ Елена, могла быть счастлива съ человкомъ, испорченнымъ до такой степени? Его наружное раскаяніе нисколько его не оправдывало, во-первыхъ, потому, что оно было вынуждено, а во-вторыхъ, потому, что проступокъ его не былъ единичнымъ случаемъ увлеченія молодости, какъ, напримръ, мы это видимъ въ другомъ Шекспировомъ лиц, а именно въ Проте, геро комедіи ‘Два веронца’. Пороки Бертрама, напротивъ, былъ результатомъ коренныхъ взглядовъ и убжденій, которые онъ защищалъ до послдней крайности, не остановившись для своего наружнаго оправданія даже предъ самой низкой клеветой. Противъ такого мннія о характер Бертрама можно сказать разв только то, что въ немъ, какъ замчено выше, изображенъ не столько свободный человкъ, имющій возможность управлять своими поступками, сколько продуктъ среды и времени, подъ вліяніемъ которыхъ онъ воспитался и жилъ, вслдствіе чего поступки его если и не оправдывались совершенно, то заслуживали по крайней мр какого-нибудь снисхожденія. Но, если такой взглядъ можно еще примнить къ характеру Бертрама, то имъ все-таки нельзя оправдать того окончанія пьесы, какое далъ ей Шекспиръ. Окончаніе это во всякомъ случа остается неутшительнымъ и ложнымъ. Творчество Шекспира отличается именно тмъ, что вс его произведенія, изображая какой-нибудь эпизодъ, прямо выхваченный изъ жизни, кончаются непремнно полнымъ исчерпаніемъ этого эпизода съ психологической стороны, такъ что о дальнйшей судьб дйствующихъ лицо можно предполагать или что-либо хорошее, или не остается предполагать ничего. Этому правилу не противорчатъ даже самыя мрачныя Шекспировы трагедіи, оканчивающіяся гибелью героевъ. Герои въ подобномъ случа получаютъ хоть вчное успокоеніе, остающіеся же въ живыхъ умиротворяются до нкоторой степени мыслью, что зло прекратилось, и что въ будущемъ жизнь заравняетъ слды невзгодъ. Между тмъ въ настоящей пьес этой успокоительной струи мы не находимъ ни въ какомъ случа. Бертрамъ остается негодяемъ, какимъ былъ, потому что его вынужденному раскаянію (хотя бы даже искреннему въ эту минуту) нельзя дать никакого серьезнаго значенія. Раскаяться можно въ минутномъ увлеченіи, но едва ли въ тхъ взглядахъ и мысляхъ, которымъ человкъ слдовалъ во всю свою жизнь. По какой причин Шекспиръ закончилъ пьесу такимъ нравственнымъ диссонансомъ — сказать трудно. Сослаться для объясненія на новеллу, оканчивающуюся точно тмъ же, нтъ основанія. Шекспиръ не былъ писателемъ, рабски слдовавшимъ чужой указк. Мы знаемъ много примровъ, когда онъ мнялъ ради психологической правды развязки тхъ произведеній, изъ которыхъ заимствовалъ сюжеты своихъ пьесъ, а потому онъ могъ сдлать это, если бы захотлъ, и въ настоящемъ случа. Врне предположить, что не принялъ ли онъ во вниманіе вкуса публики, требовавшей, чтобы пьесы съ боле легкимъ сравнительно содержаніемъ, какова настоящая комедія, непремнно оканчивались благополучнымъ исходомъ. Можетъ-быть, онъ дйствительно нашелъ, что боле серьезное окончаніе (какъ, напримръ, если бъ Елена, увидя, какого человка она любила, сама отказалась быть его женой) хотя и звучало бы боле въ тонъ съ общимъ характеромъ обработаннаго сюжета, но было бы слишкомъ грустно и не понравилось бы публик. Такъ или иначе — фактъ остается фактомъ. Окончаніе пьесы нельзя ни въ какомъ случа признать удачнымъ, но мы должны прибавить, что если откинуть это неудовлетворительное окончаніе, то характеръ Бертрама все-таки слдуетъ причислить къ числу глубоко прочувствованныхъ созданій поэта, несмотря даже на ошибочность фактической развязки самой пьесы.
Характеръ Елены разработанъ не мене ясно и глубоко, чмъ характеръ Бертрама. Выше было уже замчено, какъ искусно Шекспиръ измнилъ положеніе Елены по отношенію къ прочимъ лицамъ пьесы сравнительно съ фактами, какіе выведены въ новелл Боккаччіо. Сдлавъ Елену бдной сиротой, зависящей отъ своей благодтельницы-графини, матери Бертрама, Шекспиръ во много разъ увеличилъ ту симпатію зрителя, какую невольно внушаетъ эта личность. Покорность судьб, соединенная съ настойчивостью въ преслдованіи цли въ предлахъ честныхъ, законныхъ средствъ — таковы главныя черты характера Елены. Эти два качества проходятъ чрезъ все, что она предполагаетъ и длаетъ. Сцена, когда она уличается графиней въ любви къ Бертраму, трогательная ея ршимость покинуть изъ любви къ неблагодарному свое родное гнздо, намреніе исполнить буквально поставленное имъ условіе для примиренія — все это черты, въ которыхъ прелесть поэзіи споритъ съ психологической правдой. Если мы будемъ разсматривать характеръ Елены только со стороны душевныхъ стимуловъ, обусловливающихъ ея поступки, то не подмтимъ въ изображеніи этой личности ни малйшей шероховатости или диссонанса съ тмъ, что говоритъ жизнь. Но если мы взглянемъ на ея поступки съ фактической стороны, то и здсь увидимъ, что буквальное повтореніе Шекспиромъ въ своей пьес тхъ фактовъ, какіе онъ нашелъ въ новелл Боккаччіо, тоже звучитъ иной разъ въ изображеніи личности Елены нкоторою фальшью, хотя фальшь эта, впрочемъ, чисто вншняя. Такъ, напримръ, выше уже было замчено, что согласіе Елены въ конц пьесы забыть изъ любви къ Бертраму вс его низкіе поступки ршительно противорчитъ тому, что слдовало ожидать. Равно нельзя не признать нкоторой натяжки и въ ея намреніи стать женой Бертрама силой, помощью приказа короля. Елена была слишкомъ умной двушкой, чтобы не понять, какъ мало счастья могла она ждать въ случа, если добьется своей цли такимъ принудительнымъ способомъ. Введеніе въ пьесу подобнаго рода фактовъ, конечно, должно считаться ошибкой автора. Но признавая даже эту ошибку, какъ-то невольно хочется сказать: каковы же были сила и талантъ поэта, если онъ, выводя иной разъ образы, даже фальшивые, все-таки успвалъ говорить великія истины и изображать дйствительно живыхъ, чувствующихъ людей?
Прочія лица пьесы имютъ лишь второстепенное значеніе. Графиня, мать Бертрама, производитъ въ пьес впечатлніе успокоительной струи среди бушующихъ вокругъ сценъ горя, ошибокъ и увлеченій. Шутъ — неизбжный при тогдашнихъ драматическихъ представленіяхъ клоунъ, потшающій публику. Лафе введенъ исключительно для репликъ Пароля. Что же касается до самого Пароля, то хотя личность его безусловно забавная, очень популярна въ Англіи, гд описаніе похожденій Пароля и его фразы вошли даже въ народныя поговорки, но съ общечеловческой точки зрнія едва ли можно причислять этотъ характеръ къ глубокимъ созданіямъ Шекспира. Въ немъ изображенъ не боле, какъ карикатурный трусъ и хвастунъ. Сравненіе Пароля съ Фальстафомъ, сдланное нкоторыми комментаторами, не выдерживаетъ никакой критики. Нкоторые считали его даже первообразомъ жирнаго рыцаря, но это мнніе безусловно опровергается тмъ, что настоящая комедія, если даже допустить, будто она была написана въ 1598 году, окажется написанной все-таки позже ‘Генриха IV’ (вышедшаго въ 1596—1597 годахъ). Слдовательно, личность Фальстафа была создана Шекспиромъ раньше, чмъ личность Пароля.
Король Франціи.
Герцогъ Флоренціи.
Бертрамъ, графъ Руссильонъ.
Лафе, старый придворный.
Пароль, изъ свиты Бертрама.
Управитель графини Руссильонъ.
Шутъ графини.
Пажъ.
Графиня Руссильонъ, мать Бертрама.
Елена, двушка изъ свиты графини.
Вдова, изъ Флоренціи.
Діана, ея дочь.
Придворные, офицеры, солдаты.
Дйствіе частью во Франціи и частью въ Тоскан.
Руссильонъ. Комната въ замк графини.
(Входятъ Бертрамъ, графиня, Елена и Лафе, вс въ траур).
Графиня. Разставаясь съ сыномъ, я точно теряю во второй разъ мужа.
Бертрамъ. И я, узжая, точно оплакиваю во второй разъ отца. Но что длать! Долгъ обязываетъ меня повиноваться его величеству, и это тмъ боле, что онъ не только мой повелитель, но и опекунъ 1).
Лафе. Покровительство короля замнитъ вашей матушк мужа, а вамъ отца. Милостивый всегда и ко всмъ, онъ, конечно, будетъ благосклоненъ и къ вамъ, чьи достоинства привлекли бы расположеніе даже безсердечныхъ людей. А вдь нашъ король добръ безъ мры.
Графиня. Какова надежда на его выздоровленье?
Лафе. Онъ окончательно отказался отъ услугъ своихъ врачей, которые, прельщая его надеждами, какъ кажется, только тянули время и привели къ тому, что его величество лишился послдней.
Графиня (указывая ш Елену). Ея отецъ былъ (какъ грустно говорить въ подобныхъ случаяхъ слово: былъ!) — отецъ ея былъ врачъ, чье искусство почти равнялось съ его честностью, а если бъ равнялось съ ней совершенно, то онъ сдлалъ бы природу безсмертной и заставилъ смерть удалиться прочь за неимніемъ дла. Вотъ было бы счастьемъ для короля, если бъ этотъ человкъ жилъ до сихъ поръ! Его жизнь была бы смертью для болзни его величества.
Лафе. Какъ звали человка, о которомъ вы говорите, графиня?
Графиня. Жерардомъ Нарбонскимъ… Его имя и искусство прославлены съ полнымъ на то нравомъ.
Лафе. Это врно. Самъ король недавно вспоминалъ объ этомъ человк и отдалъ съ печалью въ душ дань справедливости его искусству. Знанія его, конечно, могли бы помочь ему прожить дольше, но вдь противъ смерти безсильна даже наука.
Бертрамъ. Позвольте узнать, чмъ страдаетъ его величество?
Лафе. Фистулой.
Бертрамъ. Я никогда не слыхалъ о такого рода болзни.
Лафе. Хорошо, если бъ о ней не слыхалъ никто… (Указывая на Елену) Такъ эта молодая особа, сказали вы, дочь Жерарда Нарбонскаго?
Графиня. Дочь, и единственная. Отецъ поручилъ ее моимъ попеченіямъ, и я надюсь, что воспитаніе, какое она получила, поможетъ развить ея природныя качества. Она, къ счастью, унаслдовала отъ отца т добрыя начала, помощью которыхъ укореняются хорошія правила, получаемыя нами извн. Вдь извстно, что если хорошее упадетъ на дурную почву, то оно возбуждаетъ въ насъ одно сожалніе и получаетъ имя ложнаго добра. Но въ ней дары воспитанія умножены ея скромностью. Честность получила она по наслдству и увнчала ее добротой.
Лафе. Ваши похвалы, графиня, заставили ее прослезиться!
Графиня. Слезы — лучшая роса, какою двушка можетъ окропить сказанную ей похвалу. Воспоминаніе объ отц заставляетъ всегда поблднть ея щеки 2). Довольно, Елена, довольно, а то, пожалуй, могутъ подумать, что ты выказываешь печаль боле, чмъ ее чувствуешь.
Елена. Печаль мою дйствительно могутъ замтить вс, но она искренна.
Лафе. Умренная печаль — похвальная дань умершимъ, но излишняя — врагъ живыхъ.
Графиня. Зато, если живые будутъ съ твердостью враждовать съ печалью, то успютъ ее побдить 3).
Лафе. Какъ это понять?
Бертрамъ. Прошу, матушка, вашего благословенія.
Графиня. Пошли Господь свое благословенье
Теб, мой сынъ! Будь схожъ съ отцомъ длами,
Какъ схожъ ты съ нимъ наружностью. Пусть твой
Высокій родъ въ соревнованье вступитъ
Со славой длъ 4), но будь его достоинъ
И добротой. Привтливъ будь со всми,
Но довряй немногимъ и не вдругъ.
Остерегайся наносить обиды.
Врагамъ грозить старайся больше духомъ,
Чмъ силою. Друзей храни въ душ,
Какъ подъ ключомъ. Не будь болтливъ: пускай
Тебя бранятъ ужъ лучше за молчанье,
Чмъ за порокъ излишней болтовни.
Прощай, мой сынъ!.. Да ниспошлетъ Создатель
Теб добро, какое самъ признаетъ
За лучшее, въ придачу къ пожеланьямъ
Моихъ молитвъ. (Кафе) Васъ, добрый другъ, прошу
Его руководить: онъ юнъ годами
И незнакомъ съ интригами двора 5).
Лафе. Все, что любовь исполнить можетъ, врьте,
Я сдлаю.
Графиня. Прощай, Бертрамъ. Прими
Мое благословенье! (Графиня уходитъ).
Бертрамъ (Елен). Вамъ, Елена, желаю я исполненія всхъ желаній, какія только придутъ вамъ на мысль. Утшайте мою мать, вашу благодтельницу, и заботьтесь о ней.
Лафе. А я, прощаясь съ вами, желаю вамъ остаться достойной вашего отца. (Уходятъ Лафе и Бертрамъ).
Елена. О, если бъ вс заботы заключались
Мои лишь въ томъ! Отца я позабыла,
Оплаканъ онъ слезами этихъ всхъ
Высокихъ лицъ сердечнй, чмъ моими!
Каковъ онъ былъ — не помню я! Вс чувства
Моей души летятъ вослдъ Бертраму!
Сразилъ онъ жизнь мою своимъ отъздомъ!..
Но для меня вдь такъ же недоступенъ
Онъ, какъ звзда! Ему принадлежать
Я не могу. Льетъ на меня онъ блескъ
Лишь издали. За дерзкую любовь
Я въ ней самой нашла достойно кару.
Погибель ждетъ вдь неизбжно лань,
Когда она захочетъ сочетаться
Съ могучимъ львомъ!.. Но все жъ сквозь слезы сладко
До этихъ поръ мн было хоть смотрть
Ему въ лицо, мечтами рисовать
На полотн измученнаго сердца
Орлиный взоръ, изгибъ густыхъ бровей,
Прелестный ликъ, разсыпчатыя кудри —
Все, все, что такъ воспринимала жадно
Моя душа!.. И вотъ, простившись съ нимъ,
Осталось мн лелять только образъ
Того, что я боготворила въ немъ!
Но кто идетъ?— Ахъ… это вчный спутникъ,
За нимъ ходящій слдомъ. Знаю я
Вдь хорошо, что глупъ онъ, подлъ, трусливъ,
А все жъ смотрть готова съ снисхожденьемъ
И на него!.. Вотъ такъ-то иногда
Прощать готовы мы пороки даже,
Когда они ютятся близъ добра,
Добро жъ съ его подобнымъ стали сердцемъ
Порой дрожитъ подъ втромъ зимнихъ бурь.
Достоинство должно на свт часто
Заискивать предъ роскошью глупцовъ 5). (Входитъ Пароль).
Пароль. Привтъ королев!
Елена. Такой же королю 7).
Пароль. Я не король.
Елена. А я не королева.
Пароль. О чемъ вы раздумывали? Врно, о своемъ двичеств?
Елена. Угадали. Вы съ виду храбрый воинъ, а потому не откажите дать мн добрый совтъ. Мужчины, какъ извстно, великіе враги нашего двичества, а потому научите, какимъ оружіемъ лучше всего отъ нихъ защититься?
Пароль. Держите мужчинъ въ почтительномъ отъ себя отдаленіи.
Елена. Этимъ не поможешь. Они все-таки нападаютъ, а двичество при всей своей храбрости вещь слабая. Научите какой-нибудь настоящей, военной оборон.
Пароль. Такой нтъ. Мужчины все-таки возьмутъ свое: подкрадутся, сдлаютъ подкопъ и взорвутъ васъ на воздухъ.
Елена. Храни Господь бдное двичество отъ подкоповъ и взрывовъ. Неужели нтъ военной хитрости, помощью которой двушки могли бы взрывать на воздухъ мужчинъ?
Пароль. Поднять мужчину на воздухъ легче всего именно потерей двичества, но вдь этимъ способомъ вы теряете свою собственную крпость. Впрочемъ, оберегать двичество, значитъ — дйствовать противъ законовъ природы. Его потеря ведетъ къ умноженію 8). Оно само родится на свтъ только потерей такого же двичества. Оно — матеріалъ для своего же производства. Разъ потерянное, оно можетъ возродиться десять разъ, а сбереженное кончитъ тмъ, что погибнетъ само. Оно слишкомъ холодный товарищъ, а потому къ чорту его!
Елена. Я все-таки покамстъ его поберегу, рискуя даже умереть двушкой.
Пароль. Вдь оно противно законамъ природы,— такъ стоитъ ли о немъ толковать? Заступаться за двичество, значитъ — обвинять свою собственную мать, а это великій грхъ. Сберечь его все равно, что повситься. Оно — самоубійца, и потому упорныхъ двицъ слдовало бы хоронить на большихъ дорогахъ, вдали отъ святыхъ кладбищъ, приравнивать ихъ къ оскорбителямъ природы! Двичество родитъ червей, какъ сыръ. Оно уничтожается своей собственной гнилью и умираетъ, пожравъ самоё себя. Сверхъ того, оно самолюбиво, эгоистично и бездятельно, а это все пороки, строго запрещенные Писаніемъ. Берегитесь его! Разставшись съ нимъ, вы только выиграете. Въ десять лтъ оно удесятерится, а это очень хорошій процентъ, и притомъ замтьте, что основной капиталъ вовсе не сдлается отъ того меньше. Потому прочь его!
Елена. Пусть такъ, но нельзя ли потерять его такъ, чтобы способъ потери пришелся по вкусу самой потерявшей?
Пароль. Посмотримъ. Стоитъ ли, впрочемъ, заботиться о вещи, которая не заботится о себ сама? Вдь двичество — товаръ, способный портиться отъ залежи. Чмъ дольше лежитъ, тмъ больше теряетъ цны. Такъ спускайте его, пока есть спросъ. Пользуйтесь временемъ. Двичество похоже на стараго придворнаго, который упрямо носитъ шляпы, вышедшія изъ моды. Нарядъ съ виду богатъ, а цна ему грошъ. Точь-въ-точь аграфъ или зубочистка, давно всми брошенные. Финикъ въ пирог вещь хорошая, а разъ пирогъ сталъ черствъ, то надо бросить и финикъ 9). Двичество то же, что засохшая груша: ни виду ни вкуса! Было когда-то сочно и вкусно — а что теперь?
Елена. Я все жъ его поберегу покамстъ.
Иное дло юный графъ Бертрамъ 10),
Онъ при двор отыщетъ бездну разныхъ
Себ забавъ. Тамъ встртитъ, можетъ-быть,
Онъ женщину, которая замнитъ
Ему весь міръ: подругу, мать, друзей,
Совтниковъ!.. Въ ней будетъ слпо видть
Онъ феникса! Узнаетъ онъ измну,
Какъ и любовь, научится служить
И властвовать. Предъ нею, можетъ-быть,
Свою унизитъ гордость иль, напротивъ,
Унизиться заставитъ предъ собой.
Забудетъ съ ней отличье стройныхъ звуковъ
Отъ ржущихъ фальшивымъ тономъ слухъ,
Найдетъ въ ней все: блаженство, горе, вру —
Весь, словомъ, этотъ ворохъ громкихъ словъ,
Какія насъ твердить безъ смысла учитъ
Слпой Амуръ! А тамъ, а тамъ… не знаю
Я, впрочемъ, что случится дальше съ нимъ…
Храни, Творецъ, его Своимъ покровомъ!
Придворный кругъ вдь школа для людей,—
А онъ…
Пароль. Кто жъ онъ?
Елена. Онъ тотъ, кому желаю
Я лишь добра,— одно мн жаль…
Пароль. Что жаль?
Елена. Что не могу горячимъ дать желаньямъ
Я имя длъ, что слабымъ существамъ
Враждебный рокъ отказываетъ въ силахъ
Осуществить то, что они желаютъ
Своимъ друзьямъ, и заставляетъ грустно
Таить въ мечтахъ безъ правъ на благодарность,
То, что он лелютъ про себя.
Пажъ. Васъ, господинъ Пароль, требуетъ къ себ графъ
Пароль. Прощайте, прелестная Елена. Общаюсь замолвить за васъ словечко при двор, если только не забуду.
Елена. Какъ вижу, вы родились подъ благотворнымъ созвздіемъ.
Пароль. Я?— подъ планетой Марса.
Елена. Я именно такъ и думала.
Пароль. А почему?
Елена. Вдь это планета войны, а война была для васъ всегда очень тяжелымъ бременемъ. Какъ же не сказать, что вы родились подъ гнетомъ ея звзды?
Пароль. Марсъ былъ тогда въ наступательномъ движеніи.
Елена. А я думаю, что въ отступательномъ.
Пароль. Почему вы такъ думаете?
Елена. Потому что, сражаясь, вы обыкновенно пятитесь.
Пароль. Это изъ расчета, чтобъ выгодне побдить.
Елена. Конечно: вдь бгство тоже расчетъ ради выгоды остаться цлымъ. Эта смсь храбрости съ расчетливостью, впрочемъ, къ вамъ очень идетъ 11).
Пароль. Ну, на ваши остроты мн отвчать теперь некогда, потому что я занятъ боле важными длами. Я надюсь вернуться совершеннымъ придворнымъ и тогда, если хотите, займусь преподаваніемъ вамъ порядочныхъ манеръ,— конечно, если вы окажетесь на это способной. Иначе вдь вы умрете совершенной невждой. Прощайте! Бормочите, если будетъ охота, молитвы, а не то поминайте своихъ друзей. Желаю вамъ хорошаго мужа, съ какимъ вы могли бы обращаться такъ же. какъ онъ будетъ обращаться съ вами. Еще разъ прощайте.
Елена. Какъ часто мы, имя подъ руками,
Что нужно намъ, съ докучными мольбами
Идемъ къ Творцу! Свободны поступать
Мы, какъ хотимъ. Когда не хочетъ дать
Судьба намъ то, о чемъ душа мечтала,
То въ томъ лишь знакъ, что было слишкомъ мало
Въ самихъ насъ силъ достичь, что нужно намъ.
Такъ власть судьбы высоко къ небесамъ
Взнесла меня, глаза мои прельстила,
Но счастьемъ ихъ — увы!— не подарила!
А между тмъ примровъ видимъ тьму
Мы, какъ судьба сближаетъ тхъ, кому
Присуждено, повидимому, было
Жить врозь всегда. Таинственная сила
Родства ихъ душъ, какъ равныхъ, сводитъ ихъ 12).
Несбыточность страшна для душъ пустыхъ,
Чей умъ привыкъ по прошлому все мрить
И потому въ успхъ страшится врить
Нтъ, нтъ! любовь пошлетъ мн силъ, и я
Возьму свое! Злой недугъ короля —
Надежда мн! Пусть рокъ меня обманетъ —
Моей мечт помхой онъ не встанетъ. (Уходитъ).
Парижъ. Комната во дворц короля.
(Трубы. Входитъ король Франціи съ письмами. Придворные и свита).
Король. Война горитъ: Флоренція и Сіэнна
Вступили въ бой, но счастье въ первой битв
Не принесло побды никому.
1-й придворный. Такъ говорятъ.
Король. И очень вроятно.
Намъ эти слухи подтвердилъ нашъ добрый
Австрійскій братъ и къ этому прибавилъ,
Что флорентинцы насъ хотятъ просить
О помощи. Предупредивъ любезно
Объ этомъ насъ, въ словахъ дальнйшихъ онъ
Прозрачно намекнулъ, что было бъ очень
Желательно ему, чтобъ былъ отвтомъ
Отъ насъ отказъ
1-й придворный. Его любовь и умъ,
Доказанные вамъ неоднократно,
Конечно, вамъ совтуютъ, чтобъ вы
Исполнили, что хочетъ онъ.
Король. Онъ далъ
Оружье въ руки намъ: мы отказали
Еще до просьбъ. Дворяне наши, впрочемъ,
Вполн свободны, если пожелаютъ,
Вступить на службу стороны враговъ
По выбору.
1-й придворный. Имъ ваше разршенье
Прекрасной будетъ школой. Вдь они
Горятъ желаньемъ отличиться въ битвахъ.
Король. Но кто идетъ?
(Заходятъ Бертрамъ, Лафе и Пароль).
1-й придворный. Графъ юный Руссильонъ.
Король. Какъ схожъ, прекрасный юноша, чертами
Съ покойнымъ ты отцомъ! Природа, вижу,
Не торопясь, съ усердіемъ старалась
Тебя создать. ‘Желаю, чтобъ похожъ
Былъ на отца ты точно такъ и нравомъ.
Привтъ теб въ Париж.
Бертрамъ. Приношу
Вамъ, государь, отъ всей души мою
Признательность съ готовностью служить
Всмъ сердцемъ вамъ.
Король. О, какъ бы я желалъ
Имть теперь ту крпость силъ и воли,
Какими одаренъ я былъ въ года,
Когда съ твоимъ отцомъ соединяла
Насъ общность ратныхъ длъ! Отецъ твой былъ
Храбрецъ изъ храбрецовъ! Себя прославилъ
Во всхъ сраженьяхъ онъ. До старыхъ лтъ
Сберегъ онъ крпость силъ своихъ, но время
Вошло въ права, принудивъ насъ обоихъ
Проститься съ славой битвъ. Я оживаю,
Когда о немъ могу поговорить.
Онъ отличался въ юности разсудкомъ
И остротой игривою ума.
Конечно, этимъ качествомъ, не спорю,
Одарена и наша молодежь,
Но въ томъ бда, что шутки ихъ нердко
Бьютъ ихъ самихъ затмъ, что не успли
Они купить насмшки права славой
Тхъ длъ, какихъ еще не совершили
Своей рукой. Какъ истинный придворный,
Держалъ со всми онъ себя равно