Источник: Байрон. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1904.
Стр. 224.
Тамъ, гд надъ грозною скалою
Вознесся памятникъ герою
Аинъ прекрасныхъ.
‘Гробница на выдающейся въ море скал, нкоторыми принимаемая за могилу емистокла’. (Прим. Байрона).
Кумберландъ приводитъ нсколько стиховъ изъ Платона о могил емистокла: ‘На морскомъ берегу, надъ волнами, должна стоять твоя гробница, о емистоклъ, пусть она указываетъ купцу путь въ твою родную землю. А когда нашимъ судамъ придется идти въ бой,— Аины должны побдить, взирая на твою могилу’.
О дивный край, гд круглый годъ
Весна природ ласку шлетъ.
‘Гяуръ представляетъ одинъ изъ замчательнйшихъ примровъ блестящаго расцвта фантазія Байрона’, говоритъ Муръ. Эта поэма постепенно разросталась подъ его рукою и въ послдовательно дополняемыхъ изданіяхъ, отъ 400 стиховъ, изъ которыхъ состоялъ первоначальный текстъ, достигла 1400. Принятый имъ планъ — дать рядъ отрывковъ, рядъ наудачу подобранныхъ восточныхъ перловъ’,— давалъ ему полную свободу включать въ это произведеніе самыя разнообразныя картины, какія только рисовало ему воображеніе. Какъ мало стснялся поэтъ относительно расположенія и взаимной связи этихъ добавленій,— видно изъ одной его замтки къ настоящему отрывку, въ которой онъ говоритъ: ‘Я еще не ршилъ, куда вставить прилагаемые стихи, ршу, когда увижусь съ вами: у меня не осталось списка’. Въ первомъ изданіи поэмы — этого отрывка (отъ ст.: ‘О дивный край’… до ст.: ‘Ложатся тни скалъ густыя’, стр. 227) не было.
Стр. 225.
Цвтетъ тамъ роза — королева
Сладкоголосыхъ соловьевъ.
(Въ подлинник: ‘Султанша соловья’), ‘Любовь соловья къ роз — извстная персидская басня. Если не ошибаюсь, — ‘Бульбуль съ тысячью псенъ’— одно изъ названій соловья’ (Gрим. Байрона).
О влюбленномъ соловь Байронъ упоминаетъ во многихъ стихотвореніяхъ. Такъ, въ ‘Абидосской Невст’:
Любовникъ розы, соловей
Прислалъ теб цвтокъ свой милый.
Любовь соловья и розы — одинъ изъ очень распространенныхъ мотивовъ восточной поэзіи. одинъ изъ древнйшихъ персидскихъ поэтовъ Фирдуси (XI в.) говоритъ, что розы вздохами отвчаютъ на пніе соловьевъ. Джелаледдинъ Руми (XIII в.) писалъ, что лиліи разсказываютъ кипарисамъ о тайнахъ соловья и розы. Гафизъ (ХГ в.) проситъ розу, султаншу по красот, упоенную счастьемъ, не удаляться гордо отъ бдныхъ соловьевъ. Турецкій поэтъ XVI в. Фазли написалъ большую поэму: ‘Роза и Соловей’ и т. д.
(Въ подлинник: ‘гитару’). ‘Греческіе матросы по ночамъ постоянно играютъ на гитар. При легкомъ попутномъ втр или во время штиля музыка эта всегда сопровождается пніемъ, а иногда и пляской’. (Прим. Байрона).
Стр. 225. Кто надъ умершимъ наклонился…
‘Когда поэтъ пріобртаетъ извстность въ обществ, тогда его дарованія и сила ума. проявляющіяся въ его ежедневныхъ отношеніяхъ къ людямъ, такъ или иначе отражаются и на его произведеніяхъ, усиливая впечатлніе, получаемое отъ нихъ публикою. Этимъ отчасти объясняется сильное впечатлніе, произведенное Гяуромъ. Отрывокъ, начинающійся словами: ‘Кто надъ умершимъ наклонился’, такъ прекрасенъ, такъ оригиналенъ и такъ возвышается надъ уровнемъ обыкновенной поэзіи, что одного этого отрывка, при объясненныхъ условіяхъ, было бы достаточно для того, чтобы прославить всю поэму’. (Бриджесъ).
Стр. 225.
Таковъ спокойной и прекрасной
Она является средь насъ,
Когда пробьетъ кончины часъ.
‘Я думаю, что лишь немногіе изъ моихъ читателей имли случай видть то, что я здсь попытался описать, но у тхъ, кто это видлъ, вроятно, сохранилось скорбное воспоминаніе о той своеобразной красот, какая проявляется, за немногими исключеніями, въ лиц мертвеца, черезъ нсколько часовъ посл того, какъ ‘отлетитъ душа’, и всего на нсколько часовъ. Замчательно, что въ случаяхъ насильственной смерти отъ огнестрльныхъ ранъ черты лица всегда имютъ болзненное выраженіе, какою бы природною энергіею ни отличался умершій, а въ случа смерти отъ холоднаго оружія лицо сохраняетъ выраженіе жестокости, какъ вліяніе послдней мысли’. (Прим. Байрона).
Стр. 225.
Таковъ Эллады край чудесный,
Уже умершей, но прелестной.
‘Въ книг Даллоуэя ‘Константинополь», которую Байронъ, но всей вроятности, читалъ, я нашелъ одну цитату изъ ‘Исторіи Греціи’ Джилли, въ которой, можетъ-быть, заключается первое зерно мысли, такъ превосходно развитой поэтическимъ геніемъ: ‘Современное состояніе Греціи’, въ сравненіи съ древнимъ, это нмой мракъ могилы въ сравненіи съ живымъ блескомъ дятельной жизни’. (Муръ).
Стр. 225.
Ея лучи еще блестятъ,
Но землю все жъ не оживятъ.
‘Въ этомъ замчательномъ отрывк заключается безконечная красота, которая производитъ сильное, хотя скорбное и, можно сказать, угнетающее впечатлніе. Здсь авторъ даетъ прекрасную, по молчаливую и грустную картину нкогда оживленныхъ и славныхъ береговъ Греціи,— картину, боле правдивую, боле мрачную и боле совершенную, нежели какая-либо изъ существующихъ въ нашей поэзіи’. (Джеффри).
Стр. 225.
О, край героевъ вдохновенныхъ!
Начиная съ этого стиха и до конца отрывка рукопись писана торопливо и очень неразборчиво, какъ будто бы эти блестящіе стихи вылились сразу въ порыв поэтическаго вдохновенія, и рука поэта не поспвала за быстрымъ полетомъ его фантазіи.
Стр. 226.
Они ничтожными рабами
Раба презрннаго живутъ.
‘Аины отданы въ собственность кизляръ-аг,— гаремному рабу, стерегущему женщинъ, который назначаетъ мстнаго воеводу. Сводникъ и евнухъ (выраженія не изысканныя, но врныя) управляетъ правителемъ Аинъ!’ (Прим. Байрона).
Стр. 227.
‘Разсказъ ведется отъ лица турецкаго рыбака, который цлый день работалъ въ Эгинскомъ залив, а къ вечеру, опасаясь майнотскихъ пиратовъ, которыми кишатъ берега Аттики, присталъ съ своей лодкой въ гавани Порто-Леоне, древняго Пирея. Онъ становится очевидцемъ почти всхъ разсказанныхъ въ повсти событій, а въ одномъ изъ нихъ играетъ главную роль. Его чувствамъ, и въ особенности — его религіознымъ предразсудкамъ мы обязаны нкоторыми изъ самыхъ сильныхъ и блестящихъ мстъ поэмы’. (Джорджъ Эллисъ).
Стр. 228.
Пальбы ружейной огоньки.
‘Наступленіе Байрама возвщается пушечнымъ выстрломъ при закат солнца, въ теченіе ночи вс мечети иллюминуются, и праздникъ возвщается выстрлами изъ всякаго рода мелкаго оружія, заряжаемаго пулями’. (Прим. Байрона).
Стр. 228.
И легкій конь впередъ летитъ.
Какъ ловко брошенный джиритъ.
‘Джиритъ’ или ‘джерридъ’ тупой турецкій дротикъ, который бросаютъ съ лошади съ большою силою и мткостью. Это — любимое упражненіе мусульманъ, но я не знаю, можно ли его назвать ‘мужественнымъ’, такъ какъ въ немъ больше всхъ отличаются черные евнухи въ Константинопол. Посл нихъ, изъ всхъ, мною виднныхъ, самымъ ловкимъ былъ одинъ мамелюкъ въ Смирн. (Прим. Байрона).
Стр. 228.
…Въ его глазахъ
Сначала виденъ былъ лишь страхъ,
Но вскор дикій гн 123,въ родился…
‘Каждое движеніе этого бурнаго всадника полно безпокойства и страсти. На середин своего пути, на виду у изумленнаго зрителя, онъ внезапно сдерживаетъ своего скакуна и, приподнявшись на стременахъ, съ нетерпливою тоскою смотритъ на далекій городъ, иллюминованный по случаю праздника Байрама, затмъ, поблднвъ отъ гнва, поднимаетъ руку, какъ бы съ угрозою повидимому врагу, но, очнувшись отъ своего страстнаго самозабвенія при звук своей сабли, снова бросается впередъ — и исчезаетъ..’ (Джорджъ Эллисъ).
Стр. 228.
…коль самумъ въ степи промчится,
Все въ прахъ печальный обратится.
‘Вихрь въ пустын, гибельный для всякаго живого существа и часто упоминаемый въ восточной поэзіи’ (Прим. Байрона).
Стр. 229.
Потоки льются дождевые
Сквозь окна въ комнаты пустыя.
‘Эта часть разсказа не только заключаетъ въ себ блестящія и врныя картины, но и вообще составлена съ большимъ вкусомъ. Рыбакъ сообщалъ до сихъ поръ только о необыкновенномъ, явленій, возбудившемъ его любопытство, и желалъ объяснить слушателямъ его причину, но вмсто этого объясненія онъ останавливается на проклятіяхъ Гяуру, на описаніи заброшеннаго. нкогда роскошнаго дворца Гассана и на жалобахъ на безвременную гибель послдняго, а также и Леилы, и на то, что теперь уже прекратилось то гостепріимство, какое тамъ всегда оказывалось. Какъ бы невольно и безсознательно опъ открываетъ намъ катастрофу своего разсказа — и такимъ образомъ подготовляетъ обращеніе къ сочувствію слушателей, все еще оставляя ихъ въ недоумніи’. (Джорджъ Эллисъ).
Стр. 230.
Бгутъ жилья, гд ситной пищей
Съ любовью ихъ не угостятъ,
Въ подлинник: ‘И не остановится тамъ утомленный путникъ, чтобы поблагодарить за святую хлбъ-соль’.
Раздлить трапезу, ‘пость хлба-соли’ съ хозяиномъ значитъ для гостя — обезпечить свою безопасность, даже если онъ — врагъ, его особа становится священною. (Прим. Байрона).
Гостепріимства канулъ слдъ.
‘Едва ли нужно объяснять, что милосердіе и гостепріимство — первыя обязанности, которымъ учитъ Магометъ, и, сказать по правд, широко практикуются его учениками. Лучшая похвала вождю — прославленіе его доброты, а затмъ уже — храбрости’. (Прим. Байрона).
Стр. 230.
…Вижу я блистанье
Ихъ ятагановъ дорогихъ.
‘Ятаганъ — длинный кинжалъ, который носятъ за поясомъ. въ металлическихъ, обыкновенно — серебряныхъ ножнахъ, а у боле богатыхъ людей въ позолоченныхъ или золотыхъ’. (Прим. Байрона).
Въ зеленомъ плать предъ отрядомъ
Идетъ поспшно самъ эмиръ.
‘Зеленый цвтъ составляетъ привилегію многочисленныхъ претендентовъ на происхожденіе отъ Пророка, у которыхъ, какъ предполагается, вра какъ родовая принадлежность) исключаетъ необходимость добрыхъ длъ. Эти люди — самые дурные представители всего этого индифферентнаго племени’. (Прим. Байрона).
‘Синекрылая кашмирская бабочка, самая рдкая и красивая’. (Прим. Байрона).
Стр. 231.
Но скорпіонъ его вдругъ самъ
Въ себя съ отчаяньемъ вонзаетъ.
‘Говорится о сомнительномъ самоубійств скорпіона, надъ которымъ любезные философы производятъ опыты. Нкоторые говорятъ, что его хвостъ обращается къ голов только въ предсмертной конвульсіи, другіе дйствительно видятъ въ этомъ движеніи самоубійство. Скорпіоны, наврное, очень заинтересованы въ скорйшемъ разршеніи этого вопроса, такъ какъ, если будетъ доказано, что они представляютъ собою Катоновъ среди наскомыхъ, то имъ, вроятно, дозволено будетъ жить до тхъ поръ, пока они заблагоразсудятъ, не подвергаясь мученіямъ изъ-за гипотезы’. (Прим. Байрона).
Стр. 231.
Когда ночная скрыла тнь
Послдній Рамазана денъ.
‘Конецъ Рамазана возвщается пушечнымъ выстрломъ при закат солнца’. (Прим. Байрона).
Чистйшимъ пламенемъ сверкали
Они какъ рдкостный рубинъ.
(Въ подлинник: ‘Какъ драгоцнный камень Джамшида’),— знаменитый баснословный рубинъ султана Джамшида, украсившаго Истахаръ. Этотъ камень назывался Шебджерагъ или ‘факелъ ночи, также — ‘чаша солнца’ и пр. Въ первомъ изданіи имя ‘Джіамшидъ’ было трехсложное: такъ пишетъ его д’Эрбело, но потомъ мн сказали, что у Ричардсона оно пишется и произносится, какъ двухсложное: ‘Джамшидъ’. Я принялъ это послднее произношеніе’. (Прим. Байрона).
‘Въ первомъ изданіи Байронъ написалъ: Bright as the gem of Giamshid, когда я замтилъ ему, основываясь на персидскомъ словар Ричардсона, что это неправильно,— онъ передлалъ: Bright as the ruby of Giamshid, тогда я опять написалъ ему, что сравненіе глазъ героини съ рубиномъ можетъ подать поводъ къ замчанію, что у нея были красные глаза,— и онъ исправилъ стихъ окончательно. Bright as the jewel of Giamshid’. (Муръ.)
Стр. 231.
Хотя бъ надъ огненнымъ потокомъ
На эль-Сират я стоялъ.
‘Эль-Сиратъ — ‘мостъ широты’, уже паутины голоднаго паука и остре лезвія меча. По этому мосту мусульмане должны бжать въ рай, куда нтъ иного входа. Но это еще не самое худшее: подъ этимъ мостомъ течетъ огненная рка, представляющая, какъ и слдуетъ ожидать, ‘facilis descensus Аverni’ для неловкихъ и слабыхъ на ноги, что не особенно пріятно для слдующаго путника. Это — самая короткая дорога въ адъ для евреевъ и христіанъ’ (Прим. Байрона).
Что нтъ души у нихъ въ тлахъ.
‘Распространенная ошибка: Коранъ отводитъ по крайней мр третью часть рая добродтельнымъ женщинамъ, но огромное большинство мусульманъ толкуетъ этотъ текстъ по-своему, исключая своихъ половинъ изъ небеснаго чертога. Будучи противниками платонизма, они не видятъ ‘ничего пригоднаго въ женскихъ душахъ и предпочитаютъ имъ гурій,— райскихъ двъ. общество которыхъ, по ученію Магомета, составляетъ главное блаженство правоврныхъ. Он не созданы изъ праха, подобно смертнымъ женщинамъ, и потому обладаютъ неувядающими прелестями и вчной юностью’. (Прим. Байрона).
Ланитъ ея румянецъ ясный
Съ цвткомъ гранаты споритъ могъ.
‘Восточное сравненіе, которое, хотя и заимствовано, можетъ показаться, пожалуй, ‘plus arabe qu’en Arabie’. (Прим. Байрона).
Стр. 232.
О, Фратестана цвтъ чудесный!
‘Франгестанъ — земля черкесовъ’. (Прим. Байрона).
Байронъ ошибся: ‘Франгистанъ’. т. е. страна Франковъ, означаетъ христіанскую Европу.
Стр. 233.
Вотъ лсъ предъ ними, ‘Бисмиллахъ’!
Теперь откинуть можно страхъ.
‘Бисмиллахъ’— ‘Во имя Бога’: такъ начинаются вс главы корана, кром одной а также — молитвы и благодаренія’. (Прим. Байрона).
Стр. 234.
И, потрясая бородой,
Отъ гнва къ верху поднятой.
‘Явленіе довольно обычное у разгнваннаго мусульманина. Въ 1809 г., на одной дипломатической аудіенціи, усы Капитана-паши задвигались отъ негодованія не мене яростно, чмъ у тигра, къ ужасу всхъ драгомановъ, эти зловщіе усы то скручивались, то сами собою выпрямлялись, и можно было каждую минуту ожидать, что они измнятъ свой цвтъ, но, наконецъ, они соблаговолили опуститься, чмъ, вроятно, спасено было больше головъ, нежели въ нихъ было волосъ. (Прим. Байрона).
И ‘Амаунъ’ — призывъ къ пощад.
‘Амаунъ’ (собств. ‘аманъ’) — милость, прощеніе.
Стр. 236.
Въ окно доносится съ луговъ
Негромкій звонъ колокольцовъ.
Этотъ отрывокъ впервые явился въ пятомъ изданіи поэмы. ‘Посылаю вамъ еще корректуры’, писалъ Байронъ Меррею 10 августа 1813 г. ‘Я, кажется, никогда не кончу этой проклятой исторіи. Ecce signum — вставлено тридцать три новыхъ стиха,— къ величайшему неудовольствію наборщика и, боюсь, не къ выгод вашей’.
Стр. 236. Чалма изъ камня…
‘Тюрбанъ или чалма на столб, съ написаннымъ на немъ стихомъ изъ корана — вотъ украшеніе могилы правоврнаго, все равно — на кладбищ или въ пустын. Въ горахъ вы часто наталкиваетесь на подобные памятники, и на ваши вопросы отвчаютъ, что здсь лежатъ жертвы возмущенія, разбоя или мести.’ (Прим. Байрона).
Лишь ‘Алла-Гу!’ призывъ святой.
‘Алла-Гу’!— заключительныя слова призыва муэззина къ молитв съ самой высокой галлереи минарета. Въ тихій вечеръ и когда у муэззина хорошій голосъ, что бываетъ нердко,— это производитъ впечатлніе боле торжественное и прекрасное, чмъ вс христіанскіе колокола. Минареть былъ впервые поставленъ Валидомъ, сыномъ Абдалмалека, у большой мечети въ Дамаск, для того, чтобы муэззинъ или глашатай могъ оттуда возвщать часъ молитвы. Съ тхъ поръ это обыкновеніе и удержалось до настоящаго времени’. (Прим. Байрона).
Стр. 236.
Но тамъ, на неб, двы рая
Его нетерпливо ждутъ…
‘Это — отрывокъ изъ боевой псни турокъ, ея вижу, я вижу черноокую дву рая,— и она машетъ платкомъ, зеленымъ платкомъ, и громко восклицаетъ: Приди. цлуй меня,— я люблю тебя’, и пр. (Прим. Байрона).
Тебя Монкиръ своей косой
Изржетъ…
‘Монкиръ и Некиръ — судьи мертвыхъ, подготовляющіе ихъ къ вчной мук. Если на ихъ вопросы подсудимый отвчаетъ неудовлетворительно, его ржутъ косой и бьютъ раскаленной булавой до тхъ поръ, пока онъ не будетъ надлежащимъ образомъ отдланъ, къ этому присоединяются еще и другія подобныя же испытанія. Обязанности этихъ ангеловъ — не шуточныя: ихъ только двое, а такъ какъ количество скончавшихся правоврныхъ гораздо больше, то у нихъ полны руки дла’ (Прим. Байрона).
Стр. 236.
… вчно долженъ ты вокругъ
Престола Эблиса кружиться.
‘Эблисъ — восточный князь тьмы. Д’Эрбело предполагаетъ, что это есть искаженіе греческаго . По арабской миологіи, Эблисъ былъ разжалованъ изъ своего первоначальнаго званія за то, что отказался исполнить высшее повелніе и поклониться Адаму. Онъ оправдывался тмъ, что онъ самъ созданъ изъ эирнаго пламени, между тмъ, какъ Адамъ — только изъ праха. (Прим. Байрона).
И какъ чудовищный вампиръ
Подь кровлю приходитъ родную.
‘Вра въ вампировъ распространена повсюду на Восток. Честный Турнефоръ разсказываетъ объ этихъ ‘вруколохахъ’ (такъ онъ ихъ называетъ) цлую длинную исторію, цитируемую Соути въ примчаніяхъ къ ‘Талаб’. По новогречески они называются ‘вардулахами’. Я зналъ цлую семью, которая пришла въ ужасъ отъ криковъ ребенка, приписывая ихъ посщенію такого непрошеннаго гостя. Греки никогда не произносятъ этого названія безъ ужаса. Я полагаю, что подлинное старое греческое названіе вампира — ‘бруколока’: по крайней мр, такъ называли Арсенія, который, по греческому преданію, былъ посл своей смерти оживленъ дьяволомъ. Впрочемъ, современные греки yпотребляютъ названіе, мною приведенное’. (Прим. Байрона).
Стр. 238.
Когда съ кровавыми устами..,
‘Свжій цвтъ лица и губы, запачканныя кровью, составляютъ несомннные признаки вампира. Въ Венгріи и Греціи объ этихъ существахъ разсказываются самыя странныя исторіи, изъ которыхъ многія удостовряются самыми чудовищными росказнями’. (Прим. Байрона).
Ты духовъ ада оттолкнешь.
‘Мы можемъ предполагать, что разсказчикъ закончилъ свою повсть, отрывки которой передаются Байрономъ, смертью Гассана, или его погребеніемъ на томъ мст, гд онъ палъ, или нсколькими нравоучительными размышленіями объ его судьб. Но мы уврены, что каждый читатель согласится съ нами, что интересъ, возбуждаемый этой катастрофой, значительно усиливается въ поэм и что заклинанія турка противъ ‘проклятаго’ гяура введены очень удачно и въ значительной степени содйствуютъ драматическому впечатлнію разсказа. Остальную часть поэмы, по нашему мннію, слдовало бы выдлить, какъ вторую часть, такъ какъ полная перемна мста дйствія и промежутокъ между событіями не мене, чмъ въ шесть лтъ, могутъ вызвать у читателя нкоторое недоразуменіе’. (Джоржъ Эллисъ).
Стр. 238.
Надвинувъ темный капюшонъ,
На міръ угрюмо смотритъ онъ.
Эта часть поэмы, до самаго конца, кром только послднихъ 16 стиховъ, была вставлена впослдствіи, частью во время печатанія, частью при слдующихъ изданіяхъ.
Стр. 240.
Иль панцырь онъ, иль острый мечъ.
Въ этомъ мст поэмы нкоторые критики усмотрли подражаніе Краббу. Байронъ писалъ по этому поводу одному изъ своихъ друзей: ‘Я прочелъ ‘Британское Обозрніе’, и думаю, что авторъ статьи во многихъ отношеніяхъ совершенно правъ. Меня огорчаетъ только обвиненіе въ подражаніи. Я никогда не видалъ этого мста у Крабба, а В. Скотту слдовалъ только въ лирическомъ размр, который настолько же принадлежитъ и Грею, и Мильтону, и всякому, кто захочетъ имъ воспользоваться. Гяуръ, конечно,— характеръ дурной, по не опасный, и я не думаю, чтобы его чувства и его судьба нашли много подражателей’. Дло идетъ о слдующемъ мст у Крабба: ‘Они какъ воскъ: растопи ихъ на огн — и они примутъ ту форму, какую ты желаешь, они легко поддаются измненіямъ и принимаютъ какой угодно отпечатокъ, подобно расплавленному желзу, которое также можетъ принимать любую форму’.
Такъ страждетъ бдный пеликанъ.
‘Пеликанъ — очень извстная птица, о которой говорятъ, что она кормитъ своихъ птенцовъ собственною кровью’. (Прим. Байрона).
Стр. 212.
Конецъ его неотвратимый
Тагиръ, предчувствіемъ томимый,
Ему зловще предсказалъ:
Свистъ пуль недаромъ онъ слыхалъ…
‘Эту вру въ ‘предслышаніе’ (настоящаго ‘предвиднія’ я никогда не встрчалъ на Восток) мн самому пришлось однажды наблюдать. Во время моей третьей поздки къ мысу Колонна, въ начал 1811 г., когда мы прозжали черенъ ущелье, ведущее изъ одной деревушки между Кератіей и Колонной, я замтилъ, что Дервишъ Тагири вдругъ съхалъ съ прямой дороги и опустилъ голову на руку, словно въ какомъ-то гор. Я подъхалъ къ нему и спросилъ, въ чемъ дло. ‘Намъ грозитъ опасность’, отвчалъ онъ.— ‘Что за опасность? Вдь мы не въ Албаніи и не въ проходахъ Эфеса, Месолонги или Лепанто, насъ много, мы хорошо вооружены, а у хорватовъ не хватитъ смлости для разбоя’.— ‘Это все правда, эффенди, а все-таки въ моихъ ушахъ звучитъ выстрлъ’. ‘Выстрлъ? Да съ самаго утра никто не выстрлилъ даже изъ пистолета’.— ‘А я все-таки его слышу,— бомъ, бомъ, такъ же отчетливо, какъ слышу вашъ голосъ’. — ‘Ну, вотъ!’ — Какъ вамъ угодно, эффенди, что написано, то и сбудется’. — Я оставилъ этого фаталиста, одареннаго такимъ острымъ слухомъ, и обратился къ его товарищу, христіанину Василію, у котораго уши хотя и не были пророческими, но не утратили способности воспріятія. Мы вс прибыли въ Колонну, провели тамъ нсколько часовъ и возвращались спокойно, обмниваясь между собою множествомъ остроумныхъ словъ, на множеств языковъ, напоминавшемъ вавилонское столпотвореніе, по поводу ошибки нашего прорицателя. Мы смялись надъ несчастнымъ мусульманиномъ по-ромейски, по-арнаутски, по-турецки, по-итальянски и по-англійски. Въ то время, какъ мы любовались прекраснымъ пейзажемъ, Дервишъ внимательно осматривалъ колонны. Я подумалъ, что онъ обратился въ антикварія, и спросилъ его. не сдлался ли онъ ‘человкомъ Палэокастро?’ — ‘Нтъ’, отвчалъ онъ,— ‘но эти столбы могутъ пригодиться при остановк’ и сдлалъ еще нсколько замчаній, изъ которыхъ было ясно, что онъ самъ врилъ въ свою способность предслышанія’. По возвращеніи въ Аины, Леоне (арестантъ, высаженный на берегъ нсколько дней спустя посл нашей поздки) разсказалъ вамъ о предполагавшемся нападеніи майнотовъ, о которомъ, а также и о причинахъ, почему оно не состоялось, упоминается въ примчаніяхъ къ II-й псн Чайльдъ-Гарольда. Мы начали разспрашивать его о подробностяхъ, и онъ съ такою точностью описалъ одежды, вооруженіе и вс примты лошадей нашего отряда, что — въ связи съ другими обстоятельствами — у насъ не осталось ни малйшаго сомннія въ томъ, что онъ самъ участвовалъ въ шайк и что мы находились въ дурномъ сосдств. Съ тхъ поръ Дервишъ на всю жизнь сталъ предсказателемъ, и я могу сказать, что теперь онъ слышитъ гораздо больше выстрловъ, чмъ когда-либо, къ великому удовольствію бератскихъ арнаутовъ и жителей его родныхъ горъ. Укажу еще на одну особенность этого своеобразнаго племени. Въ март 1811 г. одинъ замчательно упрямый и дятельный арнаутъ (кажется, это былъ уже пятидесятый) пришелъ ко мн съ предложеніемъ своихъ услугъ. Предложеніе было отклонено. ‘Ну, хорошо, эффенди’, сказалъ онъ. ‘Будьте здоровы. А я бы вамъ пригодился. Завтра я уйду изъ города въ горы, а на зиму опять вернусь, можетъ быть, тогда вы меня и возьмете’. Присутствовавшій при этомъ Дервишъ замтилъ, словно о самомъ обыкновенномъ дл: ‘А на это время онъ пойдетъ къ клефтамъ’ (разбойникамъ) и это оказалось совершенно врнымъ. Если этихъ людей не перержутъ, они на зиму возвращаются и преспокойно живутъ въ томъ самомъ город, гд часто хорошо извстны ихъ разбойничьи подвиги’. (Прим. Байрона).
Стр. 243.
Когда бъ у ней была могила,
То съ ней бы ложе раздлила
Моя печаль.
‘Это, по нашему мннію, лучшія мста поэмы, нкоторыя изъ нихъ полны такой красоты, которой едва ли найдется что-нибудь равное на нашемъ язык’. (Джеффри).
Любовь на неб рождена.
Эти стихи, до ст.: ‘Ахъ, нтъ, отецъ,— то не былъ бредъ’ (стр. 216), впервые явились только въ 5-мъ изданіи поэмы. Возвращая Моррею корректуру, Байронъ писалъ: ‘хотя и не безъ нкоторыхъ затрудненій, я ничего не прибавилъ къ этой зм-поэм, которая съ каждымъ мсяцемъ становится все длинне и длинне. Теперь она уже страшно длинна — больше, чмъ полторы псни Чайльдъ-Гаролъда. Послдніе стихи нравятся Годжсону. Это съ нимъ бываетъ не часто, а когда ему что-нибудь не нравится,— онъ говоритъ мн объ этомъ съ большой энергіей, и я начинаю сердиться и поправлять. Я не захотлъ смягчить жестокость нашего неврнаго и заставилъ его много наговорить о себ, для умирающаго этого много’…
Стр. 244.
Ахъ, что въ бесд мн твоей!
‘Рчь монаха опущена. По-видимому, она такъ мало подйствовала на страдальца, что едва ли можетъ подйствовать на читателя Достаточно сказать, что она была обычной длины (какъ можно замтить и по тому, что нетерпливый слушатель не разъ ее прерывалъ) и была произнесена въ обычномъ тон всхъ православныхъ пропопдниковъ’ (Прим. Байрона).
Стр. 210.
Пусть надписи надгробной видъ
Пришельца взоръ не привлекаетъ.
‘Обстоятельства, о которыхъ говорится въ этой повсти, не представляютъ въ Турціи чего-либо необыкновеннаго. Нсколько лтъ тому назадъ жена Мухтара-паши пожаловалась его отцу на предполагаемую неврность его сына, отецъ спросилъ, съ кмъ онъ ей измняетъ,— и она имла жестокость дать ему списокъ двнадцати красивйшихъ женщинъ въ Янин. Въ ту же ночь вс он были схвачены, зашиты въ мшки и брошены въ озеро. Одинъ изъ стражей, присутствовавшихъ при этомъ, передавалъ мн, что ни одна изъ этихъ жертвъ не издала ни крика и не выказала никакихъ признаковъ ужаса при столь внезапной разлук ‘со всмъ, что знаемъ, что мы любимъ’. Судьба Фрозины, красивйшей изъ этихъ жертвъ, послужила предметомъ многихъ ромейскихъ и арнаутскихъ псенъ. Сюжетомъ настоящей повсти послужила исторія одной молодой венеціанки, случившаяся много лтъ тому назадъ и теперь почти уже забытая. Я случайно услыхалъ этотъ разсказъ отъ одного изъ сказочниковъ, которыхъ всегда много въ восточныхъ кофейняхъ, гд они повствуютъ или распваютъ свои исторіи. Собственныя прибавки и вставки передающаго этотъ разсказъ легко отличаются отъ основного текста отсутствіемъ восточной фантазіи. Я жалю, что моя память сохранила такъ мало отрывковъ оригинала. Содержаніемъ нкоторыхъ примчаній я обязанъ отчасти Д’Эрбело, отчасти — истинно восточной и, какъ справедливо назвалъ ее г. Веберъ, ‘высокой’ повсти ‘Ватекъ’. Я не знаю, изъ какого источника авторъ этой замчательной книги почерпнулъ свои матеріалы, нкоторыя изъ ея подробностей можно найти въ ‘Bibliotheque Orientale’, но по врности въ изображеніи нравовъ, по красот описаній и по сил воображенія она далеко оставляетъ за собою вс европейскія подражанія и отличается такою оригинальностью, что т, кто бывалъ на Восток, съ трудомъ поврятъ, что это — не переводъ’ (Прим. Байрона). О ‘Ватек’ см.выше стр. 471.
Стр. 246. Повдалъ намъ о нжной дp3,в
И о враг, сраженномъ въ гнв.
‘Въ этой поэм, изданной вслдъ за двумя первыми пснями Чайльдъ-Гарольда, Байронъ началъ выказывать свои силы. Теперь онъ уже получилъ такое поощреніе, которое развязало его смлыя руки и придало его ударамъ ихъ естественную силу. Здсь мы впервые находимъ отдльныя мста, отличающіяся оригинальнымъ тономъ Байрона, но это произведеніе, все-таки, не однородно: поэтъ часто возвращается къ прежнему своему положенію и напоминаетъ манеру нкоторыхъ любимыхъ своихъ предшественниковъ: иногда у него звучатъ мотивы Вальтеръ Скотта. Но внутренняя буря, глубокая страсть, то скрытая, то внезапно прорывающаяся наружу отъ какого-нибудь случайнаго толчка, и та мучительная напряженность мысли, которая всегда будетъ отличать Байрона отъ другихъ писателей,— уже ясно сказываются здсь’ (Бриджесъ).