Князь Луповицкий или Приезд в деревню, Аксаков Константин Сергеевич, Год: 1851

Время на прочтение: 31 минут(ы)

КНЯЗЬ ЛУПОВИЦКІЙ
ИЛИ
ПРІЗДЪ ВЪ ДЕРЕВНЮ.

(Писано въ 1851 году).

КОМЕДІЯ
ВЪ ДВУХЪ ДЙСТВІЯХЪ СЪ ПРОЛОГОМЪ.

Константина Аксакова.

ВЪ ТИПОГРАФІИ Л. СТЕПАНОВОЙ.
1856.

ПРОЛОГЪ.

(Дйствіе въ Париж).

Особая комната въ Caf de Paris. Князь Луповицкій, графъ Долонскій, баронъ Салютовъ сидятъ посл обда и курятъ сигары, передъ ними рюмки съ мараскино.

ДОЛОНСКІЙ (Луповицкому).

И такъ, завтра въ Россію?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Завтра.

ДОЛОНСКІЙ.

Ну, bon voyage. Но знаешь ли что? Ты потеряешь только время, temps perdu, mon cher. Пользы не будетъ отъ твоей поздки.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Польза будетъ, поврь мн. Я удивляюсь только, и очень удивляюсь словамъ твоимъ, неужели ты такъ дурно думаешь о Русскомъ народ? Ты думаешь, что онъ не пойметъ и не приметъ Европейскихъ изобртеній, открытій, идей, le progr&egrave,s enfin?

САЛЮТИНЪ.

Ecoutez, Луповицкій, ты ошибаешься, mon ami. Я согласенъ съ Долонскимъ.

ДОЛОНСКІЙ.

Конечно, чего ждать отъ Россіи: tout un peuple tie mougiques.

ЛУПОВИЦК1Й.

Soit, mais a ne dit rien, c’est que…. Mais, coutez Messieurs, parlons russe, de grce. Насъ какъ нибудь могутъ услышать здсь, мы говоримъ о Россіи откровенно, непріятно, неловко передъ, все же, иностранцами. Вдь Французы все же однако иностранцы. Къ тому же я собираюсь хать въ Россію, надо же мн упражняться въ русскомъ языкъ, въ Петербургъ, и можетъ быть до самой моей деревни, мн не придется слова сказать по русски. А теперь мы, en petit comit, въ короткомъ пріятельскомъ кружку, стало можемъ говорить и по русски. Il faut profiter de l’occassion. И такъ, Messieurs, я прошу васъ исполнить мою просьбу и все говорить по русски.

ДОЛОНСКІЙ.

Il faut lui faire ce plaisir.— По русски, Салютинъ! Продолжай, Луповицкій.

ЛУПОВИЦКІЙ.

И такъ, если наше отечество и не иметъ въ себ такихъ достоинствъ, какъ Европа, такъ вдь оно все таки отечество. La patrie, Messieurs, la patrie.

ДОЛОНСКІЙ.

La patrie! Tout cela est bel et bon, но что значитъ la patrie? Я тоже люблю отечество: оттуда я получаю деньги. J’esp&egrave,re bien, que je l’aime.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Это одна сторона только, одна сторона.

САЛЮТИНЪ.

Нтъ, Луповицкій, онъ правъ, одинъ союзъ съ отечествомъ, — это деньги, и конечно это важный союзъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Messieurs, позвольте! Je demande la parole.

ДОЛОНСКІЙ.

La parole est au baron Салютинъ, continuez.

САЛЮТИНЪ.

Я не понимаю, Messieurs, о какой любви къ отечеству можетъ быть рчь, Это хорошо было прежде, въ старыя времена, но съ тхъ поръ мы ушли далеко впередъ.— Я, напримръ, — человкъ образованный: это я понимаю. Я люблю слушать Лаблаша и Гризи, похать на балъ, гд одно избранное общество, выслушать иногда лекцію d’un professeur en vogue, наконецъ отобдать здсь, однимъ словомъ жить en homme civilis, — это я поникаю, но какое тутъ отечество? Къ чему оно? Это все выдумки, годныя для черни.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ingrat que vous tes! Quel est le sang qui coule dans vos veines? Rpondez moi, n’est ce pas um sang russe?

САЛЮТИНЪ.

Soit, но къ чему же это обязываетъ?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Je vais vous rpondre l’instant Есть на землъ связь между людьми единородными? Понимаете меня,— есть она?… Qu’est ce qui s’appelle un grand peuple? Hein? Не тотъ ли это народъ, въ которомъ вс члены тсно связаны? И эта связь, Messieurs, это любовь къ отечеству, l’amour de la patrie!

ДОЛОНСКІЙ.

Il y a du vrai l-dedans.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Отчего былъ силенъ Римъ? Отъ любви къ отечеству.— Pourquoi un tat est il puissant? — Pour la mme raison. Видите, Messieurs, что безъ этого чувства не было бы силы и независимости народной, не было бы независимости и Государственной, слдовательно не было бы и вашей независимости.— Voyez l’ocan, il est puissant, et pourquoi? — C’est que tous ses flots ne font qu’une seule masse, un seul mouvement, une seule puissance. Dtachez un flot de son ocan, — отнимите волну отъ своего океана, она сейчасъ длается безсильною, вы можете перенести ее, куда угодно. ? Вы можете ее налить въ графинъ— да? Вы можете налить ее въ рукомойникъ, можете умыться ею, вылить, — видите. — Aussi, Messieurs, le peuple, c’est un ocan, nous ne sommes, que des flots, какъ скоро мы отняты отъ своего океана, qu’est се que nous sommes?

ДОЛОНСКІЙ.

Il а raison, Салютинъ, c’est qu’il а le don de la parole, cet homme. Но, Луповицкій, voyons. Вдь наши мужики, вдь это разв люди? Знаешь, какое ихъ назначеніе? Ихъ назначеніе, чтобы мы, люди образованные, могли наслаждаться всми удовольствіями сивилизаціи, c’est le mot, чтобы я напримръ могъ жить въ Париж, и между прочимъ, обдать въ Caf de Paris. — Вотъ для чего мужики, чтобы намъ давать средства на вс сивилизованныя удовольствія, c’est leur mission sur la terre, ils ne sont bons, qu’ , et c’est encore trop d’honneur pour eux.

САЛЮТИНЪ.

Правда.— Мн пишетъ управляющій, что денегъ выслать трудно, что будетъ мужикамъ тяжело. Ma foi! я написалъ ему, чтобъ были высланы деньги, я хочу жить, какъ живу, ни въ чемъ себ не отказывая, en homme civilis, какъ человкъ гуманный, а больше ничего и знать не хочу.

ЛУПОВИЦК1Й.

Нтъ, Messieurs, я не согласенъ съ вами. Вы не правы.— Какъ, Messieurs, мы станемъ нападать на нашъ народъ зато, что онъ, бдный, лишенъ всхъ благъ Европейской сивилизаціи, за то, что онъ находится на низкой степени лстницы народовъ, за то, что въ немъ не могло еще явиться ничего возвышеннаго, гуманнаго, за то, что въ немъ только одни зародыши, что онъ не можетъ назваться вполн человкомъ даже? И за его нужду, недостатки, его жалкое состояніе, мы наградимъ его презрніемъ, мы не постараемся извлечь его изъ этого состоянія, въ которое поставила его исторія, мы не пробудимъ въ немъ религіозныхъ, человческихъ движеній, которыхъ въ немъ нтъ? Какъ, неужели мы такъ поступимъ? Oh, oh, Messieurs, Messieurs! oh, Messieurs.

САЛЮТИНЪ.

On voit, que vous tes patriote.

ДОЛОНСКІЙ.

Il est connu, comme tel.

САЛЮТИНЪ.

Но думаешь ли ты, что твои усилія не останутся по напрасну?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Совсмъ нтъ! Но позвольте, Messieurs, avant tout, il faut poser la question selon moi.

ДОЛОНСКІЙ.

Cest juste.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну такъ, Messieurs, я долженъ вамъ сказать, что я считаю, что Русской народъ есть также часть человчества. N’est ce pas?

САЛЮТИНЪ.

Posons.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Posons.— Если Русской народъ часть человчества, то все человческое ему свойственно, n’est ce pas? Потому, что вдь это люди! Вдь Русской народъ тоже люди? Вдь все это люди, n’est ce pas?

ДОЛОНСКІЙ (Салютину).

Cest excessivement logique,

ЛУПОВИЦКІЙ.

И такъ, Messieurs, вы согласитесь со мною, что къ Русскому народу, — дикому, положимъ, необразованному, положимъ,— однакоже къ нему можно привить просвщеніе Европейское. Главное доказательство, что все это люди. Европейцы люди и Русской народъ, тоже, можно сказать, — люди, конечно на низкой степени, конечно розница огромная, но все же это люди. Homo sum, et nihil humannm a me alienum puto.

ДОЛОНСКІЙ.

Sans contredit Bah, vous connaissez le latin!

САЛЮТИНЪ.

Comme vous cachez vos talents, Луповицкій.

ЛУПОВИЦК1Й.

Eh bien, Messieurs!— Ecoutez, Салютинъ!— Eh bien, conclusion: Русской народъ можетъ принять западное просвщеніе, а мы, Messieurs, мы люди образованные, стоящіе такъ высоко, должны стараться сдлать его похожимъ на насъ. N’est ce pas, Messieurs, я убдилъ васъ?—

САЛЮТИНЪ.

Cest que vous tes philosophe. iMais le ct pratique, o est il, le ct pratique! Ah, je ne suis pas philosophe, moi, je ne me laisse pas prendre si facilement par des paroles. Le ct pratique, c’est ce que je vous demande.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Une objection, qui est fort juste. Je vais vous rpondre l’instant.

(Салютинъ самодовольно пускаетъ дымъ и еще боле разваливается въ креслахъ).

ЛУПОВИЦКІЙ.

Cest que…. Ахъ, Боже мой! Мы все говоримъ по-Французски. Видите, Messieurs. Я бы конечно поступилъ отвлеченно, d’une mani&egrave,re abstraite, еслибъ я сообщилъ то народу, о чемъ онъ и понятія имть не можетъ.— Non, non, mille fois non!— А я, знаете, возьму въ немъ зародыши, въ народъ, — вдь они есть зародыши, понимаете вы меня?— и этимъ зародышамъ дамъ только видъ, какой надобно, — сивилизую…. сввилизую.— Напримръ, что-нибудь уже есть въ Русскомъ народъ, — я не дамъ ему того, чего еще у него нтъ, — а что-нибудь есть, такъ я этому придамъ Европейской видъ, сивилизую, понимаете вы меня? Напримръ: благотворительность, вдь конечно мужикъ длаетъ добро, n’est ce pas? Но какъ онъ длаетъ?— подаетъ нищимъ, это грубо, необразованно, n’est ce pas? Я возьму это свойство въ мужикъ, — и сивилизую. Онъ будетъ, какъ-нибудь, что-нибудь, длать въ пользу бдныхъ, какъ мы длаемъ, ну баловъ, конечно, у нихъ нельзя завести, ну что-нибудь другое, ужъ я придумаю. Понимаете меня?

ДОЛОНСКІЙ.

Il a raison, се Луповицкій. Ah, on est bien ferr sur son terrain.

САЛЮТИНЪ.

Il faut avouer, il y a du sens pratique dans vos paroles.— Mais d’o vous vient tout cela?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Messieurs, c’est que j’aime la Russie.

САЛЮТИНЪ.

Je suis prt y croire. J’aime son argent, quant moi. Je me rejouis d’tre Russe, car, mon cher, 200,000 francs de rente, c’est quelque chose.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Vous tes matrialiste, c’est connu Eh bien, Messieurs, вы наконецъ согласны со мною?

ДОЛОНСКІЙ.

Prouv et approuv. Только признаюсь, я не ожидалъ въ теб практическаго генія. Ты всегда умешь изумлять.

САЛЮТИНЪ.

Ecoutez, Луповицкій, ну а если мужики тебя не поймутъ, если они заупрямятся? Ты принудишь ихъ, разумется.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Принуждать насильно — нить, я на это не способенъ. Убждать — другое дло. Я увренъ въ успхъ.

САЛЮТИНЪ.

Э! mon ami, непремнно надо употребить силу, даже и убждать нечего пробовать, надо знать, съ кмъ быть деликатнымъ. Нужна желзная рука, mon eher, — une main de fer. Такъ только надо учить необразованный народъ. Сломай его, сдлай изъ него тсто, faites-en une pte, — и потомъ лпи, что угодно.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Но какая же будетъ польза?

САЛЮТИНЪ.

Mais c’est ainsi, que Pierre le Grand а agi envers nous. Eh bien! Кажется трудъ не потерянъ. Мы можемъ быть ему благодарны за это, мы, надюсь, стали вполн образованными людьми, можемъ быть собой довольны.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Le temps change, mon cher, теперь не то время, nous sommes devenus plus humains. D’ailleurs, je ne suis capable d’aucune action de ce genre.

САЛЮТИНЪ.

Жаль, а было бы гораздо лучше.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Mais c’est de la force brutale.

САЛЮТИНЪ.

Force brutale est tr&egrave,s necessaire et tr&egrave,s utile envers les brutes.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Но мое собственное человческое чувство возстаетъ противъ этого. Je sauve donc ma propte humanit. Je crois, que c’est aussi quelque chose.

САЛЮТИНЪ.

У тебя есть отвть на все. Длай, какъ хочешь. Когда ты идешь?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Завтра, Messieurs, завтра.

ДОЛОНСКІЙ.

Nous vous verrons encore, avant votre dpart?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Sans doute.

САЛЮТИНЪ.

Долго ты останется?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Сколько нужно для моего дла. Дамъ толченъ, сообщу движеніе, и пріду опять сюда. Конечно я хочу пользоваться всею этою образованною жизнію, мое мсто здсь, въ Париж, но, знаете, — я уже буду пользоваться всми этими плодами сивилизаціи, какъ сказать, съ большимъ правомъ, мн не будетъ уже совстно, если я удлю хоть часть нашего совершенства бдному, жалкому нашему народу. Qu’est се qui vous semble?

ДОЛОНСКІЙ.

Смшно было бы, если бы ты не пріхалъ.— Vous partez donc, vous quittez Paris.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Oui, je pars! Adieu, Paris, adieu! Mais, pas pour toujours, pas pour longtemps.— Oh, Paris!

САЛЮТИНЪ.

Victor Hugo a eu bien le droit de dire:
La France est le gant du inonde, —
Cyclope, dont Paris est l’oeil.

ЛУПОВИЦКІЙ.

C’est vrai. Quel po&egrave,te!

САЛЮТИНЪ.

Ecoutez, Луповицкій. Такъ ты ршительно не хочешь принять моего совта и принудить мужиковъ, если они заупрямятся.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Принуждать насильно, — нтъ я на это не способенъ. Если же они не поймутъ меня, — я пожму плечами, и ворочусь въ Парижъ. Mais, je suis fermement persuad, que je serai compris.— Bonjoir.

ДОЛОНСКІЙ.

Куда же?

ЛУПОВИЦКІЙ.

О, куда! Мн надо купить все, что вышло на Французскомъ язык объ Россіи, вс путешествія, дорогою я ихъ прочту, и конечно самое врное понятіе могутъ дать иностранныя описанія. La Russie, vue du haut de la civilisation, vous savez.

ДОЛОНСКІЙ.

C’est juste, vous vous armez de pied-en-cap.

САЛЮTИНЪ.

C’est ce qu’il faut.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Bonjour.

ДОЛОНСКІЙ И CAЛЮТИНЪ.

Bonjour.

(Луповицкій уходить).

ЯВЛЕНІЕ II.

Т же, безъ ЛУПОВИЦКАГО. ДОЛОНСКІЙ.

Il a du fond, cet homme.

CAЛЮТИНЪ.

C’est un homme de conviction.

ДОЛОНСКІЙ.

Et puis une bonne t&egrave,te, et un don de la parole incontestable.

САЛЮТИНЪ, (звая).

Il serait interessant de savoir, ce qu’il va produire en Russie.

(Встаютъ, чтобъ идти).

Занавсь опускается.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА

Князь Луповицкій, богатый помщикъ.
Антонъ, староста.
Иванъ, сынъ его.
Параша, дочь его.
Семенъ, Прохоръ, Ермилъ, Филиппъ, крестьяне.
Ульяна, двушка крестьянка.
Андрей, сирота, молодой крестьянинъ.
Жеромъ, Русской камердинеръ съ французскимъ именемъ. Грумъ.
Слуга.
Крестьяне, крестьянки.

ДЙСТВІЕ ВЪ ДЕРЕВН.

ДЙСТВІЕ I.

ЯВЛЕНІЕ I.

Широкая улица деревни, поросшая травою, съ лва большое крыльцо барскаго дома, въ родъ балкона, съ права рядъ избъ, на авансцен съ права же колодезь.

УЛЬЯНА и потомъ ПАРАША.
(Ульяна достаетъ изъ колодца ведро и поетъ).

ПАРАША, (входитъ).

Ты все поешь, Ульяна.

УЛЬЯНА.

Да чтожъ не пть-то? Вотъ помоги-ка лучше ведро достать, — вотъ такъ. (Ставитъ съ ея помощью ведро на край колодца, потомъ об становятся другъ противъ друга).

ПАРАША, (посл молчанія).

Кому-то завтра въ солдаты придется? Завтра сходка будетъ, кого-то отдадутъ?

УЛЬЯНА.

А какъ Богъ міру на сердце положитъ.

ПАРАША.

Хорошо теб, братьевъ у тебя нту. А какъ у меня ихъ четверо.

УЛЬЯНА.

Да чего бы лучше Андрюху отдать?

ПАРАША.

Сироту-то?

УЛЬЯНА.

Ну да, сироту. Богъ вдь его не покинетъ, а очень тосковать за нимъ некому. Парень онъ смирный, добрый, работящій, да все не братъ, не сынъ.

ПАРАША.

Да ему-то вдь не легче, бдному.

УЛЬЯНА.

То ему одному не легче, а какъ другаго изъ семьи-то отдадутъ, такъ вся семья за нимъ плакать станетъ (Параша хочетъ идти). Куда ты? Постой, только ведра возьму, пойдемъ вмст. (Надваетъ ведра на коромысло). Э, смотри-ка, это кто идетъ?

ЯВЛЕНІЕ II.

Т ЖЕ и ЛУПОВИЦКІЙ (входитъ въ щегольскомъ дорожномъ пальто и съ лорнетомъ на шнурочк).

ЛУПОВИЦКІЙ.

Вотъ я опять на родинъ, опять въ Россіи, сторонъ необразованной, дикой, а между тмъ, да, — я люблю ее, безъ сомннія люблю. Отечество! да, отечество, la patrie! Согласенъ, совершенно согласенъ: патріотическое чувство доступно благородному сердцу. Я очень это чувствую, да, чувствую именно теперь, воротясь на родину, въ Россію. Невольно такъ и хочется запть.

(Запваетъ).

La voici, la voil, cette France chrie!

(Осматриваетъ окрестность лорнируя. Крестьянки стоять поодаль и смотрятъ).

УЛЬЯНА.

Параша, вдь это баринъ.

ПАРАША

Отчего жъ баринъ, кто его знаетъ.

УЛЬЯНА.

И одтъ не по русски, и говоритъ не по русски: стало баринъ.

ПАРАША.

И то.

ЛУПОВИЦКІЙ.

А, это врно кто нибудь изъ моихъ подданныхъ. (Смотритъ), Jolie figure. Послушайте, мои милыя.

УЛЬЯНА, (кланяясь).

Что, батюшка?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Чья эта деревня?

УЛЬЯНА.

Князя Луповицкаго, помщика.

ЛУПОВИЦКІЙ

А самъ помщикъ, гд же онъ?

УЛЬЯНА.

А кто его знаетъ. Въ чужихъ земляхъ, гд-то. Слышно, тамъ есть мстечко Парижи, такъ онъ тамотко.

ЛУПОВИЦКІЙ,

Cost Paris, — прошу узнать. Парижи! C’est vraiment drle (имъ). Что же, баринъ у васъ, хорошій баринъ?

УЛЬЯНА.

А Господь его знаетъ. Намъ грхъ Бога гнвить, намъ хорошо, а барина мы и въ глаза не видали.

ЛУПОВИЦКІЙ, (въ сторону).

Хорошо, я увренъ, что дурно.

УЛЬЯНА.

Оброкъ небольшой. Старосту міръ выбираетъ на три года, а не хорошъ и до сроку смнитъ.

ЛУПОВИЦКІЙ, (морщатся).

Ну, а когда же баринъ будетъ?

УЛЬЯНА.

Да его ждутъ съ часу на часъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну, мои милыя, я буду имть удовольствіе говорить съ вами посл, а теперь пошлите ко мн старосту и скажите, что баринъ прихалъ, вашъ баринъ. Ну да, я вашъ баринъ. (Двушки кланяются). Подите пошлите старосту. (Он уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ III.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Жаль, очень жаль, умный народъ, и въ такомъ невжеств. Никакихъ понятій, никакого совершенно сужденія. Образовать его — вотъ нашъ долгъ. Образовать въ отношеніи религіозномъ, въ отношеніи нравственномъ, общественномъ, художественномъ.— Вотъ поле для дятельности.— Надо же наконецъ, чтобы народъ нашъ походилъ на насъ, Европейцевъ. Я объясню имъ все это. Не хочу же я обидть ихъ тмъ, что они не поймутъ меня. Ктому же, да-съ,— я люблю Россію, люблю этотъ добрый и умный Русской народъ. Oh, comme je Paime! Жаль только, что мн нельзя разговаривать съ ними по французски. Хоть я и хорошо говорю свой языкъ, но по французски я бы объяснилъ имъ это лучше, mais, que faire!— Какъ же я возьмусь за дло однако? А надо немедленно. Я въ деревню прямо изъ Парижа, вс мои впечатлнія вполн свжи, надо этимъ пользоваться. Къ тому же я не намренъ здсь долго оставаться, мн надобно сперва только кинуть смена, но какъ же быть? Да, позвольте, позвольте! Я помню одного мужика, котораго я къ себ выписывалъ въ Петербургъ: умная голова, просто министръ.— Такъ, онъ будетъ моимъ органомъ, проводникомъ моихъ идей.

ЯВЛЕНІЕ IV.

ЛУПОВИЦКІЙ, СТАРОСТА.

СТАРОСТА.

Такъ и есть. Ахъ батюшка, Князь Геннадій Ивановичъ!

ЛУПОВИЦКІЙ, (лорнируя).

Ба, ба, ба! Это кажется…. да, тотъ самый.

СТАРОСТА.

Что вы къ себ въ Питеръ съ отчетами выписывали, — такъ, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Здравствуй, здравствуй. Какъ бишь тебя?

СТАРОСТА.

Антонъ Гавриловъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Антонъ, да.— А ужъ не ты ли староста?

СТАРОСТА.

Я, ваше сіятельство.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Тебя выбрали въ старосты, такъ ли?

СТАРОСТА.

Выбралъ міръ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Міръ, то есть вс?

СТАРОСТА

Весь міръ, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ, (ласковымъ тономъ смягчая слова).

Вдь ты мой староста, а? Такъ надо, чтобы я, чтобы баринъ выбиралъ старосту, а?

СТАРОСТА.

Такъ, батюшка, точно. Кому иному, какъ не теб.— Живешь ты, правда, далеконько, у насъ не бываешь, и насъ не знаешь никого, а то, батюшка, кому и назначать, какъ не теб.

ЛУПОВИЦКІЙ.

a n’est pas b&egrave,te.— Ну а если я у васъ жить стану, — такъ вдь, конечно, мн надо назначать, вдь ты все же мой староста?

СТАРОСТА.

Точно, батюшка, точно, точно, твой староста, и рчи нтъ. Ну да вотъ что, батюшка, кабы имъ то, крестьянамъ то есть, до твоего старосты дла не было, такъ имъ бы и все равно, а то, вдь я отъ тебя, да надъ ними. Ну какъ же, батюшка, и имъ бы вдь надо объ себ подумать. Умъ хорошо, а два лучше, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Il est tr&egrave,s fin, cet homme.— Хорошо, Антонъ, мы съ тобой потолкуемъ посл, кому и какъ старосту назначать.— Я теб скажу, я много хочу сдлать перемнъ. Ты мн поможешь, ты уменъ, я знаю.— Я вамъ добра хочу, друзья мои, будьте въ этомъ уврены.— Кстати, нтъ ли у васъ чего нибудь, l’ordre du jour, на очереди…. какъ сказать…. (заминается).

СТАРОСТА.

Какъ же, ваше сіятельство, некрутчина.

ЛУПОВИЦКІЙ.

А у васъ кто отдаетъ въ рекруты, — ты?

СТАРОСТА.

Нтъ, батюшка, какъ можно, — міръ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Міръ! Гм, хорошо. Сколько здсь душъ?

СТАРОСТА.

Да душъ восемьсотъ, побольше, будетъ.

ЛУП0ВИЦК1Й.

Это не дурно.— Я нсколько усталъ теперь, до свиданья. А камердинеръ мой еще не прихалъ съ коляской? Вдь я пшкомъ къ вамъ дошелъ.

СТАРОСТА.

Онъ въ дом, батюшка, васъ дожидается.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Прощай, добрый мой Антонъ.

СТАРОСТА.

Прощенья просимъ, ваше сіятельство.

(Провожаетъ его нсколько шаговъ).

ЯВЛЕНІЕ V.

СТАРОСТА И ПРОХОРЪ.

ПРОХОРЪ.

Антонъ Гаврилычъ, баринъ прихалъ?

СТАРОСТА.

Прихалъ.

ПРОХОРЪ.

Видлъ?

СТАРОСТА.

Видлъ.

ПРОХОРЪ.

Ну что?

СТАРОСТА.

Ничего.

ПРОХОРЪ.

А что?

СТАРОСТА.

Да что. Добрый баринъ, ничего. Все-то, Прохоръ Игнатьичъ, объ насъ думаетъ. Перемны, говоритъ, у васъ сдлаю. Право такъ. Все о насъ глупыхъ пекутся.— Ну самъ ты человкъ умный, ну скажи: какъ намъ и счастливыми-то не быть? Видишь, заботу объ насъ принимаютъ какую.

ПРОХОРЪ.

Да ты рчь-то не двои. Скажи, что намъ, добра ждать, что ли?

СТАРОСТА.

Я теб говорю, хорошій баринъ. Добра, говоритъ, вамъ хочу.

ПРОХОРЪ.

Охъ, братъ! Будетъ онъ думать, что добро, да и пойдетъ насъ добромъ-то этимъ подчивать. Жилъ-то онъ долго въ Нмечин. Тамъ можетъ оно и добро, да чтобъ нмецкое добро намъ худомъ не вышло.

СТАРОСТА.

Слушай,— коли въ правду добрый, такъ онъ съ разу, хоть и не увидитъ, что намъ плохо,— да гнуть на колно не будетъ. А право слово, душа у него добрая. Я давно вдь его знаю: онъ хоть и не того, да за то не золъ.— Да не въ томъ теперь сила: надо къ барину съ приносомъ идти, еще рано, успемъ. Пойдемъ-ка, Прохоръ Игнатьичъ.

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ VI.

ПАРАША, потомъ ИВАНЪ.

ПАРАША, (подпираясь локоткомъ).

Кого-то въ солдаты отдадутъ? У насъ четверо, у Прохора трое, у Василья то же трое, да и мало ли народу, — а кто пойдетъ?— Ульяна сказала Андрюху, а за что?— за то, что сирота: ишь вина какая. За нимъ плакать некому: да онъ что ли виноватъ, что некому.— Ну а если кто изъ братьевъ — не дай Богъ! (Луповицкій подходить потихоньку къ окну и слушаетъ).

ИВАНЪ, (входя).

Чего задумалась?

ПАРАША.

А вамъ и горя мало.— Кого-то изъ васъ завтра въ солдаты отдадутъ.

ИВАНЪ.

Не бабье дло толковать объ этомъ.

ПАРАША.

Ваня, да ты ужъ мн скажи: кого по твоему?

ИВАНЪ.

Да Андрюху, чай.

ПАРАША.

А теб не жаль Андрюхи?

ИВАНЪ.

А теб нешто жаль?

ПАРАША.

Да чмъ же, онъ провинился, что его? Чтожъ въ немъ худаго-то?

ИВАНЪ.

Хорошій парень, нечего сказать, всмъ взялъ, работящій, и добрый такой, ну и псню лихо споетъ, ну и на кулачки ужъ не спуститъ. Когда не жаль, — жаль, да чтоже длать-то? Вдь надо же кому нибудь. Такъ все легче ему пойти, — одинъ, какъ перстъ.

ПАРАША.

Наладили вы все одно, ужъ видно ему и придется.

(Закрываетъ глаза руками).

ИВАНЪ.

Да чего ты, Параша? А? (она плачетъ). Да ты скажи. Ужъ теб не приглянулся ли онъ? Ты скажи. (отнимаетъ руки ей отъ лица). Полно! Можетъ и не онъ пойдетъ. Плачешь, ничего не видя.

ПАРАША.

Да кто теб сказалъ, что онъ мн приглянулся? Не приглянулся, совсмъ нтъ, а такъ, жалко, всхъ васъ жалко, — оттого и плачу.

ИВАНЪ.

Ну ужъ ты, не хитри со мной. Говорю теб, не плачь.— Э, да вотъ Андрюха. (Параша убгаетъ).

ЛУПОВИЦКІЙ, (у окна).

Mais c’est tout uu roman! (Уходитъ, очень довольный.)

ЯВЛЕНІЕ VII

ИВАНЪ И АНДРЕЙ.

ИВАНЪ.

Андрюха!

АНДРЕЙ.

Что?

ИВАНЪ.

Теб въ солдаты придется.

АНДРЕЙ.

Что Богъ пошлетъ.

ИВАНЪ.

А мн жаль тебя, Андрюха.

АНДРЕЙ.

Ну спасибо, коли жаль.

ИВАНЪ.

А за тобой проказы водятся.

АНДРЕЙ.

Какія проказы?

ИВАНЪ.

Какія! Думать, я незнаю. Я, братъ, вижу.

АНДРЕЙ.

Да чего ты видишь.

ИВАНЪ.

Чего! Ты на Парашу заглядывается, вотъ чего. Что, молчишь.

АНДРЕЙ.

Ну да коли самъ видишь, такъ что ужъ таиться.

ИВАНЪ.

Да ты скажи мн, Андрюха, въ правду. Что теб, по сердцу она пришлась, что-ли?

АНДРЕЙ.

Коли знаешь, что и говорить. Хотлъ сватовъ засылать, ну да какіе теперь сваты.

ИВАНЪ.

Слушай, Андрюха. Мн тебя жаль, право жаль, а пособить чмъ, и незнаю. За тебя пойти, — да нтъ, братъ, надо правду сказать, не пойду. Что отецъ скажетъ? Ты, скажетъ, своей волей бросаешь меня, не теб досталось, а ты идешь.— Знаешь что, Андрюха! Ужъ какъ Богъ дастъ, такъ оно и будь.

АНДРЕЙ.

И то, Иванъ. Спасибо на добромъ слов. Ну а коли не пойду?

ИВАНЪ.

Ну а коли не пойдешь, ужъ просватую за тебя сестру.

АНДРЕЙ.

Ой ли?

ИВАНЪ.

Право такъ.

АНДРЕЙ.

Ну, Иванъ, что Богъ дастъ.

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Т ЖЕ и ТОЛПА КРЕСТЬЯНЪ начинаетъ сходиться по немногу передъ крыльцомъ.

СЕМЕНЪ.

Андрей, не видалъ барина?

АНДРЕЙ.

Не видалъ, слугу его видлъ, словно баринъ одтъ.

СЕМЕНЪ.

Крпостной?

АНДРЕЙ.

Крпостной, да не его, наемный, давно ужъ у него.

(Входитъ грумъ).

ИВАНЪ.

Смотри-ка, уродецъ идетъ

СЕМЕНЪ.

Ахъ, братцы, что это?— Не то человкъ, не то птица. (Смхъ).

ИВАНЪ.

Подъ сюда пичуга малая, подъ сюда.

(Вс хохочутъ, грумъ складываетъ гордо руки и молча уходить при общемъ хохот).

ЖЕРОМЪ, (выходитъ на крыльцо)

Жалкая ты деревенщина, необразованная. Чему хохочете?

СЕМЕНЪ, (Ульян).

Это баринъ.

УЛЬЯНА.

Нту.

АНДРЕЙ.

Это слуга его, наемный.

ЖЕРОМЪ.

Козлы вы бородатые.

СЕМЕНЪ, (въ полголоса).

Ахъ ты рыло бритое.

ЖЕРОМЪ.

Невжи, невжи! Жалости подобные невжи! Ну что вы знаете, ну отчемъ вы слышали! Ну знаете ли, что манеры хорошія? Ну?— Не умете и одться-то, какъ надо.

ИВАНЪ.

Мы, братъ, по русски одваемся.

ЖЕРОМЪ.

Да разв кто изъ порядочныхъ людей по русски ходитъ?

ИВАНЪ.

Да мы ходимъ, мы не мошенники какіе.

ЖЕРОМЪ.

Грубая ты дичь деревенская.

СЕМЕНЪ.

Не больно спсивься, дичина заморская.

ЖЕРОМЪ.

Я, — да я камердинеръ его сіятельства, ну скажи, необразованный, скажи: что значитъ камердинеръ его сіятельства?

АНДРЕЙ.

Да все тотъ же лакей.

ЖЕРОМЪ.

Тотъ же, да не тотъ.— высокаго рангу, сюперфинь Гамбургъ.

СЕМЕНЪ.

Ребята, онъ съ придурью, слышите, что мелетъ.

ЖЕРОМЪ.

Съ придурью? самъ ты съ придурью, мужикъ. Мы, братъ, съ его сіятельствомъ, мало ли земель объздили. Во Франціи были, въ Нмеціи, въ Англіи, въ Италіи.— Ну хочешь скажу по Французски?— Бонжуръ мадамъ, — что? Ну хочешь по Нмецки?— Вассисдасъ мейнъ герръ, — вотъ теб и по Нмецки. Ну по Англицки: гаудуйду. (Хохотъ).

СЕМЕНЪ.

Какъ?

ЖЕРОМЪ.

Гаудуйду.

СЕМЕНЪ.

Ой братцы, уйду! (Смхъ).

ЖЕРОМЪ.

По Итальянски хочешь? Міо каро.

СЕМЕНЪ.

Карій, кто, ты карій?

ЖЕРОМЪ.

Да вы языковъ не разумете.

АНДРЕЙ.

На чтоже ты говоришь такъ, что мы не разумемъ?

ИВАНЪ.

Да, братъ, ужъ коли глупъ, такъ на всхъ языкахъ глупъ.

ЖЕРОМЪ.

Глупъ?— самъ ты глупъ. Мы съ его сіятельствомъ въ разныхъ ферейнахъ бывали, я тамъ не съ тобой дуракомъ, а съ учеными диспутовался.

СЕМЕНЪ.

Совсмъ исплутовался, эхъ жалко. (Смхъ).

ЖЕРОМЪ.

Герцоги, принцы и короли меня знаютъ, къ себ приглашали.

СЕМЕНЪ.

Эхъ ребята! Сгоните его съ энтаго мста: оно хвастливо.

ЯВЛЕНІЕ IX.

Т ЖЕ И НСКОЛЬКО СТАРИКОВЪ, (въ томъ числ, СТАРОСТА, ПРОХОРЪ и ФИЛИППЪ), съ хлбомъ-солью, медомъ и проч.
Толпа раздается съ почтеніемъ.

СТАРОСТА, (остановясь передъ крыльцомъ).

Доложи барину, что мы пришли.

(Камердинеръ уходитъ. Луповицкій выходитъ сейчасъ съ камердинеромъ. Вс кланяются).

СТАРОСТА.

Батюшка, не побрезгай на нашемъ челобить, прими нашу хлбъ-соль.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Очень радъ, очень благодаренъ. Вотъ она, хлбъсоль, мн много говорили про этотъ обычай иностранные туристы. (Даетъ знакъ камердинеру, тотъ принимаетъ).

ЖЕРОМЪ,

Ну ужъ подарки, грубая деревенщина.

ЛУПОВИЦКІЙ, (въ полголоса).

Послушай, ты! прошу быть деликатне, да и какъ ты смешь? Ты видишь, что я принимаю и благодарю.— Смотри Жеромъ, если хочешь служить у меня, прошу быть вжливымъ, особенно съ ними. (Выходитъ впередъ). Очень, очень вамъ благодаренъ за доброе ваше привтствіе.

КРЕСТЬЯНЕ.

Не на чмъ, батюшка.

ЛУПОВИЦКIII, (откашливается, становится въ позу и приготовляется говорить рчь).

Гм! Это съ большимъ удовольствіемъ, что я принимаю изъявленіе вашей…. вашей признательности, или скоре любви ко мн, — любви еще не заслуженной мною.— Но я надюсь заслужить ее. Врьте (одушевляя себя), о да, врьте, что и я люблю васъ! Я постараюсь устроить вашъ бытъ, передать вамъ плоды просвщенія, роскошные плоды наукъ и искуствъ,— (Горячась) Ничего не пожалю дляэтаго, никакихъ трудовъ, ни…. безсонныхъ ночей, ни…. утомительныхъ дней, ни… препятствія природы, ни человческія препятствія не остановятъ меня.— Гд ваши орудія, омоченныя не разъ благороднымъ потомъ вашимъ? Гд соха, гд пила?— Дайте мн ихъ! Моя рука не побоится прикоснуться къ нимъ, если то нужно.— Но важнйшій трудъ предстоитъ мн, я говорилъ о немъ сейчасъ.— Это т, нравственныя сокровища, которыя передамъ я вамъ, добытыя мною отъ Запада Европы, это смена умственныя, которыя долженъ разсять я здсь.— Вы поймете меня. Ваше сочувствіе, въ которомъ я не сомнваюсь, будетъ для меня лестною наградою. Поврьте мн, я васъ уважаю, и докажу это! Вы можете считать на меня. (Пауза) Господа! Я въ вашихъ распоряженіяхъ. (Въ сторону) Какъ хорошо бы это было по Французски!

(Крестьяне молчатъ),

ЛУПОВИЦКІЙ.

Я усталъ немного и лягу отдохнуть, но прошу васъ пть и веселиться передъ моими окнами. До свиданія! Этотъ день — вашъ. (Наклоняется, народъ кланяется, Луповщкій уходитъ, камердинеръ тоже),

АНДРЕЙ, (Ивану).

Ну что, понялъ, что баринъ говорилъ?

ИВАНЪ.

Какъ не понять: веллъ себ подать соху да пилу.

СЕМЕНЪ.

Сходить, что ли за ними, Антонъ Гаврилычъ?

СТАРОСТА.

Полно вамъ, вдь это такъ, для примра говорится.

СЕМЕНЪ.

А, можетъ, онъ и въ правду пилить да пахать захотлъ.

ПРОХОРЪ.

Ну пахать-то, да работать, — такъ и быть, ужъ мы все будемъ.

СЕМЕНЪ.

Про смена говорилъ, смена какія то изъ-за моря привезъ.

СТАРОСТА.

Эхъ вы! это такъ у него выходило, а просто хотлъ онъ сказать: вы де невжи, вамъ учиться надо.

ИВАНЪ.

Такъ онъ такъ бы и говорилъ, мы и безъ него знаемъ, что ученье свтъ, а неученье тьма.

АНДРЕЙ.

А вдь онъ добрый.

МНОГІЕ.

Добрый.

СТАРОСТА.

Ну полно калякать, собирайте хороводъ. (Уходитъ, за нимъ старта. При словахъ его входитъ Жеромъ).

ЯВЛЕНІЕ X,

Т же безъ СТАРОСТЫ И СТАРИКОВЪ.

ИВАНЪ.

Ну живо, собирайте. (Хороводъ начинаетъ собираться).

ЖЕРОМЪ. (Подходитъ къ Параш).

Ты не дурна, моя милая. (Беретъ ее за руку, та вырываетъ ее.) Что ты?— Не бойся, не бойся, ужъ если я теб такую честь оказываю, не совстись.

ПАРАША.

Вотъ честь какая! Убирайся прочь.

ЖЕРОМЪ.

Вотъ глупая, вотъ невжа, никакого тутафе обращенья не понимаетъ. (Беретъ ее опять за руку).

ПАРАША, (вырывая руку).

Прочь!

ИВАНЪ, (Андрею).

Что носъ повсилъ?

АНДРЕЙ.

Повсишь, братъ. Кому то завтра въ солдаты идти придется.

ИВАНЪ.

Что завтра, — то завтра, а что нынче, — то нынче. Запвай Андрюха! (увидавъ Жерома) Ба, ты что тутъ?

ПАРАША.

Все пристаетъ.

ИВАНЪ.

Убирался бы ты лучше.

ЖЕРОМЪ.

Я вамъ честь длаю, тро донёръ, что къ вамъ пришелъ, удостоилъ то есть васъ, а вы дураки этаго и не чувствуете, мужичье! Скажите-ка лучше: мерси.— Дай же руку, ты хорошенькая, шармантъ право, такъ таки себ. (Хочетъ взять руку).

АНДРЕЙ, (запальчиво).

Говорятъ теб, отстань!

ЖЕРОМЪ.

Ой, какой грозный. Ты потише, — я княжой камердинеръ.

ИВАНЪ.

Пошолъ прочь, добромъ т говорятъ. Мы хороводъ водить станемъ.

(Беретъ за руку сестру).

ЖЕРОМЪ, (беретъ ее за руку).

Я не пущу, (Параша плачетъ). Ну пожалуй плачь Ужь если мн угодно теб такую, знаешь неожидаемую милость сдлать, то хоть плачь, а милость и честь принимай.

ИВАНЪ.

Пусти говорятъ теб.

ЖЕРОМЪ, (упрямо).

Не пущу, а тронуть меня не смете.

(Параша плачетъ).

АНДРЕЙ.

Пусти!

ЖЕРОМЪ.

Не пущу.

АНДРЕЙ.

А коли такъ, добромъ не хочешь, такъ вотъ теб.

(Ударяешь Жерома, тотъ падаетъ).

ВС (съ хохотомъ).

Молодецъ Андрюха!

ЖЕРОМЪ, (подымается, вн себя).

Добро, смйтесь, смйтесь! Вамъ достанется, вамъ выдетъ сокомъ! А ты озорникъ, ты скотина, — тебя завтра въ солдаты отдадутъ. Да, въ солдаты. Ужъ я постараюсь. Да, да!

АНДРЕЙ, (стоитъ, какъ озадаченный).

Ну, что Богъ дастъ.

ЖЕРОМЪ, (уходя).

Въ солдаты тебя, въ солдаты, въ солдаты, въ солдаты.

АНДРЕЙ, (стоитъ съ минуту въ раздумь, потомъ вдругъ какъ очнувшись, махаетъ рукой и запваетъ.)

Вдоль по морю, вдоль по морю.

(Становится въ хороводъ).

ХОРОВОДЪ

Вдоль по морю, морю синему.

(Хороводъ движется).

Занавсь опускается.

КОНЕЦЪ ПЕРВАГО ДЙСТВІЯ.

ДЙСТВІЕ II.

ЯВЛЕНІЕ I.

Луповицкій одинъ завтракаетъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Хорошо, немедленно примусь за дло.— Какъ я доволенъ, у меня есть дятельность, — право.— Сегодня я долженъ говорить обо всемъ со старостой, ему первому сообщить мои мысли. Я нарочно написалъ вс пункты на бумаг, (беретъ со стола бумагу и просматриваете. А, вотъ мой министръ. Здравствуй, мой любезный Антонъ. (Антонъ кланяется. Посл молчанья). Мн надо поговорить съ тобой, Антонъ.— Я теб говорилъ, что я хочу сдлать перемны.

АНТОНЪ.

Говорили, ваше сіятельство. (въ сторону). Вотъ т на, какъ на пашню онъ насъ посодитъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну скажи, не находишь ли ты самъ, что нужны перемны? А? (улыбается). Ну какія, ты полагаешь, перемны я придумалъ?

СТАРОСТА,

Можетъ, оброкъ прибавите, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Нтъ, нтъ! О матеріалистъ Антонъ! Не безпокоитесь, друзья мои, перемны будутъ другаго рода.

АНТОНЪ.

Не знаю, что за перемны, ваше сіятельство.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Я хочу, чтобы пониманіе ваше…. какъ сказать…. интеллектуальное образованіе, — ну…. нравственное, нравственное ваше достоинство возвысилось. (Антонъ молчитъ).Я говорю не ясно, можетъ быть, но лучше къ длу.— Скажи мн, религіозны ли вы? А?— То есть, ходите ли вы въ церковь?

СТАРОСТА.

Ходимъ, ваше сіятельство.

ЛУПОВИЦКІЙ.

И прекрасно, друзья мои, прекрасно. О будьте религіозны, врующіе. Я принадлежу къ такимъ людямъ, которые уважаютъ Вру, считаютъ ее даже главнымъ дломъ.— Я вамъ совтую именно быть религіозными, исполняйте, что велитъ вамъ религія или Вра.

СТАРОСТА.

Мы исполняемъ, сколько силы нашей.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Однако, Антонъ, я вдь былъ сегодня въ церкви, конечно я пришелъ не къ началу, однако служили еще, — и я видлъ, что народу не много.

СТАРОСТА.

Да вы, батюшка, посл обдни пришли, а это служили молебны, такъ т и остались, кто служилъ, а другіе разошлись.

ЛУПОВИЦКІЙ, (сконфузившись).

Да точно, да, молебны.— Позволь однако, позволь: тамъ священникъ давалъ крестъ цловать.

СТАРОСТА.

Да какъ же, батюшка, это за всякимъ молебномъ бываетъ.

ЛУПОВИЦКІЙ, (совсмъ сконфузившись).

Бываетъ, да, бываетъ, точно. (Принимается за завтракъ). Не хочешь ли ты позавтракать? Я теб велю тамъ подать (указываетъ ему на свой завтракъ).

СТАРОСТА.

Нтъ, батюшка, не стану.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Отъ чего?

СТАРОСТА.

У насъ постъ, батюшка, это скоромное.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Постъ, — какой постъ?

СТАРОСТА.

Петровки, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Петровки!— (кладетъ вилку и ножикъ).Признаюсь, не зналъ.

СТАРОСТА.

Ваше дло господское, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну, я вижу, что на счетъ религіи или Вры, говорить нечего: — вы близки къ ней.— Теперь о другомъ, (смотритъ въ бумажку). Что длаете ли вы добро?

СТАРОСТА.

Случается, батюшка, подаемъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Подаете нищимъ, это хорошо, но вдь не всякой подаетъ?

СТАРОСТА.

Какъ, батюшка, нищему не подать?— Ну, а если кто не захочетъ, тотъ ужъ самъ себ худо длаетъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Да вдь можетъ случиться, что кто нибудь не подастъ? Скажи, можетъ случиться?

СТАРОСТА.

Можетъ статься.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну, такъ я вотъ что придумалъ.— Вы устройте у себя благотворительный хороводъ.

СТАРОСТА.

Какъ, ваше сіятельство?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Благотворительный хороводъ.

СТАРОСТА.

Что жъ это будетъ такое?

ЛУПОВИЦКІЙ.

А вотъ что. Когда у васъ соберутся для хоровода, — каждый, кто захочетъ участвовать, дастъ по копйк, или по полушк, въ общую сумму, для бдныхъ, а потомъ эти деньги и будетъ раздавать нищимъ, настоящимъ нищимъ, тотъ, кого хоть я назначу.— А? хорошо?

СТАРОСТА.

Умныя твои рчи, батюшка. Только вотъ что: у насъ есть въ церкви кружка для бдныхъ. Хороводъ-то, веселье-то зачмъ?

ЛУПОВИЦКІЙ.

А веселье для того, чтобъ охотне дали, иной бы можетъ быть безъ этой причины и не подалъ, — а для веселья подастъ.

СТАРОСТА.

Стало, батюшка, человкъ ужъ тутъ не для Бога, а для своей потхи нищему подастъ. Гд жъ тутъ доброе-то дло будетъ? Для души-то что?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Положимъ добраго дла собственно нтъ, для души, какъ ты выражаешься, нтъ, да все же польза.

СТАРОСТА.

Ужъ коли, батюшка, въ такомъ дл святомъ, что нищему подать, для души ничего не будетъ, — такъ ужъ тутъ какая польза, — тутъ вредъ, да и какой. Вдь, какъ нищаго увидишь, — и воздохнешь, и подумаешь, что вотъ де нищая братья, да и подашь, такъ оно для души много.— А тутъ, что это будетъ?— Гамъ, веселье. Что, дескать, вамъ о нищей братіи думать, знай веселись, да себя тшь: вотъ теб и доброе дло сдлалъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Но польза, мой любезный Антонъ, польза!

СТАРОСТА.

Такъ, батюшка, да польза-то эта со вредомъ душ нашей, такъ что въ ней толку-то, въ польз? Доброе дло будетъ безъ добра. Да позволь теб сказать, батюшка: ты видалъ ли, какъ мы милостыню подаемъ? Кто принялъ — перекрестится, кто подалъ — перекрестится. Да вотъ, взгляни, батюшка, въ окошко. (подходитъ, и съ нимъ Луповицкій къ окну). Видишь, нищій подошелъ къ изб, видишь, рука изъ окна протянулась, видишь, нищій крестится, видишь, и въ изб крестятся, благодарятъ, что сподобилъ Господь нищему подать.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Il n’est pas bte, cet homme.

СТАРОСТА.

Да позволь теб доложить: вдь Богу бы можно было и всхъ нищихъ обогатить, пользу то Онъ можетъ послать имъ не по нашему, такъ чтожъ они все ходятъ, да просятъ?— Не денегъ вдь только, батюшка, они просятъ, — а чтобъ мы душою воздохнули, да подали нищей братіи, для Бога, — вотъ оно, батюшка, что.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ты умно говоришь.

СТАРОСТА.

По мужицки, батюшка.— Еще, батюшка, сказано: кто нищему подаетъ, Богу подаетъ, какъ же я, батюшка, въ хоровод-то, горло распустивъ, Богу подамъ?— И милостыня у насъ святая зовется, а тутъ какая будетъ святая милостыня, — для своей потхи гамъ да плясъ? Нтъ, батюшка, послушай моихъ неразумныхъ рчей, не длай этаго, ты народъ соблазнять будешь, оно, батюшка, дло худое. Пусть добро добромъ и будетъ, а съ потхой его не мшай.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Je suis battu, tout fait. Ну мой Антонъ, ты разсуждаешь такъ умно…. къ тому же я принуждать васъ не намренъ, — стало быть, длайте, какъ хотите. (Антонъ кланяется, молчанье, смотритъ въ бумажку). Ну постой. Скажи мн, много у васъ грамотныхъ?

СТАРОСТА.

Мало, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну, а грамоту, ты не отвергаешь?

СТАРОСТА.

Грамота хорошое дло: ученье — свтъ, а неученье — тьма.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну я радъ, что въ этомъ мы сходимся. Я бы хотлъ школу завести.

СТАРОСТА

Грамот учить?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Да.

СТАРОСТА.

Такъ, чмъ школу заводить, батюшка, а ты пономарю дай жалованье за выучку, за каждаго, хоть рубли четыре или хоть три, онъ теб учить и станетъ и выучитъ, а мы отъ грамоты не прочь.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Пожалуй, я и на это согласенъ. Мн надо будетъ для васъ книгъ накупить, книгъ для народа, приноровленныхъ къ понятію народа, понимаешь?

СТАРОСТА.

Какія же это книги, батюшка?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Есть много такихъ книгъ, нарочно написанныхъ для простаго ума. Въ нихъ разсуждается о предметахъ, нужныхъ для крестьянина, напримръ о томъ, что такое быкъ.

СТАРОСТА.

Быкъ?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну да, быкъ. Я думаю, быкъ много значитъ въ вашемъ быту.

СТАРОСТА.

Не ужъ-то же, батюшка, мы быка не знаемъ. Неужли и того не знать, около чего цлый вкъ ходишь.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Тамъ не только о бык, тамъ о нравственныхъ обязанностяхъ, тамъ говорится, что не надо лгать, пьянствовать, ну и такъ дале. Вдь эти книги для васъ нужны.

СТАРОСТА.

И по нашему, батюшка, не годится пьянствовать и лгать, да вдь ктожъ этаго не знаетъ? Не длаютъ только.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну, да все же не худо объ этомъ еще почитать.

СТАРОСТА.

Не худо, кто говоритъ, только ужъ объ этомъ давно написано и хорошо написано, врядъ ли ужъ лучше написать можно. На это ужъ есть книги.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Гд? Какія?

СТАРОСТА.

Священныя книги, батюшка. Вотъ ихъ то ты намъ купи, батюшка, сдлай милость. Он намъ нужны, а денегъ не у всякаго хватитъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Хорошо, хорошо, (смотритъ въ бумажку). Вотъ что еще. Отчего такъ вы грязны, неопрятны? Крестьянки ходятъ босикомъ. Это нездорово даже.

СТАРОСТА.

Да дло наше такое, батюшка, одежи у насъ не сколько, возимся въ земл, да въ навоз. А кабы не работали, были бы и мы бленькіе, да чистенькіе.— Да что жъ, мы отъ работы не прочь. Работа, батюшка, человку еще не обида, ужъ не дивись только, что кожа загрубетъ и мозоли на рукахъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Вдь однако посмотри, какія у тебя грязныя руки, вдь какая разница съ моими. (сравниваетъ свою руку съ рукою старосты). Просто даже совстно.

СТАРОСТА.

Кому, батюшка, совстно?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Конечно теб должно быть совстно.

СТАРОСТА.

Э, батюшка! Въ навоз возимся, какъ же быть то?— Оттого, батюшка, твои ручки и блы, что наши черны, — ну и на здоровье.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Il a infiniment d’esprit, cet homme. Постой, еще я бы желалъ, чтобъ вы больше думали о своемъ здоровь. Вотъ вышла одна умная книжка, въ Россіи, по русски: совты крестьянкамъ. Тамъ сказано, что для здоровья, крестьянки должны перемнять чулки всякой разъ, какъ промочатъ ноги.

СТАРОСТА.

Батюшка, да онъ въ рабочіе дни зачастую и безъ чулковъ ходятъ. А коли бы всякой разъ, какъ ноги промочатъ, чулки мнять: такъ и чулковъ бы не напаслись, да только бы цлый день и длали, что перебувались.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну хорошо, хорошо (смотритъ въ бумажку). А вотъ, еслибъ, еслибъ…. я впрочемъ не настаиваю, — еслибъ вы, хоть мало по малу, согласились снять платье, которое вы носите, и надли бы наше?

СТАРОСТА.

А за чмъ же это, батюшка?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Да такъ лучше.

СТАРОСТА.

Удобне, что ли оно, или красиве платье-то ваше?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Нтъ, я не утверждаю ни того, ни другаго, но знаешь, вс такъ ходятъ, во первыхъ, мы ходимъ, потомъ, вс другіе иностранные народы тоже. За чмъ же вамъ отставать отъ другихъ?

СТАРОСТА.

Да не изъ чего и приставать, батюшка. Пусть ходитъ, какъ кто хочетъ. Изъ какихъ причинъ свое-то платье я кину, а чужое надну? Ужъ ли же отъ того, что то свое, а то чужое? А вдь больше не изъ чего, батюшка, и самъ ты говоришь. Свое,— такъ и долой его, а чужое, — такъ его и надвай?— Не будетъ ли это ужъ обидно, батюшка?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Il a toujours raison — Ну хорошо, хорошо, довольно объ этомъ. Я сказалъ, что не настаиваю. А ты скажи мн…. (смотритъ въ бумажку). Вогь еще что я придумалъ.— За всякое доброе дло, вдь надо награждать? (Антонъ молчитъ). Что жъ ты?— Вдь надо?

СТАРОСТА.

Коли человкъ хорошій, батюшка, — отчего его и не поправить, и не помочь ему.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Да, тото, — ну видишь.— Если кто изъ огня кого нибудь выхватитъ, ну тамъ, ну какъ нибудь еще поможетъ, ну денегъ дастъ, — такъ этому я даю кушакъ шелковый, шитый золотомъ, а женщин жемчужныя серги.— Ты опять молчишь.— Не ужъ-то и это не нравится?

СТАРОСТА.

Ваше сіятельство. Говоришь ты умно, ужъ какъ умно, да мы то глупы, такъ и мекаемъ не по твоему.

ЛУПОВИЦКІЙ,

Ну говори, какъ ты мекаешь?

СТАРОСТА.

А вотъ что, батюшка, я скажу.— Длаетъ человкъ доброе дло: вдь онъ батюшка не изъ награды его длаетъ, такъ ты наградою его обидишь, да и доброе-то дло ты не добромъ покажешь.— А коли для награды доброе дло кто сдлалъ,— такъ ужъ это какое доброе дло?— и награждать-то его не за что.

ЛУПОВИЦКІЙ (отирая лобъ).

Такъ ужъ за доброе дло и награждать нельзя.

СТАРОСТА.

Не теб, батюшка, за добрыя дла награждать. Кто крестьянинъ исправный, работаетъ хорошо, — ты награди его. А добрыя дла, — человка кто выручилъ, или что другое, — он вдь прямо для души, для Бога длаются: такъ какой теб слдъ награждать, — прости, батюшка, глупыя мои рчи. Да и сказано, чтобы не хвалиться передъ человками добрыми длами, не выказываться, а тутъ, какъ кушакъ-то онъ повяжетъ, такъ вдь всякому въ глаза свое доброе дло и сунетъ. Вдь это выходитъ добрымъ дломъ щеголять, батюшка.— По моему глупому разуму, коли въ правду добрый человкъ, — ему и повязать-то такой кушакъ будетъ совстно. Добрыя дла вдь прячутся, людямъ на глаза не лезутъ. Ну а чего Боже сохрани, кто изъ за награды длать добро станетъ, соблазнится, — такъ вдь это человкъ пропащій. Вдь и написано, батюшка: кто мзду свою здсь пріялъ, тотъ ужъ тамъ ее не жди.

ЛУПОВИЦКІЙ (сбитый совершенно съ толку).

Антонъ, ты гд учился?

СТАРОСТА.

Нигд, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Грамот умешь?

СТАРОСТА.

Умю, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Что ты читалъ?

СТАРОСТА.

Церковныя книги, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Церковныя?

СТАРОСТА.

Церковныя.

ЛУПОВИЦКІЙ.

А! (Ходитъ по комнат). Любезный мой Антонъ, что у васъ сегодня?— сходка объ рекрутахъ?

СТАРОСТА.

Да, батюшка, сходка будетъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Сколькихъ отдаете?

СТАРОСТА.

Да трехъ отдали за вины: за пьянство и буянство, а вотъ четвертаго, такъ незнаемъ кого, сходка за тмъ и будетъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Хорошо, ступай же, какъ ршатъ, доложи мн.

СТАРОСТА.

Слушаю, батюшка, прощенья просимъ, ваше сіятельство.

ЯВЛЕНІЕ II.

ЛУПОВИЦКІЙ (одинъ).

Надо признаться, что я потерплъ сильное пораженіе.— Battu, compl&egrave,tement battu.— Какъ онъ уменъ однако, этотъ Антонъ. Гм! (ходитъ). Не даромъ говорятъ, что народъ русской иметъ умъ, еще бы! бездну ума.— Что жъ длать однако? Принуждать, этаго я никогда длать не стану, да и къ тому же я долженъ по совсти согласиться, что онъ правъ, ce ministre des affaires intrieurs.— Что длать,— не знаю, надо въ томъ сознаться, хоть оно мн и не выгодно.— Какое странное мое положеніе.— Вдь я долженъ сказать однако, что многія вещи я не такъ понималъ, что я, однимъ словомъ, не понималъ, даже теперь еще не вполн понимаю Русской народъ, да.— Отчего же это? Отчего?— (молчаніе). Жеромъ!

ЯВЛЕНІЕ III.

ЛУПОВИЦКІЙ и ЖЕРОМЪ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Возьми завтракъ.— Ты шь скоромное?

ЖЕРОМЪ.

А какъ-же-съ?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Отчего жъ ты шь скоромное?

ЖЕРОМЪ.

Да вдь это одни невжи мужики, постное дятъ, разв это люди?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Я сказалъ теб, чтобы ты не смлъ объ нихъ такъ выражаться. Я сказалъ, чтобъ ты ни съ ними дурно не обращался, ни при мн не смлъ ихъ бранить.

ЖЕРОМЪ.

Да помилуйте, ваше сіятельство,— необразованные.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ты разв образованъ? Молчи. (Ходитъ по комнат). Не слыхалъ кого думаютъ отдать въ рекруты?

ЖЕРОМЪ.

Да когоже другаго, какъ не Андрюшку, онъ сирота, жалть объ немъ некому.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Резонъ, очень справедливо, я согласенъ.

ЖЕРОМЪ.

Да ваше сіятельство, ужъ и озорникъ онъ какой, нахалъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Да ты какъ это узналъ такъ скоро?

ЖЕРОМЪ.

Да помилуйте, ваше сіятельство: онъ меня обидлъ, побилъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Побилъ?— Какъ это? Что такое?

ЖЕРОМЪ.

Съ ногъ сшибъ. Я подошелъ было къ хороводу, а онъ сталъ меня гнать, да и ударилъ, съ ногъ сшибъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

А, такъ онъ буянъ, тмъ лучше.

ЯВЛЕНІЕ IV.

Т ЖЕ И СЛУГА, потомъ АНДРЕЙ.

СЛУГА.

Мужикъ пришелъ къ вамъ, ваше сіятельство.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Кто такой? впусти.

(Слуга уходитъ, входитъ Андрей).

АНДРЕЙ.

Батюшка, ваше сіятельство!

ЛУПОВИЦКІЙ.

Что теб надобно? Говори.

АНДРЕЙ.

Я Андрей, батюшка, Андрей сирота.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Чегожъ ты хочешь?

АНДРЕЙ.

Батюшка, ваше сіятельство! Вамъ врно на меня ужъ онъ нажаловался, вашъ служитель то есть. Я, говоритъ, ужъ сдлаю, что тебя въ солдаты отдадутъ. Не погубите, ваше сіятельство.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Мой любезный, кого отдать въ рекруты, — это я предоставилъ всмъ крестьянамъ, всему міру, какъ вы говорите.

АНДРЕЙ.

Коли что міръ ршитъ, такъ тому и быть, такъ ужъ идти въ солдаты по мірскому приговору, по правдъ, а не по наговору.

ЛУПОВИЦКІЙ..

Чегожъ ты боишься?

АНДРЕЙ.

Да вотъ чего, батюшка: что онъ васъ на меня напраслиной прогнвалъ. Ужъ коли велитъ міръ, или хоть бы за вину какую вы, батюшка, отдали, — такъ тому и быть, да чтобъ только напраслиной въ солдаты не пойти. Можетъ, міръ другаго назначитъ, а скажутъ: да вотъ Андрюха озорникъ, — такъ его. Вотъ, батюшка, чего я боюсь.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Я точно слышалъ, что ты буянъ и озорникъ, но я васъ мало знаю, и потому, кого вы вс отдадите, тотъ и пойдетъ, но ужъ конечно я за тебя не заступлюсь. Какимъ это образомъ ты побилъ моего камердинера?

АНДРЕЙ.

Виноватъ, ваше сіятельство, вотъ какъ дло было. Какъ велли вы, батюшка, хороводъ водить, — вотъ мы и собрались, и парни и двки. Отколь ни возмись вашъ камардинъ, и пошелъ приставать къ Параш. Она отъ него прочь, чуть не плачетъ, а онъ все къ ней, такъ и лезетъ. Я говорю ему: отстань, не замай нашихъ, полно молъ нахальничать, — куда! онъ еще пуще. Не пущу, говоритъ, въ хороводъ, схватилъ ее, да и потащилъ. Ну я,— виноватъ ваше сіятельство, — ударилъ его маненько, онъ съ ногъ и упалъ. Вотъ какъ дло было, ваше сіятельство.

ЛУПОВИЦКІЙ

Дерзкой, что я теб говорилъ? Я говорилъ теб, чтобъ ты былъ, какъ можно вжливе съ крестьянами. Не помнишь?— Ты смлъ длать такія безчинства? Ты, мой камердинеръ?

ЖЕРОМЪ.

Да вдь, ваше сіятельство, они необразованные.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Скотъ, оселъ! Вонъ съ глазъ моихъ! (Ходить по комнат). Любезный другъ! Камердинеръ мой кругомъ виноватъ. Я повторяю теб, что сказалъ и прежде: кого міръ отдаетъ въ солдаты, того и я. Если отдадутъ тебя, мн будетъ очень жаль, но длать нечего, по крайней мръ ты пойдешь, конечно, не по напраслин и не по наговору, а какъ ршитъ міръ. (Андрей кланяется). Ну ступай.— Постой. Какая это Параша? Когда я пришелъ пшкомъ въ деревню, я видлъ двухъ крестьянокъ, одна изъ нихъ Параша, кажется, такъ не знаешь ли, не та ли?

АНДРЕЙ.

Та самая, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Хорошо, ступай. (Андрей уходить). Какова скотина мой камердинеръ! И какой славный народъ эти крестьяне! они, которые работаютъ на насъ, и на этаго негодяя также.— Этотъ Андрей! Славный, благородный поступокъ.— А! Параша! та самая! Они любятъ другъ друга, — а конечно, онъ пойдетъ въ солдаты. Жаль, я не могу и не хочу нарушить своего слова, — а очень жаль.— Мн надобно пройтиться, сегодня я много узналъ.

(Перемна декораціи).

ЯВЛЕНІЕ V.

ДЕКОРАЦІЯ ПЕРВАГО ДЙСТВІЯ

КРЕСТЬЯНЕ (собираются на сходку).

СТАРОСТА.

Ну ршайте: кого отдать въ рекруты?

ЕРМИЛЪ.

Андрюху отдать, кого же другаго.

МНОГІЕ.

Андрюху, Андрюху.

ПРОХОРЪ.

Да на что же Андрюху-то?

ЕРМИЛЪ.

Да кому же его жалть? Некому. Андрей вдь сирота. Ну такъ встимо его.

МНОГІЕ.

Ну да.

ПРОХОРЪ.

Сирота?— постойте, не шумите, дайте слово сказать, а тамъ пусть міръ и разсудитъ. Вы хотите Андрюху отдать, онъ. дескать, сирота.— Такъ это, выходитъ, отдаемъ мы въ солдаты безпомощнаго да беззащитнаго. Сиротство-то его, выходитъ, мы ему въ вину ставимъ.— Такъ ли? А? Подумайте. Негрхъ ли это будетъ? Виноватъ ли онъ, что сирота?— Что некому за нимъ поплакать, да поскорбть: такъ вдь онъ и самъ тому не радъ, вдь его горе — сиротство-то, а тутъ мы къ горю да еще горе на него навалимъ.— Такъ что ли? Нтъ, братцы, грхъ будетъ міру сироту обидть, передъ Богомъ грхъ, онъ плакаться на насъ Богу будетъ.— Ужъ если нтъ у него ни роду, ни племени, некому заступиться, — такъ міръ ему заступникъ. Вотъ по моему какъ.

ЕРМИЛЪ, (посл молчанія).

Дло сказалъ, Прохоръ Игнатьичъ!

СЕМЕНЪ.

Спасибо, что вразумилъ.

МНОГІЕ.

Грхъ будетъ сироту обидть. Грхъ будетъ Андрюху отдать.

ПРОХОРЪ.

Ну какъ же? Вс что ли согласны? Кто сироту обидть захочетъ?

ВС.

Ну да никто.

ПРОХОРЪ.

Такъ мы Андрюхи не отдадимъ.

СЕМЕНЪ.

Не отдадимъ, и толковать нечего.

ПРОХОРЪ.

Староста, ты какъ?

СТАРОСТА.

Да и я тоже, дло видимое.

ПРОХОРЪ.

Кого же отдадимъ?

ЕРМИЛЪ.

Да теперь другаго длать нечего, какъ такъ: у кого больше сыновей.

СЕМЕНЪ.

У кого больше сыновей, — дло.

ПРОХОРЪ.

За провинность отдать некого, — такъ на томъ положить надо, у кого больше сыновей.

СЕМЕНЪ.

Староста, у тебя больше всхъ: у тебя четверо сыновъ.

СТАРОСТА.

Четверо.

ПРОХОРЪ.

Ну не погнвайся, Антонъ Гаврилычъ, твоего надо сына отдать, меньшаго, Ивана, онъ не женатый. Что жъ молчишь?

СТАРОСТА.

Да что говорить-то, сами знаете, каково.

ПРОХОРЪ.

Ну да какъ же?

СТАРОСТА.

Ну да коли ршили, — длать нечего.

СЕМЕНЪ.

Такъ вели подводу готовить, да ступай, докладывай барину.

(Молчаніе).

ЕРМИЛЪ.

Эхъ, братцы! Жаль старосту. Смотрите: какъ въ воду опущенный, стоитъ. Помилуемъ его, онъ давно служитъ намъ, хорошо служитъ.

СЕМЕНЪ.

Да что же, перершать-то все!

ЕРМИЛЪ.

А чтожъ криво-то ршить, разв лучше?

СЕМЕНЪ.

Чего тутъ криво! Сказано у кого больше сыновъ, и дло съ концомъ. Ну, а коли старост пришлось, такъ чтожъ, такая его судьба, не мы виноваты.

ФИЛИППЪ

Да ты полно горланить, слушай.

СЕМЕНЪ.

Чего слушай!— Ты то что несешь? Туда же! Жди тутъ правды отъ потатчиковъ!

ЕРМИЛЪ

Эка вретъ! Да кто потакаетъ-то?— Не потакаютъ, а за его къ намъ службу милуютъ.

СЕМЕНЪ.

Не намилуешься этакъ. Отдать Старостина сына, и кончено)

ЕРМИЛЪ.

Да слушай!

СЕМЕНЪ, (во все горло).

Да чего тутъ!

ЕРМИЛЪ.

Чего тутъ!— Я вдь знаю, куда ты гнешь. Самъ тройникъ, о себ думаешь, себя выгораживаешь.

СЕМЕНЪ.

Нтъ врешь, не себя, а по правд такъ.

ЕРМИЛЪ.

По правд, — полно такъ-ли?

СЕМЕНЪ.

Да такъ! Братцы, вдь дло я говорю?

МНОГІЕ.

Нтъ, не дло.

НКОТОРЫЕ.

Нтъ, дло.

ФИЛИППЪ.

Кого другаго, а Антона Гаврилыча помиловать бы можно.

(Шумъ и громкія рчи).

ЕРМИЛЪ.

Стойте! Что орать-то безъ толку? Ну вотъ Прохоръ Игнатьичъ, онъ молчитъ. Вы знаете его: душой ужъ не покривитъ, и себя не пожалетъ, такъ ли?

ВС.

Такъ, что и говорить, знаемъ.

ЕРМИЛЪ.

Ну такъ пусть будетъ, какъ скажетъ Прохоръ Игнатьичъ, — хотите?

ВС.

Ну хорошо, чтобъ ужъ розни не было.

ЕРМИЛЪ.

Прохоръ Игнатьичъ, скажи слово.

ПРОХОРЪ.

Ужъ если, братцы, вамъ такая благая мысль пришла, что старосту помиловать, — такъ это дло будетъ доброе. Жаль Антона Гаврилыча. Что жъ, сдлали одно хорошое дло, сдлаемъ и другое. Вдь вс мы Антономъ Гаврилычемъ довольны?

ВС.

Вс довольны, говорить нечего.

ПРОХОРЪ.

Ну такъ за его къ намъ службу, помилуемъ его, и сына у него въ рекруты не возмемъ.

ВС.

Ну, такъ тому и быть.

ПРОХОРЪ.

Антонъ Гаврилычъ, міръ тебя милуетъ.

(Антонъ кланяется).

ФИЛИППЪ.

Такъ опять кого же, братцы?

ЕРМИЛЪ.

Да чего тутъ кого?— Двухъ помиловали, такъ ужъ и другихъ не обижать.— Возьмемъ рекрутскую квитанцію.

ФИЛИППЪ.

А гд ты ее возьмешь?

ЕРМИЛЪ.

А у помщика Сквалыгина, у него есть завалящая, старая, я знаю.

ПРОХОРЪ.

А много ль стоитъ?

ЕРМИЛЪ.

Оно не мало, да ужъ братцы, чтобъ никому горя не было, возьмемъ.

ПРОХОРЪ.

Да сколько, ты скажи?

ЕРМИЛЪ.

Восемьсотъ цлковыхъ.

СЕМЕНЪ.

Охъ, многонько.

ПРОХОРЪ.

Разложимъ по тягламъ. Чтожъ, будетъ въ моготу. Возьмемъ! Пусть ужъ, въ правду, никому обидно не будетъ.

ФИЛИППЪ.

Троихъ ужъ отдали, т по винамъ пошли, тхъ и не жалко, а теперь такихъ у насъ нтъ: и въ правду, — возьмемъ квитанцію!

СЕМЕНЪ.

Ну возьмемъ, такъ возьмемъ!

ФИЛИППЪ.

Ужъ коли пошло на милость, такъ чтобъ ужъ никому обидно не было.

СТАРОСТА.

А я, коли міръ позволитъ, за одного себя сто цлковыхъ внесу.

ЕРМИЛЪ.

Вонъ видите, староста сколько даетъ.— Такъ возьмемъ ужъ квитанцію.

МНОГІЕ.

Ну возьмемъ, возьмемъ! Мы не прочь, мы согласны вс.

ПРОХОРЪ.

Стало, дло поршили.

ВС.

Поршили.

ПРОХОРЪ.

Ну Антонъ Гаврилычъ, ступай же теперь къ барину и доложи, а подвода не понадобится.

СТАРОСТА, (подходитъ къ крыльцу. Слуг стоящему у дверей).

Доложи барину, что староста пришелъ.

ЕРМИЛЪ (Семену).

Что, братъ, думалъ, у міра милости не хватитъ, — хватило знать.

СЕМЕНЪ.

Ну правда, что говорить.

ЕРМИЛЪ.

То-то, братъ, міръ — великъ человкъ.

ЛУПОВИЦКІЙ (выходитъ на крыльцо).

Ну что, ну что, мой любезный Антонъ? Ршили?

СТАРОСТА.

Ршили, батюшка.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Кого же? Андрея конечно, это хоть и жаль, но основательно.

СТАРОСТА.

Нтъ, батюшка, Андрея не отдали.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Нтъ? Отчего же?

СТАРОСТА.

Міръ сказалъ, что грхъ будетъ сироту обидть, сиротство не вина какая, а горе, такъ ужъ за горе въ рекруты отдавать не приходится, — что ужъ коли некому за него заступиться, такъ міръ ему заступникъ.— Такъ и ршили, и не отдали.

ЛУПОВИЦК1Й.

Постой, постой! Некому заступиться, такъ міръ заступникъ…. mais c’est sublime, c’est beau, a! Кого же отдали? Разскажи, прошу тебя, послдовательно.

СТАРОСТА.

Сказалъ міръ потомъ, что взять у того, у кого больше сыновъ Ну и приходилось мн сына отдать, у меня четверо.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Чтожъ ты?

СТАРОСТА

Да я ничего, батюшка, чтожъ я?— Не мое дло.— Тутъ и сказали въ міру, что Антона Гаврилова жаль, что мы-де имъ довольны, помилуемъ его. Ну міръ и сказалъ: пусть будетъ такъ, и меня помиловалъ.

ЛУПОВИЦКІЙ

C’est de la clmence. C’est touchant.— Дальше.

СТАРОСТА.

Ну потомъ сказали въ міру, что ужъ коли двухъ помиловали, ужъ коли на милость пошло, такъ помилуемъ и другихъ, чтобъ никому обидно не было, — возьмемъ рекрутскую квитанцію: есть одна старая, завалящая, у помщика Сквалыгина. Спросили: что стоить, сказали: восень сотъ цлковыхь. Міръ подумалъ и ршилъ: взять квитанцію и деньги внести.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Это, это такъ высоко, такъ возвышенно… я не нахожу словъ.— О, какое милосердое ршеніе! Да, по истин высоко.— Вдь это деньги большія?

СТАРОСТА.

Не малыя деньги, ваше сіятельство.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Кто же заплатить?— Вы?

СТАРОСТА.

Весь міръ, батюшка, на мірскія деньги.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Удивительно! Превосходно! О, друзья мои, вы хорошій народъ, вы умный народъ, прекрасный народъ. Quel peuple! (слуг). Бги и позови сюда Андрея и Парашу, да сію минуту.

СТАРОСТА

Такъ что жъ, батюшка вы на мірское ршенье скажете?

ЛУПОВИЦКІЙ

Я и заране сказалъ, что я буду съ міромъ согласенъ.— А теперь, друзья мои, я не только согласенъ, я вамъ очень благодаренъ, за то, что вы мн подали такой прекрасный примръ, показали такую возвышенность. (Обращаясь къ крестьянамъ). Міръ! Я согласенъ на ваше ршенье! Сверхъ того примите изъявленіе моего искренняго уваженія! (въ сторону). Какъ бы мн хотлось заплатить половину суммы, но право не знаю, какъ сказать, — совстно, боюсь ихъ обидть. Il est imposant се міръ. Нтъ ужъ лучше такъ оставлю, потомъ, при случа, сдлаю для нихъ разныя облегченія.— Любезный Антонъ, у меня есть до тебя просьба, надюсь, что ты ее исполнишь. (сходить съ крыльца).

СТАРОСТА.

Что прикажете, батюшка?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Что ты скажешь объ Андре? Вдь онъ хорошій малый.

СТАРОСТА.

Добрый и работящій, славный малый.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ну смотри же, исполни, о чемъ я тебя буду просить. (входить Андрей и потомъ Параша, съ разныхъ сторонъ). Вотъ и онъ. Андрей! Я скажу теб радость: въ рекруты нейдешь ни ты, и никто.

Андрей и Параша (что вошедшая. Они стоять поодаль другъ отъ друга).

Слава теб, Господи!

ЛУПОВИЦКІЙ.

Антонъ, любезный Антонъ! выслушай меня. Онъ (указывая на А)идея) любитъ твою дочь, онъ желалъ бы на ней жеанться, онъ боится только сдлать предложеніе, я узналъ все это случайно.— Теперь я самъ прошу у тебя отдать ему руку твоей дочери, я увренъ, что она не откажетъ.

СТАРОСТА.

Да какъ же это, батюшка?— Андрей! ты свататься хотлъ?

АНДРЕЙ.

Хотлъ, Антонъ Гаврилычъ, да вотъ некрутство-то было помшало.

СТАРОСТА.

И теперь сватаешься?

ЛУПОВИЦКІЙ.

Я за него прошу тебя, любезный Антонъ, врно Параша согласится.

СТАРОСТА.

Не въ ней пока дло, батюшка.— Малый ты хорошій Андрей, и добрый, и не лнивъ. Да вотъ и Богъ тебя сегодня помиловалъ. Ну да вотъ и князю такъ угодно, — присылай сватовъ.

ЛУПОВИЦКІЙ.

Ты согласенъ, — очень, очень радъ. Андрей, Параша! (оба подходятъ) Дайте руки другъ другу.

(они не даютъ).

СТАРОСТА.

Погоди, батюшка, не погнвайся, у насъ такъ не водятся: она еще не просватана.

ЛУПОВИЦКІЙ.

А, это старые ваши обычаи:— такъ, такъ, я ихъ уважаю. Любезный Антонъ, друзья мои! вы можете теперь идти. Благодарю васъ за истинно прекрасныя минуты, которыя вы мн доставили. Я намренъ дать вамъ хорошій праздникъ

КРЕСТЬЯНЕ.

Спасибо, батюшка, много довольны, спасибо, прощенья просимъ. (Кланяются и уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ VI.

ЛУПОВИЦКІЙ (одинъ).

Я сегодня очень доволенъ, сегодня прекрасный для меня день. Міръ познакомилъ меня съ собой своимъ возвышеннымъ, истинно благороднымъ поступкомъ. Я уду отсюда съ большимъ почтеніемъ къ народу. Je vous estime, monsieur le peuple! Прекрасный. превосходный, высокій поступокъ!— Et moi, j’ai fait aussi quelque chose, — oui, j’ai fait pourtant deux heureux!

КОНЕЦЪ ВТОРАГО И ПОСЛДНЯГО ДЙСТВІЯ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека