Г. Д. УЭЛЛСЪ
СОБРАНЕ СОЧИНЕНЙ ВЪ 9 ТОМАХЪ
ПОДЪ РЕДАКЦЕЙ
В. Г. ТАНА
Т. I
ИЗД. ‘ШИПОВНИКЪ’ СПБ.
1909.
КОЛДУНЪ ИЗЪ БРАТСТВА ПОРРО.
КОЛДУНЪ ИЗЪ БРАТСТВА ПОРРО.
(ПЕРЕВОДЪ В. Г. Тана).
Колдун из братства Порро, Уэллс Герберт Джордж, Год: 1895
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Первая встрча Поллока съ этимъ человкомъ случилась въ одной деревн на берегу рки, текущей сквозь лагуны за Полуостровомъ Трнера. Женщины этого края извстны красотой. Въ ихъ племени есть примсь европейской крови, еще со временъ Васко-де-Гамы и англійскихъ работорговцевъ. Этотъ человкъ, должно быть, тоже поддался своему кавказскому родству. Онъ ударилъ женщину ножемъ, какъ будто ревнивый любовникъ изъ итальянскаго простонародья,— и бросился на Поллока.
Поллокъ отбилъ ударъ револьверомъ, вышибъ ножъ, потомъ выстрлилъ и попалъ человку въ ладонь.
Онъ выстрлилъ еще разъ и далъ промахъ, только разбилъ стекло въ окн напротивъ. Тотъ человкъ нагнулся въ дверяхъ и поглядлъ изъ-подъ руки на Поллока. Передъ англичаниномъ мелькнуло лицо, опрокинутое внизъ и освщенное солнцемъ. Потомъ онъ остался одинъ, дрожа отъ возбужденія, въ полутьм хижины. Все произошло очень быстро, короче, чмъ можно разсказать словами.
Поллокъ осмотрлъ женщину. Она была мертва. Онъ подошелъ къ двери и выглянулъ наружу. Было очень свтло Полдюжины негровъ, носильщиковъ экспедиціи, стояли кучкой у своихъ зеленыхъ шалашей и смотрли въ его сторону, удивляясь выстрламъ. За ихъ спиной разстилалась широкая полоса берегового ила, чернаго и жирнаго, дальше тянулись наносы стволовъ папируса, водныя травы, за ними свинцовая гладь рки. Густыя деревья неясно синли на томъ берегу. Деревенскій плетень чуть мелькалъ въ тростник но въ этой сторон все было попрежнему спокойно.
Поллокъ осторожно вышелъ вонъ изъ хижины и направился къ рк, время отъ времени оглядываясь назадъ черезъ плечо. Но тотъ человкъ исчезъ. Поллокъ нервно стиснулъ въ рук револьверъ.
Одинъ изъ его людей вышелъ навстрчу и, подойдя, указалъ рукою на кусты за хижиной, туда, гд исчезъ тотъ человкъ. Поллокъ съ раздраженіемъ подумалъ о томъ, какъ глупо разыгралось все это приключеніе. Онъ сознавалъ свою вину и тмъ боле злился. Онъ думалъ также о томъ, что придется сказать Ватергаузу, умренному, почтенному, осторожному начальнику экспедиціи, который, конечно, серьезно посмотритъ на вещи. Поллокъ выругалъ крпкимъ словомъ и Ватергауза, и свою неудачу, и этотъ проклятый западный берегъ Африки, и всю постылую экспедицію. И въ то же самое время гд-то въ его мозгу копошился назойливый вопросъ: въ какой сторон горизонта можетъ скрываться тотъ убжавшій человкъ?
Собственно говоря, убійство, которое произошло на его глазахъ, мало смущало его. Въ послдніе три мсяца онъ видлъ такъ много жестокости, мертвыхъ женщинъ, обгорлыхъ хижинъ, сухихъ скелетовъ въ верховьяхъ рки Киттама, по свжимъ слдамъ разбойничьей конницы Софійцевъ,— что въ немъ притупилось всякое чувство жалости.
Но его безпокоила мысль, что все это дло, пожалуй, не окончится такъ просто.
Онъ обругалъ негра, который рискнулъ задать вопросъ, потомъ вошелъ въ палатку подъ апельсинными деревьями, гд отдыхалъ Ватергаузъ. Онъ чувствовалъ себя, какъ напроказившій школьникъ предъ кабинетомъ учителя, въ ожиданіи головомойки.
Ватергаузъ все еще спалъ подъ дйствіемъ послдняго пріема хлородина. Поллокъ услся на ящикъ рядомъ съ его постелью, закурилъ трубку и сталъ ждать. Кругомъ валялись чаши и копья изъ коллекціи Ватергауза. Онъ собралъ ихъ въ Мендійскомъ племени и теперь долженъ былъ уложить снова для перевозки водою въ челнокахъ до города Сулимы.
Черезъ нсколько времени Ватергаузъ проснулся и, потянувшись на постели, замтилъ вслухъ, что ему стало лучше. Поллокъ заварилъ чаю. За чаемъ Поллокъ, скрпя сердце, разсказалъ о своемъ приключеніи. Ватергаузъ принялъ его разсказъ еще серьезне, чмъ можно было ожидать. Вмсто обычнаго выговора онъ разсердился и сталъ запальчиво браниться.
— Это все ваша дьявольская глупость,— крикнулъ онъ,— что вы считаете негровъ хуже всякой твари. Стоитъ мн захворать на одинъ день, какъ вы сейчасъ же затете какую-нибудь новую мерзость. Третій разъ за этотъ мсяцъ вы связываетесь съ неграми. На этотъ разъ васъ можно поздравить. Порро, да! Они и такъ злятся, посл того какъ вы написали на идол ваше дурацкое имя. Такихъ мстительныхъ чертей на всемъ свт не найдешь. Честное слово, съ вами становится стыдно за цивилизованныхъ людей. Кто бы подумалъ, что вы родились въ такомъ приличномъ семейств… Но если когда-нибудь въ другой разъ я навяжу себ на руки такого разгильдяя…
— Потише,— фыркнулъ Поллокъ, внезапно возвращая свою обычную рзкость,— не такъ громко.
У Ватергауза захватило въ груди. Онъ вскочилъ на ноги.
— Слушайте, Поллокъ,— сказалъ онъ, наконецъ, наполовину задыхаясь.— Узжайте домой. Ну васъ. Довольно я болю изъ-за васъ.
— Не портите себ крови,— сказалъ Поллокъ, прищурившись.— Я уду и такъ.
Ватергаузъ успокоился и слъ на складной стулъ.
— Ладно,— сказалъ онъ опять.— Не станемъ ссориться. Но только чертовски досадно, когда вс твои планы разстраиваются изъ-за такихъ штукъ. Я доду до Сулимы вмст съ вами и провожу васъ на корабль.
— Не нужно,— сказалъ Поллокъ,— я и одинъ доду*.Прямо отсюда.
— Нтъ,— сказалъ Ватергаузъ,— я вижу, вы не можете понять, что такое эти люди Порро.
— Какъ я могъ знать,— угрюмо сказалъ Поллокъ,— что ея хозяинъ одинъ изъ этихъ Порро.
— Да, хозяинъ,— сказалъ Ватергаузъ.— Теперь уже не воротишь.— Одинъ поду,— какъ же. Хотлъ бы я знать, что то они затютъ. Я вижу, вы совсмъ не понимаете, что эта чертовщина правитъ всей страной,— это законъ и религія, волшебство и медицина… Они назначаютъ вождей. Испанская инквизиція имъ и въ подметки не годится… Онъ, конечно, направитъ противъ насъ Аваяла, здшняго вождя. Хорошо, что наши люди изъ племени мендійцевъ. Во всякомъ случа намъ надо перемнить стоянку. Чортъ подери, Поллокъ, хоть бы вы промаху не дали…
Онъ сталъ думать, и въ его мысляхъ не было ничего пріятнаго. Потомъ онъ всталъ и взялъ ружье.
— Я бы на вашемъ мст держался дома,— бросилъ онъ черезъ плечо, выходя изъ палатки.— Я пойду, попробую собрать справки.
Поллокъ остался въ палатк.— Я, должно быть, созданъ для цивилизованной жизни,— думалъ онъ хмуро, набивая свою трубку.— Чмъ скоре попаду я въ Лондонъ или въ Парижъ, тмъ будетъ лучше.
Глаза его остановились на крпко забитомъ ящик, куда Ватергаузъ сложилъ отравленныя стрлы, собранныя въ мендійскомъ краю.
— Жалко, что я не угодилъ въ него, какъ слдуетъ,— сказалъ Поллокъ злобно.
Ватергаузъ вернулся не скоро. Онъ отвчалъ неохотно, хотя Поллокъ задавалъ вопросъ за вопросомъ:— Тотъ человкъ былъ очень виднымъ членомъ тайнаго братства Порро. Въ деревн не было злобы, но было возбужденіе: ‘Это великій колдунъ. Онъ, должно быть, ушелъ въ лсъ’.
— Конечно, онъ что-нибудь затваетъ,— сказалъ Ватергаузъ и снова замолкъ.
— Что же онъ можетъ затять?— спросилъ Поллокъ.
Ватергаузъ не отвтилъ.
— Васъ надо увезти отсюда,— заговорилъ онъ снова.— Они что-то устраиваютъ, оттого такъ тихо.
— Что же они могутъ устроить?— повторилъ Поллокъ.
— Не знаю,— буркнулъ Ватергаузъ.— Плясать въ кругу изъ череповъ. Варить въ мдномъ котл вонючія травы…
Поллокъ опять сталъ приставать съ разспросами. Ватергаузъ разсердился.
— Какого чорта,— сказалъ онъ.— Онъ пробовалъ убить васъ попросту. Теперь, должно быть, испытаетъ способъ позатйливе. Сами узнаете скоро. Я не хочу васъ обезкураживать. Все это, пожалуй, глупости.
— Но что именно онъ станетъ длать?
— Я не умю сказать. Они изобртательный народъ. Знаютъ цлую кучу неожиданныхъ пріемовъ. Вы лучше разспросите этого чорта мднокожаго, Шекспира.
Блеснулъ огонь, во мрак за шалашами грянулъ выстрлъ, и пуля изъ обожженой глины прожужжала у самаго уха Поллока. На первый случай это былъ ясный отвтъ.
Негры и мулаты, весело сидвшіе кругомъ костра, особо отъ господъ, вскочили гурьбой. Кто-то выстрлилъ въ темноту въ вид отвта.
— Лучше войдите въ шалашъ,— спокойно сказалъ Ватергаузъ, не двигаясь съ мста.
Поллокъ тоже всталъ у костра и вынулъ револьверъ.
Онъ готовъ былъ драться съ кмъ угодно. Но тайному врагу темнота лучше панцыря. Умне всего былъ совтъ Ватергауза. Поллокъ вошелъ въ палатку и улегся на ночь.
Онъ спалъ плохо, и ему снились странные сны, одинъ другого несвязне. Но въ каждомъ сн являлось лицо того человка, опрокинутое внизъ, какъ было оно, когда онъ выходилъ изъ хижины и поглядлъ изъ-подъ руки на Поллока.
Можно было удивляться, почему въ его ум такъ крпко запечатллось это мгновенное зрлище. Помимо сновидній его безпокоила боль и колотье въ членахъ.
Въ свтлой дымк ранняго утра, когда они нагружали челны, зазубренная стрла вдругъ прилетла и воткнулась въ землю у ногъ Поллока. Люди бросились впередъ и стали искать въ чащ, но никого не нашли.
Посл этихъ двухъ случаевъ члены экспедиціи стали замтно избгать сосдства съ Поллокомъ. И въ первый разъ въ жизни онъ сталъ настойчиво искать общества негровъ. Ватергаузъ занялъ одинъ челнокъ, и несмотря на все желаніе ссть вмст съ нимъ, Поллоку пришлось помститься отдльно. Онъ оставался одинъ въ передней части челна и ему стоило труда заставить гребцовъ, которые его не любили,— держаться на средин рки, на добрую сотню ярдовъ отъ каждаго берега. Онъ окликнулъ Шекспира, мулата изъ города Фритауна, и попросилъ его перейти на этотъ конецъ челнока и разсказать ему о людяхъ Порро. Шекспиръ попробовалъ было уклониться, но потомъ перешелъ къ Поллоку и сталъ разсказывать съ большимъ интересомъ и увлеченіемъ.
Время шло. Челнокъ быстро скользилъ по лент лагуны, мимо плавучихъ деревьевъ, водяныхъ смоковницъ, стволовъ папируса и пальмъ. Съ лвой стороны мелькало лсистое болото, и оттуда иногда долеталъ ревъ прибоя на берегу океана.
Шекспиръ разсказывалъ своимъ картавымъ англійскимъ говоромъ о томъ, какъ люди Порро наводятъ порчу, какъ жертвы сохнутъ на-смерть отъ ихъ злобы, какъ они насылаютъ злыхъ духовъ и дурные сны, какъ они замучили и убили дтей Иджибу, какъ они схватили благо торговца изъ города Сулимы, который нанесъ обиду одному изъ ихъ братства, и увели его съ собой, и какъ выглядло его тло, когда его нашли немного спустя. И посл каждаго разсказа Поллокъ мысленно посылалъ проклятье лнивымъ миссіонерамъ, которые не сумли разрушить все это суевріе, и вялому Британскому правительству, которое правитъ этимъ темнымъ языческимъ міромъ на берегу Сіерра-Леоне.
Къ вечеру они добрались до озера Кази, пристали къ острову, спугнули десятокъ крокодиловъ, дремавшихъ на песк, и расположились на ночлегъ.
На другой день они пріхали въ Сулиму. Пахнуло морскимъ втромъ. Но Поллоку пришлось пять дней дожидаться отъзда въ Фритаунъ. Все-таки, принимая во вниманіе близость Фритауна, Ватергаузъ ршилъ, что здсь довольно безопасно, и потому покинулъ Поллока и вернулся вмст со всей экспедиціей въ Гоемму. Поллокъ подружился съ Перейрой, единственнымъ блымъ торговцемъ изъ обитателей Сулимы, такъ подружился, что всюду ходилъ вмст съ нимъ. Перейра былъ португальскій еврей чахлаго вида. Онъ раньше живалъ въ Англіи, и дружба англичанина ему льстила до крайности.
Два дня прошли безъ всякихъ приключеній. Большую часть времени Поллокъ и Перейра играли въ Наполеонъ. Это была единственная общая игра,— и Поллокъ проигрывалъ. На второй вечеръ колдунъ извстилъ Поллока о своемъ прибытіи въ Сулиму,— лезвіемъ точенаго желза, которое воткнулось ему въ плечо. Оно попало въ него съ большого разстоянія и на самомъ излет, но умыселъ былъ ясенъ безъ всякихъ объясненій. Поллокъ просидлъ всю ночь на койк съ револьверомъ въ рукахъ и на слдующее утро доврилъ свою тайну англо-португальцу.
Перейера сдлалъ серьезное лицо. Онъ хорошо зналъ мстные обычаи.
— Знаете, это личные счеты, это месть. И потомъ, разъ вы хотите ухать, онъ долженъ торопиться. Мшаться никто не станетъ, ни негры, ни мулаты, разв вы сдлаете такъ, чтобъ интересъ нашелся. Если бы вамъ удалось его розыскать, вы могли бы, конечно, застрлить его. Но тоже и онъ могъ бы застрлить васъ.
— И еще эта чертовская магія,— сказалъ Перейра.— Конечно, я не врю,— но все-таки непріятно думать, что гд бы вы ни были, есть такой негръ, который въ лунную ночь станетъ плясать у костра затмъ, чтобы наслать на васъ дурные сны.
— А что, у васъ бываютъ дурные сны?
— Какъ же, сказалъ Поллокъ.— Я постоянно вижу голову этого мерзавца, опрокинутую внизъ. Она строитъ мн рожи и скалитъ зубы, какъ тотъ разъ въ хижин, потомъ придвигается ближе и снова отходитъ назадъ и опять возвращается. Кажется, ничего особенно страшнаго, а между тмъ во сн я цпеню отъ ужаса. Странная штука — сны. Все время я знаю, что это сонъ, а проснуться не могу.
— Это, должно быть, воображеніе,— сказалъ Перейра.— Мои негры говорятъ, что люди Порро могутъ змй насылать. Вы не видали змй?..
— Одну видалъ. Убилъ ее нынче утромъ на полу возл койки. Чуть не наступилъ на нее, когда всталъ съ постели.
— Ахъ,— воскликнулъ Перейра, но потомъ прибавилъ ободряюще:— о, конечно, это простое совпаденіе. Все-таки я бы держалъ ухо востро… Еще бываетъ боль въ костяхъ…
— Я думалъ, что это отъ маляріи,— сказалъ Поллокъ.
— Наврное такъ,— подтвердилъ Перейра.— А когда вы почувствовали боль?
Тутъ Поллокъ припомнилъ, что въ первый разъ онъ почувствовалъ боль въ ночь посл встрчи въ хижин.
— Мн кажется, онъ не хочетъ васъ убить,— сказалъ Перейра.— Не теперь по крайней мр. Я слыхалъ, что они наровятъ запугать и измучить человка своими порчами и покушеніями, ревматической болью и дурными снами, такъ, чтобы ему жизнь стала въ тягость. Конечно, все это только пустой разговоръ. Вамъ не о чемъ безпокоиться… Но я все же хотлъ бы знать, что именно онъ устроитъ на этотъ разъ?..
— Я самъ прежде что-нибудь устрою,— сказалъ Поллокъ угрюмо разсматривая грязныя карты, которыя Перейра раскинулъ по столу.
— Будетъ съ меня этихъ выстрловъ и всякой дряни и чертовщины… Право, это колдовство, кажется, убиваетъ даже удачу въ игр.
Онъ поглядлъ на Перейру подозрительнымъ взглядомъ.
— Наврно убиваетъ,— съ жаромъ подхватилъ Перейра, тасуя карты.— Это удивительный народъ.
Посл обда Поллокъ убилъ еще двухъ змй въ своей постели. И неизвстно откуда, въ комнату набрались цлые отряды красныхъ муравьевъ и кишли кругомъ. Онъ не сталъ больше медлить и въ тотъ же день закончилъ переговоры съ однимъ мендійскимъ удальцомъ, начатые еще наканун. Мендіецъ показалъ Поллоку короткій кинжалъ и демонстрировалъ ударъ въ шею съ такимъ зловщимъ лицомъ, что Поллока бросило въ дрожь. За это Поллокъ общалъ ему двуствольное ружье съ чеканными замками.
Вечеромъ Поллокъ и Перейра, какъ обыкновенно, играли въ карты, какъ вдругъ мендіецъ показался въ дверяхъ. Онъ несъ въ рукахъ что-то круглое, завернутое въ обрывокъ грубого сукна, красный отъ крови.
— Не сюда!— поспшно воскликнулъ Поллокъ.— Не сюда
Но мендіецъ не сталъ слушать. Онъ думалъ только о томъ, какъ бы поскоре получить свою плату. Онъ быстро развернулъ сукно и бросилъ на столъ голову убитаго. Голова слетла на полъ, оставивъ красный слдъ на картахъ, потомъ откатилась въ уголъ и тамъ остановилась. Она стояла внизъ лбомъ, но страшные глаза, какъ прежде, глядли на Поллока.
Перейра вскочилъ съ мста и, не помня себя отъ ужаса, залопоталъ по-португальски. Мендіецъ нагнулся къ Поллоку съ кровавымъ обрывкомъ въ рук.— Дай ружье,— напомнилъ онъ. Но Поллокъ не могъ оторвать глазъ отъ мертвой головы.
Она снилась ему именно такая и глядла точно такъ же. Въ его мозгу что-то какъ будто оборвалось.
Перейра пришелъ въ себя и заговорилъ по-англійски:
— Сами,— сказалъ онъ,— лучше бы вы его убили сами.
— Зачмъ самъ?— возразилъ Поллокъ.
— Теперь онъ уже не сниметъ съ васъ этого…
— Чего этого?
— И карты вс замазались…
— Чего не сниметъ,— этого,— повторилъ Поллокъ.
— За вами новая колода,— сказалъ Перейра.— Помните это, когда прідете въ Фритаунъ. Тамъ есть карты въ продаж.
— Чего не сниметъ?…
— О, пустяки. Я совсмъ забылъ. Негры говорятъ о колдунахъ,— вдь онъ былъ колдунъ,— такъ чепуха… Надо его заставить снять это прочь или убить его собственной рукой… Я думаю: глупости.
Поллокъ проворчалъ ругательство. Онъ не могъ отвести взгляда отъ головы въ углу.
— Я не могу выносить этихъ глазъ,— крикнулъ онъ, наконецъ, и подскочилъ ближе, и ударилъ мертвую голову ногою. Она откатилась на нсколько аршинъ и опять остановилась, точь-въ-точь какъ прежде, внизъ лбомъ,— и все глядла на него.
— Какая безобразная,— сказалъ португалецъ.— На рдкость. Эти рубцы на щекахъ они наскаютъ особымъ ножичкомъ.
Поллокъ снова хотлъ пнуть голову, но мендіецъ тронулъ его за плечо и сказалъ: ‘Давай ружье!’ Онъ тоже смотрлъ на голову съ замтнымъ страхомъ.
— Два ружья,— только унеси отсюда эту дьявольскую мерзость,— сказалъ Поллокъ.
Но мендіецъ качалъ головой и стоялъ на своемъ:— ‘Одно ружье, какъ было общано’. Поллокъ пробовалъ просить, потомъ сталъ кричать, но ничего не помогло. У Перейры было продажное ружье (за тройную цну). Это ружье перешло къ мендійцу. И тотчасъ же глаза Поллока обратились, противъ воли, къ той страшной штук, лежавшей на полу.
— Видишь,— какъ становится — внизъ лбомъ,— сказалъ Перейра съ неувреннымъ смхомъ.— Должно быть, мозги свинцовые. Какъ Ванька-встанька.
— Вы бы ее убрали отсюда. Все равно, играть не будемъ, карты не годятся.
— Въ Фритаун есть человкъ, торгуетъ картами.. И комната замазалась, какъ чортъ знаетъ что… Лучше бы вы его сами убили.
Поллокъ сдлалъ усиліе, шагнулъ впередъ и подобралъ голову. Онъ отнесъ ее въ свою комнату, зацпилъ бичевкой и подвсилъ на ламповый крюкъ въ средин потолка, потомъ пошелъ копать для нея яму. Онъ былъ увренъ, что зацпилъ ее за волосы, но когда онъ вернулся назадъ, оказалось, что она виситъ лбомъ внизъ, прихваченная за шею.
Солнце садилось. Онъ закопалъ ее въ землю съ сверной стороны своего жилища, съ такимъ расчетомъ, чтобы ночью, на обратномъ пути отъ Перейры, не проходить мимо ямы. Передъ сномъ ему опять пришлось убить двухъ змй. Въ средин ночи онъ проснулся отъ внезапнаго шума: что-то ступало по полу и стучало когтями объ доски. Онъ слъ на постели и быстро досталъ револьверъ изъ-подъ подушки. Изъ темноты послышалось ворчанье и Поллокъ выстрлилъ на звукъ. Тотчасъ-же раздался визгъ и что-то темное смутно мелькнуло въ дверяхъ.
— Собака,— сказалъ Поллокъ и снова улегся.
На самомъ разсвт онъ снова проснулся въ какой-то странной тревог. Онъ ощущалъ въ костяхъ ту же тупую боль. И также кишли на потолк отряды красныхъ муравьевъ. Онъ лежалъ на спин и слдилъ за ихъ суетой. И вдругъ, когда стало свтле, онъ случайно бросилъ взглядъ черезъ край койки и увидлъ на полу что-то темное. Онъ такъ вздрогнулъ, что койка опрокинулась, и онъ выпалъ вонъ. Онъ оказался на полу лицомъ къ лицу съ мертвой головой, едва на аршинъ разстоянія. Собака вырыла ее изъ земли и расплющила носъ. Муравьи и мухи хлопотали на ея поверхности. И по странной случайности, она стояла внизъ лбомъ, съ тмъ же дьявольскимъ выраженіемъ въ опрокинутыхъ глазахъ.
Поллокъ какъ будто застылъ и долго глядлъ на ужасную голову. Потомъ онъ всталъ, обошелъ кругомъ, какъ можно дальше — и вышелъ изъ хижины. Яркій свтъ восходившаго солнца, шорохъ зеленыхъ листьевъ подъ легкимъ втеркомъ и, наконецъ, разрытая яма съ ясными собачьими слдами,— нсколько привели его въ себя.
Онъ отправился къ Перейр и сталъ разсказывать о томъ, что было, какъ будто для смха, но губы его дрожали.
— Не надо было вамъ пугать собаку,— сказалъ Перейра съ такой же искусственной веселостью.
До парохода оставалось еще два дня. Все это время Поллокъ хлопоталъ о томъ, чтобы отдлаться отъ неожиданнаго пріобртенія. Онъ одоллъ отвращеніе и отнесъ голову къ рк на самое устье. Здсь онъ забросилъ ее въ морскую воду. Но какимъ-то чудомъ она не попалась ни одному крокодилу, и вмсто того, чтобы уплыть, вернулась съ приливомъ обратно въ рку и прибилась къ берегу. И въ тотъ же вечеръ ее подобралъ одинъ расторопный арабъ и понесъ продавать европейцамъ, Поллоку и Перейр, какъ любопытную рдкость. Туземецъ вертлся кругомъ, пока не стемнло и запрашивалъ все меньше, потомъ, заразившись видимымъ страхомъ этихъ всезнающихъ блыхъ людей, ушелъ прочь. Но по дорог онъ забросилъ свою находку въ хижину Поллока, и она оказалась тамъ поутру на томъ же мст, что прежде.
На этотъ разъ Поллокъ пришелъ въ ярость.
— Я сожгу ее въ огн,— ршилъ онъ и не откладывая, вышелъ, сталъ собирать валежникъ и складывать костеръ.
Въ разгар его работы раздался свистокъ. Это былъ пароходъ, маленькій, колесный, проходившій мимо, по дорог изъ Монровіи къ Батурсту.
— Слава Богу,— вздохнулъ Поллокъ, какъ будто въ отвтъ свистку. Дрожащими руками онъ зажегъ груду собранныхъ сучьевъ, бросилъ голову сверху, и пошелъ складывать вещи и прощаться съ Перейрой.
Въ тотъ же вечеръ онъ уже стоялъ на палуб и съ чувствомъ невыразимаго облегченія смотрлъ, какъ болотный берегъ Сулимскаго устья уходитъ вдаль. Темный перерывъ въ блой полос прибоя становился все уже. И у него было такое чувство, какъ будто эта полоса сейчасъ сомкнется и отдлитъ его навки отъ недавней заботы. Чувство тревоги и страха куда-то уплывало. На Сулимскомъ берегу вра въ черную магію и злобу людей Порро наполняла атмосферу, и его идея объ ихъ власти была широкая, зловщая, всеобъемлющая. Теперь владнія Порро казались, какъ пятнышко на карт, или какъ темная узкая полоска между моремъ и голубыми холмами мендійскаго края.
— Прощай, Порро,— сказалъ Поллокъ,— прощай навсегда.
Капитанъ парохода подошелъ и остановился рядомъ съ Поллокомъ.
— Добрый вечеръ,— сказалъ онъ вжливо и сплюнулъ черезъ бортъ прямо въ воду, въ знакъ дружескаго расположенія.
— Мн попалась на этомъ берегу рдкостная вещь,— сказалъ капитанъ,— я и не видлъ такой по всей дорог до самой Индіи.
— Что же именно?— спросилъ Поллокъ.
— Сушеная голова,— сказалъ капитанъ.
— Что?— крикнулъ Поллокъ.
— Голова, копченая. Съ насчкой на щекахъ, какъ бываетъ у этихъ знахарей Порро. Что такое? Что съ вами? Ничего? Я бы не подумалъ, что у васъ нервы такіе слабые. И лицо позеленло. Отъ качки, что ли? Лучше теперь? Экъ, васъ передернуло какъ… Ну-съ, такъ эта голова какая-то чудная. Я положилъ ее въ спиртъ, у меня въ кают банка есть, тамъ нсколько змй и еще кой-что. И вы представьте себ: эта голова повернулась въ банк внизъ лбомъ. Что?..
Поллокъ вскрикнулъ и схватился за волосы. Потомъ перебжалъ къ колесу, какъ будто собираясь броситься въ воду, но вдругъ опомнился и вернулся къ капитану.
— Эй,— сказалъ капитанъ,— Джекъ Филипсъ, придержи его. Не подходите вы. Стойте тамъ. Что съ вами такое… Взбсились, что ли?
Поллокъ поднесъ руку къ голов. Надо было дать какое-нибудь объясненіе.— У меня здсь такая боль,— сказалъ онъ,— что поневол взбсишься. Сразу приходитъ. Извините меня, пожалуйста.
Онъ былъ блденъ и весь въ поту. Онъ понималъ, что ему нельзя допустить, чтобы его сочли сумасшедшимъ. Онъ заставилъ себя возобновить разговоръ съ капитаномъ, внимательно выслушалъ его совты, даже подержалъ за щекой съ ложку неразведеннаго спирта, какъ будто отъ зубной боли. Покончивъ съ этимъ, онъ сталъ разспрашивать капитана объ его приватной торговл тропическими рдкостями.
И все это время онъ не могъ отвязаться отъ назойливой идеи, будто все судно прозрачне стекла и будто мертвое лицо, опрокинутое внизъ, глядитъ на него изъ-подъ ногъ сквозь доски палубы.
Весь этотъ перездъ былъ для Поллока еще хуже, чмъ остановка въ Сулим. Цлый день онъ сдерживалъ себя, хотя мысли его были полны присутствіемъ этой зловщей головы. Ночью возвращались кошмары, и онъ просыпался, цпеня отъ ужаса, и хриплый вопль какъ будто умиралъ въ глубин его горла.
Онъ разстался съ головой у самаго Батурста, и переслъ на судно, которое шло въ Тенерифъ. Но сны его остались и также тупая боль въ костяхъ.
У Тенерифа онъ переслъ на корабль изъ Капской Земли, но голова не отстала отъ него. Онъ игралъ въ карты и въ шахматы, даже пробовалъ читать. Пить онъ боялся. Но каждый разъ, когда ему попадался круглый черный предметъ или круглая тнь, онъ вспоминалъ голову — и видлъ ее. Онъ ясно понималъ, что все это только игра воображенія, но вмст съ тмъ въ иныя минуты ему мерещилось, будто и этотъ корабль, и пассажиры, и матросы, и широкое море все это только виситъ, какъ полупрозрачная дымка, и сквозь нее проступаетъ другой міръ — реальный и ужасный. Страшное лицо колдуна выдвигалось изъ-подъ завсы, и казалось, что оно одно существуетъ и больше нтъ ничего на свт. Тогда онъ вставалъ, бралъ вещи въ руку, клалъ что-нибудь въ ротъ, грызъ карандашъ, жегъ себ кожу спичкой, или втыкалъ иголку въ ладонь.
Въ этой безвыходной борьб съ собственнымъ воображеніемъ, Поллокъ дохалъ до Англіи. Онъ вышелъ въ Соутгамптон и на вокзал Ватерло взялъ кебъ и похалъ прямо къ своему банкиру. Его ввели въ кабинетъ къ управляющему, и они стали подводить денежные счета. Голова тоже была тутъ, она украшала каминную доску изъ чернаго мрамора, и съ нея капало на ршетку. Онъ слышалъ шорохъ капель и видлъ красныя брызги на желз ршетки.
— Папоротникъ,— сказалъ управляющій,— слдуя за его взглядомъ,— красивый круглый папоротникъ. Но только отъ него ршетка ржаветъ.
— Очень красивый,— сказалъ Поллокъ.— Кстати я хотлъ спросить васъ:— не можете ли вы рекомендовать мн доктора по душевнымъ болзнямъ? У меня, знаете, бываютъ эти,— какъ ихъ называютъ,— галлюцинаціи.
Голова засмялась зло, свирпо. Поллокъ удивленно подумалъ: почему управляющій не видитъ. Но управляющій только глядлъ ему въ лицо.
Взявъ адресъ доктора, Поллокъ вышелъ на Корнгилль. Извозчиковъ не было видно. Онъ пошелъ по панели и у Дворца попытался перейти черезъ улицу. На этомъ мст переходъ черезъ улицу не очень легокъ даже для коренного лондонца. Извозчики, телги, кареты, почтовыя повозки, омнибусы толпятся и движутся здсь, какъ въ непрерывномъ поток. Тмъ трудне тому, кто только что явился изъ болотныхъ пустынь Сіерра-Леоне. Но если вдобавокъ изъ-подъ ногъ внезапно выскочитъ, какъ мячъ, опрокинутая голова и поскачетъ впередъ, оставляя по дорог кровавые слды, можно ли тогда избжать несчастія? Поллокъ конвульсивно подпрыгнулъ, чтобы не наткнуться на голову, потомъ въ бшенств изо всхъ силъ пнулъ ее ногою. Въ эту минуту что-то сильно толкнуло его въ спину и жгучая боль пронизала его руку.
На него нахалъ омнибусъ, дышло сбило его съ ногъ, и одна изъ лошадей копытомъ размозжила ему пальцы на лвой рук, между прочимъ, т самые пальцы, которые онъ отстрлилъ колдуну Порро. Когда его вытащили изъ-подъ лошадиныхъ копытъ, въ его разбитой рук нашли адресъ доктора.
Посл того въ первые два дня Поллокъ ощущалъ только запахъ хлороформа, сладкій и дкій, и напряженность операцій, которыя какъ-то протекали совсмъ безъ боли. Онъ лежалъ покойно. Ему подносили питье и ду. Потомъ онъ впалъ въ жаръ и сталъ чувствовать жажду. И его прежній кошмаръ вернулся. Только тогда онъ припомнилъ, что въ эти два дня онъ былъ свободенъ отъ всякихъ видній.
— Если бы они вмсто руки размозжили мн голову,— сказалъ Поллокъ,— я былъ бы теперь совсмъ свободенъ.
Онъ молча смотрлъ на темную подушку, которая для его глазъ превратилась въ голову.
При первомъ удобномъ случа Поллокъ разсказалъ врачу о своей болзни.
Онъ ясно сознавалъ, что скоро сойдетъ съ ума, если не получитъ дйствительной помощи. Онъ разсказалъ доктору, будто онъ присутствовалъ на одной изъ Дагомейскихъ казней и съ тхъ поръ сталъ видть передъ собой отрубленную голову.
Разсказать всю правду онъ, разумется, не ршился.
Докторъ принялъ серьезный видъ.
— Это разстройство нервной системы,— сказалъ онъ,— я вамъ пропишу укрпляющую микстуру.
Голова скорчила ужасную гримасу, будто въ отвтъ.
— Вамъ нужно движеніе,— сказалъ докторъ.— И возбуждающій воздухъ. Позжайте на Альпы, въ Шотландію, или въ Норвегію.
— На край свта, если угодно,— сказалъ Поллокъ.
Однако, какъ только поджили его пальцы, онъ сдлалъ геройское усиліе, чтобы выполнить совтъ доктора. Онъ попробовалъ играть въ мячъ, но для него эта игра состояла въ погон за опрокинутой головой. И, какъ игрокъ, онъ никуда не годился. Онъ пиналъ мячъ слпо и съ видимымъ ужасомъ, а когда пришла его очередь встать на меж и мячъ полетлъ въ его сторону, онъ внезапно вскрикнулъ и бросился прочь. Еще до отъзда на тропики имя его было связано съ непріятными толками, и въ семейныхъ домахъ его нигд не принимали. Теперь онъ держалъ себя такъ подозрительно и странно, что даже близкіе друзья стали избгать его. Голова была тутъ. Теперь она не только являлась зрнію, она говорила съ нимъ, угрожала, насмхалась.
Оставаясь одинъ, онъ бранился съ ней, проклиналъ ее, умолялъ ее. Разъ или два, несмотря на все самообладаніе, онъ разговаривалъ съ ней въ присутствіи другихъ. Онъ видлъ, какъ растетъ подозрительность въ глазахъ всхъ окружающихъ, хозяйки, домовой служанки и его собственнаго слуги. Больше всего его мучилъ страхъ, что къ зрнію и слуху присоединится также и осязаніе, и ужасное видніе даже на ощупь будетъ уже не горшкомъ или подушкой, а настоящей головой.
Въ одинъ декабрьскій день его двоюродный братъ Арнольдъ пришелъ къ нему и, видя его ввалившіяся щеки и безпокойные глаза, сталъ звать его на свжій воздухъ. А Поллоку казалось, что у Арнольда въ рук вмсто шляпы голова Горгоны и эта голова глядитъ на него опрокинутымъ лицомъ и хочетъ свести его съ ума.
Онъ ршилъ не поддаваться, взялъ велосипедъ и похалъ на прогулку по дорог изъ Вандсворта въ Кингстонъ. Голова покатилась рядомъ, оставляя за собой темный слдъ. Онъ стиснулъ зубы и похалъ скоре. Но, какъ только онъ сталъ спускаться къ Ричмондскому Парку, голова обогнала его и прыгнула подъ колесо. Уже не размышляя, онъ круто повернулъ въ сторону и его бросило на камни. Его подняли съ переломомъ лвой кисти и отвезли домой.
Въ первый день Рождества, рано утромъ, насталъ конецъ. Всю ночь у него былъ жаръ и повязка жгла больную руку, какъ раскаленное желзо, и обычный кошмаръ былъ ярче и страшне, чмъ когда бы то ни было. Въ тусклой мгл передъ разсвтомъ онъ проснулся и слъ на постели и увидлъ голову. Она забралась на подставку, гд съ вечера стоялъ круглый мдный кувшинъ.
— Я знаю, что это кувшинъ,— сказалъ онъ, но въ сердц его было сомнніе. Еще черезъ минуту онъ уже не могъ противиться. Онъ всталъ съ постели, дрожа отъ холода, подошелъ къ кувшину и поднялъ руку. Конечно, онъ сейчасъ разсетъ этотъ предательскій обманъ воображенія и ощупаетъ рукой гладкій и скользкій металлъ. Онъ колебался нсколько мгновеній, долгихъ, какъ годы, потомъ опустилъ руку. Пальцы его нащупали рубцы татуированныхъ щекъ. Онъ конвульсивно отдернулъ ихъ. Все было кончено. Осязаніе тоже ему измнило.
Дрожа и натыкаясь на мебель, спотыкаясь о свою разбросанную обувь, какъ будто въ туман, онъ подошелъ къ туалетному столику, досталъ бритву изъ ящика и вернулся на кровать. Напротивъ кровати было зеркало. Онъ увидлъ тамъ свое лицо, срое, худое, подавленное отчаяніемъ.
Передъ его умомъ быстро прошла жалкая цпь событій его недолгой жизни. Нерадостное дтство, унылые школьные годы, нечистая юность, пороки, грязь, безумство. Теперь все выступало ясно и безжалостно въ холодномъ свт утра. Онъ припомнилъ хижину, нападеніе колдуна, отъздъ въ Сулиму, потомъ мендійца съ его кровавымъ сверткомъ, свои отчаянныя попытки отдлаться отъ головы, и посл того борьбу съ призракомъ. Призракъ… Конечно, это былъ только призракъ. Въ немъ вспыхнула минутная надежда. Онъ перевелъ глаза отъ зеркала къ подставк. И взглядъ его перехватила опрокинутая голова и отвтила гримасой. Неловкими пальцами перевязанной руки онъ сталъ отыскивать артерію на ше. Было очень холодно. Бритва была на ощупь, какъ будто ледяная…