Н.А. Некрасов
Комментарии к поэмам 1855—1877 гг.
1855
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
САША
Другие редакции и варианты
1856
‘НЕСЧАСТНЫЕ’
1856-1857
ТИШИНА
Комментарии к поэмам 1855-1877 гг, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1982
Время на прочтение: 58 минут(ы)
Н.А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Художественные произведения. Тома 1-10
Том четвертый. Поэмы 1855-1877 гг.
Л., ‘Наука’, 1982
В соответствии с жанровым принципом, который положен в основу распределения произведений Некрасова по томам в настоящем собрании сочинений, в четвертом томе помещены поэмы. Исключение составляет крупнейшая поэма Некрасова ‘Кому на Руси жить хорошо’, для которой отведен отдельный, пятый том.
Для русской литературы середины XIX в. был в высокой степени характерен синкретизм жанров. Строгих жанровых границ, воздвигнутых когда-то поэтикой классицизма, давно уже не существовало. Однако ‘жанровое сознание’ оставалось важным фактором литературного творчества. Это сказалось, в частности, и в поэзии Некрасова.
Правда, само слово ‘поэма’ Некрасов употреблял не совсем так, как его употребляем мы, и притом с разными целями. Например, когда в стихотворении ‘Форма’ (‘Подражание Шиллеру’) он писал: ‘…Важен в поэме Стиль, отвечающий теме’,— очевидно, что под поэмой он разумел всякое стихотворное произведение. Выставив под заглавием стихотворения ‘Мое разочарование’ подзаголовок ‘Поэма’, он, надо полагать, использовал этот подзаголовок в ироническом, полемическом смысле (‘Мое разочарование’—пародия на поэму К. Павловой ‘Кадриль’). Вообще авторские подзаголовки, содержащие жанровые обозначения, не могут служить надежным ориентиром — во-первых, потому, что Некрасов употреблял их (как уже говорилось) не только с целью определения жанра, но и с другими целями, во-вторых, потому, что в литературной науке за прошедшие более чем сто лет значение термина ‘поэма’ уточнено в связи с развитием теории литературы.
И все же в художественном мышлении Некрасова поэмы как-то отделялись от прочих его стихотворений. Недавно было высказано мнение, что отличительной особенностью поэм Некрасова является их более оптимистическое звучание, что связывается с представленным в поэмах эпическим началом (см.: Норман В. О. Лирическая система Некрасова.— В кн.: Н. А. Некрасов и русская литература. 1821—1971. М., 1971, с. 123—129). Это утверждение, при известной его дискуссионности, показательно: определение специфики некрасовских поэм является одной из задач современного некрасоведения.
Решая эту задачу, следует, очевидно, учесть издательскую практику и, в частности, обратить внимание на порядок публикации произведений в прижизненных изданиях Некрасова. Поэт обычно вычленял крупные произведения из общей массы стихотворений. Так, в первом издании ‘Стихотворений’ (1856) он поместил поэму ‘Саша’ в виде особого (третьего) раздела, а крупное стихотворение ‘Поэт и гражданин’ напечатал вне разделов книги в качестве предисловия к ней. Второе издание ‘Стихотворений’ (1861) состояло из двух частей, в первой из которых были собраны мелкие, во второй — крупные произведения (всего во второй части было помещено десять произведений: ‘Псовая охота’, ‘Прекрасная партия’, ‘Филантроп’, ‘Саша’, ‘Княгиня’, ‘Поэт и Гражданин’, ‘Несчастные’, ‘О погоде’, ‘Крестьянские дети’, ‘Коробейники’). В том или ином виде этот принцип соблюдался и в последующих прижизненных изданиях ‘Стихотворений’, вплоть до последнего, шестого (1873—1874): крупные произведения отделялись от мелких, при этом состав второй части издания оставался неизменным, а в последовательно присоединявшихся к изданию новых частях (третьей, четвертой, пятой и шестой) крупные произведения также выделялись. В книге ‘Последние песни’ (1877) вслед за первым отделом, составленным из мелких произведений (‘Лирические стихотворения’), шли отделы, специально отведенные для произведений более крупных: отдел второй — ‘Современники’, отдел третий — ‘Из поэмы ‘Мать».
В ряде авторитетных советских изданий Некрасова некоторые поэмы выделены в особый том.
В ПСС первые три тома озаглавлены ‘Стихотворения’. При этом в виде подзаголовков выставлены даты (соответственно в первом, втором и третьем томах): 1838—1856, 1856—1877, 1863—1877. Третий том выпадает из общей хронологии. Причина этого не объяснена ни в заглавиях томов, ни в их подзаголовках, ни в комментариях. Она состоит, очевидно, в том, что стихотворения расположены здесь не только по хронологии, но и по жанрам. В третьем томе помещены только поэмы, и притом лишь четыре из них: ‘Дедушка’, ‘Русские женщины’, ‘Современники’, ‘Кому на Руси жить хорошо’.
Более явственно жанровый принцип распределения стихотворных произведений Некрасова по томам выражен в восьмитомном Собр. соч. 1965—1967. Первые три тома этого издания (содержащие поэтические произведения) скомпонованы в основном по образцу первых трех томов ПСС, но введены и некоторые новшества. Тома озаглавлены: т. 1 — ‘Стихотворения и поэмы. 1843—1860’, т. 2 — ‘Стихотворения и поэмы. 1861—1877’, т. 3 — ‘Поэмы. 1863—1877’. В третьем томе помещены те же четыре поэмы, что и в третьем томе ПСС.
Такое размещение поэтических произведений Некрасова по томам стало в новых изданиях в известной мере традиционным. Оно повторено в юбилейных ‘Собраниях сочинений в трех томах’ 1971 и 1978 гг.
В настоящем издании жанровый принцип при распределении поэтических произведений Некрасова по томам проведен более последовательно. Включая в четвертый том все поэмы Некрасова (кроме поэмы ‘Кому на Руси жить хорошо’), редколлегия ничуть не претендовала на окончательное решение многочисленных дискуссионных вопросов, возникающих при определении жанра поэтических произведений Некрасова. Произведения, занимающие как бы ‘пограничное’, ‘промежуточное’ положение между поэмами и прочими стихотворениями поэта, в четвертый том не вошли, они помещены в первых трех томах издания. В настоящем же томе представлены лишь те произведения, которые, по оценке подавляющего большинства исследователей, по восприятию подавляющего большинства читателей, являются поэмами.
В настоящем томе отсутствует имеющийся во всех предыдущих томах список произведений, включавшихся в собрания сочинений Некрасова ошибочно или без достаточной аргументации. История единственного произведения, претендующего на включение в такой список (‘Светочи’), подробно изложена в комментарии к поэме ‘Дедушка’ (см. ниже, с. 566—568).
В конце тома помещены алфавитный указатель стихотворных произведений Некрасова, вошедших в тома 1—4 настоящего издания, и алфавитный указатель стихотворений, включавшихся в собрания сочинений Некрасова ошибочно или без достаточной аргументации (по томам 1—3 настоящего издания).
Тексты и варианты подготовили и комментарии к ним написали: О. Б. Алексеева (‘Коробейники’, ‘Мороз, Красный нос’), И. А. Битюгова, при участии Б. В. Мельгунова (‘Русские женщины’), А. М. Гаркави (‘Саша’), А. Л. Гришунин (‘Белинский’), Ю. В. Лебедев (‘Несчастные’), Б. В. Мельгунов(‘Дедушка’, ‘Из поэмы ‘Мать»), Н. Н. Скатов (‘Тишина’), М. В. Теплинский (‘Современники’).
Печатается по авторизованной копии ГБЛ.
Впервые опубликовано: за границей — Полярная звезда на 1859 год, кн. V, с. 48—52, без подписи и указания автора, под рубрикой ‘Стихотворения разных авторов’ (перепечатано в нескольких зарубежных сборниках: Русская потаенная литература XIX столетия. Отд. 1. Стихотворения. Ч. 1. С предисл. Н. Огарева. Лондон, 1861, с. 388—394, Лютня II. Потаенная литература XIX столетия. Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1874, с. 30—35 (изд. 2-е, б. г., с. 30—35, изд. 3-е, б. г., с. 25—30) и др.),1 в России — ОЗ, 1878, N 5, отд. I, с. 107 (ст. 80—83, 92—95, приведены А. М. Скабичевским в биографическом очерке ‘Н. А. Некрасов’, перепечатанном затем в первом томе Ст 1879, как ‘начало’ ‘одного малоизвестного стихотворения Н. А. Некрасова’), Древняя и новая Россия, 1881, N 2, отд. ‘Мелочи’, с. 412—416 (без ст. 18, под рубрикой ‘Из рукописной литературы 50-х годов’ (публикатор П. О. Морозов) и с редакционным примечанием: ‘Печатая это стихотворение, мы должны заметить, что в некоторых рукописных сборниках оно приписывается Н. А. Некрасову. Судя по стиху выражениям, в этом позволительно сомневаться. Сомнение становится еще более основательным ввиду того, что в последнем издании стихотворений покойного Н. А. об этой пьесе не сказано ни слова. Обращаемся к нашим библиографам с покорнейшею просьбою разъяснить вопрос о том, кого следует считать автором этого стихотворения. Ред.’).
{1 В парижских сборниках В. П. Сидорацкого, где произведения сильно переделывались, отрывок из поэмы ‘В. Г. Белинский’ печатался под заглавием ‘Застрелившийся среди русских эмигрантов’:
В его душе всю жизнь кипел
Родник богатых сил природных.
Источник мыслей благородных
И честных, бескорыстных дел.
Умно он истине служил,
Он духом был смелей нас, чище,
Зато средь нас и проложил
Себе дорогу…— На кладбище.
(см. об этом: Гаркави А. М. Произведения Н. А. Некрасова в вольной русской поэзии XIX в. — Учен. зап. Калинингр. гос. пед. ин-та, 1957, вып. 3, с. 241, 248-249).}
Столь поздняя публикация поэмы в легальной русской печати объясняется не только ее социально-критической направленностью, но также и тем, что имя Белинского после смерти Николая I (в феврале 1855 г.) не сразу сделалось употребительным, так что Н. Г. Чернышевский, в том же 1855 г. печатавший в некрасовском ‘Современнике’ свои ‘Очерки гоголевского периода русской литературы’, не мог назвать его имя и обходился различными иносказаниями (‘критика 40-х годов’ и др.).
Тем не менее еще при жизни поэта библиограф П. А. Ефремов писал в ‘Отечественных записках’ (1863, N 9, отд. II, с. 3) о стихотворении ‘Белинский’, ‘года два или три тому назад напечатанном в одном из альманахов без подписи автора, но приписываемом всеми г. Некрасову’, сожалея, что поэма эта не вошла ни в одно из изданных к тому времени собраний стихотворений Некрасова.
После смерти Некрасова сестра поэта А. А. Буткевич показала поэму М. Е. Салтыкову-Щедрину и Г. З. Елисееву, которые, однако, не нашли возможным опубликовать ее в ‘Отечественных записках’. Не вошла поэма и в Ст 1879, хотя А. А. Буткевич намеревалась выслать ее готовившему издание библиографу С. И. Пономареву (см.: ЛН, т. 53—54, с. 181). Известно также, что у Пономарева был список с герценовской публикации, в настоящее время хранящийся в ИР ЛИ (Р. II, оп. 1, N 281).
После 1881 г. поэма продолжала распространяться в рукописях и время от времени появлялась в печати как ‘неопубликованная’. Так, в анонимной статье ‘Десятилетие кончины Н. А. Некрасова’ (Казанский вестник, 1887, 30 дек., N 338) упомянуто как якобы еще неизвестное публике произведение Некрасова ‘На смерть Белинского’ (т. е. поэма ‘В. Г. Белинский’). В газете ‘Одесский листок’ (1908, 8 марта, N 57) отрывки из поэмы опубликованы под заглавием ‘Памяти Белинского. Ненапечатанное стихотворение Некрасова’. Н. Ф. Юшков, подготовивший эту публикацию, писал в примечании: ‘Это стихотворение мне было дано моим старшим братом — В. Ф. Юшковым, бывшим учителем русской словесности в Саратове, а потом в Тифлисе и Шуе, ныне скончавшимся’. Он сообщал также, что ‘несколько лет назад’ пытался опубликовать поэму в ‘Русской старине’, но страницы с текстом ее были вырезаны из журнала, очевидно, цензурой. В ИРЛИ (ф. 265, оп. 2, N 1764) хранится список поэмы под заглавием ‘На смерть Белинского’ при письме Н. Ф. Юшкова от 9 мая 1888 г. в редакцию ‘Русской старины’ с просьбой напечатать ее в журнале и ответ секретаря редакции от 17 мая того же года.
В 1899 г., когда отмечалось пятидесятилетие со дня смерти В. Г. Белинского, поэма была напечатана несколькими газетами: БВ, 1899, 1 авг., N 208 (публикация Д. П. Сильчевского по списку П. А. Ефремова), Сев. край, 1899, 23 авг., N 250.
За подписью ‘Библиолог’ ей посвятил статью ‘Приписываемое Некрасову стихотворение’ (с публикацией всего текста поэмы) A. M. Ловягин (Лит. вестник, т. V, кн. 1. СПб., 1903, с. 24—3 см. также с. 120—121). Авторство Некрасова Ловягин признавал допустимым, хотя, по его мнению, ‘за полную достоверность происхождения все-таки нельзя поручиться’ (с. 24). Самому Ловягину поэма стала известна из двух рукописных копий, ‘из которых одна принадлежит П. А. Ефремову’. Ловягин обратил внимание на ‘довольно загадочные’, как ему представлялось, начальные строки поэмы об умирающем через семь лет после смерти Белинского от такого же недуга поэте и в связи с этим припомнил, что ‘как раз в половине 50-х годов Некрасов сильно заболел и думали уже о его смерти от горловой чахотки’.
В 1911 г. поэма была напечатана в книге С. Ашевского (псевдоним М. Н. Столярова) ‘Белинский в оценке его современников’ (СПб., 1911, с. 321—325), текст сопровожден примечаниями Ашевского, приводятся варианты.
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1920, где поэма печаталась по копии ГБЛ (ст. 127—128 по черновому автографу ГБЛ).
Черновые наброски, отражающие, по-видимому, первоначальную стадию работы над произведением,— ГБЛ (Зап. тетр. No 3, л. 12, 43, 61, {Набросок на этом листе совпадает с вариантом опосле ст. 106′ | чернового автографа ГБЛ (см.: Другие редакции и варианты, с. 266).} 61 об., 72 об., 73 об., 76 об. и 95 об.). На л. 76 об-73 об. этой же тетради — черновая запись поэмы карандашом и чернилами с датой перед началом: ‘4 апр. <1855>‘, соседствующая с набросками к поэме ‘Саша’ и стихотворению ‘Памяти <Асенков>ой’.
Беловой автограф ЦГАЛИ, писанный чернилами, с небольшой правкой карандашом и чернилами (Зап. тетр. ЦГАЛИ, л. 1—4), содержит особую редакцию поэмы, без заглавия, сильно сокращенную, соединяющую поэму ‘В. Г. Белинский’ с текстом стихотворения ‘Русскому писателю’, который включался сюда как прямая речь, как развернутая реплика критика и его поэтическое завещание. Вероятно, эта запись отражает неосуществившееся намерение Некрасова опубликовать сокращенный и несколько смягченный вариант поэмы без упоминания имени Белинского.
В рукописи ГБЛ (Солд. тетр., л. 132—139 об.) поэма записана под заглавием: ‘Б-ий’ и начинает собой отдел стихотворений, неудобных для печати. Текст написан рукой А. Я. Панаевой и имеет собственноручные поправки и вставки Некрасова. Перед заглавием карандашная помета рукой Некрасова: ‘Не для печати’.
В ГБЛ (М.10785) хранится экземпляр стихотворений Некрасова издания 1856 г. с рукописными вставками, среди них полный список поэмы ‘В. Г. Белинский’.
В Экз. Лихачева между с. 128 и 129 вклеен список поэмы под заглавием: ‘Белинский (ненапечатанное стихотворение)’ с неверной датой: ‘1851’.
Список ГБЛ (Тетр. Панаевой, л. 68—73) от марта 1860 г. о ‘Полярной звезды на 1859 год’ (на что сделано под текстом прямое указание) имеет поправки рукой Некрасова и его же помету сверху: ‘Не переписывай’.
Еще до опубликования в ‘Полярной звезде’ поэма ‘В. Г. Белинский’ ходила в списках (см., например, часть третью ‘Сборника прозаических и поэтических произведений различных авторов, составленного Михайловановым’ (т. е. М. И. Семевским) в 1857 г.,— ИРЛИ, ф. 274, оп. 1, No 438, л. 37—40 об.). Вероятно, по одному иа таких списков с поэмой познакомился А. М. Скабичевский, будучи студентом С.-Петербургского университета (см.: Скабичевский А. М. Литературные воспоминания. М.-Л., 1928, с. 93). Немало списков появилось после непечатания поэмы в ‘Полярной звезде’. Вполне понятно поэтому, что первая полная публикация ее в России (1881) была осуществлена под рубрикой ‘Из рукописной литературы 50-х годов’, а в примечании говорилось о наличии ее в ‘рукописных сборниках’.
В апреле и мае 1855 г. Некрасов жил в Ярославле и работай над поэмой ‘Саша’, черновики которой, как уже отмечалось, в Зап. тетр. No 3 перемежаются с черновиками поэмы ‘В. Г. Белинский’. Поэма ‘В. Г. Белинский’, первоначальная сводная запись которой относится, по-видимому, к 4 апреля 1855 г. (см. выше), была завершена ранее ‘Саши’,— до 7 июня 1855 г. (день, когда Некрасов передал Солд. тетр. К. Т. Солдатенкову).
Несомненна генетическая связь поэмы со стихотворением ‘Русскому писателю’ и через него — со стихотворением ‘Поэт и гражданин.’. В Зап. тетр. No 3 под набросками поэмы ‘В. Г. Белинский’ записаны четыре стиха, вошедшие потом в поэму ‘Несчастные’ (‘Пусть речь его была сурова…’ и т. д. — см.: Другие редакции и варианты, с. 264).
Авторство Н. А. Некрасова относительно поэмы ‘В. Г. Белинский’ в наше время совершенно бесспорно удостоверяется не только подлинными рукописями, но и собственным признанием поэта в автобиографических записках (1877): ’23 августа. Сегодня ночью вспомнил, что у меня есть поэма ‘В. Г. Белинский’. Написана в 1854 и 5 году — нецензурна была тогда и попала по милости одного приятеля в какое-то герценовское заграничное издание: ‘Колокол’, ‘Голоса из России’ или подобный сборник. Теперь из нее многое могло бы пройти в России в новом издании моих сочинений. Она характерна и нравилась очень, особенно, помню, Грановскому. Вспомнил из нее несколько стихов, по которым ее можно будет отыскать:
В то время пусто и мертво
В литературе нашей было:
Скончался Пушкин — без него
Любовь к ней в публике ост<ыла
<. . . . . . . . . . . .>
Ничья могучая рука
Ее не направляла к цели,
Лишь два задорных поляка {1}
На первом плане в ней шумели.
<. . . . . . . . . . . .>
По счастью, в нем 2 сидели люди | Из конца
Честней, чем был один из них, | поэмы
Фанатик ярый Бутурлин, |
Который, не жалея груди, |
Беснуясь, повторял одно: |
‘Закройте университеты, |
И будет зло пресечено’. |
О муж великий! Не воспеты | 1848 год
Еще никем твои дела, | смерти
Но твердо помнит их молва! | Белинск<ого>
Пусть червь тебя могильный гложет, |
Но сей совет тебе поможет |
В потомство перейти верней, |
Чем том истории твоей’. |
(ПСС, т. XII, с. 27-28) |
{1 Сенковс<кий> и Булг<арин>. (Примечание Некрасова.)
2 Комитет для разбора лит<ературных> злоупотреблений. (Примечание Некрасова.)}
Удовлетворительного объяснения тому, как поэма ‘В. Г. Белинский’ достигла Лондона и попала в герценовское издание, пока никем не дано. Скорее всего, в Лондоне оказался один из ходивших по рукам списков, который могли доставить Герцену приятели Некрасова — П. В. Анненков и И. С. Тургенев (см.: Эйдельман Н. Я. Тайные корреспонденты ‘Полярной звезды’. М., 1966, с. 110) или ездивший в Лондон в июне 1857 г. другой приятель поэта — Л. Ф. Лихачев (см.: Гришунин А. Л. Поэма Некрасова ‘В. Г. Белинский’ (к истории текста).— В кн.: Н. А. Некрасов и русская литература. 1821—1971. М., 1971, с. 472—474).
К. И. Чуковский считал, что поэма ‘В. Г. Белинский’ уже в 1855 г. была отдана Некрасовым в печать и набрана, но не пропущена цензурой. Основанием для такой догадки послужило письмо Некрасова из Петербурга от 17 сентября 1855 г. к И. С. Тургеневу, жившему в то время у себя в Спасском: ‘Посылаю тебе мои стихи — хотя они и набраны, но вряд ли будут напечатаны. Как-то вспомнил старину — просидел всю ночь и страшно потом жалел,— здоровья-то больше ухлопал, чем толку вышло. Тут есть дурные стихи — когда-нибудь поправлю их, а мне все-таки любопытно знать твое мнение об этой вещи. Прочитав, перешли лоскуток братьям Карповым’. Несмотря на очевидную нецензурность поэмы ‘В. Г. Белинский’ для того времени (поэма не только не могла быть представлена в цензуру, но даже доверена обычной почте), К. И. Чуковский предположил, что речь в письме идет именно о ней и что ‘братья Карповы’ — конспиративно-условное наименование Герцена и Огарева (ПССт 1927, с. 453, ПССт 1931, с. 515, ПСС, т. X, с. 251). Однако еще в 1930 г. в печати указывалось, что это помещики, соседи Тургенева по деревне (см.: Тургенев и круг ‘Современника’. М.—Л., 1930, с. 349). Подробное толкование письма Некрасова и критику догадки К. И. Чуковского см. в работе: Гаркави А. М. Произведения Н. А. Некрасова в вольной русской поэзии XIX в., с. 207—249.
Ст. 33—34. Он только пить любил, да палкой К ученью сына поощрял.— Ср. свидетельство самого Белинского: ‘Отец меня терпеть не мог, ругал, унижал, придирался, бил нещадно и площадно —вечная ему память!’ (Белинский, т. XI, с. 512).
Ст. 49—50. С кончиной лекаря, на свете Остался он убог и мал—— Историческая неточность: Белинскому после смерти отца было 25 лет.
Ст. 53—54. Но выгнан был, не доказав Каких-то о рожденье прав…— Белинский был отчислен из университета в 1832 г. за политическую неблагонамеренность, проявившуюся в драме ‘Дмитрий Калинин’, но официальным предлогом отчисления выдвинули ‘слабое здоровье’ и ‘ограниченность способностей’. Доказывать ‘права о рождении’ Белинскому пришлось позднее, в 1843 или 1844 г., в связи с женитьбой (Белинский, т. XII, с. 193, 244).
Ст. 58—60. Один ученый человек Колол его неоднократно Таким прозванием печатно…— Историк М. П. Погодин в анонимной статье писал: ‘Белинский не имеет никакого образования. Это гений-самоучка, которые у нас растут как грибы ежегодно между студентами, не оканчивающими курса. Ни на каком языке он читать не может. Во всех его писаниях нет ни малейших следов какого-нибудь знакомства ни с одним писателем иностранным’ (Москвитянин, 1846, No 5, с. 164—175). Речь в данном случае может идти и о С. П. Шевыреве, которому статья Погодина ‘весьма понравилась’ (Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. VIII. СПб., 1894, с. 499).
Ст. 69—71. Пришла охота прожектеру, Который барышей желал, Обширный основать журнал…— Имеется в виду А. А. Краев-ский и ‘Отечественные записки’, издаваемые им с 1839 г.
Ст. 94. Лишь два задорных поляка…— Ф. В. Булгарин и О. И. Сенковский.
Ст. 96. Уж новый гений…— Н. В. Гоголь.
Ст. 102. Кружок еще несмелый, тесный…— находившаяся под влиянием Гоголя ‘натуральная школа’ в литературе, теоретиком которой стал В. Г. Белинский.
Ст. 146—147. Но поднялась тогда тревога В Париже буйном…— Февральская революция 1848 г. во Франции и провозглашение республики.
Ст. 147—148. …и у нас По-своему отозвалась…— Подразумевается начавшаяся в России реакция — ‘мрачное семилетие’ 1848— 1855 гг.
Ст. 152. Созвали целый комитет.— Речь идет об учрежденном 2 апреля 1848 г. негласном комитете для надзора за действиями цензуры и направлением русской литературы.
Ст. 155. Фанатик ярый Бутурлин…— Д. П. Бутурлин (1790— 1849), военный историк, был назначен председателем упомянутого секретного комитета, известного под наименованием ‘Бутурлин-ского’.
В Зап. тетр. No 3 вместо ‘Фанатик ярый’ читаются вписанные карандашом слова ‘Палач науки’. К. И. Чуковский настаивал на включении в окончательный текст именно такого чтения, которое представлялось ему ‘злее и ярче’ (Чуковский К. Люди и книги. М., 1960, с. 400—403). Однако все прочие источники, в том числе и приведенная выше дневниковая запись 1877 г., фиксируют чтение ‘Фанатик ярый’, также достаточно сильное. Поэма не предназначалась для подцензурной печати, поэтому в автоцензурной замене здесь смысла не было.
Ст. 158. ‘Закройте университеты…— В числе мер, предлагавшихся в 1848—1849 гг. для пресечения проникновения революционных идей в Россию, намечалось ограничение социального состава студенчества выходцами из дворян, а в отдельных требованиях — полное закрытие университетов.
Ст. 166. …том истории твоей…— Имеется в виду ‘Военная история походов россиян в XVIII столетии, сочиненная Д. П. Бутурлиным на французском языке и переведенная на русский А. Хатовым и А. Корниловичем’ (ч. 1—4. СПб., 1819—1823).
Печатается но Ст 1873, т. I, ч. 2, с. 47—77, с восстановлением ст. 449—452 по корректуре ИРЛИ и уточнением ст. 452 по вставке в Экз. Ефремова 1861, совпадающей с копией М. Л. Михайлова (разыскать эту копию, по которой К. И. Чуковский печатал ст. 452 в изданиях Некрасова, начиная со Ст 1920, не удалось, см. ссылку на нее: ПССт 1934—1937, т. I, с 696—697).
Впервые опубликовано: С, 1856, No 1 (ценз. разр. — 31 дек. 1855 г. и 5 янв. 1856 г.), с. 123—140, с посвящением: ‘И—у Т—ву’ (т. е. Ивану Тургеневу) и подписью: ‘Н. Некрасов’ (перепечатано: Ст 1856, ст. 177—232: Для легкого чтения, т. II. Под ред. Н. А. Некрасова. СПб., 1856, под заглавием: ‘Срубленный лес (отрывок)’ и с подписью: ‘Н. Некрасов’).
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1856, с посвящением: ‘И….ву Т….ву’ (перепечатано: 2-я часть всех последующих прижизненных изданий ‘Стихотворений’, без посвящения).
Автографы, без заглавий и деления на главы,— ГБЛ (Зап. тетр. No 3) и ЦГАЛИ (Зап. тетр. ЦГАЛИ).
Более ранними являются автографы в Зап. тетр. No 3: план (прозаический набросок карандашом, л. 39 об.) и ряд стихотворных текстов. В плане намечено содержание главы 2 (значительно отличающееся от реализованного в поэме), глав 3 и 4. Оно развито в стихотворных текстах, из которых следует выделить две первоначальные (черновые) редакции поэмы. А. Я. Максимович квалифицировал их как ‘схематическую запись III главы’ и ‘первую авторскую сводку III главы’ (см.: ПСС, т. I, с. 464—472), однако в них представлены также эпизод из будущей главы 2 (см.: Другие редакции и варианты, с. 276—277, стихи ‘А как бывало с горы ледяной…’ и след.) и — отчасти — глава 4.
Первая черновая редакция записана карандашом, наспех, с многочисленными пропусками, недописанными словами и недоработанными стихами, от конца тетради к началу (л. 37 об.— 33 об.).
Вторая черновая редакция состоит из двух фрагментов. Первый, более крупный фрагмент — сводка глав 2 и 3 (л. 62—69). Вначале поэт записал чернилами стихи, относящиеся к началу главы 3, от слов ‘В нашем соседстве усадьба большая…’ до слов ‘Это — она…’ (л. 62 и об.), оставив недописанные строчки и места для вставок, затем подправил текст карандашом и, закончив строку ‘Это — она’ словами ‘[говорила] называла — стихи…’, карандашом же написал продолжение (л. 62 об.— 64 об.), переписав этот карандашный отрывок чернилами, вновь выправил его карандашом (л. 65—67 об.), конец первого фрагмента (л. 67 об.—69) также писан карандашом. Последние шесть двустиший первого фрагмента (‘А как уехал…’ и т. д., л. 68 об.— 69) отчасти варьируются в начале второго фрагмента, представляющего собой сводку конца главы 3 и главы 4. Таким образом, второй фрагмент является непосредственным продолжением первого. Записан второй фрагмент карандашом, начерно (л. 12 об.— 13 об.).
Кроме этих двух черновых редакций поэмы, в Зап. тетр. No 3 содержатся отдельные стихотворные (преимущественно карандашные) наброски. Они по большей части отражают промежуточную стадию работы между обеими редакциями, однако вполне вероятно, что некоторые наброски были сделаны еще до работы над первой редакцией, а иные — после работы над второй редакцией. Поскольку хронология написания отдельных набросков не поддается точному определению, они приведены в разделе ‘Другие редакции и варианты’ (с. 286—292) в последовательности стихов, к которым относятся. Не воспроизводятся мелкие наброски, совпадающие с окончательным текстом (ст. 164 — см. л. 26, ст. 405—408 — см. л. 37 об., ст. 465—468 — см. л. 19).
Следующий этап работы над поэмой представлен в Зап. тетр. ЦГАЛИ. Здесь содержится третья черновая редакция поэмы в составе глав 2, 3, 4, {Вычленение из этого автографа ‘второй авторской сводки III главы’ (см.: ПСС, т. I, с. 472—476) не представляется оправданным.} писанная первоначально чернилами, с последующей правкой и вставками чернилами и карандашом (л. 10—16 об.). В некоторых стихах этой редакции героиня поэмы получает имя Саша (в первых двух редакциях она везде названа Улей). Под последним стихом поэмы (‘Пышным плодом отродится оно!..’) — дата: ‘1 мая <1855>‘ (год определяется по положению автографа в Зап. тетр. ЦГАЛИ). Это не дата завершения работы над поэмой: она выставлена под текстом, еще далеким от окончательного. Пометив эту дату, Некрасов записывает часть главы 3 (л. 17 и об.), без правки, со знаком, указывающим место вставки на л. 14 об. Затем он пишет (чернилами, почти без правки) новый беловой вариант начала главы 4 (л. 19 и об.).
Наиболее ранний дошедший до нас полный текст поэмы — в корректуре, назначавшейся для ‘Современника’ (ИРЛИ, 21120). Авторская правка в этой корректуре имеет как стилистический, так и цензурный характер. На последнем листе — помета Некрасова, обращенная к наборщикам: ‘NB. Последние восемь стихов править по корректуре г. Бекетова: ‘Эх!’ и прочее’. Помета показывает, что цензурная правка была сделана в связи с замечаниями цензора В. Н. Бекетова, однако в последних восьми стихах вариантов нет. Посвящение ‘И—у Т—ву’ вписано чернилами. Под текстом корректуры печатная подпись: ‘Н. Некрасов’.
Сохранилась также корректура ‘Саши’, назначавшаяся для Ст 1856 (Кор. Кетчера), — ГИМ.
Поскольку поэма была опубликована в искаженном цензурою виде, получили распространение списки и печатные экземпляры с различными поправками и вставками. Некоторые из этих экземпляров имеют авторскую правку (Кор. Кетчера и Экз. авт. ГБЛ — cм.: Другие редакции и варианты, с. 305 и 309). В Экз. авт. ГБЛ и в ряде других представлены разночтения текста, степень авторитетности которых неясна. Назовем следующие источники: Дневник Афанасьева, {Дневник А. Н. Афанасьева хранится в ЦГАОР (ф. 279, оп. 1, No 1060).} Список Модзалевского, Экз. Васильковского, Экз. Гербеля, Экз. Зеленого, Экз. ИРЛИ б, Экз. Лазаревского, Экз. Музея Н, Экз. Чуковского. Разночтения ‘Саши’ по Дневнику Афанасьева опубликованы С. Г. Лазутиным (см.: Лазутин С. Г. К истории создания романа ‘Тонкий человек’ и поэмы ‘Саша’ Н. А. Некрасова.— В кн.: Вопросы литературы и фольклора. Воронеж, 1972, с. 19—20), разночтения по Экз. Зеленого (местонахождение которого нам установить не удалось) печатаются по копии С. А. Рейсера (Ленинград).
В конце 1850-х гг., в период цензурных репрессий, обрушившихся на Ст 1856, поэму переписывали в составе этого издания и отдельно. Список, принадлежавший Д. И. Менделееву, имел пометку: ‘Январск<ая> книжка ‘Соврем<енника>‘ 1856’ (Музей Д. И. Менделеева при ЛГУ, шифр: П. А. 11.1.6).
Поэма числится в автографе Некрасова — списке, относящемся к весне или лету 1856 г. (в нем названо стихотворение ‘Княгиня’, созданное в марте 1856 г.): ‘Внимая войне. Давно, отвергнутый тобою>. Княг<иня>. Саша. Вино. Мои детские <годы>. Прекр<асная партия>. Демон’ (Зап. тетр. No 2, л. 43 об.). Это не перечень стихотворений 1855 г., как полагал К. И. Чуковский (см.! ПСС, т. I, с. 570), а список стихотворений разных лет, намечавшихся Некрасовым к включению в Ст 1856.
Под текстом поэмы Некрасов в своих изданиях (начиная со Ст 1861) выставлял дату: ‘1852—1855’.- Однако дошедшие до нас материалы позволяют сомневаться в том, что работа над поэмой была начата в 1832 г. (возможно, что это дата возникновения замысла). 30 июня — 1 июля 1855 г. Некрасов писал И. С. Тургеневу: ‘Помнишь, на охоте как-то прошептал я тебе начало рассказа в стихах — оно тебе понравилось, весной нынче в Ярославле я этот рассказ написал, и так как это сделано единственно по твоему желанию, то и посвятить его желаю тебе…’. Вместе с Тургеневым Некрасов охотился в двадцатых числах июля 1854 г. в имении А. В. Дружинина Чертово (см. об этом в дневнике Дружинина, хранящемся в ЦГАЛИ, ф. 167, оп. 3, No 108, л. 151), а в двадцатых числах сентября и в самом начале (до 4-го) октября в Спасском (см.: Тургенев, Письма, т. И, с. 226—227, 533). К тому времени была написана лишь небольшая часть поэмы — ‘начало рассказа в стихах’. Возможно, это были стихи о приезде Агарина в поместье, которые Некрасов многократно переделывал (см.: Другие редакции и варианты, с. 270, 274, 293). Слова же Некрасова ‘весной нынче в Ярославле я этот рассказ написал’ несомненно относятся к трем черновым редакциям, содержащимся в Зап. тетр. No 3 и Зап. тетр. ЦГАЛИ (см. выше). В Солд. тетр. поэма не вошла, поскольку Солд. тетр., куда были включены все лучшие стихотворения поэта, была передана Некрасовым К. Т. Солдатенкову для издания 7 июня 1855 г., очевидно, что к тому времени работа над ‘Сашей’ еще не была завершена. Извещение о предстоящей публикации поэмы в ‘Современнике’ появилось на обложке No 11 и 12 журнала за 1855 г. 26 декабря 1855 г. Некрасов читал ‘Сашу’ А. Н. Майкову, который в своем дневнике упоминает две части поэмы: первую, соответствующую главе 2 окончательного текста, и вторую, соответствующую главам 3 и 4 (см.: Мельгунов В. В. К творческой истории поэмы Некрасова ‘Саша’ (Страничка из дневника Аполлона Майкова).— РЛ, 1977, No 3, с. 101—102). Глава 1, представляющая собою лирическое вступление к поэме, была создана, видимо, лишь в конце декабря 1855 г., но не позже самого начала января 1856 г.: известно, что ко 2 января поэма была оттиснута в корректуре и запрещена цензором В. Н. Бекетовым (см. ниже), а 5 января разрешена им же,— очевидно, по указанию министра народного просвещения А. С. Норова. Таким образом, поэма была написана между летом 1854 г. (раньше могли существовать лишь какие-нибудь небольшие наброски) и концом 1855 г., причем основная часть работы над ней приходится на весну 1855 г.
Первая публикация поэмы (в ‘Современнике’) натолкнулась на цензурные препятствия. Поэма была запрещена (очевидно, С.-Петербургским цензурным комитетом по представлению цензора В. Н. Бекетова). Однако Некрасов не отказался от намерения опубликовать ее. По просьбе поэта Ег. П. Ковалевский 2 января 1856 г. посетил возглавлявшего цензурное ведомство министра народного просвещения А. С. Норова и, не застав его дома, оставил корректуру ‘Саши’ и записку: ‘Будьте правосудны и терпеливы, как всегда, потрудитесь прочесть это стихотворение Некрасова и скажите, можно ли запретить его, а между тем оно запрещено’ (ЦГИА СССР, ф. 772, оп. 1, 1856 г., No 3766, л. 2). Существуют сведения, что одновременно о напечатании ‘Саши’ хлопотал И. А. Гончаров (см. указанную М. В. Теплинским запись в дневнике С. И. Смирновой-Сазоновой — ИР ЛИ, ф. 285, No 2, л. 95).
В результате ‘Саша’ появилась в ‘Современнике’, но с большими цензурными искажениями, которые зафиксированы в корректуре ИРЛИ. Несмотря на это, первопечатный текст поэмы привлек внимание наблюдавшего за ‘Современником’ чиновника особых поручений Н. Родзянко, который 23 февраля 1856 г. доносил А. С. Норову: ‘Это стихотворение, в отношении его буквального смысла, представляется во многих местах весьма темным, из них наиболее непонятные и резкие, при которых я поставил знаки ? и N3, могут невольно увлечь читателей к невыгодному толкованию оных’ (Гаркави А. М. Некрасов и цензура.— Некр. сб., II, с. 451). Однако А. С. Норов, лично причастный к дозволению ‘Саши’, оставил этот рапорт без последствий.
Цензурный характер некоторых вариантов корректур и прижизненных публикаций (см.: Другие редакции и варианты, с. 305—310) нуждается в пояснении. Ст. 15—16 (‘Спящих в могилах виновных теней Не разбужу я враждою моей’) были вычеркнуты цензурой, так как в них содержался намек на Николая I, умершего 18 февраля 1855 г. Позже, когда Некрасов вновь представил эти стихи к публикации, член Главного управления цензуры Ф. Бюлер писал (в донесении от 30 октября 1859 г.), что они могут ‘подать повод к весьма предосудительным толкованиям’ (Mazon. A. Un maitre du roman russe Ivan Contcharov. Paris, 1914, p. 399). В ст. 303—305 ‘нецензурным’ был образ орла, будто бы пророчившего Агарину великую долю (‘государственный орел’ — герб царской России). Особенно ‘крамольными’ считались ст. 449—452 (о ‘чувстве свободы’, о ‘крови и борьбе’),— они, как указывалось выше, опубликованы лишь в советское время. В вариантах ст. 39, 490] а также в ст. 100, 453, 490 ‘запретными’ были слова ‘воля’, ‘свобода’ и производные от них. В первоначальных вариантах ст. 39 (‘Воздухом вольным повеяло с гор’), ст. 326 (‘Солнышко правды взойдет и над нами’) и ст. 489—490 (о ‘теплом крае’, ‘где люди Дышат вольнее всей силою груди’), видимо, заключались намека на события европейских революций 1848 г. Некрасов не вернулся к этим вариантам, надо полагать, не только из-за цензурных препятствий, но и потому, что его отношение к Европе, где восторжествовали капиталистические порядки, могло измениться, показательно, что ст. 490 (‘Дышат вольнее всей силою груди’) он в конце концов переделал так: ‘Дышат вольнее — в три четверти груди’.
Герой поэмы Агарин во многом напоминает тургеневского Ру-дина: оба они фразеры, ‘лишние люди’ из дворянской среды. В связи с этим С. С. Дудышкия даже объявил в своей статье, будто в Агарине читатели ‘нашли того же Рудина, только переложенного в стихи’ (‘Стихотворения Н. Некрасова’.— ОЗ, 1861, No 12, с. 87). Впоследствии (в 1879 г.) и сам Тургенев утверждал, что ‘Саша’ написана под влиянием ‘Рудина’ (Тургенев, Соч., т. XII, с. 304). Между тем ‘Рудип’ был опубликован одновременно с ‘Сашей’ — в No 1 ‘Современника’ за 1856 г. Написан же ‘Рудин’ был между 5 июня и 24 июля 1855 г., т. е. после глав 3 и 4 ‘Саши’, в которых выведен Агарин. Таким образом, версия, будто ‘Саша’ возникла как ‘переложение в стихи’ тургеневского романа, несостоятельна. Возможно лишь, что какие-то предварительные разговоры о типе ‘лишнего человека’, имевшие место между Некрасовым и Тургеневым до написания ‘Саши’ и ‘Рудина’, отразились как в поэме, так и в романе. Такое предположение подкрепляется тем, что в черновых редакциях поэмы Агарин был наделен положительными чертами (‘Это прекрасный и вечный ребенок…’), еще более сближавшими его с Рудиным. Примечательно также, что в плане и в черновых редакциях поэмы был намечен впоследствии устраненный Некрасовым образ жениха Саши, соответствующий Волынцеву (жениху Натальи) в тургеневском романе (см.: Гаркави А. М. Поэма Некрасова ‘Саша’.— Некр. сб., II, с. 153— 160, Маслов В. С. Некрасов и Тургенев. К вопросу о литературных взаимоотношениях (‘Саша’ и ‘Рудин’).— О Некр., вып. III, с. 136-154).
Временем действия в поэме, очевидно, является конец 1840 — начало 1850-х гг., когда многие из либерально настроенных дворян под впечатлением европейских революций 1848—1849 гг. отрекались от социалистических устремлений (см. примечания в кн.: Некрасов Н. А. Стихотворения, т. II. Л., 1956, с. 315—316, Бухштаб Б. Я. Проблемы изучения поэмы Некрасова ‘Саша’.— Изв. АН СССР, сер. лит. и яз., 1971, т. XXX, вып. 5, с. 440—452). Такое определение времени действия подтверждается отмеченными выше намеками на европейские события. Ошибочным является мнение Б. Я. Бухштаба, что, поскольку в то время, к которому относится действие в поэме, резкой дифференциации между либералами и демократами еще не было, к прототипам Агарина могут быть отнесены А. И. Герцен и Н. П. Огарев (см. указ. статью, 451—452): Герцен и Огарев испытали в конце 1840-х гг. лишь временное разочарование (и ко времени создания поэмы уже его преодолели), Агарин же — человек, отказавшийся от демократических воззрений. Этими прототипами могли быть скорее такие люди, как казанский помещик Г. М. Толстой (см.: Чуковский К. Григорий Толстой и Некрасов.— В кн.: Чуковский К. И. Собр. соч. в 6-ти т., т. V. М., 1967), П. В. Анненков, всякого рода случайные ‘попутчики’ Белинского, о которых Некрасов в черновиках поэмы ‘В. Г. Белинский’ писал: ‘Его соратники смирялись И в подлецов преображались’ (см.: Другие редакции и варианты, с. 267).
Отнеся действие к недавнему времени, Некрасов указывал, что политическое ренегатство и раньше было характерно для либералов, но в то же время образ Агарина определенно проецировался на современность, одним из ключевых в этом смысле является стих ‘Это, увы! — современный герой!’. Поэма в основном была написана весной 1855 г., т. е. в период уже начавшегося общественного подъема и явно наметившегося расхождения между демократами и либералами. С быстрым формированием нового типа русского либерала связано изменение оценки Агарина самим автором в процессе работы над поэмой — от снисходительной в черновых редакциях до несомненно отрицательной в окончательном тексте.
Одним из непосредственных литературных предшественников Агарина был Левин, персонаж повести А. В. Станкевича ‘Идеалист’, которую Некрасов подробно разобрал в рецензии на альманах ‘Комета’ (1851), уже в этой рецензии наметилось скептическое отношение к ‘лишним людям’, более полно впервые в русской литературе воплотившееся в образе Агарина (см.: ‘Это, увы,— современный герой…’. Неизвестная статья Н. А. Некрасова. Публ. М. Блинчевской.— ЛГ, 1971, 26 мая, No 22, а также указанную выше статью С. Г. Лазутина). В ‘Саше’ Некрасов использовал образ ‘лишнего человека’ для обличения либералов — концепция, получившая через несколько лет теоретическое обоснование в статьях Чернышевского (‘Русский человек на rendez-vous’, 1858) и Добролюбова (‘Что такое обломовщина?’, 1859).
Агарину Некрасов противопоставил Сашу, подлинную представительницу демократически настроенной молодежи 1850-х гг. Саша — новый тип передовой русской женщины. В отличие от пушкинской Татьяны, с которой у нее много сходного, она не мыслит своего замужества без общности идейных устремлений. Стремясь принести посильную пользу крестьянам, она вступает на путь общественного служения (подробно об этом см.: Колесникова Л. И. О народности поэмы Некрасова ‘Саша’. (Саша и Татьяна).— Некр. и его вр., вып. 1, с. 43—50).
В образе Саши Некрасов отразил черты передовых женщин, с которыми он общался,— таких, как О. С. Чернышевская, А. Я. Панаева и др. Ссылаясь на Некрасова, Чернышевский писал О. С. Чернышевской (7 июля 1888 г.), что она послужила поэту прототипом для ряда женских образов, в том числе для Саши (см.: Чернышевский, т. XIV, с. 701). В ПСС (видимо, по указанию К. И. Чуковского) рядом с текстом поэмы помещен портрет А. Я. Панаевой (см. т. I, между с. 128 и 129).
В русской литературе Саша предвещала передовых шестидесятниц — героинь И. С. Тургенева, В. А. Слепцова, Н. Г. Чернышевского.
Поэма вызвала у современников многочисленные отклики, в подавляющем большинстве сочувственные.
Однако литераторы и читатели, не принадлежавшие к демо кратическому лагерю, оценивали ее односторонне. В их отзывах—две основные тенденции: во-первых, восхищение отдельными пестами поэмы (особенно описаниями природы), во-вторых, утверждение, будто в поэме выражены ‘примиренческие’ настроения поэта, его отказ от гражданского направления в литературе.
Наиболее ранний из дошедших до нас отзывов — в вышеупомянутой дневниковой записи А. Н. Майкова от 26 декабря 1855 г. Давая поэме исключительно высокую оценку (‘лучшая его (Некрасова,— Ред.) вещь и во всей современной поэзии’), Майков эту оценку локализовал таким образом: ‘Лучшая часть ее первая. Жизнь молодой девушки в деревне и лес’. Тут же Майков высказал предположение, что поэмой ‘как бы оправдалось’ его, Майкова, стихотворное послание ‘Н. А. Некрасову’, написанное двумя годами раньше и представляющее собою отклик на стихотворение Некрасова ‘Муза’ (РЛ, 1977, No 3, с. 101). В этом послании Майков, как известно, призывал Некрасова отказаться от ‘злобы и вражды’ и обратиться к умиротворяющей теме родной природы (см. публикацию С. А. Рейсера в ЛН, т. 49—50, с. 614—617).
3 февраля 1856 г., вскоре после выхода No 1 ‘Современника’ с текстом поэмы, В. П. Боткин писал Некрасову из Москвы: »Саша’ твоя здесь всем очень понравилась, даже больше, чем понравилась: об ней отзываются с восторгом’ (ГМ, 1916, No 9, с. 182). Говоря о ‘восторгах’ москвичей, Боткин, возможно, имел в виду отзывы славянофилов. 7 февраля 1856 г. С. Т. Аксаков писал Тургеневу: ‘В последних стихах его (т. е. в ‘Саше’,— Ред.) так много истины и поэзии, глубокого чувства и простоты, что я поражен ими, ибо прежде не замечал ничего подобного в его стихах’ (Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. 14. СПб., 1900, с. 353). К. С. Аксаков в. журнальной статье очень резко отозвался об обличительном направлении некрасовской поэзии, которому он противопоставил ‘Сашу’: ‘Некоторые из прежних его стихотворений пропитаны едким цинизмом картин и чувств <...> В стихотворении его ‘Саша’ и других является танже сила выражения и сила чувства, но очищенная и движимая иными, лучшими стремлениями’ (Аксаков К. Обозрение современной литературы.— Рус. беседа, 1857, No 1, отдел ‘Обозрения’, с. 8—9).
Позже славянофильское понимание поэмы развил А. А. Григорьев в статье 1862 г. о втором издании ‘Стихотворений’ Некрасова. Утверждая, что Некрасов в поэме отказался от обличения (‘Сердце поэта устало питаться злобою…’ и т. д.), критик в то же время подчеркнул близость Некрасова к ‘почве’, сказавшуюся и в замечательных картинах русской природы, и в складе речи, от которой ‘веет народным духом’ (Григорьев А. Литературная критика. М., 1967, с. 487, 488).
Близка к славянофильской была оценка поэмы деятелями ‘чистою искусства’, которые восхищались мастерством Некрасова, особенно в картинах природы, и также усматривали в поэме отход Некрасова от ‘обличительного’ направления. В анонимной (видимо, принадлежавшей А. В. Дружинину) рецензии ‘Библиотеки для чтения’ на второй том сборника ‘Для легкого чтения’ (1856), где был перепечатан отрывок из ‘Саши’ под заглавием ‘Срубленный лес’, говорилось: ‘…Отрывок этот, по нашему мнению, составляет лучшее украшение всей поэмы <...> Полнотой, свежестью и поэтической зоркостью отличаются эти строки <...> Поэт сохранил в душе своей и физиономию нахмуренной ели, и старой сосны, и стон верхушек осин — и трупы поверженных деревьев вдруг живо стали перед ним, и даже тонкие тени, заходившие по пням беловатым, не ускользнули, не забежали в сторону от впечатлительного его глаза… Зорко и тонко, со всеми мелочами охватил он прелестнейшую картину, достойную первостатейного мастера’ (БдЧ, 1856, No 9, ‘Литературная летопись’, с. 20, 22).
Л. Н. Толстой, который в ту пору вслед за Дружининым выступал против ‘дидактизма’ и ‘злости’ в литературе, писал Некрасову 2 июля 1856 г.: ‘…человек желчный и злой не в нормальном положении. Человек любящий — напротив, и только в нормальном положении можно сделать добро и ясно видеть вещи. Поэтому ваши последние стихи мне нравятся, в них грусть и любовь, а не злоба, т. е. ненависть. А злобы в путном человеке никогда нет и в вас меньше, чем в ком-нибудь другом’ (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Сер. 3. Письма, т. 60. М., 1949, с. 75). Не согласившись с Толстым, Некрасов в ответном письме от 22 июля 1856 г. провозгласил необходимость благородной ‘злости’, направленной против социальной несправедливости.
Безосновательно усмотрел в ‘Саше’ отход от обличительных тенденций также редактор газеты ‘Русский инвалид’ полковник П. С. Лебедев, который именно с этой точки зрения приветствовал поэму в обширной статье (РИ, 1856, 2 июня, No 121, с. 528—529). Более критично подошел к поэме А. И. Рыжов (псевдоним — О. Колядин): признавая высокие достоинства поэмы, которую он назвал ‘замечательным произведением’, он в то же время писал, что она показывает, ‘до какой степени анализ <...> подорвал основы стихотворной деятельности нашей…’. Назвав вступление в поэму (т. е. главу 1) ‘превосходным’, он в той же статье заявлял о ‘прозаическом покрое рассказа’ в ней, о ‘тяжести’ и ‘топорности’ некрасовского стиха и т. п. (БдЧ, 1856, No 2, ‘Журналистика’, с. 72—74).
Отзывам литераторов либерального и консервативного толка противостояли оценки, которые получила поэма в высказываниях революционных демократов. Глубокое истолкование поэмы дали Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, которые, как уже говорилось, связывали ее идейный смысл с задачей обличения российского либерализма (см.: Маслов В. С. Чернышевский и Добролюбов о поэме Некрасова ‘Саша’.— Некр. сб., III, с. 340—345). {Добролюбов, кроме того, указал в одной из рецензий 1859 г., что отрывки из ‘Саши’ весьма желательно перепечатывать в книгах для детского чтения (см.: Добролюбов, т. IV, с. 355). Вскоре, еще при жизни Некрасова, отрывки из поэмы вошли в многочисленные хрестоматии (см.: Кужелева Н. А. Н. А. Некрасов в дореволюционных изданиях для детей (1849—1917 гг.).— Тр. Ленингр. библиотечного ин-та им. Н. К. Крупской, 1959, т. V, с. 87—107).} Высоко оценил поэму Д. И. Писарев, причисливший ее (в статье ‘Писемский, Тургенев и Гончаров’, 1861) к тем произведениям, за которые Некрасова ‘знает и любит живая Россия’ (Писарев Д. И. Соч., т. I. М., 1955, с. 196). Известная революционерка-семидесятница В. Н. Фигнер, вспоминая о впечатлении, которое на нее в ранней молодости произвела ‘Саша’, писала: ‘Над этой поэмой я думала, как еще никогда в свою 15-летнюю жизнь мне не приходилось думать. Поэма учила, как жить, к чему стремиться. Согласовать слово с делом — вот чему учила поэма, требовать этого согласования от себя и от других учила она. И это стало девизом моей жизни’ (Фигнер В. Запечатленный труд. Воспоминания в двух томах, т. I. M., 1964, с. 92).
Ст. 7. Что же молчит мой озлобленный ум?..— Отзвук пушкинского стиха ‘С его озлобленным умом…’ (‘Евгений Онегин’, глава седьмая, строфа XXII).
Ст. 41—43. Весела въехал я в дом тот угрюмый, Что, осенив сокрушительной думой, Некогда стих мне суровый внушил…— Речь идет о поместье Некрасовых Грешнево и о стихотворении ‘Родина’ (1846).
Ст. 216—220. Так, после битвы, во мраке ночном ~ Волосы мертвых бойцов шевелит! — Эти стихи, вероятно, навеяны Крымской войной.
Ст. 417. Или какой чернокнижник-губитель? — Чернокнижник — колдун.
С. 270. Как бишь? читали они Ламартина…— Альфонс Мари Луи де Ламартин (Lamartine, 1790—1869) — французский поэт-романтик, публицист, политический деятель, министр иностранных дел во Временном правительстве периода Февральской революции 1848 г., своей бездейственностью способствовавший удушению республики. Значение социальных мотивов, ощутимых в его поэтических произведениях 1830-х гг., было в достаточной степени ограничено прекраснодушной филантропией автора. Некрасовский ‘Современник’ первым познакомил русского читателя с главами из умеренно-реформистской ‘Истории жирондистов’ Ламартина (С, 1847, No 5) и его мемуарами ‘Признания’, ‘Рафаэль’, написанными в форме романтических повестей (С, 1849, No 3—6, 1850, No 9, 10, 12).
С. 276, 279. Только о Спасе мы яблоки сняли…— Спас — один из трех церковных праздников в августе (см. ниже, комментарий к поэме ‘Мороз, Красный нос’, с. 562).
Печатается по Ст 1873, т. I, ч. 2, с. 103—145, с восстановлением ст. 251 по автографу ИРЛИ А, ст. 658—664, 715—716, 718—722, 804 — по автографу ИРЛИ Б, ст. 717 — по автографу ГБЛ.
Впервые опубликовано: ст. 164—220 — С, 1856, No 5 (цена, разр.— 30 марта и 5 апр. 1856 г.), с. 139—141, в составе стихотворения ‘Петербургское утро (отрывок)’, с подписью: ‘Н. Некрасов’ (перепечатано: Ст 1856, с. 148—150), ст. 244 (со слова ‘Невольно’) — 375 — С, 1857, No 3 (ценз. разр. — 28 февр. 1857 г.), с. 51—54, под заглавием: ‘Отрывок из поэмы’, с подписью: ‘Н. Н.’ (в оглавлении: ‘Н. А. Н.’) и датой: ‘Рим, декабрь, 1856’, полностью — С, 1858, No 2 (ценз. разр. — 8 и 10 февр. 1858 г.), с. 241—266 под заглавием: ‘Эпилог ненаписанной поэмы’, с подписью: ‘Н. Некрасов’.
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1861, ч. 2, под заглавием: ‘Несчастные’, с датой: ‘1856’ (перепечатано: 2-я часть всех последующих прижизненных изданий ‘Стихотворений’).
Черновой автограф ст. 164—220 (в составе стихотворения ‘Петербургское утро’), без заглавия, запись карандашом от конца тетради к началу,— ГБЛ (Зап. тетр. No 3, л. 51—49 об.). Беловой автограф этого отрывка, являвшийся наборной рукописью и предназначавшийся для No 5 ‘Современника’ за 1855 г., под заглавие’: ‘Совет. (Подражание Пушкину)’, запись чернилами,— ЦГАЛИ, ф. 338, он. I, No 27, л. 92—93 об. (со следующими карандашными пометами рукою Некрасова — в начале, в левом углу: ‘В ‘Совр<еменник>‘, No 5’, ст. 191—197 с изображением арестантской фуры отчеркнуты карандашом, в конце приписка: ‘N. В. Ежели отчеркнутые строки выкинет цензура, то печатать так:
Всё пусто…
Что теперь ни встретишь
На всем
и проч.’).
Корректура стихотворения ‘Совет. (Подражание Пушкину)’, в которой имеется предложенная купюра, с таким заключением цензора: ‘Эти стихи такие мрачные, представляют Петербург таким грязным и зловонным городом, что пропустить их нельзя и оставить при деле 13 ап<реля 1855 г.>‘ (ЦГИА СССР, ф. 777, оп. 2, No 28, л. 26). Беловой автограф этого же стихотворения под заглавием: ‘Совет’ (вместо зачеркнутого ‘Секрет’ {Возможно, что заглавие ‘Секрет’ не относилось к данному стихотворению. Некрасов первоначально хотел вписать в это место Солд. тетр. свое известное стихотворение ‘Секрет’ (‘В счастливой Москве, на Неглинной…’).}) — ГБЛ (Солд. тетр., л. 4—6 об.).
Беловой автограф ст. 244—375, являвшийся наборной рукописью, под заглавием: ‘Отрывок из поэмы’, чернилами, с правкою карандашом, подписью: ‘Н. Н.’ (вместо зачеркнутой: ‘Н. Н. Некрасов’) и датой: ‘Рим, декабрь, 1856’,— ИРЛИ, 21198, л. 1—4, послан Тургеневу в письме от 26 декабря 1856 г. и, по желанию Некрасова, отправлен затем в Петербург П. В. Анненкову для передачи в редакцию ‘Современника’. В автографе содержались смягченные варианты ст. 357 и 360, с припиской на полях: ‘Для цензуры’, и обращение к редакции журнала: ‘Прошу напечатать без опечаток. Если хоть слово выкинут, то не печатать. Некрасов’.
Беловой автограф ст. 457—914, под заглавием: ‘Крот’, вались чернилами, за исключением вписанного карандашом примечания возможно, рукою Некрасова: ‘В предыдущей главе рассказывающий излагает, за что он попал в Сибирь. Глава оканчивается тем что он, вместе с другими, потеряв всякую надежду, предался дикому буйству, подавляя в себе всякое человеческое движение’,— ИРЛИ, 21194, л. 1—4 об., послан Некрасовым И. С. Тургеневу вслед за письмом от 25 ноября 1856 г.
Автограф всей поэмы с последовательно исправленными заглавиями: а. ‘Преступники’, б. ‘Воспоминания прощеного’, в. ‘Несчастные’, с подзаголовком: ‘Поэма в двух частях’ и датами — на заглавном листе: ‘1856, ноябрь и декабрь. Рим’, над текстом первой части поэмы: ‘[24] 22 дек<абря> 1856. Рим’, в конце автографа: [‘Ноябрь и декабрь [1856] 1857. Рим’], запись чернилами, правка чернилами и карандашом,— ГБЛ (Зап. тетр. No 4, л. 1—28).
Копия А. Я. Панаевой с текста первой публикации поэмы в Современнике’ (1858, No 2), с карандашными исправлениями Некрасова,—ИРЛИ (Тетр. Панаевой, л. 8—33 об.).
Возникновение замысла относится к апрелю 1855 г., когда Некрасовым была предпринята попытка опубликовать стихотворение ‘Совет. (Подражание Пушкину)’ в майском номере ‘Современника’. Окончательно замысел созрел в начале 1856 г., о чем свидетельствует появление в ‘Современнике’ и Ст 1856 стихотворения ‘Петербургское утро’ с примечательным подзаголовком ‘Отрывок’. Надежду на осуществление замысла укрепила амнистия политическим заключенным, объявленная 26 августа 1856 г. и открывшая возможность писать о сибирской каторге.
Оформление замысла связано с раздумьями поэта над судьбами ‘друзей народа и свободы’, вероятно в период работы над поэмой ‘В. Г. Белинский’. Как указано выше (см. на с. 527 наст, тома, а также: Другие редакции и варианты, с. 264), стихи ‘Пусть речь его была сурова И не блистала красотой, Но обладал он тайной слова, Доступного душе живой’, вошедшие в поэму ‘Несчастные’, располагались по соседству с набросками к поэме ‘В. Г. Белинский’ в Зап. тетр. No 3 (ср.: Чуковский К. Белинский в поэме ‘Несчастные’.— ЛГ, 1946, 23 ноября, No 47). О Белинском как прототипе Крота писал П. Ф. Якубович, обративший внимание на то, что смерть Крота в поэме напоминает последние минуты жизни Белинского (см.: Н. А. Некрасов, его жизнь и литературная деятельность. Критико-биографический очерк Л. Мельшина <П. Ф. Якубовича>. СПб., 1907, с. 39—43). Однако обобщенно-романтизированный образ Крота нельзя связывать с отдельным лицом. Установлено, что на замысел поэмы о судьбе интеллигента на каторге повлияли также размышления Некрасова о положении ссыльного Достоевского. Именно в это время Достоевский напомнил о себе после долгих лет вынужденного молчания. Не исключено, что Некрасов читал сам или знал в изложении А. Н. Майкова письмо Достоевского к брату Михаилу от 22 февраля 1854 г. Достоевский сообщает в нем подробности отправки по этапу из Петербурга ‘ровно в рождество 1849 года’. В набросках к поэме в Зап. тетр. No 3 у Некрасова уже появляется образ осужденного интеллигента, увозимого ранним утром из Петербурга, когда город подобен ‘опустелой зале, Где пировали вы вчера’. В письме Достоевский рассказывает о ‘злобной радости’, с которой каторжники из народа встретили дворян — политических преступников: ‘150 врагов не могли устать в преследовании, это было им любо…’ (Письма Ф. М. Достоевского, т I. М.—Л., 1928, с. 136, ср. у Некрасова: ‘И было нам сначала любо Смотреть, как губы он кусал, Когда с ним обходились грубо…’)- Характеристика Достоевским русского народа (‘Поверишь ли’ есть характеры глубокие, сильные, прекрасные, и как весело было под грубой корой отыскать золото’ — там же, с. 139) перекликается с монологом Крота: ‘Так под корой Сибири льдистой Золотоносных много жил’ (подробнее об этом см.: Лебедев Ю. В. Некрасов и Достоевский в 60-е годы. Эпизод из творческих взаимосвязей.— Некр. и его вр., вып. 1, с. 95—98). О связи образа Крота с личностью Достоевского писал О. Ф. Миллер в кн.: Публичные лекции. Русская литература после Гоголя. СПб., 1874. Интересно также в этом плане свидетельство самого Достоевского: ‘…Однажды, в шестьдесят третьем, кажется, году, отдавая мне томик своих стихов, он (Некрасов,— Ред.) указал мне на одно стихотворение, ‘Несчастные’, и внушительно сказал: ‘Я тут об вас думал, когда писал это’ (т. е. об моей жизни в Сибири), ‘это об вас написано…» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. худ. произв., т. XII. М.—Л., 1929, с. 348). Русское правительство впервые осуществило на петрашевцах изощренный ‘эксперимент’, ‘…уравняв каторжанина-петрашевца с уголовным арестантом’ (см.: Гернет М. Н. История царской тюрьмы, т. II, М., 1946, с. 215). Помещая Крота на одних нарах с уголовными преступниками, Некрасов открыто указал на ‘родословную’ своего героя.
Вплотную к работе над поэмой Некрасов приступил в ноябре-декабре 1856 г., будучи на лечении в Риме. В письме к Тургеневу от 25 ноября 1856 г. он сообщал: ‘Я не писал к тебе потому, что работал. 24 дни ни о чем не думал я, кроме того, что писал. Это случилось в первый раз в моей жизни <...> Что вышло, не знаю — мучительно желал бы показать тебе…’. Вслед за этим письмом, как уже говорилось, Некрасов послал Тургеневу автограф второй части поэмы (ст. 457—914).
В разгаре работы, когда ‘до конца’ поэмы было ‘недалеко’, Некрасов получил от Тургенева известие о начавшейся в Петербурге цензурной буре, вызванной перепечаткой Чернышевским в ‘Современнике’ ‘Поэта и гражданина’ и некоторых других стихотворений поэта. Это известие отрицательно сказалось на работе над завершением ‘Несчастных’ (см. признания Некрасова Тургеневу в том, что он ‘скомкал’ поэму, ‘…не сделав и половины того, что думал’), хотя и не убило желания ‘кончить вещь’ (см. письмо П. В. Анненкову от 26 декабря 1856 г.).
Поэма была завершена к концу ноября 1856 г. Посланный 26 декабря 1856 г. в редакцию ‘Современника’ через Тургенева и Анненкова (см. выше) автограф отрывка из первой части поэмы (ст. 244—375) встретил цензурные возражения. В письме от 7 февраля 1857 г. Некрасову об этом сообщил Чернышевский:
‘В отрывке, Вами присланном, цензурный комитет зачеркнул следующие слова и стихи (то, что подчеркнуто):
Ни горя, ни отрад не жди,
Отдайся весь во власть господню…
Свинья увязла в подворотню
(по причине близости свиньи).
Молчи, фанатики они…
Но есть и там свои могилы,
Но там напрасно гибнут силы.
Подчеркнутое выброшено цензурой.
Вы написали: ‘если хоть одно слово выкинут, то не печатать’ — потому стихотворение и осталось не напечатано, что жаль — лучше бы напечатать’ (Чернышевский, т. XIV, с. 335—336).
Согласившись с Чернышевским, Некрасов исключил из отрывка подчеркнутые в письме стихи, а вместо ‘Молчи, фанатики они’ дал новый вариант ‘Молчи — упрямы ведь они’, и ‘Отрывок из поэмы’ был опубликован в мартовской книжке ‘Современника’ за 1857 г. Замена в автографе ст. 251 (‘Аптека, два, три кабака’ вместо ‘Собор, четыре кабака’) сделана без указания: ‘Для цензуры’. В настоящем издании, как и в ПСС и ПССт 1967, восстановлено первоначальное чтение, так как замена является очевидным результатом автоцензуры (собор рядом с кабаком и тюрьмой).
По возвращении из-за границы Некрасов готовит к печати текст всей поэмы. Эта работа велась не ранее марта 1857 и не позднее февраля 1858 г. Наряду со значительными исправлениями стилистического и смыслового характера, улучшающими текст, в автографе ГБЛ (Зап. тетр. No 4) встречаются поправки, свидетельствующие о том, что, кончив поэму, Некрасов ‘начал ее портить’ {См.: Лебедев Ю. В. Текстологические заметки о поэме Н. А, Некрасова ‘Несчастные’.— О Некр., вып. II, с. 313—328.} (ср. намерение, высказанное в письме к Тургеневу от 6 декабря 1856 г.: ‘…может, и пройдет, если вставить несколько верноподданнических стихов’). Такие стихи были введены в конце поэмы (см.: Другие редакции и варианты, с. 320, вставка после ст. 868), правда не без колебаний (зачеркнутые в автографе, они вошли в печатный текст). Одновременно были исключены острые в цензурном отношении ст. 658—664 и 715—722. Последние (заключительное по автографам ИРЛИ Б и ГБЛ восьмистишие ‘Песни преступников’) не были окончательно отшлифованы поэтом. Сохранилось два варианта подвергавшихся переработке стихов (717—718). Первый — в автографе ИРЛИ Б: ‘В ней пышны царские чертоги, Но жалки избы [бедняков]’. Второй — в автографе ГБЛ (Зап. тетр. No 4): ‘В ней пышны барские чертоги, Но бедны избы мужиков’. Казалось бы, первый вариант, создававшийся без оглядок на цензуру, предпочтительнее. Но он вступает в противоречие с последующими стихами: ‘И нечем выкупить народа Царю у палачей-дворян’. Образ царского дворца в контексте заключительного восьмистишия оказывается двусмысленным. По-видимому, уже в Риме Некрасов колебался в оценке деятельности Александра II, хотя и не исключал возможности коренных преобразований ‘сверху’ (ср. также апофеоз Петра в монологах Крота). По возвращении из-за границы надежды Некрасова на реформы ‘сверху’ не пошатнулись. Поэтому он противопоставил добрую волю царя злой воле ‘палачей-дворян’ во втором варианте восьмистишия, оставшемся, однако, стилистически доработанным (дважды в первом четверостишии употребляется слово ‘бедный’: ‘бедна по милости воров’, ‘бедны избы мужиков’). Взгляд Некрасова на деятельность Александра II, вероятно остался не проясненным до конца. Лишь в 1858 г., после обнародования государственных рескриптов и начала деятельности губернских комитетов, поэт начинает сознавать иллюзорность своих надежд. Но вплоть до 19 февраля 1861 г. он не исключал возможности радикального решения крестьянского вопроса путем правительственных преобразований (см. об этом: Лебедев Ю. В. Чернышевский и Некрасов.— В кн.: Н. Г. Чернышевский. Эстетика литература, критика. Л., 1979, с. 116—136).
В настоящем издании восстановлен полный текст ‘Песни преступников’ с порядком расположения частей по автографам ИРЛИ Б и ГБЛ (Зап. тетр. No 4). В прижизненных изданиях Некрасов, стремясь намекнуть читателю на то, что последнее восьмистишие исключено по цензурным причинам, нумеровал второе восьмистишие определенным образом: или ‘2,—3’, или ‘3’, оставляя над этой цифрой цифру ‘2’, пробел и черту (см.: Другие редакции и варианты, с. 323—324). Третье восьмистишие цензура не пропустила даже в 1905 г., когда А. Н. Пыпин хотел опубликовать его в книге ‘Н. А. Некрасов’ (см. корректурную гранку книги А. Н. Пыпина — ИРЛИ, ф. 250, оп. 5, No 49).
Первоначально Некрасов хотел напечатать поэму в сборнике, посвященном памяти Белинского и издаваемом в пользу его дочери (см.: ПСС, т. X, с. 361, 370). Но издание это не осуществилось, и поэма была опубликована в No 2 ‘Современника’ за 1858 г. По требованию цензуры Некрасов изменил заглавие (вместо ‘Несчастные’ — ‘Эпилог ненаписанной поэмы’), а также внес ряд дополнительных изменений в текст: вместо ‘гордого дворца’ — ‘гордых кораблей’ (ст. 162), вместо ‘дворцами’ — ‘домами’ (ст. 242), вместо ‘недовольной нищеты’ — ‘невеселой нищеты’ (ст. 207) и др. Некоторые из этих искажений поэт исправил см. варианты авторизованной копии ИРЛИ, Ст 1861, Ст 1864 и др.— Другие редакции и варианты, с. 320—321, 323—324). Но наиболее существенные искажения и пропуски (ст. 251, 658—664, 715—722, 804) при жизни поэта не исправлялись и не восстанавливались.
Однако и в приспособленном к цензурным требованиям виде поэма вызвала неудовольствие властей. Чиновник особых поручений гр. Комаровский сообщал министру народного просвещения, что герой ‘Эпилога ненаписанной поэмы’ — ‘идеализированный колодник, по-видимому сосланный за политическое преступление, в что ‘панегирик безымянному колоднику’ в поэме имеет своей целью ‘общественный протест’. Предсмертное видение Крота Комаровский назвал ‘пророчески двусмысленным’, усмотрев в нем изображение будущей революции. На основании донесения Кемеровского председателю Петербургского цензурного комитета было предложено сделать выговор цензору, пропустившему эти стихи (см.: Евгеньев-Максимов В. ‘Современник’ при Чернышевском и Добролюбове. Л., 1936, с. 226—229).
Н. Г. Чернышевский в романе о новых людях ‘Алферьев’ использовал в качестве эпиграфа стихи из ‘Песни преступников’, глубоко ощущая революционный пафос поэмы Некрасова, хотя ореол жертвенности и аскетизма, которым окружена в ‘Несчастных’ личность Крота, не вполне отвечал духу этики ‘разумного эгоизма’. Культ героев, характерный для некрасовского подхода к изображению ‘народных заступников’, был прямым следствием типичных для поэта сомнений в ближайших перспективах кресть-япской революции.
Поэма, явившаяся первым произведением о политических ссыльных на каторге, имела шумный успех в среде прогрессивной русской интеллигенции. Некрасов читал ее на литературных вечерах. По воспоминаниям Е. И. Новиковой-Зариной, ‘…его голос, глубокий и надорванный, удивительно отвечал колориту поэмы. Не знаю, сколько времени безмолвствовал зал, но потом вдруг, как взрыв, раздались неистовые аплодисменты и бурные крики…’ (Резец, 1938, No 3, с. 21). Д. И. Писарев в статье ‘Писемский, Тургенев, Гопчаров’ назвал ‘Эпилог ненаписанной поэмы’ в ряду стихотворений, автора которых ‘знает и любит живая Россия’ (РСл, 1861, К 11, отд. II, с. 6). А. А. Григорьев, ‘исчисляя лучшие по вдохновению стихотворения поэта’, отметил ‘среди наиболее действующих на публику’ и на него лично поэму ‘Несчастные’, хотя ‘апология Петра’ в ней коренным образом противоречила его славянофильским убеждениям (В, 1862, No 7, отд. ‘Критическое обозрение’, с. 46). К числу ‘лучших произведений’ поэта отнес ‘Несчастных’ А. Пятковский (см.: Книжный вестник, 1861, No 24, с. 436). ‘Горячо прочувствованное и глубоко созревшее произведение’ увидел в поэме Е. Эдельсон (БдЧ, 1864, No 9, отд. 3, с. 13). Обстоятельный анализ драматической судьбы лирического героя поэмы, ‘впервые увидевшего ‘божий свет’ под кровлей ‘старых хором», дал критик журнала ‘Светоч’ в статье ‘Стихотворения Н. Некрасова’ (Св, 1862, No 1, отд. ‘Критическое обозрение’, с. 1-106).
Уже в первых критических откликах современники обратили внимание на автобиографические мотивы в поэме: впечатления детства в крепостнической усадьбе, образ матери поэта, тема утраты иллюзий в столице. В описании провинциального городка знакомые Некрасова узнавали Спасск, Казанской губернии, ‘на болотистой площади которого Некрасову случалось стрелять дупелей’ (Успенский Н. В. Из прошлого. М., 1889, с. 231—233).
Определенную часть критических отзывов объединяла тенденция считать поэму незаконченной, хаотичной и пестрой в стилистическом отношении. Так, Вс. Крестовский отнес ‘Несчастных’ к числу вещей, которые не выстраданы, не прочувствованы поэтом и пишутся ‘ради одной только заключительной фразы’. По Крестовскому, ‘Несчастные’ — поэма ‘аффектированная и добродетельная, изображающая каторжников до того добродетельными, что они даже заслуживают любовь и благоволение своих начальников, вещь ложная и ложная самим незнанием изображаемой жизни…’ (РСл, 1861, No 12, отд. II, с. 70). ‘Не по замыслу поэма слаба, отнюдь нет,— замечал А. С. Суворин,— а по исполнению, по неудачной аффектации, по некоторой ходульности и мелодраматизму. Г. Некрасов знает, что человек-гражданин нужен, а не бесплотное существо, каким он представил своего героя’ (Рус. речь, 1861, No 103—104, с. 809). О фальшивых нотках в изображении взаимоотношений политических ссыльных с уголовными преступниками писал О. Ф. Миллер в указанной выше книге ‘Публичные лекции. Русская литература после Гоголя’. П. Ф. Якубович также увидел в поэме много мелодраматизма, ‘немыслимого в живой действительности’ (Мельшин Л. <Якубович П. Ф.> Н. А. Некрасов, его жизнь и литературная деятельность, с. 68).
В работах советских исследователей выяснены истоки романтической условности в изображении революционера на каторге и его взаимоотношений с уголовными преступниками, изучены усвоенные Некрасовым в ‘Несчастных’ литературные традиции (см.: Жовтис А. Л. К вопросу о традициях революционного романтизма в творчестве Н. А. Некрасова (поэма ‘Несчастные’).— Вестник АН Казахской ССР, 1952, No 12, с. 75—86, Опришко Е. Н. К вопросу о реализме поэмы Н. А. Некрасова ‘Несчастные’.— Науч. зап. Днепропетровского гос. ун-та, 1957, т. 71, с. 31—41, Лучак А. А. Время и герой. Душанбе, 1962, Чуковский К. И. Мастерство Некрасова. М., 1971, с. 47—53, Лебедев Ю. В. Н. А. Некрасов и русская поэма 1840—1850-х годов. Ярославль, 1971, Гаркави А. М. Пушкинская традиция в поэме Некрасова ‘Несчастные’.— О Некр., вып. IV, с. 91—108).
Еще в XIX в. поэма ‘Несчастные’ была включена в книгу избранных переводов сочинений Некрасова на французский язык: Nekrasov N. Poesies populaires. Traduites par E. Halperine-Kaminsky et Ch. Morice. Paris, 1886. Во вступительной статье ‘Poesies populaires’ M. де Вопоэ отмечал совершенство композиционного построения поэмы и обращал внимание на полемический аспект в изображении Петербурга у Некрасова по отношению к пушкинскому Петербургу в ‘Евгении Онегине’ и ‘Медном всаднике’.
‘Несчастные’ — народное название заключенных и ссыльнокаторжных.
Ст. 25—57. Переступить порог не смея ~ С рукой и сердцем принесет.— В этом фрагменте поэмы использованы образы и мотивы ‘Руслана и Людмилы’ Пушкина.
Ст. 123—130. С певцом твоих громад красивых ~ В движенье гордой суеты! — Имеется в виду изображение картин петербургского утра в ‘Евгении Онегине’ и тема Петербурга в ‘Медном всаднике’ Пушкина.
Ст. 193—194. Вот идет солдат За фурой вроде погребальной…— Речь идет о закрытой тюремной карете, в которой перевозили арестантов.
Ст. 861. Восторгом взор его сиял…— скрытая цитата из стихотворения Пушкина ‘Клеопатра’ (‘Восторг в очах его сиял’). В автографе ИРЛИ В цитата была точной и сопровождалась примечанием (по-видимому, Некрасова): ‘Стих Пушкина’.
Ст. 868. Прощенья благовест достиг.— В день коронации Александра II, 26 августа 1856 г., была объявлена амнистия всем репрессированным по делу 14 декабря 1825 г.
Печатается по Ст 1879, т. I, с. 243—249.
Впервые опубликовано: С, 1857, No 9 (ценз. разр. — 31 авг. 1857 г.), с 115—122, с подписью: ‘Н. Некрасов’, в составе пяти глав, без ст. 107—114, 149—152, с исправлениями в ст. 14—15, 40, 67, 69, 88, 116—118, 179, внесенными по цензурным и автоцензурным соображениям.
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1861, ч. 1, в составе четырех глав, с восстановлением ст. 107—114, с отточиями вместо ст. 115—118, 149—152 и с устранением исправлений, внесенных по цензурным соображениям, в ст. 14—15, 40, 67, 69, 88, 179 (перепечатано: 1-я часть всех последующих прижизненных изданий ‘Стихотворений’, Ст 1879, т. I, по словам редактора этого издания С. И. Пономарева, ‘с немногими исправлениями, указанными самим автором’ (Ст 1879, т. IV, с. XLIX): ст. 116—118, 147—152 даны в окончательной редакции, исправлен ст. 173).
Беловой автограф главы 3, с датой: ’28 дек. 1856. Рим’ — ГБЛ (Зап. тетр. No 4, л. 37—38). Авторизованная копия журнального текста — ИР ЛИ (Тетр. Панаевой, л. 2—8). В этой копии глава 4, напечатанная в ‘Современнике’, вычеркнута рукой поэта (как известно, более в текст поэмы не включалась).
Датируется 1856—1857 гг. За исключением главы 3, поэма писалась летом 1857 г. после возвращения Некрасова из-за границы в июне 1857 г.
Глава 3 посвящена окончившейся Крымской войне, защите Севастополя, героизму русского народа, восхищавшему поэта. Недаром сам он хотел ехать в Севастополь. ‘Хочется ехать в Севастополь,— сообщает он Тургеневу 30 июня — 1 июля 1855 г.— Ты над этим не смейся. Это желание во мне сильно и серьезно — боюсь, не поздно ли уже будет?’. Тогда же в рецензии на брошюру ‘Осада Севастополя’, напечатанной в ‘Современнике’, Некрасов писал: ‘Несколько времени тому назад корреспондент газеты ‘Times’ сравнивал осаду Севастополя с осадою Трои. Он употребил это сравнение только в смысле продолжительности осады, но мы готовы допустить его в гораздо более обширном смысле, именно в смысле героизма, которым запечатлены деяния защитников Севастополя… Мы решительно утверждаем, что только одна книга в целом мире соответствует величию настоящих событий — и эта книга ‘Илиада» (ПСС, т. IX, с. 263—264).
Глава 4 поэмы в первопечатном тексте (см.: Другие редакции и варианты, с. 325—326) включала ряд сочувственных строк о реформах Александра II. Видимо, это было тактическим ходом, а не результатом заблуждений или иллюзий, о чем можно судить по письму Некрасова к И. С. Тургеневу от 25 декабря 1857 г.: ‘Кстати расскажу тебе быль, из коей ты усмотришь, что благонамеренность всегда пожинает плоды свои. По возвращении из-за границы тиснул я ‘Тишину’ (наполовину исправленную), а спустя месяц мне объявлено было, чтоб я представил свою книгу на 2-е издание’.
Цензурное вмешательство привело к существенному искажению ряда строк: вместо ‘Тяжеле стонов не слыхали’ в ‘Современнике’ напечатано ‘Молитвы жарче не слыхали’, вместо ‘Проклятья стоны и молитвы’ — ‘Прощанья, стоны и молитвы’, вместо ‘Ни божьих, ни ревижских душ’ — ‘Безропотно покорных душ’. После смерти поэта было найдено следующее написанное им объяснение, касающееся стихов, вызвавших возражения цензуры:
‘Пусть ропот укоризны
За мною по пятам бежал
Здесь автор разумел дошедшие до него за границу слухи, что многие обвиняли его в нелюбви к родине.
Христос снимет
С души оковы
Никакая мирская власть не может наложить оков на душу, равно как и снять их. Здесь разумеются оковы греха, оковы страсти, которые налагает жизнь и человеческие слабости, а разрешить может только бог.
Прибитая к земле слезами
Рекрутских жен и матерей
Что война есть народное бедствие и что после нее остаются сироты, вдовы и матери, лишившиеся детей,— об этом я не считал неудобным упомянуть в стихах, тем более что это уже относится к прошедшему.
Проклятья, стоны и молитвы
Носились в воздухе…
Проклинали пленные враги, стонали раненые, молились все пораженные бедствием войны. Если зачеркнуть проклятия на том основании, что, может быть, проклинали и свои, то вслед за тем придется зачеркнуть и стоны, потому что, может быть, стонали не от одних ран,— а затем придется зачеркнуть и молитвы, потому что мало ли о чем можно молиться?
Военный поп
Известно, что после войска самые страдательные лица в войне врач и поп, едва успевающие лечить и отпевать. Потому, упомянув о враче, я упомянул и о попе, служащем при войске,— в этом смысле употреблено прилагательное военный’ (ГБЛ, ф. 195, М5769. 2. 4).
Поэма выражает горячее чувство любви к родине, с особой силой охватившее поэта после возвращения в Россию из Рима, и тесно связана с другими его произведениями середины 1850-х гг., посвященными войне (‘Внимая ужасам войны…’) и народу (‘Несчастные’, ‘В столицах шум…’) (см. об этом: Лебедев Ю. В. Н. А. Некрасов и русская поэма 1840—1850-х годов. Ярославль, 1971, с. 104—108, 112—115 и др.). Героем поэмы стал народ как целое. События войны, ожидание перемен привнесли в поэму живое ощущение истории народа и его силы. Л. Н. Толстой в письме Некрасову от И октября 1857 г. называл первую часть поэмы ‘чудесным самородком’ (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Сер. 3. Письма, т 60 М., 1949, с. 225).
‘Тишина’ была воспринята современниками как новое слово в поэзии Некрасова, но почти сразу же истолкована некоторыми критиками в примирительном духе: ‘Содержание его (стихотворения ‘Тишина’,— Ред.),— писал анонимный рецензент ‘Сына отечества’ (возможно, это был В. Р. Зотов),— резко противоречит духу его прежних произведений, и мы должны отметить эту перемену в направлении таланта г. Некрасова, конечно весьма приятную для всех, кто желает видеть в поэте истинное смирение, покорность воле провидения вместо тяжелой грусти, недовольства своею судьбою и других прежних свойств его поэзии. Как не порадоваться такой перемене! Г-н Некрасов был за границей и не нашел там ничего, он поехал назад, и вот перед ним:
Храм божий на горе мелькнул
И детски чистым чувством веры
Внезапно на душу пахнул…