КЛАССИЦИЗМ ИЛИ ЭКСТЕМПОРАЛИИ?
КЛАССИЦИЗМ ИЛИ ЭКСТЕМПОРАЛИИ?
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Классицизм или экстемпоралии?, Розанов Василий Васильевич, Год: 1900
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
Под сенсационным заглавием ‘Разрушение классической гимназии’, ‘Русск. Вестн.’ обрушился на последние циркуляры министра народного просвещения, так живо приветствованные всею Россиею. ‘Наступающий учебный год, — говорит он, — открывает новую эпоху в жизни нашей средней школы. Классическая система образования, насажденная у нас гр. Д. А. Толстым и просуществовавшая у нас в течение жизни одного поколения, упразднена. На смену упраздненной системы еще не поставлено никакой другой, потому что еще неизвестно, чем и как следует заменить классицизм’. Можно подумать, что журнал пишет для папуасов, а не для русской публики, которая совершенно точно знает, что отменены только одни экстемпоралии. Он продолжает, и кажется нельзя сомневаться, что по его мысли то, на что дерзал гр. Толстой в ранге министра, не вправе вовсе дерзнуть нынешний министр: ‘Реформа такой огромной важности, как упразднение классической системы, произведена не каким-либо законодательным актом, а просто путем циркуляра г. министра Народного Просвещения (маленькие и большие инициалы принадлежат журналу) на имя попечителей учебных округов. Само собою разумеется, что в циркуляре не говорится об уничтожении классических языков в курсе гимназий. Нет, речь идет только об уничтожении экстемпоралии и о замене грамматического изучения древних языков изучением текстов древних авторов. Таким образом, та цель, ради которой в нашу среднюю школу проведена была классическая система в семидесятых годах, вовсе упускается из виду. По внешности наши гимназии как будто бы и остаются классическими, но в сущности у основного типа нашей средней школы вырван главный нерв’. Нельзя писать откровеннее и наивнее. Так вот в чем дело, вправе подумать каждый: не экстемпоралии служили для классической системы, а сама классическая система служила для экстемпоралий, — так нам говорят напоследок защитники и отчасти насадители этой системы. Нет экстемпоралий — и нет классического образования! Есть классическое образование и даже оно вполне есть, наконец оно есть в усиленной степени внимательнейшего чтения классических поэтов, историков и ораторов — и все-таки, раз убраны экстемпоралии, нет вовсе классического образования, или, как выражается журнал фигурнее: ‘Классическая гимназия разрушена!’. Так вот в чем дело, вот в чем дело, может покивать головой теперь всякий русский и еще горячее обратить благодарность своего ума к министру, устранившему столь бессодержательный фетиш. Теперь, значит, возможна формула и можно подвести исторический итог: ‘Гр. Д. А. Толстой — семидесятые годы — и введение экстемпоралий’, взамен лукавой, льстивой и неверной формулы: ‘Гр. Д. А. Толстой — семидесятые годы — и установление классической системы образования’. Можно объяснять только подавляющим гипнозом действительно могущественной фигуры Толстого и замечательным, хоть и пустым красноречием Каткова, что столь продолжительное время, время целого человеческого поколения, никто не подошел к этому пустому призраку и не ткнул пальцем в разрисованную папиросную бумагу с лжеклассическим драконом. Все верили, что не могут столь серьезные люди взять себе предметом столь пустую вещь, и пышные слова: ‘классическая система’, ‘европейская цивилизация’, ‘заветы вековой образованности’, наводили какой-то умственный паралич на самых здравых и сильных людей. Но вот откровенный поздний писатель выболтал истину. Ему нужно доказать, почему же экстемпоралии составляют ‘нерв’ системы, и он в отрицательной части своей статьи пишет: ‘Добиваются будто бы изучения идей древнего мира и жизни классических народов! Но разумеется, не в этом задача классического образования: изучение древнего мира и многосложных явлений древней жизни составляет удел серьезных ученых, а не неокрепших детских умов, задача классического образования заключается в том, чтобы на вполне установившемся и законченном в своем развитии материале приучить детский ум к анализу и обобщению подлежащих изучению явлений, и таким материалом, подлежащим изучению, является именно язык, совокупность этимологических и синтаксических конструкций, а вовсе не идеи, облеченные в формы классических языков’. Можно только качать головою при такой откровенности! ‘Так вот где таилась погибель моя’, — как говорится в песне о вещем Олеге: ‘Из мертвой главы гробовая змея, шипя, между тем выползала’… К чему же название или лучше сказать лженазвание: ‘классическое образование’.?! Так бы и называли: ‘грамматическая школа’ или ‘латино-греко-грамматические гимназии’. Зачем ложь в имени?! Но мы привыкли думать, что всякою ложью прикрывается не истина, и, конечно, суть дела лежит в том, что нельзя ни достаточно развить ум, ни серьезно подготовить юношу к высшей университетской науке на материале только грамматического изучения, к которому в его специальной технике способны далеко не все, хотя бы очень в общем даровитые юноши. Гибель детей, как она ни ужасна, не есть главное зло этой ‘гробовой змеи’ из лжеклассического ‘черепа’, главное зло именно в том, что дети и юноши не развивались, что весь материал плох, плоха и жалка выдумка Толстого и Каткова, и в университет поступали юноши искалеченные, но ни в каком случае умственно и нравственно не зрелые! На задаче министра народного просвещения и лежит возвратить, восстановить серьезность серьезного классического образования в смысле ознакомления с идеями, духом, строем жизни и мысли древнего мира, для чего в нем есть образцы, начиная с самых простых и кончая самыми сложными, начиная Плутархом и кончая Фукидидом, начиная с простых изречений мудрости Фалеса или Анаксимена и кончая тонкостями диалектики Платона. Так все и думали, так нас и манили Платоном, Ливием, Геродотом, Виргилием. Теперь нам говорят, что это — пустое, что это была приманка на удочке, а центр дела или сама удочка — Ходобай и Курциус. Но, конечно, вправе общество русское пожелать, а министр закрепить напрасно и лишь для заманки болтавшийся флаг: ‘Нет, вы говорили 30 лет — классический мир, то уж и давайте будем изучать классический мир, на идеях которого выросла благородная европейская цивилизация, выросло европейское искусство, выросло европейское право, выросла европейская наука’.
Пока ни один камень в здании классицизма не вынут министром: те же уроки, то же время, те же учебные часы и предметы, и только прибавлено пожелание хорошего учителя и хорошего учения. Вообще, творческие задачи министерства — огромны в будущем! В чем прав ‘Русск. Вестн.’, это в указании, что ‘на смену упраздненных ошибок (он пишет ‘системы’) еще не поставлено ничего другого’: правда, в работе нового министерства протекли только минуты, и более чем желательно, чтобы все им делаемое делалось не торопливо, осмотрительно. Но год-два-три — и мы, вероятно, увидим и фундамент, и стены, а может быть доживем и до крыши во всех частях обновленной системы нашего печального, до сих пор очень печального, образования.
НВ. 1900. 5 сент. No 8809. Б.п.