Клеверинги, Троллоп Энтони, Год: 1867 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 542 минут(ы)

КЛЭВЕРИНГИ.

РОМАНЪ
ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.

ИЗДАНІЕ
Е. Н. АХМАТОВОЙ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ Е. Н. АХМАТОВОЙ, Дмитров. пер. д. No 17.
1871.

Глава I.
ДЖУЛІЯ БРАБАЗОНЪ.

Садъ Клэверингскаго Парка находился за триста ярдовъ отъ большаго квадратнаго, мрачной наружности каменнаго замка, который принадлежалъ сэру Гью Клэверингу, одиннадцатому баронету этого имени, и въ этомъ саду, который не отличался красотою, я представлю моимъ читателямъ два дйствующихъ лица, съ которыми я желаю ихъ познакомить въ послдующей исторіи.

Былъ конецъ августа и цвтники, цвточныя гряды, лужайки были сухи, разорены и почти безобразны отъ продолжительной засухи. Въ саду, которому отданы и заботы и трудъ, цвтники были бы красивы и трава зелена, несмотря ни на какую погоду, но заботъ и трудовъ мало отдавалось Клэверингскому Парку и всё было жолто, пыльно, жостко и сухо. На сгорвшей отъ солнца мурав, къ калитк, которая вела къ дому, шла женщина, а возл нея мущина.

— Вы идёте въ комнаты, миссъ Брабазонъ? сказалъ мущина, и по его тону было очевидно, что въ словахъ его былъ упрёкъ.

— Разумется, отвчала она.— Вы просили меня гулять съ вами и я отказалась. Вы теперь встртились со мною и слдовательно я убгу, если только меня не удержатъ силою.

Говоря эти слова, она остановилась на минуту и посмотрла ему въ лицо съ улыбкой, которая какъ-будто показывала, что еслибы такая сила была употреблена въ благоразумныхъ границахъ, она не чувствовала бы сильнаго гнва. Но хотя она была расположена къ шутливости, онъ вовсе не находился въ такомъ расположеніи духа.

— А зачмъ вы мн отказали, когда я васъ просилъ? сказалъ онъ.

— По двумъ причинамъ отчасти, потому что я считала лучшимъ избгать разговора съ вами.

— Это очень вжливо относительно стараго друга.

— Но главное — и говоря это она выпрямилась, прогнала улыбку съ своего лица и потупила глаза въ землю:— но главное, потому что я думала, что лордъ Онгаръ предпочтётъ, чтобъ я не бродила по Клэверингскому Парку съ молодымъ человкомъ, особенно съ вами, если онъ узнаетъ, что мы съ вами… старые знакомые. Теперь я объяснилась очень откровенно, мистеръ Клэверингъ, и думаю, что этого должно быть довольно.

— Стало-быть, вы уже боитесь его?

— Я боюсь оскорбить всякаго, кого я люблю, а особенно того, къ кому я имю обязанности.

— Довольно! право нтъ. Почему вы думаете, что этого довольно для меня?

Онъ стоялъ теперь напротивъ нея, между нею и калиткой, и она не длала усилій, чтобы оставить его.

— Чего же вы хотите? Я полагаю, вы не намрены драться съ лордомъ Онгаромъ, а еслибы вы были намрены, вы не пришли бы ко мн.

— Драться съ нимъ? Нтъ, я съ нимъ не въ ссор. Драться съ нимъ не принесло бы никакой пользы.

— Ни малйшей, и онъ не захочетъ, еслибы вы его вызывали, вы не можете вызвать его, не поступивъ вроломно со мною.

— Вы мн подали примръ.

— Это пустяки, мистеръ Клэверингъ. Моё вроломство, если вамъ угодно называть это вроломствомъ, совершенно другого рода и извинительно по всмъ законамъ, извстнымъ въ свт.

— Вы обманщица — вотъ и всё.

— Полноте, Гарри, не употребляйте жосткихъ словъ, и она ласково положила свою руку на его руку.— Посмотрите на меня, какова я, и на себя, а потомъ скажите, что кром несчастья можетъ выйти изъ брака между нами. Мы одинаковыхъ лтъ, но я старе васъ десятью годами по опытности. Я имю двсти фунтовъ въ годъ, а долгу у меня шестьсотъ. Вы имете, можетъ-быть, вдвое и потеряете половину, если женитесь. Вы школьный учитель.

— Нтъ, я не школьный учитель.

— Полноте, полноте, я не имю намренія васъ сердить.

— Теперь я директоръ школы, и если останусь въ школ, могу разсчитывать на большой доходъ Но я выхожу оттуда.

— Вы не сдлаетесь боле годны въ мужья оттого, что откажетесь отъ вашей профессіи. А лордъ Онгаръ иметъ Богъ знаетъ сколько — можетъ-быть шестьдесятъ тысячъ годового дохода.

— Во всю мою жизнь я не слыхалъ такого безстыдства, такой наглой безсовстности.

— Почему мн не любить человка съ большимъ доходомъ?

— Онъ годится вамъ въ отцы.

— Ему тридцать-шесть, а мн двадцать-четыре.

— Тридцать-шесть?

— Посмотрите въ книгу пэровъ. Но, милый Гарри, неужели вы не знаете, что вы и меня и себя мучите понапрасну? Я была такъ сумасбродна, когда пріхала сюда изъ Ниццы посл смерти папа, что позволила вамъ говорить мн разный вздоръ впродолженіе двухъ мсяцевъ.

— Вы клялись или нтъ, что любите меня?

— О, мистеръ Клэверингъ! я не воображала, чтобы ваша сила удостоивала такъ пользоваться женской слабостью. Я не помню никакихъ клятвъ, а если и длала какія-нибудь сумасбродныя увренія, то я ихъ не стану повторять. Вамъ должно было сдлаться очевидно въ эти два года, что всё это былъ романъ. Если вамъ пріятно вспоминать о нёмъ, я этого удовольствія лишить васъ не могу. Можетъ-быть, и я когда-нибудь стану вспоминать. Но я никогда боле не буду говорить объ этомъ времени, а вы, если вы такъ благородны, какъ я думаю, вы тоже не будете говорить, я знаю, что вы не захотите сдлать мн вредъ.

— Я хотлъ бы спасти васъ отъ несчастья, которое вы навлекаете на себя.

— Въ этомъ вы должны позволить мн самой заботиться о себ. Лорду Онгару непремнно нужна жена, а я намрена быть ему врна — и полезна.

— А любовь-то какже?

— Я и любить его буду, сэръ. Неужели вы думаете, что мущина не можетъ пріобрсти любовь женщины, если голова его не набита поэзіей, если у него не такая шея, какъ у лорда Байрона, и если онъ не такой красавецъ, какъ ваша милость? Вы очень красивы, Гарри, и вамъ тоже слдовало бы воспользоваться всми вашими преимуществами. Почему бы вамъ не полюбить какую-нибудь миленькую двушку, деньги которой помогли бы вамъ?

— Джулія!

— Нтъ, сэръ, я не хочу, чтобы вы называли меня Джуліей. Если вы будете такъ называть меня, я сочту себя оскорблённой и тотчасъ оставлю васъ. Я могла бы называть васъ Гарри, такъ какъ вы моложе меня, хотя мы родились въ одномъ мсяц, и такъ какъ вы нчто въ род кузена. Но я не буду этого длать.

— И у васъ достаётъ на столько мужества, чтобы сказать мн, что вы не поступили со мною дурно?

— Конечно. Вы хотли, чтобъ я поступила сумасбродно. Посмотрите на меня и скажите мн, гожусь ли я въ жоны такому человку, какъ вы? Въ то время, какъ вы только что вступите въ свтъ, я буду уже старухой, прожившей всю жизнь. Еслибы даже я годилась быть вашею подругою, когда мы жили здсь вмст, гожусь ли я посл того, что я длала и видла въ эти два года? Неужели вы думаете, что была бы польза кому-нибудь, еслибы я поступила какъ обманщица, какъ вы выражаетесь, съ лордомъ Онгаромъ и сказала имъ всмъ — вашему кузену, сэру Гью, моей сестр и вашему отцу — что я выйду за васъ замужъ, когда вы будете имть возможность жениться на мн?

— Вы хотите сказать, что зло уже сдлано.

— Нтъ. Теперь я должна шестьсотъ фунтовъ и не знаю куда за ними обратиться, чтобы къ моему мужу не приставали за моими долгами, какъ только онъ женится на мн. Какая жена была бы я для васъ, неправда-ли?

— Я могъ бы заплатить за васъ шестьсотъ фунтовъ деньгами, которыя я самъ заработалъ, хотя вы называете меня учителемъ, и можетъ-быть длалъ бы мене вопросовъ объ этихъ деньгахъ, нежели лордъ Онгаръ при всхъ своихъ тысячахъ.

— Милый Гарри, прошу у васъ извиненія въ томъ, что назвала васъ учителемъ. Разумется, я знаю, что школа Сент-Кётбертская, гд вы учите мальчиковъ, одна изъ обширнйшихъ англійскихъ школъ, и я надюсь, что вы будете епископомъ, право, я это думаю, если вы ршитесь попытаться.

— Я отказался отъ намренія вступить въ духовное званіе.

— Стало-быть, вы будете судьёй. Я знаю, что вы сдлаетесь велики и знамениты и будете всмъ этимъ обязаны самому себ. Вы уже и теперь человкъ замчательный. Еслибы вы могли знать, насколько я предпочла бы вашу участь моей! О, Гарри! я завидую вамъ, я завидую вамъ! Передъ вами цлый міръ и вы всё можете пріобрсти самъ.

— Но всё не значитъ ничего безъ вашей любви.

— Фи! любви! Что я могу сдлать для васъ? только разорить. Вы знаете это также хорошо, какъ и я, но вы настолько эгоистичны, что желаете продолжать романъ, который ршительно былъ бы для меня гибеленъ, хотя на время могъ бы доставить пріятное развлеченіе вашимъ серьёзнымъ занятіямъ. Гарри, вы можете выбирать въ свт. Передъ вами духовное званіе, адвокатура, литература и искусства. А если труды не позволятъ вамъ теперь заниматься любовью, вы будете также годиться для любви и черезъ десять лтъ, какъ теперь.

— Но я люблю теперь.

— Будьте мущиной и сохраните эту любовь при себ. Любовь не должна одерживать надъ нами верхъ. Вы можете выбирать, какъ я говорю, но я не имю выбора — я могу только или сдлать хорошую партію, или погаснуть какъ огарокъ. Я не люблю огарковъ и поэтому хочу сдлать хорошую партію.

— И этого для васъ достаточно?

— Должно быть достаточно. И почему не быть достаточнымъ? Вы очень невжливы, кузенъ, и очень непохожи на всхъ другихъ. Вс меня поздравляютъ съ такимъ женихомъ. Лордъ Онгаръ не только богатъ, но онъ человкъ свтскій и талантливый.

— А вы сами любите лошадиныя скачки?

— Очень люблю.

— И такой образъ жизни?

— Очень люблю. Я намрена любить всё, что любитъ лордъ Онгаръ. Я знаю, что я не могу его перемнить, и пытаться не буду.

— Въ этомъ вы правы, миссъ Брабазонъ.

— Вы имли намреніе сказать дерзость, но я не стану такъ этого принимать. Это наша послдняя встрча глазъ-на-глазъ и я не хочу сознаться, что я оскорблена. Но теперь надо кончить, Гарри, сколько разъ я проходилась съ вами по саду, несмотря на мой отказъ! Этого не надо повторять, или скажутъ то, что я не намрена позволять говорить о себ. Прощайте, Гарри.

— Прощайте, Джулія.

— Ну, на одинъ разъ пусть будетъ такъ. И помните, я сказала вамъ вс мои надежды и одну мою непріятность. Я была такъ откровенна съ вами оттого, что думала, что это можетъ заставить васъ взглянуть на вещи въ настоящемъ свт. Полагаюсь на вашу честь какъ джентльмэна не повторять ничего изъ того, что я вамъ сказала.

— Я не способенъ повторятъ такія вещи.

— Я въ этомъ уврена. И я надюсь, вы не перетолкуете въ другую сторону того смысла, въ которомъ они были сказаны. Я никогда не буду сожалть о томъ, что я вамъ теперь сказала, если это можетъ заставить васъ примтить, что мы оба должны смотрть на наше прошлое знакомство какъ на романъ, на который суровая необходимость требуетъ, чтобъ мы смотрли какъ на сновидніе, которое намъ приснилось, или на поэму, которую мы читали.

— Вы можете смотрть на это какъ хотите.

— Господь да благословитъ васъ, Гарри, я всегда буду желать вамъ счастья и съ радостью услышу о вашихъ успхахъ. Прідете вы охотиться въ четвергъ?

— Съ Гью? Нтъ, мы съ Гью не сходимся. Если я буду охотиться въ Клэверинг, то какъ главный лсничій. Я знаю, что это положеніе выше учительскаго, но оно не по мн.

— О, Гарри! это жестоко. Но вы войдёте въ домъ. Лордъ Онгаръ будетъ здсь тридцать-перваго, послзавтра.

— Я долженъ отказаться даже отъ этого искушенія. Я никогда не вхожу въ домъ, когда тамъ Гью, кром двухъ разъ въ годъ по торжественному приглашенію, чтобъ предупредить семейную ссору.

— Прощайте, когда такъ, и она протянула ему руку.

— Прощайте, если ужъ такъ надо.

— Я не знаю, намрены ли вы пожаловать на мою свадьбу?

— Конечно, нтъ. Я уду изъ Клэверинга, чтобы брачные колокола не терзали моихъ ушей. Для этого я буду въ школ.

— Я полагаю, мы встртимся въ Лондон.

— Вроятно, нтъ. Я и лордъ Онгаръ будемъ бывать совсмъ въ разныхъ мстахъ, если даже мн удастся попасть въ Лондонъ. Если вы будете бывать здсь у Герміоны, я можетъ-быть встрчусь съ вами въ ея дом. Но вы не часто будете у нея, это мсто такъ скучно и непривлекательно.

— Это премилый старый паркъ.

— Вы не очень будете дорожить старыми парками когда сдлаетесь лэди Онгаръ.

— Вы не знаете, чмъ я буду дорожить какъ лэди Онгаръ, но какъ Джулія Брабазонъ я теперь съ вами прощусь въ послдній разъ.

Они разстались, двица воротилась въ большой домъ, между-тмъ какъ Гаррй Клэверингъ пошолъ черезъ паркъ къ пасторату.

За три года передъ этой сценой въ Клэверингскомъ Парк лордъ Брабазонъ умеръ въ Ницц, оставивъ одну незамужнюю дочь, ту двицу, которая сейчасъ была представлена читателю. Онъ имлъ еще одну дочь, которая была уже замужемъ за сэромъ Гью Клэверингомъ, и лэди Клэверингъ была та Герміона, о которой упоминалось. Лордъ Брабазонъ, которому досталось пэрство по прямой линіи отъ Плантагенетовъ, былъ одинъ изъ тхъ несчастныхъ вельможъ, которыхъ такъ много въ Англіи и которые не имютъ средствъ, равняющихся ихъ званію. Онъ женился поздно и умеръ безъ мужского наслдника. Титулъ, происходившій отъ времёнъ Плантагенетовъ, теперь прекратился, и когда послдній лордъ умеръ, между обими его дочерьми былъ раздлёнъ доходъ въ четыреста фунтовъ въ годъ. Старшая сдлала уже прекрасную партію относительно состоянія, сдлавшись женою сэра Гью Клэверинга, а младшая длала еще боле великолпную партію, выходя за лорда Онгара. О нихъ я не считаю нужнымъ говорить боле пока.

Можетъ-быть, и о Гарри Клэверинг не нужно говорить много. Внимательный читатель уже понялъ всё, что должно быть извстно о нёмъ прежде чмъ онъ самъ заявитъ о себ своими собственными поступками. Онъ былъ единственный сынъ Генри Клэверинга, ректора Клэверингскаго, дяди настоящаго сэра Гью Клэверинга и брата покойнаго сэра Гью Генри Клэверинга, мистриссъ Клэверингъ, его жена, и дв ихъ дочери, Мэри и Фанни, всегда жили въ Клэверингскомъ пасторат, на опушк Клэверингскаго Парка, за милю отъ замка. Церковь стояла въ парк, на половин дороги между замкомъ и пасторатомъ. Когда я назову еще одного Клэверинга, капитана Арчибальда Клэверинга, брата сэра Гью, и когда скажу, что и сэръ Гью и капитанъ Клэверингъ любили удовольствія и деньги, я скажу всё, что теперь нужно сказать о Клэверингской фамиліи вообще.

Джулія Брабазонъ предавалась воспоминанію о роман ея прошлой поэтической жизни, когда говорила о родств между нею и Гарри Клэверинга. Ея сестра была женою двоюроднаго брата Гарри, но между нею и Гарри не было никакого родства. Когда старый лордъ Брабазонъ умеръ въ Ницц, Джулія пріхала въ Клэверингскій Паркъ и возбудила нкоторое удивленіе между тми, которые знали сэра Гью, ставъ въ его дом на хорошей ног. Онъ былъ не такой человкъ, чтобъ взять сестру своей жены и сдлать свой домъ ея домомъ изъ состраданія или изъ родственной любви. Лэди Клэверингъ, которая была красивая и свтская женщина, конечно могла имть нкоторое вліяніе, но сэръ Гью любилъ поступать по-своему. Надо предполагать, что Джулія Брабазонъ сама постаралась сдлаться пріятной въ дом и, вроятно, также полезной. Её брали въ Лондонъ на два сезона, возили за границу, потому что сэръ Гью не любилъ Клэверингскаго Парка, кром шести недль охоты за куропатками, она была съ ними и въ Ньюмаркет и въ дом одного герцога, яраго охотника, съ которымъ сэръ Гью былъ друженъ, и въ Брайтон съ своей сестрой, когда сэру Гью хотлось остаться одному съ герцогомъ, а потомъ опять въ Лондон, гд она окончательно устроила дла съ лордомъ Онгаромъ. Вс друзья обихъ фамилій, и даже я могу сказать трёхъ — Брабазоны, Клэверинги и Кортоны (фамильное имя лорда Онгара было Кортонъ) — ршили, что Джулія Брабазонъ поступила очень умно. О ней и Гарри Клэверинг никто никогда не говорилъ ни слова. Если нсколько словъ было сказано между нею и Герміоной на этотъ счотъ, об сёстры были такъ осторожны, что не заходили дале. Въ эти короткіе мсяцы романа Джуліи, сэра Гью не было въ Клэверингскомъ Парк, а Герміона была очень занята, производя на свтъ наслдника. Джулія теперь пережила свою краткую поэтическую мечту, написала только одинъ сонетъ и приготовилась къ дламъ свта.

Глава II.
ГАРРИ КЛЭВЕРИНГЪ ВЫБИРАЕТЪ СЕБ ПРОФЕССІЮ.

Гарри Клэверингъ можетъ-быть не былъ учителемъ, но всё-таки онъ былъ дома на вакаціи. А отъ учителя и директора школы недалеко. Гарри Клэверингъ получалъ за свои труды триста фунтовъ въ годъ и былъ выбранъ изъ всхъ кандидатовъ за отличіе, но слово учитель засло у него въ горл и ему не нравилось, что онъ воротился домой на вакаціи.

Но онъ ршилъ, что онъ никогда боле не будетъ возвращаться домой на вакаціи. На Рождество онъ оставитъ школу, гд онъ съ такимъ трудомъ заработывалъ своё жалованье, и вступитъ въ открытую профессію. Онъ выбралъ себ профессію и способъ вступленія въ неё. Онъ хотлъ сдлаться гражданскимъ инженеромъ, а можетъ-быть и землемромъ, и съ этой цлью хотлъ вступить ученикомъ въ большой домъ Бейльби и Бёртонъ. Даже условія были ршены. Онъ долженъ былъ заплатить премію въ пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ и присоединиться къ Бёртону, который жилъ въ Страттон, за годъ до того, какъ онъ вступитъ въ контору Бейльби въ Лондон. Страттонъ былъ мене чмъ за двадцать миль отъ Клэверинга. Для Гарри утшительно было думать, что онъ заплатитъ эти пятьсотъ фунтовъ изъ своихъ заработковъ, не безпокоя отца. Это было утшительно, хотя онъ заработалъ эти деньги ‘учительствомъ’ въ послдніе два года.

Когда Гарри Клэверингъ оставилъ Джулію Брабазонъ въ саду, онъ не сейчасъ пошолъ домой въ пасторатъ, но бродилъ одинъ по парку, намреваясь погрузиться въ воспоминанія о своёмъ прошломъ роман. Кончилась мысль имть Джулію Брабазонъ предметомъ своей любви, а теперь онъ долженъ былъ спросить себя, намренъ ли онъ сдлаться постоянно несчастнымъ черезъ ея вроломство или долженъ заимствоваться ея мірскою мудростью и смотрть на прошлое какъ на пріятныя сильныя ощущенія своей юности. Разумется, мы вс знаемъ, что о постоянномъ несчастьи нечего было и говорить. Природа не сдлала его ни физически, ни умственно такимъ жалкимъ существомъ, чтобъ онъ не былъ способенъ къ излеченію. Но въ этомъ случа онъ ршился быть совершенно несчастнымъ. Въ его сердц — въ его настоящемъ анатомическомъ сердц, съ его внутреннимъ устройствомъ клапановъ и кровяныхъ сосудовъ — было тяжолое ощущеніе, которое почти равнялось тлесной боли и которое онъ назвалъ агоніей. Почему этотъ богатый, развратный, обезславленный лордъ имлъ власть отнять чашу отъ его губъ, единственный кусокъ хлба, котораго онъ желалъ, единственный драгоцнный слитокъ изъ его сундука? Драться съ нимъ! Нтъ, онъ зналъ, что онъ не можетъ драться съ лордомъ Онгаромъ. Свтъ не одобрялъ подобныхъ поступковъ. И Гарри Клэверингъ имлъ такое презрніе къ лорду Онгару, что онъ не имлъ желанія драться съ такимъ жалкимъ существомъ. Этотъ человкъ былъ боленъ блой горячкой и былъ жалкимъ, изнурённымъ предметомъ. По-крайней-мр Гарри Клэверингъ былъ радъ этому врить. Онъ не очень заботился о лорд Онгар. Его гнвъ былъ противъ нея за то, что она бросила его для презрннаго существа, у котораго ничего не было, кром богатства и званія.

Въ каждомъ взгляд на этотъ предметъ было несчастье. Онъ такъ её любилъ, а не могъ сдлать ничего! Онъ не сдлалъ ни одного шага для того, чтобъ спасти её или помочь самому себ. Брачные колокола затрезвонятъ черезъ мсяцъ, и его родной отецъ будетъ ихъ внчать. Если лордъ Онгаръ не умрётъ до тхъ поръ, спасенія нтъ, а о такомъ спасеніи Гарри Клэверингъ не думалъ. Онъ чувствовалъ утомительную боль въ сердц и говорилъ себ, что онъ долженъ быть несчастливъ навсегда — не такъ несчастливъ, чтобъ не быть въ состояніи работать, но такъ злополученъ, что свтъ не будетъ имть для него привлекательности.

Что могъ онъ сдлать? Чего онъ могъ достигнуть для того, чтобъ она знала, что онъ не отказался отъ нея съ большимъ сожалніемъ, чмъ выразили его бдныя слова? Ему было извстно, что въ ихъ разговор она его переспорила, что онъ говорилъ какъ мальчикъ, тогда какъ она говорила какъ женщина, она обращалась съ нимъ свысока со всмъ тмъ превосходствомъ, которое молодость и красота даютъ молодой женщин надъ очень молодымъ мущиной. Что могъ онъ сдлать? Прежде чмъ онъ воротился въ пасторатъ, онъ ршилъ, что онъ сдлаетъ, и на слдующее утро Джулія Брабазонъ получила черезъ свою горничную слдующую записку:

‘Мн кажется, понялъ всё, что вы мн сказали вчера. По-крайней-мр я понялъ, что у васъ осталась одна непріятность и что я имю средство уничтожить её’.

Въ черновой письма онъ сказалъ что-то объ учительств, но посл вычеркнулъ.

‘Вы можете быть уврены, что прилагаемое при этомъ письм собственно моё и что я могу располагать этимъ вполн. Вы можете также быть совершенно уврены въ добросовстности заимодателя. ‘Г. К.’

Въ это письмо онъ вложилъ чеку на шестьсотъ фунтовъ. Это были деньги, накопленныя имъ но выход изъ университета и назначенныя для Бейльби и Бёртона. Но онъ подождётъ еще два года, будетъ продолжать учительствовать для нея. Что это за бда для человка, который долженъ быть постоянно несчастливъ?

Сэра Гью еще не было въ Клэверинг. Онъ долженъ былъ пріхать съ лордомъ Онгаромъ наканун охоты за куропатками. Об сестры одн были дома. Около двнадцати часовъ он сли за завтракъ въ маленькой комнатк наверху возл спальной лэди Клэверингъ, у Джуліи Брабазонъ было въ карман письмо ея великодушнаго любовника. Она знала, что это столько же неприлично, сколько великодушно, и что сверхъ того опасно. Неизвстно, что могло быть результатомъ подобнаго письма, еслибы лордъ Онгаръ узналъ, что она получила его. Она не сердилась на Гарри, но называла его разъ двадцать сумасброднымъ, нескромнымъ, милымъ, великодушнымъ мальчикомъ. Но что будетъ она длать съ чекой? Она еще не ршилась, когда пришла къ сестр въ это утро. Даже Герміон не смла она сказать, что получила такое письмо.

Но въ сущности ея долги очень мучили её, а между тмъ какъ они были ничтожны въ сравненіи съ богатствомъ человка, который долженъ былъ сдлаться ея мужемъ черезъ шесть недль! Если она за него выйдетъ и не заплатитъ ихъ, онъ всё-таки ничего не узнаетъ. Они сами заплатятся почти безъ его вдома, можетъ-быть, онъ вовсе не услышитъ о нихъ. Но она всё-таки боялась его, зная, что онъ жаденъ къ деньгамъ, и надо отдать ей должную справедливость, она чувствовала, какъ нехорошо приходить къ мужу съ долгами на ше. Она имла своихъ собственныхъ пять тысячъ, но по брачному контракту, обезпечивавшему за нею великолпное вдовье содержаніе, эта небольшая сумма переходила въ собственность ея мужа. Она поступила дурно, не сказавъ своему стряпчему о своихъ затрудненіяхъ, когда онъ приносилъ ей подписать ея контрактъ, но она не сказала ему. Еслибы сэръ Гью Клэверингъ былъ ея роднымъ братомъ, затрудненія бы не было, но онъ былъ ея зятемъ, и она боялась съ нимъ говорить. Ея сестра однако знала, что у ней есть долги, и Джулія не боялась говорить объ этомъ съ Герміоной.

— Герми, сказала она:— что я должна сдлать съ моими долгами? Я получила сегодня счотъ отъ Капктофа.

— Это потому, что онъ знаетъ, что ты выходишь замужъ, вотъ и всё.

— Но какъ я ему заплачу?

— Не обращай на это вниманія до слдующей весны. Я не знаю, что другое можешь ты сдлать. У тебя наврно будутъ деньги, когда ты воротишься съ континента.

— Ты не можешь дать мн взаймы?

— Кто? я? Когда же ты видла у меня деньги въ рукахъ посл моего замужства? Мн положено содержаніе, но оно всегда истрачено прежде чмъ я получу его, и у меня всегда долги.

— Гью дастъ мн?

— Что? дастъ теб?

— Для него это будетъ немного. Я еще никогда не просила у него ни одного фунта.

— Я думаю, что онъ скажетъ что-нибудь, что теб не понравится, если ты попросишь его, но разумется ты можешь попробовать, если хочешь.

— Что же мн длать?

— Лорду Онгару слдовало оставить теб твоё состояніе.

— Гью не оставилъ же теб твоего состоянія.

— Но сумма, которая не составитъ ничего для лорда Онгара, значила многое для Гью. Ты будешь имть шестьдесятъ тысячъ фунтовъ годового дохода, тогда какъ мы должны обходиться семью или восемью. Кром того, я въ Лондон не вызжала, а въ Ницц могла ли я много задолжать? Онъ спрашивалъ меня, а это значило что-нибудь.

— Что мн длать, Герми?

— Написать и попросить лорда Онгара позволить теб взять сколько теб нужно изъ твоихъ денегъ. Напиши сегодня, чтобъ онъ получилъ твоё письмо прежде чмъ прідетъ сюда.

— О, Боже! о, Боже! Я еще никогда ему не писала и начать просьбою о деньгахъ!

— Я не думаю, чтобъ онъ разсердился на тебя за это.

— Я не буду знать, что сказать. Не напишешь ли ты за меня, а я посмотрю, какой это будетъ имть видъ?

Лэди Клэверингъ это сдлала, и еслибы она отказалась, я думаю, что чека Гэрри Клэверинга была бы употреблена. Теперь же лэди Клэверингъ написала письмо къ ‘моему милому лорду Онгару’ и оно было скопировано и подписано ‘вашей любящей Джуліей Брабазонъ’. Результатомъ было полученіе чеки на тысячу фунтовъ съ очень милымъ письмомъ отъ лорда Онгара, которое онъ привёзъ съ собою въ Клэверингъ и послалъ Джуліи, когда она одвалась къ обду. Это вышло чрезвычайно удобно и Джулія была очень рада деньгамъ, чувствуя, что это часть ея собственности. И чека Гарри была возвращена ему въ самый день полученія.

‘Разумется, я не могу взять и разумется вы не должны были присылать’.

Эти слова были написаны на лоскутк бумаги, въ которой деньги были возвращены. Но миссъ Брабазонъ разорвала подпись на чек, чтобы нельзя было воспользоваться ею, междутмъ какъ Гарри Клэверингъ не принялъ никакихъ предосторожностей. Но Гарри Клэверингъ не прожилъ двухъ лтъ въ Лондон.

Въ т часы, когда чека была отослана, Гарри сказалъ своему отцу, что можетъ-быть онъ перемнитъ намреніе и не поступитъ къ Бейльби и Бёртону. Онъ сказалъ, что онъ не знаетъ, но сомнвается. Это произошло отъ случайнаго вопроса, сдланнаго отцомъ и на который надо было дать отвтъ. Клэверингу очень не нравился планъ сына. Жизнь Гарри до-сихъ-поръ была очень прибыльна и почотна. Онъ рано поступилъ въ кэмбриджскій университетъ и въ двадцать-два года получилъ степень, которая позволяла ему прожить лтъ шесть, не вступая въ духовное званіе. Потомъ она доставила бы ему приходъ, а пока доставляла средства къ жизни. Но кром этого Гарри съ энергіей, которую конечно онъ не наслдовалъ отъ отца, сдлался директоромъ школы и богатымъ человкомъ. Была большая вроятность, что онъ съ отцомъ можетъ купить Клэверингскій приходъ, когда настанетъ время, что сэръ Гью ршится продать его. Чтобы сэръ Гью отдалъ фамильный приходъ своему кузену, никто не считалъ вроятнымъ въ семейств ректора, но онъ можетъ-быть разстанется съ нимъ при такихъ обстоятельствахъ на выгодныхъ условіяхъ. По всмъ этимъ причинамъ отецъ очень желалъ, чтобы сынъ его слдовалъ карьер, для которой онъ назначался, по чтобы онъ, не имя никакой энергіи и до-сихъ-поръ сдлавъ такъ мало для своего сына, предписывалъ образъ дйствій молодому человку, который былъ энергиченъ и такъ много сдлалъ для самого себя, объ этомъ нечего было и говорить. Гарри долженъ былъ самъ ршить свою участь. Но когда Гарри получилъ обратно отъ миссъ Брабазонъ чеку, тогда онъ опять вернулся къ своему намренію относительно Бейльби и Бёртона и воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ, чтобы сказать объ этомъ своему отцу.

Посл завтрака онъ пошолъ за отцомъ въ кабинетъ и тамъ, усвшись на двухъ покойныхъ креслахъ другъ противъ друга, они закурили сигары. Такова было привычка ректора въ полдень и утромъ. Я не знаю, можетъ ли теперь считаться порокомъ выкуриванье пяти сигаръ ежедневно ректоромъ прихода, но если такъ, это былъ единственный порокъ, въ которомъ можно было обвинить ректора Клэверинга. Онъ былъ добрый, мягкосердечный, любезный человкъ, нжный къ жен, которую онъ считалъ добрымъ геніемъ своего дома, снисходительный къ дочерямъ, которыхъ онъ обожалъ, всегда терпливый съ своими прихожанами и понимавшій, хотя не вполн, всю отвтственность своей профессіи. Свтъ былъ слишкомъ для него удобенъ, но также и слишкомъ узокъ, и онъ сдлался лнивъ. Свтъ далъ ему въ обиліи и пищу и питьё, но далъ мало дла, и такимъ образомъ онъ постепенно отвлёкся отъ своей первоначальной цли, такъ что у него едва доставало энергіи длать и это немногое. Приходъ давалъ ему восемьсотъ фунтовъ въ годъ, состояніе жены почти удвоивало это. Онъ женился рано, рано получилъ приходъ и имлъ во всёмъ большія удачи. Но онъ не былъ счастливъ. Онъ зналъ, что онъ откладывалъ день дятельности до-тхъ-поръ, пока сила дятельности прошла у него. Его библіотека была хорошо наполнена, но онъ рдко читалъ что-нибудь, кром романовъ и стихотвореній, а послдніе годы даже стихотворенія уступили мсто романамъ. За десять лтъ до того времени, о которомъ я пишу, онъ охотился, не шумно, а такъ, какъ охотятся умренные охотники. Пріхалъ новый бишопъ и послалъ за нимъ — нтъ, самъ пріхалъ къ нему и побранилъ его.

— Милордъ, сказалъ клэверингскій ректоръ, возвративъ свою прежнюю энергію, такъ что краска выступила на его лиц:— я думаю, что вы особенно неправы въ этомъ, вмшиваясь въ мои поступки такимъ образомъ тотчасъ по прізд вашемъ къ намъ. Безъ сомннія, вы считаете это вашей обязанностью, но мн кажется, что вы ошибочно понимаете вашу обязанность. Но такъ какъ дло идётъ только о собственномъ моёмъ удовольствіи, я отъ него откажусь.

Посл этого Клэверингъ больше не охотился и никому не сказалъ добраго слова о бишоп своей епархіи. Я съ своей стороны думаю, что пасторамъ не слдуетъ охотиться, но будь я пасторомъ клэверингскимъ, я въ такомъ случа сталъ бы охотиться вдвое.

Клэверингъ больше не охотился и, вроятно, выкуривалъ больше сигаръ. У него оказалось боле времени, но онъ не сталъ боле заниматься своими обязанностями. Увы! сколько времени посвящалъ онъ на свои обязанности? Онъ держалъ чрезвычайно энергичнаго пастора, которому позволялъ длать почти всё, что онъ хотлъ въ приход. Ежедневную службу онъ запретилъ, объявивъ, что не хочетъ сдлать приходскую церковь предметомъ насмшекъ, но въ другихъ отношеніяхъ его пасторъ былъ пастыремъ. Въ воскресенье онъ служилъ и говорилъ проповдь, и жилъ въ своёмъ пасторат десять мсяцевъ въ году. Его жена и дочери навщали бдныхъ, а онъ курилъ сигары въ своей библіотек. Хотя ему еще не было пятидесяти, онъ растолстлъ и облнился, пшкомъ ходилъ неохотно и не любилъ даже верховой зды, которую бишопъ ему не запрещалъ. А что всего хуже, гораздо хуже, онъ зналъ всё это самъ и понималъ вполн.

— Я вижу лучшую тропинку и знаю, какъ она хороша, но всё иду по той, которая хуже.

Онъ говорилъ это себ каждый день и говорилъ всегда безъ надежды.

Жена отказалась отъ надежды исправить его, отказалась не съ пренебреженіемъ, не съ презрніемъ въ глазахъ, не съ порицаніемъ въ голос, не съ уменьшеніемъ любви или наружнаго уваженія. Она отказалась отъ него, какъ человкъ отказывается отъ попытокъ заставить свою любимую собаку плавать. Ему хотлось бы, чтобъ собака, которую онъ любитъ, бросалась въ ручей, какъ другія собаки. По его мннію, это въ собак благородный инстинктъ, но его собака боится воды. Но такъ какъ онъ привыкъ любить это животное, онъ сноситъ этотъ недостатокъ и не думаетъ изгнать бднаго Понто изъ своего сердца за этотъ недостатокъ. Такъ было и съ мистриссъ Клэверингъ и ея мужемъ въ пасторат. Онъ всё это понималъ. Онъ зналъ, что въ нкоторой степени онъ былъ отвергнутъ, и сознавался въ необходимости этого.

— Это очень серьёзное дло, сказалъ онъ, когда сынъ объяснился съ нимъ.

— Да, серьёзное, самое серьёзное, о какомъ только приходилось думать человку, но человкъ не можетъ откладывать его по этой причин. Если я намренъ сдлать такую перемну въ моихъ планахъ, чмъ скоре я это сдлаю, тмъ лучше.

— Вчера ты былъ другого мннія.

— Нтъ, батюшка. Тогда я вамъ не сказалъ и теперь не могу сказать всего. Я думалъ, что деньги мн понадобятся для другого года на два, но потомъ передумалъ.

— Это секретъ, Гарри?

— Секретъ, потому что касается другого.

— Ты хотлъ дать твои деньги взаймы кому-нибудь?

— Я долженъ сохранить это втайн, хотя вы знаете, что я рдко имю тайны отъ васъ. Эта мысль, однако, оставлена и я намренъ завтра похать въ Страттонъ и сказать мистеру Бёртону, что я буду туда посл Рождества. Я долженъ быть во вторникъ въ Сенг-Кётберт.

Они оба сидли молча нсколько времени, молча выпуская клубы дыма. Сынъ сказалъ всё, что онъ хотлъ сказать, и желалъ бы, чтобъ этимъ и кончилось, но онъ зналъ, что у его отца много на душ и что хотлъ бы это высказать, если могъ высказать безъ большого труда свои мысли на этотъ счотъ.

— Ты стало-быть совершенно ршился отказаться отъ духовнаго званія? сказалъ онъ наконецъ.

— Кажется, батюшка.

— По какимъ же причинамъ? Причины, которыя рекомендуютъ теб это званіе, очень сильны. Твоё воспитаніе приспособило тебя къ этому. Твой успхъ уже обезпеченъ степенью, которую ты получилъ въ университет. Ты теперь не выбираешь карьеру, а измняешь уже выбранную. Ты представляешь изъ себя катящійся камень.

— Камень долженъ катиться, пока не найдётъ удобнаго для себя мста.

— Почему бы теб не отказаться отъ школы, если она для тебя непріятна?

— И сдлаться кэмбриджскимъ профессоромъ и смотрть за поведеніемъ студентовъ?

— Я не вижу, чтобы ты долженъ былъ это длать. Теб не надо даже жить въ Кэмбридж. Возьми церковь въ Лондон. Ты наврно получишь, стоитъ только протянуть руку. Если этого теб будетъ недостаточно, я прибавлю то, что теб будетъ нужно.

— Нтъ, батюшка, нтъ. Съ Божьей помощью я не стану просить у васъ никогда ни одного фунта. Я могу пользоваться еще четыре года моей студенческой преміей, не вступая въ духовное званіе, а черезъ четыре года, я думаю, буду въ состояніи содержать себя.

— Я въ этомъ не сомнваюсь, Гарри.

— Почему же мн не слдовать моимъ желаніямъ въ этомъ дл? Дло въ томъ, что я не считаю себя способнымъ быть хорошимъ пасторомъ.

— Не оттого, что ты имешь сомннія, такъ ли?

— Я не желаю быть связаннымъ, длая то, что я считаю дозволеннымъ по уставленнымъ правиламъ.

— Въ нашей церкви жизнь пастора точно такова, какъ жизнь всякаго другого джентльмэна въ весьма широкихъ границахъ.

— Такъ зачмъ же бишопъ Проди сдлалъ вамъ замчаніе насчотъ охоты?

— Границы могутъ быть очень широки, Гарри, однако исключать охоту. Бишопъ Проди наглый и дерзкій, какъ его жена, которая научаетъ его, но еслибы ты вступилъ въ духовное званіе, мн было бы жаль, еслибъ ты сталъ охотиться.

— Мн кажется, что пастору нечего длать въ жизни, кром какъ говорить проповди и учить. Посмотрите на мистера Соля — Соль былъ клэверингскій пасторъ — онъ вчно говоритъ проповди и учитъ. Онъ длаетъ всё, что можетъ, и какую же жизнь онъ ведётъ! Онъ буквально бросилъ вс мірскія заботы — и вс надъ нимъ смются и никто его не любитъ. Я не думаю, чтобы на свт былъ человкъ добре его, но мн не правилась бы его жизнь.

Тутъ наступило новое молчаніе, которое продолжалось до тхъ поръ, пока кончились сигары. Бросивъ окурокъ въ огонь, Клэверингъ опять заговорилъ.

— Дло въ томъ, Гарри, что ты всю жизнь имлъ передъ собой дурной примръ.

— Нтъ, батюшка.

— Да, сынъ мой, дай мн договорить до конца, а потомъ можешь сказать, что захочешь. Во мн ты имлъ дурной примрь съ одной стороны, а въ бдномъ Сол ты имешь дурной примръ съ другой стороны. Не можешь ли ты представить себ жизнь между нами обоими, которая шла бы къ твоей физической натур, которая выше его натуры, и къ твоимъ умственнымъ потребностямъ, которыя выше моихъ? да, выше,— Гарри. Мой долгъ это сказать, но намъ неприлично разсуждать объ этомъ.

— Если вы желаете остановить меня такимъ образомъ…

— Я желаю остановить тебя такимъ образомъ. Что касается Соля, теб невозможно сдлаться такимъ человкомъ, какъ онъ. Онъ не бичуетъ своё тло, у него нтъ тла, которое можно было бы бичевать. Онъ не понимаетъ запаха дичи, благоуханія розъ или красоты женщины. Онъ исключительное существо и теб нечего бояться, чтобы ты могъ сдлаться такимъ, какъ онъ.

Тутъ они были прерваны приходомъ Фанни Клэверингъ, которая пришла сказать, что мистеръ Соль въ гостиной.

— Что ему нужно, Фанни?

Этотъ вопросъ Клэверингъ сдлалъ почти шопотомъ, но съ комическимъ юморомъ въ лиц, какъ бы отчасти боясь, чтобы мистеръ Соль не услыхалъ, а отчасти стараясь выразить желаніе спастись отъ Соля, если возможно.

— Онъ пришолъ насчотъ желзной церкви. Онъ говоритъ, что её привезли, и желаетъ, чтобы вы пошли въ Кёмберли Гринъ выбрать мсто.

— Я думалъ, что всё ршено.

— Онъ говоритъ, нтъ.

— Не всё ли равно, гд она будетъ? Онъ можетъ поставить её гд хочетъ. Впрочемъ, я лучше къ нему выйду.

Клэверингъ вышелъ. Кёмберли Гринъ была деревушка въ Клэверингскомъ приход за три мили отъ церкви и жители ея приняли дурную привычку ходить въ раскольничью капеллу возл нихъ. Энергіей Соля, но кошелькомъ Клэверинга, была куплена желзная капелла за полтораста фунтовъ и Соль предложилъ прибавить къ своимъ обязанностямъ пріятное занятіе — ходить пшкомъ въ Кёмберли Гринъ каждое воскресенье до завтрака и каждую субботу посл обда служить и воротить къ истинному стаду столько заблудшихся овецъ, сколько онъ можетъ поймать. На покупку этой желзной капеллы Клэверингъ сначала далъ сто фунтовъ. Сэръ Гью въ отвтъ на пятую просьбу очень нелюбезно передалъ черезъ своего управителя десять фунтовъ. Отъ фермеровъ собрали одинъ фунтъ девять шиллинговъ и восемь пенсовъ. Соль далъ два фунта, мистриссъ Клэверингъ пять фунтовъ, двушки по десяти шиллинговъ каждая,

Гарри Клэверингъ пять фунтовъ, а потомъ ректоръ дополнилъ остальное. Но Соль три раза отправлялся съ большимъ трудомъ въ Бристоль торговать капеллу, отправляя съ каждый разъ въ третьемъ класс, и писалъ вс письма, но мистриссъ Клэверингъ платила на почту, она и дочери ея длали покровъ для маленькаго алтаря.

— Всё ршено, Гарри? спросила Фанни, оставшись возл брата и наклонившись надъ его кресломъ.

Это была хорошенькая, весёлая двушка съ блестящими главами и тёмно-каштановыми волосами, падавшими двумя локонами за ея ушами.

— Онъ не сказалъ ничего, чтобъ разстроить это.

— Я знаю, что это очень его огорчаетъ.

— Нтъ, Фанни, но очень. Онъ предпочолъ бы, чтобы я вступилъ въ духовное званіе, и только.

— Я думаю, что ты поступаешь какъ слдуетъ.

— А Мэри думаетъ, что я поступаю дурно.

— Мэри, разумется, будетъ это думать. Можетъ-быть, и я также бы думала, еслибъ была помолвлена за пастора. Это старая исторіи о лисиц, потерявшей хвостъ.

— А твой хвостъ еще не потерянъ?

— Нтъ еще. Мэри думаетъ, что ничья жизнь не можетъ сравниться съ жизнью пастора. Но, Гарри, хотя мама этого не говоритъ, я уврена, что она думаетъ, что ты поступаешь какъ слдуетъ. Она этого не скажетъ пока, это можетъ показаться вмшательствомъ въ то, что хочетъ сказать папа, но я уврена, что въ сердц она рада.

— И я въ сердц радъ, Фанни. А такъ какъ это боле всего касается меня, мн кажется, это самое важное.

Потомъ они пошли за отцомъ въ гостиную.

— Не можете ли вы отвезти мистриссъ Клэверингъ въ кабріолет и ршить вмст съ нею? сказалъ Клэверингъ своему пастору.

На лиц Соля выразилось обманутое ожиданіе. Во-первыхъ, онъ терпть не могъ править кабріолетомъ, въ который обыкновенно запрягали быстроногаго пони, довольно самовольнаго, потомъ онъ думалъ, что ректору слдуетъ посмотрть мсто въ такомъ случа.

— Или мистриссъ Клэверингъ васъ отвезётъ, сказалъ ректоръ, вспомнивъ нерасположеніе Соля къ пони.

Всё Соль имлъ несчастный видъ. Соль былъ высокъ и очень худощавъ, съ большой, тонкой головой и слабыми глазами, острымъ, хорошей формы носомъ и, такъ сказать, безъ губъ, и съ очень блыми зубами, безъ бороды и съ красивымъ подбородкомъ. Лицо его было такъ худощаво, что скулы непріятно выдавались. На нёмъ былъ длинный, поношеный чорный сюртукъ, высокій поношеный чорный жилетъ и коричневые панталоны съ грязными пятнами. Однако никому не приходило въ голову, что мистеръ Соль не похожъ на джентльмэна, даже ему самому, впрочемъ, ему не представлялось никакихъ идей на этотъ счотъ. Но я думаю, онъ зналъ очень хорошо, что онъ джентльмэнъ, и былъ способенъ держать себя при сэр Гью и его жен также непринужденно, какъ въ пасторат. Раза два онъ обдалъ въ замк, но лэди Клэверингъ объявила, что онъ ужасно скученъ, а сэръ Гью назвалъ его ‘самымъ противнымъ изъ всхъ скотовъ’ и ‘клерикальнымъ олухомъ’. Ршили, чтобъ его не принимать больше въ замокъ. Можно упомянуть при этомъ, что ректоръ Клэверингъ рдко обдалъ у своего племянника. Иногда онъ бывалъ, чтобъ не подумали, будто онъ въ ссор съ сэромъ Гью, но такія посщенія случались очень рдко.

Посл еще нсколькихъ словъ, сказанныхъ Солемъ, и взгляда жены, Клэверингъ согласился похать въ Кёмберли Гринъ, хотя онъ очень не любилъ проводить утро съ своимъ пасторомъ. Когда онъ ухалъ, Гарри сказалъ матери о своёмъ окончательномъ ршеніи.

— Я поду въ Страттонъ завтра и ршу всё.

— А что говоритъ папа? спросила мать.

— То, что онъ говорилъ прежде. Онъ не столько желаетъ видть меня пасторомъ, сколько жалетъ, что я потерялъ для этого столько времени.

— Не одно это, Гарри, сказала старшая сестра, высокая двушка, не такая хорошенькая какъ младшая и повидимому мене заботившаяся о своей красот, очень тихая или, какъ нкоторые говорили, степенная, но настоящее золото для тхъ, кто зналъ её хорошо.

— Я въ этомъ сомнваюсь, ршительно сказалъ Гарри: — но какъ бы то ни было, мущина долженъ выбирать самъ.

— Мы вс думали, что ты выбралъ, сказала Мэри.

— Если это ршено, вмшалась мать:— мы не сдлаемъ никакой пользы, сопротивляясь этому.

— А вы противъ этого, мама? спросилъ Гарри.

— Нтъ, другъ мой. Я думаю, что ты долженъ судить самъ.

— Видите, я не могъ имть цли въ духовномъ званіи для такого честолюбія, которое удовлетворило бы меня. Посмотрите на такихъ людей, какъ Локке, Стивенсонъ и Брасси. Вотъ эти люди, по-моему, достигли на свт всего. Они сами образовали себя, но человку не можетъ посчастливиться меньше оттого, что онъ научился чему-нибудь. Взгляните на старика Бейльби, мсто въ парламент, имніе въ триста тысячъ фунтовъ! А когда онъ былъ въ моихъ лтахъ, онъ не имлъ ничего, кром еженедльнаго жалованья.

— Я не знаю, счастливый ли и добрый ли человкъ мистеръ Бейльби, сказала Мэри.

— Я тоже не знаю, отвчалъ Гарри: — но я знаю, что онъ бросилъ арку черезъ самое обширное пространство воды, чего врядъ ли кто длалъ прежде, и это должно длать его счастливымъ.

Сказавъ это повелительнымъ тономъ, приличнымъ достоинству стипендіата его коллегіи, Гарри Клэверингъ ушолъ, оставивъ мать и сестёръ разсуждать о предмет, чрезвычайно важномъ для двухъ изъ нихъ. А Мэри имла собственныя свои надежды, относившіяся къ клэрикальнымъ дламъ сосдняго прихода.

Глава III.
ЛОРДЪ ОНГАРЪ.

На слдующее утро Гарри Клэверингъ похалъ въ Страттонъ, много думая дорогой о своёмъ несчастьи. Хорошо было ему въ присутствіи родныхъ говорить о своей профессіи, какъ о предмет самомъ важномъ для него, но онъ самъ зналъ очень хорошо, что онъ обманывалъ ихъ. Этотъ вопросъ о профессіи былъ для него мёртвой буквой — для него, когда сердце его грызъ ракъ, грудь его терзали шипы, въ душ было несчастье, которое никакая профессія не могла смягчить! Эти дорогія существа, дома даже не угадывали ничего и онъ позаботился, чтобъ они не угадали ничего. Зачмъ имъ имть огорченіе узнать, что онъ сдлался несчастнымъ навсегда уничтоженіемъ надеждъ? Мать его, правда, подозрвала кое-что въ эти сладостные дни его прогулокъ съ Джуліей по парку. Она предостерегала его раза два. Но о настоящей глубин его любви — такъ онъ говорилъ себ — она къ счастью не знала ничего. Пусть её не знаетъ. Зачмъ ему длать свою мать несчастной? Когда эти мысли пробгали въ голов его, я думаю, что онъ наслаждался своимъ несчастьемъ и преувеличивалъ передъ собой своё злополучіе. Онъ жадно упивался своимъ горемъ и даже гордился, что онъ имлъ этотъ случай разбить себ сердце. Но, несмотря на такое раннее уничтоженіе его надеждъ, онъ всё-таки будетъ добиваться успха въ свт. Онъ покажетъ ей, что его жена могла имть боле достойное положеніе, чмъ лордъ Онгаръ могъ ей доставить. Можетъ-быть, и онъ скоре возвысится въ свт теперь, когда у него не будетъ помхи, ни жены, ни семьи. Дорогою онъ сочинилъ сонетъ, приличный случаю, сила и ритмъ котораго показались ему, когда онъ сидлъ верхомъ на лошади, просто совершенствомъ. Къ несчастію, когда онъ возвратился въ Клэверингъ и слъ въ своей комнат съ перомъ въ рук, онъ не могъ припомнить оборота словъ.

Онъ нашолъ Бёртона дома и скоро покончилъ съ нимъ своё дло. Бейльби и Бёртонъ не только были гражданскими инженерами, по и землемрами также и оцнщиками земли въ большихъ размрахъ. Правительство употребляло ихъ для публичныхъ зданій, и если они сами не были архитекторами, они знали всё, что архитекторы должны и не должны длать. При покупк обширныхъ помстій мнніе Бёртона очень цнилось, и слдовательно въ страггонской контор можно было научиться многому. Но Бёртонъ былъ небогатъ, такъ какъ его партнёръ Бейльби, и не былъ честолюбивъ. Онъ никогда не добивался мста въ парламент, никогда не спекулировалъ, никогда ничего не изобрталъ и никогда не былъ знаменитъ. Онъ былъ отецъ большой семьи и всмъ было на свт также хорошо, а нкоторымъ даже лучше, чмъ отцу. Многіе говорили, что Бёртонъ былъ бы богаче, еслибъ не вступилъ въ партнёрство съ Бейльби. Бейльби пользовался репутаціей поглощать боле своей доли повсюду, гд участвовалъ.

Когда дловая часть была ршена, Бёртонъ заговорилъ съ своимъ будущимъ ученикомъ о квартир и отправился съ нимъ въ городъ смотрть комнаты. Старикъ нашолъ, что Гарри Клэверингъ разборчивъ въ этомъ отношеніи, и заключилъ, что новый ученикъ общалъ бы больше, еслибъ не былъ стипендіатомъ коллегіи. Въ-самомъ-дл, Гарри говорилъ съ нимъ такъ, какъ-будто они оба находились на равной ног, а прежде чмъ они разстались, Бёртонъ не былъ увренъ, не принималъ ли съ нимъ Гарри тонъ покровительства. Онъ пригласилъ однако молодого человка къ своему раннему обду и представилъ его мистриссъ Бёртонъ и своей младшей дочери, единственной изъ дочерей, жившей съ ними.

— Вс мои другія дочери замужемъ, мистеръ Клэверингъ, и вс вышли за людей моей профессіи.

Лёгкій румянецъ выступилъ на щекахъ Флоренсъ Бёртонъ, когда она услыхала слова своего отца, и Гарри спрашивалъ себя, не ожидаетъ ли старикъ, чтобъ и онъ подвергся такому же испытанію, но Бёртонъ не подозрвалъ, что сказалъ что-нибудь неприличное, и началъ говорить объ успхахъ своихъ сыновей.

— Но они начали рано, мистеръ Клэверингъ, и трудились сильно, очень сильно.

Онъ былъ добрый, ласковый, болтливый старикъ, но Гарри началъ сомнваться, многому ли онъ научится въ Страттон. Однако было слишкомъ поздно думать объ этомъ теперь, и всё было ршено.

Гарри, смотря на Флоренсъ Бёртонъ, ршилъ, что она дурна. Нельзя было найти молодой двушки боле непохожей на Джулію Брабазонъ. Джулія была высока, имла высокій лобъ, блестящій цвтъ лица, носъ такъ тонко очерченный, какъ-будто греческій скульпторъ изваялъ его, маленькій ротъ и подбородокъ, длавшій совершенною симметрію ся лица. Ея шея была длинная, но граціозная какъ у лебедя, бюстъ полный и вся фигура какъ у богини. Въ прибавленіи къ этому, когда Гарри въ первый разъ познакомился съ нею, она имла всё очарованіе молодости. Когда она воротилась въ Клэверингъ невстой лорда Онгара, Гарри не зналъ, восхищаться ли или сожалть о степенномъ вид, принятомъ ею. Въ ея большихъ глазахъ всегда недоставало блестящей искры юности. Для Гарри это были глаза великолпные и въ т прежніе дни онъ не примчалъ, чтобъ въ нихъ недоставало чего-нибудь, по теперь ему показалось, что они часто бывали холодны, а иногда почти жестоки. Всё-таки онъ готовъ былъ поклясться, что она была совершенствомъ красоты.

Бдная Флоренсъ Бёртонъ была низка ростомъ, смугла, худощава, имла такой жалкій видъ. Такъ говорилъ себ Гарри Клэверингъ. Ея маленькая рука, хотя нжная, не имла того очаровательнаго прикосновенія, которымъ обладала рука Джуліи. Ея лицо было короткое, а лобъ, хотя широкій и открытый, не имлъ той женской повелительности, которая виднлась въ лиц Джуліи. Гарри сознавался, что глаза Флоренсъ были очень блестящи и нжны, а тёмные волосы глянцовиты, но всё-таки она была по наружности ничтожнымъ существомъ. Онъ не могъ, какъ онъ говорилъ себ возвращаясь домой, удержаться отъ сравненія, такъ какъ Флоренсъ была первой двушкой, которую онъ увидалъ, когда разстался съ Джуліей Брабазонъ.

— Я надюсь, что вамъ будетъ удобно въ Страттон, сэръ, сказала мистриссъ Бёртонъ.

— Благодарю васъ, отвчалъ Гарри:— но мн нужно очень немногое. Для меня годится всё.

— Одинъ молодой человкъ, который былъ у насъ, взялъ комнату у мистриссъ Потсъ и очень хорошо обходился безъ другой комнаты. Помнишь, мистеръ Бёртонъ? это былъ Грэнджеръ.

— У Грэнджера было мало средствъ, сказалъ Бёртонъ.— Онъ жилъ пятидесятью фунтами всё время, которое пробылъ здсь.

— И я не думаю, чтобъ Скорнессъ имлъ больше, когда началъ, сказала мистриссъ Бёртонъ.— Мистеръ Скорнессъ женился на одной изъ моихъ дочерей, мистеръ Клэверингъ, когда поселился въ Ливерпул. Теперь онъ держитъ почти вс ливерпульскіе доки. Я слышала отъ него, что онъ издерживалъ на говядину не больше четырёхъ шиллинговъ въ недлю всё время какъ былъ здсь. Я всегда думала, что молодому человку нигд нельзя такъ дёшево устроиться, какъ въ Страттон.

— Я не знаю, моя милая, сказалъ ей мужъ: — обратитъ ли на это вниманіе мистеръ Клэверингъ.

— Можетъ-быть и нтъ, мистеръ Бёртонъ, но я люблю, чтобы молодые люди были бережливы. Кчему тратить шиллингъ, когда можно истратить шесть пенсовъ? Сбережонные шесть пенсовъ, когда человкъ одинъ, превращаются въ фунты, когда онъ будетъ имть семейство.

Во всё это время миссъ Бёртонъ говорила мало или почти ничего, и самъ Гарри Клэверингъ говорилъ немного. Онъ не могъ выразить намренія соперничествовать въ экономіи съ Скорнессомъ относительно говядины и не могъ общать довольствоваться одною комнатой, какъ Грэнджеръ. Но возвращаясь домой, онъ почти началъ бояться, что онъ сдлалъ ошибку. Онъ не любилъ радостей университетской залы, ему не правилась университетская жизнь. Но онъ сомнвался, не будетъ ли слишкомъ ощутительна для него перемна въ гостепріимству мистриссъ Бёртонъ. Четыре шиллинга Скорнесса сдлали ему уже противной его новую профессію, и хотя ‘нигд нельзя было молодому человку жить такъ дёшево, какъ въ Страттон’, онъ не могъ съ восторгомъ думать о томъ, какъ онъ проживётъ тамъ годъ. Что касается миссъ Бёртонъ, то для него было всёравно, что она дурна, такъ какъ онъ вовсе не желалъ имть тхъ наслажденій, какія красота доставляетъ молодымъ людямъ.

Воротившись домой, онъ однако не жаловался на Страттонъ. Онъ имлъ слишкомъ сильную волю для того, чтобъ сознаться, что онъ ошибся въ чомъ-нибудь, а когда на слдующей недл онъ похалъ въ Сент-Кётбертъ, онъ могъ говорить уже съ весёлой надеждой о своей новой будущности. Если жизнь въ Страттон покажется ему нестерпима, онъ укоротитъ эту часть своей карьеры и постарается отправиться въ Лондонъ раньше, чмъ онъ намревался.

Лордъ Онгаръ и сэръ Гью Клэверингъ пріхали въ Клэверингскій Паркъ 31 августа, и какъ уже было сказано, хорошенькая записочка была тотчасъ послана къ миссъ Брабазонъ въ ея спальную. Когда она встртилась съ лордомъ Онгаромъ въ гостиной черезъ часъ посл того, она говорила себ, что лучше ничего не говорить о записк, по не могла удержаться, чтобъ не сказать нсколько словъ.

— Я очень обязана вамъ, милордъ, за вашу доброту и щедрость, сказала она, подавая ему руку.

Онъ только поклонился, улыбнулся и пробормоталъ что-то о своей надежд всегда также легко имть возможность исполнять ея желанія. Онъ былъ низенькій мущина и можно было подумать, что книга пэрства говорила ложь, по-крайней-мр тмъ, которые судили о его лтахъ по его наружности. Въ книг пэрства было сказано, что ему тридцать-шесть лтъ и, дйствительно, это были его лта, но вс сказали бы, что онъ десятью годами старе. Это происходило боле отъ чорнаго парика, который онъ носилъ. Какое несчастье заставило его оплшивить такъ рано — если оплшивить рано можетъ назваться несчастьемъ — сказать я не могу, но онъ лишился волосъ на макушк и предпочиталъ парикъ плши. Конечно, было усиліе скрыть, что это не парикъ, но какое усиліе бывало успшно въ этомъ отношеніи? Кром того, онъ былъ слабъ, худощавъ, тщедушнаго сложенія, и безъ сомннія увеличилъ эту слабость и тщедушность разгульной жизнью. Хотя другіе считали его старикомъ, время летло для него быстро и онъ всё еще считалъ себя молодымъ человкомъ. Онъ охотился, хотя верхомъ здить не могъ. Онъ стрлялъ, хотя ходить пшкомъ не могъ. И къ несчастью пилъ, хотя не способенъ былъ пить. Его друзья, наконецъ, цаучили его думать, что его единственная возможность спастись заключается въ женитьб, и вотъ онъ помолвилъ Джулію Брабазонъ, купилъ её посредствомъ блестящаго для нея брачнаго контракта. Если лордъ Онгаръ умрётъ прежде нея, Онгарскій Паркъ будетъ принадлежать ей пожизненно съ тысячами фунтовъ на поддержаніе его. Кортонскій замокъ, большое фамильное помстье, перейдётъ, разумется, къ наслднику, но Онгарскій Паркъ считался самымъ восхитительнымъ небольшимъ загороднымъ домомъ на тридцать миль въ окрестностяхъ Лондона. Онъ находился между Сёррейскими горами и вс слышали объ очарованіяхъ Онгарскаго Парка. Если Джулія переживётъ своего властелина, Онгарскій Паркъ будетъ принадлежать ей, а т, которые видли ихъ обоихъ вмст, нисколько не сомнвались, что ей придётся воспользоваться этимъ пунктомъ въ ея брачномъ контракт. Лэди Клэверингъ поступила искусно, устроивъ эту партію, а сэръ Гью, хотя можетъ-быть не захотлъ бы дать своей своячениц денегъ изъ своего собственнаго кармана, исполнилъ обязанность зятя, позаботившись о ея будущемъ благосостояніи. Джулія Брабазонъ не сомнвалась, что она поступаетъ хорошо. Бдный Гарри Клэверингъ! она любила его въ свои романическіе дни. Она тоже писала сонеты. Но она состарлась скоре его и убдила себя, что романъ непозволителенъ для женщины въ ея положеніи. Она была знатнаго происхожденія, дочь пэра безъ денегъ и даже безъ дома, на который она имла бы какое-нибудь право. Разумется, она приняла предложеніе лорда Онгара, но она не протянула руки, чтобы взять вс эти прекрасныя вещи, не ршивъ, что она будетъ исполнять свою обязанность къ своему будущему властелину. Обязанность, конечно, будетъ непріятна, но она тмъ прилежне будетъ исполнять её.

Сентябрь прошолъ, кучи куропатокъ были убиты и день свадьбы приближался. Пріятно было видть лорда Онгара и самодовольство, которымъ онъ наслаждался въ то время. Свтъ опять для него помолодлъ и ему казалось, что ему даже нравится порядочность его настоящаго образа жизни. Онъ пилъ мало вина и ничего крпче вина, и воздержаніе нравилось ему. У чего всегда былъ такой видъ, который какъ-будто говорилъ: ‘Вотъ я говорилъ вамъ, что я всё могу сдлать, какъ только окажется необходимость’. И въ эти тихіе дни онъ охотился съ часъ, не сидя на пони, ему нравились вжливыя шуточки о его ухаживаньи за невстой и ему правилась также красота Джуліи. Ея поведеніе съ нимъ было прекрасно. Она никогда не была требовательна, романична, всегда смиренна. Она никогда не надодала ему, а всегда была готова быть съ нимъ, когда онъ пожелаетъ. Она никогда побыла восторженна, но занимала своё высокое мсто, какъ приличествовало женщин знатнаго происхожденія и признанной красавиц.

— Право, ты сдлала его влюблённымъ, сказала лэди Клэверингъ сестр.

Когда мысль объ этомъ супружеств въ первый разъ возникла въ лондонскомъ дом сэра Гью, лэди Клэверингъ расхваливала лорда Онгара, или скоре положеніе, которое будущая лэди Онгаръ можетъ занимать, но посл того, какъ добыча была пріобртена, посл того, какъ сдлалось ясно, что Джулія будетъ богаче сестры, лэди Клэверингъ иногда говорила въ другомъ тон. Какъ сестра, она хлопотала о благосостояніи сестры, но какъ женщина она не могла удержаться отъ сравненій, которыя могли показать, что какъ ни хорошо было супружество Джуліи, а положеніе ея будетъ ничмъ не лучше положенія сестры. Герміона вышла просто за баронета, не за самаго богатаго и не самаго любезнаго изъ баронетовъ, но она вышла за человка приличнаго по лтамъ и состоянію, въ котораго каждая двушка могла быть влюблена. Она не продала себя, чтобъ быть или не быть сидлкой истасканнаго развратника. Герміона ничего не сказала бы объ этомъ, можетъ-быть и не подумала бы, еслибъ Джулія и лордъ Онгаръ не гуляли вдвоёмъ по клэверингскомъ рощамъ, какъ молодые люди. Она считала своею обязанностью указать сестр, что лордъ Онгаръ не могъ быть романическимъ молодымъ человкомъ и что его не слдовало поощрять играть эту роль.

— Не знаю, сдлаю ли я что-нибудь изъ него, отвчала Джулія: — я полагаю, онъ похожъ на всхъ другихъ мущинъ, которые собираются жениться.

Джулія совершенію понимала мысли, пробгавшія въ голов ея сёстры, и не находила ихъ неестественными.

— Я хочу сказать, что онъ такъ скоро превратился въ Ромео, какъ мы и не ожидали. Онъ скоро явится съ гитарой подъ окно твоей спальной, какъ Дон-Жуанъ.

— Надюсь, что этого не будетъ, теперь такъ холодно. Я не считаю этого вроятнымъ, онъ кажется любитъ ложиться рано.

— И это очень полезно для него, сказала лэди Клэверингъ, сдлавшись серьёзной и заботливой.— Удивительно, какую пользу принесла ему тихая жизнь въ такое короткое время. Я примчала за нимъ, когда онъ гулялъ вчера, онъ также твёрдо ступаетъ ногою, какъ Гью.

— Въ-самомъ-дл? Я надюсь, что онъ не будетъ имть привычки такъ твёрдо сжимать свою руку, какъ это длаетъ иногда Гью.

— Что касается до этого, сказала лэди Клэверингъ съ лёгкимъ трепетомъ: — я не думаю, чтобы между ними была въ этомъ большая разница. Вс говорятъ, что лордъ Онгаръ любитъ поспупать по-своему.

— Я думаю, что мущина долженъ имть свою волю.

— И женщина также, неправда-ли, моя милая? Но я говорю, если лордъ Онгаръ будетъ продолжать беречь себя, онъ можетъ сдлаться совсмъ другимъ человкомъ. Гью говоритъ, что онъ теперь почти ничего не пьётъ, и хотя иногда онъ закуриваетъ сигару, но почти не куритъ. Ты должна употребить вс силы, чтобъ онъ не курилъ. Мн случилось узнать, что сэръ Чарльзъ Поди сказалъ, что сигары вредне для него даже водки.

Всё это Джулія переносила спокойно. Она ршилась переносить всё, пока не настанетъ ея пора. Она заставила себя понять, что слышать такія вещи составляло часть той цны, которую она должна было заплатить. Ей непріятно было слышать, что сэръ Чарльзъ Поди сказалъ, что сигары были вредне чмъ водка для человка, за котораго она выходила. Она предпочла бы слышать, что онъ здитъ верхомъ по шестидесяти миль въ день или танцуетъ всю ночь, какъ она могла бы слышать, еслибъ выходила за Гарри Клэверинга. Но онаивыбрала съ открытыми глазами и не хотла сердиться на свой выборъ за то, что ея покупка оказалась не лучше той, какою она её считала, когда покупала. Она даже не сердилась на сестру.

— Я сдлаю всё, что могу, Герми, ты можешь-быть въ этомъ уврена. Но о нкоторыхъ вещахъ безполезно говорить.

— Но теб нужно же знать, что сказалъ сэръ Чарльзъ.

— Я знаю очень хорошо, что онъ говоритъ, Герми, совершенно столько же, сколько и ты. Но это всё-равно. Если лордъ Онгаръ пересталъ курить, я совершенно согласна съ тобою, что это хорошо. Я желала бы, чтобъ вс перестали, потому что я терпть не могу этого запаха. Гью поступаетъ всё хуже и хуже въ этомъ отношеніи. Онъ теперь совсмъ не переодвается.

— Я скажу теб вотъ что, сказалъ сэръ Гью своей жен въ этотъ вечеръ: — шестьдесятъ тысячъ въ годъ очень хорошій доходъ, но Джулія узнаетъ, что она вышла за татарина.

— Я полагаю, онъ не долго проживётъ.

— Я не знаю и не забочусь, сколько онъ проживётъ или когда умрётъ, но ей-богу, мн никогда не случалось имть въ дом такого несноснаго человка. Я не выдержу еще дв недли, даже для нея.

— Скоро всё кончится. Они удутъ въ четверкъ.

— Какъ ты думаешь, онъ имлъ дерзость сказать Кёнлиффу — Кёнлиффъ былъ главный лсничій — при мн, что онъ не знаетъ никакого толку въ фазанахъ.

— Ну, милордъ, кажется у насъ здсь водится-таки немного фазанчиковъ, отвчалъ ему Кёнлиффъ.

— Очень немного, сказалъ Онгаръ съ насмшкой. Какова дерзость сказать это при мн!

— Ты отвчалъ ему что-нибудь?

— Для меня довольно, сказалъ я. Онъ надулся. Не хотлось бы мн быть его женой, я могу сказать это Джуліи.

— Джулія очень умна, сказала ея сестра.

Насталъ день свадьбы и всё въ Клэверинг было устроено великолпно. Четыре двицы пріхали изъ Лондона провожать невсту къ внцу, дв уже гостили въ замк и дв кузины пришли изъ пастората. Джулія Брабазонъ никогда не была коротка съ Мэри и Фанни Клэверингъ, но она знала ихъ такъ хорошо, что показалось бы странно, еслибъ она не пригласила ихъ участвовать въ церемоніи. И притомъ она думала о Гарри и своёмъ маленькомъ роман. Гарри, можетъ-быть, будетъ пріятно узнать, что она оказала вжливость его сёстрамъ. Она знала, что Гарри будетъ въ своей школ. Хотя она спрашивала его, намренъ ли онъ быть на ея свадьб, ей было пріятне, что онъ будетъ въ отсутствіи. Сама она имла мало сожалній, но ей пріятно было думать, что Гарри будетъ жалть. Итакъ, Мэри и Фанни были приглашены провожать её къ внцу. Мэри и Фанни об предпочли бы отказаться, но мать сказала имъ, что он не могутъ этого сдлать.

— Это возбудитъ непріязнь, сказала мистриссъ Клэверингъ:— а вашъ папа особенно желаетъ этого избгать.

— Когда вы говорите, что папа особенно желаетъ чего-нибудь, мама, это всегда значитъ, что вы сами особенно этого желаете, сказала Фанни.— Но если непремнно надо, то нечего длать, и притомъ я буду знать, какъ вести себя, когда настанетъ очередь Мэри.

Колокола весело звонили всё утро и весь приходъ собрался около церкви посмотрть. Не помнили, чтобъ въ клэверингской церкви когда-нибудь внчался лордъ, а теперь этотъ лордъ женился на сестр милэди. Это было всё-равно, какъ-будто она была урожденная Клэверингъ. Но въ приход не было восторженной радости. Ни потшныхъ огней, ни угощенія не приготовлялось на счотъ сэра Гью, никакой помощи для бдныхъ со стороны лэди Клэверингъ. Такихъ одолженій помщикъ не оказывалъ никогда своимъ крестьянамъ. На Рождеств давалась извстная сумма на уголья и одяла, но даже и тутъ ректоръ и управитель всегда ссорились.

— Если насчотъ этого поднимаютъ такой шумъ, сказалъ ректоръ управителю:— я никогда не буду больше просить.

— Я желалъ бы, чтобъ дядя сдержалъ слово, сказалъ сэръ Гью, когда ему передали слова ректора.

Слдовательно, въ приход не было большой радости по этому случаю, хотя колокола трезвонили громко и народъ, молодые и старики, собрался около кладбища, посмотрть какъ лордъ поведётъ свою молодую жену изъ церкви.

— Какой тщедушный, насилу тащитъ ноги, и на мущину-то не похожъ. Этакой здоровой двк, какъ она, стоитъ только дунуть, чтобъ съ ногъ его свалить.

Вотъ приговоръ, произнесённый надъ лордомъ Онгаромъ одной старой фермершей, и этотъ приговоръ былъ подтвержденъ всеобщимъ мнніемъ прихода.

Но хотя лордъ не походилъ на мущину, Джулія Брабазонъ вышла изъ церкви съ ногъ до головы графиней. Какую цну ни заплатила бы она, она во всякомъ случа получила именно то, что хотла купить. Когда она сла въ карету, которая повезла её на желзную дорогу, она сказала себ, что она поступила хорошо. Она выбрала себ профессію, какъ Гарри Клэверингъ выбралъ себ, и успвъ до-сихъ-поръ, она хотла употребить вс силы, чтобы сдлать успхъ свой полнымъ. Корыстолюбива! Разумется, она была корыстолюбива. Разв не корыстолюбивы вс мущины и женщины, которымъ выпало на долю заработывать себ пропитаніе?

Въ замк былъ большой завтракъ для знати, и ректоръ на этотъ случай ршился быть гостемъ племянника, котораго онъ не любилъ.

Глава IV.
ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ.

Въ Страттон было Рождество, или лучше сказать приближалось Рождество, не посл той осени, когда женился лордъ Онгаръ, а слдующее Рождество и Гарри Клэверингъ окончилъ своё ученіе въ контор Бёртона. Онъ льстилъ себя мыслью, что онъ не лнился, пока былъ тамъ, а теперь долженъ былъ начать другое ученіе подъ надзоромъ Бейльби въ Лондон, съ надеждами, которыя всё еще были хороши. Когда онъ въ первый разъ увидалъ Бёртона въ контор, пыльныя каморки съ пыльными бумагами, и въ первый разъ разсмотрлъ предметы, каковы они были въ рабочей лавк этого длового человка, онъ, сказать по правд, почувствовалъ отвращеніе. И ранній обдъ мистриссъ Бёртонъ, и ‘некрасивое лицо’ Флоренсъ Бёртонъ смутили его. Въ этотъ день онъ раскаялся въ своёмъ намреніи относительно Страттона, но онъ выполнилъ своё намреніе какъ мущина и теперь очень этому радовался. Онъ очень радовался, хотя его надежды нсколько уменьшились и его взгляды на жизнь были не такъ высоки. Онъ долженъ былъ отправиться въ Клэверингъ рано на слдующее утро, намреваясь провести Рождество дома, и мы увидимъ его и послушаемъ, какъ онъ прощается съ однимъ изъ членовъ Бёртоновой фамиліи.

Онъ сидитъ въ маленькой задней гостиной въ дом Бёртона и на стол въ этой комнат горитъ одна свча. Это была скучная тёмная коричневая комната съ жосткой мёбелью и съ тяжолыми зававсями. Я не знаю, были ли въ этой комнат какія-нибудь попытки къ украшенію, такъ какъ очевидно не было признаковъ богатства. Было около семи часовъ вечера и чай отпили въ дом мистриссъ Бёртонъ. Гарри Клэверингъ отпилъ свой чай и сълъ горячую булку на дальней сторон стола, гд Флоренсъ разливала чай, мистриссъ Бёртонъ сидла у камина съ одной стороны, разложивъ носовой платокъ на колнахъ, а мистеръ Бёртонъ очень удобно расположился на своёмъ кресл и въ своихъ туфляхъ по другую сторону. Когда чай кончился, Гарри простился съ мистриссъ Бёртонъ, она поцаловала его и пожелала ему благословенія Божьяго.

— Я увижу васъ на минуту передъ вашимъ отъздомъ, Гарри, въ моей контор, сказалъ Бёртонъ.

Потомъ Гарри сошолъ внизъ и кто-то другой смло пошолъ съ нимъ и оба сли теперь въ тёмной коричневой комнат. Посл этого мн не нужно говорить моему читателю, что сдлалось съ вчнымъ сердечнымъ несчастьемъ Гарри Клэверинга.

Онъ и Флоренсъ сидли на жосткомъ диван и рука Флоренсъ лежала въ его рук.

— Моя возлюбленная, говорилъ онъ: — какъ я проживу слдующіе два года?

— Вы хотите сказать пять лтъ, Гарри.

— Нтъ, я хочу сказать два года — то-есть, два, если я не буду въ состояніи уменьшить срокъ. Я думаю, вамъ было бы пріятне думать, что пройдётъ десять лтъ.

— Гораздо пріятне думать, что пройдётъ десять, чмъ совсмъ не имть надежды. Разумется, мы будетъ видть другъ друга. Вдь вы не дете же въ Новую Зеландію.

— Я почти желалъ бы этого. Тогда можно было бы согласиться съ необходимостью этой проклятой отсрочки.

— Гарри! Гарри!

— Да, проклятой. Благоразуміе свта въ эти послдніе дни кажется мн гнусне всхъ прочихъ его нечестивостей.

— Но, Гарри, у насъ не было бы дохода.

— Я ненавижу слово доходъ.

— Вы начинаете горячиться, а вы знаете, что когда это случается, я всегда отстраняюсь. Я же не намрена оставлять домъ моего огца, въ которомъ я имю насущный кусокъ хлба, пока не буду уврена, что буду имть его въ другомъ дом.

— Вы говорите это, Флоренсъ, нарочно, чтобъ мучить меня.

— Милый Гарри, неужели вы думаете, что я захотла бы васъ мучить въ послдній вечеръ? Дло въ томъ, что я такъ васъ люблю, что могу быть терпливою для васъ.

— Я ненавижу терпніе и всегда ненавидлъ. Терпніе одинъ изъ самыхъ худшихъ пороковъ, какіе только я знаю. Оно почти также дурно, какъ и смиреніе. Пожалуй вы мн скажете, чтобъ я сдлался смиреннымъ. Если вы еще прибавите, что вы довольны, вы представите себя однимъ изъ самыхъ низкихъ Божьихъ созданій.

— Я не знаю, смиренна ли я, но я довольна. А вы разв недовольны мною, сэръ?

— Нтъ, потому что вы не спшите выйти замужъ.

— Какой вы дурачокъ! Знаете ли, я не уврена, что если дйствительно любишь человка и совершенно довряешь ему — какъ я вамъ — ожиданіе замужства не можетъ ли назваться лучше всего? Я полагаю, вамъ будетъ пріятно получать теперь отъ меня письма, но я не знаю, станете ли вы ими такъ дорожить, когда посл нашего брака пройдётъ десять лтъ.

— Человкъ не можетъ жить письмами.

— Я буду ожидать, что вы будете жить моими и растолстете отъ нихъ. Вотъ я слышу шаги папа на лстниц. Онъ сказалъ, чтобы вы пошли къ нему. Прощайте, Гарри, милый Гарри! Какой счастливый втеръ загналъ васъ сюда?

— Постойте на минуту, а насчетъ вашей поздки въ Клэверингъ? Я пріду за вами наканун Пасхи.

— О, нтъ! зачмъ вамъ имть столько издержекъ и хлопотъ?

— Говорю вамъ, что я пріду за вами, если только вы не откажетесь хать со мной.

— Это будетъ такъ пріятно! И притомъ вы будете со мною въ первую минуту моего свиданія съ вашими. Мн кажется, очень страшно въ первый разъ встртиться съ вашимъ отцомъ.

— Мн кажется, что это самый добродушный человкъ во всей Англіи.

— Но онъ найдётъ меня такой некрасивой. Вы сами сначала нашли. Ноионъ не будетъ такъ невжливъ, чтобы сказать мн это, какъ сказали вы. А Мэри будетъ внчаться на Пасх? Ахъ, Боже мой, Боже мой! какъ я буду застнчива между всми ими!

— Застнчива, вы? Я никогда не видалъ васъ застнчивой. Я не думаю также, чтобы вы когда-нибудь были смущены.

— Но я теперь должна васъ смутить, потому что васъ ждётъ папа. Милый, милый, милйшій Гарри! Хотя я такъ терплива, я стану считать часы до-тхъ-поръ, пока вы прідете ко мн. Милйшій Гарри!

Она позволила ему прижимать её къ груди, цаловать ея губы, лобъ, ея глянцовитые волосы. Когда онъ ушолъ, она сидла одна нсколько минутъ на старомъ диван и погрузилась въ счастье. Какой счастливый втеръ нагналъ такого любовника для нея въ Страттонъ?

— Мн кажется, онъ добрый молодой человкъ, сказала мистриссъ Бёртонъ, оставшись наверху съ своимъ старымъ мужемъ.

— Да, онъ добрый молодой человкъ. У него намренія очень хорошія.

— Но онъ не лнивъ?

— Нтъ, нтъ, онъ не лнивъ. И онъ очень смышлёнъ — слишкомъ даже, я боюсь. Но я думаю, что у него дла пойдутъ хорошо, хотя можетъ-быть онъ долго не устроится.

— Это кажется такъ натурально, что онъ пристратился къ Фло, неправда ли? Вс они брали отъ насъ по одной, когда насъ оставляли, и вс живутъ очень хорошо. Господи Боже мой! какъ скучно будетъ въ дом, когда Фло удетъ!

— Да, это составитъ разницу въ этомъ отношеніи. Но что жъ такое? Я не желалъ бы по этой причин оставлять её дома.

— Конечно. Кажется, мн было стыдно имть хоть одну незамужнюю дочь или чтобы она не была невстой до тридцати лтъ. Я не могла бы перенести мысли, что ни одному молодому человку не поправилась моя дочь. Но Фло еще нтъ двадцати, а Карри, которая вышла замужъ старше всхъ, не было и двадцати-четырёхъ, когда Скорнессъ взялъ её.

Старушка поднесла платокъ къ глазамъ и заплакала.

— Фло еще по оставила насъ, сказалъ Бёртонъ.

— Но я надюсь, что помолвка будетъ непродолжительна. Я не люблю продолжительныхъ помолвокъ. Это нехорошо даже для двушки, право нехорошо.

— Мы были помолвлены семь лтъ.

— Тогда люди не торопились ни въ чомъ, но я не уврена, хорошо ли это было для меня. И хотя мы не были обвнчаны, мы жили рядомъ и видлись другъ съ другомъ. Что будетъ съ Фло, если она останется здсь, а онъ будетъ забавляться въ Лондон?

— Фло должна будетъ переносить, какъ переносятъ другія двушки, сказалъ отецъ, вставая.

— Я думаю, что онъ хорошій молодой человкъ, я это думаю, сказала мать.— Но не требуй слишкомъ многаго для начала. Что это за бда? Если у нихъ будутъ недостатки, ты можешь имъ помочь.

На эти слова Бёртонъ счолъ за лучшее не дать отвта, но тяжеловсными шагами спустился въ свою контору.

— Итакъ, Гарри, сказалъ Бёртонъ: — вы отправляетесь завтра?

— Да, сэръ, я буду утромъ завтракать дома.

— Да, когда я былъ въ ваши лта, я рано узжалъ. Часа три натощакъ передъ завтракомъ не сдлаютъ вреда. Но боле не слдуетъ. Втеръ входитъ въ желудокъ.

Гарри не сдлалъ никакого замчанія на это и ждалъ, пока Бёртонъ продолжалъ:

— И вы будете въ Лондон десятаго числа слдующаго мсяца?

— Да, я намренъ быть въ контор мистера Бейльби одиннадцатаго числа.

— Это хорошо. Не теряйте ни одного дня. Потерявъ теперь день, вы теряете не то, что вы могли бы теперь пріобрсти въ одинъ день, по то, что вы могли бы пріобрсти, когда ваши дла будутъ находиться въ наилучшемъ положеніи. Молодой человкъ всегда долженъ помнить это.

— Я надюсь, вы останетесь довольны, сэръ. Я не намренъ лниться.

— Пожалуйста. Разумется, вы знаете, что я говорю съ вами совсмъ иначе, чмъ говорилъ бы, еслибъ вы просто оставляли мою контору. Я могу дать Флоренсъ очень мало — то-есть, сравнительно. Она будетъ имть сто фунтовъ въ годъ, когда выйдетъ замужъ, а посл моей смерти она и ея мать раздлятъ наравн съ другими. Сто фунтовъ въ годъ будетъ ничего для васъ.

— Ничего, сэръ? А я считаю сто фунтовъ большой суммой. Я буду получать изъ конторы полтораста фунтовъ и готовъ жениться съ этимъ завтра же.

— Вы не можете жить съ такимъ доходомъ, если не перемните во многомъ вашихъ привычекъ.

— Я ихъ перемню.

— Мы посмотримъ. Вы находитесь въ такомъ положеніи, что женившись, вы лишитесь значительнаго дохода, и я совтую вамъ не думать объ этотъ года два.

— А я думаю, что женитьба лучше всего заставила бы меня работать.

— Мы увидимъ, что сдлаетъ годъ. Итакъ Флоренсъ подетъ къ вашему отцу на Пасху?

— Да, сэръ, она была такъ добра, что общала пріхать, если вы позволите.

— Хорошо, когда они раньше узнаютъ её. Надюсь, что она поправится имъ такъ, какъ вы понравились намъ. Теперь я съ вами прощусь.

Гарри ушолъ, и идя по большой Страттонской улиц думалъ, что онъ сдлалъ въ прошедшій годъ.

Когда онъ пріхалъ въ Страттонъ, мысль о его вчномъ несчастьи, возбуждённомъ нренебрежоппой любовью, была еще сильна въ его груди. Онъ отдалъ всё своё сердце фальшивой женщин, которая измнила ему. Онъ поставилъ всё своё состояніе на одну карту и какъ игрокъ проигралъ всё. Въ день свадьбы Джуліи онъ заперся въ школ — къ счастью, это былъ праздникъ — и льстилъ себя мыслью, что провёлъ нсколько часовъ страшной агоніи. Конечно, онъ нсколько страдалъ, потому что онъ любилъ эту женщину, но такія страданія рдко бываютъ вчны, а у него они такъ легко излечились, какъ почти всегда бываетъ у большинства. Прошло нсколько боле года, и онъ былъ уже помолвленъ съ другой женщиной. Когда онъ думалъ объ этотъ, онъ вовсе не обвинялъ себя въ непостоянств или слабости сердца. Ему казалось теперь какъ нельзя боле естественнымъ, что онъ полюбилъ Флоренсъ Бёртонъ. Въ прежнее время онъ никогда не видалъ Флоренсъ и едвали думалъ серьёзно, какія качества нужны мущин въ жен. Когда онъ шолъ по Страттонской улиц съ поцалуемъ милой, скромной, любящей двушки, еще горвшимъ на губахъ его, онъ говорилъ себ, что женитьба на такой женщин, какъ Джулія Брабазонъ, была бы совершенной гибелью для его счастья.

Случились обстоятельства и до него. дошли слухи, которыя много способствовали къ тому, чтобы онъ принялъ такой взглядъ. Всмъ Клэверингамъ было извстно, и даже другимъ, кого интересовали подобныя вещи, что лордъ и лэди Онгаръ не были счастливы вмст, и уже говорили, что лэди Онгаръ дурно себя вела. Имя одного графа упоминалось вмст съ ея именемъ весьма неудачнымъ образомъ, чтобъ по сказать боле. Сэръ Гью Клэверингъ объявилъ при мистриссъ Клэверингъ, хотя онъ не былъ расположенъ говорить откровенно съ семействомъ ректора, что онъ ‘не намренъ брать сторону своей свояченицы. Она сама постлала себ постель и должна лежать на ней. Она знала прежде чмъ, вышла за лорда Онгара, каковъ онъ, и виновата она сама’. Это сказалъ сэръ Гью, и говоря это, сдлалъ всё, что зависло отъ него, чтобы загрязнить доброе имя своей свояченицы. Гарри Клэверингъ, какъ ни мало жилъ въ свт послдній годъ, всё-таки зналъ, что нкоторые люди разсказывали совсмъ другое. Графъ и жена его не были въ Англіи посл свадьбы, такъ что эти слухи распространялись о нихъ черезъ заграничное посредничество. Большую часть времени провели они въ Италіи и теперь, какъ Гарри зналъ, находились во Флоренціи. Онъ слышалъ, что лордъ Онгаръ объявилъ о своёмъ намреніи искать развода, но Гарри полагалъ, что это неправда, такъ какъ супруги еще жили въ одномъ дом. Потомъ онъ слышалъ, что лордъ Онгаръ былъ боленъ, и ходили слухи шопотомъ съ мрачнымъ сомнніемъ о томъ, что надо было опасаться большихъ несчастій.

Гарри не могъ не сказать себ, что еслибы Джулія сдлалась его женой, эти мрачные слухи никогда не распространились бы. Но не по этой причин не сожаллъ онъ, что Джулія не сдержала своихъ обтовъ. Живя въ Страттон, онъ еаучился думать много о спокойствіи домашней жизни, и думать, что Флоренсъ Бёртонъ боле годилась быть его женой, чмъ Джулія Брабазонъ. Онъ сказалъ себ, что онъ сдлалъ хорошо, узнавъ это, и поступилъ благоразумно, дйствуя по этому. Его благоразуміе въ сущности состояло въ способности оцнить, что Флоренсъ была милая, умная двушка, съ прекраснымъ образомъ мыслей, съ высокими правилами, и вслдствіе этого влюбиться въ неё. Всё его уваженіе къ тихой домашней жизни происходило отъ его любви и нисколько не способствовало къ возбужденію любви. Флоренсъ имла блестящіе глаза. Ни у кого не было глазъ такихъ блестящихъ изъ слезахъ, и въ смх. А когда онъ сталъ разсматривать её хорошенько, онъ узналъ, что онъ былъ идіотъ, находя её некрасивой.

— Есть предметы, которые становятся прекрасными по мр того, какъ вы присматриваетесь къ нимъ, изящно-прекрасными, и вы принадлежите къ ихъ числу, сказалъ онъ ей.

— Есть мущины, отвчала она:— которые становятся льстивыми по мр того, какъ вы слушаете ихъ, безстыдно льстивыми, и вы принадлежите къ ихъ числу.

— Я нашолъ васъ некрасивой въ первый день, какъ увидалъ васъ. Это не лесть.

— Да, сэръ, лесть, и вы съ намреніемъ льстите. Но вдь это значитъ только, Гарри, что вы желаете мн сказать, что вы научились любить меня.

Онъ повторялъ себ всё это, когда шолъ по Страттону, и уврялъ себя, что Флоренсъ была очень мила. Ему было суждено удостовриться въ этомъ, и онъ гордился собой. Но онъ нсколько безпокоился за отца. Онъ думалъ, что можетъ-быть отецъ его найдётъ Флоренсъ, какъ самъ онъ нашолъ её въ первый разъ, и что можетъ-быть у него не достанетъ толку узнать свою ошибку, какъ узналъ онъ. Но Флоренсъ не сейчасъ хала въ Клэверингъ и онъ успетъ заране описать её. Онъ не былъ дома посл того какъ его помолвка была ршена, но его отношеніи къ Флоренсъ были объяснены въ письм и мать его написала къ молодой двушк, приглашая её въ Клэверингъ.

Когда Гарри пріхалъ домой, вся семья встртила его съ поздравленіями.

— Мн пріятно думать, что ты женишься рано, шепнула ему мать.

— Я еще не женатъ, матушка, отвчалъ онъ.

— Покажи мн локонъ ея волосъ, сказала Фанни, смясь.

— Ея волосы вдвое красиве твоихъ, хотя она вдвое мене тебя думаетъ о нихъ, отвчалъ братъ, ущипнувъ Фанни за руку.

— Но ты покажешь мн локонъ, добивалась Фанни.

— Я такъ рада, что она будетъ на моей свадьб, сказала Мэри:— потому что Эдуардъ познакомится съ нею. Я такъ рада, что онъ увидитъ её!

— Эдуардъ будетъ занятъ другою и не очень будетъ думать о ней! сказалъ Гарри.

— Ты кажется длаешь именно то, что слдуетъ, сказалъ ему отецъ:— какъ подобаетъ всмъ добрымъ ученикамъ. Женишься на дочери своего хозяина, а потомъ сдлаешься лордомъ-мэромъ Лондона.

Не такимъ образомъ смотрлъ Гарри на свою помолвку. Вс другіе молодые люди, служившіе у Бёртона, женились на его дочеряхъ, или по-крайней-мр такъ многіе изъ нихъ, что оправдывали страттонскіе толки, что вс попали въ одну ловушку. Бёртоны съ своими пятью дочерьми очень хорошо устроили свои дла по мннію страттонцевъ, и эти намёки доходили до ушей Гарри. Онъ предпочолъ бы, чтобъ этого не говорили, но онъ не былъ такъ сумасброденъ, чтобъ быть несчастнымъ отъ этого!

— Не знаю, сдлаюсь ли я лордомъ-мэромъ, отвчалъ онъ:— это званіе не по нашей части.

— Но женитьба на дочери хозяина по вашей, какъ кажется, сказалъ ректоръ.

Гарри нашолъ, что это было даже жестоко со стороны его отца, и прекратилъ разговоръ.

— Я уврена, что она намъ понравится, сказала Фанни.

— Я думаю, что мн поправится выборъ Гарри, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— Я надюсь, что она понравится Эдуарду, сказала Мэри.

— Мэри, замтила ей сестра:— какъ я желала бы, чтобъ ты поскоре вышла замужъ. Тогда ты опять будешь имть свою собственную личность. Теперь ты больше ничего, какъ безсознательное эхо.

— Погоди твоей очереди, сказала мать.

Гарри пріхалъ домой въ субботу, а въ слдующій понедльникъ было Рождество. Ему сказали, что лэди Клэверингъ дома въ Парк и сэръ Гью пріхалъ недавно. Никого изъ замка не было въ церкви ни въ воскресенье, ни въ Рождество.

— Это ничего не значитъ, говорилъ разсержонный ректоръ.— Онъ рдко приходитъ, а когда бываетъ, то лучше бы не былъ. Мн кажется, ему пріятно оскорблять меня дурными поступками. Говорятъ, она нездорова, и я легко могу поврить, что вс эти слухи о ея сестр огорчаютъ её. На твоёмъ мст я зашолъ бы въ замокъ. Твоя мать была тамъ намедни, но не видала ихъ. Я думаю, ты его не застанешь, онъ врно охотится гд-нибудь. Я видлъ конюха съ тремя лошадьми въ воскресенье. Онъ всегда посылаетъ ихъ мимо церкви именно въ то время, когда мы выходимъ.

Гарри пошолъ въ замокъ и нашолъ лэди Клэверингъ дома. Она постарла, казалась озабочена, но очень была рада видть Гарри. Онъ одинъ изъ всего семейства ректора былъ любимъ въ замк посл женитьбы сэра Гью, и еслибъ онъ хотлъ, его принимали бы тамъ охотно. Но, какъ онъ однажды сказалъ своячениц сэра Гью, если онъ будетъ стрлять клэверингскую дичь, то не иначе, какъ въ качеств главнаго лсничаго, а онъ не хотлъ занять эту должность. Ему не нравилось пить клэретъ сэра Гью, получать приказаніе звонить въ колокольчикъ и просьбу сходить въ конюшню за этимъ и за тмъ. Онъ былъ стипендіатомъ своей коллегіи и такою же важною особой, по его мннію, какъ и сэръ Гью. Онъ не хотлъ бывать въ Парк и, сказать по правд, онъ не любилъ своего кузена столько же, какъ и отецъ. Но нчто въ род дружбы, иногда даже откровенныхъ признаній было между нимъ и лэди Клэверингъ, и онъ думалъ, что она дйствительно его любитъ.

Лэди Клэверингъ слышала о его помолвк и, разумется, поздравила его.

— Кто вамъ сказалъ? спросилъ онъ.— Моя мать?

— Нтъ, я не видала вашу мать право не знаю съ которыхъ поръ. Кажется, мн сказала моя горничная. Хотя мы какъ-то мало видимъ васъ всхъ, наши слуги, безъ сомннія, гораздо любезне съ слугами въ пасторат. Я уврена, что она должна быть очень мила, Гарри, а то вы не выбрали бы её. Надюсь, что у ней есть деньги.

— Да, кажется, она мила. Она прідетъ сюда на Пасху.

— Насъ тогда не будетъ, а деньги?

— Она будетъ имть, только мало, очень мало — сто фунтовъ въ годъ.

— О, Гарри! не поступили ли вы опрометчиво? Младшіе братья всегда должны брать за женой деньги. А вы всё-равно, что младшій братъ.

— Я намренъ самъ заработывать себ хлбъ. Это не очень аристократично, но многіе дутъ въ одной лодк со мной.

— Разумется, вы сами будете заработывать себ хлбъ, но жена съ деньгами этому не помшала бы. Двушка, приносящая помощь, не сдлается хуже оттого. Впрочемъ, я надюсь, что вы будете счастливы.

— Я хотлъ сказать, что лучше, когда деньги идутъ отъ мужа.

— Я должна бы согласиться съ вами, потому что у насъ никогда не было денегъ.

Наступило молчаніе.

— Я полагаю, вы слышали о лорд Онгар? сказала она.

— Я слышалъ, что онъ очень боленъ.

— Очень боленъ. Кажется, не было надежды, когда мы получили послднее извстіе, но теперь Джулія не пишетъ.

— Я жалю, что онъ боленъ такъ опасно, сказалъ Гарри, самъ не зная, что сказать.

— Для Джуліи, можетъ-быть, это будетъ къ лучшему. Это кажется жестоко говорить, но разумется я не могу не думать боле о ней. Вы можетъ-быть слышали, что они не были счастливы?

— Да, я слышалъ.

— Разумется, кчему притворяться съ вами? Вы знаете, что говорили о ней?

— Я никогда этому не врилъ.

— Вы всегда любите её, Гарри. Ахъ, Боже мой! какъ это меня огорчало когда-то, я такъ боялась, что Гью станетъ подозрвать. Она не годилась для васъ, неправда ли, Гарри?

— Она устроила себя гораздо лучше, сказалъ Гарри.

— Если вы говорите иронически, теперь вамъ не слдуетъ этого говорить. Если онъ умрётъ, она разумется останется богата и люди современемъ забудутъ, что было говорено, то-есть если она будетъ жить тихо. Хуже всего то, что она ничего не боится.

— Вы говорите такъ, какъ-будто думаете, что она была… была…

— Я думаю, что она была неосторожна, но я не врю ничему худшему. Но кто можетъ сказать, что положительно дурно и что только одна неосторожность? Я думаю, что она слишкомъ горда для того, чтобы сбиться съ пути. И притомъ съ такимъ человкомъ, причудливымъ и бурнаго характера! Сэръ Гью думаетъ…

Но въ эту минуту дверь отворилась и сэръ Гью вошолъ.

— Что думаетъ сэръ Гью? спросилъ онъ.

— Мы говоримъ о лорд Онгар, отвчалъ Гарри, пожимая руку кузену.

— Вы говорите о предмет, о которомъ я предпочолъ бы, чтобъ въ моёмъ дом не разсуждалось. Ты понимаешь, Герміона? Я не хочу разговоровъ о лорд Онгар и его жен. Мы знаемъ очень мало, а то, что мы слышимъ, просто непріятно. Вы будете обдать здсь сегодня, Гарри?

— Нтъ, благодарю, я только что воротился домой.

— Я сейчасъ узжаю. То-есть, я узжаю завтра. Терпть не могу этого мста. Я нахожу его самымъ скучнымъ во всей Англіи и самымъ мрачнымъ домомъ, какой только случалось мн видть. Герміон нравится.

На это послднее увреніе лэди Клэверингъ не изъявляла согласія, но и не опровергала его.

Глава V.
ВОЗВРАЩЕНІЕ ЛЭДИ ОНГАРЪ.

Но сэръ Гью не ухалъ изъ Клэверингскаго Парка на слдующее утро, какъ намревался. Онъ получилъ телеграмму, что лордъ Онгаръ умеръ во Флоренціи въ день Рождества, а лэди Онгаръ выражала намреніе тотчасъ воротиться въ Англію.

— За коимъ чортомъ она не остаётся тамъ? сказалъ сэръ Гью своей жен.— Люди забыли бы её тамъ, а черезъ годъ вс толки бы прекратились.

— Можетъ-быть, она не хочетъ быть забытой, сказала лэди Клэверингъ.

— Она должна хотть. Мн всё-равно, виновата она была или нтъ. Когда имя женщины попадётъ въ такую кашу, она должна держать себя на заднемъ план.

— Я думаю, что ты несправедливъ къ ней, Гью.

— Разумется, ты это думаешь. Ты не полагаешь, чтобъ я ожидалъ чего-нибудь другого. Но если ты хочешь мн сказать, что эти толки всё-таки поднялись бы, еслибъ она вела себя прилично и осторожно, я скажу теб, что ты ошибаешься.

— Только подумай, какой это былъ человкъ.

— Она это знала, когда выходила за него, и должна была переносить, пока онъ былъ живъ. Женщина не можетъ получить даромъ семь тысячъ годового дохода.

— Но ты забываешь, что противъ нея ничего не было доказано и даже не пытались доказать. Она его не оставляла и была съ нимъ до послдней минуты. Я не думаю, чтобы теб первому слдовало обратиться противъ нея.

— Еслибъ она осталась за границей, я сдлалъ бы для нея всё, что могъ. Она заблагоразсудила воротиться домой, итакъ я думаю, что она поступаетъ дурно, я не хочу, чтобъ она прізжала сюда — вотъ и всё. Ты не предполагаешь, чтобъ я сталъ въ свт обвинять её.

— Я думаю, что ты могъ бы защитить её.

— Я ничего не сдлаю, если она не послушается моего совта и не останется за границей. Ты должна къ ней написать и сказать ей, что я говорю. Ужасно досадно, что онъ умеръ именно теперь, но я не полагаю, чтобы свтъ ожидалъ, что я запрусь.

Баронетъ заперся только на одинъ день, а на слдующій похалъ, куда намревался. Лэди Клэверингъ сочла приличнымъ написать въ пасторатъ нсколько строкъ и сообщить, что лордъ Онгаръ скончался. Она послала записку къ мистриссъ Клэверингъ, а когда она была получена, на лицахъ всхъ появилось печальное выраженіе, которое принимаютъ благовоспитанные люди по полученіи извстія о смерти человка, который былъ извстенъ имъ хотя въ самой отдалённой степени. За исключеніемъ Гарри, вс Клэверинги были представлены лорду Онгару и теперь были обязаны выразить что-нибудь похожее на горе. Кто посметъ назвать это лицемрствомъ? Если это такъ назовутъ, то кто же на свт не лицемръ? Какой мущина и какая женщина не имютъ особеннаго выраженія для горести на лиц передъ обществомъ? Мущина или женщина, не имющіе такого выраженія въ лиц, тотчасъ будутъ обвинены въ бездушномъ неприличіи.

— Это очень грустно, сказала мистриссъ Клэверингъ:— только подумай, прошло не много больше года съ-тхъ-поръ, какъ ты ихъ внчалъ!

— И какіе это были двнадцать мсяцевъ для нея! сказалъ ректоръ, качая головой.

Лицо его было очень печально, потому что, хотя пасторъ, онъ былъ чрезвычайно ласковый и невзыскательный человкъ, для котораго притворство было противно, всё-таки у него на лиц было приличное выраженіе горести для грховъ людей и онъ могъ принимать торжественное выраженіе и печально качать головой съ большей лёгкостью, чмъ люди, которымъ не часто приходится это длать.

— Бдная женщина! сказала Фанни, думая о ея супружескихъ горестяхъ и раннемъ вдовств.

— Бдный человкъ! сказала Мэри, дрожа при мысли о судьб мужа.

— Я надюсь, сказалъ Гарри почти поучительно:— что никто въ этомъ дом не станетъ осуждать её по слухамъ.

— Зачмъ кому-нибудь въ этомъ дом осуждать её, сказалъ ректоръ:— даже еслибъ было что-нибудь больше слуховъ? Милые мои, не осуждайте, да сами не будете осуждены. Относительно её мы связаны тсными узами не говорить и даже не думать дурно о ней, если только это будетъ зависть отъ насъ.

Тутъ онъ вышелъ, измнивъ выраженіе своей физіономіи въ конюшн и закуривъ сигару.

Черезъ три дня посл этого, вторая записка была принесена изъ замка въ пасторатъ отъ лэди Клэверингъ къ Гарри.

‘Милый Гарри’ говорилось въ записк: ‘не можете ли вы найти время придти ко мн сегодня утромъ? Сэръ Гью ухалъ въ Пріоратъ. Ваша навсегда

‘Г. К.’

Гарри, разумется, пошолъ и удивлялся, какъ у сэра Гью достало духу ухать въ Пріоратъ въ такую минуту. Пріоратъ былъ охотничій домъ въ тридцати миляхъ отъ Клэверинга, принадлежавшій одному знатному вельмож, у котораго сэръ Гью часто бывалъ. Гарри сожаллъ, что его кузенъ не устоялъ отъ искушенія похать въ такое время, но у него достало соображенія примтить, что лэди Клэверингъ упомянула объ отсутствіи своего властелина какъ о причин, вслдствіе которой Гарри могъ съ удовольствіемъ сдлать визитъ въ замокъ.

— Я очень вамъ обязана за то, что вы пришли, сказала лэди Клэверингъ.— Я желаю знать, можете ли вы сдлать для меня коё-что.

Говоря это, она держала въ рук бумагу, которая, какъ Гарри тотчасъ примтилъ, была письмо изъ Италіи.

— Разумется, я сдлаю что могу, лэди Клэверингъ.

— Но я должна вамъ сказать, что я право не знаю, должна ли я васъ просить. Я длаю то, что очень разсердитъ Гью. Но онъ такъ безразсуденъ и такъ жестокъ къ Джуліи! Онъ осуждаетъ её просто за то, какъ онъ говоритъ, что нтъ дыма безъ огня. Это такъ жестоко говорить о женщин, неправда ли?

Гарри думалъ, что это жестоко, но такъ какъ онъ не желалъ говорить дурно о сэр Гью при лэди Клэверингъ, онъ промолчалъ.

— Когда мы получили первое извстіе но телеграфу, Джулія увдомляла, что она намрена тотчасъ воротиться домой. Гью думаетъ, что ей надо бы нсколько времени остаться за границей, и я думаю, что можетъ-быть это было бы лучше. Онъ заставилъ меня написать къ ней и посовтовать остаться. Онъ объявилъ, что если она прідетъ сейчасъ, онъ ничего для нея не сдлаетъ. Дло въ томъ, что онъ не хочетъ имть её здсь, потому что если она будетъ у насъ въ дом, онъ долженъ взять ея сторону, если о ней станутъ говорить дурно.

— Это трусость, твёрдо сказалъ Гарри.

— Не говорите этого, Гарри, пока не выслушаете всего. Если онъ этому вритъ, онъ правъ, не желая вмшиваться. Онъ очень строгъ и всегда вритъ дурному. Но онъ не трусъ. Если она будетъ жить здсь съ нимъ, какъ моя сестра, онъ долженъ держать ея сторону, что ни думалъ бы самъ.

— Но зачмъ же ему думать дурно о своей своячинец? Я никогда не думалъ о ней дурно.

— Вы любили её, а онъ никогда её не любилъ, хотя я думаю, что она ему нравилась нсколько. Но онъ такъ веллъ мн сдлать, и я сдлала. Я написала къ ней, совтуя остаться во Флоренціи, пока не наступитъ тёплая погода, такъ какъ она не можетъ желать быть въ Лондон во время сезона, говоря, что мн кажется, ей будетъ удобне тамъ, чмъ здсь, потомъ я прибавила, что Гью также совтуетъ ей остаться. Разумется, я не сказала, что онъ не хочетъ имть её здсь, но онъ это угрожалъ.

— Она, кажется, неспособна навязываться туда, гд она ненужна.

— Да, и она не забудетъ своего званія и своихъ денегъ. Джулія не уступитъ въ упрямств ему. Но я написала, какъ я говорю и думаю, что еслибъ она получила моё письмо прежде чмъ написала сама, можетъ-быть она осталась бы. Но вотъ отъ нея письмо, въ которомъ она увдомляетъ, что прідетъ тотчасъ. Она получитъ моё письмо передъ самымъ отъздомъ и я уврена, что теперь она не перемнитъ своего намренія.

— Я не вижу, почему ей не пріхать, если она хочетъ.

— Только потому, что ей было бы тамъ удобне. Но прочтите, что она пишетъ. Вамъ не надо читать начала. Секретовъ нтъ никакихъ, но это о нёмъ и о его послднихъ минутахъ, и это только огорчитъ васъ.

Гарри хотлось бы прочесть всё, но онъ сдлалъ какъ ему было сказано и началъ письмо съ того мста, на которое лэди Клэверингъ указала ему пальцемъ.

‘Я выду третьяго числа и такъ какъ нигд не стану останавливаться, а только ночую въ Турин и въ Париж, я буду дома къ восьмому — думаю, вечеромъ восьмого. Я привезу съ собою только мою горничную и одного изъ его лакеевъ, который желаетъ воротиться со мною. Я желаю, чтобы для меня наняли въ Лондон квартиру. Я полагаю, Гью сдлаетъ это для меня.’

— Я уврена, что Гью не сдлаетъ, сказала лэди Клэверингъ, слдившая за глазами Гарри, когда онъ читалъ.

Гарри не сказалъ ничего, но продолжалъ читать:

‘Мн нужно только дв гостиныя и дв спальныя — одну для меня, другую для Клэры, и мн хотлось бы возл Пиккадилли, въ улиц Клэрджъ или около. Ты можешь написать мн или прислать телеграмму въ гостинницу Бристоль въ Парижъ. Если я не получу никакого извстія, я остановлюсь въ Лондон въ Дворцовой гостинниц и въ такомъ случа телеграфирую туда изъ Парижа, чтобъ мн приготовили комнаты.’

— Больше ничего не надо читать? спросилъ Гарри.

— Можете продолжать и увидите, что она говоритъ о причинахъ, заставляющихъ её воротиться.

Гарри продолжалъ читать:

‘Я много страдала и разумется знаю, что должна страдать еще боле, но я ршилась тотчасъ же подвергнуться самому худшему. Мн намекнули, что будетъ сдлана попытка опровергнуть то, что укрплено за мною по брачному контракту…’

— Кто это намекнулъ? спросилъ Гарри.

Лэди Клэверингъ подозрвала, кто могъ это сдлать, но не отвчала.

‘Я не считаю это возможнымъ, но если это сдлаютъ, я не буду оставаться въ сторон. Я исполняла мою обязанность какъ могла лучше и длала это при обстоятельствахъ, которыя, я по справедливости могу сказать, были ужасны, и буду продолжать исполнять её. Никто не скажетъ, что я стыжусь показаться и потребовать моей собственности. Ты удивишься, увидвъ меня: я такъ постарла…’

— Теперь не надо читать дальше, сказала лэди Клэверингъ.— Остальное ничего не значитъ.

Гарри сложилъ письмо и отдалъ его своей собесдниц.

— Сэръ Гью ухалъ и я не могла показать ему этого письма во время, чтобъ успть сдлать что-нибудь, но если бы я и показала, онъ всё-таки не сдлалъ бы ничего и заставилъ бы её пріхать въ гостинницу. Вдь это было бы очень нелюбезно, неправда ли?

— Очень нелюбезно.

— Это ей покажется такъ холодно, когда она воротится.

— Очень холодно. Вы не подете её встртить?

Лэди Клэверингъ покраснла, когда отвчала. Хотя сэръ Гью былъ тиранъ съ своей женой и хотя это было извстно, она никогда не говорила объ этомъ Клэверингамъ, но теперь она была принуждена признаться.

— Онъ не пуститъ меня, Гарри. Я не могу похать, не сказавшись ему, а если скажу, онъ запретитъ.

— И она будетъ въ Лондон одна, безъ друзей?

— Я поду къ ней тотчасъ, какъ только онъ позволитъ. Я не думаю, чтобы онъ запретилъ мн похать къ ней, можетъ быть, дня черезъ два, но я знаю, что онъ не позволитъ мн похать нарочно для того, чтобы встртить её.

— Это жестоко.

— Но какъ же насчотъ квартиры, Гарри? Я думаю, что можетъ-быть вы пріищите. Посл того, что было, я не могла бы васъ просить, только теперь, такъ какъ вы сами помолвлены, это всё-равно, какъ еслибы вы были женаты. Я попросила бы Арчибальда, но между Арчибальдомъ и Гарри вышла бы ссора, а васъ я какъ-то больше считаю братомъ, чмъ Арчибальда.

— Арчи въ Лондон?

— Адресъ къ нему въ его клубъ, но кажется онъ также въ Пріорат. Во всякомъ случа я ничего ему не скажу.

— Я думалъ, что онъ могъ бы сё встртить.

— Джулія никогда его не любила. И я не думаю, чтобы она очень заботилась о встрч. Она была всегда независима въ этомъ отношеніи и похала бы по всему свту одна лучше многихъ мущинъ. Но не можете ли вы създить въ Лондонъ и нанять для нея квартиру? Женщин, которая возвращается домой одна, вдовою и въ ея положеніи, гостинница покажется такимъ публичнымъ мстомъ.

— Я позабочусь о квартир.

— Я это знала. И вы успеете дать знать мн, чтобъ я могла написать въ Парижъ, неправда ли? Осталось больше недли.

Но Гарри не хотлось тотчасъ хать въ Лондонъ по этому длу. Онъ ршился не только нанять ковартиру, но и встртить лэди Онгаръ на станціи. Онъ ничего не сказалъ объ этомъ лэди Клэверингъ, потому что можетъ-быть она не одобрила бы этого, но таково было его нетерпніе. Онъ, конечно, сдлалъ ошибку. Человкъ въ такихъ случаяхъ долженъ длать то, о чомъ его просятъ, не боле. Но онъ повторилъ себ извиненіе, сдланное лэди Клэверингъ, то-есть, что онъ былъ всё-равно что женатъ и что, слдовательно, никакого вреда не могло произойти изъ его вжливости къ сестр жены его кузена. Но онъ не желалъ два раза здить въ Лондонъ, не хотлъ также ухать на цлую недлю изъ дома. Лэди Клэверингъ не могла настаивать, чтобы онъ халъ тотчасъ, и всё было такъ ршено, какъ онъ предлагалъ. Она напишетъ немедленно въ Парижъ, а онъ подетъ въ Лондонъ черезъ четыре дня.

— Еслибъ мы знали какую нибудь квартиру, мы могли бы написать, сказала лэди Клэверингъ.

— Вы не могли бы знать, удобна ли она, отвчалъ Гарри:— вы увидите, что я съумю это сдлать.

Потомъ онъ простился, но лэди Клэверингъ еще хотла сказать ему слово.

— Лучше не говорите ничего объ этомъ въ пасторат.

Гарри, не много думая, сказалъ, что онъ, не будетъ говорить.

Потомъ онъ ушолъ черезъ паркъ, думая обо всёмъ этомъ. Онъ не видалъ её съ-тхъ-поръ, какъ онъ шолъ по этому парку, въ своёмъ несчастьи, разставшись съ нею въ саду. Какъ много случилось посл того! Она великолпно вышла замужъ, сдлалась графиней, а потомъ вдовой, и теперь возвращалась съ запятнаннымъ именемъ,, почти отверженная тми, которые были ея нжнйшими друзьями, но съ званіемъ и съ богатствомъ и опять свободной женщиной. Онъ не могъ не думать, какой это былъ бы для него случай, еслибъ не Флоренсъ Бёртонъ! Но много случилось и съ нимъ. Онъ чуть не погибъ отъ своего несчастья, такъ онъ говорилъ себ, но опять ‘воспылалъ пламенемъ страсти.’ Это было его собственное выраженіе. А еслибъ у него и не было такой любви, удовлетворила бы его честолюбіе вдова съ запятнаннымъ именемъ только потому, что она получила богатое содержаніе отъ жалкаго негодяя, которому она продала себя? Конечно, нтъ. Теперь не могло быть и рчи о возобновленіи обтовъ между ними, даже еслибъ не было любви. Нтъ, между нимъ и вдовствующею графинею Онгаръ не могло быть теперь ничего. А всё-таки ему была пріятна мысль встртиться съ нею въ Лондон. Онъ чувствовалъ нкоторое торжество при мысли, что онъ первый дотронется до ея руки по ея возвращеніи, посл всего, что она выстрадала. Онъ будетъ къ ней очень вжливъ и не пощадитъ хлопотъ, чтобы доставить ей спокойствіе. А о квартир ея онъ позаботится, чтобы было всё, что только онъ придумаетъ для ея удобствъ, и имъ овладло невольное желаніе, что она можетъ-быть поймётъ, что онъ сдлалъ для нея.

Извстно ли ей, хотлось ему знать, что онъ помолвленъ? Лэди Клэверингъ знала это уже три мсяца и, вроятно, упомянула объ этомъ въ своихъ письмахъ. А можетъ-быть и нтъ. Онъ зналъ, что сёстры были не очень прилежными корреспондентками, и онъ почти желалъ, чтобъ она этого не знала.

— Мн не хотлось бы говорить съ нею о Флоренсъ, сказалъ онъ самъ себ.

Было очень странно, что они должны были встртиться такимъ образомъ посл всего, что происходило между ними въ прежніе дни. Придётъ ли ей въ голову, что онъ былъ единственный человкъ, котораго она любила? потому что, разумется, онъ очень хорошо зналъ, что она никогда не любила своего мужа. Или она теперь такъ сдлалась нечувствительна ко всему кром вншняго міра, чтобы думать о подобномъ предмет? Она писала, что она постарла, и онъ могъ этому поврить. Потомъ онъ представлялъ её себ въ траур, изнурённую, печальную, похудвшую, но всё еще гордую и прекрасную. Онъ говорилъ Флоренсъ о своей любви къ женщин, на которой женился лордъ Онгаръ, и съ восторгомъ описывалъ свою радость, что эта ранняя страсть не кончилась ничмъ. Теперь онъ хотлъ разсказать Флоренсъ объ этой встрч, и онъ думалъ о сравненіи, которое онъ длаетъ между ея блестящей юной прелестью и разрушенной красотой вдовы. Впрочемъ, онъ гордился, что его выбрали для этого порученія, такъ какъ онъ любилъ думать о себ какъ о человк, съ которымъ случались вещи, выходившія изъ обыкновеннаго порядка вещей. Единственное возраженіе его противъ Флоренсъ состояло въ томъ, что она достаётся ему такимъ обыкновеннымъ образомъ.

— Врно теб надола наша скучная жизнь, сказалъ ему отецъ, когда онъ объявилъ о своёмъ намреніи създить въ Лондонъ и на нкоторые вопросы, сдланные ему, не ршился сказать о причин своей поздки.

— Право нтъ, отвчалъ Гарри: — но я долженъ исполнить порученіе для одной особы и не могу объяснить, въ чомъ оно состоитъ.

— Секретъ, Гарри?

— Мн очень жаль, но это секретъ, только не мой — вотъ всё, что я могу сказать.

Мать и сёстры сдлали ему нсколько вопросовъ, но когда онъ принялъ таинственный видъ, он не настаивали.

— Разумется, это что-нибудь насчотъ Флоренсъ, сказала Фанни.— Я уврена, что онъ детъ встрчать её. О чомъ ты хочешь держать со мною пари, Гарри, что ты подешь въ театръ съ Флоренсъ, прежде чмъ воротишься домой?

На это Гарри не удостоилъ отвчать и посл этого ему не длали никакихъ вопросовъ.

Онъ похалъ въ Лондонъ и нанялъ квартиру въ Болтонской улиц. Тамъ была хорошенькая свтлая гостиная, или лучше сказать дв гостиныя, маленькая столовая и большая спальная, выходившая окнами на деревья сада какого-то знатнаго вельможи. Когда Гарри стоялъ у окна, ему казалось такъ странно, что онъ тутъ. Онъ хлопоталъ, чтобъ всё въ комнатахъ было чисто и въ порядк. Хорошая ли кухарка у хозяйки? Разумется, хорошая. Вдь старая лэди Димдаффъ жила здсь два года, а никто не былъ такъ разборчивъ насчотъ пищи, какъ лэди Димдаффъ. А будетъ лэди Онгаръ держать свой экипажъ? Объ этомъ Гарри не могъ сказать ничего. Потомъ приступили къ вопросу о цн и Гарри узналъ, что порученіе его очень трудно. Сумму запроили огромную.

— Семь гиней въ недлю въ такое время года!

— Лэди Димдаффъ всегда платила семь гиней.

— Но это было во время сезона.

На это женщина отвчала, что и теперь сезонъ. Гарри не хотлось торговаться за графиню, которая вроятно мало будетъ заботиться о цн, и согласился. Но гинея въ день за квартиру казалась ему большой суммой. Онъ приготовился жениться и начать хозяйство на гораздо меньшую сумму на вс издержки. Однако, онъ исполнилъ порученіе, написалъ къ лэди Клэверингъ и послалъ телеграмму въ Парижъ. Онъ чуть самъ не написалъ къ лэди Онгаръ, но когда настала минута, онъ удержался. Онъ послалъ телеграмму отъ Г. Клэверинга. Она могла думать, что телеграмма послана отъ Гью.

Онъ не могъ не заняться особенно своимъ костюмомъ, когда пошолъ встрчать её на станцію. Онъ говорилъ себ, что онъ осёлъ — и всё продолжалъ оставаться осломъ. Весь день онъ не могъ думать ни о чомъ, кром того, что у него было на рукахъ. Онъ хотлъ разсказать Флоренсъ обо всёмъ, но еслибы Флоренсъ знала настоящее расположеніе его духа, я сомнваюсь, осталась ли бы она довольна имъ. Поздъ долженъ былъ прійти въ 8 часовъ пополудни. Гарри отобдалъ въ Оксфордскомъ и Кэмбриджскомъ клуб въ шесть часовъ, а потомъ отправился въ свою квартиру взглянуть въ послдній разъ на свою наружность. Вечеръ былъ прекрасный, но онъ похалъ на станцію въ кэб, потому что не хотлъ встртить лэди Онгаръ въ запачканныхъ сапогахъ. Онъ сказалъ себ опять, что онъ осёлъ, а потомъ старался утшить себя мыслью, что такой случай рдко встрчается человку даже одинъ разъ — и ужъ никакъ не больше одного раза. Онъ нанялъ для нея карету, думая, что лэди Онгаръ неприлично хать въ ея новый домъ въ кэб, а когда онъ пріхалъ на станцію за полчаса до надлежащаго времени, онъ очень тревожился, что карета не пріхала. За десять минутъ до восьми часовъ его можно было видть стоящимъ у входа на станцію и тревожно ожидающимъ карету. Извощикъ пріхалъ во-время, но Гарри разсердился, оттого что не могъ поставить карету такъ, чтобы лэди Онгаръ могла ссть въ неё не сходя съ платформы. Когда раздался свистъ подходящаго позда, Гарри Клэверингъ пришолъ въ волненіе.

Поздъ подъхалъ къ платформ, и Гарри стоялъ въ ожиданіи, что голова Джуліи Брабазонъ высунется изъ перваго окна, которое попадётся ему на глаза. Онъ думалъ о голов Джуліи Брабазонъ, а не лэди Онгаръ. Но онъ не примчалъ ея присутствія, пока вагоны не остановились и платформа покрылась пассажирами прежде, чмъ онъ примтилъ ту, которую искалъ. Наконецъ онъ встртилъ въ толп человка въ ливре и узналъ отъ него, что онъ слуга лэди Онгаръ.

— Я пріхалъ встртить лэди Онгаръ, сказалъ Гарри: — и нанялъ для нея карету.

Тогда слуга отыскалъ свою госпожу и Гарри подалъ руку высокой женщин въ чорномъ. На ней была чорная соломенная шляпка съ воалью, но воаль былъ такъ толстъ, что Гарри не могъ видть лица.

— Это мистеръ Клэверингъ? сказала она.

— Да, отвчалъ Гарри: — это я. Ваша сестра просила меня нанять для васъ квартиру, а такъ какъ я уже былъ въ Лондон, я пріхалъ васъ встртить, чтобы узнать, не нужно ли вамъ чего-нибудь. Не могу ли я взять вашу поклажу?

— Благодарю, мой слуга это сдлаетъ. Онъ знаетъ, гд она.

— Я взялъ карету, показать вамъ, гд она? Можетъ-быть вы позволите проводить васъ къ ней? Вс такъ глупы здсь. Мн не позволили подвезти её къ платформ.

— Это всё-равно. Вы очень добры. Квартира въ Болтонской улиц. У меня записанъ нумеръ. О, благодарю!

Но она не взяла его руки. Онъ пошолъ вперёдъ и стоялъ у дверецъ, пока она садилась въ карету съ горничной.

— Я покажу вашему лакею, гд вы.

Онъ это сдлалъ и потомъ пожалъ ей руку въ окно кареты.

Только онъ и видлъ её и вышеприведённыя слова только и были ими произнесены. Лица ея онъ не видалъ.

Возвращаясь на свою квартиру, онъ сознавался, что свиданіе было неудовлетворительно. Онъ не могъ сказать, чего ему недоставало, но чувствовалъ, что что-то не такъ. Онъ утшился, однако, вспомнивъ, что онъ любилъ Флоренсъ Бёртонъ, а не Джулію Брабазонъ. Лэди Онгаръ не приглашала его къ себ и онъ ршилъ, что воротится домой на слдующій день, не заходя въ Болтонскую улицу. Онъ воображалъ заране, какъ онъ опишетъ лэди Клэверингъ ея сестру, но видя какъ вышло дло, онъ ршился ничего не говорить объ этой встрч. Онъ даже совсмъ не хотлъ идти въ замокъ. Онъ исполнилъ вс порученія лэди Клэверингъ съ небольшими хлопотами и издержками — и кончено. Лэди Онгаръ не скажетъ, что видла его. Онъ сомнвался даже, вспомнитъ ли она, кого видла.

Всё это могъ точно также сдлать буфетчикъ его кузена Гью. Въ такомъ расположеніи духа воротился онъ домой, утшаясь мыслью, что судьба даётъ ему въ жоны Флоренсъ Бёртонъ, а не Джулію Брабазонъ.

Глава VI.
СЭМЮЭЛЬ СОЛЬ.

Во время отсутствія Гарри въ Лондонъ въ пасторат случилось обстоятельство, очень удивившее нкоторыхъ и очень разсердившее другихъ. Соль, пасторъ, сдлалъ предложеніе Фанни. Ректоръ и Фанни объявили, что они и удивлены и разсержены. Было очевидно, что ректоръ былъ очень взволнованъ. Мистриссъ Клэверингъ сказала, что она почти подозрвала это, что она не была по-крайней-мр удивлена, что касалось самаго предложенія, она разумется жалла, что оно было сдлано, такъ какъ Фанни не могла его принять. Мэри удивилась, она думала, что мистеръ Соль занятъ совершенно другимъ, но она не видла причины, почему это предложеніе могло считаться съ его стороны безразсуднымъ.

— Какъ вы можете это говорить, мама? съ негодованіемъ воскликнула Фанни, когда мистриссъ Клэверингъ сказала, что она ожидала этого.

— Просто потому, что я видла, что ты нравишься ему, моя милая. Мущины въ подобныхъ обстоятельствахъ имютъ различные способы оказывать своё предпочтеніе.

Фанни, видвшая всю любовь Мэри съ начала до конца и наблюдавшая за всми весьма очевидными манёврами Эдуарда Фильдинга, не соглашалась съ этимъ. Эдуардъ Фильдингъ съ первой минуты своего короткаго знакомства съ Мэри не оставилъ никакого сомннія о своихъ намреніяхъ ни въ комъ. Онъ разговаривалъ съ Мэри, и гулялъ съ нёю когда только это было возможно для него. Когда онъ былъ вынужденъ говорить съ Фанни, онъ всегда говорилъ о Мэри. Онъ былъ любовникъ добраго, стараго, прямого покроя, въ намреніяхъ котораго нельзя было ошибиться. Какъ только его посщенія въ Клэверингскій пасторатъ сдлались чаще единственный вопросъ составлялъ его доходъ.

— Не думаю, чтобы мистеръ Соль сказалъ мн хоть одно слово, кром какъ о бдныхъ и о церковной служб, сказала Фанни.

— Это только была его манера, сказала мистриссъ Клэверитъ.

— Когда такъ, онъ долженъ быть дуракъ, замтила Фанни.— Я очень жалю, если я сдлала его несчастнымъ, но къ чему ему было обращаться ко мн съ этимъ?

— Мн придётся отыскивать другого пастора, сказалъ ректоръ по секрету своей жен.

— Я этого совсмъ не вижу, отвчала мистриссъ Клэверитъ.— Со многими мущинами было бы такъ, но мн кажется, ты увидишь, что онъ какъ получитъ отвтъ, такъ этимъ и кончится.

Фанни, можетъ-быть, имла право приходить въ негодованіе, потому что Соль не предупредилъ её о своёмъ намреніи. Мэри нсколько мсяцевъ занималась боле длами въ приход Фильдинга, чмъ въ ея собственномъ, и слдовательно ничего мне было страннаго, что Соль говорилъ больше съ Фанни, чмъ съ ея сестрой. Фанни была усердна и дятельна, а Соль также былъ усерденъ и дятеленъ, слдовательно, имъ было весьма естественно имть общіе интересы. Но прогулокъ вдвоёмъ и разговоровъ, которые собственно можно было бы назвать наедин, не было. Фанни имла книгу, въ которой были записаны имена всхъ бдныхъ въ приход, и Соль имлъ къ этой книг доступъ такой же, какъ она, но содержаніе этой книги было самаго прозаическаго свойства, и когда Фанни сидла за этой книгой въ гостиной пастората, а Соль возл нея, стараясь извлечь больше двнадцати пенни изъ шиллинга, она никогда не думала, чтобы это могло повести къ объясненію въ любви.

Онъ никогда не называлъ её Фанни, до самой той минуты, какъ она отказалась сдлаться мистриссъ Соль. Предложеніе было сдлано такимъ образомъ. Фанни была у старой вдовы Тёббъ на половин дороги между Кемберли Гринъ и Клэверингомъ, стараясь уврить больную старуху, что въ приход не былъ составленъ заговоръ, чтобы обмануть её въ раздач угля, и въ ту минуту, какъ Фанни выходила изъ коттэджа, пришолъ Соль. Былъ пятый часъ, вечера становились тёмны и слегка накрапывалъ дождь. Не слишкомъ привлекательный былъ вечеръ для прогулки полторы мили по очень грязному переулку, но Фанни Клэверитъ мало обращала вниманія на такія вещи и только что вышла въ грязь и сырость, подобравъ платье, когда Соль подошолъ къ ней.

— Я боюсь, что вы промокнете, миссъ Клэверингъ.

— Это будетъ лучше, чмъ остаться безъ чаю, мистеръ Соль, а это было бы, еслибъ я осталась дольше у мистриссъ Тёббъ. И у меня есть зонтикъ.

— Но теперь такъ темно и грязно.

— Я къ этому привыкла, какъ вамъ должно быть извстно.

— Да, мн это извстно, сказалъ онъ, идя рядомъ съ нею.— Я знаю, что васъ ничто не отвлекаетъ отъ добраго дла.

Что-то въ тон его голоса не понравилось Фанни. Онъ никогда прежде не говорилъ ей комплиментовъ. Они были очень коротки и часто бранили другъ друга. Фанни обвиняла Соля въ томъ, что онъ слишкомъ много требуетъ отъ людей, а онъ возражалъ, что она слишкомъ потакаетъ имъ. Фанни часто не хотла его слушаться, а онъ съ гнвомъ намекалъ на свою пасторскую власть. Такимъ образомъ они трудились вмст очень пріятно, безъ малйшей неловкости, которая при другихъ отношеніяхъ могла бы возникнуть между молодымъ человкомъ и молодою двушкой. Но теперь, когда онъ началъ хвалить её съ особеннымъ выраженіемъ въ тон, она смутилась. Она не сейчасъ ему отвчала, но пошла быстро но грязи и слякоти.

— Вы очень постоянны, продолжалъ онъ:— въ два года моего пребыванія въ Клэверинг я не могъ этого не узнать.

Становилось всё хуже и хуже. Её раздражали не столько его слова, сколько тонъ, которымъ они были произнесены. А всё-таки она не имла ни малйшаго понятія о томъ, что будетъ. Если, будучи въ полномъ восторг отъ ея преданности, онъ предложилъ бы ей сдлаться протестантской монахиней или оставить ея домъ и пойти сидлкой въ больницу, это было бы такимъ сумасбродствомъ, къ которому она считала его способнымъ. Но къ тому сумасбродству, которое онъ длалъ теперь, она его способнымъ не считала.

Пошолъ сильный дождь, и Фанни держала зонтикъ низко надъ головой. Онъ также шолъ съ открытымъ зонтикомъ въ рук, такъ что они шли не очень близко другъ къ другу. Фанни шла скоро, стала ногою въ лужу и совсмъ обрызгала себя.

— Ахъ, Боже мой! Боже мой! сказала она:— это очень непріятно.

— Миссъ Клэверингъ, продолжалъ Соль:— я искалъ случая поговорить съ вами, и не знаю, найду ли другой такой удобный какъ этотъ.

Она всё думала, что ей будетъ сдлано какое-нибудь непріятное, а можетъ-быть и дерзкое предложеніе, но ей не приходило въ голову, что Солю нужна жена.

— Не слишкомъ ли сильный идётъ дождь для разговоровъ? сказала она.

— Такъ какъ я уже началъ, я долженъ теперь продолжать, отвчалъ онъ, нсколько возвышая голосъ, какъ-будто это было необходимо, чтобъ она могла разслышать сквозь дождь и темноту.

Она отошла отъ него подальше съ необдуманнымъ раздраженіемъ, но онъ всё шолъ къ своей цли.

— Миссъ Клэверингъ, я знаю, что я не гожусь для роли любовника — никуда не гожусь.

Она вздрогнула и опять забрызгала себя.

— Я никогда не читалъ, какъ это длается въ книгахъ, и не позволялъ моему воображенію много раздумывать о подобныхъ вещахъ.

— Мистеръ Соль, пожалуйста не продолжайте, пожалуйста!

Теперь она поняла, что будетъ.

— Я долженъ теперь продолжать, миссъ Клэверингъ, но я не стану васъ просить дать мн отвтъ сегодня. Я полюбилъ васъ, и если вы можете полюбить меня взаимно, я возьму васъ за руку и вы будете моей женой. Я нашолъ въ васъ то, что мн невозможно не любить, не желать овладть этимъ навсегда. Вы подумаете объ этомъ и дадите мн отвтъ, когда вполн сообразите всё.

Онъ говорилъ не совсмъ дурно, и хотя Фанни очень на него сердилась, она сознавала это. Время, выбранное имъ, не очень шло къ объясненію въ любви, и мсто также, но выбравъ ихъ, онъ воспользовался ими какъ могъ. Въ его голос не было нершимости, а слова его были слышны очень внятпо.

— О, мистеръ Соль! разумется, я сейчасъ могу уврить васъ, сказала Фанни.— Мн размышлять не надо. Я право никогда не думала…

Фанни, очень хорошо знавшая свои мысли на этотъ счотъ, никакъ не могла выразиться ясно и не невжливо. Какъ только слово ‘разумется’ сорвалось съ ея губъ, она почувствовала, что его не слдовало говорить. Ей не было никакой необходимости оскорблять его, говоря, что такое предложеніе могло имть только одинъ отвтъ.

— Я знаю, миссъ Клэверингъ, что вы никогда объ этомъ не думали, и потому было бы хорошо, чтобы вы взяли время на размышленіе. Я не усплъ показать вамъ маленькими признаками, какъ это длаютъ мущины, не столь неловкіе какъ я, всю любовь, какую я чувствовалъ къ вамъ. Еслибъ даже я и могъ это сдлать, я всё-таки колебался бы, пока не ршилъ, что мн лучше жениться, чмъ остаться холостымъ, и ршилъ также, насколько это было возможно для меня, что и вамъ также лучше выйти замужъ.

— Мистеръ Соль, право объ этомъ думать слдуетъ мн самой.

— И мн также. Можетъ ли мущина сдлать предложеніе женщин, связать женщину на всю жизнь съ нкоторыми обязанностями, не думая, что это будетъ столько же хорошо для нея какъ, и для него? Разумется, вы должны думать за себя — и я думалъ за васъ. Вы должны думать и обо мн и о себ.

Фанни очень хорошо знала, что относительно ея объ этомъ дл ей нечего было думать. Соль былъ не такой человкъ, въ котораго она могла бы влюбиться. Она имла свои собственныя понятія о томъ что было достойно любви въ мущинахъ, и пасторъ, шлёпавшійся по дождю рядомъ съ нею, вовсе не подходилъ къ ея понятіямъ о превосходств. Она безсознательно сознавала, что онъ совершенно не понялъ ея характеръ и приписывалъ ей больше отреченія отъ свта, чмъ она имла или желала имть. Фанни Клэверитъ не торопилась выйти замужъ. Я не знаю, ршила ли она, что замужство будетъ хорошо для нея, но она имла невозмутимое убжденіе, что если она выйдетъ замужъ, то у мужа ея будетъ и домъ и доходъ. Она не полагалась на свою готовность питаться однимъ картофелемъ и длать себ по одному новому платью каждый годъ. Удобный домъ со всевозможнымъ комфортомъ, достатокъ въ деньгахъ, изящество въ жизни имли для нея привлекательность, и хотя она не желала поступить жестоко съ Солемъ за его ошибку, она чувствовала, что онъ ошибся, длая это предложеніе. Потому что она исполняла свою обязанность какъ дочь приходскаго ректора, онъ счолъ себя вправ смотрть на неё какъ на самоотверженницу, которая готова отказаться отъ всего, чтобы сдлаться женою пастора, который былъ дятеленъ, это правда, но не имлъ ни одного шиллинга, кром пасторскаго жалованья.

— Мистеръ Соль, сказала она:— могу уврить васъ, что мн не нужно времени на размышленіе. То, что вы желаете, исполниться не можетъ.

— Можетъ-быть, я поступилъ слишкомъ круто. Я самъ это чувствую, хотя не зналъ, какъ этого избгнуть.

— Это не составило бы ни малйшей разницы. Право, право, мистеръ Соль, это не составило бы разницы.

— Согласитесь исполнить мою просьбу, позвольте мн поговорить съ вами объ этомъ черезъ шесть мсяцевъ.

— Это не принесётъ никакой пользы.

— Оно принесётъ вотъ какую пользу — столько времени эта мысль будетъ передъ вами.

Фанни подумала, что она будетъ имть самого мистера Соля передъ собою и что этого будетъ довольно. Соль, въ своёмъ простомъ плать и въ толстыхъ, грязныхъ сапогахъ, съ своими слабыми, прищуренными глазами, съ душою вчно устремлённою на единственное желаніе своей жизни, не могъ представляться ей въ вид любовника. Онъ былъ одинъ изъ тхъ людей, къ которымъ женщины очень привязываются дружеской любовью, но отъ которыхъ любовь женщинъ также далека, какъ-будто они принадлежатъ къ какой-нибудь другой пород.

— Я не стану приставать къ вамъ, сказалъ онъ:— я вижу по вашему тону, что это для васъ непріятно.

— Мн очень жаль, если я огорчаю васъ, но право, мистеръ Соль, я не могу, я никогда не могу дать вамъ другого отвта.

Потомъ они шли молча по дождю — молча, не говоря ни одного слова — боле полумили, пока не дошли до калитки пастората. Тутъ имъ было необходимо сказать что-нибудь другъ другу и послдніе триста шаговъ Фанни старалась придумать приличныя слова. Но Соль первый прервалъ молчаніе.

— Прощайте, миссъ Клэверингъ, сказалъ онъ, остановившись и протягивая руку.

— Прощайте, мистеръ Соль.

— Надюсь, что въ нашихъ сношеніяхъ не произойдётъ никакой разницы отъ того, что я вамъ сказалъ?

— Съ моей стороны нтъ, то-есть, если вы это забудете.

— Нтъ, миссъ Клэверингъ, я этого не забуду. Еслибъ это можно было забыть, я не сталъ бы говорить. Конечно, я не забуду.

— Вы знаете, что я хотла сказать, мистеръ Соль.

— Я не забуду этого даже въ томъ отношеніи, въ какомъ вы хотли сказать. Но всё-таки я думаю, что вамъ нечего меня бояться, такъ какъ вызнаете, что я васъ люблю. Мн кажется, я могу общать, что вамъ не надо удаляться отъ меня изъ-за того, что случилось. Но вы скажете вашему отцу и вашей матери и, разумется, будете руководиться ими. А теперь прощайте.

Онъ ушолъ, а она удивлялась, что онъ такъ хорошо усплъ и объясниться и вести себя. Она отказала ему наотрзъ, а онъ перенёсъ это хорошо. Онъ не сконфузился, не надулся, не старался смягчить её своей горестью. Словомъ, онъ вёлъ себя очень хорошо, только ему совсмъ не слдовало длать этого предложенія.

Соль былъ правъ въ одномъ. Разумется, Фанни сказала матери, а мать разумется сказала отцу. Передъ обдомъ объ этомъ дл разсуждали въ семейномъ собраніи. Вс соглашались, что Фанни тотчасъ должна отказать. Объ этомъ даже и не разсуждали. Но вышло разногласіе между ректоромъ и Фанни съ одной стороны и мистриссъ Клэверингъ и Мэри съ другой.

— Честное слово, я нахожу это очень дерзкимъ, сказалъ ректоръ.

Фанни не хотлось самой употребить этого выраженія, но ей было пріятно, что отецъ это сказалъ.

— Я этого не вижу, сказала мистриссъ Клэверингъ.— Онъ не могъ знать, каковы могутъ быть виды Фанни въ жизни. Пасторы часто женятся на дочеряхъ тхъ ректоровъ, у которыхъ они служатъ, и я не вижу, почему лишать мистера Соля права попытаться.

— Если онъ полюбилъ Фанни, что же оставалось ему длать? сказала Мэри.

— О, Мэри! не говори такихъ пустяковъ, замтила Фанни.— Полюбилъ? Полюбить нельзя же безъ причины.

— Чмъ онъ намревался жить? спросилъ ректоръ.

— Эдуарду нечмъ было жить, когда вы позволили ему бывать здсь, сказала Мэри.

— Но Эдуардъ имлъ надежды, а Соль, сколько мн извстно, не иметъ никакихъ. Онъ ничмъ этого не выказалъ. Еслибы житель луны явился къ Фанни съ такимъ предложеніемъ, я не думаю, чтобы она была боле удивлена.

— Въ половину мене, папа.

Тогда-то мистриссъ Клэверингъ объявила, что она не удивилась, что она это подозрвала, и почти разсердила этимъ Фанни. Когда Гарри воротился черезъ два дня посл того, семейныя новости были сообщены ему и онъ немедленно сталъ на сторон отца.

— Честное слово, я думаю, что слдовало бы запретить ему бывать въ вашемъ дом, сказалъ Гарри.— Онъ забылся, осмлившись сдлать подобное предложеніе.

— Это вздоръ, Гарри, сказала его мать.— Если ему не непріятно бывать здсь, нтъ никакой причины, почему его присутствіе должно быть непріятно намъ. Было бы несправедливо къ нему отказать ему отъ мста и отцу твоему было бы трудно найти другого пастора, который такъ годился бы для него.

Въ послднемъ замчаніи не было ни малйшаго сомннія, и спокойно ршили, что вина Соля, если только это вина, будетъ оставлена безъ вниманія. На слдующій день онъ пришелъ въ пасторатъ, и вс удивились непринуждённости, съ какою онъ держалъ себя. Не то, чтобъ онъ выказывалъ какую-нибудь особенную вольность въ обращеніи, или чтобы онъ избгалъ измнить свой способъ разговора съ ними. Лёгкій румянецъ выступилъ на его жолтомъ лиц, когда онъ заговорилъ съ мистриссъ Клэверингъ, и онъ почти не сказалъ ни слова съ Фанни. Но онъ держалъ себя, такъ какъ будто сознавалъ, что онъ сдлалъ, но нисколько не стыдился этого. Обращеніе ректора съ нимъ было холодно и церемонно, видя это, мистриссъ Клэверингъ заговорила съ нимъ кротко и съ улыбкой.

— Я видла, что ты слишкомъ суровъ къ нему, и старалась это загладить, сказала она потомъ мужу.

— Ты была совершенно права, отвчалъ онъ.— Ты права всегда. Но я жалю, зачмъ онъ такъ одурачилъ себя. Съ нимъ уже нельзя быть такъ, какъ прежде.

Гарри почти не говорилъ съ Солемъ въ первый разъ какъ встртился съ нимъ, всё это Соль понималъ прекрасно.

— Клэверингъ, сказалъ онъ Гарри дня черезъ два посл этого:— я надюсь, что между вами и мной не будетъ никакой разницы.

— Разницы? Я не знаю, что вы называете разницей.

— Мы были хорошими друзьями и, надюсь останемся такими. Безъ сомннія, вы знаете, что произошло между мною и вашей сестрой?

— О, да! разумется, мн сказали.

— Я надюсь, что вы не станете ссориться со мною за это. То, что я сдлалъ и вы сдлали бы въ моёмъ положеніи, только вы сдлали бы это успшно.

— Я думаю, что человкъ долженъ имть какой-нибудь доходъ.

— Можете вы сказать, что вы стали бы ждать дохода прежде чмъ длали предложеніе?

— Мн кажется, было бы лучше еслибы, вы обратились къ моему отцу.

— Можетъ-быть, это правило въ подобныхъ вещахъ, но я этого не знаю. Ей это понравилось бы больше?

— Не знаю.

— Вы помолвлены. Вы обратились прежде къ родителямъ молодой двицы?

— Не могу этого сказать, но думаю, что я подалъ имъ причины этого ожидать. Я думаю, они вс это знали. Но теперь всё кончено и я не знаю, чтобы намъ было надо говорить объ этомъ боле.

— Конечно. Ничего нельзя сказать такого, что могло бы принести пользу, но я не думаю, чтобы я сдлалъ что-нибудь, что возбудило бы вашу непріязнь.

— Непріязнь сильное выраженіе. Я вовсе не намренъ быть злопамятнымъ и не буду, стало-быть, это можно кончить.

Посл этого Гарри былъ любезне съ Солемъ, вообразивъ, что пасторъ въ нкоторомъ род извиняется въ томъ, что онъ сдлалъ. Но мн кажется, что мистеръ Соль вовсе этого не думалъ. Еслибы онъ сдлалъ предложеніе дочери кэнтербёрійскаго архіепископа, вмсто дочери клэверингскаго ректора, онъ и не воображалъ бы, что это требуетъ извиненія.

На другой день посл его возвращенія изъ Лондона, лэди Клэверингъ послала за Гарри.

— Вы видли мою сестру въ Лондон? сказала она.

— Да, отвчалъ Гарри, покраснвъ:— такъ какъ я уже былъ въ Лондон, я похалъ её встртить. Но, какъ вы сказали, лэди Онгаръ способна обходиться безъ помощи. Я только что видлъ её.

— Джулія сочла это большимъ одолженіемъ съ вашей стороны, но она удивилась, что вы не пришли къ ней на слдующій день. Она думала, вы придёте.

— О, нтъ! Я думалъ, что она слишкомъ устала и слишкомъ занята для того, чтобъ желать видть простого знакомаго.

— Ахъ, Гарри! я вижу, что она разсердила васъ, сказала лэди Клэверингъ:— а то вы не назвали бы себя простымъ знакомымъ.

— Вовсе нтъ. Разсердила меня? Какъ она могла разсердить меня? Я хотлъ только сказать, что въ такое время она, вроятно, не желала видть никого, кром людей по длу или близкихъ родственниковъ, какъ вы или Гью.

— Гью къ ней не подетъ.

— Но вы подете, неправда ли?

— Поду скоро. Вы кажется не понимаете, Гарри, и можетъ-быть было бы странно, еслибъ вы поняли, что я не могу здить въ Лондонъ, когда мн вздумается. Я не должна была говорить вамъ этого, но невольно хочется говорить о своихъ длахъ. Въ настоящую минуту у меня нтъ денегъ на поздку, еслибы даже не было другихъ причинъ.

Эти послднія слова она сказала почти шопотомъ, а потомъ посмотрла въ лицо молодому человку, чтобъ видть, что онъ думаетъ о томъ, что она ему сказала.

— О! вы скоро могли бы достать денегъ. Но я надюсь, что вы скоро подете.

Черезъ день онъ получилъ по почт письмо отъ лэди Онгаръ. Когда онъ увидалъ почеркъ, знакомый ему, сердце его тотчасъ забилось и онъ не ршился распечатать письмо за завтракомъ. Однако распечаталъ и прочолъ, но почти не понялъ содержанія до-тхъ-поръ, пока не унёсъ его въ свою комнату. Письмо, которое было очень коротко, состояло въ слдующемъ:

‘Любезный другъ,

‘Я такъ сильно тронута тмъ, что вы пріхали встртить меня на станціи, можетъ-быть, еще боле оттого, что т, которые обязаны быть ко мн внимательны, оказали мн мене вниманія. Не думайте, чтобы я говорила о бдной Герміон, потому что я не имю намренія жаловаться на неё. Я думала, что можетъ-быть вы навстите меня прежде чмъ удете изъ Лондона, но вроятно вы торопились. Я получила извстіе изъ Клэверинга, что вы дня черезъ два прідете въ Лондонъ на ваше новое мсто. Пожалуйста навстите меня. Я имю такъ много разсказать вамъ. Квартира, нанятая вами, именно такова, какую я желала, и я такъ вамъ благодарна!

Ваша навсегда
‘Д. О.’

Когда Гарри прочолъ и понялъ, онъ примтилъ, что онъ опять былъ взволнованъ.

— Бдняжка! сказалъ онъ себ: — грустно думать, какъ ей нуженъ другъ!

Глава VII.
НСКОЛЬКО СЦЕНЪ ИЗЪ ЖИЗНИ ГРАФИНИ.

Въ половин января Гарри Клэверингъ похалъ въ Лондонъ и занялся работою въ контор Бейльби. Контора Бейльби состояла изъ четырёхъ или пяти большихъ комнатъ, выходившихъ на рку изъ Адамской улицы въ Адельфи, и тамъ Гарри нашолъ для себя столъ въ одной комнат съ тремя другими учениками. Это была прекрасная, старая комната, высокая, съ большими окнами, украшенная на потолк итальянской рзбой и летящей богиней въ середин. Въ прошлое время въ этомъ дом жилъ какой-то богачъ, который наслаждался тутъ пріятнымъ втеркомъ съ рки, прежде чмъ Лондонъ сдлался настоящимъ Лондономъ и когда для Темзы не нужно было плотинъ. Ничего не могло быть миле комнаты Гарри или пріятне стола и стула, которые онъ занималъ у окна, но въ обращеніи другихъ людей съ нимъ было что-то такое, не совсмъ удовлетворявшее его. Они вроятно не знали, что онъ былъ стипендіатомъ коллегіи, и обращались съ нимъ, какъ-будто онъ просто былъ студентъ лондонскаго университета. Въ Страттон ему отдавали нкоторымъ образомъ честь. Тамъ знали, кто онъ, и чувствовали къ нему нкоторое уваженіе. Его не трепали по спин, не толкали въ рёбра, даже не называли старымъ дружище, прежде чмъ боле продолжительное знакомство оправдало это названіе. Но у Бейльби въ Адельфи одинъ молодой человкъ, который былъ моложе Гарри и, повидимому, еще не достигъ высокаго положенія въ инженерной наук, очевидно думалъ, что онъ дйствуетъ дружески и прилично, объявляя, что прізжій ‘восковой’, на второй же день появленія Гарри въ контор. Гарри Клэверингъ не прочь былъ отъ мысли, что онъ и ‘восковой’ и ‘каменный’, но онъ желалъ, чтобы подобные комплименты и нжныя названія употребляли съ нимъ только т, которые знали его довольно давно, чтобы быть увренными, что онъ заслуживаетъ ихъ. Мистеръ Джозефъ Уолликеръ, конечно, не находился еще въ ихъ числ.

Былъ въ контор Бейльби человкъ, который имлъ право называть его нжными названіями и получать ихъ отъ него, хотя Гарри никогда не видалъ его, пока первый разъ не явился въ Адельфи. Это былъ Теодоръ Бёртонъ, его будущій шуринъ, который былъ теперь главнымъ лицомъ въ лондонской контор, главнымъ лицомъ въ дл, хотя онъ не былъ еще партнёромъ. Было ршено, что этотъ Бёртонъ вступитъ въ партнёрство, когда отецъ его оставитъ дла, а пока онъ получалъ жалованья тысячу фунтовъ, какъ главный клэркъ. Теодоръ Бёртонъ былъ трудолюбивый, степенный, умный человкъ, съ плшивой головой, съ высокимъ лбомъ и съ выраженіемъ постояннаго труда въ лиц, которое пріобртаютъ такіе люди. Гарри Клэверингу онъ не понравился, потому что онъ носилъ бумажныя перчатки и имлъ противную привычку сметать пыль съ своихъ сапоговъ носовымъ платкомъ. Гарри видлъ, какъ онъ длалъ это два раза въ первый день ихъ знакомства, и чрезвычайно объ этомъ сожаллъ. Бумажныя перчатки также были непріятны, какъ и толстые сапоги, съ которыхъ стряхивалась пыль, но стряхиваніе пыли было самымъ важнымъ преступленіемъ.

И въ обращеніи мистера Теодора Бёртона было что-то ненравившееся Гарри, хотя этотъ джентльменъ, очевидно, имлъ намреніе быть къ нему ласковъ. Когда Бёртонъ поговорилъ съ нимъ минуты дв, въ голов Гарри промелькнула мысль, что онъ не обязанъ жениться на всей Бёртонской фамиліи и что, можетъ-быть, онъ долженъ принять нкоторыя мры, чтобы сдлать извстнымъ этотъ фактъ. ‘Теодоръ’, какъ онъ часто слышалъ Бёртона называли любящія уста, какъ-будто считалъ его своей собственностью, называлъ его Гарри и упрекалъ его съ дружеской горячностью, что онъ прямо не пріхалъ къ нему въ домъ въ Онслоу-Крешентъ.

— Пожалуйста, будьте тамъ какъ дома, сказалъ Бёртонъ.— И надюсь, что вамъ понравится моя жена. Вы не должны бояться, что вы сдлаетесь лнивы, если будете проводить здсь вечера, потому что мы вс любимъ читать. Придёте сегодня обдать?

Флоренсъ сказала ему, что она была любимою сестрой ея брата Теодора и что Теодоръ, какъ мужъ, братъ и человкъ, былъ совершенствомъ. Но Теодоръ смахивалъ пыль носовымъ платкомъ съ своихъ сапоговъ, и Гарри Клэверингъ не захотлъ обдать у него въ тотъ день.

Для него было мучительно, очевидно, что вс въ контор знали его отношенія къ дочери старика Бёртона. Онъ былъ въ Страттон и, подобно всмъ другимъ, не вышелъ безъ обжоги изъ страттонскаго огня. Его заставили сдлать то, что сдлали Грэнджеръ, Скарнессъ и другіе. Страттонъ сдлался теперь боле безопаснымъ мстомъ, такъ какъ Клэверингъ взялъ послднюю. Вотъ какое чувство, повидимому, имли другіе объ этомъ. Гарри такъ не думалъ о своей Флоренсъ. Онъ зналъ хорошо, какъ онъ былъ счастливъ, что пріобрлъ сердце такой двушки. Ему хорошо было извстно, какая огромная разница была между его Флоренсъ и Карри Скорнессъ. Онъ съ негодованіемъ отвергалъ передъ собой, что онъ раскаявается въ томъ, что онъ сдлалъ. Но онъ желалъ, чтобы эти частныя вещи и остались частными и чтобы не вс въ контор Бейльби знали о его помолвк. Когда Уолликеръ, на четвёртый день ихъ знакомства, спросилъ его, всё ли благополучно въ Страттон, онъ ршилъ, что онъ ненавидитъ Уолликсра и будетъ его ненавидть до конца своей жизни. Онъ отказался отъ перваго приглашенія Теодора Бёртона, но не могъ совершенно уклониться отъ знакомства съ своимъ будущимъ шуриномъ и даль слово обдать у него.

Въ тотъ же самый день Гарри изъ конторы Бейльби прямо пошолъ въ Болтонскую улицу къ лэди Онгаръ. Идя туда, онъ думалъ, что эти Уолликеры и имъ подобные не имли въ своей жизни такихъ случаевъ, какіе выпали на долю ему. Надъ нимъ смялись по поводу Флоренсъ Бёртонъ, не угадывая, что ему было суждено любить и быть любимымъ такой женщиной, какою была Джулія Брабазонъ, такою женщиной, какою была теперь лэди Онгаръ. Но дла его устроились хорошо. Джулія Брабазонъ не могла составить счастье мужа, но Флоренсъ Бёртонъ будетъ нжнйшей, милйшей и врнйшей женою, какую когда-либо мущина вводилъ въ свой домъ. Онъ думалъ объ этомъ и ршился каждый день думать объ этомъ боле, когда постучался въ дверь лэди Онгаръ.

— Да, ея сіятельство дома, сказалъ лакей, котораго онъ видлъ на платформ, и черезъ нсколько минутъ Гарри очутился въ гостиной, которую онъ такъ старательно разсматривалъ, когда нанималъ для ея настоящей жилицы.

Онъ оставался въ комнат минутъ шесть и могъ вполн разсмотрть всё находившееся въ ней. Теперь она вовсе не походила на ту комнату, которую онъ видлъ мене чмъ мсяцъ тому назадъ. Она написала ему, что эта квартира была именно такова, какую она желала имть, но посл того всё тутъ перемнилось. Стояло новое фортепіано и мёбель была обита новымъ ситцемъ, комната была наполнена маленькими женскими принадлежностями, показывавшими роскошь и богатство. Повсюду виднлись украшенія, хорошенькія игрушки и тысячи бездлушекъ, которыя могутъ имть только богачи, и богачи со вкусомъ. Потомъ онъ услыхалъ лёгкіе шаги, дверь отворилась и вошла лэди Онгаръ.

Онъ ожидалъ увидть ту же самую фигуру, какую онъ видлъ на платформ желзной дороги, такую же мрачную одежду, ту же спокойную осанку, даже тотъ самый воаль на лиц, но лэди Онгаръ, которую онъ видлъ теперь, также не походила на ту лэди Онгаръ, какъ она не походила на Джулію Брабазонъ, которую онъ зналъ въ Клэверингскомъ парк. Она была одта, конечно, въ чорное, конечно, она была въ траур, но несмотря на чорное и несмотря на трауръ, въ ней не было ни унынія, ни торжественности горя. Онъ едва примтилъ, что ея платье было креповое или что блыя длинныя барбы висятъ съ чепчика, который такъ мило сидитъ на ея голов. Онъ смотрлъ на ея лицо. Сначала онъ подумалъ, что это не можетъ быть та же женщина, она показалась ему гораздо старше. А между-тмъ, когда онъ смотрлъ на неё, онъ видлъ, что она прекрасна по прежнему, даже прекрасне прежняго. Въ ея лиц и фигур было достоинство, которое очень къ ней шло и которое показывало, что она знаетъ, что она графиня. Она казалась женщиной боле пригодной для женственнаго, чмъ для двическаго возраста. Глаза ея были блестяще прежняго и, какъ Гарри показалось, больше, а высокій лобъ и благородное очертаніе физіономіи очень шли къ платью и къ головному убору, которые были на ней.

— Я васъ ждала, сказала она, подходя къ нему.— Герміона написала мн, что вы прідете въ Лондонъ въ понедльникъ. Зачмъ вы не пришли ко мн раньше?

На лиц ея была улыбка, а въ тон самоувренность, которыя почти смутили его.

— У меня было много дла, сказалъ онъ.

— Въ вашей новой профессіи. Да, я понимаю это. Итакъ вы теперь поселились въ Лондон? Гд вы живёте? то-есть, если вы уже устроились?

Въ отвтъ на это Гарри сказалъ, что онъ нанялъ квартиру на Блумбёрійскомъ сквэр, и покраснлъ, называя такую неаристократическую мстность. Старая мистриссъ Бёртонъ рекомендовала ему домъ, въ которомъ онъ помстился, но онъ не счолъ нужнымъ объяснять это обстоятельство лэди Онгаръ.

— Я должна поблагодарить васъ за то, что вы сдлали для меня, продолжала она.— Вы такъ скоро убжали отъ меня въ тотъ вечеръ, что я не могла съ вами поговорить. Но сказать вамъ по правд, Гарри, я не была тогда расположена говорить ни съ кмъ. Разумется, вы думали, что я дурно обошлась съ вами.

— О, нтъ! сказалъ онъ.

— Разумется, вы думали. А еслибъ вы этого не думали, я разсердилась бы на васъ. Но еслибъ дло шло о спасеніи моей жизни, я не могла бы. Почему сэръ Гью Клэверингъ не пріхалъ встртить меня? Почему не пріхалъ ко мн мужъ моей сестры?

На этотъ вопросъ Гарри не могъ дать отвта. Онъ всё еще стоялъ съ шляпой въ рук, а теперь отвернулся отъ нея и покачалъ головой.

— Сядьте, Гарри, сказала она: — и позвольте мн поговорить съ вами, какъ съ другомъ, если только вы не торопитесь уйти.

— О, нтъ! сказалъ онъ, садясь.

— Или если вы не боитесь меня.

— Боюсь васъ, лэди Онгаръ?

— Да, боитесь, но я говорю не о васъ. Я не думаю, чтобъ вы были такъ трусливы, чтобы бросить женщину, которая была вашимъ другомъ, за то, что съ ней сдлалось несчастье и клевета очернила ея имя.

— Надюсь, сказалъ Гарри.

— Нтъ, Гарри, я этого не думаю о васъ. Но если сэръ Гью не трусъ, зачмъ онъ не пріхалъ встртить меня? Зачмъ онъ оставилъ меня одну, теперь, когда онъ могъ быть полезенъ мн? Я знала, что деньги его кумиръ, но я никогда не просила у него ни одного шиллинга и теперь не сдлала бы этого. О, Гарри, какъ дурно вы поступили съ этой чекой! Вы помните?

— Да, помню.

— И я также, и буду помнить всегда, всегда. Еслибъ я взяла эти деньги, какъ часто слышала бы я о нихъ съ-тхь поръ!

— Слышали о деньгахъ? спросилъ онъ.— Вы хотите сказать, отъ меня?

— Да, какъ часто слышала бы отъ васъ. Мучили ли бы вы меня и говорили ли мн объ этихъ деньгахъ разъ въ недлю? Честное слово, Гарри, мн говорили о нихъ почти каждый день. Не удивительно ли, что бываютъ мущины такіе низкіе.

Для него стало теперь ясно, что она говорила о своёмъ умершемъ муж, но объ этомъ Гарри теперь чувствовалъ себя неспособнымъ сказать ни слова. Онъ не воображалъ въ эту минуту, какъ откровенно она скоро будетъ говорить съ нимъ о лорд Онгар и объ его недостаткахъ.

— О, какъ я жалла, зачмъ я не взяла вашихъ денегъ! Но теперь это всё-равно, Гарри. Какъ ни непріятны подобные упрёки, они скоро становятся ничтожными. Но это была трусость въ вашемъ кузен Гью, неправда ли? Еслибы я не жила у него какъ родная, это было бы всё-равно. А теперь точно-будто меня бросилъ родной братъ.

— Лэди Клэверингъ была у васъ?

— Одинъ разъ, на полчаса. Она пріхала въ Лондонъ на одинъ день, пріхала ко мн одна, и дрожала, какъ-будто боялась меня. Бдная Герми! Вы, владыки мірозданія, заставляете вашихъ рабынь вести печальную жизнь, когда вздумаете замнить ваши поцалуи и воркованье деспотизмомъ и самоуправствомъ. Я не осуждаю Герми. Я полагаю, она сдлала всё, что могла, и я не сдлала ей ни малйшаго упрёка. И ему не сдлаю. Если онъ придётъ теперь, слуга мой откажетъ ему. Онъ оскорбилъ меня, и я буду помнить оскорбленіе.

Гарри Клэверингъ не совсмъ понималъ, чего лэди Онгаръ желала отъ своего зятя, какой помощи требовала она, онъ не зналъ также, прилично ли ему предложить себя вмсто сэра Гью. Онъ чувствовалъ себя готовымъ въ эту минуту сдлать всё что могъ, даже еслибы нужная услуга требовала большей жертвы, чмъ оправдывало благоразуміе.

— Еслибъ я зналъ, что вамъ нужно что-нибудь, я пришолъ бы къ вамъ скоре, сказалъ онъ.

— Всё мн нужно, Гарри! Всё нужно, — кром чеки въ шестьсотъ фунтовъ, которую вы прислали мн такъ вроломно. Думали ли вы когда-нибудь, что могло бы случиться, еслибъ одинъ человкъ узналъ объ этомъ? Вс объявили бы, что вы сдлали это для собственной своей тайной цли — вс, кром одной.

Гарри, слыша это, чувствовалъ, что онъ краснетъ. Знала ли лэди Онгаръ о его помолвк съ Флоренсъ Бёртонъ? Лэди Клэверингъ это знала и могла, вроятно, разсказать, но опять могла и не разсказать. Гарри въ эту минуту желалъ знать, какъ это было. Всё, что лэди Онгаръ говорила ему, имло бы совершенно другое значеніе, судя по тому, знала она или нтъ объ этомъ обстоятельств. Гарри уврялъ себя, что онъ надется, что она знаетъ это, такъ какъ это послужило бы къ тому, чтобы сдлать ихъ обоихъ непринужденне между собой, но онъ не думалъ, чтобы ему шло приступить къ этому предмету. Приличне всего было бы ей поздравить его, но она этого не сдлала.

— Я не имлъ никакого дурного намренія, сказалъ онъ въ отвтъ на ея послднія слова.

— Вы никогда не имли дурного намренія относительно меня, Гарри, хотя вы страшно бранили меня. Вы наврно забыли, какими жестокими именами называли вы меня. Вы, мущины, забываете такія вещи.

— Я помню одно названіе, которое я вамъ далъ.

— Пожалуйста не повторяйте его. Если я заслужила его, мн будетъ стыдно, а если не заслужила, будетъ стыдно вамъ.

— Нтъ, я не повторю.

— Неправда ли какъ странно, Гарри, что мы съ вами сидимъ и разговариваемъ такимъ образомъ?

Она наклонилась къ нему черезъ столъ, поднявъ одну руку ко лбу, между-тмъ какъ глаза ея были пристально устремлены на него. Эта поза, какъ онъ чувствовалъ, показывала чрезвычайную короткость. Она не стала бы сидть такимъ образомъ, откинувъ волосы съ своего лба, прогнавъ съ своего лица вс признаки вдовства, въ присутствіи кого бы то ни было, кром дорогого и короткаго друга. Онъ не думалъ объ этомъ, но онъ это чувствовалъ почти инстинктивно.

— Что я должна разсказать вамъ, сказала она:— что я должна разсказать?

Зачмъ она будетъ разсказывать ему? Разумется, онъ сдлалъ себ этотъ вопросъ. Потомъ онъ вспомнилъ, что у ней нтъ брата, вспомнилъ также, что ея зять бросилъ её, и объявилъ себ, что онъ будетъ ея братомъ.

— Я боюсь, что вы не были счастливы, сказалъ онъ: — съ-тхъ-поръ, какъ я видлъ васъ въ послдній разъ.

— Счастлива? отвчала она:— я вела такую жизнь, какую не считала возможной ни для мущины, ни для женщины. Я буду съ вами откровенна, Гарри. Только одно убжденіе, что это не могло продолжиться долго, спасло меня отъ самоубійства. Я знала, что онъ долженъ умереть.

— О, лэди Онгаръ!

— Да, вотъ имя, которое онъ далъ мн, и потому что я согласилась принять его, онъ обходился со мною… о, Боже мой! какія я найду слова, чтобы сказать вамъ, что онъ сдлалъ и какимъ образомъ онъ обращался со мною? Женщина не можетъ сказать этого мущин. Гарри, у меня нтъ друга, которому я могла бы довриться, кром васъ, но вамъ я не могу этого сказать. Когда онъ узналъ, что онъ сдлалъ ошибку, женившись на мн, что ему не нужно было то, что онъ считалъ для себя нужнымъ, что я скоре была ему тягостью, чмъ утшеніемъ, какимъ способомъ, думаете вы, старался онъ освободиться отъ этой тяжести?

Клэверингъ сидлъ молча и смотрлъ на неё. Теперь об ея руки были приложены ко лбу, а большіе глаза смотрли на него до-тхъ-поръ, что онъ чувствовалъ себя неспособнымъ отвесть хоть на минуту свои глаза отъ ея лица.

— Онъ старался сбыть меня на руки другому человку, а когда увидалъ, что это ему неудаётся, онъ обвинилъ меня въ вин, къ которой самъ принуждалъ меня.

— Лэди Онгаръ!

— Да, вы можете смотрть на меня съ удивленіемъ. Вы можете говорить хриплымъ голосомъ и смотрть такъ. Можетъ быть, даже вы мн не поврите, но именемъ Бога, которому мы оба вримъ, я говорю вамъ правду. Онъ пытался и ему неудалось, а потомъ онъ обвинилъ меня въ преступленіи, которое онъ не могъ заставить меня совершить.

— Что жъ тогда?

— Да, что жъ тогда? Гарри, я должна была длать то и вести такую жизнь, что и самыя мужественныя ослабли бы, но я вынесла это, я не оставляла его до конца. Онъ сказалъ мн прежде этой послдней ужасной болзни, что я остаюсь съ нимъ для его денегъ.

‘— Для вашихъ денегъ, милордъ, сказала я:— и для моей репутаціи.’ Такъ оно и было. Было ли благоразумно посл всего, что я перенесла, бросить то, за что я продала себя? Я была очень бдна и была такъ поставлена, что бдность, даже такая бдность, какъ моя, была для меня проклятіемъ. Вы знаете, отъ чего я отказалась, потому что боялась этого проклятія. Неужели я должна была потерпть пораженіе, потому что такой человкъ хотлъ нарушить заключонное нами условіе? Я знаю, есть люди, которые скажутъ, что я была вроломна. Гью Клэверингъ, вроятно, говоритъ это теперь. Но никто не скажетъ, чтобы я оставила его одного умереть въ чужой земл.

— Онъ просилъ васъ оставить его?

— Нтъ, но онъ называлъ меня такимъ именемъ, услышавъ которое ни одна женщина не осталась бы. Ни одна женщина, еслибы не имла такой цли, какую имла я. Онъ хотлъ отнять цну, которую онъ заплатилъ, а я ршилась не сдлать ничего, что могло бы помочь ему въ этой низости. Потомъ Гарри, его послдняя болзнь! О, Гарри! вы пожалли бы меня, еслибъ знали всё!

— Это его невоздержность…

— Невоздержность! Онъ пилъ водку, просто водку. Онъ довёлъ себя до такого состоянія, что только одна водка могла поддерживать его жизнь и одна водка могла убить его — и убила. Вы слыхали когда-нибудь объ ужасахъ пьянства?

— Да, я слыхалъ о подобномъ состояніи.

— Надюсь, что вы никогда его не увидите. Это зрлище вчно будетъ васъ преслдовать. Но я видла и ухаживала за нимъ всё время, какъ-будто его служанка. Я оставалась съ нимъ, когда этотъ человкъ, который отворялъ вамъ дверь, не могъ оставаться въ комнат. Я была съ нимъ, когда сильная сидлка изъ больницы, хотя не могла понять его словъ, чуть не упала въ обморокъ отъ того, что она видла и слышала. Онъ былъ наказанъ, Гарри. Мн не нужно было другого мщенія даже за всю его жестокость, за всю его несправедливость, за его низкое вроломство. Не ужасно ли думать, что человкъ можетъ довести себя до такого конца?

Гарри думалъ, скоре какъ ужасно, что человкъ иметъ власть втянуть женщину въ такую геенну, какую устроилъ этотъ человкъ. Онъ чувствовалъ, что еслибы Джулія Брабазонъ была его женой, какъ разъ она общала, онъ никогда не позволилъ бы себ сказать ей грубое слово или смотрть на неё нелюбящими глазами. Но она захотла соединиться съ человкомъ, который обращался съ нею съ жестокостью, превосходившей всё, что онъ могъ вообразить.

— Это счастье, что онъ умеръ, сказалъ онъ наконецъ.

— Счастье для обоихъ. Можетъ-быть, вы теперь понимаете, какова была моя супружеская жизнь. И во всё это время у меня былъ только одинъ другъ, если я могу назвать другомъ человка, который условился съ моимъ мужемъ и долженъ былъ сдлаться его агентомъ, чтобъ погубить меня. Но когда этотъ человкъ понялъ, что я не такова, какою меня представили, какою описалъ ему меня мой мужъ, онъ смягчился.

— Могу я спросить имя этого человка?

— Его зовутъ Патеровъ. Онъ полякъ, но говоритъ по-англійски какъ англичанинъ. При мн онъ сказалъ лорду Онгару, что онъ лжецъ и грубіянъ. Лордъ Онгаръ смялся тмъ тихимъ, насмшливымъ хохотомъ, который обозначалъ въ нёмъ весёлость, и сказалъ графу Патерову, что, разумется, онъ это говоритъ изъ угожденія мн. Больше я ничего не скажу вамъ, Гарри. Вы понимаете довольно, сколько страдала я, и если вы можете поврить, что я не была виновата…

— О, лэди Онгаръ!

— Ну, я не стану сомнваться въ васъ. Но, сколько я могла узнать, вы почти одинъ такого мннія. Что Герми думаетъ, я не знаю, но она скоро будетъ думать такъ, какъ ей прикажетъ Гью. И я не стану осуждать её. Что же ей длать, бдняжк?

— Я увренъ, что она не думаетъ дурного о васъ.

— Я имю одно преимущество, Гарри, одно преимущество надъ нею и надъ другими. Я свободна. Цпи тяготили меня только во время моего рабства, но я свободна и цна за моё рабство осталась. Онъ написалъ сюда — поврите ли вы этому?— пока я жила съ нимъ, онъ написалъ сюда, чтобъ собрать улики, по которымъ можно было бы освободиться отъ меня. А иногда онъ бывалъ вжливъ, надясь обмануть меня и заставить меня сдлать оплошность. Онъ приглашалъ этого человка обдать, а потомъ вдругъ отлучался, и во всё это время требовалъ, чтобы были собраны улики. Улики! Со мною во всё время жили одни слуги. Еслибъ я могла теперь представить улики, я сдлала бы всё яснымъ какъ день. Но кчему заботиться о чести женщины, хотя мущина можетъ беречь свою честь, собирая улики?

— Но то, что онъ сдлалъ, не можетъ вамъ повредить.

— Нтъ, Гарри, это повредило мн, это чуть не погубило меня. Неужели слухи не дошли до васъ? Говорите какъ мущина и скажите, не такъ ли это?

— Я слышалъ кое-что.

— Да, вы слышали кое-что! Еслибъ вы услыхали что-нибудь о вашей сестр, гд были бы вы? Весь свтъ сдлался бы для васъ хаосомъ, пока вы не вытянули бы языкъ у кого-нибудь. Не повредило мн! Два года домъ вашего кузена Гью былъ моимъ домомъ. Я встртила лорда Онгара въ его дом. Я выходила замужъ изъ его дома. Онъ мой зять и ближе всхъ мущинъ ко мн. Онъ пользуется хорошимъ мнніемъ свта и въ это время могъ бы оказать мн дйствительную услугу. Почему же онъ не встртилъ меня по прізд? Почему я теперь не въ его дом, съ моей сестрой, чтобы свтъ могъ знать, что мои родные приняли меня бъ себ? Почему, Гарри, я говорю это вамъ — вамъ, хотя вы мн чужой, кузенъ мужа моей сестры, молодой человкъ, по своему положенію не годящійся мн въ повренные? Зачмъ я говорю вамъ это, Гарри?

— Затмъ, что мы старые друзья, сказалъ онъ, спрашивая себя въ эту минуту, знаетъ ли она о его помолвк съ Флоренсъ Бёртонъ.

— Да, мы старые друзья и всегда были расположены другъ къ другу, но вы должны знать, что, по сужденію свта, я длаю дурно, говоря объ этомъ вамъ. Это было бы дурно, еслибы свтъ не бросилъ меня, такъ что я не обязана уважать его мнніе. Я — лэди Онгаръ и получила свою долю изъ денегъ этого человка. Мн отдали Онгарскій Паркъ, удостоврившись, что онъ принадлежитъ мн по праву и по закону. Но онъ лишилъ меня всхъ друзей, какіе были у меня на свт, а вы говорите, что онъ не сдлалъ мн вреда!

— Не всхъ друзей.

— Нтъ, Гарри, я васъ не забываю. Но ваше тщеславіе не должно оскорбляться. Только свтъ захотлъ бы лишить меня такой дружбы, какъ ваша, а не мой вкусъ или выборъ. Свтъ всегда лишаетъ насъ именно того, что больше нравится намъ самимъ. Вы такъ умны, что понимаете это.

Онъ улыбнулся и объявилъ, что онъ предложилъ свою помощь только потому, что можетъ-быть она была нужна въ настоящую минуту. Что могъ онъ сдлать для нея? Какъ могъ онъ показать ей теперь, тотчасъ свою дружбу?

— Вы сдлали это, Гарри, слушая меня съ сочувствіемъ. Рдко требуемъ мы важныхъ услугъ отъ нашихъ друзей. Мн ихъ не нужно. Никто не можетъ повредить мн боле теперь. Мои деньги и моё званіе въ безопасности, а можетъ-быть постепенно знакомые, если не друзья, опять соберутся вокругъ меня. Теперь, конечно, я не вижу никого, а именно оттого, что я не вижу никого, мн нужно было поговорить съ кмъ-нибудь. Бдная Герми хуже чмъ никто. Прощайте, Гарри, вы удивлены теперь, но это скоро пройдётъ. Не заставьте меня долго васъ ждать.

Чувствуя, что ему велятъ уйти, Гарри простился и ушолъ.

Глава VIII.
ДОМЪ ВЪ ОНСЛОУ-КРЕШЕНТЪ.

Гарри, выходя изъ дома въ Болтонской улиц, не зналъ, на голов онъ идётъ или на ногахъ. Бёртонъ не веллъ ему одваться.

— Мы не даёмъ парадныхъ обдовъ. У насъ всё по семейному.

Вслдствіе этого Гарри прошолъ прямо изъ Болтонской улицы въ Онслоу-Крешентъ. Но хотя онъ шолъ настоящей дорогой по Пиккадилли, мысли его были такъ сбивчивы, что онъ самъ не зналъ, куда онъ идётъ. Точно-будто новая жизнь открылась передъ нимъ и открылась такимъ образомъ, что могла поглотить его. Не только потому, что исторія лэди Онгаръ была такъ ужасна, а жизнь такъ странна, но и потому-что самъ онъ долженъ былъ играть нкоторую роль въ этой исторіи и нкоторымъ образомъ присоединиться къ этой жизни. Эта графиня, съ своимъ богатствомъ, съ своимъ званіемъ, съ своею красотой и съ своимъ блестящимъ умомъ, призвала его къ себ и сказала ему, что онъ ея единственный другъ. Разумется, онъ общалъ ей свою дружбу. Какъ онъ могъ не дать этого общанія той, которую онъ такъ любилъ? Но къ чему могло повести подобное общаніе, или лучше сказать, къ чему Могло бы оно не повести, еслибъ не Флоренсъ Бёртонъ? Лэди Онгаръ была молода, свободна, богата. Она не выказывала сожалній о муж, котораго лишилась, говоря о нёмъ такъ, какъ-будто не считала себй его женой. И это была та самая Джулія, которую онъ любилъ, которая измнила ему, и оплакивая которую, онъ когда-то ршался вести несчастную, одинокую жизнь. Разумется, она должна ожидать, что онъ возобновитъ всё это, если только она не знаетъ о его помолвк. Но если она знаетъ, зачмъ она не говорила объ этомъ?

И возможно ли, чтобы у ней не было друзей, чтобы вс её бросили, чтобы она была одна на свт? Когда онъ думалъ объ этомъ, всё это казалось ему слишкомъ ужаснымъ для того, чтобъ быть дйствительнымъ. Какую трагедію разсказывала она ему! Онъ думалъ о дерзости мущины къ женщин, на которой онъ женился, которую поклялся любить, потомъ о его жестокости, о его дьявольской жестокости, и наконецъ объ его ужасномъ наказаніи.

‘— Я не оставляла его, несмотря ни на что’, сказала она ему, и онъ старался представить себ ту постель, возл которой Джулія Брабазонъ, его Джулія Брабазонъ, оставалась твёрдою, когда сидлка изъ больницы была испугана ужасами, которые видла она, и нервы крпкаго мущины — мущины, которому платили за его услуги — измнили ему.

Гарри не сомнвался въ справедливости ея словъ, и ни одинъ мущина, ни одна женщина, которые слышали бы её, не стали бы сомнваться. Есть разсказы, которые очевидно кажутся ложными слушателю, есть другіе, въ истин или лживости которыхъ сомнваешься, и наконецъ разсказы, которые кажутся отчасти справедливыми и отчасти нтъ. Но бываютъ такіе, въ истин которыхъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія. Такъ было и съ разсказомъ лэди Онгаръ, и еслибъ сэръ Гью слышалъ его — даже сэръ Гью, который сомнвался во всхъ мущинахъ и считалъ всхъ женщинъ фальшивыми, даже онъ, я думаю, поврилъ бы.

Но она заслужила страданія, постигшія её. Даже Гарри, сердце котораго было очень нжно къ ней, сознавался въ этомъ. Она продала себя, какъ она сама говорила не разъ. Она отдала себя человку, котораго она вовсе не уважала, даже когда ея сердце принадлежало другому — человку, которымъ она должна была гнушаться, котораго должна была презирать, когда клала свою руку въ его руку передъ алтарёмъ. Какое презрніе выражалось на ея лиц, когда она говорила о начал ихъ супружескихъ непріятностей! Съ какимъ поразительнымъ краснорчіемъ называла она его гнуснымъ, низкимъ человкомъ, отъ котораго женщина должна отворачиваться съ безмолвнымъ презрніемъ! Она имла теперь его имя, это званіе и его деньги, но была одинока, безъ друзей. Гарри Клэверингъ объявлялъ себ, что она заслуживала это, и объявляя это, прощалъ ей вс ея проступки. Она была виновата и пострадала за это, слдовательно, ей надо было простить. Еслибы онъ могъ чмъ-нибудь облегчить ея страданія, онъ сдлалъ бы это, какъ братъ для сестры.

Но ей слдовало узнать о его помолвк. Потомъ онъ припомнилъ всё своё свиданіе съ нею и былъ увренъ, что она должна знать. По-крайней-мр онъ говорилъ себ, что онъ увренъ. Она не стала бы говорить съ нимъ такимъ-образомъ, еслибъ не знала, когда они видлись въ послдній разъ, бродя по клэверингскому саду, что онъ упрекалъ её въ вроломств. Теперь она обратилась къ нему почти съ распростертыми объятіями, свободная, повряла ему свои огорченія и клялась, что онъ ея единственный другъ. Всё это могло значить только одно, если только она не знала, что этому одному мшаетъ его измнившееся положеніе.

Но ему пріятно было думать, что она выбрала его своимъ повреннымъ, что она ему разсказала свою ужасную исторію. Я боюсь, что нкоторая доля этого удовольствія происходила отъ ея званія и богатства. Быть единственнымъ другомъ вдовствующей графини, молодой, богатой и прекрасной, было нчто не совсмъ обыкновенное. Что онъ находилъ удовольствіе быть повреннымъ такой красавицы, не длало ему безчестія, я полагаю, хотя не забываю, что онъ былъ помолвленъ съ другой. Это могло быть опасно, но опасность въ такомъ случа было его обязанностью преодолть. Но для того, чтобы её можно было преодолть, лэди Онгаръ должна была узнать о его положеніи.

Я боюсь, что онъ соображалъ дорогою, каково было бы его положеніе въ свт, еслибъ онъ никогда не видалъ Флоренсъ Бёртонъ. Во-первыхъ, онъ спрашивалъ себя, захотлъ ли бы онъ жениться на вдов, особенно на вдов, которая уже разъ измнила ему. Да, онъ думалъ, что онъ могъ простить ей даже это, еслибъ его сердце не измнилось, но онъ не забылъ сказать себ опять, какъ онъ былъ счастливъ, что сердце его измнилось. Какая графиня на свт, какой бы она ни имла паркъ и безчисленное множество тысячъ годового дохода, могла быть такъ кротка, такъ мила, такъ добра, какъ его Флоренсъ Бёртонъ? Потомъ онъ старался вспомнить, что случалось, когда человкъ безъ титула женился на вдов пэра. Онъ подумалъ, что её вс будутъ называть прежнимъ титуломъ, если она сама не захочетъ оставить его. Теперь объ этомъ не могло быть и рчи, но онъ думалъ, что онъ предпочолъ бы, чтобъ её называли ‘мистриссъ Клэверингъ’, еслибы это случилось. Не думаю, чтобы онъ представлялъ себ необходимость съ ея стороны или съ своей отказаться отъ чего-нибудь другого, получоннаго ею отъ ея покойнаго мужа.

Въ половин седьмого, какъ назначилъ Теодоръ Бёртонъ, Гарри пришолъ въ Онслоу-Крешентъ и былъ введёнъ въ гостиную. Онъ зналъ, что Бёртонъ иметъ семейство, и представлялъ себ неопрятную женщину съ ребёнкомъ на рукахъ. Таковъ долженъ быть домъ человка, который смахивалъ пыль съ сапоговъ носовымъ платкомъ. Но, къ удивленію его, онъ очутился въ хорошенькой гостиной и увидалъ на диван прехорошенькую женщину. Она была высока и стройна, съ большими карими глазами и съ прекрасно проведёнными бровями, съ овальнымъ лицомъ и съ премилымъ, предобрымъ ртомъ, когда-либо украшавшимъ женщину. Ея тёмные волосы были гладко зачосаны на лбу и собраны въ косу назади. Подл нея, на маленькомъ стульчик, сидла маленькая блокурая двочка, лтъ семи, которая что-то шила, и стоя на колнахъ на высокомъ стул, другая двочка, тремя годами моложе, раскладывала пастетъ.

— Мистеръ Клэверингъ, сказала она, вставая съ дивана:— я такъ рада видть васъ, хотя почти разсердилась на васъ, зачмъ вы не пришли раньше. Я такъ много слышала о васъ. Разумется, вы это знаете.

Гарри объяснилъ, что онъ въ Лондон только нсколько дней, и объявилъ, что ему очень пріятно слышать, что о нёмъ стоило говорить.

— Если стоило принять ваше предложеніе, то о васъ стоило и говорить.

— А можетъ-быть не стоило ни то, ни другое, сказалъ онъ.

— Я не стану вамъ льстить. Только такъ какъ я нахожу, что наша Фло безъ исключенія самая совершенная двушка на свт, я не думаю, чтобы она сдлала дурной выборъ. Чисси, душечка, это мистеръ Клэверингъ.

Чисси встала со стула и подошла къ нему.

— Мама говоритъ, что я должна очень васъ любить, сказала Чисси, подставляя своё личико, чтобы Гарри поцаловалъ её.

— Но я не говорила теб, чтобы ты пересказала это, сказала мистриссъ Бёртонъ, смясь.

— И я буду очень васъ любить, сказалъ Гарри, взявъ её на руки.

— Но не такъ много, какъ тётю Флоренсъ?

Вс знали объ этомъ. Для него было ясно, что всмъ Бёртономъ было извстно о его помолвк и что вс говорили о ней открыто, какъ о всякомъ другомъ семейномъ обстоятельств. Бёртоны не были таинственны. Гарри не могъ этого не чувствовать, хотя теперь, въ настоящую минуту, онъ былъ расположонъ думать особенно хорошо объ этомъ семейств, потому что мистриссъ Бёртонъ и ея дти были такъ милы.

— А это другая дочь?

— Да, другая, будущая племянница мистера Клэверингъ. Но я полагаю, что я могу называть васъ Гарри, могу? Меня зовутъ Цецилія. Да, а это миссъ Капризка.

— Я не миссъ Капризка, сказала двочка, кругленькая какъ шарикъ.— Я Софи Бёртонъ. О, вамъ не надо смяться!

Гарри былъ какъ дома въ десять минутъ, и прежде чмъ пришолъ Бёртонъ, пошолъ наверхъ въ дтскую посмотрть въ колыбельк Теодора Бёртона младшаго, такъ какъ ему было только нсколько мсяцевъ.

— Теперь вы видли насъ всхъ, сказала мистриссъ Бёртонъ:— мы пойдёмъ внизъ и будемъ ждать моего мужа. Я должна сказать вамъ по секрету, что мы не обдаемъ вполовин седьмого, вамъ надо это помнить вперёдъ. Но мн хотлось провести съ вами полчаса передъ обдомъ, чтобъ посмотрть на, васъ и составить себ мнніе о выбор Фло. Надюсь, вы не станете сердиться на меня.

— Какое же мнніе вы составили?

— Если вы хотите это узнать, то узнайте отъ Флоренсъ, Вы можете быть уврены, что ей я скажу, а я могу быть увреда, что она вамъ скажетъ. Всё ли она говоритъ вамъ?

— Я говорю ей всё, сказалъ Гарри, чувствуя, однако, въ эту минуту упрёки совсти, когда вспомнилъ о своёмъ свиданіи съ лэди Онгаръ. Въ этотъ самый день случились такія вещи, о которыхъ, конечно, онъ не скажетъ ей.

— Длайте это всегда, сказала мистриссъ Бёртонъ, дружемки положивъ свою руку на руку Гарри.— Ничмъ нельзя такъ привязать къ себ женщину и сердцемъ и душой, какъ показавъ ей, что вы полагаетесь на неё во всёмъ. Теодоръ говоритъ мн всё, и я такъ ему признательна. Это заставляетъ меня чувствовать, что я никогда не могу сдлать довольно для него. Надюсь, что вы будете къ Фло также добры, какъ онъ ко мн.

— Мы не можемъ оба быть совершенны.

— А! вы будете смяться надо мной. Теодоръ всегда смётся надо мною, когда я становлюсь на ходули, какъ выражается онъ. Хотла бы я знать, такъ ли же вы благоразумны, какъ онъ?

Гарри подумалъ, что онъ никогда не носитъ бумажныхъ перчатокъ.

— Не думаю, чтобъ я былъ очень благоразуменъ, сказалъ онъ.— Я длаю много сумасбродствъ, и хуже всего то, что эти сумасбродства мн нравятся.

— И я также люблю много сумасбродныхъ вещей.

— О, мама! сказала Чисси.

— Теперь цлые полгода это будутъ мн твердить, когда я стану проповдывать благоразуміе въ дтской. Но Флоренсъ почти столько же благоразумна, какъ ея братъ.

— Гораздо боле меня.

— Вс Бёртоны съ ногъ до головы пропитаны благоразуміемъ. И какъ это хорошо! Кто когда слыхалъ, чтобы съ кмъ-нибудь изъ нихъ сдлалось горе? Сколько бы ни было у нихъ дохода, его всегда достаточно. Знали вы когда-нибудь женщину, которая лучше пристроила бы своихъ дтей, чмъ мать Теодора? Она премилая старушка.

Гарри слышалъ, что въ Страттон её называли хитрой старухой, и не могъ не подумать о ея успхахъ по брачной части, когда ея невстка воспвала ей похвалы.

Они продолжали разговаривать, между-тмъ какъ Софи сидла на колнахъ Гарри, пока послышался звукъ ключа въ замк парадной двери и сдлалось извстно, что пришолъ хозяинъ дома.

— Это Теодоръ, сказала его жена, вскочивъ и бросившись къ нему на встрчу.— Я такъ рада, что вы пришли прежде его, потому что я чувствую, что теперь я знаю васъ. Когда онъ будетъ здсь, мн не достанется ни одного слова.

Она пошла къ мужу, а Гарри остался размышлять, какъ такая очаровательная женщина могла полюбить человка, который смахивалъ пыль съ своихъ сапоговъ носовымъ платкомъ.

Скоро на лстниц послышались шаги и Бёртонъ вошолъ съ человкомъ, котораго онъ представилъ Гарри какъ мистера Джонса.

— Я не знала, что придётъ мой братъ, сказала мистриссъ Бёртонъ:— но это очень пріятно, потому что, разумется, я хочу, чтобы вы его узнали.

Гарри пришолъ въ недоумніе. Какъ далеко распространятся эти фамильныя отрасли? Будетъ ли онъ принятъ какъ родной въ дом мистриссъ Джонсъ, а потомъ и въ дом брата мистриссъ Джонсъ? Его мысленные вопросы, однако, скоро были кончены въ этомъ отношеніи: онъ узналъ, что мистеръ Джонсъ холостякъ.

Оказалось, что Джонсъ былъ редакторомъ или помощникомъ редактора какой-то распространённой ежедневной газеты.

— Онъ ночная птица, Гарри, сказала мистриссъ Бёртонъ.

Она тотчасъ же стала называть его Гарри, но онъ никакъ не могъ ршиться называть её Цециліей. Онъ могъ бы, еслибъ тутъ не было ея мужа, но при нёмъ ему было стыдно.

— Онъ ночная птица, Гарри, сказала она, говоря о своёмъ брат:— и всегда улетаетъ въ девять часовъ, чтобы гукать какъ сова въ какомъ-то тёмномъ уголку. Потомъ, когда онъ заснётъ утромъ, его гуканье слышится по городу.

Гарри было пріятно, что онъ познакомился съ редакторомъ. Онъ думалъ, что редакторы люди гордые и не боялись никого, между-тмъ какъ вс боялись ихъ. Ему было пріятно пожать Джонсу руку, когда онъ узналъ, что Джонсъ издатель. Но Джонсъ, хотя у него было лицо и лобъ честнаго человка, былъ очень молчаливъ и даже какъ-будто покоренъ своей сестр и зятю.

Обдъ былъ простъ, но хорошъ, и Гарри скоро сдлался счастливъ и доволенъ, хотя онъ пришолъ почти съ намреніемъ найти недостатки. Мущины и женщины также часто бываютъ въ такомъ расположеніи духа и по какимъ-нибудь ничтожнымъ обстоятельствамъ чуждаются своихъ знакомыхъ. Подчинившись такому впечатлнію, Гарри не имлъ намренія провести пріятный вечеръ и держалъ бы себя холодно, еслибъ было возможно, но онъ увидалъ, что это невозможно, а черезъ нсколько времени онъ сдлался дружелюбенъ и веселъ, и обдъ прошолъ очень хорошо. За обдомъ была дикая утка, и Гарри былъ пріятно удивлёнъ, наблюдая за гастрономическимъ искусствомъ, съ какимъ Бёртонъ приготовлялъ соусъ съ лимономъ и перцемъ въ серебряномъ горшечк на огн. Гарри также мало ожидалъ бы этого отъ Кэнтербёрійскаго епископа, какъ отъ длового человка, котораго онъ видлъ въ контор.

— Онъ всегда это длаетъ, мистриссъ Бёртонъ? спросилъ Гарри.

— Всегда, отвчалъ Бёртонъ: — когда я могу достать матеріалы. Не станешь заботиться о холодной баранин, а это обыкновенно подаютъ мн на обдъ, когда мы обдаемъ одни. Дтямъ даютъ горячую баранину въ полдень.

— Этого съ нимъ никогда еще не случалось, Гарри, сказала мистриссъ Бёртонъ.

— Не много кладите перцу, сказалъ редакторъ.

Это было первое слово, которое онъ произнёсъ посл продолжительнаго молчанія.

— Пожалуйста припомните это, когда будете писать сегодня вечеромъ вашу статью.

— Для меня не надо, Теодоръ, сказала мистриссъ Бёртонъ.

— Чисси!

— Я почти пообдала. Еслибы я вспомнила, что ты будешь показывать своё поваренное искусство, я поберегла бы свой аппетитъ, но я забыла.

— Я не думаю, чтобъ женщины понимали что-нибудь въ кушаньяхъ, сказалъ Бёртонъ.— Мн кажется, что дикая утка и рублёная баранина были бы одно и то же для моей жены, еслибы она ла съ завязанными глазами. Мн это было бы всё равно, еслибъ он вообще не гордились этимъ недостаткомъ. Он находятъ это великолпнымъ.

— Точно такъ, какъ мущины гордятся тмъ, что не умютъ отличить въ музык одного мотива отъ другого, сказала его жена.

Когда обдъ кончился, Бёртонъ всталъ.

— Гарри, спросилъ онъ:— вы любите хорошее вино?

Гарри отвчалъ, что онъ любитъ. Что ни говорили бы женщины о дикихъ уткахъ, мущины никогда не выкажутъ равнодушія къ хорошему вину, хотя въ свт есть теорія, столько же не справедливая, сколько и распространённая, что мущины перестали пить вино.

— Право, я люблю, прибавилъ Гарри.

— Такъ я вамъ дамъ бутылку портвейну, сказалъ Бёртонъ и вышелъ изъ комнаты.

— Я очень радъ, что вы пришли сегодня, сказалъ Джонсъ очень серьёзно:— онъ никогда не даётъ мн этого портвейна, когда я съ нимъ одинъ, а для гостей ни за что не дастъ.

— Неужели ты обвиняешь его въ томъ, что онъ пьётъ его одинъ, Томъ? смясь сказала ему сестра.

— Я не знаю, когда онъ пьётъ, я только знаю, когда онъ не пьётъ.

Вино было раскупорено съ такою же заботливостью, съ какою приготовлялся соусъ, и чистота тёмной жидкости разсматривалась тревожнымъ глазомъ.

— Что ты думаешь объ этомъ портвейн, Чисси? Она знаетъ толкъ въ хорошемъ вин не хуже васъ, Гарри, несмотря на ея презрніе къ утк.

Когда, прихлёбывая старый порвейнь, они сидли около камина въ столовой, Гарри Клэверингъ былъ принуждёнъ сознаться, что онъ никогда не чувствовалъ себя комфортабельне.

— Ахъ! сказалъ Бёртонъ, протягивая свою ногу въ туфл:— зачмъ не всегда бываетъ послобда, вмсто этой скучной комнаты въ Адельфи?

— И зачмъ не всегда можно пить старый портвейнъ? сказалъ Джонсъ.

— Да. Вы не такъ глупы, чтобы предположить, что человкъ, думая о постоянномъ удовольствіи, думаетъ также и о вред, который сопровождаетъ подобное удовольствіе. Если я выпью много портвейна, я сдлаюсь сердитъ и нездоровъ.

— Теб не нравилось бы пить слишкомъ много портвейна, замтила ему жена.

— То-то, и есть, сказалъ онъ.— Мы принуждены работать, потому что отъ работы мы никогда не пресытимся, а удовольствіе пресыщаетъ насъ. Какое это удивительное устройство, если посмотришь: человкъ не можетъ постоянно наслаждаться удовольствіемъ. Ну, Гарри, намъ не надо начинать другой бутылки, а то Джонсъ заснётъ за корректурами.

Вс пошли наверхъ. Гарри, прежде чмъ онъ ушолъ, повели опять въ дтскую, и онъ тамъ поцаловалъ обихъ двочекъ въ ихъ постелькахъ. Когда онъ вышелъ изъ дтской, мистриссъ Бёртонъ взяла его за руку.

— Вы часто будете у насъ, сказала она:— и станете считать себя какъ дома?

Гарри не могъ этого не сказать. Онъ сказалъ безъ нершимости, почти съ жаромъ, потому что и она и ея домъ понравились ему.

— Мы считаемъ васъ принадлежащимъ къ нашей семь, сказала она.— Можетъ ли это быть иначе, когда Фло дороже для насъ всхъ, кром нашихъ собственныхъ дтей?

— Мн такъ пріятно слышать это, сказалъ онъ.

— Такъ приходите сюда говорить о ней. Я хочу, чтобы Теодоръ чувствовалъ, что вы ему братъ, въ длахъ это для васъ очень важно.

Посл этого Гарри ушолъ и, возвращаясь по Пиккадилли въ свою квартиру на Блумберійскомъ сквэр, онъ уврилъ себя, что жизнь въ Онслоу-Крешентъ гораздо лучше, чмъ га, которую будутъ вести въ Болтонской улиц.

Когда онъ ушолъ, разумется, мужъ и жена начали разсуждать о нёмъ.

— Что ты думаешь о нёмъ? спросилъ онъ.

— Онъ мн очень нравится. Онъ гораздо лучше, чмъ ты мн описалъ, гораздо пріятне и непринуждённе, я не сомнваюсь, что онъ очень умёнъ, хотя онъ не сейчасъ выказываетъ это.

— Онъ довольно умёнъ, въ этомъ нечего и сомнваться.

— Неужели ты не находишь его пріятнымъ?

— Да, здсь онъ былъ пріятенъ. Онъ одинъ изъ тхъ мущинъ, которые хорошо сходятся съ женщинами. Ты будешь больше находить съ нимъ удовольствія, нежели я. Онъ будетъ съ тобою болтать и не длать ничего по цлымъ часамъ, если ты ему позволишь.

— Ты думаешь, что онъ лнивъ? Подумай обо всёмъ, что онъ уже сдлалъ.

— Вотъ это-то и противъ него. Онъ очень хорошо могъ бы поладить съ нами, еслибъ не получилъ этой проклятой стипендіи, но добившись этого, онъ думаетъ, что уже покончилъ съ усиленными трудами.

— Я не думаю, чтобы онъ былъ такъ сумасброденъ, Теодоръ.

— Я знаю хорошо, каковы подобные люди, и знаю, какой вредъ получаютъ они отъ своего воспитанія. Они учатся многому — громкимъ названіямъ и понимаютъ многое на словахъ. Это знаніе не требуетъ опытности и весьма мало размышленія. Но оно требуетъ большой памяти, и когда они нагрузятъ себя такимъ образомъ, они думаютъ, что знаютъ всё. А что могутъ они сдлать, чтобы принести дйствительную пользу человчеству? Что могутъ они создать?

— Я полагаю, они могутъ быть полезны.

— Не знаю. Человкъ можетъ теб сказать или уврить, будто скажетъ — потому что изъ десяти разъ девять онъ наврно ошибётся — на какомъ нарчіи говорили на какомъ-нибудь остров или въ какой-нибудь провинціи за шестьсотъ лтъ до Рождества Христова. Какую пользу принесётъ это кому нибудь, еслибы даже онъ былъ правъ? А посмотри, какое дйствіе это производитъ на самихъ этихъ людей. Въ двадцать-четыре года молодой человкъ достигъ какого-нибудь удивительнаго успха и думаетъ, что онъ достигъ совершенства, и слишкомъ тщеславенъ, чтобы учиться чему-нибудь впослдствіи. Дло въ томъ, что въ двадцать-четыре года ни одинъ человкъ не можетъ пріобрсти ничего кром первоначальныхъ свдніи. Система дурна съ начала до конца. Я иду спать.

Что сказалъ бы Гарри, еслибъ слышалъ всё это отъ человка, который смахивалъ пыль съ своихъ сапоговъ носовымъ платкомъ?

Глава IX.
СЛИШКОМЪ БЛАГОРАЗУМНА

Флоренсъ Бёртонъ считала себя самой счастливой двушкой на свт. Ничего не недоставало къ ея полному блаженству. Она могла примтить, хотя не позволяла себ размышлять объ этомъ, что ея женихъ былъ выше во многихъ отношеніяхъ тхъ людей, за которыхъ вышли ея сёстры. Онъ былъ лучше воспиталъ, красиве собой и во всхъ отношеніяхъ боле похожъ на джентльмэна, чмъ Скарнессъ или вс другіе. Ей нравились мужья ея сестёръ, и до прізда Гарри Клэверинга въ Страттонъ она никогда не думала, что если она выдеть замужъ, то провидніе пошлётъ ей мужа не такого, какъ они. Она никогда не поднимала головы, не вздёргивала носъ кверху и не говорила себ, что она потребуетъ для себя лучшаго мужа. Но тмъ не мене сознавала она, что нчто лучшее досталось ей. Она очень гордилась своимъ женихомъ и, безъ сомннія, кротко и по женски показала это своимъ пріятельницамъ въ Страттон. Мысль, что сама она лучше воспитана, красиве и умне старшихъ сестёръ, и что, слдовательно, заслуживаетъ лучшаго мужа, никогда не входила ей въ голову. Лондонскіе Бёртоны — Теодоръ Бёртонъ и его жена — которые знали её хорошо и изъ всего семейства были способне оцнить ея достоинства, давно были такого мннія, что она заслуживала особенно счастливой доли въ жизни. Вопросъ для нихъ состоялъ въ томъ, довольно ли хорошъ для нея Гарри Клэверингъ.

Вс въ Страттон знали, что она помолвлена, и когда её поздравляли, она не отпиралась. Сёстры ея были помолвлены точно такимъ же образомъ. Въ ихъ длахъ никогда не было секретовъ. Въ этомъ случа люди дйствуютъ разно. Есть семейства, которыя считаютъ неделикатнымъ говорить о бракахъ своихъ членовъ. Обыкновенный знакомый сочтётся дерзкимъ, если даже намекнётъ на что-нибудь подобное, хотя бы это было ршоннымъ фактомъ. Помолвленныя двицы только шепчутъ это извстіе на розовой бумажк и краснютъ, сообщая его посредствомъ своего пера, даже въ уединеніи своихъ комнатъ. Но есть другія семейства, гд нтъ и слдовъ подобной таинственности, гд о помолвленныхъ говорятъ такъ открыто, какъ-будто они были уже соединены навкъ. Въ этихъ семействахъ молодыя двицы говорятъ открыто о своихъ женихахъ и вообще предпочитаютъ этотъ разговоръ всякому другому. Такое семейство, нисколько не таинственное, совершенно открыто дйствовавшее, были Бёртоны страттонскіе. Сдержанность въ сдержанныхъ семействахъ вообще смягчается великолпіемъ свадебныхъ приготовленій, когда наконецъ бракъ совершится, между-тмъ какъ въ другомъ кружку — людей несдержанныхъ — свадьба не иметъ такой вншней церемонности. Внчаются безъ трубныхъ звуковъ и проводятъ свой медовой мсяцъ съ прозаическою простотой.

Флоренсъ ршила, что свадьбой спшить не слдуетъ, Гарри спшилъ, но это разумлось само собой. Онъ былъ существомъ нетерпливымъ, съ горячей кровью. Она была степенне и разсудительне. Лучше имъ подождать хоть даже пять или шесть лтъ. Для себя она бдности не боялась. Она всегда жила въ дом, гд деньги очень береглись, и между людьми, неимвшими расточительныхъ привычекъ. Но не такова была его доля, и ея обязанностью было думать объ образ жизни, который былъ бы по нёмъ. Онъ не будетъ счастливъ въ бдности, не имя около себя удобствъ, которыя для нея будутъ роскошью. Когда мать сказала ей, качая головой, довольно печально, слушая, какъ говорила Флоренсъ, что она не любитъ продолжительныхъ помолвокь, Флоренсъ также качала головой шутливо и говорила матери, чтобы она не была подозрительна.

— Вдь не вы выходите за него, мама.

— Нтъ, душа моя, я это знаю. Но продолжительныя помолвки никогда не бываютъ хороши. И я никакъ не понимаю, почему молодымъ людямъ теперь нужно такъ много вещей, безъ которыхъ они очень хорошо обходились, когда я выходила замужъ. Когда я начала хозяйство, у насъ была только пятнадцатилтняя двочка на вс работы, а няньки у насъ не было, пока не родился Теодоръ, а до него было трое дтей.

Флоренсъ не могла сказать, сколько нянекъ пожелаетъ имть Гарри при подобныхъ обстоятельствахъ, но она была уврена, что ему понадобится больше прислуги, чмъ ея матери и отцу и даже ея братьямъ и сёстрамъ. Ея отецъ въ первое время посл свадьбы былъ не прочь, по возвращеніи домой, найти жену въ кухн, наблюдающую за приготовленіями къ обду, даже ея братъ Теодоръ не почувствовалъ бы себя несчастнымъ въ подобномъ обстоятельств. Но она знала, что Гарри это было бы непріятно, и слдовательно Гарри долженъ ждать.

— Это принесётъ ему пользу, мама, сказала Флоренсъ.— Вы не можете думать, чтобы я находила въ нёмъ недостатки, но я знаю, что онъ молодъ во всхъ своихъ привычкахъ. Онъ одинъ изъ тхъ мущинъ, которые не должны жениться до двадцативосьми лтъ.

— Ты хочешь сказать, что онъ непостояненъ?

— Нтъ. Я не считаю его непостояннымъ, но онъ будетъ счастливе холостой года два. Онъ еще не остепенился на столько, чтобы любить съ удовольствіемъ сть хлбъ съ масломъ, когда устанетъ отъ работы, какъ слдуетъ женатому человку. Знаете ли, я почти уврена, что маленькое волокитство было бы полезно для него.

— О, душа моя!

— Самое умреппое, конечно.

— А если оно будетъ неумренно? Я не люблю, когда помолвленные мущины поступаютъ такимъ образомъ. Я, вроятно, разсуждаю по старинному, но я думаю, что когда молодой человкъ помолвленъ, онъ долженъ это помнить и показывать. Это должно сдлать его серёзнымъ, ему не слдуетъ порхать какъ мотыльку.

Въ три мсяца, въ которые Гарри оставался въ Лондон передъ Пасхой, онъ нсколько разъ писалъ къ Флоренсъ, прося её назначить день свадьбы. Эти письма были написаны посл вечеровъ, провелённыхъ при благопріятныхъ обстоятельствахъ въ Онслоу-Крешентъ, когда онъ вполн проникся достоинствами семейныхъ удобствъ, а можетъ-быть также ихъ внушило то обстоятельство, что лэди Онгаръ ухала изъ Лондона, не видавшись съ нимъ. Онъ часто заходилъ въ Болтонскую улицу, потому что лэди Онгаръ просила его бывать у ней, но только одинъ разъ нашолъ её дома, и тогда у ней было третье лицо — дама, которая не была ему представлена, но онъ узналъ по ея произношенію, что она иностранка. Лэди Онгаръ была любезна и пріятна, но не случилось ничего особенно интереснаго для него и весьма безразсудно онъ былъ раздосадованъ. Когда потомъ онъ зашолъ въ Болтонскую улицу, онъ узналъ, что лэди Онгаръ ухала изъ Лондона въ Онгарскій Паркъ и, насколько было извстно служанк дома, хотла остаться тамъ и посл Пасхи. Гарри имлъ какую-то неопредлённую мысль, что она не должна была длать такого шага, не увдомивъ его. Не объявила ли она ему, что онъ ея единственный другъ? Когда другъ узжаетъ изъ города, оставляя тамъ своего единственнаго друга, этотъ другъ долженъ сказать своему единственному другу, что онъ намренъ сдлать, а то подобное увреніе въ дружб не значитъ ничего. Такъ разсуждалъ Гарри Клэверингъ, и разсуждая такимъ образомъ, уврялъ себя, что это не значитъ ничего, и очень уговаривалъ Флоренсъ Бёртонъ назначить свадьбу пораньше. Онъ писалъ ей, что онъ былъ у Цециліи — онъ привыкъ называть мистриссъ Бёртонъ Цециліей въ своихъ письмахъ — и она вполн согласилась съ нимъ, что ихъ дохода будетъ достаточно. Онъ будетъ получать двсти фунтовъ отъ отца, ршившись отказаться отъ высокаго намренія никогда не получать помощи отъ отца. Отецъ опять предложилъ её, и онъ принялъ. Старикъ Бёртонъ давалъ сто, и Гарри думалъ, что они могутъ жить очень хорошо. Цецилія думала то же самое, писалъ онъ, и слдовательно Флоренсъ не должна отказывать. Но Флоренсъ получила прямо изъ Онслоу-Крешентъ собственное истолкованіе мыслей Цециліи, и отказала. Можно предположить, что она отказала бы даже безъ помощи Цециліи, потому что она не имла измнчиваго характера. Она написала къ Гарри очень осторожно, а такъ какъ ея письмо должно было имть вліяніе на эту исторію, читатель прочтётъ его, если читателю это угодно.

‘Страттонъ, мартъ 186—.

‘Любезный Гарри,

‘Я получила ваше письмо сегодня утромъ и тотчасъ отвчаю на него, потому что я знаю, что вы съ нетерпніемъ будете ждать отвта. Вы нетерпливы — такъ ли? Но письмо было доброе, нжное, милое, великодушное и мн не нужно говорить вамъ, что я люблю написавшаго его всмъ моимъ сердцемъ. Я такъ рада, что вамъ нравится Цецилія. Я считаю её совершеннйшей женщиной. И Теодоръ нисколько не хуже Цециліи, хотя я знаю, что вы этого не думаете, потому что не говорите. Я всегда счастлива, когда бываю въ Онслоу-Крешентъ. Я была бы тамъ ныншней весной, еслибъ одинъ человкъ, которому угодно думать, что его права на меня сильне, чмъ всхъ другихъ, не желалъ, чтобы я хала въ другое мсто. Мама также желаетъ, чтобы я похала въ Лондонъ на недлю, но мн не хочется надолго отлучаться изъ стараго дома, прежде чмъ настанетъ окончательная разлука.

‘Кстати объ окончательной разлук, лучше ужъ тотчасъ къ этому приступить. Мн не нужно говорить вамъ, что никакія заботы объ отц и матери не заставили бы меня отложить мою свадьбу. Разумется, теперь я обязана думать о васъ, такъ какъ они одобрили мой бракъ, я не имю права думать о нихъ наперекоръ вамъ. И вы не должны предполагать, что они заставляютъ меня медлить. Напротивъ, мама всегда говоритъ мн, что ранніе браки самые лучшіе. Она всхъ птичекъ выслала изъ гнзда, кром одной, и съ нетерпніемъ ждётъ, какъ и эта улетитъ, чтобы быть увренной, что она не хромая. Слдовательно, вы не должны думать, что мама или папа удерживаютъ меня, хотя папа думаетъ, также какъ и я, что мы должны подождать немножко.

‘Милый Гарри, вы не должны сердиться, но я уврена, что намъ надо подождать. Мы оба молоды и къ чему намъ спшить? Я знаю, что вы скажете, и разумется, люблю васъ еще боле за то, что вы такъ любите меня, но мн кажется, что я могу быть совершенно счастлива, если могу видть васъ раза три въ годъ и постоянно получать отъ васъ письма. Вы очень добры, что пишите ко мн такія милыя письма, и чмъ они длинне, тмъ больше они мн нравятся. Чмъ бы вы ихъ ни наполняли, я люблю, чтобы они были длинны. Я знаю, что я не умю писать милыхъ писемъ, и это огорчаетъ меня. Если я не имю сказать чего-нибудь особеннаго, я нма.

‘Но теперь я имю сказать кое-что особенное. Несмотря на всё, что вы мн говорите о Цециліи, я не думаю, что для насъ было бы хорошо обвнчаться теперь. Я знаю, что вы готовы пожертвовать всмъ, но я не должна принимать жертвы. Я не могла бы видть васъ бднымъ и неспокойнымъ, а мы будемъ очень бдны съ такимъ доходомъ, какой будетъ у насъ. Если мы будемъ жить въ Страттон, можетъ-быть мы справились бы, но въ Лондон это было бы неблагоразумно. Вы не должны сердиться на меня за то, что я говорю, потому что я столько же желаю быть съ вами, сколько вы желаете быть со мной, только я могу ждать и съ удовольствіемъ чувствовать, что всё моё счастье впереди, я знаю, что я права въ этомъ. Напишите мн одну строчку, что ни не сердитесь на вашу двочку.

‘Я буду готова къ 29. Я получила такую милую записочку отъ Фанни намедни. Она говоритъ, что вы совсмъ къ нимъ не пишете, и предполагаетъ что я пользуюсь всею вашей энергіей въ этомъ отношеніи. Я сказала ей, что я получаю отъ васъ много писемъ. Братъ мой пишетъ ко мн очень рдко, и я получу двадцать писемъ отъ Цециліи за одно коротенькое письмецо, которое пришлётъ мн Теодоръ. Можетъ-быть, скоро я буду главной корреспонденткой съ пасторатомъ. Фанни написала мн всё насчотъ платьевъ, и моё готово совсмъ. Я провожала къ внцу четырёхъ моихъ сестёръ, такъ что мн слдуетъ знать, какъ и что. Я уже никого не буду провожать къ внцу посл Фанни, но кто же будетъ провожать меня? Я думаю, намъ надо подождать, пока Чисси и Софи выростутъ. Чисси пишетъ мн, что вы премилый. Не знаю, отъ Чисси ли это сказано, или отъ Цециліи.

‘Богъ да благословитъ васъ, милый, милый Гарри! Напишите мн одно письмо, прежде чмъ прідете за мною, и сознайтесь, что я права, даже если скажете, что я непріятна. Разумется, мн пріятно думать, что вы желаете имть меня, по видите, надо же платить дань цивилизаціи.— Вчно вамъ преданная

‘ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ.’

Гарри Клэверингъ очень разсердился, когда получилъ это письмо. Первою причиной этого гнва было то обстоятельство, что Флоренсъ хотла знать лучше его, что было лучше для него. Если онъ готовъ былъ жить въ Лондон мене чмъ на четыреста фунтовъ въ годъ, конечно, она могла ршиться на это. Онъ ни на минуту не подозрвалъ, что она боится за себя, но онъ былъ въ негодованіи на неё за ея боязнь за него. Какое право имла она обвинять его въ томъ, что онъ не хочетъ удобствъ? Разв онъ не согласился для нея терпть неудобства въ старомъ дом въ Страттон? Не былъ ли онъ готовъ отказаться отъ стипендіи и отъ общества лэди Онгаръ для нея? Разв онъ не выказалъ себя такимъ любовникомъ, какого не найдётся одного изъ ста? А между-тмъ она пишетъ ему, что для него не годится быть бднымъ и терпть неудобства!… Посл всего, что онъ сдлалъ на свт, посл всего, что онъ перенёсъ, было бы странно, чтобъ онъ не зналъ, что для него хорошо! Вотъ въ какомъ свт смотрлъ онъ на упорство Флоренсъ.

Онъ былъ довольно несчастливъ въ этотъ періодъ. Ему казалось, что онъ былъ обиженъ съ обихъ сторонъ, или, если можно такъ сказать, о нёмъ съ обихъ сторонъ меньше думали, чмъ онъ заслуживалъ. Еслибъ лэди Онгаръ осталась въ Лондон, какъ ей слдовало, онъ утшился бы и въ то же время отмстилъ Флоренсъ, посвятивъ нсколько свободныхъ часовъ этой дам. Это внезапный отъздъ лэди Онгаръ заставилъ его почувствовать, что онъ долженъ тотчасъ же жениться. Теперь у него не было утшенія, кром жалобъ мистриссъ Бёртонъ и частыхъ посщеній театра. Мистриссъ Бёртонъ онъ много жаловался, дёргая ея нитки и шерсть, сидя въ праздности въ то время, какъ она работала, именно какъ предсказывалъ Теодоръ Бёртонъ.

— Я не хотла бы, чтобъ вы такъ лнились, Гарри, сказала ему однажды мистриссъ Бёртонъ.— Вамъ слдовало бы теперь быть въ вашей контор.

Надо сознаться въ пользу Гарри Клэверинга, что т, которымъ онъ нравился, особенно женщины, очень легко длались съ нимъ коротки. Онъ имлъ простое и непринуждённое обращеніе, онъ никогда не важничалъ. Онъ совершенно освоился съ домомъ Бёртона въ десять недль своего пребыванія въ Лондон и зналъ дорогу въ Онслоу-Крешентъ почти слишкомъ хорошо. Можетъ-быть, можно справедливо предположить, что онъ не ходилъ бы туда такъ часто, еслибъ мистриссъ Теодоръ Бёртонъ была безобразная женщина.

— Это всё она виновата, сказалъ онъ, продолжая рзать ножницами шерстинку.— Она слишкомъ благоразумна.

— Бдная Флоренсъ!.

— Вы не можете не знать, что я трудился бы въ три раза боле, еслибы она дала мн другой отвтъ. Самъ разсудокъ говоритъ, что всякій мущина трудился бы при подобныхъ обстоятельствахъ. Впрочемъ, мн кажется, я не лнюсь. Я длаю не меньше другихъ къ контор,

— Я не хочу, чтобы вы истребляли мою шерсть, Теодоръ говоритъ, что Флоренсъ права.

— Разумется, онъ будетъ это говорить, разумется, онъ скажетъ, что я не правъ. Я не стану больше её просить — вотъ и всё.

— О, Гарри! не говорите этого. Вы знаете, что будете её просить. Вы стали бы просить завтра, еслибъ она была здсь.

— Вы не знаете меня, Цецилія, а то вы не говорили бы этого. Когда я ршусь на что-нибудь, я держусь этого твёрдо. Она сказала что-то о двухъ годахъ, и я не скажу ни слова, чтобы перемнить это ршеніе. Если оно должно перемниться, то его перемнитъ она.

Между-тмъ онъ наказалъ Флоренсъ, не пославъ ей никакого особеннаго отвта на ея письмо. Онъ писалъ къ ней какъ обыкновенно, но не упоминалъ ни о своёмъ предложеніи, ни о ея отказ. Она просила его сказать ей, что онъ не сердится, но онъ не сказалъ ей ничего подобнаго. Онъ написалъ ей, когда, гд и какъ онъ встртится съ нею и отвезётъ изъ Страттона въ Клэверингъ, разсказывалъ ей пьесу, которую онъ видлъ въ театр, описалъ обдъ въ Онслоу-Крешентъ и разсказалъ забавную исторію объ Уолликер и контор въ Адельфи. Но ни слова не сказалъ даже въ упрёкъ о ея намреніи насчотъ ихъ брака. Онъ имлъ намреніе сильно поразить Флоренсъ и находилъ удовольствіе въ огорченіи, наносимомъ имъ. Флоренсъ, получивъ это письмо, узнала, что онъ огорчонъ, и вполн поняла его мысли.

— Я его успокою, когда мы будемъ вмст, сказала она.— Я его образумлю, когда увижу его.

Онъ не ожидалъ, что его гнвъ будетъ принятъ такимъ образомъ. Однажды, по возвращеніи домой, онъ нашолъ на своёмъ стол карточку, которая очень удивила его. На ней было имя, но не было адреса, а надъ именемъ замтка карандашомъ, что хозяинъ этой карточки прідетъ опять по возвращеніи въ Лондонъ посл Пасхи. Имя на карточк было графа Патерова. Онъ вспомнилъ это имя, какъ только увидалъ его, хотя не думалъ о нёмъ никогда, кром того единственнаго случая, когда его упомянули ему. Графъ Патеровъ былъ другомъ лорда Онгара и по поводу его лордъ Онгаръ ложно обвинилъ свою жену. Зачмъ графъ Патеровъ былъ у него? Зачмъ онъ пріхалъ въ Англію? Откуда онъ узналъ его адресъ на Блумбёрійскомъ сквэр? На этотъ послдній вопросъ онъ безъ труда нашолъ отвтъ. Разумется, онъ узналъ отъ лэди Онгаръ. Графъ Патеровъ теперь ухалъ изъ Лондона. Не ухалъ ли онъ въ Онгарскій Паркъ? Голова Гарри Клэверинга тотчасъ наполнилась подозрніемъ и онъ почувствовалъ ревность, несмотря на Флоренсъ Бёртонъ. Возможно ли, чтобъ лэди Онгаръ, овдоввшая только четыре мсяца назадъ, приняла въ своёмъ загородномъ дом этого человка, имя котораго было соединено съ ея именемъ такимъ гибельнымъ образомъ? Если такъ, что могъ онъ думать о подобномъ поведеніи? Онъ очень разсердился. Онъ зналъ, что онъ разсержонъ, но не зналъ, что онъ ревнуетъ. Не былъ ли онъ, по ея собственному заявленію, ея единственнымъ другомъ, и въ такомъ случа могъ ли онъ безъ гнва чувствовать подобное подозрніе?

— Ея другъ! говорилъ онъ себ.— Нтъ, я ей не другъ, если она иметъ какое-нибудь дло съ этимъ человкомъ посл того, что она говорила мн о нёмъ.

Онъ вспомнилъ наконецъ, что можетъ-быть графъ ухалъ не въ Онгарскій Паркъ, но во всякомъ случа онъ долженъ былъ имть сношенія съ лэди Онгаръ, а то онъ не зналъ бы его адреса.

— Графъ Патеровъ! повторилъ онъ:— желалъ бы я знать, поссорюсь ли я съ этимъ человкомъ?

Во весь этотъ вечеръ онъ думалъ только о лэди Онгаръ. Относительно себя онъ зналъ, что онъ ничего не можетъ предложить лэди Онгаръ, кром братской дружбы, но всё-таки для него было обидно, что она коротко знакома съ другимъ неженатымъ человкомъ, кром его.

На слдующій день онъ долженъ былъ похать въ Страттонъ и утромъ почтальонъ принёсъ къ нему письмо или, лучше сказать, коротенькую записку. На штемпел стоялъ Гильдфордъ и Гарри тотчасъ узналъ, что это письмо отъ лэди Онгаръ.

‘Любезный мистеръ Клэверингъ’ говорилось въ письм: ‘мн жаль, что я должна была оставить Лондонъ, не видавшись съ вами, я возвращусь въ конц апрля и оставляю за собой ту же квартиру. Прізжайте ко мн, если можете, вечеромъ 30, посл обда. Онъ наконецъ веллъ Герми написать и просить меня пріхать въ Клэверингъ на Святую недлю. Какая записка? Я покажу её вамъ, когда мы увидимся. Разумется, я отказялась.

‘Я пишу нарочно, чтобъ увдомить васъ, что я просила графа Патерова быть у васъ. Я его не видала, но должна была написать ему о томъ, что случилось во Флоренціи. Онъ пріхалъ въ Англію по дламъ лорда Онгара. Я желаю, чтобы вы выслушали его исторію. Сколько мн извстно, онъ человкъ правдивый, хотя не знаю, могу ли еще что-нибудь сказать въ его пользу,

‘Ваша навсегда
‘Д. О.’

Когда онъ прочолъ это, онъ совершенно измнился. Увидться съ графомъ Патеровымъ? Разумется, онъ увидится съ нимъ. Какая обязанность можетъ быть приличне для друга? До отъзда изъ Лондона онъ написалъ записку графу Патерову, чтобъ она была отдана ему людьми на его квартир, если онъ прідетъ во время отсутствія графа изъ Лондона. Онъ объяснялъ, что онъ детъ въ Клэверингъ на дв недли, но выражалъ готовность пріхать въ Лондонъ тотчасъ, если графу Патерову будетъ необходимо ухать изъ Лондона прежде этого времени.

Когда онъ занимался длами въ этотъ день и халъ въ Лондонъ, онъ думалъ о лэди Онгаръ снисходительне, чмъ думалъ посл того, какъ увидалъ карточку графа Патерова.

Глава X.
ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ ВЪ ПАСТОРАТ.

Гарри Клэверингъ похалъ въ Страттонъ, ночевалъ одну ночь въ дом Бёртона и отвёзъ Флоренсъ въ Клэверингъ — за двадцать миль — на слдующій день. Этого путешествія вдвоёмъ оба ожидали съ большимъ восторгомъ и Флоренсъ, несмотря на неудовольствіе, выраженное ея женихомъ за ея благоразуміе, была очень счастлива, когда сла рядомъ съ нимъ въ экипажъ, присланный изъ пастората. Ни слова не было сказано между ними объ этомъ, и Гарри не хотлъ говорить ничего. Онъ намревался выполнить своё мщеніе и оставаться нмымъ на этомъ счотъ. Но не таково было намреніе Флоренсъ. Она желала не только поступить по-своему въ этомъ случа, но желала также, чтобы и Гарри согласился на это.

День былъ очаровательный для такого путешествія. Было холодно, но не такъ, чтобы это было непріятно для нихъ. Былъ втеръ, но онъ ихъ не мучилъ. Разъ пошолъ маленькій дождь, который далъ Гарри возможность закутать свою спутницу, но только что онъ это сдлалъ, какъ уже оно оказалось ненужнымъ. Они оба соглашались, что такой способъ путешествія былъ несравненно пріятне путешествія по желзнымъ дорогамъ, и я былъ бы такого же мннія, еслибъ всегда можно было путешествовать такимъ образомъ. Надо также понять, что Гарри, хотя онъ, безъ сомннія, мстилъ Флоренсъ, удерживаясь отъ всякого намёка на ея письмо, не имлъ намренія быть непріятнымъ. Онъ очень хорошо разыгрывалъ роль любовника, и Флоренсъ была чрезвычайно счастлива.

— Гарри, сказала она, когда они прохали уже половину пути: — вы еще мн не сказали, что вы думаете о моёмъ письм.

— О какомъ письм?

Но онъ зналъ очень хорошо, о какомъ письм шла рчь.

— О моёмъ благоразумномъ письм, написанномъ въ отвтъ на ваше, очень неблагоразумное.

— Я думалъ, что о нёмъ нечего больше говорить.

— Гарри, не надо, чтобъ между нами былъ предметъ, о которомъ намъ не хотлось бы разсуждать. Я знаю, что вы хотли выразить, не отвчая мн. Вы хотли наказать меня за то, что моё мнніе не согласовалось съ вашимъ. Неправда ли, Гарри?

— Наказать васъ? нтъ, я не хотлъ васъ наказать. Кажется, я былъ наказанъ.

— Но вы знаете, что я была права. Не была ли я права?

— Я думаю, что вы были неправы, но я не стану ничего боле говорить объ этомъ теперь.

— А я желаю, чтобъ вы говорили, Гарри. Разв для меня не значитъ всё, чтобъ мы съ вами были согласны насчотъ этого? Мн не о чемъ больше думать, какъ о васъ. Мн не на что больше надяться, какъ чтобы мн дожить до того, чтобъ быть вашей женой. Моя единственная забота на свт о васъ. Полно, Гарри, не дуйтесь на меня.

— Я не дуюсь.

— Скажите мн милое словечко. Скажите мн, что вы врите, что я думаю не о себ, а о васъ.

— Зачмъ вы не предоставите мн самому думать о себ въ этомъ случа?

— Потому что вамъ надо думать обо мн.

— Я думаю, что мы могли бы очень хорошо жить тмъ доходомъ, который мы будемъ имть. Если вы согласитесь обвнчаться этимъ лтомъ, я не стану дуться, какъ вы выражаетесь, боле ни одной минуты.

— Нтъ, Гарри, я не должна соглашаться на это. Я не исполнила бы моей обязанности къ вамъ, еслибъ согласилась.

— Стало-быть, не кчему говорить объ этомъ.

— Послушайте, Гарри, если двухлтняя помолвка скучна для васъ…

— Разумется, скучна. Всегда скучно ждать чего бы то ни было. Я ничего такъ ненавижу, какъ ждать.

— Но выслушайте меня, сказала она серьёзно: — если это слишкомъ скучно, если вы не можете перенести этого безъ огорченія, я освобожу васъ отъ этой помолвки.

— Флоренсъ!

— Выслушайте меня до конца. Во мн это не сдлаетъ перемны, а потомъ, если вы захотите вернуться ко мн черезъ два года, вы можете быть уврены, какимъ образомъ я васъ приму.

— Какая же будетъ польза изъ того?

— Просто та, что вы не будете связаны такимъ образомъ, который васъ огорчаетъ. Только это меня заботитъ, только объ этомъ я думаю.

Гарри клялся ей, что онъ не освободитъ её отъ общанія, даннаго ему, что онъ не дастъ ей возможности ускользнуть отъ него, что онъ намренъ держать её такъ крпко, что если она вырвется отъ него, то будетъ считаться между женщинами образцомъ вроломства. Онъ сказалъ, что готовъ жениться на ней завтра, что это его желаніе, его мнніе, что это было бы лучше для нихъ обоихъ, а если не завтра, то посл завтра и такъ дале до того дня, пока она согласится сдлаться его женой. Онъ говорилъ также, что онъ будетъ продолжать мучить её разъ въ недлю, пока не уговоритъ согласиться, а потомъ цитировалъ латинскій стихъ, чтобы показать, что постоянное паденіе воды можетъ пробить камень. Это немножко не согласовалось съ увреніемъ, сдланномъ имъ мистриссъ Бёртонъ въ Онслоу-Крешентъ, что онъ никогда не будетъ говорить съ Флоренсъ объ этомъ, но мущины часто перемняютъ свои намренія, а Гарри Клэверингъ часто перемнялъ свои.

Флоренсъ, когда онъ объявилъ намреніе, выше приведённое, подумала, что онъ очень хорошо разыгрываетъ роль любовника, и придвинулась къ нему нсколько ближе, благодаря его за горячность.

— Милый Гарри, вы такъ добры и ласковы, я такъ искренно васъ люблю!

Такимъ образомъ путешествіе совершилось очень пріятно, и когда Флоренсъ подъхала къ двери пастората, она была совершенно довольна своимъ кучеромъ.

Я боюсь, что Гарри Клэверингъ, герой нашей исторіи, досихъ-поръ не показывалъ читателю геройскаго характера. Можетъ-быть, на него пожалуются, что онъ втренъ, непостояненъ, легко поддаётся постороннему вліянію и въ хорошемъ и въ дурномъ. Но надо вспомнить, что до-сихъ-поръ съ нимъ жестоко обращались на этихъ страницахъ и что его недостатки и слабости были обнаруживаемы почти несправедливымъ образомъ. Можно поврить, что онъ имлъ такіе недостатки и былъ подверженъ такимъ слабостямъ, но подлежитъ вопросу, не сдлалось ли бы извстнымъ много дурного о людяхъ, герои они или нтъ, еслибы ихъ характеръ не былъ, такъ сказать, вывернутъ на изнанку передъ нашими глазами. Гарри Клэверингъ, стипендіатъ своей коллегіи, шести футъ роста, съ красивой наружностью, былъ высоко уважаемъ тми, кто его зналъ, несмотря на маленькія слабости, портившія его характеръ, и я долженъ просить читателя принять о нёмъ мнніе свта и не цнить его слишкомъ низко въ этомъ раннемъ період исторіи его приключеній.

Если этотъ разсказъ будетъ читать дама, которой случилось входить въ домъ при обстоятельствахъ точно такихъ, какія привели Флоренсъ Бёртонъ въ клэверингскій пасторатъ, она поймётъ, какъ растревожена была эта молодая двица, когда встртила всю клэверингскую семью. Втеръ растрепалъ ея одежду, салопъ и шаль тяжело висли на ней, а шляпка нсколько измялась — по милости Гарри — и она чувствовала себя шлюхой, когда явилась между ними. Что они подумаютъ о ней и что они подумаютъ о Гарри, что онъ выбралъ себ такую жену? Мистриссъ Клэверингъ поцаловала её прежде чмъ она увидала ея лицо, и Мэри и Фанни поцаловали её прежде чмъ она знала, которая изъ нихъ кто, а потомъ её поцаловалъ дородный господинъ, безъ сомннія, мистеръ Клэверингъ старшій. Потомъ другой господинъ, гораздо моложе и тоньше, пожалъ ей руку. Онъ могъ бы и поцаловать её, еслибы хотлъ, потому что Флоренсъ была слишкомъ сконфужена для того, чтобы обратить на это вниманіе. Но вопросъ состоитъ въ томъ, позволила ли бы это Мэри Клэверитъ, потому что этотъ господинъ былъ Эдуардъ Фильдингъ, который долженъ былъ сдлаться ея мужемъ черезъ три дня.

— Теперь, Флоренсъ, пойдёмте наверхъ въ комнату мама напиться чаю, а мы будемъ смотрть на васъ. Гарри, теб не нужно идти. Ты долго былъ съ нею и опять можешь быть вечеромъ.

Флоренсъ такимъ образомъ была отведена наверхъ и очутилась на кресл передъ каминомъ, между тмъ какъ три пары рукъ снимали съ нея шаль, шляпку, салопъ почти прежде, чмъ она знала, гд она.

— Какъ странно видть васъ здсь, сказала Фанни.— У насъ только одинъ братъ, такъ что, разумется, мы будемъ очень ухаживать за вами. Неправда ли, какъ она мила, мама?

— Очень мила, но я не сказала бы ей этого въ глаза, еслибы ты не сдлала мн этого вопроса.

— Это вздоръ, мама. Вы не должны врить мама, когда она хочетъ представиться величественной и важной. Это длается только для гостей, но мы не намрены считать васъ гостьей.

— Пожалуйста не считайте, сказала Флоренсъ.

— Я такъ рада, что вы пріхали именно теперь, сказала Мэри.— Я такъ дорожу тмъ, что на моей свадьб будетъ будущая жена Гарри. Я жалю, что мы внчаемся не въ одинъ день.

— Но мы еще долго не будемъ внчаться. Назначено по меньшей мр два года.

— Не будьте въ этомъ уврены, Флоренсъ. Мы вс получили отъ Гарри порученіе отговорить васъ отъ этой ереси, неправда ли, мама?

— Мн кажется, что теб лучше не мучить Флоренсъ насчотъ этого тотчасъ по прізд. Это нехорошо.

Потомъ, когда отпили чай, Флоренсъ отвели въ ея комнату, и прежде чмъ ей позволили сойти внизъ, она уже сошлась коротко съ обими молодыми двушками и такъ преодолла свой страхъ къ матери Гарри, что могла отвчать ей безъ замшательства.

— Ну, сэръ, что вы думаете о ней? спросилъ Гарри своего отца, когда они остались одни.

— Я еще не имлъ времени много о ней думать. Она, кажется, очень хорошенькая. Она не такъ высока, какъ я думалъ.

— Нтъ, она не высока, сказалъ Гарри тономъ разочарованія.

— Я не сомнваюсь, что мы очень будемъ её любить. Сколько будетъ она имть?

— Сто фунтовъ въ годъ, пока живъ ея отецъ.

— Это немного.

— Много или мало, это не длаетъ разницы для меня. Я никогда не подумалъ бы жениться на двушк за ея деньги. Я это ненавижу. Я почти желалъ бы, чтобъ у ней не было ничего.

— Я не отказался бы, еслибъ былъ на твоёмъ мст.

— Разумется, я не откажусь, но я хочу сказать, что я объ этомъ не думалъ, когда длалъ ей предложеніе, и не сдлалъ бы охотне, еслибъ у ней было въ десять разъ больше.

— Состояніе жены вещь недурная для бднаго человка, Гарри.

— Но мущина долженъ быть бденъ не въ одномъ этомъ отношеніи, если намренъ составить себ состояніе такимъ образомъ.

— Я полагаю, ты женишься не сейчасъ, сказалъ отецъ.— Включая всё, у тебя не будетъ и пятисотъ фунтовъ годового дохода, а въ Лондон этимъ не разживёшься.

— Это еще не ршено, сэръ. Что касается меня, я думаю, что люди слишкомъ благоразумны насчотъ денегъ. Мн кажется, я могъ бы жить женатымъ и на сто фунтовъ въ годъ, еслибы у меня не было больше, а что касается Лондона, я не вижу, почему Лондонъ долженъ быть дороже другихъ мстъ. Вы можете имть въ Лондон всё, что хотите, и тратить ваши пенсы гораздо дольше, чмъ во всякомъ другомъ мст.

— А соверены гораздо скоре, сказалъ ректоръ.

— Нужно только, продолжалъ Гарри: — тратить не боле своего дохода и имть немного твёрдости въ приведеніи въ дйствіе вашихъ плановъ.

Клэверингскій ректоръ, слыша вс эти мудрыя рчи отъ своего сына, посмотрлъ на его дорогое платье, на перстень на его пальц, на золотую цпочку на жилет, на пуговицы на манишк, и улыбнулся. Онъ вовсе не былъ такъ талантливъ, какъ его сынъ, но онъ больше зналъ свтъ, и хотя вообще не былъ человкомъ проницательнымъ, хорошо разузналъ характеръ своего сына.

— Нужно имть большую твёрдость и большое мужество для жизни такого рода, сказалъ онъ.— Есть люди, которые могутъ выдерживать её не страдая, но я не посовтовалъ бы ни одному молодому человку начать её необдуманно. На твоёмъ мст, я подождалъ бы года два. Пойдёмъ погулять, то-есть если ты можешь оторваться на часокъ отъ твоей возлюбленной. Не Соль ли идётъ по этой алле? Возьми твою шляпу, Гарри, и мы пойдёмъ въ другую сторону. Ему нужно видться съ двушками насчотъ школы, но если онъ поймаетъ насъ, онъ насъ продержитъ цлый часъ.

Гарри спросилъ о любовныхъ длахъ Соля.

— Я ни слова не слыхалъ объ этомъ посл твоего отъзда, сказалъ ректоръ.— Это, кажется, прошло какъ сонъ. Онъ съ Фанни держитъ себя по прежнему, и я полагаю, теперь онъ знаетъ, что онъ одурачилъ себя.

— Съ-тхъ-поръ онъ ни слова не говоритъ со мною, сказала Фанни брату въ этотъ вечерь: — то-есть, ни слова о томъ, что случилось тогда. Разумется, сначала было довольно конфузно, хотя, кажется, онъ этого не думалъ.

— И не былъ сконфуженъ?

— Совсмъ нтъ. Онъ никогда не конфузится. Единственную разницу я нахожу въ томъ, что онъ бранитъ меня больше прежняго.

— Бранитъ тебя?

— Да, онъ всегда бранилъ меня, если находилъ что-нибудь не такъ, особенно насчотъ праздниковъ, даваемыхъ дтямъ. А теперь еще больше прежняго.

— А какъ ты это переносишь?

— Такъ-себ. Я смюсь надъ нимъ, а потомъ сдлаю, какъ онъ велитъ. Онъ всхъ въ Клэверинг заставляетъ поступать какъ хочетъ, кром папа. Но онъ и его бранитъ. Я слышала намедни въ библіотек.

— А батюшка выслушивалъ?

— Отчасти. Я не думаю, чтобы папа любилъ его, но онъ знаетъ и вс мы знаемъ, какъ добръ. Онъ ни въ чомъ себя не щадитъ. У него нтъ ничего, кром его пасторскаго жалованья, а удивительно сколько онъ отдаётъ!

— Надюсь, что онъ не станетъ бранить меня, гордо сказалъ Гарри.

— Такъ какъ ты не занимаешься приходскими длами, кажется, теб опасаться нечего. Врно онъ находитъ, что мама поступаетъ какъ слдуетъ, потому что онъ никогда её не бранитъ.

— Нтъ и рчи объ его отъзд?

— Вовсе нтъ. Мн кажется, мы вс пожалли бы объ этомъ, потому что онъ длаетъ много добра.

Флоренсъ занимала первое мсто во вниманіи всей ректорской семьи въ вечеръ ея прізда и на слдующее утро, но потомъ невст было возвращено ея преимущество. Это продолжалось только два дня, а потомъ невсту увезли. Свадьба была очень мила и клэверингскіе жители остались боле ею довольны, чмъ той другой свадьбой, о которой было упомянуто. Семейство ректора пользовалось популярностью и вс желали счастья выходившей замужъ дочери. Когда новобрачные ухали, въ пасторат быль завтракъ и говорены были спичи. Въ такихъ случаяхъ ректоръ былъ великій человкъ и Гарри соперничествовалъ съ своимъ отцомъ. Но расположеніе духа Соля было не такъ хорошо настроено, какъ ректора и его сына, а когда онъ всталъ и плачевно выразилъ надежду, что его другъ мистеръ Фильдингъ съ твёрдостью выдержитъ испытанія своей жизни, вс почувствовали, что лучше будетъ, когда кончится этотъ спичъ.

— Ты не долженъ смяться надъ нимъ, Гарри, серьёзно сказала Фанни брату потомъ.— Одинъ человкъ можетъ длать одно, а другой другое. Ты можешь сказать спичъ лучше его, но не думаю, чтобы ты могъ сказать такую хорошую проповдь.

— Право, ты кажется начинаешь его любить, сказалъ Гарри. Услышавъ это, Фанни отвернулась съ обиженнымъ видомъ.

— Только братъ могъ сказать это мн, возразила она: — и потому, что я не хочу, чтобы надъ бднымъ человкомъ насмхались безъ причины.

Въ этотъ вечеръ, когда они остались одн, Фанни разсказала Флоренсъ всю исторію о Сол.

— Я говорю вамъ, потому что теперь вы принадлежите къ нашей семь. Объ этомъ никому постороннимъ не говорили.

Флоренсъ объявила, что это будетъ священной тайной для нея.

— Я въ этомъ уврена, душечка, и мн пріятно, чтобы вы знали объ этомъ. Разумется, объ этомъ не могло быть и рчи. Бдняжка, не иметъ никакихъ средствъ, буквально никакихъ. И потомъ независимо отъ этого…

— Не думаю, чтобы это значило что-нибудь въ моихъ глазахъ, сказала Флоренсъ.

— И въ моихъ также. Еслибъ я искренно была привязана къ человку, я сказала бы ему это и согласилась бы ждать, безъ надежды или съ надеждой.

— Именно такъ, Фанни.

— Но ничего подобнаго не было, онъ человкъ такого рода, что никакая двушка не влюбится въ него — не такъ ли? Вы видите, онъ даже не трудится одваться прилично.

— Я видла его только на свадьб.

— Тогда онъ былъ въ блестящемъ вид. Но вы часто увидите его, если будете ходить въ школу со мною. Онъ приходитъ сюда часто, точь-въ-точь какъ до этого. Онъ такой добрый, Флоренсъ!

— Бдняжка!

— Я никакъ не могу угадать по его обращенію, пересталъ ли онъ объ этомъ думать или нтъ. Я полагаю, что пересталъ. Онъ долженъ знать, что это было бы совершенно безполезно. Но онъ принадлежитъ къ числу такихъ людей, о которыхъ вы никогда не можете сказать, счастливы они или нтъ, и никогда не можете знать наврно, что у нихъ въ мысляхъ.

— Онъ не связанъ съ этимъ мстомъ, какъ вашъ отецъ?

— О, нтъ! сказала Фанни, думая можетъ-быть, что Соль считаетъ себя связаннымъ съ этимъ мстомъ, хотя не такими узами, какъ ея отецъ

— Если онъ считаетъ себя несчастнымъ, онъ можетъ ухать, замтила Флоренсъ.

— О, да! онъ можетъ ухать, если онъ несчастливъ, сказала Фанни.— То-есть, если онъ хочетъ.

Лэди Клэверингъ была на свадьб, но боле никого изъ замка не было. Сэра Гью не было дома, но какъ ректоръ справедливо замтилъ, онъ могъ быть дома, еслибы захотлъ.

— Но это такой человкъ, сказалъ отецъ сыну: — который всегда сдлаетъ грубость, когда можетъ. Мн самому нтъ до него никакого дла, какъ ему извстно. Но онъ думаетъ, что Мэри было бы пріятно, чтобъ онъ быль, какъ глава семейства, и поэтому онъ не пріхалъ. Онъ обладаетъ большимъ искусствомъ длать себя непріятнымъ. А она, говорятъ, ведётъ ужасную жизнь. И онъ становится такимъ скрягой!

— Я слышалъ, что Арчи очень къ нему пристаётъ.

— Я не думаю, чтобы онъ позволилъ кому-нибудь приставать къ себ, какъ ты это называешь. Арчи иметъ собственныя средства и, я полагаю, еще ихъ не промоталъ. Если Гью далъ ему деньги, то наврно подъ обезпеченіе. А Арчи очень скоро придётъ къ концу, если то, что я слышу, справедливо. Мн сказали, что онъ вчно къ Ньюмаркэт и вчно проигрываетъ.

Но. хотя сэръ Гью быль такъ невжливъ къ ректору и его дочери, онъ былъ такъ вжливъ къ своему кузену Гарри, что позволилъ жен пригласить всё семейство ректора обдать въ замк въ честь невсты Гарри. Флоренсъ Бёртонъ была особенно приглашена съ самой пріятной улыбкой лэди Клэверингъ. Флоренсъ, разумется, отнеслась къ хозяйк, но было ршено, что вс примутъ приглашеніе. Оно было сдлано лично посл завтрака и не всегда легко отказываться отъ приглашеній, сдланныхъ такимъ образомъ. Можно, я думаю, сомнваться, имютъ ли право мущина или женщина длать приглашенія такимъ образомъ и не слдуетъ ли считать несуществующими вс приглашенія, сдланныя такимъ образомъ, вслдствіе несправедливаго преимущества, которое было взято. Человкъ, стрляющій въ сидячую птицу, не считается охотникомъ. А тотъ, кто приглашаетъ гостя на обдъ нечаянно, стрляетъ въ сидячую птицу. Въ этомъ случа, однако, рчь лэди Клэверингъ обращалась только къ мистриссъ Клэверингъ и къ Флоренсъ. Она сама ничего не сказала ректору и слдовательно онъ могъ бы избавиться. Но жена уговорила его.

— Мн кажется, ты долженъ идти для Гарри, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— Я не вижу, какую пользу сдлаетъ это Гарри.

— Это покажетъ, что ты одобряешь его бракъ.

— Я не одобряю и не неодобряю. Онъ самъ себ господинъ.

— Но ты одобряешь, если далъ согласіе, а не можетъ быть двушки миле Флоренсъ Бёртонъ. Мы вс её полюбили, и мн кажется, что она очень нравится теб.

— Да, она мн нравится. У ней благородная наружность, и хотя она не красавица, она мила и умна.

— И такая добрая!

— Если она добра, это лучше всего. Только я не вижу, чмъ они будутъ жить.

— Но такъ какъ она здсь, ты пойдёшь съ нами въ замокъ.

Мистриссъ Клэверингъ никогда не просила напрасно своего мужа ни о чомъ, ректоръ согласился. Онъ посл извинялся передъ сыномъ, объяснивъ, что онъ сдлалъ это по долгу.

— Это пойдётъ на шесть мсяцевъ, говорилъ онъ.— Если я не буду тамъ бывать разъ въ полгода, предположимъ семейную ссору и для прихода это будетъ нехорошо.

Гарри оставался въ Клэверинг только недлю, и обдъ быль назначенъ наканун его отъзда. Въ то утро онъ обошолъ весь паркъ съ Флоренсъ — какъ онъ часто гулялъ съ Джуліей — и воспользовался этимъ случаемъ, чтобы разсказать ей подробно исторію Клэверингской фамиліи.

— Никто изъ насъ не похожъ на моего кузена Гью, сказалъ онъ.— Но она, по-крайней-мр, не зла, но совсмъ непохожа на свою сестру лэди Онгаръ.

— Я такъ полагаю, судя по тому, что вы разсказали мн.

— Совершенно ничего незначущее существо.

— И у ней только одинъ ребёнокъ?

— Только одинъ — двухлтній мальчикъ. Говорятъ, онъ очень слабъ.

— А у сэра Гью одинъ братъ?

— Да, Арчи Клэверингъ. Мн кажется, что Арчи еще хуже Гью. Онъ длаетъ больше попытокъ быть пріятнымъ, но въ его глазахъ есть что-то такое, чему я недовряю. Потомъ это такой человкъ, который не длаетъ добра никому.

— Онъ не женатъ?

— Не женатъ, и не думаю, чтобы онъ женился. Очень можетъ быть, Флоренсъ, что будущій баронетъ…

Она нахмурилась на него, пошла быстре и перемнила разговоръ.

Глава XI.
СЭРЪ ГЬЮ И БРАТЪ ЕГО АРЧИ.

Въ гостиной замка было большое собраніе Клэверинговъ, когда явилось семейство изъ пастората, собралось три поколнія, потому что въ комнат была няня, державшая наслдника на рукахъ. Мистриссъ Клэверингъ и Фанни, разумется, сейчасъ осмотрли ребёнка, что они обязаны были сдлать, между-тмъ какъ лэди Клэверингъ привтствовала Флоренсъ Бёртонъ. Арчи сказалъ нсколько словъ съ своимъ дядей, а сэръ Гью удостоилъ протянуть одинъ палецъ своему кузену Гарри въ вид пожатія руки. Ребёнокъ запищалъ и сэръ Гью нахмурился.

— Герміона, сказалъ онъ:— я желалъ бы, чтобъ ты не призывала сюда ребёнка. Здсь для него не мсто. Онъ всегда капризенъ. Я говорилъ десять разъ, что я не хочу видть его здсь передъ обдомъ.

Нян сдланъ былъ знакъ и она ушла съ своей ношей. Это быль жалкій, непривлекательный мальчикъ, но онъ былъ только одинъ у лэди Клэверингъ, и ей хотлось показать его своимъ роднымъ, какъ всякой другой матери.

— Гью, сказала ему жена: — представить тебя миссъ Бёртонъ?

Сэръ Гью подошолъ и пожалъ руку своей новой гость, извиняясь въ своей оплошности, между-тмъ какъ Гарри стоялъ возл, съ гнвомъ смотря на него.

‘Отецъ мой правъ, сказалъ онъ себ, когда его кузенъ не обратилъ вниманія на Флоренсъ тотчасъ при вход ея въ комнату: ‘онъ дерзокъ, мало того, что непріятенъ. Мн всё-равно до ссоръ въ приход, я такъ ему и покажу’.

— Честное слово, она премиленькая штучка, сказалъ Арчи, подходя къ нему посл того, какъ пожалъ руку Флоренсъ:— чертовски миленькая.

— Очень радъ, если вы это находите, сухо сказалъ Гарри.

— Гд это вы её подцпили? Я слышалъ да забылъ.

— Я подцпилъ её, какъ вы выражаетесь, въ Страттон, гд живутъ ея родители.

— О, да! знаю. Вы учились у этого человка. Кстати, Гарри, я нахожу, что Вы сдлали ошибку, перемнивъ вашу профессію. Я на вашемъ мст держался бы отцовскаго ремесла. Вамъ придётся переносить Богъ знаетъ что, а есть приходъ, всегда принадлежавшій Клэверингамъ.

— Что сказалъ бы вашъ братъ, еслибъ я попросилъ его отдать этотъ приходъ мн?

— Разумется, онъ не далъ бы. Теперь никто ничего не даётъ. Приходъ слдуетъ покупать. Но вы могли бы купить его при благопріятныхъ обстоятельствахъ.

— Я не очень люблю духовную профессію.

— А мн казалась бы она легка. Посмотрите на вашего отца. Онъ держитъ пастора и самъ не безпокоится. Честное слово, знай я прежде, сколько знаю теперь, я взялъ бы этотъ приходъ себ. Гью не могъ бы мн отказать.

— Но Гью не могъ бы отдать, пока его занимаетъ его дядя.

— Разумется, это было бы противъ меня, а жизнь вашего батюшки также крпка, какъ и моя. Мн было бы непріятно ждать, такъ что я полагаю, оно лучше такъ, какъ есть.

Можетъ-быть, были другія причины, по которымъ сожалнія Арчи Клэверинга, что онъ не вступилъ въ духовное званіе, были безполезны. Ему никогда не удавалось выучиться тому, чему учители старались выучить его, хотя онъ выказалъ значительную способность пріобртать свднія, для которыхъ у него не было учителей. Онъ зналъ отцовъ и матерей, ддовъ и бабокъ за нсколько поколній всхъ знаменитыхъ лошадей настоящаго времени. Онъ зналъ также подробности обо всхъ скачкахъ: какія лошади скакали и какихъ лтъ, какія были пари и главные интересы каждой скачки. Но несмотря на это, скачки не были для него прибыльны. Можетъ-быть, это могло сдлаться выгоднымъ современемъ, но капитанъ Арчибальдъ Клэверингъ еще не дошолъ до выгодъ въ карьер человка, держащаго пари. Онъ былъ не дурёнъ собой, хотя можетъ-быть лицо его было непривлекательно для знатока характеровъ. Онъ былъ строенъ и хорошо сложонъ, выше пяти футъ ростомъ, съ свтло-каштановыми волосами, уже плшивый на макушк, съ тонкими бакенбардами и красивыми усами. Но особенность его лица заключалась въ глазахъ. Брови у него были очень свтлы и очень тонки, всё это было замтне отъ кожи надъ глазами, которая складками висла надъ углами бровей, придавая ему выраженіе хитрости, которое было непріятно. Онъ всегда соображалъ и разсчитывалъ, нельзя ли сдлать чего-нибудь изъ событій, находящихся передъ нимъ. И онъ всегда былъ готовъ держать пари, имя даже при себ записную тетрадку для этого случая. Онъ держалъ пари, что солнце не взойдётъ завтра или выиграетъ пари, или спорилъ о проигрыш. Онъ спорилъ, но очень тихо, никогда въ такихъ случаяхъ не возвышая голоса. Ему теперь было тридцать-три года, онъ былъ двумя годами моложе баронета. Сэръ Гью не былъ такимъ спортсменомъ какъ его братъ, но не знаю, былъ ли онъ боле достоинъ уваженія. Онъ быль жаденъ и всё усиливался увеличить свой капиталъ и не потерять того, которымъ онъ владлъ, любилъ удовольствія, но очень осторожно наслаждался ими, красивъ собой, англійскій джентльмэнъ съ ногъ до головы, и слдовательно популяренъ съ мущинами и женщинами его класса, которые не знали его слишкомъ коротко, былъ неговорливъ, гордился своимъ именемъ, званіемъ и мстомъ, опытный въ длахъ свта, не невжда, хотя рдко раскрывалъ книгу, эгоистъ и не обращалъ никакого вниманія на чувства тхъ, съ которыми имлъ сношенія. Таковы были сэръ Гью Клэверингъ и его братъ капитанъ.

Сэръ Гью повёлъ Флоренсъ къ обду и посл супа пытался разговаривать съ нею.

— Давно ли вы здсь, миссъ Бёртонъ?

— Около недли, отвчала Флоренсъ.

— А! вы пріхали на свадьбу, я жалю, что не могъ быть. Всё сошло хорошо, я полагаю?

— Кажется, очень хорошо.

— Свадьбы вообще очень скучны. Какъ вы находите?

— О, нтъ! только то, что особу, которую любишь, всегда увозятъ.

— Васъ увезутъ теперь прежде всхъ.

— Теперь меня должны увезти прежде всхъ изъ нашего дома, потому что я остаюсь послдняя. Вс мои сёстры замужемъ.

— А сколько ихъ?

— Пять.

— Великій Боже, пять!

— И вс он замужемъ за людьми одной профессіи съ Гарри.

— Совершенно семейное дло, сказалъ сэръ Гью.

Гарри, сидвшій по другую сторону Флоренсъ, услыхалъ это и предпочолъ бы, чтобъ Флоренсъ ничего не говорила о своихъ сёстрахъ.

— Ну, Гарри, сказалъ баронетъ:— если вы вступите въ партнёрство съ вашимъ тестемъ и съ вашими свояками, вы можете идти противъ всего свта.

— Вы можете прибавить моихъ четырёхъ братьевъ, сказала Флоренсъ, которая не видла никакого стыда въ томъ, что вс слдуютъ одной профессіи.

— Великій Боже! воскликнулъ сэръ Гью, и посл этого немного говорилъ съ Флоренсъ.

Ректоръ вёлъ къ обду лэди Клэверингъ и они вдвоёмъ говорили о приходскихъ длахъ. Лэди Клэверингъ мало занималась бдными, также какъ и самъ ректоръ, и можетъ-быть никто изъ нихъ не зналъ, какъ мало занимается другой, по имъ удалось поговорить о клэверингскихъ длахъ, и ректоръ могъ быть увренъ въ желаніи своей сосдки быть любезной съ нимъ. Но мистриссъ Клэверингъ, сидвшая между сэромъ Гью и Арчи, провела время очень дурно. Сэръ Гью заговорилъ съ нею только разъ за обдомъ, выразивъ надежду, что она довольна замужствомъ дочери, но даже это онъ сказалъ такимъ тономъ, который какъ-будто выражалъ, что ея удовольствіе должно основываться на весьма жалкихъ причинахъ.

— Совершенно довольна, отвчала мистриссъ Клэверингъ, выпрямившись и совершенно непоходя на-мистриссъ Клэверингъ, въ пасторат.

Посл этого между нею и сэромъ Гью разговоровъ не было.

— Хуже всего въ нёмъ для меня то, сказала она въ тотъ вечеръ своему мужу:— что онъ внушаетъ мн такое дурное мнніе обо мн самой. Еслибы я долго оставалась съ нимъ, я начала бы чувствовать себя самой непріятной женщиной въ Англіи.

— Такъ пожалуйста не оставайся съ нимъ долго, сказалъ ректоръ.

Но Арчи много разговаривалъ за обдомъ и очень этимъ увеличилъ неудовольствіе мистриссъ Клэверингъ. Между ними ничего не было общаго, а всё-таки Арчи трудился прилежно поддерживать разговоръ. Онъ признавалъ эту обязанность и сильно работалъ надъ нею. Когда онъ истощилъ предметъ о замужств Мэри, предметъ, которымъ онъ пользовался бережлино, онъ принялся за женитьбу Гарри. Когда она будетъ? Гд они будуту жить? Имла ли невста деньги? Какого рода люди Бёртоны? Можетъ-быть, онъ передумаетъ? Это онъ шепнулъ очень тихо и сдлалъ этотъ вопросъ вслдъ за вопросомъ о деньгахъ. Когда въ отвтъ на это мистриссъ Клэверингъ съ значительной энергіей объявила, что это было бы несчастьемъ, котораго ничто не предвщало, онъ поправился, по его мннію, очень искусно.

— О, да, разумется, я именно это и хотлъ сказать, я нахожу её чертовски милой двушкой — чертовски милой двушкой!

Вопросы Арчи были очень старательны, потому что онъ не позволялъ своей сосдк оставлять ни одного безъ отвта. Онъ держался твёрдо того обстоятельства, что онъ трудился сильно на пользу общества, и, какъ онъ говорилъ самому себ, онъ не имлъ намренія везти экипажъ на гору на собственныхъ своихъ плечахъ, и сдлавъ своё усиліе, онъ ждалъ такого же усилія отъ своей сосдки, смотрлъ пристально ей въ лицо и хитро принуждалъ также тащить экипажъ. Прежде чмъ обдъ кончился, мистриссъ Клэверингъ нашла гору очень крутою, а экипажъ очень тяжолымъ.

— Я держу семь противъ одного — это была его прощальная рчь, когда мистриссъ Клэверингъ встала но знаку лэди Клэверингъ:— что вс они переженятся прежде меня, или по-крайней-мр въ одно время, и я не намренъ остаться холостымъ.

‘Вс они’ означало Гарри, Флоренсъ, Фанни, лэди Онгаръ и всхъ, о комъ было говорено, а ‘по-крайней-мр въ одно время’ было хитро вставлено, потому что Арчи пришло въ голову, что онъ можетъ-быть женится въ одинъ день съ кмъ-нибудь изъ этихъ особъ. Но мистриссъ Клэверингъ не была принуждена принять пари или отказаться, потому что она уже уходила, прежде чмъ условія были ей подробно объяснены.

Лэди Клэверингъ, уходя изъ столовой, остановилась на минуту за стуломъ Гарри и шепнула, ему:

— Мн нужно поговорить съ вами прежде, чмъ вы уйдёте сегодня.

— Что сказала Герміона? спросилъ сэръ Гью, когда затворилась дверь.

— Она только сказала мн, что желаетъ говоритъ со мной.

— У ней всегда есть какой-нибудь проклятый секретъ, сказалъ сэръ Гью:— я ненавижу секреты.

Это было несправедливо, потому что сэръ Гью очень секретничалъ насчотъ своихъ длъ и ничего не говорилъ о нихъ своей жен. Онъ имлъ двухъ банкировъ, для того, чтобы ни одинъ банкирскій клэркъ не могъ знать, сколько у него наличныхъ денегъ, и едвали оказывалъ довріе даже своему стряпчему.

Онъ остался на своёмъ мст, такъ что посл обда ректоръ сидлъ одинъ ближе всхъ къ нему. Мста, оставленныя дамами, не были заняты и за столомъ было неудобно сидть.

— Я вижу, что посл этого охота отправляется на недлю къ Пичли, сказалъ сэръ Гью своему брату.

— Я такъ полагаю, или дней на десять.

— Мн кажется, и я поду туда, здсь охотиться нельзя посл половины марта.

— У васъ мало лисицъ? сказалъ ректоръ, длая усиліе, чтобъ присоединиться къ разговору.

— Честное слово, я этого не знаю, сказалъ сэръ Гью.

— Въ Клэверинг есть лисицы, замтилъ Арчи, принимаясь за свою обязанность.— Собаки будутъ здсь въ субботу, и я держу три противъ одного, что я найду лисицу до двнадцати часовъ, или положимъ, до половины перваго, то-есть, если мн предоставятъ распоряжаться собаками. Я держу гинею, что мы найдёмъ лисицу, гинею, что мы её выгонимъ, и гинею, что мы её убьёмъ, то-есть, знаете, если дйствительно будутъ отыскивать лисицу.

Ректоръ былъ не прочь поговорить объ охот, но онъ не приготовился зайти такъ далёко, какъ предлагалъ Арчи, и разговоръ прекратился.

— Во всякомъ случа, я не останусь здсь посл завтра, сказалъ сэръ Гью, всё обращаясь къ своему брату.— Передайте вино, Гарри, то-есть, если отецъ вашъ пьётъ вино.

— Длф меня не нужно больше вина, отвчалъ ректоръ почти съ гнвомъ.

— Вольному воля, сказалъ сэръ Гью.— А я намренъ выпить еще бутылку клэрета. Арчи, позвони!

Хотя капитанъ Клэверингъ сидлъ дальше отъ колокольчика, чмъ его старшій братъ, онъ всталъ и сдлалъ какъ ему было велно. Принесли клэретъ и выпили его почти молча. Хотя ректоръ имлъ высокое мнніе о погреб замка, но не хотлъ пить изъ новой бутылки, потому что былъ разсерженъ. Гарри налилъ себ рюмку и пытался начать разговоръ. Сэръ Гью отвчалъ ему односложными словами, а Арчи предлагалъ ему держать два противъ одного, что онъ ошибается.

— Я пойду въ гостиную, сказалъ ректоръ, вставая.

— И прекрасно, замтилъ сэръ Гью: — вы наврно найдёте тамъ кофе. Разв вашъ отецъ пересталъ пить вино? спросилъ онъ, какъ только затворилась дверь.

— Нтъ, сколько мн извстно, отвчалъ Гарри.

— Онъ прежде не отставалъ ни отъ кого. Надюсь, что бишопъ не наложилъ запрещеніе и на вино также, какъ на охоту?

На это Гарри не отвчалъ.

— Онъ не въ дух, кажется, сказалъ. Арчи.— Что такое съ нимъ, Гарри?

— Ничего, сколько мн извстно.

— Еслибы я оставался въ Клэверипг цлый годъ безъ дла, какъ онъ, мн кажется, я пилъ бы много вина, сказалъ сэръ Гью.— Не знаю, что это такое — должно быть, воздухъ — но вс здсь ужасно скучаютъ. И вы не пьёте вина? Не оставайтесь здсь изъ церемоніи, если желаете идти къ миссъ Бёртонъ.

Гарри воспользовался этимъ словомъ и пошолъ къ миссъ Бёрто7ъ, оставивъ братьевъ за кларетомъ.

Братья пили вино, но пили его какъ-то неспокойно, почти не говоря между собою въ первыя десять минутъ посл ухода Гарри. Арчи въ нкоторой степени боялся своего брата и никогда не предлагалъ ему пари. Гью прекратилъ это разъ навсегда.

— Арчи, сказалъ онъ:— пожалуйста пойми, что отъ меня нельзя попользоваться деньгами, по-крайней-мр теб. Если ты проиграешь мн, ты не сочтёшь нужнымъ заплатить, а я конечно теб не проиграю.

Привычка предлагать пари такъ сдлалась велика въ Арчи, что онъ вообще длалъ это не изъ спекуляціи, но съ братомъ онъ оставилъ даже эту привычку. И онъ рдко начиналъ разговоръ съ Гью, если не имлъ въ виду добиться чего-нибудь — попросить денегъ вперёдъ или лошадь взаймы. Въ такихъ случаяхъ онъ начиналъ переговоры съ своей обыкновенной дипломаціей, не зная другого способа для выраженія своихъ желаній, но ему было извстно, что его брать всегда распознаетъ его манёвры и объяснитъ ихъ прежде, чмъ онъ кончитъ предисловіе, и вслдствіе этого, какъ я сказалъ, онъ боялся Гью.

— Я не знаю, что сдлалось съ дядей послднее время, сказалъ Гью черезъ нсколько времени.— Мн кажется, я скоро перестану знаться со всми ими въ пасторат.

— Онъ никогда много не говорилъ.

— Но онъ иметъ способъ выражаться безъ словъ, котораго я не хочу переносить за собственнымъ моимъ столомъ. Они Богъ знаетъ что длаютъ въ пасторат. Его старшая дочь вышла за пастора.

— У Фильдинга есть приходъ.

— Очень маленькій, а Фанни наврно выйдетъ за этого свинью. Дядя никогда не исполняетъ своего дла, и Гарри собирается сдлать глупость. А я думалъ, что онъ съуметъ не споткнуться.

— Онъ умный человкъ.

— Такъ зачмъ же онъ женится на такой двушк, у которой нтъ ни денегъ, ни красоты, ни знатнаго происхожденія? Для тебя хорошо, что онъ такой дуракъ, а то ты не имлъ бы надежды на успхъ.

— Не понимаю, сказалъ Арчи.

— Джулія всегда была привязана къ Гарри, и еслибъ онъ подождалъ, она вышла бы за него теперь. Она чуть-было не сдлала глупость, прежде чмъ явился лордъ Онгаръ.

На это Арчи не сказалъ ничего, но измнился въ лиц, и почти можно сказать, что онъ покраснлъ. Почему его такъ взволновали слова брата, лучше будетъ объяснено разсказомъ о томъ, что происходило въ задней гостиной нсколько поздне въ этотъ вечеръ.

Когда Гарри вошолъ въ гостиную, онъ подошолъ къ лэди Клэверингъ, но она не сказала ему ничего особеннаго. Она разговаривала съ мистриссъ Клэверингъ, ректоръ читалъ, или длалъ видъ, будто читаетъ журналъ, а об двушки болтали на другомъ конц комнаты. Потомъ пили кофе, а потомъ двое другихъ мущинъ пришли изъ столовой. Лэди Клэверингъ не тотчасъ встала, но она воспользовалась первымъ удобнымъ случаемъ, чтобы сдлать это, когда сэръ Гью подошолъ къ мистриссъ Клэверингъ и сказалъ ей нсколько словъ. Черезъ нсколько минутъ посл этого Гарри сидлъ заперевшись съ лэди Клэверингъ въ маленькой комнат, отдалённой отъ другихъ, хотя двери были отворены.

— Вы знаете, сказала лэди Клэверингъ:— что сэръ Гью пригласилъ Джулію сюда?

Гарри помолчалъ, а потомъ сознался, что онъ это знаетъ.

— Надюсь, вы не посовтовали ей отказаться?

— Совтовать ей? О, нтъ! Она не спрашивала меня.

— Но она отказалась. Не находите ли вы, что она поступила очень дурно?

— Трудно сказать, отвчалъ Гарри.— Вы знаете, я находилъ жестокимъ, что Гью не принялъ её немедленно по прізд. На его мст, я похалъ бы въ Парижъ встртить её.

— Нтъ никакой пользы теперь говорить объ этомъ, Гарри. Гью жестокъ, и мы вс это знаемъ. Кто чувствуетъ это боле, какъ вы думаете, Джулія или я? Но если онъ одумался, что можетъ она выиграть, держась поодаль отъ насъ? Не лучше ли бы было для нея пріхать сюда?

— Я не знаю, много ли она выиграетъ отъ этого.

— Гарри, знаете, у насъ есть планъ.

— У кого это ‘у насъ’? спросилъ Гарри, но она продолжала, оставивъ безъ вниманія его вопросъ.

— Я говорю вамъ, потому что мн кажется, вы можете помочь намъ больше всхъ, если захотите. Еслибъ не ваша помолвка съ миссъ Бёртонъ, я не сказала бы вамъ, и еслибы не это, весь планъ наврно быль бы безполезенъ.

— Какой же это планъ? съ серьёзнымъ видомъ спросилъ Гарри.

Странная мысль, какой можетъ быть это планъ, мелькнула въ голов Гарри въ то время, какъ говорила лэди Клэверингъ.

— Не хорошо ли бы было, еслибъ Арчи женился на Джуліи?

Она сдлала этотъ вопросъ быстрымъ, нершительнымъ тономъ, сначала торопливо взглянула въ лицо Гарри, а потомъ отвела глаза, какъ-будто боялась прочесть тамъ отвтъ.— Разумется, я знаю, что вы были влюблены въ неё, но теперь это не значитъ ничего.

— Теперь это не значитъ ничего, повторилъ Гарри.

— Такъ почему же Арчи не жениться на ней? Намъ всмъ было бы отъ того спокойне. Я сказала Арчи, что поговорю съ вами, я знаю, что вы больше всхъ насъ имете вліяніе на неё, но Гью этого не знаетъ.

— Сэръ Гью знаетъ этотъ планъ?

— Онъ и предложилъ его. Арчи придётся плохо, когда онъ сведётъ съ Гью вс денежные разсчоты. Разумется, деньги Джуліи останутся у ней въ рукахъ, но положеніе для него будетъ такъ хорошо, это, знаете, поставить его на ноги.

— Да, это поставило бы его на ноги, согласился Гарри.

— И почему же этому не быть? Она не можетъ всегда жить одна. Разумется, она не могла любить лорда Онгара.

— Кажется, не могла, сказалъ Гарри.

— Арчи добръ, иметъ хорошій характеръ и… и… и… не дуренъ собой. Какъ вы думаете? Мн кажется, это было бы очень хорошо для нея. Она поступала бы по-своему, потому что онъ ни крошечки не похожъ на Гью. Онъ не такъ умёнъ, какъ Гью, но гораздо добре. Не думаете ли вы, что это было бы хорошо, Гарри?

Тутъ опять она съ безпокойствомъ взглянула ему въ лицо. Ничего такъ не удивило во всёмъ этомъ Гарри, какъ ея стараніе способствовать этому плану. Почему она желала, чтобы ея сестра была принесена въ жертву такимъ образомъ? Но, думая такимъ образомъ, онъ забывалъ ея положеніе, ея потребность имть возл себя какого-нибудь друга, какую-нибудь помощь, какое-нибудь утшеніе. Она сказала правду, что мужъ ея первый предложилъ этотъ планъ, но съ-тхъ-поръ, какъ онъ былъ предложенъ, она не переставала думать о нёмъ и желать этого.

— Что же вы скажете, Гарри? спросила она.

— Что же мн говорить?

— Я знаю, что вы можете помочь намъ. Когда я была у нея, она объявила, что вы единственный человкъ изъ всего нашего семейства, котораго она желаетъ видть. Разумется, она не думала тогда объ Арчи. Я знаю, что вы можете помочь намъ, если захотите.

— Я долженъ сдлать ей предложеніе за него?

— Нтъ, я не думаю, чтобы это было хорошо. Но вы можете уговорить её пріхать сюда. Я думаю, она прідетъ, если вы посовтуете ей, а потомъ вы можете замолвить словцо за Арчи.

— Честное слово, не могу.

— Почему же, Гарри?

— Потому что я знаю, что онъ не сдлаетъ её счастливою. Какую пользу принесётъ ей это замужство?

— Подумайте о ея положеніи. Никто къ ней не подетъ прежде, чмъ она будетъ принята здсь или будетъ бывать у насъ въ Лондон. Вы знаете, лордъ Онгаръ одно время непременно хотлъ развестись.

— И вы врите, что она была виновна?

— Я этого не говорю. Нтъ, зачмъ я буду врить дурному о моей сестр, когда ничего не доказано? Но это не длаетъ никакой разницы, потому что свтъ вритъ. Теперь говорятъ, что еслибъ онъ прожилъ еще три мсяца, она не получила бы денегъ.

— Это ложь. Кто это говоритъ? Какія-нибудь старухи, которымъ нравится кого-нибудь растерзать. Всё это ложь, лэди Клэверингъ.

— Но что это значитъ, Гарри? Вы знаете, какъ люди говорятъ. Разумется, для нея было бы лучше опять выйти замужъ, и если она выйдетъ за Арчи, за брата сэра Гью, за моего деверя, ничего боле не будетъ говорено. Она можетъ тогда бывать везд. Какъ ея сестра, я чувствую, что она ничего лучше сдлать не можетъ.

Лобъ Гарри помрачился и на лиц его выражался гнвъ, когда онъ отвчалъ.

— Лэди Клэверингъ, ваша сестра никогда не выйдетъ за моего кузена Арчи. Я считаю это невозможнымъ.

— Можетъ-быть вы сами не желаете этого, Гарри?

— Зачмъ мн этого желать?

— Онъ вамъ кузенъ.

— Кузенъ, онъ? Зачмъ мн желать или не желать? Оба они для меня чужіе. Она можетъ выйти за Арчи, если хочетъ. Я не стану возстановлять её противъ него. Но, лэди Клэверингъ, вы точно также могли бы посовтовать ему достать одну изъ звздъ. Не думаю, чтобы вы знали вашу сестру, если предполагаете возможнымъ такой бракъ.

— Герміона! закричалъ сэръ Гью такимъ голосомъ, который всегда заставлялъ лэди Клэверингъ дрожать.

— Иду, сказала она, вставая.— Не будьте противъ этого, Гарри, и не ожидая его отвта, она повиновалась зову мужа.

— Что ты тамъ длаешь? сказалъ онъ.

Казалось, что дла шли не совсмъ хорошо въ большой гостиной. Ректоръ не оставлялъ журнала, не обративъ вниманія на сэра Гью, когда онъ вошолъ.

— Вы, кажется, вдругъ пристрастились къ чтенію? сказалъ сэръ Гью, постоявъ на каминномъ ковр нсколько минутъ.

— Да, пристрастился, отвчалъ ректоръ:— именно теперь.

— Это что-то новое, сказалъ сэръ Гью: — или объ васъ говорятъ неправду.

— Гью, сказалъ ректоръ, медленно вставая съ своего стула:— я не часто прихожу въ домъ моего отца, но когда прихожу, я желаю, чтобы со мною обращались съ уваженіемъ. Вы единственный человкъ въ этомъ приход, забывающій это.

— Вотъ ужъ пустяки! сказалъ сэръ Гью.

Об двушки дрожали, бдная Флоренсъ начала имть не весьма пріятное понятіе о своихъ будущихъ родственникахъ. Арчи сдлалъ неистовую попытку начать разговоръ съ мистриссъ Клэверингъ о погод. Мистриссъ Клэверингъ, не обращая никакого вниманія на Арчи, взглянула на мужа умоляющими глазами.

— Генри, сказала она:— не позволяй себ сердиться, пожалуйста. Какая польза въ томъ?

— Ршительно никакой, отвчалъ онъ, возвращаясь къ своей книг:— ршительно никакой, а мене чмъ никакой выказывать свой гнвъ.

Тутъ-то сэръ Гью позвалъ жену.

— Я желаю, чтобы ты оставалась съ нами, а не уходила такимъ образомъ съ однимъ.

Лэди Клэверингъ осмотрлась кругомъ и тотчасъ увидала, что дла приняли непріятный оборотъ.

— Арчи, сказала она:— позвоните, чтобы подали чай.

Арчи позвонилъ. Чай принесли и вс выпили его молча.

Гарри между-тмъ думалъ о томъ, что онъ слышалъ отъ лэди Клэверингъ. Арчи Клэверингу жениться на лэди Онгаръ — жениться на его Джуліи! Это было невозможно. Онъ даже не могъ спокойно объ этомъ думать. Онъ почти бсился отъ гнва, когда думалъ о предположеніи возвратить лэди Онгаръ ея положеніе въ свт посредствомъ такого брака.

‘Она просто будетъ этимъ обезславлена’ говорилъ себ Гарри.

Но онъ зналъ, что это было невозможно. Онъ могъ заране видть физіономію Джуліи, если Арчи осмлится сдлать ей предложеніе. Арчи! Не было на свт никого, къ кому онъ имлъ бы въ эту минуту такое полное презрніе, какъ къ своему кузену Арчи Клэверингу.

Будемъ надяться, что онъ не былъ собакой на сн, что чувства, которыя онъ имлъ къ бдному Арчи, не были бы возбуждены никакимъ другимъ женихомъ, котораго сочли бы приличнымъ мужемъ для лэди Онгаръ. Лэди Онгаръ не могла быть для него ничмъ.

Но я боюсь, что онъ былъ собакой на сн и что всякое замужство лэди Онгаръ было бы непріятно для него — неестественно непріятно. Онъ зналъ, что лэди Онгаръ не можетъ быть для него ничмъ, а между-тмъ когда онъ выходилъ изъ маленькой въ большую гостиную, у него болло сердце при мысли, что второе замужство считалось возможнымъ для лэди Онгаръ. Флоренсъ улыбнулась ему, когда онъ подошолъ къ ней, но я сомнваюсь, улыбнулась ли бы она, еслибъ знала всё, что у него на сердц.

Вскор посл этого мистриссъ Клэверингъ собралась домой, проглотивъ предложенное примиреніе въ вид чашки чая. Но хотя чай утишилъ бурю, въ груди ректора не было тишины. Онъ дружелюбно пожалъ руку лэди Клэверингъ, безъ непріязни Арчи, а баронету протянулъ три пальца. Баронетъ протянулъ одинъ палецъ. Они кивнули головой другъ другу, такъ и разстались. Гарри, не знавшій, что случилось и всё думавшій о лэди Онгаръ, занимался Флоренсъ, и они скоро вышли изъ дома по большой дорог прямо изъ парадной двери.

— Я никогда больше не войду въ этотъ домъ, когда буду знать, что тамъ Гью Клэверингъ, сказалъ ректоръ.

— Не длай опрометчивыхъ увреній, Генри, замтила ему жена.

— Надюсь, что это увреніе не опрометчиво, сказалъ онъ:— я никогда боле не войду въ этотъ домъ, какъ гость моего племянника. Я переносилъ многое ради мира, но есть вещи, которыя человкъ не можетъ переносить.

Дорогою домой об двушки объяснили Гарри, что случилось въ большой гостиной, пока онъ разговаривалъ съ лэди Клэверингъ въ маленькой. Но онъ имъ не сказалъ объ этомъ разговор.

Глава XII.
ЛЭДИ ОНГАРЪ ВСТУПАЕТЪ ВО ВЛАДНІЕ.

Не знаю, есть ли въ Англіи помстье изящне Онгарскаго Парка и едвали былъ замокъ боле годный для немедленнаго мстопребыванія, когда онъ достался молодой вдов. Паркъ былъ не великъ, въ нёмъ заключалось десятинъ семьдесятъ. Но къ парку примыкала ферма, также принадлежавшая пожизненно лэди Онгаръ, которая придавала ему боле обширный видъ. Домъ былъ посредственной величины, но вполн достаточный, если не для вельможной, то обыкновенной богатой семьи. Столовая, библіотека, гостиныя, чайная были вс велики и хорошо расположены. Зала красива и велика, а спаленъ много. Но главная прелесть Онгарскаго Парка заключалась въ мстоположеніи около дома, которое шло покато отъ террасы передъ окнами къ быстрому ручейку, почти закрытому — но онъ не былъ закрытъ — кустарникомъ на его берегу. Хотя имніе само по себ было небольшое, кустарникъ и мста для прогулки обширны. Это помстье стоило дорого поддерживать въ его настоящемъ совершенномъ состояніи, но боле ничего не могли бы сказать противъ него самые горькіе его враги.

Но лэди Онгаръ, съ своимъ огромнымъ вдовьимъ наслдствомъ и не имя никакихъ вншнихъ расходовъ, могла безъ неблагоразумія доставить себ это удовольствіе. Всё въ замк и около него принадлежало ей, и она могла жить тутъ счастливо, даже при грозномъ обращеніи свта, еслибъ могла находить удовольствіе въ сельской природ. Когда она воротилась въ Англію, ея стряпчій сказалъ ей, что ея правамъ будутъ сопротивляться и попытаются отнять у нея замокъ. Родные лорда Онгара, сказалъ онъ, подкупятъ её согласиться на это немедленнымъ согласіемъ выплачивать ей доходъ. Она объявила, что она не согласится, что она хочетъ имть и домъ и доходъ, и успла.

— Зачмъ мн отдавать мою собственность? говорила она, смотря стряпчему въ лицо.

Стряпчій не смлъ ей сказать, что ея оппоненты — наслдники лорда Онгара — разсчитывали на ея нежеланіе подвергнуться огласк, но она знала, что это значитъ.

— Мн нечего ихъ бояться, прибавила она:— и я намрена требовать моей собственности, укрплённой за мною по брачному контракту.

Дйствительно, не было никакого основанія оспаривать ея права, и замокъ былъ ей переданъ черезъ три мсяца посл ея прізда въ Англію. Она тотчасъ похала туда и вступила во владніе. Она была тамъ одна, когда ея сестра сообщала Гарри Клэверингу свой планъ насчотъ капитана Арчи.

Она прежде никогда не видала Онгарскаго Парка, также, какъ никогда не увидитъ боле обширнаго помстья лорда Онгара, Куртонскаго замка. Она похала съ мужемъ за границу тотчасъ посл свадьбы и теперь вернулась домой, вступить во владніе его домомъ. Мебель въ комнатахъ, книги на полкахъ, позолоченые часы, большія зеркала, садъ, пшеница въ житницахъ, скирды сна, лошади въ конюшн, коровы на пастбищ — всё принадлежало ей. Она выполнила заключенное ею условіе и цна была выплачена ей. Когда она пріхала, она не знала, какъ велики ея богатства, и сказать по правд, у ней не хватало мужества спросить объ этомъ. Она видла коровъ, ей сказали о лошадяхъ, овцахъ, быкахъ, курахъ, свиньяхъ, телятахъ. Точно-будто новый міръ открылся передъ ея глазами, исполненный интереса, и точно-будто весь этотъ міръ принадлежалъ ей. Она смотрла на него и знала, что эта цна заключеннаго ею торга. Она была очень счастлива. Конечно, она вынесла страшныя страданія, но эти страданія были коротки и цна была теперь у ней въ рукахъ.

Карета ожидала её на станціи и довезла вмст съ ея горничной до дома. Она такъ устроила, что пріхала на станцію посл сумерекъ, и даже тогда чувствовала, что глаза многихъ были устремлены на неё, когда она шла къ своей карет съ лицомъ покрытомъ воалью. Она была одна и въ дом не было никого, съ кмъ она могла бы поговорить, но сознаніе, что это ея собственная карета, можетъ-быть утшило её. Ключница, принявшая её, была дородная, пожилая, приличной наружности женщина, съ которой можетъ-быть она могла бы сказать нсколько словъ, кром тхъ, которыя говорятся съ обыкновенной служанкой, но ей тотчасъ представилось, что ключница была къ ней холодна и торжественна въ обращеніи.

— Надюсь, что у васъ затоплены камины, мистриссъ Бёттонъ.

— Да, милэди.

— Я выпью чаю, ничего другого мн не нужно сегодня.

— Очень хорошо, милэди.

Мистриссъ Бёттонъ съ торжественной осанкой не пошла дальше этого, а между-тмъ мистриссъ Бёттонъ имла видъ женщины, которой было бы пріятно поболтать, еслибъ барыня пришлась ей по-сердцу. Можетъ-быть мистриссъ Бёттонъ непріятно было служить дам, о которой ходили такія непріятныя исторіи. Лэди Онгаръ, подумавъ это, безсознательно выпрямилась и отослала мистриссъ Бёттонъ.

На слдующее утро, посл ранняго завтрака, лэди Онгаръ вышла. Она ршилась трудиться прилежно, понять всё устройство формы, знать работниковъ, помогать бднымъ, завести школу, а боле всего присвоить себ вс преимущества своей собственности. Не была ли цна въ рукахъ ея и зачмъ же ей не пользоваться ею? Она чувствовала, что было хорошо, что часть цны досталась ей землёю. Это придастъ интересъ, котораго деньги не могли ей дать. Она вышла рано поэтому, чтобъ осмотрть вещи, принадлежащія ей.

Потомъ ею овладло чувство, что она не разомъ опорожнитъ эту чашу, что она будетъ мшкать за пиромъ, приготовленнымъ для нея. Она должна была преодолвать много горестей, побждать большую печаль, и она не будетъ расточительна на свои рессурсы. Когда она шла, осматриваясь вокругъ, почти украдкой, чтобъ какой-нибудь садовникъ, подсматривавшій за всю, не могъ угадать ея мыслей и разсказать, какъ милэди радуется своему вступленію во владніе — ей казалось, что эти новые предметы, въ которыхъ она должна была найти новый интересъ, безконечны. Тутъ не было ни одного дерева, ни одного кустарника, ни одного поворота въ алле, которые не сдлались бы ея друзьями. Она отошла недалеко отъ дома, не дошла даже до воды. Она сберегала свои наслажденія. Но она заблудилась въ тропинкахъ и старалась найти въ этомъ радость. Это всё была ея собственность. Это была цна того, что она сдлала, и цна теперь выплачивалась ей — выплачивалась наличными деньгами.

Когда она сидла одна за завтракомъ, она объявила себ, что этого будетъ для нея достаточно, что это удовлетворитъ её. Она заключила торгъ съ открытыми глазами, и не станетъ спрашивать вещей, о которыхъ не было упомянуто въ контракт. Она была одна, и вс повернулись къ ней спиной. Родственники ея покойнаго мужа будутъ, разумется, ея врагами. Она никогда ихъ не видала и было весьма естественно, что они дурно говорятъ о ней. Но ея собственные родные были отдалены отъ нея бездной такою же широкой. Брабазонскіе кузены у ней были не ближе третьяго или четвёртаго колна, она никогда не обращала вниманія на нихъ и отъ нихъ вниманія не ожидала. Ея дружескій кружокъ, натурально, долженъ былъ быть тотъ же, какъ у ея сестры, и долженъ былъ составиться изъ тхъ, кого она знала, когда жила въ дом сэра Гью. Но отъ сэра Гью она теперь была также далеко, какъ и отъ Онгаровъ и даже отъ сестры. Сэръ Гью позволилъ жен пригласить её въ Клэверингъ, но она не хотла согласиться на это посл того, какъ сэръ Гью поступилъ съ нею посл ея возвращенія. Хотя она много страдала, мужество ея не ослабло. Сэръ Гью былъ не виноватъ въ пріём, полученномъ ею въ Англіи. Еслибъ онъ принялъ её какъ братъ, всё было бы хорошо. Но теперь было слишкомъ поздно для сэра Гью поправить сдланное имъ зло, и его надо заставить понять, что лэди Онгаръ не станетъ выпрашивать у него состраданія. Она старалась думать, какъ она богата, сидя за своимъ одинокимъ завтракомъ, но мысли ея перешли къ другимъ предметамъ и наполнялись безполезнымъ негодованіемъ. Не была ли у ней въ рукахъ ея цна?

Увидится ли она съ управителемъ въ это утро? Нтъ, не въ это утро. Вншнія дла могутъ идти пока по прежнему. Она боялась показать, что съ радостью вступаетъ во владніе, а потомъ ею овладло убжденіе, что она должна беречь свои рессурсы. Она послала за мистриссъ Бёттонъ и просила её пройтись съ нею по комнатамъ. Мистриссъ Бёттонъ пришла, но опять не приняла снисхожденія милэди. Каждое мсто въ дом, каждую комнату, каждый чуланъ она отворяла съ усердіемъ, мебель она описывала подробно, но каждое слово было сказано торжественнымъ голосомъ, не показывавшимъ желанія поболтать. Только одинъ разъ мистриссъ Бёттонъ обнаружила нкоторое волненіе.

— Вотъ, милэди, комната матери милорда посл смерти милорда, то-есть милордова отца, Господь да успокоитъ ея душу!

Тутъ лэди Онгаръ подумала, что отъ мужа она не слыхала ни слова о его отц и матери. Она желала бы посидть съ этой женщиной въ какой-нибудь маленькой комнатк наверху и длать ей вопросы о семейств мужа. Но она не смла ршиться на это. Она не могла заставить себя объяснить мистриссъ Бёттонъ, что она ничего не знала о семейств своего мужа.

Когда она осмотрла верхнюю часть дома, мистриссъ Бёттонъ предложила провести её по кухн и людскимъ, но она отказалась отъ этого пока. Она довольно сдлала для одного дня. Она отпустила мистриссъ Бёттонъ и пошла въ библіотеку. Какъ часто слышала она, что книги доставляютъ самое врное утшеніе огорчоннымъ! Она примется за чтеніе, не именно въ этотъ день, а оно будетъ рессурсомъ многихъ дней, мсяцевъ и лтъ. Но эта идея померкла прежде чмъ лэди Онгаръ вышла изъ мрачной, сырой, холодной комнаты, въ которой какой-то прежній лордъ Онгаръ накопилъ ветхіе томы, которые ему заблагоразсудилось покупать. Библіотека не дала ей успокоенія и она опять пошла на лужки и въ кустарники. Еще нсколько времени свои лучшіе рессурсы она будетъ находить вн дома.

Осматриваясь вокругъ, она прошла позади конюшенъ, примыкавшихъ къ дому, къ калитк, которая вела на ферму. Она не вошла въ неё, но посмотрла на риги и сараи, на спавшихъ свиней и лниво дремавшихъ телятъ, говоря себ, что это всё ея собственность. Глаза ея упали на стараго земледльца, который сидлъ возл неё на упавшемъ дерев и лъ свой обдъ. Двочка лтъ шести, которая принесла ему обдъ, завязанный въ носовомъ платк, лежала у его ногъ. Они оба увидали её прежде чмъ она увидала ихъ, а когда она ихъ примтила, они смотрли на неё вытаращивъ глаза. Они находились на одной сторон забора съ нею, такъ что она могла подойти къ нимъ и заговорить безъ затрудненія. Возл не было никого, кто могъ бы слушать, и ей пришло въ голову, что она можетъ, по-крайней-мр, подружиться съ этимъ старикомъ. Онъ сказалъ, что его зовутъ Инохъ Гёбби, а его внучку Патти Гёбби. Патти встала, ея сіятельство потрепала её по голов и дала ей шесть пенсовъ. Они однако не знали, кто она и, насколько лэди Онгаръ могла удостовриться, не длая слишкомъ прямого вопроса, никогда не слыхали о ней. Инохъ Гёбби сказалъ, что онъ работаетъ для управляющаго, мистера Джильса, и такъ какъ онъ старъ и страдаетъ ревматизмомъ, онъ получаетъ только восемь шиллинговъ въ недлю. Бдные Гёбби казались очень жалки и несчастны. Она подумала, что можетъ сдлать хоть одного человка счастливымъ, и сказала ему, что его жалованье будетъ увеличено до десяти шиллинговъ въ недлю. Инохъ Гёбби кланялся, почосывалъ въ голов, вытаращилъ глаза и былъ очень благодаренъ за шесть пенсовъ, но десяти шиллингамъ не врилъ.

Но Инохъ Гёбби получилъ десять шиллинговъ въ недлю, хотя лэди Онгаръ это не доставило такого удовольствія, какого она ожидала. Она послала въ этотъ же день за управляющимъ Джильсомъ и сказала ему, что она сдлала. Джильсъ вовсе этого не одобрилъ и прямо высказалъ своё неудовольствіе, хотя приправлялъ его многими ‘милэди’. Старикъ былъ лнтяй и много лтъ получалъ восемь шиллинговъ въ недлю, не заслуживая и половины.

— Теперь онъ будетъ получать десять, вотъ и всё, сказала лэди Онгаръ.

Джильсъ согласился, что если ея сіятельству угодно, Инохъ Гёбби долженъ получать десять шиллинговъ, но объявилъ, что дла нельзя вести такимъ образомъ. Вс будутъ ожидать прибавки, а т, которые зарабатывали то, что получали, будутъ считать себя жестоко обиженными, потому что Инохъ Гёбби вовсе не былъ самымъ почтеннымъ старикомъ въ приход. А его дочь — о! онъ не можетъ говорить о его дочери съ ея сіятельствомъ. Прежде чмъ управляющій оставилъ её, лэди Онгаръ убдилась, что она сдлала ошибку. Даже благотворительность не доставляла, ей удовольствія, если благотворительностью стараться успокоить угрызенія.

Цна была въ ея рукахъ. Дв недли её не оставляла мысль, что она постепенно будетъ пользоваться радостями своей собственности, но не было ни одной минуты, когда она могла сказать себ, что она чувствуетъ радость. Она теперь уже знала географію мстности. Она уже не могла заблудиться въ кустарник, не думала сберегать свои рессурсы. О Джильс и его поступкахъ она знала еще очень мало, но желаніе узнать больше исчезло. Къ телегамъ съ сномъ, которыми она имла намреніе интересоваться, она сдлалась равнодушна. Она примтила, что посл ея прізда на телегахъ было написано новой краской ея имя огромными, яркими буквами. Она желала, чтобъ этого не было, или чтобъ, по-крайней-мр, буквы были поменьше. Потомъ она начала думать, не лучше ли отдать ферму арендатору, не для того, чтобъ получить больше денегъ, но оттого, что эта ферма могла надлать ей хлопотъ. Яблоки быстро превращались въ золу подъ ея зубами.

Въ первое воскресенье она пошла въ церковь. Она твёрдо ршилась на это, но когда настала минута, мужество почти оставило её. Церковь была только за нсколько шаговъ отъ ея воротъ и она пошла туда безъ провожатаго. Она, однако, послала сказать пономарю, что она будетъ, и старикъ былъ готовъ проводить ее до фамильной скамьи. На ней былъ толстый воаль, а одта она была, разумется, въ глубокій вдовій трауръ. Когда она дошла до середины церкви, она подумала о своёмъ плать и сказала себ, что всмъ присутствующимъ извстно, въ какихъ отношеніяхъ она была. съ своимъ мужемъ. Она длала видъ, будто оплакиваетъ человка, которому она продала себя, человка, который по счастливой случайности скоро умеръ, оставивъ цпу въ ея рукахъ. Вс, разумется, знали это, а вс думали, будто знаютъ сверхъ того, что она не исполнила условія и не заслужила цны..Это также она говорила себ. Но она это вынесла и вышла изъ церкви среди толпы поселянъ высоко поднявъ голову.

Три дня спустя она написала пастору, прося его прійти къ ней. Она писала, что пріхала жить въ этомъ приход и надялась съ его помощью быть полезной народу. Она не знаетъ, какъ дйствовать безъ его совтовъ. Можетъ-быть, школы превосходны, но если потребно что-нибудь, она надется, что онъ скажетъ ей. На слдующее утро пасторъ пришолъ и съ большими изъявленіями признательности за ея щедрость выслушалъ ея планы и принялъ ея субсидіи. Но онъ былъ женатъ и не сказалъ ничего о своей жен, и въ слдующую недлю его жена къ ней не пришла. Она была брошена всми, оттого что налгали на нее!

Цна была у ней въ рукахъ, но ей хотлось, какъ Іуд, повситься.

Глава XIII.
ГОСТЬ ПРІЗЖАЕТЪ ВЪ ОНГАРСКІЙ ПАРКЪ.

Надо помнить, что Гарри Клэверингъ, возвратившись въ одинъ вечеръ на свою квартиру на Блумбёрійскомъ сквэр, очень удивился, найдя карточку графа Патерова, человка, о которомъ онъ только слышалъ, какъ о друг покойнаго лорда Онгара. Сначала онъ разсердился на лэди Онгаръ, думая, что она сговорилась съ графомъ, чего онъ весьма не одобрялъ, но его гнвъ уступилъ мсто новому интересу, когда Гарри узналъ, что лэди Онгаръ не видала графа и что она просто желаетъ, чтобы онъ, какъ ея другъ, имлъ свиданіе съ этимъ человкомъ. Онъ потомъ сталъ очень желать этого самъ, предлагая подвергнуть себя разнымъ неудобствамъ для того, чтобы исполнить то, о чомъ просила его лэди Онгаръ. Онъ, однако, не долженъ былъ подвергнуться ни хлопотамъ, ни издержкамъ, такъ какъ онъ не получалъ извстія отъ графа Патерова, пока онъ не воротился въ Лондонъ и не пробылъ тамъ двухъ или трёхъ недль.

Слова лэди Онгаръ были совершенно справедливы, потому что когда она писала къ Гарри, она не видала графа. Она узнала изъ письма другой особы, что графъ Патеровъ въ Лондон, и сообщила это обстоятельство своему другу. Эта другая особа была сестра графа, теперь жившая въ Лондон, мадамъ Горделу — Софи Горделу — та дама, которую Гарри нашолъ сидящей въ комнат лэди Онгаръ, когда былъ у ней въ послдній разъ въ Болтонской улиц. Тогда онъ не слыхалъ ея имени и не зналъ, что у графа Патерова была родственница въ Лондон.

Лэди Онгаръ была уже дв недли въ деревн, когда получила письмо мадамъ Горделу. Въ этомъ письм сестра выражала сильное желаніе, чтобъ ея братъ увидлся съ лэди Онгаръ. Письмо было написано по-французски и очень краснорчиво — краснорчиве, чмъ могло бы быть всякое другое письмо, съ той же цлью написанное англичанкой по-англійски, и краснорчіе это было мене оскорбительно, чмъ могло бы быть при подобныхъ обстоятельствахъ, еслибъ лэди Онгаръ прочла его на англійскомъ язык. Читатель не долженъ, однако, предполагать, что въ этомъ письм было хоть одно слово въ пользу искательствъ влюблённаго. Оно, напротивъ, было очень далёко отъ того и говорило о граф просто какъ о друг, но его краснорчіе стремилось показать, что ничего изъ случившагося прежде не можетъ казаться лэди Онгаръ препятствіемъ къ дружб. Что говорилъ свтъ? Ба! Не знала ли она, Софи, и не знала ли ея пріятельница Жюли, что свтъ большой лжецъ? Не говоритъ ли онъ даже теперь гнусную, ядовитую ложь о ея пріятельниц Жюли? Зачмъ обращать вниманіе на то, что говоритъ свтъ, когда свтъ не говоритъ ни одного слова правды? Свтъ! Ба!

Но лэди Онгаръ, хотя она была вдвое моложе мадамъ Горделу, знала также хорошо, какъ сама Софи Горделу, что эта дама длаетъ. Лэди Онгаръ знала сестру графа во Франціи и Италіи, видвъ её часто съ той внезапной короткостью, которой подвергаются англичане за границей, она была рада видть мадамъ Горделу въ Лондон — гораздо боле, нежели была бы рада, еслибъ по возвращеніи её встртила цлая куча любящихъ друзей. Но, несмотря на это, она не намревалась послдовать совту Софи, особенно, когда этотъ совтъ относился къ брату Софи. Она написала очень мало въ отвтъ на краснорчіе этой дамы, очень неопредленно отвчая на эту часть письма, но имя собственную цль, просила передать графу Патерову, чтобы онъ побывалъ у Гарри Клэверинга. Графъ Патеровъ не очень заботился о знакомств съ Гарри Клэверингомъ, но, желая исполнить просьбу, оставилъ свою карточку въ Блумбёрійскомъ сквэр.

Для чего же лэди Онгаръ желала, чтобы молодой человкъ, который былъ ея другомъ, видлся съ человкомъ, который былъ другомъ ея мужа и котораго имя смшивалось съ ея именемъ такимъ непріятнымъ образомъ? Она назвала Гарри своимъ другомъ и, можетъ-быть, желала бы дать этому другу всевозможные способы удостовриться въ истин разсказанной ей исторіи. Можетъ-быть, читатель не вритъ дружб лэди Онгаръ и не вритъ ея разсказу. Если такъ, то читатель къ ней несправедливъ и неправильно понялъ ея характеръ. Эта женщина не была бездушна, оттого что разъ въ одну великую эпоху своей жизни измнила своему сердцу, не была она и фальшива, оттого что разъ солгала, не совсмъ гнусна, потому что разъ убдила себя, что для такой женщины, какъ она, богатство необходимо. Можетъ-быть, наказаніе за ея грхъ не постигнетъ её на этомъ свт, но отъ этого не слдуетъ предполагать, чтобъ у ней не осталось мста для раскаянія.

Когда она гуляла одна по аллеямъ Онгарскаго Парка, она много думала объ аллеяхъ клэверингскихъ и о прогулкахъ, въ которыхъ она была не одна, и она думала о томъ свиданіи въ саду, когда она объяснила Гарри — какъ думала тогда, такъ успшно — что они, будучи оба бдны, не были должны любить другъ друга. Она думала также обо всёмъ этомъ во время длинныхъ часовъ своего печальнаго возвращенія въ Англію. Она еще думала объ этомъ, когда встртила его и была такъ холодна съ нимъ на платформ станціи желзной дороги. Она думала объ этомъ, когда сидла въ своей лондонской комнат, разсказывая ему страшную исторію о своей супружеской жизни, между-тмъ какъ глаза ея были устремлены на его глаза, а ея голова лежала на ея рукахъ. Даже тогда, въ ту минуту, она спрашивала селя, вритъ ли онъ ея разсказу или въ сердц говоритъ что она фальшива и низка. Она знала, что она вроломно съ нимъ поступила и что онъ долженъ былъ презирать её, когда, съ своей беззаботной философіей, она оправдывала своё корыстолюбивое вроломство. Онъ въ глаза назвалъ её обманщицей, а она имла силы принять это обвиненіе съ улыбкой. Не назовётъ ли онъ её теперь чмъ-нибудь хуже въ своёмъ сердц? А еслибы она могла убдить его, что этого обвиненія она не заслужила, но можетъ ли прежнее воротиться? Будетъ ли онъ опять гулять съ ней и смотрть ей въ глаза, какъ-будто ждётъ только ея приказаній, чтобъ объявить себя готовымъ быть ея невольникомъ? Она была вдова и видла многое, но даже и теперь ей еще не минуло двадцати-шести лтъ.

Яблоки ея богатаго помстья быстро превратились въ золу въ ея зубахъ, но сокъ еще останется у ней во рту, если онъ сядетъ съ ней за столъ. Когда она жаловалась себ на холодность свта, она думала, что ей было бы всё-равно, какъ бы холоденъ ни былъ цлый свтъ, еслибъ былъ одинъ человкъ, котораго она могла любить и который любилъ бы её. Она его любила. Ему, въ прежнее время — время, которое теперь казалось ей очень отдалённо — она призналась въ своей любви. Какъ ни отдалённо было это время, онъ долженъ былъ еще помнить его. Она любила его и только одного его, никого другого она не увряла въ своей любви. Ни отъ кого другого любовь не предлагалась ей. Между нею и тмъ жалкимъ существомъ, которому она продала себя, который былъ полумёртвъ прежде чмъ она увидла его, не было никакихъ увреній въ любви. Но Гарри Клэверинга она любила. Гарри Клэверингъ имлъ вс т качества, которыя она цнила, а также и т слабости, которыя не допускали его быть слишкомъ совершеннымъ для такого слабаго существа, какъ она. Гарри былъ обиженъ и назвалъ её обманщицей, но всё-таки было возможно, что онъ вернётся къ ней.

Не слдуетъ предполагать, чтобы посл своего возвращенія въ Англію она имла только одну опредлённую цль передъ глазами относительно возобновленія ея любви. Бывали времена, когда она думала, что она будетъ жить жизнью, которую приготовила для себя, и что останется довольна, если не счастлива, цною, выплаченною ей. Бывали другія времена, когда уныніе овладвало ею и она говорила себ, что для нея невозможно быть довольной. Она смотрлась въ зеркало и находила себя старой и страшной. Она говорила себ, что Гарри былъ послдній человкъ на свт, способный продать себя за богатство, если въ нёмъ не осталось любви. Гарри никогда не сдлаетъ того, что сдлала она! Ни за какое богатство — такъ говорила она себ — не свяжетъ онъ себя съ женщиной, которая наложила на себя пятно. Въ этомъ отношеніи, я думаю, она отдавала ему справедливость, хотя можетъ-быть въ другихъ отношеніяхъ она слишкомъ высоко цнила его характеръ. О Флоренсъ Бёртонъ она теперь еще не слыхала ничего, хотя, еслибъ она слышала о ней, очень можетъ-быть, что она не отказалась бы отъ своей любви. Съ такими мыслями и съ такими надеждами, она написала Гарри, прося его увидться съ этимъ челокомъ, который послдовалъ за нею — она не знала зачмъ — изъ Италіи, а сестр его она написала, что не можетъ исполнить ея просьбу, потому что она не въ Лондон, а въ деревн, и одна.

Совершенно одна сидла она въ одно утро, думая о своей печальной жизни и чувствуя, что яблоки дйствительно были золой, когда вошолъ слуга доложить, что какой-то господинъ желаетъ видть её. Слуга держалъ въ рук карточку, но прежде чмъ она успла прочесть имя гостя, кровь бросилась ей въ лицо, потому что она подумала, что это Гарри. Въ сердц ея вспыхнула радость, но она еще не должна её показывать. Только четыре мсяца, какъ она овдовла, и онъ не долженъ былъ прізжать къ ней въ деревню. Она должна его видть и дать ему это понять — но она будетъ съ нимъ очень кротка. Тутъ глаза ея упали на карточку, и она увидала съ прискорбнымъ разочарованіемъ, что на ней стоитъ имя графа Патерова. Нтъ, она не позволитъ поймать себя такимъ образомъ. Каковъ бы ни былъ результатъ, она не позволитъ Софи Горделу или ея брату одержать надъ нею верхъ такою хитростью!

— Кланяйся этому господину, сказала она лакею, отдавая ему карточку: и скажи ему, что я очень сожалю, но что теперь я не могу видть никого.

Лакей ушолъ, а лэди Онгаръ сидла и спрашивала себя, удастся ли графу добиться свиданія съ нею. Она скоре чувствовала, чмъ знала, что иметъ причины бояться его. Всё, что говорили о нёмъ и о ней, было ложно. Ни въ одномъ обвиненіи противъ нея не заключалась ни одного слова правды. Но между этимъ человкомъ и лордомъ Онгаромъ происходили вещи, о которыхъ ей не хотлось бы, чтобъ открыто говорили въ Англіи. И хотя его поведеніе съ нею всегда было вжливо, а въ одномъ случа даже великодушно, она всё-таки боялась его. Она предпочла бы, чтобъ онъ остался въ Италіи. И хотя, когда она была одна въ Болтонской улиц, она съ отчаянія приняла его сестру Софи, она предпочла бы, чтобъ Софи не было у ней, и не требовала возобновленія дружбы. Но съ графомъ она не хотла теперь имть сношеній, даже еслибъ онъ теперь вошолъ въ комнату.

Нсколько минутъ прошло прежде, чмъ лакей воротился, и онъ принёсъ записку. Когда дверь отворилась, лэди Онгаръ встала, чтобы уйти въ другую дверь, но записку она взяла и прочла.

‘Я не могу понять, почему вы не хотите видть меня, и огорчаюсь. Я пріхалъ для того, чтобы сказать вамъ нсколько словъ о бумагахъ, принадлежавшихъ лорду Онгару. Я еще надюсь, что вы примите меня.— ‘П’.

Прочитавъ эти слова стоя, она сдлала усиліе подумать, какъ лучше она должна поступить. Она не врила предлогу о бумагахъ лорда Онгара. Лордъ Онгаръ не могъ имть никакихъ бумагъ, интересныхъ для нея до такой степени, чтобъ она пожелала видть этого человка. Лордъ Онгаръ, хотя она ухаживала за нимъ до самой смерти, былъ самымъ жестокимъ ея врагомъ, и хотя въ этомъ граф было что-то внушавшее ей уваженіе, она знала, что онъ интриганъ, не останавливавшійся за неправдой въ своихъ интригахъ, человкъ опасный, который можетъ-быть иногда сдлаетъ великодушный поступокъ, но будетъ ждать награды за своё великодушіе. Притомъ не называли ли его открыто ея любовникомъ? Она написала къ нему:

‘Лэди Онгаръ кланяется графу Патерову и находитъ невозможнымъ видть его теперь’. Отвтъ этотъ гость взялъ и вышелъ изъ парадной двери, не показавъ лакею неудовольствія ни въ осанк, ни въ физіономіи. Въ этотъ вечеръ лэди Онгаръ получила отъ него длинное письмо, написанное въ сосдней гостинниц, упрекавшее её за ея поступокъ и говоря въ послдней строчк, что ‘теперь имъ невозможно оставаться чужими другъ для друга’.

— Невозможно оставаться чужими! повторила она почти вслухъ.— Почему же невозможно? Я не знаю такой невозможности.

Посл этого она старательно сожгла записку и письмо.

Она оставалась въ Онгарскомъ Парк шесть недль и въ начал мая воротилась въ Лондонъ. Никто у ней не былъ, кром Стёрма, приходскаго пастора, и хотя между ними началось что-то приближавшееся къ короткости, никогда не говорилъ съ нею о своей жен. Она не была уврена, не удерживаетъ ли его ея званіе, не слдуетъ ли графин прежде пріхать къ жен пастора, хотя графиня чужая въ этой сторон, но она не смла сдлать того, что сдлала бы, еслибъ ея имя не было опозорено. Поэтому она не сдлала никакого намёка, не сказала ни слова мистеру Стёрму, хотя ея сердце жаждало ласковаго слова отъ какой-нибудь женщины. Но она не позволила себ разсердиться на мужа и продолжала свои занятія по приходу съ его помощью.

Джильса она видла очень мало и посл ея неудачи съ Инохомъ Гёбби не вмшивалась въ жалованье, получаемое работниками. Въ дома нкоторыхъ бдныхъ она ходила, но ей представлялось, что они не рады видть её. Можетъ-быть, они вс слышали о ея репутаціи, и дочь Иноха можетъ-быть радовалась, что въ приход была другая женщина такая же дурная, какъ и она, а можетъ-быть и хуже. Владтельница всего окрестнаго богатства старалась сдлать мистриссъ Бёттонъ посредницей своихъ благодяній къ бднымъ, но мистриссъ Бёттонъ совершенно отказалась отъ этого, хотя госпожа ея узнала, что собственныя свои небольшія благодянія она исполняла усердно. Не прошло и двухъ недль, какъ лэди Онгаръ опротивлъ и ея домъ и паркъ, она не обращала аниманія ни на лошадей, ни на быковъ и даже не смотрла на пріятный ручеёкъ, тихо журчавшій въ саду.

Она намревалась воротиться въ Лондонъ въ начал мая, чтобы видться съ своимъ стряпчимъ, и къ несчастью сообщила объ этомъ мадамъ Горделу. За пять дней до прізда лэди Онгаръ въ Болтонскую улицу ея заботливая Софи съ безошибочной памятью написала къ ней и объявила свою готовность сдлать всё, что только можетъ исполнить самая усердная дружба. Должна ли она встртить свою милую Жюли на станціи? Должна ли она приготовить карету? Должна ли она заказать обдъ въ Болтонской улиц? Она сама, разумется, будетъ въ Болтонской улиц, если ей не позволятъ пріхать на станцію. По вечерамъ еще свжо, и она велитъ затопить камины. Не можетъ ли она посовтовать жареную курицу, хлбный соусъ, сладкій хлбъ и бокалъ шампанскаго? И не можетъ ли она раздлить этотъ пиръ? Въ записк не было ни одного слова о навязчивомъ братц, ни о непріятности, сдланной имъ, ни о непріятности, почувствованной имъ.

Маленькая француженка-полька явилась, разумется, въ Болтонскую улицу, потому что лэди Онгаръ не посмла ей отказать. Это была низенькая, сухощавая, проворная женщина съ быстрыми глазами, съ тонкими губами и съ маленькимъ носомъ и низкимъ лбомъ, съ жидкими волосами, зачосанными назадъ, очень сухощавая, но не дурная при своей живости и проворству. Софи Горделу было пятьдесятъ лтъ, но она такъ умла управиться съ своими годами, что была такъ проворна, какъ двадцати-пяти лтняя женщина. Курица, хлбный соусъ, сладкій хлбъ и шампанское были приготовлены, всё очень хорошее въ своёмъ род, Софи Горделу любила, чтобы такія вещи были хороши.

Лэди Онгаръ чувствовала нкоторое удовольствіе въ томъ, что она не одна, но это удовольствіе было не совсмъ удовлетворительно. Когда Софи оставила её въ десять часовъ и побжала одна въ свою квартиру въ Монтской улиц, лэди Онгаръ, посл минутнаго размышленія, сла и написала записку къ Гарри Клэверингу:

‘Милый Гарри, я воротилась въ Лондонъ. Пожалуйста, приходите ко мн завтра вечеромъ.

‘Навсегда вамъ преданная
‘Д. О.’

Глава XIV.
ГРАФЪ ПАТЕРОВЪ И ЕГО СЕСТРА.

Въ промежутокъ нсколькихъ недль, когда Гарри създилъ въ Клэверингъ и воротился къ своимъ занятіямъ въ Адельфи, графъ Патеровъ опять былъ у него, но Гарри былъ тогда въ контор. Гарри тотчасъ заплатилъ графу визитъ по адресу, данному въ Монтской улиц. Барыня дома, сказала служанка, изъ чего Гарри предположилъ, что графъ былъ женатъ, но Гарри не считалъ себя въ прав навязываться съ своимъ знакомствомъ къ этой дам и просто оставилъ свою карточку. Желая, однако, имть свиданіе съ графомъ и вступивъ недавно членомъ въ клубъ, чмъ онъ гордился, Гарри написалъ графу, прося его обдать съ нимъ въ Бофорскомъ клуб. Онъ объяснилъ, что тамъ есть особенная комната — что Патеровъ зналъ очень хорошо, онъ часто обдалъ въ Бофорскомъ клуб — и предложилъ отобдать вдвоёмъ, извиняясь, что приглашаетъ графа обдать безъ гостей. Патеровъ принялъ приглашеніе, а Гарри, никогда прежде этимъ не занимавшійся, заказалъ обдъ съ большимъ волненіемъ.

Графъ пріхалъ акуратно въ назначенное время и оба эти человка сами рекомендовались другъ другу. Гарри ожидалъ видть красиваго иностранца съ чорными волосами, съ глянцовитыми бакенбардами и, вроятно, съ горбатымъ носомъ, лтъ сорока, но на видъ не боле тридцати. Но гость его былъ вовсе не въ такомъ род. Кром того, что лта графа были совершенно загадочны, потому что по его наружности нельзя было угадать его лтъ, догадки Гарри оказались ошибочны во всхъ отношеніяхъ. Онъ былъ блокуръ, съ широкимъ, блымъ лицомъ и очень свтлыми голубыми глазами, лобъ его былъ низокъ, но широкъ, бакенбардовъ у него не было, но были усы, не сдые, а совершенно блые — блые, разумется, отъ лтъ, но всё-таки они не обнаруживали его возраста. Онъ былъ хорошо сложонъ, проворенъ въ движеніяхъ, широкоплечъ, хотя нсколько ниже средняго роста. Еслибы не излишняя непринуждённость обращенія и что-то тревожное въ глазахъ, всякій принялъ бы его за англичанина. И разговоръ его почти не обнаруживалъ, что онъ не англичанинъ. Гарри, зная, что онъ иностранецъ, примчалъ время отъ времени нкоторую вычурность выраженій, которая несвойственна природному англичанину, но иначе въ его язык ничего не обнаруживало въ нёмъ иностранца.

— Я жалю, что вы такъ безпокоитесь, сказалъ онъ, пожимая руку Гарри.

Клэверингъ объявилъ, что онъ нисколько не безпокоился, но прибавилъ, что онъ былъ бы очень радъ взять на себя всякія хлопоты, чтобъ исполнить просьбу своего друга лэди Онгаръ. Еслибы онъ былъ полякъ, какъ графъ, онъ не забылъ бы прибавить, что онъ принялъ бы на себя вс безпокойства и для того, чтобы познакомиться съ графомъ, но такъ какъ онъ просто былъ молодой англичанинъ, онъ былъ слишкомъ неловокъ для подобной вжливости. Графъ примтилъ это упущеніе, улыбнулся и поклонился. Потомъ онъ заговорилъ о погод и сказалъ, что Лондонъ великолпный городъ. О, да! онъ зналъ Лондонъ хорошо, зналъ уже двадцать лтъ, пятнадцать лтъ былъ членомъ клуба Путешественниковъ, онъ любилъ всё англійское, кром охоты за лисицами. Англійскую охоту за зврями онъ находилъ скучной. Но охоту за птицами онъ любилъ часа на два. Онъ не могъ, говорилъ онъ, соперничать съ энергіей англичанина, который могъ трудиться цлый день съ ружьями прилежне, чмъ пахарь съ плугомъ. Англичане охотятся, говорилъ онъ, какъ-будто не только ихъ насущное пропитаніе, а и честь, жоны, души зависятъ отъ этого. Это прекрасно! Онъ часто жаллъ, зачмъ онъ не англичанинъ. Потомъ онъ пожалъ плечами.

Гарри очень хотлось начать разговоръ о лэди Онгаръ, но онъ не зналъ, какъ заговорить о ней. Графъ Онгаръ пріхалъ къ нему по просьб лэди Онгаръ, и слдовательно, какъ Гарри думалъ, графу слдовало первому упомянуть о ней. Но графъ наслаждался своимъ обдомъ, повидимому, не думая ни о лэди Онгаръ, ни о ея покойномъ муж. Въ это время онъ уже създилъ въ Онгарскій Паркъ понапрасну, какъ намъ уже извстно, но ни слова не сказалъ объ этомъ Гарри. Онъ, повидимому, очень былъ доволенъ обдомъ и былъ очень любезенъ. Когда зашолъ разговоръ о вин, графъ сказалъ Гарри, что Бофорскій клубъ знаменитъ мозельскимъ виномъ. Гарри, разумется, сейчасъ приказалъ подать этого вина и былъ очень радъ угостить своего гостя всмъ лучшимъ, но ему было нсколько досадно, что иностранецъ знаетъ его клубъ лучше его. Графъ лъ медленно, наслаждаясь каждымъ кускомъ съ тмъ разсудительнымъ, сознательнымъ удовольствіемъ, котораго молодые люди никогда не находятъ ни въ д, ни въ пить и которое люди, становясь старше, часто забываютъ пріобрсти. Но графъ никогда не забывалъ ни одной своей способности къ наслажденію и во всёмъ пользовался всми своими рессурсами. Быть богатымъ не значитъ имть одну или десять тысячъ годового дохода, но умть извлекать изъ каждаго фунта, изъ каждаго шиллинга, изъ каждаго пенни этихъ тысячъ всё, что они могутъ вамъ дать. По этому способу графъ былъ богачъ.

— Я полагаю, вы не сидите здсь посл обда, сказалъ графъ, когда кончилъ полоскать ротъ и вытирать усы.— Я люблю этотъ клубъ, потому что мы иностранцы имемъ такую хорошенькую комнатку для куренья. Это лучшій клубъ въ Лондон для людей не принадлежащихъ къ нему.

Гарри пришло въ голову, что въ курительной комнат нельзя вести отдльный разговоръ. Трое или четверо мущинъ уже говорили съ графомъ, что показывало, что онъ былъ хорошо извстенъ. Дать обдъ графу и не сказать ему ни слова о лэди Онгаръ было бы не совсмъ пріятно для Гарри, хотя, какъ казалось, это было бы очень пріятно для его гостя. Гарри предложилъ бутылку клэрету. Графъ согласился, и Гарри, наливая ему рюмку, соображалъ, какъ лучше приступить къ этому предмету.

— Кажется, вы знали лорда Онгара за границей?

— Лорда Онгара… за границей? О, да! очень хорошо, и много лтъ здсь въ Лондон, и въ Вн, а въ молодости въ Петербург. Я познакомился съ лордомъ Онгаромъ въ Россіи, когда онъ служилъ при посольств, какъ Фредерикъ Куртонъ. Его отецъ, лордъ Куртонъ, былъ тогда живъ, и ддъ его также. Онъ былъ тогда премилымъ и красивымъ юношей.

— Въ этомъ отношеніи онъ, кажется, очень перемнился передъ смертью.

На это графъ только улыбнулся и пожалъ плечами, прихлёбывая своё вино.

— По всему, что я слышалъ, онъ сдлался страшнымъ скотомъ, когда женился, энергически сказалъ Гарри.

— Онъ не былъ пріятенъ, когда былъ боленъ во Флоренціи, сказалъ графъ.

— Она должно-быть вела съ нимъ ужасную жизнь, замтилъ Гарри.

Графъ поднялъ руки, опять пожалъ плечами и покачалъ головой.

— Она знала, что онъ не Адонисъ, когда выходила за него.

— Адонисъ? нтъ, она не ожидала найти въ нёмъ Адониса, но она думала, что онъ иметъ и чувства и честь мущины.

— Конечно, ей было не совсмъ пріятно. Онъ слишкомъ много употреблялъ вотъ этого, сказалъ графъ, поднося рюмку къ губамъ:— и онъ пилъ не лафитъ. Это былъ недостатокъ Онгара. Вс это знали послдніе десять лтъ. Никто не зналъ этого лучше Гью Клэверинга.

— Но… началъ Гарри и остановился.

Онъ самъ не зналъ, что именно желаетъ онъ узнать отъ этого человка, хотя желалъ узнать что-нибудь. Онъ думалъ, что графъ самъ будетъ говорить о лэди Онгаръ и жизни во Флоренціи, но графъ, повидимому, къ этому не былъ расположенъ.

— Не закурить ли намъ теперь сигары? спросилъ графъ Патеровъ.

— Подождёмъ еще нсколько минутъ, если вамъ всё-равно.

— Конечно, конечно! Торопиться нтъ никакой надобности.

— Вы больше не будете пить вина?

— Нтъ. Я пилъ за обдомъ, какъ вы видли.

— Я желаю сдлать вамъ одинъ вопросъ — о лэди Онгаръ.

— Я скажу въ ея пользу всё, что вамъ угодно. Я всегда готовъ говорить въ пользу дамы и, если нужно, пожалуй присягнуть. Но никто не слыхалъ, чтобы я сказалъ что-нибудь противъ дамы.

Гарри былъ на столько догадливъ, чтобъ примтить, что увренія подобнаго рода хуже чмъ ничего. На этомъ основаніи мущина считаетъ себя въ прав говорить ложь. ‘Не я написалъ эту книгу, но вы не имете права сдлать этотъ вопросъ, и я сказалъ бы, что не я, еслибъ и написалъ.’ Патеровъ говорилъ о лэди Онгаръ въ такомъ отношеніи и Гарри возненавидлъ его за это.

— Я не желаю, чтобы вы говорили о ней и хорошое и дурное.

— Ужъ конечно я не скажу о ней ничего дурного.

— Но я думаю, вамъ извстно, что съ нею поступили самымъ жестокимъ образомъ.

— Кажется, она получила семь тысячъ фунтовъ стерлинговъ годового дохода. Семь тысячъ! не франковъ, а фунтовъ! Мы, бдные иностранцы, теряемся отъ изумленія, когда слышимъ о вашихъ англійскихъ богатствахъ. Семь тысячъ фунтовъ для женщины, совершенно одинокой, и великолпный домъ! Говорятъ, домъ великолпный.

— Какое же это иметъ отношеніе? сказалъ Гарри.

Графъ опять пожалъ плечами.

— Какое это иметъ отношеніе? продолжалъ Гарри.— Оттого, что человкъ богатъ, онъ не иметъ права дурно обращаться съ своей женой. Онъ кажется, ложно обвинилъ её, чтобы лишить посл своей смерти всего того, что вамъ кажется такъ много.

— Вдь она получила деньги и великолпный домъ.

— Но ея имя ложно опозорено.

— Что я могу сдлать? Зачмъ вы спрашиваете меня? Я не знаю ничего. Послушайте, мистеръ Клэверингъ, если вы желаете узнать что-нибудь, обратитесь къ моей сестр. Я не вижу, какая польза выйдетъ изъ того, но она будетъ разсказывать вамъ по цлымъ часамъ, если вы желаете. Будемъ курить.

— Ваша сестра?

— Да, моя сестра. Её зовутъ мадамъ Горделу. Разв лэди Онгаръ не говорила вамъ о моей сестр? Он неразлучны. Моя сестра живётъ въ Монтской улиц.

— Съ вами?

— Нтъ, не со мной. Я не живу въ Монтской улиц. Но иногда даю свой адресъ въ ея домъ.

— Мадамъ Горделу?

— Да, мадамъ Горделу. Она другъ лэди Онгаръ. Она будетъ говорить съ вами.

— Вы меня представите, графъ Патеровъ?

— О, нтъ! это не нужно. Вы можете отправиться въ Монтскую улицу и она будетъ очень рада. Вотъ карточка. А теперь мы будемъ курить.

Гарри чувствовалъ, что не можетъ не нарушая приличія удерживать графа боле и вставъ со стула, пошолъ въ курительную комнату. Тамъ свтскій человкъ оставилъ своего молодого пріятеля, энтузіазмъ котораго, можетъ-быть, ему наскучилъ, и скоро вступилъ въ разговоръ съ разными другими людьми одного съ нимъ возраста. Гарри скоро примтилъ, что его гость уже не нуждается въ его обществ и пошолъ на Блумбёрійскій сквэръ, оставшись вовсе недоволенъ своимъ новымъ знакомымъ.

На слдующій день онъ обдалъ въ Онслоу Крешент у Бёртоновъ и тамъ не сказалъ ничего о лэди Онгаръ и граф Патеров. Онъ сознавалъ, что не имлъ никакой особенной причины молчать объ этомъ, но ршилъ, что Бёртоны такъ далёки въ своей сфер жизни отъ лэди Онгаръ, что говорить объ этомъ будетъ не кстати въ Онслоу-Крешент. Ему выпало на долю имть сношенія съ людьми обоихъ классовъ. Онъ не хотлъ сказать даже себ, что классъ лэди Онгаръ онъ предпочитаетъ, но такъ какъ ужъ это выпало ему на долю, онъ долженъ былъ интересоваться обоими, не смшивая одного съ другимъ. О лэди Онгаръ и своей первой любви онъ говорилъ Флоренсъ довольно подробно, но не находилъ нужнымъ въ своихъ письмахъ сообщить ей о граф Патеров и о своёмъ обд въ Бофорскомъ клуб. Онъ не упомянулъ объ этомъ обд и своему милому другу Цециліи. Ему было очень весело въ Онслоу-Крешент: онъ игралъ съ дтьми, болталъ съ своимъ другомъ и добродушно выносилъ сарказмъ Теодора Бёртона, когда этотъ дловой господинъ сказалъ ему, что онъ годится только быть привязаннымъ къ фартуку женщины.

На слдующій день, около пяти часовъ, онъ зашолъ въ Монтскую улицу. Онъ долго колебался, думая, что по-крайней-мр онъ долженъ прежде написать и просить позволенія. Но наконецъ онъ ршился воспользоваться предложеніемъ графа, и явившись къ дверямъ дома въ Монтской улиц, послалъ свою карточку. Мадамъ Горделу была дома и черезъ нсколько минутъ Гарри очутился въ комнат, гд сидла дама, въ которой онъ узналъ ту, которую онъ видлъ у лэди Онгаръ въ Болтонской улиц. Она тотчасъ встала, взглянула на карточку и, повидимому, тотчасъ узнала Гарри. Она дружески пожала его руку, даже почти схватила, и просила ссть возл нея на диван.

— Я такъ рада видть васъ ради милой Жюли. Вы, разумется, знаете, что Жюли въ Онгарскомъ парк. О! какъ она счастлива! (этого Гарри не зналъ).— Она будетъ здсь на будущей недл. У ней, разумется, такъ много дла, мистеръ Клэверингъ. Домъ, слуги, паркъ! Но это восхитительно и Жюли совершенно счастлива!

Нельзя было найти людей боле непохожихъ другъ на друга, какъ эти братъ и сестра. Ни одно человческое существо не могло принять мадамъ Горделу за англичанку, хотя можетъ-быть трудно было судить по ея разговору или наружности, къ какой національности она принадлежала. Она говорила по-англійски очень бгло, но каждое слово, произносимое ею, показывало, что она не англичанка. И чмъ скоре она говорила, тмъ неправильне былъ ея языкъ. Она была мала, жива и также любила говорить, какъ ея братъ молчать. Она жила въ маленькой комнатк въ первомъ этаж маленькаго домика, и Гарри показалось, что она живётъ одна. Не долго пробылъ онъ, какъ она разсказала ему всю свою исторію и объяснила многія обстоятельства изъ своей жизни. Вроятно, она разсказала не всё, но многіе ли могутъ разсказать всё?

Мужъ ея былъ еще живъ, но онъ жилъ въ Вн. Онъ былъ французъ, но родился въ Австріи. Онъ служилъ при австрійскомъ посольств въ Лондон, но теперь просто находился при дипломатическомъ корпус. Она не жила съ нимъ, потому что очень любила Англію. А можетъ-быть къ ней прідетъ мужъ ея когда-нибудь. Она не сказала, что не видала его уже десять лтъ, и не знала наврно, живъ онъ или умеръ. Она сказала, что сама часто бываетъ въ австрійскомъ посольств, но не упомянула, что она шпіонка. И я не скажу этого положительно, но многіе, знавшіе её, говорили это. Она называла своего брата Эдуардомъ, какъ-будто Гарри зналъ графа всю жизнь, а лэди Онгаръ всегда называла ‘Жюли’. Она сдлала два-три намёка, показывавшіе, что знала всё происходившее между ‘Жюли’ и Гарри Клэверингомъ въ прежнее время, а о лорд Онгар иначе не говорила, какъ съ бранью.

— Противный негодяй! говорила она.— Это началось, знаете, съ самаго начала. Разумется, онъ поступилъ глупо. Старый развратникъ всегда глупо поступаетъ, если женится. Что онъ получаетъ за свои деньги? хорошенькое личико. Оно ему надодаетъ, какъ только длается его собственностью. Не такъ ли, мистеръ Клэверингъ? Но другимъ оно не надоло, и онъ начинаетъ ревновать. Но лордъ Онгаръ не былъ ревнивъ. Противный негодяй!

Потомъ она разсказала нсколько подробностей, отъ которыхъ волоса Гарри Клэверинга стали дыбомъ и которыхъ не слдуетъ повторять здсь. Она встртилась съ своимъ братомъ въ Париж и находилась съ нимъ, когда они встртились съ Онгарами въ этой столиц. По ея словамъ, они вс находились вмст почти всё время до дня смерти лорда Онгара. Но Гарри скоро узналъ, что онъ не можетъ врить всему, что ему говоритъ эта маленькая женщина.

— Эдуардъ всегда былъ съ нимъ. Бдный Эдуардъ! сказала она.— У нихъ были денежные счоты по экартэ. Когда этотъ негодяй сдлался такъ боленъ, ему не хотлось разставаться съ своими деньгами — даже, когда онъ проигрывалъ! А Жюли всегда была такъ добра! Жюли и Эдуардъ длали всё для этого противнаго негодяя.

Гарри совсмъ не понравилось, что имя Джуліи такъ было соединено съ именемъ Эдуарда, хотя это не возбудило въ немъ ни малйшаго подозрнія насчотъ лэди Онгаръ. Это заставило его, однако, почувствовать, что эта женщина опасна и что ея языкъ можетъ надлать вреда, если она будетъ говорить съ другими такъ, какъ съ нимъ. Когда онъ смотрлъ на неё — у себя дома она была одта довольно небрежно — и слушалъ её, онъ не могъ понять, какъ лэди Онгаръ могла сдлать сё своимъ другомъ. Братъ ея, графъ, былъ джентльменъ по своему обращенію и образу жизни, но Гарри не зналъ, какимъ именемъ назвать эту женщину, которая называла лэди Онгаръ ‘Жюли’. Она совсмъ не походила на дамъ, которыхъ онъ зналъ.

— Вы знаете, что Жюли прідетъ въ Лондонъ на будущей недл?

— Нтъ, я не зналъ, когда она воротится.

— О, да! у ней есть дло съ этими людьми въ улиц Одди въ четвергъ. Бдняжка! Эти стряпчіе такъ надодаютъ! Но когда имешь семь тысячъ фунтовъ стерлинговъ годового дохода, надо же выносить и стряпчихъ.

Когда она произнесла эти завтныя слова, которыя для нея представляли рай, Гарри примтилъ въ первый разъ, что между нею и графомъ есть нкоторое сходство. Онъ могъ видть, что они братъ и сестра.

— Я буду у ней тотчасъ по ея прізд и, разумется, скажу ей, какъ вы были добры, что зашли ко мн. И Эдуардъ обдалъ съ вами? Какъ вы добры. Онъ мн сказалъ, какъ вы очаровательны — Гарри былъ увренъ, что она лжотъ — и какъ ему было пріятно! Эдуардъ очень привязанъ къ Жюли, очень. Хотя, разумется, всё это былъ вздоръ, какую ложь выдумалъ этотъ злой лордъ! Ба! что онъ зналъ?

Гарри началъ сожалть, зачмъ онъ явился въ Монтскую улицу.

— Разумется, это была ложь, сказалъ онъ грубо.

— Разумется, моншеръ. Эти вещи всегда ложь, и ложь злая! Какую пользу можетъ она сдлать?

— Ложь никогда не можетъ быть полезна, сказалъ Гарри.

На такое обширное предположеніе мадамъ Горделу не приготовилась дать безусловный отвтъ, она пожала плечами и опять стала похожа на своего брата.

— А! сказала она.— Жюли теперь счастливая женщина. Семь тысячъ годоваго дохода! Какъ-то не врится, неправда ли?

— Я никогда не слыхалъ, какъ великъ ея доходъ, сказалъ Гарри.

— Именно столько, энергически подтвердила француженка-полька: — кром дома. Я знаю. Она сама мн говорила. Да. Какая женщина стала бы этимъ рисковать, а онъ былъ почти мёртвъ. Разумется, это ложь.

— Я не думаю, чтобъ вы понимали её, мадамъ Горделу.

— О, да! я знаю её хорошо и люблю — о, мистеръ Клэверингъ! я люблю её такъ нжно! Неправда ли, какъ она очаровательна? Такая прелестная и величественная? И какая воля! Вотъ это я люблю въ женщин. Какое мужество! Она не ослабла ни разу въ эти ужасные дни. А когда онъ назвалъ её — вы знаете, чмъ — она только взглянула на него — только взглянула на него, жалкую тварь. О, это было чудесно!

И мадамъ Горделу, вставъ въ пылу разсказа съ своего стула, старалась бросить на Гарри такой взглядъ, какой оскорблённая жена бросила на своего злоязычнаго умирающаго мужа.

— Она выйдетъ замужъ, сказала мадамъ Горделу, такъ внезапно перемнивъ тонъ, что Гарри вздрогнулъ: — да, разумется, она выйдетъ замужъ. Ваши англійскія вдовы всегда выходятъ замужъ, если имютъ деньги. Он напрасно это длаютъ, и она напрасно это сдлаетъ, но она выйдетъ замужъ.

— Не знаю, какъ это сдлается, безразсудно отвчалъ Гарри.

— Говорю вамъ, я знаю, что она выйдетъ замужъ, мистеръ Клэверингъ, я такъ вчера сказала Эдуарду. Онъ только улыбнулся. Для него она не годится, у ней слишкомъ много воли. У Эдуарда также есть воля.

— Я полагаю, что у всхъ мущинъ есть воля.

— Да, но бываетъ разница. Наличныя деньги лучше, чмъ вдовье содержаніе. Если она умрётъ, онъ и останется въ дуракахъ. А она такая великолпная и захочетъ истратить всё. Она гораздо старше васъ, мистеръ Клэверингъ? Разумется, я знаю лта Жюли, хотя вы, можетъ-быть, не знаете, сколько ей лтъ. Сколько вы мн дадите, если я вамъ скажу?

И эта женщина мигнула ему съ улыбкой, которая заставила Гарри подумать, что онъ ршительно неспособенъ вести съ ней разговоръ, и скоро посл этого онъ сталъ прощаться.

— Вы придёте опять? сказала она.— Приходите. Вы мн очень нравитесь. А когда Жюли будетъ въ Лондон, мы можемъ вмст бывать у ней, и я буду вашимъ другомъ. Врьте мн.

Гарри далёкъ былъ отъ этого, чтобы врить ей, и вовсе не желалъ ея дружбы. Ея дружбы! Какъ могъ порядочный англичанинъ или порядочная англичанка желать дружбы такого существа? Такимъ-образомъ, Гарри думалъ о ней, уходя изъ Монтской улицы и внутренно обвиняя лэди Онгаръ. Джулія! Онъ разъ десять повторилъ это имя, думая, что вся прелесть его потеряна съ-тхъ-поръ, какъ его осквернилъ такой гадкій языкъ. Но какое было ему дло до того? Пусть она будетъ Джуліей для кого угодно, а для него она никогда уже не можетъ быть Джуліей. Но она была его другомъ — лэди Онгаръ, и онъ сказалъ себ прямо, что его другъ лэди Онгаръ поступила очень дурно, позволивъ себ вступить въ короткость съ подобной женщиной. Конечно, лэди Онгаръ подвергалась большимъ непріятностямъ въ послдніе мсяцы жизни ея мужа, но никакія обстоятельства не могли оправдать её, если она станетъ продолжать выносить фальшивое дружелюбіе этой пошлой и злой женщины. Что касается серьёзныхъ обвиненій противъ лэди Онгаръ, Гарри всё имъ не врилъ, всё считалъ ихъ клеветами, но чувствовалъ, что должно-быть она окунулась въ грязную воду, если воротилась въ Англію съ такими друзьями. Онъ не очень восхищался братомъ, но сестра графа была просто противна для него. ‘Я буду вашимъ другомъ, врьте мн!’ Гарри Клэверингъ топнулъ ногой по мостовой, думая о предложеніи, сдланномъ ему этой полькой. Она будетъ его другомъ! Нтъ! еслибы въ Лондон для него не нашлось другого друга.

Софи тоже думала о нёмъ. Софи очень онъ тревожилъ и она ршила какъ можно тсне сблизиться съ Жюли.

— Я буду его другомъ или врагомъ — пусть онъ выбираетъ самъ. Вотъ какъ размышляла Софи, оставшись одна.

Глава XV.
ВЕЧЕРЪ ВЪ БОЛТОНСКОЙ УЛИЦ.

Черезъ десять дней посл визита въ Монтскую улицу Гарри получилъ записку, которую лэди Онгаръ написала къ нему въ вечеръ своего прізда въ Лондонъ. Записка эта принесена въ контору Бейльби утромъ ея лакеемъ, Гарри былъ въ контор и могъ отвчать лэди Онгаръ, что онъ придётъ по ея желанію. Она начала своё письмо ‘милый Гарри’, а онъ хорошо помнилъ, что прежде она писала ему ‘милый мистеръ Клэверингъ’. Хотя въ записк заключалось нсколько самыхъ обыкновенныхъ словъ, записка показалась ему дружелюбна, даже нжна. Еслибы она не желала видть его, она не написала бы ему тотчасъ по возвращеніи.

‘Любезная лэди Онгаръ’ писалъ онъ: ‘я отобдаю въ клуб и буду у васъ въ восемь часовъ.

‘Навсегда вамъ преданный Г. К.’

Посл этого онъ не могъ заставить себя работать удовлетворительно весь день. Посл своего свиданія съ француженкой-полькой онъ много думалъ о себ и ршился трудиться прилежне и любить Флоренсъ Бёртонъ преданне прежняго. Противная женщина сказала нсколько словъ, заставившихъ его заглянуть въ своё сердце и сказать себ, что это было необходимо. Такъ какъ любовь легче труда, онъ принялся за своё намреніе на слдующее утро длиннымъ и очень нжнымъ письмомъ къ своей Фло, которая всё еще гостила въ клэверингскомъ пасторат, письмомъ такимъ длиннымъ и такимъ нжнымъ, что Флоренсъ въ восторг дала прочесть его Фанни и заставила её сознаться, что, какъ любовное письмо, оно было совершенствомъ.

— А всё-таки это большія глупости, сказала Фанни.

— Это совсмъ не глупости, отвчала Флоренсъ:— а еслибъ и глупости, то это ничего не значитъ. Правда ли это? Вотъ въ чомъ вопросъ.

— Я уврена, что это правда, отвчала Фанни.

— И я также, сказала Флоренсъ: — я сама это знаю.

— Такъ зачмъ же вы спрашиваете, дурочка?

Флоренсъ проводила время очень счастливо въ клэверингскомъ пасторат. Когда Фанни назвала её дурочкой, она обняла Фанни и поцаловала её.

Гарри сдержалъ своё намреніе насчотъ труда, изучая планы съ ршимостью понять ихъ, которая была почти успшна. Онъ оставался въ контор до четырёхъ часовъ и уходилъ съ Теодоромъ Бёртономъ обдать иногда въ Онслоу-Крешентъ, а иногда приходилъ туда вечеромъ посл обда. Тамъ онъ садился и читалъ, а однажды, когда Цецилія хотла съ нимъ разговаривать, онъ сказалъ ей, чтобы она оставила при себ завязки своего фартука. Теодоръ засмялся и извинился, а Цецилія сказала, что слишкомъ трудолюбивые мущины скучны. Теодоръ засмялся опять и объявилъ, что въ такомъ случа Гарри никогда не будетъ скученъ. Гарри въ эти вечера водили наверхъ смотрть дтей, лежащихъ въ колыбелькахъ, и когда онъ стоялъ возл ихъ матери и смотрлъ на нихъ, онъ и мистриссъ Бёртонъ говорили очень мило о Флоренсъ и его будущей жизни, и всё шло такъ весело. Но въ то утро, когда Гарри получилъ записку отъ лэди Онгаръ, онъ не могъ работать удовлетворительно и не могъ ничего понять. Это былъ день, въ который онъ обыкновенно писалъ къ Флоренсъ, и онъ къ ней написалъ. Но Флоренсъ не показала этого письма Фанни, чтобъ выставить его образцомъ совершенства. Это было безтолковое, коротенькое письмо, въ которомъ онъ объявлялъ, что очень занятъ и что у него болитъ голова. Въ постскриптум онъ прибавлялъ, что идётъ къ лэди Онгаръ въ этотъ вечеръ. Это онъ сообщилъ ей съ той мыслью, что длая это, онъ поступаетъ надлежащимъ образомъ. И я думаю, что высказавъ это, онъ облегчилъ свою совсть.

Онъ вышелъ изъ конторы посл трёхъ часовъ, стараясь врить головной боли, и отправился въ клубъ. Онъ нашолъ тамъ играющихъ въ вистъ, а такъ какъ вистъ могъ облегчить его головную боль, онъ тоже сталъ играть. Его обыграли и разбранили за то, что онъ играетъ дурно, такъ что онъ разсердился и пошолъ гулять одинъ. Въ Пикадилли онъ увидалъ Софи Горделу, подходящую къ нему съ высоко поднятымъ платьемъ, она шла быстрыми шагами и, вроятно, какъ Гарри сказалъ себ, имла намреніе надлать кому-нибудь вреда. Онъ хотлъ избжать встрчи съ нею, повернувъ въ другую улицу, но она догнала его и пошла рядомъ съ нимъ, прежде чмъ онъ придумалъ способъ отвязаться отъ такой спутницы.

— Ахъ, мистеръ Клэверингъ! я такъ рада видть васъ. Я была вчера у Жюли. Она была утомлена, очень утомлена, путешествіе, знаете, и дла. А всё-таки такъ хороша! Мы говорили о васъ. Да, мистеръ Клэверингъ, и я сказала ей, какъ вы были добры, что захали ко мн. Она сказала, что вы всегда добры, да, она сказала. Когда вы будете у ней?

Гарри Клэверингъ былъ не мастеръ лгать, не мастеръ также оставлять вопросъ безъ отвта. Когда его спрашивали такимъ образомъ, онъ усплъ отвчать только правду. Онъ предпочолъ бы не говорить, что онъ будетъ въ Болтонской улиц въ этотъ вечеръ, но не усплъ.

— Я полагаю, что увижу её сегодня, сказалъ онъ просто, осмливаясь смягчить вредъ, длая своё извстіе сомнительнымъ.

Есть люди, которые лгутъ такъ неловко, что лучше было бы имъ вовсе не лгать. Они не только никогда не достигаютъ успха, по и не осмливаются этого ожидать.

— А! сегодня вечеромъ. Позвольте. Кажется, я быть не могу. Мадамъ Беренштофъ принимаетъ въ посольств.

— Прощайте, сказалъ Гарри, повернувъ къ парикмахеру.

— А, очень хорошо! сказала про себя Софи: — это будетъ лучше, гораздо лучше. Онъ просто олухъ и зачмъ ему имть? Боже! какіе дураки, какіе олухи эти англичане!

Не зная дале мыслей Софи, мы предоставимъ ей одной продолжать путь.

Я не знаю, приглашеніе ли на этотъ вечеръ заставило Гарри войти къ парикмахеру. Мн кажется, что онъ просто воспользовался первымъ предлогомъ, чтобъ убжать. Но когда ужъ онъ вошолъ, онъ веллъ причесать себя и думалъ, что это придало ему лучшій видъ. Потомъ онъ воротился въ клубъ, и когда вошолъ въ игорную комнату, одинъ старикъ вопросительно на него взглянулъ, какъ бы спрашивая, не затмъ ли онъ пришолъ, чтобъ надлать новыхъ бдъ.

— Благодарю, нтъ, я играть не буду больше, сказалъ Гарри.

Тогда старикъ смягчился и предложилъ ему понюхать табаку.

— Вы читали новую книгу о вист? спросилъ старикъ.— Она очень полезна, очень полезна. Я пришлю вамъ экземпляръ, если вы позволите.

Гарри ушолъ обдать. Былъ уже седьмой часъ, когда онъ постучался въ дверь лэди Онгаръ. Я боюсь, не сообразилъ ли онъ, что если явится рано, то она подумаетъ, что онъ считаетъ ея приглашеніе очень важнымъ. Это было для него важно и ему хотлось, чтобъ она знала это. Но есть степени во всёмъ и онъ опоздалъ двадцатью минутами. Онъ былъ не первый, взвсившій дипломатическое преимущество опаздыванія. Но вс эти мысли оставили его, когда она встртила его почти въ дверяхъ и, взявъ за руку, сказала, что она ‘рада видть его — очень рада’.

— Представьте себ, Гарри, прибавила она: — я не видала стараго друга съ-тхъ-поръ, какъ видла васъ въ послдній разъ. Вы не знаете, какъ тяжело это кажется.

— Это тяжело, сказалъ онъ.

Когда онъ почувствовалъ пожатіе ея руки, увидалъ блескъ ея глазъ, когда ея платъе зашелестило, коснувшись его, когда онъ шолъ за нею къ ея креслу и почувствовалъ вліяніе ея присутствія, вся его дипломація исчезла и онъ просто желалъ посвятить себя ея услугамъ. Разумется, такая преданность, не должна была наносить ущербъ той или другой преданности, которую онъ отдалъ Флоренсъ Бёртонъ. Но это условіе съ самимъ съ собою онъ сдлалъ второпяхъ и съ смутными мыслями.

— Да, это тяжело, сказала она:— Гарри, иногда я думаю, что я сойду съ ума. Я не могу этого выносить. Я могла бы вынести, еслибъ не сама была виновата — совершенно сама.

Въ словахъ ея была такая внезапность, что Гарри былъ удивлёнъ. Конечно, виновата была она сама. Онъ самъ говорилъ себ это, хотя разумется онъ её не обвинялъ.

— Вы еще не оправились отъ того, что выстрадали послднее время. Всё будетъ казаться вамъ веселе черезъ нсколько времени.

— Вы думаете? Ахъ! я не знаю. Садитесь, Гарри, и позвольте мн предложить вамъ чаю. Я полагаю, ничего нтъ дурного въ томъ, что вы здсь?

— Дурного, лэди Онгаръ?

— Да — дурного, лэди Онгаръ.

Когда она повторила за нимъ своё имя, почти его тономъ, она улыбнулась опять и посмотрла на него такъ, какъ смотрла бывало, когда хотла быть весёлой съ нимъ.

— Трудно знать, что можетъ женщина сдлать и чего не можетъ. Когда мой мужъ былъ боленъ и умиралъ, я не отходила отъ его постели. Съ той минуты, какъ я обвнчалась съ нимъ, до самой его смерти, я почти не говорила ни съ однимъ мущиной иначе какъ въ его присутствіи, единственный разъ, когда мн случилось говорить, онъ самъ послалъ меня. А несмотря на это, вс повернулись ко мн спиной. Мы съ вами были старые друзья, Гарри, а когда-то даже больше — не такъ ли? Но я обманула васъ, какъ у васъ достало твёрдости мн сказать. Какъ я уважала васъ, когда вы осмлились сказать мн правду! Мущины не знаютъ женщинъ, а то они были бы сурове съ ними.

— Я не имлъ намренія поступить съ вами сурово.

— Еслибы вы схватили меня за плечи и объявили, что не позволяете мн такого вроломнаго поступка, я повиновалась бы вамъ.

Гарри подумалъ о Флоренсъ и не могъ ршиться сказать, что онъ жалетъ, что этого не случилось.

— Но что было бы тогда съ вами, Гарри? Я поступила дурно и вроломно, выйдя за этого человка, но я также не имла права выходить за васъ и васъ раззорять. Вы раззорились бы и мы поступили бы очень глупо.

— Эта глупость была бы очень пріятна, сказалъ онъ.

— Да, да, я не стану этого опровергать. А потомъ что сказали бы мудрость и осторожность? О, Гарри, это не было бы пріятно! Но что это я говорила? О! насчотъ того, прилично ли вамъ быть здсь. Приличія такъ тяжелы. Такъ какъ я была замужемъ, я полагаю, что могу принимать кого хочу. Кажется, таковъ законъ?

— Меня вы можете принимать, я думаю. Ваша сестра жена моего кузена.

Пошлый аргументъ Гарри сдлалъ своё дло не хуже ничего другого, потому что онъ тотчасъ отвлёкъ ея мысли.

— Моя сестра, Гарри? Если ничто другое не могло сдлать насъ друзьями, кром нашего родства черезъ сэра Гью Клэверинга, не знаю, желала ли бы я васъ видть. Какъ онъ былъ жестокъ!

— Очень жестокъ, сказалъ Гарри.

Потомъ онъ подумалъ объ Арчи и его намреніи.

— Но онъ намренъ теперь перемниться. Герміона просила меня намедни уговорить васъ пріхать въ Клэверингъ.

— И вы пришли ко мн употребить ваше краснорчіе по этому поводу. Я никогда больше не буду въ Клэверинг, Гарри, разв только, если онъ будетъ принадлежать вамъ и ваша жена пригласитъ меня. Тогда я отправлюсь тотчасъ въ милый, скучный старый замокъ, еслибъ даже я была на другой сторон Европы.

— Онъ никогда не будетъ мой.

— Вроятно, и слдовательно, я никогда тамъ не буду. Нтъ, я не могу простить такого оскорбленія. Я не поду въ Клэверингъ, итакъ, Гарри, вы можете сохранить ваше краснорчіе. Герміону я рада буду видть, когда она прідетъ ко мн. Если вы можете уговорить её къ этому, вы уговорите её сдлать доброе дло.

— Кажется, она никуда не здитъ безъ его… его…

— Безъ его позволенія. Разумется. А онъ такой тиранъ, что не дастъ ей позволенія. Онъ скажетъ ей, я полагаю, что общество ея сестры неприлично для нея.

— Онъ не можетъ сказать этого теперь, когда приглашалъ васъ къ себ.

— А! я не знаю. Онъ говоритъ сначала одно, а потомъ другое, какъ ему вздумается. Я полагаю, онъ имлъ какую-нибудь цль желать, чтобъ я похала туда.

Гарри, знавшій эту цль и будучи слишкомъ добросовстенъ, чтобъ выдать лэди Клэверингъ, даже хотя онъ былъ противъ искательствъ Арчи, нсколько гордился своимъ положеніемъ, но ничего не сказалъ въ отвтъ.

— Но я не буду даже въ его дом въ Лондон. Когда они прідутъ, Гарри?

— Онъ теперь въ Лондон.

— Какой милый мужъ, неправда ли? А когда же прідетъ Герміона?

— Я не знаю, она не сказала. Маленькій Гью боленъ и это, можетъ-быть, её удержало.

— Стало-быть, мн еще можетъ-быть придётся хать въ Клэверингъ, то-есть если хозяйка захочетъ меня принять.

— Не такимъ образомъ, какъ вы хотите сказать, лэди Онгаръ. Не убивайте всхъ моихъ родныхъ для того, чтобы имніе досталось мн. Арчи намренъ жениться и имть полдюжины дтей.

— Арчи хочетъ жениться! Кто за него пойдётъ? Но такіе мущины какъ онъ часто женятся на судомойкахъ. Арчи рабъ Гью. Преставьте себ, что значитъ быть рабомъ Гью Клэверинга! У него рабъ и рабыня, то-есть Герми, только онъ предпочитаетъ не быть вмст съ Герми, что большое счастье для нея. Вотъ чай, усядемся поспокойне и перестанемъ говорить о нашихъ противныхъ родственникахъ. Я не знаю, зачмъ я о нихъ заговорила. Я совсмъ этого не хотла.

Гарри слъ и взялъ чашку изъ ея рукъ, потому что она велла слуг поставить подносъ на столъ.

— Вы видли графа Патерова? сказала она.

— Да, и его сестру.

— Она мн говорила. Что вы думаете о нихъ.

На это Гарри отвчалъ не сейчасъ.

— Вы можете говорить откровенно. Хотя я жила за границей цлый годъ съ подобными людьми, я не забыла ни пріятнаго запаха нашихъ англійскихъ изгородей, ни благоприличія нашего англійскаго обращенія. Что вы думаете о нихъ?

— Они не имютъ ни пріятности, ни благоприличія, сказалъ онъ.

— О, Гарри! вы такъ добросовстны! Ваша добросовстность чудесна. Вы каждую вещь называете ея настоящимъ именемъ.

Онъ думалъ, что она насмхается надъ нимъ, и покраснлъ.

— Вы сами убждали меня высказаться, сказалъ онъ: — и я употребилъ ваши собственныя выраженія.

— Да, но вы употребили ихъ съ такой прямой энергичностью! Ну, употребляйте какія угодно выраженія, слово правды такъ пріятно посл жизни въ мір лжи. Я знаю, что вы не будете мн лгать, Гарри. Вы не лгали никогда.

Онъ чувствовалъ, что настала минута,— въ которую долженъ ей сказать о своей помолвк, но онъ пропустилъ эту минуту, не воспользовавшись ею. И въ-самомъ-дл ему было бы трудно сказать. Сказавъ ей, онъ предостерёгъ бы её, что ей не слдуетъ его любить — и этого онъ не могъ ршиться сдлать. Онъ не зналъ наврно, даже теперь, не знала ли она уже это отъ своей сестры.

— Надюсь, отвчалъ онъ.

Онъ чувствовалъ, что вс его слова вялы и холодны въ сравненіи съ ея словами, въ которыхъ было такъ много значенія. Но его положеніе было такое несчастное. Еслибъ не Флоренсъ Бёртонъ, онъ давно былъ бы у ногъ лэди Онгаръ, потому что, надо сказать правду, для Гарри Клэверинга недолго было поклясться въ любви. Онъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, къ которымъ любовь приходитъ такъ скоро, что жаль зачмъ они женятся. Гарри вчно ухаживалъ за женщинами безъ всякаго дурного намренія. Онъ ухаживалъ за Цециліей Бёртонъ возл кроватокъ ея дтей, и этой скромной супруг это нравилось. Но это ухаживанье было совершенно безопасно. Оно просто значило съ его стороны удовольствіе находиться въ хорошихъ отношеніяхъ съ хорошенькой женщиной. Ему хотлось бы ухаживать точно такимъ же образомъ за лэди Онгаръ, но это было невозможно, ухаживать за лэди Онгаръ было опасно. Наступило молчаніе посл его послднихъ словъ, во время котораго онъ допилъ свой чай, а потомъ посмотрлъ на свои сапоги.

— Вы меня не спрашиваете, что я длала въ моей деревн?

— А что вы тамъ длали?

— Возненавидла её.

— Это нехорошо.

— Всё, что я длала, нехорошо, всё должно быть нехорошо. Проклятіе такого рода тяготитъ на мн.

— Вы слишкомъ много думаете объ этомъ теперь.

— Ахъ, Гарри! это легко сказать. Люди не думаютъ объ этихъ вещахъ, если могутъ. Онгарскій замокъ полонъ имъ и воспоминаніями о нёмъ, хотя я до-сихъ-поръ не знаю, былъ ли онъ тамъ когда-нибудь. Знаете, у меня есть планъ, который можетъ меня сдлать счастливой на полчаса. Этотъ планъ состоитъ въ томъ, чтобы отдать его роднымъ всё — деньги, домъ и имя, назваться Джуліей Брабазонъ и предоставить свту называть меня какъ онъ хочетъ. А потомъ выйти на улицу и попросить у кого-нибудь насущнаго пропитанія. Есть ли хоть одинъ человкъ на свт, который подалъ бы мн кусокъ хлба? Есть ли хоть одинъ, кром васъ, Гарри, хоть одинъ, кром васъ?

Бдная Флоренсъ, я боюсь, что ей плохо приходилось въ эту минуту. Возможно ли, чтобъ онъ не сожаллъ, чтобъ не оглядывался на Страттонъ съ чмъ-то похожимъ на горесть? Джулія была его первой любовью и ей онъ могъ бы оставаться вренъ. Я боюсь, что для него было огорченіемъ, что онъ не можетъ ссть возл нея, сказать ей, чтобъ она исполнила своё намреніе, а потомъ пришла къ нему и раздлила съ нимъ его насущный хлбъ. Еслибъ онъ могъ сыграть эту роль, онъ сыгралъ бы её хорошо и радовался бы ея бдности, но Флоренсъ была помхой и онъ не могъ этого сдлать. Какъ онъ долженъ былъ отвчать лэди Онгаръ? Теперь было трудне прежняго сказать ей о Флоренсъ Біртонъ.

Глаза его были полны слёзъ и она приняла это за извиненіе, что онъ ей не отвчалъ.

— Наврно сказали бы, что я романическая дура. Когда цна была взята, нельзя уже очистить себя отъ пятна. Для Іуды было недостаточно, что онъ возвратилъ деньги. Жизнь была для него слишкомъ тяжела, онъ повсился.

— Джулія, сказалъ Гарри, вставая со стула и подходя къ дивану, на которомъ она сидла:— Джулія, страшно слышать, что вы говорите о себ такимъ образомъ. Я этого не хочу. Вы не похожи на Искаріота.

Говоря такимъ образомъ, онъ почувствовалъ ея руку въ своей.

— Я желала бы, чтобъ вы на полдня взяли на себя мою ношу, чтобъ вы могли почувствовать ея тяжесть.

— Я желалъ бы нести её за васъ всю жизнь.

— Быть всегда одной, Гарри, не имть никого, кто. и бранилъ бы меня и любилъ, и иногда заставлялъ меня улыбаться! Вы, по-крайней-мр, будете меня любить, неправда ли? Ужасно не имть никого возл себя, кто поговорилъ бы съ нами съ прежней непринуждённой привязанностью. О! эта женщина, Гарри, эта женщина, которая приходитъ сюда и называетъ меня Жюли! и она взяла съ меня общаніе, что я стану называть её Софи! Я знаю, что вы презираете меня за то, что она бываетъ у меня. Да, я это вижу. Вы сказали, что въ ней нтъ благоприличія съ вашей милой откровенной добросовстностью.

— Это было ваше выраженіе.

— Она всё суетилась около него, когда онъ былъ такъ боленъ, читала ему романы, книги, которыхъ я не видала никогда, и играла съ нимъ въ экартэ на перчатки, какъ она выражалась. Я думаю, что она шпіонила меня, и я позволяла ей бывать, потому что не хотла показать, что я её боюсь. Раза два она была даже полезна для меня. Женщина, Гарри, чувствуетъ потребность имть иногда возл себя женщину, даже если она такое неблагоприличное существо, какъ Софи Горделу. Вы не должны изъ-за этого думать дурно обо мн.

— Я не буду думать о васъ дурно.

— Онъ лучше, неправда ли? Я мало знаю его, но у него наружность приличне чмъ у нея. Онъ даже нравился мн. Онъ хорошо зналъ лорда Онгара, и хотя онъ не раболпствовалъ передъ нимъ и не боялся его, но былъ кротокъ и внимателенъ. Разъ онъ сказалъ мн слова, за которыя я могла на него сердиться, но онъ никогда ихъ не повторялъ, и я знаю, что его побудилъ тотъ, кто долженъ бы защищать меня. Это слишкомъ дурно, Гарри, неправда ли? Такъ дурно, что вы, пожалуй, и не поврите.

— Это очень дурно, сказалъ Гарри.

— Посл этого онъ всегда былъ вжливъ, и когда насталъ конецъ и всё пошло такъ ужасно, держалъ себя хорошо. Онъ приходилъ и уходилъ такъ спокойно, какъ старый другъ. Онъ платилъ за всё и былъ полезенъ. Я знаю, что даже это возбуждало толки — да, Гарри, даже въ такую минуту! Но, несмотря на толки, мн всё-таки было лучше съ нимъ, чмъ безъ него.

— Онъ кажется человкомъ добрымъ.

— Онъ изъ такихъ людей, которымъ легко быть добрыми. Гарри, которые тихи по природ, какъ кошки — не по своему сердцу, а по инстинктивной наклонности къ тихости. Когда имъ захочется, они оцарапаютъ. Графъ Патеровъ кошка. А вы, мн кажется, Гарри, собака.

Она можетъ-быть ожидала, что онъ общаетъ ей быть ея собакой — собакой по постоянству и привязанности, но онъ всё еще помнилъ о Флоренсъ и воздержался.

— Я должна сказать еще кое-что, продолжала она:— и именно это я особенно желала вамъ сказать. Я не видала его съ-тхъ-поръ, какъ разсталась съ нимъ во Флоренціи.

— Я этого не зналъ.

— Я думала, что я сказала вамъ. Послушайте же. Онъ пріхалъ въ Онгарскій Паркъ, пока я была тамъ, и прислалъ свою карточку. Когда я отказалась принять его, онъ написалъ ко мн, настаивая, чтобъ я его приняла. Я опять отказалась, онъ опять написалъ. Я сожгла его записки, потому что не хотла ничего имть отъ него у себя. Онъ выдумалъ какую-то исторію о бумагахъ лорда Онгара. Мн нтъ никакого дла до бумагъ лорда Онгара. Всё было запечатано въ присутствіи графа и моёмъ и послано къ душеприкащикамъ. Я ничего не смотрла, не читала ни одного слова ни въ одномъ письм. Что могъ онъ мн говорить о бумагахъ лорда Онгара?

— Онъ могъ написать.

— Во всякомъ случа ему не слдовало прізжать туда, Гарри. Я даже здсь не хочу его видть. Я буду откровенна съ вами, Гарри. Я думаю, что онъ находитъ удобнымъ жениться на мн. Меня не заставятъ выйти со страха за человка, котораго несправедливо называли моимъ любовникомъ. Если я не могу избгнуть клеветы въ другихъ отношеніяхъ, то я не хочу избгать её такимъ образомъ.

— Онъ говорилъ вамъ что-нибудь объ этомъ?

— Нтъ, ни слова, я не видала его посл похоронъ лорда Онгара. Но я видла его сестру.

— И она предлагала вамъ?

— Нтъ, не предлагала. Но она говоритъ объ этомъ и говоритъ, что этому не слдовало быть. Потомъ, когда я начну говорить ей, что разумется этому не слдуетъ быть, она показываетъ мн, всё что сдлало бы приличнымъ этотъ бракъ. Она такая хитрая и фальшивая, что я не могу понять её. Я не уврена, желаетъ ли она этого сама.

— Она сказала мн, что это не годилось бы.

— Она сказала, сказала? Если она опять заговоритъ объ этомъ, скажите ей, что она права, что это не годилось бы. Еслибъ онъ не прізжалъ въ Онгарскій Паркъ, я не упоминала бы вамъ объ этомъ. Я не думала бы, что у него въ голов такой планъ. Онъ вамъ не говорилъ, что онъ здилъ туда?

— Не говорилъ. Онъ вообще очень мало говоритъ о васъ.

— Онъ не станетъ. Онъ остороженъ. Онъ никогда не говоритъ ни о комъ. Онъ говоритъ только о вншнихъ предметахъ. А вы, Гарри, вотъ что должны сдлать для меня.

Говоря съ нимъ, она опята облокотилась на столъ, опустивъ лобъ на руки. Ея маленькій вдовій чепчикъ сдвинулся назадъ, такъ что ея великолпные каштановые волосы были видны во всей своей роскошной красот. Не чувствовала ли она, можетъ-быть сама того не зная, что пока на ней остаются знаки ея вдовства, Гарри не осмлится заговорить съ ней о своей любви? Она, конечно, была вдова, но не такъ, какъ другія вдовы. Она признавалась себ ежечасно въ проступк, который она сдлала, ршившись выйти за этого человка, но самыя эти признанія избавляли её отъ необходимости выказывать горесть. Когда она объявляла, какъ ненавидла и презирала своего покойнаго мужа, она нравственно сбрасывала съ себя трауръ. Даже траурный видъ горести длался для нея невозможенъ, а чепчикъ на голов ея просто обозначалъ пожертвованіе требованіямъ свта. Теперь чепчикъ былъ сброшенъ назадъ, но я полагаю, что въ голов ея не было опредлённой мысли на этотъ счотъ.

— Вотъ что вы должны сдлать для меня, продолжала она.— Вы должны опять видться съ графомъ Патеровымъ и сказать ему отъ меня, какъ мой другъ, что я не могу видться съ нимъ. Скажите ему, что если онъ подумаетъ, онъ самъ узнаетъ причину.

— Разумется, онъ узнаетъ.

— Всё-таки скажите ему, что я говорю, скажите ему, что такъ какъ я до-сихъ-поръ имла причину быть ему благодарной за его доброту, то я надюсь, что онъ не прекратитъ этого чувства недобрымъ поступкомъ. Если у него есть бумаги лорда Онгара, онъ можетъ отнести ихъ къ моимъ стряпчимъ, или стряпчимъ лорда Онгара. Вы можете вдь сказать ему это?

— О, да! я могу ему сказать.

— И вы не противъ этого?

— Относительно себя, нтъ. Вопросъ состоитъ въ томъ, не лучше ли будетъ, если скажетъ кто другой?

— Потому что вы молодой человкъ, хотите вы сказать? Кому другому могу я довриться, Гарри? Къ кому могу я обратиться? Захотите ли вы, чтобъ я просила Гью объ этомъ? Или можетъ-быть вы думаете, что Гарри Клэверингъ исполнилъ бы это прилично? Кто другой у меня есть?

— Не лучше ли поручить это его сестр?

— Какъ я узнаю, скажетъ ли она ему? Она скажетъ ему, что придумаетъ сама, а онъ не повритъ отъ нея ничему. Они знаютъ другъ друга лучше, чмъ мы съ вами знаемъ ихъ. Это должны сдлать вы, Гарри, если только хотите.

— Разумется, хочу. Я постараюсь видться съ нимъ завтра. Гд онъ живётъ?

— Почему я знаю? Можетъ-быть, этого никто не знаетъ даже изъ тхъ, съ кмъ онъ бываетъ постоянно. Эти иностранцы живутъ не по нашему. Но вы его найдёте въ клуб или услышите о нёмъ въ дом въ Монтской улиц. Вы это сдлаете, Гарри?

— Сдлаю.

— Какой вы добрый, Гарри! Но вы наврно сдлаете всё, о чомъ я васъ попрошу. Хорошо имть хоть одного друга, если не имешь больше. Посмотрите, Гарри, вдь ужъ почти одиннадцать часовъ! Примтили вы, что вы здсь уже почти три часа? А я не угостила васъ ничмъ, кром чашки чаю!

— Чего же еще другого было нужно мн?

— Въ вашемъ клуб у васъ были бы сигары, грогъ, билліардъ, устрицы и пиво. Я знаю. Вы были очень терпливы со мной. Ступайте скоре, можетъ-быть, вы еще не опоздаете къ пиву и устрицамъ.

— Я никогда не пью пива и не мъ устрицъ.

— Ну такъ къ сигарамъ и къ грогу. Ступайте скоре, можетъ-быть, вы не опоздаете.

— Я пойду, только не туда. Нельзя такъ внезапно перемнить мысли.

— Ступайте и не перемняйте мыслей. Ступайте, думайте обо мн и сожалйте. Пожалйте меня за то, что я получила, но больше пожалйте за то, чего я лишилась.

Гарри не сказалъ ни слова, но взялъ ея руку и поцаловалъ, а потомъ ушолъ.

Пожалть её за то, чего она лишилась! Чего она лишилась? Что она хотла этимъ сказать? Она лишилась его. Не имла ли она намреніе заставить его пожалть её за это? Да, конечно. Стоило ли сожалть объ этой потер, онъ себ не говорилъ, или, лучше сказать, объявлялъ, что не стоитъ, но это случилось. Онъ составлялъ теперь собственность Флоренсъ Бёртонъ, и что ни случилось бы, онъ останется ей вренъ.

Можетъ-быть, онъ и о себ сожаллъ. Если, такъ, то надо желать, чтобы Флоренсъ никогда не узнала объ этомъ. Прежде чмъ Гарри лёгъ въ постель, когда онъ молился на колнахъ, онъ включилъ въ свою молитву, чтобы Господь позволилъ ему остаться врнымъ Флоренсъ Бёртонъ.

Глава XVI.
СОПЕРНИКИ.

Лэди Онгаръ сидла одна долго, когда Гарри Клэверингъ оставилъ её. Она сидла долго, вставая иногда съ своего мста, раза два пытаясь писать, взглядывая на небольшой портретъ и проводя продолжительные часы въ раздумьи — въ грустномъ, одинокомъ раздумьи. Что она сдлаетъ съ собою, съ своимъ титуломъ и своими деньгами? Должна ли она сдлать что-нибудь, или бросить всё, какъ Іуда предатель, и сознаться, что для нея не можетъ уже быть мста на земл? Въ двадцать-шесть лтъ, съ молодостью, съ красотой и богатствомъ, должна ли она отчаяваться? Но ея молодость была запятнана, красота потеряна, свжесть увяла, а богатство разв она не украла? Не тяготила ли её тяжесть этого воровства до такой степени, что самой свтлой ея мыслью была та, которая заставляла её отказаться отъ этого богатства?

Что касается мысли отказаться отъ дохода и помстья и опять назваться Джуліей Брабазонъ, хотя въ этомъ намреніи заключалось нчто поэтическое, что на полчаса успокоивало её, однако она не представляла себ этого, какъ дйствительность. Свтъ, въ которомъ она жила, научилъ её смяться надъ романизмомъ, и она говорила себ, что для такой женщины, какъ она, сдлать что-нибудь подобное значило навлечь на себя насмшки всхъ знавшихъ ея имя. Что скажетъ сэръ Гью и ея сестра, графъ Патеровъ и врная Софи, всё онгарское племя, которое пожнётъ плоды ея безумія? Эти послдніе, вроятно, предложатъ помстить её въ домъ сумасшедшихъ, а вс другіе согласятся, что это самое приличное для нея мсто. Она могла ршиться, какъ она говорила, выйти на улицу, безъ гроша и безъ куска хлба, но не могла перенести мысли, что надъ ней будутъ смяться, когда она пойдётъ туда.

Въ ея положеніи ея единственнымъ спасеніемъ было замужство. Её сводило съ ума одиночество ея положенія, одиночество или необходимость нарушить его присутствіемъ тхъ, кто былъ для нея противенъ. Лучше ли было оставаться одной и питаться горечью своихъ мыслей или подвергаться утшенію приторной лести и противной фальшивости Софи Горделу, она сказать не могла. Она ненавидла себя за своё одиночество, но она ненавидла себя почти больше за то, что покорялась обществу Софи Горделу. Почему не отдать всё, что она имла, Гарри Клэверингу — себя, свой доходъ, свои богатыя пастбища, лошадей и быковъ, и попытаться, не лучше ли станетъ обращаться съ нею свтъ, когда она сдлаетъ это?

Она научилась смяться надъ романизмомъ, но еще врила въ любовь. Когда шли условія объ ея вдовьемъ содержаніи, она смялась надъ романизмомъ и сказала себ, что на этомъ свт богатство значитъ всё. Тогда сэръ Гью былъ на ея сторон, потому что онъ хорошо это понималъ. Состояніе здоровья не позволяло лорду Онгару торговаться насчотъ содержанія, которое должна получать его жена, въ случа если она останется вдовою.

— Нтъ, нтъ, говорилъ сэръ Гью стряпчимъ:— мы вс, разумется, надемся, что лордъ Онгаръ проживётъ долго, безъ всякаго сомннія, онъ умрётъ на девяностомъ году. Но въ случа его смерти его вдова должна быть обезпечена.

Вдова была обезпечена и Джуліи дали понять вс выгоды подобнаго условія. Но она всё еще врила въ любовь, когда прощалась съ Гарри въ саду. Она говорила себ тогда — даже тогда — что она предпочла бы выбрать его и его любовь, еслибы могла. Онъ не воображалъ, что разставшись съ нимъ въ клэверингскомъ саду, она пошла въ свою комнату и вынула его портретъ — тотъ самый, который былъ теперь съ нею въ Болтонской улиц — и цаловала его, прощаясь съ нимъ, съ страстью, которую не могла обнаружить въ его присутствіи. И какъ много думала она о его предложеніи взять отъ него деньги!

— Да, говорила она себ:— этотъ человкъ любилъ меня. Онъ отдалъ бы мн всё, что имлъ, чтобъ успокоить меня, хотя ничего не получилъ бы въ вознагражденіе.

По-крайней-мр она была любима разъ въ жизни, и почти жалла, что не взяла отъ него деньги, для того, чтобъ имть теперь случай возвратить ихъ. И она опять была свободна и ея прежній обожатель опять былъ съ нею. Неужели этотъ гибельный эпизодъ въ ея жизни былъ такъ гибеленъ, что она должна считать себя запятнанной и недостойной его? Теперь ничто не могло разлучить ихъ — ничто, сколько ей было извстно, кром этого. А что касалось его любви, разв выраженіе его лица и слова не обнаруживали, что онъ еще её любитъ? Не пожималъ ли онъ страстно и не цаловалъ ли ея руку, не назвалъ ли её Джуліей? Какъ же можетъ быть, чтобы онъ не любилъ её? Его любовь могла бы превратиться въ ненависть или вражду, но съ нимъ этого не случилось. Онъ называлъ себя ея другомъ. Какъ же могла быть между ними дружба безъ любви?

Потомъ она думала, какъ много съ своимъ богатствомъ она могла сдлать для него. При всёмъ своёмъ воспитаніи, при всхъ своихъ дарованіяхъ, Гарри Клэверингъ, по ея мннію, не могъ проложить себ дорогу въ свт усиленнымъ трудомъ, но съ такимъ доходомъ, какой она дастъ ему, онъ могъ бы блистать между гордецами своей націи. Онъ вступилъ бы въ парламентъ и сдлалъ бы много великаго. Онъ повелвалъ бы всми. Она отдала бы ему всё. Она была когда-то корыстолюбива, но она загладитъ это теперь неограниченной щедростью. Она возненавидла домъ, поля и вс удобства Онгарскаго Парка. Она гуляла тамъ одна и пренебрегала всмъ. Но для нея было бы торжествомъ видть, какъ онъ сталъ бы ходить повсюду въ сопровожденіи Джильса и сталъ отдавать приказанія, измняя это и улучшая то. Его не станутъ упрекать въ ошибкахъ, длай онъ съ Инохомъ и со всми остальными что онъ хочетъ. Тогда жена пастора съ радостью къ ней придётъ и домъ будетъ наполненъ улыбающимися лицами. И можетъ-быть Господь будетъ къ ней милосердъ и ей достанутся сокровища, какъ другимъ женщинамъ, и яблоки опять получатъ вкусъ и зола перестанетъ скрипть на губахъ ея.

Она любила его, и почему же не любить? Она могла пойти съ нимъ къ алтарю, не безславивъ себя ложью. Она могла вложить свою руку въ его руку и покляться добросовстно, что будетъ любить его и повиноваться ему. Она поступила недобросовстно, но если онъ проститъ ей это, не можетъ ли она богато вознаградить его за это прощеніе? И ей казалось, что онъ ей простилъ. Онъ простилъ ей всё и былъ къ ней любезенъ, являлся на ея зовъ и сидлъ съ ней, какъ-будто находилъ удовольствіе въ ея присутствіи. Она была на столько женщина, что понимала это. Разумется, онъ любилъ её. Какъ могло быть иначе?

Однако, онъ не говорилъ ей о своей любви. Въ прежнее время онъ не былъ застнчивъ на этотъ счотъ. Онъ не былъ способенъ дрожать и сомнваться передъ женщиной. Въ т прежніе дни онъ былъ очень пылокъ — такъ пылокъ, что она удивлялась, какъ мущина, только что оставившій учебныя книги, можетъ знать такъ хорошо, какъ овладть сердцемъ двушки. Природа одарила его этимъ искусствомъ, какъ она даётъ его нкоторымъ, отнимая его у многихъ. А теперь онъ сидлъ возл нея, слушая ея намёки на прошлое, а между-тмъ не говорилъ ничего.

Но какъ могъ онъ говорить о любви съ женщиной, которая овдовла только четыре мсяца тому назадъ? И съ какимъ лицомъ могъ онъ теперь просить ея руки, зная, что она теперь такъ разбогатла посл того, какъ ему было отказано? Такимъ образомъ лэди Онгаръ разсуждала съ собою, когда извиняла его въ томъ, что онъ не говорилъ съ ней о любви. Что же касалось до ея вдовства, то для нея самой оно служило предметомъ презрнія. Думая объ этомъ, она сбросила съ себя трауръ и ходила по комнат, насмхаясь надъ лицемріемъ своей одежды. Было необходимо, чтобъ она покорялась этому лицемрію передъ свтомъ, но онъ зналъ — вдь она сказала ему — что ея трауръ не служилъ указаніемъ на ея чувства и на ея сердце. Она была такъ низка, и такъ корыстолюбива, что продала себя этому несчастному лорду. Она сознавалась въ своей низости и въ своёмъ корыстолюбіи, но она не была такъ фальшива, чтобы притворяться, будто оплакиваетъ своего мужа, какъ оплакиваетъ жена. Гарри могъ видть и понять довольно, чтобъ примтить, что ему не надо обращать вниманія на ея вдовство.

Что же касается ея денегъ, если он были камнемъ преткновенія, не лучше ли начать ей самой? не можетъ ли она придумать словъ, чтобы сказать ему, что всё можетъ принадлежать ему? Не можетъ ли она сказать ему: ‘Гарри Клэверингъ, всё это ничто въ моихъ рукахъ. Возьмите всё въ ваши руки и всё будетъ преуспвать.’ Тогда-то пошла она къ письменному столу, чтобъ написать къ Гарри. Она написала къ нему письмо, предлагая ему себя и всё ей принадлежавшее. Длая это, она старалась быть откровенной, но не черезчуръ смлой, выразить свою привязанность и не показаться неженственной. Она долго сидла, поддерживая голову одной рукой, между-тмъ какъ другая старалась водить перомъ, которое не двигалось по бумаг. Наконецъ, оно быстро забгало по бумаг и она набросала нсколько строкъ.

‘Гарри Клэверингъ, писала она: ‘я знаю, что длаю то, что, по мннію мущинъ и женщинъ, женщина длать не должна. Можетъ-быть, и вы скажете это обо мн, но если вы и скажете, я знаю васъ такъ хорошо, что не боюсь, чтобы другіе могли это повторить. Гарри, я никого не любила кром васъ. Хотите быть моимъ мужемъ? Вы знаете очень хорошо, что я не длала бы вамъ этого предложенія, еслибъ не имла намренія, чтобы всё моё принадлежало вамъ. Мн было бы пріятно чувствовать, что я могу нсколько поправить сдланное мною зло. Что же касается любви, я никогда никого не любила, кром васъ. Вы сами должны знать это хорошо. Ваша навсегда, если вы захотите — Джулія.’

Она взяла письмо и сла у камина, взявъ также съ собою портретъ, и сидла, смотря на портретъ и читая письмо. Наконецъ она медленно сложила письмо тонкимъ свёрткомъ, зажгла и смотрла, какъ оно всё сгорло до тла.

— Если онъ желаетъ на мн жениться, сказала она:— онъ можетъ самъ сдлать предложеніе, какъ другіе мущины.

Попытка, которую она намревалась сдлать, была ужасна. Какъ могла бы она опять взглянуть на него, еслибы отвтомъ его былъ отказъ?

Еще прошолъ часъ прежде чмъ она легла въ постель, и во всё это время ея сонныя служанки ждали её наверху, а въ это время она старалась принять какое-нибудь твёрдое намреніе. Она хотла остаться въ Лондон на слдующіе мсяцы, такъ чтобы Гарри могъ приходить къ ней, когда захочетъ. Она останется здсь, даже будетъ подвержена ежедневнымъ нападкамъ Софи Горделу. Она сама не знала почему, но отчасти боялась Софи. Она не сдлала ничего такого, что было бы извстно Софи какъ тайна. Она не имла причины дрожать, чтобъ не оскорбилась Софи. Эта женщина видла её въ ея самыя печальныя минуты и могла бы разсказать о недостойныхъ поступкахъ ея мужа, которые могли бы убить многихъ женщинъ. Но лэди Онгаръ ихъ перенесла и не обезславила себя этимъ. А всё-таки она боялась Софи и чувствовала, что не можетъ ршиться отказать своей пріятельниц отъ дома. Всё-таки она останется, потому что Гарри Клэверингъ былъ Лондон и могъ приходить къ ней. Въ своёмъ Онгарскомъ замк она не хотла быть иначе, какъ сдлавшись его женой. Это мсто сдлалось для нея ненавистно. Какъ ни было непріятно ея уединеніе въ Лондон, нарушаемое только Софи Горделу и, можетъ-быть, нападеніями ея брата, оно было не такъ непріятно, какъ безмолвное одиночество въ Онгарскомъ Парк. Она не хотла туда хать иначе, какъ съ торжествомъ — женою Гарри. Ршивъ, это, она пошла наконецъ въ спальную и отпустила спать сонную Фебе.

Теперь читателя надо попросить въ деревню, чтобъ онъ могъ видть, какъ Флоренсъ Бёртонъ провела этотъ самый вечеръ въ Клэверингскомъ пасторат. Это былъ послдній вечеръ Флоренсъ въ Клэверинг, на слдующее утро она должна была воротиться въ Страттонъ. Флоренсъ еще не получила неудовлетворительнаго письма отъ Гарри. Оно должно было прійти на слдующее утро. Теперь она была еще подъ вліяніемъ того, которое было такъ удовлетворительно во всхъ отношеніяхъ. И это письмо — то, которое было теперь на дорог — не могло разстроить ея спокойствія или сдлать её несчастной.

— Милый Гарри, онъ долженъ быть остороженъ, онъ слишкомъ трудится.

Даже это неудовлетворительное письмо не вызвало отъ нея ничего хуже этихъ словъ, но въ ту минуту, о которой я пишу, Флоренсъ находилась въ раю счастливыхъ мыслей.

Ея поздка въ Клэверингъ была во всхъ отношеніяхъ успшна. Вс её полюбили и всхъ она полюбила. Мистриссъ Клэверингъ обращалась съ нею какъ съ дочерью. Ректоръ сдлалъ ей мною хорошенькихъ подарковъ, цаловалъ её и называлъ своей дочерью. Съ Фанни она заключила дружбу, которая должна была продолжаться всегда, еслибъ даже судьба разлучила ихъ. Милая Фанни! Флоренсъ имла удивительный разговоръ о Фанни въ этотъ самый день и теперь очень тревожилась, потому что не могла сказать своему другу, что случилось, не нарушивъ оказаннаго ей доврія. Она научилась многому въ Клэверинг, хотя во многомъ была свдуще. чмъ т, съ которыми она сошлась. Въ общемъ образованіи и по уму она была выше Фанни, хотя и Фанни Клэверингъ была не дура, но Флоренсъ, когда пріхала въ пасторатъ, недоставало кое-чего, что жизнь въ такомъ дом ей дала, или лучше сказать, ей было придано то, недостатокъ чего она примтила бы съ огорченіемъ, еслибъ это опять было отнято отъ нея. Ея мать была превосходная женщина, и я не знаю, упрекалъ ли её кто въ невжеств или въ пошлости, но домъ въ Страттон не походилъ на Клэверингскій пасторатъ въ образ жизни, и Флоренсъ Бертонъ была такъ умна, что понимала это. Она знала, что пребываніе въ одномъ дом съ такою женщиной, какъ мистриссъ Клэвернигъ, сдлаетъ её боле достойною быть женою Гарри, и поэтому, когда её уговаривали пріхать опять осенью, она сказала, что думаетъ пріхать. Она понимала также, что Гарри во многомъ не похожъ на мущинъ, женившихся на ея сёстрахъ, и радовалась этому. Бдная Флоренсъ! Еслибъ онъ больше походилъ на нихъ, это было бы для поя безопасне.

Но мы должны воротиться къ удивительному разговору, о которомъ упоминалось. Флоренсъ во время своего пребыванія въ Клэверинг сошлась коротко и съ Солемъ, также какъ и съ Фанни. Она такъ усердно занялась школами, что Соль даже разъ очень разбранилъ её.

— Это знакъ, что онъ хорошо думаетъ о васъ, сказала Фанни.— Это былъ единственный признакъ, поданный имъ мн, прежде чмъ онъ заговорилъ со мною въ этомъ печальномъ тон.

Въ послдній день свой въ Клэверинг Флоренсъ пошла въ Кёмберли-Гринъ съ Фанни проститься съ дтьми и домой воротилась одна, такъ какъ Фанни еще не кончила своихъ занятій. За полмили отъ пастората она встртила Соля, который шолъ въ Гринъ.

— Я зналъ, что васъ встрчу, сказалъ онъ:— чтобъ могъ проститься съ вами.

— Да, мистеръ Соль, я завтра узжаю.

— Я желалъ бы, чтобъ вы остались. Такъ пріятно, когда вы здсь, и здсь вы длаете больше пользы можетъ-быть, чмъ гд бы то ни было.

— Я съ этимъ несогласна. Вы знаете, что у меня есть отецъ и мать.

— Да, и скоро будетъ мужъ.

— Нтъ, не скоро, когда-нибудь можетъ-быть, если всё пойдётъ хорошо. Но я намрена еще до этого быть здсь нсколько разъ. Я намрена быть здсь въ октябр ненадолго, если мама можетъ обойтись безъ меня.

— Миссъ Бёртонъ, сказалъ Соль очень серьёзнымъ тономъ — онъ всегда говорилъ серьёзнымъ тономъ, но теперь его тонъ былъ торжественне обыкновеннаго:— я желаю посовтоваться съ вами объ одномъ дл, если вы можете посвятить мн пять минутъ.

— Посовтоваться со мною, мистеръ Соль?

— Да, миссъ Бёртонъ. Я теперь нахожусь въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, и не знаю никого, кому могъ бы сдлать одинъ вопросъ, если не могу сдлать вамъ. Я думаю, что вы отвтите мн искренно, если только захотите отвчать. Я не думаю, чтобы вы стали мн льстить, если сказали мн неправду.

— Льстить вамъ! какъ могу я вамъ льстить?

— Сказавъ мн… но я долженъ прежде предложить вамъ вопросъ. Вы очень дружны съ Фанни Клэверингъ? Вы всё говорите другъ другу?

— Не знаю, отвчалъ Флоренсъ, не ршаясь, что ей сказать лучше, но угадывая, что будетъ.

— Она можетъ-быть сказала вамъ, что я просилъ её быть моей женой. Говорила она вамъ это?

Флоренсъ смотрла на Соля нсколько минутъ не отвчая ему, по и не зная, какъ отвчать на подобный вопросъ.

— Я знаю, что она вамъ сказала, я вижу, что это такъ, продолжалъ Соль.

— Она сказала мн, отвчала Флоренсъ.

— Почему ей было и не говорить? Какъ могла она пробыть съ вами столько часовъ и не сказать вамъ того, о чомъ она должна часто помнить! Еслибы я ухалъ отъ нея, еслибы я не находился ежедневно передъ ея глазами, можетъ быть-было бы иначе, но видя меня каждый день, разумется, она говорила обо мн съ своимъ другомъ.

— Да, мистеръ Соль, она говорила мн объ этомъ.

—Теперь скажите мн, могу ли я надяться?

— Мистеръ Соль…

— Я не желаю, чтобы вы обнаруживали тайны, но прошу у васъ совта. Могу ли я надяться, что она когда-нибудь заплатитъ мн взаимностью?

— Что я могу вамъ отвчать?

— Правду, только правду.

— Она думаетъ, что вы забыли объ этомъ.

— Забылъ! Нтъ, миссъ Бёртонъ, она не можетъ этого думать. Неужели вы полагаете, что мущины или женщины могутъ забывать о такихъ вещахъ? Можете ли вы когда-нибудь забыть ея брата? Неужели вы полагаете, что люди могутъ забыть, когда они любили? Нтъ, я о ней не забылъ. Я не забылъ прогулку съ нею по этому переулку. Есть вещи, которыя мущины не забываютъ никогда.

Тутъ онъ замолчалъ, ожидая отвта. Флоренсъ была по природ степенна и сдержанна, и она тотчасъ почувствовала, что должна осторожно дать отвтъ. Ей показалось раза два, что Фанни думала боле о мистер Сол чмъ примчала сама. И Фанни, когда она говорила о невозможности подобнаго брака, всегда основывала эту невозможность на томъ, что не слдуетъ женигься не имя средствъ къ жизни — этой причины для Флоренсъ, при всёмъ ея благоразуміи, было недостаточно. Фанни могла ждать, какъ и она намревалась ждать. Недавно Фанни объявляла не разъ Флоренсъ своё убжденіе, что страсть Соля была минутнымъ безумствомъ, которое прошло совсмъ, и въ этихъ увреніяхъ Фанни находила оттнокъ сожалнія. Если такъ, что она теперь скажетъ Солю?

— Такъ вы думаете, миссъ Бёртонъ, продолжалъ онъ:— что я не имю возможности на успхъ? Я длаю этотъ вопросъ потому, что еслибъ я зналъ это наврно, мн не слдовало бы оставаться здсь. Это мой первый и единственный приходъ, и я не могу оставить его безъ горькаго сожалнія. Но если я долженъ оставаться здсь безъ всякой надежды, я сдлаюсь негоденъ для моей обязанности, для меня лучше будетъ ухать.

— Но почему вы спрашиваете меня, мистеръ Соль?

— Потому что я думаю, что вы можете сказать.

— Но почему не спросить её самоё? Кто можетъ сказать вамъ это врне её?

— Вы не посовтовали бы мн этого, еслибъ были уврены, что она откажетъ мн?

— Я вамъ это совтую.

— Я послдую вашему совту, миссъ Бёртонъ. Теперь проищите, и да благословитъ васъ Господь! Вы говорите, что будете здсь осенью, но я до осени вроятно оставлю Клэверингъ. Если такъ, то я прощусь съ вами надолго, но всегда буду помнить наши пріятныя сношенія здсь.

Онъ пошолъ къ Кёмберли-Грину, а Флоренсъ дорогою думала, что ни одна двушка не была любима боле чистосердечнымъ и боле благороднымъ джентльменомъ, какъ Соль.

Когда она сидла въ своей спальной часовъ черезъ шесть посл этого разговора, ей стало жаль ухать изъ Клэверинга, не сказавъ Фанни ни слова объ этомъ. Соль не взялъ съ нея общанія молчать, онъ былъ неспособенъ требовать подобныхъ общаній. Но она тмъ не мене чувствовала, что нарушитъ его довріе, если скажетъ Фанни, и можетъ-быть даже ея слова сдлаютъ больше вреда, чмъ пользы. Она сочувствовала Солю, но не могла сказать, что по ея мннію Фанни слдовало принять его любовь. Лучше ничего не говорить объ этомъ и предоставить Солю самому вести своё дло.

Потомъ она обратилась къ своимъ собственнымъ дламъ и нашла, что всё было очень пріятно. Какъ добръ былъ свтъ, давъ ей такого любовника, какъ Гарри Клэверингъ! Она сознавалась отъ всего сердца, что чудесно быть влюблённой, когда двушка можетъ назвать такого человка своимъ женихомъ. Она не могла не сдлать сравненія между нимъ и Солемъ, хотя знала, что длаетъ это сравненіе въ такихъ отношеніяхъ, которыя были почти недостойны ея мыслей. Соль былъ дуренъ, неуклюжъ, въ нёмъ не было ничего блестящаго, кром его набожности. Гарри походилъ на утреннюю звзду. Его голосъ даже возбуждалъ радость, и смхъ его былъ для Флоренсъ небесной музыкой. Какая женщина не полюбила бы Гарри Клэверинга? Даже Джулія Брабазонъ — существо такое низкое, что она продала себя такому человку, какъ лордъ Онгаръ, за деньги и титулъ, но такая величественная въ своей походк и въ своёмъ обращеніи, какъ сказали Флоренсъ, что точно-будто она презирала землю, по которой ступала — даже она любила его. Потомъ, когда Флоренсъ подумала, что могла имть Джулія Брабазонъ и чего она лишилась, она удивлялась, какъ могутъ родиться такія порочныя женщины.

Но порочность этой женщины доставила ей, Флоренсъ, успхъ, радость, торжество. Ужъ, конечно, не она должна строго осуждать проступки Джуліи Брабазонъ — она, пользовавшаяся всмъ счастьемъ, котораго эти проступки лишили ту! Джулія Брабазонъ была для нея добрымъ другомъ.

Но почему этотъ совершеннйшій любовникъ обратился къ ней, такой незначительной, такой ничтожной, такъ мало значившей въ свт, какъ она, и отдалъ ей всё сокровище своей любви? О, Гарри! милый Гарри! что она можетъ сдлать для него, что было бы достаточнымъ вознагражденіемъ за такую великую доброту? Она вынула его послднее письмо, это удовлетворительное письмо, которое было найдено столь совершеннымъ, и прочла его опять. Нтъ, она не нуждалась въ томъ, чтобъ Фанни или кто-нибудь другой говорили ей, что Гарри былъ правдивъ. Честность и правдивость были написаны въ каждой черт его лица, слышались въ каждомъ звук его голоса, виднлись въ каждой фраз, написанной его рукой. Милый Гарри! возлюбленный Гарри! она хорошо знала, что онъ правдивъ.

Она сла и написала къ нему въ этотъ послдній вечеръ въ дом его отца — написала къ нему, когда приготовилась лечь въ постель, и изъ глубины своего сердца поблагодарила его за любовь. Ей не кчему было быть съ нимъ застнчивой теперь потому что она принадлежала ему.

‘Милый Гарри! когда я подумаю обо всёмъ, что вы сдлали для меня, полюбивъ меня и выбравъ своей женой, я знаю, что я ничмъ не могу заплатить вамъ за всё, чмъ я вамъ обязана’.

Вотъ какія дв соперницы имли притязаніе на руку Гарри Клэверинга.

Глава XVII.
ПУСТЬ ОНА ЗНАЕТЪ, ЧТО ВЫ ТУТЪ.

Прошла недля посл того вечера, который Гарри провёлъ въ Болтонской улиц, и онъ не видалъ боле лэди Онгаръ. Онъ убдилъ себя, что онъ нейдётъ къ ней по той причин, что не исполнилъ порученія, которое лэди Онгаръ дала ему къ графу Патерову. Ему не удалось еще поймать графа, хотя онъ два раза заходилъ къ нему въ Монтскую улицу и два раза въ Пэлль-Мэлльскій клубъ. Оказалось, что графъ никогда не бывалъ въ Монтской улиц и очень рдко въ клуб. Онъ бывалъ въ какомъ-то другомъ клуб, но Гарри этого клуба не зналъ. Оба раза, когда Гарри заходилъ въ Монтскую улицу, служанка просила его къ барын, но онъ отказывался подъ предлогомъ, что торопится. Теперь онъ ршилъ, однако, что онъ долженъ прямо идти къ Софи, такъ какъ иначе не могъ придумать средствъ исполнить общаніе. Она, вроятно, можетъ навести его на слдъ ея брата.

Но была другая причина, почему Гарри не былъ въ Болтонской улиц, хотя онъ не признавался въ этомъ самому себ. Онъ не смлъ положиться на себя въ свиданіи съ лэди Онгаръ. Онъ боялся, что онъ измнитъ Флоренсъ, бросится къ ногамъ Джуліи и принесётъ въ жертву свою честь, несмотря на намреніе не длать этого. Онъ чувствовалъ, когда былъ тамъ, такъ какъ раскаявающійся пьяница можетъ чувствовать, когда, ршившись воздержаться, онъ долженъ сидть, видя передъ собой наполненную рюмку. Раскаявающійся пьяница знаетъ, что отъ такого искушенія онъ долженъ бжать. Но хотя Гарри не хотлъ идти за водкой въ Болтонскую улицу, онъ не былъ способенъ довольствоваться прохладнымъ источникомъ въ Онслоу-Крешент. Онъ былъ несчастливъ въ это время, недоволенъ другими и не годился въ собесдники Цециліи Бёртонъ. Онъ думалъ, что свтъ дурно съ нимъ поступилъ. Онъ могъ быть вренъ Джулі Брабазонъ, еслибъ она не имла ничего. Онъ любилъ её не за ея деньги. Еслибъ онъ былъ теперь свободнымъ человкомъ, свободнымъ отъ тхъ цпей, которыми опуталъ себя въ Страттон, онъ опять сталъ бы просить любви этой женщины, несмотря на ея прежнюю измну, но онъ искалъ бы ея любви, а не денегъ. Его ли была вина, что онъ любилъ её, а она измнила ему, и теперь воротилась и заискивала въ нёмъ? Или онъ поступилъ дурно, осмлившись думать, что любитъ другую, когда Джулія бросила его? Или, могъ ли онъ передлать себя, если находилъ теперь, что любовь принадлежитъ той, которую онъ прежде зналъ? Свтъ поступилъ съ нимъ очень жестоко, и онъ не могъ ходить въ Онслоу-Крешентъ и мило вести себя тамъ, слушая похвалы Флоренсъ со всею горячностью скромнаго жениха.

Онъ зналъ, какъ ему слдуетъ поступить, однако не сдлалъ этого. Еслибъ онъ сообщилъ лэди Онгаръ о своей помолвк, опасность прошла бы, хотя, можетъ-быть, горесть осталась бы. Еслибъ онъ написалъ къ ней и упомянулъ вскользь о своей помолвк, она поняла бы, что онъ хотлъ сказать. Но онъ этого не сдлалъ. Хотя онъ поклялся себ, что не дотронется до рюмки, но не кинулъ наполненной рюмки, поданной ему. Онъ ходилъ по городу въ большомъ гор, отыскивая графа и считая себя человкомъ особенно назначеннымъ для горя жестокой рукою несчастья. Лэди Онгаръ между-тмъ ждала его и начинала сердиться на него, зачмъ онъ не приходитъ.

Сэръ Гью Клэверингъ былъ теперь въ Лондон съ своимъ братомъ Арчи. Сэръ Гью выжималъ изъ своего дохода, очень порядочнаго и достаточнаго для деревенскаго помщика, боле того, что могъ онъ дать. Онъ не былъ способенъ входить въ долги или позволять себ удовольствія, за которыя пришлось бы заплатить будущимъ доходомъ. Онъ обладалъ благоразуміемъ, удерживавшимъ его отъ этого сумасбродства и научившимъ его вполн цнить независимость. Онъ никогда не забывалъ, сколько шиллинговъ въ фунт и сколько пенсовъ въ шиллинг, и очень внимательно разсматривалъ свои счоты. Онъ отыскивалъ дешовыхъ лавокъ, и были люди, говорившіе, что онъ нашолъ дешовый погребъ для такихъ винъ, какихъ онъ самъ не пилъ. Въ карточной игр и въ пари онъ былъ очень остороженъ, никогда не игралъ по большой, никогда не рисковалъ, всегда надялся сберечь что-нибудь въ конц года, и сердился на себя, что не сдлалъ этого. Онъ былъ человкъ вовсе не любезный, но его наслдникъ остался бы имъ доволенъ — еслибъ только онъ рано умеръ. У него былъ домъ въ Лондон, домъ посредственный, на Беркелейскомъ сквэр, принадлежавшій еще его отцу. Лэди Клэверингъ обыкновенно прежде жила въ этомъ дом во время сезона, а послднее время только часть сезона. Въ этомъ же году лэди Клэверингъ совсмъ въ Лондон не было, и сэръ Гью началъ подумывать, нельзя ли отдать внаймы домъ на Беркелейскомъ сквэр. Это составило бы для него разницу боле, чмъ въ тысячу фунтовъ въ годъ. Самъ онъ могъ нанять квартиру. Онъ и не думалъ отказаться отъ Лондона весной и лтомъ. Но зачмъ держать домъ на Беркелейскомъ сквэр, такъ какъ лэди Клэверингъ въ нёмъ не жила?

Его отчасти принуждало къ этому желаніе отдлаться отъ брата. Когда Арчи хотлъ быть въ Клэверинг, домъ былъ для него открытъ. Сэръ Гью не могъ этого избгнуть, не поссорившись съ своимъ братомъ. Арчи былъ послушенъ, звонилъ въ колокольчикъ, когда ему приказывали, присматривалъ за лошадьми, шпіонилъ по дому и, можетъ-быть, сберегалъ столько же, сколько стоилъ. Но на Беркелейскомъ сквэр было совсмъ другое. Старшій братъ не обязанъ кормить завтракомъ и давать постель для младшаго брата въ Лондон. А между-тмъ Арчи съ дтства поселился на Беркелейскомъ сквэр. Отъ завтрака сэръ Гью отдлался послднее время. Слуги были наняты на своёмъ содержаніи и въ дом не было никакой стряпни. Но у Арчи была комната, и сэру Гью это было непріятно.

Въ настоящее время неудобно было выгнать непрошенаго гостя, потому что Арчи находился теперь въ Лондон подъ покровительствомъ своего брата. И если дло, занимавшее теперь капитана Клэверинга, могло быть доведено до успшнаго конца, положеніе въ свт этого молодого человка очень бы измнилось. Тогда сэръ Гью могъ бы гордиться своимъ братомъ, тогда этотъ братъ могъ бы платить за всё, и даже свой проигрышъ въ вистъ, даже своему брату Если Арчи убдитъ лэди Онгаръ выйти за него, его нельзя уже будетъ заставить звонить въ колокольчикъ и смотрть за конюшнями. Онъ будетъ имть и свои колокольчики, и свои конюшни, и можетъ-быть какого-нибудь подчиненнаго, который будетъ звонить для него и смотрть за конюшнями. Слдовательно, изгнаніе Арчи изъ дома на Беркелейскомъ сквэр не должно было совершиться, пока Арчи не сдлаетъ попытки съ лэди Онгаръ.

Но сэръ Гью не хотлъ медлить, а Арчи думалъ, что желзо еще недовольно горячо. Онъ думалъ, что лучше отложить, пока Джулію уговорятъ пріхать въ Клэверингъ на осень. Онъ думалъ, что ему лучше удастся устроить это въ Клэверинг, чмъ въ Лондон. Но сэръ Гью былъ другого мннія. Хотя онъ уже пригласилъ свояченицу въ Клэверингъ, какъ только возродилась эта мысль, но былъ радъ, что она отказалась. Ея пріздъ былъ бы очень кстати, еслибъ она приняла предложеніе Арчи, но сэръ Гью не хотлъ принимать на себя никакой отвтственности относительно лэди Онгаръ, если, что было вроятне, она откажетъ Арчи. Свтъ еще косился на лэди Онгаръ, и сэръ Гью не желалъ надвать брони паладина для нея. Если Арчи женится на ней, онъ будетъ паладиномъ, хотя въ такомъ случа паладинъ не будетъ нуженъ.

Она овдовла только четыре мсяца тому назадъ, ссылался Арчи: — это будетъ неделикатно.

— Неделикатно? говорилъ сэръ Гью.— Я не знаю, можетъ ли назваться деликатнымъ это всё.

— Я не знаю, почему бы съ ней не обращаться такъ, какъ со всякой другой женщиной. Еслибъ ты умеръ, теб показалось бы странно, еслибъ кто другой сдлалъ предложеніе Герми прежде года.

— Арчи, ты глупъ, сказалъ сэръ Гью — и Арчи могъ видть по нахмуренному лбу брата, что онъ сердитъ: — ты говоришь такія вещи, сумасбродство и нелпость которыхъ невроятны. Если ты не видишь особенностей положенія Джуліи, я не стану указывать теб на нихъ.

— Разумется, она находится въ положеніи совершенно особенномъ — у ней такъ много денегъ, и это помстье близь Гильдфорда. Но только четыре мсяца, Гью!

— Еслибъ и четыре дня, то это не составило бы разницы. Домъ и подпора значатъ для нея всё. Если ты будешь ждать, пока её окружитъ толпа, ты не будешь имть успха. Ты увидишь, что въ это время, черезъ годъ, она будетъ въ страшной мод, и если не будетъ помолвлена съ тобою, то съ кмъ-нибудь другимъ. Я не стану удивляться, если Гарри опять станетъ ухаживать за ней.

— Онъ вдь помолвленъ съ этой двушкой, которую мы видли въ Клэверинг.

— Что за нужда? Помолвки точно также могутъ расходиться, какъ и заключаться. Ты имешь то преимущество надъ всми, кром его, что можешь обратиться къ ней тотчасъ, не сдлавъ ничего неприличнаго. Эта двушка, которая держитъ Гарри на буксир, можетъ-быть, отдалитъ его еще на нкоторое время,

— Я скажу теб вотъ что, Гью, ты могъ бы похать со мною въ первый разъ.

— Чтобъ поссориться съ нею, а это будетъ непремнно, или, лучше сказать, она поссорится со мной. Нтъ, Арчи, если ты боишься быть одинъ, то лучше брось это.

— Боюсь? я не боюсь!

— Она тебя не състъ. Помни, что съ нею теб нечего церемониться, какъ съ другой женщиной. Она себ на ум и поймётъ, что она получитъ и чего ожидаютъ отъ нея. Я скажу только, что если она приметъ твоё предложеніе, Герми согласилась, чтобъ она была въ Клэверинг сколько хочетъ до свадьбы. Свадьб нельзя быть прежде года и вы должны внчаться въ Клэверинг.

Вотъ какая перспектива ожидала Джулію Брабазонъ: стать у того самаго алтаря, у котораго она внчалась съ лордомъ Онгаромъ, возл Арчи Клэверинга, черезъ годъ посл смерти перваго мужа и черезъ два года съ небольшимъ посл первой свадьбы! Особенность этого положенія не бросилась въ глаза ни Гью, ни Арчи, но одно обстоятельство въ эту минуту пришло въ голову младшему брату.

— Я не полагаю, чтобъ было дйствительно что-нибудь дурное…

— Не могу сказать, отвчалъ сэръ Гью.

— Потому что я не хотлъ бы…

— На твоёмъ мст, я не сталъ бы безпокоиться объ этомъ. Не осуждай, и тебя не осудятъ.

— Да, это правда, сказалъ Арчи, и успокоился на этотъ счотъ.

Но дло, предстоявшее ему, было не шуточное, и Арчи это зналъ. Какимъ-то непонятнымъ образомъ онъ поставилъ себя на всы и очень врно узналъ свой всъ. И лэди Онгаръ поставилъ онъ на всы и увидлъ, что въ ней, больше всу, чмъ въ нёмъ. Какъ онъ это сдлалъ, какъ такіе люди, какъ Арчи Клэверингъ, длаютъ это — я не могу сказать, но они взвшиваютъ себя, узнаютъ свой всъ и отстраняются подальше, такъ какъ они слишкомъ лёгки для того, чтобъ оказать свту дйствительныя услуги. Это они длаютъ, хотя ходятъ поднявъ носъ кверху, махаютъ тростью и стараются придать себ тяжеловсный видъ. Но тяжеловснаго вида они не имютъ и знаютъ это, и поэтому звонятъ въ колокольчикъ, присматриваютъ за лошадьми и отстраняются для того, чтобъ боле тяжеловсные могли выступать вперёдъ и длать своё дло. Арчи Клэверингъ, взвсившій себя, едва могъ поврить, чтобъ лэди Онгаръ ршилась выйти за него. Семь тысячъ годового дохода и помстье въ Сёрре отдать ему — ему, Арчи Клэверингу, въ которомъ, такъ сказать, совсмъ не было вса! Арчи Клэверингъ не могъ этому поврить.

Но Герми, ея сестра, считала это возможнымъ, и хотя Герми была, какъ Арчи узналъ по своимъ невидимымъ всамъ, легче Джуліи, всё-таки она должна была знать характеръ сестры. И Гью, который вовсе не былъ лёгокъ, который былъ тяжеловсенъ, съ деньгами, положеніемъ и твёрдой землей подъ ногами, онъ также думалъ, что это можетъ быть.

— Трусъ никогда не пріобртётъ расположенія красавицы, разъ двнадцать говорилъ себ Арчи, направляясь въ Рагъ. Рагъ былъ его клубъ и тамъ онъ могъ посовтоваться съ однимъ другомъ. Да, трусъ никогда не пріобртётъ расположенія красавицы, но т, которые повторяютъ эту поговорку, стараясь придать себ мужество, всегда бываютъ трусы для подобнаго дла. Гарри Клэверингъ никогда не думалъ объ этой поговорк, когда ухаживалъ за женщиной.

Но капитанъ Будль, всегда жившій въ Раг, когда не находился на скачкахъ, былъ человкъ смышлёный и закадычный другъ Арчи Клэверинга. Онъ обратится къ Будлю и устроитъ кампанію съ нимъ. Будль не имлъ того повелительнаго и грознаго обращенія, которое Гью никогда не оставлялъ въ своихъ сношеніяхъ съ братомъ. И Арчи дорогой ршилъ, что когда ему достанутся деньги лэди Онгаръ и онъ будетъ имть женой графиню, онъ повернётся къ брату спиной.

Будль игралъ въ карты въ клуб, Арчи присоединился къ нему, но во время игры не совсмъ удобно поврять секреты, и Арчи принуждёнъ былъ молчать. Онъ очень хитро проигрался Будлю, потому что Будль любилъ выигрывать, и слъ обдать за однимъ столомъ съ своимъ другомъ. Обдали они почти молча, только бранили повара или совтовали другъ другу то или другое кушанье, имя въ виду и цну и достоинство. Будль не стыдился не брать дорогихъ вещей. Обдать вкусно и какъ можно дешевле было его искусствомъ, которымъ онъ очень гордился.

Но черезъ нсколько времени скатерть сняли и головы обоихъ друзей сблизились надъ маленькимъ столомъ. Будль не сказалъ ни слова, пока его пріятель капитанъ не разсказалъ всей исторіи, не выказалъ всхъ преимуществъ, какія онъ могъ пріобрсти, не объяснилъ, какимъ-образомъ онъ долженъ дйствовать, и не представилъ ясно всхъ обстоятельствъ глазамъ своего друга.

— Говорили, кажется, что она вела себя довольно странно? сказалъ совтникъ.

— Разумется, всегда бываютъ толки.

— Толки — да, но насчотъ денегъ никакого сомннія нтъ?

— Нтъ, сказалъ Арчи, качая головой.— Это всё Гью устроивалъ для нея, такъ что я знаю хорошо.

— Она не лишится при вторичномъ замужеств?

— Ни одного шиллинга, это-то и прекрасно.

— Ты ухаживалъ за нею прежде?

— Какъ! прежде чмъ Онгаръ её взялъ? О, нтъ! У ней ничего не было, а тратить она умла не хуже любой двицы въ Лондон.

— Стало-быть, надо съ самаго начала взбираться на гору.

— Я не понимаю, что ты подразумваешь подъ словомъ ‘на гору’?

— Я подразумваю, что семь тысячъ годового дохода нельзя подхватить, расхаживая по равнин. А такой трудъ я считаю взбираньемъ на гору вообще, если только человкъ не влюблёнъ, а тогда ему это пріятно, я полагаю.

— Она чертовски красивая женщина, Будль.

— Я этого не знаю, только думаю, что Онгаръ не взялъ бы её, еслибъ она не была красива и воспитана. Я никогда не находилъ ничего въ ея сестр — жен твоего брата — то-есть, по наружности. Конечно, она ведётъ себя какъ слдуетъ, а это дло важное.

— Что касается до этого, оставь меня въ поко.

— Ну, Клэвви, я скажу теб мои мысли на этотъ счотъ. Когда человкъ берётъ молодую кобылицу, онъ долженъ не натягивать узды. А то она станетъ на дыбы или лягнётъ. Она совсмъ не должна чувствовать мундштука. Но когда мн приходится имть дло съ выученной кобылой, я люблю, чтобъ она знала, съ кмъ иметъ дло. Ты понимаешь?

— Да, я понимаю.

— Я люблю, чтобъ она знала, что я тутъ.

И капитанъ Будль, повторяя эти мужественныя слова твёрдымъ тономъ, протянулъ руки, какъ-будто управлялъ лошадью.

— У ней ротъ ужь не бываетъ нженъ и вообще её слдуетъ пріучать къ длу. Она больше будетъ уважать человка, который уметъ съ нею справляться. И слушай, Клэвви, зди на ней со шпорами.

Капитанъ Будль, въ своей горячности, сжался на стул, округлилъ колна и щолкнулъ языкомъ, потомъ съ торжествомъ взглянулъ на своего друга.

Такимъ-то образомъ капитанъ Будль училъ своего друга Арчи Клэверинга какъ ухаживать за лэди Онгаръ, а Арчи, слушая мудрыя рчи друга, чувствовалъ, что онъ научался многому.

— Я именно такъ и буду поступать, Будль, сказалъ онъ: — и, честное слово, я очень теб обязанъ.

— Именно такъ надо поступать, можешь положиться на мои слова. Пусть она знаетъ, что ты тутъ! пусть она знаетъ, что ты тутъ!

Капитанъ Клэверингъ дйствительно думалъ, что онъ научился многому и знаетъ теперь, какъ ему приняться за дло. Какія шпоры онъ долженъ былъ употребить и какъ ихъ надть, я не думаю, чтобъ онъ зналъ, но объ этой подробности онъ не считалъ нужнымъ спросить своего совтника. Онъ сидлъ цлый вечеръ въ курительной комнат, очень молчаливо, медленно попивалъ джинъ со льдомъ, и чмъ боле пилъ, тмъ боле становился увренъ, что теперь понимаетъ, какъ ему приняться за дло.

‘Пусть она знаетъ, что я тутъ!’ повторялъ Арчи мысленно. Всё заключалось въ этомъ правил. И онъ, протянувъ руки на колнахъ передъ собой, длалъ видъ, какъ-будто правитъ лошадью. Никто не могъ видть движенія его пальцевъ, но это внушало ему увренность, что онъ выучилъ свой урокъ.

Черезъ два часа посл того онъ еще сидлъ въ курительной комнат, когда Будль вышелъ съ торжествомъ изъ биліардной. Арчи дремалъ и не примтилъ прихода своего друга.

— Пусть она знаетъ, что ты тутъ! сказалъ Будль прямо въ ухо Арчи Клэверингу: — пусть она знаетъ, что ты тутъ!

Арчи вздрогнулъ, ему не понравился сюрпризъ и горячее дыханіе въ ух, но онъ простилъ это за мудрыя слова, сказанныя ему.

Потомъ онъ пошолъ домой, повторяя неоцненныя слова друга.

Глава XVIII.
КАПИТАНЪ КЛЭВЕРИНГЪ ДЛАЕТЪ ПЕРВОЮ ПОПЫТКУ.

За утреннимъ чаемъ на слдующій день — то-есть, отъ часа до двухъ, потому что стакановъ джину со льдомъ было выпито много и Арчи Клеверингъ проснулся поздно — онъ ршился начать тотчасъ. Онъ хотлъ въ этотъ же день отправиться въ Болтонскую улицу, а если его не примутъ, онъ сдлаетъ новую попытку завтра, а если и она неудастся, онъ напишетъ письмо, не съ предложеніемъ, что по мннію Арчи недостаточно дало бы ей знать, что онъ тутъ, а просто объяснитъ, что онъ иметъ очень серьёзныя причины желать видться съ близкой и милой родственницей лэди Онгаръ. Вскор посл двухъ часовъ онъ вышелъ и также отправился къ парикмахеру. Онъ зналъ, что, поступая такимъ образомъ, онъ не буквально повинуется своему другу, потому что эта операція подходила къ разряду кроткаго управленія молодой кобылицей, но думалъ, что во всякомъ случа это не сдлаетъ вреда, если онъ будетъ помнить наставленія своего друга, когда будетъ находиться въ присутствіи вызженной кобылы.

Было почти три часа, когда онъ вошолъ въ Болтонскую улицу, разсчитавъ, что лэди Онгаръ, вроятно, скоре можно застать дома въ это время, чмъ поздне. Но когда онъ подошолъ къ двери, вмсто того, чтобъ постучаться, онъ прошолъ мимо. Онъ вспомнилъ, что еще не ршилъ, какими способами онъ сдлаетъ, чтобъ она знала, что онъ тутъ. Онъ пошолъ по улиц до Пиккадилли, а оттуда опять въ Болтонскую улицу, и во время этой прогулки ршилъ, что ему не слдуетъ давать ей этотъ урокъ теперь. За этимъ урокомъ должно тотчасъ послдовать предложеніе, и хотя вчера, за джиномъ, онъ почти надялся, что можетъ отправиться на скачку и выиграть призъ во время этого утренняго визита, въ боле хладнокровныя минуты онъ началъ размышлять, что это едвали будетъ удобно.

Онъ сказалъ свое имя и былъ тотчасъ введёнъ въ гостиную лэди Онгаръ. Её тамъ не было, но она скоро пришла съ улыбкой на лиц и съ протянутой рукой. Между слугой, который докладывалъ о капитан, и горничной, которая передавала этотъ докладъ своей госпож, но которая сама не видла капитана, произошла ошибка, и лэди Онгаръ, выходя изъ своей спальной, ожидала встртить другого человка. Она думала, что Гарри Клэверингъ пришолъ къ ней наконецъ.

— Я сейчасъ выйду, сказала лэди Онгаръ, отпустивъ горничную, и постоявъ съ минуту передъ зеркаломъ, пригладила волосы и расправила складки платья.

Графиня, вдова, свтская женщина, видвшая столько, что могла оставаться сдержанной при всякихъ обстоятельствахъ — вызженная кобыла, какъ Будль называлъ её — стояла передо зеркаломъ, сомнваясь и дрожа какъ двочка, когда услыхала, что Гарри Клэверингъ ждётъ её внизу. Мы можемъ предположить, что она избавила бы себя отъ труда, еслибъ знала настоящее имя своего гостя. Сходя медленно съ лстницы, она размышляла, какъ она его приметъ. Онъ не бывалъ у ней, и она будетъ съ нимъ холодна — холодна и церемонна, какъ на платформ желзной дороги. Она знала хорошо, какъ играть эту роль. Да, теперь его очередь показать нкоторую горячность въ дружб, если между ними должно быть нчто боле дружбы. Но она перемнила всё это, взявшись за ручку двери. Она захотла быть съ нимъ добросовстной и правдивой. Она была рада его видть, и онъ это узнаетъ. Какая ей была нужда теперь до обычныхъ поступковъ женщинъ и до обыкновенной застнчивости женскаго кокетства. Она сказала себ также языкомъ не совсмъ похожимъ на тотъ, который употреблялъ Будль, что т дни, когда она была молодой кобылицей, прошли, и что теперь она — вызженная кобыла. Всё это промелькнуло въ ея голов, когда она отворяла дверь, а потомъ она отворила её съ улыбкой на лиц, протянувъ руку — и очутилась въ присутствіи капитана Арчи Клэверинга.

Капитанъ былъ на столько зорокъ, что примтилъ перемну въ ея обращеніи. Эта перемна, впрочемъ, была очень замтна и такова, что тотчасъ же вырвала изъ груди Арчи часть мужества, которое внушили ему уроки его друга. Протянутая рука медленно опустилась, улыбка замнилась выраженіемъ спокойнаго достоинства, которое тотчасъ заставило Арчи почувствовать, что судьба, заставлявшая его свататься за графиню, была очень сурова. Она медленно прошлась по комнат, прежде чмъ заговорила съ нимъ или онъ съ ней.

— Капитанъ Клэверингъ! сказала она наконецъ, и въ словахъ ея было больше удивленія, чмъ привтствія.

— Да, лэди Оп… Джулія, то-есть, я вздумалъ васъ навстить, когда узналъ, что мы не увидимъ васъ въ Клэверинг, когда будемъ тамъ вс на Пасху.

Когда она жила въ дом его брата, онъ называлъ её Джуліей, какъ Гью. Короткость между ними была большая, и съ его стороны было весьма естественно называть её такимъ образомъ. Онъ много думалъ объ этомъ съ-тхъ-поръ, какъ затянъ былъ настоящій планъ, и твёрдо ршился не терять преимуществъ своей прежней фамильярности. Онъ сначала нсколько отороплъ, но, какъ читатель замтитъ, оправился потомъ.

— Вы очень добры, сказала она, и такъ какъ онъ стоялъ нсколько времени съ протянутой рукой, она дотронулась до нея своей рукой.

— Я ничего такъ ненавижу, какъ разный вздоръ, сказалъ Арчи.

На это замчаніе она просто наклонилась, сохраняя ужасное молчаніе. Капитанъ Клэверингъ чувствовалъ, что ея молчаніе ужасно. Она всегда была разговорчива, и онъ замолчалъ, чтобы она сказала что-нибудь, но когда она поклонилась ему такъ холодно — ‘чертовски холодна она была, чертовски, холодна, да и безстыдна’, говорилъ онъ потомъ Будлю — онъ понялъ, что ему надо продолжать.

— Отъ разнаго вздора происходятъ разныя бды.

Она опять поклонилась.

— Съ-тхъ-поръ, какъ вы воротились, Джулія, съ ними что-то было въ Клэверинг, Джулія, но чортъ меня побери, если я могъ узнать, что это такое!

Она всё молчала.

— Не съ Герми, это я долженъ сказать. Герми всегда говоритъ о васъ, какъ-будто никогда не случалось ничего дурного.

Это увреніе, должно-быть, было лестно для той дамы, за которой онъ собирался ухаживать.

— Герми всегда была слишкомъ добра ко мн, улыбаясь сказала лэди Онгаръ.

— Ей-Богу такъ! не совсмъ хорошо отзывался Гью, и ей-Богу, я не знаю, что съ нимъ сдлалось, когда вы пріхали. Въ этомъ виноватъ не я, разумется, вамъ это извстно.

— Я никогда не думала, чтобъ вы были въ чомъ-нибудь виноваты, капитанъ Клэверингъ.

— Я думаю, что Гью проигрался, я право это думаю. Онъ въ то время походилъ на медвдя съ больной головой. Съ нимъ нельзя было жить въ одномъ дом. Наврно, Герми всё вамъ разсказала.

— Герміона совсмъ не такого сообщительнаго характера, какъ вы, капитанъ Клэверингъ.

— Неужели? А я думалъ, что между сёстрами… но разумется, это не моё дло.

Опять она молчала, и онъ понялъ, что долженъ или уйти, или одинъ продолжать разговоръ. То и другое казалось одинаково трудно, и нсколько времени онъ сидлъ, едва переводя духъ отъ замшательства. Онъ былъ совершенно увренъ, что до-сихъ-поръ еще не далъ ей знать, что онъ тутъ. Онъ зналъ, что его не было тутъ въ томъ смысл, какой придавалъ этимъ словамъ его пріятель Будль.

— Въ ссорахъ никогда не бываетъ ничего хорошаго, неправда ли, Джулія? сказалъ онъ наконецъ.

Теперь, когда онъ сдлалъ вопросъ, конечно она должна отвтить.

— Иногда бываетъ много хорошаго, сказала она:— въ томъ отношеніи, что люди живутъ врозь и не видятъ другъ друга. Сэръ Гью Клэверингъ со мною не ссорился, сколько мн извстно, но я думаю, что будетъ прекрасно, если я не буду видться съ нимъ.

— Но онъ особенно желаетъ, чтобъ вы пріхали въ Клэверингъ.

— Онъ поручилъ вамъ пригласить меня?

— О, нтъ! Я пріхалъ самъ по себ. Мы съ вами всегда были друзьями — при этомъ увреніи лэди Онгаръ широко раскрыла глаза и улыбнулась:— и я подумалъ, можетъ-быть вамъ будетъ пріятно меня видть, если я васъ навщу.

— Вы очень добры, капитанъ Клэверингъ.

— Я не могъ перенести мысли, что вы здсь въ Лондон и васъ не видишь и ничего о васъ не знаешь. Скажите мн теперь, не могу ли я сдлать что-нибудь для васъ?

— Нтъ, капиталъ Клэверингъ, благодарю васъ очень.

— Я былъ бы очень счастливъ, право. Я ничего не желалъ бы такъ, какъ быть въ чомъ-нибудь полезнымъ. У васъ должно-быть много дла насчотъ денегъ и всего такого.

— Мой стряпчій занимается всмъ этимъ, капитанъ Клэверингъ.

— Эти люди такіе жадные. Они Богъ знаетъ что возьмутъ за свои труды, когда для меня это было бы только удовольствіемъ.

— Я боюсь, что не могу дать вамъ никакого порученія по вашему вкусу.

— Не можете?

Опять настало молчаніе, и капитанъ Клэверингъ началъ думать, что онъ долженъ уйти. Онъ былъ бы радъ вести разговоръ, но не могъ этого длать, если его не поощряли. Онъ думалъ, что ему слдуетъ уйти, хотя понималъ, что не сдлалъ ни малйшаго приготовленія къ будущему повиновенію правиламъ его друга. Онъ началъ чувствовать, что началъ не такъ. Онъ долженъ былъ дать ей знать, что онъ тутъ, съ первой минуты ея входа въ комнату. Онъ долженъ теперь отретироваться для того, чтобъ могъ боле подвинуться вперёдъ въ слдующій разъ. Онъ только что ршился на это и спрашивалъ себя, какъ ему лучше приподняться со стула, когда къ нему явилась неожиданная помощь въ вид гостьи. Дверь отворилась настежъ и доложили о мадамъ Горделу.

— Здравствуйте, мой ангелъ! сказала маленькая женщина, подбгая къ своему другу и цалуя её въ об щоки.

Потомъ она обернулась, какъ-будто только сейчасъ увидала посторонняго, и поклонилась ему. Капитанъ Клэверингъ, держа шляпу обими руками, поклонился маленькой женщин.

— Деверь моей сестры, капитанъ Клэверингъ, сказала лэди Онгаръ:— мадамъ Горделу.

Капитанъ Клэверингъ опять поклонился.

— А! братъ сэра У? сказала мадамъ Горделу.— Я очень рада видть капитана Клэверинга, а ваша сестра пріхала?

— Нтъ, моя сестра не пріхала.

— Лэди Клэверингъ не была въ Лондон ныншней весной, сказалъ капитанъ.

— А, не была! Я сожалю о ней. Нигд кром Лондона нельзя жить въ апрл, въ ма и въ іюн. Лэди Клэверингъ совсмъ не будетъ въ Лондон?

— Ея мальчикъ не совсмъ… сказалъ капитанъ.

— Не совсмъ? сказала француженка-полька вопросительнымъ тономъ, не понявъ этого выраженія.

— Мой маленькій племянникъ боленъ и моя сестра считаетъ неблагоразумнымъ привозить его въ Лондонъ.

— А! это жаль. А сэръ У? сэръ У въ Лондон?

— Да, сказалъ капитанъ:— братъ мой въ Лондон уже давно.

— А его жена осталась въ деревн? Бдняжечка! Но ваши англійскія дамы любятъ деревню. Он любятъ маргаритки и поля. Такъ он говорятъ, но я думаю, он часто лгутъ. А я люблю дома, народъ, мостовую. Поля сыры, и я совсмъ не охотница до ревматизма.

Маленькая женщина пожала плечами и отряхнулась.

— Скажите намъ правду, Жюли, что вы лучше любите, городъ или деревню?

— То, гд меня нтъ.

— Ахъ! да. То, гд васъ нтъ теперь. Это потому, что вы ничмъ не заняты. Вы еще не устроились.

При этомъ намёк на возможность для лэди Онгаръ устроиться капитанъ Клэверингъ навострилъ уши и сталъ внимательно слушать, что будетъ дальше. Онъ зналъ только одинъ способъ, по которому молодая женщина неимющая мужа можетъ устроиться.

— Вамъ надо подождать, душа моя, еще немножко, еще крошечку, пока пройдутъ ваши непріятности.

— Не говорите такихъ пустяковъ, Софи, сказала графиня.

— Ахъ, душа моя! это не пустяки. Я всегда говорю ей, капитанъ Клэверингъ, что она должна прожить это чорное, непріятное время какъ можно скоре, и потомъ никто не будетъ такъ наслаждаться Лондономъ, какъ богатая и прелестная лэди Онгаръ. Неправда ли, капитанъ Клэверингъ?

Арчи подумалъ, что для него настала пора сказать какую-нибудь любезность, такъ чтобы его предметъ началъ узнавать, что онъ тутъ.

— Ей-Богу, никмъ не будутъ такъ восхищаться, когда она станетъ опять вызжать. Никмъ такъ не восхищались прежде… прежде, то-есть, когда вы были Джуліей Брабазонъ, и я не стану удивляться, если вами будутъ восхищаться точно такъ, какъ прежде.

— Точно такъ! повторила француженка-полька: — женщиной, которая была замужемъ, восхищаются всегда больше, чмъ миссъ.

— Софи, могу я просить васъ и капитана Клэверинга говорить поменьше о личностяхъ?

— Я ненавижу вашихъ миссъ, продолжала мадамъ Горделу:— ненавижу! Ваши англійскія миссъ такъ важничаютъ. Въ Париж, въ милой Вн, въ Петербург двицы совсмъ не таковы. Тамъ он ничто — он ничто, но он скоро будутъ чмъ-нибудь, а это гораздо лучше. Ваша англійская миссъ такая важная и величественная, она никогда не можетъ сдлаться важне и величественне. Когда она сдлается мамашей, она живётъ-себ въ деревн одна и занимается порошками и пилюлями. Мн это не нравится. Мн это совсмъ не нравится. Нтъ, еслибы мой мужъ засадилъ меня въ деревню заниматься порошками и пилюлями, я заставила бы его самого проглотить ихъ вс, когда онъ прідетъ ко мн.

Она сказала это съ большой энергіей, широко раскрыла глаза и посмотрла въ лицо Арчи. Капитанъ Клэверингъ, державшій шляпу въ обихъ рукахъ между колнами, вытаращилъ глаза на маленькую иностранку. Онъ прежде слыхалъ о жонахъ отравляющихъ своихъ мужей, но никогда не слыхалъ, чтобы женщина восхваляла эту систему. Онъ никогда не слыхалъ даже, чтобы женщина восхваляла какую бы то ни было систему съ пылкостью, которую мадамъ Горделу обнаружила теперь, и съ намёкомъ, который прямо указывалъ на положеніе его невстки. Соглашалась ли лэди Онгаръ съ нею? Ему вдругъ захотлось узнать мнніе Джуліи на этотъ счотъ.

— Софи, капитанъ Клэверингъ думаетъ, что вы говорите серьёзно, сказала графиня, смясь.

— Я серьёзно и говорю. Вы выкипятите всю воду изъ горшка, прежде чмъ положите туда говядину, говядина-то и выйдетъ нехороша, жосткая и сухая, вы и запрёте её въ старый деревенскій домъ. Потомъ, чтобъ уладить дло, станете говорить о поляхъ и маргариткахъ. Я знаю. ‘Благодарствуйте’ скажу я. ‘Поля и маргаритки такъ прекрасны! Позжайте, душечка, погуляйте по полямъ, нарвите маргаритокъ и пришлите ихъ ко мн по желзной дорог!’ Вотъ что я скажу!

Капитанъ Клэверингъ теперь уже ршительно ничего не понималъ и началъ считать маленькую женщину сумасшедшей. Когда она заговорила о горшк и говядин, онъ напрасно старался слдить за ея мыслью, а теперь, когда она перешла къ маргариткамъ, онъ совсмъ растерялся. Онъ зналъ, что фрукты, овощи и садовые цвты регулярно присылались въ Лондонъ изъ Клэверинга, когда хозяева были въ город, по маргаритки — нтъ. Онъ полагалъ, что во Франціи бываетъ иначе. Однако, не зная наврно, промолчалъ.

— Никто не старался запирать васъ, Софи.

— Да, мосьё Горделу зналъ, какъ ему поступать. Никто и васъ не запрётъ, душа моя. На вашемъ мст, я никому не дала бы этой возможности.

— Не говорите этого, почти съ горячностью сказалъ капитанъ:— не говорите этого!

— Ха! ха! ха! а я говорю. Зачмъ женщин, имющей всё, выходить опять замужъ? Если ей нужны поля и маргаритки, у ней есть свои собственныя — да, свои собственныя. Если она хочетъ жить въ город, у ней и это есть. Брилліантовъ она можетъ купить. Гостей можетъ приглашать каждый вечеръ сколько хочетъ. Мущины будутъ ея смиренными рабами, множество — цлый Лондонъ. А если она хочетъ быть одна, никто не сметъ быть у ней. Зачмъ ей выходить замужъ? Нтъ.

— Но она можетъ быть влюблена въ кого-нибудь? сказалъ капитанъ удивлённымъ, но смиреннымъ тономъ.

— Влюблена? Ба! Влюбиться для того, чтобы её заперли въ казармы съ порохомъ!

Слово ‘казармы’ заставило капитана почти приподняться съ своего мста.

— Любовь очень мила въ семнадцать лтъ, когда воображеніе говоритъ кучу лжи и когда жизнь — мечта. Любить людей — о, да! очень быть привязанной къ своимъ друзьямъ, какъ я къ Жюли — тутъ она схватила лэди Онгаръ за руку: — это соль жизни! Но то, что вы называете любовью, воркованіемъ, съ стихами о лун — это всё-равно, что воротиться къ кашиц и фартучкамъ. Нтъ, если женщин нуженъ домъ и чмъ жить, пусть она выходитъ замужъ, или если мущина желаетъ имть дтей, пусть онъ женится, но сидть взаперти въ деревенскомъ дом, когда всё ваше — это изъ рукъ вонъ плохо.

Капитану Клэверингу было очень жаль, что упомянули о томъ обстоятельств, что его невстка оставлена въ Клэверингском Парк. Это было очень непріятно. Какъ ему было намекнуть, что если онъ женится, онъ и не подумаетъ запереть свою жену въ Онгарскомъ Парк?

— Лэди Клэверингъ прізжаетъ въ Лондонъ, сказалъ онъ.

— Ба! воскликнула француженка-полька.

— А я никогда не былъ бы счастливъ, еслибъ жена моя не здила со мною везд, сказалъ капитанъ Клэверингъ.

— Ба!… ба!… воскликнула она опять.

Капитанъ Клэверингъ не могъ выдержать этого боле. Онъ чувствовалъ, что обращеніе этой дамы было непріятно, чтобъ не сказать боле, и примтилъ, что онъ не длаетъ пользы своему длу. Онъ всталъ со стула и пробормоталъ нсколько словъ съ намреніемъ показать, что хочетъ уйти.

— Прощайте, капитанъ Клэверингъ, сказала лэди Онгаръ.— Передайте мою любовь моей сестр, когда увидите её.

Арчи пожалъ ей руку и поклонился мадамъ Горделу.

— До свиданія, другъ мой, сказала она: — помните-всё, что я говорила. Для жены нехорошо сидть одной въ деревн, когда мужъ разгуливаетъ по городу и строитъ глазки всякой дам, какую видитъ.

Арчи не ршился поддерживать свой аргументъ, но опять поклонился и ушолъ.

— Это обожатель, сказала Софи, какъ только дверь затворилась за нимъ.

— Обожатель? чей?

— Не мой — о, нтъ! Я вовсе не была въ опасности.

— Мой? Капиталъ Клэверингъ? Софи, у васъ голова наполнена самымъ страннымъ вздоромъ.

— А! очень хорошо. Вы увидите. Что вы мн дадите, если я буду права? Хотите пари? Зачмъ онъ надлъ новыя перчатки, а отъ головы такъ и несётъ парикмахерской дрянью? Разв онъ всегда такъ душится? всегда носитъ глянцовитые сапоги по утрамъ? всегда строитъ глазки? Можетъ-быть.

— Я никогда не видала ни его сапогъ, ни его глазъ.

— А я видла. Я вижу многое. Онъ хочетъ присвоить себ Онгарскій Паркъ. Говорю вамъ, да. Почему же и нтъ? Чтобъ имть Онгарскій Паркъ и вс деньги, мущина очень станетъ душиться.

— Вы думаете объ этомъ гораздо больше, нежели нужно.

— Неужели, моя милая? Очень хорошо. Ихъ уже три: Эдуардъ, этотъ Клэверингъ, котораго вы называете капитаномъ, и тотъ другой Клэверингъ, который ходитъ вздёрнувъ кверху носъ и считаетъ себя учонымъ, потому что выучилъ свой урокъ въ школ и не заслужилъ, чтобъ его выскли. А его выскутъ, можетъ-быть, когда-нибудь.

— Софи, молчите. Капитанъ Клэверингъ деверь моей сестры, а Гарри Клэверингъ мой другъ.

— А, другъ! Я знаю, какого рода другомъ онъ желаетъ быть. Гораздо лучше имть паркъ и кучу денегъ, нежели рыть канавы и длать желзную дорогу. Но онъ не уметъ обращаться съ женщинами. Можетъ-быть, онъ лучше успетъ справиться съ канавой. Я сказала бы ему: ‘другъ мой, вы хорошо справитесь съ канавой, если будете прилежно трудиться, оставайтесь лучше тамъ’.

— Вы кажется не любите моего кузена, и мы не будемъ больше говорить о нёмъ.

— Зачмъ мн его не любить? Онъ не проситъ у меня денегъ.

— Довольно, Софи.

— Очень хорошо. Для меня этого будетъ довольно. А этотъ другой, что приходилъ сегодня, дуракъ.

— Весьма вроятно.

— Онъ не училъ своихъ уроковъ безъ розогъ.

— И даже съ розгами.

— Онъ не научился ничему. Онъ не знаетъ, что ему длать съ своей шляпой. Онъ дуракъ. Джулія, покатайте меня. Подемъ?

Он похали вмст, лэди Онгаръ и Софи Горделу. Лэди Онгаръ, покоряясь этому, презирала себя за эту покорность, но что ей было длать? Иногда очень трудно выпутаться изъ стей дружбы.

Капитанъ Клэверингъ изъ Болтонской улицы пошолъ въ клубъ, но прежде снялъ глянцовитые сапоги и новыя перчатки. Онъ пошолъ въ биліардную, зная, что другъ его будетъ тамъ, и нашолъ Будля безъ сюртука, съ завороченными рукавами и съ кіемъ въ рукахъ.

— Знаетъ она, что ты тутъ, старый дружище, знаетъ она, что ты тутъ? сказалъ онъ, какъ только увидалъ своего друга.

Комната была полна мущинъ, и капитанъ Клэверингъ почти обидлся такой гласностью.

— Продолжай играть, Будль, сказалъ онъ: — теперь твоя очередь.

Будль обернулся къ биліарду, сыгралъ шаръ, получилъ шиллингъ, спряталъ его въ карманъ, всё время держа во рту сигару, а потомъ воротился къ своему другу.

— Ну, Клэвви, какъ всё было?

— Еще пока ничего.

— Ты её не видлъ?

— Разумется, видлъ. Я не люблю откладывать въ долгій ящикъ. Я прямо отъ нея.

— Ну?

— Въ первый день не много найдётся разсказывать.

— Ты далъ ей знать, что ты тутъ? Въ томъ-то и штука. Далъ ты ей знать, что ты тутъ?

Въ отвтъ на это Арчи пытался объяснить, что ему это не удалось, но въ середин разсказа капитана Будчя отозвали опять выказать своё искусство и получить два шиллинга.

— Мн жаль васъ, Григгсъ, сказалъ онъ, когда очень молодой поручикъ поставилъ свой кій съ выраженіемъ крайняго отвращенія на лиц, и у котораго Будль выигралъ шиллингъ:— мн очень васъ жаль, но вдь надо же играть какъ слдуетъ.

Григгсъ вышелъ изъ комнаты такой походкой, которая показывала, что онъ иметъ свои собственныя мысли на этотъ счотъ, хотя не хочетъ ихъ высказывать.. Будль воротился тотчасъ къ своему другу.— Такую дичь выжидать не слдуетъ, сказалъ онъ: — ты тотчасъ долженъ приняться за дло.

— Но туда пришла препротивная француженка.

— Служанка?

— Нтъ, пріятельница. Какая тварь! Послушалъ бы ты, какъ она говоритъ. Она, кажется, ея короткій другъ, называетъ её Жюли. Я, разумется, долженъ былъ уйти и оставить её тамъ.

— А! теб надо подкупить эту женщину.

— Какъ, деньгами?

— Я такъ думаю.

— Дорого обойдётся.

— Десятифунтовый билетъ время отъ времени. Она устроитъ для тебя дло. Подари ей сначала брошку, а потомъ предложи дать денегъ взаймы. Ты увидишь, какъ она подниметъ твои дла, если только ты съумешь бросить ей приманку.

— О! это я съумю сдлать.

— Сдлай, и дай имъ обимъ знать, что ты тутъ. Да, Паркинсъ, я стану продолжать. Клэвви, ты теперь можешь заступить мсто Григгса.

Капитанъ Клэверингъ разоблачился для битвы на биліард.

Глава XIX.
ОБДЪ.

— Я такъ рада, что вы пришли навстить меня!

Этими словами Софи Горделу встртила Гарри Клэверинга въ своей комнат, въ Монтской улиц, въ одно утро вскор посл ея свиданія съ капитаномъ Арчи въ присутствіи лэди Онгаръ. Наканун вечеромъ Гарри получилъ письмо отъ лэди Онгаръ, въ которомъ она упрекала его за то, что онъ не исполнилъ ея порученія къ графу Патерову. Письмо начиналось очень рзко.

‘Я нахожу, что вы жестоко поступаете со мною, не приходя ко мн. Я просила васъ увидться съ однимъ человкомъ, а вы этого не сдлали. Онъ два раза былъ здсь. Одинъ разъ меня въ-самомъ-дл не было дома. Онъ опять пришолъ на слдующій день, въ девять часовъ вечера, я была тогда нездорова и легла въ постель. Вы понимаете всё это и должны знать, какъ это непріятно для меня. Я думала, что вы сдлаете это для меня, и думала, что увижу васъ.— ‘Дж.’

Эту записку онъ получилъ въ своей квартир, когда воротился вечеромъ домой, а на слдующее утро отправился съ отчаянія въ Монтскую улицу по дорог въ Адельфи. Не было еще десяти часовъ, когда онъ очутился въ присутствіи мадамъ Горделу, и судя по ея платью, не нашолъ её приготовленною для принятія утреннихъ гостей. Но онъ могъ бы оставаться равнодушенъ къ этому, такъ какъ сама хозяйка не обращала никакого вниманія на это обстоятельство. На голов у ней былъ, какъ ему показалось, ночной чепчикъ, хотя я не берусь утверждать, что она спала въ этомъ головномъ убор. Чепчикъ былъ съ оборками и показывалъ нкоторую попытку къ красивости, но попытка была сдлана такъ давно, а оборки такъ раззнакомились съ крахмаломъ, что онъ не могъ имть притязанія на приличіе. На ней была также большая блая блуза, противъ которой ничего нельзя было бы сказать, еслибъ она не была совершенно изношена. Туфли ея имли всю ширину, какую только старость можетъ имъ придать, а повыше туфель чистота не преобладала, чтобы не сказать боле. Но Софи сама, повидимому, нисколько не стснялась этими недостатками и приняла нашего героя съ замтной любезностью, которую Гарри совсмъ не понялъ.

— Я долженъ извиниться за то, что безпокою васъ, началъ онъ.

— Какое тутъ безпокойство? Вы нисколько меня не безпокоите. Вы безпокоились сами, что пришли сюда. Вы пришли рано, и я еще не успла надть кринолинъ. Если вамъ всё-равно, такъ мн и подавно.

Она улыбнулась и вдругъ опустилась, почти упала на диванъ въ свой уголокъ.

— Садитесь, мистеръ Гарри, потомъ мы будемъ говорить гораздо удобне.

— Мн нужно видть вашего брата, можете вы дать мн его адресъ.

— Кого? Эдуарда? Конечно. Въ клуб Путешественниковъ.

— Но онъ никогда тамъ не бываетъ.

— Онъ посылаетъ туда каждый день за своими письмами. Вы желаете видть его? Зачмъ?

Гарри тотчасъ сконфузился, не зная, что отвчать.

— По одному частному длу, сказалъ онъ.

— А! по одному частному длу. Вы не должны ему, а то наврно не желали бы видть. Ха-ха-ха! Напишите къ нему и онъ увидится съ вами. Вотъ бумага, перо и чернила. Онъ сегодня же получитъ ваше письмо.

Гарри, ничего не подозрвая, исполнилъ какъ ему было сказано и написалъ записку, въ которой просто говорилъ графу, что онъ желаетъ его видть.

‘Я буду у васъ, гд бы вы ни назначили’ писалъ Гарри.

Мы, зная привычки мадамъ Горделу, можемъ подозрвать, что она сочла своею обязанностью познакомиться съ содержаніемъ записки, прежде чмъ отослала её изъ своего дома, но мы можемъ также знать, что она узнала изъ нея очень мало.

— Я отправлю её сейчасъ, сказала Софи, когда былъ запечатанъ конвертъ.

Гарри всталъ, чтобы уйти, сдлавъ своё дло.

— Какъ! вы уходите такимъ образомъ сейчасъ? Вы торопитесь?

— Да, я тороплюсь, мадамъ Горделу. Я долженъ быть въ контор, и зашолъ сюда только для того, чтобы узнать адресъ вашего брата.

Онъ всталъ и ушолъ, оставивъ свою записку. Тогда мадамъ Горделу, говоря сама съ собой по-французски, назвала Гарри Клэверинга мужикомъ, дуракомъ, неуклюжимъ недорослемъ и поросёнкомъ. Поросёнкомъ она его назвала разъ десять сряду, потомъ занялась письмомъ.

Письмо, по-крайней-мр, было отправлено къ графу, потому что прежде чмъ Гарри вышелъ изъ конторы Бейльби въ этотъ день, Патеровъ пришолъ къ нему. Гарри сидлъ въ одной комнат съ другими и вышелъ къ своему знакомому въ маленькую переднюю, въ которой обыкновенно принимались посторонніе. Когда онъ переходилъ изъ одной комнаты въ другую, онъ сознавалъ всю щекотливость и затрудненіе даннаго ему порученія, и густой румянецъ покрывалъ его лицо, когда онъ отворилъ дверь. Онъ увидалъ, что графъ былъ не одинъ, а съ какимъ-то другимъ господиномъ, котораго онъ Гарри не представлялъ и при которомъ Гарри не могъ сказать того, что долженъ былъ сообщить.

— Извините меня, сказалъ графъ:— мы торопимся на желзную дорогу. Никто никогда такъ не торопился, какъ я и мой другъ. Вы не заняты завтра? Нтъ, я вижу. Обдайте со мною и съ моимъ другомъ въ Почтовой рестораціи. Вы знаете Почтовую ресторацію?

Гарри сказалъ, что не знаетъ.

— Такъ вы узнаете. Я вамъ покажу. Вы пьёте бордоское? Приходите и увидите. Вы завтракаете? Приходите и попробуйте. Вы любите рюмку портвейна съ сыромъ? Нтъ. Но вы полюбите, когда пообдаете со мною въ этой рестораціи. Мы будемъ обдать совершенно по-англійски, а это лучше всего на свт, когда обдъ хорошъ. Обдъ очень хорошъ въ Почтовой рестораціи — очень! Въ семь часовъ. Вы будете штрафованы, когда опоздаете хоть одну минуту, лишній стаканъ портвейна за каждую минуту. Теперь я долженъ уйти. Да, да! я уже опоздалъ.

Графъ Патеровъ, держа въ рук часы, выбжалъ изъ комнаты прежде чмъ Гарри усплъ сказать ему слово. Ему не оставалось ничего, какъ отправляться къ обду, онъ и отправился. Въ этотъ же самый вечеръ онъ написалъ къ лэди Онгаръ точно въ такомъ же тон, въ какомъ она написала къ нему, и сообщилъ ей, что онъ сдлалъ что могъ, что онъ видлъ того, съ кмъ она поручила ему видться, но не могъ говорить съ нимъ, однако онъ долженъ былъ видться съ нимъ на слдующій день и зайдётъ въ Болтонскую улицу такъ скоро, какъ только возможно, посл этого свиданія.

Ровно въ семь часовъ Гарри, боясь общаннаго штрафа, былъ уже въ рестораціи и увидлъ тамъ графа Патерова. Съ нимъ былъ тотъ же самый господинъ, котораго Гарри видлъ въ Адельфи и котораго графъ теперь представилъ какъ полковника Шмоффа, и низенькій англичанинъ съ хитрыми глазами и съ шеей какъ у бульдога, съ усами очень короткими, графъ представилъ и его.

— Капитанъ Будль говоритъ, что онъ знаетъ вашего кузена, мистеръ Клэверингъ.

Полковникъ Шмоффъ, который при Гарри не сказалъ еще ни слова, поклонился, а нашъ старый пріятель Будль скороговоркой разсказалъ Гарри, какъ онъ друженъ съ Арчи, какъ онъ познакомился съ сэромъ Гью и какъ онъ встртился съ лэди Клэверингъ, и какъ онъ чертовски радъ, что встртился теперь съ Гарри.

— А теперь, мои милые, мы присядемъ, сказалъ графъ.— Вотъ супъ — да, вы можете кушать здсь супъ, потомъ кусочекъ лососины, а потомъ бифстекъ. Больше ничего. Шмоффъ, мой милый, можешь ты сть бифстекъ?

Шмоффъ не улыбнулся и не сказалъ ни слова, а просто серьёзно кивнулъ головой, потомъ слъ и съ медленной аккуратностью разложилъ салфетку на колнахъ.

— Капитанъ Будль, можете вы сть бифстекъ? повторилъ графъ.

— Попробуйте, могу ли, сказалъ Будль.— Попробуйте.

— Попробую, можете ли вы, попробую, можетъ ли и мистеръ Клэверингъ. Шмоффъ сълъ бы лошадь, еслибъ у него не было говядины, и осла, еслибъ у него не было лошади.

— Я разъ лъ лошадь въ Гамборо. Мы были въ осад, сказалъ Шмоффъ ломанымъ языкомъ.

Это сказалъ Шмоффъ очень медленно, густымъ басомъ и грозно нахмуривъ брови. Усиліе, съ какимъ онъ говорилъ, было такъ велико, что онъ не повторялъ его довольно долго.

— Слава Богу, мы теперь не въ осад, сказалъ графъ, когда подали супъ.— Ахъ, Альбертъ, другъ мой! это хорошій супъ, очень хорошій. Передайте мою благодарность добрйшему Стубсу. Мистеръ Клэверингъ, добрйшій Стубсъ поваръ. Я здсь какъ дома и они длаютъ всё, что могутъ, для меня. Вамъ не надо бояться, что вамъ придётся отвдать лошадь, какъ Шмоффу.

Всё это было очень пріятно, и Гарри Клэверингъ слъ обдать, ожидая,— что онъ будетъ имть много удовольствія, но какое-то чувство говорило ему во всё время, что его обманывали и что надъ нимъ трунятъ, и что графъ ускользнётъ отъ него въ этотъ вечеръ, такъ что онъ не будетъ въ состояніи сказать ему слова. Они обдали въ общественной комнат за большимъ столомъ, который занимали отдльно, между-тмъ какъ другіе обдали за маленькими столами около нихъ. Даже еслибы Шмоффа и Будля тутъ не было, онъ не могъ бы говорить о длахъ лэди Онгаръ въ такой комнат. Графъ пригласилъ это обдать такимъ образомъ съ умысломъ провести его, длая видъ, что назначила ему свиданіе, о которомъ его просили, но съ намреніемъ, что оно будетъ безъ пользы. Такъ думалъ Гарри и ршилъ, что хотя бы ему пришлось схватить Патерова за фалды сюртука, онъ не ускользнётъ отъ него, не выслушавъ того, что онъ хочетъ сказать. А пока обдъ шолъ очень пріятно.

— А! сказалъ графъ: — никакая рыба не можетъ сравниться съ лососиной въ раннее время года, по не слишкомъ рано. И она должна быть привезена живою изъ Грова и быть сварена Стубсомъ.

— И съдена мною, сказалъ Будль.

— За моимъ обдомъ, замтилъ графъ:— и тогда всё будетъ прекрасно. Мистеръ Клэверингъ, возьмите поближе къ голов. Вамъ всё-равно? Это напрасно. Каждый долженъ знать, что лучше для ды во всёмъ, и брать это, если можетъ.

— Я самъ такъ думаю, сказалъ Будль: — и длаю это.

— Не знать, какой кусокъ лучше въ лососин, или не умть отличить бифстекъ Стубса отъ всякаго другого бифстека — то же, что говорить, будто каждая женщина одинакова для васъ. Только Стубсъ дастъ вамъ свой бифстекъ, если вы ему заплатите — ему или его хозяину, а съ красивой женщиной не всегда такъ бываетъ — не всегда. Ясно ли я выражаюсь?

— Какъ нельзя ясне, сказалъ Будль:— Я совершенно съ вами согласенъ. Зачмъ человку стыдиться сть то, что хорошо? Вс это длаютъ.

— Нтъ, капитанъ Будль, не вс. Нкоторые не могутъ достать, а другіе не знаютъ, когда и достанутъ. О такихъ людяхъ слдуетъ сожалть. Я сожалю о нихъ изъ глубины моего сердца. Но есть одинъ жалкій человкъ, о которомъ я сожалю даже боле, чмъ о нихъ.

Въ тон графа было что-то такое, простой паосъ, почти мелодія, которые заинтересовали Гарри Клэверинга. Никто не зналъ лучше графа Патерова, какъ употреблять измненіе своего голоса и извлекать изъ фразъ, употребляемыхъ имъ, самый высокій интересъ, какой только он были способны произвести. Теперь онъ говорилъ о своёмъ состраданіи такимъ образомъ, что почти могъ заставить чувствительнаго человка расплакаться.

— О комъ вы такъ сожалете? спросилъ Гарри.

— О человк, который иметъ дурное пищевареніе, сказалъ графъ тихимъ и внятнымъ голосомъ.

Потомъ онъ наклонилъ голову къ своей тарелк, какъ-будто желалъ скрыть слезу.

— О человк, который иметъ дурное пищевареніе!

Повторивъ опять эти слова, онъ поднялъ голову и посмотрлъ кругомъ на всхъ.

— Да, да! сказалъ Шмоффъ и даже какъ-будто онъ былъ вызванъ изъ глубины своего внутренняго равнодушія.

— А! говорятъ о счастьи, а какое счастье хорошее пищевареніе! сказалъ графъ.— Я не знаю, думали ли вы когда-нибудь объ этомъ, капитанъ Будль, вы молоды, а можетъ-быть и нтъ. Или вы, мистеръ Клэверингъ? Это сюжетъ достойный вашихъ мыслей. Имть хорошее пищевареніе! Знаете ли вы, что это значитъ? Это значитъ, что для васъ солнце всегда будетъ сіять и тнь всегда будетъ для васъ готова, это значитъ, что васъ всегда будутъ встрчать улыбками и привтствовать поцалуями, это значитъ слышать пріятные звуки, имть пріятные сны, это значитъ быть въ раю. Вс несчастья происходить отъ дурного пищеваренія. Макбет не могъ спать, это отъ ужина, а не отъ убійства. Его жена разговаривала и ходила, это опять отъ ужина. Мильтонъ имлъ дурное пищевареніе, потому что онъ всегда былъ такъ сердитъ, и вашъ Карлейль, должно-быть, имлъ дурное пищевареніе, потому что онъ никогда не говоритъ ничего хорошаго ни о чомъ. Ахъ, имть хорошее пищевареніе значитъ быть счастливымъ!

— Это правда, сказалъ Шмоффъ:— да, это правда.

— Я вамъ врю, сказалъ Будль.— И какъ хорошо графъ описываетъ это, неправда ли, мистеръ Клэверингъ? Я никогда не смотрлъ на это въ такомъ свт, но дйствительно пищевареніе значитъ всё. Куда будетъ годиться лошадь, если она не будетъ питаться!

— Я никогда объ этомъ не думалъ, сказалъ Гарри.

— Это очень хорошо, замтилъ ораторъ.— Не думать объ этомъ лучше всего на свт. Вы будете принуждены думать объ этомъ, когда встртится необходимость. Одинъ мой пріятель говорилъ мн, что онъ не знаетъ, какое у него пищевареніе. Другъ мой, сказалъ я ему, вы похожи на землепашца, вы не знаете вашего собственнаго счастья. Еще кусочекъ, мистеръ Клэверингъ, чтобы доказать, что вы пользуетесь счастьемъ.

Въ разговор настала пауза, во время которой Шмоффъ и Будль очень старались дать требуемое доказательство, а графъ, откинувшись на спинку стула съ улыбкою сознанія своей мудрости, имлъ такой видъ, какъ-будто глубоко соображалъ о предмет, о которомъ сейчасъ говорилъ такъ краснорчиво. Гарри не прерывалъ этого молчанія, онъ далъ волю своимъ мыслямъ отвлечь его отъ пріятной сцены, при которой онъ присутствовалъ, и его тревожило ожиданіе наступающей битвы, которую онъ долженъ былъ имть съ графомъ. Шмоффъ заговорилъ первый.

— Когда я лъ лошадь въ Гамборо… началъ онъ.

— Шмоффъ, сказалъ графъ:— если мы позволимъ вамъ удалиться за укрпленія осаждённаго города, намъ придётся сть эту лошадь во весь вечеръ. Капитанъ Будль, поврьте мн, я лъ эту лошадь однажды цлыхъ два часа. А! вотъ портвейнъ. Мистеръ Клэверингъ, это вино надо пить съ сыромъ.

Съ Шмоффомъ поступили очень не хорошо. Онъ во весь обдъ едва сказалъ слово, и мн кажется, что ему слдовало позволить сказать что-нибудь о вкус лошадинаго мяса. По его физіономіи однако нельзя было судить, что онъ сердился на это, хотя не сдлалъ никакой попытки для того, чтобы оживить разговоръ.

Они сидли недолго за виномъ, и графъ, несмотря на то, что онъ говорилъ о бордоскомъ, не пилъ его.

— Капитанъ Будль, сказалъ онъ:— вы должны уважить мою слабость столько же, какъ и силу. Я знаю, что я могу сдлать и чего не могу. Еслибы я былъ настоящій герой, какъ вы, англичане, то-есть еслибъ у меня былъ страусовой желудокъ, я пилъ бы до двнадцати часовъ каждый вечеръ и лъ бы варёныя кости до шести часовъ утра. Но, увы! страусовый желудокъ не былъ мн данъ. Какъ человкъ обыкновенный, я хорошъ, но у меня нтъ геройскихъ способностей. Мы немножко поговоримъ, а потомъ станемъ курить.

Гарри началъ очень тревожиться. Какъ онъ это сдлаетъ? Для него становилось всё ясне каждыя десять минутъ, что графъ не имлъ ни малйшаго намренія говорить съ нимъ наедин. Онъ чувствовалъ, что его обманываютъ, что съ нимъ дурно поступаютъ, и начиналъ сердиться. Они пойдутъ курить въ общественной комнат, и Гарри догадывался, что это значитъ. Графъ будетъ сидть тамъ, пока онъ уйдётъ, и привёлъ съ собой полковника Шмоффа для того, чтобы онъ могъ имть союзника, который останется возл него и при которомъ нельзя будетъ нарушить молчаніе. И графъ, безъ сомннія, разсчиталъ, что когда капитанъ Будль уйдётъ играть въ билліардъ, то и онъ, Гарри Клэверингъ, будетъ принуждёнъ также уйти. Нтъ! этого не будетъ. Гарри ршилъ, что онъ не уйдётъ. Онъ долженъ былъ исполнить данное ему порученіе, и исполнитъ его, если даже принуждёнъ будетъ это сдлать при полкрвник Шмофф.

Будль скоро ушолъ. Онъ не могъ долго сидть, наслаждаясь одной сигарой, безъ джина съ водой или другого какого-нибудь утшенія въ томъ же род, даже еслибъ краснорчіе графа Патерова могло быть возбуждено въ его пользу. Это былъ человкъ, который не любилъ сидть спокойно, даже наслаждаясь джиномъ съ водою. Капитанъ Будль былъ проворный и живой человчекъ, всегда желавшій заниматься чмъ-нибудь по-своему. Небольшія денежныя спекуляціи, такъ устроенныя, что рискъ былъ гораздо меньше возможности на успхъ, составляли ремесло капитана Будля, и въ этомъ ремесл онъ былъ неутомимъ, находчивъ и до нкоторой степени имлъ успхъ. Самое худшее въ этомъ ремесл было то, что хотя онъ трудился боле двнадцати часовъ каждый день, за исключеніемъ всхъ другихъ интересовъ жизни, онъ могъ только доставить себ доходъ, который могъ бы считаться неудачей во всякой другой профессіи. Когда онъ заработывалъ фунтъ въ день, онъ считалъ это очень хорошей прибылью, но онъ не могъ длать этого каждый день. Длать это часто требовались безпрерывныя усилія. Притомъ, несмотря на вс его заботы, являлись несчастья.

— Проклятая кляча, никто никогда не слышалъ ея имени!

Такъ жалобно выражался онъ, стараясь извинить себя, когда однажды на скачк выиграла призъ лошадь, которую капитанъ Будль забылъ отмтить въ своей записной книг. Его закадычные друзья считали его очень успшнымъ человкомъ, но мн кажется, что его жизнь была ошибкой. Жить такъ, чтобы одна рука вчно была запачкана мломъ отъ бильярда, вчно таскаться по конюшнямъ и толкаться съ грумами, помщаться въ тсныхъ квартирахъ, которыя небогатые люди должны брать на скачкахъ, мн кажется, что эта жизнь не довольно удовлетворительна для молодого человка. А для человка, который не молодъ, эта жизнь просто чертовская. Лучше не имть хорошаго пищеваренія, когда вамъ сорокъ лтъ, чмъ вести такую жизнь. Мн кажется, что капитанъ Будль былъ бы счастливе, еслибъ усплъ получить должность сборщика податей или клерка у стряпчаго.

Будль ушолъ скоро какъ графъ это ожидалъ, И Гарри остался курить съ обоими иностранцами. Краснорчіе Патерова уже прекратилось, но онъ сидлъ съ сигарой во рту такъ молча, какъ самъ полковникъ Шмоффъ. Онъ очевидно ожидалъ, что и Гарри тоже уйдётъ.

— Графъ, сказалъ онъ наконецъ:— вы получили мою записку?

Въ комнат сидло семь или восемь человкъ кром того общества, къ которому принадлежалъ Гарри.

— Вашу записку, мистеръ Клэверингъ? Какую записку? О, да! я не имлъ бы удовольствія видть васъ здсь, еслибъ не получилъ вашей записки.

— Можете вы поговорить со мной наедин минутъ пять?

— Что? теперь? здсь? вечеромъ? посл обда? Въ другой разъ я готовъ говорить съ вами цлый часъ сряду.

— Я боюсь, что долженъ теперь безпокоитъ васъ. Мн не нужно вамъ напоминать, что я не могъ удержать васъ вчера утромъ, вы такъ торопились.

— А теперь я желаю посидть покойно. Эти дловое разговоры посл обда такъ дурны для пищеваренія!

— Еслибъ я могъ поймать васъ передъ обдомъ, графъ, я сдлалъ бы это.

— Нечего длать, если надо! Шмоффъ, подождите меня десять минутъ. Это продолжится не боле десяти минутъ.

Длая это общаніе, графъ посмотрлъ на свои часы.

— Человкъ, сказалъ онъ слуг рзкимъ тономъ, котораго Гарри прежде не слышалъ:— проводите этого господина и меня въ особенную комнату.

Гарри всталъ и пошолъ вперёдъ, не забывая уврить себя, что ему нтъ никакого дла до рзкости тона графа.

— Что же вы скажете мн, мистеръ Клэверингъ? спросилъ графъ, прямо смотря въ глаза Гарри.

— Я вамъ скажу въ двухъ словахъ.

— Въ одномъ, если можете.

— Я имю порученіе къ вамъ отъ лэди Онгаръ.

— Вы исполняете порученія лэди Онгаръ?

— Я знаю её давно и она въ родств съ моимъ семействомъ.

— Зачмъ же она не даётъ порученія сэру Гью, ея зятю?

— Кстати ли вамъ спрашивать объ этомъ?

— Да, очень кстати. Я знаю лэди Онгаръ очень хорошо и обращался съ нею очень дружелюбно. Я не хочу получать отъ нея порученія черезъ другихъ. Но продолжайте. Если вамъ порученіе дано, исполните же его.

— Лэди Онгаръ поручила мн сказать вамъ, что она не можетъ васъ видть.

— Но она должна видться со мной, и увидится!

— Она просила меня объясните вамъ, что она не можетъ васъ принять. Право, графъ, вамъ надо понять…

— Ба! я понимаю всё — въ такихъ вещахъ понимаю, можетъ-быть, гораздо лучше васъ, мистеръ Клэверингъ. Вы исполнили ваше порученіе. Теперь, такъ какъ вы берётесь за порученія, угодно вамъ исполнить моё?

— Это будетъ зависть совершенно оттого, какого рода это порученіе.

— Сэръ, я никогда не поручалъ сказать женщин ничего невжливаго, хотя иногда мн очень хотлось бы сказать невжливо мущин, когда, напримръ, этотъ мущина вмшивается въ мои дла. Вы понимаете? Вотъ моё порученіе: поклонитесь ея сіятельству отъ меня и скажите ей, что для нея было бы лучше увидться со мною — лучше и для нея, и для меня. Когда умеръ этотъ бдный лордъ — а онъ былъ, помните, моимъ другомъ много лтъ прежде того, какъ ея сіятельство услышала его имя — случились такія обстоятельства, о которыхъ вы не знаете ничего и о которыхъ вамъ не нужно знать ничего. Тогда я сдлалъ что могъ для того, чтобы быть вжливымъ къ лэди Онгаръ, а она платитъ мн за это, запирая дверь у меня подъ носомъ. Я на это не сержусь. Я никогда не сержусь на женщину. Но скажите ей, что когда она услышитъ то, что я теперь говорю вамъ для того, чтобы вы передали ей, я не сомнваюсь, что она передумаетъ, и я буду имть честь опять явиться къ ней. Прощайте, мистеръ Клэверингъ, до свиданія, мы скоро опять пообдаемъ здсь.

Когда графъ говорилъ послднія слова, голосъ его опять перемнился и прежняя улыбка вернулась на его лицо. Гарри пожалъ ему руку и ушолъ домой съ неопредлённымъ чувствомъ, что графъ до самого конца одержалъ надъ нимъ верхъ. Однако, онъ теперь зналъ въ чомъ дло и могъ объяснить лэди Онгаръ, что графъ Патеровъ теперь зналъ ея желанія и ршился не исполнять ихъ.

Глава XX.
ОТЧАЯНІЕ.

Между-тмъ въ Клэверингскомъ замк было горе, и намъ слдуетъ предположить, что горе было и въ дом на Беркелейскомъ сквэр, какъ только извстія изъ деревенскаго дома дошли до сэра Гью Клэверинга. Маленькій Гью, его наслдникъ, умеръ. Рано утромъ мистриссъ Клэверингъ въ пасторат получила письмо отъ лэди Клэверингъ, которая просила её придти къ ней, и когда она пришла, она узнала, что бдный ребёнокъ былъ очень боленъ. Докторь былъ тогда въ Кіэверинг и посовтовалъ дать знать отцу въ Лондон, чтобъ онъ пріхалъ въ замокъ. Депеша была уже послана, когда пришла мистриссъ Клэверингъ. Бдная мать находилась въ ужасномъ безпокойств, но въ то время была еще надежда. Мистриссъ Клэверингъ оставалась у лэди Клэверингъ часа три, но когда она была уже дома какъ-разъ передъ обдомъ въ тотъ же день, прислали сказать, что ребёнокъ умеръ. Не могла ли мистриссъ Клэверингъ придти опять, потому что лэди Клэверингъ очень разстроена?

— Пообдай прежде, сказалъ ректоръ.

— Нтъ, не думаю, чтобы я могла теперь обдать. Я желала бы заставить её скушать что-нибудь, и мн удастся это лучше, если я спрошу себ чаю. Я пойду сейчасъ. Бдный мальчикъ!

— Этого удара я боялся всегда, сказалъ ректоръ своей дочери, какъ только жена его ушла.— Я даже этого ожидалъ.

— А она всегда этого боялась, замтила Фанни.— Но мн кажется, онъ не ожидалъ. Онъ какъ-будто никогда не думаетъ, что и съ нимъ можетъ случиться несчастье.

— Онъ это почувствуетъ, сказалъ ректоръ.

— Почувствуетъ, папа, разумется почувствуетъ.

— Не думаю, чтобъ онъ чувствовалъ это глубоко, еслибъ у него было пять человкъ дтей. Это человкъ суровый. Самый суровый, какого мн приходилось видть. Кто когда видлъ, чтобъ онъ игралъ съ своимъ ребёнкомъ или съ какимъ-нибудь другимъ? Кто когда слышалъ, чтобъ онъ сказалъ нжное слово своей жен? Но онъ теперь будетъ поражонъ, потому что этотъ сынъ былъ его наслдникомъ. Онъ теперь будетъ жестоко поражонъ, и мн его жаль.

Мистриссъ Клэверингъ шла по парку одна и скоро очутилась въ комнат бдной осиротлой матери. Она сидла одна. Старую ключницу она отъ себя прогнала, и на лиц ея не было слдовъ слёзъ, хотя она много плакала, когда Мистриссъ Клэверингъ была у ней утромъ. Но она вдругъ, какъ-будто постарла, что можетъ произойти только отъ подобнаго горя. Мистриссъ Клэверингъ съ удивленіемъ увидла, что она одлась старательно посл того, какъ она её видла утромъ, какъ она имла обыкновеніе одваться ежедневно, когда была одна, и сидла она не въ спальной, а въ маленькой гостиной, въ которой обыкновенно сиживала, когда сэра Гью не было въ замк.

— Моя бдная Герміона! сказала мистриссъ Клэверингъ, подходя къ ней и взявъ её за руку.

— Да, я бдная, очень бдная. Зачмъ васъ безпокоили опять придти сюда?

— Разв не вы послали за мной? Но такъ и слдовало, вы послали или нтъ. Разумется, я тотчасъ пришла, когда услыхала. Для васъ не годится быть одной.

— Я полагаю, онъ прідетъ сюда сегодня?

— Да, если получитъ вашу депешу до трёхъ часовъ.

— О! наврно получитъ и наврно прідетъ. Какъ вы думаете, прідетъ онъ?

— Разумется, прідетъ.

— А я не знаю. Онъ не любитъ прізжать въ деревню.

— Теперь онъ непремнно прідетъ, Герміона.

— Кто же скажетъ ему? Кто-нибудь долженъ сказать прежде чмъ онъ придётъ ко мн. Неужели никто ему не скажетъ? Къ нему послали другую депешу.

— Анна ему скажетъ.

Анна была старая ключница, находившаяся въ замк съ-тхъ-поръ, какъ родился сэръ Гью.

— Или если вы желаете, Генри придётъ сюда и останется здсь. Я уврена, что онъ это сдлаетъ, если это можетъ васъ успокоить.

— Нтъ, онъ можетъ-быть будетъ грубъ съ мистеромъ Клэверингомъ. Онъ очень суровъ. Анна это сдлаетъ. Вы растолкуете ей?

Мистриссъ Клэверингъ общала, что это сдлаетъ, и давая это общаніе, удивлялась жалкой холодной неподвижности несчастной женщины, находившейся передъ ней. Она хорошо знала лэди Клэверингъ, знала, что она во многомъ слаба, суетна, нерадива и, можетъ-быть, нсколько эгоистична, но она знала также, что она любила своего сына, какъ матери любятъ своихъ дтей всегда. Да, въ эту минуту казалось, что она думаетъ боле о своёмъ муж, чмъ о ребёнк, котораго она лишилась. Мистриссъ Клэверингъ сла возл нея и взяла её за руку, и сидла такимъ образомъ молча, когда лэди Клэверингъ заговорила опять.

— Я полагаю, онъ теперь выгонитъ меня изъ дома, сказала она.

— Кто? Гью? О, Герміона! какъ вы можете говорить такимъ образомъ?

— Онъ бранилъ меня за то, что мой бдный мальчикъ былъ слабаго сложенія. Мой милый ангелъ! Что я могла тутъ сдлать? Онъ бранилъ меня также за то, что у меня не было другихъ дтей. Теперь онъ меня выгонитъ. О, мистриссъ Клэверингъ! вы не знаете, какъ онъ жестокъ!

Всё было лучше чмъ это, и мистриссъ Клэверингъ попросила бдную женщину отвести её въ ту комнату, гд малютка лежалъ въ своей колыбельк. Еслибъ она могла заставить мать расплакаться надъ тломъ ребёнка, даже это было бы лучше, чмъ та постоянная боязнь насчотъ того, что ея мужъ скажетъ или сдлаетъ. Итакъ, он об пошли и стали вмст надъ малюткой, непродолжительныя страданія котораго такимъ образомъ были прекращены.

— Бдняжечка! чмъ я могу васъ утшить?

Когда мистриссъ Клэверингъ сдлала этотъ вопросъ, она знала очень хорошо, что словами утшить нельзя, но еслибъ она только могла заставить страдалицу заплакать!

— Утшить? сказала мать.— Теперь для меня не можетъ быть утшенія ни въ чомъ. Я уже давно не знаю никакого утшенія, съ тхъ самыхъ поръ, какъ ухала Джулія.

— Вы писали къ Джуліи?

— Нтъ, я не писала ни къ кому, я не могу писать. Я чувствую, что еслибъ могла воротить его къ жизни, я и тогда не могла бы писать объ этомъ. Мой милый мальчикъ! мой милый мальчикъ!

Но всё на глазахъ ея не было слёзъ.

— Я напишу къ Джуліи, сказала мистриссъ Клэверингъ: — и прочту вамъ моё письмо.

— Нтъ, не читайте. Кчему? Онъ заставилъ её поссориться со мной. Теперь Джулія не любитъ ни меня, ни моего ангельчика. Зачмъ ей меня любить? Когда она воротилась на родину, мы не хотли её видть. Разумется, она не любитъ. Кто же любитъ меня?

— Разв я не люблю васъ, Герміона?

— Да, потому что вы здсь, потому что мы живёмъ близко. Еслибъ вы жили далеко, вы не любили бы меня. Это всегда такъ бываетъ.

Въ этомъ было что-то такое справедливое, что мистриссъ Клэверингъ не могла на это отвчать. Потомъ он вернулись въ гостиную, и лэди Клэверингъ осталась на минуту позади, но когда она подошла опять къ мистриссъ Клэверингъ, ея щоки всё еще были сухи.

— Онъ будетъ на станціи въ девять часовъ, сказала лэди Клэверингъ.— Надо за нимъ послать коляску или кабріолетъ. Онъ очень разсердится, если долженъ будетъ пріхать домой въ извощичьей карет.

Мистриссъ Клэверингъ вышла изъ комнаты и приказала, чтобы за сэромъ Гью послали экипажъ. Что должна жена думать о своёмъ муж, когда она боится, что онъ разсердится на такую бездлицу въ такое время!

— Какъ вы думаете, онъ будетъ очень огорчонъ? спросила лэди Клэверингъ.

— Разумется, онъ будетъ очень огорчонъ. Какъ же можетъ быть иначе.

— Онъ говорилъ такъ часто, что ребёнокъ умрётъ. Онъ привыкъ къ этому опасенію.

— Его огорченіе будетъ теперь такъ живо, какъ будто онъ никогда объ этомъ не думалъ и никогда не говорилъ.

— Онъ такой суровый, и у него такая воля, такая власть надъ собой. Онъ сброситъ съ себя это горе и ршитъ, что оно не должно его угнетать. Я знаю его такъ хорошо.

— Мы вс должны длать такія усилія въ нашемъ гор и уповать на Бога, что Онъ насъ облегчитъ. Вы также, Герміона, должны преодолвать себя, но еще не теперь, душа моя. Сначала лучше дать волю своему горю.

— А онъ сейчасъ преодолетъ. Вспомните, когда умерла Мини.

Мини была двочка, родившаяся прежде мальчика, которая умерла годовымъ ребёнкомъ.

— Онъ этого не ожидалъ, а только покачалъ головой и вышелъ изъ комнаты. Съ-тхъ-поръ онъ ни слова не говорилъ со мной объ этомъ. Я думаю, что онъ совсмъ забылъ о Мини, забылъ даже, что она существовала когда-то.

— Онъ не можетъ забыть мальчика, который былъ его наслдникомъ.

— А! вотъ въ этомъ-то и дло. Онъ наговоритъ мн теперь такихъ словъ, отъ которыхъ у васъ волосы стали бы дыбомъ, еслибы вы могли слышать ихъ. Да, мой ангелочекъ былъ его наслдникомъ. Арчи теперь женится и будетъ имть дтей, и его сынъ станетъ теперь наслдникомъ. Еще больше будетъ ссоръ, потому что Гью возненавидитъ теперь своего брата.

— Я не понимаю, почему.

— Потому что онъ такой жестокій. Жаль, что онъ женился, потому что ему не нужно ничего, что жена могла бы сдлать для него. Ему нуженъ былъ сынъ, который наслдовалъ бы помстье посл него, а теперь эта слава отнята. Мистриссъ Клэверингъ, я часто желаю умереть.

Было бы безполезно повторять благоразумные и дружескіе совты, которыми старшая старалась успокоить младшую и растолковать ей, какія обязанности еще оставались у нея и какъ он смягчатъ ея несчастную участь. Лэди Клэверингъ слушала съ тмъ тупымъ и безполезнымъ вниманіемъ, которое въ подобныхъ случаяхъ горесть всегда обращаетъ на благоразумные совты дружбы, но она думала всегда о своёмъ муж и поджидала минуты его возвращенія. Въ глубин сердца она желала, чтобы онъ не прізжалъ въ этотъ вечеръ. Наконецъ, въ половин десятаго, она старалась отослать свою гостью домой.

— Онъ скоро будетъ здсь, если прідетъ сегодня, сказала лэди Клэверингъ: — и лучше, если онъ найдётъ меня одну.

— Неужели лучше?

— Да, да, неужели вы не догадываетесь, какъ онъ будетъ хмуриться и качать головой, если найдётъ васъ здсь? Я предпочитаю быть одна, когда онъ прідетъ. Прощайте! Вы были очень добры ко мн, по вы добры всегда. У васъ въ дом много длается добраго, потому что тамъ много любви. Напишите къ Джуліи за меня. Прощайте!

Мистриссъ Клэверингъ поцаловала её и ушла, думая, когда шла домой въ темнот по парку, какъ она должна быть признательна небу за ту правду, какая заключалась въ словахъ ея бдной сосдки. Домъ ея былъ полонъ любви!

Цлые полчаса лэди Клэверингъ сидла одна и прислушивалась, не раздастся ли стукъ экипажа ея мужа, и наконецъ она почти сказала себ, что часъ его прізда уже прошолъ, когда услыхала быстрый стукъ колёсъ на песк, и кабріолетъ подъхалъ къ двери. Она выбжала въ корридоръ, но сердце ея замерло и она крпко ухватилась за балюстраду, чтобы не упасть. Съ минуту она собиралась бжать къ нему навстрчу, надясь, что эта грустная минута возбудитъ въ нёмъ хоть на одно мгновеніе нжную заботливость, но она вспомнила, что тамъ будутъ слуги, и знала, что при нихъ онъ не захочетъ быть нженъ. Она помнила также, что ключниц было дано порученіе, и боялась разстроить программу. Она воротилась къ открытой двери комнаты, для того, чтобы онъ не услышалъ ея удаляющіеся, шаги, и стоя тамъ, всё прислушивалась. Въ дом было тихо, а слухъ ея былъ чутокъ отъ горести. Она могла слышать шаги старухи, когда она тихо, дрожа, какъ это было извстно лэди Клэверингъ, шла въ переднюю встртить барина. Сэръ Гью узналъ уже, разумется, о смерти ребёнка отъ слуги, который его встртилъ, но всё-таки эта церемонія должна была быть совершена. Она чувствовала, какъ холодный воздухъ ворвался въ открытую дверь, слышала тяжолые шаги своего мужа, когда онъ входилъ. Потомъ она услышала звукъ голоса Анны, но первыя слова, которыя она разслышала, были сказаны ея мужемъ:

— Гд лэди Клэверингъ?

Потомъ данъ былъ отвтъ и жена, зная, что онъ идётъ, воротилась назадъ къ своему креслу.

Но онъ пришолъ не тотчасъ. Онъ снималъ пальто, шляпу и перчатки. Тогда женою овладло чувство, что въ такое время всякій другой мужъ былъ бы въ объятіяхъ своей жены. И въ эту минуту она обдумала всё, чего она лишилась. Для нея ея ребёнокъ былъ всмъ. Для него онъ былъ наслдникомъ и подпорою его дома. Этотъ мальчикъ былъ единственнымъ звеномъ, которое еще связывало ихъ. Теперь, когда онъ умеръ, между ними уже не было связи. Онъ умеръ и у ней не оставалось ничего. Онъ умеръ и отецъ также остался одинъ на свт, не имя ни наслдника, ни подпоры своему дому. Она подумала обо всёмъ этомъ, когда услыхала его шаги, медленно поднимавшіеся на лстницу. Медленно шолъ онъ но корридору, и хотя она боялась его прихода, ей казалось, точно-будто онъ никогда не придётъ. Когда онъ вошолъ въ комнату, она заговорила первая.

— О, Гью! воскликнула она: — о, Гью!

Онъ заперъ дверь прежде чмъ произнёсъ хоть одно слово, а потомъ бросился на кресло. Возл него стояли свчи и она могли видть, что его физіономія также перемнилась. Онъ получилъ сильный ударъ и его лицо показывало всю силу удара. Суровый, жестокій эгоистъ наконецъ страдалъ. Хотя онъ говорилъ объ этомъ и ожидалъ этого, смерть наслдника поразила его метко, какъ сказалъ ректоръ.

— Когда онъ умеръ? спросилъ отецъ.

— Кажется, въ половин пятаго.

Опять настало молчаніе. Лэди Клэверингъ подошла къ мужу и стала возл его плеча. Потомъ она осмлилась положить на него руку. Несмотря на свое собственное несчастье, такъ тяжело тяготившее её, она боле всего думала въ эту минуту, какъ она можетъ облегчить его. Она положила руку на его плечо и постепенно перенесла эту руку на его грудь. Онъ поднялъ свою руку и отнялъ ею руку жены съ своей груди. Кчему въ-самомъ-дл служили такіе пустяки?

— Господь далъ, сказала жена: — Господь и взялъ.

Услышавъ это, сэръ Гью сдлалъ головою знакъ нетерпнія.

— Да будетъ благословенно имя Господа! продолжала лэди Клэверингъ.

Голосъ ея былъ тихъ и почти дрожалъ. Она повторила эти слова, какъ-будто это былъ урокъ, который она задала себ.

— Всё это очень хорошо само по себ, сказалъ онъ: — но какая же польза говорить это теперь? Я терпть не могу пустой болтовни. Надо переносить несчастье, какъ только можешь. Не думаю, чтобы вещи такого рода могли сдлать несчастье легче.

— Такъ говорятъ, Гью.

— А, говорятъ! А испытали ли это т, которые говорятъ? Мн это не возвратитъ моего сына.

— Нтъ, Гью, онъ никогда къ намъ не воротится, но мы можемъ думать, что онъ на неб.

— Если это довольно для тебя, пусть будетъ такъ. Но не говори мн объ этомъ. Я этого не люблю. У меня былъ только одинъ сынъ, и онъ умеръ. Это всегда такъ бываетъ.

Онъ говорилъ объ этомъ ребёнк, точно-будто онъ былъ только его сынъ, а не его и ея. Она это чувствовала и поняла недостатокъ привязанности, обнаруживавшійся въ этихъ словахъ, но ничего не сказала объ этомъ.

— О, Гью! что можемъ мы сдлать? Это не наша вина.

— Кто говоритъ о вин? Я ничего не сказалъ о вин. Онъ всегда былъ болзненный. Клэверинги вообще такого крпкаго сложенія. Взгляни на меня, на Арчи и на моихъ сестёръ. Ну, длать нечего. Думая объ этомъ, не воротишь его. Скажи-ка, чтобы мн подали чего-нибудь пость. Я, разумется, пріхалъ не пообдавъ.

Она сама ничего не ла съ утра, но не говорила и не думала объ этомъ. Она позвонила въ колокольчикъ и, выдя въ корридоръ, дала приказаніе слуг на лстниц.

— Я не сдлаю никакой пользы, оставаясь здсь, сказалъ онъ.— Я пойду одваться. Лучше всего не думать о такихъ вещахъ, гораздо лучше. Люди называютъ это бездушнымъ, но люди дураки. Если я буду сидть неподвижно и думать объ этомъ цлую недлю сряду, какую пользу могу я принести?

— Но какъ не думать объ этомъ, въ этомъ-то и вопросъ.

— Женщины иначе это понимаютъ, я полагаю. Я пойду однусь, а потомъ приду въ столовую. Скажи Саундерсу, чтобы онъ принёсъ мн бутылку шампанскаго. И для тебя было бы лучше выпить рюмку вина.

Это были первыя его слова, показывавшія хоть какую-нибудь заботливость о ней, и она была признательна за это. Когда онъ всталъ, она опять подошла къ нему и тихо положила свою руку на его руку.

— Гью, сказала она:— ты на него не посмотришь?

— Какую пользу можетъ это сдлать?

— Мн кажется, ты пожалешь, если позволишь унести его, не взглянувъ на него. Онъ такъ мило лежитъ въ своей колыбельк. Я думала, что ты пойдёшь со мною взглянуть на него.

Онъ показалъ ей боле кротости, чмъ она ожидала, и она повела его въ комнату, которая была ихъ спальной и въ которой ребёнокъ умеръ.

— Зачмъ онъ здсь? сказалъ онъ почти сердито.

— Я взяла его къ себ съ-тхъ-поръ, какъ ты ухалъ.

— Ему совсмъ не слдуетъ быть здсь, замтилъ онъ дрожа:— я жалю, зачмъ его не вынесли до моего прізда. Я не хочу, чтобы эта комната была моей спальной, помни это.

Она подвела его къ колыбельк, которая стояла возл ея постели, и сняла носовой платокъ, лежавшій на лиц ребёнка.

— О, Гью! о, Гью! сказала она и, обвивъ руками его шею, заплакала на его груди.

Нсколько минутъ онъ её не трогалъ, но всё стоялъ и смотрлъ на лицо своего сына.

— Гью, Гью! повторила она,— неужели ты не будешь ко мн ласковъ? Будь ласковъ ко мн. Не моя вина, что мы бездтны.

Онъ всё еще не отталкивалъ её. Онъ ничего не говорилъ ей, но позволялъ голов ея лежать на его груди.

— Милый Гью, я такъ искренно люблю тебя!

— Это вздоръ, сказалъ онъ:— чистый вздоръ.

Голосъ его былъ тихъ и очень хриплый.

— Зачмъ ты говоришь теперь о ласковости?

— Потому что я такъ несчастна.

— Чмъ же я сдлалъ тебя несчастной?

— Я этого не говорю, но если ты будешь ласковъ со мною, это утшитъ меня. Не оставляй меня здсь одну, теперь, когда мой малютка отнятъ отъ меня.

Тутъ онъ оттолкнулъ её отъ себя, не грубо, но настойчиво.

— Ты хочешь сказать, что желаешь хать въ Лондонъ? сказалъ онъ.

— О, совсмъ нтъ!

— Такъ чего же ты желаешь? Гд ты будешь жить, если не здсь?

— Гд ты хочешь, только чтобы ты оставался со мною.

— Всё это вздоръ. Я удивляюсь, какъ ты можешь говорить о такихъ вещахъ теперь. Уйдёмъ отсюда, пусти меня въ мою комнату. Всё это вздоръ и пустяки, я терпть этого не могу.

Она опять закрыла личико ребёнка и, опустившись на стулъ, горько заплакала, закрывъ руками лицо.

— Это всё оттого, что ты привела меня сюда, сказалъ онъ.— Вставай, Герміона. Я не хочу, чтобы ты длала такія глупости. Встань, говорю я. Я велю запереть эту комнату совсмъ, пока не придутъ гробовщики.

— О, нтъ!

— Встань, говорю теб, и уйдёмъ.

Она встала и пошла за нимъ изъ комнаты, а когда онъ пошолъ переодться, она вернулась въ ту комнату, въ которой онъ нашолъ её. Тутъ она сла и плакала, между-тмъ какъ онъ обдалъ и пилъ одинъ. Старая ключница принесла ей кусокъ мяса и рюмку вина, говоря, что это прислалъ баринъ.

— Я васъ не оставлю, милэди, пока вы не покушаете, сказала Анна.— Терпть голодъ такъ долго нехорошо.

Она проглотила кусокъ, выпила рюмку вина и позволила старушк отвести её къ постели, приготовленной для нея. Мужа своего она не видла больше четыре дня. На слдующее утро ей принесли записку, въ которой сэръ Гью писалъ ей, что онъ возвращается въ Лондонъ. Онъ говорилъ, что ему необходимо видть своего повреннаго по дламъ и брата. Онъ и Арчи воротятся на похороны. Похоронами онъ уже распорядился.

Въ слдующіе три дня до возвращенія мужа лэди Клеверинга оставалась въ пасторат и въ присутствіи, мистриссъ Клэверингъ почти желала, чтобы эти дни могли продолжиться. Но она знала, когда ея мужъ воротится, и позаботилась быть дома, когда онъ пріхалъ.

— Вы придёте повидаться съ нимъ, сказала она ректору, выходя изъ пастората.— Вы придёте сейчасъ… черезъ часъ или два.

Клэверингъ вспомнилъ обстоятельства своего послдняго визита въ замокъ и какъ онъ общалъ, что никогда тамъ не будетъ больше. Но всё это не могло быть принято въ соображеніе теперь.

— Да, сказалъ онъ:— я приду сегодня вечеромъ. Но вы лучше скажите ему, чтобы не безпокоился выходить ко мн, если предпочитаетъ быть одинъ.

— О! онъ васъ увидитъ. Разумется, онъ увидится съ вами. И вы не вспомните, что онъ оскорбиль васъ.

Мистриссъ Клэверингъ написала Джуліи и Гарри, и день похоронъ былъ назначенъ. Гарри уже сообщилъ о своёмъ намреніи пріхать, а лэди Онгаръ отвчала на письмо мистриссъ Клэверингъ, что она не можетъ теперь пріхать въ Клэверингскій Паркъ, но что если ея сестра захочетъ похать съ нею куда-нибудь — можетъ-быть въ какой-нибудь приморскій городъ — она съ радостью подетъ съ ней, и представила много аргументовъ въ своёмъ письм, чтобы показать, какъ хорошо было бы это.

‘Вы будете у моей сестры, прибавила она: ‘и она поймётъ, почему я не пишу ей сама, и не подумаетъ, что это происходитъ отъ моего равнодушія’.

Это было написано прежде, чмъ лэди Онгаръ видла Гарри Клэверинга.

Когда ректоръ пришолъ въ замокъ, его немедленно ввели въ ту комнату, въ которой сидли баронетъ и его младшій братъ. Они уже кончили обдать, но графины еще стояли на стол передъ ними.

— Гью, сказалъ ректоръ, прямо подходя къ своему старшему племяннику:— я сожалю о васъ, я сожалю о васъ изъ глубины моего сердца.

— Да, сказалъ Гью:— это былъ тяжолый ударъ. Сядьте, дядюшка. Здсь есть чистая рюмка, или Арчи принесётъ вамъ.

Арчи отыскалъ чистую рюмку и передалъ графинъ, но ректоръ не обратилъ вниманія.

— Это былъ ударъ, мой бдный Гью, тяжолый ударъ! сказалъ ректоръ.— Не могло быть удара тяжеле. Но наши горести истекаютъ съ неба, также какъ и наши радости, и имъ слдуетъ покоряться.

— Мы вс похожи на траву, вмшался Арчи: — и должны быть подрзаны въ свою очередь.

Арчи говорилъ это совершенно искренно.

— Полно, Арчи, перестань, сказалъ ему брать:— это ремесло дядюшки.

— Гью, сказалъ ректоръ: — если вы не будете думать объ этомъ такимъ образомъ, вы не найдёте утшенія.

— И не ожидаю никакого, стало-быть нечего объ этомъ и говорить. Всякій человкъ думаетъ объ этомъ по-своему, кчему же мн надодать вамъ, а вамъ надодать мн. Сынъ мой умеръ и я знаю, что онъ не будетъ мн возвращонъ. У меня никогда не будетъ другого сына, и это тяжело переносить. Но, безъ всякаго намренія оскорбить васъ, я скажу, что предпочитаю переносить это по-своему. Если мы будемъ разговаривать о трав, какъ Арчи, это будетъ чистое шарлатанство, а я терпть не могу шарлатанства. Я говорю это не затмъ, чтобы оскорбить васъ, дядюшка. Выпейте вина, дядюшка.

Но ректоръ не могъ пить вина и ушолъ такъ скоро, какъ только могъ. Онъ сказалъ нсколько утшительныхъ словъ лэди Клэверингъ, а потомъ воротился въ пасторатъ.

Глава XXI.
ДА, НЕХОРОШО, ОЧЕНЬ НЕХОРОШО.

Гарри Клэверингъ услышалъ о смерти своего маленькаго кузена прежде чмъ ушолъ въ Болтонскую улицу сообщить о результат своихъ переговоровъ съ графомъ. Письмо матери съ этимъ извстіемь получилъ онъ утромъ и въ тотъ же вечеръ зашолъ къ лэди Онгаръ. Она также получила письмо мистриссъ Клэверингъ и знала, что случилось въ замк. Гарри нашолъ её одну, но спросилъ прежде слугу, тутъ ли мадамъ Горделу. Еслибы мадамъ Горделу была тутъ, Гарри ушолъ бы и не передалъ своего порученія.

Когда онъ вошолъ въ комнату, натурально, голова его была наполнена извстіями изъ Клэверинга. Графъ Патеровъ и его порученіе потеряли свою важность по случаю этого другого событія, и пустота бездтнаго дома была первымъ предметомъ разговора между нимъ и лэди Онгаръ.

— Я очень сожалю о моей сестр, сказала она: — я огорчаюсь за неё такъ глубоко, какъ огорчалась бы, еслибъ ничто не раздляло насъ, но его я жалть не могу.

— А я жалю, сказалъ Гарри.

— Онъ вашъ кузенъ и, можетъ-быть, былъ вашимъ другомъ.

— Нтъ, мы никогда не могли съ нимъ хорошо сойтись, а всё-таки я глубоко о нёмъ сожалю.

— Онъ мн не кузенъ, но я знаю его лучше, чмъ вы, Гарри. Онъ самъ не будетъ очень огорчаться, онъ будетъ жалть о своёмъ наслдник, а не о сын. Счастье этого человка не зависитъ отъ жизни или отъ смерти кого-нибудь. Ему правятся нкоторые люди, какъ когда-то правилась я, но я не думаю, чтобы онъ когда-нибудь любилъ хоть какое-нибудь человческое существо. Онъ это перенесётъ и просто будетъ желать, чтобы Герми умерла для того, чтобы онъ могъ жениться на другой. Гарри, я знаю его такъ хорошо!

— Арчи теперь женится, сказалъ Гарри.

— Да, если найдётъ женщину, которая захочетъ за него выдти. Немного мущинъ не могутъ найти жонъ, но мн кажется, Арчи Клэверингъ принадлежитъ къ числу такихъ мущинъ. У него недоставало смиренія сдлать предложеніе такой двушк, которая была бы рада выдти за него. Теперь, когда надежды его улучшились, онъ захочетъ жениться на принцесс. Прежде для него было бы довольно денегъ и знатнаго происхожденія, а теперь онъ захочетъ кром этого и молодость, и красоту, и умъ. Онъ всё-таки женится когда-нибудь, потому что принадлежитъ къ числу людей, которые способны жениться на своей кухарк.

— Можетъ-быть, онъ найдётъ что-нибудь среднее между принцессой и кухаркой.

— А я надюсь, что онъ не найдётъ ни принцессы, ни кухарки, ни нчто среднее между ними.

— Я позволяю ему жениться хоть завтра, лэди Онгаръ. Еслибъ исполнилось моё желаніе, домъ Гью былъ бы полонъ дтьми.

— Разумется, приличіе требуетъ говорить это, Гарри.

— Я этого не хочу слышать отъ васъ, лэди Онгаръ. Я всегда говорю то, что думаю, и никто не знаетъ этого лучше васъ.

— Не хотите слышать, Гарри? Отъ кого же вы захотите услышать, если не отъ меня? Но я пожалуй буду къ вамъ справедлива и поврю, что вы на столько простодушны, что дйствительно желаете этого. Ваши воздушные замки могутъ осуществиться не наслдствомъ, а вашими собственными усиліями. Вы должны взять вашъ замокъ приступомъ.

— Или трудами.

— Словомъ, пріобрсти ихъ самому, и никакой владлецъ замка не будетъ съ большей гордостью сидть въ своёмъ замк, какъ вы сидите въ томъ, который вы выстроили въ своёмъ воображеніи. Вы врно длаете великодушные подвиги всякаго рода. Вы помогаете несчастнымъ женщинамъ — вотъ такой бдной, какъ я напримръ, вы нападаете на огромныхъ драконовъ — не сказать ли мн, что Софи Горделу вашъ послдній драконъ?— и желаете добра вашимъ врагамъ, такимъ напримръ, какъ Гью и Арчи, рубите огромные лса, то-есть длаете чудеса, какъ инженеръ, а потомъ влюбляетесь. Когда случится это послднее, Гарри?

— Я полагаю, соображаясь со всмъ, что вы сказали прежде, что я долженъ влюбиться въ какую-нибудь несчастную женщину, сказалъ онъ — глупецъ!

— Нтъ, Гарри, нтъ! вы должны отдать ваше молодое, свжее, великодушное сердце кому-нибудь получше, хотя можетъ-быть эта несчастная женщина будетъ вспоминать, что могло быть когда-то.

Онъ зналъ, что стоитъ на краю пропасти, что порхаетъ какъ бабочка около огня. Онъ зналъ, что ему слдуетъ теперь, тотчасъ разсказать ей всё про Страттонъ и Флоренсъ Бёртонъ — что еслибы онъ могъ сказать ей теперь, опасность пройдётъ! Но онъ этого не сказалъ. Вмсто того, чтобы сказать ей объ этомъ, онъ думалъ о красот лэди Онгаръ, о своей прежней любви, о томъ, что могло бы быть, еслибъ онъ не похалъ въ Страттонъ. Мн кажется, онъ думалъ если не о ея богатств, то о вліяніи, какимъ онъ будетъ пользоваться, и какое мсто займётъ онъ въ обществ, еслибъ онъ просилъ теперь ея руки. Когда онъ сказалъ, что не нуждается въ наслдств своего кузена, онъ говорилъ правду. Онъ не былъ жаденъ къ чужимъ деньгамъ. Еслибы Арчи имлъ столько жонъ, какъ Генрихъ VIII, и столько дтей, сколько Пріамъ, онъ нисколько не разсердился бы на это. Его желанія клонились не въ эту сторону. Но въ этомъ другомъ случа, женщина, которая находилась передъ нимъ и которая такъ охотно надлила бы его всмъ своимъ достояніемъ, была любима имъ, прежде, чмъ онъ видлся съ Флоренсъ Бёртонъ. Во всё время своей любви къ Флоренсъ — такъ онъ теперь говорилъ себ, по говорилъ несправедливо — онъ всегда помнилъ, что Джулія Брабазонъ была его первой любовью, женщиной, которую онъ любилъ всмъ своимъ сердцемъ. Но съ нимъ случились несчастныя обстоятельства, — безпримрно несчастныя. Такимъ образомъ, онъ думалъ вмсто того, чтобы вспоминать, что теперь пора, разсказать ему свою исторію. Лэди Онгаръ, однако, скоро отвела его отъ края пропасти.

— Но что же драконъ, сказала она:— или лучше сказать, братъ дракона, къ которому вы обязались сходить и сразиться за меня? Побдили вы или малодушно отступили?

— Я побдилъ, сказалъ онъ:— но драконъ увряетъ, что онъ не считаетъ себя убитымъ. Другими словами, онъ объявляетъ, что увидится съ вами.

— Онъ увидится со мной? повторила лэди Онгаръ, и гнвный румянецъ выступилъ на каждой ея щек.— Онъ веллъ мн передать это какъ угрозу.

— Онъ не говорилъ, что это угроза, но кажется онъ думалъ это.

— Онъ думаетъ, Гарри, что я не хочу его видть, и если онъ насильно ворвётся ко мн, я съумю его наказать за такое оскорбленіе. Если онъ поручилъ вамъ сказать мн что нибудь, скажите.

— Сказать по правд, онъ совсмъ не хотлъ говорить со мной, хотя старался быть вжливымъ со мною. Когда я разузнавалъ о нёмъ нсколько времени напрасно, онъ пришолъ съ другимъ человкомъ и пригласилъ меня обдать. За обдомъ было насъ четверо и, разумется, я не могъ говорить съ нимъ тогда. Съ нимъ былъ иностранецъ…

— Можетъ-быть, полковникъ Шмоффъ?

— Да, полковникъ Шмоффъ. Онъ удержалъ съ собою полковника Шмоффа, чтобы не допустить меня разспрашивать.

— Это такъ на него похоже. Онъ всё длаетъ съ какимъ-нибудь умысломъ, съ какимъ-нибудь планомъ. Для меня было бы всё равно, Гарри, еслибъ вы говорили и при полковник Шмофф.

— Я наконецъ усплъ вызвать графа въ другую комнату, и тогда онъ очень разсердился на меня, и говорилъ о томъ, что онъ сдлаетъ съ мущинами, которые вмшиваются въ его дла.

— Вы не станете ссориться съ нимъ, Гарри? Общайте мн, что вы не ршитесь ни на какой подобный вздоръ, не выдете на дуэль.

— О, нтъ! мы скоро опять будемъ друзьями. Но онъ веллъ мн передать вамъ, что онъ иметъ что-то важное вамъ сказать, что до меня не касается и что требуетъ свиданія.

— Я не врю ему, Гарри.

— И онъ сказалъ, что онъ былъ когда-то очень вжливъ къ вамъ.

— Да, когда-то дерзокъ и когда-то вжливъ. Я простила одно за другое.

— Потомъ онъ говорилъ, что вы дурно заплатили за его вжливость, захлопнувъ дверь передъ нимъ, но что онъ не сомнвается, что вы передумаете, когда услышите отъ меня то, что онъ поручилъ мн вамъ сказать. Онъ опять зайдётъ. Вотъ, лэди Онгаръ, и всё.

— Сказать ли мн вамъ, какое онъ имлъ намреніе, Гарри?

Лицо ея опять покраснло, когда она сдлала этотъ вопросъ, но краска, выступившая теперь на ея щекахъ, была скоре краска стыда, чмъ гнва.

— Какое же было его намреніе?

— Заставить васъ думать, что я нахожусь въ его власти, заставить васъ думать, что онъ былъ моимъ любовникомъ, унизить меня въ вашихъ глазахъ для того, чтобы вы могли поврить тому, чему врятъ другіе, всему, чему Гью Клэверингъ притворился, будто вритъ. Вотъ какая была у него цль, Гарри, и можетъ-быть вы скажете мн, какой успхъ онъ имлъ.

— Лэди Онгаръ!

— Вы знаете старую поговорку, что капля вчно капающая выдолбитъ камень. А зачмъ жё вамъ имть ко мн вру такую же твёрдую, какъ камень?

— Неужели вы думаете, что его слова имли такое дйствіе?

— Очень трудно заглянуть въ сердце другого человка, а чмъ ближе и дороже это сердце намъ, тмъ это, кажется мн, трудне. Я знаю сердце этого человка — то, что онъ называетъ своимъ сердцемъ, но я не знаю вашего сердца.

Минуты дв Клэверингъ не отвчалъ, а потомъ онъ заговорилъ, не о себ, а о граф:

— Если то, что вы о нёмъ предполагаете, справедливо, онъ долженъ быть настоящій демонъ, онъ не можетъ быть человкъ.

— Человкъ или демонъ, какая нужда, кто онъ такой? который хуже, Гарри, и въ чомъ состоитъ разница? Современные Фаусты не нуждаются, чтобы Мефистофели учили ихъ хитрить или ожесточать свои сердца.

— Я не врю, чтобы такіе люди существовали. Можетъ-быть, одинъ…

— Одинъ, Гарри? Каковъ же былъ лордъ Онгаръ? каковъ вашъ кузенъ Гью? каковъ этотъ графъ Патеровъ? Разв у нихъ не одна и та же натура, твёрдая какъ камень, жаждущая только удовлетворенія своихъ наклонностей, неимющая ни одного великодушнаго чувства, неспособная даже и думать о томъ, чтобы полюбить кого-нибудь? Разв это не такъ? Этотъ графъ даже еще лучше изъ трёхъ человкъ, названныхъ мною. Съ нимъ женщин пришлось бы еще лучше, чмъ съ тми двумя.

— Всё-таки если это была бы его побудительная причина, то онъ демонъ.

— Пусть онъ будетъ демонъ, если вы это хотите, пусть онъ будетъ всмъ, чмъ вамъ угодно, если онъ не заставилъ васъ дурно подумать обо мн.

— Нтъ, онъ этого не добился.

— Тогда мн всё-равно, что онъ сдлалъ или что онъ можетъ сдлать. Вы не хотите, чтобъ я видлась съ нимъ, нтъ?

Она спросила это съ внезапной энергіей, бросившись вперёдъ и опираясь локтями на столъ, опустила лицо на об руки, какъ она длала это уже не разъ при нёмъ, такъ что эта поза, которая шла къ ней хорошо, сдлалась привычною для его глазъ.

— Въ такихъ вещахъ вы едвали станете руководиться моимъ мнніемъ.

— Чмъ же буду я руководиться? Я пожалуй, Гарри, дамъ вамъ общаніе. Я буду руководиться вашимъ мнніемъ. Если вы мн посовтуете видться съ нимъ, я увижусь, хотя, признаюсь, для меня это было бы непріятно.

— Зачмъ вамъ видться съ нимъ, если вы этого не желаете?

— Я не знаю никакой причины. И дйствительно никакой причины нтъ. То, что онъ говоритъ о лорд Онгар, просто входитъ въ его планъ. Вы видите, каковъ у него планъ, Гарри?

— Какой же у него планъ?

— Просто напугать меня и заставить сдлаться его женой. Моя искренняя пріятельница Софи, которая, какъ мн кажется, не сошлась съ своимъ братомъ относительно цны за свою помощь — а цна, безъ всякаго сомннія, была высока — сообщала мн не разъ, что братъ ея желаетъ оказать мн эту честь. Графъ можетъ-быть думаетъ, что онъ можетъ устроить такое ничтожное дло безъ помощи сестры, а моя милйшая Софи какъ-будто чувствуетъ, что я лучше пригожусь ей, если останусь вдовой, нежели когда выберу себ другого мужа. Они такъ добры и такъ дружелюбны, неправда ли?

Въ эту минуту принесли чай, и Клэверингъ сидлъ нсколько минутъ молча съ чашкою въ рук. Она между-тмъ приняла свою прежнюю позу, то-есть подперла лицо руками, позу, которую она оставила, когда слуга вошолъ въ комнату, и смотрла на него, а онъ прихлёбывалъ свой чай, не смотря на неё.

— Я не могу понять, сказалъ онъ наконецъ: — зачмъ вы продолжаете вашу короткость съ такою женщиною.

— Вы не подумали объ этомъ, Гарри, или поняли бы это. Это, я думаю, очень легко понять.

— Вы знаете, что она вроломная, фальшивая, пошлая, жадная и безъ всякихъ правилъ женщина. Она не можетъ вамъ нравиться. Вы говорите, что она драконъ.

— Драконъ для васъ, сказала я.

— Вы знаете очень хорошо, что она не принадлежитъ къ числу порядочныхъ женщинъ, а между-тмъ, переносите ея общество.

— Именно. Теперь скажите мн, что вы желаете, чтобы я сдлала.

— Я желалъ бы, чтобъ вы разошлись съ ней.

— Но какимъ образомъ? Легко сказать разойтись. Неужели я должна запереть передъ ней дверь, когда она меня не оскорбила ничмъ? Должна ли я забыть, что она оказала мн большую услугу, когда я нуждалась въ подобныхъ услугахъ? Могу ли я сказать ей въ глаза, что она именно такая женщина, какъ вы её описали, и что слдовательно я вперёдъ избавляю себя отъ ея общества? Или вы думаете, что люди на этомъ свт знакомы только съ тми, кого они любять и уважаютъ?

— Я не имлъ бы ни одного короткаго друга, котораго не любилъ бы и не уважалъ.

— Но, Гарри, предположите, что никто не любилъ и не уважалъ бы васъ, что у васъ не было бы дома въ Клэверинг, отца, который восхищается вами, и матери, которая обожаетъ васъ, сестёръ, которыя считаютъ васъ почти совершенствомъ, товарищей, съ которыми вы можете работать съ взаимнымъ уваженіемъ и соревнованіемъ, еслибы у васъ не было высокихъ надеждъ въ будущемъ, не было возможности выбирать собесдниковъ, которыхъ вы могли уважать и любить, предположите, какъ вы поступили бы тогда съ Софи Горделу на моёмъ мст?

Сердце его должно было быть каменное, еслибъ это не смягчило его. Онъ всталъ и подошолъ къ ней.

— Джулія, сказалъ онъ:— вы находитесь не въ такомъ положеніи.

— Джулія находится въ такомъ положеніи, сказала она:— это правда. Чмъ я лучше ея и почему мн не быть знакомой съ нею?

— Чмъ вы лучше её? Вы такъ непохожи на неё, какъ два разныхъ полюса.

— Но какъ драконы, сказала она, улыбаясь:— сгодимся.

— Неужели вы хотите-сказать, что васъ никто не любитъ?

— Да, Гарри, я именно это хочу сказать. Меня никто не любитъ. Играя въ карты, я выиграла деньги и знатность, но потеряла любовь, дружбу и то уваженіе, которое возбуждаетъ знакомство съ свтскими мущинами и женщинами. У меня есть лошади и экипажи, люди, видя меня, шепчутся: вотъ лэди Онгаръ, съ которой незнакомъ никто. Я могу видть это по глазамъ ихъ, такъ что мн представляется, будто я слышу ихъ слова.

— Но всё это несправедливо.

— Что несправедливо? Несправедливо то, что я заслужила это. Я сдлала то, что сдлало меня приличной знакомой для такой женщины, какъ Софи Горделу, хотя я не сдлала того, о чомъ можетъ-быть думаютъ эти люди.

Онъ помолчалъ, прежде чмъ заговорилъ, всё стоя возл нея на ковр.

— Лэди Онгаръ… началъ онъ.

— Нтъ, Гарри, не лэди Онгаръ, когда мы находимся вмст такимъ образомъ. Позвольте мн чувствовать, что у меня есть одинъ другъ, который осмливается называть меня моимъ именемъ, отъ кого мн было бы пріятно услышать моё имя. Вамъ нечего бояться, чтобы я придала этому слишкомъ большое значеніе. Я не стану приписывать этому такое значеніе, какое оно имло прежде.

Онъ не зналъ, какъ ему продолжать и даже что ей сказать, Флоренсъ Бёртонъ всё не выходила у него изъ мыслей и каждую минуту онъ говорилъ себ, что онъ не хочетъ сдлаться негодяемъ. Но теперь дошло до того, что онъ отдалъ бы всё на свт за то, чтобы никогда не быть въ Страттон. Онъ слъ возл нея и смотрлъ не на неё, а въ огонь, клянясь себ, что онъ не сдлается негодяемъ, и между-тмъ желая, почти желая, чтобы у него достало мужества преодолть свою честь. Наконецъ, обернувшись къ ней, онъ взялъ её за руку. Длая это, онъ коснулся ея волосъ и щеки, и она опустила свою руку, такъ-что она осталась въ его рук.

— Джулія, сказалъ онъ: — чмъ я могу васъ утшить?

Она не отвчала ему, но отвернулась отъ него и смотрла черезъ столъ въ пустое пространство.

— Джулія, сказалъ онъ опять: — чмъ я могу васъ утшить?

Она всё не отвчала ему. Онъ понялъ всё также хорошо, какъ поймётъ читатель. Онъ зналъ, что она чувствуетъ, и зналъ также, что въ эту минуту онъ также фальшивъ съ ней, какъ и съ Флоренсъ. Онъ зналъ, что на вопросъ, сдланный имъ, могъ быть справедливый и удовлетворительный отвтъ, но его опасеніе именно заключалось въ томъ обстоятельств, что этотъ отвтъ ей невозможно было дать ему. Могла ли она сказать: ‘Да, вы можете меня утшить, скажите, что вы любите меня, и я утшусь.’ Но онъ не имлъ намренія поставить её въ такое затруднительное положеніе, онъ не имлъ намренія поступить съ ней жестоко. Онъ невольно впалъ въ вроломство и мучилъ её, не потому, что онъ былъ золъ, а потому, что былъ слабъ. Онъ держалъ ея руку минуты дв, по она всё съ нимъ не говорила. Тогда онъ съ жаромъ прижалъ эту руку къ своимъ губамъ.

— Нтъ, Гарри, сказала она, спрыгнувъ съ своего мста и быстро выдернувъ свою руку: — нтъ, этого не должно быть. Пусть я опять буду лэди Онгаръ, если звукъ другого имени слишкомъ напоминаетъ вамъ прошедшіе дни. Пусть я буду опять лэди Онгаръ. Я понимаю, что это будетъ лучше.

Говоря эти слова, она отошла отъ него черезъ всю комнату. Онъ пошолъ за нею.

— Вы сердитесь? спросилъ онъ.

— Нтъ, Гарри, не сержусь. Какъ могу я на васъ сердиться, когда вы одинъ остались у меня изъ моихъ прежнихъ друзей? Но, Гарри, вы должны подумать обо мн и пощадить меня въ моихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ.

— Пощадить васъ, Джулія?

— Да, Гарри, пощадить меня. Вы должны быть добры и внимательны ко мн и быть для меня братомъ. Но люди узнаютъ, что вы мн не братъ, и вы должны помнить всё это для меня. Но вы но должны меня бросать. Всё другое, что люди могутъ сказать, будетъ лучше, чмъ это.

— Разв я поступилъ нехорошо, поцаловавъ вашу руку?

— Да, нехорошо, очень нехорошо: — то-есть не то чтобы нехорошо, а необдуманно.

— Я сдлалъ это, сказалъ онъ: — потому что я васъ люблю.

Когда онъ говорилъ это, слёзы выступили у него на глазахъ.

— Да, вы любите меня и я васъ люблю, но не такой любовью, которая можетъ выказаться въ этой форм. Это была старая любовь, которую я отбросила и которая погибла. Та любовь кончилась, когда я… обманула васъ. Я не сержусь, но будете ли вы помнить, что эта любовь уже не существуетъ? Вы будете помнить это, Гарри?

Онъ слъ на стулъ въ отдалённой части комнаты и дв слезы покатились по его щекамъ. Она наклонилась надъ нимъ и смотрла, какъ онъ плачетъ.

— Я не имла намренія нагнать на васъ грусть, сказала она.— Полноте, не будемъ грустить больше. Я понимаю всё. Я знаю, что чувствуете вы. Старая любовь погибла, но мы тмъ не мене будемъ друзьями.

Онъ вдругъ всталъ съ своего мста и, схвативъ её въ свои объятія, прижалъ свои губы къ ея губамъ. Онъ сдлалъ это такъ скоро, что она не имла возможности, даже еслибъ и желала, удержать его. Но она вырвалась изъ его объятій и отворачивалась отъ него, кротко выговаривая ему за его страсть.

— Нтъ, Гарри, нтъ, говорила она:— этого не должно быть!

— Да, Джулія, да! такъ должно быть всегда, вчно!

Онъ держалъ её еще въ своихъ объятіяхъ, когда дверь отворилась и Софи Горделу тихими, кошачьими шагами вошла въ комнату. Гарри немедленно отступилъ, а лэди Онгаръ обернулась къ своей пріятельниц, сверкнувъ на неё гнвными глазами.

— А! сказала меленькая француженка-полька съ выраженіемъ восторга на своёмъ отвратительномъ лиц.— А, мои милые! вдь это нехорошо, что я явилась такимъ образомъ.

— Нтъ, сказала лэди Онгаръ:— это нехорошо, совсмъ нехорошо.

— Почему же нехорошо, Жюли? Полноте, не дурачьтесь. Мистеръ Клэверингъ только кузенъ, и очень красивый кузенъ, что это можетъ значить при мн?

— При васъ это ничего по можетъ значить, сказала лэди Онгаръ.

— А при слугахъ, Жюли?

— Это не можетъ значить ничего ни при комъ.

— Полно, полно, милая Жюли, это вздоръ.

— Вздоръ или не вздоръ, а я желаю быть одна, когда хочу. Что вамъ угодно сказать мн, мадамъ Горделу?

— Мн угодно просить у васъ прощенія и сказать вамъ, что вы должны простить вашего бднаго друга. Вашъ щоголь-лакей вышелъ и меня впустила Бесси. Я сказала Бесси, что войду безъ доклада, вотъ и всё. Если я пришла слишкомъ поздно, прошу васъ извинить.

— Отчего же слишкомъ поздно? я еще не легла.

— Я хотла спросить васъ насчотъ картинъ. Вы сказали, что можетъ-быть подете завтра, а можетъ-быть и нтъ.

Клэверингъ очутился въ весьма неловкомъ положеніи, между-тмъ какъ мадамъ Горделу объясняла такимъ образомъ, почему она вошла безъ доклада, и простился, какъ только нашолъ для этого возможность.

— Джулія, сказалъ онъ: — такъ какъ теперь мадамъ Горделу съ вами, я уйду.

— Но я скоро васъ увижу?

— Да, очень скоро, то-есть какъ только ворочусь изъ Клэверинга. Я завтра рано утромъ узжаю изъ Лондона.

— Когда такъ, прощайте! и она протянула ему руку съ нжной улыбкой на лиц.

Когда онъ почувствовалъ горячее пожатіе ея руки, онъ самъ не зналъ, отвчать ему такимъ же пожатіемъ, или нтъ. Но онъ зашолъ слишкомъ далёко теперь, чтобы отступить, и твёрдо держалъ её съ минуту въ своихъ рукахъ. Она опять улыбнулась ему — о, какъ страстно!— и кивнула ему головой. Ему показалось, что онъ никогда не видлъ женщины такой прелестной. Какъ не походило выраженіе ея лица теперь на то выраженіе, которое было на лиц ея, когда она говорила ему нсколько ране въ этотъ роковой вечеръ о всхъ горестяхъ, которыя длали её такой несчастной! Этотъ знакъ, который она сдлала ему головой, выражалъ такъ много. ‘Мы понимаемъ другъ друга теперь — вдь понимаемъ? Да, хотя эта злая женщина стала на минуту между вами, однако мы понимаемъ другъ друга. Неправда ли, какъ это пріятно? Ахъ, т непріятности, о которыхъ я вамъ говорила, вы залечили вс!’

Всё это было сказано очень ясно въ ея прощальномъ поклон, и Гарри не смлъ противорчить ей выраженіемъ своей физіономіи.

— Прощайте, прощайте, мистеръ Клэверингъ! сказала Софи.

— Добрый вечеръ, мадамъ Горделу, сказалъ Гарри, бросивъ на неё взглядъ исполненный гнва.

Онъ ушолъ, оставивъ обихъ женщинъ, домой на Блумбёрійскій сквэръ, но не съ радостью въ сердц счастливаго любовника.

Глава XXII.
ДЕНЬ ПОХОРОНЪ.

Гарри Клэверингъ, уходя изъ Болтонской улицы посл сцены, прерванной Софи Горделу, находился не въ пріятномъ расположеніи духа, да и во время поздки въ Клэверингъ не очень успокоился. Слдовало ли на него смотрть теперь какъ на негодяя, во всякомъ случа онъ не былъ такимъ негодяемъ, который былъ способенъ поступить негоднымъ образомъ безъ угрызеній и тоски. Ему не казалось возможно даже теперь совершенно измнить Флоренсъ. Ему не приходило въ голову, что онъ можетъ освободиться отъ обязательства, которое связывало его съ нею. Нтъ, онъ долженъ былъ поступить вроломно съ лэди Онгаръ — съ женщиной, быть другомъ которой онъ поклялся и которая казалась ему теперь дороже Флоренсъ. Онъ долженъ былъ, по своему обыкновенію, писать къ Флоренсъ за два дня до своего отъзда изъ Лондона, и когда шолъ въ Болтонскую улицу, онъ ршилъ, что сдлаетъ это вечеромъ, воротившись домой, но когда, онъ пришолъ въ свою квартиру, ему показалось невозможно писать такое письмо. Что онъ могъ сказать ей такого, что не было бы ложно? Какъ онъ могъ сказать ей, что любитъ её, и говорить, по обыкновенію, о своёмъ нетерпніи посл того, что случилось въ Болтонской улиц?

Но что сдлаетъ онъ съ Джуліей? Онъ былъ обязанъ сказать ей тотчасъ о своёмъ положеніи и объявить, что, поступивъ съ нею такимъ образомъ, онъ просто оскорбилъ её. Взглядъ удовлетворённаго удовольствія, которымъ она проводила его, когда онъ оставилъ её, не выходилъ у него изъ памяти и мучилъ его.

Онъ теперь долженъ былъ лишить её этого удовольствія и былъ обязанъ сдлать это какъ можно скоре. Рано утромъ, прежде чмъ отправился въ путь, онъ сдлалъ попытку — попытку напрасную — писать къ Флоренсъ, а не къ Джуліи. Письмо не писалось. У него не достало смлости сообщить ей, что онъ насмялся надъ ея горестью и оскорбилъ её, обнаруживъ свою любовь. Притомъ, эта противная француженка-полька, пытливыми глазами которой Джулія осмлилась пренебречь, потому что она гордилась его любовью! Еслибъ не она, дло обошлось бы легче. Гарри, думая объ этомъ, не вспомнилъ, что еслибъ Софи не прервала его, онъ переходилъ бы отъ одной опасности къ другой, такъ что компрометировалъ бы себя еще боле и далъ бы общанія, которыя было бы столь же постыдно нарушить, сколько и сдержать. Но даже и теперь не далъ ли онъ такихъ общаній? Не было ли общанія въ этихъ объятіяхъ, въ полузабытомъ слов, которое онъ произнёсъ, когда она находилась въ его объятіяхъ, и въ прощальномъ пожатіи его руки? Онъ не могъ написать этого письма въ то утро, такъ какъ торопился хать и отправился въ Клэверингъ, ршивъ, что это письмо должно быть написано изъ дома его отца. Для него это было печальное, скучное путешествіе, а пріхавъ домой, онъ былъ молчаливъ и не въ дух, но онъ пріхалъ на похороны своего кузена, и расположеніе его духа сначала не примтили, какъ это случилось бы при другихъ обстоятельствахъ. Физіономія его отца имла то извстное выраженіе обычной торжественности, которое необходимо въ подобныхъ случаяхъ, а мать его еще думала о горестяхъ лэди Клэверингъ, которая провела въ пасторат послдніе два дня.

— Видлъ ли ты лэди Онгаръ посл того, какъ она услышала о смерти бднаго ребёнка? спросила его мать.

— Да, я былъ у ней вчера вечеромъ.

— Часто ты видишься съ нею? освдомилась Фанни.

— Что ты называешь часто? Нтъ, не часто, я былъ у ней вчера вечеромъ, потому что она дала мн порученіе. Я видлъ её всего-навсего раза три.

— Всё ли еще она такъ хороша? спросила Фанни.

— Право не могу сказать, не знаю.

— Ты когда-то считалъ её большой красавицей, Гарри.

— Разумется, она хороша. Въ этомъ никогда не было ни малйшаго сомннія, но когда женщина въ глубокомъ траур, какъ-то нельзя думать о ея красот.

О, Гарри, Гарри! какъ ты можешь быть такъ фальшивъ?

— Я думала, что молодыя дамы всегда особенно очаровательны, сказала Фанни: — а когда вспомнить о лорд Онгар, её нельзя считать такой вдовой, какъ другихъ.

— Я ничего не знаю объ этомъ, сказалъ Гарри.

Онъ чувствовалъ, что глупъ и запинается на каждомъ слов, но никакъ не могъ себя преодолть. Ему было невозможно говорить о лэди Онгаръ съ надлежащимъ спокойствіемъ. Фанни видла, что этотъ предметъ разговора непріятенъ для него, и перестала.

— Она написала очень милое письмо къ твоей матери о бдномъ ребёнк и о своей сестр, сказалъ ректоръ.— Я очень бы желалъ, чтобъ Герміона могла похать къ ней на время.

— Я боюсь, что онъ не пуститъ её, сказала мистриссъ Клэверингъ.— Я не совсмъ понимаю, но Герміона говоритъ, что вражда между Гью и ея сестрой теперь сильне прежняго.

— И Гью не первый выкинетъ эту вражду изъ своего сердца, сказалъ ректоръ.

На слдующій день были похороны, и Гарри пошолъ съ отцомъ и кузенами на могилу ребёнка. Когда онъ встртилъ сэра Гью въ столовой замка, баронетъ почти съ нимъ не говорилъ.

— Печальный случай, неправда ли? сказалъ Арчи: — очень печальный, очень печальный!

Гарри видлъ, что Гью сердито нахмурился на брата, ему было противно его притворство, тмъ боле, что Арчи притворствовалъ вдвойн. Арчи былъ теперь наслдникомъ имнія и титула.

Посл похоронъ, Гарри пошолъ навстить лэди Клэверингъ и опять долженъ былъ выдержать разговоръ о лэди Онгаръ. Ему Джулія дала порученіе уговорить сестру ухать изъ Клэверинга на нкоторое время. Это было въ начал послдняго вечера въ Болтонской улиц, за долго до того, какъ явилась мадамъ Горделу.

— Скажите ей отъ меня, говорила лэди Онгаръ: — что я поду куда бы то ни было, если только она захочетъ похать со мной — она и я вдвоёмъ. Скажите ей это, Гарри. Она поймётъ, почему я ей не пишу. Я знаю, что онъ читаетъ вс ея письма, когда онъ съ нею.

За это Гарри теперь взялся и долженъ былъ сообщить результатъ лэди Онгаръ. Порученіе онъ могъ передать, но передать отвтъ лэди Онгаръ было совсмъ другое. Лэди Клэверингъ выслушала, что онъ сказалъ, но когда онъ сталъ уговаривать её дать отвтъ, она качала головой.

— Почему же нтъ, лэди Клэверингъ?

— Не всегда можно оставлять свой домъ и узжать, Гарри,

— Но мн казалось бы, что вы можете это сдлать теперь, то-есть скоро. Разв сэръ Гью останется здсь, въ Клэверинг?

— Онъ мн не говорилъ этого.

— Если онъ останется, я полагаю, останетесь и вы, но если онъ подетъ въ Лондонъ, я не вижу, почему бы вамъ не похать куда-нибудь съ вашей сестрой. Она говорила, что въ Тенби очень тихо, но она подетъ, куда захотите вы.

— Я не думаю, чтобы это было возможно, Гарри. Скажите ей, что я искренно признательна ей, но не думаю, чтобъ это было возможно. Она вдь свободна длать что хочетъ.

— Да, она свободна. Но вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, Гарри, что мн лучше остаться здсь. Какая польза выдержать сцену и всё-таки получить отказъ? Не говорите объ этомъ больше, а просто скажите, что это невозможно.

Это Гарри сдлать общалъ и черезъ нсколько времени собрался уйти, когда она вдругъ сдлала ему вопросъ:

— Вы помните, что я говорила о Джуліи и Арчи, когда вы были здсь въ послдній разъ?

— Помню.

— Чтожъ, иметъ онъ возможность на успхъ? Кажется, теперь вы видитесь съ ней чаще всхъ.

— Мн кажется, онъ не иметъ никакой.

Говоря это, Гарри не могъ удержаться отъ безразсудной ревности.

— Вы всегда имли самое ничтожное мнніе объ Арчи. Положеніе Арчи перемнилось, Гарри, съ-тхъ-поръ, какъ мой ангельчикъ отнятъ отъ меня. Разумется, онъ женится, и я думаю, что Гью было бы пріятно, еслибъ онъ женился на Джуліи. Это онъ предложилъ. Ему нравится только то, что онъ предлогаетъ самъ.

— Онъ предложилъ бракъ съ лордомъ Онгаромъ. А разв это нравится ему теперь?

— Ну видите, Джулія получила же деньги.

Гарри, услышавъ это, отвернулся, ему сдлалось противно. Бдный малютка, мать котораго теперь говорила съ нимъ, былъ похороненъ только въ это утро, а она уже составляла новые планы для фамильнаго богатства. Джулія получила деньги! Это казалось ей даже въ ея горести достаточнымъ вознагражденіемъ за всё, что ёя сестра вынесла и выносила. Жалкая душа! Гарри не размыслилъ, какъ ему слдовало бы сдлать, что вс ея планы клонились только къ тому, чтобъ добиться спокойствія, которымъ, можетъ-быть, она пользовалась бы, еслибъ ея мужъ остался доволенъ.

— Почему же Джулія не хочетъ выйти за него? спросила она.

— Не могу сказать почему, но она не выйдетъ, сказалъ Гарри почти съ гнвомъ.

Въ эту минуту дверь отворилась и сэръ Гью вошолъ въ комнату.

— Я не зналъ, что вы здсь, обратился онъ къ своему гостю.

— Я не могъ быть здсь и не сказать нсколько словъ лэди Клэверингъ.

— Чмъ меньше говорить, тмъ лучше, сказалъ сэръ Гью.

Но ни въ голос его, ни въ физіономіи не слышалось желанія оскорбить, и Гарри не обидлся.

— Я говорилъ лэди Клэверингъ, что ей слдовало бы ухать отсюда на время.

— А зачмъ вы говорили это?

— Я сказала ему, что не поду, отвчала бдная женщина.

— Зачмъ ей хать, и куда, и зачмъ вы предлагаете ей это? И какимъ образомъ ея отъздъ можетъ быть предметомъ вашей заботливости?

Когда сэръ Гью длалъ эти вопросы своему кузену, въ тон его была придирчивость — умышленная придирчивость — и не только въ тон, но и въ глазахъ, и во всей осанк. Онъ повернулся спиной къ жен и прямо посмотрлъ въ лицо Гарри.

— Безъ всякаго сомннія, лэди Клэверингъ очень вамъ обязана, сказалъ онъ:— но почему именно вы взяли на себя совтовать ей оставить ея домъ въ такое время?

Гарри, прежде чмъ далъ отвтъ сэру Гью, обсудилъ, каковы будутъ послдствія того, что онъ скажетъ. Самому ему не было никакого дла до гнва его кузена. Цль его теперь просто состояла въ томъ, чтобъ исполнить желаніе лэди Онгаръ, и онъ думалъ, что можетъ-быть сэръ Гью не будетъ препятствовать предложенію, которое жена не смла сдлать ему изъ робости.

— Сестра ея дала мн порученіе, сказалъ Гарри.

— Честное слово, она очень добра. Какое же это порученіе? Или это секретъ между вами троими?

— У меня нтъ секретовъ, Гью, сказала ему жена.

— Дай мн выслушать, что онъ скажетъ, замтилъ сэръ Гью.

— Лэди Онгаръ думала, что сестр ея было бы хорошо ухать изъ Клэверинга на короткое время, и предложила хать съ нею куда она захочетъ на нсколько недль, вотъ и всё.

— За коимъ чортомъ Герміона должна бросить свой домъ? А еслибъ она и захотла оставить его, съ какой стати ей хать съ женщиной, которая дурно вела себя?

— О, Гью! воскликнула лэди Клэверингъ.

— Лэди Онгаръ никогда не вела себя дурно, сказалъ Гарри.

— Вы ея заступникъ? спросилъ сэръ Гью.

— Въ этомъ отношеніи, да. Она никогда не вела себя дурно и, сверхъ того, съ нею жестоко обошлись, когда она воротилась сюда.

— Кто? кто? сказалъ сэръ Гью, подходя къ своему кузену и сердито заглядывая ему въ лицо.

Но Гарри Клэверингъ былъ не такой человкъ, чтобы оробть отъ сердитаго вида кого бы то ни было.

— Вы, сказалъ онъ:— ея зять, вы, устроившіе этотъ несчастный бракъ и боле всхъ обязанные защищать её.

— О, Гарри! перестаньте, перестаньте! вскрикнула лэди Клэверингъ.

— Молчи, Герміона! повелительно сказалъ мужъ:— или лучше уйди и оставь насъ. Я долженъ сказать нсколько словъ Гарри Клэверингу глазъ-на-глазъ.

— Я не уйду, если вы будете ссориться.

— Гарри, сказалъ сэръ Гью:— я попрошу васъ сойти внизъ въ столовую, я сейчасъ приду къ вамъ.

Гарри Клэверингъ сдлалъ, какъ ему было сказано, и черезъ нсколько минутъ кузенъ пришолъ къ нему въ столовую.

— Нтъ никакого сомннія, что вы хотли оскорбить меня тми словами, которыя сказали наверху, началъ баронетъ посл того, какъ старательно заперъ дверь и медленно подошолъ къ ковру передъ каминомъ.

— Совсмъ нтъ, я имлъ намреніе заступиться за обиженную женщину, которую вы оклеветали.

— Послушайте, Гарри, я не хочу, чтобы вы вмшивались въ мои дла здсь или гд бы то ни было. Вы прекрасный молодой человкъ, въ этомъ нтъ никакого сомннія, но не ваше дло устроивать порядокъ въ моёмъ дом. Посл того, что вы сейчасъ сказали лэди Клэверингъ, вы лучше сдлаете, если не будете бывать здсь въ моё отсутствіе.

— Ни въ вашемъ отсутствіи, ни въ присутствіи.

— Что касается послдняго, поступайте какъ хотите. А относительно моей свояченицы я просто вамъ посовтую заботиться о вашихъ собственныхъ длахъ.

— Я буду заботиться о такихъ длахъ, о какихъ захочу.

— О лэди Онгаръ и ея жизни посл замужства вы врно знаете очень мало, и не полагаю, чтобы много узнали отъ нея самой. Она когда-то одурачила васъ, и очень можетъ-быть, что вздумаетъ сдлать это опять.

— Вы сейчасъ только сказали, что не хотите, чтобы вмшивались въ ваши дла, и я также не хочу.

— Я не знаю, есть ли у васъ такія дла, въ которыя можетъ вмшиваться кто-нибудь. Мн сказали, что вы помолвлены съ молодой двицей, которую ваша мать приводила сюда обдать. Если такъ, я не вижу, какимъ образомъ вы можете называть себя заступникамъ лэди Онгаръ.

— Я не говорилъ ничего подобнаго.

— Говорили.

— Нтъ, это вы спросили меня, не заступникъ ли я ея.

— А вы отвчали утвердительно.

— Только въ томъ отношеніи, чтобы защищать ея репутацію, когда вы клеветали на неё.

— Ей-Богу, ваше безстыдство восхитительно! Кто знаетъ её лучше, какъ вы думаете, вы или я? Чья она свояченица? Вы сказали мн, что я жестоко обошолся съ ней, этого я не хочу выносить и требую, чтобы вы извинились передо мной.

— Мн не въ чемъ извиняться и я не отступлюсь отъ моихъ словъ.

— Тогда я скажу вашему отцу о вашемъ грубомъ поступк и предостерегу его, что вы поставили меня въ необходимость выгнать его сына изъ моего дома. Вы дерзкій, самонадянный молокососъ, и еслибъ вы не носили одно имя со мною, я приказалъ бы моимъ конюхамъ вытолкать васъ палками отсюда.

— Вы знаете очень хорошо, что конюхи ваши не послушались бы вашего приказанія. Они скоре отколотили бы палками васъ. Иногда я думаю, что они это сдлаютъ, когда слышу, какъ вы говорите съ ними.

— Уйдите!

— Разумется, я уйду, зачмъ мн оставаться здсь?

Сэръ Гью отворилъ дверь, и Гарри вышелъ, бросивъ осторожный взглядъ черезъ плечо, чтобы съ нимъ не сдлали какого-нибудь насилія. Но сэръ Гью былъ не такъ опрометчивъ и позволилъ своему кузену уйти изъ комнаты и изъ дома не тронувъ его.

И всё это случилось въ день похоронъ! Гарри Клэверингъ поссорился такимъ образомъ съ отцомъ черезъ нсколько часовъ посл того, какъ они оба вмст стояли надъ могилою единственнаго ребёнка этого отца! Когда Гарри думалъ объ этомъ, идя черезъ паркъ, ему сдлалось противно. Какіе жалкіе, гнусные люди окружали его! Съ какими порочными людьми имлъ онъ дло! А что могъ онъ думать о себ — о себ, когда онъ былъ помолвленъ и съ Флоренсъ Бёртонъ и съ лэди Онгаръ? Даже его кузенъ упрекалъ его въ вроломств съ Флоренсъ, но что сказалъ бы его кузенъ, еслибъ онъ зналъ всё? И что хорошаго сдлалъ онъ, или лучше сказать, чего дурного не сдлалъ онъ? Пытаясь заступиться за лэди Клэверингъ, не вмшался ли онъ дйствительно не въ своё дло и открыто подвергнулъ себя гнву своего кузена? Онъ чувствовалъ, что онъ былъ осёлъ, дуракъ, и осёлъ самонадянный, воображавшій, будто онъ можетъ сдлать пользу, когда его вмшательство могло сдлать только вредъ. Почему онъ не могъ молчать, когда сэръ Гью вошолъ, вмсто того, чтобы сдлать эту тщетную попытку относительно лэди Ккэверитъ? Но даже эта непріятность была только добавочной къ той большой непріятности, которая подавляла его. Какъ могъ онъ избгнуть положенія, въ которое поставилъ себя относительно лэди Онгаръ? Узжая изъ Лондона, онъ общалъ написать ей въ тотъ же самый вечеръ и разсказать всё о Флоренсъ. Но вечеръ прошолъ, прошолъ и весь слдующій день, а письмо не было написано. Сидя съ отцомъ въ этотъ вечеръ, онъ разсказалъ ему свою ссору съ кузеномъ. Отецъ его пожалъ плечами и поднялъ брови.

— Ты смле меня, сказалъ онъ.— Я никакъ не посмлъ бы посовтовать Гью, что ему длать съ своей женой.

— Но я ему не совтовалъ, я только сказалъ, что говорилъ съ ней объ этомъ. Еслибъ онъ сказалъ вамъ, что онъ совтовалъ моей матери длать это или то, вы не разсердились бы на это.

— Гью человкъ странный.

— Никто не иметъ права быть страннымъ, каждый долженъ покоряться обычаямъ, принятымъ въ свт.

— Не думаю, чтобы это значило что-нибудь, сказалъ ректоръ:— если дверъ твоего кузена будетъ заперта, здсь или въ Лондон, это теб не повредитъ.

— О, да! это мн не повредитъ, но я не желаю, чтобы вы думали, будто я поступилъ безразсудно.

Вечеръ прошолъ, прошолъ и слдующій день, а письмо всё не было написано. На третье утро посл похоронъ Гарри услышалъ, что сэръ Гью ухалъ, но онъ разумется въ замокъ не пошолъ, помня, что хозяинъ запретилъ ему приходить туда въ своё отсутствіе. Мать его однако ходила къ лэди Клэверингъ, и нкоторыя сношенія между обоими семействами возобновились. Гарри имлъ намреніе остаться въ Клэверинг только одинъ день посл похоронъ, но черезъ недлю онъ всё еще находился въ пасторат. Онъ говорилъ, что Троицынъ и Духовъ день, какъ праздники, онъ можетъ провести дома. Разумется, въ пасторат были рады, что онъ остаётся съ ними, но не могли не примтить, что дла его идутъ не совсмъ хорошо. Фанни примтила также, что онъ ни разу не упомянулъ о Флоренсъ.

— Гарри, сказала она: — между тобою и Флоренсъ ничего не случилось дурного?

— Дурного? Что можетъ быть дурное? Что ты хочешь сказать?

— Я получила отъ нея письмо сегодня, и она спрашиваетъ, гд ты.

— Женщины всегда ожидаютъ кучи писемъ. Но мн было некогда. Напиши къ ней завтра, что я буду писать ей тотчасъ, какъ только ворочусь въ Лондонъ.

— Но почему ты не напишешь къ ней отсюда?

— Потому что ты можешь сдлать это за меня.

Фанни чувствовала, что это вовсе не похоже на любовника, особенно на такого любовника, какимъ былъ ея братъ. Пока Флоренсъ была въ Клэверинг, онъ постоянно писалъ къ ней письма, и Фанни часто слышала, какъ Флоренсъ хвасталась, что эти письма совершенство въ своёмъ род. Она не сказала ничего боле теперь, но знала, что дло было не совсмъ въ порядк. Дло было вовсе не въ порядк. Гарри не писалъ ни къ лэди Онгаръ, ни къ Флоренсъ, и чмъ доле онъ откладывалъ, тмъ тяжеле это становилось для него. Онъ теперь говорилъ себ, что не напишетъ ни къ которой до-тхъ-поръ, пока не воротится въ Лондонъ.

За день до отъзда къ нему пришло письмо изъ Страттона. Фанни была съ нимъ, когда онъ получилъ это письмо, и примтила, что онъ положилъ его въ карманъ не распечатавъ. Въ карман онъ носилъ его нераспечатаннымъ полдня, такъ что наконецъ ему сдлалось стыдно своей слабости. Наконецъ, почти съ отчаяніемъ онъ сорвалъ печать и принудилъ себя прочесть. Въ этомъ письм не было ничего такого, что могло бы испугать его. Въ нёмъ не заключалось почти ни одного слова, которое можно было бы принять за упрёкъ.

‘Я не удивляюсь, почему вы цлыхъ дв недли не писали ко мн, говорила она въ письм: мн кажется это такъ странно оттого, что вы избаловали меня вашей добротой. Я знаю, что другіе мущины, когда помолвлены, не безпокоятъ себя постоянными письмами. Даже Теодоръ, который по мннію Цециліи совершенство, не писалъ бы къ ней тогда очень часто, а теперь, когда онъ въ отсутствіи, его письма состоятъ только изъ трёхъ строчекъ. Я полагаю, вы учите меня не быть взыскательной, но меня это огорчаетъ оттого, что урокъ не былъ данъ слишкомъ скоро.’

Потомъ она продолжала, по своему обыкновенію, разсказывать ему, что она длала, что читала и что думала. Въ письм ея не было никакого подозрнія, никакого опасенія, никакого намёка на ревность. И она не будетъ имть причины къ ревности! Одной изъ двухъ слдуетъ пожертвовать, и гораздо приличне пожертвовать Джуліей. Джулія будетъ принесена въ жертву — Джулія и онъ самъ! Но всё-таки онъ не могъ написать къ Флоренсъ, пока не напишетъ къ Джуліи. Онъ не могъ заставить себя писать нжныя, милыя, любящія слова къ одной женщин, между-тмъ какъ другая еще считаетъ его своимъ женихомъ.

— Сегодня утромъ ты получилъ письмо отъ Флоренсъ? спросила Фанни.

— Отъ нея.

— Получила она моё письмо?

— Не знаю. Разумется, получила. Если ты послала письмо по почт, какъ же ей не получить.

— Можетъ-быть, она упомянула о моёмъ письм.

— Можетъ-быть, я не помню.

— Теб не кчему сердиться на меня, Гарри, за то, что я люблю двушку, которая будетъ твоей женой. Теб было бы непріятно, еслибъ я не любила её.

— Я терпть не могу, когда меня называютъ сердитымъ.

— А я скажу, что терпть не могу, когда ты сердитъ — и ты еще узжаешь завтра! Съ-тхъ-поръ, какъ ты здсь, ты не сказалъ мн ни одного пріятнаго слова.

Гарри бросился на стулъ почти съ отчаяніемъ. Онъ не былъ на столько лицемренъ, чтобы говорить пріятныя слова, когда сердце его было неспокойно.

— Если ты имешь непріятности, Гарри, я не стану тебя дразнить.

— Я имю непріятности, отвчалъ онъ.

— Не могу ли я помочь теб?

— Нтъ, ты не можешь мн помочь. Мн никто не можетъ помочь. Но не длай никакихъ вопросовъ.

— О, Гарри! Не на счотъ ли денегъ это?

— Нтъ, нтъ! это не иметъ никакого отношенія къ деньгамъ.

— Ужъ не поссорился ли ты съ Флоренсъ?

— Нтъ, я съ ней совсмъ не ссорился. Но я не стану отвчать больше на вопросы. Фанни, не говори объ этомъ ни отцу моему, ни матери. Это скоро кончится, и тогда, если будетъ возможно, я теб скажу.

— Гарри, не выходишь ли ты на дуэль съ Гью?

— На дуэль съ Гью? Нтъ. Я пожалуй былъ бы готовъ, но онъ не такъ глупъ. Ничего нтъ подобнаго.

Она не длала ему больше вопросовъ, и на слдующее утро онъ воротился въ Лондонъ. На своёмъ стол онъ нашолъ письмо, полученное только въ этотъ день, и тотчасъ узналъ почеркъ лэди Онгаръ.

‘Приходите ко мн тотчасъ, тотчасъ.’

Вотъ всё, что заключалось въ этомъ письм.

Глава XXIII.
КЕМБЕРЛИ-ГРИНЪ БЕЗЪ ГРЯЗИ.

Когда Фанни Клэверингъ разспрашивала своего брата объ его непріятностяхъ, она сама имла свои непріятности. Уже нсколько дней ей было извстно — почти извстно — что любовь Соля нельзя было причислить къ вещамъ прошедшимъ. Я не скажу, чтобы это убжденіе съ ея стороны было непріятностью безъ всякой примси, или чтобы она не чувствовала хоть лёгкаго оттнка грусти или безмолвной меланхоліи, еслибъ это было иначе. Но, безъ всякаго сомннія, Соль былъ для нея причиною непріятностей, и Соль съ своей дятельной любовью былъ для нея гораздо непріятне, чмъ былъ бы Соль съ забытой любовью.

— Это было бы безумствомъ и съ его стороны и съ моей, очень часто говорила себ Фанни:— у него нтъ ни одного шиллинга на свт.

Но въ эти дня она уже не думала объ его неловкости, объ его грубой одежд, объ его разсянномъ обращеніи, а къ его дйствіямъ какъ пастора восторгъ ея былъ великъ. Мать ея примтила это и предостерегла её, но степенное обращеніе Фанни обмануло мистриссъ Клэверингъ.

— О, мама! разумется, я знаю, что это невозможно, и я уврена, что онъ самъ объ этомъ не думаетъ больше.

Когда она сказала это, мистриссъ Клэверингъ подумала, что опасаться нечего. Читатель не долженъ предполагать, чтобы Фанни была лицемрна. Въ словахъ, сказанныхъ ею матери, лицемрія не было. Въ эту минуту убжденіе, что любовь Соля не причислялась къ прошедшимъ событіямъ, не достигло до нея, а относительно себя самой она была совершенно искренна, когда говорила, что это невозможно.

Надо вспомнить, что Флоренсъ Бёртонъ совтовала Солю попытаться опять и что Соль ршился сдлать это, ршивъ также, что если его попытка будетъ напрасна, онъ долженъ оставить Клэверингъ и искать другого мста. Это былъ серьёзный, задумчивый человкъ, для котораго подобное дло было очень важной фазой въ жизни, которая доставляла теперь безчисленныя треволненія и могла также доставить неисчислимую радость. Со дня на день исполнялъ онъ своё дло, видаясь съ Фанни почти ежедневно среди своихъ занятій. И никогда въ эти дни не говорилъ онъ ей ни слова о своей любви — никогда съ того самаго дня, когда онъ заговорилъ съ нею въ грязномъ переулк. Ни съ кмъ, кром Флоренсъ Бёртонъ, не говорилъ онъ объ этомъ съ-тхъ-поръ, и Флоренсъ Бёртонъ, конечно, была ему врна, но несмотря на всё это, убжденіе Фанни была очень сильно.

Флоренсъ посовтовала Солю попытаться опять, и Соль приготовился къ этой попытк, но онъ не позволялъ себ длать ничего второпяхъ. Онъ долго обдумывалъ прежде, чмъ приготовился заговорить объ этомъ предмет, сомнваясь иногда, иметъ ли онъ право сдлать это, не поговоривъ прежде съ отцомъ Фанни, а потомъ сомнваясь относительно того, не лучше ли бы онъ помогъ своему длу, еслибъ попросилъ помощи у матери Фанни. Но онъ ршилъ наконецъ, что положится на себя одного. А если сватовство его за Фанни было непріятно ректору, какъ ея отцу, то эта непріятность была уже сдлана. Но Соль не хотлъ согласиться, что это была непріятность. Мн кажется, онъ считалъ себ въ прав, какъ джентльмэнъ, обратиться къ каждой двиц, съ которой находился въ короткихъ сношеніяхъ. Мн кажется, онъ не зналъ свтскихъ отношеній, никогда не старался стать на одной ног съ людьми, которые были богаче его и опытне въ знаніи свта, но всё-таки онъ чувствовалъ, что ничмъ не ниже ихъ. Еслибъ на свт нашлась женщина, которая показала бы, что она считаетъ его лучше чмъ ихъ, онъ могъ просить такую женщину соединить ея участь съ его участью. Еслибъ ему не удалось, это ужъ его несчастье, и несчастье такое, которое, какъ ему хорошо было извстно, трудно было перенести. А что касалось матери, хотя онъ уже любилъ нжно мистриссъ Клэверингъ, цня ея доброту ко всмъ окружавшимъ её, ея обращеніе съ ея мужемъ, ея заботливость по приходу, всё-таки ему не хотлось быть обязаннымъ ей своимъ успхомъ. Хотя Соль не былъ рыцаремъ, хотя въ нёмъ не было ничего рыцарскаго, хотя онъ былъ бдный пасторъ въ весьма грубой одежд и съ обращеніемъ не совсмъ приличнымъ для сношеній съ свтомъ, а всё-таки онъ чувствовалъ, что призъ, который желалъ пріобрсти, онъ долженъ былъ завоевать самъ, и что его торжество лишилось бы половины своей славы, еслибъ не было достигнуто его собственными подвигами. Онъ не былъ трусомъ ни въ этомъ и ни въ какомъ другомъ дл. Когда обстоятельства требовали, онъ высказывалъ свои мысли откровенно, энергично, а иногда даже и довольно граціозно.

Какъ Фанни узнала, что это наступаетъ? Она узнала, хотя онъ не сказалъ ей ничего, кром обычныхъ извстій по приходу. Онъ часто бывалъ вмст съ нею въ двухъ школахъ, часто возвращался съ нею въ пріятные весенніе вечера по переулку, который вёлъ въ пасторатъ изъ Кёмберли-Грина, часто поврялъ съ нею небольшіе счоты приходской благотворительности. Онъ никогда не заговаривалъ о томъ, другомъ предмет, а между-тмъ Фанни знала, что это наступаетъ, и когда разспрашивала Гарри объ его непріятностяхъ, она также думала и о своихъ.

Была половина мая, весна уступала мсто раннему лту почти прежде чмъ наступила сама. Переулокъ Кёмберли-Гринъ ужъ не былъ грязенъ и Фанни могла ходить взадъ и вперёдъ между пасторатомъ и своей отдалённой школой, не шлёпаясь по грязи, для чего такъ не идётъ женскій нарядъ. Въ одинъ вечеръ, когда она кончила свою работу, Соль сунулъ голову въ дверь школы и спросилъ, собирается ли она домой. Какъ только она увидла его глаза и услышала его голосъ, она стала опасаться, что день насталъ. Она не приготовила никакого новаго отвта и могла только дать отвтъ, который дала прежде. Она всегда говорила себ, что это было невозможно, а что касается другихъ вопросовъ насчотъ ея собственнаго сердца и тому подобнаго, она удаляла эти вопросы отъ себя какъ ненужные, а можетъ-быть и неприличные. Это было невозможно и, слдовательно, это надо было выкинуть изъ головы, какъ дло ршонное и конченное. Но теперь время настало и она почти жалла, зачмъ ея ршимость не была опредлённе.

— Да, мистеръ Соль, я кончила.

— Я пойду съ вами, если вы мн позволите.

Тогда Фанни сказала нсколько словъ благоразумныхъ и опытныхъ двумъ-трёмъ двочкамъ, для того, чтобы показать имъ, ему и себ, что она совершенно спокойна. Она промшкала въ комнат нсколько минутъ и выказала себя очень благоразумной и опытной.

— Теперь я совсмъ готова, мистеръ Соль.

Сказавъ это, она вышла на зелёный переулокъ, а онъ за нею, а потомъ онъ сдлалъ ей нсколько вопросовъ о Флоренсъ Бёртонъ. Фанни сказала ему, что она получила письмо изъ Страттона два дня тому назадъ и что Флоренсъ здорова.

— Она очень мн нравится, сказалъ Соль.

— И намъ всмъ. Она опять будетъ сюда осенью, такъ что вы скоро увидите её опять.

— Какъ это можетъ быть, я не могу сказать, но если вы увидитесь съ нею, это будетъ имть очень важныя послдствія.

— Разумется, мы вс увидимся съ нею.

— Здсь, въ этомъ переулк, я видлся съ ней въ послдній разъ и прощался. Она не сказала вамъ, что я прощался съ нею?

— Я не помню.

— А! вы вспомнили бы, еслибъ она вамъ сказала, но она поступила хорошо, не сказавъ вамъ.

Фанни нсколько скофузилась и никакъ не могла сообразить, что всё это значитъ. Соль шолъ рядомъ съ нею, и нсколько минутъ ничего не было говорено. Черезъ нсколько времени онъ опять вернулся къ своему прощанію съ Флоренсъ.

— Я спрашивалъ ея совта, и она подала мн его прямо, съ прямымъ намреніемъ и съ увренностью въ голос. Я люблю такихъ людей. Тогда вы уврены, что другъ вашъ говоритъ вамъ правду, даже еслибы это былъ простой отрицательный отвтъ или отказъ отвчать на сдланный вопросъ.

— Флоренсъ Бёртонъ всегда выражается прямо.

— Я спрашивалъ её, какъ она думаетъ, могу ли я надяться на боле благопріятный отвтъ, если опять сдлаю вамъ предложеніе.

— Она не могла говорить вамъ утвердительно объ этомъ, мистеръ Соль, она не могла сдлать этого.

— Она этого не сдлала. Она просто посовтовала мн спросить васъ. И она была права. Въ такомъ дл я ни къ кому не могу обратиться кром васъ и теперь я длаю вамъ этотъ вопросъ: Могу я осмлиться имть надежду?

Голосъ его былъ такой торжественный, а въ лиц было столько серьёзности, что Фанни никакъ не могла ршиться отвчать ему тотчасъ. Отвтъ, бывшій въ ея мысляхъ, былъ слдующій: ‘какъ вы можете просить меня постараться полюбить человка, у котораго только семьдесятъ фунтовъ годового дохода, между-тмъ какъ у меня самой нтъ ничего?’ Но въ его осанк было что-то такое почти величественное по своей серьёзности, что длало для нея совершенно невозможнымъ говорить съ нимъ въ этомъ тон. Но онъ, сдлавъ свой вопросъ, ждалъ отвта, и ей было хорошо извстно, что чмъ боле она станетъ мшкать, тмъ слабе будутъ ея доводы.

— Это совершенно невозможно, сказала она наконецъ.

— Если это дйствительно правда, если вы скажете это посл того, какъ выслушаете меня до конца, я откажусь отъ моего намренія, оставлю васъ и уду изъ Клэверинга.

— О, мистеръ Соль! не длайте этого для папа и для прихода.

— Я готовъ многое сдлать для вашего отца, а приходъ я очень люблю. Не думаю, чтобы я могъ заставить васъ понять, какъ я люблю его. Мн кажется, что я никакъ не могу имть опять точно такія же чувства къ другому мсту, какія я имю къ этому. Здсь нтъ ни одного дома, ни одного поля, ни одного переулка, которые не были бы дороги для меня. Это похоже на первую любовь. У нкоторыхъ людей первая любовь бываетъ такъ сильна, что новая страсть становится невозможной.

Онъ не сказалъ, что такъ будетъ и съ нимъ, но ей казалось, что намреніемъ его было, чтобы она такъ поняла его.

— Я не вижу, зачмъ вамъ оставлять Клэверингъ, сказала она.

— Еслибъ вы знали мои чувства къ вамъ, вы увидли бы зачмъ это должно быть. Я не говорю, чтобы на это была ршительная необходимость. Будь я человкъ сильный, такой необходимости не было бы. Но я слабъ, слабъ въ этомъ отношеніи, и не могу сдерживать себя до такой степени, какъ это необходимо для той работы, которою я долженъ заниматься.

Когда онъ заговорилъ о любви къ этому мсту, къ этому приходу, въ словахъ его было нчто похожее на страсть, но теперь, когда онъ говорилъ о себ и своихъ чувствахъ къ ней, онъ былъ спокоенъ и разсудителенъ и говорилъ о чомъ, что онъ оставитъ её такъ, какъ могъ бы говорить о перемн воздуха, необходимой для его здоровья. Она чувствовала это и почти разсердилась на него.

— Разумется, вы должны знать, что для васъ лучше, сказала она.

— Да, я знаю теперь, что я долженъ длать, если таковъ будетъ вашъ отвтъ. Я ршился, я не могу остаться въ Клэверинг, если вы мн скажете, что я никогда не могу надяться, чтобы вы сдлались моей женой.

— Но, мистеръ Соль…

— Я слушаю. Но прежде чмъ вы заговорите, вспомните, какъ важны будутъ для меня ваши слова.

— Нтъ, они не могутъ быть такъ ужъ очень важны…

— Относительно моего счастья и спокойствія они будутъ важны. Разумется, я знаю, что ваши слова не могутъ повредить мн дале моего счастья и спокойствія. Но вы можете способствовать моему счастью въ этомъ отношеніи также, какъ я могу способствовать вашему.

— Но, мистер Соль… начала она опять.

Потомъ, чувствуя, что она должна продолжать, она принудила себя произнести слова, которыя сама находила пошлыми.

— Нельзя жениться, не имя дохода. Мистеръ Фильдингъ и не думалъ о женитьб, пока не получилъ прихода.

— Но независимо отъ этого могу ли я надяться?

Она осмлилась взглянуть на его лицо и увидла, что глаза его сверкали необыкновеннымъ блескомъ.

— Какъ могу я отвчать вамъ? Разв это не достаточная причина для того, чтобы даже и не разсуждать объ этомъ?

— Нтъ, миссъ Клэверингъ, эта причина недостаточная. Еслибъ вы сказали мн, что никогда не можете меня полюбить — меня лично — что вы никогда не можете имть ко мн привязанности, вотъ это была бы достаточная причина для того, чтобы я отказался отъ васъ, для того, чтобы я бросилъ здсь вс мои надежды и ухалъ изъ Клэверинга навсегда. Ничто другое не можетъ быть достаточной причиной. Моя бдность не должна заставлять васъ отказать мн, еслибъ вы любили меня. Еслибъ вы меня любили, мн кажется, вы должны бы были мн сказать это, несмотря на то, что я такъ бденъ.

— Вы не можете мн нравиться мене оттого, что вы бдны.

— Но нравлюсь ли я вамъ? Можете ли вы полюбить меня, еслибъ я имлъ такой доходъ, какой вы считаете нужнымъ? Еслибъ я былъ богатъ, могли ли бы вы смотрть на меня какъ на человка, котораго вы любили бы боле всхъ на свт? Я прошу васъ отвчать мн на этотъ вопросъ искренно, и если вы скажете мн, что это возможно, я не стану отчаяваться и не уду.

Когда онъ говорилъ это, они повернули на дорогу, съ которой была видна калитка пастората. Фанни знала, что она должна разстаться съ нимъ здсь и идти дале одна, но она знала также, что должна сказать ему что-нибудь боле прежде чмъ ускользнётъ отъ него такимъ образомъ. Она не желала уврить его въ своёмъ положительномъ къ нему равнодушіи, а еще мене желала она сказать ему, что онъ можетъ надяться. Невозможно, что бы отецъ ея одобрилъ такую помолвку, не могла она также заставить себя думать, что она будетъ довольна такимъ женихомъ, какъ Соль. Когда онъ въ первый разъ сдлалъ ей предложеніе, она почти насмхалась надъ этимъ предложеніемъ въ своемъ сердц, а между-тмъ въ этомъ предложеніи было также что-то такое показавшееся ей высокимъ. Этотъ человкъ былъ честенъ, добръ, правдивъ, она не знала даже, можетъ-быть, никого добре и правдиве этого человка. Она не могла принудить себя сказать ему слово, которое изгонитъ его навсегда изъ этого мста, которое онъ такъ любилъ.

— Если вы знали ваше собственное сердце настолько, чтобы отвчать мн, вы отвтили бы, продолжалъ Соль.— Если вы не знаете, такъ и скажите, я согласенъ ждать сколько вы назначите.

— Гораздо было бы лучше, мистеръ Соль, еслибъ вы совсмъ перестали объ этомъ думать.

— Нтъ, миссъ Клэверингъ, это не было бы лучше для меня, потому что это доказало бы, что у меня совсмъ нтъ сердца, а у меня сердце есть. Я нжно васъ люблю. Я не скажу, что я не могу жить безъ васъ, но это моя единственная великая надежда на этомъ свт, чтобы я когда-нибудь могъ назвать васъ своей. Можетъ-быть, я слишкомъ склоненъ надяться, но конечно, еслибъ никакой надежды не было, вы уже сказали бы мн это.

Они подошли къ калитк и онъ остановился, когда она протянула къ защолк свою дрожащую руку.

— Я не могу сказать вамъ боле теперь, отвчала она.

— Пусть это такъ и останется. Но, миссъ Клэверингъ, я не уду отсюда, пока вы не скажете мн боле. И я скажу вамъ правду, хотя даже она, можетъ-быть, васъ оскорбитъ. Теперь я боле имю надежды, чмъ имлъ до-сихъ-поръ — боле надежды, что можетъ-быть со временемъ вы полюбите меня. Черезъ нсколько дней я опять спрошу васъ, позволите ли вы мн говорить объ этомъ съ вашимъ отцомъ. Теперь я съ вами прощусь, и да благословитъ васъ Господь! Помните, что моё единственное желаніе на земл и честолюбіе въ вашихъ рукахъ.

Онъ пошолъ въ себ домой, а она одна вошла въ калитку

Что она должна была теперь длать и какъ должна себя вести? Она тотчасъ пошла бы къ матери, еслибъ могла ршиться что ей сказать. Когда мать спроситъ её, какъ она смотритъ на этого человка, что она будетъ отвчать на этотъ вопросъ? Она не могла сказать себ, что она любила Соля, а между-тмъ еслибы она дйствительно его не любила, еслибы такая любовь была невозможна — зачмъ она не сказала ему этого? Мы однако можемъ объявить, что наклонность насмхаться надъ его страстью, считать его человкомъ, который не иметъ права любить, исчезла навсегда. Она признавала въ нёмъ это право и знала, что онъ былъ добръ, правдивъ, честенъ, признавала въ нёмъ также мужество и энергическую ршимость. Она не говорила себ, что для нея ршительно невозможно полюбить его. Она пошла наконецъ въ свою комнату, несчастная, растревоженная, сомнвающаяся. Скрывать такую тайну отъ матери сдлало бы жизнь ея нестерпимой для нея. Но она чувствовала, что въ разговор съ матерью былъ возможенъ только одинъ взглядъ на это дло. Даже еслибъ она его любила, какъ могла она выйти за пастора, у котораго было только семьдесятъ фунтовъ годового дохода?

Глава XXIV.
ШПІОНКА.

Когда ребенокъ умеръ въ Клэверингскомъ Парк, кто-то намекнулъ, что сэръ Гью непремнно поссорится съ своимъ братомъ, какъ только Арчи сдлается отцомъ наслдника титула и имнія. Въ этомъ не могли сомнваться т, которые хорошо знали сэра Гью. Мысли, что Арчи будетъ имть то, чего онъ лишился, было бы достаточно для того, чтобы заставить его возненавидть Арчи. Но всё-таки въ настоящее время онъ продолжалъ подстрекать своего брата къ женитьб на лэди Онгаръ. Гью также какъ и другіе чувствовалъ, что надежды Арчи теперь улучшились и что онъ можетъ просить руки богатой женщины гораздо съ большимъ приличіемъ, чмъ въ то время, когда былъ живъ бдный ребёнокъ. Никто не могъ понять этого лучше лэди Онгаръ, которая такъ хорошо знала вс семейныя обстоятельства. Черезъ день посл похоронъ оба брата воротились вмст въ Лондонъ, и Гью высказалъ своё мнніе въ вагон желзной дороги.

— Теб не годится толкаться въ Болтонской улиц, точно-будто она семнадцатилтняя двчонка, сказалъ онъ.

— Я это понимаю, сказалъ Арчи.— Я долженъ дать ей знать, что я тутъ. Я понимаю всё.

— Такъ зачмъ же ты этого не длаешь? Я думалъ, что ты имлъ намреніе отправиться къ ней тотчасъ, когда мы говорили объ этомъ въ Лондон.

— Я и былъ у нея и очень хорошо сошолся съ нею, если принять въ соображеніе, что я былъ у ней недолго, когда пришла другая женщина.

— Но ты не сказалъ ей, зачмъ къ ней пришолъ?

— Нтъ. Видишь, нейдётъ тотчасъ приставать къ вдов. Знаешь, нтъ еще полгода, какъ умеръ Онгаръ. Слдуетъ быть деликатнымъ въ этихъ вещахъ.

— Поврь, Арчи, теб лучше оставить вс свои понятія о деликатности и сказать ей что теб нужно прямо и ясно. Ты можешь быть увренъ, что она не подумаетъ о своёмъ первомъ муж, если ты не будешь думать.

— О! я о нёмъ вовсе не думаю.

— Какая женщина была тамъ, говоришь ты?

— Маленькая француженка, сестра этого человка, она называетъ её Софи. Её зовутъ Софи Горделу, он короткія пріятельницы.

— Это сестра графа?

— Да, его сестра. Какая болтунья! Она говорила такъ много о томъ, что ты держишь Герміону въ деревн.

— Чортъ побери! какое ей дло до того? Это всё надлала Джулія.

— Я этого не думаю. Джулія не сказала ни слова. Я и не знаю, какъ это вышло. Но врядъ ли когда ты слыхалъ такую болтливую женщину, безобразную, старую, отвратительную! Но он об вчно вмст.

— Если ты будешь звать, ты увидишь, что Джулія выйдётъ за графа, пока ты раздумываешь.

Арчи принялся соображать, можетъ онъ или нтъ сказать своему брату о своёмъ план насчотъ Джуліи. Обсудивъ подробно это дло съ своимъ закадычнымъ другомъ капитаномъ Будлемъ, онъ пришолъ къ заключенію, что всего надёжне для него было бы подкупить мадамъ Горделу и вкраться въ милость къ Джуліи съ помощью этой дамы. Воротившись въ Лондонъ, онъ долженъ былъ тотчасъ начать эту игру и уже обезпечилъ себя фондами для этой цли. Разстаться съ наличными деньгами было очень прискорбно для Арчи, хотя въ этомъ случа прискорбіе нсколько смягчалось чувствомъ, что это нчто въ род спортсмэнской сдлки.

— Ты всегда что-нибудь потеряешь на лошади, на которой хочешь выиграть, сказалъ ему Будль, и Арчи сознался въ справедливости этого замчанія. Онъ, хотя съ нкоторымъ затрудненіемъ, запасся фондами и приготовился начать свои дйствія, какъ только найдётъ мадамъ Горделу, воротившись въ Лондонъ. Ему уже былъ извстенъ ея адресъ отъ Будля и онъ узналъ посредствомъ несравненной проницательности своего друга, что эта дама — иностранная шпіонка. Было бы интересно видть лицо Арчи, когда ему шепнули на ухо это извстіе по секрету въ клуб. Точно-будто ему сообщили какой-нибудь великій спортсмэнскій секретъ, неизвстный спортсменскому свту.

— А! сказалъ онъ, съ трудомъ переводя духъ: — нтъ! неужели она?

Эту же исторію разсказывали въ Лондон уже лтъ шесть, справедливо или нтъ, я сказать не могу, но это до-сихъ-поръ не дошло до Арчи Клэверинга, и теперь, слушая это, онъ чувствовалъ, что становится участникомъ въ самыхъ глубокихъ дипломатическихъ европейскихъ секретахъ.

— Неужели она? повторилъ онъ.

И его уваженіе къ этой женщин увеличилось въ тысячу разъ.

— Вотъ какова она, сказалъ Будль:— и для тебя это чертовски хорошо! Разумется, ты можешь привлечь её на свою сторону, а это значитъ всё.

Арчи ршилъ тотчасъ, что онъ воспользуется великимъ преимуществомъ, которое случай и замысловатость его друга доставили ему, но необходимость вынуть деньги изъ кошелька была для него весьма прискорбна, и ему пришло въ голову, какъ было бы хорошо для него, еслибъ онъ могъ уговорить своего брата помочь ему въ этомъ дл. Еслибъ онъ только могъ заставить Гью видть огромную выгоду союза съ иностранной шпіонкой! Гью едвали откажется помочь въ издержкахъ, разумется, когда ему растолкуютъ, что деньги будутъ возвращены, когда трудъ иностранной шпіонки будетъ имть успшный результатъ. Иностранная шпіонка! только одинъ звукъ этихъ словъ имлъ въ себ что-то такое очаровательное, что заставило Арчи даже полюбить издержки. Иностранная шпіонка! Софи Горделу мало сохранила прелестей женственности и ея присутствіе какъ женщины не доставляло Арчи особеннаго удовольствія, но ему было совсмъ бы не такъ пріятно, еслибъ это былъ шпіонъ, а не шпіонка. Интрига теперь была глубже. Чувство восторга къ таинственной гадости этого дла увеличивалось особенной пріятностью. Не всякому человку даётся возможность употребить услуги политической шпіонки въ своихъ любовныхъ длахъ. Когда онъ обдумывалъ это со всхъ сторонъ, онъ чувствовалъ, что онъ Талейранъ или, по-крайней-мр, Пальмерстонъ.

Сказать ли брату? Еслибъ онъ могъ представить дло въ такомъ свт своему брату, чтобы уговорить его дать деньги на пріобртеніе услугъ шпіонки, всё было бы исполнено съ такой полнотою, какой рдко можно было бы достигнуть. Но онъ сомнвался. Гью былъ человкъ суровый, суровый, и положительный человкъ, и можетъ-быть вовсе не поврилъ бы ипостранной шпіонк. Гью врилъ мало даже тому, что видлъ самъ, и обыкновенно твёрдо держался за свои деньги.

— Эта мадамъ Горделу вчно съ Джуліей, сказалъ Арчи, издалека приступая къ своему плану.

— Разумется, она будетъ помогать видамъ своего брата.

— Я наврно этого не знаю. Нкоторыя изъ этихъ иностранокъ вовсе не похожи на другихъ женщинъ. Он гораздо глубже, чертовски глубже видятъ.

— Въ мужскихъ карманахъ, хочешь ты сказать.

— Он ведутъ глубокую игру, какъ ты думаешь, кто она?

Этотъ вопросъ Арчи сдлалъ шопотомъ, наклонивъ голову къ брату, хотя въ вагон никого кром ихъ не было.

— Кто она? Вроятно, какая-нибудь воровка. Я не сомнваюсь, что она способна на всякое воровство.

— Она — иностранная шпіонка!

— О! я это слышу уже двнадцать лтъ. Говорятъ, вс старыя и безразсудныя француженки въ Лондон иностранныя шпіонки, но иностранцы умютъ лучше тратить свои деньги. Если они употребляютъ шпіоновъ, то употребляютъ такихъ людей, которые умютъ шпіонить.

Арчи показалось это жестоко, очень жестоко, но онъ ничего не сказалъ боле объ этомъ. Братъ его былъ глупъ, тупоголовъ, упрямъ и совершенно неспособенъ по характеру къ интригамъ. Увы! онъ долженъ былъ увриться, что его братъ не дастъ денегъ для такой цли, какую онъ имлъ въ виду, но думая объ этомъ, онъ нашолъ нкоторое утшеніе въ размышленіи, что Гью будетъ участникомъ вмст съ нимъ въ его великой тайн. Когда онъ и Будль подкупятъ иностранную шпіонку, они будутъ радоваться вдвоёмъ безъ третьяго сообщника. Тріумвираты можетъ-быть очень хороши — Арчи также слышалъ о тріумвиратахъ — но при двухъ собесдникахъ третій лишній. Такимъ образомъ онъ утшалъ себя, когда его тупоголовый братецъ выразилъ своё недовріе къ иностранной шпіонк.

Они ничего боле не говорили въ вагон, и когда разстались у дверей дома на Беркелейскомъ сквэр, Гью поклялся, что это послдній сезонъ, въ который онъ пріютилъ брата въ Лондон. Онъ долженъ былъ имть свой собственный домъ въ Лондон или вовсе не имть дома. Арчи пошолъ въ свой клубъ и окончательно условился съ Будлемъ, что первый визитъ къ шпіонк слдуетъ сдлать на слдующее утро. Посл продолжительныхъ совщаній ршили, что путь слдуетъ проложить дипломатической нотой. Дипломатическую ноту написалъ Будль, а скопировалъ Арчи.

‘Капитанъ Клэверингъ свидтельствуетъ своё почтеніе мадамъ Горделу и намревается зайти къ ней завтра утромъ въ двнадцать часовъ, если для нея удобенъ этотъ часъ. Капитанъ Клэверингъ желаетъ посовтоваться съ мадамъ Горделу о дл очень важномъ.’

— Посовтоваться со мною? сказала себ Софи, получивъ письмо: — о чомъ онъ будетъ совтоваться со мною? Это тотъ дуралей, котораго я видла у Джуліи. Ну, всё-равно. Пусть этотъ дуралей придётъ.

Коммисіонеръ, который отнёсъ письмо въ Монтскую улицу, воротился въ клубъ съ запиской, въ которой мадамъ Горделу выражала свою готовность принять предстоящее свиданіе. Арчи чувствовалъ, что письмо — письмо отъ иностранной шпіонки адресованное положительно къ нему — давало ему уже дипломатическое званіе, и онъ сохранялъ его какъ сокровище въ своёмъ грудномъ карман.

Тогда сдлалось необходимо, чтобъ онъ и его другъ разсудили, какимъ образомъ подступить къ шпіонк. Будль имлъ предчувствіе, что Арчи поступитъ неловко, и почти разсердилъ своего друга повтореніемъ своихъ предостереженій.

— Ты не долженъ швырять деньги ей въ лицо, сказалъ Будль.

— Разумется, но когда настанетъ пора, я суну билеты ей въ руку — и можетъ-быть при этомъ пожму её.

— Было бы лучше оставить ихъ возл нея на стол.

— Ты такъ думаешь?

— О, да! гораздо лучше. Это всегда длается такимъ образомъ.

— Но можетъ-быть она не увидитъ или не будетъ знать отъ кого они.

— Предоставь это ей.

— Но я долженъ ей растолковать, что мн нужно отъ нея за эти деньги. Я не даромъ же хочу ей отдать двадцать фунтовъ.

— Ты долженъ прежде объяснить ей это, сказать ей, что ты ждёшь ея помощи и что она найдётъ въ теб признательнаго друга, такъ и скажи: признательнаго друга, помни это.

— Буду помнить. Я думаю, что это будетъ хорошій способъ.

— Это единственный способъ, если ты не хочешь, чтобъ она позвонила слугу и велла выгнать тебя изъ дома. Это извстно какъ азбука между людьми, которые занимаются этими вещами. Я посовтовалъ бы подарить золотую вещицу вмсто денегъ, еслибы это была не иностранная шпіонка, но он это понимаютъ такъ хорошо, что вы можете зайти съ ними дале, чмъ съ другими.

Восторгъ Арчи къ Софи Горделу еще увеличился, когда онъ услышалъ это.

— Я люблю такихъ людей, сказалъ онъ: — которые понимаютъ въ чомъ дло.

— Но даже съ нею ты долженъ быть остороженъ.

— О, да! это ужъ разумется само собой.

— Когда я объявилъ бы ей въ послдній разъ, что она найдётъ во мн признательнаго друга, именно на слов ‘признательнаго’ я положилъ бы на столъ пять пятёрокъ и сталъ бы вотъ этакъ гладить ихъ рукой.

Потомъ Будль разыгралъ роль, сдлалъ удареніе на слов ‘признательнаго’ и разгладилъ рукою три листочка почтовой бумаги.

— Вотъ что ты долженъ длать, будь въ томъ увренъ. Если ты положишь ихъ къ ней въ руку, она будетъ принуждена притвориться разсерженной, но она не можетъ сердиться только за то, что ты положилъ на столъ деньги. Ты это видишь, старый дружище?

Арчи объявилъ, что онъ видитъ это очень ясно.

— Если она не захочетъ взяться за, это, ей только стоитъ сказать теб, что ты забылъ что-то на стол.

— Но я полагаю, этого бояться нечего?

— Не могу сказать. Ея руки могутъ быть полны, знаешь, или она можетъ найти, что ты недовольно ей заплатилъ.

— Но я, разумется, намренъ опять ей подарить.

— Опять? Еще бы! Я полагаю, ей надо имть сотни дв мсяца въ два, если она принесётъ какую-нибудь пользу. Черезъ нсколько времени ты можешь ей объяснить, что она получитъ порядочную сумму, когда бракъ состоится.

— Она не возмётъ, если не сдлаетъ ничего?

— О, нтъ! этого он не длаютъ никогда. Это испортило бы ихъ ремесло, еслибъ он поступали такимъ образомъ. Если ты можешь закупить её, она устроитъ всё для тебя. Но ты долженъ быть остороженъ, помни это.

Арчи покачалъ головой почти съ гнвомъ, а потомъ пошолъ домой спать. На слдующее утро онъ нарядился какъ можно лучше и явился въ домъ на Мотской улиц ровно въ двнадцать часовъ Онъ воображалъ, что эти люди чрезвычайно акуратны относительно времени. Почему знать, можетъ-быть французскій посланникъ назначилъ мадамъ Горделу свиданіе въ половин перваго или, можетъ-быть, какой-нибудь агентъ папы? Онъ ршилъ, что не сниметъ перчатки съ лвой руки, и сунулъ деньги подъ перчатку, думая, что онъ легче вынетъ ихъ оттуда, когда он понадобятся, чмъ изъ кармана жилета. Онъ постучался въ дверь, чувствуя самъ, что дрожитъ, и почувствовалъ значительное облегченіе, очутившись одинъ въ той комнат, куда его ввели. Онъ зналъ, что люди опытные въ интригахъ всегда принимаются за работу съ открытыми глазами, и тотчасъ принялся осматриваться вокругъ. Не могъ ли онъ спрятать деньги въ какое-нибудь потаённое мсто, теперь, тотчасъ? Тамъ въ одномъ уголку было мсто, на диван, на которомъ она сидла. Онъ видлъ довольно ясно, какъ глазами Талейрана, знаки ея постояннаго сиднья. Онъ поспшилъ поставить стулъ для себя и приготовилъ мсто на стол возл этого стула, чтобъ разгладить банковые билеты — чувствуя въ это время, что онъ длаетъ великія вещи. Онъ почти ршился сунуть одинъ билетъ въ книгу, не будучи однако увренъ, будетъ ли полезна эта мра, а потому, что это казалось такой дипломатической штукой! Но пока эта великая мысль мелькала въ его голов, дверь отворилась, и онъ очутился въ присутствіи — иностранной шпіонки.

Онъ тотчасъ увидлъ, что иностранная шпіонка очень неопрятна, что на ней ночной чепчикъ, но она еще больше понравилась ему черезъ это. Онъ чувствовалъ, что иностранная шпіонка не должна походить въ своёмъ наряд на другихъ женщинъ. Ей слдовало бы по настоящему наряжаться въ брилліанты, въ жемчужныя серёжки и имть на себ весьма мало всего другого, но за недостаткомъ этого костюма, на который слдуетъ смотрть какъ на самый приличный костюмъ для шпіонки, измятый ночной чепецъ и грязная блая блуза, старыя туфли и изорванные чулки были именно какъ и слдовало быть.

— А! сказала хозяйка:— вы капитанъ Клэверингъ. Да, помню.

— Я капитанъ Клэверингъ. Я имлъ честь видть васъ у лэди Онгаръ.

— А теперь вы желаете посовтоваться со мною о дл чрезвычайно важномъ. Очень хорошо. Вы можете посовтоваться со мною. Угодно вамъ садиться сюда.

Мадамъ Горделу указала ему на стулъ прямо напротивъ себя, очень далёко отъ того удобнаго мстечка, которое Арчи приготовилъ для разглаживанія банковыхъ билетовъ. Возл мста, теперь назначеннаго ему, совсмъ не было стола, и онъ чувствовалъ, что на этомъ мст онъ будетъ до такой степени обстрлянъ огнёмъ ея зоркихъ глазъ, что не будетъ въ состояніи вести битву какъ слдуетъ. Несмотря однако на весьма ясное указаніе хозяйки, онъ сдлалъ попытку ссть на стулъ, который онъ поставилъ для себя, по попытка была неуспшна, потому что шпіонка распорядилась съ нимъ очень повелительно.

— Сюда, капитанъ Клэверингъ, сюда, сюда, здсь вамъ будетъ лучше.

Тогда онъ сдлалъ какъ ему было сказано и очутился какъ въ открытомъ мор, не имя вокругъ себя ничего кром ковра, представлявшаго что-то въ род океана, и никакой возможности Дйствовать съ своими билетами иначе, какъ подъ огнёмъ этихъ страшныхъ, зоркихъ глазъ.

— Теперь, сказала мадамъ Горделу:— вы можете совтоваться со мною, какое у васъ дло?

А! какое дло? Въ этомъ-то и затрудненіе. Разсуждая о томъ, какъ приличне отдать банковые билеты, я боюсь, что оба капитана забыли самые главные пункты въ этомъ дл. Какъ ему сказать ей, что онъ хотлъ сдлать самъ и что онъ хотлъ, чтобъ сдлала она? Для него было важне всего не сдлать неловкости. Это онъ помнилъ. Но какъ не сдлать неловкости?

— Ну-съ! сказала она, и въ ея тон было что-то сердитое.

Безъ всякаго сомннія, ея время было драгоцнно. Можетъ-быть, скоро будетъ французскій посланникъ.

— Ну-съ?

— Кажется, мадамъ Горделу, вы знаете свояченицу моего брата, лэди Онгаръ?

— Кого, Жюли? Разумется, я знаю Жюли. Мы съ Жюли нжные друзья.

— Я такъ и предполагалъ. По этой-то причин я и обратился къ вамъ.

— Ну, что же? что же?

— Лэди Онгаръ я знаю очень давно и имю къ ней большое — могу даже сказать, очень глубокое уваженіе.

— Ахъ, да! какое она получила наслдство! какой паркъ! Тысячи и тысячи фунтовъ — и какая красавица! Будь я мущиной, я приняла бы это во вниманіе. Да…

— Какое прелестное созданіе, неправда ли?

— А еслибъ вы видли её во Флоренціи, какъ я её видла, въ длинные лтніе вечера! Ея прелестные волосы раззваются отъ втра, а она сидитъ по цлымъ часамъ и смотритъ на звзды! Видли ли вы звзды въ Италіи?

Капитанъ Клэверингъ не могъ сказать, что онъ видлъ звзды въ Италіи, но он необыкновенно блестящи въ Норвегіи, куда онъ здилъ удить рыбу.

— Или луну? продолжала Софи, не обращая вниманія на его отвтъ.— А! вотъ это значитъ жить! А онъ, ея мужъ, богатый лордь, лежалъ при смерти въ маленькой комнатк — знаете, внутри. Какъ это было грустно, капитанъ Клэверингъ! Но когда она смотрла на луну съ распущенными волосами — и Софи поднесла об руки къ своему грязному чепцу: — она походила на Магдалину — да, именно, именно!

Сила этого описанія и сравненіе были, можетъ-быть, потеряны для Арчи, и сама Софи, можетъ-быть, полагалась боле на тонъ своихъ словъ, чмъ на мысль, которая заключалась въ нихъ, но тонъ ихъ былъ совершенствомъ и она чувствовала, что если что-нибудь могло заставить его разговориться, онъ будетъ говорить.

— Господи Боже мой! Ужъ не говорите! Я всегда очень ею восхищался, мадамъ Горделу.

— Ну?

Французскій посланникъ, вроятно, уже находился въ ближайшей улиц, и Арчи долженъ былъ торопиться сказать ей о своёмъ дл.

— Вы сохраните мой секретъ, если я вамъ сообщу его? спросилъ онъ.

— И меня вы спрашиваете объ этомъ! Слышали ли вы когда обо мн, чтобъ я разболтала секретъ мущины? Не думаю. Если у васъ есть секретъ и вы поврите его мн, это будетъ хорошо, если вы мн не поврите, это тоже будетъ хорошо.

— Разумется, я вамъ поврю. Затмъ я и пріхалъ къ вамъ.

— Такъ говорите же скоре. Я не двочка. Вамъ не кчему быть застнчивымъ. Дважды-два — четыре. Я знаю это. Но нкоторые хотятъ, чтобъ дважды-два было пять. Я и это также знаю. Говорите же, что вы хотите сказать.

— Я хочу сдлать предложеніе лэди Онгаръ выйти за меня.

— А! это такъ, со всми тысячами и съ прекраснымъ паркомъ! Но прекрасные волосы лучше всхъ тысячъ. Не такъ ли?

— Ну вдь это пойдётъ всё вмст.

— Въ этомъ-то и счастье! Если ихъ раздлить, что вы возьмёте?

Маленькая женщина сдлала этотъ вопросъ, и еслибъ Арчи понялъ ея характеръ, онъ могъ бы тотчасъ стать на пріятную ногу съ нею, но ему всё еще было конфузно и неловко, и онъ что-то пробормоталъ насчотъ своей любви къ Джуліи.

— И вы хотите, чтобъ она вышла за васъ?

— Да, именно такъ.

— И хотите, чтобъ я вамъ помогла?

— Опять именно такъ.

— Ну?

— Честное слово, если вы пристанете на мою сторону и устроите для меня это и всё такое, вы найдёте во мн самаго признательнаго друга — право, самаго признательнаго друга.

Такъ какъ Арчи по своему положенію былъ лишонъ возможности заняться разглаживаніемъ билетовъ, онъ началъ дйствовать своимъ правымъ пальцемъ подъ перчаткою лвой руки.

— Что у васъ тамъ такое? сказала мадамъ Горделу, смотря на него во вс глаза.

Капитанъ Клэверингъ тотчасъ пересталъ работать пальцемъ и страшно сконфузился. Ея голосъ, когда она сдлала этотъ вопросъ, сдлался очень рзокъ, и ему показалось, что еслибъ онъ вынулъ деньги такъ неловко и прямо, какъ это теперь сдлалось необходимо, она обнаружила бы весь гнвъ, къ какому только способна иностранная шпіонка. Не лучше ли ему оставить въ поко свои деньги и ограничиться общаніемъ признательности? Ахъ, какъ онъ жаллъ, что по-крайней-мр не сунулъ одинъ билетъ между страницами книги!

— Что у васъ тамъ такое? спросила она опять очень рзко.

— Такъ, ничего.

— Нтъ, неправда. Что у васъ тамъ? Если ничего, снимите перчатку. Ну!

Капитанъ Клэверингъ очень покраснлъ и совершенно растерялся, не зная, что сказать.

— Это у васъ тамъ деньги? спросила она.— Покажите сколько. Ну!

— Это только нсколько банковыхъ билетовъ, которые я положилъ туда, чтобъ они были наготов, сказалъ онъ.

— А! да, конечно, они тутъ наготов. Я не знала преждё этого обычая, покажите.

Она взяла его за руку и своимъ крючковатымъ пальцемъ вытащила билеты.

— А! пять, десять, пятнадцать, двадцать фунтовъ. Двадцать фунтовъ немного, но очень недурно имть даже это наготов. Мн самой нужно было именно столько денегъ, можетъ-быть, вы отдадите ихъ мн, такъ какъ он у васъ наготов.

— Честное слово, я буду очень радъ. Ничто на свт не могло бы мн доставить больше удовольствія.

— Пятьдесятъ фунтовъ доставили бы мн больше удовольствія, ровно вдвое больше удовольствія.

Арчи очень обрадовался, что такъ хорошо распорядился съ деньгами, и думалъ, какъ хорошо эта шпіонка исполняла своё дло, но вдругъ ему пришло на мысль, что шпіонки исполняютъ своё дло можетъ-быть слишкомъ хорошо.

— Двадцать фунтовъ въ Англіи значатъ очень мало, вы вс здсь такъ богаты, сказала шпіонка.

— Ей-Богу! я не богать. Право не богатъ.

— Но вы намрены разбогатть — деньгами Жюли.

— О… да… и вамъ надо знать, мадамъ Горделу, что я теперь наслдникъ фамильнаго помстья и титула.

— Да, бдный малютка умеръ, несмотря на пилюли, порошки, маргаритки и ранункулы. Бдный малютка! У меня также былъ свой малютка, и онъ умеръ.

Мадамъ Горделу поднесла руку къ глазамъ и отёрла настоящую слезу банковыми билетами, которые она еще держала.

— И я должна напомнить Жюли, что вы будете наслдникомъ?

— Она уже объ этомъ знаетъ.

— Но я ей скажу. По крайней-мр, этимъ всё-таки что-нибудь да скажешь, а трудне-то всего придумать, что сказать.

— Именно! Я прежде не смотрлъ на это въ такомъ свт.

— И мн первой предложить это ей?

— Право, я не знаю. Можетъ-быть, такъ какъ вы такъ умны, это было бы хорошо.

— И сейчасъ?

— Да, конечно, сейчасъ. Видите, мадамъ Горделу, около, неё увиваются такъ много.

— Именно, а у нкоторыхъ можетъ-быть будетъ боле, чмъ двадцать фунтовъ наготов, нкоторые будутъ увиваться получше, нежели вы.

— Разумется, я назначалъ это только въ вид маленькаго комплимента для начала.

— О, да! въ вид маленькаго комплимента для начала. А когда же этотъ комплиментъ сдлаетъ прогресъ?

— Сдлаетъ прогресъ?

— Да, когда комплиментъ будетъ побольше? Двадцать фунтовъ! О, этого только хватитъ на перчатки, а больше ни на что!

— Разумется, больше ни на что, сказалъ бдный Арчи.

— Ну, когда же сдлается больше? Позвольте. Жюли иметъ семь тысячъ фунтовъ годового дохода. А видли вы этотъ чудесный паркъ? О! А еслибы вы могли заставить её смотрть на луну съ распущенными волосами — о! Когда же комплиментъ сдлается больше? Двадцать фунтовъ! Мн стыдно, знаете!

— Когда вы увидитесь съ нею, мадамъ Горделу?

— Когда увижусь сть нею? Я вижусь съ нею каждый день. Я буду у ней сегодня, завтра, послзавтра.

— Когда такъ, вы могли бы сказать слово — тотчасъ, сегодня же.

— Какъ? за двадцать фунтовъ! Семь тысячъ фунтовъ годового дохода, и вы даёте мн двадцать фунтовъ! Фи, капитанъ Клэверингъ! Это только на то, чтобъ убдить меня говорить за васъ. Вотъ и всё! Когда вы принесёте мн пятьдесятъ?

— Пятьдесятъ?

— Да, пятьдесятъ — для другого начала. Какъ! семь тысячъ годового дохода, и вамъ трудно дать пятьдесятъ фунтовъ! Вы принесёте пятьдесятъ фунтовъ завтра?

Арчи съ крупными каплями пота на лбу и желая поскоре выбраться на улицу, общалъ, что онъ придётъ на слдующее утро съ требуемой суммой.

— Для другого начала! А теперь прощайте, капитанъ Клэверингъ. Я сдлаю всё возможное съ Жюли. Жюли очень меня любитъ и я нахожу, что вы хорошо сдлали, что пришли ко мн. Но двадцать фунтовъ слишкомъ мало даже для начала.

‘Корыстолюбивая, жадная, алчная, пошлая баба! совершенная кровопійца!’

Когда Арчи Клэверингъ, думая это, заглядывалъ въ ея зелёные глаза и видлъ въ нихъ жадность и голодъ, его морозъ подиралъ по кож. Если ему не удастся съ Жюли, чего будетъ ему стоить эта почтенная госпожа?

Какъ только онъ ушолъ, почтенная госпожа сдлала гримасу, пожала плечами и стала ходить взадъ и вперёдъ по комнат, закутываясь въ свою грязную блую блузу.

— Ба! говорила она.— Ба!

Думая о страшной глупости своего гостя, она опять пожала плечами и еще боле прихватила свою блузу. Для нея было нестерпимо, что мущина можетъ быть такимъ дуракомъ, даже еслибы она могла получить черезъ него деньги. И потомъ, чтобы подобный мущина могъ считать возможнымъ сдлаться мужемъ женщины, имющей семь тысячъ фунтовъ годового дохода! Ба!

Арчи, когда онъ выходилъ изъ Монтской улицы, было трудно возбудить торжествующія чувства въ своей груди. Онъ былъ неловокъ, мшкатенъ и сконфуженъ, и никакъ не могъ справиться съ шпіонкой. Онъ былъ въ этомъ совершенно увренъ, онъ былъ также увренъ, что даже проницательный Будль былъ не правъ. Не оказалось никакой необходимости затрудняться насчотъ денегъ. Иностранная шпіонка слишкомъ хорошо знала своё дло для того, чтобы возбуждать непріятную совстливость на этотъ счотъ. Онъ готовъ былъ сознаться, что она очень хорошо знала своё ремесло, но имъ овладло опасеніе, что она слишкомъ дорога для его цли. Онъ помнилъ, какимъ ршительнымъ тономъ она потребовала пятьдесятъ фунтов только для начала.

А потомъ онъ не могъ не размыслить, какъ много было сказано въ этомъ свиданіи насчотъ денегъ — денегъ для нея — и какъ мало о помощи, которую она должна была дать. Никакого плана не было изложено, не назначено времени, не подано совта о томъ, какъ удобне ему ухаживать. Онъ просто отдалъ свои двадцать фунтовъ и получилъ приказаніе принести еще пятьдесятъ. Эти пятьдесять онъ долженъ былъ принести въ Монтскую улицу завтра. Что, если она потребуетъ пятьдесятъ фунтовъ каждый день и объявитъ, что она не сдлаетъ шага за меньшую цну? Будль конечно сказалъ ему, что эти первоклассныя иностранныя шпіонки хорошо исполняютъ дла, за которыя имъ платятъ, и нтъ никакого сомннія, что если мадамъ Горделу платить по ея собственному тарифу, то она будетъ и хорошо работать для него, но подобный тарифъ былъ совершенно выше его средствъ. Необходимо уговориться съ ней ршительно относительно ея цны. Разумется, двадцать фунтовъ пропали, но не лучше было бы окончательно условиться съ нею, прежде чмъ отдавать еще пятьдесятъ? Но думая объ этомъ, онъ сознавалъ, что она была слишкомъ хитра для того, чтобы допустить его сдлать какъ онъ желалъ. Если онъ войдётъ въ эту комнату съ пятидесятью фунтами въ карман или подъ перчаткой, она возьмётъ ихъ отъ него, какія бы намренія ни принялъ онъ для того, чтобы заране уговориться съ нею. Его уваженіе къ этой женщин дошло почти до благоговнія, по къ благоговнію примшивалось сильное чувство страха.

Но, несмотря на всё это, онъ попытался почваниться съ Будлемъ въ клуб. Онъ нанялъ иностранную шпіонку, заплатилъ ей двадцать фунтовъ, завербовался въ дипломатическій корпусъ и въ число таинственныхъ лицъ, которыя исполняютъ свои дла посредствомъ таинственныхъ агентовъ. Онъ ничего не сказалъ Будлю о перчатк или о томъ, какимъ образомъ эти деньги были отняты отъ него, но онъ сказалъ, что долженъ видться опять съ шпіонкой завтра и намренъ взять съ собой въ подарокъ еще пятьдесятъ фунтовъ.

— Ей-Богу, Клэви, какъ ты стремишься! сказалъ Будль такимъ голосомъ, который звучалъ съ восхитительной завистью для ушей капитана Арчи.

Когда онъ услышалъ этотъ завистливый тонъ, онъ почувствовалъ, что иметъ право чваниться.

Глава XXV.
ЧТО ЛЮДИ СКАЖУТЪ О ВАСЪ?

— Гарри, скажите мн правду — скажите мн всю правду.

Гарри Клэверингъ былъ такъ принятъ, когда, повинуясь приглашенію лэди Онгаръ, онъ отправился къ ней почти немедленно по возвращеніи своёмъ въ Лондонъ.

Надо помнить, что онъ остался въ Клэверинг нсколько дней посл отъзда Гью и Арчи, потому что ему недоставало мужества смло стать лицомъ къ лицу съ своимъ несчастьемъ. Но хотя его медлительность показывала трусливость, для него было не легко быть трусомъ. Онъ презиралъ себя за то, что не написалъ съ горячей любовью къ Флоренсъ и съ добросовстной правдой къ Джуліи. Половина его несчастья происходила отъ этого чувства самоуниженія и отъ сознанія, что онъ былъ слабъ — жалко слабъ именно въ томъ, въ чомъ онъ такъ часто хвастался, что онъ силёнъ. Но такое внутреннее хвастовство было не совсмъ дурно. Оно предохраняетъ людей отъ паденія и длаетъ во всякомъ случа какую-нибудь попытку осуществить это хвастовство. Человкъ, который говоритъ себ, что онъ храбръ, будетъ сильно бороться, прежде чмъ обратится въ бгство, но человкъ, который не говоритъ этого себ, побжитъ легко, если только его сердце не будетъ по природ очень мужественно. Теперь настала минута бжать или не бжать, и Гарри, клянясь, что онъ твёрдо останется на своёмъ мст, ршительно взялъ шляпу и перчатки и отправился въ Болтонскую улицу съ тоскою въ сердц.

Но дорогой онъ не могъ удержаться, чтобъ не обдумывать это въ своёмъ собственномъ сердц. Онъ зналъ, въ чомъ состояла его обязанность. Обязанность его состояла въ томъ, чтобъ не отнимать у Флоренсъ не только своего слова и своей руки, но и своего сердца. Обязанность его состояла въ томъ, чтобы сказать лэди Онгаръ, что не только его слово было въ Страттон, во и его сердце также, и просить у ней прощенія въ томъ оскорбленіи, какое онъ сдлалъ ей своей лаской. Минуть десять, пока онъ шолъ по улиц, продолжалась его ршимость исполнить эту очевидную обязанность, но постепенно, когда онъ думалъ объ этой ласк, когда онъ думалъ о затрудненіяхъ предстоящаго свиданія, когда онъ думалъ объ изящной красот Джуліи — а можетъ-быть также о ея происхожденіи и ея богатств — и еще сильне, когда онъ думалъ о ея любви къ нему, фальшивые, вроломные, эгоистическіе аргументы представлялись его уму — аргументы, которые онъ самъ находилъ фальшивыми и эгоистическими. Которую онъ любилъ? Справедливо ли было съ его стороны отдать свою руку безъ сердца? Могло ли это быть хорошо для Флоренсъ — бдной, оскорблённой Флоренсъ — чтобъ её взялъ мущина, который пересталъ считать её выше всхъ другихъ женщинъ? Еслибъ онъ женился на ней теперь, не былъ ли бы этотъ обманъ хуже всхъ другихъ обмановъ? Или, лучше сказать, не будетъ ли этотъ поступокъ обманомъ, тогда какъ другой поступокъ просто былъ бы несчастьемъ — несчастьемъ, произведённымъ обстоятельствами, въ которыхъ онъ былъ не виноватъ? Достойный осужденія аргументъ, фальшивая, трусливая логика, которою вс волокиты стараются извинить своё вроломство къ себ и къ другимъ!

Такимъ образомъ, впродолженіе другихъ десяти минутъ планъ его поведенія казался ему уже не такъ ясенъ, а когда онъ вошолъ въ Пиккадилли, его терзали сомннія. Но вмсто того, чтобъ ршить ихъ въ душ, онъ безсознательно позволилъ себ обдумывать слова, которыми онъ будетъ извинять своё вроломство передъ Флоренсъ. Онъ думалъ, какъ онъ ей скажетъ — не прямо ей, не словами, потому что этого онъ не могъ сдлать, по съ письменнымъ искусствомъ — что онъ былъ недостоинъ ея доброты, что его любовь къ ней прошла, оттого что онъ былъ недостоинъ её, и вернулась къ той, которая по всхъ отношеніяхъ была не такъ совершенна, какъ она, но которая была прежде, какъ Флоренсъ это знала, его первой любовью. Да, онъ скажетъ всё это, и Джулія, какъ ни великъ бы былъ ея гнвъ, узнаетъ, что онъ сказалъ это. Когда онъ думалъ это, онъ нсколько утшился, потому что онъ думалъ, что въ этой ршимости есть что-то величественное. Да, онъ это сдлаетъ, даже хотя лишится и Джуліи.

Жалкая безсмыслица! Онъ зналъ въ сердц, что вся его логика фальшива, а его аргументы неосновательны. Перестать любить Флоренсъ Бёртонъ! Онъ не переставалъ её любить, сердце мущины не до такой степени похоже на флюгеръ, что оно должно вертться туда и сюда по вол втра и не подчиняться направленію человка, потому что Гарри, при всхъ своихъ недостаткахъ и несмотря на свою настоящую фальшивость, былъ всё-таки мущиной. Ни одинъ мущина не перестанетъ любить безъ причины. Мущин и не слдуетъ переставать любить безъ причины. Мущина можетъ поддерживать свою любовь, питать её, согрвать честнымъ мужскимъ усиліемъ, какъ онъ можетъ поддерживать свою честность, своё мужество и свою честь. Гарри не пересталъ любить Флоренсъ, но блескъ свчи былъ для него слишкомъ ярокъ и онъ обжогъ свои крылья. А тотъ поцалуй, о которомъ онъ думалъ такъ много и воспоминаніе о которомъ было для него такъ сладостно и такъ горько — просто быль случай. Такимъ образомъ, написавъ въ ум письмо къ Флоренсъ, которое, какъ онъ зналъ, онъ никогда не позволилъ бы себ написать, еслибъ былъ честнымъ человкомъ, онъ дошолъ до дверей лэди Онгаръ, не составивъ никакого плана поведенія.

Мы должны на минуту воротиться къ тому обстоятельству, что Гью и Арчи воротились въ городъ прежде Гарри Клэверинга. Я надюсь, читатель вспомнитъ, какъ Арчи былъ занятъ великими длами, и также можно сообщить здсь читателю, что пятьдесятъ фунтовъ были отнесены въ Монтскую улицу и были взяты отъ него шпіонкой безъ большого затрудненія. Я не знаю, получилъ ли Арчи взамнъ какую-нибудь немедленную помощь или драгоцнное свдніе отъ Софи Горделу, но Софи получила свдніе отъ него, которое нашла себя способной употребить для своей собственной цли. Когда разсуждали о его положеніи относительно любви и женитьбы, а также и о положеніи божественной Джуліи, Софи намекнула о своёмъ опасеніи насчотъ другого Клэверингскаго любовника. Что Арчи думаетъ о своёмъ кузен Гарри?

— Онъ помолвленъ съ другой, сказалъ Арчи, раскрывъ широко глаза и ротъ и весьма свободно высказавъ своё свдніе.

Софи нашла, что этимъ обстоятельствомъ ей стоитъ заняться, и скоро узнала отъ Арчи всё, что Арчи зналъ о Флоренсъ Бёртонъ. И это всё могло быть извстно. Въ Клэверингскомъ семейств не длали секрета о помолвк Гарри. Арчи сказалъ своей прекрасной помощниц, что миссъ Бертонъ была принята въ Клэверингскомъ Парк открыто, какъ будущая жена Гарри, и ‘ей-богу, знаете, не можетъ же онъ ухаживать за Джуліей посл этого’. Софи сдлала гримасу, но не говорила того. Она, помня, что застала лэди Онгаръ въ объятіяхъ Гарри, подумала, что ‘ей-богу, онъ можетъ ухаживать и за Джуліей даже посл того какъ миссъ Бёртонъ была принята въ Клэверингскомъ Парк’. Потомъ также она вспомнила нсколько словъ, сказанныхъ ею и милой Джуліей посл того, какъ ушолъ Гарри, въ день объятій, и примтила, что Джулія не знаетъ даже о существованіи Флоренсъ Бёртонъ, даже хотя Флоренсъ Бёртонъ была принята въ Парк. Это свдніе стоило узнать — этимъ свдніемъ стоило воспользоваться. Ея уваженіе къ Гарри неизмримо увеличилось. Она не думала, чтобъ у него было столько смлости, столько волокитства и столько искусства. Она считала его такимъ же тупоголовымъ, какъ вс Клэверинги. Онъ не былъ тупоголовъ, онъ былъ много общающій молодой человкъ, онъ могъ ей понравиться и, можетъ-быть, она ршилась бы ему помочь — только онъ выказалъ такую сильную ршимость не имть съ нею никакого дла. Вотъ почему этимъ свдніемъ надо было воспользоваться — она и воспользовалась. Читатель теперь поймётъ, какую правду лэди Онгаръ спрашивала у Гарри Клэверинга.

— Гарри, скажите мн правду, скажите мн всю правду.

Она вышла встртить его на средину комнаты, когда сказала эти слова, и стояла и смотрла ему въ лицо, не подавая руки.

— Какую правду? спросилъ Гарри:— разв я говорилъ вамъ когда-нибудь ложь?

Но онъ зналъ хорошо, какой правды требуютъ отъ него.

— Поступки могутъ быть также ложны, какъ слова, Гарри, скажите мн всё тотчасъ. Кто такая Флоренсъ Бёртонъ? кто она и что?

Стало-быть, она знала всё, и дло устроилось для него безъ всякой необходимости дйствія съ его стороны. Довольно странно, что она не узнала объ этомъ прежде, но во всякомъ случа она знала это теперь. И хорошо, что ей было сказано — только какъ онъ могъ извинить этотъ поцалуй?

— По-крайней-мр, говорите со мной, сказала она, стоя совершено прямо и смотря какъ могла бы смотрть Юнона.— Вы сознаетесь, по-крайней-мр, что я имю право сдлать этотъ вопросъ. Кто эта Флоренсъ Бёртонъ?

— Она дочь мистера Бёртона Страттонскаго.

— И это всё, что вы можете мн сказать? Полноте, Гарри, будьте мужественны. Я прежде никогда не бывала съ вами такъ труслива. Вы съ ней помолвлены?

— Да, лэды Онгаръ, помолвленъ.

— Стало-быть, вы мн отмстили и теперь мы квиты.

Сказавъ это, она сошла съ средины, комнаты и сла на своё обыкновенное мсто. Онъ остался на томъ мст, гд стоялъ, и она, повидимому, какъ-будто не имла намренія обращать на него вниманія. Онъ могъ уйти, если хотлъ, и тогда всё было бы кончено. Трудность положенія прекратится и онъ могъ тотчасъ написать Флоренсъ какимъ языкомъ хотлъ. Эта просто былъ бы маленькій эпизодъ въ его жизни, и его спасеніе было бы не трудно, но онъ не могъ уйти отъ нея такимъ образомъ. Онъ не могъ ршиться выйти изъ комнаты, не сказавъ еще ни одного слова. Она говорила о мщеніи. Не былъ ли онъ обязанъ объяснитъ ей, что мщенія не было, что онъ любилъ, страдалъ и цростилъ безъ малйшей мысли о гнв, и что потомъ, къ несчастью, полюбилъ опять. Не долженъ ли онъ придумать какія-нибудь слова, которыя сказали бы ей, что она была огнёмъ, а онъ просто бдной мухой, которая обожгла свои крылья?

— Нтъ, леди Онгаръ, сказалъ онъ:— тутъ мщенія не было.

— Мы назовёмъ это правосудіемъ, если вы хотите. Во всякомъ случа я не намрена жаловаться.

— Если вы прежде оскорбили меня… началъ онъ.

— Я васъ оскорбила, сказала она рзко.

— Если вы оскорбили меня, я вамъ простилъ.

— Я оскорбила васъ…

Говоря это, она опять встала съ своего мста, показывая, какъ для нея невозможно то спокойствіе, которое она пыталась поддерживать.

— Я оскорбила васъ, но это оскорбленіе нанесено вамъ было рано въ жизни и легко сказалось на васъ. Черезъ нсколько мсяцевъ вы полюбили эту молодую двушку въ томъ мст, куда вы похали — первую молодую двушку, которую вы увидали. Я не сдлала вамъ большого вреда, Гарри, но что вы сдлали со мною передлать нельзя.

— Джулія, сказалъ онъ, подходя къ ней.

— Нтъ, не Джулія. Когда вы были здсь прежде, чмъ я просила васъ называть меня такимъ образомъ, надясь, желая, вря… длая боле, гораздо больше, чмъ я могла бы сдлать, потому что я думала, что моя любовь можетъ быть полезна для васъ. Вы не думаете, чтобъ я тогда слышала объ этомъ?

— О, нтъ!

— Нтъ. Странно, что я не знала, какъ я теперь слышу, что она была въ дом моей сестры, но не вс были такъ молчаливы, какъ вы. Мы квиты, Гарри — вотъ всё, что я могу сказать. Мы теперь квиты.

— Я имлъ намреніе остаться вренъ вамъ — вамъ и ей.

— Оставались вы врны, когда поступили такъ, какъ въ прошлый вечеръ?

Онъ не могъ объяснить ей, какому сильному искушенію подвергался онъ.

— Оставались вы врны, когда держали меня въ вашихъ объятіяхъ, когда вошла эта женщина? Еслибы вы не заставили меня думать, что я могу тщеславиться моей любовью къ вамъ, что я могу показать ей, что я презираю ею, когда она думала, что заставитъ меня взять съ нея общаніе держать это втайн — втайн, какъ-будто я стыжусь того, что видла она! Я не стыдилась — тогда. Еслибы объ этомъ узналъ весь свтъ, я не стыдилась бы. ‘Я любила его давно, сказала бы я: ‘и только его. Онъ будетъ моимъ мужемъ, и теперь наконецъ мн нечего стыдиться.’

Она сказала всё это стоя, смотря на него съ твёрдымъ лицомъ и произнося слова быстрымъ, звучнымъ голосомъ, но при послднемъ слов голосъ ея задрожалъ, твёрдость въ осанк ослабла и слеза застлала глаза, и она поняла, что не можетъ доле стоять передъ нимъ. Она старалась усться спокойне, но эта попытка не удалась, и когда она прислонилась къ спинк дивана, онъ услыхалъ рыданіе, которое она удерживала съ такимъ великимъ и напраснымъ усиліемъ. Въ одно мгновеніе онъ былъ на колнахъ у ея ногъ и, схвативъ руку, которою она закрывала лицо, говорилъ:

— Джулія, взгляните на меня, по-крайней-мр, поймёмъ другъ друга наконецъ.

— Нтъ, Гарри, мы не должны боле понимать другъ друга. Вы должны уйти и никогда не приходить сюда боле. Еслибы не то, что случилось въ тотъ вечеръ, я еще старалась бы смотрть на васъ какъ на друга. Но я не имю нрава на такую дружбу. Я сдлала проступокъ, я сбилась съ пути, я созданіе гнусное и осквернённое. Я продала себя, какъ продаётся животное, и люди обошлись со мною, какъ я обошлась сама съ собой.

— Разв я обращался съ вами такимъ образомъ?

— Да, Гарри, вы, вы. Какъ вы обращались со мною, когда вы взяли меня въ свои объятія и поцаловали меня, зная, зная, что я не могу быть вашей женой? О Боже! я была гршна. Я была гршна, и я наказана.

— Нтъ, нтъ, сказалъ онъ, вставая съ колнъ:— это не такъ, какъ вы говорите.

— Такъ какъ же это, милостивый государь? Такъ вотъ какимъ образомъ вы обращаетесь съ другими женщинами — съ вашими друзьями съ тми, кого вы увряете въ вашей дружб! Что вы хотли заставить меня думать?

— Что я васъ любилъ.

— Да, любовью, которая довершила бы моё безславіе, которая докончила бы моё униженіе. Но я не слыхала объ этой Флоренсъ Бёртонъ, и, Гарри, въ эту ночь я была такъ счастлива на моей постели! А въ слдующую недлю когда, вы ухали туда для этой грустной церемоніи, я была счастлива здсь, счастлива и горда. Да, Гарри, я была такъ горда, когда думала, что вы еще любили меня — любили меня, несмотря на мой прошлый грхъ — что почти забыла, что я, была осквернена. Вы заставили меня вспомнить это и я не забуду этого опять.

Было бы лучше для него, еслибъ онъ ушолъ тотчасъ. Онъ сидлъ теперь на стул и рыдалъ, отирая руками слёзы съ своихъ щокъ. Какъ онъ могъ растолковать ей, что не намренъ былъ оскорблять её, когда обнялъ? Не обязанъ ли онъ былъ сказать ей, что онъ оскорбилъ тогда Флоренсъ Бёртонъ, а не её? Но его агонія была слишкомъ тяжела для него теперь и онъ не могъ придумать словъ, чтобы объяснить ей это.

— Я сказала себ, что вы прідете посл похоронъ, и плакала за бдную Герми, думая, что моя участь гораздо счастливе ея. Но люди получаютъ по заслугамъ, и Герми, которая не поступила такъ дурно, какъ я, не такъ разбита несчастьемъ, какъ я. Это справедливо, Гарри, что наказаніе произошло отъ васъ, но оно упало на меня очень тяжело.

— Джулія, я не имлъ на это никакого намренія.

— Хорошо, мы это оставимъ. Я не могу уничтожить, Гарри, всего, что я сказала — всего, что я не говорила, но что вы должны были думать и знать, когда мы были здсь послдній разъ. Я не могу заставить васъ думать, что я не… не люблю насъ.

— Вы не можете любить меня нжне и искренне, какъ я васъ люблю.

— Нтъ, Гарри, ваша любовь ко мн не можетъ быть ни искренна, ни нжна, и я не позволю, чтобы она предлагалась мн. Вы не думаете, чтобы я отняла у этой двушки то, что принадлежитъ ей. Моя любовь къ вамъ можетъ быть и нжна и истинна, но увы! истина пришла ко мн, когда она уже не можетъ быть мн полезна.

— Джулія, если вы скажете, что вы любите меня, она можетъ быть вамъ полезна.

— Говоря это, вы продолжаете дурно обращаться со мной. Выслушайте меня теперь. Я право не знаю, когда она началась, потому что сначала я не ожидала, чтобы вы простили меня и позволили, чтобы я была вамъ также дорога какъ прежде, но когда вы сидли здсь и смотрли на моё лицо по старому, мною овладло постепенно чувство, что это можетъ быть, и я сказала себ, что если вы меня возьмёте, то я могу быть полезна вамъ, и я думала, что я могу простить себ наконецъ обладаніе этими деньгами, еслибы могла бросить ихъ вамъ, такъ чтобы он могли послужить вамъ къ успху въ свт, и я сказала себ, что хорошо было бы подождать, пока я увижу, истинно ли вы любите меня, но потомъ явилась эта вспышка страсти, и хотя я знала, что вы поступили нехорошо, я съ гордостью чувствовала, что я еще вамъ дорога. Теперь всё кончено. Мы понимаемъ наконецъ другъ друга и вы можете уйти. Теперь между нами нечего прощать.

Онъ теперь ршилъ, что Флоренсъ должна быть оставлена. Если Джулія возьмётъ его, она будетъ его женой, и онъ не посмотритъ ни на Флоренсъ, ни на всхъ Бёртоновъ, ни на родныхъ, ни на весь свтъ въ этомъ своёмъ вроломств. Какое ему дло, что свтъ можетъ сказать? Его измна Флоренсъ было дло ршоное, теперь, въ эту минуту, онъ чувствовалъ себя до такой степени преданнымъ Джуліи, что ршилъ, что онъ долженъ отказаться отъ своей помолвки съ Флоренсъ. Онъ думалъ о горести своей матери, о презрніи своего отца, о печали, съ какою Фанни выслушаетъ разсказъ о нёмъ, который она сочтётъ невозможнымъ, онъ думалъ о Теодор Бёртон, о глубокомъ, неугасимомъ гнв, къ которому былъ способенъ этотъ братъ, о Цециліи и ея оскорбленной доброт, онъ думалъ о безславіи, которымъ онъ себя покроетъ, и ршилъ, что онъ долженъ всё это перенести. Даже еслибы его собственное сердце не побуждало его поступать такимъ образомъ, какъ онъ могъ не дать утшенія и счастья этой женщин, которая находилась передъ нимъ? Люди скажутъ, что онъ сдлалъ это для денегъ лэди Онгаръ, и негодованіе, съ какимъ онъ былъ способенъ смотрть на это ложное обвиненіе — потому что въ душ онъ называлъ это обвиненіе ложнымъ — доставляло ему нкоторое утшеніе. Люди могли говорить о нёмъ что хотли, онъ ршился сдлать всё лучшее, что только находилось въ его власти. Увы! лучшее было теперь дурное, но теперь никакой пользы не было думать объ этомъ.

— Джулія, сказалъ онъ: — между нами, по-крайней-мр, нечего прощать.

— Нечего, сказала она.

— И въ любви нашей не будетъ перерыва. Я вренъ вамъ теперь, какъ былъ всегда.

— А что же будетъ съ вашей врностью къ миссъ Флоренсъ Бёртонъ?

— Не вамъ слдуетъ упрекать меня за это. Мы оба дурно разыграли нашу игру, но по этой причин сердце наше не должно быть разбито. Въ вашемъ безумств вы думали, что богатство лучше любви, я въ моёмъ безумств думалъ, что одна несчастная любовь можетъ-быть поправлена другою. Когда я просилъ миссъ Бёртонъ быть моей женой, вы были женою другого человка. Теперь, когда вы опять свободны, я не могу жениться на миссъ Бёртонъ.

— Вы должны жениться на ней, Гарри.

— Слово ‘долженъ’ неумстно въ такомъ случа. Вы не знаете её и не можете понять, какъ она добра, какъ совершенна. Она слишкомъ добра для того, чтобы принять руку безъ сердца.

— Что же люди о васъ скажутъ?

— Я долженъ перенести то, что люди скажутъ. Не полагаю, чтобы я былъ счастливъ — даже съ вашей любовью. Когда дло разъ пойдётъ дурно, его нельзя поправить совсмъ. Но однако люди могутъ отстранить погибель на время. Такъ должно быть и съ вами и со мной. Дайте мн вашу руку, Джулія, потому что я никогда не обманывалъ васъ и вамъ нечего бояться, чтобы я обманулъ васъ теперь. Дайте мн вашу руку и скажите, что вы будете моей женой.

— Нтъ, Гарри, не вашей женой. Я не знаю, какъ вы говорите, эту совершенную двушку, но я не отниму васъ у двушки, которая такъ добра.

— Вы связаны со мною, Джулія, вы должны сдлать, какъ я вамъ говорю. Вы сказали мн, что вы любите меня, и я вамъ сказалъ, и говорю вамъ теперь, что я не люблю никого такъ, какъ люблю васъ — никогда не любилъ никого, какъ любилъ васъ. Дайте мн вашу руку.

Подойдя къ ней, онъ взялъ ея руку, между-тмъ какъ она сидла отвернувшись отъ него.

— Скажите мн, что вы будете моей женой.

Но она этого не говорила. Она была не такъ эгоистична, какъ онъ, и думала — старалась думать — что можетъ быть лучше для всхъ нихъ, но боле всего, что могло быть лучше для него.

— Говорите со мной, сказалъ онъ: — и сознайтесь, что вы оскорбили меня, когда думали, что выраженіе моей любви было оскорбленіемъ для васъ.

— Легко сказать говорите! что я скажу?

— Скажите, что вы будете моей женой.

— Нтъ, я этого не скажу.

Она опять встала со стула и отняла отъ Гарри свою руку.

— Я этого не скажу. Ступайте теперь и подумайте обо всёмъ, что вы сдлали, и я также подумаю объ этомъ. Да поможетъ мн Господь! Какое зло происходитъ, когда зло было сдлано! Но, Гарри, я понимаю васъ теперь и по-крайней-мр не буду осуждать васъ боле. Ступайте и повидайтесь съ Флоренсъ Бёртонъ, и если, когда увидите её, вы узнаете, что можете любить её, прижмите её къ вашему сердцу и будьте ей врны. Вы никогда не услышите отъ меня упрёка. Ступайте теперь, ступайте, не о чемъ боле говорить.

Онъ остался съ минуту, какъ-будто хотлъ заговорить, по вышелъ изъ комнаты не говоря боле ни слова. Когда онъ шолъ по корридору и повернулъ на лстницу, онъ увидалъ, что Джулія стоитъ въ дверяхъ комнаты и смотритъ на него, и ему показалось, что глаза ея умоляютъ его остаться ей врнымъ, несмотря на слова, сказанныя ею.

‘И я буду ей вренъ, сказалъ онъ самъ себ. Я полюбилъ её первую и буду ей вренъ’.

Онъ вышелъ и часа два бродилъ по городу, самъ не зная, куда несутъ его ноги. Въ томъ, что случилось съ нимъ въ этотъ вечеръ, была трагическая серьёзность, которая навлекла на него заботы и заставила его почувствовать, что его юность исчезла отъ него. Въ прежній періодъ его жизни въ ушахъ его съ гордостью раздались бы слова такой женщины, какъ лэди Онгаръ, говорящей о своей любви къ нему въ такихъ выраженіяхъ, какія употребляла она, но теперь въ груди его не было мста для гордости. Теперь, по-крайней-мр, онъ не думалъ ни объ ея богатств, ни объ ея званіи. Онъ думалъ о ней какъ о женщин, между которой и имъ существовала такая сильная страсть, которая длала невозможнымъ, чтобы онъ женился на другой, даже когда его долгъ прямо требовалъ этого. Пріятность и привлекательность его жизни исчезли, но любовь всё оставалась ему, и изъ любви онъ долженъ былъ извлечь всё что могъ. Вс другіе, кого онъ уважалъ, будутъ его бранить, теперь онъ долженъ жить только для этой женщины. Она сказала, что оскорбила его. Да, конечно она его оскорбила. Она лишила его высокой репутаціи, его непомрачоннаго чела, той гордости, которая такъ часто говорила ему, что онъ ведётъ жизнь безупречную между людьми. Она довела его до состоянія, въ которомъ несчастье должно быть его постояннымъ спутникомъ, но всё-таки она его любила, и этой любви останется онъ вренъ.

Что касается Флоренсъ Бёртонъ, какъ онъ ршитъ дло съ нею? Это письмо, для котораго выраженія онъ приготовлялъ, когда шолъ по Болтонской улиц, прежде чмъ настала необходимость для этого письма, теперь казалось ему не весьма легко. Во всякомъ случа, онъ ршился написать его въ этотъ вечеръ.

Глава XXVI.
ЧЕЛОВКЪ, КОТОВЫЙ СМАХИВАЛЪ ПЫЛЬ СЪ СВОИХЪ САПОГОВЪ НОСОВЫМЪ ПЛАТКОМЪ.

Когда Флоренсъ Бёртонъ написала три письма къ Гарри, не получивъ отвта ни на которое, она сдлалась серьёзно несчастлива. Послднее изъ этихъ писемъ, получонное имъ посл сцены, описанной въ послдней глав, онъ боялся прочесть. Оно оставалось нераспечатаннымъ въ его карман. Но Флоренсъ, хотя была несчастлива, не ревновала еще. Опасенія ея клонились не по этому направленію, она не имла по природ никакой наклонности къ такому безпокойству. Она думала, что Гарри боленъ, а если не боленъ, то растревоженъ. Какая-нибудь непріятность случилась съ нимъ, о которой онъ не могъ ршиться разсказать ей, и когда она думала объ этомъ, она вспоминала своё собственное упорство насчотъ ихъ брака и осуждала себя за то, что не была теперь съ нимъ, чтобы утшать его. Если это утшеніе теперь могло быть ему полезно, она не будетъ дале упорствовать. Когда на третье письмо не было отвта, она написала къ своей невстк, мистриссъ Бёртонъ, сознаваясь въ своёмъ безпокойств и прося ея утшенія. Наврно Цецилія видлась съ нимъ иногда — или, по-крайней-мр, имла возможность его видть. Или Теодоръ могъ это сдлать, такъ какъ разумется Гарри бываетъ въ контор. Если что-нибудь случилось съ нимъ, скажетъ ли Цецилія всю правду? Но когда Цецилія начала бояться, что съ нимъ случилось что-нибудь, ей показалось не очень легко сказать Флоренсъ всю правду.

Но въ Страттон была ревность, хотя Флоренсъ не ревновала. Старушка мистриссъ Бертонъ начала пугаться и была готова выцарапать глаза Гарри Клэверингу, еслибъ онъ измнилъ ея дочери. Объ этомъ несчастьи мистриссъ Бёртонъ, несмотря на всю свою огромную семью, еще ничего не знала. Ни съ одной ея дочерью не поступилъ дурно ни одинъ мущина и ни одинъ изъ ея сыновей не поступалъ дурно ни съ чьей дочерью. Дти ея вышли въ свтъ твёрдо, благоразумно, не длали блистательныхъ браковъ, но никогда не впадали ни въ какія ошибки. Она слышала о такихъ несчастьяхъ около себя, что молодая двушка здсь любила напрасно, что молодая двушка тамъ осталась ни при чомъ, но подобныя горести никогда не бывали въ ея дом, и она готова была думать — а можетъ-быть и говорить — что виною этого было по большей части неблагоразуміе матерей. Что если наконецъ, когда ея труды по этой части были доведены до успшнаго конца, несчастіе и разочарованіе также настигнутъ ея ягнёночка? Въ такомъ случа мистриссъ Бёртонъ, мы можемъ сказать, была такой овцой, которая не допустила бы своего ягнёночка страдать, не пустивъ въ ходъ свою материнскую энергію.

Мистриссъ Бёртонъ получила извстія, которыя еще не дошли до ушей Флоренсъ. Въ контор Адельфи служилъ мистеръ Уолликеръ, младшій братъ котораго занималъ теперь въ контор Бёртона то мсто, которое прежде принадлежало Гарри Клэверингу. Отъ Боба Уолликера мистриссъ Бёртонъ узнала, что Гарри не приходилъ въ контору, даже когда было извстно, что онъ воротился въ Лондонъ изъ Клэверинга, она узнала также наконецъ, что молодые люди въ контор соединяли имя Гарри Клэверинга съ именемъ богатой и знатной вдовы лэди Онгаръ. Тогда мистриссъ Бёртонъ написала своему сыну Теодору, какъ Флоренсъ написала къ жен Теодора.

Хотя мистриссъ Бёртонъ нжно любила Гарри и, можетъ-быть, во многихъ отношеніяхъ онъ нравился ей боле всхъ ея зятьёвъ, она, несмотря на это, имла нкоторыя непріятныя предчувствія съ самаго начала. Флоренсъ была блестяще, образованне и умне своихъ старшихъ сестёръ, и слдовательно, когда случилось, что ей сдлалъ предложеніе человкъ выше по званію и изящне по обращенію, чмъ т, которые женились на ея сёстрахъ, то для этой перемны была, повидимому, причина, по мистриссъ Бёртонъ чувствовала, что это составляетъ основаніе для опасеній. Высокое званіе и изящное обращеніе не всегда могутъ принадлежать правдивому сердцу. Сначала ей не хотлось намекнуть на эту осторожность даже самой себ, но наконецъ, когда ея подозрнія усилились, она говорила это очень часто не только себ самой, но и своему мужу. Зачмъ — о! зачмъ пустила она къ себ въ домъ человка, образъ жизни когораго не походилъ на образъ жизни тхъ, кого она знала честными и добрыми? Съ какою горестью лягутъ въ могилу ея сдые волосы, если посл всей ея осторожности и всхъ ея прежнихъ успховъ ея послдняя любимая овечка воротится къ матери обиженная, изувченная и обезславленная!

Когда Теодоръ Бёртонъ получилъ письмо матери, онъ не видалъ еще Гарри посл его возвращенія изъ Клэверинга. Онъ былъ очень сердитъ на него за его продолжительное и непредувдомленное отсутствіе изъ конторы.

— Изъ него не выйдетъ ничего хорошаго, сказалъ онъ жен.— Онъ не знаетъ, что значитъ дйствительный трудъ.

Но его гнвъ перешолъ въ отвращеніе относительно Гарри и почти въ отчаяніе относительно сестры, когда Гарри пробылъ цлую недлю въ Лондон и еще нё показывался въ Адельфи. Но въ то время Теодоръ Бёртонъ не слыхалъ ни слова о лэди Онгаръ, хотя у клэрковъ въ его контор это имя ежедневно было на язык.

— Не можешь ли ты сходить къ нему, Теодоръ? сказала ему жена.

— Очень легко говорить: сходить къ нему! отвчалъ онъ.— Разумется, я могу къ нему пойти и, безъ всякаго сомннія, найду его, если ршусь это сдлать, но что же боле могу я сдлать? Я могу вести лошадь къ вод, но не могу заставить её пить.

— Ты можешь поговорить съ нимъ о Флоренсъ.

— Вотъ чисто женская идея! сказалъ мужъ.— Когда вс надлежащія побудительныя причины къ долгу и къ честолюбію измнили ему, его надо навести на настоящій путь, упомянувъ объ имени двушки!

— Не могу ли я видть его? убждала Цецилія.

— Да, если можешь поймать его, но не совтую теб пробовать.

Посл этого было получено два письма къ мужу и къ жен, каждое было показано другому, а потомъ въ первый разъ каждому пришла въ голову мысль, что лэди Онгаръ съ своимъ богатствомъ можетъ сдлаться причиною несчастья ихъ сестры.

— Я этому не врю, сказала Цецилія, щоки которой горли и отъ стыда и отъ гнва.

Гарри былъ ея любимцемъ, она уже такъ крпко прижимала его къ сердцу, какъ брата.

— Я не подозрвалъ его въ такой низости, сказалъ Теодоръ очень медленно.

— Онъ не низокъ, сказала Цецилія.— Онъ можетъ-быть лнивъ и безразсуденъ, но онъ не низокъ.

— Во всякомъ случа я долженъ теперь отправиться къ нему, сказалъ Теодоръ.— Я этому не врю, я не хочу этому врить. Я не врю. Но если это правда…

— О, Теодоръ!

— Я не думаю, чтобъ это было правда. Такого рода слабости я въ нёмъ не видлъ. Онъ слабъ и тщеславенъ, но я сказалъ бы, что онъ правдивъ.

— Я уврена, что онъ правдивъ.

— Я самъ такъ думаю. Я не могу ничего сказать боле того, что я это думаю.

— Ты напишешь къ твоей матери?

— Да.

— Могу я пригласить Флоренсъ сюда? Не лучше ли помолвленнымъ быть ближе другъ къ другу?

— Ты можешь её пригласить, если хочешь. Я сомнваюсь, прідетъ ли она.

— Она прідетъ, если думаетъ, что съ нимъ случилось что-нибудь непріятное.

Цецилія немедленно написала Флоренсъ, подкрпляя своё приглашеніе самыми сильными выраженіями, какія только она могла придумать.

‘Я скажу теб всю правду’, писала она: ‘мы его не видали и это, разумется, сильно безпокоило насъ. Я совершенно уврена, что онъ придётъ къ намъ, когда ты будешь здсь, и думаю, что это заставитъ тебя пріхать сюда, если не заставили бы никакія другія соображенія. Теодоръ воображаетъ, что онъ просто залнился и поэтому стыдится показаться здсь. Можетъ-быть, у него есть какія-нибудь домашнія непріятности, о которыхъ мы не знаемъ ничего. Но если у него есть подобныя непріятности, ты должна узнать ихъ, и я уврена, что онъ теб скажетъ, если ты будешь здсь.’

Она написала еще много, убждая всё въ томъ же род, и уговаривала Флоренсъ пріхать въ Лондонъ.

Бёртонъ не сейчасъ написалъ къ матери, но написалъ слдующую записку къ Гарри:

‘Адельфи… мая, 186…

‘Любезный Клэверингъ, я съ сожалніемъ примтилъ ваше постоянное отсутствіе изъ конторы, и мы оба, Цецилія и я, очень сожалли, что вы перестали къ намъ ходить. Но я не написалъ бы къ вамъ объ этомъ, не желая вмшиваться въ ваши дла, еслибъ не желалъ видть васъ насчотъ моей сестры. Такъ какъ я не могу написать того, о чомъ долженъ говорить съ вами, не назначите ли вы свиданіе здсь или въ моёмъ дом? Или если не можете сдлать этого, не назначите ли вы, когда я застану васъ дома? Намъ было бы пріятне, еслибъ вы пришли къ намъ обдать и назначили ближайшій день, завтра или послзавтра.

‘Искренно вамъ преданный
‘ТЕОДОРЪ БЕРТОНЪ.’

Когда письмо Цециліи дошло до Страттона и еще почта не принесла письма отъ Гарри, сердце бдной Флоренсъ замерло.

— Ну, милая моя? сказала мистриссъ Бёртонъ, тревожно наблюдавшая за дочерью, пока она читала письмо.

Мистриссъ Бёртонъ не сказала дочери о своёмъ письм къ сыну, а теперь, не получивъ отвта, ожидала найти отвтъ изъ того письма, которое послала ея невстка.

— Цецилія зовётъ меня въ Лондонъ, сказала Флоренсъ.

— Разв что-нибудь случилось, что ты должна хать теперь?

— Не совсмъ такъ, мама, но вы можете посмотрть письмо.

Мистриссъ Бёртонъ прочла медленно и уврилась, что случилось что-нибудь очень непріятное. Она знала, что Цецилія написала бы въ такомъ дух только подъ вліяніемъ какой-нибудь большой тревоги. Сначала она готова была думать, что она сама подетъ въ Лондонъ. Ей съ нетерпніемъ хотлось узнать правду, съ нетерпніемъ хотлось произнести своё громкое материнское блеяніе, если ея овечк угрожаетъ какая-нибудь обида. Флоренсъ могла хать съ ней, но ей хотлось самой быть на пол дйствія. Она чувствовала, что она почти можетъ уничтожить каждаго мущину словами и взглядами, который осмлился бы дурно обойтись съ ея дочерью.

— Ну, мама, что вы думаете?

— Я еще не знаю, душа моя. Я поговорю съ твоимъ папа передъ обдомъ.

Но такъ какъ мистриссъ Бёртонъ обыкновенно самодержавно распоряжалась своими дочерьми, Флоренсъ было извстно, что ея матери просто было нужно подумать нсколько времени прежде чмъ она ршится.

— Я вдь желаю хать въ Лондонъ не для удовольствія, мама.

— Я это знаю, душа моя.

— Даже и не для того, чтобы видть его, хотя, разумется, я желаю его видть.

— Разумется, ты желаешь, почему теб не желать?— Но Цецилія очень благоразумна, и она думаетъ, что такъ будетъ лучше. Она не настаивала бы на этомъ, еслибъ Теодоръ не думалъ также.

— Я думала, что Теодоръ напишетъ мн.

— Онъ пишетъ такъ рдко.

— Я ожидала отъ него письма теперь, такъ какъ писала къ нему.

— Насчотъ Гарри, хотите вы сказать?

— Ну, да, я не упоминала объ этомъ, такъ какъ знала, что это можетъ тебя растревожить, но я видла, что ты несчастлива, не получая извстія отъ него.

— О, мама! отпустите меня.

— Разумется, ты подешь, если желаешь этого, но дай же мн поговорить съ папа прежде, чмъ что-нибудь будетъ ршено

Мистриссъ Бёртонъ поговорила съ своимъ мужемъ и было ршено, что Флоренсъ подетъ въ Онслоу-Крешентъ. Но мистриссъ Бёртонъ хотя всегда самовластно распоряжалась своими незамужними дочерьми, никогда не распоряжалась самовластно собою. Когда она намекнула, что она также можетъ хать, она увидла, что этотъ планъ не одобряется, и тотчасъ оставила его.

— Это будетъ похоже какъ-будто вс мы боимся, сказалъ Бёртонъ:— да и въ-самомъ-дл, что такое случилось? Молодой человкъ не пишетъ къ своей невст дв или три недли. Я считалъ себя лучшимъ любовникомъ на свт, если писалъ разъ въ мсяцъ.

— Тогда письма стоили не такъ дёшево, мистеръ Бёртонъ.

— Я часто желаю, чтобы они не были дёшевы и теперь, сказалъ Бёртонъ.

Итакъ, это дло было ршено, и Флоренсъ отвчала своей невстк, что она подетъ въ Лондонъ на третій день посл этого письма. Въ это время Гарри Клэверингъ и Теодоръ Бёртонъ видлись.

Еслибъ какому-нибудь неженатому читателю этихъ страницъ выпало на долю провести въ Лондон три или четыре дня, не имя никакого дла, проводить ихъ одному и имть на плечахъ эту тяжесть съ прибавочной ношей какого нибудь страшнаго, утомительнаго бдствія, вн котораго, кажется, нтъ пути и отъ котораго, повидимому, нтъ спасенія! Вотъ каково было положеніе Гарри Клэверинга черезъ нсколько дней посл того послдняго вечера, который онъ провёлъ у лэди Онгаръ, и я спрошу всякаго такого неженатаго человка, былъ ли для него какой-нибудь другой выборъ, кром какъ желать смерти? Въ такомъ положеніи человкъ просто можетъ ходить по улицамъ одинъ и объявлять себ, что всё дурно, гнило, гнусно и никуда не годится. Онъ желаетъ смерти и разсчитываетъ разныя преимущества синильной кислоты и пистолетовъ. Между-тмъ онъ можетъ очень акуратно обдать въ своёмъ клуб, можетъ курить сигары, пить горькое пиво или грогъ, но онъ всё время желаетъ смерти и разсчитываетъ, какой лучшій способъ достигнуть желаемаго результата. Въ такомъ положеніи находился теперь Гарри Клэверингъ. Двери его конторы были ршительно заперты отъ него присутствіемъ Теодора Бёртона. Когда онъ пытался читать, онъ не могъ понять ни слова или сидлъ минутъ десять съ книгою въ рук. Никакое занятіе не было возможно для него. Ему хотлось отправиться въ Болтонскую улицу, но онъ даже не длалъ этого. Тамъ онъ можетъ дйствовать только такъ, какъ еслибы Флоренсъ была брошена навсегда, а если онъ будетъ дйствовать такъ, то онъ будетъ обезславленъ на всю жизнь. А между-тмъ онъ поклялся Джуліи, что таково его намреніе. Онъ не смлъ спрашивать себя, которую изъ двухъ любилъ онъ. Всё это бдствіе такъ тяжело легло на него, что онъ не могъ находить удовольствія въ мысли о своей любви. Всё должно быть вчно сожалніемъ, горестью, угрызеніемъ. Тутъ пришло къ нему письмо отъ Теодора Бёртона и онъ понялъ, что онъ долженъ видться съ нимъ.

Ничего не могло быть непріятне подобнаго свиданія, но Гарри не могъ позволить себ оказаться виновнымъ въ трусости и отказаться отъ него. Личной ссоры съ Бёртономъ онъ не боялся. Онъ чувствовалъ, конечно, что онъ могъ бы найти облегченіе въ возможности разсердиться на кого-нибудь. Но онъ долженъ положительно ршиться на что-нибудь прежде этого свиданія. Онъ долженъ посвятить себя или Флеренсъ, или Джуліи, и онъ не звалъ какъ оставить ту или другую. Онъ такъ поддался своимъ впечатлніямъ, что далъ слово лэди Онгаръ и поклялся ей, что онъ будетъ принадлежать ей совершенно. Она, это правда, не приняла его слова, но тмъ не мене онъ зналъ — онъ думалъ, что онъ зналъ — что она ожидала исполненія его общанія. А ей первой поклялся онъ въ любви!

Онъ наконецъ отправился въ Болтонскую улицу и узналъ, что лэди Онгаръ ухала изъ Лондона на три или на четыре дня. Слуга сказалъ, что она похала, кажется, на островъ Уайтъ и что съ ней похала мадамъ Горделу. Она должна была воротиться въ Лондонъ въ начал слдующей недли. Это было въ четвергъ, и Гарри зналъ, что онъ не могъ откладывать своего свиданія съ Бёртономъ до возвращенія Джуліи. Онъ пошолъ въ свой клубъ, принудивъ себя ссть къ письменному столу, назначилъ свиданіе на слдующее утро. Онъ будетъ у Бёртона въ Адельфи въ двнадцать часовъ. Онъ писалъ, что имлъ непріятности и что эти непріятности не позволили ему быть ни въ контор, ни въ Онслоу-Крешентъ. Написавъ это, онъ отослалъ письмо, курилъ и пилъ до наступленія ночи. Онъ былъ не такой человкъ, которому нравились подобныя вещи. Онъ не могъ бы сдлаться тмъ, чмъ онъ былъ, еслибы проводилъ такимъ образомъ свои ранніе годы. Но его несчастье требовало сильныхъ ощущеній — и билліардъ и табакъ были лучше, чмъ отчаяніе и уединеніе.

На слдующее утро онъ не завтракалъ до одиннадцати часовъ. Зачмъ ему было не лежать въ постели такъ долго, какъ только это было возможно, для того чтобы получить облегченіе, которое можно извлечь изъ дремоты? Насколько возможно, онъ не будетъ думать объ этомъ дл, пока не наднетъ на голову шляпу, чтобы идти въ Адельфи. Но время надть шляпу скоро наступило и онъ отправился въ свой недалёкій путь. Но даже когда онъ шолъ, онъ не могъ объ этомъ думать. Онъ не имлъ никакой цли, какъ корабль безъ руля, говоря себ, что онъ можетъ только идти туда, куда втеръ направитъ его. Какъ онъ ненавидлъ себя за свою единственную слабость, а между-тмъ онъ не длалъ никакого усилія, чтобы преодолть её! Только въ одномъ отношеніи онъ какъ-будто ршился. Если Бёртонъ попытается употребить съ нимъ что-нибудь похожее на угрозу, онъ немедленно отплатитъ ему тмъ же.

Ровно въ двнадцать часовъ онъ вошолъ въ наружную контору и ему сказали, что Бёртонъ въ своей комнат.

— А, Клэверингъ! сказалъ Уолликеръ, стоявшій спиною къ огню,— я думалъ, что мы лишились васъ совсмъ. А вотъ вы опять воротились!

Гарри никогда не любилъ этого человка, а теперь возненавидлъ его пуще прежняго.

— Да, я здсь, сказалъ онъ:— на нсколько минутъ, но мн, кажется, нечего безпокоить васъ.

— Прекрасно, старый дружище! сказалъ Уолликеръ, и тутъ Гарри прошолъ во внутреннюю комнату.

— Я очень радъ видть васъ, Гарри, сказалъ Бёртонъ, вставая и дружески подавая свою руку Клэверингу.— Съ сожалніемъ слышу, что вы имли непріятности. Не можемъ ли мы вамъ помочь?

— Надюсь, что мистриссъ Бёртонъ здорова? нершительно сказалъ Гарри.

— Она здорова.

— А дти?

— Здоровы совсмъ. Они говорятъ, что вы очень дурной человкъ, потому что не ходите къ нимъ.

— Я самъ думаю, что я дурной человкъ, сказалъ Гарри.

— Садитесь, Гарри. Лучше сейчасъ приступить къ длу, не такъ ли? Не случилось ли чего-нибудь дурного между вами и Флоренсъ?

— Что вы подразумеваете подъ словомъ дурное?

— Я назвалъ бы очень дурнымъ, отвратительно дурнымъ, еслибъ посл всего, что случилось, между вами могло быть какое-нибудь сомнніе въ вашей любви другъ къ другу. Еслибъ подобное сомнніе теперь возникло относительно ея, я почти отрёкся бы отъ моей сестры.

— Вамъ никогда не придётся краснть за неё.

— Не думаю. Я благодарю Бога, что до-сихъ-поръ намъ не приходилось краснть ни за кого изъ насъ. И я надюсь, Гарри, что моему сердцу никогда не придётся обливаться кровью за неё. Послушайте, Гарри, позвольте мн сказать вамъ всё сейчасъ какъ честному человку. Я ненавижу увёртки и секреты. Дошли слухи до стариковъ тамъ, дома — не до Флоренсъ, замтьте — что вы неврны Флоренсъ и проводите ваше время cъ той дамой, которая сестра жены вашего кузена.

— Какое право имютъ они спрашивать меня, какъ я провожу моё время?

— Не будьте несправедливы, Гарри. Если вы просто скажете мн, что въ вашихъ визитахъ къ этой дам не заключается ничего вреднаго для моей сестры, я, зная, что вы джентльмэнъ, поврю вашему слову. Онъ замолчалъ, а І’арри колебался и не могъ отвчать.

— Послушайте, любезный другъ, братъ — такъ мы оба считали васъ — придите еще разъ въ Онслоу-Крешентъ, поцалуйте ребятишекъ, поцалуйте и Цецилію, сядьте съ нами за нашъ столъ и поговорите съ нами попрежнему, я не стану длать вамъ вопросовъ, не станетъ и она. Потомъ вы воротитесь сюда къ вашей работ, и ваши непріятности пройдутъ, душа ваша успокоится, и, Гарри, одна изъ лучшихъ двушекъ, когда-либо отдававшихъ своё сердце въ руки мущины, будетъ обожать васъ и клясться вамъ за глаза, что если кто-нибудь скажетъ слово противъ васъ, тотъ не будетъ ей ни братомъ, ни сострой, ни другомъ.

И это былъ человкъ, который смахивалъ пыль съ своихъ сапоговъ носовымъ платкомъ и котораго Гарри считалъ по этому отношенію недостойнымъ быть его другомъ! Онъ зналъ, что этотъ человкъ былъ добръ, благороденъ, великодушенъ и правдивъ, онъ узналъ также, что во всёмъ, что Бёртонъ сказалъ, онъ просто исполнялъ свою обязанность, какъ братъ. Но всё-таки отъ этого ему не сдлалось легче отвчать.

— Скажите, что вы придёте къ намъ сегодня, сказалъ Бёртонъ.— Даже если вы дали кому-нибудь слово, откажитесь.

— Я не давалъ, сказалъ Гарри.

— Такъ скажите, что вы придёте къ намъ, и всё будетъ хорошо.

Гарри, разумется, понималъ, что его согласіе на это свиданіе будетъ принято какъ значеніе, что всё идётъ какъ слдуетъ. Такъ было бы легко принять приглашеніе, а всякій другой отвтъ былъ труденъ. Однако онъ не могъ ршиться солгать.

— Бёртонъ, сказалъ онъ:— я имю непріятности.

— Какія непріятности?

Голосъ этого человка теперь перемнился, перемнился и его взглядъ. Въ глазахъ его не было выраженія гнва, никакого до-сихъ-поръ, но кротость его физіономіи исчезла — кротость, которая не была обычнымъ выраженіемъ въ его лиц, но которую онъ всегда могъ вызвать, когда нужно.

— Я не могу разсказывать вамъ всего здсь. Если вы позволите мн придти къ вамъ сегодня вечеромъ, я разскажу вамъ всё — вамъ и Цециліи также. Вы позволите мн придти?

— Конечно. Вы будете обдать у насъ?

— Нтъ, я приду посл обда, когда дти лягутъ спать.

Потомъ онъ ушолъ, оставивъ въ душ Теодора Бёртона впечатлніе, что хотя случилось что-нибудь непріятное, мать его ошибалась въ своихъ опасеніяхъ относительно лэди Онгаръ.

Глава XXVII.
ФРЭШУОТЕР-ГЭТЪ.

Графъ Патеровъ, братъ Софи, былъ такой человкъ, который, принявшись за какое-нибудь дло, вообще любилъ довести его до конца. Можетъ-быть, можно сказать, что мущины по большей части бываютъ такого настроенія, но графъ былъ, какъ мн кажется, особенно энергиченъ въ этрмъ отношеніи. А такъ-какъ онъ не одинъ бросалъ много утюговъ въ огонь, не одинъ длалъ много небольшихъ и большихъ усилій для достиженія того, чего онъ почти не могъ достигнуть, его можно оправдать въ томъ, что онъ надялся на успхъ. Что касается ухаживанья Арчи, тотъ, кто дйствительно зналъ этого мущину и эту женщину, и зналъ кое-что о женской натур вообще, предсказалъ бы ему неудачу. Даже съ помощью Будля онъ не могъ имть возможности на успхъ. Но когда графъ Патеровъ вступилъ съ нимъ въ состязаніе, т, которые знали его, не стали бы считать его неудачу несомннной.

Добыча, была слишкомъ велика для того, чтобы на неё не покусился такой осторожный господинъ. Графъ былъ не такъ впечатлителенъ по своей натур, какъ его сестра, и не таращилъ глаза и по губамъ его не текли слюнки, когда онъ, говорилъ о семи тысячахъ годового дохода. Но по-своему, спокойно, онъ взвсилъ и разсчиталъ вс выгоды, какія можно пріобрсти, даже удостоврился, въ какую цну можетъ онъ застраховать жизнь этой дамы, и удостоврился, что въ брачномъ контракт лорда Онгара не было включено никакого денежнаго наказанія за второй бракъ его вдовы. Тогда онъ похалъ, какъ намъ извстно, въ Онгарскій Паркъ, и когда онъ шолъ отъ воротъ Парка къ дому и обратно, онъ самодовольно осматривался вокругъ и говорилъ себ, что это мсто будетъ для него очень хорошо. Къ англійскому характеру, несмотря на тупоголовость многихъ англичанъ, онъ — какъ онъ говорилъ — имлъ большой восторгъ и думалъ, что жизнь помщика, съ своимъ собственнымъ хорошенькимъ замкомъ — съ такимъ хорошенькимъ, какъ напримръ Онгарскій Паркъ — и съ такимъ прекраснымъ доходомъ, очень годилась бы для него въ преклонныхъ лтахъ.

Онъ имлъ врныя преимущества, врную помощь къ достиженію своей цли, помощь, доставленную ему обстоятельствами, также какъ онъ имлъ и врныя невыгоды. Онъ зналъ эту даму, что было много само по себ. Онъ зналъ много изъ исторіи этой дамы, онъ имлъ то знаніе грустныхъ обстоятельствъ ея жизни, которое само по себ возбуждаетъ короткость. Теперь нтъ никакой необходимости возвращаться къ тмъ сценамъ, которыя обезобразили послдніе мсяцы жизни лорда Онгара, но читатель поймётъ, что всё случившееся тогда дало графу возможность стать на ногу искателя руки лэди Онгаръ. Читатель поймётъ также невыгоды, которыя уже въ то время выказались въ отказ этой дамы видться съ графомъ.

Можно бы подумать, что короткость Софи съ лэди Онгаръ была очень выгодна для ея брага, но я сомнваюсь, полагался ли братъ на честность и на скромность сестры. Онъ охотно купилъ бы такую помощь, какую она могла дать — не такимъ пріятнымъ образомъ, какъ Арчи, банковыми билетами, спрятанными подъ перчаткой, но общаніемъ заплатить ей за услуги, когда совершится бракъ — еслибы онъ не боялся, что Софи сообщитъ объ этихъ общаніяхъ лэди Онгаръ, извлекая свою выгоду изъ этого. Онъ разсчиталъ всё это и дошолъ до заключенія, что ему лучше не длать прямого предложенія Софи, а когда Софи сдлала ему прямое предложеніе, указавъ ему краснорчивымъ языкомъ на вс прекрасныя вещи, какія подобный бракъ доставитъ ему, онъ не удостоилъ её ни словомъ въ отвтъ.

— Очень хорошо, сказала себ Софи:— очень хорошо. Стало быть, мы оба знаемъ, что намъ нужно.

Сама Софи удержала бы лэди Онгаръ отъ замужства съ кмъ бы то ни было, еслибъ могла. Даже признательность брата не была бы такъ для нея полезна, какъ щедрая доброта преданной пріятельницы. Что она можетъ и продать свои услуги обожателю, и также не допускать Жюли къ замужству было счастливымъ сочетаніемъ обстоятельствъ, которое не приходило ей въ голову, пока Арчи не явился къ ней съ деньгами подъ перчаткой. Эту сложную игру играла она теперь и ей было извстно, что Гарри Клэверингъ былъ камнемъ преткновенія на ея пути. Даже женщина не такая умная, какъ Софи, примтила бы, что лэди Онгаръ была сильно привязана къ Гарри, а Софи, когда увидла это, подумала, что для нея не оставалось ничего боле, какъ скосить своё сно пока солнце сіяетъ. Потомъ она услышала исторію Флоренсъ Бёртонъ и опять подумала, что фортуна на ея сторон. Она разсказала исторію о Флоренсъ Бёртонъ — мы знаемъ, съ какимъ результатомъ — и имла на столько проницательности, чтобы примтить потомъ, что этотъ разсказъ достигъ своей цли, даже хотя ея Жюли ршительно отказалась говорить или о Гарри Клэверинг, или о Флоренсъ Бёртонъ.

Графъ Патеровъ опять заходилъ въ Болтонскую улицу, и опять его не приняли. Онъ могъ ясно видть по обращенію слуги, что ему хотли дать понять, что его принимать не будутъ. При подобныхъ обстоятельствахъ необходимо или чтобы онъ отказался отъ своей цли, или чтобы могъ дйствовать на лэди Онгаръ посредствомъ какого-нибудь другого чувства, а не личнаго уваженія къ нему. Онъ, можетъ-быть, положился бы на своё собственное краснорчіе, еслибы могъ видться съ нею, но какъ мущина можетъ быть краснорчивъ въ своёмъ ухаживаньи, если не можетъ видться съ той женщиной, которой онъ домогается? Конечно, остаётся почта, но въ эти дни законныхъ ограниченій нтъ никакого другого способа приблизиться къ жестокой красавиц. Насильственное похищеніе прекращено относительно великобританцевъ и ирландцевъ. Такимъ образомъ графъ прибгнулъ къ почт.

Письмо его было очень длинно и поэтому не будетъ представлено читателю. Онъ началъ тмъ, что говорилъ лэди Онгаръ, что она обязана за добрыя услуги, которыя онъ оказалъ ей, прочесть то, что онъ ей напишетъ, и отвчать ему. Потомъ онъ представлялъ ей различныя причины, по которымъ она должна видться съ нимъ, ссылаясь между прочимъ въ такихъ словахъ, которыя она могла понять, хотя слова были съ намреніемъ двусмысленны, на то, что онъ имлъ возможность сдлать ей большой вредъ, и что онъ воздержался и надялся, что можетъ воздержаться и вперёдъ. Лэди Онгаръ поняла, что въ этихъ словахъ угрозы не заключалось, что взятыя буквально, они были не только не угрозой, а почти общаніемъ, но она поняла также всё, что онъ въ нихъ подразумвалъ, какъ ни длинно было его письмо, онъ не говорилъ въ нёмъ ничего о своей любви, ограничиваясь просьбой, чтобы она увидлась съ нимъ. Но съ своимъ письмомъ онъ прислалъ ей вложеніе длинне самого письма, въ которомъ его желанія ясно объяснялись.

Въ этомъ вложеніи выражались желанія лорда Онгара насчотъ многаго, какъ они были сообщены графу Патерову въ послдніе дни лорда. Но такъ какъ рукопись была вся написана почеркомъ графа, и даже графъ не ссылался на то, что показывалъ её лорду Онгару, это просто могло значить, что графъ самъ сочинилъ эти разговоры. Такіе разговоры можетъ-быть не были совсмъ, или содержаніе ихъ было совсмъ не такое, какъ Графъ предстылялъ, или мннія, выраженныя лордомъ Онгаромъ могли быть высказаны въ такое время, когда эти мннія не могли имть никакой цны. Но еслибы даже эти разговоры происходили въ то время, когда лордъ Онгаръ обладалъ вполн всми своими способностями, это ничего бы не значило для лэди Онгаръ. Живому лорду Онгару она была обязана повиновеніемъ, и повиновалась. Умершему лорду Онгару она повиновеніемъ обязана не была, и повиноваться не хотла.

Таковы бы были ея чувства относительно всякаго документа, который она получила бы съ желаніями лорда Онгара, но этотъ документъ былъ такого рода, что внушалъ ей особенное отвращеніе къ исполненію подобнаго супружескаго самовластія изъ могилы. Документъ этотъ былъ очень длинный и входилъ въ мелкія подробности, въ подробности очень мелкія, но сущностью всего была признательность графу Патерову и выраженіе сильнаго желанія, чтобы графъ женился на его вдов.

‘О. сказалъ, что только одно это спасло бы имя Дж. О. сказалъ, что это было бы самое лучшее для его чести. О. сказалъ, взявъ мою руку, что, общая сдлать этотъ шагъ, я доставляю ему большое спокойствіе. О. поручилъ мн поговорить съ Дж. отъ его имени объ этомъ.’

О. разумется былъ лордъ Онгаръ, а Дж. разумется Джулія. Всё это было написано по-французски и продолжалось въ томъ же род на многихъ страницахъ. Лэди Онгаръ отвчала на это письмо слдующее:

‘Лэди Онгаръ свидтельствуетъ своё почтеніе графу Патерову и возвращаетъ ему рукопись, которая для нея не иметъ никакой цны. Лэди Онгаръ должна по-прежнему, и теперь еще больше прежняго, отказаться отъ удовольствія принять графа Патерова.

‘Болтонская улица, май 186—‘

Она сдлала это совершенно твёрдо. Она не имла на это вовсе никакихъ сомнній. Она не чувствовала, чтобъ ей нужно было спрашивать совта. Но она чувствовала, что графъ можетъ еще увеличить ея горе, что ея чаша горести можетъ-быть не совсмъ полна и что она очень, очень нуждается въ любви и въ покровительств. Почему она знала, можетъ-быть графъ публикуетъ эту рукопись и люди могутъ подумать, что эти слова дйствительно сказалъ ея мужъ, и что ея мужъ понималъ, что лучше для ея репутаціи и для его чести? Всё это была угроза, но для того, чтобъ спасти себя отъ какого бы то ни было несчастья, она не поддастся никакой угроз, а всё-таки эта угроза могла быть приведена въ дйствіе.

Она очень нуждалась въ любви и покровительств. Въ то время, когда она получила письмо графа, Гарри былъ у нея, и мы знаемъ, что произошло между ними. Она велла ему идти къ Флоренсъ — любить Флоренсъ — жениться на Флоренсъ, а её оставить съ ея отчаяніемъ. Это было ея послднее приказаніе ему. Но мы вс знаемъ, что значитъ подобное приказаніе. Она не была фальшива, отдавая ему эти приказанія. Въ ту минуту таково было ея намреніе. Пылъ самопожертвованія горлъ въ ея груди, и она ршилась обойтись безъ того, что ей было нужно для того, чтобъ она могла это имть, но когда она думала объ этомъ впослдствіи въ своёмъ одиночеств, она говорила себ, что можетъ-быть Флоренсъ Бёртонъ не такъ была нужна любовь Гарри, какъ ей. Она не могла быть такъ нужна этой двушк, у которой были отецъ, мать, братья, молодость, какъ ей, потому что у ней не было руки, на которую она могла бы опереться, кром руки единственнаго человка, которому она призналась въ своей любви и который также уврилъ её въ своей страсти. Она не составляла плана для того, чтобъ лишить Флоренсъ ея любовника. Въ продолжительные часы своего одиночества она не опровергала даже въ своёмъ сердц послднія слова, сказанныя ею Гарри Клэверингу. Но тмъ не мене надялась она, что онъ освободится отъ этой несчастной помолвки, въ которую его завлекла ея измна.

Посл того, какъ она отвчала на письмо графа Патерова, ршилась она выхать изъ Лондона на три или четыре дня. Нсколько времени ршалась она ухать и совсмъ не возвращаться до осени, но планъ этотъ мало-по-малу ослабвалъ и совсмъ уничтожился, а она ршилась воротиться черезъ три или четыре дня. Потомъ пришла къ ней Софи, ея преданная Софи, Софи, которую она презирала и ненавидла, Софи, отъ которой она такъ желала освободиться, что подъ всми ея планами таился маленькій планъ для этой цли, Софи, которая обманывала её во всёмъ, въ чомъ обманъ могъ быть для нея полезенъ, и прежде чмъ Софи оставила её, Софи дала слово хать съ своимъ милымъ другомъ на островъ Уайтъ. Разумется, за Софи будетъ заплачено въ этой экспедиціи. Въ подобныхъ экспедиціяхъ за Софи всегда платили. И Софи подетъ со всевозможной роскошью, а къ этому Софи вовсе не была равнодушна, хотя въ ея частной жизни соблюдалась экономія вовсе не роскошная. Но хотя вс эти прекрасныя вещи встрчались на пути Софи, она умла длать видъ, будто она приноситъ себя въ жертву другу своего сердца. Въ это самое время лэди Онгаръ поручила сестр графа сказать ему нсколько словъ. Лэди Онгаръ разсказала мадамъ Горделу исторію документа, который былъ присланъ ей, и сообщивъ свой отвтъ, получила большую похвалу отъ своей пріятельницы.

— Вы совершенно правы, моя милая, совершенно. Разумется, я люблю моего брата. Мы съ Эдуардомъ всегда были лучшими друзьями. Но это не можетъ заставить меня думать, что вы должны отдать себя ему. Ба! Для чего женщин отдавать своё? Эдуардъ красивый мущина. Но что это такое? Красивые мущины любятъ имть вс деньги въ своихъ рукахъ.

— Скажите ему отъ меня, отъ меня, сказала лэди Онгаръ:— что я сочту одолженіемъ съ его стороны, если онъ перестанетъ ходить въ мой домъ. Я, конечно, не захочу видться съ нимъ.

Софи общала и, вроятно, передала порученіе, но когда она сообщила Эдуарду о намреніи лэди Онгаръ хать на островъ Уайтъ, сказала ему день отъзда и даже назвала гостинницу, въ которой он остановятся, она зашла нсколько дале порученія, даннаго ей ея милымъ другомъ.

На западномъ конц острова Уайта и на дальнемъ берегу, за три мили отъ того пункта, который мы называемъ Иглами, есть въ утёсахъ маленькій перерывъ, извстный всмъ англійскимъ путешественникамъ подъ названіемъ Фрэшуотер-Гэтъ. Тутъ есть группа коттэджей и дв гостинницы, нсколько ваннъ и готовый доступъ къ прохладнымъ горамъ съ каждой стороны, надъ которыми морскоц втеръ дуетъ съ своей солёной и здоровой пріятностію. Въ одной изъ этихъ гостинницъ лэди Онгаръ помстила себя и Софи, и весь Фрэшуотеръ, весь Ярмутъ и весь этотъ конецъ острова узналъ то обстоятельство, что богатая вдова, графиня, о которой разсказывались такія странныя вещи, пріхала въ эти края. Содержатели гостинницъ любятъ такихъ постителей. Чмъ ядовите разсказываются исторіи противъ нихъ, тмъ боле денегъ тратятъ он и тмъ мене станутъ разсматривать счоты. Богатая женщина безъ репутаціи — рудникъ богатства для содержателя гостинницы.

Софи была не весьма очаровательной собесдницей для такого мста. Лондонъ былъ ея сферой, какъ она сама объявила, когда декламировала противъ тхъ мужей, которые держатъ своихъ жонъ въ деревн. И къ морю она не имла особенной любви, считая вс втры вредными, кром тхъ, которые поднимутся отъ ея собственныхъ усилій, и думая, что соль изъ солонки полезне, чмъ та, которую доноситъ до нея втеръ. Былъ конецъ мая, но не пробыла она и полчаса въ гостинниц, какъ громко стала требовать, чтобъ развели въ камин огонь, а когда огонь развели, она не хотла отходить отъ него. Жестъ ея былъ великолпенъ, когда лэди Онгаръ предложила ей купаться. Какъ, сунуть своё собственное, дорогое, маленькое тло, по своей собственной вол въ холодное море! Она сжалась, отряхнулась и, не говоря ни слова, отказалась такъ краснорчиво, что невозможно было не восхищаться ею. Она и гулять пшкомъ не хотла. Въ первый день, въ самую жаркую часть дня, она позволила увезти себя въ экипаж, принадлежащемъ гостинниц, но посл прогулки она не отходила отъ огня и проводила время за французскимъ романомъ.

И лэди Онгаръ было не удобне на остров Уайт, какъ и въ Лондон. Старый поэтъ сказалъ намъ, какъ Чорная Забота сидитъ за всадникомъ, и какіе-нибудь новйшіе поэты опишутъ когда-нибудь намъ эту ужасную богиню, какъ она усаживается съ кочегаромъ возл огня паровоза. Когда Софи сидла напротивъ нея, лэди Онгаръ не была счастлива, даже хотя ея глаза покоились на линіяхъ, этого великолпнаго берега. Правда, однажды вечеромъ, въ первый день ихъ прізда, Софи оставила ей и она оставалась одна почти цлый часъ. Ахъ, какъ она была бы счастлива, еслибъ Гарри могъ быть здсь съ нею! Можетъ-быть, наступитъ день, въ который Гарри привезётъ её сюда. Въ такомъ случа Чорная Забота останется позади, а потомъ она будетъ совершенно счастлива. Она сидла и мечтала объ этомъ больше часа, а Софи всё не было. Когда Софи вернулась, а она сдлала это слишкомъ скоро, она объяснила, что была въ своей спальной. Она была очень занята, а теперь пришла устроить себя поудобне.

На слдующій вечеръ лэди Онгаръ объявила о своёмъ намреніи идти на горы одной. Он обдали въ пять часовъ, такъ чтобы она могла имть продолжительный вечеръ, и вскор посл шести часовъ она отправилась.

— Если я не устану, я дойду до Иглъ, сказала она.

Софи, слышавшая, что это разстояніе составляетъ три мили, съ отчаяніемъ подняла руки.

— Если вы не воротитесь до девяти часовъ, я пошлю людей за вами.

Согласившись на это со смхомъ, лэди Онгаръ отправилась къ горамъ и бодро дошла до самаго крайняго пункта острова. Къ Игламъ она не пошла. Къ этимъ скаламъ можно подойти, такъ всмъ путешественникамъ извстно, черезъ укрпленія, а къ укрпленіямъ она не пошла. Но повернувъ нсколько съ самаго высокаго пункта горы къ утесамъ съ лвой стороны, она спускалась до-тхъ-поръ, пока дошла до мста, съ котораго могла смотрть на песчаный берегъ, лежавшій на триста футъ ниже ея, и на блестящую струю тихихъ волнъ, двигавшихся съ пріятнымъ звукомъ къ длинному берегу, который разстилался полосой отъ того мста, которое находилось подъ нею къ крайнему пункту острова. Вечеръ былъ тёмный и почти прозрачный въ своей ясности и очень тихій. Не было даже ни малйшаго звука втерка. Когда она сла на самый край утеса, она услыхала, какъ волны двигались къ камнямъ, которые он омывали, и звукъ этотъ походилъ на звукъ дтскихъ голосовъ, очень отдалённыхъ. Смотря внизъ, она могла видть удивительную прозрачность воды, и камни подъ водою блестли какъ брилліанты, а песокъ блестлъ какъ золото. И каждая крошечная, безмолвная волна, подвигавшаяся къ берегу и исчезавшая наконецъ въ своихъ собственныхъ усиліяхъ, разстилалась во всю длину берега. Такого блеска на морскомъ берегу она никогда не видала и никогда не прислушивалась, такъ какъ теперь, къ младенческому лепету младенческихъ волнъ. Она сидла у самаго края, прислушивалась и забывала на время, что она лэди Онгаръ, которую люди не знали, которая жила одна на свт, имя другомъ Софи Горделу, и что ея любовникъ помолвленъ съ другой женщиной. Она пробыла тутъ, можетъ-быть, съ полчаса и просидла спокойно, не желая пошевелиться, когда голосъ, который она узнала при первомъ звук, испугалъ её, и она поспшно вскочила на ноги.

— Лэди Онгаръ, говорилъ голосъ: — не слишкомъ ли вы близко къ краю?

Когда она повернулась, графъ Патеровъ держалъ её за платье, такъ чтобы внезапность его словъ не могла произвести опасность.

— Тутъ нечего бояться, сказала она, отходя отъ своего мста.

Онъ выпустилъ изъ руки ея платье и снялъ свою шляпу.

— Я надюсь, вы извините меня, лэди Онгаръ, сказалъ онъ:— за то, что я такимъ образомъ заговорилъ съ вами.

— Конечно, я васъ не извиню и даже, на сколько это зависитъ отъ меня, не буду васъ слушать.

— Я долженъ сказать вамъ нсколько словъ.

— Графъ Патеровъ, я прошу васъ оставить меня. Это неблагородно и вроломно, и не можетъ принести вамъ никакой пользы. По какому праву вы преслдуете меня здсь?

— Я преслдую васъ для вашей собственной пользы, лэди Онгаръ, я длаю это для того, чтобъ вы выслушали отъ меня нсколько словъ, которыя вамъ необходимо выслушать.

— Я не буду слушать отъ васъ никакихъ словъ, то-есть добровольно. Кажется, вамъ пора уже узнать, и понять меня.

Она пошла по гор очень быстро, и минуты дв онъ думалъ, это она отъ него убжитъ, по она скоро запыхалась и была принуждена остановиться, а онъ въ это время догналъ её. Это онъ сдлалъ не безъ усилія, и они оба молчали.

— Какъ это прекрасно! наконецъ сказалъ онъ, указывая на море.

— Да, это прекрасно, отвчала она: — зачмъ вы помшали мн, когда я была такъ счастлива?

Но графъ все еще едва переводилъ духъ и не отвчалъ на этотъ вопросъ. Когда, однако, она хотла опять идти дальше, онъ очень кротко взялъ её за руку.

— Лэди Онгаръ, сказалъ онъ:— вы должны выслушать меня. Зачмъ не сдлать этого безъ ссоры?

— Если вы хотите сказать, что я не могу отъ васъ убжать, это довольно справедливо.

— Зачмъ вы хотите убжать? Разв я когда васъ оскорблялъ? Разв до-сихъ-поръ не защищалъ я васъ отъ оскорбленій?

— Нтъ, никогда. Вы защищали меня?

— Да, я, отъ вашего мужа, отъ васъ самихъ и отъ свта. Вы не знаете, даже теперь, всё, что я для васъ сдлалъ. Вы читали, что сказалъ лордъ Онгаръ?

— Я читала то, что вамъ вздумалось написать.

— Что вздумалось мн! Неужели вы думаете, что лордъ Онгаръ не говорилъ того, что сказано тутъ? Неужели вы не знаете, что это его собственныя слова? Вы не знаете ихъ? О, да. лэди Онгаръ! вы знаете, что они справедливы.

— Ихъ правда или фальшивость ничего не значатъ для меня. Я къ нимъ совершенно равнодушна и въ томъ и въ другомъ случа.

— Это было бы очень хорошо, еслибъ было возможно, но это невозможно. Вотъ мы теперь на вершин и теперь намъ будетъ легче. Позвольте мн имть честь предложить вамъ мою руку. Нтъ? Хорошо, но мн кажется, вамъ было бы легче идти. Это было бы не въ первый разъ.

— Это ложь.

Сказавъ это, она встала передъ нимъ и взглянула ему въ лицо глазами, исполненными гнва.

— Это положительная ложь, я никогда не ходила съ вами подъ руку.

На его лиц появилась пріятнйшая улыбка, когда онъ отвчалъ ей:

— Вы всё забываете, всё. Но это всё-равно. Другіе не забываютъ. Жюли, вамъ лучше выйти за меня замужъ. Для васъ лучше быть моей женой, вы будете счастливе.

— Посмотрите сюда, графъ Патеровъ, на этотъ край. Еслибъ моё несчастье сдлалось для меня невыносимо, я могу избавиться отъ него гораздо лучшимъ способомъ, чмъ тотъ, который вы предлагаете мн.

— А! вотъ это мы называемъ поэзіей. Поэзія очень хороша, и говоря это такимъ образомъ, вы длаетесь божественной. Но сброситься съ утёса и разбиться о скалы — въ проз это не такъ хорошо.

— Милостивый государь, угодно вамъ пропустить меня вперёдъ, а самому остаться здсь, или вы останьтесь здсь, а я ворочусь одна?

— Нтъ, Жюли, нтъ. Я нашолъ васъ съ такимъ затрудненіемъ. Въ Лондон, видите, я не могъ васъ найти. Здсь на минуту вы должны выслушать меня. Разв вы не знаете, Жюли, что ваша репутація въ моихъ рукахъ?

— Въ вашихъ рукахъ? Нтъ, никогда, слава-Богу, никогда! Но что же такое, еслибъ и такъ?

— Только то, что я принуждёнъ разыграть единственную игру, которую вы предоставляете мн. Случай свёлъ меня съ вами такимъ образомъ, что ничто кром брака не можетъ быть полезно ни для кого изъ насъ, и я поклялся лорду Онгару, что это будетъ такъ. Я хочу, чтобъ это было такъ, или вы будете наказаны за ваши дурные поступки съ нимъ и со мной.

— Вы и дерзки и фальшивы. Но выслушайте меня, такъ какъ вы уже здсь и я не могу васъ избгнуть. Я знаю, что значатъ ваши угрозы.

— Я никогда вамъ не угрожалъ. Я общалъ вамъ мою помощь, но угрозъ не употреблялъ.

— Даже, когда говорите мн, что я буду наказана? Но для того, чтобы избгнуть наказанія, если оно даже для васъ возможно, я не останусь добровольно въ вашемъ обществ. Вы можете писать ко мн какія хотите исторіи, выдуманныя вами, но вы не напугаете меня до того, чтобы я ршилась исполнить вашу волю. По-крайней-мр, во мн останется довольно мужества, чтобъ устоять отъ подобныхъ попытокъ.

— Такъ, какъ вы живёте теперь, вы на свт одна.

— Я очень довольна, что остаюсь одна.,

— Стало-быть, вы не думаете о вторичномъ брак?

— Еслибъ я и думала, какое вамъ дло до того? Но я не хочу больше говорить съ вами. Если вы пойдёте за мной въ гостинницу или будетъ преслдовать меня, насильно навязываясь мн, я отдамся подъ покровительство полиціи.

Сказавъ это, она пошла такъ скоро, какъ только позволяли ея силы, а онъ шолъ рядомъ съ ней, повторяя свои прежніе аргументы относительно желаній, выраженныхъ лордомъ Онгаромъ, относительно своихъ собственныхъ усилій на ея пользу, и наконецъ о сильной любви, какую онъ имлъ къ ней. Но она сдержала общаніе и не отвчала ни слова. Больше часа шли они рядомъ, и большую часть времени ни слова не вырвалось отъ нея. Время-отъ-времени она осторожно поднимала на него глаза, боясь, чтобы онъ не взялъ её за руку или не ршился на какое-нибудь насиліе съ нею. Но онъ былъ слишкомъ благоразуменъ для этого и слишкомъ хорошо сознавалъ, что подобный поступокъ съ его стороны не можетъ быть ему полезенъ. Онъ продолжалъ ей однако говорить слова, которыхъ она не могла не слышать, надясь скоре, чмъ думая, что онъ можетъ наконецъ напугать её описаніемъ всего вреда, какой онъ можетъ сдлать ей. Но, дйствуя такимъ образомъ, онъ показалъ, что онъ совсмъ не знаетъ ея характера. Она была не такая женщина, которую опасеніе вреда могло бы напугать до такой степени, чтобы принудить къ противному браку.

За нсколько сотъ ярдовъ отъ гостинницы есть другое укрпленіе, и въ этомъ мст тропинка, по которой пошла лэди Онгаръ, вела въ садъ гостинницы, въ которой она остановилась. Тутъ графъ оставилъ её, приподнявъ свою шляпу и говоря, что онъ надется видть её опять, прежде чмъ она удетъ съ острова.

— Если вы это сдлаете, сказала она:— то это будетъ въ присутствіи тхъ, кто можетъ защитить меня.

И такимъ образомъ они разстались.

Глава XXVIII.
ЧТО ЦЕЦИЛІЯ БЕРТОНЪ СДЛАЛА ДЛЯ СВОЕЙ ЗОЛОВКИ.

Какъ только Гарри Клэверингъ далъ общаніе Бёртону и объявилъ, что онъ будетъ въ Онслоу-Крешентъ въ тотъ же самый вечеръ, онъ ушолъ изъ конторы въ Адельфи, чувствуя совершенно невозможнымъ приняться за работу въ эту минуту, даже еслибы это зависло отъ него. Бёртонъ и не ожидалъ, что онъ останется. Онъ понялъ изъ того, что произошло, многое изъ непріятностей Гарри, если не всё, и хотя онъ не отчаивался относительно своей сестры, ему было извстно, что ея любовникъ попалъ въ затруднительное положеніе, изъ котораго не могъ выпутаться безъ большаго страданія и большой борьбы. Но Бёртонъ былъ такой человкъ, который, несмотря на нкоторый цинизмъ на поверхности своего характера, думалъ хорошо о человческомъ род вообще и о каждомъ человк особенно. Даже хотя Гарри поступилъ нехорошо, его можно было спасти. Хотя поведеніе Гарри съ Флоренсъ могло быть дурно, даже вроломно, всё-таки, какъ Бёртонъ думалъ, Гарри былъ слишкомъ хорошій человкъ, его жалко было бросить, не сдлавъ еще попытки, чтобъ спасти его.

Когда Клэверингъ оставилъ его, Бёртонъ воротился къ своей работ и черезъ нсколько времени усплъ приковать свои мысли на бумаги, лежавшія передъ нимъ. Очень трудно было это для него, но онъ это сдлалъ и не оставлялъ своей работы до обыкновеннаго часа. Былъ шестой часъ, когда онъ взялъ шляпу и зонтикъ и, я боюсь, смахнулъ пыль съ своихъ сапоговъ, прежде чмъ вышелъ изъ конторы въ переднюю. Выходя, онъ отдалъ различныя приказанія носильщикамъ и клэркамъ, по своему обыкновенію, а потомъ ушолъ.

Но онъ долженъ былъ ршиться на многое относительно Флоренсъ и Гарри, прежде чмъ увидлся съ своей женой. Какъ должна была произойти встрча вечеромъ и какимъ образомъ её начать? Если будутъ необходимыя причины для его гнва, какимъ образомъ онъ долженъ показать его, а если необходимость для мщенія, какъ его сестра должна быть отмщена? Ничего не можетъ быть трудне для мущины, какъ мстить за оскорбленіе, сдланное женщин, очень близкой къ нему и очень дорогой для него. Вся теорія кротости и прощенія уничтожается и длается почти неврной теоріей при одной мысли о подобномъ оскорбленіи. Какой мущина прощалъ оскорбленіе, нанесённое его сестр на томъ основаніи, что прощать обиды обязанность христіанина? Безъ всякаго аргумента, не задумавшись ни на минуту, мущина объявляетъ себ, что подобныя обиды не включаются въ общій разрядъ. Но что онъ долженъ длать? Тридцать лтъ тому назадъ ему легко было поступить, и если только гршникъ не былъ пасторомъ, обиженный имъ могъ въ нкоторомъ отношеніи удовлетворить свою жажду къ мести, взявъ пистолетъ въ руку и выстрливъ въ обидчика. Эта метода была, безъ сомннія, варварская и безразсудная, но она была удовлетворительна и достаточна. Но что онъ можетъ сдлать теперь? Такой разсудительный, осторожный, трудолюбивый человкъ, какъ Теодоръ Бёртонъ, чувствуетъ, что ему неприлично налетть на врага съ кулаками, схватить его за горло и достигнуть своей цли по способу собакъ. Во многихъ случаяхъ, можетъ-быть, онъ могъ бы прибгнуть къ законамъ. Но всякая помощь, какую можетъ дать ему законъ, непріятна для него. Имя той, которая такъ дорога ему, должно быть тихо какъ могила въ подобномъ несчастьи, а не гремть въ десяти тысячахъ столбцахъ для развлеченія всей толпы. Ему ничего не остаётся боле, какъ затоптать этого человка, не ногами, а мысленно, и горько создавать, что къ этому гршникъ будетъ равнодушенъ. Прежній способъ былъ, конечно, варварскій и безразсудный, но онъ былъ удовлетворителенъ, чего часто недостаётъ съ-тхъ-поръ, какъ употребленіе пистолета, вышло изъ моды между нами.

Всё это пронеслось въ мысляхъ Бёртона, когда онъ шолъ домой. Нельзя было предполагать въ нёмъ человка кровожаднаго: у него была жена, которую онъ считалъ совершенствомъ, дти, которыя въ его глазахъ были прелестны какъ юные божки, ежедневный трудъ, который онъ любилъ, какъ любятъ вс хорошіе работники, а между-тмъ, когда онъ думалъ о Флоренсъ, когда онъ думалъ о возможности вроломства со стороны Гарри, онъ почти съ уныніемъ смотрлъ на заключеніе, къ которому принужденъ былъ дойти, что наказанія не можетъ быть. Онъ могъ объявить обидчика вроломнымъ передъ цлымъ свтомъ, а свтъ будетъ смяться надъ объявителемъ и пожимать руку обидчику. Ссть вмст съ такимъ человкомъ на бочонокъ съ порохомъ или стрляться съ нимъ черезъ платокъ казалось ему разсудительнымъ, даже спасительнымъ при подобной обид. Онъ чувствовалъ, что есть грхи, которые богамъ слдовало бы наказывать мгновенными громовыми ударами, и такіе, грхи были такого свойства, какъ этотъ. Его Флоренсъ — чистая, добрая, любящая, правдивая, сама стоявшая вн всякаго подозрнія, безукоризненная и сердцемъ и душой, цвтокъ изъ всего бёртонскаго стада, которое преуспвало такъ хорошо — чтобы она была принесена въ жертву черезъ вроломство человка, который едва былъ достоинъ ея! Мысль объ этомъ была слишкомъ для него тяжела и онъ скрежеталъ зубами, когда шолъ своей дорогой.

Но онъ еще не отказался отъ этого человка. Хотя онъ не могъ удержаться отъ того, чтобъ не предвидть, какое бдствіе будетъ результатомъ подобной низости, однакожъ говорилъ себ, что онъ не будетъ осуждать, прежде чмъ осужденіе сдлается необходимымъ. Можетъ-быть, Гарри Клэверингъ былъ недовольно хорошъ для Флоренсъ. Какой мущина былъ довольно хорошъ для Флоренсъ? Но всё-таки онъ думалъ, что если Гарри женится, то изъ него выдетъ не дурной мужъ. Многіе мущины, которые рады избавиться отъ узъ, которыя они вздумали-было наложить на себя — избавиться отъ нихъ прежде чмъ они прикуютъ себя — довольно кротко переносятъ ихъ, когда они закрплены на нихъ. Гарри Клэверингъ былъ не такого характера, чтобы Бёртонъ могъ сказать себ, что сестр его было бы хорошо избавиться его, даже хотя ея избавленіе должно бы лежать черезъ огонь и воду оскорблённой любви. Что Гарри Клэверингъ былъ джентльмэнъ, что онъ былъ даровитъ, что онъ имлъ любящій характеръ, пріятное обращеніе, нжное сердце, хорошій нравъ и большое честолюбіе, Бёртонъ зналъ хорошо, и онъ отчасти сознавалъ то обстоятельство, что Гарри, вроятно, попалъ въ свою настоящую ошибку скорй случайно, чмъ съ умысломъ. Клэверингъ не былъ искуснымъ и опытнымъ обманщикомъ. Наконецъ, когда Бёртонъ подошолъ къ своей двери, онъ ршилъ, какъ онъ будетъ поступать. Онъ разскажетъ всё своей жен и она приметъ Гарри одна.

Онъ усталъ, когда дошолъ до дома, и былъ немножко раздосадованъ своею усталостью. Какъ ни былъ онъ добръ, онъ имлъ наклонность быть не въ дух въ первую минуту своего возвращенія домой, разгорячившись отъ ходьбы, уставъ отъ дневныхъ трудовъ и чувствуя потребность пообдать. Его жена понимала это хорошо и всегда имла съ нимъ терпніе въ такія минуты, приходила къ нему въ уборную и услуживала ему. Я боюсь, что онъ пользовался ея добротой, зная, что въ такія минуты онъ можетъ ворчать и бранить, не подвергаясь опасности выслушивать противорчія. Но это такъ ужъ установилось и Цецилія не возмущалась никогда противъ этого закона. Теперь онъ имлъ многое сказать ей, по даже это онъ не могъ сказать, не выказавъ нсколькихъ симптомовъ капризнаго утомленія.

— Я боюсь, что ты провелъ ужасно долгій день, сказала Цецилія.

— Я не знаю, что ты называешь ужасно долгимъ. Я нахожу, что дни ужасно коротки. У меня былъ Гарри, я говорилъ теб, что онъ будетъ у меня.

— Хорошо, хорошо. Скажи однимъ словомъ, дружокъ, что всё въ порядк, если такъ.

— Но не всё въ порядк. Я удивляюсь, что это длаютъ съ сапогами, я никогда не могу достать сапоговъ, которые не жали бы мн ноги.

Въ эту минуту она стояла возл него съ его туфлями.

— Не выпьешь ли ты рюмку хереса передъ обдомъ, дружокъ? Ты такъ усталъ!

— Хереса? нтъ!

— А что же Гарри? Неужели ты хочешь сказать…

— Если ты выслушаешь, я скажу теб, что я хочу сказать.

Тутъ онъ описалъ ей какъ могъ то, что происходило между нимъ и Гарри Клэверингомъ въ контор.

— Онъ не можетъ имть намренія быть вроломнымъ, если придётъ сюда, сказала жена.

— Онъ не иметъ намренія быть вроломнымъ, но онъ изъ такихъ людей, которые могутъ быть вроломны, не имя намренія на это, которые позволяютъ себя сняться съ якоря и унестись въ море несчастья и заботъ. Я думаю, что его можно еще направить на надлежащій путь, и вотъ почему просилъ его прійти сюда.

— Я уврена, что ты поступилъ справедливо, Теодоръ. Онъ такой добрый, такой любящій и такъ старался включить себя въ число членовъ нашей семьи.

— Да, слишкомъ легко. Это-то и опасно. Послушай, Чисси. Я скажу теб, что я намренъ сдлать. Я не увижу его самъ, по-крайней-мр сначала. Можетъ-быть, мн лучше не видать его. Поговори съ нимъ ты.

— Я одна?

— Почему же нтъ? Вы съ нимъ были всегда большими друзьями, а онъ такой человкъ, который будетъ откровенне съ женщиной, чмъ съ мущиной.

— А что же я скажу о твоёмъ отсутствіи?

— Правду. Скажи ему, что я остаюсь въ столовой, потому что думаю, что ему будетъ легче съ тобою въ моёмъ отсутствіи. Онъ попалъ въ какую-нибудь бду съ этой женщиной.

— Съ лэди Онгаръ?

— Да, хотя ея имя не было произнесено между нами, но я такъ полагаю.

— Ужасная женщина, злая, противная тварь!

— Я ничего объ этомъ не знаю, и полагаю, не знаешь и ты.

— Другъ мой, ты наврно слышалъ.

— Но еслибы я и слышалъ — а я этого не помню — мн не слдовало бы врить. Мн сказали, что она вышла за старика, который теперь умеръ и я полагаю, что ей нуженъ молодой мужъ.

— Другъ мой!

— Еслибъ я былъ на твоёмъ мст, Чисси, я говорилъ бы такъ мало какъ могъ о ней. Она старинная пріятельница Гарри…

— Она обманула его, когда онъ былъ почти мальчикомъ — я знаю это задолго до того, какъ онъ видлъ нашу Флоренсъ.

— И она въ родств съ нимъ черезъ его кузена. Какъ бы ни была она дурна, я объ этомъ говорить бы не сталъ.

— Ты не можешь предполагать, Теодоръ, чтобъ я упомянула даже ея имя. Мн сказали, что никто у ней не бываетъ.

— Она можетъ быть нисколько не хуже отъ этого. Когда я слышу, что есть женщина, къ которой никто не здитъ, мн всегда хочется похать засвидтельствовать ей мое уваженіе.

— Теодоръ, какъ ты можешь это говорить?

— Я полагаю, именно такъ и поступилъ Гарри. Еслибъ вс бывали у лэди Онгаръ, теперь не было бы всхъ этихъ хлопотъ.

Мистриссъ Бёртонъ, разумется, взялась за дло, порученное ей мужемъ, хотя она это сдлала съ сильнымъ нервнымъ страхомъ и съ большими опасеніями, что желаемая цль не будетъ достигнута по ея неловкости. По-крайней-мр, нечего было сомнваться, какъ она это сдлаетъ, — нечего было сомнваться въ ея желаніи присоединить Гарри Клэверинга къ Бёртонской партіи. Она въ душ всё прощала Гарри и онъ долженъ былъ быть принятъ всми ими съ распростертыми объятіями и любящими ласками, если онъ совсмъ откажется отъ лэди Онгаръ. Возвратить Флоренсъ ея жениха было единственной и простой цлью мистриссъ Бёртонъ. Она теперь не поднимала вопроса въ своёмъ сердц, выйдетъ ли изъ Гарри добрый мужъ. Такой вопросъ слдовало сдлать прежде чмъ онъ былъ принятъ въ Страттон. Теперь дло состояло въ томъ, чтобы свести вмст Гарри и Флоренсъ и — посл того, какъ случились такія ужасныя опасности — сдлать ихъ мужемъ и женою какъ можно скоре. Имя лэди Онгаръ было для нея противно. Когда мущины гршили въ любви, сердце Цециліи Бёртонъ прощало ихъ, но оно не могло простить женщинамъ, гршившимъ такимъ образомъ. Эта графиня когда-то обманула Гарри, и этого было довольно, чтобы подвергнуть её осужденію Цециліи. А посл того какія ужасныя вещи говорились о ней! А милая, жестокосердая Цецилія Бёртонъ готова была думать, когда о женщинахъ говорили дурно — о женщинахъ, которыхъ она не знала — что не могло быть дыма безъ огня. А теперь эта женщина была вдова съ состояніемъ и желала мужа! Съ какой стати вдов желать мужа? Жонамъ такъ легко говорить и думать такимъ образомъ, когда он довольны своимъ собственнымъ рискомъ!

Ршили, что когда Гарри подойдётъ къ двери, мистриссъ Бёртонъ пойдётъ одна въ гостиную и приметъ его тамъ, оставаясь съ мужемъ въ столовой, пока не придётъ Гарри. Сидя внизу посл того какъ сняли скатерть, она два раза бгала наверхъ, будто-бы въ дтскую, но на самомъ дл для того, чтобы посмотрть, удобно ли въ гостиной, красиво ли она убрана и ловко ли разставлены стулья. Двое старшихъ дтей были съ ними въ столовой, и когда она пошла во второй разъ, Чисси напомнила ей, что малютка спитъ. Теодоръ, понимавшій эту маленькую продлку, улыбнулся, но не сказалъ ничего, а жена его, которая въ такихъ случаяхъ поступала ршительно, пошла и опять переставила мёбель. Наконецъ послышался стукъ въ дверь — ожидаемый стукъ, стукъ, говорившій о нершимости и несчастномъ настроеніи духа того, кто стучался, мистриссъ Бёртонъ отправилась къ своему длу.

— Скажи ему просто, почему ты одна, сказалъ ей мужъ.

— Это Гарри Клэверингъ? спросила Чисси:— не могу ли и я пойти?

— Это Гарри Клэверингъ, отвчалъ ей отецъ:— и ты не можешь идти. Теб, напротивъ, пора идти въ другое мсто.

Это быль Гарри Клэверингъ. Онъ провёлъ не весьма пріятный день посл того, какъ вышелъ изъ конторы Бейльби утромъ, а теперь, когда пошолъ въ Онслоу-Крешентъ, онъ не ожидалъ пріятаго вечера. Когда я скажу, что онъ до-сихъ-поръ еще не принялъ никакого твёрдаго намренія, я боюсь, что его сочтутъ слишкомъ слабымъ для роли героя даже на этихъ страницахъ. Можетъ-быть, никакія выраженія не были такъ вредны для профессіи романиста, какъ эти два слова: герой и героиня. Несмотря на обширность, которую дозволяется придать писателю его собственному истолкованію этихъ словъ, всё еще ожидается нчто геройское, между-тмъ, еслибъ онъ ршился списывать съ натуры, какъ мало геройскаго придётся ему описывать! Сколько молодыхъ людей, подверженныхъ искушеніямъ, которыя достались на долю Гарри Клэверингу, сколько молодыхъ людей, которыхъ вы, деликатный читатель, считаете между вашими друзьями, вышли бы изъ нихъ невредимо? Мущина, говорите вы, деликатный читатель, настоящій мущина, можетъ любить только одну женщину, но одну за одинъ разъ. Такъ вы говорите и такъ вы убждены, но никакое убжденіе не было фальшиве. Когда настоящій мущина полюбилъ всмъ своимъ сердцемъ, всей своей душой, разв онъ перестаётъ любить, разв онъ очиститъ своё сердце отъ этой страсти, когда обстоятельства пойдутъ противъ него и онъ принуждёнъ искать въ другомъ мст подругу своей жизни? Или онъ неврный любовникъ въ томъ отношеніи, что не проводитъ жизнь свою въ у.ыніи, потому что онъ былъ разочарованъ? Или разв его старая любовь погибнетъ и исчезнетъ, потому что другая прокрадется въ его сердце? Нтъ, первая любовь, если она была истинна, всегда остаётся тамъ, если онъ и она встртятся черезъ насколько лтъ, хотя головы ихъ посдютъ, а щоки покроются морщинами, всё будетъ оттнокъ старой страсти, когда руки ихъ встртятся на минуту. Мн думается, что любовь не умираетъ некогда, если только её не убьютъ положительно дурнымъ обращеніемъ. Она можетъ быть такъ убита, но даже дурное обращеніе чаще потерпитъ неудачу, чмъ успхъ въ этомъ предпріятіи. Какимъ же образомъ Гарри могъ не полюбить женщину, которую онъ любилъ сначала, когда она вернулась къ нему еще молодая, еще прекрасная и сказала ему со всмъ своимъ очарованіемъ и со всей своей лестью, что ея сердце чувствовало къ нему?

Но не должно думать, чтобы я извинялъ его вполн. Хотя мущина можетъ любить многихъ, онъ долженъ быть преданъ только одной. Чувства мущины къ женщин, на которой онъ женится, должны быть таковы, чтобъ не только изъ любви, но изъ рыцарства, изъ обязанности, онъ былъ готовъ всегда и во всякомъ случа защищать её отъ всхъ несчастій, даже выдерживать борьбу, чтобы она могла быть счастлива, смотрть, чтобъ втеръ не подулъ на неё съ ненадлежащей суровостью, чтобъ прожорливый волкъ несчастья не приблизился къ ней, чтобъ ея путь быль очищенъ, такъ очищенъ, какъ только можетъ быть. Въ этомъ много есть такого, что совершенно независимо отъ любви, много такого, что можетъ быть сдлано безъ любви. Это преданность, и это-то обязанъ мущина имть къ женщин, которая общала быть его женой и не лишилась своего права. Безъ сомннія, Гарри Клэверингъ долженъ былъ помнить это въ первую минуту своей слабости въ гостиной лэди Онгаръ. Безъ сомннія, онъ долженъ быль знать тотчасъ, что обязанность его къ Флоренсъ длала необходимымъ, чтобы онъ объявилъ о своей помолвк, даже хотя, поступая такимъ образомъ, онъ могъ бы показать, будто предостерегаетъ лэди Онгаръ въ томъ отношеніи, въ какомъ ни одна женщина не можетъ вынести предостереженія. Но вина была ея и предостереженіе было необходимо. Безъ сомннія, онъ не долженъ былъ возвращаться въ Болтонскую улицу. Онъ не долженъ былъ морочить себя ея увреніями въ дружб, онъ Долженъ былъ сохранять свою любовь для женщины, которой общана была его рука, и не позволять себ длать сравненія къ ея вреду. Онъ долженъ быль быть исполненъ рыцарства, мужества, высокаго долга. Онъ долженъ былъ быть преисполненъ всего этого, преисполненъ также и любви, и тогда онъ былъ бы героемъ. Но мущины, какъ я вижу ихъ, не часто бываютъ героями.

Когда онъ вошолъ въ комнату, онъ тотчасъ увидлъ мистриссъ Бёртонъ, а потомъ быстро оглянулся, отыскивая ея мужа.

— Гарри, сказала она:— я такъ рада видть васъ опять!

Она подала ему руку и улыбнулась съ тмъ пріятнымъ видомъ, который, бывало, заставлялъ его чувствовать, что съ нею пріятно быть. Онъ взялъ ея руку и пролепеталъ нсколько словъ въ привтствіе, а потомъ оглянулся опять, отыскивая Бёртона.

— Теодора здсь нтъ, сказала она:— онъ думалъ, что лучше, если мы съ вами поговоримъ. Онъ сказалъ, что вы это предпочтёте, по можетъ-быть, мн слдовало бы не говорить вамъ этого.

— Я это предпочитаю. Я могу говорить съ вами какъ едвали говорилъ бы съ нимъ.

— Что это сдлалось съ вами, Гарри? что васъ удалило отъ насъ? Зачмъ вы такъ давно не писали къ бдной Фло? Она будетъ здсь въ понедльникъ. Приходите и вы увидите её тогда, или можетъ-быть вы подете со мною встртить её на станціи?

— Бёртонъ сказалъ мн, что она прідетъ, но я не зналъ, что она будетъ такъ скоро.

— Вы не находите это слишкомъ скоро, Гарри?

— Нтъ, сказалъ Гарри.

Но его тонъ опровергалъ это увреніе. Но всякомъ случа онъ не имлъ возможности обнаруживать восторгъ любовника при этой надежд увидть предметъ своей любви.

— Садитесь, Гарри. Зачмъ вы стоите такимъ образомъ и имете такой безутшный видъ? Теодоръ говоритъ, что у васъ есть какія-тo непріятности. Можете ли вы сказать эти непріятности такому другу, какъ я?

— Это очень трудно сказать, мистриссъ Бёртонъ, у меня разбито сердце. Въ послднія дв недли я желалъ умереть.

— Не говорите этого, Гарри, это было бы очень дурно.

— Дурно или нтъ, а это справедливо, Я былъ такъ несчастенъ, что не зналъ, какъ держать себя. Я не могъ ршиться написать къ Флоренсъ.

— До почему же? Неужели вы хотите сказать, что вы измнили Флоренсъ? Это не можетъ быть. Гарри, скажите тотчасъ, что это не такъ, и я общаю вамъ ея прощеніе, прощеніе Теодора, прощеніе всхъ насъ за всё другое. О, Гарри! скажите всё кром этого.

Въ отвтъ на это Гарри Клэверингу нечего было говорить, но онъ сидлъ опустивъ голову на руку и отвернувшись отъ Цециліи.

— Говорите, Гарри, если вы мущина, скажите что-нибудь. Такъ ли это? Если такъ, я думаю, что вы убили бы её. Зачмъ вы не говорите со мною? Гарри Клэверингъ, скажите мн всю правду.

Тогда онъ разсказалъ ей всю свою исторію, не взглянувъ ни разу ей въ лицо, не измнивъ своего голоса, сдерживая своё волненіе до-тхъ-поръ, пока не дошолъ до исторіи настоящихъ дней. Онъ описалъ ей, какъ онъ любилъ Джулію Брабазонъ и какъ она обошлась съ его любовью, какъ онъ клялся себ, когда узналъ, что она сдлалась женою этого лорда, что онъ не станетъ любить никакую другую женщину. Потомъ онъ заговорилъ о своихъ первыхъ дняхъ въ Страттон и объ его знакомств съ Флоренсъ, разсказалъ, какъ различна была его вторая любовь, какъ она росоа постепенно, пока не удостоврился, что нжная двушка, такъ часто находившаяся вмст съ нимъ, сдлалась бы, еслибъ онъ могъ пріобрсти ея любовь, Источникомъ радости на всю его жизнь.

— Это такъ и будетъ, сказала Цецилія, и слезы струились по ея щекамъ:— это такъ и будетъ!

Онъ продолжалъ свой разсказъ, говоря, какъ пріятно было ему чувствовать себя какъ дома въ Онслоу Крешентъ, какъ онъ радовался, называя её Цециліей и держа на рукахъ ея дтей, какъ-будто, они уже отчасти принадлежали ему. Онъ разсказалъ ей, какъ онъ встртился съ молодой вдовой на станціи, оказавъ ей услугу по просьб ея сестры, и какъ она холодна была къ нему, оскорбляя его своимъ молчаніемъ и мрачной гордостью.

— Фальшивая женщина! воскликнула мистриссъ Бёртонъ,

— О, Цецилія! не браните её, не говорите ни слова, пока не узнаете всего.

— Я знаю, что она фальшива, сказала мистриссъ Бёртонъ съ пылкимъ негодованіемъ.

— Она не фальшива, сказалъ Гарри:— если тутъ есть фальшивость, такъ моя.

Потомъ онъ продолжалъ и сказалъ, что когда онъ увидлъ её въ слдующій разъ, она была совсмъ другая. Какъ тогда онъ понялъ, что ея торжественное и надменное обращеніе было почти вынуждено способомъ ея возвращенія, когда никто изъ другихъ друзей не встртилъ её.

— Она не заслуживала имть друзей, сказала мистриссъ Бёртонъ.

— Вы обижаете её, сказалъ Гарри:— вы её не знаете. Если какая-нибудь женщина была оклеветана, такъ это она.

— Но не была ли она фальшива съ самаго начала.— Фальшива, чтобы могла разбогатть, выйдя за человка, котораго она не любила? Можете ли вы заступаться за неё посл этого? О, Гарри! подумайте объ этомъ.

— Я буду за неё заступаться, сказалъ Гарри.

Теперь казалось въ первый разъ, что къ нему воротилась его прежняя смлость.

— Я буду за неё заступаться, хотя она поступила такъ, какъ вы говорите, потому что она страдала, какъ страдаютъ не многія женщины, и потому что она раскаялась, какъ не многія женщины могутъ раскаяться.

Теперь, когда чувства его къ ней разгорячились, онъ произносилъ свои слова скоре и не съ такимъ стыдомъ въ голос. Онъ описалъ, какъ онъ ходилъ въ Болтонскую улицу, не имя въ мысляхъ ничего дурного, пока… пока… пока къ нему не вернулось его прежнее чувство. Онъ хотлъ быть правдивъ въ своёмъ разсказ. Но я сомнваюсь, сказалъ ли онъ всю правду. Какъ могъ онъ сказать всё? какъ могъ онъ сознаться, что блескъ красоты этой женщины, огонь, зажженный ея званіемъ, страданіемъ, опалилъ его, бдную муху?

— И тогда наконецъ я узналъ, сказалъ онъ: — что… что она любила меня боле, чмъ я думалъ.

— Неужели Флоренсъ должна пострадать за, то, что она отложила свою любовь къ вамъ изъ любви къ деньгамъ?

— Мистриссъ Бёртонъ, если вы не понимаете этого теперь, я не знаю, что могу сказать вамъ боле. Одна Флоренсъ въ этомъ дл совершенно права. Лэди Онгаръ была виновата, и я былъ виноватъ. Я иногда думаю, что Флоренсъ слишкомъ для меня хороша.

— Это она должна сказать, если будетъ нужно.

— Теперь я разсказалъ вамъ всё и вы знаете, почему я къ вамъ не приходилъ.

— Нтъ, Гарри, вы разсказали мн не всё. Сказали ли вы этой… женщин, что она будетъ вашей женой?

На этотъ вопросъ онъ не далъ немедленнаго отвта, и она повторила его.

— Скажите мн, сказали вы ей, что вы на ней женитесь?

— Я ей сказалъ.

— И вы сдержите слово?

Когда Гарри услыхалъ эти слова, онъ былъ поражонъ ужасомъ, что въ голос такой кроткой женщины, какъ Цецилія Бёртонъ, было столько пылкости, столько гнва.

— Отвчайте мн, сэръ, вы намрены жениться на этой… графин?

Но онъ всё не отвчалъ.

— Я не удивляюсь, что вы не можете говорить, сказала она.— О, Флоренсъ! о, моя душечка! мой погибшій, разбитый сердцемъ ангелъ!

Она отвернулась и заплакала.

— Цецилія, сказалъ онъ, пытаясь приблизиться къ ней своей рукою, не вставая со стула.

— Нтъ, сэръ, когда я просила васъ называть меня такимъ образомъ, я думала, что вы будете моимъ братомъ. Я не думала, что мущина можетъ быть такъ слабъ. Можетъ-быть, вамъ лучше бы теперь уйти, чтобы вы не встртились съ моимъ мужемъ, который въ своёмъ бшенств можетъ выгнать васъ.

Но Гарри Клэверингъ всё сидлъ на стул неподвижно — неподвижно и не говоря ни слова. Черезъ нсколько времени онъ повернулся къ ней лицомъ, и даже въ своёмъ, собственномъ огорченіи, она была поражена несчастнымъ выраженіемъ его физіономіи. Вдругъ она вскочила и, подойдя къ нему, бросилась передъ нимъ на колна.

— Гарри, говорила она: — Гарри, теперь еще не поздно. Будьте опять нашимъ Гарри, нашимъ драгоцннымъ Гарри. Скажите, что это будетъ такъ. Что такое для васъ эта женщина? Что она сдлала для васъ, чтобы вы бросили такую женщину, какъ наша Флоренсъ? Разв она такъ благородна, добра, чиста и безукоризненна, какъ Флоренсъ? Будетъ ли она любить васъ Той любовью, какъ Флоренсъ? Будетъ ли она врить вамъ, какъ вритъ Флоренсъ? Да, Гарри, она еще вритъ, она ничего объ этомъ не знаетъ, и не узнаетъ ничего, если вы только скажете, что останетесь врны. Никто не узнаетъ, и я буду помнить только для того, чтобы вспоминать о вашей доброт. Подумайте объ этомъ, Гарри, вроломства не можетъ быть къ той, которая была вроломна къ вамъ. Гарри, вы не поразите насъ всхъ однимъ ударомъ.

Никогда прежде не умоляли мущину взять въ свои объятія молодость, чистоту и женскую красоту. И дйствительно, онъ уступилъ бы, какъ уступилъ бы всякій мущина, еслибъ мольба мистриссъ Бёртонъ не была прервана. На лстниц послышались шаги ея мужа, и она, вставъ съ колнъ, быстро шепнула:

— Не говорите ему, что это ршено. Позвольте мн сказать ему, когда вы уйдёте.

— Вы долго были вдвоёмъ, сказалъ Теодоръ, входя.

— Зачмъ же ты оставлялъ насъ такъ долго? сказала мистриссъ Бёртонъ, стараясь улыбнуться, хотя, какъ она хорошо знала, слды слезъ были довольно ясны.

— Я думалъ, что вы пришлёте за мной.

— Бёртонъ, сказалъ Гарри: — я думаю, что вы очень добры, позволивъ мн наедин видть вашу жену.

— Женщины всегда понимаютъ лучше эти вещи, сказалъ онъ.

— И вы придёте опять завтра, Гарри, и будете отвчать на мой вопросъ?

— Нтъ, не завтра.

— Флоренсъ будетъ здсь въ понедльникъ.

— Почему же ему не придти тогда, когда Флоренсъ будетъ здсь? спросилъ Теодоръ сердитымъ тономъ.

— Разумется, онъ придётъ, но я хочу видть его прежде, не такъ ли, Гарри?

— Я ненавижу таинственность, сказалъ Бёртонъ.

— Таинственности никакой не будетъ, возразила его жена.— Зачмъ ты прислалъ его ко мн, если не затмъ, что есть нкоторыя вещи, о которыхъ трудно разсуждать втроёмъ? Вы придёте завтра, Гарри?

— Нтъ, завтра не приду, но я напишу завтра, рано утромъ завтра. Теперь я пойду, и разумется, вы разскажете Бёртону всё, что я сказалъ. Добрый вечеръ!

Они оба взяли его руку и Цецилія пожала её, смотря умоляющими глазами ему въ лицо. Чего не дала бы она, чтобы обезпечить счастье сестры, которую такъ любила!

Глава XXIX.
КАКЪ ДАМОНЪ РАЗСТАЛСЯ СЪ ПИІЕМЪ.

Когда лэди Онгаръ оставила графа Патерова на утёс и вошла одна въ садъ, принадлежащій гостинниц, она давно уже ршила, что наконецъ она должна положительно разойтись съ своей преданной Софи. Она молча шла возл графа, и хотя, разумется, слышала всё, что онъ говорилъ, она имла возможность въ это время многое сообразить. Должно-быть, графъ отъ Софи услыхалъ объ ея поздк на островъ Уайтъ, и мало этого: Софи, должно-быть, какъ она думала, подстрекнула его на это. Въ этомъ она обижала свою бдную пріятельницу. Софи просто братъ заплатилъ за то, что она доставила ему свднія, какія позволили ему устроить эту встрчу. Она даже не совтовала ему слдовать за лэди Онгаръ. Но теперь лэди Онгаръ въ слпой ярости ршила, что Софи слдуетъ оттолкнуть отъ ея груди. Для лэди Онгаръ казалось это изгнаніе тмъ легче, что она начала гнушаться своимъ преданнымъ другомъ и чувствовать, что должна отказаться отъ подобной преданности. Теперъ настала минута, въ которую это могло быть сдлано.

Однако, тутъ были затрудненія. Дв дамы, живущія въ гостинниц, не могутъ же послать сказать трактирщику, что имъ нужны отдльныя комнаты, потому что он забрали себ въ голову возненавидть другъ друга. Сверхъ того, какъ-то неловко сказать Софи, что хотя она изгоняется, по ея счоту будетъ заплачено въ этотъ послдній и единственный разъ. Нтъ, лэди Онгаръ уже примтила, что это не годится. Она не будетъ ссориться съ Софи такимъ образомъ. Она удетъ съ острова Уайта на слдующее утро, сообщивъ Софи, зачмъ она это длаетъ, и предложить деньги маленькой француженк-польк за то, что та такъ скоро должна бросить своё приморское или сельское счастье. Но длая это, она постарается дать Софи понять, что Болтонская улица будетъ заперта для нея навсегда впослдствіи. Ни съ графомъ Патеровымъ, ни съ его сестрой не вступитъ она въ сношенія добровольно.

Было тёмно, когда она вошла въ домъ, прогулка и возвращеніе заняли три часа. Она почти не замчала, какъ наступили сумерки, когда сла рядомъ съ этимъ противнымъ человкомъ. Она думала о другомъ, и глаза ея постепенно привыкли къ померкавшему свту. Но теперь, когда она увидла мерцаніе лампъ изъ оконъ гостинницы, она узнала, что настала ночь, и начала бояться, что поступила неблагоразумно, позволивъ себ запоздать, неблагоразумно, даже если ей удалось быть одной. Она прямо прошла въ свою комнату, чтобы, чисто по женски, посмотрть, какое дйствіе произвело на ея лицо оскорбленіе, получонное ею, а потомъ, укрпившись и приготовившись къ сцен, которая должна была произойти, она сошла въ гостиную къ своей пріятельниц. Пріятельница заговорила первая, и читателю да благоугодно будетъ вспомнить, что пріятельница имла основательную причину знать, какого спутника, по всей вроятности, имла лэди Онгаръ.

— Жюли, милая, какъ вы поздно! сказала она какъ-будто она была раздражена тмъ, что её такъ долго заставляли ждать чая.

— Я опоздала, сказала лэди Онгаръ.

— И не думаете ли вы, что поступили неосторожно, совсмъ одна, знаете, душа моя, немножко неосторожно.

— Даже очень неосторожно. Я думала объ этомъ теперь, когда переходила лугъ и увидла, какъ тёмно. Я поступила очень неосторожно, но спаслась безъ большого вреда.

— Спаслась? спаслась отъ чего? Вы спаслись отъ простуды или отъ пьянаго?

— И отъ того и отъ другого, какъ я думаю.

Она сла и, позвонивъ въ колокольчикъ, велла подавать чай.

— Вы что-то такая странная, сказала Софи.— Я не совсмъ понимаю васъ.

— Когда вы видли вашего брата? спросила лэди Онгаръ.

— Моего брата?

— Да, графа Патерова. Когда вы видли его?

— Зачмъ вамъ нужно это знать?

— Ну, это ничего не значитъ, такъ какъ, разумется, вы не скажете мн. Но скажете ли вы, когда вы увидите его?

— Почему я могу это знать?

— Сегодня?

— Жюли, что вы хотите сказать?

— Только то, что я желаю, чтобы вы растолковали ему, что если онъ хочетъ сдлать что-нибудь касающееся меня, то онъ можетъ считать это конченнымъ. Теперь цлый часъ…

— Разв вы его видали?

— Да, не удивительно ли это? Я видла его.

— Почему же вы сами не могли сказать ему то, что-хотли сказать? Мы съ нимъ несогласны насчотъ нкоторыхъ вещей, и я не люблю передавать ему порученія. И вы видли его здсь на этомъ морскомъ берегу?

— Именно, на этомъ морскомъ берегу. Не странно ли, что онъ узналъ, что я здсь, узналъ даже, въ какой гостинниц мы остановились, и узналъ, даже куда я пошла!

— Онъ узналъ это отъ слугъ, душа моя.

— Безъ сомннія. Онъ былъ такъ добръ, что забавлялъ меня таинственными угрозами, какимъ образомъ онъ накажетъ меня, если я не…

— Если вы не сдлаетесь его женою, подсказала Софи.

— Именно. Это было очень лестно съ его стороны. Я, конечно, не имю намренія сдлаться его женой.

— А! вамъ больше правится этотъ юный Клэверингъ, у котораго есть другая любовница. Онъ помоложе, это правда.

— Честное слово, да. Мн нравится мой кузенъ Гарри Клэверингъ гораздо боле вашего брата, но, какъ мн кажется, это не иметъ никого отношенія къ длу. Я говорила объ угрозахъ вашего брата. Я ихъ не понимаю, но желаю, чтобъ онъ понялъ, что если желаетъ сдлать что-нибудь, то пусть онъ это сдлаетъ. А что касается до брака, я скоре выйду за перваго пахаря, котораго найду въ пол.

— Жюли, вамъ не надо оскорблять его.

— Я не хочу, чтобъ вы называли меня Жюли, я не хочу больше имть никакого дла съ вами.

Сказавъ это, она встала и начала ходить по комнат.

— Вы измнили мн и теперь всё кончено между нами.

— Измнила вамъ? какой вздоръ вы говорите! Въ чомъ я вамъ измнила?

— Вы направили его сюда по моимъ слдамъ, хотя знали, что я желаю избгать его.

— И это всё? Я пріхала на этотъ противный островъ и сказала моему брату. Это моя вина, и вы говорите объ измн! Жюли, вы иногда дурите.

— Очень часто, безъ всякаго сомннія, но, мадамъ Горделу, мы вперёдъ будемъ дурить врознь.

— О, конечно! если вы этого желаете.

— Я этого желаю.

— Это не можетъ мн повредить. Я могу выбирать моихъ друзей везд. Свтъ для меня открыть, я могу бывать въ какомъ обществ хочу. Я не останусь въ потер.

Всё это лэди Онгаръ понимала хорошо, но не могла перенести безъ ущерба для своего спокойствія. Подобной мести слдовало ожидать отъ подобной женщины.

— Я нисколько не желаю, чтобы вы остались въ потер, сказала она.— Я только желаю дать вамъ понять, что посл того, что случилось сегодня между вашимъ братомъ и мною, наше знакомство должно прекратиться.

— Разв я должна быть наказана за моего брата?

— Вы сейчасъ сказали, что это не будетъ для васъ наказаніемъ, и я рада была это слышать. Вы говорите, что общество для васъ открыто и вы не потеряете ничего.

— Разумется, общество для меня открыто. Разв я компрометировала себя? О моихъ любовникахъ не говорятъ по всему городу. Почему мн быть въ потер? Нтъ.

— Я ворочусь завтра въ Лондонъ какъ можно раньше. Я уже это сказала и велла приготовить экипажъ, чтобъ хать въ Ярмутъ къ восьми часамъ.

— И вы оставляете меня здсь одну?

— Вашъ братъ здсь, мадамъ Горделу.

— Мой братъ для меня ничего. Вы это знаете хорошо. Онъ можетъ прізжать и узжать когда хочетъ. Я пріхала сюда съ вами, для компаніи, для того, чтобъ сдлать вамъ удовольствіе, а вы говорите, что оставите меня въ этомъ отвратительномъ барак. Если я останусь здсь одна, я отмщу.

— Вы воротитесь со мной, если желаете.

— Въ восемь часовъ утра, а видите теперь одиннадцать, вы до сихъ поръ странствовали съ моимъ братомъ въ потьмахъ. Нтъ, я такъ рано не поду. Завтра суббота, вы должны были остаться до вторника.

— Длайте какъ хотите. Я поду завтра въ восемь часовъ.

— Очень хорошо. Вы подете въ восемь, очень хорошо. А кто заплатятъ по счоту, когда вы удете, лэди Онгаръ?

— Я приказала, чтобъ счотъ былъ готовъ завтра утромъ. Если вы позволите мн предложить вамъ двадцать фунтовъ, это позволитъ вамъ пріхать въ Лондонъ когда вы захотите.

— Двадцать фунтовъ! Что такое двадцать фунтовъ? Нтъ, я не хочу вашихъ двадцати фунтовъ.

И она оттолкнула отъ себя два банковыхъ билета, которые лэди Онгаръ положила на столъ.

— Кто мн заплатитъ за потерю моего времени? Скажите мн это. Я посвятила себя вамъ. Кто заплатитъ мн за это?

— Конечно, не я, мадамъ Горделу.

— Не вы! Вы не хотите заплатить мн за моё время, за цлый годъ, который я посвящала вамъ! Вы не хотите мн заплатить и отсылаете меня такимъ образомъ! Ей-богу, васъ заставятъ заплатить!

Такъ какъ разговоръ становился непріятенъ, лэди Онгаръ взяла свчу и ушла спать, оставивъ двадцать фунтовъ на стол. Выходя изъ комнаты, она знала, что деньги лежатъ тутъ, но не могла ршиться взять ихъ и положить въ карманъ. Ей казалось невозможнымъ, чтобъ мадамъ Горделу оставила ихъ на произволъ слугъ, и по всей вроятности, билеты пойдутъ въ тотъ карманъ, для котораго они назначались.

Такъ оно и было. Софи, оставшись одна, встала съ своего мста и стояла нсколько минутъ на ковр, длая свои разсчоты. Софи ожидала, что лэди Онгаръ очень разсердится на присутствіе графа Патерова, но она не ожидала, чтобы гнвъ ея пріятельницы дошолъ бы до такой степени, что она произнесётъ приговоръ изгнанія на всю жизнь. Но, можетъ-быть, и для Софи будетъ хорошо, если этотъ приговоръ будетъ приведёнъ въ исполненіе. Эта глупая женщина съ своимъ доходомъ, съ своимъ паркомъ, съ своимъ званіемъ, собиралась отдать себя — такъ говорила себ Софи — молодому, гордому молокососу — такъ Софи называла его — который уже выказалъ себя врагомъ Софи и который, конечно, не найдётъ мста для Софи Горделу въ своёмъ дом. Не лучше ли, чтобъ эта ссора произошла теперь, и получено такое вознагражденіе, какого можно только добиться? Софи, конечно, знала многое, что будущему мужу было бы удобне не знать, или удобне для будущей жены, чтобъ не зналъ будущій мужъ. Можно было выторговать еще кое-что, хотя лэди Онгаръ отказалась дать боле этихъ ничтожныхъ двадцати фунтовъ. Выторговать можно, или можетъ-быть, сама лэди Онгаръ, когда пройдётъ ея гнвъ, станетъ искать примиренія. Или Софи — эта мысль пришла Софи, когда она пріуныла посл продолжительныхъ соображеній — сама Софи можетъ признать себя виноватой, просить прощенія и расплакаться на ше своего друга. Можетъ-быть, стоило того, чтобъ сдлать разсчотъ въ постел. Тогда Софи, тихо, какъ кошка, придвинувъ къ себ билеты и спрятавъ ихъ гд-то на себ, также ушла въ свою комнату.

Утромъ лэди Онгаръ приготовилась ухать въ восемь часовъ и велла завтракъ къ ней отнести наверхъ. Когда наступило время, она вышла въ гостиную по дорог къ экипажу и тамъ нашла Софи, также приготовившуюся къ отъзду.

— Я тоже ду. Вы позволите мн хать? сказала Софи.

— Конечно, сказала лэди Онгаръ.— Я предлагала это вамъ вчера.

— Вамъ не надо было такъ жестоко поступать съ вашимъ бднымъ другомъ, сказала Софи.

Это было сказано при горничной лэди Онгаръ и двухъ слугахъ гостинницы, и лэди Онгаръ не отвчала. Когда они сли вмст въ экипажъ, а горничную усадили на запятки, Софи опять стала хныкать и раскаяваться.

— Жюли, вамъ не слдуетъ такъ жестоко поступать съ вашей бдной Софи.

— Мн кажется, что самыя жестокія слова произносили вы.

— Когда такъ я прошу у васъ прощенія. Я впечатлительна. Я не могу воздержаться. Когда разсержена, я говорю сама не знаю что. Если я сказала что-нибудь нехорошее, я извиняюсь и прошу прощенія — вотъ на колнахъ.

Говоря это, ловкая маленькая женщина успла стать на колна въ экипаж.

— Скажите, что вы меня извинили, скажите, что Софи прощена.

Маленькая женщина разсчитала, что если Жюли проститъ ей, то врядъ ли спроситъ назадъ два десятифунтовыхъ билета. Но лэди Онгаръ твёрдо ршила, что короткости быть боле не должно, и размышляла, что лучшаго случая для ссоры едвали можно найти, какъ измна Софи, доставившая ея брату возможность пріхать въ Фрэшуотеръ. Она была слишкомъ тверда и слишкомъ умла владть своей волей для того, чтобы позволить теперь лишить себя, своихъ выгодъ.

— Мадамъ Горделу, эта поза нелпа, я прошу васъ встать.

— Никогда, никогда я не встану, пока вы не простите меня! Софи сжалась еще ниже, пока совсмъ не спряталась между шкатулками и мшечками.

— Я не встану, пока вы не скажете: ‘Милая Софи, я прощаю васъ.’

— Когда такъ, я боюсь, что вамъ придётся хать весьма неудобно. Къ счастью надалёко, до Ярмута полчаса зды.

— Я опять стану на колна на пароход, и на платформ, и въ вагон, и на улиц. Я везд буду стоять на колнахъ передъ моей Жюли, пока она не скажетъ: ‘Милая Софи, я прощаю васъ!’

— Мадамъ Горделу, поймите меня, между вами и мною не должно быть боле короткости.

— Не должно?

— Конечно. Дальнйшія объясненія не нужны, но наша короткость непремнно кончилась.

— Кончилась?

— Несомннно.

— Жюли!

— Это такія глупости! Мадамъ Горделу, вы унижаете себя вашими поступками.

— О, я унижаю себя?

Говоря это, Софи приподнялась между шкатулками и сла на своё мсто:— Я унижаю себя? Ну, я знаю очень хорошо, о чьёмъ униженіи говорятъ больше въ свт, о вашемъ или моёмъ. Унижаю себя, и для васъ? А что говорилъ о васъ вашъ мужъ?

Лэди Онгаръ начала чувствовать, что даже короткій перездъ можетъ быть слишкомъ длиненъ. Софи ёжилась на своёмъ мст, поправляя платье, измятое ея послдней позой не весьма граціознымъ образомъ.

— Вы увидите, продолжала она: — да, вы увидите. Говорите мн объ униженіи! Я унизила себя только тмъ, что была съ вами. А, очень хорошо! Да, я выду. А что касается до молчанія, я буду молчать, когда захочу. Я знаю, когда говорить и когда молчать. Унижаюсь!

Говоря такимъ образомъ, она вышла изъ экипажа, опираясь на руку лодочника, который подошолъ къ дверц и слышалъ ея послднія слова. Можно себ вообразить, что всё это не много способствовало къ спокойствію лэди Онгаръ. Он были теперь на маленькой плотин въ Ярмут и черезъ пять минутъ вс знали, кто она, и знали также, что между нею и маленькой иностранкой произошло какое-то несогласіе. Глаза лодочниковъ, кучеровъ и другихъ путешественниковъ и туземцевъ, отправлявшихся на Лимингтонскій рынокъ, были устремлены на неё, также какъ и глаза всхъ ярмутскихъ праздношатающихся, которые собрались посмотрть на отправленіе ранняго парохода. Но она перенесла это хорошо, сла и посадила возл себя горничную на одну изъ скамеекъ на палуб и терпливо ждала, пока отправится пароходъ. Софи раза два пробормотала слова ‘унижаюсь’, но кром этого молчала.

Они перехали маленькій каналъ не говоря ни слова и не говоря ни слова прошли къ станціи желзной дороги. Лэди Онгаръ была слишкомъ разстроена, чтобы взять билеты въ Ярмут, но заплатила на пароход за проздъ троихъ: себя, горничной и Софи. Но на Лимингтонской станціи было необходимо взять билеты въ Лондонъ. Лэди Онгаръ думала объ этомъ дорогою на пароход и на станціи желзной дороги отдала свой кошелёкъ горничной, шепнувъ свои приказанія. Двушка взяла три билета перваго класса и, подойдя къ мадамъ Горделу, подала одинъ билетъ этой дам.

— Ахъ! да, очень хорошо, я понимаю, сказала Софи, взявъ билеты.— Я возьму.

И она подняла билетъ въ рук, какъ-будто имла какую-нибудь особенную таинственную причину принять его. Она сла въ одинъ вагонъ съ лэди Онгаръ и ея горничной, но не сказала ни слова дорогой до самаго Лондона. Въ Басингсток она выпила рюмку хереса, за которую заплатила горничная лэди Онгаръ. Лэди Онгаръ по телеграфу вызвала свою карету, которая ждала её, но Софи сла въ кэбъ.

— Заплатить извощику? спросила горничная.

— Да, отвчала Софи:— или постойте. Ему надо дать полкроны. Лучше дайте мн полкроны.

Горничная это сдлала, и такимъ образомъ бережливая Софи прибавила еще шиллингъ къ своимъ деньгамъ — кром двадцати фунтовъ — зная хорошо, что проздъ до Монтской улицы стоилъ восемнадцать пенсовъ.

Глава XXX.
БУДЛЬ ВЪ МОНТСКОЙ УЛИЦ.

Капитанъ Клэверингъ и капитанъ Будль, какъ можно себ представить, очень подробно и очень часто разсуждали о результатахъ перваго переговора капитана съ шпіонкой, и послдній капитанъ объявилъ, съ чмъ впослдствіи согласился первый, что эти результаты были неудовлетворительны. Семьдесятъ фунтовъ было истрачено, и такъ сказать, ничего не было достигнуто. Напрасно Арчи, не желая заставить думать, что онъ неискусепъ въ дипломаціи, доказывалъ, что съ этими политическими особами надо было дйствовать обиняками, что предварительные пункты составляютъ всё, и что если ихъ устроить, то дло будетъ сдлано. Будль доказывалъ, что дло не сдлано и что семьдесятъ фунтовъ слишкомъ много для предварительныхъ пунктовъ.

— Любезный другъ, говорилъ онъ съ нкоторымъ презрніемъ въ голос:— гд ты? Вотъ что я желаю знать. Гд ты? Нигд!

Это было справедливо. Всё, что Арчи получилъ отъ мадамъ Горделу въ замнъ своей послдней платы, было увдомленіе, что нельзя еще назначить дня для возобновленія его личной аттаки на графиню, но что день можно назначить, когда онъ опить придётъ въ Монтскую улицу — разумется, съ надлежащимъ вознагражденіемъ подъ перчаткой. Первоначальный фундаментъ, на которомъ Арчи долженъ былъ основать своё сватовство, было устроено такимъ образомъ, что лэди Онгаръ слдуетъ дать знать, что онъ тутъ, и способъ, которымъ Будль объяснилъ это правило артистическимъ и аллегорическимъ употребленіемъ своего каблука, былъ еще свжъ въ памяти Арчи. Свиданіе, въ которомъ они дошли до этого удовлетворительнаго соглашенія, происходило раннею весной, а теперь наступилъ іюнь, и графиня конечно еще не знала, что ‘ея поклонникъ былъ тутъ’. Если шпіонка должна была сдлать что-нибудь, то это должно быть сдлано скоро, и Будль не удерживаясь выражалъ своё мнніе, что его другъ ‘сталъ ногою въ это’ и ‘заварилъ изъ всего этого кашу’. Арчи Клэверингъ не имлъ порока самоувренности, онъ скоре готовъ былъ полагаться на друзей и желалъ помощи и совта въ затруднительныхъ обстоятельствахъ.

— Что же, чортъ побери! долженъ длать человкъ? спрашивалъ онъ.— Можетъ-быть, мн лучше отказаться отъ всего. Вс говорятъ, что она горда какъ Люциферъ, и вдь никому не извстно, что она тамъ напроказила.

Но Будль вовсе не имлъ намренія принять эту точку зрнія. Онъ былъ такой человкъ, который никогда не отказывался отъ скачки, если лошадь его сброситъ сначала, примтивъ, что терпніе можетъ-быть, достигнетъ столько же, какъ и пылкость. Онъ здилъ на многихъ медленныхъ скачкахъ и выигралъ нкоторыя изъ нихъ. Онъ никогда не былъ такъ увренъ въ своей рук на билліард, какъ въ то время, когда противъ него было много записано. ‘Всегда надо бороться, пока въ васъ осталась хоть какая-нибудь борьба’ было его правиломъ. Онъ никогда не считалъ проиграннымъ пари, пока не убждался окончательно въ проигрыш, и научился смотрть на всякую возможность на успхъ, какъ бы ни была она отдалённа, какъ на свою собственность.

— Никогда не говори насъ, было его отвтомъ на замчаніе Арчи.— Видишь, Клэвви, у тебя остаётся еще нсколько хорошихъ картъ и ты никакъ не можешь узнать настоящее намреніе женщины до-тхъ-поръ, пока не объяснишься. А что касается до того, что она длала, когда её не было здсь, то видишь ли, когда женщина иметъ семь тысячъ годового дохода, то это покрываетъ множество грховъ.

— Разумется, я это знаю.

— И для чего же человку быть немилосердымъ? Если человкъ долженъ врить всему, что онъ слышитъ, ей-богу, ему придётся врить многому. Я съ своей стороны не врю ничему. Я всегда предполагаю, что каждая лошадь выиграетъ на скачк. Ты понимаешь меня теперь?

Арчи разумется сказалъ, что онъ понимаетъ его, но мн кажется, что Будль выражался слишкомъ глубокомысленно для разума Арчи.

— И сказалъ бы: брось эту женщину и прямо обратись къ вдов.

— И потерять задаромъ семьдесятъ фунтовъ!

— Ты не довольно безразсуденъ, чтобы предполагать, что получишь ихъ обратно, я надюсь?

Арчи уврилъ своего друга, что онъ не довольно безразсуденъ для подобной надежды, и оба молчали нсколько минутъ, глубоко соображая положеніе дла.

— Я скажу теб, что я сдлаю для тебя, сказалъ Будль:— и честное слово, мн кажется, это будетъ лучше всего.

— Что же это?

— Я самъ пойду къ этой женщин.

— Какъ! къ лэди Онгаръ?

— Нтъ, къ шпіонк, какъ ты её называешь. Принципалы не годятся для длъ такого рода, когда человкъ долженъ самъ платить деньги, онъ никогда не можетъ заключить такой хорошій торгъ, какой другой можетъ сдлать для него. Это ужъ извстно, и я могу быть смле съ ней, чмъ ты, могу прямо приступить къ длу, знаешь? и ты можешь быть увренъ, что она не получитъ отъ меня денегъ задаромъ.

— Стало-быть, ты возьмёшь съ собой деньги?

— Ну, да, то-есть, если это будетъ удобно. Мы говорили о томъ, чтобы дать двсти или триста фунтовъ, знаешь, а ты до-сихъ-поръ далъ только семьдесятъ.— Что, еслибъ ты передалъ мн недостающія до сотни тридцать? Если она добьётся ихъ отъ меня легко, скажи мн, что моё имя не Будль.

Многое въ его тон было непріятно капитану Клэверингу, но наконецъ онъ покорился и подалъ своему другу тридцать фунтовъ. Потомъ было значительное сомнніе, слдуетъ ли посланнику объявить о себ запиской, но ршили наконецъ, что его посщеніе будетъ неожиданно. Если онъ не найдётъ даму дома въ первый разъ или во второй, онъ можетъ найти её въ третій или въ четвёртый. Онъ былъ настойчивый и терпливый человкъ и уврялъ своего друга, что непремнно увидитъ мадамъ Горделу прежде чмъ пройдётъ недля.

Когда онъ въ первый разъ явился въ Монтскую улицу, Софи Горделу наслаждалась своей поздкой на островъ Уайтъ. Когда онъ пріхалъ во второй разъ, она лежала въ постел, утомившись отъ вчерашней поздки, такъ какъ она должна была встать въ семь часовъ утра. Она воротилась въ кэб одна и очень много занималась въ тотъ же вечеръ. Теперь, когда она должна была разстаться съ своею Жюли, ей необходимо нужно было заняться. Она написала длинное письмо къ своему брату — гораздо откровенне, чмъ послднее время были ея письма къ нему — разсказывала ему, какъ она страдала за него, и описывала съ большой энергіей развращонность, злость и глупость ея бывшей пріятельницы. Потомъ она написала безымённое письмо мистриссъ Бёртонъ, имя и адресъ которой она узнала, выпытавъ отъ Арчи о помолвк Гарри Клэверинга. Въ этомъ письм она описывала коварныя хитрости, посредствомъ которыхъ эта ужасная женщина лэди Онгаръ старалась разлучить Гарри и миссъ Бёртонъ.

‘Это очень дурно, но справедливо, писала прилежная маленькая женщина. ‘Её видли въ его объятіяхъ, я это знаю.’ Посл этого она одлась и похала въ общество, въ то общество, которое, какъ она хвалилась, было открыто для нея, въ домъ какого-то постителя какого-то посольства, и слушала, и шепталась, и хохотала, когда какой-нибудь старый гршникъ шутилъ съ ней, и разговаривала о поэзіи съ молодымъ человкомъ, который былъ глупый и хромой, по имлъ деньги, даромъ получила рюмку вина и кусокъ пирожнаго, и очень была занята, а воротившись домой, разсчитала, что нанявъ кэбъ на тотъ вечеръ, она благоразумно истратила деньги. Но труды ея были такъ велики, что когда капитанъ Будль пришолъ на слдующее утро въ двнадцать часовъ, она еще лежала въ постел. Будь она въ миломъ Париж или въ милйшей Вн, это не помшало бы ей принять его, но въ этомъ глупомъ Лондон этого нельзя было сдлать, и поэтому, когда она надлежащимъ образомъ разсмотрла карточку капитана Будля и узнала отъ служанки, что капитанъ Будль желалъ видть её по весьма важному длу, она назначила ему пріхать на слдующій день.

На слдующій день въ тотъ же самый часъ Будль пріхалъ и былъ введёнъ въ ея комнату. Онъ старательно избгнулъ всякой щеголеватости въ тоалет, разсчитавъ, что ньюмаркетскій костюмъ больше всхъ костюмовъ подастъ ей мысль о его щеголеватости, между-тмъ какъ Арчи, вроятно, сильно повредилъ себ своими лакированными кожаными сапогами и вообще новизной одежды. Поэтому Будль надлъ сюртукъ, цвтную рубашку, на шею шолковый платокъ, старые коричневые панталоны, узко обтягивавшіе его ноги, и не взялъ съ собой перчатокъ. Это былъ человкъ съ маленькой, толстой головой, который носилъ очень коротко обстриженные волосы и едва примтную бороду на нижнемъ подбородк.

Софи на этотъ случай не нарядилась съ той привлекательной небрежностью, которая украшала ея наружность, когда у ней былъ капитанъ Клэверингъ. Она знала, что къ ней будетъ гость, и сомнительно-блая блуза замнилась обыкновеннымъ платьемъ. Объ этомъ сожаллъ капитанъ Будль, который слышалъ отъ Арчи описаніе наружности этой дамы, и очень желалъ видть шпіонку въ ея надлежащемъ и свойственномъ ей костюм. Надо вспомнить, что Софи совсмъ не знала своего гостя и что ей было неизвстно, что онъ находится въ какихъ-нибудь отношеніяхъ съ капитаномъ Клэверингомъ.

— Вы капитанъ Будль? сказала она, пристально посмотрвъ на Будля, когда онъ поклонился ей входя въ комнату.

— Капитанъ Будль, сударыня, къ вашимъ услугамъ.

— О, капитанъ Будль! я полагаю, это англійское имя?

— Конечно, сударыня, конечно. Совершенно англійское, я полагаю. Наши Будли изъ Варвикшира, маленькое имніе близъ Ливингстона, чертовски маленькое, я съ сожалніемъ долженъ сказать.

Она посмотрла на него очень пристально и совершенно была неспособна угадать, какой образъ жизни вёлъ молодой человкъ, находившійся передъ нею. Она долго жила въ Англіи и знала англичанъ многихъ классовъ, но не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь была знакома съ такимъ человкомъ, какой теперь находился передъ ней. Былъ ли онъ джентльмэнъ или воръ?

— Чертовски маленькое имніе близь Ливингстона, повторила она за нимъ его слова: — о!

— Но моё посщеніе къ вамъ не иметъ никакого отношенія къ этому.

— Никакого отношенія къ маленькому имнію?

— Ршительно никакого.

— Когда такъ, капитанъ Будль, къ чему же оно иметъ отношеніе?

Капитанъ Будль слъ, не будучи приглашонъ къ этой церемоніи. Сообразно теоріи, составившейся въ ея мысляхъ въ эту минуту, человкъ этотъ вовсе не походилъ на англійскаго капитана. Капитанъ — званіе несчастное, нсколько равняющееся заграничному графу, несчастное въ томъ отношеніи, что оно легко принимается многими, которые весьма мало имютъ на него права. Арчи Клэверингъ съ своими полированными кожаными сапогами походилъ на капитана, подходилъ къ ея понятію капитан, но этотъ человкъ — чмъ боле смотрла она на него, тмъ сильне въ ея голов укоренялась мысль о вор.

— Моё дло, сударыня, весьма щекотливаго свойства — свойства весьма щекотливаго. Но мн кажется, что вы и я, понимающіе свтъ, можемъ скоро понять другъ друга.

— О, вы понимаете свтъ! очень хорошо, сэръ. Продолжайте.

— Вотъ видите, сударыня, вдь деньги остаются всегда деньгами, знаете?

— А дуракъ дуракомъ, но что жъ изъ этого?

— Да, дуракъ дуракомъ, но вдь не вс люди дураки. Никто, сударыня, не вздумалъ бы назвать васъ дурой.

— Надюсь! Это было бы невжливо, даже англичанинъ не сказалъ бы этого. Угодно вамъ продолжать?

— Мн кажется, вы имете удовольствіе знать лэди Онгаръ?

— Знать кого? почти вскрикнула Софи.

— Лэди Онгаръ.

Послдніе два дня мысли Софи были заняты ея милою Жюли, но вовсе не были заняты длами капитана Клэверинга, и слдовательно, когда имя лэди Онгаръ было произнесено, мысли ея устремились на ссору, а не на капитана. Неужели это былъ стряпчій? и возможно ли, чтобы Жюли имла низость предъявить требованія на неё? Требованія могли быть предъявлены боле чмъ на двадцать фунтовъ.

— А вы, сказала она: — знаете лэди Онгаръ?

— Не имю этой чести.

— О, не имете! И вы желаете ей быть представлены?

— Нтъ, не то, чтобы… не теперь, когда-нибудь впослдствіи я надюсь имть это удовольствіе. Но справедливо ли я полагаю, что вы съ ней очень дружны? Что же вы намрены сдлать для моего друга Арчи Клэверинга?

— О!!! воскликнула Софи.

— Да. Что вы намрены сдлать для моего друга Арчи Клэверинга? Семьдесятъ фунтовъ, сударыня, знаете, сумма порядочная!

— Сумма порядочная? То-есть, это вы думаете, съ вашимъ маленькимъ имньицемъ въ Варвишир?

— Это совсмъ не моё имніе, сударыня. Оно принадлежитъ моему дяд.

— О! такъ это вашъ дядя иметъ маленькое имньице? Какое же отношеніе иметъ вашъ дядя къ лэди Онгаръ? Какое отношеніе иметъ вашъ дядя къ вашему другу Арчи?

— Ршительно никакого, ршительно никакого.

— Такъ зачмъ же вы мн наговорили всхъ этихъ глупостей о вашемъ дяд и о маленькомъ имньиц въ Варвикшир? Какое мн дло до вашего дяди? Сэръ, я васъ не понимаю, совсмъ не понимаю. Я даже не знаю, почему имю честь видть васъ здсь, капитанъ Будль.

Даже Будль, какъ ни былъ онъ страшенъ, даже онъ, при всей своей щеголеватости, почувствовалъ, что онъ поражонъ и что ему не справиться съ этой женщиной. Онъ пришолъ въ совершенное недоумніе, такъ какъ не могъ разобрать, дйствительно ли во всей своей тирад о маленькомъ имньиц она его не поняла и въ самомъ дл думала, что онъ говоритъ о своёмъ дяд, или всё это было хитростью съ ея стороны? Читатель, можетъ-быть, будетъ имть боле правильное понятіе объ этой дам, чмъ капитанъ Будль усплъ получить. Она встала съ дивана и стояла, какъ-будто ожидая, что капитанъ уйдётъ, но онъ еще не раскрывалъ бюджета своихъ длъ.

— Я пришолъ сюда, сказалъ онъ:— говорить о моёмъ друг капитан Клэверинг.

— Такъ вы можете воротиться къ вашему другу и сказать ему, что мн нечего говорить. Мало этого, капитанъ Будль — она протянула его имя самымъ отвратительнымъ образомъ, съ очевиднымъ намреніемъ раздосадовать его, въ этомъ онъ совершенно удостоврился: — мало этого, я считаю дерзостью съ его стороны, что онъ прислалъ васъ сюда. Вы скажете ему это?

— Нтъ, сударыня, не скажу.

— Можетъ-быть, вы его лакей, продолжала неистощимая Софи: — и принуждены идти, когда онъ посылаетъ?

— Я не служу лакеемъ ни у кого.

—иЕсли такъ, я васъ не осуждаю, или можетъ-быть это ваша манера ухаживать за женщиной изъ третьихъ и четвёртыхъ рукъ тамъ, въ Варвикшир?

— Къ чорту Варвикширъ! сказалъ Будль, который вышелъ изъ себя.

— Отъ всего моего сердца. Къ чорту Варвикширъ!

Эта отвратительная женщина оскалила на него зубы, повторяя его слова.

— И маленькое имньице, и дядю, если вы желаете, и маленькаго племянника, и маленькаго племянника, и маленькаго племянника!

Она стояла возл него, повторяя скороговоркой послднія слова, скалила на него зубы, гримасничала и тряслась, такъ что Будль совершенно растерялся. Если это шпіонка, то онъ будетъ избгать вперёдъ подобныхъ женщинъ. Онъ взглянулъ ей въ лицо въ настоящую минуту, стараясь придумать какія-нибудь слова, какія могли бы ему помочь. Онъ до-сихъ-поръ еще не исполнилъ своего порученія, но о такомъ исполненіи теперь не могло быть и рчи. Эта женщина дерзко обошлась съ нимъ и совершенно затоптала ногами Клэверинга. Нечего было и думать о ея услугахъ, и поэтому онъ считалъ себя въ прав упрекнуть её деньгами, которыя она взяла.

— А какъ же насчотъ семидесяти фунтовъ моего друга? сказалъ онъ.

— Какъ насчотъ семидесяти фунтовъ? Маленькій человкъ приходитъ сюда и говоритъ мн, что онъ Будль изъ Варвикшира, что у него есть дядя съ очень маленькимъ имньицемъ, и спрашиваетъ меня насчотъ семидесяти фунтовъ! А если я спрошу васъ насчотъ полисмэна, что вы скажете тогда?

— Пошлите за нимъ и услышите, что я скажу.

— Нтъ, не стоитъ, чтобы выгнать такого маленькаго человка, какъ вы. Я посылаю за полисмэномъ только, когда боюсь. Будль изъ Варвикшира не страшный человкъ. Отправляйтесь-ка къ вашему другу и скажите ему отъ меня, что онъ выбралъ очень плохого Меркурія для своихъ любовныхъ длъ, такого плохого Меркурія я не видала никогда. Можетъ-быть, варвикширскіе Меркуріи не очень хороши. Можете вы сказать мн, капитанъ Будль, какъ влюбляются въ Варвикшир?

— И я не получу больше никакого удовлетворенія?

— Кто сказалъ, что вы должны получить удовлетвореніе? Весьма мало удовлетворенія, я думаю, имете вы всегда, когда являетесь, какъ Меркурій.

— Мой другъ намренъ узнать что-нибудь объ этихъ семидесяти фунтахъ.

— Семидесяти фунтахъ! Если вы еще заговорите со мною о семидесяти фунтахъ, я доберусь до вашей физіономіи.

Говоря это, она прыгнула къ нему, какъ-будто дйствительно хотла выцарапать ему глаза, и онъ съ испугомъ отретировался къ двери.

— Ахъ вы, съ вашими семидесятаго фунтами! Ужъ вы, англичане! Какіе вы низкіе люди! О, французъ пренебрёгъ бы этимъ — да, или полякъ. А вамъ? вамъ нужно всё написать чернилами на бумаг, какъ счотъ мясника. Вы ничего не знаете и ничего не понимаете, не умете ни говорить, ни молчать. У васъ и голова-то бычачья. Быкъ можетъ перебить весь фарфоръ въ лавк, вс красивыя вещицы исчезнутъ въ одну минуту! Такъ и англичане. Ваши семьдесятъ фунтовъ! Я думаю, вы опять явитесь ко мн за семидесятые фунтами.

Въ пылу своего гнва, она разыграла роль быка, мотая головой и махая руками.

— И вы отказываетесь сказать что-нибудь о семидесяти фунтахъ? сказалъ Будль, ршивъ, что его мужество не оставитъ его.

На это божественная Софи засмялась.

— Ха-ха-ха! Я вижу, что вы не надли перчатокъ, капитанъ Будль.

— Перчатокъ? нтъ, я не ношу перчатокъ.

— И вашъ дядя съ маленькимъ имньицемъ въ Варвикшир? Капитанъ Клэверингъ носитъ перчатки. Онъ человкъ ловкій.

Будль вытаращилъ на неё глаза, ничего не понимая.

— Можетъ-быть, это въ карман вашего жилета, и она подошла къ нему безстрашно, какъ-будто собиралась отнять у него часы.

— Я не знаю, что вы хотите сказать, возразилъ онъ, отступая.

— А! вы человкъ неловкій, какъ тотъ другой капитанъ. Стало-быть, вамъ лучше убираться. Вамъ лучше убираться въ Варвикширъ. Въ Варвикшир, я полагаю, приготовляются для васъ обды къ Михайлову дню. Вамъ остаётся четыре мсяца, чтобы потолстть. Не отправиться ли вамъ и растолстть?

Будль не понялъ ёя сарказма, но началъ примчать, что ему лучше убираться. Эта женщина, вроятно, была сумасшедшая и другъ его Арчи, безъ сомннія, былъ грубо обманутъ, когда былъ посланъ къ ней за помощью. Онъ имлъ нкоторое слабое понятіе о томъ, что семьдесятъ фунтовъ можно вытребовать отъ такой сумасшедшей женщины, но тогда его другъ будетъ компрометированъ, и онъ видлъ, что деньги должно бросить. Во всякомъ случа, у него достало смысла не отдавать больше денегъ.

— Прощайте, сударыня, сказалъ онъ очень коротко.

— Прощайте, капитанъ Будль. Вы придёте опять въ другой разъ?

— Не думаю, сударыня.

— Я приглашать васъ не стану. Вашъ другъ мн больше нравится. Скажите, ему, чтобы онъ пришолъ и ловко надлъ свою перчатку. А вамъ лучше отправляться въ ваше маленькое имньице.

Капитанъ Будль ушолъ, и какъ только выбрался на открытую улицу, остановился и осмотрлся вокругъ, чтобы видомъ предметовъ знакомыхъ для его глазъ удостовриться, что онъ находится въ свт, знакомомъ ему. Находясь въ этой комнат съ этой шпіонкой, онъ пересталъ вспоминать, что онъ въ Лондон, въ своемъ родномъ Лондон, за милю отъ своего клуба, за милю отъ Таттерсаля, онъ какъ-будто перенёсся въ какой-то странный міръ, въ которомъ тактъ, мужество и хитрость, свойственные ему, не были полезны. Мадамъ Горделу открыла ему новый міръ — новый міръ, съ которымъ онъ не желалъ дале знакомиться. Постепенно началъ онъ понимать, зачмъ ему велно было готовиться для обдовъ къ Михайлову дню. Постепенно какая-то идея о перчатк Арчи промелькнула въ его голов. Конечно, шпіонка была удивительная женщина, феноменъ, и можетъ-быть впослдствіи онъ будетъ радъ вспоминать, что видлъ его во плоти. Первую бговую лошадь, которую пріобртётъ, онъ непремнно назовётъ Шпіонкой. Между-тмъ, какъ онъ медленно шолъ по Беркелэйскому сквэру, онъ сознавался, что она не сумасшедшая, и сознавался также, что чмъ мене онъ будетъ говорить объ этихъ семидесяти фунтахъ, тмъ лучше. Онъ перешолъ черезъ Пиккадилли въ Сент-Джэмскую улицу и Пэлль-Мэль, обдумывая, какъ онъ будетъ вести себя съ Клэвви. Во всякомъ случа, онъ имлъ основаніе для торжества. Онъ не отдавалъ денегъ и собственнымъ умомъ удостоврился, что съ этой стороны нельзя имть помощи для дла, которымъ занимался его другъ.

Друзья встртились черезъ нсколько часовъ посл этого и въ это время Будль весь былъ занятъ билліардной игрой. Но Арчи былъ слишкомъ занятъ своимъ дломъ для того, чтобы обращать вниманіе на занятіе своего друга.

— Ну, Будль, сказалъ онъ, едва дождавшись, чтобы его посланникъ кончилъ свою партію:— ну, ты видлъ её?

— Да, я её видлъ, отвчалъ Будль, садясь на высокую скамейку, которая шла вокругъ комнаты, между-тмъ какъ Арчи съ тревожными глазами стоялъ передъ нимъ.

— Ну что же? спросилъ Арчи.

— Она такъ-себ…. Спасибо, Бриггсъ.

Это было сказано одному молодому поручику, который не попалъ въ шаръ капитана и теперь подавалъ ему шиллингъ съ весьма горькимъ взглядомъ.

— Странно! Ей-богу, я сначала думалъ, что она сумасшедшая, но полагаю, что она себ-на-ум.

— Да, она порядкомъ себ-на-ум. Ей стоитъ заплатить, если только можно заставить её работать.

— Вздоръ, любезный другъ.

— Какъ вздоръ? Это что такое?

— Вздоръ, вздоръ, вздоръ! Мн играть?

Онъ ушолъ, а потомъ, возвращаясь на своё мсто, повторилъ:

— Это всё вздоръ! Она никогда не имла намренія сдлать что-нибудь. Я её разузналъ.

— Что разузналъ?

— Она насмхалась надъ тобой. Она взяла деньги изъ-подъ твоей перчатки, неправда-ли?

— Ну да, я положилъ деньги туда.

— Разумется, ты положилъ, я зналъ, что разузнаю всё, если пойду туда, я все разузналъ. Но, ей-богу, какая это женщина! Она обругала меня въ лицо.

— Обругала тебя? По-французски, хочешь ты сказать.

— Нтъ, не по-французски, а прямо по-англійски. Ей-богу, какъ я смялся! Обругала меня и всхъ моихъ родныхъ. Чортъ меня побери, если она этого не сдлала!

— Она совсмъ была не такова, какъ я её видлъ.

— Ты не вывернулъ её всю наизнанку, какъ я. Говорю теб, Клэвви, тутъ ничего не сдлаешь. Еслибы ты ходилъ къ ней, она обобрала бы тебя кругомъ. Вотъ теб назадъ твои тридцать фунтовъ, и честное слово, старый дружище, ты долженъ поблагодарить меня.

Арчи поблагодарилъ его, и Будль остался не безъ торжества. О постоянныхъ намёкахъ на Варвикширъ, которые принуждёнъ былъ выдержать, онъ не сказалъ ничего, не сказалъ и объ обдахъ къ Михайлову дню, и постепенно, говоря часто Арчи о шпіонк, а можетъ-быть и двумъ-трёмъ другимъ короткимъ друзьямъ, онъ началъ убждаться, что дйствительно выпыталъ всю правду отъ мадамъ Горделу и побдилъ эту даму самымъ удивительнымъ образомъ.

Глава XXXI.
ПРИЗВАНІЕ ГАРРИ КЛЭВЕРИНГА.

Когда Гарри Клэверингъ ушолъ изъ Онслоу-Крешентъ посл свиданія съ Цециліей Бёртонъ, онъ былъ несчастный, жалкій человкъ. Онъ разсказалъ всю правду о себ, на сколько могъ разсказать о себ женщин, которую уважалъ вполн, и сдлавъ это, убдился, что она не можетъ больше имть уваженія: къ нему. Онъ обнаружилъ ей всю свою слабость, и она на минуту оттолкнула его съ презрніемъ. Правда, что она опять примирилась съ нимъ, стараясь спасти его и свою сестру отъ будущаго несчастья, что она даже умоляла его воротиться къ Флоренсъ, ршившись на то, что, по ея мннію, казалось тогда врнымъ путемъ къ ея цли, но тмъ не мене Гарри чувствовалъ… что она должна презирать его. Общавъ свою руку одной женщин, женщин, которую онъ еще нжно любилъ, какъ уврялъ, онъ позволилъ себ предложить эту любовь другой. Это онъ надлалъ зло. Джулія, показавъ ему свою любовь предложила её человку, котораго она считала свободнымъ. Онъ имлъ намреніе идти по прямому пути. Онъ не позволилъ себ влюбиться въ богатство этой женщины, которая бросалась къ его ногамъ, но онъ былъ такъ слабъ, что заслужилъ своё собственное презрніе.

Я полагаю, нтъ ни одного молодого человка, обладающаго обыкновенными дарованіями и обыкновеннымъ воспитаніемъ, который, въ различную пору жизни, не придумалъ для себя какую-нибудь каррьеру съ большей или меньшей точностью — какую-нибудь карьеру, которая высока по своимъ направленіямъ и благородна по своимъ стремленіямъ и къ которой онъ впослдствіи принужденъ уподоблять обстоятельства жизни, которую устроилъ для себя. Длая это, онъ, можетъ-быть, не попытается представить себ весь тотъ успхъ, котораго онъ постарается достигнуть, или даже тотъ самый путь, по которому будетъ стремиться къ успху, но онъ скажетъ себ, какихъ пороковъ будетъ избгать и какихъ добродтелей постарается достигнуть. Не многіе молодые люди сдлали это съ большей точностью, чмъ длалъ это Гарри Клэверингъ, и немногіе съ большей самоувренностью. Въ раннюю пору жизни онъ имлъ успхъ, такой успхъ, который позволилъ ему уклониться не только отъ власти отца, но почти также и отъ всякаго вмшательства со стороны отца. Какъ-будто было ршено, что онъ лучше отца, лучше всхъ другихъ Клэверинговъ, алмазъ своего рода, Клэверингъ, на котораго вся фамилія впослдствіи должна смотрть съ уваженіемъ, не какъ на ихъ главу, но какъ на самую сильную и надежную подпору. Онъ сказалъ себ, что будетъ честнымъ, правдивымъ, трудолюбивымъ человкомъ, не жаднымъ къ деньгамъ, хотя сознавалъ, что работникъ долженъ быть достоинъ своей платы, сознавалъ также, что чмъ лучше будетъ его работа, тмъ выше будетъ его жалованье. Потомъ онъ получилъ ударъ — тяжолый ударъ отъ фальшивой женщины — и хвалился себ, что онъ перенёсъ его хорошо, какъ мущина долженъ переносить вс удары. А теперь, посл всхъ этихъ намреній и всего этого хвастовства, онъ увидлъ, что его собственная слабость привела его къ такому безвыходному положенію, что онъ едва осмливался взглянуть въ лицо самымъ дорогимъ и самымъ короткимъ своимъ друзьямъ. Онъ не медлилъ сказать себ всё это. Онъ безжалостно провёлъ сравненіе между той репутаціей, которую намревался составить себ и тою, которую онъ теперь пріобрлъ. Онъ себя не извинялъ. Намъ велятъ любить своихъ ближнихъ какъ самихъ себя, но это трудно сдлать. Но я думаю, что мы никогда не ненавидимъ другихъ, никогда не презираемъ другихъ, какъ иногда принуждены своими собственными убжденіями ненавидть и презирать самихъ себя. Гарри, возвращаясь домой въ этотъ вечеръ, чувствовалъ отвращеніе къ своему поведенію. Онъ почти готовъ былъ удариться головою объ стну или броситься подъ колёса телгъ, проходя мимъ нихъ, такъ онъ стыдился своей собственной жизни, даже теперь, въ этотъ вечеръ, онъ убжалъ изъ Онслоу-Крешентъ — низко убжалъ — не объявивъ никакого намренія. Два раза въ этотъ день бжалъ онъ почти увёртками, разъ изъ конторы Бёртона, а теперь опять отъ Цециліи. Какъ долго это должно продолжаться, или какимъ образомъ могла жизнь быть сносной для него при подобныхъ обстоятельствахъ?

Разставаясь съ Цециліей и общая написать тотчасъ и опять придти черезъ нсколько дней, онъ имлъ въ голов своей мысль, что подчинитъ свою участь ршенію лэди Онгаръ. Онъ думалъ, что во всякомъ случа долженъ её видть и окончательно условиться съ ней, какова должна быть участь ихъ обоихъ, прежде чмъ объявитъ своё ршительное намреніе въ Онслоу-Крешентъ. Послднее предложеніе руки было сдлано Джуліи, и онъ не могъ возобновить своихъ первыхъ общаній Флоренсъ, пока не разршитъ ему Джулія.

Во всякомъ случа въ пользу его можно сказать то, что во всхъ размышленіяхъ своихъ въ это время въ нёмъ было мало личнаго тщеславія. Очень тщеславенъ лично былъ онъ, когда Джулія Брабазонъ — прелестная и знатная Джулія — призналась въ Клэверинг, что она любитъ его, но это тщеславіе скоро было подавлено ея поступкомъ съ нимъ. Когда женщина обманетъ мущину, онъ не можетъ тщеславиться побдой, которая привела къ подобному результату. Посл того въ нёмъ не было тщеславія такого рода. Любовь его къ Флоренсъ была открыта, честна и удовлетворительна, но онъ не считалъ, чтобы онъ достигнулъ изумительнаго торжества въ Страттон. А когда узналъ, что вдова лорда Онгара еще любитъ его, что къ нему еще иметъ привязанность женщина, которая прежде оскорбила его, въ его положеніи было слишкомъ много прискорбнаго, почти трагическаго для того, чтобы допустить тщеславіе. Онъ говорилъ себ, что, на сколько онъ знаетъ своё собственное сердце, онъ думаетъ, что больше любитъ Джулію, но тмъ не мене онъ жаллъ, зачмъ она воротилась изъ Италіи, или зачмъ онъ её видлъ, когда она воротилась.

Онъ общалъ писать и хотлъ это сдлать въ этотъ же вечеръ. Онъ не сообщилъ Цециліи Бёртонъ, что онъ намренъ длать, потому что самъ еще этого не ршилъ, но прежде чмъ онъ ляжетъ спать, онъ и ршитъ и объяснитъ ей своё ршеніе. Немедленно по возвращеніи домой, слъ онъ за письменный столъ съ перомъ въ рук и положилъ передъ собой бумагу.

Наконецъ явились слова. Не могу сказать, чтобы они были произведеніемъ твёрдой ршимости, составленной прежде, чмъ онъ началъ писать. Я думаю, что умъ его работалъ полне, когда перо было въ его рукахъ, чмъ въ тотъ часъ, когда онъ сидлъ нерадиво, не длая ничего, усиливаясь пріобрсти свою собственную волю, но не имя въ томъ успха. Письмо, когда оно было написано, состояло въ слдующемъ:

‘Блумберійскій сквэръ, май 186—.

‘Любезнйшая мистриссъ Бёртонъ, я сказалъ, что напишу завтра, но пишу теперь, немедленно по возвращеніи домой. Что ни думали бы вы о мн, пожалуйста будьте уврены въ томъ, что я чрезвычайно желаю сдлать вамъ извстнымъ моё собственное положеніе, по-крайней-мр, также хорошо, какъ знаю его самъ. Я старался объяснить его вамъ, когда былъ у васъ въ тотъ вечеръ, но боюсь, что мн неудалось, а когда пришолъ мистеръ Бёртонъ, я ничего не могъ.сказать боле.

‘Я знаю, что я очень дурно поступилъ съ вашей сестрой — очень дурно, даже если она никогда не узнаетъ, что я это сдлалъ, но это невозможно, потому что, если она будетъ моею женою, я скажу ей всё. Но какъ дурно вы ни должны думать обо мн, я ни на минуту не имлъ умышленнаго намренія обмануть её. Я думаю, вы знаете, въ какихъ отношеніяхъ я находился съ миссъ Брабазонъ до ея замужства, и что когда она вышла замужъ, каковы бы ни были мои чувства, обвинить себя я не могу. Посл этого вы знаете всё, что произошло между мною и Флоренсъ до возвращенія вдовы лорда Онгара. До того времени всё было хорошо между нами. Я разсказалъ Флоренсъ о моей прежней привязанности, и она вроятно мало думала о ней. Такія вещи такъ обыкновенны въ мущинахъ! Случится какая-нибудь перемна, такая, какая случилась со мной, и вторая любовь мущины часто бываетъ сильне и достойне женщины, чмъ первая. Во всякомъ случа Флоренсъ это знала, стало-быть это было кончено. И вы понимаете также, какъ я желалъ избгнуть замедленія въ нашемъ брак. Никто не знаетъ этого лучше васъ — даже Флоренсъ — потому что я такъ часто говорилъ объ этомъ съ вами, и вы вспомните, какъ я васъ просилъ помочь мн. Я не осуждаю мою дорогую Флоренсъ, она длала то, что ей казалось лучше, но — о, еслибы она послушала того, что вы разъ сказали ей!

‘Потомъ воротилась вдова лорда Онгара, и, милая мистриссъ Бёртонъ, хотя я боюсь, что вы дурно думаете о ней, вы должны вспомнить, что, на сколько извстно вамъ или мн, она не сдлала ничего дурного, не поступала ни въ чомъ фальшиво посл своего замужства. Что касается до ея прежняго поступка со мною, она сдлала то, что длали многія женщины, но чего ни одна женщина не должна длать. И какъ я могу осуждать её, зная какъ была ужасна моя собственная слабость! Но что касается ея поступковъ посл замужства, я умоляю васъ врить мн, что противъ нея вс были страшно виноваты, а она не была виновата ни въ чомъ. Ну, какъ вамъ извстно, я встртился съ нею, это было весьма естественно, такъ какъ мы въ родств. Но естественно или неестественно, благоразумно или безразсудно, я бывалъ у ней часто. Сначала я думалъ, что она должна знать о моей помолвк, такъ какъ ея сестра знала это хорошо, и видался съ Флоренсъ. Но она этого не знала, и такимъ образомъ, не имя никого возл себя, кого она могла бы любить, не имя ни одного друга, кром меня, сильно оскорблённая свтомъ и ея родными, думая, что своимъ богатствомъ она можетъ нсколько вознаградить меня за свою измну, она…. Любезная мистриссъ Бёртонъ, я думаю, вы понимаете теперь, что она по-крайней-мр не заслужила порицанія.

‘Я не защищаю себя, разумется, всё это не должно было, имть на меня никакого дйствія. Но я любилъ её такъ нжно! Я и теперь еще её нжно люблю. Такая любовь не умираетъ… Когда она бросила меня, весьма естественно, я искалъ полюбить другую, когда она воротилась ко мн, когда я узналъ, что, несмотря на свои проступки, она любила меня всё время, я — я поддался и сдлался измнникомъ и вроломнымъ.

‘Я говорю, что её еще люблю, но я знаю хорошо, что Флоренсъ гораздо благородне ея. Человкъ, который женится на Флоренсъ, долженъ быть такъ счастливъ, какъ только женщина можетъ сдлать мущину счастливымъ. Я знаю, что о той, о которой теперь говорю, я не могу этого сказать. Какимъ, же образомъ, спросите вы, могу я быть такъ безуменъ, чтобы длать такой выборъ, колебаться между обими? Какимъ образомъ мущина колеблется между порокомъ и добродтелью, между честью и безчестьемъ, между небомъ и адомъ?

‘Но всё это ничего не значитъ для васъ… Я не знаю, возьмётъ ли меня теперь Флоренсъ. Мн хорошо извстно, что я не имю права этого ожидать. Но если я такъ понялъ васъ, она еще ничего не слыхала объ этомъ. Что должна она думать обо мн, потому что я ей не пишу? Но я не могу ршиться написать ей въ ложномъ дух, а какъ я могу сказать ей всё, что сказалъ теперь вамъ?

‘Я знаю, что вы желаете, чтобы наша помолвка продолжалась. Любезная мистриссъ Бёртонъ, я такъ нжно люблю васъ за то, что вы желаете этого! Я боюсь, что когда мистеръ Бёртонъ услышитъ обо всёмъ, онъ будетъ думать иначе. Я же чувствую, что долженъ видть лэди Онгаръ, прежде чмъ буду опять у васъ въ дом, и пишу теперь больше потому, чтобы сказать вамъ, что я ршился на это. Кажется, она теперь ухала на островъ Уайтъ, но я увижусь съ ней, какъ только она воротится. Посл этого я или буду въ Онслоу-Крешентъ, или напишу вамъ, тогда у васъ будетъ Флоренсъ. Она, разумется, должна узнать всё, и вы имете моё позволеніе показать это письмо ей, если сочтёте нужнымъ.— Искренно и дружелюбно преданный вамъ

‘ГАРРИ КЛЭВЕРИНГЪ.’

Это письмо онъ отдалъ самъ на слдующее утро въ домъ въ Онслоу-Крешентъ, позаботившись это сдлать посл того, какъ Теодоръ Бёртонъ ушолъ изъ дома. Онъ оставилъ карточку, не только для того, чтобы было извстно, что онъ принёсъ письмо самъ, но что онъ намренъ, чтобы и мистриссъ Бёртонъ это было извстно. Потомъ онъ ушолъ и бродилъ куда глаза глядятъ, проведя очень печальный день, какъ проводятъ люди недовольные своимъ собственнымъ поведеніемъ. Это было въ ту субботу, въ которую лэди Онгаръ съ Софи воротились съ острова Уайта. Но объ этомъ преждевременномъ возвращеніи Гарри не зналъ ничего и пропустилъ воскресенье, не заходя въ Болтонскую улицу. Въ понедльникъ утромъ онъ получилъ изъ дома письмо, по которому ему становилось необходимо похать въ Клэверингъ, по-крайней-мр, на одинъ день. Онъ сдлалъ это въ понедльникъ, написавъ мистриссъ Бёртонъ, куда онъ ухалъ и что онъ воротится въ среду вечеромъ, или четвергъ утромъ, и умоляя её передать его любовь Флоренсъ, если она отважится это сдлать. Мистриссъ Бёртонъ должна знать, чмъ онъ займётся прежде всего въ Лондон по возвращеніи, и можетъ быть уврена, что онъ придётъ или напишетъ въ Онслоу-Крешентъ тотчасъ же.

Письмо Гарри, первое и длинное письмо Цецилія читала, пока не выучила наизустъ, до возвращенія своего мужа. Она хорошо понимала, что онъ будетъ очень суровъ къ Гарри, онъ готовъ былъ простить Клэверингу его оплошность, простить молчаніе, отсутствіе изъ конторы и недостатокъ вжливости къ его жен, пока Гарри не сознался въ своёмъ проступк, но онъ не могъ бы вынести, чтобъ его сестра искала руки человка, объявлявшаго, что онъ ршается взять её или нтъ. Жена его съ другой стороны просто смотрла на спокойствіе и счастье Флоренсъ, чтобы Флоренсъ не испытала страданія отъ того, что она была обманута и отвергнута, составляло для Цециліи всё.

— Разумется, она должна узнать это когда-нибудь, убждала жена мужа:— онъ не такой человкъ, чтобы держалъ что-нибудь въ секрет. Но если ей скажутъ, когда онъ воротится къ ней и будетъ добръ, счастье возвращенія залечитъ то огорченіе.

Но Бёртонъ не хотлъ этому покориться.

— Быть спокойной въ настоящее время значитъ не всё, сказалъ онъ.— Если этотъ человкъ такъ жалко-слабъ, что самъ не знаетъ своихъ мыслей, Флоренсъ лучше подвергнуться своему наказанію и раздлаться съ нимъ.

Цецилія разсказала ему довольно врно то, что происходило наверху, пока онъ одинъ сидлъ въ столовой. Что она въ гнв на одну минуту отвергла Гарри Клэверинга и что потомъ становилась передъ нимъ на колна, умоляя его вернуться къ Флоренсъ, объ этихъ двухъ обстоятельствахъ она своему мужу не сказала. Приключенія Гарри съ лэди Онгаръ, на сколько она ихъ знала, она описала акуратно.

— Я не могу его извинить, сказалъ Бёртонъ,— честное слово, не могу. Если я знаю, что значитъ мущин поступать дурно, фальшиво, плутовски въ подобныхъ длахъ, то онъ поступаетъ, такимъ образомъ.

Такимъ образомъ говорилъ Теодоръ Бёртонъ, когда взялъ свою свчу, чтобы идти работать, но жена уговорила его общать, что онъ не напишетъ въ Страттонъ и не сдлаетъ ничего, пока не получитъ черезъ двадцать-четыре часа общаннаго письма Гарри.

Письмо пришло прежде, чмъ прошли двадцать-четыре часа, и Бёртонъ, воротившись домой въ субботу, долженъ былъ читать и произносить приговоръ надъ признаніемъ Гарри.

— Какое право иметъ онъ называть её своею дорогою Флоренсъ, воскликнулъ онъ:— въ то время какъ онъ признаётся въ своёмъ вроломств?

— Но если она ему дорога? заступалась жена.

— Полно! Это слово въ подобномъ письм новое оскорбленіе Что знаетъ онъ объ этой женщин, которая воротилась? Онъ заступается за неё, но что онъ можетъ знать о ней? Только то, что она говоритъ ему. Онъ просто дуракъ.

— Но ты не можешь ставить ему въ упрёкъ то, что онъ вритъ ея слову.

— Цецилія, сказалъ Бёртонъ, подавая ей письмо:— тебя такъ увлекаетъ твоя любовь къ Флоренсъ и твоё опасеніе, чтобы бракъ, о которомъ говорили, не разошолся, что ты закрываешь глаза на настоящій характеръ этого человка, можешь ты поврить чему-нибудь хорошему въ человк, который говоритъ теб прямо, что онъ помолвленъ съ двумя женщинами за одинъ разъ?

— Мн кажется, я могу, сказала Цецилія, едва осмливаясь высказать шопотомъ такое опасное мнніе.

— А что подумала бы ты о женщин, которая это сдлала?

— Это другое дло. Я не могу этого объяснить, но ты знаешь, что это дло другое.

— Я знаю, что ты простишь мущин всё, а женщин ничего.

Этому она покорилась молча, вроятно, слышавъ прежде этотъ упрёкъ, а онъ продолжалъ читать письмо.

— Не защищается! воскликнулъ онъ: — зачмъ же онъ не защищается? Когда человкъ говоритъ мн, что онъ не защищается или не можетъ защищаться, я знаю, что онъ человкъ жалкій, не имющій ни капли мужества.

— Я этого не думаю о Гарри. Конечно, это письмо показываетъ мужество.

— Такое мужество, какое мн было бы стыдно видть въ собак. Ни одинъ мущина не долженъ никогда становиться въ такое положеніе, въ какомъ онъ не можетъ защищать себя. Никакой мущина во всякомъ случа не долженъ допускать, чтобы его поставили въ такое положеніе. Желать, чтобы его помолвка продолжалась! Я совсмъ этого не желаю. Я жалю Флоренсъ, она ужасно будетъ страдать. Но потеря такого жениха гораздо сносне, чмъ пріобртеніе такого мужа. Лучше напиши Флоренсъ, чтобы она не прізжала.

— О, Теодоръ!

— Это мой совть.

— Но до понедльника письмо не успетъ придти, сказала Цецилія.

— Дай ей знать по телеграфу.

— Этого нельзя объяснить въ телеграмм, Теодоръ. И почему же ей не пріхать? Ея пріздъ не можетъ сдлать вреда. Если ты теперь напишешь твоей матери объ этомъ, тогда уже дло ничмъ нельзя будетъ поправить.

— Это дло никогда не поправится, сказалъ онъ.

— Однако, посмотримъ. Она будетъ здсь въ понедльникъ, если ты находишь это лучше, тогда скажи ей всё. Конечно, и ей слдуетъ сказать, когда она будетъ здсь, потому что я не могу отъ неё скрывать. Я не могу улыбаться и разговаривать съ ней о нёмъ и заставлять её думать, будто всё въ порядк.

— Конечно, ты не можешь. Я былъ бы очень огорчонъ, еслибъ ты могла.

— Но я думаю, что я могла бы дать ей понять, что она не должна расходиться съ нимъ.

— А мн кажется, я могъ бы заставить её понять, что она должна это сдлать.

— Но ты этого не сдлаешь, Теодоръ.

— Я сдлалъ бы это, еслибъ считалъ это моею обязанностью…

— Во всякомъ случа, она должна пріхать и мы поговоримъ объ этомъ завтра.

Что касается прізда Флоренсъ, Бёртонъ уступилъ, побждённый, вроятно, аргументомъ, что письмо не можетъ дойти. Въ воскресенье очень мало было говорено о Гарри Клэверинг. Цецилія старательно избгала этого разговора, а Бёртонъ не совсмъ ршилъ, что надо бросить Гарри, и потому не хотлъ выражать своего мннія. Впрочемъ, бросить его или не бросить, должна была ршить сама Флоренсъ. Въ понедльникъ утромъ Цецилія имла еще торжество. Въ этотъ день мужъ ея былъ очень занятъ — онъ долженъ былъ видться съ цлымъ синклитомъ инженеровъ, землемровъ, подрядчиковъ, разсуждать съ ними, которыя изъ предмстьевъ Лондона не должны быть срыты желзными дорогами — и не могъ отлучиться изъ Адельфи. Ршили, что мистриссъ Бёртонъ подетъ на Паддингтонскую станцію встрчать свою золовку. Стало-быть, она прежде будетъ говорить съ Флоренсъ и будетъ имть случай внушить ей свои идеи.

— Разумется, ты должна что-нибудь сказать ей объ этомъ человк, говорилъ ей мужъ:— но чмъ меньше ты будешь говорить, тмъ лучше. Ей надо предоставить судить самой.

Во всхъ подобныхъ длахъ, длахъ касавшихся такта, общественныхъ сношеній, поведенія между мущинами, или между мущиной и женщиной, Бёртонъ былъ краснорчивъ въ семейныхъ разсужденіяхъ, но окончательное ршеніе обыкновенна предоставлялъ жен. Онъ высказывалъ правила стратегіи, конечно, она пользовалась этимъ, но битвы вела она.

Глава XXXII.
ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ ДЛАЕТЪ ПАКЕТЪ.

Хотя никто не выражалъ Флоренсъ въ Страттон опасеній насчотъ Гарри Клэверинга, эта молодая двушка была не совсмъ спокойна душой. Проходили недли, а она не получала извстія отъ Гарри. Мать ея была очевидно растревожена и выражала за нсколько дней до отъзда Флоренсъ удивленіе и досаду, что не получила никакихъ извстій отъ своего старшаго сына. Когда Флоренсъ спросила, насчотъ чего ожидаетъ она это письмо, мать ея сказала только съ нкоторымъ раздраженіемъ, что конечно она любитъ получать отвтъ на письма, которыя даётъ себ трудъ писать. А когда приблизился день отъзда Флоренсъ, старушка сдлалась еще тревожне, ясно обнаруживая, что она не желаетъ, чтобы дочь ея хала въ Лондонъ. Но Флоренсъ, такъ какъ ршилась хать, ничего не сказала на всё это. Отецъ ея также былъ растревоженъ, и ни онъ, ни мать нсколько дней не упоминали Флоренсъ о ея жених. Она знала, что случилось что-нибудь дурное, и чувствовала, что ей лучше хать въ Лондонъ и узнать правду.

Ни одно женское сердце не было такъ мало наклонно къ подозрнію, какъ сердце Флоренсъ Бёртонъ. Между тми, съ которыми она находилась въ короткихъ отношеніяхъ, ничего не случилось такого, что научило бы её, что мущины или женщины могутъ быть фальшивы. Когда она узнала отъ Гарри Клэверинга исторію Джуліи Брабазонъ, она, не обвиняя гршницу на словахъ, записала Джулію въ книг души своей какъ смлую, дурную женщину, которая могла забыть свой полъ и продать свою красоту и женственность за деньги. можетъ-быть, встрчаются иногда такія женщины или такіе мущины. Есть же на свт и убійцы, но не весь свтъ составленъ изъ убійцъ. Флоренсъ никогда не представляла себ возможнымъ, чтобы она сама подверглась подобному несчастью. А потомъ, когда насталъ день ея помолвки, ея довріе къ выбранному ею человку было неограниченно. Такая любовь какъ ея рдко подозрваетъ. Тотъ, съ кмъ она имла дло, былъ Гарри Клэверингъ, и слдовательно, она не могла быть обманута. Сверхъ того, её поддерживало уваженіе и довріе къ самой себ, которыя сначала не позволяли ей думать, чтобы человкъ, разъ полюбившій её, пожелалъ когда-нибудь её оставить. Для нея это было всё-равно, какъ еслибы между ними было совершено таинство въ церкви, и она не могла заставить себя думать, что это таинство не значило ничего для Гарри Клэверинга. Но всё-таки случилось что-то не совсмъ хорошее, и когда она выхала изъ дома отца своего въ Страттон, она хорошо знала, что должна приготовиться къ дурнымъ извстіямъ. Она думала, что можетъ перенести всё, не унижая себя, но могли быть такія извстія, которыя заставятъ её пріхать въ Страттонъ разбитой сердцемъ женщиной, можетъ-быть годной для утшенія преклонныхъ лтъ отца и матери, но негодной ни для чего другого.

Мать пристально наблюдала за ней, когда она сидла за завтракомъ въ это утро, но немногаго можно было добиться, наблюдая за Флоренсъ Бёртонъ, когда она желала скрыть свои мысли. Много порученій было послано Теодору, Цециліи и дтямъ, порученій и къ другимъ Бёртонамъ, находившимся въ Лондон, но ни слова не было сказано о Гарри Клэверинг. Одного умалчиванія его имени было достаточно для того, чтобы сдлать ихъ всхъ несчастными, но Флоренсъ переносила это, какъ спартанскій мальчикъ переносилъ лисицу подъ своей туникой. Мистриссъ Бёртонъ едва могла удержать себя отъ порыва негодованія, но мужъ предостерёгъ её, и она воздержалась до отъзда Флоренсъ.

— Если онъ обманетъ её, сказала она, какъ только осталась наедин съ своимъ старымъ мужемъ:— онъ пострадаетъ за это, хотя мн пришлось бы выцарапать ему глаза моими собственными пальцами.

— Это вздоръ, душа моя, это вздоръ.

— Это не вздоръ, мистеръ Бёртонъ. Джентльмэнъ, въ-самомъ-дл! Ему позволяется поступить безчестно съ моею дочерью, потому что онъ джентльмэнъ! Желала бы я, чтобъ на свт совсмъ не было джентльмэновъ — да, желала бы. Можетъ-быть, тогда было бы больше честныхъ людей.

Она не могла вынести, чтобы съ ея дочерью поступили такимъ образомъ.

Немедленно по прізд позда къ лондонской платформ, Флоренсъ увидала Цецилію и черезъ минуту была въ ея объятіяхъ. Въ ласкахъ ея невстки была особенная нжность, которая тотчасъ сказала Флоренсъ, что ея опасенія не безъ причины. Кто не чувствовалъ, что непріятныя извстія скрываются подъ преувеличенной нжностью особеннаго поцалуя? Но на платформ и между носильщиками Флоренсъ ничего не сказала о себ. Она спросила о Теодор и услышала съ восторгомъ о конференціи насчотъ желзной дороги.

— Ему хотлось бы провести линію отъ Гайд-Парка къ Лондонской Башн, сказала Флоренсъ съ улыбкой.

Потомъ она спросила о дтяхъ и особенно о малютк, но до-сихъ-поръ не сказала ни слова о Гарри Клэверинг. Чемоданъ и мшокъ были наконецъ найдены, об дамы сли въ кэбъ и похали. Когда они сли, Цецилія взяла за руку Флоренсъ и горячо её пожала.

— Дорогая моя, сказала она: — я такъ рада опять видть тебя между нами.

— Теперь, сказала Флоренсъ, говоря съ спокойствіемъ почти ненатуральнымъ: — скажи мн всю правду.

Всю правду! Какая просьба! А между-тмъ Цецилія её ожидала. Разумется, Флоренсъ должна знать, что случилось что-нибудь дурное. Разумется, она должна спросить о своёмъ жених немедленно по прізд.

— Теперь скажи мн всю правду.

— О, Флоренсъ!

— Стало-быть, правда очень дурна? кротко сказала Флоренсъ.— Скажи мн прежде всего, видла ли ты его? Не боленъ ли онъ?

— Онъ былъ у насъ въ пятницу. Онъ не боленъ.

— Слава Богу! Не случилось ли съ нимъ чего-нибудь? Не лишился ли онъ денегъ?

— Нтъ. Я ничего не слыхала о деньгахъ.

— Стало-быть, я ему надола. Скажи мн тотчасъ, моя дорогая. Ты знаешь меня такъ хорошо. Ты знаешь, что я могу это перенести. Не обращайся со мной, какъ съ трусихой.

— Нтъ, это не то. Ты ему не надола. Еслибъ ты слышала, какъ онъ говорилъ о теб въ пятницу, онъ называлъ тебя благороднйшей, чистйшей, милйшей, лучшей изъ женщинъ…

Это было неблагоразумно съ ея стороны, но какая любящая женщина могла въ такую минуту оставаться благоразумной?

— Такъ что же это? почти сурово спросила Флоренсъ.— Послушай, Цецилія, если это что-нибудь касающееся его репутаціи, я это перенесу, несмотря на то, что сказалъ бы мой братъ. Будь онъ даже убійцей, я не оставлю его. Я никогда его не оставлю, если онъ не оставитъ меня. Гд онъ теперь, въ эту минуту?

— Онъ въ Лондон.

Мистриссъ Бёртонъ еще не получала записки Гарри, въ которой онъ сообщалъ ей о своей поздк въ Клэверингъ, прежде чмъ она удетъ изъ дома. Теперь въ эту минуту эта записка ждала её въ Онслоу-Крешентъ.

— И я увижусь съ нимъ? Цецилія, почему ты не можешь сказать мн, въ чомъ дло? Въ такомъ случа, я сказала бы теб — сказала бы теб всё тотчасъ, потому что я знаю, что ты не трусиха. Почему ты не можешь этого сдлать со мною?

— Ты слышала о лэди Онгаръ?

— Слышала о ней? да. Она очень дурно поступила съ Гарри передъ своимъ замужствомъ.

— Она воротилась въ Лондонъ вдовой.

— Я это знаю. И Гарри воротился къ ней. Это ли? Ты хочешь мн сказать, что Гарри женится на лэди Онгаръ?

— Нтъ, я этого сказать не могу. Я надюсь, что это не такъ. Право, я этого не думаю.

— Такъ чего же мн бояться? Или она не хочетъ, чтобы онъ женился на мн? Какое ей дло между нами?

— Она желаетъ, чтобы Гарри воротился къ ней, и Гарри бывалъ у ней часто, и былъ очень слабъ. Всё еще можетъ поправиться, Фло, право можетъ, если ты можешь простить ему его слабость.

Флоренсъ теперь нсколько догадалась, въ чомъ дло, и долго думала объ этомъ прежде, чмъ заговорила. Она знала, что эта вдова была очень богата и что Гарри любилъ её, прежде чмъ пріхалъ въ Страттонъ. Предметъ первой любви Гарри, лэди Онгаръ, воротилась свободной, свободной для вторичнаго замужства и способная сдлать богатымъ человка, котораго она полюбитъ и за котораго выйдетъ. Что могла Флоренсъ дать человку такого, что можно бы поставить съ этимъ на всы? Лэди Онгаръ была очень богата — Флоренсъ всё это уже слышала отъ Гарри — была очень богата, очень умна и очень хороша собой, сверхъ того, она была предметомъ первой любви Гарри. Разсудительно ли было, что она, съ своими маловажными правами, съ своими ничтожными притязаніями, стала на дорог Гарри, когда такая добыча ожидала его! А что касается до его слабости, можетъ-быть, это скоре сила, чмъ слабость, сила старой любви, которую онъ не могъ утолить теперь, когда эта женщина свободна и можетъ выйти за него. А она… вдь ей же было извстно, что она была только его второй любовью. Когда она думала о нёмъ, объ этой знатной невст и о большомъ богатств этой знатной невсты, о своёмъ собственномъ ничтожеств, о своёмъ низкомъ происхожденіи, о своей сомнительной красот — красот, въ которой сомнвалась она сама — о своихъ немногихъ преимуществахъ, она говорила себ, что не иметъ права стоять за свои права.

— Я жалю, зачмъ я не узнала этого раньше, сказала она голосомъ такимъ кроткимъ, что Цецилія напрягла слухъ, чтобъ уловить ея слова.— Я жалю, зачмъ я не узнала этого раньше. Я не помшала бы ему.

— Но ты не помшаешь никому, Фло, разв только ей.

— Я и ей не хочу мшать, сказала Флоренсъ, говоря нсколько громче и съ гордостью поднявъ голову.— Я не хочу мшать ни ему, ни ей. Мн кажется, я сейчасъ вернусь назадъ.

Цецилія, при этихъ словахъ, осмлилась оглянуться и увидла, что она очень блдна, но что глаза ея сухи, а губы крпко сжаты. Мистриссъ Бёртонъ не приходило въ голову, чтобъ ея золовка приняла это такимъ образомъ, чтобъ она выражала готовность уступить тотчасъ своего любовника своей соперниц. Замужняя женщина, счастливая съ мужемъ, отдала всё своё сочувствіе браку Флоренсъ съ Гарри Клэзерингомъ и никакимъ образомъ не могла согласиться съ этимъ взглядомъ. Никто не любилъ успха больше Цециліи Бёртонъ, а для нея успхъ заключался въ томъ, чтобы спасти Гарри отъ лэди Онгаръ и отдать его Флоренсъ. Затявъ эту борьбу, она узнала, что она будетъ имть противъ нея лэди Онгаръ, разумется, а потомъ своего мужа, и Гарри также, какъ она боялась, а теперь она должна считать и Флоренсъ между своими опонентами. Но она не могла перенести мысли, что потерпитъ неудачу въ такомъ дл.

— О, Флоренсъ! я думаю, что вы ошибаетесь, сказала она.

— Вы почувствовали бы такъ, какъ я, еслибъ были на моёмъ мст.

— Но люди не всегда могутъ судить о своихъ чувствахъ. Вы должны думать о его счастьи.

— Я и думала — и о его будущей каррьер также.

— Каррьер? Я терпть не могу слышать о каррьерахъ. Мущинамъ каррьеры не нужны или не должны быть нужны. Можетъ ли для него быть хорошо жениться на женщин, которая поступила вроломно, которая сдлала такъ, какъ сдлала она, просто потому что она разбогатла черезъ своё вроломство? Неужели ты сама такъ вришь въ богатство?

— Если онъ больше любитъ её, я его осуждать не стану, казала Флоренсъ.— Онъ зналъ её прежде, чмъ увидлъ меня. Онъ былъ добросовстенъ и разсказалъ мн всю исторію. Онъ не виноватъ, если она больше ему нравится.

Когда он дохали до Онслоу-Крешентъ, первые полчаса были проведены съ дтьми, и Флоренсъ не могла не замтить, что даже они не произносили имя Гарри Клэверинга. Но она играла съ Чисси и съ Софи, отдала имъ свои маленькіе подарки отъ Страттона, держала малютку на колнахъ, цаловала его розовыя ножки, забавляла его такъ мило, какъ-будто въ ея жизни не случилось никакого страшнаго кризиса. Ни одна слеза еще не увлажняла ея глазъ, и Цеццлія почти знала, что Флоренсъ будетъ плакать втайн.

— Пойдёмъ со мною въ мою комнату, я покажу теб кое-что, сказала она, когда няня наконецъ взяла малютку, а Чисси и Софи были въ тоже время отосланы съ своимъ братомъ.— Когда мы пріхали, я получила записку отъ Гарри, но прежде чмъ ты её увидишь, я должна показать теб письмо, которое онъ написалъ ко мн въ пятницу. Онъ ухалъ въ Клэверингъ по какому-то длу на одинъ день.

Мистриссъ Бёртонъ въ своемъ сердц почти не могла простить ему то, что онъ бжалъ изъ Лондона въ эту минуту, чтобъ избгнуть прізда Флоренсъ. Он пошли наверхъ, и записка была прочтена прежде письма.

— Надюсь, что въ пасторат не случилось ничего дурного, сказала Флоренсъ.

— Видишь, онъ говоритъ, что воротится черезъ день.

— Можетъ-быть, онъ похалъ сказать объ этой перемн въ своей будущности?

— Нтъ, душечка, нтъ, ты не понимаешь его чувствъ. Прочти его письмо и ты узнаешь дальше. Если перемна будетъ, онъ по-крайней-мр такъ стыдится её, что не станетъ говорить о ней. Онъ самъ её не желаетъ. Это просто то, что она сама кинулась къ нему на шею, и онъ не зналъ какъ её избгнуть.

Тогда Флоренсъ очень медленно прочла письмо, нсколько разъ перечитывая многія фразы и усиливаясь узнать изъ нихъ, каковы дйствительныя желанія писавшаго. Когда она дошла до оправданія лэди Онгаръ, она вполн поврила ему и такъ сказала, встртивъ, однако, прямое противорчіе въ этомъ отношеніи со стороны своей невстки. Когда она кончила письмо, она сложила его и отдала назадъ.

— Чисси, сказала она: — я знаю, что должна воротиться назадъ. Я не желаю его видть и рада, что онъ ухалъ.

— Но ты не имешь намренія отказать ему?

— Имю, моя дорогая.

— Но ты сказала, что ты никогда его не оставишь, если онъ самъ не оставитъ тебя.

— Онъ меня оставилъ.

— Нтъ, Флоренсъ, нтъ! Разв ты не видишь, что онъ говоритъ, что онъ знаетъ, что ты единственная женщина, которая можетъ сдлать его счастливымъ?

— Онъ этого не сказалъ, но еслибы и сказалъ, то это не значило бы ничего. Онъ хорошо понимаетъ, въ чомъ дло. Онъ говоритъ, что я не могу теперь выйти за него, еслибы онъ и воротился ко мн, я и не могу. Какъ я могу? Можно ли желать выйти за человка, который не любитъ меня, который любитъ другую, когда я знаю, что на меня просто смотрятъ какъ на преграду, когда поступая такимъ образомъ, я испорчу его счастье? Милая Чисси, когда подумаешь объ этомъ, ты сама этого не пожелаешь.

— Испортить его счастье? Напротивъ, ты составишь его счастье. Я этого желаю, и онъ этого желаетъ. Говорю теб, что онъ былъ здсь, и я знаю это. Зачмъ приносить въ жертву тебя?

— Что же будетъ значить самоотверженіе, если никто не будетъ выносить страданія?

— Но онъ также будетъ страдать, и изъ-за ея прихотей! Неужели ты въ-самомъ-дл думаешь, что ея деньги принесутъ ему пользу? Что свтъ скажетъ о нёмъ? Его отецъ, мать и сёстры отрекутся отъ него, если они таковы, какъ ты говоришь.

Флоренсъ не хотла спорить, но пошла въ свою комнату и осталась тамъ одна, пока Цецилія пришла сказать ей, что ея братъ воротился. Сколько при этомъ было пролито слёзъ, не нужно говорить. Я думаю, впрочемъ, что немного, потому что воспитаніе не пріучило Флоренсъ къ истерическимъ припадкамъ. Бёртоны были дятельные, энергичные люди, симпатизировавшіе другъ съ другомъ въ труд и въ успх, да и въ терпливости также, но мало сочувствовавшіе слабости горя. Когда дти ея падали въ играхъ и расшибали свои носики и колна, мистриссъ Бёртонъ старшая обыкновенно приказывала имъ встать, спрашивая, для чего же имъ служатъ ноги, если они не могутъ стоять. Они вытирали свои глазки своими кулачками и научились понимать, что ушибы свта слдуетъ переносить молча. Ушибъ, полученный Флоренсъ, былъ очень важенъ и проникъ глубже наружной кожи, но добрый урокъ всё имлъ своё дйствіе.

Флоренсъ встала съ постели, на которой она лежала, и приготовилась сойти внизъ.

— Не ввряйся ему безусловно, сказала Цецилія.

— Я понимаю, что это значитъ, отвчала Флоренсъ.— Онъ думаетъ также, какъ и я. Но это всё-равно. Онъ скажетъ не много, а я скажу еще меньше. Не хорошо говорить объ этомъ съ мущиной, даже съ братомъ.

Бёртонъ также принялъ сестру съ той особенной любовью, которая показываетъ состраданіе къ какому-нибудь большому горю. Онъ поцаловалъ её въ губы, что длалъ рдко, потому что обыкновенно онъ только касался ея лба, и обнявъ рукою ея станъ, почти обнялъ её.

— Умла Чисси найти тебя на станціи?

— О, да! легко.

— Теодоръ думаетъ, что женщина для этого не годится, сказала Цецилія.— Онъ наврно теперь удивляется, что мы не странствуемъ по Лондону, отыскивая другъ друга и его.

— Мн кажется, она пріхала бы домой скоре, еслибъ я могъ быть тамъ, сказалъ Бёртонъ.

— Мы были въ кэб въ одну минуту, неправда ли, Флоренсъ? Вся разница состояла въ томъ, что ты далъ бы носильщику шесть пенсовъ, а я шиллингъ.

— Время Теодора стоитъ шесть пенсовъ, я полагаю, сказала Флоренсъ.

— Это смотря по обстоятельствамъ, отвчала Цецилія.— Какъ шла конференція?

— Конференція одурачила себя, какъ это бываетъ всегда съ конференціями. Необходимо собрать много людей вмст для показа, иначе свтъ не повритъ. Вотъ значеніе комитетовъ. Но дло-то настоящее должно быть сдлано однимъ или двумя.. Я пойду теперь одваться къ обду.

Такимъ образомъ предметъ — единственный, настоящій предметъ — былъ такимъ образомъ избгнутъ при первой встрч съ хозяиномъ дома и вечеръ прошолъ безъ всякаго намёка на это. Много занимались дтьми и много было говорено о старыхъ родителяхъ, но всё-таки у всхъ было сознаніе, что единственное важное дло прошло безъ всякаго намёка на него. Вс думали о Гарри Клэверинг, но никто не упомянулъ его имя. Вс знали, что они несчастливы по его вин, но никто не осуждалъ его. Онъ былъ принятъ въ этомъ дом съ разверстыми объятіями, былъ согртъ на ихъ груди, и ужалилъ ихъ, но хотя имъ всмъ было больно отъ этого ужаленія, они не произносили жалобы. Бёртонъ ршилъ, что лучше молчать объ этомъ дл — ничего не говорить о Гарри Клэверинг. Съ ними сдлалось несчастье. Они должны были это переносить и продолжать жить попрежнему. Гарри былъ принятъ въ лондонскую контору на такой ног, какъ наёмный клэркъ, на такой ног, какъ самъ Бёртонъ, хотя. съ меньшимъ жалованьемъ и съ боле ничтожной работой. Это положеніе было дано ему, разумется, по ходатайству Бёртона, и было какъ бы ршено, что если захочетъ сдлаться полезнымъ, онъ можетъ возвыситься такъ, какъ возвысился Теодоръ. Но онъ могъ длать это, только принадлежа къ семейству Бёртоновъ. За послдніе три мсяца онъ отказался взять жалованье, ссылаясь на то, что его частныя дла не позволяли ему бывать въ контор. Разумется, Гарри Клэверингъ оставитъ контору и будетъ вычеркнутъ изъ лтописей Бёртонской фамиліи. Онъ явился и положилъ свою отмтку — отмтку страшную — и прошолъ мимо. Т, кого онъ ушибъ своей жестокостью, кого сшибъ съ ногъ своимъ вроломствомъ, должны встать на ноги какъ могутъ и говорить какъ можно мене о своёмъ паденіи. На этомъ свт есть мошенники, и никто не можетъ предполагать, чтобы онъ имлъ какое-нибудь особенное право быть избавленнымъ отъ ихъ мошенничества потому, что онъ честенъ самъ. Мошенники-то и выбираютъ своей добычей честныхъ людей. Это была исторія Бёртоновъ. Онъ узнаетъ отъ Цециліи, какъ Флоренсъ будетъ держать себя, но самой Флоренсъ онъ скажетъ мало или ничего, если она будетъ переносить терпливо и съ достоинствомъ, какъ онъ думалъ, бдствіе, постигшее её.

Но онъ долженъ былъ написать своей матери, старики въ Страттон не должны были оставаться въ невдніи насчотъ того, что происходитъ. Онъ долженъ былъ написать къ своей матери, если не узнаетъ отъ жены, что сама Флоренсъ сообщила имъ о вроломств Гарри. Но онъ не спрашивалъ въ этотъ вечеръ, и на слдующее утро ему сказали, что Флоренсъ видла письмо Гарри, что она знаетъ всё и ведётъ себя какъ ангелъ.

— Однако не надется? сказалъ Теодоръ.

— Оставь её въ поко дня на два, замтила Цецилія.— Разумется, она должна нсколько дней подумать объ этомъ. Мн не нужно говорить теб, что ты никогда не будешь стыдиться твоей сестры.

Вторникъ и середа прошли, и хотя Флоренсъ и Цецилія вмст разсуждали объ этомъ, никакой перемны не было. Теперь, когда Флоренсъ была уже въ Лондон, она согласилась остаться до возвращенія Гарри, съ условіемъ, что её не будутъ принуждать видться съ нимъ. Ему должны сказать, что она прощаетъ ему вполн, что его слово возвращается ему и что онъ свободенъ, но что въ подобныхъ обстоятельствахъ свиданіе между ними не можетъ принести никакой пользы. А потомъ она сдлаетъ маленькій пакетъ, который надо отдать ему. Какимъ образомъ Флоренсъ привезла съ собою вс его подарки и вс его письма? Но они лежали въ чемодан наверху и, сидя одна, она сложила ихъ въ пакетъ, адресованный на имя Гарри Клэверинга. О, какъ горько длать подобный пакетъ! Чувство, съ какимъ женщина длаетъ его, никогда не испытываетъ мущина. Онъ всё въ ярости комкаетъ вмст — локонъ волосъ, письма, написанныя красивой рукою, которая съ такимъ счастьемъ заботилась писать, и брилліантовыя пуговицы къ манишк, которыя были пришиты пальцами, подарившими ихъ. Всё это брошено вмст и отдано какой-нибудь другой женщин для передачи. Но двушка мшкаетъ надъ своей пыткой. Она опять перечитываетъ письма, она думаетъ о минутахъ блаженства, какія доставилъ ей каждый подарокъ. Ей жалко разстаться со всмъ. Ей хотлось бы оставить одну вещь, самую маленькую. Она сомнвается, пока чувство двической сдержанности принуждаетъ её наконецъ, и желаемая бездлушка кладётся вмст съ остальными заботливыми пальцами. Свёртокъ сдланъ и адресъ написанъ съ точностью.

— Разумется, я не могу его видть, говорила Флоренсъ.— Передай ему, что я должна послать ему, и попроси его, если онъ сохранилъ мои письма, возвратить.

Она ничего не сказала о пуговицахъ къ рубашк, но онъ долженъ былъ это понять, а локонъ волосъ разумется былъ сожжонъ. Цецилія мало сказала въ отвтъ на это. Она еще не смотрла на это такъ, какъ Флоренсъ и какъ Теодоръ. Гарри воротился въ Лондонъ въ четвергъ утромъ. Онъ вроятно не могъ ни придти, ни написать въ этотъ день, потому что былъ у лэди Онгаръ. Было ршительно необходимо, чтобы онъ видлся съ лэди Онгаръ прежде чмъ придётъ въ Онслоу-Крешентъ съ возможностью сдлаться опять прежнимъ Гарри Клэверингомъ, котораго вс они могли бы любить. Но мистриссъ Бёртонъ не хотла отказаться отъ надежды. Безполезно было говорить объ этомъ Флоренсъ, но она всё надялась, что выдетъ что-нибудь хорошее.

Когда она думала объ этомъ, ей пришолъ въ голову планъ. Увы и увы! Не опоздала ли она съ своимъ планомъ? Почему она не вспомнила объ этомъ во вторникъ или утромъ въ среду, когда его можно было привести въ исполненіе? Но этотъ планъ она должна была скрывать отъ своего мужа, который никакимъ образомъ не одобрилъ бы его, и когда она вспоминала объ этомъ, она говорила себ, что можетъ-быть было бы лучше, чтобы дла шли своимъ чередомъ безъ того вмшательства, которое она задумала.

Въ четвергъ утромъ она получила письмо незнакомаго почерка. Оно было изъ Клэверинга, отъ матери Гарри. Мистриссъ Клэверингъ писала по просьб своего сына, что онъ слёгъ въ постель и не можетъ быть въ Лондон такъ скоро, какъ надялся. Мистриссъ Бёртонъ не должна была предполагать, что онъ опасно боленъ, и никто не долженъ пугаться. Изъ этого мистриссъ Бёртонъ узнала, что мистриссъ Клэверингъ ничего не знала объ измн Гарри. Въ письм говорилось дале, что Гарри самъ напишетъ, какъ только будетъ въ состояніи, и вроятно прідетъ въ Лондонъ въ начал слдующей недли, во всякомъ случа въ конц. У него была маленькая лихорадка, но тревожиться не было никакой причины. Флоренсъ, разумется, могла только слушать и блднть. Теперь во всякомъ случа она должна остаться въ Лондон.

Планъ мистриссъ Бёртонъ могъ быть, впрочемъ, удобоисполнимъ, но что если потомъ мужъ разсердится на неё? Этого несчастья еще съ ней не случалось.

Глава XXXIII.
ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, ЗАЧМЪ ГАРРИ КЛЭВЕРИНГЪ БЫЛЪ НУЖЕНЪ ВЪ ПАСТОРАТ.

Письмо, вызвавшее Гарри въ пасторатъ, написала его мать, и просила его тотчасъ пріхать въ Клэверингъ, такъ какъ съ ними случились совершенно неожиданныя непріятности. Его отецъ поссорился съ Солемъ. Ректоръ и пасторъ имли свиданіе, въ которомъ были сказаны запальчивыя слова, и Клэверингъ не хотлъ больше видться съ Солемъ. Фанни также имла огорченія и весь приходъ былъ какъ въ горячк. Мистриссъ Клэверингъ думала, что Гарри лучше създить въ Клэверингъ и увидться съ Солемъ. Гарри довольно охотно согласился на просьбу матери, очень удивляясь источнику этого новаго несчастья. Онъ думалъ, что Фанни не поощряла предложенія Соля. Когда Солъ сдлалъ предложеніе ей — то первое предложеніе, которое Гарри было извстно — ничего не могло сравниться съ твёрдостью ея отказа отъ руки этого джентльмэна. Гарри считалъ, что Соль почти сумасшедшій, думая объ этомъ, но считая его человкомъ вовсе не похожимъ по своимъ привычкамъ и по своимъ чувствамъ на другихъ людей, Гарри думалъ, Что онъ можетъ спокойно оставаться пасторомъ въ Клэверинг, несмотря на это небольшое приключеніе. Оказалось однако, что онъ живётъ не совсмъ спокойно, но Гарри, оставляя Лондонъ, не могъ придумать, какія сильныя неудовольствія могли возникнуть, чтобъ ректоръ и пасторъ не могли встртиться другъ съ другомъ. Если читатель позволитъ мн, и ворочусь нсколько назадъ и объясню это.

Читатель уже знаетъ то, чего не зналъ братъ Фанни, то-есть что Соль опять сдлалъ предложеніе, онъ также знаетъ, что Фанни совсмъ иначе поняла это второе предложеніе, чмъ первое. Она начала сомнваться — сомнваться, не справедливо ли было ея первое сужденіе о характер Соля, сомнваться, не былъ ли онъ правъ, длая ей предложеніе, такъ какъ его любовь къ ней была такъ сильна, сомнваться, не боле ли онъ правится ей, чмъ она думала, сомнваться, дйствительно ли помолвка съ бднымъ пасторомъ была достойна осужденія и неумстна. Молодые бдные пасторы могутъ любить также, какъ и молодые викаріи и ректоры. И притомъ Соль такъ хорошо защищалъ свою любовь.

Она ни разу не говорила съ своей матерью объ этомъ, и мысль, что она иметъ тайну, длала её очень несчастной. Она оставила Соля въ сомнніи, не давала ему отвта, а онъ сказалъ, что опять спроситъ её черезъ нсколько дней, какова будетъ его участь. Она не знала, какъ ей сказать матери объ этомъ, пока не скажетъ сама себ, каковы ея собственныя желанія. Она очень желала довриться матери и общала себ, что она это сдлаетъ прежде, чмъ Соль возобновитъ сисё сватовство. Этотъ человкъ никогда не торопился, никогда не терялъ терпнія въ своихъ поступкахъ. Но Фанни откладывала разговоръ съ матерью, откладывала своё окончательное ршеніе, пока не сдлалось слишкомъ поздно и Соль опять обратился къ ней, когда она еще не приготовилась къ тому.

Когда женщина сомнвается, любитъ она или не любитъ, она изъ шести долей въ пять иметъ наклонность къ человку, о которомъ она думаетъ. Когда женщина сомнвается, она погибла, говорятъ циники. Я просто утверждаю, не будучи циникомъ, что когда женщина сомнвается, она плнена. Чмъ больше Фанни думала о Сол, тмъ боле она чувствовала, что онъ не тотъ человкъ, за котораго она приняла его, что онъ былъ большихъ размровъ ума, мужества, сердца и боле иметъ права на любовь женщины. Она не хотла говорить себ, что она привязана къ нему, но во всхъ своихъ аргументахъ противъ него она основывала своё возраженіе только на томъ основаніи, что онъ иметъ только семьдесятъ фунтовъ въ годъ. И тутъ угрожаемое нападеніе, которое должно было быть окончательнымъ, обрушилось на неё прежде, чмъ она приготовилась къ этому.

Они были вмст, по обыкновенію, въ промежуточное время. Имъ и невозможно было не находиться вмст. Съ-тхъ-поръ, какъ Фанни начала сомнваться насчотъ Соля, она прилежне прежняго стала посщать бдныхъ и заниматься своей школой, какъ будто сознавала обязанность, которая выпадетъ ей на долю, если она выйдетъ за такого человка, какъ онъ. И такимъ образомъ они бывали вмст больше прежняго. Всё это мать ея видла и, видя, дрожала, но она не считала благоразумнымъ сказать что-нибудь, пока сама Фанни не заговоритъ съ нею. Фанни была очень добра и очень благоразумна. Невозможно, чтобы Фанни не знала, какъ невозможенъ этотъ бракъ. А ректоръ не имлъ никакого подозрнія на этотъ счотъ. Соль разъ выказалъ себя осломъ, и кончено. Какъ пасторъ Соль былъ неоцненъ и по этому то обстоятельство, что онъ выказалъ себя осломъ, было ему прощено. Такимъ образомъ ректоръ смотрлъ на это.

Едва прошло десять дней посл прогулки въ Кёмберли, когда Соль возобновилъ своё нападеніе. Онъ сдлалъ это на томъ же мст и въ тотъ же часъ. Два раза въ недлю, всегда въ тотъ-же день, онъ былъ въ капелл на конц прихода, и въ эти дни онъ всегда могъ найти Фанни на дорог домой. Когда онъ сунулъ голову въ маленькую дверь школы и спросилъ Фанни, душа ея замерла отъ предчувствія. Онъ съ-тхъ-поръ не провожалъ её домой, и хотя часто бывалъ съ ней въ школ, всегда оставлялъ её тамъ, ходя по своимъ дламъ, какъ-будто вовсе не желалъ ея общества. Теперь настало время, и Фанни чувствовала, что она не приготовились, но она взяла свою шляпу и вышла съ нимъ, зная, что спастись ей невозможно.

— Миссъ Клэверингъ, сказалъ онъ:— обдумали ли вы то, о чомъ я вамъ говорилъ?

На это она не отвчала, а только играла зонтикомъ, который держала въ рук.

— Вы не могли не думать объ этомъ, продолжалъ онъ.— Вы не могли совершенно изгнать этотъ предметъ изъ вашихъ мыслей.

— Разумется, я объ этомъ думала, отвчала она.

— Что же говоритъ вашъ умъ или скоре ваше сердце? Оба должны говорить, по я прежде желалъ бы выслушать сердце.

— Я уврена, мистеръ Соль, что это совершенно невозможно.

— Невозможно? въ какомъ отношеніи?

— Папа этого не позволитъ.

— А вы его спрашивали?

— О, нтъ!

— А мистриссъ Клэверингъ?

Фанни покраснла, вспомнивъ, какъ она пропускала дни, не спрашивая совта своей матери.

— Нтъ, я не говорила ни съ кмъ. Зачмъ мн говорить, когда я знаю, что это невозможно?

— Могу я поговорить съ мистеромъ Клэверингомъ?

На это Фанни не дала немедленнаго отвта, и тогда Соль опять повторилъ свой вопросъ:

— Могу я поговорить съ вашимъ отцомъ?

Фанни чувствовала, что она соглашается даже въ томъ отношеніи, что не отвчаетъ на такой вопросъ немедленнымъ отказомъ въ своёмъ позволеніи, а между-тмъ она не имла намренія соглашаться.

— Миссъ Клэверингъ, сказалъ онъ:— если вы чувствуете ко мн привязанность, вы не имете права отказывать мн въ этой просьб. Я говорю вамъ это смло. Если вы чувствуете ко мн любовь, которая позволила бы вамъ принять меня какъ вашего мужа, вашъ долгъ сказать мн это — вашъ долгъ ко мн, къ себ и къ вашему Богу.

Фанни смотрла на это не съ такой точки зрнія, а между-тмъ не желала противорчить ему. Въ эту минуту она забывала, что для того чтобы поставить себя твёрдо, ей слдовало воротиться къ своимъ первымъ увреніямъ, показать ему, что она не чувствуетъ къ нему никакой любви. Соль, умъ котораго былъ проницательне, взялъ тутъ надъ нею верхъ и началъ думать, что ея привязанность къ нему дло ршоное.

— Мистеръ Соль, сказала Фанни съ серьёзнымъ благоразуміемъ:— люди не должны жениться, когда имъ нечмъ жить.

Когда она ясно показала ему, что у ней не осталось никакой другой карты, съ которой ходить, игра могла считаться выигранной съ его стороны.

— Если это ваше единственное возраженіе, сказалъ онъ: — вы не можете не находить справедливымъ, чтобы я поговорилъ объ этомъ съ вашимъ отцомъ.

На это она не отвчала совсмъ, и они довольно долго шли, по переулку молча. Соль былъ бы радъ кончить теперь свиданіе, чувствуя, что во всякомъ будущемъ свиданіи онъ будетъ имть боле основанія занять положеніе принятаго жениха, чмъ теперь. Другой мущина пожелалъ бы услыхать изъ ея устъ ршительное слово любви, взять ея руку, можетъ-быть, и почувствовать отвтное пожатіе, даже зайти дале и умолять о счастливомъ снисхожденіи къ принятому любовнику. Но Соль воздержался и поступилъ благоразумно. Она еще не до такой степени компрометирована, чтобы не могла даже теперь отступить, еслибы онъ слишкомъ къ ней присталъ. Къ пожатіямъ рукъ и тому подобнымъ изъявленіямъ любви Соль не былъ-способенъ, но онъ былъ такой человкъ, который, разъ полюбивъ, будетъ любить до конца.

Дорога была однако слишкомъ длинна для того, чтобы её можно было пройти безъ разговора. Фанни, когда шла, старалась придумать какія-нибудь слова, которыя помогли бы ей стоять твёрдо на-своёмъ, но слова не приходили. Ей казалось, что этотъ человкъ увлекаетъ её, потому что она вдругъ лишилась воспоминанія обо всхъ опроверженіяхъ. Чмъ боле она употребляла усилій, тмъ боле ей не удавалось, и наконецъ она отказалась отъ этого съ отчаянія, говори Соль что хочетъ, имъ невозможно было внчаться. Вс его аргументы насчотъ долга были вздорны. Долгъ не можетъ предписывать ей выйти за человка, который будетъ умирать съ голода, усиливаясь содержать её. Она желала сказать ему сначала, что не любитъ его, но это казалось теперь слишкомъ поздно. Какъ только она войдётъ въ домъ, она отправится къ матери и разскажетъ ей всё.

— Миссъ Клэверингъ, сказалъ онъ: — я завтра увижусь съ вашимъ отцомъ.

— Нтъ, нтъ! воскликнула она.

— Я во всякомъ случа сдлаю это непремнно. Я или скажу ему, что долженъ оставить приходъ, объяснивъ ему, почему я долженъ хать, или попрошу его позволить мн остаться здсь въ надежд, что я могу сдлаться его зятемъ. Вы не скажете мн теперь, что я долженъ ухать?

Фанни опять промолчала, ея память измнила ей, она никакъ не могла придумать ни отрицательнаго, ни утвердительнаго отвта.

— Остаться здсь безъ надежды было бы невозможно для меня. Теперь я надежду имю. Теперь я полонъ надежды. Я думаю, что могу быть счастливъ, хотя мн пришлось бы ждать, какъ ждалъ Іаковъ.

— И можетъ-быть имть утшенія Іакова, сказала Фанни.

Она погубила себя этой шуткой, и онъ это зналъ. Улыбка удовольствія пробжала по его худощавому лицу, а въ сердц было чувство торжества.

— Я совсмъ не гожусь въ патріархи, сказалъ онъ.— Еслибъ вмсто семи лтъ должно было продолжиться четырнадцать, не думаю, чтобы я сталъ искать какую-нибудь Лію.

Они скоро подошли къ калитк, и дло его на этотъ вечеръ было сдлано. Онъ пошолъ домой, въ свою уединенную комнату сосдней фермы, и сидлъ съ торжествомъ, когда лъ одинъ свою холодную баранину. Онъ, не имя никакихъ личныхъ преимуществъ, бдный, безъ друзей, до-сихъ-поръ сознававшій, что не способенъ участвовать даже въ обыкновенной общественной жизни — онъ пріобрлъ сердце прелестнйшей женщины, какую когда-либо видлъ.

— Вы дадите мн вашу руку на прощанье, сказалъ онъ, и она протянула ему руку, потупивъ глаза въ землю.— Я надюсь, что мы понимаемъ другъ друга, продолжалъ онъ.— По-крайней-мр, вы можете понять, что я люблю васъ всмъ моимъ сердцемъ и всей моей душою. Если мои дла удадутся, вся моя удача будетъ для васъ. Если для меня не будетъ удачи, вы будете моимъ единственнымъ утшеніемъ на этомъ свт. Вы моя альфа и омега, моя первая и моя послдняя, моё начало и конецъ, моё всё.

Тутъ онъ повернулся и оставилъ её, а съ ея устъ не сорвалось отказа. Отказъ уже не былъ возможенъ для нея. Она вошла въ домъ, зная, что должна тотчасъ же идти къ матери, но она позволила себ прежде остаться на полчаса въ своей спальной, приготовляя слова, въ какихъ она будетъ выражаться. Она знала, что этотъ разговоръ будетъ труденъ, гораздо трудне, чмъ было бы передъ ея послдней прогулкой съ Солемъ, а хуже всего то, что не могла совершенно ршить, что она желаетъ сказать. Она ждала, пока не услыхала шаги своей матери на лстниц. Наконецъ мистриссъ Клэверингъ пришла одваться, Фанни поспшно пошла за нею въ спальную и вдругъ начала:

— Мама, я очень желаю говорить съ вами.

— Ну что же, моя милая?

— Но вамъ не надо торопиться, мама.

Мистриссъ Клэверингъ посмотрла на свои часы и, объявивъ, что до обда остаётся еще три четверти часа, общала, что она не очень будетъ торопиться.

— Мама, мистеръ Соль опять говорилъ со мною.

— Говорилъ, милая моя? Разумется, мы не можемъ ему помшать говорить съ тобою, но ему слдовало бы знать, что это очень глупо. Это должно будетъ кончиться тмъ, что онъ оставитъ насъ.

— Онъ такъ и говоритъ, мама. Онъ говоритъ, что долженъ ухать, если только…

— Если только что?

— Если только я не соглашусь, чтобы онъ остался здсь, какъ…

— Какъ твой женихъ, такъ ли, Фанни?

— Да, мама.

— Стало-быть, онъ долженъ ухать, я полагаю. Что другое можемъ мы сказать? Мн очень будетъ жаль и для него и для твоего папа.

Говоря это, мистриссъ Клэверингъ посмотрла на свою дочь и тотчасъ увидала, что этотъ приговоръ съ ея стороны не разршаетъ затрудненія. На лиц Фанни было что-то такое, показывавшее безпокойство и необходимость дальнйшаго объясненія.

— Сама ты не такъ думаешь? спросила мистриссъ Клэверингъ.

— Мн было бы очень жаль, еслибъ онъ долженъ былъ оставить приходъ изъ-за меня.

— Мы вс это чувствуемъ, моя дорогая, но что же мы можемъ сдлать? Я полагаю, ты не желаешь, чтобы онъ остался здсь какъ твой женихъ.

— Я право не знаю, мама, отвчала Фанни.

Именно этого боялась мистриссъ Клэверингъ. Съ перваго слова, сказаннаго Фанни въ настоящемъ случа, она почти была уврена въ томъ, что будетъ. Отцу ея показалось бы удивительно, что его дочь можетъ полюбить такого человка, какъ Соль, но мистриссъ Клэверингъ знала лучше его, какъ далеко заходитъ настойчивость съ женщинами, настойчивость, соединённая съ высокими умственными способностями и съ высокой твёрдостью для поддержанія ея. Она огорчилась, но не удивилась, и тотчасъ помирилась бы съ мыслью, что Соль сдлается ея зятемъ, еслибы бдность этого человка не такъ сильно говорила противъ него.

— Ты хочешь сказать, душа моя, что ты желаешь, чтобы онъ остался здсь посл того, что он сказалъ теб. Это было бы всё-равно, что принять его предложеніе. Ты понимаешь это, Фанни?

— Я полагаю, что это всё-равно, мама.

— И ты это хочешь сказать? Полно, милая моя, скажи мн всё. Что ты сказала ему сама? Что онъ могъ думать изъ отвта, который ты дала ему сегодня?

— Онъ говоритъ, что хочетъ видться съ папа завтра.

— Но съ твоего ли согласія увидится онъ съ нимъ?

Фанни до-сихъ-поръ стояла у окна, выходившаго въ садъ, и хотя она стояла около тоалета, за которымъ сидла ея мать, лица, ея нельзя было видть, когда она говорила. Изъ этого убжища мать нашла необходимымъ вызвать её, она встала и подойдя къ дивану велла своей дочери ссть возл себя.

— Докторъ, моя милая, не можетъ сдлать никакой пользы, замчала она: — если больной не скажетъ ему ничего. Сказала ты мистеру Солю, что онъ можетъ видться съ папа съ твоего позволенія?

— Нтъ, мама, я не сказала ему этого. Я сказала ему, что это было бы совершенно невозможно, потому что мы были бы такъ бдны.

— Онъ долженъ знать это самъ.

— Но я не думаю, чтобы онъ думалъ когда-нибудь о такихъ вещахъ, мама. Я не могу вамъ сказать всего, что онъ сказалъ, но это вело къ тому, что онъ совсмъ не смотритъ на деньги.

— Но вдь это вздоръ, неправда-ли, Фанни?

— Онъ хочетъ сказать не то, чтобы люди, любящіе другъ друга, должны были жениться тотчасъ, когда имъ нечмъ жить, но что они обязаны сказать это другъ другу, а потомъ ждать. Я полагаю, онъ думаетъ, что когда-нибудь у него можетъ быть приходъ.

— Но, Фанни, любишь ли ты его и сказала ли ты ему это?

— Я этого ему не говорила, мама.

— Но любишь ли ты его?

На этотъ вопросъ Фанни не отвчала, и теперь мистриссъ Клэверингъ узнала всё. Она не чувствовала наклонности бранить свою дочь или даже указывать въ сильныхъ выраженіяхъ, какъ сумасбродна была Фанни, позволивъ человку пріобрсти ея любовь только посредствомъ своего искательства. Это было несчастьемъ, которое можно было бы избгнуть отъздомъ Соля изъ прихода посл его перваго объясненія въ любви, ему позволено было остаться для спокойствія ректора, и теперь надо было извлечь самое лучшее изъ этого положенія. Соль непремнно долженъ былъ теперь ухать, а Фанни должна была терпть скуку привязанности къ отсутствующему жениху, на бракъ съ которымъ отецъ ея не далъ бы согласія. Это было очень дурно, но мистриссъ Клэверингъ не думала, чтобы она могла улучшить дла, браня дочь и уговаривая ее отказаться отъ этого человка.

— Я полагаю, теб было бы пріятно, чтобы я сказала всё это папа, прежде чмъ мистеръ Соль придётъ завтра?

— Если вы думаете, что это будетъ лучше, мама.

— И ты думаешь, душа моя, что ты желала бы принять его предложеніе, еслибъ онъ имлъ доходъ?

— Я думаю такъ, мама.

— Ты сказала ему это?

— Я ему не говорила, но онъ это понимаетъ.

— Если ты не говорила ему этого, ты можешь еще передумать.

— Я уврена, мама, что еслибъ онъ имлъ средства, какъ Эдуардъ, я приняла бы его предложеніе. Это только потому, что онъ не иметъ дохода.

— Но ты не говорила ему этого?

— Я не хотла говорить ему ничего безъ согласія вашего и папа. Онъ сказалъ, что завтра же отправится къ папа, и я не могла этому помшать, я сказала однако, что это совершенно невозможно.

Бда была сдлана и помочь было нельзя. Мистриссъ Клэверингъ сказала своей дочери, что она поговоритъ съ мужемъ въ этотъ вечеръ, такъ что Фанни могла выйти къ обду не опасаясь никакой сцены въ этотъ вечеръ. Но на слдующее утро она не вышла ни къ молитв, ни къ чаю. Мать ея пришла къ ней рано утромъ, и она немедленно спросила, нужно ли ей видться съ отцомъ, прежде чмъ придётъ Соль. Но этого отъ нея не требовали.

— Папа говоритъ, что объ этотъ не можетъ быть и рчи, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— Я говорила это ему сама, отвчала Фанни, начиная хныкать.

— И ты слова не должна ему давать.

— Нтъ, мама. Я слова не давала. Я сказала ему, что это невозможно.

— И папа думаетъ, что мистеръ Соль долженъ его оставить, продолжала мистриссъ Клэверингъ.

— Я знала, что папа это скажетъ но, мама, я не забуду его по этой причин.

На это мистриссъ Клэверингъ не отвчала ничего, и Фанни было позволено остаться наверху, пока Соль придётъ и уйдётъ.

Вскор посл завтрака Соль пришолъ. Его присутствіе въ пасторат было такъ обыкновенно, что слуги не докладывали о нёмъ, но онъ приходилъ къ мистриссъ Клэверингъ и къ Фанни чаще, чмъ къ ректору. Теперь онъ позвонилъ и спросилъ мистера Клэверинга съ такимъ видомъ, который показался служанк необыкновеннымъ. Его провели въ такъ называемый кабинетъ ректора, который сидлъ’ тревожно приготовляясь къ его посщенію и не выкуривъ сигары посл завтрака. Его заставили объявить, что онъ не будетъ сердиться на Фанни, но Соля предоставили такому негодованію, какое онъ заблагоразсудитъ на него излить. По его мннію, этотъ бракъ былъ невозможенъ, не только потому, что не было денегъ, по потому, что Соль былъ Соль, и потому, что Фанни Клэверингъ была Фанни Клэверингъ. Соль былъ джентльмэнъ, но только это и можно было сказать о нёмъ. Въ Англіи есть классъ деревенскихъ пасторовъ, къ которому принадлежали Клэверингъ и зять его Эдуардъ Фильдингъ. Этотъ классъ такъ тсно связанъ съ классомъ сквайровъ, что обладаетъ двойною личностью. Такіе пасторы не только пасторы, но также и деревенскіе джентльмэны. Клэверингъ считалъ пасторовъ своего класса — класса деревенскихъ джентльмэновъ — совершенно непохожими на всхъ другихъ пасторовъ и гораздо выше всхъ другихъ, не считая вопроса о деньгахъ. Встрчаясь съ своими собратами ректорами и викаріями, онъ говорилъ съ ними различнымъ тономъ, смотря по тому, принадлежали ли они къ его классу, или къ другому. Въ этомъ не было никакого оскорбленія. Клерикальные деревенскіе джентльмэны понимали это вс, какъ-будто между ними былъ какой-нибудь тайный знакъ братства, но недопускаемые въ этотъ кругъ, на дерзость пожаловаться не могли и никто не оскорблялся. Они едвали знали, что существуетъ внутренняя клэрикальная фамильярность, къ которой они не допускались. Но вотъ молодой пасторъ, не находившійся въ этомъ кругу, длалъ предложеніе дочери мистера Клэверинга, не имя ни шиллинга въ карман, и Клэверингъ чувствовалъ, что обидчику слдуетъ раскрыть глаза. Это было для него чрезвычайно непріятно, но открыть глаза Солю предписывалъ ему долгъ, отъ котораго отказаться онъ не могъ.

Онъ всталъ, когда вошолъ пасторъ, какъ-будто не зналъ о цли его посщенія. Вся тяжесть разсказа была брошена на бднаго Соля. Но этотъ джентльмэнъ не медля сбросилъ эту тяжесть съ своихъ плечъ.

— Мистеръ Клэверингъ, сказалъ онъ: — я пришолъ просить вашего позволенія искать руки вашей дочери.

Ректоръ почти отороплъ отъ такой внезапной просьбы.

— Это совершенно невозможно, мистеръ Соль, сказалъ онъ:— совершенно невозможно. Мн сказала мистриссъ Клэверингъ, что вы опять вчера говорили объ этомъ съ Фанни, и я долженъ сказать, что я нахожу, что вы поступили очень дурно.

— Въ какомъ отношеніи я поступилъ дурно?

— Стараясь пріобрсти ея любовь заглаза отъ меня.

— Но мистеръ, Клэверингъ, какъ же иначе я могъ её пріобрсти? Какъ же иначе мущина пріобртаетъ любовь женщины? Если вы хотите сказать…

— Послушайте, мистеръ Соль. Я не думаю, чтобъ намъ съ вами была какая-нибудь надобность объ этомъ спорить. Что вы не можете жениться на миссъ Клэверингъ, это такъ очевидно, что объ этомъ нечего и разсуждать. Еслибы даже ничего не было противъ этого, то никто изъ васъ не иметъ ни одного пенни. Я не видалъ моей дочери посл того, какъ услыхалъ объ этомъ безумств — выслушайте меня, сэръ — но мать ея сказала мн, что ей совершенно извстно это обстоятельство. Предложеніе, съ которымъ вы пришли ко мн — нелпость, если не хуже. Теперь вы должны сдлать одно изъ двухъ, мистеръ Соль. Вы должны или общать мн, что это прекратится совсмъ, или должны оставить приходъ.

— Конечно, я не могу общать вамъ, что мои надежды относительно вашей дочери кончатся.

— Когда такъ, мистеръ Соль, чмъ скоре вы удете, тмъ будетъ лучше.

Мрачная туча пробжала по лицу Соля, когда онъ услыхалъ послднія слова.

— Такимъ образомъ вы отказали бы вашему груму, еслибъ онъ васъ оскорбилъ, сказалъ онъ.

— Я не желаю показаться вамъ жестокимъ, отвчалъ Клэверингъ: — и то, что я теперь вамъ говорю, говорю не какъ моему пастору, а какъ ненадлежащему искателю руки моей дочери. Разумется, я не могу въ одинъ день выгнать васъ изъ прихода. Я знаю это довольно хорошо. Но ваши чувства какъ джентльмэна должны бы вамъ внушить, что вамъ надо хать сейчасъ.

— И это будетъ вашъ единственный отвтъ?

— Какого отвта ожидаете вы?

— Я послднее время такъ много думалъ объ отвтахъ, которые могу получить отъ вашей дочери, что не сдлалъ другихъ разсчотовъ. Можетъ-быть, я не имю права ожидать другого отвта, кром того, который вы дали мн теперь.

— Разумется, не имете. Я теперь опять прошу васъ отказаться отъ нея.

— Конечно, я этого не сдлаю.

— Когда такъ, мистеръ Соль, вы должны ухать, и какъ это ни неудобно для меня — страшно неудобно — я долженъ просить васъ ухать тотчасъ. Разумется, я не могу позволить вамъ встрчаться съ моею дочерью. Пока вы останетесь здсь, она не будетъ входить въ школу, а вы не будете ходить сюда.

— А если я скажу, что не стану стараться видться съ нею въ школ?

— Я этого не хочу. О томъ, чтобы вы остались въ приход, не можетъ быть и рчи. Вы должны это чувствовать.

— Мистеръ Клэверингъ, о моёмъ отъзд — я хочу сказать, о моёмъ немедленномъ отъзд — я еще не думалъ. Я долженъ сообразить прежде, чмъ дамъ вамъ отвтъ.

— Тутъ нечего соображать, сказалъ Клэверингъ, вставая со стула:— вовсе нечего, ни одной минуты. Боже, великій Боже! Чмъ вы полагали жить? Но я не стану объ этомъ разсуждать. Я не скажу боле ни слова о предмет, который непріятенъ для меня. Вы должны извинить меня, если я оставлю васъ.

Соль ушолъ и изъ этого разговора произошло то положеніе длъ въ приход, которое заставило мистриссъ Клэверингъ призвать на помощь Гарри. Ректоръ выказалъ въ этомъ больше энергіи, чмъ кто-нибудь изъ нихъ ожидалъ. Онъ не запрещалъ своей жен видться съ Солемъ, но сказалъ, что Соль не долженъ приходить въ пасторатъ. Тогда возникъ вопросъ о воскресныхъ службахъ, а Клэверингъ всё не хотлъ имть никакихъ сношеній съ своимъ пасторомъ. Онъ не хотлъ имть съ нимъ никакихъ сношеній если онъ не назначитъ немедленно дня для отъзда, или общаетъ, что не будетъ боле думать о Фанни. До-сихъ-поръ онъ не сдлалъ ни того, ни другого, и вотъ почему мистриссъ Клэверингъ послала за своимъ сыномъ.

Глава XXXIV.
ЖИЛИЩЕ МИСТЕРА СОЛЯ.

Когда Гарри Клэверингъ ухалъ изъ Лондона, онъ былъ нездоровъ, хотя ему не хотлось говорить себ, что онъ боленъ. Но его такъ тснило его положеніе, онъ такъ стыдился себя, а между-тмъ онъ до-сихъ-поръ не видалъ никакого спасенія отъ своего несчастья, что онъ занемогъ отъ утомленія и почти изнемогъ отъ безпокойства. По прізд въ пасторатъ, мать спросила его тотчасъ, не боленъ ли онъ, и выслушала его сердитое опроверженіе съ весьма недовольной физіономіей. Она подозрвала, что между нимъ и Фанни что-то не ладилось, но въ настоящую минуту она не расположена была разспрашивать объ этомъ. Любовныя дла Гарри имли для нея большой интересъ, но любовныя дла Флоренсъ имли въ настоящую минуту перевсъ въ ея сердц. Фанни сдлалась очень безпокойна посл посщенія Соля ея отца. Вечеромъ посл разговора съ матерью и на слдующее утро Фанни держала себя очень храбро, и мистриссъ Клэверингъ расположена была думать, что сердце ея дочери не глубоко уязвлено. Она согласилась съ невозможностью ея замужства съ Солемъ и не настаивала на сил своей привязанности. Но какъ только ей сказали, что Соль изгнанъ изъ дома, она стала хандрить и держать себя такъ, какъ-будто она была жертвой всепоглощающей страсти. Между нею и ея отцомъ ни слова не было сказано объ этомъ предмет, и даже съ матерью она была молчалива, почтительна, покорна, какъ приличествуетъ быть дочерямъ, съ которыми поступаютъ жестоко, когда он влюблены. А мистриссъ Клэверингъ чувствовала, что въ этомъ отношеніи дочь ея обращается съ нею нехорошо.

— Но неужели вы хотите сказать, что она его любитъ? сказалъ Гарри своей матери, когда они остались одни вечеромъ въ день его прізда.

— Да, конечно, она его любитъ. Насколько я могу сказать, она очень его любитъ.

— Я никогда въ жизни не видалъ ничего странне. Я сказалъ бы, что онъ послдній человкъ на свт, который могъ надяться на успхъ въ этомъ род.

— Этого нельзя сказать, Гарри. Видишь, онъ очень добрый молодой человкъ.

— Но двушки не влюбляются въ мущинъ за то, что они добры, матушка.

— А я надюсь, что он влюбляются и за это и за другое.

— Но у него нтъ ничего другого. Какая жалость, что ему позволили остаться здсь посл того, какъ онъ въ первый разъ такъ себя одурачилъ!

— Теперь слишкомъ поздно думать объ этомъ, Гарри. Разумется, она не можетъ выйти за него. Имъ нечемъ будетъ жить. Мн кажется, онъ не иметъ никакой надежды получить приходъ.

— Я не понимаю, какъ мущина можетъ сдлать такой дурной поступокъ, сказалъ Гарри нравоучительно, забывъ на минуту свои собственные грхи.— Ходить въ домъ и быть въ такомъ положеніи, а потомъ добиваться любви двушки, когда онъ долженъ знать, что не можетъ быть и рчи о ея брак съ нимъ! Я называю это ршительно дурнымъ поступкомъ. Это вроломство самаго худшаго рода и тмъ предосудительне, что это сдлалъ пасторъ. Я не стану медлить, чтобъ высказать ему мои мысли.

— Ты ничего не выиграешь, поссорившись съ нимъ.

— Но какъ же я этого избгну, если я увижусь съ нимъ?

— Я хочу сказать, что съ нимъ не слдуетъ быть грубымъ. Самое главное состоитъ въ томъ, чтобъ дать ему почувствовать, что онъ долженъ ухать какъ можно скоре и отказаться отъ мысли увидться съ Фанни. Видишь, твой отецъ совсмъ не хочетъ съ нимъ говорить, и это такъ непріятно насчотъ службы. Они будутъ встрчаться въ ризниц по воскресеньямъ, и не станутъ говорить между собой. Не ужасно ли будетъ это? Всё будетъ лучше, чмъ если онъ останется здсь.

— А гд же батюшка возьмётъ пастора?

— Онъ ничего не можетъ сдлать, пока не узнаетъ, когда удетъ мистеръ Соль. Онъ хочетъ всю службу взять на себя.

— Онъ не можетъ сдлать этого, матушка. Онъ не долженъ объ этомъ и думать. Я увижусь съ Солемъ завтра утромъ.

Слдующій день былъ вторникъ, и Гарри намревался уйти изъ пастората въ десять часовъ въ квартиру Соля. Передъ уходомъ онъ говорилъ съ своимъ отцомъ, который выказывалъ еще боле непріязненности къ Солю, чмъ сынъ.

— Посл этого, сказалъ онъ:— я поврю, что двушка можетъ влюбиться въ каждаго мущину. Говорятъ разныя разности о сумасбродствахъ двушекъ, но ничего кром этого — ничего кром этого — не могло бы убдить меня, что Фанни можетъ быть такой дурой. Обезьяна, не человкъ, съ вытянутымъ лицомъ, похожимъ на счку, и съ острымъ подбородкомъ. Великій Боже!

— Онъ её уговорилъ.

— Но онъ такой осёлъ! Насколько, я его знаю, онъ не съумлъ бы и гусын сказать: Во!

— Въ этомъ, я думаю, вы ошибаетесь.

— Честное слово, я никогда не могъ добиться отъ него слова, кром какъ о приход. Это самый несообщительный человкъ. Вотъ Эдуардъ Фильдингъ такой же дятельный пасторъ, какъ Соль, но Эдуардъ Фильдингъ можетъ что-нибудь сказать и о себ.

— Соль умне Эдуарда, но его умъ совсмъ въ другомъ род.

— Этотъ родъ совершенно непримтенъ для меня. Но что значитъ всё это? У него нтъ ни шиллинга. Когда я былъ пасторомъ, мы не думали ни о чомъ подобномъ.

Клэверингъ былъ пасторомъ только одинъ годъ и въ это время помолвилъ свою жену съ согласія всхъ, отъ кого зависло это.

— Но тогда пасторы были джэнтльмены. Не знаю, до чего дойдётъ наше духовенство, право не знаю.

Посл этого Гарри пошолъ исполнять данное ему порученіе. Какой это фарсъ, что ему поручили исправлять дла другихъ людей, когда его собственныя такъ скривились! Когда онъ дошолъ до фермы, въ которой жилъ Соль, онъ подумалъ объ этомъ и сознался, что онъ не могъ серьёзно заняться длами своей сестры по причин своихъ собственныхъ непріятностей. Онъ старался наполнить себя надлежащимъ чувствомъ гнва, исполненнаго достоинства и высокаго родительскаго негодованія противъ бднаго пастора, но подъ всмъ этимъ и впереди всего этого ему представлялось его собственное положеніе. Желалъ ли онъ избавиться отъ лэди Онгаръ, и если такъ, что онъ долженъ былъ длать? А если онъ не желалъ избавиться отъ лэди Онгаръ, какъ онъ можетъ опять высоко держать голову?

Онъ вечеромъ послалъ записку Солю, предувдомляя о своёмъ посщеніи, и получилъ отвтъ, въ которомъ пасторъ общалъ быть дома. Гарри никогда прежде не былъ въ квартир Соля, и когда вошолъ, почувствовалъ сильне прежняго, какъ нелпа мысль, чтобъ Соль былъ женихомъ его сестры. Клэверинги всегда были окружены удобствами. Это были люди, всегда ходившіе по брюссельскимъ коврамъ, и сидвшіе въ покойныхъ креслахъ. Штофныхъ занавсей, севрскаго фарфора они не имли, но у нихъ никогда не было недостатка ни въ чомъ, что потребно для удобствъ первокласснаго клерикальнаго свта. Соль въ своёмъ жилищ не могъ похвалиться большими удобствами. Онъ жилъ въ большой спальной, въ которой былъ огромный каминъ, маленькій ковёръ у камина, а на ковр большой столъ изъ сосноваго дерева, самой простой, безъ всякаго притязанія на подражаніе красному дереву. Деревянное уиндзорское кресло — очень покойное въ своёмъ род — служило для самого Соля, и два маленькихъ деревянныхъ стула стояли по другую сторону камина. Въ одномъ дальнемъ углу стояла небольшая кровать Соля, а въ другомъ дальнемъ углу его маленькій тоалетъ. У стны стоялъ ветхій шкапъ, въ которомъ онъ держалъ своё платье. Другой мебели не было. Одно изъ большихъ оконъ, выходившее на дворъ фермы, было на время закрыто и въ его широкой амбразур стояла часть библіотеки Соля, книги, которыя онъ привёзъ съ собою изъ университета, а на полу, подъ запертымъ окномъ, были навалены другія, составляя длинный рядъ, простиравшійся отъ постели до тоалета, весьма доступный для нападенія мышей. Большой столъ возл камина былъ покрытъ книгами, бумагами и, увы! пылью, потому что Соль впалъ въ ужасную привычку, которая преобладаетъ между холостяками, оставлять свою работу открытою, неоконченною, вчно смшивать книги съ газетами, газеты съ книгами, какъ-будто никакое полезное произведеніе не могло никогда выйти изъ такого хаотическаго элемента. Но тутъ Соль сочинялъ свои проповди, изучалъ Библію и, безъ сомннія, занимался какимъ-нибудь любимымъ дломъ, которое ему предписывало его честолюбіе. Но тутъ онъ не обдалъ — это было невозможно отъ кучи бумагъ и пыли — и его баранина или ветчина подавались ему на маленькомъ тоалет.

Такова была уединенная квартира джентльмэна, домогавшагося руки миссъ Клэверингъ, и за эту квартиру съ прислугой онъ платилъ 10 ф. с. въ годъ. Ему оставалось 60, и на это онъ долженъ былъ кормиться, одваться какъ джентльмэнъ — этимъ онъ нсколько пренебрегалъ — и помогать бднымъ!

Гарри Клэверингъ, осматриваясь кругомъ, почти стыдился своей сестры. Стны были выблены и запачканы во многихъ мстахъ, а полъ въ середин комнаты казался очень гнилъ. Какому молодому человку, который самъ жилъ въ комфорт, могъ понравиться такой домъ для его сестры? Соль, однако, подошолъ безъ всякихъ знаковъ очевиднаго стыда на лиц и привтствовалъ своего гостя чистосердечно и съ протянутой рукой.

— Вы врно вчера пріхали изъ Лондона? сказалъ Соль.

— Точно такъ, отвчалъ Гарри.

— Садитесь.

Соль указалъ на кресло, но Гарри удовольствовался однимъ изъ стульевъ.

— Я надюсь, что мистриссъ Клэверингъ здорова?

— Совершенно здорова, весело сказалъ Гарри.

— А вашъ отецъ? сестра?

— Совсмъ здоровы, очень холодно сказалъ Гарри.

— Я пришолъ бы къ вамъ въ пасторатъ, сказалъ Соль:— вмсто того, чтобы принимать васъ здсь, но, безъ сомннія, вы слышали, я съ вашимъ отцомъ, къ несчастью, имлъ несогласіе,

Это Соль сказалъ безъ очевиднаго усилія, а потомъ предоставилъ Гарри начать дальнйшій разговоръ.

— Разумется, вы знаете, зачмъ я сюда пришолъ, сказалъ. Гарри.

— Не совсмъ, по-крайней-мр не такъ ясно, чтобы не желать услышать отъ васъ.

— Вы просили у моего отца руки моей сестры.

— Да.

— А вдь вы должны знать, что это совершенно невозможно, что объ этомъ нечего и говорить.

— Такъ говоритъ вашъ отецъ. Мн не нужно говорить вамъ, что мн было очень жаль слышать отъ него эти слова.

— Но, любезный другъ, вы не можете серьёзно этого желать. Вы не можете предполагать, что онъ позволитъ подобную помолвку.

— На послдній вопросъ я не могу дать отвта, но конечно я серьёзно этого желаю.

— Тогда я долженъ сказать, что нахожу, что вы имете весьма ошибочное понятіе о томъ, каково должно быть поведеніе джентльмэна.

— Позвольте на минуту, Клэверингъ, сказалъ Соль, вставая и становясь спиною къ огромному камину:— не позволяйте себ сказать опрометчиво слова, о которыхъ вы впослдствіи будете сожалть. Не думаю, чтобы вы имли намреніе придти сюда съ тмъ, чтобы сказать мн, что я не джэнтльмэнъ.

— Я не хочу спорить съ вами, но вы должны отказаться — вотъ и всё.

— Отказаться отъ чего? Если вы хотите сказать, что я долженъ отказаться отъ вашей сестры, я, конечно, никогда этого не сдлаю. Она можетъ отказаться отъ меня, и если вы хотите говорить что-нибудь по этому поводу, лучше скажите ей.

— Какое право можете вы имть, не имя шиллинга на свт…

— Я не имлъ бы права жениться на ней въ такомъ положеніи съ согласія вашего отца, или безъ него. Этого я никогда не предлагалъ ни себ, ни ей.

— Что же вы предложили себ?

Соль помолчалъ съ минуту, прежде чмъ заговорилъ, смотря на пыльную кучу на стол, какъ-бы надясь, что вдохновеніе снизойдётъ оттуда.

— Я вамъ скажу, что я предложилъ себ, сказалъ онъ наконецъ:— насколько могу объяснить это словами. Я предложилъ себ имть образъ въ моёмъ сердц единственнаго человческаго существа, которое могу любить выше всхъ на свт, я предложилъ себ надяться, что можетъ-быть и я, какъ другіе, могу жениться когда-нибудь, и что та, которую я люблю, можетъ-сдлаться моей женою, я предложилъ себ переносить съ такимъ мужествомъ, какимъ только могу, замедленіе и, вроятно, совершенную неудачу всего этого, я предложилъ себ также надяться, что она сдлаетъ для меня то, что я сдлаю для нея. Теперь вы знаете вс мои мысли и можете быть уврены, что я не стану подстрекать вашу сестру къ неповиновенію.

— Разумется, она не будетъ видться съ вами.

— Я полагаю, что это жестоко посл того, что произошло между нами, но, конечно, не стану стараться видться съ нею тайно.

— И при настоящихъ обстоятельствахъ, мистеръ Соль, разумется, вы должны насъ оставить.

— Такъ говоритъ вашъ отецъ.

— Но оставить насъ тотчасъ, хочу я сказать. Непріятно будетъ вамъ и моему отцу оставаться вмст въ приход.

— Но что отецъ вашъ подразумваетъ подъ словомъ ‘тотчасъ’?

— Чмъ скоре, тмъ лучше, черезъ два мсяца, напримръ, ужъ никакъ не позже.

— Очень хорошо, я уду черезъ два мсяца. У меня нигд нтъ дома, въ который я могъ бы ухать, нтъ никакихъ другихъ средствъ для пропитанія, но такъ какъ отецъ вашъ этого желаетъ, я уду черезъ два мсяца. Такъ какъ я соглашаюсь на это, я надюсь, что въ моей просьб увидться съ вашей сестрой одинъ разъ передъ моимъ отъздомъ не будетъ отказано.

— Это не можетъ принести никакой пользы, мистеръ Соль.

— Для меня это будетъ большая польза и, какъ я думаю, никакого вреда для нея.

— Я увренъ, что мой отецъ этого не позволитъ. Да и въ-самомъ-дл зачмъ ему позволять? Сколько я понимаю, моя сестра этого не пожелаетъ.

— Она сказала это?

— Мн она не говорила, но она созналась, что мысль о брак между вами и ею совершенно невозможна, и посл этого я увренъ, что у ней слишкомъ много здраваго смысла для того, чтобы желать свиданія. Если я могу сдлать что-нибудь для васъ, я буду очень счастливъ.

Соль не видлъ, чтобы Гарри Клэверингъ могъ сдлать для него, что-нибудь. Гарри простился. Ректоръ, когда услыхалъ о томъ, что было ршено, остался нкоторымъ образомъ доволенъ. Одинъ мсяцъ былъ бы лучше, чмъ два, но нельзя же ожидать, чтобы мистеръ Соль ухалъ внезапно, не пріискавъ уголка, въ который могъ бы приклонить свою голову.

— Разумется, это извстно, что онъ не долженъ видться съ нею, сказалъ ректоръ.

Въ отвтъ на это Гарри объяснилъ что произошло, выразивъ своё мнніе, что Соль во всякомъ случа сдержитъ своё слово.

— Свиданіе, въ-самомъ-дл! сказалъ ректоръ.— Боле всего меня удивляетъ дерзость этого человка. Я не могу даже придумать, какимъ образомъ человкъ можетъ предлагать что-нибудь подобное. Чего же онъ ожидаетъ въ конц этого?

Тутъ Гарри старался повторить то, что Соль сказалъ о своихъ собственныхъ надеждахъ, но онъ вполн сознавалъ, что не могъ дать отцу понять эти надежды, какъ онъ понялъ ихъ, когда эти слова сходили съ губъ Соля. Гарри Клэверингъ сознавался себ, что невозможно было не уважать бднаго пастора.

Разумется, мистриссъ Клэверингъ выпало на долю объяснить Фанни, что было и что будетъ сдлано.

— Онъ удетъ, моя милая, черезъ два мсяца.

— Очень хорошо, мама.

— Разумется, вы съ нимъ не должны встрчаться до этого.

— Разумется, если вы и папа это говорите.

— Я сказала твоему папа, что это необходимо только сказать теб и что ты можешь ходить въ школу по обыкновенію, если хочешь. Ни папа, ни я не будемъ сомнваться въ твоёмъ слов ни на минуту.

— Но что же я могу сдлать, если онъ придётъ ко мн? спросила Фання почти со слезами.

— Онъ сказалъ, что не придётъ, и мы въ его слов не сомнваемся.

— Я въ этомъ уврена, что ни говорили бы, мистеръ Соль такой же джентльмэнъ, какъ еслибъ у него былъ самый лучшій приходъ въ епархіи. Никто никогда не слышалъ, чтобы онъ нарушилъ своё слово… или чтобы сдлалъ… что-нибудь такое… что ему не слдовало длать.

Когда Фанни произнесла эту довольно сильную похвалу, она начала рыдать. Мистриссъ Клэверингъ чувствовала, что Фанни была упряма и почти зла, говоря такимъ тономъ о своёмъ обожател посл того, какъ обошлись съ нею, но не могло быть никакой пользы въ разсужденіи о добродтеляхъ мистера Соля, и поэтому она прекратила разговоръ.

— Если хочешь послушаться моего совта, сказала она:— продолжай твои занятія по обыкновенію. Такимъ образомъ ты скоро возвратишь свою весёлость.

— Я не хочу возвращать свою весёлость, сказала Фанни: — но если вы желаете, я буду продолжать ходить въ школу.

Теперь было очевидно, что Фанни намревалась разыграть роль разбитой сердцемъ молодой двицы и смотрть на отсутствующаго Соля съ страстной преданностью. Это казалось для мистриссъ Клэверингъ очень жестокимъ, потому, что подобныя наклонности не выказывались до того, какъ былъ произнесёнъ отцовскій приговоръ противъ Соля. Сама Фанни объявила, что подобная помолвка невозможна. Она не просила позволенія имть женихомъ Соля, она не намекнула, что даже надется на подобное позволеніе. Но теперь, когда было сдлано то, что она почти сама предписала, она вздумала показывать, какъ-будто съ нею поступили такъ дурно, какъ съ героиней замка на Апеннинскихъ горахъ! И такимъ образомъ она дйствительно влюбится въ Соля. Думая обо всёмъ этомъ, мистриссъ Клэверингъ почти сожалла, что приговоръ изгнанія произнесёнъ. Можетъ-быть, было бы лучше оставить Соля въ приход и насмшками выбить эту фантазію изъ головы Фанни. Но теперь было уже слишкомъ поздно, и мистрисъ Клэверингъ ничего не сказала объ этомъ никому.

На слдующій день посл своего визита къ Солю, Гарри Клэверингъ сдлался нездоровъ, такъ нездоровъ, что не могъ воротиться въ Лондонъ, а на слдующій день лежалъ въ постели больной. Тогда-то онъ просилъ мать написать мистриссъ Бёртонъ и разсказалъ матери часть своихъ непріятностей. Когда письмо было написано, ему очень захотлось посмотрть его, онъ очень желалъ, чтобы оно было такъ написано, чтобы мистриссъ Бёртонъ уврилась, что онъ былъ слишкомъ боленъ для того, чтобы пріхать въ Лондонъ, хотя не такъ боленъ, чтобы возбудить испугъ.

— Зачмъ просто не сказать, что ты остаёшься здсь дня на два? спросила мистриссъ Клэверингъ.

— Потому что я общалъ, что завтра буду въ Онслоу Крешентъ, и она не должна думать, что я остался здсь нарочно для того, чтобы избжать этого.

Мистриссъ Клэверингъ запечатала письмо и надписала адресъ. Когда она сдлала это и прилпила почтовую марку, она спросила голосомъ, которому придала равнодушіе, въ Лондон ли Флоренсъ, и услышавъ, что она тамъ, выразила удивленіе, отчего письмо написано не къ Флоренсъ.

— Я далъ слово быть у мистриссъ Бёртонъ, сказалъ Гарри.

— Я надюсь, что между Флоренсъ и тобою не случилось ничего дурного? спросила мистриссъ Клэверингъ.

На этотъ вопросъ Гарри не далъ немедленнаго отвта, и мистриссъ Клэверингъ боялась приставать. Но черезъ нсколько времени онъ самъ воротился къ этому предмету.

— Матушка, сказалъ онъ: — дла пошли дурно между Флоренсъ и мной.

— О, Гарри! что она сдлала?

— Лучше спросите, что сдлалъ я. Она, напротивъ, доврилась человку, который измнилъ ей.

— Милый Гарри, не говори этого. Что ты хочешь сказать? Неужели правда насчотъ лэди Онгаръ?

— Стало-быть, вы слышали, матушка. Разумется, я не знаю, что вы слышали, но это не можетъ быть хуже правды. Вы не должны осуждать её. Если тутъ есть вина, то она вся моя.

Тутъ онъ разсказалъ ей многое изъ того, что случилось въ Болтонской улиц. Мы можемъ предполагать, что онъ не сказалъ ей ничего объ этой безумной ласк, ничего можетъ-быть объ окончательномъ общаніи, которое онъ далъ Джуліи, когда въ послдній разъ разстался съ нею, но онъ далъ ей понять, что онъ нкоторымъ образомъ вернулся къ своей прежней страсти.

Я долженъ былъ описать мистриссъ Клэверингъ слишкомъ похвальными словами, еслибы хотлъ заставить читателя думать, что она неохотно смотрла на т преимущества, какія пріобрлъ бы ея сынъ отъ такого блестящаго брака, какой онъ могъ теперь сдлать съ богатой вдовой покойнаго графа. Мистриссъ Клэверингъ вовсе не презирала мірскихъ благъ и, сверхъ того, думала, что ея даровитый сынъ былъ боле способенъ тратить, чмъ пріобртать деньги. Въ пасторат начали думать, что хотя Гарри очень прилежно трудился въ университет, какъ это бываетъ со многими молодыми джентльмэнами хорошаго происхожденія, и хотя онъ, безъ сомннія, будетъ продолжать трудиться, если встртитъ свойственныя ему занятія, какъ напримръ политику и тому подобное, но что онъ никогда не будетъ имть успхъ въ тяжолыхъ трудахъ, которые необходимы для того, чтобы нажить деньги.

Въ этомъ было нчто такое, чмъ можно было гордиться, но было также, разумется, о чомъ и сожалть. Если же теперь Гарри женится на лэди Онгаръ, вс заботы въ этомъ отношеніи кончатся. Но бдная Флоренсъ! Когда мистриссъ Клэверингъ позволила себ думать объ этомъ, она знала, что права Флоренсъ должны стоять выше. А когда она думала объ этомъ серьёзне, она увидала также, что честь и счастье Гарри требовали, чтобы онъ остался вренъ двушк, которой была общана его рука, и притомъ, не было ли запятнано имя лэди Онгаръ? Можетъ-быть, она жестоко пострадала. Можетъ-быть, она не заслужила подобнаго пятна. Мистриссъ Клэверингъ могла заступиться за оскорблённую женщину, когда говорила объ этомъ безъ всякаго отношенія собственно къ себ, но для нея это было бы очень прискорбно, даже еслибъ Флоренсъ Бёртонъ не была замшана въ этомъ, что ея сынъ составитъ себя состояніе, женившись на женщин, насчотъ репутаціи которой свтъ находился въ сомнніи. Она пришла къ нему поздно вечеромъ, когда его сестра и отецъ только что оставили его, и, положивъ руку на его руку, сказала только одно слово, которое, можетъ-быть, имло боле вліянія на Гарри, чмъ какое-либо слово, произнесённое до-сихъ-поръ.

— Ты заснулъ, мой дружокъ?

— Немножко передъ тмъ, какъ пришолъ отецъ.

— Другъ мой, продолжала она:— ты будешь вренъ Флоренсъ, неправда-ли?

Тутъ наступило молчаніе.

— Мой милый Гарри, скажи мн, что ты будешь вренъ той, которой ты обязанъ оставаться врнымъ.

— Буду, матушка, сказалъ онъ.

— Мой милый сынъ, мой дорогой сынъ, мой настоящій джентльмэнъ.

Гарри чувствовалъ, что онъ не заслуживаетъ этой похвалы, но незаслуженная похвала, хотя это можетъ быть скрытая сатира, часто бываетъ очень полезна.

Глава XXXV.
РАЗЛУКА.

На слдующій день Гарри не было лучше, но докторъ всё говорилъ, что не было никакой причины для тревоги. Онъ страдалъ медлительной лихорадкой и сестр его было лучше не входить въ его комнату. Онъ не спалъ, былъ растревоженъ и, вроятно, нсколько времени не можетъ воротиться въ Лондонъ.

Рано утромъ ректоръ вошолъ въ спальную сына и сказалъ ему и его матери, которая была тамъ, извстіе, только что услышанное имъ изъ замка.

— Гью воротился домой, сказалъ онъ:— и детъ на всё лто въ Норвегію вмст съ Арчи на яхт Джэка Стюарта.

Арчи былъ человкомъ важнымъ на яхт, свдущимъ въ верёвкахъ, въ рейкахъ, въ болтахъ, для его рукъ румпель былъ также знакомъ, какъ сдло бговой лошади для его пріятеля Будля.

— Они дутъ ловить рыбу, прибавилъ ректоръ.

— Но яхта Джэка Стюарта боле ничего, какъ рчное судно, оно годится только для Коуской пристани, сказалъ Гарри, нсколько оживлённый этимъ извстіемъ.

— Я ничего не знаю о Джэк Стюарт или объ его яхт, сказалъ ректоръ:— такъ мн сказали. Но во всякомъ случа онъ здсь, потому что я видлъ слугу, который пріхалъ съ нимъ.

— Какой это стыдъ! сказала мистриссъ Клэверингъ.— возмутительный стыдъ!

— Ты говоришь объ его отъзд? спросилъ ректоръ.

— Разумется, и о томъ, что онъ оставляетъ её здсь совсмъ одну. У него, должно-быть, нтъ сердца, посл того, какъ она лишилась своего ребёнка и такъ страдала, это заставляетъ меня стыдиться моей собственной фамиліи.

— Ты не можешь измнить его, душа моя. У него есть и хорошія качества и дурныя, и дурныхъ гораздо больше.

— Я не знаю, какія хорошія качества иметъ онъ.

— Онъ не длаетъ долговъ, онъ не разстроитъ своего имнія. Онъ оставитъ своё семейство посл себя въ такомъ же хорошемъ положеніи, какъ оно было до него, и хотя онъ человкъ суровый, онъ не длаетъ ничего жестокаго. Подумай о лорд Онгар и тогда ты вспомнишь, что бываютъ люди хуже, чмъ Гью, хотя я его не люблю. Я ни минуты не бываю спокоенъ въ его присутствіи. Я всегда чувствую, что ему хочется поссориться со мной и что я почти желаю поссориться съ нимъ.

— Я его ненавижу, сказалъ Гарри изъ-подъ одяла.

— Онъ не будетъ безпокоить тебя больше ныншнимъ лтомъ, потому что намренъ ухать черезъ подлю.

— А что она будетъ длать? спросила мистриссъ Клэверингъ.

— Жить здсь, какъ жила съ-тхъ-поръ, какъ Джулія вышла замужъ. Я не нижу, чтобы это составило большую разницу для нея. Онъ никогда не бываетъ съ нею, когда въ Англіи, и мн кажется, что она должна быть гораздо спокойне безъ него, чмъ съ нимъ.

— Это большое счастье для Арчи, сказалъ Гарри.

— Арчи дуракъ, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— Говорятъ, что онъ знаетъ толкъ въ яхт, сказалъ ректоръ, который потомъ вышелъ изъ комнаты.

Извстія ректора вс были справедливы. Сэръ Гью Клэверингъ пріхалъ въ Паркъ и объявилъ о своёмъ намреніи хать въ Норвегію на яхт Джэка Стюарта. Арчи также былъ приглашонъ. Сэръ Гью намревался выхать изъ Темзы черезъ недлю и не счолъ нужнымъ сообщать жен письменно объ этомъ до-тхъ-поръ, пока самъ не сказалъ ей о своёмъ намреніи. Мн кажется, онъ находилъ наслажденіемъ доводить свою жестокость къ ней до крайней степени. Онъ доказывалъ себ такимъ образомъ не только, что онъ былъ властелиномъ, но что онъ хочетъ быть властелиномъ безъ всякой уступки, безъ всякаго раскаянія и даже безъ извиненія для своего дурного обращенія. Онъ не искалъ предлога для своихъ отсутствій, не говорилъ, что детъ половить немного рыбы, когда у него были совсмъ другія намренія. Онъ намревался поступать какъ хочетъ, и теперь и всегда, и хотлъ, чтобы его жена знала, что таково его намреніе. Она была теперь бездтна и, слдовательно, ему оставалось только заботиться о ея содержаніи. Это былъ его домъ и она могла въ нёмъ жить. А мясники, булочники и другіе поставщики обязаны были снабжать ея потребности. Мало того, въ ея распоряженіи были старый экипажъ и старыя лошади. Таковы были понятія сэра Гью Клэверинга объ обязанностяхъ, наложенныхъ на него его брачными обтами.

— Я ду въ Норвегію на будущей недл.

Такимъ образомъ сэръ Гью сообщилъ о своёмъ намреніи своей жен черезъ пять минутъ посл ихъ первой встрчи.

— Въ Норвегію, Гью?

— Да, почему же не въ Норвегію? Я и двое-трое другихъ подемъ туда ловитъ рыбу. Арчи тоже детъ. Это удержитъ его отъ траты его денегъ или, лучше сказать, отъ траты денегъ не его.

— И какъ надолго ты подешь?

Часть теоріи сэра Гью Клэверинга состояла въ томъ, чтобы не лгать въ этихъ вещахъ. Онъ не унизился бы до того, чтобы скрыть обманомъ свои поступки, поэтому онъ отвчалъ на этотъ вопросъ точную правду.

— Я не думаю, чтобы мы воротились прежде октября.

— Не прежде октября?

— Да. Мы хотли пристать къ какому-нибудь берегу Нормандіи, а вроятно, задемъ и въ Бретань. Я во всякомъ случа ворочусь къ охот за лисицей. А куропатки здсь провалились къ чорту, такъ что для нихъ не стоитъ прізжать.

— Ты удешь на четыре мсяца?

— Вроятно такъ, если не ворочусь до октября.

Тутъ онъ оставилъ её, разсчитавъ, что она обдумаетъ всё это прежде, чмъ онъ воротится, и ршитъ, что жаловаться ей не будетъ никакой пользы. Она теперь знала его намреніе, и безъ сомннія, быстро помирится съ этимъ, можетъ-быть, съ нсколькими слезами, которыя не огорчатъ его, если онъ ихъ не увидитъ.

Но этого удара лэди Клэверингъ почти не могла перенести, почти не могла перенести молча. Почему она была недовольна поздкой мужа за границу, такъ какъ его присутствіе въ Англіи едвали могло быть для нея утшеніемъ, понять трудно. Еслибъ онъ остался въ Англіи, онъ рдко бывалъ бы въ Клэверингскомъ Парк, а когда онъ бывалъ въ Парк, онъ рдко удостоивалъ её своимъ обществомъ. Когда они бывали вмст, онъ обыкновенно бранилъ её или сидлъ въ угрюмомъ молчаніи, какъ-будто эта фаза въ его жизни была почти нестерпима для него. Онъ былъ такъ необыкновенно непріятенъ въ своихъ сношеніяхъ съ нею, что можно бы подумать, что его отсутствіе должно бы быть предпочтительне его присутствія. Но женщины могутъ перенести всё скоре чмъ небрежность, жестокость дурна, но небреженіе хуже жестокости. Обращаться съ нею, какъ-будто она не существовала или какъ-будто ея существованіе было непріятностью, которую просто надо было выносить и, на сколько было возможно, забывать, этого даже лэди Клэверингъ не могла вынести безъ ропота. Когдамужъ оставилъ её, она сидла и размышляла, какъ она можетъ напасть на своего притснителя. Это было женщина неспособная къ борьб — не такъ какъ ея сестра, которая знала хорошо, какъ употреблять палку для своей защиты, она была робка, не была одарена краснорчіемъ, наклонна къ зависимости, но она — даже она, со всми своими недостатками — чувствовала, что должна сдлать какое-нибудь сопротивленіе противъ оскорбленія, которому она теперь подвергалась.

— Гью, сказала она, когда увидала его потомъ:— неужели ты дйствительно намренъ оставить меня до зимы?

— Я ничего не сказалъ о зим.

— Ну, до октября?

— Я сказалъ, что узжаю, и я обыкновенно думаю то, что говорю.

— Я не могу поврить этому, Гью, я не могу заставить, себя думать, что ты будешь такъ жестокъ.

— Послушай, Герми, если ты начнёшь ругаться, я этого не позволю.

— И я также не позволю. Что мн длать? Неужели я должна остаться совсмъ одна въ этомъ противномъ дом, похожемъ на казарму? Какъ теб понравилось бы это? Вынесъ бы ты здсь хоть одинъ мсяцъ, а не четыре или пять? Я не хочу здсь остаться. Я прямо это теб говорю.

— Куда же ты хочешь хать?

— Я не хочу хать никуда, но я поду куда-нибудь и умру, непремнно умру. Я отравлюсь или сдлаю что нибудь съ собой.

— Фи!

— Да, разумется, это для тебя шутка. Чмъ я это заслужила? Длала ли я что-нибудь вопреки твоему желанію? Это всё потому что маленькій Гью, мой ангельчикъ… да, это потому, это жестоко съ твоей стороны, и совсмъ не похоже на мужа, это неблагородно. Это очень жестоко. Я не думала, чтобы кто-нибудь, могъ быть такъ жестокъ, какъ ты ко мн.

Тутъ она залилась слезами.

— Ты кончила, Герми? спросилъ её мужъ.

— Нтъ, не кончила.

— Такъ продолжай, сказалъ онъ.

Но въ дйствительности она кончила и могла повторить только свое послднее обвиненіе.

— Ты очень, очень жестокъ.

— Ты ужъ говорила это.

— И я опять это скажу. Я буду говорить это всмъ, буду. Я скажу твоему дяд въ пасторат, и онъ поговоритъ съ тобой.

— Послушай, Герми, я могу перенести много глупостей отъ тебя, потому что нкоторыя женщины любятъ говорить глупости, но если я узнаю, что ты разсказываешь обо мн, особенно моему дяд или кому бы то ни было, я покажу теб, что значитъ быть жестокимъ.

— Ты не можешь быть хуже, чмъ теперь.

— Не пробуй, вотъ и всё. А такъ какъ я теперь полагаю, ты сказала всё, что хотла сказать, мы будемъ считать этотъ предметъ разговора конченнымъ.

Бдная женщина сказала всё, что могла сказать, и не имла боле никакихъ способовъ вести войну. Мысленно она могла это сдлать, мысленно она могла выйти изъ этого мрачнаго дома ночью и погибнуть въ сырости и холод, оставивъ бумагу, которая разсказала бы свту, что её довела до этого жестокость ея мужа. Или она подетъ къ Джуліи и оставитъ его навсегда. Она думала, что Джулія еще приметъ её. Но на одно она ршилась мысленно: она отправится съ жалобой къ мистриссъ Клэверингъ въ пасторатъ, хотя бы ея повелитель и властелинъ выказалъ свой гнвъ въ какомъ бы то ни было вид.

На слдующій день самъ сэръ Гью сдлалъ ей предложеніе, которое нсколько смягчило положеніе дла. Это онъ сдлалъ своимъ обыкновеннымъ голосомъ, съ улыбкой на лиц и какъ-будто совсмъ забывъ вчерашнюю сцену.

— Я думаю, Герми, сказалъ онъ: — что ты могла бы пригласить Джіулію сюда, пока меня не будетъ.

— Пригласить Джулію сюда?

— Да, почему же нтъ? Она наврно прідетъ, когда узнаетъ, что я ухалъ.

— Я совсмъ не думала приглашать её, по-крайней-мр послднее время.

— Нтъ, разумется. Но ты можешь сдлать это теперь. Кажется, она никогда не бываетъ въ Онгарскомъ Парк, и судя по тому, что я слышалъ, врядъ ли будетъ. Я самъ поду къ ней.

— Ты подешь къ ней?

— Да, родственники лорда Онгара желаютъ знать, можно ли её уговорить уступить имъ это помстье. Я общалъ видться съ нею. Напиши прежде къ ней письмо и скажи, что я хочу её видть, проси её также пріхать сюда такъ скоро, какъ только она можетъ оставить Лондонъ.

— Но не лучше ли сдлали бы это стряпчіе, чмъ ты?

— Ну, пожалуй, что такъ, но мн поручили извиниться передъ ней отъ всей Куртонской фамиліи, они думаютъ, что они поступили съ ней жестоко, и ей-богу, я этому врю. Я также могу сказать слово и за себя. Если она не дура, она спрячетъ свой гнвъ въ карманъ и прідетъ къ теб.

Лэди Клэверингъ понравилась мысль видть у себя сестру, но она не совсмъ еще смягчилась, чтобы принять позволеніе, данное ей теперь, какъ полное вознагражденіе за нанесённое оскорбленіе. Она сказала, что сдлаетъ какъ онъ велитъ, а потомъ вернулась къ своимъ обидамъ.

— Я не полагаю, чтобы Джулія, даже если она прідетъ сюда на короткое время, нашла очень пріятнымъ жить въ такомъ мст совсмъ одна.

— Она будетъ не совсмъ одна, когда ты будешь съ нею, угрюмо сказалъ Гью.

Потомъ онъ ушолъ, опять оставивъ жену постепенно привыкать къ своему несчастью.

Неудивительно, что лэди Клэверингъ не любила своего одиночества въ Клэверингскомъ Парк, неудивительно, что сэръ Гью находилъ это мсто непріятнымъ. Домъ былъ большой, четыреугольный, каменный, не имлъ ни малйшей красивости современныхъ деревенскихъ домовъ. Садъ былъ далёко отъ дома, а холодный, печальный, плоскій паркъ подходилъ къ самымъ окнамъ. Комнаты были велики и высоки, прекрасны для большого хозяйства, но не имли въ себ того уютнаго, милаго комфорта, котораго одиночество требуетъ для своего утшенія. Мебель была старая и тяжолая, а занавсы тёмнаго цвта. Когда лэди Клэверингъ была тутъ одна — а она почти всегда была одна — она никогда не входила въ комнаты въ нижнемъ этаж. Она не проходила даже и переднюю, по которой надо было дойти до парадной двери. Она почти совсмъ не сходила внизъ, а когда и сходила, чтобы прохаться по приходскимъ переулкамъ въ старой фамильной карет, она выходила изъ маленькой боковой двери, и такимъ образомъ во время отсутствія хозяина замка ставни нижнихъ оконъ даже не открывались. При подобныхъ обстоятельствахъ нечего удивляться, что лэди Клэверингъ считала это мсто тюрьмой.

— Я желала бы, чтобъ ты пріхалъ сюда неожиданно и посмотрлъ, какъ здсь мрачно, сказала она мужу.— Не думаю, чтобы ты выдержалъ здсь одинъ, два дня.

— Я запру его совсмъ, если ты хочешь, сказалъ онъ.

— Куда же я поду? спросила она.

— Ты можешь хать въ Мур-Голъ, если хочешь.

Мур-Голъ былъ маленькій домъ въ небольшомъ имніи, принадлежавшемъ сэру Гью въ той части Дэвоншира, безобразне, печальне которой, можетъ-быть, не найдётся въ Англіи ни одного мста. Лэди Клэверингъ много слышала о Мур-Гол и боялась его, какъ героиня, которую принуждаютъ жить въ огромномъ, угрюмомъ замк между Апеннинскими горами, боится замка поменьше и еще угрюме, который находится гд-нибудь выше, на горахъ.

— Почему я не могу похать въ Брайтонъ? смло сказала лэди Клэверингъ.

— Потому, что я этого не хочу, отвчалъ сэръ Гью.

Посл этого она пошла въ пасторатъ и разсказала мистриссъ Клэверингъ вс свои непріятности. Она написала къ сестр, промедливъ однако два или три дня, и не получала отвта отъ лэди Онгаръ, пока сэръ Гью не ухалъ. Наканун его отъзда она пошла въ пасторатъ. Къ этому мятежному поступку её принудила его угроза отправить её въ Мур-Голъ.

— Я не поду туда, если меня не потащутъ насильно, сказала она мистриссъ Клэверингъ.

— Я не думаю, чтобы онъ имлъ это намреніе, сказала мистриссъ Клэверингъ: — онъ только хочетъ заставить васъ понять, что вамъ лучше остаться въ Парк.

— Но еслибы вы знали, какой это домъ, чтобы оставаться въ нёмъ одной.

— Милая Герміона, я знаю. Но вы должны приходить къ намъ чаще, и мы постараемся сдлать, чтобы вамъ было лучше.

— Но какъ я могу это сдлать? Какъ я могу приходить въ домъ его дяди, потому что мой мужъ сдлалъ мой собственный домъ такимъ несчастнымъ, что я не могу его терпть? Мн стыдно это длать. Разумется, я вовсе не должна была говорить вамъ объ этомъ. Я не знаю, что сдлалъ бы онъ, еслибъ это узналъ, но тяжело переносить это всё, не говоря никому.

— Бдняжечка!

— Я иногда думаю, что попрошу мистера Клэвэринга поговорить съ нимъ и сказать ему тотчасъ, что я не хочу покоряться этому больше. Разумется, онъ съ ума сойдётъ отъ бшенства, но еслибъ онъ меня убилъ, я предпочла бы это, чмъ жить такимъ образомъ. Я уврена, что онъ только ждётъ, чтобы я умерла.

Мистриссъ Клэверингъ сказала всё, что могла, для того, чтобы утшить бдную женщину, но она немногое могла сказать. Она только одобряла планъ пригласить лэди Онгаръ въ Паркъ, думая, можетъ-быть, что для Гарри будетъ безопасне, пока эта дама останется въ Клэверинг, чмъ еслибы она осталась въ Лондон. Но мистриссъ Клэверингъ очень сомнвалась, согласится ли лэди Онгаръ на это посщеніе. Она считала лэди Онгаръ жосткой, суетной, пристрастной къ удовольствіямъ женщиной, противъ которой, можетъ-быть, свтъ былъ виноватъ, но которая также и. сама много была виновата, для которой уединеніе Парка будетъ, можетъ-быть, еще нестерпиме, чмъ для старшей сестры. Но объ этомъ, разумется, она не сказала ничего. Лэди Клэверингъ оставила её, нсколько успокоенная, если не утшенная, и воротилась провести послдній вечеръ съ своимъ мужемъ.

— Я передумалъ и поду съ первымъ поздомъ, сказалъ онъ, увидвъ её на минуту передъ тмъ, какъ она пошла одваться къ обду.— Я долженъ буду ухать отсюда вскор посл шести часовъ, но лтомъ это для меня всё-равно.

Такимъ образомъ она была лишена удовольствія завтракать съ нимъ въ послднее утро. Трудно было бы сказать, въ чомъ могло состоять это удовольствіе. Она должна была уже въ это время знать, что его присутствіе не доставляло ей ни одного изъ тхъ удовольствій, которыя обыкновенно ожидаются отъ общества. Онъ оказывалъ ей презрніе во всёмъ. Онъ рдко оказывалъ ей то вниманіе, которое всякая женщина ожидаетъ отъ всякаго мущины. Если онъ подавалъ ей тарелку или отрзывалъ кусокъ хлба, онъ показывалъ своимъ обращеніемъ и своими нахмуренными бровями, что это было для него въ тягость. За обдомъ и за завтракомъ онъ рдко говорилъ съ нею, имя за завтракомъ всегда или газету, или книгу передъ собой, а за обдомъ обращая своё вниманіе на собаку, лежавшую у его ногъ. Почему же чувствовала она себя жестоко обиженной этимъ послднимъ его завтракомъ, такъ жестоко обиженной, что она расплакалась, когда одвалась, соображая какъ мало она теряла? Потому что она любила этого человка, любила его, хотя теперь думала, что она его ненавидитъ. Мы очень рдко, какъ мн кажется, любимъ тхъ, чью любовь мы или не имли, или не ожидаемъ имть, или по-крайней-мр тхъ, на чью любовь мы не надялись, но когда она разъ существовала, дурное обращеніе рдко уничтожитъ её. Какъ она ни сердилась на этого человка, какъ ни готова была жаловаться на него, возмущаться противъ него, можетъ-быть и разстаться съ нимъ навсегда, а всё-таки она находила жестокимъ огорченіемъ, что не будетъ сидть съ нимъ за столомъ утромъ въ день его отъзда.

— Пусть Джэксонъ принесётъ мн чашку кофе, пока я одваюсь, сказалъ онъ:— я буду завтракать въ клуб.

Она знала, что для этого нтъ никакой причины кром той, что завтракать въ клуб было для него пріятне, чмъ съ своей женой. Она перестала плакать передъ тмъ, какъ сошла къ обду, но всё еще была грустна. Это былъ послдній вечеръ и она чувствовала, что надо сказать что-нибудь особенное, но не знала, чего она ожидаетъ и что сама желаетъ сказать. Я думаю, что она искала случая простить ему, только онъ самъ не хотлъ быть прощонъ. Еслибъ онъ сказалъ ей хоть одно мягкое слово, она приняла бы это слово за извиненіе, но такого слова не было сказано. Онъ сидлъ напротивъ нея за обдомъ, пилъ вино и кормилъ свою собаку, но онъ былъ нелюбезенъ къ ней, и за этимъ обдомъ, какъ въ прежніе дни, она длала видъ, будто стъ, говорила время отъ времени какую-нибудь скучную фразу, на которую отвтъ былъ данъ односложнымъ словомъ, смотрла на него изъ-подъ рсницъ, черезъ свчи, движетъ ли имъ какое-нибудь чувство, а потомъ, съвъ нсколько ягодокъ земляники, оставила его одного. Всё-таки однако это была не послдняя минута. Придётъ время для объятій — для холодныхъ объятій — и онъ будетъ принуждёнъ сказать что-нибудь на прощаньи.

Онъ, когда остался одинъ, прежде всего направилъ мысли на Джэка Стюарта и его яхту. Въ этотъ день онъ получилъ письмо отъ одного знатнаго друга — отъ друга такого знатнаго, что онъ могъ даже позволить себ вольность съ Сэромъ Гью Клэверингомъ, въ этомъ письм его знатный другъ говорилъ ему, что онъ поступаетъ безразсудно, отправляясь въ такую продолжительную поздку на маленькой яхт Джэка Стюарта. Джэкъ, писалъ знатный другъ, ничего не понималъ въ этомъ, а шкипера, нанятые для плаванія на подобныхъ судахъ, имютъ единственной цлью держаться въ мор какъ можно дольше, заботясь о своёмъ жалованьи и постороннихъ доходахъ. Это можетъ-быть было очень хорошо для Джэка Стюарта, которому нечего было терять на свт, кром своей жизни и своей яхты, но знатный другъ думалъ, что подобный рискъ со стороны сэра Гью былъ просто глупостью. Но сэръ Гью былъ человкъ упрямый и никто изъ Клэверинговъ не пугался личной опасности. Можетъ-быть, Джэкъ Стюартъ не зналъ, какъ управляться съ яхтой, но Арчи зналъ. А что касается того, что яхта была мала, то сэръ Гью зналъ, что въ послдній сезонъ суда гораздо меньше ходили у норвежскихъ береговъ. Такимъ образомъ онъ отогналъ эту мысль изъ головы, не чувствуя слишкомъ сильной признательности къ своему знатному другу.

Потомъ на нсколько минутъ онъ подумалъ о своёмъ дом. Что жена его сдлала для него для того, чтобы онъ безпокоился сдлать многое для нея? Она не принесла ему денегъ. Она не прибавила ничего ни своимъ умомъ, ни красотой, ни званіемъ къ его положенію въ свт. Она не дала ему наслдника. Что получилъ онъ отъ нея для того, чтобы выносить ея пошлый разговоръ, ея поблёкшую, неряшливую миловидность? Можетъ-быть, минутное чувство состраданія, какой-нибудь упрёкъ совсти кольнулъ его въ сердце, когда онъ думалъ обо всёмъ этомъ, но если и такъ, то онъ немедленно подавилъ его сообразно съ правилами всей своей жизни. Онъ уже размышлялъ обо всхъ этихъ вещахъ и настроилъ свои мысли на нкоторыя намренія и не позволитъ себ поддаться женственной мягкости. У ней есть домъ, экипажъ, постель, содержаніе, одежда, и соображая, какъ мало сама она способствовала къ общему фонду, мужъ ршилъ, что, имя вс эти вещи, она иметъ всё, на что можетъ изъявлять притязанія. Потомъ онъ выпилъ рюмку хересу и пошолъ въ гостиную съ той жестокой улыбкой на лиц, которую привыкъ имть, когда имлъ намреніе сообщить жен, что она должна покориться существующему порядку и не причинять безполезныхъ хлопотъ, длая видъ, будто она несчастлива.

Онъ выпилъ чашку кофе, а она выпила чашку чаю и пыталась раза два сказать что-нибудь, особенное — что-нибудь, что могло бы повести къ разговору объ ихъ разлук, но онъ былъ остороженъ и хитёръ, а она не ловка и робка, и ей не удалось. Не пробылъ онъ тутъ и часа, когда взглянувъ на часы объявилъ, что уже десять часовъ и что онъ пойдётъ спать. Ну, можетъ-быть, лучше положить конецъ, обнять жену и покончить! Теперь ей сдлалось ясно, что всякое нжное слово, которое должно быть сказано съ обихъ сторонъ, должно было быть сказано въ этомъ послднемъ прощаніи. На глазахъ ея были слёзы, когда она встала поцаловать его, но слёзы эти выступили невольно и она старалась отереть ихъ такъ, чтобы онъ не видалъ. Когда онъ заговорилъ, онъ также всталъ, зажогъ для себя свчу и приготовился идти.

— Прощай, Герми, сказалъ онъ, покоряясь со свчой въ рук неизбжному объятію.

— Прощай, Гью. Господь да благословитъ тебя, сказала она, обвивая руками его шею:— пожалуйста, пожалуйста береги себя.

— Хорошо, сказалъ онъ.

Положеніе его со свчой было неловко и онъ желалъ прекратить его. Но она приготовила слово, которое ршилась произнести — бдное, слабое созданіе! Она еще обвивала рукою его члена, такъ что онъ не могъ ускользнуть, не оттолкнувъ её, а лобъ ея почти лежалъ на его груди.

— Гью, сказала она:— ты не долженъ на меня сердиться за то, что я сказала теб.

— Очень хорошо, сказалъ онъ:— я не буду.

— И разумется, Гью, продолжала она: — мн не можетъ нравиться твой отъздъ.

— О! теб понравится, сказалъ онъ.

— Нтъ, мн не можетъ онъ нравиться, но, Гью, я не буду боле дурно думать объ этомъ. Только будь здсь такъ много, какъ ты можешь, когда воротишься домой.

— Хорошо, сказалъ онъ.

Потомъ онъ поцаловалъ её въ лобъ и ушолъ отъ нея, говоря: себ дорогою, что она дура. Онъ видлъ её въ послдній разъ до отъзда, но она, бдная дурочка, встала рано утромъ и, выглядывая изъ занавси, между-тмъ какъ раннее лтнее солнце освщало ея глаза, видла, какъ онъ сошолъ съ крыльца, спустился по большимъ ступенямъ, слъ въ кабріолетъ и ухалъ. Потомъ, когда стукъ колёсъ не слышался боле и когда глаза ея не могли уже видть его шляпы, бдная дурочка опять легла въ постель и плакала до-тхъ-поръ, пока заснула.

Глава XXXVI.
КАПИТАНЪ КЛЭВЕРИНГЪ ДЛАЕТЪ ПОСЛДНЮЮ ПОПЫТКУ.

Поздку на яхт предложилъ Арчи его братъ Гью.

— Джэкъ говоритъ, что онъ найдётъ для тебя каюту, лучше позжай, сказалъ старшій братъ, понимая, что когда его повелніе такимъ образомъ произнесено, то дло можетъ считаться ршонымъ.— Джэкъ доставитъ судно и матросовъ, а я състные припасы и вино, и заплачу за ловлю, сказалъ Гью:— такъ что теб нечего совститься.

Арчи не былъ расположенъ совститься насчотъ принятія каюты или състныхъ припасовъ и вина, а особенно, такъ какъ онъ могъ заплатить за свой проздъ работой, но возникъ вопросъ, не слдуетъ ли ему ловить боле важную рыбу. Онъ еще не сдлалъ предложенія лэди Онгаръ, и хотя теперь зналъ, что ему нечего надяться отъ шпіонки, но всё-таки думалъ, что ему самому слдуетъ отважиться на рискъ. Его ршимость на этотъ счотъ всегда была сильне посл, чмъ до обда, и вообще становилась сильне по мр того, какъ вечеръ уходилъ, такъ что онъ обыкновенно ложился въ постель съ твёрдымъ намреніемъ отправиться къ своему пріятелю Будлю рано на слдующій день, но разстояніе пугало его также, какъ и время дня, и его намреніе изумительно охладвало по близости къ Болтонской улиц. Когда, однако, братъ сообщилъ ему, что его совсмъ увезутъ со сцены дйствія, онъ подумалъ о прекрасномъ доход и объ Онгарскомъ Парк съ чувствомъ сожалнія и осмлился сдлать кроткое возраженіе.

— Какъ же дло съ Джуліей? сказалъ онъ.

— Я думалъ, что всё уже кончено, замтилъ Гью.

— Ахъ, Боже мой! совсмъ не кончено. Я еще ей и не предлагалъ.

— Знаю, и не полагаю, чтобы ты предложилъ когда-нибудь.

— Да, я предложу, то-есть, я намренъ предложить. Мн совтовали не торопиться, то-есть я думалъ, что лучше будетъ дать ей успокоиться немножко посл того, какъ она въ первый разъ увидла меня.

— И оправиться отъ смущенія?

— Ну, не совсмъ такъ, я не полагаю, чтобы она была смущена.

— И мн такъ кажется. Я думаю, что ты не имешь ни малйшей тни на успхъ, и такъ какъ ты ничего не длалъ всё это время, теб нечего и безпокоиться теперь.

— Но я сдлалъ кое-что, сказалъ Арчи, думая о семидесяти фунтахъ.

— Теб лучше отказаться совсмъ, потому что она намрена выдти за Гарри.

— Нтъ!

— А я говорю теб да. Пока ты раздумывалъ, онъ дйствовалъ. Судя по тому, что я слышу, она выдетъ за него хоть завтра, если онъ предложить.

— Но вдь онъ помолвленъ съ этой двушкой, которая была у нихъ тамъ въ пасторат, сказалъ Арчи такимъ тономъ, который показывалъ, съ какимъ ужасомъ онъ смотритъ на непостоянство Гарри Клэверинга къ Флоренсъ Бёртонъ.

— Что это значитъ? Неужели ты думаешь, что онъ дастъ проскользнуть сквозь пальцы семи тысячамъ фунтамъ годоваго дохода, потому что онъ общалъ жениться на такой двушк какъ она? Если ея родные захотятъ затять противъ него процесъ, они заставятъ его заплатить протори и убытки по поводу его сватовства, вотъ и всё.

Арчи совсмъ это не понравилось и онъ больше прежняго предался своимъ супружескимъ надеждамъ. Онъ почти думалъ, что иметъ право на деньги лэди Онгаръ, и считалъ чудовищной несправедливостью къ себ мысль о брак между ею и ея кузеномъ.

— Я непремнно намренъ сдлать ей предложеніе, такъ какъ ужъ зашло слишкомъ далёко, сказалъ онъ.

— Ты воленъ поступать какъ хочешь.

— Да, разумется, я могу поступать какъ хочу, но когда человкъ затялъ что-нибудь, ему пріятно это кончить.

Онъ всё думалъ о семидесяти фунтахъ, которые онъ употребилъ на это дло и которые могъ только воротить изъ кармана лэди Онгаръ.

— Стало-быть, ты не подешь въ Норвегію?

— Если она приметъ моё предложеніе…

— Если она приметъ, разумется ты хать не можешь, но предположимъ, что она не приметъ.

— Въ такомъ случа почему же мн не похать?

Вслдствіе этого, сэръ Гью далъ знать Джэку Стюарту, что Арчи присоединяется къ обществу, и отправился въ Клэверингъ, нисколько не сомнваясь на этотъ счотъ. Черезъ нсколько дней посл этого былъ другой маленькій обдъ въ военномъ клуб, куда никто не былъ допущенъ, кром Арчи и его друга Будля. Когда происходили эти консультаціи, Арчи платилъ по счоту. Словесно не уговаривались насчотъ этого, но это устройство казалось естественно имъ обоимъ. Зачмъ Будлю уходить изъ билліардной полчаса ране обыкновеннаго и посвящать разсчотливыя способности своего мозга къ услугамъ Арчи безъ всякаго вознагражденія? И необходимо было больше винъ, когда требовалось столько мышленія, и тяжести этого, разумется, Арчи не могъ позволить пасть на плеча своего друга. Еслибъ это не было объяснено, опытный читатель считалъ бы преданную дружбу Будля преувеличенной.

— Я непремнно сдлаю ей предложеніе завтра, сказалъ Арчи, смотря съ задумчивой физіономіей изъ окна клуба на улицу.— Можетъ-быть, это значитъ слишкомъ торопиться, но я ужъ никакъ не могу.

Онъ говорилъ нсколько хвастливымъ тономъ, какъ-будто гордился собой, и забылъ, что онъ уже прежде раза два прочолъ эти самыя слова.

— Заставь её знать, что ты тутъ, это главное, сказалъ Будль.— Съ-тхъ-поръ, какъ я разобралъ эту женщину въ Монтской улиц, я почувствовалъ, что ты самъ долженъ хлопотать за себя.

— Ты сдлалъ это хорошо, сказалъ Арчи, который зналъ, что степень поощренія, которой онъ можетъ надяться отъ своего друга, должна зависть отъ похвалы, которую онъ скажетъ самъ.— Да, ты разобралъ её необыкновенно хорошо.

— Такого рода вещи по моей части, сказалъ Будль съ сознательной гордостью.— А прямо просить лэди Онгаръ выйти за меня — честное слово, я боялся бы сдлать это самъ.

— Я не имю этого чувства, сказалъ Арчи.

— Это больше по твоей части, сказалъ Будль.— А я съ своей стороны люблю устроивать то, что я называю дипломаціей. Ты можешь видть её завтра?

— Я надюсь. Я пойду рано, то-есть какъ только пересмотрю газеты и напишу нсколько писемъ. Да, я думаю, что она меня приметъ. А что Гью говоритъ о Гарри Клэвёринг, ну чортъ побери! знаешь, человкъ не можетъ поступать такимъ образомъ, можетъ ли?

— Потому что онъ помолвленъ на другой, хочешь ты сказать?

— Онъ пригласилъ её къ своимъ роднымъ, какъ-будто они будутъ внчаться завтра! Если человкъ длаетъ такія вещи, какая женщина можетъ считать себя въ безопасности?

— Желалъ бы я знать, нравится ли онъ ей? спросилъ хитрый Будль.

— Кажется, онъ ей нравился въ прежнее время, но это не значитъ ничего. Она теперь понимаетъ вещи и будетъ думать о будущемъ. Мой сынъ получитъ Клэверингское имніе и будетъ баронетъ, а не его сынъ. Видишь, какая выгода на моей сторон.

Когда этотъ пиръ кончился, Будль ршилъ, что это будетъ послдній по этому поводу. Дло потеряло свою новизну и цна, заплаченная ему, была недостаточна для того, чтобы дале привлекать его вниманіе.

— Я буду здсь завтра въ четыре часа, сказалъ онъ, вставая со стула для того, чтобы удалиться въ курительную комнату:— и тогда мы будемъ знать всё. Какъ бы это ни кончилось, теб не стоитъ больше заниматься этимъ дломъ. Я сказалъ: попытайся завтра, а потомъ покончи со всмъ.

Арчи въ отвтъ на это объявилъ, что это были именно его чувства, а потомъ пошолъ приготовиться молча и въ уединеніи для трудовъ слдующаго дня.

На слдующій день въ два часа лэди Онгаръ сидла одна въ гостиной нижняго этажа въ Болтонской улиц. О болзни Гарри Клэверинга она еще не слыхала ничего, ни объ его отсутствіи изъ Лондона. Она не видала его съ-тхъ-поръ, какъ онъ разстался съ нею въ тотъ вечеръ, когда просилъ её быть его женой, и послднія слова, которыя она слышала отъ него, были этой послдней просьбой. Она тогда просила его быть врной ея соперниц, Флоренсъ Бёртонъ. Она сказала ему это, несмотря на свою любовь — на свою любовь къ нему и на его любовь къ ней. Она сказала, что они не могутъ теперь сдлаться мужемъ и женой, но онъ не признавалъ истины ея словъ. Она не могла писать къ нему. Она не могла сдлать перваго шага. Она не могла длать вопросовъ. У ней не было друга, къ которому она могла бы имть довріе. Она могла только ждать его, пока онъ придётъ къ ней или напишетъ и дастъ ей знать, какова будетъ ея судьба.

Она сидла съ письмомъ въ рук, которое только что было принесено къ ней отъ Софи — отъ ея бдной, умиравшей съ голода, но неутомимой Софи. Софи она не видала съ-тхъ-поръ, какъ разсталась съ нею на платформ желзной дороги, и тогда разлука произошла въ враждебныхъ отношеніяхъ, которыя предполагались вчными. Какъ она ни была одинока, она радовалась избавленію отъ дружбы Софи и не желала возобновленія прежнихъ связей. Но не такъ было съ боле любящей Софи, и Софи написала слдующее:

Монтская улица, въ пятницу утромъ.

‘Дражайшая, дражайшая Жюли, моё сердце такъ печально, что я не могу боле молчать. Какъ, неужели такая дружба, какъ наша, можетъ умереть въ одну минуту? О, нтъ! по-крайней-мр не въ моей груди, которая наполнена любовью къ моей Жюли. И моя Жюли не отвернётся отъ своего друга, который былъ такъ вренъ — ахъ! и въ такія еще минуты — о! да, въ такія минуты!— только за одно сердитое слово или за маленькую нескромность. И что это впрочемъ насчотъ моего брата? Ба! онъ дуракъ, вотъ и всё. Если вы желаете, я никогда не буду съ нимъ говорить. Что такое мой братъ въ сравненіи съ моей Жюли? Мой братъ для меня ничего. Я сказала ему, что мы демъ на этотъ проклятый островъ — проклятый оттого, что моя Жюли поссорилась тамъ со мной — и онъ отправился за нами слдомъ. Что могла я сдлать? Я не могла привязать его за ногу въ его лондонскомъ клуб. Онъ такой человкъ, котораго никто не можетъ привязать за ногу — Боже мой, нтъ. Его очень трудно привязать.

‘Желаю ли я, чтобы онъ былъ вашимъ мужемъ? Никогда! Зачмъ мн желать, чтобы онъ былъ вашимъ мужемъ? Еслибы и была мущиной, моя Жюли, я пожелала бы васъ для себя. Но я не мущина, и почему же вамъ не взять того, кто боле вамъ нравится? Будь я на вашемъ мст, съ вашей красотой, деньгами, молодостью, я вышла бы за всякаго, кто мн понравится, я знаю, разумется — разв я не видала?— ваше сердечко желаетъ отдаться молодому Клэверингу — не дураку капитану — какой онъ дуракъ!— а тому другому, который не дуракъ, человкъ умный и такой красавецъ! Да, въ этомъ нтъ никакого сомннія. Онъ красивъ какъ Фебъ. (Это было добродушно со стороны Софи, которая, какъ читатели вспомнятъ, ненавидла Гарри Клэверинга).

‘Ну, зачмъ ему не принадлежать вамъ? А ваша бдная Софи сдлаетъ всё, что въ ея власти, для того, чтобы помочь другу, котораго она любитъ. Вотъ эта двочка — да, это правда что я сказала вамъ. Но двочки не всегда могутъ имть чего хотятъ. Онъ весёлый обманщикъ. Мущины, которые такъ красивы какъ Фебъ, всегда обманщики. Но вы не будете обмануты — вы съ вашими деньгами, съ вашей красотой и съ вашимъ, какъ вы называете, званіемъ. Нтъ, я этого не думаю. И мн кажется, что эта двочка должна покориться этому, какъ покорились другія двочки, посл того, какъ мущины научились говорить ложь. Это мой совтъ, и если вы мн позволите, я могу оказать вамъ хорошую помощь.

‘Дражайшая Жюли, подумайте обо всёмъ этомъ и не изгоняйте вашу Софи. Я такъ вамъ врна, что не могу жить безъ васъ. Напишите мн одно слово позволенія и я приду къ вамъ и встану на колна у вашихъ ногъ, а пока я остаюсь вашимъ преданнйшимъ другомъ.

‘СОФИ’.

Лэди Онгаръ, получивъ это письмо, нисколько не перемнила своего намренія относительно мадамъ Горделу, она знала очень хорошо, куда стремилось сердце Софи, и не хотла поддаваться, но разсужденіе Софи тмъ не мене имло своё дйствіе, почему ей, лэди Онгаръ, съ своею молодостью, красотой, богатствомъ и званіемъ, не имть того одного, что одно можетъ сдлать её счастливою? Видя, какъ видла она, что длая счастливою себя, она можетъ сдлать такъ много, можетъ дать такъ много выгодъ тому, кого она любила. Она уже узнала, что деньги, полученныя ею за себя, очень мало способствовали къ тому, чтобы сдлать её счастливою въ ея настоящемъ положеніи. Какая польза была для нея въ томъ, что она имла экипажъ, лошадей и двухъ лакеевъ шести футъ роста? Одно пріятное слово отъ тхъ, кого она могла любить — отъ мущины или женщины, которыхъ она могла бы уважать — стоили бы всего. Она здила въ своё пріятное помстье — помстье такое пріятное, что оно славилось между роскошными, пріятными помстьями англійскаго провинціальнаго дворянства, она здила туда, надясь быть счастливой однимъ чувствомъ, что это всё ея, а всё тамъ было для нея такъ невыразимо грустно, такъ печально въ строгости своего уединенія, что она была не въ состояніи выносить жизнь среди тни своихъ собственныхъ деревьевъ. Вс ея яблоки до-сихъ-поръ превращались въ золу между ея зубами, потому что ея судьба принудила её попытаться сть ихъ одной. Но еслибы она могла отдать фрукты ему, еслибы она могла сдлать, чтобы вс яблоки были его, а не ея, тогда не сдлался ли бы сладокъ ихъ сокъ для нея?

Она объявила себ, что не заставляла бы этого человка сдлаться неврнымъ своей невст, еслибы, длая такимъ образомъ, она не могла принести большую пользу ему. Не очевидно ли было, что Гарри Клэверингъ былъ джентльмэнъ, назначенный блистать между знатными молодыми людьми, но не въ состояніи проложить себ дорогу своимъ собственнымъ прилежаніемъ? Говоря это о нёмъ, она не знала, какое тяжолое обвиненіе она произносила противъ него, но какая женщина въ своёмъ собственномъ сердц обвинитъ человка, котораго она любитъ? Если онъ женится на Флоренсъ Бёртонъ, не погубитъ ли онъ себя, а вроятно и её? Но она могла дать ему всё, что ему было нужно. Хотя Онгарскій Паркъ, со всми своими богатыми пастбищами, развсистыми дубами и мычащими коровами, для нея одной печаленъ какъ берегъ Мёртваго моря, для него — и для нея вмст съ нимъ — не былъ ли бы онъ настоящимъ раемъ? Не былъ ли бы онъ эдемомъ, въ которомъ такой Фебъ могъ сіять среди коловратныхъ движеній своихъ спутниковъ? Когда она думала обо всёмъ этомъ и задавала себ эти вопросы, совсть говорила ей, что она не имла права ни на любовь, ни на руку Гарри, но-всё таки она не могла перестать желать, чтобы ей достались хорошія вещи, хотя она ихъ не заслужила. Увы! хорошія вещи незаслуженныя слишкомъ часто теряютъ своё достоинство, когда ихъ получаютъ. Когда она сидла съ письмомъ Софи въ рук, дверь отворилась и доложили о капитан Клэверинг.

Капитанъ Арчибальдъ Клэверингъ опять нарядился въ самый лучшій свой костюмъ, по даже и теперь не показывалъ своимъ видомъ ту способность къ предстоящему длу, которой онъ хвалился наканун вечеромъ своему другу. Лэди Онгаръ, я думаю, отчасти угадала цль его визита. Она примтила, или можетъ-быть безсознательно почувствовала, во время его перваго посщенія, что визитъ этотъ былъ сдланъ не просто изъ вжливости. Она знала Арчи въ прежнее время и ей было извстно, что великолпіе его костюма имло значеніе. Ну, если что-нибудь въ этомъ род должно быть сдлано, то чмъ скоре оно будетъ сдлано, тмъ лучше.

— Джулія, сказалъ онъ, какъ только слъ:— надюсь, что я имю удовольствіе видть васъ совершенно здоровой?

— Я совсмъ здорова, благодарю васъ, отвчала она.

— Вы, кажется, узжали изъ Лондона?

Она сказала ему, что здила на островъ Уайтъ дня на два, и потомъ наступило короткое молчаніе.

— Когда я услыхалъ, что вы ухали, сказалъ онъ:— я боялся, что можетъ-быть вы нездоровы.

— О Боже! нтъ, ничуть не бывало.

— Я такъ радъ, сказалъ Арчи, и потомъ опять замолчалъ.

Однако, онъ сознавалъ, что много вложилъ выраженія въ свои разспросы объ ея здоровья, и теперь долженъ былъ разсчитать, какъ ему лучше воспользоваться началомъ, которое онъ приготовилъ для себя.

— Вы недавно видли мою сестру? спросила лэди Онгаръ.

— Вашу сестру? нтъ. Она всё въ Клэверинг. Я нахожу, что Гью поступаетъ чертовски дурно, держа её тамъ, когда онъ самъ въ Лондон. По моему мннію, мужъ совсмъ долженъ быть не таковъ.

— Я полагаю, ей это нравится, сказала лэди Онгаръ.

— Если это ей нравится, тогда другое дло, сказалъ Арчи. Наступило новое молчаніе.

— Не чувствуете ли вы себя одинокою здсь иногда? спросилъ онъ.

Лэди Онгаръ чувствовала, что лучше будетъ для всхъ сторонъ, если это кончится скоре, а это не могло кончиться, если она не поможетъ ему сама.

— Очень одинокой, сказала она:— но участь всхъ вдовъ быть одинокими.

— Я совсмъ этого не вижу, рзко сказалъ Арчи:— разв когда он безобразны и стары. Когда вдова овдоветъ, бывши замужемъ много лтъ, тогда, я полагаю, она хочетъ остаться одинокой, и я полагаю, имъ это нравится.

— Право не могу сказать. Мн это не нравится.

— Стало-быть, вы желаете перемны?

— Это очень запутанный сюжетъ, капитанъ Клэверингъ, и такой, о которомъ я не расположена разсуждать теперь. Можетъ быть, года черезъ два я опять стану бывать въ обществ. Это длаютъ почти вс вдовы.

— Но я думалъ о другомъ, сказалъ Арчи, доведя себя до этого пункта съ сильной энергіей, но и съ многими признаками, что ему неловко заниматься этимъ дломъ:— ей-богу! я думалъ.

— О чомъ же вы думали, капитанъ Клэверингъ?

— Я думалъ… разумется, вы знаете, Джулія, что по смерти маленькаго Гью я первый наслдникъ титула посл брата?

— Бдный Гьюичка! Я уврена, что вы слишкомъ великодушны для того, чтобъ радоваться этому.

— Это правда. Когда два товарища предлагали мн обдать въ клуб за успхъ моихъ надеждъ, я не захотлъ. Но это фактъ, неправда-ли?

— Я полагаю, въ этомъ нтъ никакого сомннія.

— Ни малйшаго, и большая часть имнія укрплена за прямыми наслдниками, хотя Гью и безъ того не продалъ бы и десятины изъ фамильнаго помстья. Въ этомъ отношеніи я обезпеченъ. Не думаю, чтобъ онъ когда-нибудь въ жизни занялъ шиллингъ или заложилъ хоть одну десятину.

— Я думаю, что онъ человкъ благоразумный.

— Мы оба благоразумны. Я скажу это о себ, хотя мн не слдовало бы говорить. А теперь, Джулія, лучше будетъ сказать всё въ короткихъ словахъ. Послушайте, если вы возьмёте меня такимъ, каковъ я есть, чортъ меня побери, если я не буду счастливйшимъ человкомъ во всёмъ Лондон. Право буду. Я всегда былъ необыкновенно къ вамъ привязанъ, хотя никогда этого не говорилъ въ прежнее время, потому что… потому что, видите, какая польза человку длать предложеніе двушк, если они оба не имютъ ни фартинга? Я думаю, что это нехорошо, право думаю, но теперь другое дло.

Конечно, теперь было другое дло.

— Капитанъ Клэверингъ, сказала она:— я очень жалю, что вы безпокоили себя такой мыслью.

— Не говорите этого, Джулія. Это не безпокойство, а удовольствіе.

— Но то, о чомъ вы думаете, никогда не можетъ быть.

— Можетъ. Почему же не можетъ? Я не тороплюсь. Я подожду, сколько времени вы назначите, а пока буду длать, что вы пожелаете. Не говорите нтъ, не подумавъ объ этомъ.

— Это одна изъ такихъ вещей, капитанъ Клэверингъ, которыя требуютъ большаго размышленія, чмъ женщина можетъ имъ дать въ первую минуту.

— А! вы такъ думаете теперь, потому что вы нсколько удивлены.

— Ну, да, я нсколько удивлена, такъ какъ наши прежнія сношенія не длали вроятнымъ подобное предложеніе.

— Это потому, что я думалъ, что этого не слдуетъ длать, сказалъ Арчи, которому, такъ какъ онъ теперь разгорячился, нравился звукъ собственнаго голоса.

— А я нахожу, что этого не слдуетъ длать и теперь. Вы должны выслушать меня на минуту, капитанъ Клэверингъ, чтобъ не было ошибки. Поврьте мн, о подобномъ план совершенно не можетъ быть и рчи, совершенно.

Произнося послднее слово, она успла придать своему голосу тонъ, который сдлалъ впечатлніе на него.

— Я не могу ни въ какомъ случа сдлаться вашей женой. Вы можете считать это совершенно ршоннымъ, потому что это избавитъ насъ обоихъ отъ непріятностей.

— Вы не должны еще говорить такъ ршительно, Джулія.

— Да, я должна. И если вы мн не общаете оставить это, я должна буду приказать моимъ слугамъ не пускать васъ ко мн въ домъ. Мн будетъ жаль это сдлать, и я думаю, что вы избавите меня отъ этой необходимости.

Онъ избавилъ её и прежде чмъ ушолъ, далъ ей требуемое общаніе.

— Вотъ это хорошо, сказала она, протягивая ему руку:— теперь мы разстанемся друзьями.

— Мн будетъ пріятно остаться вашимъ другомъ, сказалъ онъ робкимъ голосомъ и за этимъ простился.

Для него было большимъ успокоеніемъ, что яхта Джэка Стюарта и поздка въ Норвегію остались ему въ утшеніе.

Глава XXXVII.
ЧТО ЛЭДИ ОНГАРЪ ДУМАЛА ОБЪ ЭТОМЪ.

Можетъ-быть вспомнятъ, что мистриссъ Бёртонъ составила въ своёмъ сердц планъ, о которомъ она думала съ большимъ волненіемъ и въ которомъ не могла просить помощи своего мужа, зная хорошо, что онъ не только не поможетъ, но и совершенію не одобритъ его. Однако, она не могла совершенно изгнать это изъ своихъ мыслей, думая, что это можетъ послужить средствомъ свести опять Гарри Клэверинга съ Флоренсъ. Мужъ ея теперь совсмъ осудилъ бднаго Гарри и произносилъ противъ него приговоръ конечно, не при Флоренсъ, но очень часто при своей жен. Цецилія, по-женски, боле сердилась на обстоятельства, чмъ на виноватаго мущину, на обстоятельства и на женщину, которая стала на дорог Флоренсъ. Она была совершенно готова простить Гарри, если только Гарри можно было наконецъ направить на настоящій путь. Онъ былъ хорошъ собой и имлъ пріятныя манеры въ дом и вообще былъ слишкомъ драгоцннымъ женихомъ для того, чтобъ его лишиться безъ большой борьбы. Поэтому она держалась своего плана и наконецъ привела его въ исполненіе.

Она отправилась одна изъ своего дома въ одно утро и, свъ въ омнибусъ въ Промптон, вышла въ Пиккадилли напротивъ Грин-Парка. Почему она не ршилась сказать кучеру, чтобъ онъ остановился въ Болтонской улиц, едвали можно объяснить, но она чувствовала, что назвавъ мстность, она какъ будто сознаётся въ вин. Она вышла передъ домомъ Перваго Министра — какъ было тогда — и жолтаго дворца, выстроеннаго однимъ изъ нашихъ купеческихъ князей, и повернула въ улицу, входъ въ которую ей воспрещала ея совсть. Дрожащею рукою постучалась она въ дверь лэди Онгаръ.

Флоренсъ между-тмъ сидла одна въ Онслоу-Крешентъ. Она знала теперь, что Гарри боленъ въ Клэверинг, что онъ очень боленъ, хотя мистриссъ Клэверингъ увряла, что его болзнь не опасна. Мистриссъ Клэверингъ написала къ ней самой со всмъ прежнимъ дружелюбіемъ и любовью, съ горячей любовью, которая была почти неестественна. Было ясно, что мистриссъ Клэверингъ не знала грховъ Гарри. Или, намекнула Цецилія, можетъ-быть, мистриссъ Клэверингъ знала и ршила повелительно, чтобъ эти грхи были изгнаны и сдлались основаніемъ для чуднаго искренняго раскаянія. А какъ было бы пріятно принять эту блудную овечку, воротившуюся опять въ стадо, а потомъ лишить её возможности къ бродячей жизни, связать её пріятными путами, какъ слдуетъ связывать домашнюю овцу, и сдлать её гордостью стада! Но всё это составляло часть плана Цециліи и объ этомъ план бдная Цецилія не знала ничего. По мннію Флоренсъ, письмо мистриссъ Клэверингъ было написано подъ вліяніемъ ошибки. Гарри дома смолчалъ о своей тайн и намренъ былъ молчать. Но Флоренсъ чувствовала, что для нея невозможно будетъ отвчать на это письмо, не сказавъ всю правду. Для нея было бы очень непріятно оставить безъ отвта такое доброе письмо, и было совершенно невозможно, чтобы она написала Гарри въ прежнемъ дух.

— Лучше будетъ разсказать ей всё, говорила Флоренсъ:— и я буду избавлена отъ огорченія имть съ нимъ прямыя сношенія.

Ея братъ, которому Цецилія это повторила, одобрилъ намреніе сестры.

— Пусть она взглянетъ на это прямо и перенесётъ и переживётъ, сказалъ онъ.— Пусть она сдлаетъ это тотчасъ, чтобы разомъ кончить всю эту глупую сентиментальность.

Но Цецилія съ этимъ не соглашалась, и такъ какъ Флоренсъ прямо объявила о своёмъ намреніи, Цецилія была принуждена исполнить свой планъ гораздо скоре, чмъ намревалась. Между-тмъ Флоренсъ вынула свою маленькую письменную шкатулку и написала письмо. Со слезами и съ душевною тоскою, понятною только женщинамъ, которыя были доведены до этого, было написано это письмо. Еслибъ она могла выразить свои мысли съ пылкостью, это было бы сравнительно легко, но ей слдовало быть спокойной и очень воздержной въ словахъ, и отказаться отъ своихъ правъ не только безъ упрёка, но даже и безъ намёка на свою любовь. Пока Цецилія была въ отсутствіи, письмо было написано, переписано и скопировано, но мистриссъ Бёртонъ была обезпечена тмъ, что ея золовка общала ей не посылать письма, пока она не прочтётъ.

Когда мистриссъ Бёртонъ постучалась въ дверь лэди Онгаръ, у ней въ рукахъ была записка, приготовленная для слуги. Она свидтельствовала своё уваженіе лэди Онгаръ и желала, чтобы лэди Онгаръ приняла её. Въ записк заключалось только это и больше ничего, и когда слуга взялъ её отъ нея, она объявила о своёмъ намреніи подождать въ передней, пока получитъ отвтъ. Но её провели въ гостиную и тутъ она оставалась съ четверть часа и въ это время вовсе не была спокойна. Можетъ-быть, лэди Онгаръ не захочетъ принять её, но если этого не случится, если она успетъ увидться съ этой дамой, какъ она найдётъ краснорчіе для защиты своего дла? Черезъ четверть часа сама лэди Онгаръ отворила дверь и вошла въ комнату.

— Мистриссъ Бёртонъ, сказала она, улыбаясь:— мн право стыдно, что я заставила васъ дожидаться такъ долго, но говорятъ, что откровенное признаніе полезно для души, и дло въ томъ, что я еще не была одта.

Тутъ она повела мистриссъ Бёртонъ наверхъ, посадила её на диванъ, а сама сла на кресло, откуда могла видть хорошо, но гд её нельзя было видть, и граціозно разложила складки своего утренняго платья, вполн давъ почувствовать своей гость, что она должна считать себя какъ дома.

Мы можемъ, я думаю, предположить, что откровенное признаніе лэди Онгаръ принесло бы очень мало пользы для ея души, такъ какъ въ нёмъ не было правды, этой первой потребности для всхъ признаній. Лэди Онгаръ была такъ одта, что могла принять свою гостью, но она почувствовала, что особенныя приготовленія были необходимы для пріёма той, которая пришла къ ней. Она знала хорошо, кто была мистриссъ Бёртонъ, и отгадала цль, для которой она пришла. По тому, какъ она теперь будетъ держать себя, могло зависть ршеніе вопроса, который былъ такъ важенъ для нея. Долженъ ли Фебъ сдлаться владльцемъ Онгарскаго Парка? Для того, чтобы достигнуть теперь успха, она должна поддерживать превосходство въ этомъ наступающемъ свиданія, и поддерживаніе всякаго превосходства много зависитъ отъ наружности мущины или женщины, она должна подумать нсколько о тхъ словахъ, какія она произнесётъ, и нсколько также о своей собственной цли. Она вполн ршилась одержать верхъ надъ мистриссъ Бёртонъ, если это возможно, но еще не совсмъ ршилась насчотъ другой цли. Она желала, чтобы Гарри Клэверингъ принадлежалъ ей. Она желала бы наградить эту Флоренсъ Бёртонъ половиною своего состоянія, еслибъ это было возможно. Но тмъ не мене, она имла сомнніе, не лучше ли ей бросить свои желанія и отказаться отъ надежды на счастье. О мистриссъ Бёртонъ лично она не знала ничего и ожидала увидть женщину съ рзкими чертами и, можетъ-быть, довольно пошлую, услыхать голосъ, непріятно показывавшій твёрдую душу, и была пріятно удивлена, увидвъ хорошенькую, кроткую женщину, которая съ перваго раза показала, что она сама боится своего поступка.

— Я слышала ваше имя, мистриссъ Бёртонъ, сказала лэди Онгаръ:— отъ нашего общаго друга мистера Клэверинга и не сомнваюсь, что вы и моё имя слышали также отъ него.

Это сказала она, соображаясь съ маленькимъ планомъ, который въ эти четверть часа составила для своего собственнаго руководства. Мистриссъ Бёртонъ удивилась и сначала была доведена до молчанія открытымъ произнесеніемъ имени, которое сама она затруднялась произнести. Однако, она сказала, что это правда. Она слышала имя лэди Онгаръ отъ мистера Клэверинга.

— Мы въ родств, продолжала лэди Онгаръ:— моя сестра замужемъ за его двоюроднымъ братомъ сэромъ Гью, и когда я жила съ сестрою въ Клэверинг, онъ жилъ въ тамошнемъ пасторат, это было до моего замужства.

Она была совершенно непринужденна въ обращеніи и льстила себя мыслью, что достигла полнйшаго превосходства надъ своей гостьей.

— Я слышала это отъ мистера Клэверинга, сказала Цецилія.

— И онъ былъ очень вжливъ ко мн, когда я воротилась сюда. Можетъ-быть, вы и объ этомъ слышали? Онъ нанялъ этотъ домъ для меня и вообще былъ полезенъ, какъ и слдуетъ быть молодымъ людямъ. Кажется, онъ служитъ въ одной контор съ вашимъ мужемъ, неправда-ли? Надюсь, что я не заставила его залниться.

Всё это было очень хорошо и очень мило, но мистрисъ Бёртонъ чувствовала, что она не длаетъ ничего для достиженія своей цли.

— Кажется, онъ лнится, сказала она:— но я не имла намренія безпокоить васъ насчотъ этого.

Услышавъ это, лэди Онгаръ улыбнулась. Это обвиненіе Гарри въ лности забавляло её, когда она вспоминала, какъ мало значила бы это лность, еслибъ она только могла поступить по своему желанію.

— Бдный Гарри! сказала она:— я полагаю, что его грхи будутъ приписаны мн. Но я думаю, знаете, что онъ не годится для подобной работы.

— Можетъ-быть… то-есть, я право не могу сказать. Кажется, мистеръ Бёртонъ никогда не выражалъ подобнаго мннія, а если и выражалъ…

— Если и выражалъ, вы этого не сказали бы.

— Не думаю, лэди Онгаръ, особенно посторонней.

— Я не посторонняя для Гарри Клэверинга, сказала лэди Онгаръ, совершенно перемнивъ тонъ своего голоса.

— Да, я это знаю. Вы знали его прежде насъ. Мн это извстно.

— Да, прежде чмъ онъ вздумалъ вступить въ контору къ вашему мужу, мистриссъ Бёртонъ, задолго до того, какъ онъ былъ въ Страттон.

Страттонъ подосплъ на помощь къ Цециліи и какъ будто блъ названъ для того, чтобы дать ей возможность приняться за своё дло.

— Да, сказала она:— но всё-таки онъ похалъ въ Страттонъ и тамъ познакомился съ моей золовкой Флоренсъ Бёртонъ.

— Я это знаю, мистриссъ Бёртонъ.

— И былъ помолвленъ съ нею.

— И это знаю. Онъ мн говорилъ.

— А говорилъ ли онъ вамъ, сдержать или разорвать эту помолвку намренъ онъ?

— Ахъ, мистрисъ Бёртонъ! справедливъ ли этотъ вопросъ? Справедливъ ли къ нему и ко мн? Если онъ выбралъ своей повренной меня, а не васъ, хорошо ли я сдлаю, если измню ему? А если въ этой тайн есть что-нибудь особенно интересное для меня самой, зачмъ заставлять меня говорить вамъ это?

— Я думаю, что правда всегда лучше, лэди Онгаръ.

— Правда всегда лучше, чмъ ложь, такъ по-крайней-мр говорятъ люди, хотя иногда они поступаютъ иначе, по молчаніе можетъ-быть лучше, чмъ то или другое.

— Въ этомъ дл, лэди Онгаръ, я не могу молчать. Я надюсь, вы не разсердитесь на меня за то, что я пришла къ вамъ, или за то, что я длаю вамъ эти вопросы…

— О, Боже мой, нтъ!

— Но молчать я не могу. Моя золовка должна во всякомъ случа узнать свою участь.

— Зачмъ вы не спросите его?

— Онъ теперь боленъ.

— Боленъ? Гд онъ боленъ? Кто вамъ сказалъ, что онъ боленъ?

И лэди Онгаръ хотя не встала со стула, однако приподнялась и забыла вс свои приготовленія.

— Гд онъ, мистриссъ Бёртонъ? Я не слышала объ его болзни.

— Онъ въ Клэверинг, въ пасторат.

— Я ничего не слышала объ этомъ. Что такое съ нимъ? Если онъ дйствительно боленъ, опасно боленъ, заклинаю васъ сказать мн. Пожалуйста, скажите мн правду. Въ такомъ дл не должно быть уловокъ.

— Уловокъ, лэди Онгаръ?

— Если Гарри Клэверингъ боленъ, то скажите мн, что съ нимъ. Онъ въ опасности?

— Мать его писала къ Флоренсъ, что онъ не въ опасности, но не можетъ выходить. У него лихорадка.

Въ это самое утро лэди Онгаръ получила письмо отъ сестры, которая просила её пріхать въ Клэверингскій Паркъ во время отсутствія сэра Гью, но въ письм ни слова не было сказано о болзни Гарри. Будь онъ серьёзно или, по-крайней-мр, опасно боленъ, Герміона непремнно упомянула бы объ этомъ. Всё это промелькнуло въ голов Джуліи. Если онъ не въ опасности или даже и въ опасности, зачмъ ей обнаруживать свои чувства передъ этой женщиной?

— Еслибы тутъ было что-нибудь важное, сказала она, принимая свою прежнюю позу и обращеніе:— я безъ сомннія услышала бы объ этомъ отъ сестры.

— Мы получили извстіе, что болзнь неопасна, продолжала мистриссъ Бёртонъ:— но онъ въ отсутствіи и мы не можемъ его видть. И дйствительно, лэди Онгаръ, мы не можемъ видть, его до-тхъ-поръ, пока не узнаемъ, что онъ намренъ честно поступить съ нами.

— Разв я хранительница его чести?

— По тому, что я слышала, думаю, что такъ. Если вы скажете мн, что я слышала несправедливо, я уйду и попрошу у васъ прощенія за мой неумстный приходъ. Но если то, что я слышала, справедливо, вы не должны удивляться, что я показываю это безпокойство за счастье моей сестры. Еслибъ вы знали её, лэди Онгаръ, вы нашли бы, что она слишкомъ добра для того, чтобы её бросить съ равнодушіемъ.

— Гарри Клэверингъ говорилъ мн, что она ангелъ, что она совершенство.

— И если онъ любитъ её, не стыдно ли будетъ, если они разлучатся?

— Я ничего не сказала о томъ, что онъ любитъ её. Мущины не всегда любятъ совершенство.

— Онъ любилъ её.

— Я полагаю, или по-крайней-мр онъ думалъ такъ.

— Онъ любилъ её, и я думаю, что еще и теперь её любитъ.

— Онъ иметъ моё позволеніе на это, мистриссъ Бёртонъ.

Хотя Цецилія нсколько боялась принятой ею на себя обязанности и отчасти была испугана красотою и обращеніемъ лэди Онгаръ, однако чувствовала, что если надется сдлать какую-нибудь пользу, она должна тотчасъ сказать всю правду. Она должна спросить лэди Онгаръ, считаетъ ли она себя помолвленной съ Гарри Клэверингомъ, если она этого не сдлаетъ, ничего не выйдетъ изъ настоящаго свиданія.

— Вы говорите это, лэди Онгаръ, но думаете ли вы это? спросила она.— Намъ сказали, что и вы также помолвлены съ мистеромъ Клэверингомъ.

— Кто вамъ это сказалъ?

— Мы такъ слышали. Я слышала это и была принуждена сказать моей сестр.

— Кто вамъ сказалъ? Вы слышали это отъ самого Гарри Клэверинга?

— Слышала отчасти отъ него.

— Такъ зачмъ же вы пришли ко мн помимо его? Онъ долженъ знать. Если онъ сказалъ вамъ, что помолвленъ со мною, онъ наврно сказалъ вамъ также, что не иметъ намренія жениться на миссъ Флоренсъ Бёртонъ. Не моё дло защищать или обвинять его. Зачмъ вы пришли ко мн?

— Затмъ, чтобы просить вашего милосердія и снисхожденія, сказала мистриссъ Бёртонъ, вставая съ своего мста и переходя на ту сторону комнаты, гд сидла лэди Онгаръ.

— Васъ послала миссъ Бёртонъ?

— Нтъ, она не знаетъ, что я здсь, и мой мужъ не знаетъ этого. Я пришла сказать вамъ, что передъ Богомъ этотъ человкъ общалъ сдлаться мужемъ Флоренсъ Бёртонъ. Она полюбила его и не иметъ никакой другой надежды на счастье.

— А его-то счастье какъ же?

— Да, мы обязаны думать объ этомъ. Флоренсъ обязана думать объ этомъ боле всего.

— И я также. Я люблю его такъ же нжно, можетъ-быть какъ она. Я любила его прежде, чмъ она услышала даже его имя.

— Но лэди Онгаръ…

— Да, вы можете длать этотъ вопросъ, если хотите, и я искренно отвчу на него.

Он об теперь стояли другъ противъ друга.

— Я отвчу на него, хотя вы и не спрашиваете. Я не хотла выйти за него, потому что онъ бденъ, и вышла за другого, потому что онъ богатъ. Всё это правда. Но я отъ этого не мене люблю его теперь. Да, вы ужасаетесь, но это правда. Я любила его всё время. И что же мн длать теперь, если онъ еще любитъ меня? Я теперь могу доставить ему богатство.

— Богатство не сдлаетъ его счастливымъ.

— Оно не сдлало меня счастливою, но оно можетъ способствовать моему счастью вмст съ нимъ. Насчотъ моего счастья нтъ ни малйшаго сомннія. Я обязана заботиться и о его счастьи. Мистриссъ Бёртонъ, еслибъ я думала, что могу сдлать его счастливымъ, и если онъ захочетъ, я выйду за него завтра же, хотя бы разбила этимъ сердце вашей сестры. Но еслибы я чувствовала, что она боле меня способна составить его счастье, я уступила бы его ей, хотя разбила бы моё сердце. Я говорила съ вами очень откровенно. Скажетъ ли она тоже?

— Она будетъ дйствовать такимъ образомъ. Я не знаю, что скажетъ она.

— Предоставимъ же ему быть судьёй своего собственнаго счастья. Пусть она дастъ слово, что не произнесётъ никакихъ упрёковъ, и я также дамъ это слово. Это я полюбила его первая, и я довела его до этихъ непріятностей. Я обязана сдлать для него всё. Еслибъ я осталась ему врна, онъ никогда не подумалъ бы, никогда не увидалъ бы Флоренсъ Бёртонъ.

Всё это, безъ сомннія, было справедливо, но не касалось вопроса о правахъ Флоренсъ. Обстоятельство, на которомъ мистриссъ Бёртонъ желала настаивать, еслибъ знала только какъ, состояло въ томъ, что Флоренсъ не сдлала ничего дурного и не должна была подвергаться наказанію. Это было справедливо, что проступокъ Гарри отчасти можно было извинить первоначальнымъ и большимъ проступкомъ лэди Онгаръ, но зачмъ же Флоренсъ должна быть страдательнымъ лицомъ?

— Вы должны думать и о его чести столько же, какъ о счастьи, наконецъ сказала мистриссъ Бёртонъ.

— Это довольно строго, мистриссъ Бёртонъ, соображая, что это говорится мн въ моёмъ собственномъ дом. Разв я такъ низка, что его честь запятнается, если я сдлаюсь его женой?

Но говоря это, она думала о такихъ вещахъ, о которыхъ мистриссъ Бёртонъ не знала ничего.

— Его честь будетъ помрачена, сказала она: — если онъ не женится на той, на которой общалъ жениться. Онъ былъ принятъ ея отцомъ и ея матерью въ ихъ домъ, а потомъ овладлъ ея сердцемъ. Но она не отдалась ему, пока онъ не предложилъ своего собственнаго сердца и своей руки взамнъ. Разв онъ не обязанъ сдержать общаніе? Онъ не можетъ посл этого быть связанъ съ вами. Если вы заботитесь о его счастьи, вы должны знать, что если онъ хочетъ жить какъ благородный человкъ, ему остаётся только одно.

— Это старая исторія, сказала лэди Онгаръ:— старая исторія! Кажется, кто-то сказалъ, что боги смются надъ клятвопреступленіями любовниковъ. Я не знаю, чтобъ люди были наклонны быть строже боговъ. Женщины осуждены переносить сокрушенія сердечныя.

— И это будетъ вашъ отвтъ мн, лэди Онгаръ?

— Нтъ, это не будетъ мой отвтъ. Это моё извиненіе за Гарри Клэверинга. Мой отвтъ вамъ былъ очень ясенъ. Простите мн, если я вамъ скажу, что онъ былъ боле ясенъ, чмъ вы имли право ожидать. Я вамъ сказала, что готова ршиться на каждый шагъ, который можетъ повести къ счастью человка, котораго я когда-то оскорбила, но котораго любила всегда. Я сдлаю это, чего бы мн это ни стоило и чего ни стоило бы это всякой другой женщин. Вы не можете ожидать, чтобы я любила другую женщину боле себя самой.

Она сказала это всё стоя, не безъ горячности въ своёмъ тон. Въ ея голос, въ ея обращеніи, въ ея словахъ было что-то доходившее почти до свирпости. Она объявляла, что слдуетъ сдлать жертву и что она мало заботилась о томъ сама, она или другая будетъ этой жертвой. Такъ какъ она принесётъ себя въ жертву безъ малйшей нершимости, если этого потребуетъ необходимость, такъ она безъ малйшаго угрызенія будетъ смотрть на погибель Флоренсъ Бёртонъ, если погибель Флоренсъ послужитъ къ цли, которую она имла въ виду. Вы и я, о читатель! можемъ чувствовать, что человкъ, для котораго всё это длалось, не былъ достоинъ этой страсти. Онъ показалъ себя весьма недостойнымъ этого. Но страсть однако существовала и женщина была искренна, когда говорила это.

Посл этого мистриссъ Бёртонъ вышла изъ комнаты, какъ только нашла поводъ, позволявшій ей это сдлать. Въ своей прощальной фраз она пробормотала какое-то невнятное изиняеніе за посщеніе, которое она осмлилась сдлать.

— Вы были совершенно правы, ршаясь на это, сказала лэди Онгаръ.— Вы мужественно сражались за друга, котораго любите, и еслибъ причина этой битвы не должна была разъединить насъ впослдствіи, я гордилась бы знакомствомъ съ женщиной, которая такъ хорошо сражается за своихъ друзей. Когда это всё кончится и ршится какимъ бы то ни было образомъ, сообщите миссъ Бёртонъ отъ меня, что меня научили имть къ ея имени и репутаціи самое высокое уваженіе.

Мистриссъ Бёртонъ не сказала ничего боле, но съ низкимъ поклономъ вышла изъ комнаты. Пока не находилась на улиц, она неспособна была думать, вредъ или пользу сдлала она своимъ посщеніемъ въ Болтонскую улицу, оказала ли она услугу Флоренсъ, или просто созналась соперниц, до какой степени несчастна ея сестра. Мистриссъ Бёртонъ знала хорошо, что Флоренсъ, когда она узнаетъ всё, будетъ чувствовать послднее. Ея собственныя уши горли отъ стыда, когда о Гарри Клэверинг разсуждали какъ о важной добыч, за которую ея сестра должна была бороться съ другой женщиной и сражаться съ такой малой надеждой на успхъ. Для нея было ужасно, чтобы какая-нибудь женщина, дорогая ей, искала любви мущины. А смлость, съ какою лэди Онгаръ объявляла о своихъ чувствахъ, также была ужасна для Цециліи. Она знала, что вмшалась въ дла, которыя были чужды ея натур и которыя будутъ непріятны ея мужу. Но всё-таки разв эту битву не стоило вести? Нельзя было допустить, чтобы Флоренсъ сама искала этого, но обладаніе этимъ было единственнымъ земнымъ благомъ, которое могло доставить спокойствіе бдной Флоренсъ. Даже Цецилія, при всёмъ своёмъ пристрастіи къ Гарри, чувствовала, что онъ не стоитъ этой борьбы, но она должна была цнить его по той цн, которую назначила ему Флоренсъ, а не по своей.

Но она должна была сказать Флоренсъ, что она сдлала, сказать въ этотъ же самый день. Никакимъ другимъ образомъ не могла она остановить письма, которое, какъ она знала, Флоренсъ уже написала къ мистриссъ Клэверингъ. А могла ли она сказать теперь Флоренсъ, что есть основаніе надяться? Не сказала ли прямую и простую истину лэди Онгаръ, когда говорила, что Гарри слдуетъ позволить выбрать то, что ему кажется лучше для него? Тяжело, очень тяжело, что такъ должно быть, а разв неправда также, что люди, какъ и боги, извиняютъ клятвопреступленія любовниковъ? Она желала воротить Гарри къ своимъ, какъ человка, котораго простить легко и можно любить всегда, но, несмотря на мягкость женской натуры, она желала, чтобы онъ былъ сильно наказанъ, если не воротится. Ей было прискорбно, что онъ долженъ выбирать. Великій Боже! Неужели онъ можетъ поступить съ женщиной такъ, какъ поступилъ съ Флоренсъ, и не пострадать за это? Несмотря на боговъ и людей, это было такъ прискорбно для Цециліи Бёртонъ, что она не могла заставить себя сознаться, что это было невозможно. Такія вещи не длались въ томъ обществ, которое она знала.

Она шла пшкомъ всю дорогу до Бромптона и еще не составила никакого плана, когда дошла до дверей своего дома. Еслибъ Флоренсъ позволила ей написать письмо къ мистриссъ Клэверингъ, можетъ-быть удалось бы сдлать что-нибудь. Она вошла въ домъ, приготовляясь разсказать исторію своего утренняго посщенія.

Она должна была разсказать её и своему мужу въ этотъ вечеръ. Тяжело было сдлать это безъ его вдома, но невозможно было для нея скрывать это отъ него теперь, когда было сдлано.

Глава XXXVIII.
КАКЪ РАСПОРЯЖАТЬСЯ СЪ ЖЕНОЙ.

Когда сэръ Гью пріхалъ въ Лондонъ, ему оставалось не боле недли до того дня, въ который онъ долженъ былъ отправиться въ Норвегію на яхт Джэка Стюарта, и ему было многа дла въ этотъ промежутокъ для того, чтобы снабжать провизіей яхту. Поставщики, безъ сомннія, сдлали бы это для него безъ всякихъ хлопотъ съ его стороны, но онъ былъ не такой человкъ, чтобы положиться на поставщиковъ ни относительно превосходства выбранной вещи, ни цны. Онъ желалъ имть хорошее вино, очень хорошее вино, но не желалъ платить очень высокую цну. Никто не зналъ лучше сэра Гью, что хорошее вино нельзя купить дёшево, но вещи могутъ быть цнны и между-тмъ недороги. На такія вещи сэръ Гью привыкъ обращать большое вниманіе. Онъ сдлалъ уже кое-что по этой части передъ отъздомъ изъ Лондона и немедленно по возвращеніи опять принялся за работу, призвавъ Арчи къ себ на помощь, но никогда не спрашивая мннія Арчи, какъ-будто Арчи былъ только его главнымъ буфетчикомъ. Немедленно по прізд въ Лондонъ онъ разспросилъ брата объ его супружескихъ надеждахъ.

— Я полагаю, ты дешь съ нами? спросилъ Гью Арчи, поймавъ его въ передней дома на Беркелейскомъ сквэр утромъ на другой день посл своего прізда.

— О Боже мой, да! сказалъ Арчи: — я думалъ, что это совершенно ршено. Я устроивалъ мои длишки.

Устраиваніе его длишекъ состояло въ томъ, что онъ заказалъ себ матросскую куртку съ мдными пуговицами и три пары парусинныхъ панталонъ.

— Это хорошо, сказалъ сэръ Гью: — подемъ со мною въ Сити сегодня. Я ду къ Боксалю.

— Ты будешь тамъ завтракать? спросилъ Арчи.

— Нтъ, я полагаю, что у тебя не достало мужества сдлать предложеніе Джуліи?

— Я сдлалъ.

— Какой же отвтъ ты получилъ?

Арчи принуждёнъ былъ быстро отразить нападеніе на его мужество, которое братъ его такъ ясно сдлалъ, но кром этого, предметъ не былъ для него пріятенъ.

— Что она теб сказала? спросилъ его братъ, который вовсе не думалъ щадить чувствъ Арчи.

— Она сказала… право, я наврно не помню, что сказала она.

— Но она отказала теб?

— Да, она отказала мн. Я думаю, что она хотла дать мн понять, что я обратился къ ней слишкомъ скоро посл смерти Онгара.

— Стало-быть, она ужасная лицемрка, вотъ и всё.

Но отъ этого лицемрія читатель оправдаетъ лэди Онгаръ и поймётъ, что Арчи уменьшилъ силу своего паденія искуснымъ предлогомъ. Посл этого оба брата отправились въ Сити, и Арчи, котораго таскали цлый день, отправили наконецъ вечеромъ обдать одного въ его клубъ.

Сэръ Гью также желалъ видться съ лэди Онгаръ и веллъ жен сказать объ этомъ въ письм, которое она написала къ своей сестр. Такимъ образомъ свиданіе было назначено безъ всякихъ прямыхъ сношеній между сэромъ Гью и его свояченицей. Они не встрчались посл того дня, когда сэръ Гью былъ ея посажонымъ отцомъ. Для Гью Клэверинга, который вовсе не былъ сентиментальнымъ человкомъ, это не значило ничего. Когда лэди Онгаръ воротилась вдовой и когда разнеслись злыя исторіи противъ нея, онъ счолъ нужнымъ не имть никакого дла съ нею. Онъ не очень заботился о нравственности своей свояченицы, но еслибъ жена его сдлалась очень коротка съ сестрой, которой репутація была испорчена, тогда могли выйти непріятности. Вслдствіе этого, онъ ршилъ, что сношенія съ лэди Онгаръ слдуетъ оставить. Но дла въ послдніе мсяцы перемнились въ нкоторыхъ отношеніяхъ. Куртоны — то-есть родные лорда Онгара — дали понять Гью Клэверингу, что, наведя справки, они были расположены оправдать лэди Онгаръ и объявить своё мнніе, что она не подвержена порицанію. Они сами не желали знакомиться съ нею, такъ какъ короткость между ними не могла быть пріятна, но считали своей обязанностью сказать это сэру Гью. Онъ не сказалъ объ этомъ даже своей жен, но два раза намекалъ, что лэди Онгаръ слдуетъ пригласить въ Клэверингскій Паркъ. Въ отвтъ на оба эти приглашенія лэди Онгаръ отказалась пріхать въ Клэверингскій Паркъ.

А теперь сэръ Гью имлъ порученіе отъ этихъ же самыхъ Куртоновъ. По этому порученію ему необходимо было видться съ своей свояченицей, и Джулія согласилась принять его. Для него, какъ человка очень жосткаго въ подобныхъ вещахъ, мысль объ этомъ посщеніи нисколько не была непріятна по воспоминанію объ его жестокости къ женщин, къ которой онъ халъ. Ему это было всё-равно и ему не приходило въ голову, чтобы и она заботилась объ этомъ. Но въ сущности она не заботилась, и когда насталъ часъ, въ который долженъ былъ явиться сэръ Гью, она много думала о томъ, какъ ей слдуетъ принять его. Онъ осудилъ её въ такомъ отношеніи, въ которомъ осужденіе оскорбительно для женщины, и осудилъ её будучи ея зятемъ и единственнымъ другомъ. При ея горести, она могла бы опереться на него, но съ самаго начала, безъ всякихъ разспросовъ, онъ поврилъ всему худшему о ней и отнялъ отъ нея совсмъ свою подпору, когда малйшая подпора отъ него для нея была бы неоцненна. Могла ли она простить это? Никогда, никогда! Она была не такая женщина, чтобы желать простить подобное оскорбленіе. Многіе оскорбили её, но, по ея мннію, никто такъ грубо не оскорбилъ её, какъ онъ. Какимъ же обраомъ слдовало ей принять его? Передъ его пріздомъ она ршила, что по-крайней-мр не скажетъ ни слова о своихъ обидахъ.

— Какъ вы поживаете, Джулія? сказалъ сэръ Гью, входя въ комнату шагами, которые были неестественно скоры, и протянувъ руку. Лэди Онгаръ и объ этомъ подумала. Она отдала бы многое, чтобы избавиться отъ прикосновенія къ его рук, если это возможно, но она сказала себ, что ея достоинству боле прилично не затвать открытой ссоры, поэтому она протянула палецъ и едва коснулась его ладони.

— Надюсь, что Герми здорова, сказала она.

— Здорова, благодарю васъ. Она немножко скучаетъ посл потери своего бднаго мальчика и была бы рада, еслибъ вы пріхали къ ней.

— Я не могу этого сдлать, но если она прідетъ ко мн, буду въ восторг.

— Видите, ей не такъ прилично быть въ Лондон вскор посл смерти Гью.

— Я не привязана къ Лондону, я могу похать всюду, кром Клэверинга.

— Мн сказали, что вы никогда не бываете въ Онгарскомъ Парк.

— Я была тамъ.

— Но говорятъ, что вы не имете намренія хать туда опять.

— Теперь нтъ. Кажется, дйствительно я едвали когда поду туда. Мн не нравится это мсто.

— Именно это мн сказали. Объ этомъ отчасти я намренъ говорить съ вами. Если вамъ не нравится это мсто, почему бы вамъ не продать его Куртонамъ? Они дадутъ вамъ дороже, нежели оно стоитъ.

— Не думаю, чтобы я вздумала продать.

— Почему же, если вы не намрены жить въ этомъ дом? Я могу тотчасъ же объяснить вамъ, что мн говорили. Вдь вы знаете, что Джонъ Куртонъ опекунъ молодого графа, и они не. хотятъ жить въ такомъ огромномъ дом, какъ замокъ. Онгарскій Паркъ какъ-разъ по вкусу мистриссъ Куртонъ (мистриссъ Куртонъ была мать молодого графа) и Куртоны были бы очень рады купить у васъ Онгарскій Паркъ.

— Не лучше ли было поручить стряпчему сдлать это предложеніе? сказала лэди Онгаръ.

— Дло въ томъ… они думаютъ, что они обошлись съ вами не совсмъ справедливо.

— Я никогда ихъ не обвиняла.

— Но они сами это чувствуютъ и думаютъ, что вы приняли бы это съ дурной стороны, еслибъ они просто прислали къ вамъ стряпчаго. Куртонъ говорилъ мн, что онъ не позволилъ бы себ сдлать такого предложенія, еслибъ вы имли намреніе пользоваться этимъ мстомъ. Они желаютъ быть вжливыми къ вамъ.

— Я совершенно равнодушна къ ихъ вжливости, сказала Джулія.

— Но почему же вамъ не взять денегъ?

— Я также равнодушна къ деньгамъ.

— Стало-быть, вы хотите сказать, что не принимаете этого предложенія. Разумется, они не могутъ заставить васъ разстаться съ этимъ мстомъ, если вы желаете оставить его за собой.

— Также какъ не могутъ заставить васъ продать Клэверингскій Паркъ. Однако, я не хочу быть невжливой и дамъ вамъ знать черезъ моего стряпчаго, что я думаю объ этомъ. Подобныя вещи лучше длаются стряпчими.

Посл этого сэръ Гью не сказалъ ничего боле объ Онгарскомъ Парк. Онъ очень хорошо понялъ по тону, которымъ лэди Онгаръ отвчала ему, что она не хочетъ говорить съ нимъ объ этомъ, но онъ не сознавалъ, чтобы его присутствіе было непріятно ей, или чтобы она сердилась на него за вмшательство въ какія бы то ни было ея дла, за то, что онъ былъ жестокъ къ ней. Черезъ нсколько времени онъ опять началъ говорить о Герміон. Такъ какъ свтъ ршился оправдать лэди Онгаръ, для него было удобно, чтобы об сестры опять сдлались дружны, особенно такъ какъ Джулія была богатая женщина. Его жена не любила Клэверингскій Паркъ, и онъ самъ его не любилъ. Еслибъ онъ могъ запереть свой домъ, то постарался бы держать его запертымъ нсколько лтъ. Теперь жена его была ему въ тягость и для него было бы очень удобно сбросить эту тяжесть на плеча своей свояченицы. Онъ не хотлъ однако, чтобы жена его совершенно зависла отъ другихъ, но думалъ, что если он об поселятся вмст сначала на лто, то это можно было бы устроить и постоянно. Для него это было бы очень пріятно. Разумется, онъ будетъ платить часть издержекъ — самую маловажную, какъ только возможно, но такую часть, какая могла бы позволить ему жить съ честью въ глазахъ свта.

— Мн хотлось бы думать, что вы и Герми будете вмст, пока я въ отсутствіи, сказалъ онъ.

— Я буду очень рада, если она прідетъ ко мн, сказала Джулія.

— Какъ! сюда, въ Лондонъ? Я не знаю, желаетъ ли она теперь пріхать въ Лондонъ.

— Я никогда не слыхала, чтобы она не желала быть въ Лондон, сказала лэди Онгаръ.

— Прежде конечно, но посл смерти ея сына…

— Почему же эта смерть должна сдлать боле разницы для нея, чмъ для васъ?

На этотъ вопросъ сэръ Гью не отвчалъ.

— Если вы думаете объ обществ, она не можетъ бывать нигд. Я никогда никуда не вызжаю. Я ни разу не обдала, даже не проводила вечера въ гостяхъ посл смерти лорда Онгара. И никто не будетъ прізжать сюда безпокоить её.

— Я не объ этомъ говорилъ.

— Я не знаю, о чомъ вы говорили. По различнымъ причинамъ она и я остались безъ друзей.

— Герміона не осталась безъ друзей, сказалъ сэръ Гью обиженнымъ тономъ.

— Въ такомъ случа она не желала бы пріхать ко мн. Ваше общество находится въ Лондон, куда она не прізжаетъ, или въ другихъ деревенскихъ домахъ, куда её не берутъ. Она живётъ въ Клэверинг, а тамъ нтъ никого кром вашего дяди. Я останусь въ Лондон еще мсяцъ, а посл поду куда-нибудь, мн всё-равно куда. Если Герми прідетъ ко мн въ гости, я буду очень рада, и чмъ дольше она останется у меня, тмъ лучше. Я полагаю, ваше возвращеніе домой не можетъ сдлать никакой разницы.

Въ ея тон былъ колкій упрёкъ, котораго онъ не могъ не почувствовать. Онъ былъ весьма непроницаемъ для подобныхъ упрековъ и оставилъ бы этотъ безъ вниманія, еслибъ было возможно. Еслибъ она продолжала говорить, онъ сдлалъ бы это, но она замолчала и смотрла на него глазами, которые выражали то, что уже было сказано въ ея словахъ. Такимъ образомъ, онъ принуждёнъ былъ говорить.

— Я не знаю, сказалъ онъ: — съ насмшкой ли вы это сказали.

Ей было ршительно всё-равно, оскорбила она его или нтъ. Еслибы она не думала, что поддержаніе ея собственнаго достоинства запрещаетъ ей, она прямо сдлала бы ему упрёкъ и сказала, что не хочетъ принимать его въ своёмъ дом. Сначала его непріязненность оскорбляла её, но надъ его настоящимъ гнвомъ она готова была смяться.

— Трудно говорить съ вами о Герми безъ насмшки, какъ вы это называете. Вы просто желаете освободиться отъ нея.

— Я не желаю ничего подобнаго и вы не имете права это говорить.

— Во всякомъ случа вы освобождаетесь отъ ея общества, и если при подобныхъ обстоятельствахъ она захочетъ пріхать ко мн, я буду очень рада принять её. Наша жизнь вмст не можетъ быть очень весела, но ни я, ни она не должны ожидать весёлой жизни.

Онъ всталъ со стула съ тучей гнва на лиц.

— Я теперь вижу, сказалъ онъ:— такъ какъ не всё идётъ у васъ гладко, вы вымщаете это на мн. Я могъ бы ожидать, что вы не забудете въ чьёмъ дом вы встртили лорда Онгара.

— Нтъ, Гью, я не забываю ничего. Ни того, когда я его встртила, ни того, какъ я за него вышла, ни одного изъ событій, случившихся потомъ. Моя память, къ несчастью, очень хороша.

— Я сдлалъ всё что могъ для васъ и могъ бы избавиться отъ вашей дерзости.

— Вы могли бы избавиться, еслибъ продолжали держаться отъ меня подальше. Но наша ссора сумасбродна, мы никогда не можемъ быть друзьями — вы и я, но не должны быть открытыми врагами. Ваша жена мн сестра, и я говорю опять, что если ей пріятно пріхать ко мн, я буду рада видть её у себя.

— Моя жена, сказалъ онъ:— никогда не будетъ въ дом тхъ, кто дерзокъ со мной.

Тутъ онъ взялъ свою шляпу и вышелъ изъ комнаты безъ всякаго привтствія. Несмотря на его разсчоты и осторожность съ деньгами, несмотря на его удобное устройство для своего будущаго спокойствія, онъ былъ не такой человкъ, чтобы подчинять свой гнвъ благоразумію. Маленькій планъ освободиться отъ жены теперь кончился. Онъ никогда не позволитъ ей бывать въ дом ея сестры посл того, какъ Джулія съ нимъ обошлась.

Когда онъ ушолъ, лэди Онгаръ начала ходить по комнат улыбаясь и сначала была очень довольна собой. Она приняла предложеніе Арчи съ твёрдостью, но въ тоже время съ вжливостью, потому что Арчи былъ слабъ, бденъ и безсиленъ. Но съ сэромъ Гью она обошлась съ презрніемъ, и могла это сдлать, не упрекая его въ тхъ оскорбленіяхъ, какія сама ему нанесла. Онъ самъ отдался въ ея власть, и она не пренебрегла этимъ случаемъ. Она сказала ему, что ей не нужна его дружба и она не хочетъ быть его другомъ, но она сдлала это безъ всякой громкой брани, которая неприлична ни графин, ни вдов, ни образованной женщин. О Герміон она очень жалла. Герміона теперь врядъ ли могла пріхать къ ней. Но даже и въ этомъ она не отчаявалась. Какъ дла теперь шли, сестр ея почти сдлалось необходимо разстаться съ сэромъ Гью. Они оба должны этого желать, и если это устроится, тогда Герміона прідетъ къ ней.

Посл этого она скоро стала думать опять о Гарри Клэверинг. Какъ ршить это дло и какой шагъ должна она сдлать для этого ршенія? Сэръ Гью предложилъ ей продать Онгарскій Паркъ и она общала, что дастъ знать о своёмъ ршеніи черезъ стряпчаго. Говоря это, она очень хорошо знала, что никогда не продастъ этого имнія, но уже ршила, что она отдастъ его назадъ безденежно Онгарской фамиліи, если не будетъ въ состояніи передать его Гарри Клэверингу, какъ приличное мстопребываніе для его свтлости. Если онъ будетъ тамъ смотрть за своими коровами, расхаживать съ управителемъ, оказывать правосудіе Иноху Гёбби и другимъ, она не будетъ заботиться о желаніяхъ Куртоновъ. Но если не такова будетъ судьба Онгарскаго Парка, тогда мать маленькаго лорда можетъ отправиться туда и наслаждаться всми прелестями этого мста, безъ всякихъ затрудненій относительно цны. А что касается цны — разв она уже не нашла, что мшокъ съ деньгами, доставшійся ей, былъ слишкомъ тяжолъ для ея рукъ?

Но она не могла сдлать ничего, пока не будетъ ршонъ этотъ вопросъ, и какъ она его ршитъ? Каждое слово, произнесённое ею и Цециліей Бёртонъ, она опять перебирала въ ум, и только могла объявлять себ, какъ объявила своей гость, что должно быть такъ, какъ захочетъ Гарри. Она покорится, если онъ потребуетъ ея покорности, но сама не можетъ ршиться сдлать шагъ для того, чтобы устроить своё собственное несчастье.

Глава XXXIX.
ПРОЩАНІЕ СЪ БУДЛЕМЪ.

Наконецъ насталъ день, въ который оба Клэверинга похали въ Гарвичъ на яхту Джэка Стюарта. Передняя въ дом на Беркелейскомъ сквэр была завалена чемоданами, футлярами для ружей и стями, между-тмъ какъ вина и състные припасы, огромные ящики съ сигарами были присланы Боксалемъ и уже отправлены на яхту. Гью и Арчи должны были выхать изъ Лондона въ этотъ день съ пятичасовымъ поздомъ и ночевать на яхт. Джэкъ Стюартъ былъ уже тамъ и помогалъ провести яхту вокругъ Брайтлингси.

Въ это утро Арчи пилъ утренній чай въ своёмъ клуб съ Будлемъ, и посл этого, проведя промежуточные часы въ билліардной, завтракалъ съ нимъ на прощанье. Было что-то грустное въ этомъ послднемъ дн между друзьями, отчасти отъ неудачи надеждъ Арчи относительно лэди Онгаръ, а отчасти отъ той дурной славы, которою пользовались яхта Джэка Стюарта и ея экипажъ.

— Сколько лтъ у него эта яхта и не разъ доводила его до бды, сказалъ Будль.— Онъ похожъ на одного моего знакомаго, который охотится десять лтъ, а еще ни разу не могъ заставить свою лошадь перепрыгнуть черезъ заборъ. Онъ разбилъ себ вс кости и до-сихъ-поръ не смыслитъ въ охот ничего. Онъ мчится всегда за другимъ охотникомъ, пока съ нимъ не случится бда, а всё-таки охоты не бросаетъ. Нкоторые люди никогда не поймутъ, что они могутъ сдлать и чего не могутъ.

Въ отвтъ на это Арчи напомнилъ своему другу, что въ настоящемъ случа Джэкъ Стюартъ будетъ имть превосходнаго руководителя. Вдь онъ, Арчи Клэверингъ, будетъ лоцманомъ Джэка Стюарта и его яхты. Но тмъ не мене Будль былъ печаленъ и продолжалъ разсказывать исторію о несчастномъ человк, который продолжаетъ ломать себ кости, хотя не иметъ никакой способности для спортмэнства.

— Его когда-нибудь принесутъ домой на носилкахъ, сказалъ Будль.

— Что жъ это за бда! смло сказалъ Арчи, думая о себ и о предсказываемой опасности.— Человкъ можетъ умереть только одинъ разъ.

— Я это называю искушать Провидніе, сказалъ Будль.

Но разговоръ боле шолъ о лэди Онгаръ и о шпіонк. Только въ этотъ день Будль узналъ, что Арчи предлагалъ свою руку и получилъ отказъ, и капитана Клэверинга удивила сила сочувствія друга.

— Чертовски непріятная вещь, очень непріятная! сказалъ Будль.

Арчи, не желавшій, чтобъ его считали особенно несчастнымъ, не соглашался смотрть на это съ такой точки зрнія, но Будль настаивалъ.

— Это меня подрзало бы, сказалъ онъ.— Я это знаю, а хуже всего то, что можетъ-быть ты не продолжалъ бы безъ меня. Я думалъ устроить къ лучшему, старый дружище, право думалъ, я необыкновенно дурно играю сегодня, по дло въ томъ, что думаю объ этихъ женщинахъ.

Будль игралъ на билліард по маленькой и это было право вжливо съ его стороны. Но онъ всё продолжалъ говорить о шпіонк, какъ-будто въ воспоминаніи объ этой дам что-то непреодолимо привлекало его. Онъ всегда хвалился, что въ свиданіи съ нею онъ одержалъ побду, и теперь не прекратилъ своё хвастовство, но всё говорилъ о ней и о ея способностяхъ со страхомъ, который совершенно раскрылъ бы глаза человку боле смышлёному въ этихъ вещахъ, чмъ Арчи Клэверингъ. Онъ такъ былъ занятъ этимъ предметомъ, что выслалъ маркёра изъ комнаты чтобы могъ разсуждать объ этомъ съ большей свободой и прямо объяснить свои воззрнія относительно судьбы своего друга.

— Ей-богу, она удивительная женщина. Знаешь ли, что я не могу не думать о ней по ночамъ? Она не даётъ мн спать — честное слово, не даётъ.

— Я не могу сказать, чтобъ она не давала мн спать, но мн хотлось бы воротить назадъ мои семьдесятъ фунтовъ.

— Знаешь ли, на твоёмъ мст, я не сталъ бы жалть о нихъ. Когда подумаешь, что она просто взяла у тебя деньги изъ кармана, честное слово, это прелесть какъ хорошо! Она вынула бы и изъ моего, не будь я такъ чертовски хитёръ.

— Она себ на ум, это ужъ такъ!

— Вотъ что желалъ бы я знать: сказала она лэди Онгаръ или нтъ, что она должна была сдлать, то-есть насчотъ тебя? Я думаю, что наврно нтъ.

— И взяла мои деньги даромъ.

— Потому что ты не много далъ.

— Но это виноватъ ты. Я далъ, сколько ты мн веллъ.

— Нтъ, Клэвви, если ты вспомнишь. Но дло въ томъ, я не полагаю, чтобъ ты могъ дать ей сколько нужно. Я не сталъ бы удивляться, еслибъ такая женщина потребовала тысячи, право, не сталъ бы. Я никогда не забуду, какъ она обругала меня и моихъ родныхъ. Мн кажется, она должна была имть какую-нибудь особую причину не любить Варвикширъ, она говорила о нёмъ такія ужасныя вещи.

— Почему она узнала, что ты изъ Варвикшира?

— Она это узнала. Знаешь, что я думаю о ней?

— Что такое?

— Я не упоминалъ объ этомъ прежде, потому что не имю привычки много говорить о такихъ вещахъ. Я ихъ не понимаю и лучше оставить ихъ безъ вниманія.

— Но что ты хочешь сказать?

Будль принялъ очень торжественный видъ.

— Я думаю, что она медіумъ, или медіа, какъ это тамъ называется.

— Какъ! изъ этихъ спиритовъ, которые постукиваютъ?

Волосы Арчи стали дыбомъ, когда онъ сдлалъ этотъ вопросъ.

— Теперь они не стучатъ, то-есть самые лучшіе изъ нихъ. Эта старая манера теперь брошена.

— Но что же, ты думаешь, она сдлала?

— Какъ она знала, что деньги у тебя въ жилет? Какъ она узнала, что я изъ Варвикшира? Потомъ она такъ ходила по комнат, какъ-будто можетъ подняться вверхъ тотчасъ, какъ захочетъ. Потомъ ея брань и всё остальное — она такъ не похожа на другихъ женщинъ, знаешь.

— Но какъ ты думаешь, могла она заставить Джулію возненавидть меня?

— А! этого я сказать не могу. Теперь столько развелось разныхъ разностей, что ршительно ничего нельзя понять. Но вотъ въ чомъ я не сомнваюсь: еслибъ её связать верёвками, я нисколько не сомнваюсь, что она освободится.

Арчи былъ поражонъ ужасомъ и молча продолжалъ играть на билліард, но потомъ собрался съ мужествомъ и сдлалъ вопросъ:

— Какъ ты думаешь, откуда они этому научаются, Будль?

— Вотъ въ этомъ-то и вопросъ.

— Ты думаешь, что… отъ дьявола? шепнулъ Арчи, очень тихо.

— Ну, да! я полагаю, это вроятне всего.

— Видишь, однако, вдь большого вреда не длаютъ они. А деньги мои она получила бы всячески, потому что я имлъ намреніе отдать ихъ ей.

— Есть люди, которые думаютъ, сказалъ Будль:— что спириты не происходятъ ни откуда, а вчно носятся въ воздух.

— И тогда одинъ человкъ ихъ поймаетъ, а другой нтъ? спросилъ Арчи.

— Мн сказали, что это зависитъ отъ того, что медіумы пьютъ и дятъ, сказалъ Будль:— и какого сорта ихъ разумъ. Это должны быть умнйшіе люди, иначе спириты къ нимъ не сойдутъ.

— Но ты никогда не слыхалъ, чтобы щоголь былъ спиритъ. Почему также спиритъ не нисходитъ до перваго министра или тому подобныхъ людей? Только подумай, какъ это имъ помогло бы.

— Если они происходятъ отъ дьявола, замтилъ Будль:— онъ не допуститъ ихъ приносить пользу.

— Я много о нихъ слышалъ, сказалъ Арчи:— и мн кажется, что спириты всегда бдные люди и являются неизвстно откуда. Эта шпіонка женщина умная, какъ мн кажется.

— Въ этомъ нтъ никакого сомннія, сказалъ восхищонный Будль.

— Но ты не можешь сказать, чтобъ она была женщина порядочная. Будь я спиритъ, я не пошолъ бы къ женщин, на которой надты такіе грязные чулки.

— Это вздоръ, Клэвви. Что спириту за нужда, какіе на женщин чулки?

— Но зачмъ они никогда не нисходятъ на умныхъ людей, вотъ что я желаю знать.

Смло сдлавъ этотъ вопросъ, онъ сильно ударилъ свой шаръ, и три разныхъ шара исчезли въ разныхъ лузахъ.

— Я этому не врю, продолжалъ Арчи.— Дьяволъ не можетъ этого длать, а то пришолъ бы конецъ всему, а что касается спиритовъ, носящихся въ воздух, почему теперь должны быть эти спириты, а двадцать-четыре года назадъ ихъ не было?

— Это всё очень хорошо, старый дружище, сказалъ Будль:— но у насъ съ тобой не хватитъ разума, чтобъ всё это понять.

Тутъ этотъ предметъ прекратился, и Будль воротился опять къ опасностямъ яхты Джэка Стюарта.

Посл завтрака, который служилъ Арчи раннимъ обдомъ, Будль долженъ-былъ оставить своего друга, но Арчи настоялъ, чтобъ его товарищъ-капитанъ отправился съ нимъ на Беркелейскій сквэръ и остался съ нимъ до-тхъ-поръ, какъ онъ сядетъ въ кэбъ. Будль замтилъ, что сэръ Гью будетъ тамъ и что сэръ Гью не всегда расположенъ дружелюбно принимать товарища брата въ своёмъ дом, но Арчи объяснилъ, что въ этомъ случа бояться нечего: онъ детъ вмст съ братомъ и въ этой поздк есть что-то весёлое, что заставитъ сэра Гью лишиться своей грубости.

— И кром того, сказалъ Арчи: — такъ какъ ты придёшь проводить меня туда, онъ будетъ знать, что ты пришолъ не для того, чтобъ остаться.

Убждённый этимъ, Будль согласился пойти на Беркелейскій сквэръ.

Сэръ Гью провёлъ большую часть дня дома, занимаясь ружьями и удочками и ихъ различными принадлежностями. Онъ также пилъ утренній чай въ своёмъ клуб, а завтракъ приказалъ приготовить для себя дома. Онъ устроился такъ, чтобъ ухать изъ Беркелейскаго сквэра въ четыре часа, и приказалъ подать себ ягнятину ровно въ три. Онъ довольно поздно сошолъ внизъ, и было уже десять минутъ четвёртаго, когда онъ веллъ поставить на столъ завтракъ, говоря, что придётъ въ гостиную къ этому времени. Онъ очень заботился о своей ягнятин и чтобъ спаржа была горяча, онъ также заботился и о бутылк лафита, которая сопровождала эти състные припасы и которая слишкомъ была хороша для того, чтобъ её раздлить съ братомъ Арчи. Но когда онъ поспшно сходилъ съ лстницы къ двери гостиной, будучи увренъ, что, повинуясь его приказаніямъ, завтракъ уже поданъ, его встртилъ слуга, который съ разстроеннымъ лицомъ и торопливымъ голосомъ сказалъ, что его въ передней ждётъ дама.

— Чортъ её побери! сказалъ сэръ Гью.

— Она только что пришла, сэръ Гью, и говоритъ, что особенно желаетъ видть васъ.

— За коимъ чортомъ ты её впустилъ?

— Она вошла, когда дверь была открыта, сэръ Гью, и я никакъ не могъ не пустить её. Это, кажется, женщина не простая, сэръ Гью, и мн казалось неловко оставить её за дверьми.

— Какъ ея имя? спросилъ сэръ Гью.

— Какое-то иностранное, сэръ Гью. Она сказала, что не задержитъ васъ и пяти минутъ.

Ягнятина, спаржа и лафитъ были въ столовой, а дорога шла черезъ переднюю, куда ворвалась иностранка. Сэръ Гью сдлалъ такой разсчотъ, какой позволяли ему минуты, и ршилъ, что онъ встртится съ врагомъ и пройдётъ къ своему пиршеству черезъ его распростертое тло. Онъ быстро прошолъ въ переднюю и тамъ его встртила Софи Горделу, которая, пробираясь между футлярами и чемоданами, схватила баронета за руку прежде чмъ онъ могъ приблизиться къ двери столовой.

— Сэръ У, сказала она:— я такъ рада, что поймала васъ. Вы узжаете и я должна сказать вамъ то, что вы должны выслушать, да, для васъ хорошо, что я поймала васъ, сэръ У.

Сэръ Гью имлъ такой видъ, какъ-будто вовсе не раздлялъ этого чувства, и сказавъ, что онъ очень торопится, просилъ позволенія идти завтракать. Потомъ онъ прибавилъ, что, насколько служитъ ему память, онъ не иметъ чести знать даму, обращавшуюся къ нему.

— Ступайте завтракать, сказала Софи: — а я разскажу вамъ всё, пока вы будете сть. Не обращайте вниманія на меня. Вы будете сть и пить, а я буду говорить. Я мадамъ Горделу, Софи Горделу. А! вы узнали теперь моё имя. Да. Это я. Графъ Патеровъ мой братъ. Вы знаете графа Патерова. Онъ зналъ лорда Онгара и я знала лорда Онгара. Мы знаемъ лэди Онгаръ. А, вы понимаете теперь, что я могу многое вамъ сказать. Хорошо, что вы не ухали, не повидавшись со мною. Э, да! Вы будете сть и пить, не послать ли вамъ этого человка въ кухню?

Сэръ Гью былъ удивлёнъ до такой степени, что не зналъ, какъ ему поступить. Онъ конечно слышалъ о мадамъ Горделу, хотя никогда не видалъ её. Нсколько лтъ ея имя было знакомо ему въ Лондон, а когда лэди Онгаръ воротилась вдовой, по его мннію, самая худшая вина ея состояла въ томъ, что эта женщина была ея другомъ. При обыкновенныхъ обстоятельствахъ онъ просто приказалъ бы своему слуг выгнать её на улицу и послать за полиціей, еслибы къ этому встртилось затрудненіе. Но очень можетъ быть, что эта женщина могла сказать что-нибудь о лэди Онгаръ, что для его цлей нужно было слышать. Въ настоящую минуту онъ былъ не очень хорошо расположонъ къ своей своячениц и готовъ былъ выслушать о ней дурное. Онъ прошолъ въ столовую и просилъ мадамъ Горделу слдовать за нимъ. Потомъ онъ затворилъ дверь и, ставъ спиною къ камину, такъ чтобъ не имть необходимости просить её садиться, объявилъ себя готовымъ выслушать всё, что гостья его можетъ сказать.

— Но вы будете обдать, сэръ У? Не обращайте на меня вниманія. На меня никто не обращаетъ вниманія.

— Я подожду, пока вы сдлаете мн честь оставить меня.

— А, да, вы англичане такъ холодны и церемонны. Но лордъ Онгаръ не таковъ былъ со мною. Я такъ хорошо знала лорда Онгара.

— Лордъ Онгаръ былъ счастливе меня.

— Бдный человкъ самъ убилъ себя. Да. Это всё надлала бутылка коньяка. И другія бутылки, еще хуже коньяка. Это всёравно, онъ теперь умеръ, а вдова его получила деньги. Она счастливая женщина. Сэръ У, я сяду на это кресло.

Сэръ Гью сдлалъ движеніе рукою, не смя запретить ей сдлать то, что она хотла.

— А вы, сэръ У, разв не сядете?

— Я буду продолжать стоять, если вы позволите мн.

— Очень хорошо, вы сдлаете какъ вамъ больше нравится. Такъ какъ я сюда пришла пшкомъ и уйду назадъ пшкомъ, я сяду.

— А теперь, если вы имете сказать что-нибудь, мадамъ Горделу, продолжалъ сэръ Гью, смотря на серебряныя крышки, покрывавшія ягнятину и спаржу, и смотря также на часы: — можетъ-быть, вы будете такъ добры и скажете это.

— Имю ли я сказать что-нибудь? Да, сэръ У, я имю кое-что сказать. Какая жалость, что вы не хотите ссть за обдъ!

— Я не сяду, пока вы не оставите меня. Итакъ, если вамъ угодно начать…

— Я начну. Можетъ-быть, вы не знаете, что лордъ Онгаръ умеръ на этихъ рукахъ?

Говоря это, Софи протянула свои костлявыя руки и стала въ позу, въ которой удобне всего держать голову умирающаго на своей груди. Сэръ Гью, думая про себя, что лордъ Онгаръ едвали могъ получить большое облегченіе въ своей участи отъ этого обстоятельства, объявилъ, что онъ не слыхалъ объ этомъ прежде.

— Да, вы не слыхали. Она ничего не сказала своимъ здшнимъ друзьямъ. Онъ умеръ за границей, а она воротилась сюда со всми своими деньгами, но такъ какъ она ничего не говоритъ, то должна сказать я.

— Но мн ршительно всё-равно, какъ онъ умеръ, мадамъ Горделу. Для меня это не значитъ ровно ничего.

— Нтъ, сэръ У. Ваша жена сестра лэди Онгаръ. Не такъ ли? Лэди Онгаръ жила у васъ до замужства. Не такъ ли? И вашъ братъ и вашъ кузенъ, оба желаютъ жениться на ней и получить вс ея деньги. Не такъ ли? Братъ вашъ обращался ко мн, чтобъ я помогла ему, и присылалъ маленькаго человка изъ Варвикшира. Не такъ ли?

— За коимъ чортомъ мн нужно всё это знать? сказалъ сэръ Гью, который не совсмъ понялъ разсказъ.

— Я объясню вамъ, сэръ У, за коимъ чортомъ вамъ нужно это знать, только я желала бы, чтобъ вы кушали эти вкусныя вещи на стол. Эта лэди Онгаръ обращается со мною очень дурно. Она и съ братомъ моимъ также дурно обращается. Братъ мой — графъ Патеровъ. Мы были принуждены сдлать для нея такія издержки! Это почти разорило насъ. Я пріхала въ Лондонъ собственно для нея. Для нея же я похала на этотъ проклятый островъ — какъ вы его называете?— гд она оскорбила меня. О! всё время моё пропало. Вашъ братъ, вашъ кузенъ и маленькій человчекъ изъ Варвикшира — вс были въ моёмъ дом.

— Но кчему мн знать всё это? закричалъ сэръ Гью.

— Для васъ это много значитъ! также громко закричала мадамъ Горделу.— Вы видите, я знаю всё, всё. Я имю бумаги.

— Какое мн дло до вашихъ бумагъ? Послушайте, мадамъ Горделу, вамъ лучше уйти.

— Нтъ еще, сэръ У, нтъ еще. Вы узжаете въ Норвегію, я это знаю, и я буду разорена прежде чмъ вы воротитесь.

— Послушайте, мадамъ, вы не намрены ли получить деньги отъ меня?

— Я намрена получить должное, сэръ У. Помните, я знаю всё, всё. О, какія вещи! Еслибъ он вс сдлались извстны — въ газетахъ, понимаете?— эта дама въ Болтонской улиц завтра же лишилась бы своихъ денегъ. Да. У маленькаго лорда есть дяди, да! А желала бы я знать, сколько они мн дадутъ? Они мн не скажутъ, чтобъ я ушла.

Можетъ-быть, Софи была права, судя о характер сэра Гью по его брату Арчи, но всё-таки она сдлала большую ошибку. Едвали нашолся бы въ Лондон человкъ, мене способный согласоваться съ ея видами, какъ сэръ Гью Клэверингъ. Не только онъ слишкомъ любилъ свои деньги, чтобъ отдавать ихъ, не зная зачмъ, но вовсе не былъ подверженъ той слабости, посредствомъ которой нкоторые мушины поддаются подобнымъ требованіямъ. Еслибы онъ поврилъ ея разсказу и еслибъ лэди Онгаръ была дйствительно дорога ему, онъ никогда не захотлъ бы имть дло съ такой женщиной, какъ мадамъ Горделу, иначе какъ черезъ полицію.

— Мадамъ Горделу, сказалъ онъ: — если вы немедленно не уйдёте, я долженъ буду выгнать васъ изъ дома.

Онъ тотчасъ послалъ бы за констэблемъ, еслибы не боялся, что этимъ замедлитъ свой отъздъ.

— Какъ! сказала Софи, храбрость которой не уступала его храбрости.— Меня выгнать изъ дома! Кто сметъ дотронуться до меня?

— Мой слуга, а если и это не поможетъ, то полиція. Ну, ступайте же!

Онъ сдлалъ къ ней шагъ, какъ-будто имлъ намреніе выгнать её силою.

— Ну, вы здсь, я вижу васъ, что-жъ дале? сказала Софи.— Эхъ вы съ вашимъ ‘уйдите же!’ Я могу разсказать вамъ такія вещи, которыя вамъ нужно знать, а вы говорите: уйдите! Если я уйду, то уйду съ какой-нибудь цлью. Я не часто ухожу безъ ничего, когда мн говорятъ: уйдите.

Сэръ Гью сильно позвонилъ въ колокольчикъ.

— Я не боюсь ни вашихъ колокольчиковъ, ни вашихъ слугъ, ни вашихъ полисмэновъ. Я сказала вамъ, что ваша сестра много мн должна, а вы говорите: уйдите! Я уйду.

Слуга вошолъ въ комнату и сэръ Гью сердитымъ голосомъ приказалъ ему отворить парадную дверь.

— Да, отворяйте шире, сказала Софи.— Сэръ Гью, я ухожу, и вы услышите, что изъ этого выйдетъ.

— Я долженъ принять это за угрозу? спросилъ онъ.

— Совсмъ не за угрозу, отвчала она: — а только за общаніе. Ваша бдная жена — тамъ съ маргаритками — я знаю всё, и она также услышитъ. Вотъ еще общаніе. И братъ вашъ капитанъ… А! вотъ и онъ, и маленькій человчекъ изъ Варвикшира.

Она встала со стула и пошла къ двери съ намреніемъ уйти, но когда выходила въ переднюю, она встртила Арчи и Будля. Сэръ Гью, который ршительно не понималъ, кого она называла ‘человчкомъ изъ Варвикшира’, пошолъ за ней въ переднюю, и еще боле разсердился, увидавъ, что его братъ привёлъ своего пріятеля въ домъ весьма некстати. Гнвъ на его лиц такъ ясно выражался, что Будль его примтилъ и пожелалъ уйти. Присутствіе шпіонки также не было пріятно доблестному капитану. Неужели эта удивительная женщина была вездсуща, такъ что онъ скоро могъ встртить её опять посл того, что онъ говорилъ о ней утромъ?

— Какъ вы поживаете, господа? сказала Софи: — здсь такъ много чемодановъ, что мн съ моимъ кринолиномъ мста нтъ.

Тутъ она пожала руку прежде Арчи, потомъ Будлю, и спросила послдняго, почему онъ еще не ухалъ въ Варвикширъ. Арчи почти въ смертельномъ страх взглянулъ на своего брата. Не узналъ ли его братъ исторію о семидесяти фунтахъ? Сэръ Гью пришолъ къ крайнему недоумнію, узнавъ, что эта женщина знала обоихъ этихъ людей, но всё не выпуская изъ вида своего завтрака, онъ прежде всего хотлъ освободиться отъ Софи и отъ Будля.

— Это мой пріятель Будль, капитанъ Будль, сказалъ Арчи, стараясь смло встртить этотъ кризисъ: — онъ пришолъ меня проводить.

— Очень дружелюбно съ его стороны, сказалъ сэръ Гью.— Пропустите эту даму. Я хочу выпроводить её изъ дома, если могу. Твой другъ, кажется, её знаетъ, можетъ-быть, онъ будетъ такъ добръ, что возьмётъ её подъ-руку?

— Кто? я? сказалъ Будль.— Нтъ, я почти её не знаю. Я встртился съ нею только одинъ разъ случайнымъ образомъ.

— Мы съ капитаномъ Будлемъ очень хорошіе друзья, сказала Софи:— онъ приходилъ ко мн и держалъ себя очень хорошо, только не былъ такъ проворенъ, какъ вашъ братъ, сэръ У…

Аэчи задрожалъ. Онъ задрожалъ еще больше, когда братъ его, повернувшись, спросилъ, знаетъ ли онъ эту женщину.

— Да, онъ знаетъ очень хорошо эту женщину, сказала Софи.— Зачмъ вы больше не приходите ко мн? Вы прислали вашего маленькаго друга, но вы мн больше нравитесь. Приходите опять, когда вы воротитесь, и всё будетъ въ порядк.

Но она всё не уходила. Она сла на ружейный футляръ, который лежалъ на чемодан, и повидимому, была какъ дома.. Время быстро проходило, и если сэръ Гью хотлъ завтракать, то долженъ былъ сдлать это тотчасъ.

— Выведи её изъ передней на улицу, сказалъ онъ Арчи:— а если она не послушается, то пошли за полиціей. Она пришла сюда, чтобъ выпытать у меня деньги угрозами, и еслибъ мы имли время, я тотчасъ отправилъ бы её въ тюрьму.

Тутъ сэръ Гью вышелъ въ столовую и заперъ дверь.

— Въ тюрьму! презрительно сказала Софи.— Я знаю, кто скоре меня попадётъ въ тюрьму. Разв онъ государственный министръ, что можетъ засадить меня въ тюрьму? Въ тюрьму, какъ бы не такъ!

— Но въ-самомъ-дл, мадамъ Горделу, вамъ лучше уйти, сказалъ Арчи:— право, лучше уйти.

— И вы также велите мн уйти? А разв я велла вамъ уйти, когда вы пришли ко мн? Разв я не сказала вамъ: садитесь? Разв я не была вжлива? Разв я посылала васъ въ полицію? Или говорила вамъ о тюрьм? Нтъ! Это только англичане длаютъ такія вещи, только англичане.

Арчи почувствовалъ, что обязанъ объяснить, что онъ приходилъ къ ней при обстоятельствахъ совершенно другого рода, что онъ принёсъ деньги, а не требовалъ ихъ — словомъ, приходилъ къ ней по ея собственному ремеслу. Онъ началъ-было это объясненіе, но такъ какъ тутъ былъ слуга и братъ могъ выйти изъ столовой, и также какъ ему было извстно, что едвали можетъ разсказать эту исторію съ большою выгодою для себя, онъ остановился и жалобно посмотрлъ на Будля, умоляя его увести эту даму.

— Можетъ-быть, ты не прочь проводить её до Монтской улицы? сказалъ Арчи.

— Кто? я? спросилъ Будль, встрепенувшись.

— Вдь это только за угломъ, представлялъ Арчи.

— Да, капитанъ Будль, мы пойдёмъ, сказала Софи.— Это дурной домъ, и вашъ сэръ У., мн совсмъ не нравится. Въ тюрьму, какже бы не такъ! Говорю вамъ, что онъ скоро, очень скоро самъ попадётъ въ тюрьму, въ дьявольскую тюрьму.

Будль также задрожалъ, когда услыхалъ это проклятіе, и подумалъ опять о репутаціи Джэка Стюарта и его яхты.

— Пожалуйста, пойди съ ней, уговаривалъ Арчи.

— Но вдь я пришолъ проводить тебя.

— Нужды нтъ, сказалъ Арчи.— На него теперь нашло, знаешь. Господь съ тобой, старый дружище, прощай! Я напишу теб, какая рыба намъ попадётся, а ты мн напиши, что Тёрриперъ сдлаетъ для Берфордшира. Прощайте, мадамъ Горделу, прощайте!

Нечего было длать, Будль надлъ шляпу и приготовился идти въ Монтскую улицу подъ-руку съ шпіонкой — съ шпіонкой, о занятіяхъ которой, кром ея дипломатической профессіи, онъ имлъ такое сильное подозрніе. Онъ готовъ былъ разсердиться на своего друга, но обстоятельства разлуки не допускали никакихъ выраженій гнва.

— Прощай, Клэвви, сказалъ онъ.— Да, я напишу, то-есть, если будетъ о чомъ писать.

— Приходите ко мн, когда воротитесь, сказала Софи.

— Разумется, приду, отвчалъ Арчи.

— И мы всё для васъ устроимъ. Когда мущины такъ много должны выиграть, они не должны такъ легко принимать отказъ. Приходите съ вашей перчаткой, и мы посмотримъ.

Софи ушла, опираясь на руку капитана Будля, а Арчи стоялъ въ дверяхъ и смотрлъ, пока они не скрылись изъ вида за угломъ сквэра. Наконецъ онъ не видалъ ихъ боле и воротился къ брату.

А такъ какъ мы боле не увидимъ Будля — или почти не увидимъ — мы теперь вжливо простимся съ нимъ. Эта пара приходилась подъ стать, хотя женщина, можетъ-быть, отличилась большей хитростью, которую, безъ сомннія, придавала ей опытность боле продолжительной жизни. Будль, идя по сквэру съ прекрасной ношей на своей рук, нкоторымъ образомъ гордился своимъ положеніемъ, хотя не прочь былъ бы избавиться отъ этого, еслибъ избавленіе было возможно. Шпіонка была замчательнымъ феноменомъ, и идти по Беркелейскому сквэру подъ руку съ такой женщиной могло впослдствіи сдлаться такимъ событіемъ, о которомъ пришлось бы вспоминать съ удовольствіемъ. Пока онъ немного съ нею говорилъ и не всё понималъ, что она говорила ему. Наконецъ онъ подошолъ къ двери, которую помнилъ хорошо, и тутъ остановился. Онъ не избавился даже и теперь. Черезъ нсколько времени дверь отворилась и прохожіе могли видть, какъ капитанъ Будль медленными и нершительными шагами вошолъ въ узкій корридоръ впереди этой дамы. Софи слдовала за нимъ и заперла за собою дверь. Въ этой исторіи не можетъ быть извстно, что случилось въ этомъ свиданіи. Простимся съ Будлемъ и пожелаемъ ему счастливаго спасенія.

— Какъ ты познакомился съ этой женщиной? спросилъ Гью, какъ только Арчи вошолъ въ столовую.

— Она была пріятельницей Джуліи, сказалъ Арчи.

— Ты не давалъ ей денегъ?

— О, нтъ!

Немедленно посл этого они сли въ кэбъ, вещи были навалены наверхъ — и на время мы и съ ними также простимся.

Глава XL.
ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, КАКЪ МИСТРИССЪ БРТОНЪ ВЕЛА ВОЙНУ.

— Флоренсъ, я была въ Болтонской улиц и видла лэди Онгаръ.

Это были первыя слова, которыя Цецилія Бёртонъ сказала своей золовк, когда нашла Флоренсъ въ гостиной по возвращеніи своёмъ отъ графини. Флоренсъ еще сидла передъ письменной шкатулкой и письмо въ конверт, адресованномъ мистриссъ Клэверингъ, но еще не запечатанномъ, лежало подъ пропускной бумагой. Флоренсъ, никогда не воображавшая, что Цецилія ршится на это, была изумлена услышаннымъ извстіемъ. Разумется, ея первымъ усиліемъ было узнать по тону сестры и по ея лицу, каковъ былъ результатъ этого свиданія, но она не могла узнать ничего ни изъ того, ни изъ другого. На лиц мистриссъ Бёртонъ не сіяла радость, на нёмъ не было и отчаянія. Голосъ ея былъ серьёзенъ и почти торжественъ, вотъ и всё.

— Ты её видла? спросила Флоренсъ, вставая со стула.

— Да, дружокъ. Можетъ-быть, я поступила дурно. Я знаю, что Теодоръ скажетъ это. Но я думаю, что лучше узнать правду прежде, чмъ ты напишешь къ мистриссъ Клэверингъ.

— Въ чомъ же состоитъ правда? Но, можетъ-быть, ты не узнала её.

— Я думаю, я узнала всё, что она могла мн сказать. Она была очень откровенна.

— Ну, въ чомъ же состоитъ правда? Не думай, моя дорогая, что я не могу ея перенести. Я теперь не надюсь ни на что. Я только хочу это ршить, чтобы мн остаться въ поко.

Мистриссъ Бёртонъ взяла огорчонную двушку въ свои объятія и нжно её приласкала.

— Мой ангелъ сказала она:— для насъ не легко остаться въ поко. Ты не можешь еще остаться въ поко.

— Могу. Я буду покойна, когда узнаю, что это ршено. Я не желаю мшать его счастью. Вотъ моё письмо къ его матери, а теперь я ворочусь въ Страттонъ.

— Нтъ еще, дружокъ, нтъ еще, сказала мистриссъ Бёртонъ, взявъ письмо изъ ея рукъ, но не вынимая его изъ конверта.— Ты должна услышать то, что я узнала сегодня.

— Она сказала, что любитъ его?

— Ахъ, да! она его любитъ. Мы не должны въ этомъ сомнваться.

— А онъ, что она говоритъ о нёмъ?

— Она говоритъ то, что ты также должна сказать, Флоренсъ, хотя это тяжело. Должно быть такъ, какъ ршитъ онъ.

— Нтъ, сказала Флоренсъ, вырываясь изъ рукъ сестры, которая еще обнимала её.— Нтъ, не должно быть такъ, какъ онъ ршитъ. Я не хочу покориться ему. Я никогда не увижу его боле, никогда! Сказать, что я его не люблю, было бы неправдой, но я никогда не увижу его боле.

— Постой, душечка, постой. Что, если въ этомъ виноватъ не онъ?

— Виноватъ не онъ, что обратился къ ней, когда мы… мы… мы — онъ и я были помолвлены!

— Разумется, тутъ была отчасти его вина, но, Фло, душечка, выслушай меня, ты знаешь, что я не стану просить тебя сдлать что-нибудь, что неприлично женщин.

— Я знаю, что ты отдашь за меня кровь твоего сердца, но теперь ничто не можетъ помочь. Не гляди на меня такими грустными глазами, Чисси, это не убьётъ меня. Только сомнніе убиваетъ насъ.

— Я не стану смотрть на тебя грустными глазами, но ты выслушай меня. Она сама не знаетъ, какое онъ иметъ намреніе.

— А я знаю, и знаю намреніе моё. Прочти моё письмо, Чисси. Въ нёмъ нтъ ни одного гнвнаго слова. Я никогда не произнесу упрёка. Онъ прежде её зналъ. Если онъ любилъ её всё время, жаль, что онъ не могъ оставаться постояненъ въ своей любви, даже хотя она измнила ему.

— Но ты не хочешь выслушать меня, Фло. На сколько я могла узнать правду, и какъ я сама твёрдо врю, когда онъ навстилъ её по возвращеніи въ Англію, онъ не имлъ никакого другого намренія, какъ навстить стараго друга.

— Какого друга, Чисси?

— Онъ не имлъ тогда и въ мысляхъ быть теб неврнымъ. Но когда онъ увидалъ её, прежняя короткость воротилась. Это было естественно, потомъ онъ былъ ослплёнъ ея красотой.

— Разв она такъ хороша?

— Она очень хороша.

— Пусть его возвращается къ ней, сказала Флоренсъ, вырвавшись изъ объятій сестры и начиная ходить по комнат быстрыми, почти гнвными шагами.— Пусть она возьмётъ его. Чисси, это надо кончить. Я не унижусь до того, чтобы выпрашивать его любовь. Если она такова, какъ ты говоришь, и если красота значитъ для него всё, какую надежду можетъ имть такая женщина, какъ я?

— Я не говорила, что красота значитъ для него всё.

— Разумется, значитъ. Мн слдовало знать, что это такъ будетъ съ такимъ человкомъ, какъ онъ. Притомъ, она богата, страшно богата! Какое право имю я думать о нёмъ?

— Флоренсъ, ты несправедлива. Ты даже не подозрваешь, что ея деньги значатъ для него что-нибудь.

— Для меня это всё-равно. Я полагаю, что женщина, которая такъ хороша собой, иметъ право на всё. Я знаю, что я дурна и… вперёдъ… не буду думать, больше…

Когда бдная Флоренсъ дошла до этого, она не могла продолжать. Мистриссъ Бёртонъ, воспользовавшись этимъ, продолжала, Стараясь, не совсмъ безуспшно, принять спокойный тонъ безстрастнаго разсудка:

— Я сказала прежде, что онъ былъ ослплёнъ…

— Ослплёнъ! О!

— Но даже тогда у него не было въ мысляхъ быть теб неврнымъ.

— Да, онъ былъ невренъ, не имя этого въ мысляхъ. Это хуже.

— Флоренсъ, ты зла и ршилась быть несправедливой. Я должна просить, чтобы ты выслушала меня до конца, такъ чтобы могла сама судить, какъ теб слдуетъ поступить.

Это мистриссъ Бёртонъ сказала съ видомъ большого самовластія, потомъ продолжала голосомъ нсколько мене суровымъ:

— Онъ не думалъ сдлать теб вредъ, когда навщалъ её, но чувство прежней любви воротилось къ нему, когда онъ находился въ ея обществ, и его положеніе затруднило его прежде чмъ онъ понялъ свою опасность. Разумется, онъ могъ выказать больше твёрдости.

Тутъ Флоренсъ сдлала движеніе сильнаго нетерпнія, хотя не говорила ничего.

— Я не стану защищать его, но думаю, ты должна согласиться, что онъ подвергался сильному искушенію. Разумется, я не могу сказать, что происходило между ними, но могу понять, какъ легко могъ онъ воротиться къ прежнимъ сценамъ, какъ ествественно желала она возобновленія любви, которой имла низость измнить. Однако, она не считаетъ себя помолвленной съ нимъ, въ этомъ ты можешь быть уврена. Можетъ-быть, она просила у него такого общанія, а онъ не ршился дать. Если такъ, то легко можно понять, почему онъ не бывалъ у насъ и не писалъ къ теб.

— Что же ты желаешь, чтобы а сдлала?

— Онъ теперь боленъ. Подожди, пока онъ выздороветъ. Онъ былъ бы уже здсь, еслибъ ему не помшала болзнь. Подожди, пока онъ прідетъ.

— Я не могу этого сдлать, Чисси. Ждать я должна, но не могу ждать, не предложивъ ему черезъ его мать свободу, которой онъ такъ желаетъ, какъ я имю столько причинъ знать.

— Мы не знаемъ, что онъ этого желаетъ. Мы не знаемъ, что мать его даже не подозрваетъ его вину передъ тобой. Теперь, когда онъ тамъ, дома, далёко отъ Болтонской улицы…

— Я не хочу полагаться на подобное вліяніе, Чисси. Если онъ не могъ провести утро съ нею въ ея дом и оставить её съ чувствомъ, что онъ предпочитаетъ меня ей и всему свту, я скоре останусь такъ, какъ я есть, чмъ приму его руку. Онъ не долженъ жениться на мн изъ состраданія или изъ чувства долга. Мы знаемъ старую исторію, какъ дьяволъ хотлъ сдлаться монахомъ, когда занемогъ. Я не приму раскаянія, сдланнаго на болзненномъ лож, не хочу думать, что обязана моимъ мужемъ вліянію его матери надъ нимъ, когда онъ былъ боленъ.

— Ты заставишь меня думать, Фло, что ты мене врна ему, чмъ онъ теб.

— Можетъ-быть. Пустъ онъ попробуетъ, какое счастье принесётъ ему ея врность. А я чувствую, что мой долгъ оставаться врной самой себ. Я не унижусь до того, чтобы потакать моему сердцу на счотъ женской гордости.

— О, Флоренсъ! я терпть не могу слова гордость.

— Ты не стала бы ненавидть, еслибъ была на моёмъ мст.

— Теб нечего стыдиться любви къ нему.

— Разв я стыдилась любить его? сказала Флоренсъ, опять вставая со стула:— я не скрывала мою любовь. Съ той минуты, когда я узнала, что мн пріятно считать его будущимъ мужемъ, я всегда говорила съ гордостью о моей любви. Я сознавалась въ ней такъ открыто, какъ ты въ своей любви къ Теодору, я и теперь сознаюсь въ ней и никогда не буду отпираться. Стыдиться, что я любила его! Нтъ. Но мн было бы очень стыдно, еслибъ я унизилась до такой степени, чтобы выпрашивать его любовь, когда узнала, что онъ отдалъ её другой женщин.

Тутъ она стала ходитъ взадъ и вперёдъ по комнат торопливыми шагами, не смотря на свою невстку, глаза которой были теперь наполнены слезами.

— Полно, Чисси, сказала она потомъ: — кончимъ это. Прочти моё письмо, если хочешь, хотя право его не стоитъ читать, а потомъ дай мн отослать на почту.

Мистриссъ Бёртонъ развернула письмо и прочла его очень медленно. Оно было сурово и почти безчувственно по спокойствію выбранныхъ словъ, но въ этихъ словахъ мысль объ ея брак съ Гарри Клеверингомъ была совершено оставлена.

‘Я знаю’, писала она: ‘что вашъ сынъ боле привязанъ къ другой женщин, чмъ ко мн, и при подобныхъ обстоятельствахъ, и для его счастья и для моего, намъ необходимо разстаться. Любезная мистриссъ Клэверингъ, могу я васъ просить растолковать ему, что мы съ нимъ никогда не должны вспоминать о прошломъ? Если онъ возвратитъ мн мои письма — если они у него сохранены — и маленькіе подарки, которые я длала ему, всё будетъ сдлано и сказано, что слдуетъ. Онъ получитъ въ маленькомъ пакет его письма и подарки, которые онъ сдлалъ мн.’ Въ этомъ слышался какой-то ршительный тонъ, какъ о дл совершенно оконченномъ, какъ о приговор, не допускавшемъ никакой аппеляціи, что вовсе не входило въ виды мистриссъ Бёртонъ. Письмо такое же приличное со стороны Флоренсъ могло быть написано, думала она, но оно должно было оставить возможность къ примиренію. Но Флоренсъ твёрдо ршилась, и письмо было послано.

Участіе, которое мистриссъ Бёртонъ принимала въ этомъ разговор, удивило даже самоё её. Она очень сердилась на Гарри Клэверинга, такъ сердилась, какъ только позволяла ея натура, а между-тмъ она заступалась за него со всмъ своимъ краснорчіемъ, заходила такъ далёко въ своей защит, что объявляла даже, что онъ безукоризненъ. И въ-самомъ-дл, она была готова оправдать его совершенно, если только его можно будетъ воротить опять къ стаду. Ея гнвъ противъ него былъ бы очень горячъ, еслибъ онъ не воротился, но всё будетъ боле чмъ прощено, если только, онъ воротится и исполнитъ свою обязанность съ любящей и терпливой врностью. Ея желаніемъ было не столько, чтобы оказана была справедливость, сколько то, чтобы Флоренсъ получила чего желала, а не ея соперница. Сообразно аргументамъ ея женской логики, Гарри Клэверингъ будетъ или совсмъ правъ, или совсмъ виноватъ, сообразно тому, какъ онъ поступитъ. Она желала успха, и если успетъ, готова была простить всё. Даже теперь она не хотла отказаться отъ борьбы, хотя соглашалась, что письмо Флоренсъ мистриссъ Клэверингъ длало состязаніе трудне прежняго. Можетъ-быть, мистриссъ Клэверингъ будетъ такъ добра, такъ справедлива, такъ умна, чтобы догадаться, что такое письмо отъ такой двушки и написанное при такихъ обстоятельствахъ не должно значить ничего. Многія матери желали бы видть своихъ сыновей женатыми на богатыхъ, но можетъ-быть мистриссъ Клэверингъ не такая мать.

Между-тмъ ей предстояла страшная необходимость объяснить мужу шагъ, который она сдлала безъ его вдома и исторію котораго она должна была ему разсказать, или она не будетъ спокойна, прежде чмъ сядетъ за обдъ.

— Теодоръ, сказала она, пробираясь изъ своей спальной въ его уборную, между-тмъ какъ онъ мылъ руки:— ты не долженъ на меня сердиться, но я сдлала кое-что сегодня.

— А почему я не долженъ на тебя сердиться?

— Ты знаешь, что я хочу сказать. Ты не долженъ сердиться особенно на это, потому что я этого не желаю.

— Противъ этого нечего говорить, сказалъ онъ.

Для нея было очевидно, что онъ находится въ хорошемъ расположеніи духа, а это было большое счастье. Онъ не такъ утомился отъ работы, какъ съ нимъ часто бывало, и былъ готовъ шутить.

— Какъ ты думаешь, что я сдлала? сказала она.— Я ходила въ Болтонскую улицу и видла лэди Онгаръ.

— Нтъ!

— Право, Теодоръ, видла.

Бёртонъ крпко тёръ себ лицо толстымъ полотенцемъ въ ту минуту, когда ему было сообщено это извстіе, и такъ сильно былъ имъ изумлёнъ, что остановился въ своёмъ движеніи и смотрлъ на жену черезъ полотенце, которое держалъ въ своихъ рукахъ.

— Съ какой стати ты это вздумала? сказалъ онъ.

— Я думала, что это будетъ лучше. Я думала, что могу выслушать правду, и выслушала. Я не могла перенести, чтобы Флоренсъ была принесена въ жертву, когда можно было сдлать что-нибудь.

— Зачмъ ты мн не сказала, что ты уходишь?

— Ну, дружокъ, я думала, это лучше не говорить. Разумется, мн слдовало сказать, но я думала, что такъ будетъ лучше.

— Ты думала, что еслибъ ты мн сказала, я попросилъ бы тебя не ходить.

— Именно.

— И ты ршилась поступить по-своему?

— Не думаю, Теодоръ, чтобы я любила такъ поступать по своему, какъ любятъ нкоторыя женщины. Кажется, я всегда думаю, что твое мнніе лучше моего, то-есть во многомъ.

— Что же сказала теб лэди Онгаръ?

Онъ теперь положивъ полотенце, слъ на кресло и смотрлъ въ лицо жене.

— Разсказывать всё, что она сказала, были бы предлинная исторія.

— Была она вжлива къ теб?

— Она не была невжлива. Она красивая, гордая женщина, говоритъ прямо что думаетъ и любитъ поступать по-своему, когда это возможно, я думала, что лично ко мн она желала быть вжливой.

— Какое же у ней теперь намреніе?

— Ея намреніе довольно ясно. Она хочетъ выйти за Гарри Клэверинга, если можетъ. Она такъ сказала. Она не скрывала своихъ желаній.

— Когда такъ, Чисси, пусть она выходитъ за него, и не будемъ боле безпокоиться объ этомъ.

— Но Флоренсъ, Тёодоръ? Подумай о Флоренсъ.

— Я думаю о ней и думаю, что Гарри Клэверингъ ея не стоитъ. Она похожа на путешественника, который попался къ разбойникамъ. Она ранена, но не смертельно. Ты будь доброй самаритянкой, но масло, которое ты нальешь въ ея рану, не должно быть возобновлённой надеждой относительно этого недостойнаго человка. Пусть лэди Онгаръ возьмётъ его, сколько я вижу, они годятся другъ для друга.

Тогда она прилежно повторила вс аргументы, какіе употребила съ Флоренсъ, извиняла поведеніе Гарри, объясняла обстоятельства его неврности почти такъ, какъ эти обстоятельства дйствительно случились.

— Мн кажется, ты слишкомъ къ нему жестокъ, сказала она.

— Нельзя быть слишкомъ жестокимъ къ вроломству, отвчалъ онъ.

— Да, пока оно существуетъ. Но ты не захочешь вчно сердиться на человка за то, что онъ разъ былъ вроломенъ. Но мы еще не знаемъ, вроломенъ ли онъ.

— Не знаемъ? Но это всё-равно, мы пойдёмъ теперь обдать. Флоренсъ знаетъ о твоёмъ посщеніи?

Прежде чмъ она позволила ему выдти изъ комнаты, она объяснила, что случилось между нею и Флоренсъ, и разсказала о письм, которое было написано къ мистриссъ Клэверингъ.

— Она права, сказалъ онъ.— Этотъ способъ выпутаться изъ затрудненія самый лучшій, который остался ей.

Но всё-таки мистриссъ Бёртонъ ршилась не сдаваться. Когда Теодоръ вошолъ въ гостиную, онъ подошолъ къ сестр и поцаловалъ её. Такой знакъ нжности и любви былъ съ нимъ необыкновененъ! потому что онъ быль изъ тхъ людей, которые обыкновенно не бываютъ сообщительны въ своей привязанности. Въ настоящую минуту онъ не сказалъ о томъ, что происходило въ его мысляхъ, не сказала и она. Она просто приподняла лицо, чтобы побаловать его въ губы, и пожала его руку.. Какіе еще знаки нжности нужны были между ними? Потомъ они пошли обдать и обдъ ихъ прошолъ почти молча. Почти каждую минуту глаза Цециліи обращались на ея золовку. Внимательный наблюдатель, еслибъ онъ былъ тутъ, могъ бы видть это, но пока они оставались внизу, между ними не случилось ничего другого, что могло бы показать, что у нихъ не всё хорошо, но весь обдъ братъ нё сказалъ бы ни слова о предмет, который былъ такъ близокъ къ сердцу, еслибы Флоренсъ не начала. Когда они сидли за чаемъ и когда Цецилія уже ршилась не предпринимать никакихъ боле разсужденій въ этотъ вечеръ, Флоренсъ вдругъ сказала:

— Теодоръ, я много думала и мн кажется, что мн лучше хать домой въ Страттонъ завтра.

— О, нтъ! съ жаромъ сказала Цецилія.

— Я думаю, что такъ было бы лучше, продолжала Флоренсъ — Можетъ-быть, сознаваться въ этомъ показываетъ большую слабость, но я несчастлива и, какъ раненая птица, чувствую, что мн лучше спрятаться.

Цецилія въ одно мгновеніе была у ея ногъ.

— Дорогая Фло, сказала она:— разв это также не твой домъ, какъ Страттонъ?

— Да, когда я могу быть счастлива. Т, у кого легко на сердц, могутъ имть много домовъ, но не т, у кого на сердц тяжело. Я думаю, что мн лучше ухать.

— Длай, какъ хочешь, сказалъ ей братъ: — въ подобномъ случа я не буду уговаривать тебя. Я только желалъ бы, чтобъ мы могли успокоить тебя.

— Вы успокоите меня. Если вы думаете, что я поступаю справедливо, это успокоило бы меня боле всего. Полное и немедленное спокойствіе нельзя имть, когда грустишь.

— Конечно, сказалъ братъ:— горесть не слдуетъ скоро подавлять. Я всегда думалъ, что т, которые недоступны горести, должны быть также недоступны и для счастья. Если у тебя есть чувства, способныя къ одному, ты должна имть ихъ также способными и къ другому.

— Подожди по-крайней-мр, пока ты получишь отвтъ отъ мистриссъ Клэверингъ, сказала Цецилія.

— Я не знаю, зачмъ ей мн отвчать.

— О, да! она должна отвчать теб. Если она соглашается на то, что ты сказала…

— Она не можетъ не согласиться.

— Когда такъ, она должна отвчать теб. Ты просила её прислать теб кое-что, и мн кажется, ты должна во всякомъ случа ожидать этого здсь. Замть, я не думаю, что ея отвтъ будетъ такого рода, но это ясно, что ты должна его дождаться, каковъ бы онъ ни былъ.

Флоренсъ, съ содйствіемъ мннія брата, соглашалась остаться въ Лондон на нсколько дней, ожидая отвта отъ мистриссъ Клэверингъ, и посл этого никакихъ разсужденій не было объ ея непріятностяхъ.

Глава XLI.
ОВЦА ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВЪ СТАДО.

Гарри Клэверингъ сказалъ торжественныя слова своей матери во время своей болзни, которыя и онъ и она считали общаніемъ, что Флоренсъ не будетъ имъ брошена. Посл этого общанія ничего не было боле сказано между ними объ этомъ предмет нсколько дней. Мистриссъ Клэверингъ была довольна, что общаніе было дано, а Гарри, въ слабости, послдовавшей за его болзнью, радъ былъ предлогу, который давала ему болзнь, чтобы отложить всякое дйствіе въ этомъ дл. Но лихорадка прошла и онъ сидлъ въ комнат своей матери, когда письмо Флоренсъ пришло въ пасторатъ и вмст съ письмомъ пакетъ, который она сама такъ старательно уложила. Наканун этого дня между ректоромъ и его женой было сказано нсколько словъ, которыя объяснятъ чувства обоихъ въ этомъ дл.

— Слышала ты, сказалъ онъ голосомъ едва громче шопота, хотя въ комнат не было третьяго лица:— что Гарри опять думаетъ жениться на Джуліи?

— Онъ не думаетъ объ этомъ, сказала мистриссъ Клэверингъ: т, которые говорятъ это, обижаютъ его.

— Это было бы очень хорошо для него въ денежномъ отношеніи.

— Но онъ помолвленъ, и Флоренсъ Бёртонъ была здсь принята, какъ его будущая жена. Я не могла бы перенести мысли, чтобъ это могло быть. Во всякомъ случа это неправда.

— Я только говорю то, что слышалъ, сказалъ ректоръ, тихо вздыхая, отчасти изъ повиновенія къ выговору, подразумвшемуся въ словахъ жены, а отчасти при мысли, что такая выгодная партія не достанется его сыну. Ректоръ началъ сознавать, что Гарри едвали сдлаетъ состояніе въ выбранной имъ профессіи и что богатый бракъ былъ бы лёгкимъ способомъ выйти изъ затрудненія. Но онъ зналъ, что въ такихъ длахъ его жена была самовластна и могущественна, и у него недоставало мужества, чтобъ заступаться за дло, которое было благоразумно, но неблагородно.

Когда мистриссъ Клэверингъ получила письмо и пакетъ на слдующее утро, Гарри Клэверингъ еще лежалъ въ постели. Съ восхитительнымъ преимуществомъ выздоравливающаго больного, онъ получилъ позволеніе вставать только тогда, какъ вставанье становилось пріятне, чмъ лежать въ постели, и Это время не наступало обыкновенно до одиннадцати часовъ, а почтальонъ приходилъ въ Клэверингъ въ девять часовъ. Письмо, какъ намъ извстно, было адресовано къ самой мистриссъ Клэверингъ, также какъ и обёртка пакета, но самый пакетъ была адресованъ чоткимъ почеркомъ Фанни къ Гарри Клэверингу.

— Какой большой пакетъ пришолъ по почт, мама, сказала Фанни.

— Да, душечка, это должно быть что-нибудь особенное.

— Это должно-быть отъ какого-нибудь купца? сказалъ ректоръ,

— Нтъ, это не отъ купца, отвчала мистриссъ Клэверингъ.

Но она не сказала ничего боле, и мужъ и дочь оба примтили, что она не желаетъ дальнйшихъ разспросовъ. Фанни, по обыкновенію, отнесла къ брату завтракъ, а мистриссъ Клэверингъ не ходила къ нему до-тхъ-поръ, пока онъ не кончилъ завтракать и приборъ не былъ убранъ. Для нея было необходимо обдумать письмо Флоренсъ въ своей комнат, прежде чмъ говорить о нёмъ съ сыномъ. Что заключалось въ пакет, она знала хорошо, даже прежде чмъ прочла письмо до конца, и мн врядъ ли нужно говорить, что это сокровище было священно въ ея рукахъ. Когда она кончила читать письмо, на глазахъ ея навернулись слёзы — кроткія слёзы, она поняла всё и могла извдать силу и слабость каждаго слова, написаннаго Флоренсъ. Но она была такая женщина — именно такая женщина — какую Цецилія Бёртонъ представляла себ. Мистриссъ Клэверингъ была настолько добра, настолько правдива, настолько умна, чтобъ понять, что любовь Гарри къ Флоренсъ слдовало поддерживать, а страсть къ лэди Онгаръ преодолть. Ни въ какое время не гордилась бы она тмъ, что ея сынъ разбогатлъ состояніемъ жены, но она стыдилась бы за него вполн, еслибъ онъ ршился воспользоваться богатствомъ при подобныхъ обстоятельствахъ.

Но ея слёзы были не горестныя. Милая Флоренсъ! она теперь страдала горько. Этотъ самый день будетъ для нея днёмъ мучительнымъ. Безъ сомннія, много мучительныхъ дней провели они въ прошедшій мсяцъ. Мистриссъ Клэверингъ не сомнвалась, что это письмо было правдиво въ каждомъ слов. Мистриссъ Клэверингъ была также уврена, что Флоренсъ имла дйствительно намреніе прекратить всё между нею и Гарри. Но это не должно прекращаться и мучительные дни скоро должны кончиться. Сынъ общалъ ей, а её онъ не обманывалъ никогда. Она поняла также, какимъ образомъ эти опасности настигли его, и не строго судила сына — ея милаго сына, который былъ къ ней такъ добръ. Можетъ-быть, онъ былъ не такъ прилеженъ къ труду, какъ ему слдовалъ быть, и что поэтому свадьбу еще придётся отложить, но Флоренсъ это проститъ, а онъ общалъ, что не броситъ Флоренсъ.

Потомъ она взяла въ руки пакетъ и разсмотрла всё, что лежало въ нёмъ. Какъ всё это когда-то было драгоцнно, и вроятно, драгоцнно было и теперь, хотя отсылалось такимъ образомъ! И она думала о минутахъ — или скоре часахъ — которые были проведены въ укладываніи этого пакета. Она хорошо понимала, какъ женщина будетъ мшкать надъ такой горестью, дотрогиваться безпрестанно до этихъ вещей, читать отрывки изъ писемъ, на которыя она уже запретила себ глядть, до-тхъ-поръ, пока каждое слово было взвшено, взлеляно и опять брошено. Она знала, какъ горьки были слёзы, капавшія на нихъ, и какъ старательно были стёрты эти капли. Каждая складка въ бумаг двухъ конвертовъ говорила о мучительной заботливости съ какою была сдлана эта работа. Ахъ! этотъ свёртокъ долженъ тотчасъ быть возвращонъ назадъ съ словами любви, которыя прекратятъ всякое страданіе. Отославшая эти письма должна опять получить свои письма и будетъ дотрогиваться до своихъ сокровищъ пальцами, которымъ доставитъ удовольствіе это прикосновеніе. Она опять будетъ читать слова своего любовника съ восторгомъ. Мистриссъ Клэверингъ понимала это всё, какъ-будто она сама была двушка, имвшая жениха.

Гарри началъ думать, что настало время, когда встать будетъ пріятне, чмъ лежать въ постели, когда его мать постучалась въ дверь и вошла въ комнату.

— А я только что собирался вставать, матушка, сказалъ онъ, дойдя уже до той степени выздоровленія, когда лнтяю начинаетъ становиться стыдно.

— Но я прежде хочу говорить съ тобой, дружокъ, сказала мистриссъ Клэверингъ.— Я получила пакетъ, который должна передать теб.

Гарри протянулъ руку, и взявъ пакетъ, тотчасъ узналъ почеркъ на адрес.

— Ты знаешь, отъ кого это, Гарри?

— О, да, матушка!

— И знаешь, что въ нёмъ лежитъ?

Гарри, всё держа пакетъ, посмотрлъ на него, но ничего не говорилъ.

— А я знаю, сказала мать:— потому что она написала ко мн. Хочешь взглянуть на ея письмо ко мн?

Опять Гарри протянулъ руку, но мать не сейчасъ отдала ему письмо.

— Прежде всего, дружокъ, будемъ знать, что мы понимаемъ другъ друга. Эта милая двушка — для меня она невыразимо мила — будетъ твоей женой?

— Да, матушка, будетъ.

— Вотъ это говоритъ мой сынъ! Гарри, я никогда въ теб не сомнвалась, никогда не сомнвалась, что ты поступишь какъ слдуетъ наконецъ. Теперь посмотри ея письмо. Но ты долженъ помнить, что она иметъ причину быть несчастной.

— Я буду помнить.

— Еслибъ ты не былъ боленъ, разумется, всё поправилось бы давно.

Въ справедливости этого увренія читатель, вроятно, будетъ сомнваться. Она подала ему письмо и сла на его постель, пока онъ читалъ. Сначала онъ былъ изумлёнъ и почти пришолъ въ негодованіе отъ твёрдости словъ двушки. Она отказывалась отъ него, какъ-будто это было дло ршоное, и не выражала ни малйшаго сожалнія. Въ ея словахъ не было мягкой женской жалобы, но въ нихъ было что-то такое, заставившее его безсознательно желать воротить предметъ, который онъ почти оттолкнулъ отъ себя. Эти слова наполнили его сомнніемъ, удастся ли ему еще, и это самое сомнніе сильно увеличило его желаніе. Когда онъ читалъ письмо во второй разъ, Джулія сдлалась уже мене прекрасна въ его воображеніи, а очарованіе характера Флоренсъ сдлалось сильне.

— Ну, дружокъ? спросила его мать, когда увидала, что онъ во второй разъ кончилъ читать письмо.

Онъ самъ не зналъ, какъ ему выразить даже матери вс свои чувства, стыдъ, который онъ чувствовалъ, а вмст съ тмъ и негодованіе, что его такъ отвергаютъ. О своей любви также онъ боялся говорить. Ему хотлось дать требуемое увреніе, но посл этого онъ предпочолъ бы остаться одинъ. Но его мать не могла оставить его, не условившись съ нимъ о томъ, какъ они будутъ поступать.

— Вы напишите къ ней, матушка, или написать мн?

— Конечно, я напишу съ ныншней же почтой. Я не промедлю ни часа, чтобы уврить её въ твоей неизмнной любви.

— Я могъ бы похать въ Лондонъ завтра, матушка.

— Нтъ, не завтра, Гарри. Это было бы сумасбродно. Позжай въ понедльникъ.

— А вы напишите сегодня?

— Конечно.

— Я также напишу строчку, только одну строчку.

— А пакетъ?

— Я еще не раскрывалъ его.

— Ты знаешь, что въ нёмъ заключается. Пошли его тотчасъ назадъ, Гарри, тотчасъ. Если я понимаю ея чувства, она не будетъ счастлива, пока но станетъ опять держать его въ своихъ рукахъ. Мы пошлёмъ Джима отдать его на почту.

Когда это было ршено, мистриссъ Клэверингъ занялась своими домашними длами, думая между-тмъ о любящихъ словахъ, какими она постарается возвратить счастье Флоренсъ Бёртрнъ.

Гарри, оставшись одинъ, медленно развернулъ пакетъ. Онъ не могъ устоять отъ искушенія сдлать это и взглянуть опять на вещи, которыя Флоренсъ прислала ему назадъ. Его не оставляла мысль — можетъ-быть, надежда — что съ этими вещами будетъ лежать какая-нибудь коротенькая записка, нсколько словъ къ нему. Если онъ имлъ эту надежду, онъ обманулся въ ожиданіи. Тутъ были его собственныя письма, вс съ запахомъ лаванды изъ шкатулки, въ которой они сохранялись, тутъ былъ богатый браслетъ, подарённый нсколько церемонно, и дешевая брошка, которую онъ бросилъ ей въ шутку, а она поклялась, что будетъ цнить её больше всего, потому что можетъ носить ее каждый день. Былъ и рейсфедеръ, который онъ надлъ на ея часовую цпочку, между-тмъ какъ ея пальцы касались его пальцевъ, лаская его за его любовь, между-тмъ какъ слова выговаривали ему за его неловкость. Онъ вспомнилъ это всё, когда эти вещи лежали на его постели. Онъ прочёлъ каждое слово въ своихъ письмахъ.

— Какого дурака длаетъ изъ себя мущина! сказалъ онъ себ наконецъ съ весёлымъ смхомъ въ сердц.

Но говоря это, онъ былъ совершенно готовъ опять сдлать изъ себя дурака точно такимъ же образомъ, еслибы только ему не мшало затрудненіе начать опять. Будь для него возможно написать сызнова въ прежнемъ дух, не упоминая о своёмъ поведеніи впродолженіе послдняго мсяца, онъ началъ бы опять своё дурачество, не кончая одваться.

— Ты развёртывалъ пакетъ? спросила его мать за часъ до того, какъ слдовало послать Джэма на почту.

— Да, я думалъ, что лучше развернуть его,

— И ты опять завернулъ?

— Нтъ еще, матушка.

— Положи это туда, дружокъ.

Мать подала ему маленькую вещицу, мозаиковый купидонъ, осыпанный маленькими брилліантами. Онъ вспомнилъ, что она носила эту ферроньерку съ тхъ самыхъ поръ, какъ онъ сталъ примчать вещи, какія она носила.

— Не отъ меня, замть. Я дарю это теб. Поручи мн уложить.

Мистриссъ Клэверингъ опять сдлала свёртокъ и прибавила къ нему вещицу, которую принесла съ собой. Гарри наконецъ написалъ нсколько словъ.

‘Милйшая, милйшая Флоренсъ, меня не пускаютъ, а то я сейчасъ пріхалъ бы къ вамъ. Матушка писала къ вамъ, и хотя я не видалъ ея письма, я знаю, что въ нёмъ заключается. Право, право вы можете поврить всему. Не могу ли я отважиться возвратить вамъ пакетъ? Я возвращаю его вамъ и умоляю оставить его у себя. Я думаю, что буду въ Лондон въ понедльникъ и пойду въ Онслоу-Крешентъ немедленно. Вашъ Г. К.’

Потомъ былъ нацарапалъ постскриптумъ, который былъ лучше всего другого, лучше его письма, лучше письма его матери, лучше возвращеннаго пакета:

‘Я никого не люблю больше насъ и никогда не любилъ.’

Эти слова, вполн ли справедливыя, или только отчасти, были по-крайней-мр кстати, и были приняты Цециліей Бертонъ, когда она услыхала ихъ, какъ признаніе въ врности, требовавшее немедленнаго и полнаго прощенія.

Непріятности, призвавшія Гарри въ Клэверингъ, я съ сожалніемъ долженъ сказать, остались почти въ полной сил теперь, когда его продолжительное посщеніе почти приходило къ концу. Конечно, Соль согласился оставить своё мсто и уже отыскивалъ подобную должность въ другомъ приход. А посл его свиданія съ отцомъ Фанни онъ ни разу не входилъ въ пасторатъ и по говорилъ съ Фанни. Она общала, что подобныхъ разговоровъ не будетъ, и дйствительно нечего было бояться опасности такого рода. Что Соль могъ длать, онъ длалъ открыто, даже смло. Но хотя эта безопасность существовала, всё-таки вещи касавшіяся Фанни были очень непріятны. Когда Соль началъ за нею ухаживать, она соглашалась съ своими родными, что подобный любовникъ смшонъ. Въ ней также, какъ и въ другихъ, было чувство, что о бдномъ Сол слдуетъ жалть. Потомъ она начала смотрть на его предложеніе какъ на дло очень важное, хотя не признавалась матери, что отвчаетъ ему взаимностью, но говорила объ его предложеніи такъ, какъ-будто противъ этого не было другого препятствія, кром недостатка денегъ. Теперь же она имла такой печальный видъ, какъ-будто была жертвою истинной любви, какъ-будто она не могла вынести своей страсти къ Солю и терпливо ждала, пока смерть освободитъ её отъ жестокости ея родителей. Она никогда не жаловалась. Такія жертвы не жалуются никогда. Но она была печальна и несчастна, а когда мать разспрашивала её, стараясь узнать, какъ сильно въ дйствительности могло быть это чувство, Фанни просто давала покорное общаніе, что она никогда боле не будетъ произносить имя Соля.

Соль между-тмъ съ угрюмой энергіей исполнялъ свои приходскія обязанности, поправляя промахи ректора, не говоря ни слова. Онъ былъ бы радъ говорить вс проповди и служить вс обдни, еслибъ его допустили. Онъ постоянно бывалъ въ школахъ, даже гораздо боле, чмъ навщалъ бдныхъ. Онъ былъ очень вжливъ къ Клэверингу, когда необходимость ихъ положенія сводила ихъ вмст. За всё это Клэверингъ ненавидлъ его — несправедливо, потому что человку, находившемуся въ положеніи Соля, невозможно вести себя совершенно такъ, какъ прежде, и гораздо лучше, чтобы онъ сдлался боле энергиченъ въ своей обязанности, чмъ мене. Легко понять, что вс эти вещи много мшали счастью семейства, жившаго въ пасторат.

Насталъ понедльникъ, и Гарри Клэверингъ, теперь выздороввшій и очень интересный отъ послдствій своей болзни, похалъ въ Лондонъ. Въ пасторатъ не приходило больше писемъ изъ Онслоу-Крешентъ и не могло быть по случаю воскресенья. Гарри началъ свою поздку, общая себ счастье, но становился тревожне по мр приближенія позда къ Лондону. Онъ поступилъ дурно и зналъ, что прежде всего долженъ въ этомъ сознаться. Для мущинъ подобная необходимость всегда прискорбна. Женщинамъ очень часто это нравится. Сознаніе и покорность естественны для женской души. Но мущина, который можетъ сознаться, что онъ поступилъ не такъ безъ угрызеній, который можетъ признаться въ этомъ другому мущин или даже женщин — обыкновенно жалкое существо. Гарри долженъ былъ теперь сдлать такое признаніе и началъ тревожиться. Ему предстояла еще другая обязанность кром той, которую онъ долженъ исполнить въ этотъ вечеръ, обязанность, трудность которой не смягчится ничмъ. Онъ долженъ признаться не только Флоренсъ — гд, вроятно, его признаніе получитъ награду — но онъ долженъ признаться также Джуліи. Это второе признаніе будетъ для него дйствительно тяжело. Это однако будетъ отложено до завтра. Въ этотъ вечеръ онъ общалъ похать прямо въ Онслоу-Крешентъ. И онъ сдлалъ это такъ скоро, какъ только было возможно посл прізда на квартиру. Былъ седьмой часъ, когда онъ пріхалъ въ Лондонъ, и не было еще восьми, когда онъ съ трепещущимъ сердцемъ постучался въ дверь мистера Бёртона.

Я долженъ попросить читателя воротиться со мною нсколько назадъ для того, чтобы мы могли видть, какимъ образомъ письма изъ Клэверинга были приняты дамами въ Онслоу-Крешентъ. Въ этотъ день Бёртонъ долженъ былъ ухать изъ Лондона съ раннимъ поздомъ и его не было дома, когда пришолъ почтальонъ. Ничего не было сказано между Цециліей и Флоренсъ объ ихъ надеждахъ или опасеніяхъ относительно отвта изъ Клэверинга, ничего по-крайней-мр посл того разговора, въ которомъ Флоренсъ согласилась остаться въ Лондон на нсколько дней, но каждая была очень растревожена насчотъ этого. Если какой-нибудь отвть придётъ изъ Клэверинга, то онъ будетъ получонъ въ это утро, и поэтому когда послышался знакомый стукъ, ни которая изъ нихъ не была способна вполн сохранить своё спокойствіе. Однако ничего не было сказано и ни которая не встала съ своего мста за завтракомъ. Вошла служанка съ кучей писемъ, которыя она еще разбирала, когда входила въ комнату. Было три письма къ Бёртону, два къ Цециліи и два къ Флоренсъ, кром пакета. Въ полученіи пакета требовалась росписка, и когда Флоренсъ увидала адресъ и узнала почеркъ, она едва могла подписать. Какъ только горничная ушла, Цецилія не могла дольше усидть на мст.

— Я знаю, что это изъ Клэверинга, сказала она, вставая со стула и обходя кругомъ стола.

Флоренсъ инстинктивно бросила пакетъ на колна и наклонившись закрыла руками письмо.

— О, Флоренсъ! посмотримъ ихъ, посмотримъ ихъ сейчасъ. Если мы должны быть счастливы, узнаемъ это.

Но Флоренсъ молчала, всё наклонившись надъ своими сокровищами и едва осмливаясь показать своё пылающее лицо. Даже теперь, можетъ-быть, она была брошена. Тогда Цецилія воротилась на своё мсто и просто посмотрла на сестру умоляющими глазами.

— Я думаю, что я пойду наверхъ, сказала Флоренсъ.

— Неужели ты боишься меня, Фло? съ упрёкомъ отвчала Цецилія.— Дай мн хоть взглянуть на нихъ.

Тогда Флоренсъ подала ихъ сестр.

— Могу я распечатать письмо отъ мистриссъ Клэверингъ? спросила Цецилія.

Флоренсъ кивнула головой. Печать была сорвана и въ одно, мгновеніе об женщины плакали въ объятіяхъ другъ друга.

— Я была совершенно въ этомъ уврена, сказала Цецилія сквозь слёзы:— уврена вполн. Я ни на минуту не сомнвалась въ этомъ. Какъ ты могла говорить объ отъзд въ Страттонъ?

Наконецъ Флоренсъ отошла къ окну и постепенно собралась съ мужествомъ, чтобы распечатать письмо своего жениха. Не сейчасъ показала она постскриптумъ Цециліи и не сейчасъ раскрыла пакетъ. Эту послднюю церемонію исполнила она въ уединеніи въ своей комнат. Но прежде чмъ кончился этотъ день, постскриптумъ и прибавочная вещица были показаны.

— Я помню её хорошо, сказала Флоренсъ:— она была на мистриссъ Клэверингъ, когда мы обдали у лэди Клэверингъ.

Мистриссъ Бёртонъ видла во всёмъ этомъ кроткое убжденіе, употреблённое матерью, но объ этомъ она не сказала ничего. Для нея было довольно, что Гарри воротился и раскаялся.

Опять Бёртонъ былъ въ отсутствіи, когда Гарри Клэверингъ постучался въ дверь. Но на этотъ разъ онъ нарочно не былъ дома для успокоенія Гарри.

— Онъ не захочетъ видть меня сегодня вечеромъ, сказалъ онъ:— право вамъ всмъ будетъ гораздо лучше безъ меня.

Онъ ушолъ изъ дома и, не будучи членомъ клуба, весьма неудобно обдалъ въ трактир.

— Дома ли дамы? спросилъ Гарри, когда дверь отворили.

О, да! он дома. Нечего опасаться, чтобы ихъ нельзя было найти въ подобномъ случа. Служанка съ удовольствіемъ посмотрла на него и назвала его по имени, отвчая ему, какъ-будто также желала ему показать, что онъ опять вошолъ въ милость и къ ней, какъ къ ея госпож.

Онъ самъ не зналъ, что длаетъ, когда бжалъ по лстниц въ гостиную. Онъ боялся того, что будетъ, но всё-таки стремился къ своей судьб, какъ рекрутъ бросается на траншеи, гд можетъ-быть падётъ. Такъ и Гарри спшилъ, и прежде чмъ осмотрлся кругомъ комнаты, въ которую вошолъ, нашолъ свою судьбу въ Флоренсъ, бросившейся на его грудь.

Увы! увы! я боюсь, что справедливость была оскорблена въ пріём, который Гарри получилъ въ этотъ вечеръ. Я сказалъ, что онъ долженъ былъ признаться въ своихъ грхахъ, и столько, по-крайней-мр, можно было потребовать отъ него. Но онъ не признался ни въ какомъ проступк. Я сказалъ, что нкоторое униженіе должно сопровождать его въ этомъ первомъ движеніи посл его примиренія. Вмсто того, часы, проведённые имъ въ Онслоу-Крешентъ, были продолжительной оваціей. Его посадили на тронъ, какъ короля, возвратившагося посл завоеванія, и об эти женщины чуть не становились передъ нимъ на колна. Цецилія была съ нимъ почти также, какъ Флоренсъ, извиняя его болзнью въ своёмъ несправедливомъ сердц. На лиц его осталась болзненная блдность, лёгкая худоба въ рукахъ и блескъ въ глазахъ, которыё послужили ему въ пользу. Будь онъ совсмъ здоровъ, Цецилія, можетъ-быть, почувствовала бы, что не могла оправдать передъ собою особенную нжность своихъ словъ. Посл первой четверти часа онъ былъ необыкновенно счастливъ. Его неловкость прошла, и когда обвилъ рукою станъ Флоренсъ, онъ увидалъ, что маленькій рейсфедеръ опять вислъ на ея цпочк, а дешовая брошка опять пришпилена къ ея груди. Было бы очень мило, будь тутъ посторонній наблюдатель, видть, съ какимъ искусствомъ об женщины избгали слова или фразы, которыя могли бы быть непріятны ему. Можно бы подумать, что было бы невозможно избгнуть выговора. То самое обстоятельство, что онъ прощонъ, показывало, что онъ сдлалъ проступокъ, требовавшій прощенія. Но никакого намёка ни на какой проступокъ не было. Тактъ женщинъ превосходитъ искусство мущинъ, и такъ высокъ былъ тактъ этихъ женщинъ, что не было сказано ни одного слова, которое могло бы оскорбить слухъ Гарри. Онъ опять вернулся къ ихъ стаду и он радовались и выказывали свою радость. Онъ, забжавшій въ сторону, раскаялся, а он были чудно-нжны къ раскаявшейся овц.

Глава XLII.
ОБРАТНАЯ ОТДАЧА.

Гарри остался слишкомъ долго съ своей невстой, по-крайней-мр дольше, нежели разсчитывали, и потому встртилъ Теодора Бёртона, когда выходилъ. Эта встрча не могла произойти безъ огорченія и, можетъ-быть, для Гарри было хорошо, что онъ имлъ случай поскоре кончить съ этой встрчей. Но когда онъ увидлъ мистера Бёртона подъ яркимъ газовымъ свтомъ, онъ очень охотно убжалъ бы отъ него, еслибъ было возможно.

— Ну что, Гарри? сказалъ Бёртонъ, подавая руку раскаявшейся овц.

— Здоровы ли вы, Бёртонъ? сказалъ Гарри, стараясь говорить спокойнымъ голосомъ.

Потомъ, въ отвтъ на вопросъ о его здоровьи, онъ разсказалъ о своей болзни, говоря, что проклятая лихорадка очень его изнурила. Онъ не имлъ намренія обманывать, но говориль о лихорадк боле, чмъ нужно.

— Когда вы воротитесь въ контору? спросилъ Бёртонъ.

Надо вспомнить, что хотя братъ не могъ не принять въ своёмъ дом жениха сестры, онъ всё-таки думалъ, что эта помолвка не принесётъ счастья. Онъ не врилъ, чтобъ изъ Гарри вышелъ дловой человкъ, и почти радовался, что Форенсъ разошлась съ нимъ. И теперь это слышалось въ его голос, когда онъ спросилъ Гарри, когда онъ воротится въ контору.

— Теперь я еще не могу сказать, отвчалъ Гарри, всё ссылаясь на свою болзнь.— Вс были противъ того, чтобъ я такъ скоро халъ въ Лондонъ. И я не сдлалъ бы этого, еслибъ не… не желалъ такъ сильно видть Флоренсъ. Не знаю, Бёртонъ, долженъ ли я говорить съ вами объ этомъ.

— Я полагаю, вы всё сказали женщинамъ?

— О, да! Я думаю, что он совершенно меня поняли, и надюсь, что и я ихъ понимаю.

— Въ такомъ случа, я не знаю, зачмъ вамъ говорить со мною. Приходите въ Адельфи такъ скоро, какъ только для васъ возможно, вотъ и всё. Я никогда не думаю, чтобъ человкъ сдлался крпче посл болзни, продолжая лниться.

Затмъ Гарри ушолъ, чувствуя, что онъ легко справился съ этимъ свиданіемъ. Но отправляясь домой, онъ принуждёнъ былъ думать о томъ, какой шагъ долженъ сдлать теперь. Когда онъ видлъ лэди Онгаръ въ послдній разъ, онъ оставилъ её съ общаніемъ, что Флоренсъ будетъ оставлена для нея. До-сихъ-поръ она, вроятно, считаетъ это общаніе обязательнымъ. Онъ самъ считалъ его обязательнымъ, пока не очутился подъ вліяніемъ своей матери въ пасторат. Во время послднихъ недль въ Лондон онъ терплъ муку сомннія, но въ его колебаніяхъ маятник боле склонялся къ Болтонской улиц, чмъ къ Онслоу-Крешентъ. Теперь маятникъ совсмъ пересталъ качаться. Отнын Болтонская улица должна быть для него запрещоннымъ мстомъ, а овечій хлвъ въ Онслоу-Крешентъ долженъ быть для него домомъ, пока онъ самъ не заведётъ своего собственнаго хлва. Но пока ему еще предстояла обязанность сообщить своё окончательное ршеніе дам въ Болтонской улиц. Когда онъ шолъ домой, онъ ршилъ, что ему лучше сдлать это письменно, и онъ такъ желалъ сдлать это поскоре, что, воротившись въ свою квартиру, слъ и написалъ, прежде чмъ легъ въ постель. Это не легко написалось. Здсь, во всякомъ случа, онъ долженъ былъ сдлать эти признанія, о которыхъ я говорилъ прежде — признанія, которыя не такъ трудно сдлать перомъ и чернилами, чмъ словами, но которыя такимъ образомъ боле унизительны. Написанное слово способно жить вчно и живётъ очень часто къ смущенію его родителя. Мущина долженъ всегда сознаваться словесно, если возможно. Возможно ли это было для Гарри Клэверинга, остаётся подъ сомнніемъ. Можетъ-быть, въ личномъ свиданіи необходимое признаніе не было бы сказано достаточно. Думая, можетъ-быть, объ этомъ, онъ написалъ слдующее письмо:

‘Блумбёрійскій сквэръ, іюль 186…’

Число легко было написано, но какъ продолжать? Съ любовью или съ равнодушіемъ обратиться ему къ той, которую въ послднее свиданіе называлъ онъ своей дорогой Джуліей? Онъ вышелъ изъ этого затрудненія способомъ, свойственнымъ дамамъ и мущинамъ, находящимся въ подобномъ положеніи, и не назвалъ её никакимъ именемъ и никакимъ эпитетомъ. Число онъ оставилъ, а потомъ тотчасъ перешолъ къ предмету своего письма.

‘Я чувствую, что обязанъ тотчасъ разсказать вамъ мою исторію въ эти послднія недли. Я пріхалъ сегодня изъ Клэверинга и пробылъ всё время съ мистриссъ и миссъ Бёртонъ. Немедленно по возвращеніи отъ нихъ я слъ писать къ вамъ’.

Сказавъ это, Гарри вроятно почувствовалъ, что всё остальное будетъ лишнее. Эти строки скажутъ ей всё, что ей слдуетъ знать. Но вжливость требовала, чтобъ онъ сказалъ боле, и онъ продолжалъ своё признаніе.

‘Вы знаете, что я помолвилъ миссъ Бёртонъ вскор посл вашего замужства. Я чувствую, что долженъ былъ сказать вамъ это, когда мы встртились въ первый разъ, но еслибъ я это сдлалъ, то показалось бы, будто я это сдлалъ съ какой-нибудь особенной цлью. Не знаю, поймёте ли вы меня. Могу только надяться, что поймёте.’

Поймётъ? Разумется, она поймётъ всё. Для нея не требовалось никакихъ объясненій.

‘Я жалю теперь, зачмъ не упомянулъ объ этомъ. Это было бы лучше для обоихъ насъ. Я былъ бы избавленъ отъ большого огорченія, а вы, можетъ-быть, отъ нкотораго безпокойства.

‘Я былъ отозванъ въ Клэверингъ нсколько недль тому назадъ по одному семейному длу и тамъ занемогъ, такъ что долженъ былъ слечь въ постель, вмсто того, чтобъ воротиться въ Лондонъ. Еслибъ не это, я не оставилъ бы васъ такъ долго въ недоумніи — если только недоумніе было. Я самъ долженъ признаться, что я былъ очень слабъ — хуже чмъ слабъ, боюсь, подумаете вы. Не знаю, побудитъ ли васъ ваше прежнее вниманіе ко мн извинить меня, но я увренъ, что не могу представить никакихъ извиненій, которыя сами не представились бы вамъ безъ моихъ убжденій. Если вы захотите считать мёня бездушнымъ, или лучше сказать, если вы способны такъ думать обо мн, никакія мои слова, писанныя или сказанныя, не снимутъ этого впечатлнія съ вашей души.

‘Полагаю, что мн не нужно писать боле. Вы поймёте изъ того, что я вамъ сказалъ всё, что могъ бы сказать, еслибъ подробно упомянулъ о томъ, что происходило между нами. Теперь всё это кончено и мн остаётся только выразить надежду, чтобъ вы были счастливы. Кто знаетъ увидимся ли мы когда-нибудь? Но если увидимся, я надюсь, что мы встртимся не врагами. Богъ да благославитъ васъ и теперь и посл!

‘Гарри Клэверингъ.’

Когда письмо было кончено, Гарри сидлъ нсколько времени у открытаго окна, смотря на луну и думая о своей настоящей жизненной каррьер. Великія общанія его ранней молодости не сбылись. Его положеніе въ свт было довольно ничтожно, хотя его надежды были такъ высоки. Онъ былъ помолвленъ, но не имлъ достаточнаго дохода, который позволилъ бы ему жениться. Онъ чуть-чуть не женился на огромномъ богатств. Ахъ! тяжело было ему думать объ этомъ безъ сожалнія, но онъ старался такъ думать. Хотя онъ говорилъ себ, что для него было бы нехорошо зависть отъ денегъ, которыя доставилъ бы ему тотъ самый поступокъ, который сдлалъ ему вредъ, нарядиться въ перья, подобранныя отъ крыльевъ лорда Онгара — ему всё-таки тяжело было думать обо всёмъ, чего онъ лишился, и радоваться этому. Но онъ говорилъ себ, что онъ радуется этому, и старался радоваться, что не загрязнилъ свои руки богатствами, которыя никогда не принадлежали бы женщин, которую онъ любилъ, еслибы она не пріобрла ихъ, измнивъ ему. Рано на слдущее утро послалъ онъ своё письмо, а потомъ свъ въ кэбъ, похалъ въ Онслоу-Крешентъ. Овечій хлвъ былъ для него теперь очень пріятенъ, когда главнаго пастуха тамъ не было, и весьма естественно, что онъ хотлъ доставить себ это удовольствіе.

Въ этотъ вечеръ, когда онъ возвратился изъ клуба, онъ нашолъ записку отъ лэди Онгаръ. Она была очень коротка и кровь бросилась ему въ лицо: такъ было стыдно ему видть, какъ непринуждённо отвчала она ему. Онъ писалъ съ затрудненіемъ и написалъ неловко. Но въ ея словахъ не было ничего неловкаго.

‘Милый Гарри, мы теперь квиты. Я не знаю, зачмъ намъ встрчаться врагами. Я никогда не буду вашимъ врагомъ. Мн кажется, что намъ было бы хорошо увидться, и если вы не прочь видться со мною, я буду дома каждый вечеръ. Я всегда бываю дома по вечерамъ. Право, Гарри, нтъ никакой причины, почему бы намъ не видться. Вамъ нечего бояться никакой опасности.

‘Передайте мой поклонъ миссъ Флоренсъ Бёртонъ и скажите, что я желаю ей счастья. Вашу мистриссъ Бёртонъ я видла, какъ вы, можетъ-быть, слышали, и поздравляю васъ съ такимъ другомъ. Ваша навсегда

‘Д. О.’

Написать это письмо казалось довольно легко, и конечно въ нёмъ не было ничего неловкаго, но я думаю, что написавшая его страдала боле, когда писала, чмъ страдалъ Гарри, когда сочинялъ своё длинное посланіе. Но она умла скрыть своё страданіе и употребила тонъ не говорившій о ея ранахъ. Мы теперь квиты, сказала она, и повторяла эти слова безпрестанно самой себ, когда ходила взадъ и вперёдъ по комнат. Да, они теперь были квиты, если только это обстоятельство могло принести ей какую-нибудь пользу. Она дурно обошлась съ нимъ прежде, но, какъ она часто говорила себ, скоре оказала ему услугу, чмъ сдлала вредъ. Она измнила ему, но ея измна предохранила его отъ участи, которая не могла быть счастливою съ такими путами, какія она накинула бы ему на шею: съ такой женой, не имя ни шиллинга, какъ могъ онъ возвыситься въ свт? Нтъ, хотя она обманула его, она оказала ему услугу. Потомъ, посл этого, настала трагедія ея жизни, страшные дни, думая о которыхъ, она еще дрожала, т дни, когда она видла мужа и Софи Горделу, тотъ страшный предсмертный одръ, эти нападки на ея честь, несчастье за несчастьемъ, о которыхъ она теперь никому не говорила ни слова и о которыхъ ршилась никогда не говорить. Она продала себя за деньги и получила ихъ, но наказаніе за ея проступокъ было очень тяжело. А теперь, въ эти послдніе дни, она думала вознаградить человка, котораго любила, за измну, съ капою она съ нимъ обошлась. Эта измна была ему полезна, но всё-таки вознагражденіе должно быть великолпно. И она будетъ его любить. Ахъ, да! она всегда его любила. Онъ получитъ теперь всё—всё, если только согласится забыть этотъ страшный эпизодъ ея жизни, какъ она будетъ стараться забыть его. Только одно богатство будетъ напоминать имъ о лорд Онгар, богатство, которое теперь будетъ принадлежать Гарри Клэверингу, такова была ея мечта, и Гарри явился къ ней съ словами любви, которыя, казалось, осуществляли ея мечту. Онъ сказалъ слова любви, которыя теперь долженъ быль взять назадъ — и мечта разсялась. Ей не было дозволено такъ легко избавиться отъ наказанія. А что касается его, теперь они были квиты. Поэтому не было никакой причины, чтобы имъ ссориться.

Но что она теперь будетъ длать съ своимъ богатствомъ? Особенно, какъ она поступитъ съ этимъ помстьемъ? Хотя она возненавидла Онгарскій Паркъ во время своей уединенной поздки туда, она еще ожидала, что помстье это доставитъ ей удовольствіе, когда она будетъ въ состояніи отдать его Гарри Клэверингу. Но это составляло часть ея мечты, а мечта исчезла. Во всё это время она сознавала, что едва ли смла надяться, чтобы конецъ ея наказанію пришолъ такъ скоро, а теперь она знала, что онъ не придётъ. Насколько она могла видть, наказанію ея не предвидлось конца. Съ первой встрчи съ Гарри Клэверингомъ на платформ желзной дороги, его присутствія или мысли о нёмъ было достаточно, чтобы придать нкоторую пріятность ея жизни, позволить ей переносить дружбу Софи Горделу и своё одиночество, когда бдная Софи была изгнана. Но теперь она осталась безъ всякихъ рессурсовъ. Сидя одна и размышляя обо всёмъ этомъ, она старалась утшить себя мыслью, что Гарри еще её любилъ, что Гарри выбралъ бы её, еслибъ былъ свободенъ выбирать. Но утшеніе извлекаемое ею изъ этого было очень жалкое. Да, онъ любилъ её когда-то, можетъ-быть еще, и теперь онъ её любитъ. Но когда эта любовь принадлежала ей, она её отвергла. Она отвергла её, просто объявивъ ему, своимъ друзьямъ, всему свту, что она предпочитаетъ быть богатой. Она получила свою награду и, опустивъ голову на руки созналась, что наказаніе было заслужонное.

Первымъ ея шагомъ посл того, какъ она написала записку Гарри, было послать къ Тёрнбёллю, своему стряпчему. Она ожидала увидть Гарри вечеромъ въ тотъ день, когда ему писала, вмсто того она получила отъ него записку, въ которой онъ писалъ, что скоро у нея будетъ. Тёрнбёлль скоро повиновался ея приказанію и былъ у нея на другое утро посл того, какъ получилъ ея приглашеніе. Онъ былъ почти ей незнакомъ, видлъ её только одинъ разъ и на нсколько минутъ посл ея возвращенія въ Англію. Ея брачный контрактъ былъ приготовленъ для нея стряпчимъ сэра Гью, но во время ея пребыванія во Флоренціи сдлалось необходимымъ, чтобы она имла кого-нибудь въ Лондон смотрть за ея длами, и Тёрнбёлля рекомендовали ей стряпчіе ея мужа. Это былъ благоразумный, умный человкъ, который считалъ своимъ главнымъ интересомъ присматривать за интересами своихъ кліентовъ. Онъ исполнилъ свою обязанность къ лэди Онгаръ въ первое непріятное время посл ея возвращенія. Куртоны сдлали тогда предложеніе уступить Джуліи ея доходъ безъ сопротивленія, если она откажется отъ Онгарскаго Парка. Этому она воспротивилась съ негодованіемъ и Тёрнбёлль, хотя сначала думалъ, что она поступитъ благоразумне, согласившись на предложенныя условія, исполнилъ свою обязанность къ ней удовлетворительно. Посл того она его не видла, но теперь призвала его, и онъ явился къ ней въ Болтонскую улицу.

— Я желаю поговорить съ вами, мистеръ Тёрнбёлль, сказала она:— насчотъ этого помстья въ Сурре. Мн оно не нравится.

— Не нравится Онгарскій Паркъ? спросилъ онъ.— Я всегда слышалъ, что онъ очарователенъ.

— Для меня онъ не иметъ очарованія. Я не желаю имть собственности такого рода и намрена отдать его.

— Я не сомнваюсь, что дяди лорда Онгара купятъ вашъ доходъ съ этого помстья.

— Они мн это предлагали. Мой зять, сэръ Гью Клэверингъ, былъ у меня съ порученіемъ отъ нихъ. Мн показалось это очень безразсудно съ его стороны, я такъ ему и сказала. Такія вещи должны длать стряпчіе. Вы также это думаете, мистеръ Тёрнбёлль?

Тёрнбёлль улыбнулся, говоря, что разумется онъ, какъ стряпчій, держится этого мннія.

— Я боюсь, что они сочли меня невжливой, продолжала Джулія:— такъ какъ я довольно рзко говорила съ Гью Клэвенрингомъ. Я не хочу дйствовать черезъ сэра Гью Клэверинга, но не знаю, чтобы я имла какую-нибудь причину сердиться на родныхъ маленькаго лорда.

— Право, лэди Онгаръ, я этого не думалъ. Когда ваше сіятельство изволили воротиться, нкоторое время было сопротивленіе, но право я не думаю, чтобы въ этомъ виноваты были они.

— Нтъ, это не ихъ вина.

— Я такъ и думалъ въ то время.

— Это была вина лорда Онгара, моего мужа. А на Куртоновъ я пожаловаться не могу. Нельзя ожидать и нечего желать, чтобы мы были друзьями. Подобная дружба невозможна посл того, что случилось. Но они никогда меня не оскорбляли и я желаю обязать ихъ. Еслибы Онгарскій Паркъ мн нравился, я, безъ всякаго сомннія оставила бы его за собой, но онъ мн не нравится и пусть ихъ возьмутъ его.

— Они назначили цну, лэди Онгаръ?

— Цны не назначали, о цн не было и рчи. Мать лорда Онгара можетъ получить это помстье.

— И платить вамъ за это, подсказалъ Тёрнбёлль.

— Ничего не платить. Ничто не заставитъ меня продать это помстье. Я не хочу брать денегъ за него. Но такъ какъ ничто не заставитъ меня жить тамъ, я не хочу быть собакой на сн. Не будете ли вы такъ добры, чтобы увидаться съ стряпчимъ Куртоновъ и устроить это?

— Но, лэди Онгаръ, ваше право на это помстье стоитъ двадцати тысячъ фунтовъ. Вы завтра могли бы занять двадцать тысячъ фунтовъ подъ залогъ Онгарскаго Парка.

— Но я не желаю занимать двадцати тысячъ.

— Разумется, но я указываю вамъ для того, чтобы показать, что вы хотите подарить эту сумму людямъ, которые въ ней не нуждаются, которые не имютъ на васъ никакихъ правъ. Я право не знаю, какъ они могутъ это принять.

— Мистриссъ Куртонъ очень желаетъ имть это помстье.

— Но, милэди, она никогда не думала получить его, не заплативъ за него. Лэди Онгаръ, право я не могу совтовать вамъ сдлать этотъ шагъ. Право не могу. Я поступилъ бы дурно, какъ вашъ стряпчій, еслибъ не указалъ вамъ, что подобный потупокъ былъ бы совершенно романическій — совершенно, свтъ назвалъ бы его дон-кихотскимъ. Люди не ожидаютъ такихъ вещей. Право нтъ.

— Люди не часто имютъ такія причины, какія имю я, сказала лэди Онгаръ.

Тёрнбёлль сидлъ молча нсколько времени, имя самый несчастный видъ. Предложеніе, сдланное ему, было чрезвычайно ему непріятно, какъ стряпчему. Онъ зналъ, что у его кліентки не было друзей, на которыхъ она могла бы положиться, и чувствовалъ, что свтъ будетъ осуждать его, если онъ допуститъ лэди Онгаръ отказаться отъ своей собственности такимъ образомъ, какъ она хотла.

— Вы видите, что моё намреніе серьёзно, продолжала она улыбаясь:— и вамъ надо серьёзно покориться моимъ прихотямъ.

— Они не возьмутъ, лэди Онгаръ.

— Во всякомъ случа мы можемъ попытаться. Если вы растолкуете имъ, что мн не нужно это мсто и что оно придётъ въ упадокъ и разореніе, если тамъ никто не будетъ жить, я уврена, что они его возьмуть.

Тёрнбёлль опять сидлъ съ несчастнымъ видомъ, думая, какими словами онъ можетъ выставить свой послдній сильнйшій аргументъ противъ этого опрометчиваго поступка.

— Лэди Онгаръ, сказалъ онъ:— въ вашемъ особенномъ положеніи есть двойныя причины, почему вамъ не слдуетъ поступать такимъ образомъ.

— Что вы хотите сказать, мистеръ Тёрнбёлль? Отчего моё положеніе можетъ назваться особеннымъ?

— Свтъ скажетъ, что вы возвратили Онгарскій Паркъ потому, что боитесь оставить его за собой… Право, лэди Онгаръ, вамъ лучше оставить всё, какъ есть.

— Я нисколько не забочусь о томъ, что говоритъ свтъ, воскликнула она, быстро вставая съ своего стула: — нисколько, нисколько!

— Вамъ право слдуетъ держаться вашихъ правъ. Кто можетъ сказать, чьи другіе интересы могутъ быть затронуты? Вы можете выйти замужъ, прожить еще пятьдесятъ лтъ и имть семейство. Моя обязанность, лэди Онгаръ, указать вамъ на эти вещи.

— Я уврена, что вы совершенно правы, сказала она, усиливаясь сохранить спокойствіе.— Вы, разумется, исполняете только вашу обязанность. Но выйду ли замужъ, или останусь вдовой, я не хочу оставлять за собою этого помстья. А что касается до того, что скажетъ свтъ, я не стану опровергать, что очень заботилась объ этомъ посл моего возвращенія. Но теперь я вовсе не забочусь объ этомъ. Я возстановила мои права, и этого достаточно. Мн кажется, что свтъ былъ довольно вжливъ ко мн въ послднее время. Только на тхъ, которые должны бы быть моими друзьями, я имю право жаловаться. Если вы возьмётесь устроить это дло для меня, я очень буду вамъ обязана.

— Если вы твёрдо ршились…

— Я твёрдо ршилась. Какая польза для меня имть это помстье? Я никогда туда не поду. Какая польза даже въ деньгахъ, получаемыхъ мною? Я не имю никакой цли для этихъ денегъ. Мн нечего съ ними длать.

Въ тон ея было что-то такое, наполнившее его состраданіемъ.

— Вы должны вспомнить, сказалъ онъ:— какъ недавно вы сдлались вдовой. Всё скоро пойдётъ для васъ иначе.

— Я надну другое платье, если вы говорите объ этомъ, отвчала она:— но я не знаю, чтобы во мн сдлалась какая другая перемна. Однако, напрасно надодаю я вамъ всмъ этимъ. Если вы дадите знать стряпчему мистера Куртона, что я слышала, что мистеръ Куртонъ желаетъ имть Онгарскій Паркъ и что онъ мн не нуженъ, я буду вамъ обязана.

Тёрнбёлль, примтивъ въ это время, что намреніе ея было совершенно серьёзно, простился и общалъ исполнить ея приказаніе.

Въ этомъ свиданіи она сказала стряпчему только часть плана, образовавшагося въ ея голов. Она не ставила себ въ заслугу то, что она отказалась отъ Онгарскаго Парка. Это мсто опротивло ей посл того, какъ она пыталась поселиться тамъ и увидала, что жена пастора не хочетъ съ ней говорить, что даже ея собственная ключница едва удостоиваетъ вступить съ нею въ разговоръ. Она чувствовала, что была бы собакой на сн, еслибъ хотла удержать за собою это помстье. Но она имла мысли кром этого, намренія еще не вполн составившіяся о боле обширной уступк. Она обезславила себя, погубила себя, лишила себя всякаго счастья замужствомъ, сдланнымъ ею. Ея несчастья продолжалась не только при жизни мужа. Какъ можно было ожидать, ея тогдашнее несчастье скоро прекратилось, но посл этого настало продолжительное несчастье, отъ котораго она не видла никакой надежды избавиться. Какова будетъ ея будущая жизнь въ томъ одиночеств, въ какомъ она была оставлена? Если она откажется отъ всего, отъ всего богатства, такъ дурно пріобртённаго, не будетъ ли тогда какой-нибудь надежды для нея на спокойствіе?

Она охотно готова была удержать деньги лорда Онгара и употребить ихъ для своего благосостоянія, пока еще надялась, что эти деньги могутъ доставить ей благосостояніе. Воспоминаніе обо всёмъ, что она можетъ дать, было очень для нея пріятно, пока она надялась, что Гарри Клэверингъ приметъ это изъ ея рукъ. Не разъ чувствовала она, что плодъ превратился въ золу, но теперь — теперь, когда Гарри оставилъ её, теперь, когда у ней не осталось ни одного друга — кого она могла надяться осчастливить своей щедростью? Самое сознаніе въ своёмъ богатств было для нея тяжело. И когда она думала о своёмъ богатств посл того, какъ Гарри её бросилъ, посл того, какъ Цецилія Бёртонъ была у ней, она начала понимать, что она унижена пріобртеніемъ этого богатства. Она сдлала непростительно дурной поступокъ и чувства ея походили на чувства Іуды, когда онъ стоялъ, держа въ рукахъ цну своей измны. Онъ отказался отъ своихъ денегъ, и не сдлаетъ ли она того же? Была минута, когда она едва не объявила о своёмъ намреніи стряпчему, но её удержало чувство, что она должна удостовриться въ своихъ планахъ прежде, чмъ сообщитъ ихъ ему.

Она должна жить. Она не могла повситься, какъ Іуда. Она не знала, можетъ ли сложить съ себя свое званіе и титулъ. Она горько чувствовала, что у ней нтъ никого, съ кмъ она могла бы посовтоваться, какого-нибудь друга, который могъ бы сказать ей, какимъ образомъ она можетъ теперь лучше загладить сдланное ею зло. Въ голов ея пробгали планы, которые она прогоняла почти тотчасъ же, какъ они составлялись, потому что она видла, что они неудобоисполнимы. Она даже желала въ эти дни помощи своей сестры, хотя прежде считала Герми плохой совтницей. Она не имла друга, котораго могла спросить — разв только она могла спросить Гарри Клэверинга.

Если она оставитъ не всё, можетъ ли она оставить что-нибудь, достаточное для приличной жизни, и между-тмъ утшать себя чувствомъ, что она загладила свою вину? А что скажутъ они, когда она сдлаетъ эту огромную уступку? Не будетъ ли свтъ смяться надъ ней, вмсто того, чтобы хвалить её — этотъ свтъ, къ приговору котораго она была равнодушна, какъ она увряла Тёрнбёлля? Она имла много сомнній. Ахъ! зачмъ Гарри Клэверингъ не остался ей вренъ? Но наказаніе постигло её со всей своей строгостью, и она призналась себ теперь, что его избгнуть нельзя.

Глава XLIII.
МЩЕНІЕ ЛЭДИ ОНГАРЪ.

Наконецъ насталъ вечеръ, въ который Гарри Клэверингъ назначилъ свой визитъ въ Болтонскую улицу. Конечно, онъ безъ удовольствія думалъ объ этомъ свиданіи, теперь, когда настало для него время, онъ началъ думать, что лэди Онгаръ поступила неблагоразумно, прося этого свиданія. Но онъ общалъ, что будетъ, и избавиться не было никакой возможности.

Онъ обдалъ въ этотъ вечеръ въ Онслоу-Крешентъ, гд теперь опять устроился со всми своими прежними удобствами. Онъ опять сталъ ходить въ дтскую съ Цециліей, цаловалъ всхъ дтей въ ихъ колыбели, и опять сдлался тутъ какъ дома. Точно-будто не было этого ужаснаго эпизода съ лэди Онгаръ. Такъ это было съ Цециліей и Флоренсъ, и даже Бёртона довели до того, что онъ снисходительно сталъ смотрть на характеръ Гарри. Гарри въ этотъ день ходилъ въ контору на одинъ часъ и, выходя оттуда съ Теодоромъ Бёртономъ, объявилъ о своёмъ намреніи работать какъ лошадь.

— Еслибъ вы сказали: какъ человкъ, это можетъ-быть было бы лучше, сказалъ Бёртонъ.

— Предоставляю вамъ это говорить, отвчалъ Гарри:— а пока я остаюсь доволенъ лошадью.

Бёртонъ охотно готовъ былъ надяться и опять принялся за свою прежнюю пріятную привычку говорить о длахъ, какъ-будто на свт не было другого предмета, столь исполненнаго интереса. Онъ очень былъ занятъ въ настоящую минуту лондонскими желзными дорогами и насмхался надъ сумасбродствомъ тхъ, которые боялись, что составители проектовъ идутъ слишкомъ быстро.

— Но мы никогда не получимъ благодарности, говорилъ онъ.— Когда дло сдлается и мы должны будемъ получить благодарность, люди будутъ смотрть на нашъ трудъ какъ на самое естественное дло, такъ что имъ и въ голову не придётъ подумать, что они обязаны намъ чмъ-нибудь. Ничто такъ не удивляетъ меня, какъ страхъ, который люди чувствуютъ прежде чмъ дло сдлается, когда я соединяю его потомъ съ недостаткомъ ихъ удивленія или восторга впослдствіи.

Такимъ образомъ даже Теодоръ Бёртонъ вступилъ въ прежнія короткія отношенія съ Гарри Клэверингомъ.

Гарри разсказалъ и Цециліи и Флоренсъ о посщеніи, которое онъ намревался сдлать въ Болтонскую улицу, и вс они говорили очень откровенно объ этомъ. Мы можемъ предположить, что въ подобныхъ случаяхъ мущина не много говоритъ одной женщин о любви, въ которой другая женщина призналась ему. Гарри Клэверингъ и не былъ расположонъ къ подобному хвастовству, но въ этомъ случа лэди Онгаръ сама всё разсказала мистриссъ Бёртонъ. Она объявила о своей страсти и объявила также о своёмъ намреніи сдлаться женою Гарри, если онъ возьмётъ её. Всё было извстно и не было никакой возможности пощадить имя лэди Онгаръ.

— На ея мст я не просила бы подобнаго свиданія, сказала Цецилія.

Вс трое въ это время сидли вмст, потому что Бёртонъ теперь рдко присоединялся къ ихъ разговору.

— Я не знаю, сказала Флоренсъ:— я не вижу, почему ей и Гарри не остаться друзьями.

— Они могутъ оставаться друзьями не встрчаясь, сказала Цецилія.

— Едвали. Если неловкость не будетъ побждена тотчасъ, она никогда не пройдётъ. Я почти думаю, что она права, хотя на ея мст я желала бы всё прекратить.

Вотъ какъ Флоренсъ судила объ этомъ. Гарри сидлъ между ними, какъ овца, очень кротко, не безъ нкотораго наслажденія, но всё-таки чувствуя, что онъ овца. Въ половин девятаго онъ отправился, когда ему сказали, что кэбъ ждётъ у дверей. Онъ пожалъ руку Цециліи уходя, выказавъ своё ощущеніе, что ему предстоитъ очень важное дло, а потомъ, разумется, сказалъ слова два Флоренсъ глазъ-на-глазъ на площадк. О, какъ восхитительны эти слова, на которыя потребность такъ часто является въ эти кроткіе, тихіе дни человческой жизни! Слова эти были такъ пріятны, что Гарри хотлось бы воротиться, чтобы повторить ихъ, посл того какъ онъ слъ въ свой кэбъ, но неумолимыя колёса увезли его съ жестокой скоростью и онъ былъ въ Болтонской улиц прежде чмъ усплъ достаточно собрать свои мысли.

Когда онъ вошолъ въ комнату, лэди Онгаръ сидла на своёмъ обыкновенномъ кресл возл рабочаго столика и не встала встртить его. Кресло было прехорошенькое, мягкое и спокойное, съ широкой спинкой, къ которой можно было удобно прислониться, но безъ ручекъ, чтобы не помшать широкому кринолину. Гарри хорошо зналъ это кресло и говорилъ объ его граціозныхъ удобствахъ въ одно изъ своихъ посщеній въ Болтонскую улицу. Она сидла тутъ, когда онъ вошолъ, и хотя онъ былъ недостаточно опытенъ въ тайнахъ женскаго наряда, чтобы тотчасъ узнать, что она старательно одлась, однако примтилъ, что она была очаровательна не только своей красотой, но и съ помощью своего наряда. Однако она была въ глубокомъ траур, въ траур самомъ глубокомъ, хотя въ ней не было ничего, на что могли бы пожаловаться т, кто жалуется на подобныя вещи. Платье ея было съ высокимъ лифомъ, а чепчикъ на голов неоспоримо вдовій, но ея каштановые волосы были на столько видны, что можно было судить о ихъ богатой красот, а черное платье такъ было сшито, что выказывало полное совершенство ея формъ, и со всмъ этимъ былъ тотъ граціозный женскій блескъ, который всегда придаютъ деньги и старанье и который не даётся безъ старанья или денегъ. Она думала, что было бы хорошо отказаться отъ ея дохода и сдлаться бдной и неряшливой впослдствіи, но не было никакой причины, почему Гарри Клэверингу не показать всего, чего онъ лишился.

— Ну, Гарри, сказала она, когда онъ подошолъ къ ней и взялъ ея протянутую руку:— и рада, что вы пришли и что я могу поздравить васъ. Лучше поздно, чмъ никогда, не такъ ли, Гарри?

Какъ онъ долженъ былъ отвчать, когда она говорила ему въ такомъ тон?

— Я надюсь, что еще не поздно, сказалъ онъ, самъ не зная какія слова произносятъ его губы.

— Это вы можете знать. Я длаю это отъ всего сердца, Гарри. Почему мн не желать вамъ счастья? Я всегда васъ любила, всегда желала вамъ счастья. Вы врите, что я искренна, когда поздравляю васъ, вы врите?

— О, да! вы всегда искренни.

— Я всегда была искренна съ вами. О всякой другой искренности намъ теперь не нужно говорить. Я всегда была вашимъ добрымъ другомъ, какъ умла. Ахъ, Гарри! вы не знаете, какъ много я думала о вашемъ благосостояніи, какъ много я думаю теперь. Но оставимъ это. Скажите мн что-нибудь объ этой вашей Флоренсъ Бёртонъ. Высока она?

Я думаю, что когда лэди Онгаръ сдлала этотъ вопросъ, она знала хорошо, что Флоренсъ была низенькаго роста.

— Нтъ, она не высока, сказалъ Гарри.

— Какъ! низёнькая красавица? Впрочемъ, я думаю, что согласна съ вашимъ вкусомъ. Самыя хорошенькія женщины, какихъ я видла, были маленькаго роста и отличались совершенствомъ въ своихъ пропорціяхъ. Рдко, чтобы высокая женщина имла хорошую фигуру.

Фигура Джуліи была просто совершенство.

— Вы помните Констэнсъ Вэнъ? Ничто не могло сравниться съ ея красотой.

Констэнсъ Вэнъ — по-крайней-мр та, которая въ то время была Констэнсъ Вэнъ, а теперь сдлалась дородной матерью троихъ дтей — была восковая кукла, которую Гарри зналъ, но которой никогда не восхищался. Но она принадлежала къ высокой знати, цвтъ лица ея былъ такъ чистъ, какъ листъ блой розы, а въ голов у ней никогда не было ни одной мысли, а на губахъ едвали когда слово. Она и Флоренсъ Бёртонъ такъ не походили другъ на друга, какъ полюсы. Гарри тотчасъ это почувствовалъ и въ голов его мелькнула неясная мысль, что лэди Онгаръ это также хорошо извстно, какъ и ему.

— Она совсмъ не похожа на Констэнсъ Вэнъ, сказалъ онъ.

— Такъ на кого же она похожа? Если красиве миссъ Вэнъ, то она должна быть прелестна.

— Она не иметъ притязаній такого рода, сказалъ Гарри почти угрюмо.

— А я слышала, что она такъ хороша.

Лэди Онгаръ никогда не слыхала ни слова о красот Флоренсъ — ни слова. Она ничего не знала о Флоренсъ, кром того, что мистриссъ Бёртонъ сказала ей. Но кто не проститъ ей маленькаго обмана, который былъ необходимъ для ея маленькаго мщенія?

— Я не знаю, какъ описать её, сказалъ Гарри.— Я надюсь, что скоро настанетъ время, когда вы её увидите и будете судить сами.

— Я тоже надюсь. Не моя будетъ вина, если она мн не понравится.

— Не думаю, чтобы она могла вамъ не понравиться. Она очень умна, а это будетъ имть боле вса въ вашихъ глазахъ, чмъ одна красота, хотя я нахожу её очень, очень хорошенькой.

— А, я понимаю. Она много читаетъ и такъ дале. Да, это очень мило. Но я не думала, чтобы это могло васъ прельстить. Вы прежде не очень заботились о талантахъ и учоности — въ женщинахъ, я хочу сказать.

— Я право не знаю, сказалъ Гарри съ какимъ-то глупымъ видомъ.

— Но вы мущины всегда любите контрасты. Разумется, мн не слдовало бы этого говорить, но вы знаете, о комъ я думаю. Умная, высоко образованная женщина, какъ миссъ Бёртонъ, будетъ для васъ гораздо лучшею подругою, чмъ могла бы быть я. Вы видите, какъ я откровенна, Гарри.

Она желала заставить его свободно разговориться о себ самомъ, объ его будущемъ, объ его прошедшемъ, между-тмъ какъ онъ желалъ говорить объ этомъ какъ можно мене. Бдная женщина! волненіе страсти овладло ею, Она проиграла свою игру, но прежде чмъ ушла отъ игорнаго стола, она не могла удержаться отъ желанія бросить кости въ послдній разъ.

— Я боюсь, что эти вещи очень много зависятъ отъ случая, сказалъ Гарри.

— Неужели вы хотите заставить меня предполагать, что вы случайно выбрали миссъ Бёртонъ? Это было бы нелюбезно и къ ней и къ вамъ.

— Если это былъ случай, то онъ оказалъ мн услугу въ этомъ отношеніи.

— Я въ этомъ уврена. Не предполагайте, чтобы я въ этомъ сомнвалась. Вы не только пріобрли рай, но избавились отъ чистилища.

Тутъ она слегка засмялась, но смхъ былъ тревоженъ и заставилъ её разсердиться на себя. Она особенно ршилась держать себя непринужденно въ этомъ свиданіи и сознавала что всякое ослабленіе въ этомъ отношеніи съ ея стороны отдастъ ему въ руки власть, которой она желала воспользоваться

— Вы ршились сдлать мн выговоръ, какъ я вижу, сказалъ онъ.— Если вы желаете это сдлать, я готовъ это перенести.

— Мою защиту, еслибъ она у меня была, я употреблять не могу

— А какая была бы ваша защита?

— Я сказалъ, что не могу её употребить.

— Какъ-будто я не понимаю! Вы хотите сказать, что когда ваша счастливая звзда свела васъ съ Флоренсъ Бёртонъ, съ вами дурно обошлась та, которая ввела бы васъ въ чистилище, и что слдовательно она, которая была первая и поступила такъ дурно, не можетъ имть права осуждать васъ въ томъ, что вы повиновались вашей счастливой звзд и такъ хорошо устроились. Вотъ что вы называете вашей защитой. Это было бы превосходно, Гарри, превосходно, еслибъ вы шепнули мн только слово о миссъ Бёртонъ, когда я увидала васъ въ первый разъ посл моего возвращенія. Мн странно, что вы не писали мн объ этомъ, когда я была за границей съ моимъ мужемъ. Мн утшительно было бы узнать, что рана, которую я сдлала, была залечена — то-есть если была рана.

— Вы знаете, что рана была.

— Во всякомъ случа она была не смертельна. Но когда бываютъ смертельны подобныя раны? Когда он прошли глубже кожи?

— Я не могу ничего сказать объ этомъ теперь.

— Разумется, Гарри, вы не можете сказать ничего. Зачмъ вамъ говорить что-нибудь? Вы счастливы и имете всё, что вамъ нужно. А я не имю ничего.

Въ горестномъ тон, которымъ было это сказано, была истина, которая тотчасъ его смягчила, и тмъ боле, что въ ея горести было много такого, что могло быть только лестно для его тщеславія.

— Не говорите этого, лэди Онгаръ! воскликнулъ онъ.

— Но я это говорю. Что я имю такого, что стоило бы имть? Мои владнія заключаются въ нсколькихъ тысячахъ годового дохода и въ обезславленномъ имени.

— Я это опровергаю. Я это опровергаю совершенно. Я не думаю, чтобы кто-нибудь, знающій вашу исторію, могъ подумать о васъ дурно.

— Я могу вамъ назвать одного человка, Гарри, который дурно думаетъ обо мн, даже двухъ, и оба они въ этой комнат. Помните, какъ вы учили меня этой латинской фраз: Nil conseire sibi? Неужели вы полагаете, что я могу похвалиться, что никогда не блдню, когда думаю о моихъ проступкахъ? Я думаю о нихъ всегда, и моё сердце всё становится блдне и блдне. А что касается до обращенія другихъ — желала бы я растолковать вамъ, какъ я страдала, что была такъ сумасбродна и похала въ это Суррейское помстье. Кучеръ, который возитъ меня, безъ сомннія, думаетъ, что я отравила моего мужа, а слуга, который впустилъ васъ сюда сейчасъ, предполагаетъ меня брошенной женщиной потому, что вы здсь.

— Вы можетъ-быть разсердитесь на меня, если я скажу, что эти чувства болзненны и пройдутъ. Они показываютъ слабость, происшедшую отъ дурного обращенія, отъ котораго вы пострадали.

— Нтъ никакого сомннія, что вы отчасти правы. Я закалюсь ко всему и буду вести современемъ сносный образъ жизни. Но я не могу ожидать въ будущемъ ничего. Какую будущность имю я? Былъ ли кто когда такъ одинокъ, какъ я? Вашъ добрый кузенъ сдлалъ это для меня, а между-тмъ онъ былъ здсь намедни, улыбался и разговаривалъ, какъ-будто былъ увренъ, что я приду въ восторгъ отъ его снисхожденія. Не думаю, чтобы онъ былъ у меня опять.

— Я не зналъ, что вы видли его.

— Да, я видла его, но не нашла большого облегченія отъ его визита. Оставимъ это впрочемъ. Мы можемъ говорить О чомъ-нибудь получше, чмъ о Гью Клэверинг, въ эти нсколько минутъ, которыя мы проводимъ вмст, неправда-ли? Итакъ, миссъ Бёртонъ очень учоная и очень умная?

— Я этого не говорилъ.

— Но я это знаю. Какое это утшеніе будетъ для васъ! Я не умна и никогда не сдлалась бы учена. Я имла только одно достоинство, Гарри — я любила васъ.

‘А какъ вы это показали?’ Онъ не сказалъ этихъ словъ, потому что не хотлъ торжествовать надъ нею и не хотлъ выразить сожалніе съ своей стороны, которое подразумвалось-бы въ этихъ словахъ, но для него было невозможно не подумать этого. Онъ промолчалъ и взялъ со стола какую-то бездлушку какъ бы для того, чтобы занять своё вниманіе.

— Но какъ я глупо длаю, что говорю объ этомъ, неправда ли? И хуже чмъ глупо. Я думала о васъ, когда стояла въ церкви подъ внцомъ, думала объ этомъ предложеніи вашихъ скопленныхъ денегъ. Я думала о васъ при каждомъ грубомъ слов, которое я выносила, о вашемъ образ жизни, когда сидла въ эти страшныя ночи возл постели этого жалкаго существа, думала о васъ, когда я знала, что настаётъ послдній день. Я думала о васъ всегда, Гарри, когда считала мои доходы. Теперь я не считаю ихъ никогда. Ахъ, какъ я думала о васъ, когда пріхала въ этотъ домъ въ карет, которую вы наняли для меня, когда я оставила васъ на станціи, почти не сказавъ вамъ ни слова! Я была бы къ вамъ гораздо любезне, еслибъ не имла васъ въ моихъ мысляхъ во всю дорогу изъ Флоренціи. И посл этого я имла нкоторое утшеніе, думая, что цна моего стыда можетъ сдлать васъ богатымъ безъ стыда. О, Гарри, я обманулась въ ожиданіи! Вы никогда не поймёте, что я почувствовала, когда эта злая женщина разсказала мн въ первый разъ о миссъ Бёртонъ.

— О, Джулія! что я долженъ сказать?

— Вы не можете сказать ничего, но я удивляюсь, какъ вы мн не разсказали.

— Какъ я могъ вамъ разсказать? Не показалось ли бы вамъ, что я на столько тщеславенъ, что хочу васъ предостерегать?

— Почему же нтъ? Но это всё-равно. Не думайте, что я выговариваю вамъ. Какъ я сказала въ моёмъ письм, мы теперь квиты, и ни съ той, ни съ другой стороны выговоры не могутъ быть умстны. Мы теперь квиты, но я наказана, а вы вознаграждены.

Разумется, онъ не могъ на это отвчать. Разумется, онъ съ трудомъ пріискивалъ слова. Разумется, онъ не могъ ни сознаться, что онъ былъ вознаграждёнъ, ни уврять, что часть наказанія, о которомъ она говорила, досталась также и ему. Это была месть, съ какою она намревалась напасть на него. Если она думала, что онъ въ дйствительности былъ наказанъ, а не вознаграждёнъ, было весьма естественно. Еслибъ онъ не такъ скоро забылъ её посл ея замужства, онъ получилъ бы награду безъ наказанія. Если таковы были ея мысли, кто станетъ ссориться съ нею изъ-за этого?

— Я была съ вами очень откровенна, продолжала она: — и почему мн не быть? Говорятъ, что женщины всегда имютъ секреты, но мой секретъ не былъ тайною для васъ. Если я сказала его подъ вліяніемъ заблужденія, въ этомъ виновата я, и поэтому мы поквитались.

— Я знаю, что поступилъ дурно съ вами.

— Но къ несчастью вы знаете также, что я заслужила дурное обращеніе. Но мы не будемъ боле говорить объ этомъ. Я была очень чистосердечна съ вами, но моимъ чистосердечіемъ не сдлала вреда никому. Вы ни слова не сказали мн въ отвтъ, но вашъ языкъ связанъ вашей обязанностью къ миссъ Бёртонъ, вашей обязанностью и вашей любовью, разумется. Всё такъ, какъ слдуетъ, и теперь я кончила. Когда вы женитесь, Гарри?

— Время не назначено. Вамъ извстно, что я очень бденъ.

— Увы! увы! да. Когда бда сдлана, какъ всё выходитъ дурно! Вы бдны, а я богата, а между-тмъ не можемъ помочь другъ другу.

— Я боюсь, что нтъ.

— Разв только мн усыновить миссъ Бёртонъ и сдлаться ея матерью. Впрочемъ вамъ врно не понравится такое опекунство съ моей стороны. Но вы умны, Гарри, и можете работать, когда захотите, и проложить себ дорогу. Если миссъ Бёртонъ заставляетъ васъ ждать теперь изъ благоразумнаго опасенія съ своей стороны, я не буду думать о ней такъ хорошо, какъ была готова.

— Бёртоны вс люди благоразумные.

— Скажите ей отъ меня, что я съ любовью къ ней совтую ей не быть благоразумной. Я вздумала быть благоразумной, и вы видите, что вышло изъ того.

— Я скажу ей, что вы говорите.

— Пожалуйста. И послушайте, Гарри, приметъ она отъ меня маленькій подарокъ? По-крайней-мр, вы для меня попросите её принять. Отдайте ей… это бездлица — она взяла со стола футляръ:— и скажите ей — разумется, она знаетъ нашу исторію, Гарри?

— Да, она знаетъ всё.

— Скажите ей, что та, которую вы отвергли, посылаетъ это съ своими душевными желаніями той, которую вы выбрали!

— Нтъ, я этого ей не скажу.

— Почему же? Это правда. Я не отравила этого колечка, какъ думали дамы нсколько столтій тому назадъ. Он были врядъ ли хуже насъ, хотя боле жестоки. Вы велите ей взять, неправда ли?

— Я увренъ, что она возьмётъ безъ всякихъ побужденій съ моей стороны.

— И скажите ей, чтобы она не благодарила меня письменно. Если я её увижу когда-нибудь вашей женой, и это кольцо будетъ на ея пальц, я буду знать, что она благодаритъ меня.

Гарри всталъ.

— Я не имла намренія выгнать васъ этимъ, но можетъ-быть такъ лучше. Мн нечего больше говорить, а вы должны желать кончить это тягостное посщеніе.

Онъ пожалъ ей руку и, пролепетавъ нсколько прощальныхъ словъ, простился съ нею. Опять она не встала, а кивнувъ ему головой съ нжной улыбкой, отпустила его не говоря ни слова.

Глава XLIV.
ПОКАЗЫВЮЩАЯ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ У ГЕЛИГОЛАНДА.

Въ шесть недль, послдовавшія за этимъ, Гарри Клэверингъ занялся своей работой въ Адельфи съ примрнымъ прилежатрмъ. Флоренсъ осталась недли дв въ Лондон посл возвращенія Гарри въ стадо, приняла подарокъ лэди Онгаръ, посл продолжительнаго и тревожнаго совщанія съ своей невсткой но этому поводу, и воротилась съ возстановленнымъ счастьемъ въ Страттонъ. Мистриссъ Бёртонъ похала къ Рамсгэтъ съ дтьми, а Бёртонъ за границу по длу о какой-то желзной дорог. Былъ сентябрь, и Гарри въ своихъ письмахъ домой объявлялъ, что только онъ одинъ остался въ Лондон. Это было для него тяжело, гораздо тяжеле, чмъ для Уолликеровъ и другихъ молодыхъ людей, которыхъ судьба удерживала въ Лондон. Потому что Гарри любилъ охотиться и привыкъ проводить осенніе мсяцы въ деревенскомъ дом. И притомъ, еслибы дла пошли другимъ образомъ, у него была бы своя собственная охота въ Онгарскомъ Парк съ своими друзьями. Теперь же онъ общалъ прилежно работать въ контор, и работалъ. Не думаю, чтобы онъ позволялъ себ обращаться мысленно къ тмъ преимуществамъ, которыя могли бы достаться ему, чаще, чмъ мои читатели сдлали бы на его мст. Онъ работалъ въ контор, и хотя ему очень не нравились жаръ и пустота Лондона въ эти дни, ршительно опасаясь посщать свой клубъ въ этотъ періодъ года, хотя онъ смертельно ненавидлъ Уолликера, онъ твёрдо ршился продолжать свою работу. Кто могъ сказать, какова будетъ его судьба? Можетъ-быть, еще черезъ десять лтъ онъ самъ будетъ проводить какую-нибудь длиннйшую желзную дорогу.

Потомъ вдругъ онъ получилъ извстія, которыя перемнили вс его намренія и всю каррьеру его жизни. Сначала онъ получилъ телеграмму изъ деревни, призывавшую его немедленно въ Клэверингъ, но не объяснявшую причины. Къ телеграмм были прибавлены слова: ‘Мы вс здоровы въ пасторат’ — слова очевидно прибавленныя изъ заботливости. Но прежде чмъ онъ вышелъ изъ конторы, къ нему пришолъ молодой человкъ изъ того банка,, гд его кузенъ Гью держалъ свои деньги, и сообщилъ извстія, къ которымъ, безъ сомннія, относилась телеграмма. Яхта Джэка Стюарта погибла и два кузена легли на дн моря. Шкиперъ и самъ Стюартъ съ однимъ мальчикомъ были спасены. Другіе матросы и буфетчикъ погибли вмст съ Клэверингами. Стюартъ прислалъ извстіе объ этомъ несчастьи къ Клэверингскому ректору и банкирамъ сэра Гью. Въ банк узнали, что кузенъ сэра Гью былъ въ Лондон, и послали къ нему прежде въ Блумбёрійскій сквэръ, а оттуда въ Адельфи.

Гарри никогда не любилъ своихъ кузеновъ. Къ старшему онъ имлъ сильное отвращеніе, и младшаго точно также ненавидлъ бы, еслибъ не презиралъ. Но тмъ не мене онъ былъ прискорбно поражонъ, когда услышалъ, что случилось. Посланный изъ банка сказалъ, что ошибки быть не могло. Телеграмма пришла, какъ онъ думалъ, изъ Голландіи, но онъ не зналъ этого наврно. Однако, не могло быть никакого сомннія. Въ телеграмм ясно говорилось, что оба брата погибли. Гарри зналъ, когда получилъ телеграмму изъ дома, что позда нтъ прежде трёхъ часовъ, и остался въ контор, но теперь оставаться не могъ. Голова его была разстроена и онъ едва могъ обдумать, какимъ образомъ это обстоятельство касается его. Когда онъ хотлъ объяснить своё отсутствіе старому и серьёзному клэрку, онъ говорилъ, что непремнно воротится въ контору черезъ недлю, никакъ не позже. Онъ думалъ тогда о своихъ общаніяхъ Теодору Бёртону и не началъ еще сознавать, что вся участь его жизни измнится. Онъ сказалъ нсколько словъ съ вытянутымъ лицомъ объ ужасномъ несчастьи, но не намекнулъ, что это несчастье будетъ имть важныя послдствія для него самого. Только когда онъ дошолъ уже до своей квартиры на Блумбёрійскомъ сквэр, вспомнилъ онъ, что его отецъ теперь баронетъ, а онъ наслдникъ своего отца. Тутъ на одно мгновеніе подумалъ онъ объ имньи. Онъ думалъ, что оно укрплено за прямыми наслдниками, но даже въ этомъ онъ не былъ увренъ. Но если оно не было укрплено, кому его кузенъ оставилъ его? Онъ старался, однако, прогнать эти мысли, какъ-будто въ нихъ было что-нибудь невеликодушное. Онъ старался думать о вдов, но даже и тутъ не могъ сказать себ, что было много основанія для искренняго горя. Никакая жена не имла такъ мало радости въ обществ своего мужа, какъ лэди Клэверингъ. Не было ни дтей, ни братьевъ, ни сестёръ, чтобъ оплакивать эту потерю. Сэръ Гью имлъ друзей, на сколько подобные люди способны къ дружб, но Гарри не могъ не сомнваться, найдётся ли между ними хоть одинъ почувствовавшій бы истинную горесть. Тоже самое и относительно Арчи. Кто пожалетъ объ Арчи Клэверинг? Какой мущина или какая женщина найдётъ, что свтъ не такъ пріятенъ оттого, что Арчи Клэверингъ покоится подъ волнами? Нсколько человкъ въ клуб поговорятъ о бдномъ Клэвви нсколько дней, сдлаютъ это безъ всякихъ притязаній на горесть, а потомъ и придётъ конецъ воспоминанію объ Арчи. Думая обо всёмъ этомъ дорогою въ Клэверингъ, Гарри не могъ не сознаться, что потеря для свта будетъ невелика, но даже говоря это, онъ не позволялъ себ утшаться надеждой на наслдство. Однажды, можетъ-быть, онъ соображалъ, какъ Флоренсъ будетъ переносить почести какъ лэди Клэверингъ, но эту мысль онъ прогналъ изъ головы своей такъ скоро, какъ только могъ.

Это извстіе пришло въ пасторатъ очень поздно въ прошлую ночь, такъ поздно, что ректора должны были поднять съ постели. Это была его обязанность сообщить лэди Клэверингъ, что она вдова, но онъ не могъ сдлать этого до утра. Мало спали въ эту ночь онъ и его жена. Онъ зналъ хорошо, что имніе было укрплено за прямыми наслдниками. Онъ чувствовалъ довольно сильно, что значило вдругъ сдлаться баронетомъ и владльцемъ всего Клэверингскаго имнія. Онъ тотчасъ подумалъ о перезд въ замокъ, объ измнившейся будущности своего сына и объ образ жизни, который для него самого прилично будетъ вести. Прежде чмъ наступило утро, онъ размышлялъ, кто будетъ ректоромъ въ Клэверинг, и разсчиталъ, что онъ будетъ имть возможность опять заняться охотой. Онъ не былъ бездушнымъ человкомъ, онъ не радовался тому, что случилось. Но понятія человка о великодушіи измняются съ лтами, и ректоръ былъ на столько старъ, чтобъ смло сказать себ, что случившееся несчастье не можетъ возбуждать въ нёмъ сильную горесть. Онъ никогда не любилъ своихъ кузеновъ и не выказывалъ дъ нимъ любви. Жену кузена онъ любилъ по-своему, но говоря съ своей женой о томъ, какое дйствіе эта трагедія будетъ имть на Герміону, онъ нисколько не стсняясь находилъ, что ея вдовство будетъ періодомъ для будущаго счастья.

— Она будетъ страшно огорчена, сказала мистриссъ Клэверингъ.— Она была привязана къ нему такъ горько, какъ-будто онъ обращался съ нею всегда хорошо.

— Я этому врю, но тмъ не мене она безсознательно будетъ чувствовать своё освобожденіе, а ея жизнь, которая была очень несчастна, сдлается постепенно для нея легка.

Даже мистриссъ Клэверингъ не могла этого опровергать, и потомъ они заговорили о томъ, что боле касалось ихъ самихъ.

— Я полагаю, Гарри теперь женится тотчасъ, сказала мать.

— Безъ сомннія, это почти жаль, неправда-ли?

Ректоръ — мы еще называемъ его такъ — думалъ, что Флоренсъ не совсмъ приличная жена для его сына при его измнившихся надеждахъ. Ахъ, какъ было бы великолпно, еслибъ Клэверингское имнье и вдовье наслдство лэди Онгаръ могли соединиться!

— Совсмъ не жаль, сказала мистриссъ Клэверингъ.— Ты увидишь, что Флоренсъ сдлаетъ его очень счастливымъ.

— Наврно, наврно. Но онъ врядъ ли выбралъ бы её, еслибъ это печальное происшествіе случилось прежде чмъ онъ её увидалъ. Но если она сдлаетъ его счастливымъ, это лучше всего. Я самъ никогда не думалъ много о деньгахъ. Если я нахожу утшеніе въ этихъ извстіяхъ, то для него, а не для себя. Я предпочолъ бы остаться такъ, какъ я есть.

Это было не совсмъ несправедливо, а между-тмъ онъ думалъ о замк и объ охот.

— Что ты сдлаешь съ приходомъ?

Мистриссъ Клэверингъ сдлала этотъ вопросъ рано утромъ. Ночью она много думала о приход. И ректоръ такжё, но его мысли имли совсмъ другое направленіе. Онъ не сейчасъ отвчалъ и она продолжала свои вопросы,

— Ты думаешь оставить его въ своихъ рукахъ?

— Ну нтъ, зачмъ мн оставлять? Я слишкомъ лнивъ. И сдлаюсь еще лниве при этихъ измнившихся обстоятельствахъ.

— Я уврена, что ты исполнилъ бы свою обязанность, еслибы ршился оставить этотъ приходъ за собой, но не вижу, зачмъ теб оставлять.

— Клэверингъ гораздо лучше Гёмбельтона, сказалъ ректоръ.

Гёмбельтономъ назывался приходъ Фильдинга, его зятя. Но эта мысль не согласовалась съ той мыслью, которая пробгала въ голов мистриссъ Клэверингъ.

— Эдуардъ и Мэри хорошо обезпечены, сказала она.— Его собственное состояніе значительно и я не думаю, чтобы они нуждались въ чомъ-нибудь. Кром того, онъ не захочетъ оставить фамильный приходъ.

— Во всякомъ случа я могу его спросить.

— А я думала о мистер Сол, смло сказала мистриссъ Клэверингъ.

— О мистер Сол?

Мысль, что Соль будетъ Клэверингскимъ ректоромъ, привела новаго баронета въ крайнее недоумніе.

— Ну да. Онъ превосходный пасторъ. Никто не можетъ этого опровергать.

Наступило молчаніе на нсколько минутъ.

— Въ такомъ случа Фанни можетъ выйти за него замужъ. Не кчему скрывать, что она очень къ нему привязана.

— Честное слово, я не могу этого понять, сказалъ ректоръ.

— Это такъ, а въ превосходств его характера не можетъ быть никакого сомннія.

На это ректоръ не отвчалъ, но пошолъ въ свою уборную приготовиться отправиться черёзъ паркъ въ замокъ. Пока они разсуждали о томъ, кто будетъ будущимъ владтелемъ прихода, лэди Клэверингъ еще спала, не зная ничего о своей участи. Клэверингъ очень опасался предстоящей ему обязанности и пытался уговорить жену взять это на себя, но она объяснила ему, что гораздо приличне ему сообщить это извстіе.

— Ты покажешь недостатокъ привязанности къ ней, если не пойдёшь самъ, сказала ему жена.

Вс знавшіе это семейство никогда не опровергали, что ректоръ Клэверингскій былъ властелинъ своихъ поступковъ, но случаи, когда онъ отказывался слдовать совту жены, были не часты.

Было около восьми часовъ, когда онъ пошолъ черезъ паркъ. Онъ уже прежде послалъ записку съ просьбою, чтобы лэди Клэверингъ приняла его. Такъ какъ онъ придётъ очень рано, писалъ онъ, то можетъ-быть она приметъ его въ своей спальной. Бдная женщина, разумется, очень испугалась, но этотъ испугъ былъ для нея полезенъ, такъ какъ думали въ пасторат, ударъ, какъ ни будетъ онъ страшно-внезапенъ, будетъ нсколько подготовленъ этимъ извстіемъ. Когда Клэверингъ дошолъ до замка, слуга, ждавшій его, повёлъ его наверхъ въ гостиную, въ которой лэди Клэверингъ обыкновенно сидла, когда была одна. Она ждала его тамъ уже съ полчаса.

— Мистеръ Клэверингъ, что такое? воскликнула она, когда онъ вошолъ съ извстіемъ о смерти, написанномъ на его лиц.— Ради Бога, что такое? Вы имете сказать мн что-то о Гью.

— Милая Герміона, сказалъ онъ, взявъ её за руку.

— Что это такое? Скажите мн сейчасъ, живъ ли онъ?

Ректоръ всё держалъ её за руку, но не говорилъ ни слова. Онъ старался дорогою по парку придумать слова, въ какихъ сообщитъ ей это извстіе, но теперь извстіе было сообщено, хотя онъ не сказалъ ни слова.

— Онъ умеръ? Зачмъ вы не говорите? вы такъ жестоки!

— Милая Герміона, чмъ я могу васъ утшить?

Что онъ могъ сказать посл этого, сказать было невозможно, потому что она упала въ обморокъ. Онъ позвонилъ въ колокольчикъ, и когда пришли слуги — старая ключница и горничная лэди Клэверингъ — разсказалъ имъ скоре чмъ ей объ участи ихъ барина.— А капитанъ Арчи? спросила ключница.

Ректоръ покачалъ головой, и ключница теперь узнала, что ректоръ былъ баронетъ. Он отнесли бдную вдову въ ея спальную — не назвать ли мн её, такъ какъ я осмливаюсь говорить правду, освобождённой невольницей, чмъ бдной вдовой?— а ректоръ, взявъ шляпу, общалъ, что онъ пришлётъ къ ихъ барын свою жену. Его утренняя обязанность была очень тягостна, но исполнена легко. Когда онъ шолъ домой между дубами Клэверингскаго Парка, онъ говорилъ себ, безъ сомннія, что они теперь принадлежатъ ему.

Этотъ день въ пасторат былъ очень мраченъ, если не печаленъ. Почти всё утро мистриссъ Клэверингъ провела съ вдовой, и сидя возл ея дивана, написала нсколько строкъ къ родственникамъ. Самое длинное письмо было къ лэди Онгаръ, которая теперь была въ Тенби, въ этомъ письм Герміона уговаривала сестру пріхать къ ней въ Клэверингскій Паркъ.

— Скажите ей, говорила лэди Онгаръ:— что весь ея гнвъ теперь долженъ прекратиться.

Но мистриссъ Клэверингъ ничего не сказала о гнв Джуліи, она просто убждала Джулію пріхать къ сестр.

— Она непремнно прідетъ, сказала мистриссъ Клэверингъ: — вамъ нечего бояться.

— Но какъ я могу приглашать её, когда домъ теперь не мой?

— Пожалуйста не говорите такимъ образомъ, Герміона. Домъ будетъ вашъ на всё время, пока онъ вамъ понадобится. Родные вашего мужа ваши врные друзья.

Но этотъ намёкъ на ея мужа вызвалъ новый припадокъ истерическихъ слёзъ.

— Оба умерли, сказала она:— оба умерли!

Мистриссъ Клэверингъ знала очень хорошо, что она говоритъ не о брат, а о своёмъ муж и о сын. О бдномъ Арчи никто не сказалъ ни слова, кром ключницы. Для нея необходимо было знать, кто теперь хозяинъ въ Клэверингскомъ Парк.

Два раза въ этотъ день мистриссъ Клэверингъ была въ замк, и воротившись во второй разъ поздно вечеромъ, нашла своего сына. Когда она пришла, отецъ уже размнялся съ нимъ нсколькими словами.

— Ты слышалъ, Гарри?

— Да, клэркъ приходилъ ко мн отъ банкировъ.

— Ужасно, неправда ли? Просто страшно подумать.

— Это правда, сэръ. Я никогда въ жизни не былъ такъ поражонъ.

— Онъ непремнно хотлъ хать на этой проклятой яхт, хотя я знаю, что отсовтывали это, сказалъ отецъ, поднимая руки и качая головой.— А теперь оба умерли, оба за одинъ разъ!

— Какъ она это переноситъ?

— Твоя мать теперь у нея. Когда я былъ у нея утромъ — я написалъ къ ней нсколько строкъ и она ожидала непріятныхъ извстій — она упала въ обморокъ. Разумется, я не могъ сдлать ничего. Я даже не могу сказать, чтобы я ей сообщилъ. Она сама спросила и увидала по моему лицу, что ея опасенія основательны. Честное слово, я былъ радъ, когда она лишилась чувствъ, это было для нея лучше всего.

— Для васъ это врно было очень тягостно.

— Ужасно, ужасно! и ректоръ покачалъ головой:— это сдлаетъ большую разницу въ твоей будущности, Гарри.

— И въ вашей жизни, сэръ. Такъ сказать, вы также молоды, какъ и я.

— Будто бы? Мн кажется, что я былъ такъ молодъ, когда ты родился. Но я совсмъ не думаю о себ. Я слишкомъ старъ, чтобы перемнять мой образъ жизни. Это не сдлаетъ для меня большой перемны. Право я не знаю, какую перемну можетъ это сдлать для меня. Твоя мать думаетъ, что мн надо оставить приходъ. Еслибы ты былъ пасторомъ, Гарри!

— Я очень радъ, что я не пасторъ.

— Я такъ полагаю. Да и необходимости никакой нтъ, никакой. Ты будешь что ты хочешь въ имніи. Я вмшиваться не стану.

— Да, вы станете, сэръ. Теперь вамъ кажется странно, но вы скоро привыкнете. Желалъ бы я знать, оставилъ ли онъ завщаніе?

— Это не можетъ сдлать никакой разницы для тебя. Каждая десятина этого помстья укрплена за прямыми наслдниками. Она получитъ свое вдовье наслдство. Кажется, восемьсотъ фунтовъ въ годъ. Она не будетъ такъ богата, какъ сестра. Желалъ бы я знать, гд она будетъ жить. Она можетъ остаться и въ замк, если хочетъ. Я увренъ, что твоя мать не будетъ этому препятствовать.

Гарри не спрашивалъ о приход, но и онъ также думалъ объ этомъ. Онъ зналъ также, что мать его будетъ благопріятствовать Солю, и зналъ также, что его отецъ послдуетъ совту его матери. Самъ онъ ничего не имлъ противъ Соля, хотя не могъ понять, какъ его сестра можетъ чувствовать привязанность къ такому человку.

Эдуардъ Фильдингъ былъ бы лучшимъ сосдомъ, и Гарри подумалъ, нельзя ли сдлать размнъ. До возвращенія матери изъ замка онъ пошолъ прогуляться по парку съ Фанни. Она совершенно отказалась разсуждать о фамильной будущности по случаю этого несчастья. Для нея эта трагедія была такъ ужасна, что она могла чувствовать только ея трагическій элементъ. Безъ всякаго сомннія, она также думала о Сол.

‘Что онъ подумаетъ объ этой внезапной смерти обоихъ братьевъ? Какъ онъ её почувствуетъ? Еслибъ ей позволили поговорить съ нимъ объ этомъ, что онъ скажетъ объ ихъ судьб здсь и за гробомъ? Пойдётъ ли онъ въ замокъ предлагать религіозныя утшенія вдов?’

Обо всёмъ этомъ она много думала, но ея воображенію не. представлялся ни Соль, какъ ректоръ Клэверингскій, ни сама она, какъ хозяйка въ дом своей матери. Гарри нашолъ её скучной спутницей и, можетъ-быть, утшился вниманіемъ къ дубамъ. Дубы показались ему теперь еще выше прежняго.

На третій день ректоръ похалъ въ Лондонъ, оставивъ Гарри въ пасторат. Необходимо было видться съ стряпчими и представить такія доказательства, какія только были возможны, въ смерти обоихъ братьевъ. Въ этомъ не могло быть никакого сомннія. Спасеніе Стюарта и еще нсколькихъ человкъ не допускало никакой возможности сомннія. Яхта была захвачена бурею у Гельголанда и пошла ко дну. Вс старались ссть въ лодку, но т, которымъ это удалось, утонули. Шкиперъ видлъ., какъ погибли оба брата. Т, которые спаслись, были найдены на доскахъ, къ которымъ они себя привязали. Для новаго баронета не могло быть ни сомнній, ни затрудненій.

Ни сэръ Гью, ни его братъ не оставили завщанія. Бдному Арчи нечего было оставлять, и что онъ не сдлалъ завщанія, въ этомъ не было ничего удивительнаго. И сэръ Гью немногое могъ завщать, да и не было никакой причины, чтобы онъ сдлалъ завщаніе. Еслибъ онъ оставилъ сына, то сынъ получилъ бы въ наслдство всё. Онъ однако умеръ бездтенъ, а жена его была обезпечена брачнымъ контрактомъ. Когда онъ женился, онъ такъ мало назначилъ жен, если она останется вдовою, какъ только захотли принять друзья его жены, и никто знавшій этого человка не ожидалъ, чтобы онъ увеличилъ эту сумму посл смерти. Пробывъ въ Лондон три дня, ректоръ воротился, вступивъ уже въ полное обладаніе титуломъ, но онъ принялъ его посл втораго воскресенья, считая отъ телеграммы сообщившей извстіе.

Между-тмъ Гарри написалъ Флоренсъ, для которой извстія также были важны. Она ухала изъ Лондона съ большимъ торжествомъ, въ полной увренности, что ей нечего теперь бояться лэди Онгаръ, или какой бы то ни было женщины на свт, не только простивъ Гарри его грхи, но успвъ также убдить себя, что нечего было прощать, ссорившись съ братомъ разъ десять за то, что онъ не хотлъ согласиться съ нею въ этомъ отношеніи. Онъ также простилъ Гарри и былъ готовъ не упоминать боле объ этомъ, но не могъ согласиться съ Флоренсъ, что ея Аполлонъ былъ совершенно богоподобенъ. Такимъ образомъ Флоренсъ ухала изъ Лондона съ торжествомъ, но она ухала съ убжденіемъ, что должна оставаться въ разлук съ Гарри неопредлённое время, которое, вроятно, должно будетъ измривать годами.

— Увидимся черезъ два года, сказала она, и Гарри былъ принуждёнъ удовольствоваться этимъ.

Но какже будетъ теперь? Разумется, Гарри началъ своё письмо разсказомъ о катастроф съ обычнымъ числомъ эпитетовъ. Это было ужасно, страшно, поразительно! Бдная вдова была въ отчаянномъ положеніи и вс Клэверинги почти вн-себя. Но когда это было сказано, онъ позволилъ себ обратиться къ своему вопросу.

‘Я не могу’, писалъ онъ: ‘не думать объ этомъ главное, какъ о томъ, что это касается васъ, или лучше сказать, касается меня въ отношеніи васъ. Я полагаю, что теперь оставлю контору. Отецъ мой думаетъ, что мн было бы нелпо оставаться тамъ, и моя мать согласна съ нимъ. Такъ какъ я единственный сынъ, это имніе позволитъ мн жить удобно безъ всякой профессіи. Когда я говорю ‘мн’, разумется вы поймёте, что значитъ ‘мн’. Лучшая половина моя такъ благоразумна, что, я знаю, она не приметъ этотъ взглядъ безъ большихъ соображеній, и слдовательно, должна пріхать въ Клэверингъ послушать, какъ объ этомъ разсуждаютъ старшіе. Я самъ не могу перенести мысли, что меня радуетъ результатъ этого ужаснаго несчастья, но какъ мн удержаться, чтобы не быть счастливымъ отъ сознанія, что мы теперь можемъ обвнчаться безъ замедленія? Посл того, что случилось, ничто не можетъ сдлать меня счастливымъ или совершенно спокойнымъ, пока я не назову васъ своею. Мать моя уже сказала, что она надется, что вы прідете сюда черезъ дв недли, то есть, какъ только мы опять войдёмъ въ себя, но она сама напишетъ вамъ до этого. Я написалъ къ вашему брату въ контору, написалъ также къ Цециліи. Безъ сомннія, вашъ братъ узналъ это извстіе изъ французскихъ газетъ.’

Потомъ онъ сказалъ мало, очень мало объ ихъ будущемъ образ жизни, намекнувъ ей, не боле, что ей предназначено, вроятно, сдлаться матерью будущаго баронета.

Это извстіе дошло въ Клэверингъ въ субботу. Въ слдующее воскресенье вс въ приход, безъ сомннія, слышали объ этомъ, но ничего не было сказано объ этомъ въ церкви. Ректоръ оставался дома утромъ и всю службу совершалъ Соль. Но на второе воскресенье Фильдингъ пріхалъ изъ Гёмбельтона и говорилъ проповдь о потер, которую потерплъ приходъ въ внезапной смерти обоихъ братьевъ. Можетъ-быть, хорошо, чтобы подобныя проповди говорились. Клэверингскіе жители почувствовали бы, что съ ихъ покойными владльцами поступили какъ съ собаками, еслибъ о нихъ ни слова не было сказано въ храм Божіемъ. Судьба не допустила ихъ пользоваться похоронной церемоніей. Хорошо, чтобы люди низкаго званія имли уваженіе къ людямъ знатнымъ, даже когда это уваженіе не заслужено, для вдовы было хорошо, чтобы въ Клэверинг обратили нкоторое вниманіе на смерть главы Клэверинговъ. Но мн не хотлось бы самому говорить похвальныя проповди жизни и смерти Гью Клэверинга и его брата Арчи. Что сдлалъ который-нибудь изъ нихъ для того, чтобы заслужить доброе слово отъ мущины или пріобрсти любовь женщины? Что сэръ Гью былъ любимъ его женой, происходило отъ натуры этой женщины, а вовсе не отъ качества этого мущины. Оба брата жили только для собственной пользы. Я сомнваюсь, способствовалъ ли кто-нибудь изъ нихъ къ спокойствію или счастью какого-нибудь человческаго существа. Гью, будучи силёнъ по природ и имя твёрдую волю, притснялъ всхъ, кто былъ ему подчинёнъ. Арчи, не такъ одарённый, какъ его братъ, былъ боле кротокъ и мене ненавистенъ, но его правила дйствій были одн и т же. Всё для себя!.. Не хорошо ли было, что два такихъ человка достались на съденіе рыбамъ и что свтъ — особенно Клэверинскій свтъ и эта бдная вдова, которая чувствовала себя такъ невыразимо несчастной, когда періодъ утшенія для нея начинался — не хорошо ли, что Клэверинскій свтъ отдлался отъ нихъ?

Но эту мысль не вложилъ въ свою проповдь молодой пасторъ, который женился на двоюродной сестр этихъ Клэверинговъ. Онъ, кажется, мало имлъ затрудненій и внутренно съ своею совстью, и наружно съ предметомъ своей рчи. Онъ обладалъ пріятнымъ, непринуждённымъ краснорчіемъ и способностью извлекать слёзы, если не изъ чужихъ глазъ, то изъ своихъ собственныхъ. Онъ и представилъ картину маленькой яхты среди бури и о десниц Божіей, разлившей гнвъ на волны, но о причин этого божественнаго гнва и объ его направленіи не сказалъ ничего. Потомъ о внезапности и о ужас этой смерти онъ гововорилъ много, не настаивая на необходимости раскаянія для спасенія, но онъ воспользовался случаемъ, чтобы сказать окружавшимъ его, что они должны такъ жить, чтобы всегда быть готовыми къ смерти. Наконецъ, онъ перешолъ къ владльцу, котораго они лишились. Даже тутъ не было для него затрудненія. Наслдникъ отправился прежде, а потомъ отецъ и его братъ. Кто между ними не пожалетъ объ осиротлой матери и вдов? Кто между ними не вспомнитъ съ любовью о малютк, котораго они вс видли у этой купели, и съ уваженіемъ о помщик, подъ управленіемъ котораго они жили? Какъ пріятно должно-быть длать эти вопросы, на которые никто не можетъ отвчать? Фильдингъ, однако, получилъ много похвалъ за свою проповдь и, вроятно, она сдлала боле пользы, чмъ вреда, если только мы не примемъ въ разсчотъ, произнося нашъ приговоръ объ этомъ, постоянную пользу всякой истины и постоянный вредъ всякой лжи.

Фильдингъ оставался въ пасторат почти всю слдующую недлю и тутъ происходили частые семейные разговоры о будущемъ владльц прихода. На эти семейныя совщанія однако Фанни не приглашали присутствовать. Мистриссъ Клэверингъ, знавшая хорошо, какъ длать подобныя вещи, постепенно заставляла своего мужа выносить имя Соля. Разъ двадцать уврялъ онъ, что не можетъ это понять, но могло ли быть возможно такое пониманіе или нтъ, онъ началъ признавать справедливымъ этотъ фактъ. Его дочь Фанни была положительно влюблена въ Соля и ея мать думала, что ея счастье отъ этого зависитъ.

— Я не могу этого понять, честное слово, не могу! сказалъ ректоръ въ послдній разъ, потомъ уступилъ.

Теперь были средства обезпечить любовниковъ. Фильдингъ покачалъ головой, не по поводу предпочтенія Фанни Соля, хотя, разсуждая объ этомъ съ своей женой, онъ очень часто качалъ головой, но теперь онъ покачалъ головой по поводу предлагаемой перемны. Ему было очень хорошо тамъ, гд онъ былъ. И хотя Клэверингъ былъ лучше Гёмбельтона, онъ былъ не на столько лучше, чтобы заставить его отказаться отъ своихъ родныхъ, предложивъ имъ прислать Соля. Соль былъ превосходный пасторъ, но можетъ-быть дяд, который далъ Фильдингу его приходъ, не понравится Соль. Такимъ образомъ въ этихъ совщаніяхъ было ршено, что Соль будетъ будущимъ ректоромъ Клэверингскимъ.

Между-тмъ бдная Фанни грустила, не ожидая такой великолпной радости, какую ея мать приготовляла для нея, а Соль съ энергіей приготовлялся къ отъзду въ чужіе края.

Глава XLV.
НЕ СОШЛА ЛИ ОНА СЪ УМА?

Лэди Онгаръ была въ Тенби, когда получила письмо мистриссъ Клэверингъ и не слыхала еще объ участи своего зятя. Она наняла квартиру въ Тенби, взяла съ собой только горничную и приготовлялась къ уступк своего состоянія. До-сихъ-поръ она не слыхала еще отъ Куртановъ или ихъ повреннаго въ длахъ о предложеніи, которое она сдлала насчотъ Онгарскаго Парка, но прошло еще немного времени, а стряпчіе, какъ она знала, не торопились никогда. Она убжала въ Тенби отъ лондонскаго одиночества къ одиночеству приморскому — ожидая она сама не знала какого утшенія отъ этой перемны. Она не хотла брать съ собой экипажъ и думала, что даже въ этомъ будутъ нкоторыя сильныя ощущенія. Она хотла длать большія прогулки одна, хотла читать, даже, если возможно, хотла заниматься серьёзно и пріучать себя къ трудолюбію. До-сихъ-поръ ей не удавалось ничего, но теперь она хотла попробовать, не открытъ ли для нея какой-нибудь способъ успха. Она хотла также удостовриться, на какую малую сумму можетъ она жить приличнымъ образомъ, и хотла именно столько и оставить изъ богатства лорда Онгара.

Но до-сихъ-поръ ея жизнь въ Тенби шла не совсмъ удачно. Уединённые дни казались еще длинне, чмъ въ Лондон. Люди больше её замчали, и хотя она не признавалась самой себ, ей было неловко безъ удобствъ ея лондонской квартиры. И я сомнваюсь, чтобы чтеніе удавалось ей боле, чмъ въ Лондон. Мущины и женщины, не привыкшіе къ чтенію, думаютъ, что это занятіе легче другихъ. Увы! нтъ, если привычки не существуетъ, это трудне всего. Если человкъ до старости не пріобрлъ привычки къ чтенію, онъ скоре научится шить башмаки, чмъ употреблять книгу. А хуже всего то, что шить башмаки ему будетъ пріятне, чмъ читать книгу. Пусть т, которые еще не стары, которые еще молоды, обдумаютъ это хорошо. Лэди Онгаръ была не стара, вовсе не стара для того, чтобъ принять новыя привычки, но даже и она нашла, что это очень трудно. Она окружила себя книгами, но несмотря на книги, чрезвычайно желала какихъ-нибудь сильныхъ ощущеній, когда письмо изъ Клэверинга подоспло къ ней на выручку.

Ея зять умеръ, умеръ также и искатель ея руки! Эти два человка, которыхъ она такъ недавно видла здоровыми, гордыми всею гордостью вншней жизни, оба превратились въ ничто… Страшное возмездіе постигло ея врага — потому что она считала сэра Гью врагомъ посл смерти своего мужа. Она не радовалась этому возмездію. Въ сердц ея не было торжества отъ того, что онъ погибъ. Она не говорила себ, что она рада — или за себя, или за сестру, но она чувствовала какое-то невыразимое облегченіе. Ея настоящая жизнь была для нея прискорбна, и теперь случилось то, что раскрывало ей новыя надежды и новый образъ жизни. Ея зять притснялъ её однимъ своимъ существованіемъ, а теперь онъ умеръ. Еслибъ у ней не было зятя, который долженъ былъ встртить, её, возвращеніе ея въ Англію не было бы такъ ужасно. Ея сестра будетъ ей возвращена теперь, и ея уединеніе вроятно прекратится. Потомъ, даже самое волненіе, возбужденное этими извстіями, было для нея спасительно. Она… конечно, была непріятно поражена. Она сказала даже своей горничной, что это ужасно. Но тмъ не мене, день, въ который она получила это извстіе, былъ для нея не такъ скученъ, какъ вс другіе дни, которые она провела въ Тенби.

Бдный Арчи! Что-то похожее на слезу выступило на глазахъ ея, когда она думала объ его участи. Какъ глупъ былъ онъ всегда, какъ въ немъ недоставало всхъ тхъ качествъ, которыя прельщаютъ женщинъ въ мущинахъ! Но самое воспоминаніе о его недостаткахъ возбуждало нчто въ род нжности въ его пользу, Гью былъ непріятенъ, даже ненавистенъ, по причин той власти, которую онъ имлъ, между-тмъ какъ Арчи вовсе не былъ ненавистенъ, а просто непріятенъ, потому что природа была для него скупа. И притомъ, онъ выставлялъ себя ея обожателемъ. Разумется, это немного значило, потому что онъ искалъ ея денегъ, но даже еслибы и такъ, все женщина чувствуетъ что-нибудь къ мущин, который предложилъ связать свою участь съ нею. Изъ всхъ, до кого хоть сколько-нибудь касалась судьба обоихъ братьевъ, я думаю, лэди Онгаръ больше всхъ пожалла о бдномъ Арчи. А какъ это важно для Гарри Клэверинга! Она желала бы дать Гарри вс блага міра сего, думая, что они будутъ для него приличны, когда онъ приметъ ихъ изъ ея рукъ. Теперь онъ ихъ получитъ, но не отъ нея. Теперь онъ ихъ получитъ и раздлитъ съ Флоренсъ Бёртонъ. Ахъ! еслибы она осталась ему врна въ то прежнее время — въ то время, когда она боялась своей бдности — не было ли бы это хорошо также и для нея? Мра ея возмездія наконецъ переполнилась. Сэръ Гарри Клэверингъ! Она произнесла это имя и нашла, что оно звучитъ очень хорошо. Потомъ она подумала о наружности и характер этого человка, и созналась, что онъ будетъ прилично носить это имя. Сэръ Гарри Клэверингъ будетъ что-нибудь значить въ своемъ графств. Онъ будетъ такимъ мужемъ, которымъ жена будетъ гордиться, когда онъ станетъ расхаживать между своими арендаторами и лсничими — а можетъ-быть, и когда станетъ собирать голоса своихъ сосдей. Да, счастлива будетъ жена сэра Гарри Клэверинга! Онъ такой человкъ, который съ восторгомъ раздлитъ свой домъ, свои надежды, свои планы и совты съ своей женой. Онъ будетъ чуднымъ другомъ своей жены. Онъ захочетъ найти подругу въ своей жен и будетъ высоко её ставить. А если будутъ дти, какъ онъ будетъ нженъ къ нимъ! Могъ ли Гарри быть хорошею главой бднаго хозяйства, это было сомнительно, но ни одинъ человкъ не былъ способне его занять положеніе, которое теперь онъ долженъ былъ занять. Такимъ образомъ лэди Онгаръ думала о Гарри Клэверинг, когда признавалась себ, что мра ея возмездія переполнилась наконецъ.

Разумется, она тотчасъ подетъ въ Клэверингскій Паркъ, она написала объ этомъ сестр, а на слдующій день отправилась. Она отправилась въ путь такъ скоро, что пріхала черезъ нсколько часовъ посл своего письма. Она была тамъ, когда ректоръ ухалъ въ Лондонъ и когда Фильдингъ говорилъ свои проповди, но не видала Клэверинга передъ его отъздомъ и не слышала краснорчія младшаго пастора. Единственный членъ семьи, виднный ею, была мистриссъ Клэверингъ, которая каждый день проводила нсколько часовъ въ замк. Мистриссъ Клеверингъ до-сихъ-поръ не видала лэди Онгаръ посл ея возвращенія и чрезвычайно удивилась перемн, которую такое короткое время сдлало въ ней.

— Она прекрасне прежняго, сказала мистриссъ Клэверингъ ректору:— но это такая красота, какую женщины имютъ въ среднемъ возраст, а не прелесть молодости.

Обращеніе лэди Онгаръ было холодно и величественно, когда она встртилась съ мистриссъ Клэверингъ.— Они видлись въ послдній разъ утромъ въ день ея свадьбы,— когда Джулія Брабазонъ ршила, что она будетъ имть видъ графини и что быть графиней довольно для ея счастья. Она не могла не вспоминать объ этомъ теперь и не хотла сознаться въ своей неудач кротостью обращенія. Ей приличествовало быть гордой, по крайней мр до-тхъ-поръ, пока она узнаетъ, какъ её приметъ эта новая лэди Клэверингъ. Потомъ было боле чмъ вроятно, что эта новая лэди Клэверингъ знала всё происходившее между ней и Гарри, слдовательно, она должна держать голову высоко.

Но не прошло и недли, какъ мистриссъ Клэверингъ — мы еще такъ будемъ называть её — сломила гордость лэди Онгаръ своею добротой, и бдная женщина, которая такъ много должна была переносить, ршилась говорить о своей тяжолой нош. Джулія одинъ разъ назвала её лэди Клэверингъ, и на это не было сдлано никакого замчанія. Тутъ была вдова и нельзя было обратить вниманіе на это имя. Но вскор посл этого мистриссъ Клэверингъ обратилась къ Джуліи съ маленькой просьбой.

— Я не знаю, каковъ обычай, сказала она: — но не называйте меня такимъ образомъ теперь, это напомнитъ Герми объ ея потер.

— Она всегда о ней думаетъ, сказала Джулія.

— Безъ сомннія, но всё-таки новое имя огорчить её. И меня оно приводитъ въ недоумніе. Пусть оно придётъ современемъ, когда мы вс лучше пристроимся.

Лэди Онгаръ сказала правду, что ея сестра постоянно думала о своей потер. Для нея теперь ея мужъ казался образцомъ между мущинами. Она только вспоминала его мужественность, его силу, достоинство осанки и то обстоятельство, что для нея онъ былъ всмъ. Она думала о той послдней и напрасной предосторожности, съ которой она обратилась къ нему, когда, обнимая его, просила его заботиться о себ. Она не вспоминала теперь, какъ холодно было принято это объятіе, какъ этимъ словамъ не приписывалось никакого значенія, какъ онъ оставилъ её не только безъ малйшаго признака привязанности, но безъ всякой попытки скрыть признаки своего равнодушія. Но она помнила, что ея рука лежала на его плеч, и старалась думать объ этомъ объятіи, какъ-будто оно было необыкновенно сладостно для нея. Она вспоминала, какъ она стояла у окна и прислушивалась къ стуку колёсъ, увозившихъ его, и смотрла на его фигуру такъ долго, какъ только глаза ея могли покоиться на ней. Ахъ! какую ложь говорила она себ теперь о своей любви къ нему и объ его доброт къ себ — благоговйная ложь, которая, конечно, должна была принести какое-нибудь утшеніе ея огорчонной душ.

Но ея сестра не могла равнодушно слышать похвалы сэру Гью. Однако она ршилась выслушивать ихъ,— выносить и не противорчивъ, но ея борьба въ этомъ отношеніи была почти свыше ея силъ.

— Онъ осудилъ меня, сказала она наконецъ: — и, слдовательно, мы не были такими друзьями, когда видлись въ послдній разъ, какъ были до моего замужства.

— Но, Джулія, ты за многое мн обязана признательностью.

— Теперь мы ничего не будемъ объ этомъ говорить, Герми.

— Я не знаю, почему ты должна молчать объ этомъ по той причин, что онъ умеръ. Я думала, что ты будешь рада сознаться въ его доброт къ теб. Но ты всегда была жестока.

— Можетъ-быть.

— Два раза онъ приглашалъ тебя сюда посл твоего возвращенія, но ты не хотла пріхать.

— Я пріхала теперь, Герми, когда думала, что могу быть теб полезна.

— Онъ сильно почувствовалъ твоё нежеланіе пріхать. Я знаю это.

Лэди Онгаръ не могла не подумать, какимъ образомъ онъ обнаружилъ свои чувства во время своего посщенія въ Болтонскую улицу.

— Я никогда не могла понять, зачмъ ты была такая колкая.

— Я думаю, душа моя, что намъ лучше не разсуждать объ этомъ. Я также многое должна была перенести, также какъ и ты. То, что переносила ты, произошло вовсе не отъ твоей вины.

— Да. Я не хотла, чтобъ онъ халъ. Я отдала бы всё, чтобъ удержать его дома.

Сестра ея думала не о тхъ страданіяхъ, которыя она вынесла отъ потери ея мужа, по о ея прежнихъ непріятностяхъ. Этого, однако, она не объяснила.

— Теб не за что обвинять себя, продолжала лэди Онгаръ: — между-тмъ какъ мн есть за что и за многое — за всё. Если мы останемся вмст, какъ я надюсь, гораздо лучше будетъ для насъ обихъ совсмъ не вспоминать о прошломъ.

— Ты хочешь сказать, чтобъ я никогда не говорила о Гью?

— Нтъ, я не это хочу сказать. Но я желала бы, чтобъ ты не упоминала о его чувствахъ ко мн. Я думаю, что онъ не совсмъ понялъ, какого рода жизнь вела я, когда былъ живъ мой мужъ, и что онъ ошибочно обо мн судилъ. Вотъ почему я не желаю вспоминать о прошломъ.

Черезъ четыре дня посл этого, когда зашла рчь объ отъзд изъ Клэверингскаго Парка, старшая сестра заговорила о денежныхъ затрудненіяхъ. Мистриссъ Клэверингъ предложила ей остаться въ замк, но она отказалась отъ этого, ссылаясь, что это мсто будетъ ей противно посл смерти ея мужа. Бдняжка не признавалась, что оно сдлалось для нея непріятно отъ одиночества, которое она выносила тамъ при жизни мужа. Она хотла ухать куда-нибудь и жить какъ можетъ своимъ вдовьимъ наслдствомъ. Это было немного, но этого будетъ достаточно. Она говорила, что не знаетъ, можетъ ли жить съ сестрой, потому что не желала быть въ зависимости. Джулія, разумется, захочетъ вести такой образъ жизни, на какой она не можетъ имть притязанія.

Мистриссъ Клэверингъ, которая была при этомъ, также какъ и лэди Онгаръ, объявила, что она не видитъ въ этомъ затрудненія.

— Сёстры, сказала она: — не должны думать о различіи въ такихъ вещахъ.

Тогда лэди Онгаръ въ первый разъ заговорила съ ними о своёмъ намреніи насчотъ денегъ и въ первый разъ также оставила ту надменную холодность, какую она принимала въ присутствіи мистриссъ Клэверингъ.

— Я думаю, что должна объяснить, сказала она: — что я намрена длать съ моими деньгами. Я не думаю, чтобы между Герми и мною была большая разница въ этомъ отношеніи.

— Это вздоръ, сердито сказала ея сестра.

— Конечно, въ доход будетъ разница, сказала мистриссъ Клэверингъ: — но я не вижу, чтобъ это могло возбуждать какое-нибудь непріятное чувство.

— Только непріятно быть въ зависимости, замтила Герміона.

— Отъ тебя не будутъ требовать, чтобъ ты отказалась отъ своей независимости, съ улыбкой возразила Джулія — съ улыбкой грустной, не показывавшей внутренняго удовольствія.

Потомъ вдругъ ея лицо сдлалось сурово и жостко.

— Дло въ томъ, продолжала она: — что я не имю намренія удержать у себя деньги лорда Онгара.

— Твой доходъ? вскричала Герміона.

— Да, я отдамъ его имъ, или по-крайней-мр большую его часть. Зачмъ мн оставлять его у себя?

— Это ваша собственность, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— Да, по закону это моя собственность. Я это знаю. И когда былъ бы поднятъ вопросъ о томъ, нельзя ли его оспаривать, я отстояла бы его до послдняго шиллинга. Кто-то — врно ихъ повренный по дламъ — хотлъ отнять отъ меня помстье въ Сурре. Я сказала имъ тогда, что не отступлюсь отъ моего права ни на дюймъ. Но они уступили — и теперь я отдала имъ назадъ домъ.

— Ты отдала назадъ? вскричала ея сестра.

— Да,— я сказала, что они могутъ его взять. Онъ для меня безполезенъ. Я терпть его не могу.

— Вы были очень великодушны, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— Но это не касается твоего дохода, сказала Герміона.

— Да, это не касается моего дохода.

Тутъ она замолчала, не зная, какъ продолжать разсказъ о своёмъ намреніи.

— Вы позволите мн сказать, лэди Онгаръ, замтила мистриссъ Клэверингъ: — что я на вашемъ мст не ршилась бы на такой важный шагъ, не посовтовавшись съ кмъ-нибудь.

— Съ кмъ я могу посовтоваться? Разумется, стряпчій говоритъ мн, что я должна оставить всё. Это его дло давать подобные совты. Но какъ онъ можетъ знать, что я чувствую? Какъ онъ можетъ понять меня? Да и могу ли я ожидать, чтобы кто-нибудь меня понялъ?

— Но очень можетъ быть, что эти люди не такъ васъ поймутъ, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— Именно это говоритъ и онъ. Но, мистриссъ Клэверингъ, я объ этомъ не забочусь. Я вовсе не забочусь о томъ, что говорятъ или думаютъ обо мн. Какое мн дло, что говорятъ?

— А я думаю, что это важне всего, сказала ея сестра.

— Нтъ,— это ничего не значитъ — ршительно ничего.

Тутъ она опять замолчала и чувствовала себя неспособной выразиться. Она не могла ршиться выразить на словахъ то осужденіе своему поведенію, которое теперь такъ тяготило её. Не то, чтобы она желала скрыть свои чувства отъ сестры или отъ мистриссъ Клэверингъ, но словъ, въ которыхъ она могла выразить эти чувства, не хватало у нея.

— А они приняли домъ? спросила мистриссъ Клэверингъ.

— Они должны принять, что другое могутъ они сдлать? Они не могутъ заставить меня называть этотъ домъ моимъ, если я не хочу. Если я отказываюсь брать доходъ, который стряпчій Куртона платитъ моимъ банкирамъ, они не могутъ принудить меня брать его.

— Но неужели ты и отъ этого хочешь отказаться? спросила её сестра.

— Хочу. Мн не нужно его денегъ, я оставлю только, сколько нужно для того, чтобы не срамить его фамилію. Я не хочу этихъ денегъ. Эти деньги съ самаго начала были для меня проклятіемъ, какое право имю я на эти деньги? оттого что… оттого что… оттого что…

Она не могла кончить своей фразы, но отвернулась отъ нихъ и отошла къ окну. Лэди Клэверингъ взглянула на мистриссъ Клэверингъ, какъ-будто она думала, что сестра ея сошла съ ума.

— Вы понимаете её? шепнула лэди Клэверингъ.— Я думаю, что знаю, что происходитъ въ ея душ.

Она послдовала за лэди Онгаръ черезъ всю комнату и, кротко взявъ её за руку, старалась утшить — утшить и поговорить съ нею объ опрометчивости ея намренія. Она старалась объяснить бдной женщин, что если она исполнитъ своё намреніе, то лишитъ себя возможности впослдствіи быть полезной въ свт. Благоразуміе мистриссъ Клэверингъ оскорблялось этой мыслью отказаться отъ денегъ, на которыя права лэди Онгаръ никто оспаривать не могъ.

— Имъ эти деньги не нужны, лэди Онгаръ, сказала она.

— Это не иметъ никакого отношенія къ моему намренію, отвчала она.

— И никто не иметъ ни малйшаго сомннія, что эти деньги справедливо принадлежатъ вамъ.

— Но думаетъ ли кто-нибудь, какъ я ихъ получила? сказала лэди Онгаръ, круто повернувшись къ мистриссъ Клэверингъ.— Вы… вы — вы осмлитесь ли сказать мн, что вы думаете о томъ, какимъ образомъ они сдлались моими? Могли ли бы вы вынести, еслибъ они сдлались вашими такимъ образомъ? Я не могу этого вынести и не хочу.

Она говорила такъ запальчиво, что ея сестра молчала отъ испуга, и сама мистриссъ Клэверингъ находила затруднительнымъ отвчать ей.

— Каково бы ни было прошлое, сказала она: — вопросъ теперь состоитъ въ томъ, какъ лучше устроить будущее.

— Я надялась, продолжала лэди Онгаръ, не примчая того, что ей говорили:— я надялась всё поправить, отдавъ его деньги другому. Вы знаете, о комъ я говорю, и Герми знаетъ. Я думала, когда ворочусь, что какъ я ни поступила дурно, я могу еще сдлать что-нибудь хорошее на свт. Но выходитъ такъ, какъ намъ говорятъ въ проповдяхъ. Хорошее не можетъ выйти изъ дурного. Я сдлала дурное, и только одно это можетъ выйти изъ сдланнаго мною зла. А что касается того, чтобы длать пользу въ свт — я знаю, какую пользу могу сдлать я. Когда женщины услышатъ, какъ несчастна была я, он не захотятъ продать себя такъ, какъ продалась я.

Она вышла изъ комнаты спокойными шагами и затворила за собою дверь безъ малйшаго шума.

— Я не знала, что она такова, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— И я также. Она никогда не говорила со мною прежде такимъ образомъ.

— Бдняжка! Герміона, вы видите, что на свт есть люди, страданія которыхъ хуже, чмъ у васъ.

— Я не знаю, сказала лэди Клэверингъ.— Она никогда не теряла того, что потеряла я, никогда.

— Она потеряла то, что, я уврена, вы не потеряете никогда: уваженіе къ самой себ. Но, Герми, вы должны быть къ ней добры. Мы вс должны быть къ ней добры. Не лучше ли вамъ будетъ остаться съ нами нсколько времени — обимъ вамъ?

— Какъ! здсь въ Парк?

— Мы устроимъ вамъ мстечко въ пасторат, если вы хотите.

— О, нтъ! я хочу ухать. Я полагаю, она не часто будетъ въ такомъ расположеніи духа.

— Она была очень взволнована теперь.

— А что она хочетъ сдлать съ своимъ доходомъ? Неужели она иметъ серьёзное намреніе?

— Теперь она говорила серьёзно.

— Разв этому нельзя помшать? Только подумайте, — если она откажется отъ своего дохода! Мистриссъ Клэверингъ, какъ, вы думаете, ужъ не сошла ли она съ ума?

Мистриссъ Клэверингъ сказала, что могла, чтобы утшить старшую, боле слабую сестру, объяснивъ ей, что Куртоны наврно не воспользуются безумнымъ великодушіемъ лэди Онгаръ, а потомъ пошла домой черезъ паркъ, размышляя о характер обихъ сестёръ.

Глава XLVI.
МАДАМЪ ГОРДЕЛУ УДАЛЯЕТСЯ ИЗЪ БРИТАНСКОЙ ДИПЛОМАЦІИ.

Читателя надо попросить отправиться со мною въ ту комнату въ Монтской улиц, гд бдный Арчи практиковался въ дипломатіи и гд мужественный Будль сдлался плнникомъ въ т минуты, въ которыя мы видли его въ послдній разъ. Шпіонка сидла теперь одна передъ письменной шкатулкой и со всей своей энергіей писала письма, безъ сомннія, ко всмъ европейскимъ дворамъ. Она трудилась прилежно, когда на лстниц послышались шаги. Опытный слухъ шпіонки встрепенулся и она тотчасъ узнала, кто ея гость. Это былъ не одинъ изъ тхъ, съ кмъ была бы полезна дипломація или у кого были бы готовы деньги подъ перчаткой для нея.

— Ахъ, Эдуардъ! это ты? Какъ я рада, что ты пришолъ, сказала она, когда графъ Патеровъ вошолъ въ комнату.

— Да, это я. Я получилъ вчера твою записку.

— Ты добръ, очень добръ. Ты всегда добръ.

Софи, говоря это, продолжала очень быстро писать своё письмо — такъ быстро, что ея рука такъ и бгала по бумаг. Потомъ она бросила перо и сложила бумагу, на которой писала съ такой изумительной быстротой. Въ этой женщин и во всхъ ея движеніяхъ была дятельность, на которую было изумительно смотрть.

— Вотъ, теперь кончено, сказала она: — теперь мы можемъ говорить. Ахъ! я чуть не исписала вс мои пальцы сегодня утромъ.

Братъ ея улыбнулся, но ничего не сказалъ о письмахъ. Онъ никогда не позволялъ себ намекать какимъ бы то ни было образомъ на ея профессію.

— Итакъ ты дешь въ Вну? спросилъ онъ.

— Ну да, думаю. Зачмъ мн оставаться здсь и тратить деньги обими руками?

Братъ опять пріятно улыбнулся. Онъ никогда не видлъ, чтобы его сестра была такъ расточительна, какъ она теперь описывала себя.

— Ничего не получаешь, а всё проживаешь, продолжала она.

— Ты лучше знаешь свои дла, отвчалъ онъ.

— Да, я знаю мои дла. Если я останусь здсь, меня отвезутъ вотъ въ это чорное зданіе, и она указала на рабочій домъ, который такъ мрачно высится въ Монтской улиц.— Ты не придёшь взять меня оттуда.

Графъ улыбнулся опять.

— Я думаю, тто ты слишкомъ умна для этого, Софи.

— А! хорошо женщин быть умной, а то она должна съ голоду умереть — да, съ голоду умереть! Такая женщина, какъ я, должна бы умереть съ голоду въ этой проклятой стран, еслибъ я не была, какъ ты называешь, умна.

Братъ и сестра говорили по-французски, и она говорила теперь почти также скоро, какъ писала.

— Это скоты и дураки, и такіе неловкіе какъ быки — да, какъ быки. Я ненавижу ихъ. Я ненавижу ихъ всхъ. Мущины, женщины, дти — вс одинаковы. Посмотри-ка на улицу, теперь хотя лто, я дрожу, когда гляжу на ея черноту. Это самая безобразнйшая нація! И они не понимаютъ ничего. О, какъ я ихъ ненавижу!

— Они не безъ достоинствъ. У нихъ есть деньги.

— Деньги?— да. У нихъ есть деньги и они такъ глупы, что ты можешь взять у нихъ подъ носомъ. Они не увидятъ. Но сами добровольно они не дадутъ теб ничего. Видишь, это чорпое зданіе — рабочій домъ. Я называю его Малой Англіей. Голые, голодные бдняги лежатъ у дверей, а тамъ внутри толстые, раздутые какъ индйскіе птухи сторожа.

— Во всякомъ случа, ты была здсь такъ долго, что можешь знать.

— Да, я была здсь долго — слишкомъ долго. Я сдлала изъ моей жизни пустыню, оставаясь здсь, въ этой казарменной сторон. И что я получила черезъ это? Я воротилась сюда для этой женщины, а она меня бросила. Это твоя вина,— твоя,— твоя!

— И ты посылала за мной для того, чтобы сказать мн это?

— Нтъ, Эдуардъ. Я посылала за тобой для того, чтобы ты могъ еще разъ видть твою сестру, чтобы я еще разъ могла видть моего брата.

Это она сказала облокотившись о столъ и пристально смотря въ лицо брата влажными глазами — чуть-чуть влажными. Былъ ли Эдуардъ слишкомъ безчувственъ для того, чтобы растрогаться этой выказываемой привязанностью, или онъ боле врилъ театральнымъ способностямъ своей сестры, чмъ ея сердцу, я не скажу, но онъ остался безотвтенъ къ ея воззванію.

— Ты опять скоро воротишься сюда, сказалъ онъ.

— Никогда! Я никогда не ворочусь въ эту проклятую страну. Нтъ, я узжаю навсегда. Я не стану больше себя пачкать грязью изъ ея водосточныхъ трубъ. Я пріхала сюда для Жюли, а какъ она обошлась со мной?

Эдуардъ пожалъ плечами.

— А съ тобою какъ она обошлась?

— Не обращай вниманія на меня.

— А! но я должна обращать вниманіе на тебя. Только ты не хотлъ позволить мн устроить это, а теперь всё могло быть твоё — да, всё. Зачмъ ты здилъ на этотъ проклятый островъ?

— Это былъ мой способъ разыграть игру. Оставь это, Софи, и лобъ ея брата помрачился.

— Твой способъ разыграть твою игру? Да, а что же сдлалось съ моей игрой? Ты разстроилъ мою игру, но ты не думаешь объ этомъ. Посл всего, что я вынесла, не получивъ ничего, и черезъ тебя — моего брата! Ахъ, это тяжеле всего — когда я всё устроивала для тебя!

— Ты вчно всё устроиваешь. Пожалуйста не устроивай моихъ длъ.

— Но зачмъ ты прізжалъ на этотъ проклятый островъ? Я разорена этой поздкой. Да, я разорена. Ты не поможешь мн добиться отъ нея ни одного шиллинга…

— Конечно, нтъ. Ты такъ умна, что можешь устроивать дла безъ моей помощи.

— И это говоритъ, мн братъ! Хорошо! А теперь, когда они утонули — эти оба Клэверинга, дуракъ и скотъ — и она можетъ длать что хочетъ…

— Она всегда могла длать что хотла посл смерти лорда Онгара.

— Да, но она теперь боле одинока, чмъ прежде. Этотъ кузенъ, который глупе ихъ всхъ, который могъ бы имть всё — Боже мой! да, всё, она отдала бы ему всё,— еслибъ онъ взялъ. Онъ женится на двушк, у которой нтъ шиллинга. Только одинъ англичанинъ можетъ длать такія гнусныя нелпости. Ахъ! мн тошно — мн тошно, когда я вспоминаю объ этомъ.

И Софи выказала несомннные признаки горести, которую едвали можно назвать корыстной. Она дйствительно страдала отъ горести при вид, что такое хорошее дло испорчено. Это не потому, чтобы она желала счастья Гарри Клэверингу. Еслибъ онъ попалъ на дно моря въ одной яхт съ своими кузенами, это извстіе доставило бы ей скоре удовольствіе, чмъ огорченіе. Но когда она увидла, что такія карты бросаются, какія онъ держалъ въ рук, она испытывала страданіе такого рода, какое испытываетъ хорошій игрокъ, когда сидитъ за стуломъ того, который ходитъ подъ козыря своему противнику и не длаетъ взятокъ своими королями и тузами.

— Онъ можетъ жениться на чертовк, если хочетъ, мн всё равно, сказалъ графъ.

— Но она тамъ — одна, въ этомъ мст — какъ его называютъ? Тенби. Не подешь ли ты теперь, когда не можешь сдлать вреда?

— Нтъ, я теперь не поду.

— А черезъ годъ она выберетъ кого-нибудь другого въ мужья.

— Что мн до этого? Но послушай, Софи, лучше, если ты поймёшь меня тотчасъ. Если я когда-нибудь вздумаю жениться на лэди Онгаръ, я теб не скажу.

— Почему же не сказать мн, твоей сестр?

— Потому что это не сдлаетъ мн пользы. Не будь ты здсь, она была бы теперь моя жена.

— Эдуардъ!

— Я говорю правду. Но я не хочу упрекать тебя за это. Каждый изъ насъ игралъ свою игру, и твоя игра не была моей. Ты теперь узжаешь, и если я вздумаю разыграть опять мою игру, я могу сыграть её одинъ.

Услышавъ это, Софи сидла нсколько минутъ молча и смотрла на него.

— Ты сыграешь одинъ? сказала она наконецъ.— Ты предпочитаешь это?

— Предпочитаю, если вздумаю сыграть.

— И ты дашь мн что-нибудь на отъздъ?

— Ни одного су.

— Ты не дашь — ни одного су?

— Ни полсу, подешь ты или останешься. Софи, не дура ли ты, прося у меня денегъ?

— Ты самъ, дуракъ — дуракъ, который не знаетъ ничего. Нечего на меня такъ смотрть. Я не боюсь. Я останусь здсь. Я останусь и сдлаю, какъ совтуетъ мн стряпчій. Онъ говорить, если я подамъ на неё просьбу, она должна заплатить мои издержки. Я подамъ просьбу. Я не оставлю всего одному теб. Нтъ. Помнишь эти дни во Флоренціи? Мн еще не заплатили, но мн заплатятъ. Сто-семьдесятъ-пять тысячъ франковъ годового дохода — и я не получу ничего! Скажи, — если это будетъ твоё, ты сдлаешь что-нибудь для твоей сестры?

— Ршительно ничего — ршительно, Софи, неужели ты думаешь, что я такъ сумасброденъ, что стану торговаться въ такомъ дл?

— Когда такъ, я останусь. Да,— я подамъ просьбу. Вс услышатъ и узнаютъ, какъ ты погубилъ себя и меня. А! ты думаешь, что я боюсь, что я не захочу тратить моихъ денегъ. Я истрачу всё—всё—всё — и буду отмщена.

— Ты можешь хать, или остаться, это для меня ршительно всё-равно. Теперь я прощусь.

Онъ всталъ и хотлъ уйти.

— Это для тебя всё-равно?

— Совершенію.

— Когда такъ, я останусь и она будетъ слышать моё имя каждый день въ своей жизни,— каждый часъ. Ей такъ опротивлю я и такъ опротивешь ты, что… что… что… О, Эдуардъ!

Это послднее воззваніе было сдлано оттого, что онъ былъ уже у дверей и его нельзя было остановить никакимъ другимъ образомъ.

— Что еще могу я сказать, сестра?

— О, Эдуардъ! чего не дала бы я, чтобъ вс эти богатства были твоими! Не было ли это моимъ дорогимъ желаніемъ? Эдуардъ, ты былъ неблагодаренъ. Вс мущины неблагодарны.

Не успвъ остановить его, она спрятала лицо въ уголъ дивана и заплакала. Надо предположить, что разыгрываемая ею роль передъ братомъ пропадала даромъ, но всё-таки эта роль была разыграна очень хорошо.

— Если ты дйствительно узжаешь въ Вну, сказалъ онъ:— я теперь прощусь съ тобой. Если нтъ — до свиданія.

— Я узжаю. Да, Эдуардъ, узжаю. Я не могу доле выносить этой страны. Моё сердце разрывается въ куски. Вс мои привязанности оскорблены. Да. Я узжаю можетъ-быть въ понедльникъ, а можетъ-быть и черезъ недлю. Прощай, братъ!

Потомъ она встала и, положивъ руки на его плеча, подняла лицо, чтобъ братъ поцаловалъ. Онъ поцаловалъ её и повернулся, чтобъ уйти. Но прежде чмъ онъ ушолъ, она обратилась къ нему еще съ просьбой, держа его за руку.

— Эдуардъ, ты можешь дать мн взаймы двадцать наполеондоровъ, пока я пріду въ Вну?

— Нтъ, Софи, нтъ.

— Ты не дашь твоей сестр взаймы двадцать наполеондоровъ?

— Нтъ, Софи, я никогда не даю взаймы, это моё правило.

— Ты дашь мн пять? Я такъ бдна! У меня почти нтъ ничего.

— Я надюсь, что дла твои идутъ не такъ дурно.

— Ахъ, да! они идутъ очень дурно. Съ-тхъ-поръ, какъ я въ этомъ проклятомъ город — на этотъ разъ что я получила?— ничего — ничего! Она была для меня всмъ — и не дала мн ничего! Очень дурно быть такой бдной. Скажи, что ты дашь мн пять наполеондоровъ — о, братъ мой!

Она всё цплялась за его руку и смотрла ему въ лицо со слезами на глазахъ. Когда онъ смотрлъ на неё, наклонившись къ ней, лёгкая улыбка промелькнула по его лицу. Потомъ онъ засунулъ руку въ карманъ и, вынувъ кошелёкъ, далъ ей пять совереновъ

— Только пятъ? спросила она.

— Только пять, отвчалъ онъ.

— Тысячу разъ благодарю, о братъ мой!

Она опять его поцаловала, потомъ онъ ушолъ. Она проводила его до лстницы и осыпила его благословеніями до-тхъ-поръ, пока не услыхала, что дверь затворилась за нимъ. Когда онъ ушолъ, она отперла внутренній ящикъ въ своей письменной шкатулк, и вынувъ неполный свертокъ золотыхъ монетъ, прибавила къ нимъ соверены брата. Суммы, которую онъ далъ ей, именно недоставало для пополненія числа двадцати-пяти. Она пересчитала соверены разъ шесть, старательно ихъ завернула и запечатала съ каждаго конца маленькій свёртокъ.

— А! сказала она, говоря сама съ собой:— они очень милы. Въ Англіи ничего нтъ милаго, кром этого.

Въ ящик было нсколько свёртковъ, десять или двнадцать. Она вынула каждый, одинъ за однимъ, проводя цо нимъ пальцами съ любовью, разсматривая печати на каждомъ конц, взвшивая ихъ въ рук, какъ-будто для того, чтобы удостовриться, что съ ними ничего не случилось во время ея отсутствія, и кладя ихъ рядомъ, чтобы посмотрть, одной ли они длины. Мы можемъ быть совершенно уврены, что Софи Горделу не привезла съ собою совереновъ въ Англію, когда пріхала съ лэди Онгаръ посл смерти графа, и деньги, находившіяся передъ нею, были накоплены во время ея послдняго посщенія въ ‘проклятую страну’, изъ которой она узжала.

Но прежде чмъ ухала, она ршилась сдлать еще попытку на тотъ рудникъ богатства, который нсколько недль тому назадъ лежалъ открытъ передъ нею. Она узнала отъ слугъ въ Болтонской улиц, что лэди Онгаръ была у лэди Клэверингъ въ Клэверингскомъ Парк, и она послала къ ней письмо туда. Это письмо она написала по-англійски и вложила въ него весь паосъ, къ которому была способна.

Монтская улица, октябрь 186…

‘Дражайшая Жюли, — не думаю, чтобы вы желали, чтобы я ухала отсюда навсегда не простившись съ тою, которую такъ нжно люблю. Да, я любила васъ всмъ моимъ сердцемъ — а теперь я узжаю — навсегда! Не повидаться ли намъ разокъ и обнять другъ друга? Никакія хлопоты не будутъ для меня велики, никакое путешествіе не будетъ слишкомъ долго. Только скажите: Софи, прізжай къ твоей Жюли.

‘Я должна хать, потому что я такъ бдна! Да, я не могу дольше жить здсь, не имя средствъ. Я не стыжусь сказать моей Жюли, которая такъ богата, что я бдна. Нтъ, я не буду стыдиться ухаживать за моей Жюли какъ раба, если только она мн позволитъ. Моя Жюли разсердилась на меня за моего брата. Разв я виновата, что онъ пріхалъ къ вамъ, въ наше маленькое убжище, гд мы были такъ счастливы? О, нтъ! Я не велла ему прізжать, я знала, что, его пріздъ не послужитъ никчему — никчему. Я звала, кому отдано сердце моей Жюли, моей бдной Жюли! Но онъ не стоилъ этого сердца, и жемчугъ былъ брошенъ передъ свиньёй. Но мой братъ? Ахъ! онъ меня погубилъ. Зачмъ я разлучена съ моей Жюли изъ-за него? Ну, я могу ухать и на моей родин есть люди, которые не пожелаютъ разстаться съ Софи Горделу.

‘Могу я теперь сказать Жюли, въ какомъ положеніи находится ея бдный другъ? Она вспомнитъ, какимъ образомъ ноги принесли меня въ Англію — въ Англію, съ которой я простилась навсегда — въ Англію, гд только богатые люди могутъ сть и нить. Я тогда не думала ни о чомъ, кром моей Жюли. Я не останавливалась на дорог, чтобы заключить условіе насчотъ моего прізда. Нтъ, я похала тотчасъ, оставивъ всё, мои длишки, въ безпорядк, потому что моя Жюли желала, чтобъ я пріхала. Это было зимой. О, эта зима! Мои бдныя кости никогда этого не забудутъ. Он еще болятъ отъ вашихъ суровыхъ втровъ. А теперь осень. Десять мсяцевъ пробыла я здсь и прола всё моё маленькое состояніе. О, Жюли! вы такъ богаты, не знаете, что значитъ бдность для вашей Софи!

‘Мн сказалъ-стряпчій — не французскій, а англійскій — что кто-нибудь долженъ заплатить мн. Онъ говорилъ, что законъ дастъ мн это. Онъ самъ предлагалъ мн деньги, чтобы я позволила ему начать дло. Но я сказала — нтъ. Нтъ, Софи не хочетъ подавать просьбу на свою Жюли. Она этимъ презираетъ, и такимъ образомъ стряпчій ушолъ. Но если моя Жюли подумаетъ объ этомъ и вспомнитъ свою Софи — сколько она истратила и теперь наконецъ не осталось ничего. Она должна просить у своихъ друзей. А почему? Потому что она слишкомъ любила свою Жюли. Вы такъ богаты, что для васъ это не значитъ ничего. Что значитъ двсти, триста фунтовъ для моей Жюли?

‘Не пріхать ли мн къ вамъ? Скажите: да, и я тотчасъ пріду, еслибъ мн пришлось ползти на колнахъ. О, какая радость увидать мою Жюли! И не думайте, чтобъ я безпокоила васъ насчотъ денегъ. Нтъ, ваша Софи слишкомъ горда для этого. Я ни слова не скажу кром любви къ вамъ. Я ничего не буду длать, а только напечатлю поцалуй на лбу моей Жюли, а потомъ удалюсь навсегда, призывая благословеніе Божіе на ея дорогую голову.

‘Твоя — вчно твоя
‘СОФИ’.

Когда лэди Онгаръ получила это письмо, она была приведена въ нкоторое недоумніе, не зная наврно, какъ ей лучше отвчать на него. Въ положеніи ея была та строгая особенность, что въ подобныхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ ей не къ кому было обратиться за совтомъ. Въ одномъ она была совершенно уврена — что добровольно она никогда не увидитъ свою преданную Софи. Она знала, что эта женщина не заслужила отъ нея денегъ, что она не заслужила ничего, а получила много. Каждое увреніе въ ея письм было ложно. Никто не приглашалъ её прізжать и издержки ея прізда были заплачены ей. Лэди Онгаръ знала, что она иметъ деньги, она знала также, что она прибгнетъ къ закону, если, какой-нибудь стряпчій увритъ её въ успх. Безъ сомннія, она разсказала ея исторію какому-нибудь стряпчему, въ надежд, что такимъ образомъ можно добиться денегъ, и таскала имя ея Жюли по грязи, разсказывая всё что она знала о несчастной флорентинской исторіи. Во всёмъ этомъ лэди Онгаръ не имла ни малйшаго сомннія, а между-тмъ она желала послать этой женщин деньги.

Есть услуги, за которыя готовъ отдать вс деньги на свт, если только можно быть уврену, что эта денежная жертва будетъ достаточнымъ вознагражденіемъ за оказанную услугу. Софи Горделу была полезна. Она была очень непріятна, но очень полезна. Она длала такія вещи, которыя никто другой не могъ сдлать, и длала хорошо. Не было никакого сомннія, что ей платили за ея труды, но лэди Онгаръ охотно готова была дать еще, только чтобы положить конецъ. Но она боялась сдлать это, опасаясь характера и хитрости маленькой женщины,— что бы она не приняла эту плату какъ сознаніе въ услуг, за которую должно быть дано тайное вознагражденіе,— и не покусилась бы на дальнйшія угрозы. Много думая обо всёмъ этомъ, Жюли наконецъ написала къ Софи слдующее:

‘Лэди Онгаръ кланяется мадамъ Горделу и не желаетъ видться съ мадамъ Горделу посл того, что случилось. Лэди Онгаръ съ сожалніемъ узнала, что мадамъ Горделу нуждается въ деньгахъ. Еслибы лэди Онгаръ и желала подать помощь, она теперь не можетъ этого сдлать вслдствіе намёка мадамъ Горделу на законъ. Если мадамъ Горделу хочетъ предъявить на лэди Онгаръ требованія по закону, которыя, по увренію ея стряпчаго, могутъ имть всъ, лэди Онгаръ очень совтуетъ мадамъ Горделу ршиться на нихъ.

Клэверингскій Паркъ 186…

Она писала это, соображаясь съ своимъ собственнымъ мнніемъ, и послала письмо съ слдующей почтой. Она почти оплакивала свою жестокость посл того, какъ письмо ушло, и очень сомнвалась, хорошо ли она сдлала. Но у кого могла она спросить совта? Разв она могла разсказать исторію о мадамъ Горделу ректору или его жен? Это письмо, безъ сомннія, было благоразумно, но она очень въ этомъ сомнвалась, и когда получила отвтъ Софи, едва осмлилась распечатать конвертъ.

Бдная Софи! Письмо ея Жюли чуть не разорвало ей сердце. Искренности ея мало можно было врить, по нкоторая искренность можетъ-быть была. Чтобы её называла мадамъ Горделу и кланялась ей эта женщина — эта графиня, когда и съ ней и съ ея мужемъ она находилась въ такихъ тсныхъ отношеніяхъ — это дйствительно уязвило нжныя чувства въ ея груди. Такую любовь, какую она способна была дать, она отдала своей Жюли. Что она всегда была готова обобрать свою Жюли, продать свою Жюли, угрожать своей Жюли, ссориться съ своей Жюли, погубить свою Жюли, если такимъ образомъ можно было достать денегъ — всё это не мшало ея любви. Она любила свою Жюли и сердце ея было разбито, что Жюли написала ей въ такомъ тон.

Но ея чувства были поражены еще сильне, когда она примтила, что испортила свои дла намёкомъ на угрозу. Дла должны оставаться длами и имть первенство надъ всми чувствами въ этомъ суровомъ свт, въ которомъ хлбъ такъ необходимъ. Всё это было хорошо извстно мадамъ Горделу, и поэтому, позволивъ себ только дв минуты поплакать надъ жестокостью своей Жюли, она тотчасъ устремила свои мысли на поправленіе своей ошибки. Да, напрасно она упомянула о стряпчемъ, совершенно напрасно. Но эти англичане такъ тупоголовы! Такой лёгкій намёкъ, какой сдлала она, принялъ бы французъ или полякъ только въ такомъ значеніи, какое было ему дано.

— Но эти англичане — быки, мущины и женщины — вс похожи на быковъ — на быковъ!

Она тотчасъ сла и написала другое письмо, другое, съ такимъ жаромъ стараясь изгладить дурное впечатленіе, сдланное ею, что написала его почти съ естественнымъ изліяніемъ своего сердца.

‘Любезный другъ, ваша холодность убиваетъ меня — убиваетъ! Но можетъ-быть я её заслужила. Если я сказала, что есть законныя требованія, я это заслужила. Нтъ, ихъ нтъ. Законныя требованія!— о, нтъ! Что можетъ вашъ бдный другъ требовать законнымъ образомъ? Стряпчій не знаетъ ничего. Это мой братъ съ нимъ говорилъ. Что стала, бы я длать съ стряпчимъ? О, другъ мой! не сердитесь на вашу бдную рабу. Я теперь пишу не для того, чтобы просить денегъ,— по ласковаго слова, одного ласковаго слова вашей Софи, прежде чмъ она удетъ навсегда. Да, навсегда. О, Жюли! о, мой ангелъ! я легла бы у вашихъ ногъ и цаловала ихъ, еслибъ вы были здсь.

‘Ваша до самой смерти, даже если вы будете всё жестоки ко мн,

‘СОФИ.’

На это письмо лэди Онгаръ не послала прямого отвта, но поручила Тёрнбёллю, своему повренному, захать къ мадамъ Горделу и заплатить ей сто фунтовъ, взявъ отъ нея росписку въ этихъ деньгахъ. Лэди Онгаръ въ письм къ стряпчему объясняла, что эта женщина была ей полезна во Флоренціи, она объяснила также, что она можетъ изъявить притязанія на большія требованія.

‘Если такъ, прибавляла лэди Онгаръ: ‘я желаю, чтобы вы сказали ей, что она можетъ требовать ихъ законнымъ порядкомъ, если хочетъ. Деньги, которыя я даю ей, подарокъ за нкоторыя услуги, оказанныя во Флоренціи во время болзни лорда Онгара.’

Это порученіе Тёрнбёлль исполнилъ и Софи Горделу, принимая деньги, не изъявляла боле никакихъ требованій.

Черезъ четыре дня посл этого маленькая женщина съ большой картонкой въ рукахъ съ трудомъ вылзала изъ лодки на Темз на пароходъ, отправлявшійся въ Булонь. А посл нея влзъ проворный маленькій человкъ, который ршительнымъ голосомъ отказалъ лодочнику, просившему прибавки къ плат. У него также была картонка въ рукахъ,— принадлежащая, безъ сомннія, маленькой женщин. И можно было видть, что проворный маленькій человкъ, пробравшись къ столу, за которымъ сидлъ пароходный клэркъ, изъ своего собственнаго кошелька заплатилъ за проздъ двухъ пассажировъ, черезъ Парижъ. Голова, ноги и шея этого маленькаго человка походили на голову, ноги и шею — нашего пріятеля Будля изъ Варвикшира.

Глава XLVII.
ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, КАКЪ ДЛА УСТРОИЛИСЬ ВЪ ПАСТОРАТ.

Когда письмо Гарри съ извстіемъ объ участи его кузеновъ дошло до Флоренсъ въ Страттонъ, вся семья, весьма естественно, пришла въ сильное волненіе. Будучи людьми отсталыми, старшіе Бёртоны еще не вполн поняли то обстоятельство, что Гарри опять долженъ быть принятъ между Бёртонскими пенатами какъ божество. Мистриссъ Бёртонъ уже нсколько недль дотла до крайней степени гнва противъ него. Чтобъ на свт могъ быть человкъ, поступившій такимъ образомъ съ ея дочерью Флоренсъ! Еслибы мужъ ея не запретилъ поздки, совершенно безполезной но издержкамъ, она похала бы въ Лондонъ, чтобъ сказать Гарри, что она думаетъ о нёмъ. Потомъ пришло извстіе, что Гарри опять божество,— Аполлонъ и Бёртонскіе пенаты должны съ гордостью дать ему мсто между ними.

А потомъ пришло другое извстіе, что этотъ Аполлонъ дйствительно будетъ Аполлономъ. Когда этотъ миологическій богъ опять сдлался богомъ, душа старшихъ Бёртоновъ была еще помрачена тучей относительно средствъ, которыми божество будетъ содержать себя. Бёртоны, разумется, радовались, но эта радость нсколько помрачалась размышленіями о ничтожныхъ средствахъ ихъ Аполлона. А женихъ, не бывшій Аполлономъ, могъ ждать, но, такъ какъ они уже узнали, опасно было держать такое божество на помочахъ надежды.

Но теперь были получены еще извстія. Ихъ Аполлонъ дйствительно могъ занять мсто между олимпійскими божествами. Онъ былъ сынъ человка съ большимъ состояніемъ и будетъ баронетъ! Онъ уже объявилъ, что женится сейчасъ,— что его отецъ этого желаетъ и что доходъ у него будетъ большой. Что касалось его желанія немедленно вступить въ бракъ, ни одно божество на Олимп не могло поступить лучше. Старая мистриссъ Бёртонъ, опять ршившаяся прижать Гарри къ своему сердцу, вспомнила, что онъ и прежде отличался этой добродтелью. Это было теплосердечное, пылкое, любящее божество, только одно говорило противъ него: за нимъ нужно было старательно присматривать въ это непостоянное время его холостой жизни.

— Я право думаю, что онъ такъ будетъ любить свой домашній камелёкъ, какъ всякій другой мущина, когда онъ пристроится, сказала мистриссъ Бёртонъ.

Я надюсь, что не сочтутъ пятномъ въ. характер этой матери, что она обрадовалась счастью, выпавшему на долю ея дочери. Сама она не желала ничего. Для своихъ дочерей она желала только степенныхъ, трудолюбивыхъ мужей, которые боялись бы Бога и занимались своимъ дломъ. Когда Гарри Клэверингъ сталъ свататься за ея дочь, какъ другіе молодые люди, учившіеся своей профессіи въ Страттон, она ничего не желала боле, какъ чтобы онъ и Флоренсъ шли по той самой дорог, по которой пошли ея сёстры и ихъ мужья. Но потомъ наступило страшное опасеніе, а теперь эта блестящая будущность. Ея дочь будетъ лэди Клэверингъ, владтельница Клэверингскаго Парка! Она не могла не восхищаться этимъ. Она до этого не доживётъ, но сознаніе, что это будетъ, было пріятно для нея въ ея престарломъ возраст. Флоренсъ всегда считалась лучшимъ цвткомъ въ своей семь, а теперь она займётъ высокое мсто по своимъ заслугамъ.

Сначала было получено письмо отъ Гарри, а потомъ черезъ недлю письмо отъ мистриссъ Клэверингъ, уговаривавшей милую Флоренсъ пріхать въ пасторатъ.

‘Мы думаемъ, что теперь намъ всмъ слдуетъ быть вмст’, писала мистриссъ Клэверингъ: ‘желаемъ, чтобъ вы были съ нами.’

Это было очень лестно.

— Я полагаю, мн надо хать, мама? сказала Флоренсъ.

Мистриссъ Бёртонъ думала, что она непремнно хать должна.

— Ты должна сейчасъ написать къ ея сіятельству, прибавила она, помня о случившейся перемн.

Флоренсъ, однако, адресовала письмо къ мистриссъ Клэверингъ, думая, что ошибка въ этомъ отношеніи будетъ лучше, чмъ въ другомъ. Ей не кстати было обращать слишкомъ большое вниманіе на званіе, къ которому она сама будетъ такъ близка.

— Ты не забудешь свою старую мать, когда сдлаешься такой знатной? сказала мистриссъ Бёртонъ, когда Флоренсъ оставляла её.

— Вы говорите это только для того, чтобы посмяться надо мной, отвчала Флоренсъ.— Я не ожидаю никакой знатности, и я уврена, что вы не ожидаете забывчивости.

Торжественность, бывшая слдствіемъ случившихся происшествій, уже прошла, и Флоренсъ нашла семейство въ пасторат счастливымъ и спокойнымъ. Мистриссъ Фильдингъ была еще тамъ и Фильдинга опять ожидали посл воскресенья. Флоренсъ тотчасъ примтила, что Фанни сіяетъ радостью. Соля, однако, тутъ не было, и мы скажемъ тотчасъ, что Соль еще ничего не зналъ о предстоявшемъ ему счастьи. Флоренсъ приняли вс съ распростертыми объятіями, а объятія Гарри были ужь распростёрты черезчуръ.

— Я полагаю, можно назначить черезъ три недли, сказалъ онъ въ первую минуту посл того, какъ остался съ ней наедин.

— О, Гарри!— нтъ, возразила Флоренсъ.

— Нтъ? почему же? Это предлагаетъ моя мать?

— Черезъ три недли! Она не могла этого сказать. Въ Страттон никто еще не думаетъ объ этомъ.

— Вы вс такіе мшкотные въ Страттон!

— А вы такіе торопливые въ Клэверинг. Но, Гарри, ты не знаешь, гд мы будемъ жить?

— Мы сначала подемъ за границу, я полагаю.

— А потомъ куда? Вдь это будетъ только на мсяцъ.

— Только на мсяцъ? А я намренъ хать на всю зиму и на весну. Въ одинъ мсяцъ ничего не увидишь. Если мы воротимся къ охот въ слдующемъ году, это будетъ достаточно, а потомъ, разумется, мы должны пріхать сюда. Мы можемъ остаться у нихъ въ замк, а потомъ присмотримся, гд поселиться намъ. Мн хотлось бы мстечко въ этихъ окрестностяхъ для охоты.

Флоренсъ, услышавъ всё это, догадалась, что, говоря о мсяц, она забылась. Она привыкла къ отдыхамъ, продолжавшимся не боле мсяца. Объ отдых боле мсяца никогда не слыхали въ контор въ Адельфи или въ дом Онслоу Крешситъ. Она забылась. Мужу ея не нужно было заработывать себ пропитаніе и приноравливаться къ такимъ періодамъ, какихъ требуютъ дла. Потомъ Гарри началъ описывать поздку, которую онъ устроилъ, говоря, что онъ только предлагаетъ это, но очевидно, что въ этомъ дл онъ имлъ намреніе одержать верхъ. Флоренсъ не длала возраженій. Провести дв недли въ Париж,— перехать черезъ Альпы прежде, чмъ начнётся холодная погода, провести мсяцъ во Флоренціи, а потомъ похать въ Римъ — всё это будетъ очень мило. Но она объявила, что это лучше бы сдлать въ будущемъ году.

— Вдь ужь теперь октябрь, прибавила она.

— И слдовательно нечего терять время.

— У меня совсмъ нтъ платьевъ, кром того, которое на мн и нкоторыхъ другихъ, похожихъ на это. О, Гарри! какъ вы можете говорить такимъ образомъ?

— Ну, назначимъ черезъ четыре недли. Это будетъ седьмого ноября и мы останемся только два дня въ Париж. Мы можемъ быть въ Париж въ будущемъ году — въ ма. Если вы согласны на это, согласенъ и я.

Но Флоренсъ не могла согласиться ни на что до-тхъ поръ, пока её не уговорила мистриссъ Клэверингъ.

— Милая моя, сказала ея будущая свекровь: — то, что вы говорите, неоспоримо справедливо. Торопиться нтъ никакой ршительной необходимости. Дло не идётъ о жизни и смерти, но вы съ Гарри были такъ давно помолвлены, что я право не вижу, зачмъ вамъ откладывать. Если исполните его желаніе, вы какъ-разъ устроитесь до начала холодовъ.

— Но мама такъ удивится!

— Я уврена, что она будетъ этого желать, душа моя. Видите, Гарри молодой человкъ, пылкій, нетерпливый — вы понимаете, что я хочу сказать — такъ что чмъ скоре онъ женится, тмъ лучше. Вы должны считать комплиментомъ, Флоренсъ, его нетерпливость.

— Разумется.

— И вы должны вознаградить его. Поврьте мн, лучше не откладывать.

Имла ли мистриссъ Клэверингъ въ мысляхъ возможность дальнйшей опасности отъ лэди Онгаръ, я не скажу, но если и такъ, ей не удалось сообщить эту идею Флоренсъ.

— Когда такъ, я должна тотчасъ хать домой, сказала Флоренсъ, готовая оплакивать своё ужасное положеніе.

— Вы можете тотчасъ написать домой къ вашей матери. Вы можете сказать ей всё, что я говорю, и я уврена, что она согласится со мной. Если вы желаете, я сама напишу къ мистриссъ Бёртонъ.

Флоренсъ сказала, что она этого желаетъ.

— И мы можемъ начать здсь ваши приготовленія. Теперь уже не такъ долго продолжаются эти сборы, какъ прежде.

Когда мистриссъ Клэверингъ обратилась противъ нея, Флоренсъ увидала, что нтъ надежды, и сдалась, если одобрятъ высшія власти въ Страттон. Высшія власти въ Страттон одобрили, и разумется Флоренсъ увидала, что назначенъ день ея свадьбы съ такой внезапностью, которая почти закружила ей голову. Немедленно — почти тотчасъ, какъ отъ нея было вырвано согласіе — она была окружена необходимыми приготовленіями къ событію, на которое три недли тому назадъ ршилась не соглашаться.

На второй день посл ея прізда, въ уединеніи своей спальной, Фанни сообщила ей ршеніе своихъ родныхъ относительно Соля. Но она разсказала сначала эту исторію такъ, какъ-будто это ршеніе относилось къ приходу,— какъ-будто пасторатъ отдавался Солю безъ всякой прибавочной ноши.

— Онъ здсь такъ давно, душечка, сказала Фанни: — и такъ хорошо понимаетъ народъ.

— Я такъ рада, сказала Флоренсъ.

— Конечно, папа ничего лучше не могъ сдлать — то-есть, если онъ ршится самъ оставить приходъ.

Это смутило Флоренсъ, которая не знала, что баронетъ можетъ имть приходъ.

— Я думала, что онъ перестанетъ быть пасторомъ теперь, когда умеръ сэръ Гью.

— О, Боже мой! нтъ.

Тутъ Фанни, весьма свдущая въ духовныхъ предметахъ, объяснила всё.

— Даже, еслибъ онъ былъ пэромъ, онъ могъ бы имть приходъ, еслибъ хотлъ. Многіе изъ баронетовъ пасторы и нкоторые изъ нихъ даже занимаютъ пасторскія должности. Папа сначала сомнвался, оставлять ли ему свою обязанность. Но онъ будетъ иногда говорить проповди, хотя, разумется, не можетъ этого длать, если мистеръ Соль не позволитъ этого. Только одинъ ректоръ иметъ право на свою каедру, кром епископа, и то тотъ можетъ говорить проповдь только три раза въ годъ.

— А что, если епископъ захочетъ сказать проповдь четыре раза?

— Онъ не можетъ этого сдлать. Но видите, онъ никогда не говоритъ проповди, по-крайней-мр въ такомъ мст, какъ здсь, такъ что это ничего не значитъ.

— И мистеръ Соль будетъ жить здсь, въ этомъ дом?

— Современемъ, я полагаю, будетъ, отвчала Фанни, покраснвъ.

— А вы, душечка?

— Я не знаю, какъ это будетъ.

— Полно, Фанни!

— Право я не знаю, Флоренсъ, то я сказала бы вамъ. Разумется, мистеръ Соль длалъ мн предложеніе. Я никогда не имла отъ васъ секретовъ насчотъ этого, неправда-ли?

— Да, вы были очень добры.

— Потомъ онъ длалъ мн предложеніе еще два раза. А потомъ сдлалась — о! такая ссора между нимъ и папа. Это было такъ ужасно. Знаете, они, кажется, не хотли говорить въ ризниц, хотя каждый изъ нихъ иметъ самое высокое мнніе о другомъ. Но, разумется, Соль не могъ жениться, будучи только пасторомъ. Когда я думаю объ этомъ, право кажется, какъ-будто онъ сошолъ съ ума.

— Но вы тепери не считаете, его сумасшедшимъ, душечка?

— Онъ еще не знаетъ ни слова объ этомъ, ни слова. Онъ не былъ у насъ въ дом съ-тхъ-поръ, папа съ нимъ не говорилъ — то-есть дружески — пока не было получено извстіе, что бдный Гью утонулъ. Тогда онъ пришолъ къ папа и, разумется, папа взялъ его за руку. Но онъ всё еще думаетъ, что онъ узжаетъ.

— А когда же ему скажутъ, что онъ не долженъ хать?

— Въ этомъ-то и затрудненіе. Я полагаю, это сдлаетъ мама, но что она скажетъ, я право не могу придумать.

— Мистриссъ Клэверингъ не затруднится.

— Вы не должны называть её мистриссъ Клэверингъ.

— Когда такъ, лэди Клэверингъ.

— Это гораздо хуже. Она теперь ваша мама — не совсмъ такъ, какъ моя, но всё-таки мама.

— Она будетъ знать, что сказать мистеру Солю.

— Но что же она скажетъ?

— Ну, Фанни, вы должны это знать. Я полагаю, вы любите его?

— Я никогда ему этого но говррила.

— Но вы скажете?

— Это кажется такъ странно. Мама должна будетъ… а что, если онъ вдругъ передумаетъ и скажетъ, что не хочетъ на мн жениться?

— Это было бы неловко.

— Онъ сказалъ бы это тотчасъ, еслибъ чувствовалъ. Мысль имть приходъ не будетъ имть въ глазахъ его никакого вса.

— Но если онъ прежде былъ такъ влюблёнъ, это не заставитъ его разлюбить.

— Не знаю. Во всякомъ случа, мама увидится съ нимъ завтра, а потомъ, я полагаю — право я не знаю — но полагаю, что онъ будетъ приходить въ пасторатъ по прежнему.

— Какъ вы должны быть счастливы! сказала Флоренсъ, цалуя Фанни.

На это Фанни дала какой-то невнятный отвтъ. Весьма было возможно, что при измнившихся обстоятельствахъ дла такое странное существо какъ Соль передумалъ.

Большое испытаніе ожидало Флоренсъ Бёртонъ. Она должна была идти къ дамамъ въ замокъ, къ двумъ вдовамъ, которыя еще оставались тамъ, когда пріхала Флоренсъ въ Клэверингъ. Гарри видлъ лэди Онгаръ только наканун ея прізда. Онъ много думалъ объ этомъ, прежде чмъ отправился въ замокъ, сомнваясь, не лучше ли будетъ дать Джуліи ухать, не безпокоя её еще свиданіемъ. Но онъ еще не видалъ лэди Клэверингъ посл извстія объ ея потери и чувствовалъ, что нехорошо отпустить изъ Клэверинга вдову, его кузена, не высказавъ ей своего сочувствія. И можетъ-быть также лучше еще разъ увидться съ Джуліей, если только онъ способенъ встртиться съ нею, не обнаруживъ особеннаго волненія. Онъ отправился въ замокъ, спросилъ лэди Клэверингъ И увидалъ обихъ сестеръ вмст. Онъ скоро увидалъ, что присутствіе младшей сестры было для него облегченіемъ. Лэди Клэверингъ была такъ печальна и такъ капризна въ своей печали,— такъ разбита духомъ, такъ далека еще отъ сознанія великаго освобожденія, постигшаго её, что съ ней одной онъ былъ бы почти неспособенъ выразить сочувствіе, которое онъ чувствовалъ. Но съ лэди Онгаръ онъ не имлъ затрудненій. Лэди Онгаръ при сестр говорила съ нимъ непринужденно, какъ-будто между ними никогда не было ничего такого, что могло бы сдлать разговоръ труднымъ. Разумется, вс слова между ними должны быть грустны при подобномъ случа, но Гарри показалось, что Джулія освободилась отъ всхъ послдствій чувства, но когда онъ уходилъ, она сказала одно слово, разсявшее эту мысль.

— Гарри, сказала она: — вы должны просить миссъ Бёртонъ цридти ко мн сюда. Я слышала, что она завтра будетъ въ пасторатъ.

Гарри разумется сказалъ, что онъ пришлётъ её.

— Она поймётъ, почему я не могу придти къ ней, какъ пришла бы, еслибъ не положеніе бдной Герми. Вы объясните это, Гарри?

Гарри, покраснвъ до ушей, объявилъ, что Флоренсъ не потребуетъ никакихъ объясненій и наврно придётъ.

— Я очень желаю её видть, Гарри, и если не увижу теперь, можетъ-быть никогда не буду имть другой возможности.

Черезъ недлю посл этого Флоренсъ пошла въ замокъ съ мистриссъ Клэверингъ и Фанни. Я думаю, что она понимала, зачмъ она приглашена, и безъ сомннія очень дрожала при мысли о наступающемъ испытаніи. Она увидитъ свою знаменитую соперницу — соперницу, которая была почти предпочтена ей — даже ршительно предпочтена нкоторое время, и права которой на красоту и богатство были гораздо выше ея собственныхъ. И эта женщина, которую она увидитъ, была первой любовью человка, котораго она теперь считала своею собственностью — и была бы его женой теперь, еслибъ сама не измнила ему. Такъ ли она была хороша, какъ говорили? Флоренсъ въ глубин сердца желала избавиться отъ этого свиданія.

Три дамы изъ пастората нашли двухъ дамъ въ замк сидящими въ маленькой гостиной. Флоренсъ была такъ сконфужена, что едва могла ршиться заговорить съ лэди Клэверингъ или взглянуть на лэди Онгаръ. Она пожала руку старшей сестр и знала, что ея руку взяла потомъ другая сестра. Джулія сначала сказала нсколько словъ мистриссъ Клэверингъ, а Фанни сла возл Герміоны. Флоренсъ сла нсколько поодаль, и была оставлена тамъ на нсколько минутъ безъ вниманія. За это она была очень благодарна и постепенно могла устремить свои глаза на лицо женщины, которую боялась увидать и на которую между-тмъ такъ желала взглянуть. Лэди Клэверингъ представляла изъ себя массу вдовьяго траура. Она приняла во всёмъ смшномъ безобразіи эти вншніе признаки горя, которые женщины принуждены носить для того, чтобы на время отказаться отъ всхъ очарованій своего пола. Ничего не могло быть некрасиве тяжолой, обвислой, безобразной черноты, въ которую закуталась лэди Клэверинг. Но лэди Онгаръ, хотя также вдова, была одта конечно въ траур, но въ траур такомъ изящномъ, что онъ походилъ на цвтокъ. Она была очень хороша. Флоренсъ признавалась себ, сидя молча, что лэди Онгаръ была самою прелестною женщиной, какую она когда-либо видла. Но она думала, что ея красота была не такого рода, какая могла бы привязать Гарри Клэверинга. Бюстъ и лицо Лэди Онгаръ въ этотъ періодъ ея жизни были почти величественны, между-тмъ какъ Гарри любилъ нжность и грацію въ женщинахъ. Онъ говорилъ иногда Флоренсъ, что по его вкусу Цецилія Бёртонъ была почти совершенна какъ женщина. А не могло быть большаго контраста, какъ между Цециліей Бёртонъ и лэди Олгаръ. Но Флоренсъ не вспомнила, что Джулія Брабазонъ была три года тому назадъ не такова, какъ лэди Онгаръ, которую она видла теперь.

Черезъ нсколько минутъ лэди Онгаръ сла возл Флоренсъ, передвинувъ свой стулъ самымъ естественнымъ образомъ. Сердце Флоренсъ дрогнуло, но она ршилась, если возможно, держать себя хорошо.

— Вы, кажется, были прежде въ Клэверинг? спросила лэди Онгаръ.

Флоренсъ отвчала, что она была въ пасторат въ прошлую Пасху.

— Да, я слышала, что вы обдали здсь у моего зятя.

Это она сказала тихимъ голосомъ, увидвъ, что Герміона занята съ Фанни и мистриссъ Клэверингъ.

— Неправда-ли, какая ужасная неожиданность?

— Ужасная, отвчала Флоренсъ.

— Оба брата! Вы не встрчали капитана Клэверинга?

— Онъ былъ здсь, когда я обдала у вашей сестры.

— Бдняжка! неправда-ли, какъ странно, что они погибли, а другъ ихъ, хозяинъ яхты, былъ спасёнъ? Говорятъ однако, что мистеръ Стюартъ поступилъ прекрасно, просилъ своихъ друзей прежде него ссть въ лодку. Онъ остался на яхт, когда лодка отъхала, и спасся такимъ образомъ. Но онъ имлъ намреніе сдлать всё лучшее для нихъ. Въ этомъ нтъ никакого сомннія.

— Но какъ ужасны должны быть его чувства!

— Мущины не такъ много думаютъ объ этихъ вещахъ, какъ мы. Мысли ихъ наполнены такъ многимъ. Какъ вы думаете?

Флоренсъ въ эту минуту не совсмъ знала, что она думаетъ о чувствахъ мущинъ, но сказала, что полагаетъ такъ.

— Но мн кажется, что они справедливе насъ, продолжала лэди Онгаръ: — справедливе и правдиве, хотя сердце ихъ не такъ нжно. Мистеръ Стюартъ, безъ сомннія, готовъ былъ утонуть, чтобъ спасти своихъ друзей, потому что отчасти виноватъ былъ онъ. Не знаю, способна ли была бы я сдлать это.

— Въ такую минуту трудно думать о томъ, что слдуетъ сдлать.

— Да и никакой нтъ пользы разсуждать объ этомъ теперь. Вы знаете это мсто,— то-есть домъ и садъ?

— Не очень хорошо.

Флоренсъ, отвчая на этотъ вопросъ, опять начала дрожать.

— Пойдёмте со мною и я покажу вамъ садъ. Моя шляпа и манто въ передней.

Флоренсъ встала, очень дрожа внутренно.

— Мы съ миссъ Бёртонъ пойдёмъ въ садъ на нсколько минутъ, обратилась лэди Онгаръ къ мистриссъ Клэверингъ:— мы не долго заставимъ васъ ждать.

— Мы не спшимъ, отвчала мистрисъ Клэверингъ.

Флоренсъ увели и она очутилась одна съ своей побждённой соперницей.

— Не много придётся вамъ показывать, сказала лэди Онгаръ:— почти ничего, но это мсто должно интересовать васъ больше всхъ, и если вы любите этимъ заниматься, вы безъ сомннія сдлаете его очаровательнымъ.

— Я очень люблю сады, сказала Флоренсъ.

— Я право не знаю, люблю ли я. Мн кажется, живя одна, я не прельстилась бы прелестнйшимъ эдемомъ во всей Англіи. Не думаю, чтобъ мн понравилась прогулка по элисейскимъ полямъ, еслибъ я гуляла одна. Я какъ хамелеонъ принимаю цвтъ тхъ, съ кмъ живу. Неправда-ли, какое это мрачное мсто? Но видите, здсь есть прекрасныя деревья, а это одно, чего нельзя пріобрсти, хорошія деревья, вкусъ и деньги могутъ всё сдлать очень скоро, какъ, я не сомнваюсь, найдёте вы.

— Я не думаю, чтобы мн пришлось много этимъ заниматься теперь.

— А мн кажется, что вамъ придётся много заниматься этимъ, миссъ Бёртонъ. Я привела васъ сюда для того, чтобъ показать вамъ это самое мсто, сдлать вамъ моё признаніе… и выслушать отъ васъ откровенное слово, если вы захотите сказать его мн.

Флоренсъ теперь дрожала не только внутренно, но и наружно.

— Вы знаете мою исторію, то-есть, которая относилась къ Гарри Клэверингу?

— Кажется, отвчала Флоренсъ.

— Я была въ этомъ уврена, продолжала лэди Онгаръ.— Онъ сказалъ мн, что вы знаете, а онъ всегда говоритъ правду. Здсь, на этомъ мст, я возвратила ему его слово и сказала, что не хочу его любви, потому что онъ былъ бденъ. Это случилось только два года тому назадъ. Теперь онъ уже не бденъ. Теперь, еслибъ я осталась ему врна, бракъ былъ бы съ нимъ, съ благоразумной точки зрнія, всё, что женщина могла желать. Я отказалась отъ драгоцннйшаго сердца, отъ пріятнйшаго характера, отъ правдивйшаго человка, который… который… Ну, онъ достался вамъ вмсто меня, и онъ въ выигрыш. Я сомнваюсь, сдлала ли бы его счастливымъ, но я знаю, что вы сдлаете. Именно здсь разсталась я съ нимъ.

— Онъ говорилъ мн объ этой разлук, сказала Флоренсъ.

— Я въ этомъ уврена. И, миссъ Бёртонъ — если вы позволите мн сказать вамъ еще слово — не думайте о нёмъ дурно по причин того, что случилось намедни.

— Я не думаю о нёмъ дурно, гордо сказала Флоренсъ.

— Это хорошо. Но я уврена въ этомъ. Вы не способны думать дурно ни о комъ, а мене всего о томъ, кого вы любите. Когда онъ увидалъ меня опять свободною и когда я увидала его также, считая его свободнымъ, странно ли, что воспоминаніе о прежнихъ дняхъ воротилось къ намъ? Но если была чья-нибудь вина, то моя.

— Я никогда не говорила, чтобы тутъ была чья-нибудь вина.

— Да, миссъ Бёртонъ, но другіе говорили это. Безъ сомннія, я поступаю безразсудно, говоря съ вами такимъ образомъ, и я еще не сказала то, что желала сказать. А это просто вотъ что: я не завидую вашему счастью, я желала, чтобы это счастье досталось мн, но оно мн не досталось. Оно могло быть моё, но я сама себя его лишила. Это прошло, и я буду молиться, чтобы вы долго наслаждались имъ. Вы не откажетесь принять моё поздравленіе?

— Конечно, не откажусь.

— И думать обо мн, какъ о друг вашего мужа?

— О, нтъ!

— Когда такъ, значитъ, теперь всё. Я показала намъ садъ, теверь мы можемъ воротиться. Современемъ, когда вы будете здсь хозяйкой и ваши дти будутъ бгать по саду, я можетъ-быть пріду посмотрть на нихъ, если вы и онъ примете меня.

— Я надюсь, что вы прідете, лэди Онгаръ.

— Не странно ли, что я сказала ему одинъ разъ, что никогда не буду въ Кливеринскомъ Парк иначе, какъ у его жены? Это было задолго до того, какъ погибли эти бдные братья,— задолго до того, какъ я услыхала о Флоренсъ Бёртонъ. А впрочемъ, это было не такъ давно. Это было посл смерти моего мужа. Но это и не совсмъ справедливо, потому что вотъ я здсь, а онъ еще не женатъ. Но это было странно, неправда ли?

— Я не могу понять, что заставило васъ сказать это.

— Я полагаю, что на насъ иногда находитъ духъ пророчества. Не воротиться ли намъ? Я показала вамъ вс чудеса этого сада и разсказала вс чудеса, какія относятся къ нему и какія мн извстны. Безъ сомннія, были бы другія чудеса, боле изумительныя, еслибъ кто-нибудь могъ пересмотрть частную исторію всхъ Клэверинговъ за послднія сто лтъ. Надюсь, миссъ Бёртонъ, что чудеса, которыя будутъ сопровождать вашу каррьеру, будутъ счастливыми чудесами.

Она взяла Флоренсъ за руку, привлекла её къ себ, наклонилась къ ней и поцаловала её.

— Вы найдёте меня сумасбродной, сказала она: — но мн это всё-равно.

Флоренсъ была въ слезахъ и не могла отвчать, но она пожала руку, которую еще держала, и воротилась съ своей спутницей въ домъ. Вскор посл этого три дамы воротились въ пасторатъ черезъ паркъ.

Глава XLVIII.
ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

Флоренсъ Бёртонъ сказала, что мистриссъ Клэверингъ безъ труда сообщитъ Солю что слдуетъ, прежде чмъ онъ будетъ принятъ въ пасторат, какъ преемникъ и будущій зять ректора, но мистриссъ Клэверингъ вовсе не довряла своимъ способностямъ. Ей казалось, что это дло окружено затрудненіями. Мужъ ея, когда объ этомъ разсуждали, тотчасъ далъ ей понять, что онъ не сдлаетъ ей предложенія избавить её отъ этого труда. Его заставили сообщить непріятное извстіе лэди Клэверингъ, и покорившись въ этомъ случа, онъ считалъ себя въ прав отстранить себя отъ этого боле труднаго посольства.

— Я полагаю, что нейдётъ просить Гарри увидться съ нимъ опять, сказала мистриссъ Клэверингъ.

— Ты сдлаешь это гораздо лучше, душа моя, отвчалъ ректоръ.

Тогда мистриссъ Клэверингъ покорилась въ свою очередь, и когда планъ былъ вполн обдуманъ и настало время, когда нельзя уже было доле откладывать этого предложенія, Соль былъ приглашонъ короткой запиской.

‘Любезный мистеръ Соль, если вы не будете заняты, можете ли придти въ пасторатъ завтра въ одиннадцать часовъ? Ваша

‘М. К.’

Соль, разумется, сказалъ, что онъ придётъ. Когда настало утро и завтракъ кончился, ректоръ и Гарри ушли куда-то къ замку — считать свои сокровища конечно — а Мэри Фильдингъ съ Фанни и Флоренсъ удалились наверхъ, чтобъ не мшать. Вс знали, что будетъ происходить, и Фанни вела себя какъ блый ягнёнокъ, украшенный яркими лентами для жертвенника. Для нея это было утро очень священное, очень торжественное и очень раздражительное для нервъ.

— Не думаю, чтобы какая-нибудь двушка находилась прежде въ подобномъ положеніи, сказала она сестр.

— Многія двушки были бы рады находиться въ подобномъ положеніи, отвчала мистриссъ Фильдингъ.

— Ты думаешь? А для меня есть что-то почти унизительное въ мысли, что его будутъ просить взять меня.

— Это пустяки, моя милая, отвчала мистриссъ Фильдингъ, Соль пришолъ съ точностью церковныхъ часовъ — которые самъ онъ ставилъ — и былъ введёнъ въ столовую, гд мистриссъ Клэверингъ сидла одна. Онъ, какъ всегда, былъ серьёзенъ, спокоенъ, дурно одтъ и похожъ на джентльмэна. Разумется, онъ долженъ былъ предположить, что ректоръ сдлаетъ теперь какую-нибудь перемну въ своёмъ образ жизни, и не могъ удивляться, что его пригласили въ пасторатъ,— но онъ былъ удивлёнъ, что приглашеніе было отъ мистриссъ Клэверингъ, а не отъ самого ректора. Ему казалось, что прежняя вражда должна быть очень продолжительна, если даже теперь мистеръ Клэверингъ не могъ ршиться видться съ своимъ пасторомъ по дламъ.

— Давно не видали мы васъ здсь, мистеръ Соль, начала мистриссъ Клэверингъ.

— Да, когда я вспоминаю, какъ часто я бывалъ здсь, моё отсутствіе кажется и длинно и странно.

— Оно было для меня источникомъ большого огорченія.

— И для меня, мистриссъ Клэверингъ.

— Но при тогдашнихъ обстоятельствахъ этого нельзя было избжать. Этого требовало благоразуміе. Какъ вы думаете, мистеръ Соль?

— Если вы меня спрашиваете, я долженъ отвчать сообразно моимъ идеямъ. Благоразуміе этого не требовало, по-крайней-мр по моему соображенію. Благоразуміе у разныхъ людей иметъ различное значеніе. Но я не намренъ ссориться съ вами насчотъ вашихъ понятій о благоразуміи, мистриссъ Клэверингъ.

Мистриссъ Клэверингъ начала дурно и знала это. Она не должна была ничего говорить о прошломъ. Она предвидла съ самого начала опасность поступить такимъ образомъ, по не съумла тотчасъ устремиться къ золотой будущности.

— Я надюсь, что мы во всякомъ случа ссориться не будемъ, сказала она.

— Съ моей стороны. Только, мистриссъ Клэверингъ, вы не должны предполагать, что, говоря такимъ образомъ, я намренъ отказаться отъ моихъ притязаній. Одно слово вашей дочери можетъ заставить меня сдлать это, но ничьи другія слова.

— Она должна очень гордиться такимъ постоянствомъ съ вашей стороны, мистеръ Соль, и я не сомнваюсь, что будетъ гордиться.

Соль этого не понялъ и не отвчалъ.

— Не знаю, слышали ли вы, что мистеръ Клэверингъ намренъ оставить приходъ.

— Я этого не слыхалъ. Я думалъ, что, вроятно, онъ это сдлаетъ.

— Онъ ршился на это. Дло въ томъ, что если онъ оставитъ приходъ за собой, онъ долженъ неглижировать или приходомъ, или имньемъ.

Мы не остановимся въ эту минуту разсматривать, какія понятія имлъ Соль относительно заботъ о помстьи, которыя не оставятъ времени для тхъ пасторскихъ обязанностей, которыя послдніе годы достались на долю ректора.

— Онъ надется, что будетъ участвовать въ служб, но онъ намренъ оставить приходъ.

— Я полагаю, это не будетъ имть большого вліянія на меня на то короткое время, которое я останусь здсь?

— Мы думаемъ, что это будетъ имть вліяніе на васъ — и надемся. Мистеръ Клэверингъ желаетъ, чтобы вы взяли приходъ.

— Чтобы я взялъ приходъ?

На одно даже мгновеніе на лиц Соля выразилось удивленіе.

— Да, мистеръ Соль.

— И быть ректоромъ Клэверингскимъ?

— Если вы не видите къ этому препятствій.

— Это великолпное предложеніе, но оно столько же странно, сколько великолпо. Если только…

И тутъ проблескъ истины мелькнулъ въ голов Соли.

— Мистеръ Клэверингъ самъ сдлалъ бы вамъ это предложеніе, еслибъ онъ не думалъ, что можетъ-быть я могу говорить съ вами о милой Фанни лучше, чмъ онъ. Хотя наше благоразуміе было не совсмъ по вашему вкусу, вы можете по-крайней-мр понять, что мы могли не соглашаться, чтобы она вышла за васъ, когда вамъ нечмъ было жить, даже хотя мы не могли имть никакого возраженія собственно противъ васъ.

— Но мистеръ Клэверингъ возражалъ противъ того и противъ другого.

— Я этого не знала, но если и такъ, то онъ теперь не длаетъ никакого возраженія,— также какъ и я. Я такого мнніи, что двушк должно быть позволено совтоваться съ своимъ сердцемъ и самой выбирать, только бы, поступая такимъ образомъ, она не приготовляла для себя бдную, то-есть несчастную жизнь, а также, чтобъ и противъ выбраннаго ею человка нельзя было сказать ничего особенно дурного.

— Бдная жизнь не значитъ жизнь несчастная, возразилъ Соль съ тмъ упорствомъ, которое составляло часть его характера.

— Хорошо, хорошо.

— Я очень бденъ, но вовсе не несчастенъ. Еслибъ мы длались несчастны черезъ это, кчему послужило бы всё наше ученіе?

— Но во всякомъ случа имть достаточное состояніе очень удобно.

— Слишкомъ удобно!

Когда мистеръ Соль произнёсъ это восклицаніе, мистриссъ Клэверингъ не могла не удивиться вкусу своей дочери. Но дло зашло уже такъ далёко, что не было никакой возможности отступить.

— Но я надюсь, вы не откажетесь отъ обезпеченнаго состоянія, такъ какъ его сопровождаетъ то, чего вы, какъ говорите, еще желаете.

— Нтъ, не откажусь. И да сподобитъ Господь её и меня употребить богатства міра сего такъ, чтобы они не сдлались камнемъ преткновенія для насъ.

— Вы знаете, что вы не будете имть большого богатства.

— Для меня оно велико, потому что до-сихъ-поръ я едва имлъ средства къ существованію. Скажите вашему мужу отъ меня, что я принимаю и постараюсь не обмануть двойного залога, который онъ ввряетъ мн. Это много, что онъ отдаётъ мн свою дочь. Она будетъ для меня кость моей кости, плоть моей плоти. Если Господь ниспошлётъ на меня милость, я буду беречь её такъ, чтобъ никакой вредъ не коснулся её. Я люблю её какъ зеницу моего ока, и признателенъ,— очень признателенъ, что мн отданъ такой богатый даръ.

— Я уврена, что вы любите её, мистеръ Соль.

— Но, продолжалъ онъ, не обращая вниманія на ея слова:— тотъ другой залогъ еще выше и требуетъ еще большаго попеченія и даже большаго сочувствія. Я буду чувствовать, что души этихъ людей будутъ, такъ-сказать, въ моей рук и что я долженъ буду дать отчотъ въ ихъ благосостояніи. Я буду стараться,— буду стараться. А она также будетъ мн помогать.

Когда мистриссъ Клэверингъ описывала эту сцену своему мужу, онъ покачалъ головой, а потомъ по лицу его пробжала улыбка, въ которой было много меланхолическаго, когда онъ сказалъ:

— Ахъ! да, теперь это всё очень хорошо. Онъ будетъ разсуждать какъ вс другіе, когда у него будетъ пять человкъ дтей.

Вотъ каковы были мысли, которыя опытность внушила старшему пастору о восторженной набожности его младшаго собрата.

Мистриссъ Клэверингъ намекнула Солю, что можетъ-быть ему будетъ пріятно видть Фанни. Это она сказала, когда кончила своё дло, а онъ приготовился уйти.

— Конечно, если она захочетъ прійти ко мн.

— Я не могу общать, сказала мистриссъ Клэверингъ:— но я увижу.

Она пошла наверхъ, въ комнату, въ которой сидли двушки, и обречоннаго на жертву ягнёнка отправили въ гостиную.

— Я полагаю, если вы говорите, мама…

— Я думаю, душа моя, что теб лучше видться съ нимъ. Теб будетъ спокойне встртиться съ нимъ потомъ.

Фанни пошла въ гостиную и Соля послали къ ней туда. Что произошло между ними, вс читатели этихъ страницъ поймутъ. Я боюсь, что немногія молодыя двушки позавидуютъ жениху Фанни Клэверингъ, но он вспомнятъ, что любовь всегда будетъ властелиномъ всхъ, и сознаются, что Соль сдлалъ многое, чтобъ заслужить успхъ въ жизни, встртившійся ему.

Долго ректоръ не могъ примириться съ мыслью о новомъ ректор и о своёмъ новомъ зят. Мистриссъ Клэверингъ такъ горячо приняла сторону Фанни, что мистеръ Клэверингъ, или сэръ Генри, какъ мы можемъ теперь называть его, принуждёнъ былъ удерживаться, чтобъ не повторять ей изумленія, съ какимъ онъ смотрлъ еще на выборъ своей дочери. Но съ Гарри онъ могъ еще краснорчиво разсуждать объ этомъ предмет.

— Разумется, теперь всё устроилось благополучно, сказалъ онъ.— Онъ очень хорошій молодой человкъ и никто не могъ бы прилежне трудиться въ приход. Я всегда думалъ, что я очень счастливъ, имя такого помощника. Но честное слово, я не могу понять Фанни, право не могу.

— Она поддалась религіозной стороной своего характера, сказалъ Гарри.

— Да, разумется. И безъ сомннія, для меня очень пріятно видть, что она такъ много думаетъ о религіи. Это должно быть для каждаго изъ насъ всегда первой важностью. Но она не привыкла встрчать такихъ людей, какъ мистеръ Соль.

— Никто не можетъ опровергать, что онъ джентльмэнъ.

— Да, онъ джентльмэнъ. Сохрани Богъ, чтобъ я сталъ это опровергать, особенно теперь, когда онъ женится на твоей сестр. Но… Я не знаю, понимаешь ли ты то, что я хочу сказать?

— Я думаю. Онъ не принадлежитъ къ нашему кружку.

— Какъ она могла вздумать смотрть на него въ такомъ свт!

— О вкусахъ спорить нельзя. А такъ какъ онъ получитъ приходъ, то сожалть не о чемъ.

— Не о чемъ. Я полагаю, онъ будетъ бывать въ замк иногда. Я ничего не могъ отъ него добиться, когда онъ обдалъ въ пасторат, можетъ-быть, онъ будетъ лучше тамъ. Можетъ-быть, когда онъ женится, онъ привыкнетъ выпивать рюмку вина, какъ вс другіе. Милая Фанни! Я надюсь, что она будетъ счастлива. Въ этомъ заключается всё.

Въ отвтъ на это Гарри сталъ уврять отца, что Фанни будетъ счастлива, а потомъ они перемнили разговоръ и стали разсуждать о перемнахъ, которыя они сдлаютъ относительно сохраненія фазановъ.

Соль и Фанни долго оставались вмст, и когда разстались, онъ пошолъ къ своимъ занятіямъ, не сказавъ ни слова никому въ дом, а она отправилась быстрыми шагами въ свою комнату. Она не сказала ни слова ни матери, ни сестр, ни Флоренсъ о томъ, что происходило въ этомъ свиданіи, но когда они её увидали, она была очень серьёзна и очень молчалива. Когда отецъ поздравлялъ её, что онъ сдлалъ такъ дружелюбно, какъ только могъ, она поцловала его и поблагодарила за его заботливость и доброту, но даже это она сдлала почти торжественно’.

— А! я вижу, какъ это будетъ, сказалъ старый ректоръ своей жен.— Въ приход ужъ не будетъ больше кэковъ и элю.

Тутъ жена напомнила ему, что онъ сказалъ о перемн, которая сдлается въ привычкахъ Соля, когда куча дтей будетъ бгать у его ногъ.

— Когда такъ, я только могу надяться, что они скоро будутъ бгать, сказалъ старый ректоръ.

Своей сестр, Мэри Фильдингъ, Фанни сказала мало или почти ничего о своёмъ наступающемъ брак, но Флоренсъ, которой предстояло тоже самое, она часто выражала свои чувства, увряя, что её страшитъ отвтственность обязанности, которую она принимаетъ на себя.

— Разумется, это справедливо, сказала Флоренсъ: — но это не можетъ заставить сомнваться, что не слдуетъ выходить замужъ.

— Я не знаю, сказала Фанни.— Когда думаю объ этомъ, я почти сомнваюсь.

— Когда такъ, на мст мистера Соля я не давала бы вамъ думать объ этомъ.

— Это показываетъ, что вы его не понимаете. Онъ первый посовтовалъ бы мн не ршаться еслибы думалъ, что… что… что… Не знаю, могу ли я выразить мои мысли.

— При настоящихъ обстоятельствахъ мистеръ Соль не сталъ бы думать, что… что… что…

— О, Флоренсъ! это слишкомъ важно для того, чтобъ насмхаться надъ этимъ.

Тутъ Флоренсъ также начала надяться, что наступитъ время, и очень скоро, когда Соль можетъ умрить свои виды, хотя она не употребила такихъ выраженій, какъ ректоръ.

Немедленно посл этого Флоренсъ отправилась въ Страттонъ, для того, чтобы провести остальное время своей свободы съ отцомъ и матерью и приготовиться къ свадьб. Это ршилось такъ скоро, что она не имла времени настроить свои мысли на т соображенія, которыя такъ тяготили душу Фанни. Вс Бёртоны, особенно Цецилія, чувствовали, что надо расширить ихъ виды относительно приданаго, такъ какъ Флоренсъ выходила за сына и наслдника баронета. А старушка мистриссъ Бёртонъ почти была испугана размышленіями о свадебномъ завтрак и о присутствіи сэра Гью Клэверинга. Она тотчасъ призвала на помощь свою невстку изъ Рамсгэта и чувствовала, что вся ея опытность, почерпнутая изъ свадебъ ея старшихъ дочерей, едвали поможетъ ей преодолть затрудненія настоящаго случая.

Об вдовы-сёстры были еще въ замк, когда сэръ Генри Клэверингъ съ Гарри и Фанни, похали въ Страттонъ, во он ухали на слдующій день. Отецъ и сынъ пошли вмст проститься съ ними наканун ихъ отъзда и повторить имъ, что он должны считать Клэверинговъ своими ближайшими родственниками и друзьями. Старшая сестра просто заплакала, когда это было сказано ей, заплакала легко, обильными слезами, пока трауръ, облекавшій её, казался промокшимъ отъ вчно проливаемыхъ слёзъ. До-сихъ-поръ слёзы были ея единственнымъ прибжищемъ, но я думаю, что даже это было предпочтительне ея прежней жизни. Лэди Онгаръ уврила сэра Генри или мистера Клэверинга, какъ его еще называли до ихъ отъзда, что она всегда будетъ помнить его доброту.

— И вы къ намъ прідете? спросилъ онъ.

— Непремнно, когда могу уговорить Герми пріхать.

Она казалась совершенно весела и простилась съ Гарри со всмъ откровеннымъ дружелюбіемъ стараго друга.

— Я оставила квартиру въ Болтонской улиц, сказала она,

— Гд же вы намрены жить?

— Везд, гд захочетъ Герми. Какую разницу это можетъ сдлать? Теперь мы демъ въ Тенби, и хотя Тенби не иметъ для меня никакой привлекательности, мы наврно тамъ останемся просто потому, что будемъ тамъ. Эта причина будетъ имть большой всъ въ глазахъ такихъ старухъ, какъ мы. Прощайте, Гарри.

— Прощайте, Джулія. Надюсь, что увижу васъ и Герми счастливыми очень скоро.

— Насчотъ счастья я не знаю, Гарри. Иногда мн представляется мечта — такая, какая осуществилась для васъ теперь. Но я поручусь за то, что вы никогда не услышите, чтобы я пришла въ уныніе. По-крайней-мр за себя, прибавила она шопотомъ.— Бдняжка Герми можетъ-быть заставитъ меня пріуныть. Но я сдлаю, что могу. Скажите вашей жен, Гарри, что я буду писать къ ней иногда,— разъ въ годъ, чтобъ она не испугалась. Прощайте, Гарри!

— Прощайте, Джулія!

Такимъ образомъ они разстались.

Немедленно по прибытіи въ Тенби лэди Онгаръ сообщила Тёрнбёллю своё намреніе отдать Куртонской фамиліи не только Онгарскій Паркъ, но и весь доходъ, за исключеніемъ восьмисотъ фунтовъ въ годъ, такъ чтобы въ этомъ отношеніи она могла быть равною съ своей сестрой. Это заставило Тёрнбёлля пріхать въ Тенби и между графиней и стряпчимъ происходило свиданіе за свиданіемъ. Однако, предложеніе было сдлано Куртонамъ, которые ршительно отказались принять его. Онгарскій Паркъ былъ принятъ для матери настоящаго графа, но относительно денегъ старшій братъ покойнаго графа уврилъ его вдову, что никто не сомнвается въ ея правахъ и не ршится отнять ихъ у нея.

— Когда такъ, сказала лэди Онгаръ:— они будутъ накопляться въ моихъ рукахъ и я могу оставить ихъ кому хочу въ моёмъ завщаніи.

— Въ этомъ отношеніи никто не можетъ васъ стснять, сказалъ ей деверь, который здилъ въ Тенби видться съ нею:— но вы не должны сердиться, если я посовтую вамъ не принимать подобныхъ намреній. Такія накопленія никогда не имютъ хорошихъ результатовъ.

Однако, одинъ хорошій результатъ вышелъ изъ усилій, которыя длала эта бдная, разбитая духомъ женщина — короткость, а потомъ и тсная дружба составилась между нею и родственниками ея покойнаго мужа.

Теперь разсказъ мой конченъ. Мои читатели легко поймутъ, какова будетъ жизнь Гарри Клэверинга и его жены посл путешествія въ Италію и рожденія наслдника — приготовленія къ которому сдлали путешествіе гораздо короче, чмъ думалъ Гарри. Отецъ, разумется, предоставилъ ему распоряженіе охотой, управленіе домашней фермой — а черезъ нсколько времени и всмъ имньемъ. Сэръ Генри иногда говорилъ проповди — думая, что онъ говоритъ чаще, нежели говорилъ на самомъ дл — и обыкновенно совершалъ часть утренней службы.

— О, да! сказалъ Теодоръ Бёртонъ въ отвтъ на какое-то пріятное замчаніе своей жены:— судьба очень хорошо устроила Флоренсъ. Судьба и ея мужа устроила также очень хорошо, но судьба сдлала большую ошибку, когда ожидала, что онъ будетъ жить своими трудами.

КОНЕЦЪ.

КЛЭВЕРИНГИ.

Глава I.ДЖУЛІЯ БРАБАЗОНЪ.

Глава II.ГАРРИ КЛЭВЕРИНГЪ ВЫБИРАЕТЪ СЕБ ПРОФЕССІЮ.

Глава III.ЛОРДЪ ОНГАРЪ.

Глава IV.ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ.

Глава V.ВОЗВРАЩЕНІЕ ЛЭДИ ОНГАРЪ.

Глава VI.СЭМЮЭЛЬ СОЛЬ.

Глава VII.НСКОЛЬКО СЦЕНЪ ИЗЪ ЖИЗНИ ГРАФИНИ.

Глава VIII.ДОМЪ ВЪ ОНСЛОУ-КРЕШЕНТЪ.

Глава IX.СЛИШКОМЪ БЛАГОРАЗУМНА

Глава X.ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ ВЪ ПАСТОРАТ.

Глава XI.СЭРЪ ГЬЮ И БРАТЪ ЕГО АРЧИ.

Глава XII.ЛЭДИ ОНГАРЪ ВСТУПАЕТЪ ВО ВЛАДНІЕ.

Глава XIII.ГОСТЬ ПРІЗЖАЕТЪ ВЪ ОНГАРСКІЙ ПАРКЪ.

Глава XIV.ГРАФЪ ПАТЕРОВЪ И ЕГО СЕСТРА.

Глава XV.ВЕЧЕРЪ ВЪ БОЛТОНСКОЙ УЛИЦ.

Глава XVI.СОПЕРНИКИ.

Глава XVII.ПУСТЬ ОНА ЗНАЕТЪ, ЧТО ВЫ ТУТЪ.

Глава XVIII.КАПИТАНЪ КЛЭВЕРИНГЪ ДЛАЕТЪ ПЕРВОЮ ПОПЫТКУ.

Глава XIX.ОБДЪ.

Глава XX.ОТЧАЯНІЕ.

Глава XXI.ДА, НЕХОРОШО, ОЧЕНЬ НЕХОРОШО.

Глава XXII.ДЕНЬ ПОХОРОНЪ.

Глава XXIII.КЕМБЕРЛИ-ГРИНЪ БЕЗЪ ГРЯЗИ.

Глава XXIV.ШПІОНКА.

Глава XXV.ЧТО ЛЮДИ СКАЖУТЪ О ВАСЪ?

Глава XXVI.ЧЕЛОВКЪ, КОТОВЫЙ СМАХИВАЛЪ ПЫЛЬ СЪ СВОИХЪ САПОГОВЪ НОСОВЫМЪ ПЛАТКОМЪ.

Глава XXVII.ФРЭШУОТЕР-ГЭТЪ.

Глава XXVIII.ЧТО ЦЕЦИЛІЯ БЕРТОНЪ СДЛАЛА ДЛЯ СВОЕЙ ЗОЛОВКИ.

Глава XXIX.КАКЪ ДАМОНЪ РАЗСТАЛСЯ СЪ ПИІЕМЪ.

Глава XXX.БУДЛЬ ВЪ МОНТСКОЙ УЛИЦ.

Глава XXXI.ПРИЗВАНІЕ ГАРРИ КЛЭВЕРИНГА.

Глава XXXII.ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ ДЛАЕТЪ ПАКЕТЪ.

Глава XXXIII.ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, ЗАЧМЪ ГАРРИ КЛЭВЕРИНГЪ БЫЛЪ НУЖЕНЪ ВЪ ПАСТОРАТ.

Глава XXXIV.ЖИЛИЩЕ МИСТЕРА СОЛЯ.

Глава XXXV.РАЗЛУКА.

Глава XXXVI.КАПИТАНЪ КЛЭВЕРИНГЪ ДЛАЕТЪ ПОСЛДНЮЮ ПОПЫТКУ.

Глава XXXVII.ЧТО ЛЭДИ ОНГАРЪ ДУМАЛА ОБЪ ЭТОМЪ.

Глава XXXVIII.КАКЪ РАСПОРЯЖАТЬСЯ СЪ ЖЕНОЙ.

Глава XXXIX.ПРОЩАНІЕ СЪ БУДЛЕМЪ.

Глава XL.ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, КАКЪ МИСТРИССЪ БРТОНЪ ВЕЛА ВОЙНУ.

Глава XLI.ОВЦА ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВЪ СТАДО.

Глава XLII.ОБРАТНАЯ ОТДАЧА.

Глава XLIII.МЩЕНІЕ ЛЭДИ ОНГАРЪ.

Глава XLIV.ПОКАЗЫВЮЩАЯ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ У ГЕЛИГОЛАНДА.

Глава XLV.НЕ СОШЛА ЛИ ОНА СЪ УМА?

Глава XLVI.МАДАМЪ ГОРДЕЛУ УДАЛЯЕТСЯ ИЗЪ БРИТАНСКОЙ ДИПЛОМАЦІИ.

Глава XLVII.ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, КАКЪ ДЛА УСТРОИЛИСЬ ВЪ ПАСТОРАТ.

Глава XLVIII.ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

Читайте также:

Глава I.
ДЖУЛІЯ БРАБАЗОНЪ.

Глава II.
ГАРРИ КЛЭВЕРИНГЪ ВЫБИРАЕТЪ СЕБ ПРОФЕССІЮ.

Глава III.
ЛОРДЪ ОНГАРЪ.

Глава IV.
ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ.

Глава V.
ВОЗВРАЩЕНІЕ ЛЭДИ ОНГАРЪ.

Глава VI.
СЭМЮЭЛЬ СОЛЬ.

Глава VII.
НСКОЛЬКО СЦЕНЪ ИЗЪ ЖИЗНИ ГРАФИНИ.

Глава VIII.
ДОМЪ ВЪ ОНСЛОУ-КРЕШЕНТЪ.

Глава IX.
СЛИШКОМЪ БЛАГОРАЗУМНА

Глава X.
ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ ВЪ ПАСТОРАТ.

Глава XI.
СЭРЪ ГЬЮ И БРАТЪ ЕГО АРЧИ.

Глава XII.
ЛЭДИ ОНГАРЪ ВСТУПАЕТЪ ВО ВЛАДНІЕ.

Глава XIII.
ГОСТЬ ПРІЗЖАЕТЪ ВЪ ОНГАРСКІЙ ПАРКЪ.

Глава XIV.
ГРАФЪ ПАТЕРОВЪ И ЕГО СЕСТРА.

Глава XV.
ВЕЧЕРЪ ВЪ БОЛТОНСКОЙ УЛИЦ.

Глава XVI.
СОПЕРНИКИ.

Глава XVII.
ПУСТЬ ОНА ЗНАЕТЪ, ЧТО ВЫ ТУТЪ.

Глава XVIII.
КАПИТАНЪ КЛЭВЕРИНГЪ ДЛАЕТЪ ПЕРВОЮ ПОПЫТКУ.

Глава XIX.
ОБДЪ.

Глава XX.
ОТЧАЯНІЕ.

Глава XXI.
ДА, НЕХОРОШО, ОЧЕНЬ НЕХОРОШО.

Глава XXII.
ДЕНЬ ПОХОРОНЪ.

Глава XXIII.
КЕМБЕРЛИ-ГРИНЪ БЕЗЪ ГРЯЗИ.

Глава XXIV.
ШПІОНКА.

Глава XXV.
ЧТО ЛЮДИ СКАЖУТЪ О ВАСЪ?

Глава XXVI.
ЧЕЛОВКЪ, КОТОВЫЙ СМАХИВАЛЪ ПЫЛЬ СЪ СВОИХЪ САПОГОВЪ НОСОВЫМЪ ПЛАТКОМЪ.

Глава XXVII.
ФРЭШУОТЕР-ГЭТЪ.

Глава XXVIII.
ЧТО ЦЕЦИЛІЯ БЕРТОНЪ СДЛАЛА ДЛЯ СВОЕЙ ЗОЛОВКИ.

Глава XXIX.
КАКЪ ДАМОНЪ РАЗСТАЛСЯ СЪ ПИІЕМЪ.

Глава XXX.
БУДЛЬ ВЪ МОНТСКОЙ УЛИЦ.

Глава XXXI.
ПРИЗВАНІЕ ГАРРИ КЛЭВЕРИНГА.

Глава XXXII.
ФЛОРЕНСЪ БЕРТОНЪ ДЛАЕТЪ ПАКЕТЪ.

Глава XXXIII.
ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, ЗАЧМЪ ГАРРИ КЛЭВЕРИНГЪ БЫЛЪ НУЖЕНЪ ВЪ ПАСТОРАТ.

Глава XXXIV.
ЖИЛИЩЕ МИСТЕРА СОЛЯ.

Глава XXXV.
РАЗЛУКА.

Глава XXXVI.
КАПИТАНЪ КЛЭВЕРИНГЪ ДЛАЕТЪ ПОСЛДНЮЮ ПОПЫТКУ.

Глава XXXVII.
ЧТО ЛЭДИ ОНГАРЪ ДУМАЛА ОБЪ ЭТОМЪ.

Глава XXXVIII.
КАКЪ РАСПОРЯЖАТЬСЯ СЪ ЖЕНОЙ.

Глава XXXIX.
ПРОЩАНІЕ СЪ БУДЛЕМЪ.

Глава XL.
ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, КАКЪ МИСТРИССЪ БРТОНЪ ВЕЛА ВОЙНУ.

Глава XLI.
ОВЦА ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВЪ СТАДО.

Глава XLII.
ОБРАТНАЯ ОТДАЧА.

Глава XLIII.
МЩЕНІЕ ЛЭДИ ОНГАРЪ.

Глава XLIV.
ПОКАЗЫВЮЩАЯ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ У ГЕЛИГОЛАНДА.

Глава XLV.
НЕ СОШЛА ЛИ ОНА СЪ УМА?

Глава XLVI.
МАДАМЪ ГОРДЕЛУ УДАЛЯЕТСЯ ИЗЪ БРИТАНСКОЙ ДИПЛОМАЦІИ.

Глава XLVII.
ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, КАКЪ ДЛА УСТРОИЛИСЬ ВЪ ПАСТОРАТ.

Глава XLVIII.
ЗАКЛЮЧЕНІЕ.