Кентень Дюрвард, или Шотландец при дворе Людовика XI. Часть IV, Скотт Вальтер, Год: 1825 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 108 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

КЕНТЕНЬ ДЮРВАРДЪ,
или
ШОТЛАНДЕЦЪ ПРИ ДВОРЪ ЛЮДОВИКА XI.

ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ

Сира Вальтера Скотта.

ПЕРЕВОДЪ
А. И. Писарева.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

МОСКВА.
Въ Типографіи Императорскаго Московскаго Театра, 1827 года.
У Содержателя А. Похорскаго.

Печатать позволяется

съ тмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Цензурный Комитетъ одинъ екземпляръ сей книги для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Народнаго Просвщенія, два екземпляра для Императорской Публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва, 1826 года, Маія 3 дня. Сію рукопись разсматривалъ Екстра-Ординарный Профессоръ Надворный Совтникъ Дмитрій Перевощиковъ.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ОСЬМАЯ.
Неизвстность.

Сорокъ воиновъ, изъ коихъ половина держала обнаженныя сабли, а другая зазженные факелы, составляли свиту, или лучше сказать караулъ, ведущій Людовика XI изъ Неронскои Ратуши въ крпость, и при вход въ ето мрачное жилище, ему послышался голосъ, шепнувшій на ухо совтъ, надписанный Флорентинскимъ Поетомъ на вратахъ преисподней:

Съ надеждой здсь проститесь вчно!

Свтъ факеловъ былъ сильне сіянія луны, которой лучи не имли уже такого блеска, какъ въ прошедшую ночь, красноватое пламя, ими изливаемое на ето древнее зданіе, казалось усиливало мрачный и грозный видъ башни Графа Герберта. Она была та самая, на которую Людовикъ наканун смотрлъ съ нкоторымъ неприятнымъ предчувствіемъ и въ которой теперь онъ осужденъ быль жить, терзаемый страхомъ насилій, коимъ могущій и неукротимый вассалъ его могъ предаться подъ сими безмолвными сводами, столь удобными для деспотизма.

Тягостныя чувствованія Короля еще усилились, когда, проходя дворомъ, онъ увидлъ два, или три трупа, наскоро прикрытые солдатскою епанчею, и безъ труда узналъ одежду стрлковъ своей Шотландской стражи. Отрядъ, охранявшій покои Королевскіе по словамъ Графа Кревкера, не согласился оставить своего мста, ето произвело ссору между ними и черными Фламандцами Герцога, и многіе изъ нихъ были убиты прежде, нежели Офицеры обихъ дружинъ успли возстановишь спокойствіе.

— Храбрые и врные мои Шотландцы! вскричалъ Ічороль, видя ето печальное зрлище, еслибъ вамъ пришлось сражаться одинъ на одинъ, то ни Фландрія, ни Бургундія не могли бы выставить воиновъ, могущихъ вамъ сопротивляться.

— Конечно, сказалъ Рубецъ, шедшій за Королемъ, но Вашему Величеству не безъизвстно, что число превозмогаетъ храбрость. Не многіе могутъ вдругъ противостоятъ двумъ врагамъ. Я самъ не желалъ бы справляться съ тремя, разв долгъ потребуетъ, а тушъ ужь не до счета.

— Ты здсь, старый знакомецъ? сказалъ Король. Стало при мн есть еще врный подданный?

— И врный слуга, какъ въ совт, такъ и въ исполненіи обязанностей, лично относящихся къ высокой особ Вашей, сказалъ Оливье-Лань сладкимъ голосомъ.

— Мы вс врны, сказалъ грубо Тристанъ Пустынникъ, вдь если Герцогъ погубитъ Васъ, то и намъ не дастъ пожить хотя бы мы и желали.

— Вотъ что называется хорошая порука врности, сказалъ Хвастунъ, который какъ мы уже сказали, вмшался въ число провожатыхъ по праву слабоумнаго.

Между тмъ старый Сенешаль, наскоро призванный, силился повернуть тяжелый ключь въ замк дверей етой старой готической темницы, которая, казалось, нехотя отпиралась, и принужденъ былъ призвать на помощь одного изъ стражей Кревкера. Когда ее отворили, то вошли шесть человкъ съ факелами и указали дорогу узкимъ и витымъ ходомъ, съ продланными по мстамъ въ стн бойницами. Въ конц етаго хода была приличная ему лстница, составленная изъ большихъ камней, грубо обтесанныхъ и неровной величины. Она оканчивалась желзною дверью, которою они вошли въ такъ называемую большую залу башни, куда даже и днемъ едва проникалъ свтъ, ибо проходилъ отверстіями, которыя казались еще уж отъ чрезмрной толщины стнъ и боле походили на трещины, нежели на окна. Безъ помощи Факеловъ въ ней тогда царствовала бы совершенная темнота. Дв или три летучія мыши, или зловщія птицы, пробужденныя етимъ непривычнымъ свтомъ, начали летать около огней и угрожали погасить ихъ, а Сенешаль между тмъ извинялся передъ Королемъ, что главные покои башни въ такомъ дурномъ положеніи. Онъ сослался на малое время, данное ему для приготовленій, прибавя, что ет комнаты точно были оставлены уже лтъ съ двадцать и даже, какъ слышно, рдко обитаемы со временъ Карла Простаго.

— Карла Простаго! повторилъ Людовикъ, о! теперь я знаю исторію етой башни. Здсь былъ онъ убитъ измною вроломнаго вассала своего Герберта, Графа Вермандуа: такъ повствуютъ паши лтописи. Я зналъ, что о Перонскомъ замк есть преданіе, котораго не помнилъ подробно. Такъ здсь одинъ изъ предшественниковъ моихъ былъ убитъ!

— Нтъ, Государь, не совсмъ здсь, сказалъ старый Сенешаль, подходя съ поспшностію чичероне, радующагося случаю разсказать исторію рдкостей, которыя показываетъ, — немного подал, въ кабинет имющемъ сообщеніе со спальнею Вашего Величества.

Онъ поспшно отворилъ въ другомъ конц комнаты дверь, ведущую въ небольшую спальню, какія обыкновенно бывали въ етхъ старыхъ зданіяхъ, но ето самое длало ее покойне большой залы, чрезъ которуто они прошли. Тамъ наскоро были сдланы никоторыя приготовленія для приема Короля. Закрывши стны обоями, разложили огонь.

Въ камин, весьма давно не топленномъ и бросили на полъ два тюфяка для тхъ, которые по обыкновенію должны были ночевать въ Королевской, комнат,.

— Я велю въ передней постлать постели для прочихъ людей Вашей свиты, Государь, сказалъ старый Сенешаль, прошу извиненія у Вашего Величества: мн было такъ мало времени распорядиться, теперь, если угодно Вашему Величеству пройти въ маленькую дверь, прикрытую обоями, то увидите кабинетъ, пробитый въ стн, гд Карлъ лишился жизни. Тайный ходъ ведетъ въ нижнее жилье, откуда вошли люди, на которыхъ возложено было ето убійство. Какъ я полагаю зрніе Вашего Величества лучше моего, то Вы изволите еще примтить кровавыя пятна на полу, хотя ето произшествіе случилось за пятьсотъ лтъ. Говоря такимъ образомъ, онъ старался отворить эту дворъ.

— Погоди, старикъ, сказалъ Король, удерживая его за руку, погоди еще немного. Можетъ быть теб придется разсказывать исторію понове и посвже показывать кровавыя пятна. Какъ вы думаете, Графъ Кревкеръ?

— Я могу только сказать Вамъ, Государь, отвчалъ Графъ, что ети покои въ распоряженіи Вашего Величества, какъ и т, которые вы занимаете въ своемъ замк Плесси, а вншняя стража поручена Кревкеру: ето имя никогда не было осквернено подозрніемъ въ измн, или убійств.

— Но потаенный ходъ, о которомъ говоритъ етотъ старикъ, ходъ въ кабинетъ? сказалъ Людовикъ шопотомъ и съ безпокойнымъ видомъ, одною рукою сжавъ руку Кревкера, а другою указывая ему на дверь етой комнатки.

— Ето какой-нибудь бредъ Мориса, сказалъ Кревкеръ, старинное и вздорное преданіе етаго замка, но я удостоврюсь.

Онъ хотлъ отворить дверь, но Людовикъ, удерживая, сказалъ ему: — Нтъ, Кревкеръ, нтъ, честь ваша для меня достаточное обезпеченіе. Но что хочетъ сдлать со мною вашъ Герцогъ? Онъ не можетъ надяться долго держать меня плнникомъ, и… словомъ, Кревкеръ, скажите, что вы объ етомъ думаете?

— Государь, отвчалъ Графъ, Ваше Величество сами можете судишь, какимъ негодованіемъ должно исполнить Герцога Бургундскаго ужасное убійство его союзника и близкаго родственника, и вы одни можете знать по какому праву почитаетъ онъ виновниковъ етаго преступленія наученными посланными Вашего Величества. Но благородство души моего Государя, длаетъ его неспособнымъ дйствовать тайно, даже въ самомъ сильномъ гнв. Все, что бы онъ ни исполнилъ, исполнитъ явно, въ глазахъ обоихъ народовъ. И я долженъ прибавить, что вс его совтники, можетъ быть кром одного, пожелаютъ, чтобъ въ етомъ случа поступилъ онъ умренно, великодушно и справедливо.

— Ахъ! Кревкеръ, сказалъ Людовикъ, взявъ Графа за руку, какъ бы тревожимый тягостнымъ воспоминаніемъ, какъ счастливъ Государь, имющій совтниковъ, способныхъ удерживать его гнвъ и страсти! Имена ихъ будутъ написаны золотыми словами въ лтописяхъ его царствованія. Благородный Кревкеръ, почто я лишенъ былъ счастія имть при себ человка, подобнаго теб!

— Тогда, сказалъ Хвастунъ, первымъ стараніемъ Вашего Величества было бы поскорй отъ него избавиться.

— А! а! Господинъ мудрецъ, ты здсь? сказалъ Людовикъ, оборачиваясь и тотчасъ покидая чувствительный тонъ, которымъ говорилъ съ Кревкеромъ и показывая нчто, почти похожее на веселость, такъ ты до сихъ поръ шелъ за нами?

— Молчи, дуракъ, сказалъ Графъ Кревкеръ, ты даешь слишкомъ много воли своему языку.

— Пусть его говоритъ, сказалъ Король: всего смшне и достойне насмшекъ глупости тхъ, которые не должны бы ихъ длать. На, справедливый другъ мой, возми этотъ кошелекъ съ золотомъ, и вмст прими совтъ не быть никогда столь глупымъ, чтобы считать себя умне другихъ. Теперь сдлай мн одолженіе: узнай гд мой Астрологъ Марцій Галеотти и не медленно пришли его сюда:

— Извольте, Государь, отвчалъ тутъ, я увренъ, что найду его у Іоанна Доплетбура, вдь философы не хуже шутовъ знаютъ, гд продается лучшее вино.

— Я надюсь, Графъ, сказалъ Людовикъ что вы прикажете вашимъ стражамъ пропустишь етаго ученаго мужа.

— Ничто не препятствуетъ ему войти, Государь, отвчалъ Креиксру, но я съ сожалніемъ долженъ присовокупишь, что полученныя мною наставленія запрещаютъ кому бы то ни было выходъ изъ покоевъ Вашихъ. Желаю Вашему Величеству покойной мочи, продолжалъ онъ, и пойду похлопочу, чтобы спутникамъ Вашимъ было по лучше въ прихожей.

— Не безпокойтесь, Господинъ Графъ, сказалъ Король, они привыкли къ суровой жизни, и правду вамъ сказать, мн только хочется повидаться съ Галеотти, а впрочемъ я въ ету ночь желалъ бы имть вншнихъ сношеній еще мене, чмъ позволяютъ ваши наставленія.

— Въ нихъ приказано, отвчалъ Кревкеръ, оставить Вашему Величеству спокойное владніе етими покоями. Таковы повелнія моего Государя.

— Вашъ Государь, Графъ Кревкеръ, сказалъ Людовикъ, котораго бы я могъ назвать и своимъ, очень милостивъ. Мое Королевство немного стснено теперь, ибо состоитъ изъ спальни и прихожей, по оно еще довольно велико для остающихся у меня подданныхъ.

Графъ Кревкеръ простился съ Королемъ и вскор. Людовикъ услышалъ какъ ставятъ часовыхъ, какъ Офицеры раздаютъ пароль и какъ смняются караулы. Наконецъ послдовало молчаніе, прерываемое только глухимъ ропотомъ мутной и глубокой Соммы, омывающей стны замка.

— Ступайте въ прихожую, Господа, сказалъ Людовикъ Оливье и Тристану, но не засыпайте и будьте готовы къ исполненію моихъ приказаній: намъ еще предстоитъ работа въ эту ночь и работа важная.

Тристанъ и Оливье воротились въ прихожую, въ которой Рубецъ оставался съ двумя служителями придворнаго судьи. Они развели большой огонь, который вмст освщалъ и нагрвалъ комнату, и завернувшись въ плащи, лежали на полу въ разныхъ положеніяхъ, показывающихъ безпокойство и упадокъ духа. Тристанъ и Оливье сочли за лучшее послдовать ихъ примру, и какъ никогда не были слишкомъ дружны во дни счастія, то ни тотъ, ни другой не хотли ввриться другъ другу при семъ странномъ и внезапномъ переворот судьбы. И потому все общество было погружено въ безмолвіе и уныніе.

Между тмъ Государь ихъ наедин терзался муками. То ходилъ неравными шагами, то останавливался сложа руки: словомъ, предавался волненію, котораго никто лучше его не умлъ скрывать при всхъ. Наконецъ, ставъ передъ маленькою дверью, означенною старымъ Морнеемъ и ведущею къ мсту, на которомъ убитъ одинъ изъ его предшественниковъ, онъ началъ ломать руки и свободно выражать свои чувства въ слдующемъ монолог, который прерывалъ нсколько разъ.

— Карлъ Простой! Карлъ Простой! Какое же прозваніе потомство дастъ Людовику XI, котораго кровь вроятно вскор освжитъ слды твоей крови? Людовикъ Безумный, Людовикъ Глупый, Людовикъ Самонадянный? Ет названія слишкомъ слабы и не выражаютъ чрезмрнаго моею сумасбродства. Думать, что ети сорванцы Литтихцы, которымъ мятежъ столько же нуженъ, какъ и насущный хлбъ, останутся на минуту въ поко! Полагать, что неукротимый Вепрь Арденскій на мигъ сойдетъ съ своего пути насилія и кровожаднаго зврства! Воображать, что Карла Бургундскаго убдитъ языкъ разсудка и мудрости, не испытавъ силы моихъ нравоученіи надъ дикимъ быкомъ! О! я глупецъ, совершенный глупецъ! Но извергъ Галеотти не уйдетъ отъ меня: онъ управлялъ всмъ етимъ и то же можно сказать о подломъ и негодномъ Ла-Балю. Если когда-нибудь избавлюсь отъ етой опасности, то сорву съ него Кардинальскую шапку, хотя бы вмст съ.головною кожей. Но другой измнникъ въ моихъ рукахъ) я еще имю довольно власти, владю еще достаточнымъ владніемъ для наказанія шарлатана, обманщика, емпирика, лживаго астролога, которой обманулъ меня и повергъ въ плнъ!— Соединеніе созвздій! Какое соединеніе! Онъ наговорилъ мн пустяковъ, а я уврилъ себя, что его понимаю! Нтъ нужды! Мы тотчасъ увидимъ, что въ самомъ дл предсказало ето соединеніе.

При сихъ словахъ Король отворилъ дверь своей комнаты и кликнулъ Рубца.

— Храбрый молодецъ, сказалъ онъ ему, ты мн служилъ долго и мало былъ отличенъ. Я теперь здсь въ такомъ положеніе въ которомъ передъ глазами и смерть и жизнь, и мн не хотлось бы умереть, не заплативъ по оставленной угодниками возможности долговъ признательности и покинувъ друга безъ награды, врага безъ наказанія. А я долженъ наградить друга, то есть тебя, и наказать врага, то есть изверга, гнуснаго измнника, Галеотти, который своими обманами и благовидною ложью предалъ меня власти смертельнаго врага моего, столь же врно имя въ виду мою погибель, какъ мясникъ, ведущій ягненка на бойню!

— Я вызову его на бой, отвчалъ Рубецъ. Герцогъ Бургундскій любитъ храбрыхъ людей и врно не откажетъ намъ отвести приличное мсто, а если Ваше Величество еще поживете и будете пользоваться хоть малою свободою, то увидите, какъ я отмщу за Васъ этому философу, сколько Вамъ будетъ угодно.

— Мн извстна твоя храбрость и усердіе къ моей служб, но етотъ измнникъ отлично владетъ оружіемъ, а мн не хотлось бы подвергать твоей жизни.

— Не во гнвъ Вашему Величеству, я, Государь, не былъ бы храбрымъ, если бъ колебался подраться съ человкомъ страшне его. Право, забавно будетъ, если я, не умющій ни читать, ни писать, испугаюсь большаго увальня, который сочти ни чмъ больше не занимался!

— Нужды нтъ: намъ не угодно, чтобъ ты подвергалъ свою жизнь, Рубецъ. Этотъ измнникъ придетъ сюда по нашему повелнію, теб должно только подойти къ нему и поразишь подъ пятое ребро, Понимаешь?

— Разумется, Государь, но позвольте доложить Вашему Величеству, что я вовсе не привыкъ къ етмъ упражненіямъ. Я не могу убить собаки иначе, какъ въ пылу сраженія, преслдованія, или вызова.

— Какъ! Надюсь, что ты не похвастаешься чувствительнымъ сердцемъ, мн докладывали, что ты всегда первый идешь на приступъ, и пользуешься выгодами, которыя взятіе города можетъ доставить желзнымъ, сердцамъ и безпощаднымъ рукамъ?

— Съ мечемъ въ рукахъ, Государь, я никогда но боялся Вашихъ враговъ и не щадилъ ихъ. Приступъ не шутка, тамъ подвергаешься опасностямъ, которыя горячатъ кровь, а потомъ ей надобно простывать нсколько часовъ: вотъ что я называю законнымъ оправданіемъ грабежа. Помилуй Господи насъ бдныхъ солдатъ, опасность намъ кружитъ головы, а побда еще больше. Но предложеніе Вашего Величества не по моей дорог, хотя признаться она довольно широка. Если же Астрологъ виновенъ въ измн, пусть онъ умретъ смертію измнника, мн до него нтъ никакого дла. Въ прихожей Вашего Величества придворной судья и двое его служителей, такая подлка имъ приличне, нежели Шотландскому дворянину, имющему воинское званіе.

— Кажется ты правъ, Рубецъ, но по крайней мр твой долгъ обезопасишь исполненіе справедливаго моего приговора и смотрть, чтобъ не было ему ни какой помхи.

— Я защищу двери противъ цлой Поронны, Государь. Ваше Величество не должны, сомнваться въ моей врности на счетъ всего, что сообразно съ моею совстію, и могу васъ уврить, что она довольно снизходительна къ собственной моей выгод и служб Вашего Величества, я скоре проглотилъ бы рукоять моего кинжала, нежели сдлалъ для другаго иныя вещи, которыя длалъ для васъ,

— Полно объ етомъ и послушай: когда, Галеотти войдетъ и дверь затворится, стань подл нея на караул, съ саблей въ рукахъ и не впускай никого. Вотъ все, чего я отъ тебя требую. Воротясь въ прихожую и кликни ко мн придворнаго судью.

Рубецъ вышелъ и немного спустя Тристанъ пустынникъ, вошелъ въ комнату къ Королю.

— Ну, кумъ! сказалъ ему Король, что ты думаешь о нашемъ положеніи?

— Что мы похожи на приговоренныхъ къ смерти, отвчалъ придворный судья, если Герцогъ не пришлетъ намъ отсрочки..

— Пришлетъ, или нтъ, но тотъ, кто завлекъ насъ въ сигу сть, долженъ отправиться впередъ квартирмейстеромъ, готовить намъ мста на томъ свт, сказалъ Король съ мрачною и зврскою улыбкою. Тристанъ, ты исполнялъ не разъ приговоры правосудія, по пословиц — конецъ внчаетъ дло. Ты долженъ послужить мн до конца.

— Мн то и надобно, Государь: если я не мастеръ говорить, то по крайней мр умю быть благодарнымъ и пока живъ буду считать слово Вашего Величества приговоромъ столь же непремннымъ, требующимъ столь же точнаго исполненія, какъ если бы Вы сидли на своемъ престол. Я исполню свою должность въ етхъ стнахъ и во всякомъ другомъ мст, посл пусть длаютъ со мною, что хотятъ, мн мало нужды.

— Я етаго и ожидалъ отъ тебя, любезны и кумъ, по есть ли. у тебя добрые помощники? Злоди человкъ здоровый, онъ врно изо всей мочи будетъ призывать на помощь. Шотландецъ станетъ только охранять дверь, и счастье, что я могъ склонить его къ етому ласками и лестью. Оливье способенъ только лгать, льстить и подавать опасные совты, и право мн больше врится, что когда нибудь ему самому наднутъ веревку на шею, а не поручатъ накидывать ее на другаго. Имешь ли ты людей и средства для хорошей и скорой работы?

— Со мною Труазетель и Петитандре, люди столь искусные въ своемъ ремесл, что изъ трехъ человкъ они повсятъ одного такъ, что двое остальныхъ и не примтятъ, а мы съ ними ршились жить и умереть съ Вашимъ Величествомъ, зная, что если Васъ не станетъ, то и намъ останется жить не боле того времени, какое мы даемъ своимъ колодникамъ. Но кто долженъ теперь пройти черезъ наши руки? А хочу быть увренъ въ своей работ, а то, какъ Ваше Величество иногда изволите напоминать, мн изрдка случалось ошибаться и вмсто преступника казнить какого-нибудь честнаго поселянина, не оскорблявшаго Ваше Величество.

— Правда. Узнай же, Тристанъ, что осужденный — Марцій Галеотти. Кажется, ето тебя изумляетъ, но я говорю сущую истину. Этотъ измнникъ ложными своими предсказаніями подбилъ меня хать сюда, потому что хотлъ предать въ руки Герцогу Бургундскому безъ защиты.

— Но не безъ мести, вскричалъ Тристанъ, пусть будетъ ето послднимъ дяніемъ моимъ, но я вопьюсь въ него подобно издыхающей ос, хотя бы меня раздавили черезъ минуту.

— Я знаю твою врность, сказала. Король, и то, одно подобно всмъ добрымъ людямъ, ты любишь исполнять свою должность, ибо, но словамъ ученыхъ, добродтель въ самой себ находитъ награду. Но ступай, приготовляй жрецовъ: жертва близко.

— Вашему Величеству угодно при себ совершишь жертвоприношеніе? спросилъ Тристанъ.

Людовикъ не принялъ етаго предложенія’ но поручилъ придворному судь все приготовить къ точному исполненію его приказаній въ ту минуту, когда Астрологъ выйдетъ изъ его спальни: — Ибо я хочу еще разъ видть етаго изверга, сказалъ Король,хотя посмотрю, какъ предстанетъ онъ передъ Государя, котораго завлекъ въ сти. Я желалъ бы видть, какъ страхъ смерти прогонитъ румянецъ съ полныхъ щекъ его и помрачитъ глаза, которые смотрли такъ привтливо, когда онъ предавалъ меня. О!’ для чего не въ моей власти тотъ, чьи совты подкрпили его предсказанія! Но если избгну етой опасности, берегите свою багряницу, Господинъ Кардиналъ! Самъ Римъ не въ силахъ будетъ спасти васъ. Ну чтожь? Чего ты дожидаешься? ступай готовить своихъ прислужниковъ. Измнникъ можетъ быть тотчасъ явится. Дай Богъ, чтобъ онъ не догадался! Очень больно будетъ, если онъ не придетъ. Да ступай же, Тристанъ, ты никогда не былъ такъ мшкотенъ въ отправленіи своей должности.

— Напротивъ, Государь, Ваше Величество обыкновенно говаривали, что я работаю слишкомъ поспшно, не понимаю воли Вашей и одного человка принимаю за другаго. Такъ мн хотлось бы, чтобъ Ваше Величество опредлили знакъ, по которому я могъ бы узнать при выход Галеотти, что воля Ваша непремнна, ибо вы раза два, или три, перемняли свое ршеніе и укоряли меня въ поспшности.

— Недоврчивое созданіе! говорятъ теб, что намреніе мое непреложно. Впрочемъ, чтобы кончить emu толки, замчай, что я скажу етому негодяю, разставаясь съ нимъ. Если скажу: Есть Богъ надъ нами, принимайся за дло. Если же я напротивъ ему скажу: Иди съ миромъ, ето будетъ знакъ, что я перемнилъ намреніе.

— Я думаю, что изо всего нашего званія у меня самая тупая голова, Государь, позвольте повторить. Если вы ему скажете, чтобъ шелъ съ миромъ, ето будетъ знакъ, что я долженъ приниматься за работу, если же…

— Да нтъ, глупецъ, нтъ, тогда ты ни чего не долженъ длать, но если я ему скажу: Есть Богъ надъ нами, ты долженъ сблизить его голову на два, или на три фута, съ планетами, которыя онъ такъ хорошо знаетъ.

— Право не знаю, будутъ ли у насъ здсь къ этому средства.

— Ну! если не можешь приблизить его головы, такъ отдали се. Дло не въ средствахъ.

— А тло куда жь мы днемъ?

— Размыслимъ хорошенько. Окна въ прихожей очень узки, но ето довольно широко. Ты бросишь его въ Сомму, съ записочкой на груди: — Пропустите Королевское правосудіе.— Герцогскіе чиновники могутъ его вытащить, если имъ угодно.

Придворный судья вышелъ изъ комнаты Людовика и отозвалъ двухъ своихъ помощниковъ въ уголокъ прихожей для совщанія. Труазетель приткнулъ къ стн факелъ и они стали разговаривать потихоньку, хотя ихъ не могъ подслушать ни Оливье, по видимому погруженный въ совершенное отчаяніе, ни Рубецъ, крпко спавшій.

— Товарищи, сказалъ Тристанъ двумъ своимъ сообщникамъ, бы можетъ быть воображали, что наше званіе кончилось, и что вмсто исполненія нашей должности надъ другими, вроятне намъ самимъ достанется играть роль осужденныхъ, но ободритесь, друзья мои, милосердый Король нашъ еще доставляетъ намъ благородный случай блеснуть своими дарованіями, и теперь мы должны хорошенько ими воспользоваться, если желаемъ жить въ Исторіи.

— Я угадываю въ чемъ дло, сказалъ Труазетель, нашъ Король похожъ на древнихъ Кесарей Римскихъ, которые будучи въ крайности и говоря по нашему у самой лстницы, избирали изъ служителей своего правосудія человка испытаннаго, чтобы избавиться безуспшныхъ покушеній неопытной руки на священную свою особу. Ето обыкновеніе было хорошо для язычниковъ, но я какъ добрый Католикъ, не ршусь поднять руку на Христіаннйшаго Короля.

— Ты слишкомъ застнчивъ, товарищъ, сказалъ Петитандре. Если Король прикажетъ казнишь самаго себя, то кажется мы не можемъ отговариваться отъ етой работы. Кто живетъ въ Рим, долженъ слушаться Папы. Служители придворнаго судьи должны исполнять повелнія своего начальника, а начальникъ ихъ повелнія Короля.

— Молчать, негодные! сказалъ Тристанъ: теперь дло идетъ не о Королевской особ, а объ язычник, Магометанскомъ колдун, Марці Галеотти.

— Галеотти, сказалъ Петитандре, нтъ ничего естественне. Вс знакомые мн шарлатаны, фокусники, плясавшіе во время своей жизни по натянутой веревк, обыкновенно оканчивали послднимъ скачкомъ на кончик висящей веревки.— Тшикъ!

— Мн жаль одного, сказалъ Труазетель, поднявъ глаза къ небу, что ета бдная тварь умретъ безъ покаянія.

— Вотъ еще! сказалъ Тристанъ, онъ еретикъ, чернокнижникъ, никакое отпущеніе не спасетъ его. Впрочемъ, ты на ето человкъ смышленный, Труазетель, и если захочешь, можешь нсколько помочь ему. Но всего важне то, господа, что вы кажется должны будете работать кинжалами: вдь у насъ нтъ здсь орудій вашего званія.

— Боже сохрани, если Королевскія приказанія когда нибудь застанутъ меня въ расплохъ, возразилъ Труазетель. Я всегда ношу на себ веревку Св. Франциска: она четыре раза обвита вокругъ меня и на конц приготовлена прекраснйшая петля.

— А я, сказалъ Петитандре, всегда ношу въ карман доброй блокъ и большой винтъ, чтобы имть возможность безпрепятственно отправлять свою должность, если бы мы случились въ такомъ мст, гд бы деревья были рдки, или втви ихъ очень высоки.

— Вотъ ето хорошо, сказалъ придворный судья, вамъ стоитъ только прикрпить блокъ къ этому бревну надъ дверью, а потомъ пропустить туда веревку. Когда Галеотти выйдетъ изъ комнаты Короля, вы искусно приладите ее на его шею, пока я займу его разговорами, а потомъ…

— А потомъ мы вздернемъ веревку, продолжалъ Петитандре, и шшикъ! нашъ Acтрологъ будетъ на неб, то есть не будетъ доставать ногами до земли.

— Но, сказалъ Труазетель, взглянувъ на каминъ, разв ети господа не поучатся нашему ремеслу, помогая намъ не много?

— Нтъ, нтъ, отвчалъ Тристанъ: цырюльникъ мастеръ только выдумывать зло, а исполненіе его предоставляетъ другимъ,. Шотландецъ же будетъ стеречь дверь пока мы займемся дломъ, для участія въ которомъ у него не достаетъ ни ума, ни ловкости. Каждый занимайся своимъ ремесломъ.

Съ дятельностію и нкоторымъ родомъ удовольствія, которыя заставляли ихъ забывать о собственномъ сомнительномъ положеніи, достойные исполнители приказаній придворнаго судьи приготовили свой блокъ и веревку, для исполненія приговора, изреченнаго Астрологу плннымъ Королемъ, радуясь что послдній подвигъ ихъ такъ соотвтствуетъ всей жизни. Тристанъ Пустынникъ смотрлъ на ихъ приготовленія съ до, вольнымъ видомъ, Оливье вовсе ими не занимался, а Людвигъ Леслей, пробужденный шумными ихъ сборами, подумалъ, что oui заняты дломъ, нимало не относящимся къ его должности и за которое онъ ни подъ какимъ видомъ не можетъ отвчать,

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.
Взаимные упреки.

Повинуясь приказанію, или скоре просьб Людовика, ибо не смотря на свой санъ Людовикъ находился въ такомъ положеніи, въ которомъ могъ только просить, Хвастунъ отправился искать Марція Галеотти и ето порученіе не слишкомъ затруднило его. Онъ пошелъ прямо въ лучшую Пероннскую гостинницу, которую зналъ очень коротко, будучи ревностнымъ ея постителемъ, ибо ршительно любилъ напитокъ, равняющій головы другихъ съ его головою.

Онъ нашелъ Астролога сидящимъ въ углу общей залы и разговаривающимъ съ женщиною, которой одежда имла въ себ нчто Мавританское, или Азіатское.

Увидя Хвастуна, она встала, какъ бы собираясь уйти и сказала Астрологу:— Вы можете быть совершенно уврены въ справедливости етхъ извстій. Потомъ скрылась въ толп постителей, сидящихъ вокругъ разныхъ столовъ.

— Братъ Философъ, сказалъ тутъ приближаясь, Небо не успетъ смнить одного часоваго и тотчасъ посылаетъ другаго занять его мсто. Съ тобою разсталась безмозглая голова, а моя, почти такая же, пришла звать тебя въ покои къ Людовику Французскому.

— И онъ тебя выбралъ посланникомъ? сказалъ Галеотти, устремивъ на него проницательные взоры и тотчасъ узнавъ должность, занимаемую при двор Хвастуномъ, хотя мы уже замтили, что наружность сего послдняго была не совсмъ шутовская.

— Точно, и но во гнвъ твоей учености, когда Власть посылаетъ Глупость отыскивать Мудрость, то врно желаетъ узнать чиста ли совсть у того, кого отыскиваютъ.

— А если я откажусь идти за такимъ посланникомъ и въ такое время?

— Тогда мы разочтемъ свои силы и воспользуемся ими, сказалъ Хвастунъ. У меня за дверью дюжина здоровыхъ Бургундскихъ солдатъ, которыхъ Кревкеръ за этимъ отрядилъ со мною. Не худо извстить тебя, что мы съ другомъ моимъ Карломъ Бургундскимъ ни чуть не отнимали у брата Людовика короны, которую онъ съ проста сунулъ намъ въ руки^, мы только се нсколько по обкроили. Но хотя она стала тоньше и легче, а все изъ чистаго золота. Короче, Людовикъ еще полный властелинъ своихъ спутниковъ, не исключая тебя, и Христіаннйшій Король большихъ покоевъ Гербертовой башни въ замк Пероннскомъ, куда ты, какъ врный подданный, тотчасъ долженъ явиться.

— Я иду за вами, сударь, отвчалъ Галеотти, видя, можетъ быть, что нтъ средства отдлаться, и послдовалъ за Хвастуномъ.

— И хорошо длаешь, сказалъ ему тутъ дорогой, мы обходимся съ братомъ Людовикомъ, какъ съ голоднымъ старымъ львомъ въ клтк. Изрдка бросаемъ ему теленка для занятія старымъ челюстямъ.

— Пе хотите ли вы сказать, что Людовику угодно подвергнуть меня какому нибудь истязанію? спросилъ Галеотти.

— Ты ето можешь зать лучше меня, отвчалъ шутъ, хоть ночь и темна, я увренъ, что ты все видишь звзды, а я ничего не знаю. Только матушка мн часто говаривала, что надобно бережно подходить къ старой крыс, попавшейся въ западню, потому что она никогда не бываетъ такъ готова кусаться.

Астрологъ пересталъ разспрашивать, но Хвастунъ, по обыкновенію своей братьи, продолжалъ отпускать ему насмшки, перемшанныя съ истиною, до самаго прибытія ихъ къ воротамъ замка. Тутъ онъ оставилъ Философа караульнымъ, которые провели его отъ притина до притина къ башн Герберта.

Слова шута не пропали для Галеотти, онъ замтилъ нчто, по видимому подтверждающее его подозрнія, во взорахъ Тристана и въ мрачномъ, молчаливомъ и зловщемъ вид, съ которымъ провожалъ онъ его въ комнату Короля. Астрологъ произходящее на земл наблюдалъ съ такимъ же вниманіемъ, какъ и свтила небесныя, и блокъ не укрылся отъ проницательныхъ взоровъ его. Еще качающаяся веревка показала ему, что ет приготовленія были сдланы наскоро и окончены только въ минуту его прихода. Онъ угадалъ опасность, ему угрожающую, призвалъ на помощь для отдаленія оной все свое искуство, и ршился въ случа неудачи дорого продать жизнь свою всякому, кто бы сталъ нападать на нее.

Принявъ ето намреніе и соотвтствующій оному видъ и походку, Астрологъ вошелъ въ Королевскую комнату, по видимому ни мало не заботясь о худомъ исполненіи своихъ предсказаній и не страшась гнва Государя и послдствій онаго,

— Вс свтила да благоприятствуютъ Вашему Величеству, сказалъ Галеотти, поклонившись Королю почти по Восточному, и ни одно созвздіе да не изливаетъ зловредныхъ силъ своихъ на священную особу Вашу.

— Кажется, сказалъ Король, что взглянувъ на ету комнату, видя гд она и кмъ охраняется, ваша мудрость сознается, что благоприятствовавшія мн свтила солгали, а враждебныя созвздія не могли сдлать боле вреда… Не стыдно ли теб, Марціи, видть меня здсь плнникомъ посл всхъ увреній, которыя заставили меня сюда хать?

— А не стыдно ли Вамъ самимъ, Государь, Вамъ, сдлавшимъ столь быстрые успхи въ наук, одареннымъ столь скорымъ понятіемъ, столь постояннымъ прилжаніемъ, упадать духомъ при первомъ оборот счастія, подобно трусу, устрашенному первымъ звукомъ оружія? Но предполагая иль вы возвысишься до тхъ таинствъ, которыя ставятъ человка превыше страстей, бдствіи и горестей житейскихъ, до тхъ преимуществъ, которыя можно приобрсть только превзойдя твердостію древнихъ стоиковъ? Первый ударъ бдствія можетъ ли низложишь Васъ? Забыли ли вы о славной наград, къ которой стремились? Неужьли оставляете поприще, страшась вымышленныхъ несчастій, подобно робкому коню, испуганному тнями?

— Вымышленныхъ несчастій! вскричалъ Король съ гнвомъ. Прямой ты язычникъ! Разв ета башня вымышленная? Разв оружія стражей гнуснаго врага моего, Герцога Бургундскаго, т оружія, которыхъ стукъ ты могъ слышать у дверей, разв он тни? Какія же настоящія несчастія, измнникъ, если не потеря свободы, короны и ожиданіе смерти?

— Незнаніе, сынъ мой, отвчалъ Философъ очень твердо, незнаніе и предразсудки — вотъ одн истинныя несчастія. Врь мн: Король въ полнот своей власти, но погруженный въ незнаніе и ослпленный предразсудками, мене свободенъ, чмъ мудрецъ въ темниц, отягченный цпями вещественными. Мн должно вести тебя къ етому истинному блаженству, теб — внимать моимъ наставленіямъ.

— Такъ къ етой-то философической свобод ты думалъ привесть меня своими уроками? сказалъ Король съ неудовольствіемъ. Желалъ бы я въ Плесси слышать отъ тебя, что ето новое владніе, которое ты мн общалъ такъ щедро, есть власть надъ моими страстьми, что успхъ, въ которомъ ты уврялъ меня, относится къ успхамъ моимъ въ философіи, и что я могу сравняться мудростію и познаніями съ шарлатаномъ, съ Италіанскимъ бродягой, заплатя за ето бездлкою: потерею лучшей короны изо всего Христіанства и заточеніемъ въ Пероннской темниц. Поди вонъ, но не думай избжать заслуженнаго наказанія. Есть Богъ надъ нами.

— Я не могу оставить Васъ на произволъ судьб, Государь, не оправдавши въ глазахъ Вашихъ, какъ бы грозно они ни взирали на меня, етой славы, перла, помрачающаго блескомъ вс каменья, украшающіе вашъ внецъ, той славы, которой вселенная будетъ еще удивляться чрезъ множество вковъ, когда весь родъ Капета превратится въ прахъ, забытый въ подземельяхъ Сен-Денисскаго Аббатства.

— Ну, говори! Твое безстыдство не перемнитъ ни мннія, ни намренія моего. Можетъ быть я произношу послдній приговоръ, какъ Король, но не осужу тебя, не выслушавъ. Говори же, но всего лучше теб признаться въ истин. Признайся, что я былъ обманутъ, а ты обманщикъ, что мнимая наука твоя есть мошенничество, и что планеты, блистающія надъ глазами нашими, столько же вліянія имютъ на судьбу нашу, сколько изображеніе ихъ, отраженное въ волнахъ рки, можетъ измнишь теченіе оной.

— Но какъ можете вы знать таинственное вліяніе сихъ священныхъ свтилъ? Вы полагаете, что он не могутъ измнить теченія воды? Стало вамъ неизвстно даже и то, что луна, слабйшая изъ всхъ планетъ, ибо она ближайшая къ бдной земл нашей, управляетъ не простыми ручейками, подобными Сомм, но водами обширнаго Океана, котораго приливъ и отливъ слдуютъ за различными ея перемнами, какъ рабъ повинуется малйшему знаку Султанши. Теперь, Людовикъ Валуа, отвчай въ свою очередь на мою притчу. Признайся, не подобенъ ли ты безразсудному пловцу, который негодуешь на кормчаго за то, что сей послдній не можетъ ввести его въ пристань, не противоборствуя иногда неблагоприятному втру и теченіямъ? Я могъ назначить meб по вроятности счастливое окончаніе твоего предпріятія, по одно Привидніе имло власть привести тебя къ цли, а если ему угодно вести тебя путемъ шароховатымъ и опаснымъ, въ моей ли вол было улучшить его и сдлать безопасне? Куда двалась та мудрость, съ которою ты признавалъ вчера, что пути судьбы часто намъ полезны, даже будучи противны нашимъ желаніямъ?

— Помню, и ты напоминаешь мн одно изъ ложныхъ твоихъ предсказаній. Ты предвщалъ, что поздка молодаго Шотландца кончится со славою и выгодою для меня. Ты знаешь, какъ она кончилась. Ничто въ свт не могло повредить мн боле окончанія етаго дла и впечатлнія, которое оно произведетъ надъ умомъ дикаго быка Бургундскаго. Стало ты ужасно солгалъ. Теб нтъ никакой отговорки, ты по можешь сказать мн, что все перемнится, и совтовать сидя на берегу рки, подобно безумцу ждать, пока вся вода вытечетъ. Стало мнимая наука твоя тебя обманула. Ты былъ такъ глупъ, что предсказалъ мн именно, что случится, и лживость предсказанія доказана самымъ дломъ.

— И справедливость его будетъ доказана, самымъ дломъ, смло отвчалъ Астрологъ. Я не желаю большаго торжества наук надъ невжествомъ, кром того, которое произойдетъ отъ исполненія етаго предсказанія. Я сказалъ Вамъ, что онъ врно исполнитъ всякое честное порученіе, разв онъ етаго не сдлалъ? Я предупредилъ Васъ, что онъ затруднится помогать дурному намренію, разв ето не сбылось? Если сомнваетесь, спросите Цыгана Гайраддина Мограбина.

Король покраснлъ отъ стыда и гнва.

— Я сказалъ Вамъ, продолжалъ Галеотти, что соединеніе планетъ, подъ которымъ онъ отъзжалъ, угрожало ему опасностію, разв онъ ей не подвергался? Я предсказалъ, что его путешествіе будетъ полезно пославшему, и вы не замедлите насладиться плодами онаго.

— Насладиться плодами! вскричалъ Король, разв я уже не наслаждаюсь ими? посрамленіемъ и плномъ!

— Нтъ, отвчалъ Астрологъ, конецъ еще впереди. Вскор собственныя уста Ваши принуждены будутъ признаться, что Вашъ посланный окончилъ свое порученіе самымъ счастливымъ для Васъ образомъ.

— Ето ужь слишкомъ безстыдно! вскричалъ Король, вмст и обманывать и ругаться! Вонъ отсюда и не думай, чтобъ твоя дерзость осталась безъ наказанія, есть Богъ надъ нами.

Галеотти хотлъ выдти изъ комнаты.

— На минуту, сказалъ Король: ты смло защищаешь свой обманъ, отвчай еще на одинъ вопросъ, но подумай прежде отвта. Мнимая наука твоя можетъ ли предсказать часъ твоей смерти?

— Можетъ не иначе, какъ съ примненіемъ къ смерти другаго, отвчалъ Астрологъ хладнокровно.

— Что ты хочешь сказать? спросилъ Людовикъ.

— Что я врнаго о своей смерти могу сказать только одно, Государь, возразилъ Галеотти: она должна случиться за двадцать четыре часа до кончины Вашего Величества.

— Что ты говоришь? вскричалъ Король, мняясь въ лиц. Постой, постой еще! Погоди уходить! Точно ли ты увренъ, что моя смерть такъ скоро должна послдовать за твоею?

— Черезъ двадцать четыре часа, повторилъ Астрологъ ршительно, если есть хоть искра правды въ тхъ блестящихъ и таинственныхъ силахъ, которыя говорятъ безъ помощи языка. Желаю покойной ночи Вашему Величеству.

— Нтъ еще, нтъ еще, сказалъ Король, удерживая его за руку и отдаляя отъ двери. Галеотти, я обращался съ тобою какъ добрый Государь, я тебя обогатилъ, сдлалъ своимъ другомъ, товарищемъ, наставникомъ въ наукахъ, заклинаю тебя, будь искрененъ со мною. Есть ли что-нибудь врное въ наук, тобою преподаваемой? Поздка молодого Шотландца точно ли будетъ мн выгодна? Правда ли, врно ли, что нити нашихъ жизней должны порваться такъ скоро другъ посл друга? Признайся, добрый мои Марцій, вдь ты сказалъ ето, чтобы не измнить языку твоего ремесла, пожалуйста признайся, и не будешь въ томъ раскаиваться. Я старъ, въ плну, вроятно скоро лишусь Королевства, для человка въ такомъ положеніи истина стоитъ владній, и отъ тебя, любезный Марцій, я ожидаю етаго безцннаго сокровища.

— Я уже повдалъ ее Вашему Величеству, подвергаясь опасности быть растерзану Вами, въ изступленіи слпаго гнва.

— Кмъ! Мною! Галеотти: ахъ! какъ мало ты меня знаешь! возразилъ Людовикъ кроткимъ голосомъ. Разв я не плнникъ? Разв не долженъ быть терпливымъ, когда гнвъ мой докажетъ только мою немощь? И такъ говори со мною откровенію. Обманулъ ты меня, или паука твоя справедлива? Правда ли, что ты мн сказалъ?

— Ваше Величество извинитъ меня, если я стану отвчать, что одно только время, время и произшествія могутъ уврить неврующихъ. Не приличію было бы довренности, которою я пользовался въ совт славнаго завоевателя Матея Корвина Венгерскаго и даже при особ Императора, повторять увренія въ томъ, что я уже выдалъ Вамъ за истину. Если Вы не хотите мн врить, то я могу только сослать-ея на будущее. День, другой терпнія докажутъ — правду ли я Вамъ сказалъ о молодомъ Шотландц. Я соглашаюсь умереть на колес, соглашаюсь быть растерзанъ по частямъ, если Ваше Величество не получите выгоды, весьма важной выгоды отъ неустрашимости етаго Кентеня Дюрварда. Но когда я погибну въ мученіяхъ, не худо Вашему Величеству приискивать духовника, ибо посл моей смерти Вамъ останется не боле двадцати четырехъ часовъ на то, чтобъ исповдаться и покаяться,

Людовикъ все держалъ Галеотти за руку, провожая его къ двери и отворяя ее, онъ громко сказалъ ему:— Мы завтра продолжимъ етотъ разговоръ. Иди съ миромъ, ученый отецъ мой, иди съ миромъ, иди съ миромъ!

Трижды повторилъ онъ ет слова, и все еще опасаясь ошибки придворнаго судьи, самъ вышелъ въ прихожую, все держалъ Галеотти за руку, какъ бы страшась, чтобы его не вырвали у него и не казнили при его глазахъ. Въ комнату свою возвратился не иначе, какъ повторивши дважды прощальное привтствіе: Иди съ миромъ! и даже знакомъ повеллъ Тристану не прикасаться къ особ Астролога.

Вотъ какимъ образомъ какое-то тайное предчувствіе, присутствіе духа и дерзское мужество избавили Галеотти отъ величайшей опасности,, вотъ какъ Людовикъ, самый хитрый и мстительный изъ современныхъ владтелей, не усплъ исполнить своего мщенія, отъ вліянія суеврія на его себялюбивый характеръ, и отъ страха смерти которую совсть, терзаемая преступленіями, длала еще для него ужасне.

Однакожь ему очень больно было по невол отказаться отъ наслажденія, общаемаго удовлетвореннымъ мщеніемъ, и прислужники, которымъ поручено было исполнить приговоръ, казалось не мене досадовали на противное повелніе. Одинъ Рубецъ, совершенно равнодушный къ оному, пересталъ караулить у дверей, видя что его присутствіе тамъ уже не нужно, легъ на полъ и заснулъ почти въ то же мгновеніе.

Между тмъ какъ служители по уход Короля готовились вкусить успокоеніе, придворный судья пристально смотрлъ на крпкую наружность Астролога, подобно собак, слдующей взорами за кускомъ мяса, который поваръ отнялъ у нея изо рта, прислужники же тихимъ голосомъ и въ немногихъ словахъ сообщали другъ другу чувства взаимно ихъ отличающія.

— Бдной ослпленный чернокнижникъ, сказалъ Труазетель съ видомъ сожалнія и смиренія, потерялъ лучшій случай искупить нсколько гнусныхъ волшебствъ своихъ скорою и напрасною смертію: мн жаль его души!

— А я то, сказалъ Петитандре, потерялъ прекраснйшій случай испытать на сколько полтораста Фунтовъ всу могутъ вытянуть тройную веревку. Этотъ опытъ быть бы не безполезенъ нашему искусству, къ тому жь етотъ старой весельчакъ умеръ бы такъ спокойно!

Во время етаго разговора, Галеотти сталъ къ углу огромнаго камина, противоположномъ тому, у котораго были ети честные люди и поглядывалъ на нихъ изъ коса и съ недоврчивостію. Онъ прежде всунулъ руку подъ камзолъ и уврился, что можетъ легко достать двуострый кинжалъ, который всегда носилъ при себ, ибо, какъ мы уже сказали, хотя онъ нсколько отяжеллъ отъ излишней толщины, но все былъ человкъ сильной и искусно владющій оружіемъ. Уврившись въ близости врной стали, онъ вынулъ изъ-за пазухи свитокъ пергамина, на которомъ были начертаны Греческія письмена и кабалистическіе знаки, прибавилъ дровъ въ каминъ и развелъ свтлый огонь, съ помощію котораго можно было разглядть черты и положенія всхъ его комнатныхъ товарищей, крпкой сонъ Шотландскаго воина, котораго лицо было неподвижно, какъ бы вылитое изъ мди, блдной и безпокойной видъ Оливье, который то казался спящимъ, то открывалъ глаза и внезапно подымалъ голову, какъ бы тревожимый внутреннимъ безпокойствомъ, или пробужденный отдаленнымъ шумомъ, грубая, недовольная и дикая наружность Тристана, который казалось сожаллъ о потер своей жертвы, задняя же часть картины была занята мрачнымъ и лицемрнымъ видомъ Труазетеля, котораго глаза были подняты къ небу, какъ бы въ мысленномъ моленіи, и забавнымъ Петитандре, который своими кривляньями передражнивалъ тлодвиженія своего товарища.

Посреди сихъ ничтожныхъ и презрнныхъ тварей, всего выгодне должны была отличаться стройной станъ, правильныя черты и важная наружность Астролога, его можно было почесть за древняго мага, заключеннаго въ разбойничьей пещер и призывающаго духовъ для своего избавленія. Когда бы онъ былъ замтенъ только по благородству, которое придавала лицу его величественная борода, упадающая волнами на таинственный свитокъ, который онъ держалъ въ рук, то неужьли бы непростительно было пожалть, что ето благородное отличіе даровано человку, который дарованія, знанія, краснорчіе и хорошую наружность посвящалъ служб обманщика?

Такъ прошла ночь въ Гербертовой башн замка Пероннскаго. Когда первый лучь зари проникъ въ древнюю готическую комнату, Король кликнулъ Оливье. Цырюльникъ нашелъ Людовика сидящемъ въ шлафрок, и былъ изумленъ перемною, произшедшею во всхъ чертахъ его посл ночи, проведенной въ смертельномъ безпокойств. Онъ бы охотно выразилъ и свои опасенія, но Король заставилъ его молчать, объясняя подробно разныя сродства, имъ употребленныя, для снисканія себ друзей при Бургундскомъ двор, и поручивъ Оливье продолжать т же происки, какъ только ему позволятъ выдти.

Никогда хитрый любимецъ столько не удивлялся неизмнному присутствію духа своего Государя и совершенному его знанію всхъ пружинъ, которыя могутъ управлять поступками людскими, какъ во время етаго достопамятнаго разговора.

Около двухъ часовъ спустя, Оливье получилъ отъ Графа Кревкера позволеніе выдти изъ башни и отправился исполнять повслнія своего Государя. Тогда Людовикъ позвалъ къ себ Астролога, которому казалось возвратилъ всю свою довренность и вступилъ съ нимъ въ продолжительное совщаніе, по окончаніи котораго казался спокойне прежняго. Онъ одлся, а когда Графъ Кревкеръ пришелъ привтствовать его съ добрымъ утромъ, то принялъ Графа съ спокойствіемъ, которое удивило Бургундскаго вельможу тмъ боле, что по извстіямъ, имъ уже полученнымъ, Герцогъ провелъ нсколько часовъ въ такомъ расположеніи духа, которое казалось длало безопасность Короля весьма неврною.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ.
Неизвстностъ.

Если Людовикъ провелъ ночь въ величайшей истом и безпокойств, то Герцогъ Бургундскій былъ разстроенъ еще боле, ибо ни въ какое время не умлъ, подобно Людовику, управлять своими страстьми, а напротивъ давалъ имъ полную власть надъ своимъ разсудкомъ.

Но обычаю того времени, двое изъ главнйшихъ и довренныхъ его совтниковъ, Имберкуръ и Аржантонъ, остались въ комнат Карла, гд имъ приготовлены были тюфяки не подалеку отъ Герцогской постели. Ни когда присутствіе ихъ не было такъ нужно, ибо Герцогъ поперемнно терзался горестью, гнвомъ, жаждою мщенія и чувствомъ чести, запрещающимъ ему пользоваться положеніемъ, въ которое Людовикъ самъ себя поставилъ. Умъ его подобенъ былъ вулкану, извергающему вс вещества, находящіяся въ ндрахъ его, смшанныя и слитыя въ одну массу лавы.

Онъ не сталъ раздваться и готовиться ко сну, и всю ночь предавался поперемнно сильнйшимъ изступленіямъ страстей. Иногда начиналъ говорить съ своими совтниками такъ отрывисто а скоро, что они опасались за цлость его разсудка. Предметомъ словъ его были достоинства и доброта Епископа Литтихскаго, недостойно умерщвленнаго, онъ припоминалъ вс знаки привязанности и довренности, взаимно ими оказанныя другъ другу. Наконецъ етими разговорами такъ усилилъ свою горесть, что бросился лицомъ въ подушку, задыхаясь отъ стараніи удержать свои слезы и рыданія. Вскочивъ потомъ предался изступленію бшенства. Началъ ходить большими шагами по комнат, произнося несвязныя угрозы и еще несвязнйшія клятвы мщенія, по обыкновенію сильно топая ногою и призывая всхъ угодниковъ свидтелями своего обта отмстить кровавымъ образомъ Вильгельму Ла-Марку, народу Литтихскому и тому, кто былъ главною причиною ихъ неистовства. Сіи послднія угрозы, выраженныя поскрытне прочихъ, очевидно относились къ особ его плнника, однажды даже онъ ршился было послать за Герцогомъ Нормандскимъ, братомъ Короля, съ которымъ Людовикъ былъ весьма недруженъ, и принудить плннаго Короля или къ отреченію отъ короны, или къ уступк нкоторыхъ, важнйшихъ правъ и владній своихъ.

Еще день и еще ночь протекли въ этомъ буйномъ изступленіи, или скоре въ быстрыхъ переходахъ отъ одной страсти къ другой. Во все ето время Герцогъ не перемнялъ платья и едва удовлетворялъ первымъ нуждамъ естественнымъ! Наконецъ его слова и поступки были такъ безпорядочны, то люди ближайшіе къ нему стали бояться помшательства въ ум. Однако жь онъ мало по малу сталъ спокойне и началъ съ своими министрами совщанія, на которыхъ многое было предложено и ничего не ршено. Комминъ увряетъ, что отецъ уже садился на лошадь и готовъ былъ отправиться въ Нормандію, тогда вроятно свергнутый Монархъ нашелъ бы въ темниц своей краткій путь къ могил.

Иногда, изнуренный изступленіями бшенства, Карлъ устремлялъ взоры и оставался неподвиженъ, подобно человку, обдумывающему отчаянное предпріятіе, на которое не могъ еще ршиться. Нтъ никакого сомннія, что малйшее побужденіе со стороны одного изъ приближенныхъ совтниковъ довело бы его до послднихъ крайностей, но Бургундскіе вельможи изъ уваженія къ священному сану Короля и помстнаго властелина, къ праву народному и чести своего Герцога, обязавшагося словомъ, когда Людовикъ предался въ его руки, почти единодушію старались привести его къ кротчайшимъ мрамъ, доказательства, которыми Имберкуръ и Аржантонъ пытались ночью успокоить Герцога, днемъ были повторены съ неменьшею силою Кревкеромъ и многими другими. Можетъ быть усердіе, оказываемое ими въ пользу Короля, не у всхъ было совсмъ безкорыстно. Многіе, какъ мы сказали, уже испытали щедрость Людовика, у другихъ были во Франціи помстья, или требованія, нсколько подчиняющія ихъ его вліянію, и наконецъ повстію, что сокровища, привезенныя Королемъ въ Перонну на четырехъ лошакахъ, много убавились во время стихъ переговоровъ.

На третій день, Графъ Кампо-Бассо принесъ въ совтъ Карла дань Италіанскаго ума своего и счастье Людовика, что онъ не прихалъ, когда Герцогъ былъ еще въ первомъ пылу бшенства. Тотчасъ созванъ былъ настоящій совтъ для разсужденія о мрахъ, которыя приличне взять въ такихъ необыкновенныхъ обстоятельствахъ.

— Кампо-Бассо тотчасъ выразилъ свое мнніе притчею путника, зми и лисицы, и напомнилъ Герцогу, что лисица совтовала человку раздавить смертельнаго врага своего, когда судьба дастъ къ тому возможность. Аржантонъ, видя что глаза Герцога засверкали при предложеніи, которое уже неоднократно представлялось его неукротимому нраву, поспшно возразилъ, что можетъ быть Людовикъ прямо не участвовалъ въ ужасномъ убійств, совершенномъ въ Шонвальд.— Можетъ быть, сказалъ онъ, Король въ состояніи опровергнуть ето обвиненіе и готовъ поправить предъ, причиненный его происками по владніяхъ Герцога и его союзниковъ. Онъ присовокупилъ, что насиліе противъ особы Короля непремнно навлечетъ за собою на Францію и Бургундію ужаснйшія бдствія, поставя въ числ важнйшихъ, что Англичане могутъ воспользоваться раздоромъ и неминуемыми междоусобіями, снова завладть Нормандіею и Гвіеною и возобновить бдственныя войны, которыя не безъ труда окончены только соединеніемъ Франціи съ Бургундіею противъ общаго врага. Онъ заключилъ тмъ, что отнюдь не совтуетъ освободить плнника просто и безъ условій, по что, по его мннію, Герцогъ долженъ воспользоваться положеніемъ Короля только для заключенія справедливаго и честнаго мира между обими державами, истребовавъ отъ Людовика залоговъ, которые не допустили бы его нарушить клятвы и впредь возмущать внутреннее спокойствіе Бургундіи. Имберкуръ, Кревкеръ и многіе другіе явно возстали противъ насильственныхъ мръ, предложенныхъ Кампо-Бассо и утверждали, что посредствомъ договора можно получить выгоды прочнйшія и славнйшимъ для Бургундіи образомъ, нежели совершивъ поступокъ, который положитъ на нее пятно постыдное, обличивъ въ нарушеніи гостеприимства.

Герцогъ выслушалъ ет доказательства, потупивъ глаза и нахмуривъ брови такъ, что он уже не сближались, а сливались вмст. Когда же Графъ Кревкеръ прибавилъ, что не почитаетъ Людовика ни участникомъ въ богопротивномъ убійств Епископа Литтихскаго, ни даже подавшимъ мысль къ оному, Карлъ поднялъ голову, и вскричалъ бросивъ суровый взглядъ на своего совтника:

— Разв и ты, Кревкеръ, прислушался къ звону Французскаго золота? мн кажется, что етотъ звонъ раздается при двор моемъ также громко, какъ звукъ Сен-Денисскихъ колоколовъ. Кто сметъ сказать, что Людовикъ не возбуждалъ мятежей во Фландріи?

— Государь, отвчалъ Графъ, рука моя боле привыкла владть сталью, нежели золотомъ и я столько увренъ, что Людовикъ виновенъ въ возбужденіи мятежей во Фландріи, что обвинялъ его въ томъ при всемъ его двор и вызывалъ отъ вашего имени. Но хотя происки его были безо всякаго сомннія первою причиною етхъ безпокойствъ, я такъ далекъ почитать его допустившимъ убійство, совершенное въ Шонвальд, что знаю, какъ одинъ изъ его повренныхъ всенародно возсталъ противъ етаго преступленія, и могъ бы представишь его Вашему Высочеству, еслибъ вамъ ето было угодно.

— Еслибъ ето намъ было угодно! вскричалъ Герцогъ, клянусь Св. Георгіемъ! разв ты не увренъ въ томъ, что я хочу поступать по самой строгой справедливости? Наше правосудіе извстно даже и въ самомъ изступленіи гнва. Мы сами увидимся съ Людовикомъ Валуа, мы предложимъ ему оскорбленія, нами понесенныя и удовлетвореніе, котораго требуемъ и которое можетъ сдлаться легче, если онъ невиненъ въ етомъ убійств. Если жъ онъ виновенъ, кто осмлится сказать, что покаяніе на всю жизнь въ какомъ нибудь уединенномъ монастыр, будетъ приговоромъ немилостивымъ и незаслуженнымъ? Кто осмлится сказать, продолжалъ Карлъ разгорячаясь, что скорйшее и прямйшее мщеніе будетъ беззаконно? Приведи ко мн человка, о которомъ говоришь. Мы будемъ въ замк въ часъ пополудни. Приготовимъ нкоторыя статьи и онъ долженъ будетъ ихъ одобрить, или горе ему! Засданіе кончено, Господа, и вы можете разойтись. Я переоднусь, ибо въ теперешнемъ плать не прилично явиться къ моему Государю.

Герцогъ ударилъ на послднія слова съ язвительною насмшкою, и вышелъ изъ комнаты.

— Безопасность Людовика, и что еще важне, честь Бургундіи, зависятъ отъ удара въ кости, сказалъ Имберкуръ Аржантону и Кревкеру. Бги въ замокъ, Аржантонъ: у тебя языкъ остре, чмъ у Кревкера и у меня. Извсти Людовика о приближающейся бур, онъ лучше разположенъ, что ему длать. Надюсь, что етотъ молодой воинъ не скажетъ ничего, могущаго отягчить судьбу Короля, ибо кто знаетъ, какое тайное порученіе было на него возложено?

— Этотъ молодой человкъ, отвчалъ Кревкеръ, кажется смлымъ, но осторожнымъ, боле нежели можно бы ожидать отъ его лтъ. Во всемъ, что онъ мн говорилъ, онъ кажется очень старается беречь Короля, какъ Государя, у котораго находится въ служб. Надюсь, что онъ также поступитъ и въ присутствіи Герцога. Теперь мн должно идти къ нему и къ молодой Графин Круа.

— Къ Графин! вскричалъ Имберкуръ, вы сказали намъ, что оставили ее въ монастыр Си. Бригитты.

— Ето правда, отвчалъ Графъ, по я посылалъ за нею по приказанію Герцога, она прибыла сюда въ носилкахъ, ибо не могла хать иначе. Она очень разстроена, сколько неизвстностію о судьб своей тетки, Графини Амелины, столько и безпокойствомъ о самой себ, ибо виновна въ феодальномъ преступленіи, какъ бжавшая отъ помстнаго властелина своего, а Герцогъ Карлъ не привыкъ равнодушно смотрть на малйшее нарушеніе феодальныхъ правъ своихъ.

Извстіе о томъ, что молодая Графиня во власти Карла, отравило новою горестью размышленія Людовика. Онъ очень зналъ, что она можетъ, открыть происки, которыми онъ склонилъ ихъ съ теткой хать во Францію и тмъ представить улики, которыя онъ было истребилъ казнію Замета Мограбина. А ему извстно было, что такое умышленіе его противъ правъ Герцога Бургундскаго, будучи однажды доказано, дало бы Карлу предлогъ и поводъ воспользоваться всми своими выгодами.

Тревожимый безпокойствомъ на счетъ своего положенія, Король сталъ говоришь объ ономъ съ Аржантономъ, котораго умъ и политическія дарованія боле соотвтствовали праву Людовика, нежели воинственная откровенность Кревкера и феодальная гордость Имберкура.

— Ети солдаты, обитые желзомъ, любезный Аржантонъ, сказалъ онъ будущему своему Историку, должны бы оставаться въ прихожей съ алебардами и бердышами, никогда не входить въ кабинетъ Короля. Руки ихъ созданы для битвы, но владтель который хочетъ занять чмъ-нибудь ихъ головы, привыкшія служить наковальнею мечамъ и палицамъ его враговъ, похожъ на человка, хотвшаго надть на шею своей любовниц собачій ошейникъ. Людямъ, похожимъ на васъ, Филиппъ, людямъ, одареннымъ стою разборчивостію въ сужденіяхъ, способнымъ проникать дале поверхности длъ, Государи должны отворять свой кабинетъ и совты, и въ добавокъ, открывать сокровеннйшіе изгибы души своей.

Разумется Аржантона, одареннаго проницательнымъ умомъ, польстило одобреніе Государя, признаннаго умнйшимъ во всей Европ, и онъ не могъ довольно скрыть внутренняго своего удовольствія, такъ что Король примтилъ ето.

— Дай Богъ, продолжалъ онъ, чтобъ я имлъ такого слугу, или скоре, чтобъ я достоинъ былъ имть его! Я не былъ бы въ етомъ бдственномъ положеніи, однако жь едва ли бы я пожаллъ, что теперь нахожусь въ немъ, еслибъ оно дало мн сродства привязать къ себ столь опытнаго совтника.

Аржантонъ отвчалъ, что вс его способности, каковы бы он ни были, къ услугамъ Его Христіаннйшаго Величества, за оговоркою врности, которою обязанъ онъ законному Государю своему, Карлу, Герцогу Бургундскому.

— Да разв я способенъ пожелать, чтобъ вы нарушили свою врность! вскричалъ Людовикъ съ чувствомъ. Увы! не отъ того ли я самъ теперь въ опасности, что слишкомъ вврился моему вассалу. Кому феодальная врность должна быть священне, нежели мн, ибо она только можетъ, сохранить мою безопасность? Нтъ, Филиппъ Комминъ, продолжайте служить Карлу Бургундскому, а вы не можете оказать ему большей услуги, какъ склонивъ его на приличный договоръ съ Людовикомъ Французскимъ. Поступивъ такимъ образомъ, вы услужите намъ обоимъ и увидите, что по крайней мр одинъ изъ насъ будетъ благодаренъ. Меня увряютъ, что жалованье, вами здсь получаемое, едва равняется окладу великаго сокольничаго, и вотъ какъ заслуги искуснйшаго совтника въ Европ поставлены на ряду, или лучше сказать, ниже занятій человка, который кормитъ и лчитъ хищныхъ птицъ! Франція владетъ добрыми помстьями, Король ея не терпитъ недостатка въ золот. Позвольте мн, любезный другъ, исправить ето постыдное неравенство. Средства, къ тому не далеки: позвольте мн употребить ихъ.

При сихъ словахъ, Король предложилъ ему большой мшокъ съ деньгами, но Комминъ, который чувствами былъ повыше большей части тогдашнихъ придворныхъ, поблагодарилъ его, сказавъ, что онъ совершенно доволенъ милостями своего Государя:, и уврилъ Людовика, что если бы онъ и принялъ предлагаемый подарокъ, то ето не могло бы увеличить въ немъ желанія быть полезнымъ Его Величеству.

— Необыкновенный человкъ! вскричалъ Король, позвольте мн обнять единственнаго придворнаго нашихъ временъ, способнаго къ дламъ и вмст неподкупнаго. Мудрость слаще чистаго золота, будьте уврены, Филиппъ, что въ ету опасную минуту, я боле надюсь на ваше предстательство, чмъ на помощь, купленную у всхъ, которые приняли мои подарки. Я знаю васъ, Комминъ, и увренъ, что вы не присовтуете Государю своему употребить во зло случай, который судьба, или сказать чистосердечно, собственная моя глупость, ему доставила.

— Употребитъ во зло! вскричалъ Аржантонъ, конечно нтъ, но врно присовтую ему употребитъ съ пользою.

— Какъ! до какой степени? Я не такъ глупъ, чтобы льстить себя надеждою, что онъ отпуститъ меня безъ выкупа, но пусть же етотъ выкупъ будетъ возможный. Я всегда готовъ внимать голосу разсудка, въ Перонн равно какъ въ Париж, или въ Плесси.

— Но, позвольте доложить Вашему Величеству, въ Париж, или въ Плесси, разсудокъ привыкъ говоришь такъ смиренно и тихо, что не всегда могъ быть допущенъ къ Вамъ. А въ Перонн онъ беретъ говорную трубу необходимости и голосъ его длается громкимъ и повелительнымъ.

— Вашъ слогъ слишкомъ пестръ, сказалъ Людовикъ, не въ силахъ будучи скрыть свое неудовольствіе. Я человкъ простои, Господинъ Аржантонъ: прошу васъ оставить ваши тропы и приступила къ длу. Чего ожидаетъ отъ меня вашъ Герцогъ?

— Я не присланъ съ предложеніями, Государь. Герцогъ вскор самъ объявитъ Вамъ свою волю. Однако жь у меня на ум нкоторыя условія, къ которымъ не худо Вашему Величеству приготовиться. Напримръ, уступка городовъ на Сомм.

— Я ожидалъ етаго.

— Отреченіе отъ злодйствъ, совершенныхъ Литтихцами и Вильгельмомъ Ла-Маркомъ.

— Также охотно, какъ отрекаюсь отъ ада и сатаны.

— Онъ потребуетъ отъ васъ аманатовъ, или нкоторыхъ крпостей въ залогъ того, что вы впредь не будете возбуждать мятежъ между Фламандцами.

— Ето что-то новое, Филиппъ: вассалъ требуетъ залоговъ отъ своего повелителя, но пойдемъ дале.

— Приличный и независимый удлъ Знаменитому брату вашему, союзнику и другу моего Государя, напримръ Нормандію или Шампанію. Герцогъ любитъ домъ вашего родителя, Государь.

— Да, клянусь Пасхою! вскричалъ Король: такъ любитъ, что хочетъ всхъ дтей eFO подлать Королями! Ну что же! истощенъ ли запасъ вашихъ приготовительныхъ предложеній?

— Не совсмъ, Государь, врно потребуютъ, чтобъ Ваше Величество впредь не притсняли Герцога Бретанскаго, какъ до сихъ поръ, и не отнимали бы у великихъ помстныхъ владтелей права чеканить монету и называться Божіею Милостію Принцами и Герцогами.

— То есть, чтобъ я всхъ вассаловъ моихъ произвелъ въ Короли. Филиппъ, разв вы хотите сдлать меня братоубійцею. Вы помните брата моего Карла? Что жъ! Онъ умеръ, только что сдлался Герцогомъ Гвіеннскимъ. И что жь, по отдач етхъ богатыхъ провинціи, останется потомкамъ Гугона Капета, кром права короноваться въ Реймс и обдать подъ высокимъ балдахиномъ?

— Мы уменьшимъ безпокойство Вашего Величества на этотъ счетъ, давши вамъ товарища въ семъ уединенномъ величіи. Хотя Герцогъ Бургундскій теперь не требуетъ титла Короля, но желаетъ впредь избавиться отъ тхъ унизительныхъ значковъ покорства, которые онъ обязанъ оказывать Французской корон. Онъ намренъ заключить свой Герцогскій внецъ на подобіе Императорскаго и поставить на немъ шаръ въ знакъ независимости своихъ владній.

— По какъ Герцогъ Бургундскій, вскричалъ Людовикъ съ жаромъ ему не привычнымъ, какъ вассалъ моей короны сметъ предлагать Государю своему условія, которыя по всмъ законамъ Европы, могутъ навлечь на него лишеніе помстья?

— Приговоръ о лишеніи трудно будетъ исполнить въ етомъ случа, отвчалъ Аржантонъ очень спокойно. Вашему Величеству не безъизвстно, что феодальные законы начинаютъ упадать даже въ Нмецкой Имперіи, и что властители и вассалы взаимно стараются о улучшеніи своего положенія, сколько позволяетъ ихъ могущество и случай. Тайныя сношенія Вашего Величества съ Фламандскими вассалами Герцога послужатъ извиненіемъ моему Государю, если предположимъ, что ему угодно будетъ, принудивъ Францію къ признанію совершенной его независимости, отнять у нея средства впредь пускаться на такіе происки.

— Аржантонъ! Аржантонъ! сказалъ Людовикъ, вставая и задумчиво прохаживаясь по комнат, ето ужасное истолкованіе текста: Горе побжденнымъ! Врно вы не хотите уврить меня, что Герцогъ будетъ настоятельно предлагать столь тяжкія условія?

— Я по крайней мр желалъ бы, Государь, чтобъ вы приготовились ихъ выслушать.

— Однако жь умренность, Аржантонъ,— вы лучше всхъ ето знаете,— умренность въ счастіи нужна для прочности выгодъ, которыя можно получишь.

— Ваше Величество позволите мн доложить: я замтилъ, что теряющій всегда выхваляетъ умренность. Выигрывающій боле дорожитъ осторожностію, которая совтуетъ не упускать случая, когда можно имъ воспользоваться.

— Ну! такъ мы подумаемъ, но я надюсь, что вы кончили исчисленіе неразумныхъ требованій Герцога? Неужьли онъ осмлится прибавить что-нибудь? Да, я по вашимъ глазамъ вижу, что вы мн еще не все сказали. Чего же онъ хочешь? чего можетъ хотть? разв моей короны?— короны, лишенной всего блеска, если я соглашусь на вс требованія, которыя вы мн уже сообщили.

— Мн осталось сказать вамъ, Государь, о томъ, что зависитъ отчасти и даже большею частію отъ воли самаго Герцога, но онъ намренъ требовать вашего на то согласія, ибо, сказать правду, ето дло вамъ очень близкое.

— Боже мой! Но что жь ето такое, спросилъ Король нетерпливо, долженъ ли я прислать ему свою дочь въ наложницы? или какимъ другимъ безчестіемъ хочетъ онъ покрыть меня?

— Его намреніе не влечетъ за собою никакого безчестія, Государь. Поелику родственникъ Вашего Величества, знаменитый Герцогъ Орлеанскій….

— А! сказалъ Король. Но Аржантонъ продолжалъ, не обращая вниманія на эту остановку:

— Полюбилъ молодую Графиню Изабеллу Круа, то Герцогъ желаетъ, чтобъ Ваше Величество изъявили свое согласіе на стогнъ бракъ, какъ онъ дастъ свое, и вмст бы съ нимъ даровали етой благородной чет удлъ, который съ помстьями Графини, могъ бы составить владніе, приличное Французскому Принцу.

— Никогда! никогда! вскричалъ Король, предаваясь изступленію, которое не безъ труда удерживалъ дотол и прохаживаясь большими шагами по комнат, въ разстройств, составляющемъ разительную противоположность съ его всегдашнимъ хладнокровіемъ. Никогда! Никогда! Пусть постригутъ меня! Пусть отворятъ мн двери монастыря, или гроба! Пусть мн выжгутъ глаза раскаленнымъ желзомъ! Пусть прибгнутъ къ топору, яду, къ чему угодно! Но Орлеанскій не измнитъ обту, который онъ далъ моей дочери. Онъ не будетъ имть другой жены, пока она жива.

— Но возставая такъ сильно противъ етаго намренія, Ваше Величество изволите разсудишь, что вы не имете никакого средства препятствовать его исполненію. Человкъ разсудительный, видя паденіе каменнаго утеса, не прилагаетъ тщетныхъ усиліи остановить ето паденіе.

— Честный человкъ находить могилу подъ его обломками. Аржантонъ, подумай, что такой бракъ былъ бы раззореніемъ, совершенною гибелью моего Королевства, подумай, что у меня только одинъ сынъ, слабый здоровьемъ, и что Орлеанскій посл него наслдникъ престола. Подумай, что Церковь согласилась на бракъ его съ Іоанной, который такъ хорошо соединяетъ об отрасли моего семейства. Подумай, что етотъ союзъ былъ любимымъ предпріятіемъ всей моей жизни, что я мечталъ, дйствовалъ, сражался, молился, гршилъ для его исполненія. Нтъ, Комминъ, нтъ, я не откажусь отъ него. Сжальтесь надо мною въ етой крайности, Филиппъ! вашъ острый умъ можетъ найти что-нибудь въ замну етой жертвы. Сжальтесь надомною Филиппъ, вы по крайней мр должны знать, что уничтоженіе предпріятія, объ исполненіи котораго долго размышлялъ, долго заботился, гораздо тягостне для разсудительнаго и прозорливаго, нежели для человка обыкновеннаго, котораго горести скоропреходящи, потому что желанія его происходятъ отъ мгновенной страсти. Вы должны понимать гораздо сильнйшую скорбь обманутаго благоразумія, разстроеннаго расчета, неужьли вы не примете участія въ бдственномъ моемъ положеніи?

— Я участвую въ немъ, Государь, сколько мои обязанности Герцогу….

— Не говорите о немъ! вскричалъ Людовикъ, предаваясь, можетъ быть притворно, непреодолимому побужденію, которое заставило его забыть обыкновенную свою осторожность: Карлъ Бургундскій разв достоинъ вашей привязанности? Тотъ, кто могъ оскорбить и ударить врнйшаго изъ своихъ совтниковъ! Тотъ, кто умнйшему изъ нихъ могъ дать обидное прозвище Обутой головы!

При всемъ ум своемъ, Филиппъ Комминъ имлъ довольно высокое о себ мнніе и такъ былъ пораженъ словами, которыя Король произнесъ казалось въ изступленіи, не позволяющемъ ему размышлять, что невольно повторилъ: Обутой головы! невозможно, чтобы Герцогъ, мой Государь, далъ такое прозвище служителю, который находится подл него съ тхъ поръ, какъ онъ слъ на коня, и при чужомъ Государ. Бытъ не можетъ!

Людовикъ тотчасъ примтилъ впечатлніе, имъ произведенное, и не показывая сожалнія, которое можно было бы почесть оскорбительнымъ, или притворнымъ, сказалъ просто, но съ важностію.

— Мои несчастія заставили меня позабыть учтивость, иначе я не сказалъ бы вамъ того, что врно вы слышали съ неудовольствіемъ. По вы утверждаете, что сказанное мною невозможно, ето трогаетъ мою честь, и я призналъ бы основательность такого обвиненія, если бы не повдалъ вамъ, что Герцогъ задыхаясь отъ смха, разсказывалъ мн о причинахъ етаго оскорбительнаго прозвища, повтореніемъ котораго я не оскорблю нашего слуха. Онъ сказалъ мн, что однажды, по возвращеніи съ охоты, въ которой вы ему сопутствовали, онъ попросилъ васъ снять съ себя сапоги. Видя можетъ быть въ глазахъ вашихъ негодованіе за такое унизительное обращеніе, онъ приказалъ вамъ ссть и хотлъ оказать вамъ ту же услугу, которую полупилъ отъ васъ. Но оскорбившись безпрекословнымъ повиновеніемъ вашимъ, снявши одинъ сапогъ, сталъ бить васъ имъ по голов до крови, порицая невжливость подданнаго, который допустилъ руки своего Государя до такого униженія, съ тхъ поръ онъ хохочетъ надъ этимъ произшествіемъ и не только самъ называетъ васъ Обутой головою, но позволяетъ ето и должностному шуту своему, Хвастуну.

Разсказывая стоитъ случай, Людовикъ по первыхъ наслаждался крайнимъ неудовольствіемъ своего собесдника, такое наслажденіе было ему по душ, даже когда онъ не имлъ, какъ въ етомъ случа, нкотораго извиненія, а во вторыхъ ему приятно было видть, что наконецъ усплъ найти въ характер Аржантона слабое мсто, которое не чувствительно могло возстановить его противъ Бургундіи и привязать къ пользамъ Франціи. Но хотя сильное негодованіе оскорбленнаго придворнаго противъ своего Государя и заставило его въ послдствіи отъ Карла перейти въ службу къ Людовику, однако жь въ эту минуту онъ уврилъ Короля въ своей приверженности къ Франціи общими выраженіями, которыхъ настоящій смыслъ Людовикъ врно понялъ. Весьма несправедливо было бы обвинять етаго отличнаго Историка въ забвеніи на этотъ разъ своихъ обязанностей къ Государю, по врно то, что онъ боле расположенъ былъ въ пользу Людовика, нежели но своемъ прибытіи.

— Я не думалъ, сказалъ онъ, принуждая себя смяться повствованію Людовика, чтобы такая бездлка, вздоръ, могла такъ долго оставаться въ памяти Герцога и чтобъ онъ когда-нибудь сталъ се разсказывать. Точно, есть и правда въ етой исторіи сапогъ, и вашему Величеству извстно, что Герцогъ не слишкомъ разборчивъ на счетъ шутокъ, но ета увеличилась и прикрасилась въ его воспоминаніи. Впрочемъ перестанемъ говорить объ ней.

— Да, перестанемъ, сказалъ Король, даже стыдно, что мы хотя на минуту занялись ею. Но я надюсь, Господинъ Филиппъ, что будучи Французомъ въ душ, вы посовтуете мн въ етой затруднительной крайности. Вы могли бы вывесть меня изъ етаго лабиринта, я увренъ, что вы имете и нить къ тому.

— Ваше Величество можете располагать моими совтами и услугами, отвчалъ Аржантонъ, по все за исключеніемъ моихъ обязанностей Государю.

Придворный сказалъ уже почти то же, но повторялъ ето совсмъ другимъ голосомъ, и Людовикъ, подумавшій но первымъ словамъ его, что Филиппъ ставитъ свои обязанности выше всего, совершенно понялъ, что теперь общаніе совтовъ и услугъ было выражено гораздо сильне, нежели ограниченіе, по видимому произнесенное изъ благопристойности. Онъ слъ, принудилъ Аржантона взять стулъ и слушалъ его со вниманіемъ, какъ оракула. Государственный человкъ сталъ говорить шопотомъ, который почти всегда производитъ впечатлніе, ибо означаетъ искренность и какую-то осторожность, и съ разстановкою, которая какъ бы приглашала Короля взвшивать каждое слово устъ его, какъ имющее особый и непремнный смыслъ.

Предложенія, мною повергнутыя на разсмотрніе Вашему Величеству, сказалъ онъ, послужили только замною другимъ, гораздо тягостнйшимъ, которыя были вымышляемы и защищаемы въ совт людьми, боле меня недоброжелательствующими Вашему Величеству, а я не имю надобности напоминать вамъ, что Герцогъ охотне внимаеть буйнымъ совтамъ, ибо любитъ идти къ цли кратчайшимъ путемъ, какъ бы опасенъ онъ ни былъ, избгая врнйшей дороги, но которая длаетъ большой кругъ.

— Очень знаю. Я видлъ, какъ онъ вплавь переправлялся черезъ рку, подвергаясь опасности утонуть, когда бы тремя стами шагами подал могъ перехать ее по мосту.

— Ето правда, Государь, а кто не дорожитъ жизнію для удовлетворенія порыва мгновенной страсти, тотъ потому же побужденію предпочтетъ исполненіе своей воли настоящему приращенію своего могущества.

— Я то же думаю. Неразсудительный человкъ призракъ власти предпочитаетъ сущности, таковъ и Карлъ Бургундскій. Но, любезный Аржантопъ, какое заключеніе выводите вы изъ етхъ началъ?

— Вотъ какое, Государь, Ваше Величество видали, какъ искусный рыболовъ ловитъ большую рыбу и своимъ искуствомъ вытаскиваетъ ее изъ воды на тонкой нитк, а еслибъ онъ захотлъ вдругъ ее вытащить, не давши ей уходиться, ета нитка не могла бы противостоять ея усиліямъ. Такъ Ваше Величество, удовлетворивъ Герцога на счетъ предметовъ, къ которымъ особенно привязываетъ онъ свои мысли о чести и мщеніи, можете избавиться отъ многихъ другихъ требованій, которыя были бы вамъ гораздо неприятне, именно (я долженъ чистосердечно говорить съ Вашимъ Величествомъ) отъ тхъ, которыя пряме бы клонились къ ослабленію Франціи. Онъ перестанетъ обращать на нихъ вниманіе, он изгладятся изъ его памяти, и отлагая ихъ до другаго совщанія, отдаляя ихъ разсмотрніе, вы совершенно отъ нихъ избавитесь,

— Я понимаю васъ, добрый Филиппъ, но приступимъ къ длу, къ которому изъ етхъ благихъ предложеній Герцогъ вашъ столько привязанъ, что противорчіе можешь сдлать его безразсуднымъ и неукротимымъ.

— Ко всмъ, къ первому, которое попадется, именно къ тому, на счетъ котораго вы стали бы ему противоречить. Етаго и должно избгать Вашему Величеству: и продолжая прежнюю мою метафору, вы безпрестанно должны остерегаться, а когда увидите, что онъ готовь выдти изъ себя, пускать ему нитку такъ длинно, чтобъ онъ не могъ ея оборвать. Его бшенство, и безъ того довольно уменьшенное, исчезнетъ само собою если не встртитъ препятствія, и не много спустя онъ будетъ кротче и сговорчиве.

— Однако жь, сказалъ Король задумавшись, въ числ предложеніи, которыя любезный братецъ намренъ мн длать, врно иныя ему дороже прочихъ. Не льзя ли какъ нибудь узнать ихъ, любезный Аржантонъ?

— Ваше Величество можете самое неважное изъ требованій Герцога сдлать для него важнйшимъ, единственно своимъ противорчіемъ. Кажется, однако жь можно сказать Вашему Величеству, что должно отказаться отъ всякой надежды къ примиренію, если вы не оставите Литтихцевъ и Вильгельма Ла-Марка.

— Я уже сказалъ, что ихъ оставлю, они боле ни чего не заслуживаютъ. Негодные! затяли етотъ мятежъ, въ такое время, когда бы онъ мн могъ стоить жизни!

— Кто зажигаетъ фитиль, не долженъ удивляться взрыву подкопа, Но Герцогъ Карлъ не удовольствуется, если вы только оставите ихъ. Я знаю, что онъ хочетъ требовать вашей помощи для усмиренія етаго мятежа, и Вашего Королевскаго присутствія для освященія казни, которую готовитъ мятежникамъ.

— Я не знаю, позволитъ ли честь моя исполнить ето требованіе, Аржантонъ.

— Я не знаю, позволитъ ли Ваша безопасность не исполнять его, Государь. Карлъ ршительно хочетъ доказать Фламандцамъ, что они не должны надяться ни на общанія, ни на помощь Франціи, и что въ случа возмущенія ни что не можетъ ихъ спасти отъ гнва и мщенія Бургундіи.

— Скажи искренно, Аржантонъ, еслибъ намъ удалось протянуть переговоры, разв ети негодные Литтихцы не могли бы приготовишься къ упорной оборон? Мошенники многочисленны и упрямы. Разв они не могли бы защищать свой городъ противъ Герцога?

— Они могли бы кой-что сдлать съ тысячью Французскими стрлками, общанными Вашимъ Величествомъ, но…

— Общанными мною! Увы! добрый мой Филиппъ, вы взводите на меня напраслину.

— Но, безъ Вашей помощи, продолжалъ Аржантонъ, не заботясь объ етой остановк, и какъ вроятно теперь Вашему Величеству не угодно будетъ помогать имъ, какъ можно обывателямъ надяться защищать городъ, въ стнахъ котораго широкіе проломы, пробитые по приказанію Карла, посл Сен-Тронскаго сраженія такъ еще плохо починены, что копейщики изъ Генегау, Брабанта и Бургундіи могутъ идти на приступъ по двадцати въ рядъ.

— Неосторожные глупцы! Если они сами такъ мало заботились о своей безопасности, то не стоютъ моего покровительства. Я не стану за нихъ ссориться. Продолжайте.

— Боюсь, ибо слдующая статья гораздо ближе къ сердцу Вашего Величества.

— А! вскричалъ Король, вы хотите говорить объ етомъ адскомъ брак. Никогда я не соглашусь нарушить обтъ, соединяющій брата Орлеанскаго съ дочерью моею Іоанною. Ето значило бы отнять Французскій скипетръ у моего потомства, ибо Дофинъ весьма слабъ здоровьемъ, ето увядшій цвтокъ, который не принесетъ никакого плода. Бракъ Іоанны съ Орлеанскимъ занималъ мои мысли днемъ, мои сны ночью. Говорятъ вамъ Аржантонъ, что я не могу на ето согласишься. Къ тому жь не жестоко ли требовать, чтобъ я своими руками и однимъ ударомъ разрушилъ политической планъ, которымъ боле всего дорожу, и счастіе юной четы, съ младенчества воспитанной другъ для друга.

— Такъ ихъ привязанность очень сильна? спросилъ Аржантонъ.

— По крайней мр съ одной стороны, отвчалъ Король, и съ той именно, въ которой я долженъ принимать боле участія. Но ты улыбаетесь, Филиппъ, вы не врите власти любви.

— Напротивъ, Государь, позвольте вамъ доложить: я такъ мало недоврчивъ на етотъ счетъ, что хотлъ спросишь, мене ли вы будете сопротивляться предполагаемому браку Людовика Орлеанскаго съ Изабеллою Круа, когда я вамъ докажу, что Графиня иметъ такую ршительную привязанность къ другому, что вроятно сама не согласится выдти за Герцога?

— Ахъ! доброй и любезной другъ, сказалъ Король со вздохомъ, изъ какой гробницы достали вы ето утшеніе мертвецу? Ея привязанность! Какъ! По совсти, предположимъ, что Орлеанскій не терпитъ дочь мою Іоанну, итожь! безъ етаго сумасброднаго стеченія обстоятельствъ, онъ все бы долженъ былъ на ней жениться: есть ли же какая-нибудь возможность, чтобы ети молодая Графиня отказалась отъ супруга, ей назначеннаго, когда она будетъ подвержена такой же необходимости, или чтобы она захотла отказаться огнь Французскаго Принца? Нтъ, нтъ, Филиппъ, не должно льститься надеждою, что она отвергнетъ исканія такого любовника. Varium et mutabile, Филиппъ.

— Я думаю, что въ етомъ случа Ваше Величество слишкомъ унижаете мужество етой молодой дамы. Она происходитъ отъ рода своевольнаго и упрямаго, и Кревкеръ мн сказывалъ, что она романически влюбилась въ молодаго оруженосца, который, правда, оказалъ ей большія услуги дорогою.

— Ахъ! вскричалъ Король, стрлокъ моей гвардіи, по имени Кентень Дюрвардъ?

— Думаю, что онъ самый, отвчалъ Аржантонъ, онъ взятъ въ плнъ вмст съ Графиней. Они вмст путешествовали, почти вдвоемъ.

— Слава Богу! сказалъ Король. Честь и слава ученому Галеотти, который прочелъ въ звздахъ, что судьба етаго молодаго человка сопряжена съ моею. Если молодая Графиня такъ привязана къ нему, что можетъ нарушишь повелнія Бургундца, то этотъ Кентень Дюрвардъ точно былъ мн очень полезенъ.

— По словамъ Кревкера, Государь, кажется можно надяться на порядочное упорство съ ея стороны. Впрочемъ, не смотря на недавнее предположеніе Вашего Величества, врно самъ благородный Герцогъ не откажется добровольно отъ прекрасной своей родственницы, съ которою давно уже обрученъ.

— Гмъ! Но вы никогда не видали дочери моей Іоанны, ето сова, Филиппъ! настоящая сова, которой стыжусь! Да нтъ нужды, лишь бы онъ на ней женился, пустъ посл влюбляется въ лучшую женщину изо всей Франціи. Надюсь, что вы теперь имъ развернули всю карту расположенія вашего Государя.

— Я извстилъ васъ, Государь, о статьяхъ, на которыхъ онъ теперь наиболе расположенъ настаивать. Но Вашему Величеству извстно, что характеръ Герцога подобенъ бурному потоку, который остается въ берегахъ только когда не встрчаетъ препоны своему теченію, и направленія его не льзя угадать, посл встрчи съ плотиною, или утесомъ. Если бъ онъ внезапно получилъ явныя доказательства о проискахъ Вашего Величества, извините ето выраженіе: время дорого и не допускаетъ етикета, съ Литтихцами и Вильгельмомъ Ла-Маркомъ, то послдствія могутъ быть ужасны. Странныя всти получены оттуда. Говорятъ, что Ла-Маркъ женился на Амелин, старшей Графин Круа.

— Етой старой дур такъ хотлось замужъ, что она не отвергла бы руку сатаны. Но чтобъ дикой Ла-Маркъ ршился на ней жениться, ето боле меня изумляетъ.

— Говорятъ также, что въ Перонну детъ герольдъ, или гонецъ отъ Ла-Марка. Довольно етаго, чтобы взбсить Герцога. Надюсь, что у Ла-Марка нтъ писемъ отъ Вашего Величества, или какихъ другихъ очевидныхъ доказательствъ?

— Чтобъ я сталъ писать къ Вепрю! Нтъ, нтъ, Филиппъ, я не мечу бисера передъ свиніями. Малыя сношенія мои съ этимъ дикимъ звремъ всегда длались на словахъ и черезъ бродягъ, черезъ негодяевъ, которыхъ никто не взялъ бы въ свидтели, если бъ дло шло о покраж яицъ изъ курятника.

— Мн осталось только, сказалъ Аржантонъ вставая, посовтовать Вашему Величеству быть осторожне, дйствовать сообразно обстоятельствамъ, а пуще всего не употреблять въ разговор съ Герцогомъ выраженій и доводовъ боле приличныхъ вашему сану, чмъ настоящему положенію.

— Если санъ мой будетъ тяготить меня, сказалъ Король, что рдко бываешь со мною, когда дло идтъ о важнйшихъ выгодахъ, то у меня здсь есть лкарство отъ етой спси, я загляну въ маленькой кабинетъ, который въ двухъ шагахъ, Филиппъ, и вспомню о смерти Карла Простаго, ето лкарство также врно, какъ холодное купанье отъ лихорадки. Но разв вамъ, любезный другъ, достойный совтникъ, уже пора идти? Ну, Комминъ, настанетъ время, когда вы утомитесь давать уроки Государственной политики етому Бургундскому быку, который не въ силахъ понять самаго простйшаго изъ вашихъ доводовъ, тогда, если Людовикъ будетъ еще въ живыхъ, подумайте, что у васъ есть другъ при Французскомъ двор. А если бъ вы туда прихали, любезный Филиппъ, я почелъ бы ето благословеніемъ моему Королевству, ибо съ глубокими Государственными свденіями вы соединяете совсть, которая даетъ вамъ чувствовать и различать добро и зло, а у меня… сохрани Господи! у Оливье и Ла-Балю сердца жестки, какъ жернова, и жизнь моя отравлена угрызеніями и покаяніями за преступленія, на которыя они меня подбиваютъ. Но вы, Филиппъ, вы одаренные мудростію временъ прошедшихъ и настоящихъ, вы могли бы научить меня быть великимъ, не переставая быть добродтельнымъ.

— Ето дло трудное, сказалъ Историкъ, немногіе исполнили его, однако жь оно еще возможно для тхъ, кто не пощадитъ усилій. Я оставляю васъ, Государь, извольте приготовляться къ совщанію, которое Герцогъ немедленно будетъ имть съ вами.

Людовикъ нсколько времени стоялъ, устремивъ глаза на дверь, въ которую вышелъ Аржантонъ.— Онъ говорилъ мн о рыбной ловл, сказалъ онъ съ язвительною улыбкою,— я порядочно уходилъ его, какъ форель. Онъ почитаетъ себя добродтельнымъ, потому что не принялъ моихъ денегъ? Но выслушалъ мои ласкательства и общанія, почувствовалъ удовольствіе мести за оскорбленіе своего тщеславія. Онъ отказался отъ моихъ денегъ? сталъ отъ того бдне, но не честне. Однако жь надобно переманить его: ето лучшая голова во всей Бургундіи. Теперь я ожидаю благороднйшей ловли. Надобно побороться съ этимъ Левіааномъ Карломъ, который пройдетъ пучину, чтобы меня настигнуть. Я, какъ устрашенный мореплаватель, долженъ бросить ему что-нибудь съ корабля, чтобы занять его: но можетъ быть найду когда-нибудь случай пронзить его острогою.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ.
Свиданіе двухъ любовниковъ.

Въ важное и опасное утро, предшествовавшее свиданію двухъ Государей въ замк Пероннскомъ, Оливье Лань служилъ Людовику, какъ повренный расторопный и искусный, расточая повсюду подарки и общанія, дабы въ случа изступленія Герцога всякой нашелъ въ потушеніи пожара боле выгоды, нежели въ усугубленіи онаго. Онъ прокрался какъ ночь изъ шатра въ шатеръ, изъ дома въ домъ, повсюду длая себ друзей, и по разнымъ причинамъ, изъ которыхъ многія уже сообщены нами, уврился въ помощи многихъ Бургундскихъ вельможь, которые чего нибудь надялись, или опасались отъ Франціи, или полагали, что неуменьшенная власть Людовика можетъ служить перевсомъ властолюбію Герцога.

Когда нужно было задобрить кого-нибудь и онъ не надялся успть ни присутствіемъ, ни доводами своими, то бралъ въ посредники какого-нибудь другаго слугу Королевскаго, такимъ образомъ испросилъ онъ у Графа Кревкера Лорду Кравфорду и Рубцу свиданіе съ Кентенемъ Дюрвардомъ, который съ призда въ Перонну, сидлъ подъ тайнымъ карауломъ, по при хорошемъ содержаніи. Частныя дла были представлены причиною етой просьбы, но вроятно Кревкеръ, опасаясь, чтобы Герцогъ по неукротимости страстей своихъ не обезчестилъ себя какимъ нибудь насиліемъ противъ Людовика, съ удовольствіемъ доставилъ Кравфорду случай дать молодому стрлку нкоторыя наставленія, полезныя Французскому Королю.

Свиданіе трехъ земляковъ было чистосердечно и даже трогательно.

— Ты чудной молодецъ, сказалъ Лордъ Кравфордъ Дюрварду, поглаживая его по голов, какъ ддъ внука, право, счастье теб послужило, какъ будто ты родился въ сорочк.

— Все ето отъ того, что онъ такъ молодь попалъ въ стрлки, сказалъ Рубецъ, обо мн никогда столько не говорили, любезный племянникъ, отъ того, что я старе двадцати пяти лтъ вышелъ изъ Пажей.

— А ты въ пажахъ былъ порядочно смшонъ, храбрый мой землякъ, сказалъ начальникъ, съ широкой бородой, похожей на лопату хлбника, и спиною, какъ у стараго Валласа Вайта.

— Я думаю, сказалъ Кентень, потупивъ глаза, что я не долго буду носить ето почетное званіе, ибо намренъ не служить боле стрлкомъ гвардіи.

Рубецъ онмлъ отъ изумленія, на лиц стараго Кравфорда изобразилось неудовольствіе. Наконецъ первый, снова получивъ употребленіе языка, вскричалъ: — Не служишь боле! Отказаться отъ твоего мста въ Шотландской гвардіи! Слыханное ли дло? Да я своимъ мстомъ не примняюсь съ великимъ конетаблемъ Франціи.

— Молчи, Людвигъ, сказалъ Лордъ Кравфордъ! Разв не видишь, что етотъ молодецъ уметъ лучше насъ, бдныхъ старовровъ, обращаться по втру? Онъ въ путешествіи накопилъ нсколько сказоченъ на счетъ Короля Людовика, и длается Бургундцемъ, чтобы съ барыша пересказать ихъ Герцогу Карлу.

— Если бъ я въ этомъ былъ увренъ, сказалъ Рубецъ, то зарзалъ бы его своими руками, хотя бы онъ пятьдесятъ разъ былъ сыномъ моей сестры.

— Но прежде всего, любезный дядюшка, сказалъ Кентень, вы бы освдомились заслужилъ ли я ето? А вы, Милордъ, узнайте, что я не разношу сказокъ и что ни допросы, ни пытки не исторгнутъ у меня, во вредъ Королю Людовику, ни слова о томъ, что я могъ узнать во время моей службы. Мой долгъ обязываетъ меня къ молчанію на етотъ счетъ, но я не останусь служить тамъ, гд кром опасностей, которымъ могу подвергнуться, честно сражаясь со врагами, мн угрожаютъ еще засады, устроенныя моими друзьями.

— Если засады ему не нравятся, сказалъ Рубецъ, печально поглядывая на Лорда Кранфорда, грустно, а длить нечего. Я попадался въ тридцать засадъ и самъ бывалъ поставленъ, ибо ето одна изъ любимыхъ воинскихъ хитростей нашего Короля.

— Ето правда, Людвигъ, сказалъ Лордъ Кравфордъ, однако жь молчи, кажется я ето дло понимаю лучше тебя.

— Дай Богъ, чтобъ вы его поняли, Милордъ, отвчалъ Рубецъ, но мн больно отъ одной мысли, что сынъ моей сестры боится засады.

— Молодой человкъ, сказалъ Кравфордъ, я отчасти угадываю, что ты хочешь сказать. Ты испыталъ какую нибудь измну во время путешествія, совершеннаго по приказанію Короля и имешь причину подозрвать его участникомъ.

— Я едва не испыталъ измны, исполняя поколнія Короля, отвчалъ Кентень, по мн посчастливилось помшать ей. Невиненъ онъ, или виновенъ, ето я предоставляю Богу и его совсти. Король питалъ меня голоднаго, принялъ безприютнаго и одинокаго, я никогда не отягчу его въ несчастій обвиненіями, которыя можетъ быть несправедливы, ибо я ихъ слышалъ только изъ самыхъ нечистыхъ устъ.

— Любезный другъ мой! доброй молодецъ! вскричалъ Кравфордъ, сжимая его съ объятіяхъ, ты думаешь и говоришь, какъ Шотландецъ. Ты Шотландецъ по уши. Ты говоришь, какъ человкъ, который видя, что другъ его обернулся къ стн спиною, забываетъ вс поводы къ ссор и помнитъ только услуги, имъ оказанныя.

— Когда начальникъ обнялъ моего племянника, сказалъ Рубецъ, стало и мн можно. Только я желалъ бы втолковать ему, что солдату также нужно знать засадную службу, какъ клерку, знать грамот.

— Молчи, Людвигъ, сказалъ Кравфордъ, ты оселъ, мой другъ, и не чувствуешь, какъ долженъ благодаришь Бога, что даровалъ теб такого племянника. А ты, любезный Кентень, скажи мн, знаетъ ли Король о мужественномъ, благородномъ и Христіанскомъ твоемъ ршеніи? Ибо въ теперешней крайности ему бдному очень нужно знать на кого можетъ понадяться. Еслибъ онъ привелъ съ собою всю дружину своихъ стрлковъ…. Но да будетъ вола Божія! Скажи же мн, знаетъ ли Король объ етомъ?

— Не могу сказать вамъ наврное, отвчалъ Кентень. Однако жь я уврилъ ученаго его Астролога, Марція Галеотти, что ршился умолчать обо всемъ, могущемъ повредить Королю въ ум Герцога Бургундскаго. Извините, что не вхожу ни въ какія подробности на этотъ счетъ, и вы можете судить, что я еще мене сообщилъ ихъ Астрологу.

— Да! да! сказалъ Лордъ Кравфордъ, точно, помню: я слышалъ отъ Оливье, что Галеотти предсказалъ Королю твое поведеніе, и радъ, что онъ имлъ на то основаніе поврне звздъ.

— Гд ему предсказывать! вскричалъ смючись Рубецъ, разв звзды ему сказывали, что въ Плесси, честный Людвигъ помогалъ Туанет проматывать полновсные червонцы, которыми философъ снабжалъ ее?

— Молчи, Людвигъ, сказалъ ему начальникъ, молчи глупое животное. Если ты не уважаешь моихъ сдинъ, потому что я самъ старой ходокъ, по крайней мр изъ уваженія къ молодости и невинности племянника не докучай намъ такими пустяками.

— Ваша милость вправ говорить, что вамъ угодно, отвчалъ Людвигъ, но клянусь честью! второвидніе Сондерса Суплесава, Гленъ-Улакнискаго башмачника вдвое лучше прорицаній етаго Галотти, Галипотти, или какъ вамъ угодно его назовите. Сондерсъ предсказалъ сперва, что вс дти моей сестры помрутъ когда-нибудь, и предсказалъ ето при рожденіи младшаго Кентеня, который здсь, а безъ сомннія Кентень умретъ когда-нибудь для исполненія предсказанія, которое къ несчастію почти сбылось, ибо кром его весь родъ перевелся. Потомъ онъ предсказалъ мн, что я составлю себ состояніе женитьбою, что врно также сбудется въ свое время, ибо еще не случилось, но когда и какъ случится, етаго я право и не знаю. Наконецъ Сондерсъ предсказалъ….

— Если ето предсказаніе не прямо идетъ къ длу, Людвигъ, сказалъ Лордъ Кравфордъ, то прошу насъ уволить отъ него, теперь мы съ тобою должны оставить твоего племянника, моля Бога, чтобъ утвердилъ его въ добрыхъ намреніяхъ, ибо въ етомъ дл одно легкомысленное слово можетъ надлать столько вреда, что весь Парламентъ Парижской не въ силахъ будетъ поправить. Да будетъ надъ тобою мое благословеніе, доброй молодецъ, а покидать нашу дружину не очень спши, ибо скоро придется порядкомъ сражаться при дневномъ свт и не боясь засадъ.

— Я также даю теб мое благословеніе, племянникъ, сказалъ Людвигъ, если благородный мои начальникъ доволенъ, то и я также, ибо ето моя должность.

— На минуту, Милордъ, сказалъ Кентень, отводя Кравфорда въ сторону, я долженъ вамъ доложить, что есть еще человкъ, узнавшій отъ меня подробности, о которыхъ должно молчать для безопасности Короля, и который, не будучи подобно мн обязанъ своимъ званіемъ и благодарностію, можетъ проговориться, ибо ничто не принуждаетъ ея къ молчанію.

— Ея! вскричалъ Кравфордъ, избави Боже, если женщина участница тайны! Мы тогда снова подвергнемся кораблекрушенію.

— Не думайте етаго, Милордъ, отвчалъ Дюрвардъ, но употребите свое ходатайство, чтобы Графъ Кревкеръ дозволилъ мн свиданіе съ Графинею Изабеллою Круа. Она знаетъ мою тайму, и я увренъ, что уговорю се молчать подобно мн обо всемъ, могущемъ подвигнуть Герцога противъ Короля Людовика.

Старый воинъ долго размышлялъ, поднялъ глаза вверхъ, потупилъ ихъ, покачалъ головою и сказалъ наконецъ: — Во всемъ етомъ есть что-то мн непонятное. Графиня Изабелла Круа! Свиданіе съ двицею столь извстною своимъ званіемъ, родомъ и состояніемъ! И ты, молодой Шотландецъ, не имющій ничего, кром меча, такъ увренъ получить отъ нея требуемое! Или ты слишкомъ на себя надешься, другъ мой, или съ пользою употребилъ время своего путешествія. Но, клянусь крестомъ Св. Андрея! я поговорю за тебя съ Графомъ Кревкеромъ, а какъ онъ точно боится, чтобы Герцогъ въ изступленіи гнва не ршился насильственнымъ поступкомъ съ особою Короля обезчестить себя и Бургундію, то вроятно согласится на твое требованіе, хотя, клянусь честью, оно очень странно.

При сихъ словахъ, старый Лордъ, пожавъ плечами, вышелъ изъ комнаты съ Людвигомъ, который, во всемъ подражая своему начальнику, хотя и не зналъ о чемъ они говорили съ Кентеномъ, однако жь принялъ такой же важный и таинственный видъ, какъ и самъ Кравфордъ.

Черезъ нсколько минутъ Лордъ Кравфордъ возвратился, но уже не въ сопровожденіи Рубца. Старикъ казался въ странномъ расположеніи духа: онъ смялся и какъ бы противъ воли, выраженіе веселости было замтно въ морщинахъ его лица, обыкновенно суроваго, въ то же время онъ качалъ головою и по видимому былъ занятъ вещью, которой не могъ не осуждать, хотя находилъ ее отмнно смшною.

— Право, молодой землякъ, сказалъ онъ Кентеню, ты ходокъ! Никогда застнчивость не помшаетъ теб успть въ красавицахъ. Кревкеръ проглотилъ твое предложеніе, хотя оно было для него кисло, какъ стаканъ уксусу, ибо онъ поклялся мн всми Бургундскими угодниками, что еслибъ не шло дло о чести двухъ Государей и спокойствіи двухъ Государствъ, то теб никогда бы не видать слда ногъ Изабеллы на песк. Если бъ онъ не былъ женатъ и на красавиц, то я подумалъ бы, что самъ хочетъ сразиться для полученія етой добычи. А можетъ быть смкаетъ о племянник своемъ, Граф Стефан. Графиня!… Такъ теб надобно Графинъ? Но ступай за мною. Помни, что твое свиданіе съ нею должно быть коротко. Впрочемъ ты врно умешь пользоваться минутами. Ого! Клянусь честью, меня такъ разсмшило твое высокомріе, что я не въ силахъ бранить тебя!

Вспыхнувъ отъ досады, смшавшись отъ нсколько грубыхъ намековъ стараго Лорда, обидясь, что страсть его почитаютъ вздорною и смшною люди разсудительные и опытные, Дюрвардъ молча послдовалъ за Лордомъ Кравфордомъ въ монастырь Урсулійской, гд жила молодая Графиня, и войдя въ примную, увидлъ тамъ Графа Кревкера.

— Ну, молодой человкъ, сказалъ Графъ Кентеню строгимъ голосомъ, кажется теб еще разъ должно повидаться съ прекрасной спутницей твоего романическаго путешествія.

— Да, господинъ Графъ, отвчалъ Кентень, а пуще всего, мн должно видться съ нею безъ свидтелей.

— Етому не бывать, вскричалъ Кревкеръ. Будьте судьею, Лордъ Кравфордъ. Эта молодая двица, дочь стариннаго моего друга и сослуживца, богатйшая наслдница въ Бургундіи, призналась, что она чувствуетъ родъ…., что было я сказалъ? Словомъ, она сумасбродная, а вашъ молодой стрлокъ высокомрный наглецъ. Они не увидятся безъ свидтелей.

— Такъ я слова не скажу Графин, ибо не стану говорить съ нею при васъ, вскричалъ Кентень, вн себя отъ радости. Какъ бы я ни былъ высокомренъ, но что узналъ отъ васъ, много превосходить все, чего бы я смлъ надяться.

— Онъ правъ, любезный другъ, сказалъ Кравфордъ Графу, и вашъ языкъ сболтнулъ, не спросясь благоразумія. Но если вы длаете меня судьею, то я скажу, что приемная перегорожена доброю и крпкою ршеткою. И потому совтую вамъ положиться на нее, а они пусть даютъ волю языкамъ своимъ. Боже мой! Разв можно жизнь Короля и многихъ тысячь человкъ взвшивать съ тмъ, что двое молодыхъ людей могутъ надуть въ уши другъ Другу, въ продолженіе двухъ минутъ?

При сихъ словахъ, онъ увлекъ Кревкера изъ комнаты, и Граф-ь, почти невольно слдуя за нимъ, вышелъ, бросая гнвные взгляды на молодаго стрлка.

Не успли они выдти, какъ Графиня Изабелла появилась за ршеткою. Видя одного Кентеня въ приемной, она остановилась и нсколько секундъ стояла, потупивъ глаза.

— Но неужьли я буду неблагодарною, сказала она наконецъ, отъ того, что иные люди стали подозрвать несправедливо? Мой покровитель! Мой избавитель! Врный и неизмнный другъ мой, посреди всхъ опасностей, которыя мн угрожали!

Говоря такимъ образомъ, она приблизилась и сквозь ршетку подала ему руку, не длая никакого усилія вырвать ее, между тмъ какъ онъ осыпалъ ее поцлуями и орошалъ слезами. Она только сказала ему: — Если бъ мы должны были еще свидться когда нибудь, то я не позволила бы вамъ етаго дурачества.

Если припомнишь опасности, отъ которыхъ Кентень предохранилъ се, если разсудитъ, что онъ точно былъ ея единственнымъ, врнымъ и ревностнымъ защитникомъ, то мои читательницы, хотя бы между ими нашлись прекрасныя Графини и богатыя наслдницы, простятъ Изабелл ето забвеніе сана.

Однако жь она наконецъ вырвала свою руку у Дюрварда, отошла на шагъ отъ ршетки и спросила съ большимъ замшательствомъ: — Чего жь вы требуете отъ меня, ибо у васъ есть до меня какое-то требованіе, я узнала ето отъ стараго Шотландскаго Лорда, который недавно былъ здсь съ родственникомъ моимъ Кревкеромъ. Если ето требованіе благоразумно, если бдная Изабелла можетъ исполнить его, не измняя своему долгу и чести, то вы не должны бояться отказа. Но не спшите говорить, продолжала она, робко озрвшись вокругъ себя, старайтесь не говорить ничего такого, что можно бы перетолковать невыгодно, если бы насъ подслушали.

— Не опасайтесь ничего, Милостивая Государыня, печально отвчалъ Кентень: не здсь могу я забыть разстояніе, судьбою между нами положенное и не захочу подвергнуть васъ порицанію гордыхъ родственниковъ, за то, что вы были предметомъ самой страстной любви человка, который бдне и ниже ихъ. Пусть ета мысль, подобно сновиднію ночи, погибнетъ для всхъ, кром сердца, въ которомъ она займетъ мсто всего существеннаго.

— Молчите! молчите! въ полголоса вскричала Изабелла, изъ любви къ себ, изъ уваженія ко мн, не говорите етаго. Скажите лучше, чего вы отъ меня требуете.

— Великодушнаго прощенія человку, который изъ видовъ самолюбія обошелся съ вами вражески.

— А кажется прощаю всмъ моимъ врагамъ. Но Дюрвардъ, посреди какого зрлища меня спасла ваша твердость и присутствіе духа! Эта окровавленная зала! Етотъ добрый Епископъ! Я вчера только узнала о всхъ ужасахъ, которыхъ была нечувствительною свидтельницею!

— Забудьте объ нихъ, сказалъ Кентень, примтивъ, что живой румянецъ, покрывавшій щеки Изабеллы во время етаго разговора, смнила смертная блдность, не оглядывайтесь назадъ, смотрите впередъ съ мужествомъ, необходимымъ для тхъ, которые идутъ опаснымъ путемъ. Выслушайте меня: вы боле всхъ имете права обличить Людовика такимъ, каковъ онъ въ самомъ дл. Но если вы обвините его въ поощреніи васъ къ побгу изъ Бургундіи, а пуще всего въ замысл предать васъ въ руки Ла-Марку, то вроятно будете причиною сверженія, или даже смерти Короля, и во всякомъ случа произведете между Франціей) и Бургундіею самую кровопролитную воину, которая когда либо возгоралась между етми двумя державами.

— Сохрани Господи, чтобы я была причиною такихъ несчастій, если можно избжать ихъ! Даже если бы я могла питать нкоторое желаніе мести, то одно ваше слово истребило бы его. Могу ли я боле помнить оскорбленія Людовика, нежели безцнныя услуги, вами мн оказанныя? Но что длать? Когда предстану Государю своему, Герцогу Бургундскому, то должна молчать, или говорить правду. Если стану молчать, меня обвинятъ въ упорств, а вы не захотите, чтобъ я унизила себя ложью.

— Конечно нтъ! Но когда вы прервете молчаніе, говорите объ Людовик только то, что вы сами лично знаете за правду, если васъ принудятъ пересказать слышанное отъ другихъ, представляйте ихъ слова просто разсказами, хотя бы он вамъ самимъ казались вроятными, но не подтверждайте ихъ, показывая будто имъ врите, не придавайте вроятія ничему кром того, что знаете лично. Совтъ Бургундскій не можетъ отказать Королю въ правосудіи, которое въ моей земл даруютъ послднему обвиняемому, онъ долженъ почитать его невиннымъ, пока обвиненіе не будетъ оправдано прямыми и достаточными доказательствами. А чтобы доказать произшествія, которыхъ вы сами не видали, должно основываться на чемъ нибудь поврне слуховъ.

— Кажется, я васъ понимаю, сказала Графиня.

— Я выражусь еще ясне, сказалъ Кентень, и началъ объяснять слова свои примрами, но звукъ монастырскаго колокола прервалъ объясненіе.

— Ето знакъ, что мы должны разстаться, сказала Графиня, разстаться на всегда! Но не забывайте меня, Дюрвардъ, я васъ никогда не забуду. Врныя услуги ваши…

Она не могла договорить, но опять протянула ему руку, онъ снова прижалъ ее къ своимъ губамъ и не знаю какъ случилось, что желая принять ее, Графиня такъ приблизилась лицемъ къ ршетк, что Кентень осмлился напечатлть послднее прощаніе на устахъ ея. Изабелла не стала упрекать его, а можетъ бы и не успла, ибо въ тужь минуту Кревкеръ и Кравфордъ, бывшіе спрятаны въ такомъ мст, откуда могли все видть, не слыша ничего, поспшно вошли въ примную: первый былъ вн себя отъ гнва и боле бжалъ, нежели шелъ, второй, смючись, удерживалъ его.

— Въ вашу комнату, сударыня! Въ вашу комнату! закричалъ Графъ Изабелл, которая, опустивъ покрывало, поспшно ушла, васъ бы должно запереть въ келью на хлбъ и на воду. Что же до тебя, дерзской молодецъ, придетъ время, когда пользы Государствъ не будутъ имть ничего общаго съ подобными теб, и тебя научатъ какого наказанія достойна дерзость нищаго, который осмлился поднять глаза на…

— Потише! Потише! И етаго довольно! Ни слова больше! вскричалъ старый Лордъ, а ты, Кентень, молчи, я приказываю теб идти въ свою комнату. Господинъ Графъ Кревкеръ, не говорите съ такимъ презрніемъ. Кентень Дюрвардъ такой же дворянинъ, какъ и я, а я глава моего семейства: не намъ слушать о наказаніи за смлость…

— Милордъ! Милордъ! вспыльчиво вскричалъ Кревкеръ, дерзость етихъ наемныхъ чужеземцевъ вошла въ пословицу, и вы, какъ ихъ начальникъ, должны бы унимать, а не поощрять се.

— Я пятьдесятъ лтъ начальствую стрлками гвардіи, Графъ Кревкеръ, никогда не нуждался въ совтахъ Француза, или Бургундца, и съ позволенія вашего надюсь безъ нихъ обойтись, пока останусь на етомъ мст.

— Очень хорошо, Милордъ, очень хорошо, вашъ чинъ и лта даютъ вамъ преимущества. Что же до етихъ молодыхъ людей, я согласенъ забыть прошедшее, ибо возьму хорошія мры, чтобы они боле никогда но видались.

— Не слишкомъ ручайтесь за ето, Кревкеръ: говорятъ, что горы могутъ столкнуться, такъ почему жь живымъ существамъ, которыя имютъ ноги, приводимыя въ движеніе любовью, никогда не встртиться? Етотъ поцлуй былъ очень нженъ, Кревкеръ, и онъ кажется, не къ добру.

— Вамъ еще хочется испытать мое терпніе, Милордъ, но я вамъ не дамъ ето и выгоды. Чу! Я слышу колоколъ замка, онъ сзываетъ совтъ. Одинъ Богъ можетъ предвидть его окончаніе.

— Окончаніе, Графъ! Я могу вамъ предсказать его. Если покусятся на какое-нибудь насиліе противъ особы Короля, то хотя друзья его и очень малочисленны и окружены его врагами, онъ не погибнетъ ни одинъ, ни безъ мести. Пуще всего жалю, что онъ именно запретилъ мн готовиться къ такому окончанію.

— Предвидть такія бдствія, Милордъ, есть врнйшее средство навлечь ихъ. Повинуйтесь повелніямъ вашего Государя, не давайте повода къ насилію, оскорбляясь слишкомъ скоро и вы увидите, что день пройдетъ тише, нежели вы полагаете.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.
Розыскъ.

По первому звону колокола, призывающаго въ совтъ знатнйшихъ вельможъ Бургундскихъ и весьма малое число Французскихъ Перовъ, сопровождавшихъ Короля въ Пероину, Герцогъ Карлъ пришелъ въ Гербертову башню Псроннскаго замка, въ сопровожденіи отряда своей стражи, вооруженной скирами и бердышами. Людовикъ, ожидавшій етаго посщенія, всталъ при вход Герцога, сдлалъ два шага на встрчу къ нему и ждалъ его стоя, съ важнымъ видомъ, который отлично умлъ принимать на себя, когда почиталъ его нужнымъ, не смотря на небрежное свое одяніе и обыкновенную свободу въ обращеніи. Его спокойствіе въ эту ршительную минуту очевидно произвело нкоторое впечатлніе на его противника. Онъ вошелъ въ комнату быстро и порывисто, но увидя хладнокровіе Людовика, принялъ походку боле приличную вассалу, который является предъ своего помстнаго властелина. Казалось, что Герцогъ ршился обращаться съ Людовикомъ, по крайней мр въ первыя минуты, съ етикетомъ, приличнымъ возвышенному его сану, но также видно было, что ему но малаго труда стоило принудить къ етому врожденную свою неукротимость, и что едва могъ онъ удерживать движенія гнва и жажду мести, кипящую въ его сердц, и потому, хотя онъ старался наружно исполнишь обыкновенныя обряды учтивости и уваженія и говорить языкомъ ихъ, по цвтъ лица его безпрестанно измнялся. Голосъ его былъ дикъ, выговоръ грубъ, слова прерывисты, вс члены его дрожали, какъ бы показывая, что ему наскучило принужденіе, которое самъ наложилъ на себя, онъ сдвигалъ брови, до крови кусалъ губы. Вс его взгляды, вс движенія, показывали самаго буйнаго человка, обуреваемаго самымъ жесточайшимъ порывомъ бшенства,

Король увидлъ спокойнымъ окомъ борсnie неукротимыхъ страстей Карла, ибо хотя взоры Герцога заране представляли ему вс ужасы смерти, которой онъ боялся какъ человкъ и гршникъ, однакожь онъ ршился, подобно искусному и опытному кормчему, не предаваться страху и не покидать кормила, пока еще останется какая-нибудь надежда спасти корабль. Когда Герцогъ, рзкимъ и грубымъ голосомъ, сталъ извиняться на счетъ скуднаго убранства его покоевъ, онъ отвчалъ улыбаясь, что не можетъ пожаловаться, ибо Гербертова башня была для него не столь пагубнымъ жилищемъ, какъ для одного изъ его предковъ.

— А! сказалъ Герцогъ, стало вамъ разсказывали преданіе? Да… Онъ здсь былъ убитъ. Но единственно за то, что не согласился постричься и окончить жизнь въ монастыр.

— Онъ сдлалъ очень дурно, сказалъ Людовикъ съ притворною небрежностію, не должно противишься сил.

— Я пришелъ, сказалъ Герцогъ, пригласить Ваше Величество на большой совтъ, въ которомъ будетъ разсуждаемо о разныхъ предметахъ, равно важныхъ для Франціи и Бургундіи. И такъ вы послдуете за мною, разумется если вамъ ето угодно.

— Любезный братецъ, отвчалъ Король, не притворяйтесь учтивымъ и не просите, когда вы смло можете приказывать. Пойдемте въ совтъ, если ето вамъ угодно. Наша свита не блестящая, продолжалъ онъ, взглянувъ на малое число служителей, бывшихъ при немъ и готовящихся за нимъ слдовать, по вы блеснете за насъ обоихъ.

Туазонъ Доръ, начальникъ Бургундскихъ герольдовъ, открылъ шествіе, оба Государя вышли изъ башни Графа Герберта и прошли дворъ замка. Людовикъ замтилъ, что оный былъ наполненъ воинами и гвардіею Герцога, въ полномъ и великолпномъ вооруженіи. Они вошли въ залу совта, находящуюся въ зданіи не столь ветхомъ, какъ ночлегъ Людовика. Она также по видимому была заброшена, но въ ней сдланы были наскоро нкоторыя приготовленія для торжественнаго засданія, которое было назначено. Подъ однимъ и тмъ же балдахиномъ были поставлены два престола, Королевскій двумя ступенями выше Герцогскаго. Пониже, на право и на лво, стояло около двадцати стульевъ, приготовленныхъ для знатнйшихъ вельможь обоихъ дворовъ, такъ, что по открытіи засданія подсудимый казался предсдателемъ.

Можетъ быть желая поскоре истребить ето противорчіе между наружностію и сущностію, Герцогъ слегка поклонился Королю и внезапно открылъ засданіе слдующими словами:

— Добрые вассалы мои, врные совтники, вамъ не безъ извстно сколько безпокойствъ возникали въ нашихъ владніяхъ какъ при жизни нашего родителя, такъ и въ наше время, сколько разъ вассалы возставали противъ своего властелина, подданные противъ своего Государя. И недавно еще мы видли сильнйшее доказательство крайности, до которой эти безпорядки достигли въ настоящее время, въ постыдномъ бгств Графини Изабеллы Круа и тетки ея Графини Амелины, сокрывшихся въ чужое государство, отрекалсь тмъ отъ данной намъ присяги и подвергаясь лишенію своихъ помстьевъ, мы видли примръ еще ужаснйшій въ кровожадномъ и святотатномъ умерщвленіи дражайшаго брата и союзника нашего, Епископа Литтихскаго, и въ возмущеніи вроломнаго города, съ которымъ мы поступили слишкомъ милостиво во время послдняго его мятежа. Дошло до насъ, что ет неприятныя произшествія можно приписать не только безразсудной втрености двухъ женщинъ и высокомрію нсколькихъ обывателей, надутыхъ своимъ богатствомъ, но даже проискамъ чужеземнаго двора, ухищреніямъ сильнаго сосда, отъ котораго Бургундія должна бы ожидать врнйшей и преданнйшей дружбы, если за оказанныя одолженія должно платить тою же монетою. Если ет подозрнія подтвердятся, продолжалъ Герцогъ заскрыпвъ зубами и сильно ударивъ пяткою въ коверъ, покрывающій ступени тропа, то имя вс нужныя средства, неужьли мы изъ уваженія къ чему либо остановимся взять свои мры, чтобы однажды хорошенько остановить теченіе золь, ежегодно на насъ изливаемыхъ и пресчь ихъ источникъ?

Герцогъ началъ свою рчь голосомъ довольно кроткимъ, но подъ конецъ разгорячился и произнесъ послднія слова съ такимъ выраженіемъ, которое произвело трепетъ между совтниками и мгновенную блдность на щекахъ Короля. Но Людовикъ тотчасъ собралъ все свое мужество и въ очередь свою обратился рчью къ совту, съ такимъ спокойствіемъ и хладнокровіемъ, что Герцогъ, хотя но видимому желавшій прервать его слова, внутренно сознался, что не можетъ сдлать етаго безъ нарушенія благопристойности.

— Дворяне Французскіе и Бургундскіе, сказалъ Король, Рыцари Св. Духа и Золотаго Руна, если Король принужденъ защищаться подобно обвиняемому, то не льзя ему желать лучшихъ судей, какъ цвта дворянства и украшенія рыцарства. Любезный братецъ нашъ, Герцогъ Бургундскій, только затемнилъ ссору, насъ раздляющую, не желая изъ учтивости изложитъ се къ точныхъ словахъ. Я, не имя причины быть столь же учтивымъ и можетъ быть принуждаемый къ тому моимъ положеніемъ, прошу у васъ позволенія говорить ясне. Насъ, Господа, Насъ, своего Государя, союзника и родственника, братецъ нашъ, у коего несчастныя обстоятельства омрачили разумъ и ожесточили нравъ, обременяетъ гнуснымъ обвиненіемъ, будто бы мы побуждали его вассаловъ къ нарушенію присяги, подвигли Литтихцевъ къ мятежу, а изгнанника Вильгельма Ла-Марка къ жесточайшему, и богопротивному убійству. Дворяне Французскіе и Бургундскіе, я могъ бы сослаться на теперешнее мое положеніе, которое само по себ совершенно уничтожаетъ ето обвиненіе. Можно ли предполагать, если во мн осталась искра здраваго смысла, что я предалъ бы себя совершенно во власть Герцогу Бургундскому, въ такую минуту, когда провинился передъ нимъ въ измн, которая непремнно должна была открыться и которая открывшись однажды, предавала меня беззащитно, какъ и теперь, въ руки Государя, справедливо разгнваннаго? Безуміе человка, который легъ бы отдохнуть у подкопа, зажегши фитиль, который долженъ внезапно взорвать его, было бы мудростію въ сравненіи съ моимъ безуміемъ. Я не сомнваюсь, что между виновниками ужасныхъ злодйствъ, совершенныхъ въ Шонвальд, были негодяи, употребившіе во зло мое имя, но долженъ ли я за то отвчать, когда не далъ имъ права пользоваться онымъ? Если дв безразсудныя женщины, по какому-то романическому поводу къ неудовольствію, искали убжища при моемъ двор, слдуетъ ли изъ того, что я побудилъ ихъ къ етому? Когда узнаютъ ето дло въ подробности, то увидятъ, что не смя по законамъ чести и рыцарства отослать ихъ, какъ плнницъ ко двору Бургундскому, чего я думаю ни одинъ изъ носящихъ знаки етихъ орденовъ мн бы не присовтовалъ, я по возможности сдлалъ почти то же, передавши ихъ въ руки почтеннаго служителя церкви, а теперь угодника Божія.— Тутъ Людовикъ казался очень разтроганнымъ и закрылъ глаза платкомъ.— Въ руки моего родственника, соединеннаго еще ближайшимъ родствомъ съ домомъ Бургундскимъ, человка, которому его положеніе, высокой священный санъ, и увы! безчисленныя добродтели давали право быть нсколько времени покровителемъ двухъ обманутыхъ женщинъ и посредникомъ между ими и ихъ помстнымъ властелиномъ. И такъ я говорю, что одн обстоятельства, которыя, по мннію, слишкомъ скоро составленному объ етомъ дл нашимъ братцомъ Бургундскимъ, подаютъ несправедливыя противъ меня подозрнія, таковы, что могутъ быть объяснены самыми чистыми и честными побужденіями, сверхъ сего, пусть представятъ малйшее вроятное доказательство оскорбительныхъ обвиненій, которыя, вооруживъ любезнаго братца противъ Государя, прибывшаго ко двору его съ полною надеждою на его дружбу, заставили его совтъ свой превратить въ судилище, а гостеприимный замокъ въ темницу.

— Государь! Государь! вскричалъ Карлъ по окончаніи Королевской рчи, если вы прибыли сюда въ минуту, столь несчастно встртившуюся съ исполненіемъ вашихъ намреній, то я не могу иначе объяснить етаго прозда, какъ предположивъ, что т, которые привыкли обманывать другихъ, часто удивительно обманываютъ самихъ себя. Инженеръ иногда бываетъ убитъ ракетой, которую самъ начинивалъ. Послдствія же будутъ зависть отъ ныншняго торжественнаго розыска. Привести сюда Графиню Изабеллу Круа.

Изабелла вошла въ сопровожденіи игуменьи Урсулинскаго монастыря и Графини Кревкеръ, получившей по сему случаю приказанія своего мужа. Увидя ее, Карлъ вскричалъ съ обыкновенною своею грубостію: — Такъ ты здсь, прекрасная принцесса! прежде не собиралась съ духомъ отвчать на справедливыя и благоразумныя наши приказанія, а теперь у тебя достало смлости пуститься на такое путешествіе, на которое не ршилась бы лань, преслдуемая охотниками. Что ты думаешь о прекрасномъ своемъ поступк? Врно рада, что два мощныхъ Государя и дв сильныя державы почти начали войну за твое кукольное личико?

Грубыя насмшки Карла при такомъ многочисленномъ собраніи такъ поразили ₍Изабеллу, что она не въ силахъ была, какъ располагала прежде, кинуться къ ногамъ Герцога, умоляя его взять ея владнія, а ей позволить удалиться въ монастырь. Она остановилась неподвижно, подобно женщин, которая, будучи застигнута грозою и слыша повсюду вокругъ себя громовые раскаты, цпенетъ отъ испуга, и боится сдлавъ одинъ шагъ привлечь на свою голову перуны.

Графиня Кревкеръ, которой мужество отвчало ея роду, и красота замтна была даже и въ зрлыхъ лтахъ, почла долгомъ прервать молчаніе.

— Государь, сказала она Герцогу, моя родственница подъ моимъ покровительствомъ. Я лучше Вашего Величества знаю, какъ должно обращаться съ женщинами, и мы тотчасъ удалимся, если вы не заговорите другимъ голосомъ и не будете въ разговоръ съ нами употреблять выраженія, боле приличныя нашему званію и полу.

Герцогъ громко захохоталъ.— Кревкеръ! вскричалъ онъ, образцовой мужъ, ты изъ Графини своей сдлалъ, повелительную жену, но ето не мое дло. Подайте стулъ етой невинной двочк. Я не только не сердитъ на нее, но еще хочу отличить ее новыми милостями и почестями. Садись, красавица, и скажи намъ какой злой духъ овладлъ тобою, когда ты ршилась бжать изъ своей родины и рыскать по полямъ, за приключеніями?

Съ большимъ трудомъ и частыми остановками, Изабелла призналась, что твердо ршившись не соглашаться на бракъ, предложенный ей Герцогомъ Бургундскимъ, она понадялась на покровительство двора Французскаго.

— И Французскаго Короля, прибавилъ Карлъ. Конечно ты въ немъ заране была уврена?— По крайней мр я такъ полагала, отвчала Изабелла, иначе не поступила бы такъ ршительно.

Въ эту минуту Карлъ взглянулъ на Людовика съ неизъяснимо горькою улыбкою, но твердость Короля не поколебалась, только можно было замтить, что губы его поблднли противъ обыкновеннаго.

— Но я могла судить о расположеніи Короля Людовика ко мн, продолжала молодая Графиня, только по словамъ несчастной тетки моей, Графини Амелины, а она сама основала свое мнніе объ етомъ единственно на увреніяхъ и совтахъ бродягъ, въ которыхъ я узнала посл самыхъ подлыхъ предателей, тварей недостойныхъ ни чьей довренности.— Тутъ она въ немногихъ словахъ разсказала, что было ей извстно о измнахъ Мары и Гайраддина, и прибавила что по всей вроятности и старшій братъ сего послдняго, Заметъ Мограбинъ, который прежде всхъ посовтовалъ имъ бжать, былъ способенъ на всякія предательства и могъ выдашь себя за повреннаго Короля Французскаго, не имя никакого права на ето званіе.

Помолчавъ не много, она продолжала свою исторію и весьма кратко отъ вызда своего съ теткой изъ Бургундскихъ владній, довела ее до взятія замка Шонвальда и встрчи своей съ Графомъ Кревкеромъ.

Глубочайшее молчаніе воцарилось въ зал, когда она окончила краткое и несвязное свое повствованіе, а Герцогъ Бургундскій, потупивъ глаза, распаленные гнвомъ, сидлъ подобно человку, который ищетъ повода безпрепятственно предаться своей досад и сердится, что не находитъ даже и такого, который оправдалъ бы его въ собственныхъ глазахъ.

— Кротъ, сказалъ онъ наконецъ, бросивъ взглядъ на Людовика, все таки ростъ себ подземное жилище подъ ногами нашими, хотя мы и не можемъ слдовать глазами за всми его движеніями. Однако жъ я желалъ бы, чтобы Король Людовикъ повдалъ намъ, для чего принялъ етхъ дамъ ко двору своему, если он туда прихали не по его приглашенію.

— Я ихъ не принималъ къ моему двору, любезный братецъ, отвчалъ Король: я видлся съ ними только запросто, изъ состраданія, и при первомъ случа отправилъ подъ охраненіе достопочтеннаго Епископа, вашего союзника. Дай Богъ ему царство небесное! Етотъ достойный святитель лучше меня и всякаго свтскаго владтеля могъ согласить покровительство, которымъ обязаны мы странствующимъ, съ врностію, которую должны сохранять союзному Государю, изъ владній коего он бжали. Я смло спрашиваю у етой молодой двицы, показался ли имъ мой приемъ радушнымъ, напротивъ не должны ли он были понять изъ него, какъ неприятно мн, что он мой дворъ избрали себ убжищемъ.

— Онъ такъ мало былъ радушенъ, отвчала Изабелла, что я перестала врить, чтобы Ваше Величество изволили приглашать насъ къ своему двору, какъ увряли т, которые назывались вашими повренными, ибо, предположивъ ихъ такими, трудно было бы согласить обращеніе Вашего Величества съ тмъ, чего мы вправ были ожидать отъ Короля, отъ Рыцаря, даже отъ простаго дворянина.

Говоря такимъ образомъ, молодая Графиня бросила на Короля укорный взглядъ, но сердце Людовика уже притерплось къ подобнымъ нападеніямъ. Напротивъ, окидывая глазами окружающее собраніе и протягивая руку съ видомъ удовольствія, онъ казалось торжественно спрашивалъ у всхъ присутствующихъ: отвтъ Графини не безспорно ли доказываетъ его невинность?

Однако жь Герцогъ Бургундскій бросилъ на него мрачный взоръ, какъ бы желая сказать, что хотя онъ и принужденъ молчать до времени, но ни мало не удовлетворенъ. Потомъ обращаясь къ Графин, онъ грубо сказалъ ей: — Въ повствованіи всхъ своихъ путешествій, красавица, ты ничего не сказала намъ о любовныхъ своихъ похожденіяхъ? Какъ! Тотчасъ и краснть! Не встртились ли вамъ Рыцари лса, которые покушались прорвать твое путешествіе? Ето приключеніе уже дошло до меня и тотчасъ увидимъ — не льзя ли имъ воспользоваться. Скажите, Король Людовикъ, чтобы ета прекрасная Елена не могла впередъ ссорить Государей, вдь не худо бы снабдить ее мужемъ?

Король заране зналъ, какое неприличное предложеніе вроятно услышитъ, однако жь спокойно и молча изъявилъ свое согласіе на слова Герцога. Но Изабелла, видя предстоящую крайность, вооружилась новымъ мужествомъ. Она оставила руку Графини Кревкеръ, на которую до тол опиралась, подошла въ видомъ застнчивымъ, по исполненнымъ благородства, и ставъ на колни предъ трономъ Герцога, сказала ему довольно твердо:

— Благородный Герцогъ Бургундскій, Государь и повелитель мой, признаю вину мою, что оставила ваши владнія безъ вашего соизволенія, и съ покорностію подвергаюсь такому наказанію, какое вамъ благоугодно будетъ мн назначить. Я отдаю на произволъ вашъ мои помстья и замки, прошу только чтобъ вы изъ великодушія и уваженія къ памяти отца моего, оставили мн необходимое для принятія послдней отрасли рода Круа въ монастырь, гд она могла бы провести остатокъ дней своихъ.

— Что вы думаете, Государь, о прошеніи етой молодой двушки? спросилъ Герцогъ у Людовика.

— Я думаю, отвчалъ Король, что ето прошеніе смиренное и святое, врно внушенное свыше, и что ему не должно противиться.

— Смиряющійся вознесется, вскричалъ Карлъ. Встань, Графиня Изабелла, мы теб желаемъ боле добра, нежели ты сама. Мы не хотимъ ни отнимать твоихъ помстьевъ, ни убавлять у тебя почестей. Напротивъ, желаемъ увеличить одн и прибавить другихъ.

— Увы! Государь, отвчала Изабелла, я именно боюсь вашихъ милостей. Я. ихъ боюсь боле, нежели вашего гнва, ибо он принуждаютъ меня….

— Клянусь Св. Георгіемъ Бургундскимъ! вскричалъ Герцогъ, неужели будутъ безпрестанно противиться нашей вол и презирать наши повелнія? Встань крошечка, говорятъ теб, и выдь вонъ. Когда мн будетъ время заняться тобою, мы такъ уладимъ дло, что, чортъ возьми! ты должна будешь повиноваться, или мы увидимъ.

Не смотря на етотъ суровой отвтъ, Изабелла все стояла передъ нимъ на колняхъ и ея упорство врно бы заставило Герцога сказать ей что нибудь еще грубе, еслибъ Графиня Кревкеръ, гораздо лучше молодой своей родственницы знавшая характеръ етаго Государя, не подняла ее и не вывела изъ залы совта. Тогда ввели Кентеня Дюрварда. Онъ предсталъ предъ Короля и Герцога съ тою вольностію, равно далекою отъ застнчивой робости и отъ высокомрной смлости, и которая прилична благородному и благовоспитанному молодому человку, умющему почитать и уважать кого надобно, но не ослпляемому присутствіемъ тхъ, кого онъ почитаетъ и уважаетъ. Дядя доставилъ ему средства снова явиться въ одежд и съ оружіемъ стрлковъ Шотландской стражи, и его черты, осанка, наружность еще боле придавали цны пышному одянію. Его чрезмрная молодость также предубждала въ его пользу всхъ совтниковъ. Ни одинъ изъ нихъ не могъ поврить, чтобы столь благоразумный Король, избралъ столь молодаго человка повреннымъ своихъ политическихъ происковъ, и вотъ какъ часто Людовикъ находилъ большія выгоды въ странномъ выбор повренныхъ, избирая ихъ въ такія лта и изъ такого званія, что никакъ не льзя было предполагать.

По приказанію. Герцога, подтвержденному повелніемъ Людовика, Кентень началъ разсказывать свое путешествіе съ Графинями Круа до окрестностей Литтиха, открывъ повствованіе свое наставленіями Короля, предписывающими безопасно проводитъ ихъ въ замокъ Епископа.

— И ты врно исполнилъ мои повелнія? спросилъ Король.

— Врно, Государь, отвчалъ Дюрнардъ.

— Ты забываешь одно обстоятельство, сказалъ Герцогъ: въ лсу близь Тура на тебя напали два странствующіе Рыцаря.

— Мн не прилично ни говорить объ етомъ произшествіи, ни помнить объ немъ, отвчалъ молодой стрлокъ, закраснвшись отъ скромности.

— Но мн сказалъ Герцогъ Орлеанскій, не прилично забывать объ немъ. Етотъ молодой человкъ неустрашимо исполнилъ свое порученіе и такъ исправно отправилъ свою должность, что я долго буду помнить. Приди въ мои покои, молодой стрлокъ, когда кончится ето дло, и ты увидишь, что я не забылъ твоего мужества. Мн приятно видть, что ты равно скроменъ и храбръ.

— Повидайся также и со мною, сказалъ Дюнуа: у меня приготовленъ теб шлемъ, которымъ я, кажется, остался теб долженъ..

Кентень поклонился имъ почтительно и стали продолжать допросъ. По требованію Герцога, онъ представилъ полученныя имъ письменныя наставленія о дорог, которою должно хать.

— Ты исполнилъ ет наставленія слово въ слово? спросилъ его Герцогъ.

— Нтъ, Государь. Он предписывали мн, какъ вы можете видть, перехать Маасъ близь Намура, однако жь я похалъ лвымъ берегомъ, какъ кратчайшею и безопаснйшею дорогою въ Литтихъ.

— А къ чему эта перемна?

Я начиналъ сомнваться въ врности моего проводника.

— Теперь, возразилъ Герцогъ, вникни хорошенько въ мои вопросы. Отвчай правду и не бойся ни чьего мщенья. Но если ты станешь хоть мало увертываться и хитришь въ своихъ отвтахъ, то я велю тебя привсить желзною цпью къ рыночной колокольн и теб долго придется призывать смерть, пока она тебя услышитъ.

Послдовало глубокое молчаніе, давши, по видимому, этому молодому человку время хорошенько размыслить о своемъ положеніи, Карлъ спросилъ — кто былъ его проводникомъ, отъ кого онъ его получилъ и чмъ онъ сдлался ему подозрителенъ.

Кентень на первой вопросъ отвчалъ именемъ Цыгана Гайраддина Мограбина, на второй, что получилъ етаго проводника отъ Тристана Пустынника, а въ отвтъ на третій разсказалъ все, бывшее въ Францисканскомъ монастыр близь На мура, какъ Цыганъ оттуда былъ выгнанъ, что побудило его за нимъ слдовать, и какъ подслушалъ онъ его разговоръ съ копейщикомъ Вильгельма Ла-Марка, съ которымъ они соглашались въ средствахъ захватить двухъ дамъ, бывшихъ подъ его охраненіемъ.

— А эти негодяи?… Но не забудь, сказалъ Герцогъ, что твоя жизнь зависитъ отъ справедливости твоихъ словъ. А эти разбойники не говорили, что они были подучены Королемъ, Людовикомъ Королемъ Французскимъ, здсь сидящимъ, устроить ету засаду, чтобы овладть двумя дамами?

— Если бъ даже эти гнусные мошенники и сказали ето, возразилъ Дюрвардъ, я все не долженъ бы врить ни чему, ибо собственныя слова Короля противорчили етому.

Король, слушавшій дотол съ величайшимъ вниманіемъ, при отвт Дюрварда невольно вздохнулъ, какъ человкъ, котораго грудь избавилась отъ тяжкаго бремени. Герцогъ, казалось, смшался и былъ недоволенъ, и снова спросилъ Кентенл, не понялъ ли онъ изъ разговора етихъ негодяевъ, что ихъ умыселъ былъ одобренъ Королемъ Людовикомъ.

— Я не слыхалъ ничего, что дало бы мн право отвчать вамъ утвердительно, отвчалъ Кентень, который, хотя внутренно былъ увренъ, что Гайраддинъ поступалъ единственно по тайнымъ повелніямъ Людовика, однако жь почиталъ долгомъ своимъ не сообщать етхъ подозрній — и повторяю, продолжалъ онъ, что если бъ я даже и слышалъ такое увреніе отъ етихъ негодяевъ, то ихъ свидтельство не имло бы для меня никакого всу посл именныхъ повелній, полученныхъ мною отъ самаго Короля.

— Ты врный посланный, сказалъ Герцогъ съ горькою улыбкою, и смю сказать, что исполняя съ такою точностію повелнія Короля, ты обманулъ его ожиданіе, и ето могло бы теб дорого стоить, если бъ послдующія произшествія не придали слпой врности твоей видъ услуги.

— Я васъ не понимаю, Государь, отвчалъ Дюрвардъ съ твердостію. Я знаю только, что мой Государь, Король Людовикъ, приказалъ мн охранять етхъ дамъ, что я и длалъ, какъ на дорог въ Шонвальдъ, такъ и во время ужасныхъ произшествій бывшихъ въ етомъ замк. Повелнія Короля были честны и я честно ихъ исполнилъ. Если бъ Его Величеству угодно было приказывать противное, то ето приказаніе не могло бы относиться къ человку, носящему мое имя и рожденному въ моей земл.

— Гордъ какъ Шотландецъ! вскричалъ Карлъ, который, хотя былъ недоволенъ возраженіемъ Дюрварда, однако жь имлъ довольно справедливости, чтобы не сердиться на него за ето. Но скажи мн, по какому повелнію ты, какъ я узналъ отъ нкоторыхъ бглецовъ изъ Шонвальда, прошелъ по улицамъ Литтихскимъ, предводительствуя тми мятежниками, которые посл такъ жестоко умертвили своего владтеля и отца духовнаго? Немного спустя посл убійства не говорилъ ли ты рчи, въ которой назвался повреннымъ Людовика, чтобы вкрасться въ довренность къ извергамъ, осквернившимся етимъ ужаснымъ злодйствомъ?

— Государь, отвчалъ Кентень, не трудно найти достаточное число свидтелей, что я въ Литтих не выдавалъ себя за повреннаго Короля Людовика. Упорство народа по невол возложило на меня ето званіе и вс старанія мои вразумить его были тщетны. Я говорилъ объ етомъ служителямъ Епископа, когда усплъ вырваться изъ города. Я совтовалъ имъ позаботиться о безопасности замка и еслибъ они вняли моимъ совтамъ, то можетъ быть предупредили бы бдствія и ужасы слдующей ночи. Признаюсь, что въ самую опасную минуту, я воспользовался вліяніемъ, которое могъ имть отъ званія, насильно мн присвоеннаго, и тмъ спасъ Графиню Изабеллу, собственную жизнь и остановилъ новыя убійства. Повторяю и стану утверждать предъ каждымъ и всми, что я не имлъ отъ Короля Людовика никакого порученія въ Лит тихъ, и что наконецъ, воспользовавшись званіемъ его повреннаго, которое мн приписали не кстати и противъ моей воли, я только поднялъ щитъ для охраненія себя и другихъ въ крайности, не заботясь имю ли право носить гербы, на немъ изображенные.

— И въ этомъ случа, сказалъ Кревкеръ, не могши молчать доле, молодой спутникъ и плнникъ мой поступилъ мужественно и благоразумно. Его поступокъ по справедливости не можетъ быть предосудителенъ Королю Людовику.

Общій шопотъ согласія послышался въ собраніи. Онъ приятно поразилъ слухъ Людовика, по разгнвалъ Карла. Герцогъ бросалъ сердитые взоры во кругъ себя. Чувства, столь единодушно изъявленныя сильнйшими его вассалами и умнйшими совтниками, вроятно бы не помшали ему предаться всему буйству неукротимаго своего нрава, если бы Аржантонъ, провидвшій опасность, не усплъ отвратить ея, внезапно возвстивъ ему прибытіе Герольда отъ города Литтиха.

— Герольдъ отъ ткачей и слсарей! вскричалъ Герцогъ, тотчасъ впустить его! Клянусь, что етотъ Герольдъ сообщитъ намъ о намреніяхъ и надеждахъ пославшихъ его нчто боле, чмъ мы можемъ узнать отъ етаго полу-Французскаго и полу-Шотландскаго воина.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.
Герольдъ

Собраніе поспшно разступилось, ибо вс составлявшіе его съ немалымъ любопытствомъ ожидали Герольда, котораго мятежные Литтихцы осмлились прислать къ надменному Герцогу Бургундскому, когда онъ чрезмрно былъ прогнванъ на нихъ.

Нe худо замтить, что въ тогдашнее время Герольды посылались только отъ Государя къ Государю, и то въ торжественныхъ случаяхъ, второстепенное дворянство сносилось посредствомъ низшихъ чиновниковъ. Также можно замтишь мимоходомъ, что Людовикъ, дорожившій только прибавленіемъ могущества, или существенною выгодою, особенно презиралъ Геральдику и Герольдовъ — красныхъ, голубыхъ, зеленыхъ, со всею ихъ мишурою. Напротивъ совсмъ различная гордость Карла придавала большую важность етимъ обрядамъ.

Герольдъ, котораго въ эту минуту представили обоимъ Государямъ, имлъ на себ табаръ, или верхнее платье съ гербами его владтеля, въ которыхъ кабанья голова, по мннію знатоковъ, играла роль боле блестящую, нежели сообразную съ настоящими правилами Геральдики. Прочее платье его, смшное по излишнему великолпію, было отягчено галунами, шитьемъ и всякими украшеніями, а перо на шляп такъ высоко, что казалось онъ хотлъ имъ вымести потолокъ залы: словомъ, все его одяніе казалось каррикатурою и насмшкою надъ блестящимъ нарядомъ Герольдовъ. Кабанья голова не только была вышита повсюду на его плать, по самая шляпа его имла тотъ же видъ и была вооружена клыками кроваваго цвта. Въ этомъ человк можно было замтить вмст дерзость и робость, какъ будто онъ чувствовалъ, что взялся за опасное порученіе, въ которомъ одна смлость можетъ его выручить. То же соединеніе безстыдства и робости видно было въ его поклон двумъ Государямъ, ибо онъ поклонился неловко и смшно, что рдко случалось съ Герольдами привыкшими быть при дворахъ.

— Кто ты, именемъ чорта?— Етимь восклицаніемъ Карлъ Дерзновенный встртилъ етаго чуднаго посланника.

— Я Сангліе-Ружъ, отвчалъ посланный, Герольдъ Вильгельма Ла-Марка, Божіею милостію и избраніемъ капитула, Принца и Епископа Литтихскаго.

— А! вскричалъ Карлъ, но умривъ врожденную свою вспыльчивость, знакомъ веллъ ему продолжать.

— А по правамъ супруги его, высокопочтенной Графини Амелины, Графа Круа и владтеля Бракемонтскаго,

Карлъ, казалось, онмлъ отъ удивленія, слыша чрезвычайную дерзость, съ которою осмливались въ его присутствіи произносить такія названія, а Герольдъ, приписывая можетъ быть ето молчаніе впечатлнію, произведенному надъ Герцогомъ начисленіемъ владніи своего повелителя, продолжалъ такъ:

— Аппипсіо vobis gaudium magnum, Карлъ, Герцогъ Бургундскій и Графъ Фландріи, извщаю васъ, отъ имени Государя моего, что въ силу разршенія святйшаго отца нашего Папы, которое не замедлитъ придти и будетъ заключать въ себ назначеніе приличнаго преемника, онъ готовится вступить въ званіе и обязанности Принца и Епископа Литтихекаго и поддерживать права свои на Графство Круа.

Герцогъ Бургундскій, при етой остановк Герольда, равно какъ и при всхъ прочихъ, снова произнесъ только:— А! или другое подобное восклицаніе, голосомъ человка, который, не смотря на свое изумленіе и досаду, хочетъ однако жь выслушать все, что ему скажутъ, а потомъ отвчать. Къ крайнему удивленію всхъ присутствующихъ, онъ не позволилъ себ ни одного изъ обыкновенныхъ своихъ грубыхъ и буйныхъ тлодвиженій, но стиснувъ зубами ноготь большаго пальца, что всегда означало, что онъ слушаетъ со вниманіемъ, сидлъ потупя глаза, какъ бы страшась показать гнвъ, въ нихъ сверкающій.

И такъ Сангліе-Ружъ смло продолжалъ отправлять свое посольство.— И потому л, именемъ Принца Епископа Литтихскаго и Графа Круа, долженъ требовать, чтобъ вы, Герцогъ Карлъ, отказались отъ притязаній, своихъ на вольной и Имперской городъ Линнпихъ, и возвратили ему права, отнятыя вами по согласію съ покойнымъ Людовикомъ Бурбономъ, недостойнымъ Епископомъ сего города.

— А! вскричалъ опять Герцогъ.

— Также чтобъ возвратили знамена общества, числомъ тридцать семь, которыми вы насильственно завладли, чтобы исправили проломы, пробитые вами въ стнахъ, города, чтобы возобновили укрпленія, своевольно вами срытыя, наконецъ, чтобы признали повелителя моего Вильгельма Ла-Марка, Епископомъ Литтихскимъ, законно и безъ принужденія избраннымъ капитуломъ канониковъ, а вотъ и протоколъ избранія.

— Кончилъ ли ты? спросилъ Герцогъ.

— Нтъ еще, возразилъ посланный: я еще имю порученіе отъ вышерченнаго благороднаго и высокопочтеннаго Принца, Епископа и Графа, требовать, чтобъ вы вывели гарнизоны, вами поставленные въ замк Бракемонт и другихъ крпостяхъ Графства Круа, хотя бы они стояли отъ имени вашего, Изабеллы Круа, или кого другаго, пока Имперской сеймъ ршитъ, что оныя помстья не должны принадлежать сестр покойнаго Графа, знаменитой Графин Амелин, предпочтительно передъ его дочерью по праву jus emphyteusis.

— Твой владтель ученъ, опять сказалъ Герцогъ.

— Однако жь, продолжалъ Гербльдъ, благородный и высокопочтенный Принцъ, Епископъ и Графъ расположенъ, по уничтоженіи всхъ раскрой между Бургундіею и землею Литтихскою, укрпишь племянниц своеіг Изабелл помстье приличное ея званію.

— Онъ разсудителенъ и щедръ, сказалъ Герцогъ также съ насмшкою.

— Клянусь совстью шута, сказалъ Хвастунъ на ухо Графу Кревкеру, я лучше желалъ бы быть въ шкур послдней коровы, которая когда либо издыхала отъ заразы, чмъ въ шитомъ плать етаго чудака, онъ похожь на пьяницу, который осушаетъ кружки безъ счету, не замчая мтокъ, которыя трактирной служитель кладетъ мломъ на прилавк.

— Не скажешь ли ты мн еще чего нибудь? спросилъ Герцогъ.

— Еще одно слово, касательно достойнаго и врнаго союзника вышереченному благородному повелителю моему, Христіаннйшаго Короля.

— А! А! вскричалъ Герцогъ, но уже совсмъ не прежнимъ голосомъ) однако жь еще удержался и вперилъ все свое вниманіе.

— Котораго Христіаннйшаго Короля, продолжалъ Герольдъ, по общему слуху, вы, Карлъ Бургундскій, насильно держите плнникомъ въ етомъ город, презрвъ обязанность вассала Французской Короны и вопреки законамъ чести, принятымъ всми Христіанскими владтелями. По сей причин, вышерченный мой благородный и высокопочтенный властелинъ повелваетъ вамъ моими устами, тотчасъ освободить его высокаго и Христіаннйшаго союзника, или принять вызовъ, который я вамъ принесъ отъ его имени.

— Наконецъ все ли ты сказалъ?

— Все, и ожидаю отвта Вашего Высочества въ надежд, что оный не доведетъ до пролитія крови Христіанской.

— И такъ! вскричалъ Герцогъ, клянусь Св. Георгіемъ Бургундскимъ!… Но прежде, чмъ онъ усплъ окончить, Людовикъ всталъ и началъ говорить съ такимъ/Величественнымъ видомъ, что Карлъ не могъ прервать его.

— Съ позволенія вашего, любезный братецъ Бургундскій, сказалъ Король, мы требуемъ права прежде отвчать етому дерзскому. Бездльникъ Герольдъ, или кто бы ты ни былъ, скажи клятвопреступнику, убійц, изгнаннику Вильгельму Ла-Марку, что Король Французскій немедленно явится предъ Литтихомъ, дабы отмстить за богопротивное умерщвленіе покойнаго возлюбленнаго родственника своего, Людовика Бурбона, и велитъ повсить Вильгельма Ла-Марка на желзной цпи, въ наказаніе за дерзость, съ которою онъ назвалъ его своимъ союзникомъ и высокое имя Короля осквернилъ устами подлыхъ своихъ гонцовъ.

— Да прибавь отъ меня, сказалъ Карлъ, все, что Герцогъ можетъ сказать грабителю и убійц. Ступай. Однако жь на минуту: ни когда Герольдъ не оставлялъ Бургундскаго двора, не бывъ чмъ нибудь пожалованъ. Содрать съ него шкуру розгами.

— Не извольте забыть, Ваше Высочество, вскричали вмст Кревкеръ и Ныберкуръ, что онъ Герольдъ, человкъ неприкосновенный.

— Неужьли вы такъ просты, господа, сказалъ Герцогъ, что полагаете будто платье длаетъ Герольдомъ? Я увренъ, даже по самымъ гербамъ его, что етотъ негодяй просто обманщикъ. Пусть приближится Туазонъ Доръ и при насъ испытаетъ его.

Посланный Вепря Арденскаго поблднлъ, не смотря на врожденное свое безстыдство и. какую-то краску, которою онъ вымазалъ себ лицо. Туазонъ Доръ, первый Герольдъ Герцога, выступилъ съ важностію человка, знающаго права своей должности и спросилъ мнимаго своего собрата, въ какой Гимназіи учился онъ наук, которою занимается.

— Я учился въ Регенсбургской Геральдической Гимназіи, отвчалъ Сангліе-Ружъ, и получилъ дипломъ Еренгольда отъ етаго ученаго сословія.

— Не возможно черпать знанія изъ чистйшаго источника, сказалъ Туазонъ Доръ, поклонившись ниже прежняго, и если я осмливаюсь, по приказанію Государя Герцога, бесдовать съ вами о таинствахъ высокой пауки нашей, то единственно въ надежд принять отъ васъ наставленія, а не вамъ сообщать ихъ.

— Къ длу! къ длу, нетерпливо вскричалъ Герцогъ, задай ему какой нибудь вопросъ, чтобы испытать его знаніе.

— Смшно было бы, продолжалъ Туазонъ Доръ, спрашивать воспитанника знаменитой Регенсбургской Гимназіи, знаетъ ли онъ обыкновенныя названія Геральдическія, но я могу не оскорбляя спросить, посвящены ли вы въ таинственное ученіе нашей науки, посредствомъ коего опытнйшіе изъ насъ объясняютъ другъ-другу иносказательно то, что говорятъ другимъ обыкновеннымъ языкомъ, такое ученіе есть основаніе Геральдики.

— Я равно хорошо знаю вс отрасли нашей науки, смло отвчалъ Сангліе-Ружъ, но можетъ быть Нмецкія названія не похожи на ваши Французскія,

— Можете ли вы говорить ето? вскричалъ Туазонъ-Доръ, наша высокая наука, знамя благородства и слава подвиговъ, одинакова во всхъ Христіанскихъ державахъ, она даже извстна Маврамъ и Сарацынамъ. И потому я попрошу васъ описать мн небеснымъ слогомъ, то есть по планетамъ, какой нибудь гербъ по вашему выбору.

— Описывайте его сами, если вамъ угодно, отвчалъ Сангліе Ружъ. Я пришелъ сюда не затмъ, чтобы заниматься Фиглярствомъ, или вы думаете, что меня можно заставлять служишь, какъ обезьяну?

— Покажи ему какой-нибудь гербъ и пусть онъ опишетъ его по своему, сказалъ Герцогъ, а если не съ уметъ, то ручаюсь, что я выпишу ему спину всякими возможными гербами.

— Вотъ, сказалъ Бургундскій Герольдъ, вынимая изъ кармана пергаминъ, вотъ гербъ, который я по нкоторымъ причинамъ начерталъ, какъ позволили слабыя мои дарованія, прошу моего собрата, если точно онъ принадлежитъ къ ученой Регенсбургской Гимназіи, разобрать его въ приличныхъ выраженіяхъ.

Хвастунъ, котораго по видимому очень забавлялъ этотъ споръ, подошелъ къ обоимъ Герольдамъ:— Я помогу теб, дружокъ, сказалъ онъ Литтихскому посланному, который смотрлъ на пергаминъ съ отчаяніемъ: Государи и Господа, здсь изображена кошка, которая смотритъ въ кухонное окно.

Смхъ, произведенный стою остротою, былъ нсколько полезенъ посланному, ибо Туазонъ Доръ, оскорбленный такимъ объясненіемъ своего рисунка, тотчасъ самъ истолковалъ его, сказавъ, что ето щитъ Хильдеберта, Короля Французскаго, по взятіи въ плнъ Гондемара, Бургундскаго Короля, и представляетъ леопарда за ршеткою, какъ емблему плннаго Государя. Потомъ онъ объяснилъ его искуственными выраженіями, которыя одинъ Герольдъ могъ понять.

— Клянусь моею шапкою, сказалъ Хвастунъ, что если Бургундія представлена въ -вид етой кошки, то надобно признаться, что по крайней мр теперь она съ выгодной стороны ршетки.

— Ты правъ, любезный другъ, сказалъ Людовикъ смючись, между тмъ какъ вс зрители и самъ Карлъ казалось пришли въ замшательство отъ шутки, которой примненіе было такъ очевидно, я долженъ дать теб золотую монету за то, что ты развеселилъ дло, которое началось нсколько важно, но кончится надюсь позабавне.

— Молчи, Хвастунъ, сказалъ Герцогъ. А ты, Туазонъ Доръ, поди, ты видно слишкомъ ученъ, чтобъ быть попятнымъ. Подвоешь къ намъ етаго негодяя. Послушай бездльникъ, сказалъ онъ ему самымъ грознымъ голосомъ, знаешь ли ты въ Геральдик различіе между серебромъ и золотомъ?

— Ради Бога, Государь, сжальтесь надо мною, сказалъ Герольдъ, видя себя уличеннымъ. Король Людовикъ, попросите за меня.

— Самъ говори за себя, вскричалъ Герцогъ, ты Герольдъ, или нтъ?

— Я сдланъ Герольдомъ только на етотъ случай.

— Клянусь Св. Георгіемъ! сказалъ Герцогъ, бросивъ украдкою взоръ на Людовика, мы не знаемъ Монарха, или даже дворянина, который бы захотлъ такъ ругаться благородною наукою, опорою сана Королевскаго и дворянскаго, кром того Короля, который отправилъ къ Едуарду Англійскому служителя, переодтаго Герольдомъ.

— Такая хитрость, сказалъ Людовикъ, можетъ только проститься двору, при которомъ въ то время не было Герольда, а крайность требовала послать кого нибудь, но хотя ета хитрость и удалась съ неповоротливыми и тяжелыми островитянами, надобно имть здраваго разсудка не боле какъ у Вепря, чтобы полагать, что такой обманъ не откроется при образованномъ Бургундскомъ двор.

— Нужды нтъ откуда взялся етотъ Герольдъ, сказалъ Герцогъ сердито, но воротится онъ не иначе, какъ посл добраго приема. Тащите его на торговую площадь и тамъ бейте конскими уздами и бичами, пока его платье не разлетится въ лоскутья. Ату ево! ого! пиль! ого!

Четыре, или пять большихъ собакъ, похожихъ на тхъ, которыя изображены на картинахъ охоты, писанныхъ Рубенсомъ и Шнейдерсомъ, услыша послднія слова Герцога, залаяли, какъ бы увидя вепря, выходящаго изъ берлоги.

— Право, сказалъ Людовикъ, стараясь, поддлаться ко праву своего ужаснаго родственника, когда оселъ надлъ кабанью кожу, почему не позволишь собакамъ снять ее съ него?

— Не льзя лучше! не льзя лучше! вскричалъ Герцогъ, съ расположеніемъ котораго ета мысль была тогда согласна: да будетъ. Спустить собакъ, притравить ихъ, мы будемъ сажать его отъ воротъ замка до восточныхъ воротъ звринца.

— Надюсь, что Ваше Высочество поступите со мною, какъ со звремъ, сказалъ негодяи, стараясь казаться спокойнымъ въ такой бд, и оставите мн т же средства къ спасенію.

— Ты червь, отвчалъ Герцогъ, и потому охотничье уложеніе не дастъ теб никакой льготы. Однако жь и хотя изъ уваженіе къ безпримрной твоей дерзости, возьми сто шаговъ впередъ. Пойдемте, Господа, пойдемте, надобно посмотрть эту садку.

Такъ внезапно кончилось засданіе совта. Вс побжали наслаждаться приятною забавою, которую предложилъ Король Людовикъ, по они съ Герцогомъ спшили всхъ боле.

Удовольствіе было полное, ибо Сангліе Гужъ, которому страхъ придавалъ крылья и за которымъ гналось собакъ десять, подстрекаемыхъ звукомъ роговъ и криками псарей, бжалъ съ быстротою втра, и еслибъ его не путало Герольдское платье, самый невыгодной нарядъ для бга, онъ можетъ быть ушелъ бы отъ собакъ, и даже нсколько разъ обманывалъ ихъ, внезапно сворачивая съ дороги съ искуствомъ, которому вс зрители отдали справедливость. Но никто изъ нихъ, даже самъ Карлъ, не былъ такъ восхищенъ етою садкою, какъ Людовикъ. Отчасти по причинамъ политическимъ, а равно и потому, что зрлище страданій человка ни чуть не трогало его, когда представлялось въ смшномъ вид, онъ хохоталъ до слезъ. Въ восторг своемъ, онъ ухватился за горностаевую мантію Герцога, какъ бы желая поддержаться, а Карлъ между тмъ, въ такомъ же восторг, оперся рукою Королю на плечо, ето показывало довренность и приязнь, которой никакъ не льзя было ожидать по произходившему за нсколько минутъ.

Наконецъ проворство ложнаго Герольда не могло долго спасать его ото зубъ преслдующихъ враговъ. Собаки его настигли, повалили, и вроятно бы задушили, если бы Герцогъ не вскричалъ: — Уймите ихъ! Держите ихъ! Откличьте собакъ! Онъ бжалъ такъ хорошо, что не смотря на слабое его сопротивленіе, мы но хотимъ, чтобъ он его съли.

Поспшно вырвали’ у собакъ добычу, на которую он остервенились, опять ихъ сосворили и погнались за тми, которыя ушли, неся торжественно въ зубахъ лоскутья верхняго платья, которое несчастный посланный надлъ въ черный день.

Въ ету минуту, когда Герцогъ былъ еще слишкомъ занятъ тмъ, что передъ нимъ происходило, чтобы заниматься тмъ, что длалось сзади его, Оливье Лань тихо подошелъ къ Королю и сказалъ ему на ухо:— Ето Цыганъ Гайраддинъ, не должно бы допускать его говорить съ Герцогомъ.

— Ему должно умереть, отвчалъ Король также: мертвые не говорятъ.

Спустя немного, Тристанъ Пустынникъ, по наученію Оливье, выступилъ передъ Короля и Герцога, и сказалъ съ обыкновенною своею суровостію: — Эта дичь мн принадлежитъ и я ее требую, съ позволенія Вашего Величества и Вашего Высочества. На немъ моя мтка: Лилія на плеч, какъ вс могутъ видть. Ето извстный разбойникъ, онъ загубилъ множество подданныхъ Вашего Величества, грабилъ церкви, оскорблялъ честныхъ двицъ, стрлялъ дичь въ Королевскихъ звринцахъ, и…

— Довольно и етаго! сказалъ Герцогъ Карлъ, любезный братецъ по многимъ причинамъ иметъ на него право. Что вы съ нимъ сдлаете, Ваше Величество?

— Если его предаютъ моей вол, отвчалъ Король, то я велю дать ему урокъ Геральдики, которую онъ такъ плохо знаетъ, онъ на опыт извдаетъ, что значитъ въ герб вислица, украшенная петлею.

— Которая будетъ не на немъ, а на которой онъ будетъ висть, вскричалъ Герцогъ, громко захохотавши своей острот. Пусть его беретъ уроки у кума Тристана: етотъ мастеръ своего дла,

Людовикъ такъ привтливо раздлилъ веселость Герцога, что Карлъ по невол взглянулъ на него почти дружески.

— Ахъ! Людовикъ, Людовикъ! сказалъ онъ, дай Богъ, чтобъ вы были союзникъ столь же врный, какъ веселой собесдникъ! Я еще очень часто думаю о тхъ дняхъ, которые мы такъ забавно проводили вмст.

— Отъ васъ зависитъ возвратишь ихъ, отвчалъ Людовикъ. Я соглашусь на вс условія, на которыя можно согласиться въ теперешнемъ моемъ положеніи, не подвергая себя порицанію всего Христіанства, и поклянусь въ исполненіи етми складнями, которыя имю счастіе носить на себ.

Сказавъ ето, онъ вынулъ изъ за пазухи маленькія золотыя складни, повшенныя на такой же цпочк и которыя носилъ онъ по рубашк, и продолжалъ, поцловавъ ихъ:

— Надъ ними никогда не было произнесено ложной клятвы, или клятвопреступникъ былъ наказанъ въ томъ же году.

— Ну, братецъ, я думаю, что вамъ данъ урокъ, который научитъ васъ впередъ поврне держать клятвы. И теперь, скажите по чистой совсти, сдержите ли вы слово, данное мн, идти вмст противъ убійцы Ла-Марка и негодныхъ Литтихцевъ?

— Я пойду противъ нихъ, любезный братецъ, со всми силами Франціи и развернутою Орифламмою.

— Нтъ, нтъ! Ето слишкомъ много, боле нежели должно. Довольно будетъ присутствія вашей Шотландской стражи и нкоторыхъ отборныхъ воиновъ для доказательства, что вы дйствуете свободно. Большое войско могло бы…

— Освободить меня въ самомъ дл? то ли хотли вы сказать, любезный братецъ? Извините, вы сами назначите число войска, которое пойдетъ за мною.

— А чтобы намъ нечего было бояться прекрасной Елены, бросившей между нами яблоко раздора, вы согласитесь Изабеллу Круа выдать за Герцога Орлеанскаго.

— Любезный братецъ, вы жестоко испытываете мое снизхожденіе. Герцогъ обрученъ съ моею дочерью. Будьте великодушны, не настаивайте на этотъ счетъ, а лучше поговоримъ о крпостяхъ на Сомм.

— Мой совтъ будетъ бесдовать объ етомъ съ Вашимъ Величествомъ. Что до меня, я мене дорожу пріумноженіемъ владній, нежели исправленіемъ нанесенныхъ мн оскорбленій. Вы вмшались въ дла моихъ вассаловъ: вы хотли самовольно располагать рукою Бургундской подданной: такъ если хотите обвнчать ее, пусть же съ членомъ собственнаго вашего семейства, иначе наше совщаніе не состоится.

— Никто не повритъ, любезный братецъ, когда я скажу, что длаю ето съ удовольствіемъ. Посудите жь, какъ сильно мое желаніе угодить вамъ, если скажу, къ крайнему моему сожалнію, что когда об стороны на то согласятся и выпросятъ разршеніе Папы, то я никакъ не стану противишься браку, вами предложенному.

— Все ето легко уладится чрезъ нашихъ министровъ, сказалъ Герцогъ, и мы опять сдлались братьями и друзьями.

— Принесемъ, сказалъ Людовикъ, благодареніе милосердому Богу, который держа въ десниц сердца властителей, милостиво склоняетъ ихъ къ миру и кротости, дабы предупредишь пролитіе человческой крови.

— Оливье, продолжалъ Людовикъ, обращаясь къ етому любимцу, который бродилъ около него какъ покорный духъ около колдуна, послушай: скажи Тристану, чтобы поскорй отправилъ етаго негоднаго Цыгана.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
Казнь.

— Хвала судьб, которая дала намъ способность смяться и смшить другихъ, и срамъ глупцу, который постыдился бы должности шута. Вотъ шутка и еще не изъ лучшихъ, позабавила двухъ Государей, успшне можетъ быть, нежели тысячи политическихъ причинъ, остановила войну между Бургундіею и Францісю.

Вотъ какое заключеніе вывелъ Хвастунъ, когда въ слдствіе примиренія, о которомъ мы сказали въ конц предъидущей главы, тронной караулъ, Охранявшій Пероннской замокъ, былъ смненъ. Король оставилъ башню Графа Герберта, столь зловщую, и къ крайнему удовольствію Французовъ и Бургундцевъ, довренность и дружество, казалось, хотя по наружности возродилось между Карломъ и Людовикомъ. Однако жь Король, не смотря на почтительное обращеніе съ собою и на соблюденіе всхъ обрядовъ, все еще видлъ себя предметомъ подозрній могущественнаго своего вассала, но по чрезвычайной осторожности своей какъ будто не замчалъ етаго и почиталъ себя совершенно свободнымъ.

Не мене того, какъ часто бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, пока боле всего участвующія стороны забывали по немногу свои распри, одинъ изъ низшихъ повренныхъ ихъ происковъ горько испытывалъ истину того правила, что употребляющіе низкія орудія, скоро вознаграждаютъ за ето общество, оставляя ихъ на произволъ судьбы, когда он становятся безполезны.

Етотъ повренный былъ Гайраддинъ Мограбинъ, котораго Герцогскіе чиновники отдали придворному судь Короля Французскаго, и котораго Тристанъ вврилъ попеченіямъ двухъ врныхъ своихъ сподвижниковъ, Труазеніеля и Петитандре и поручилъ имъ отправить его, не теряя времени. Посреди етхъ двухъ достойныхъ особъ, изъ коихъ одна играла allegro, а другая pensieroso, въ сопровожденіи многочисленной толпы народа, онъ шелъ (употребимъ новйшее сравненіе: какъ Гаррикъ, между Трагедіею и Комедіею) къ ближнему лсу, гд, для ускоренія церемоніи и избжанія труда ставить вислицу, располагающіе его участію ршились прицпишь его къ первому удобному дереву.

Они скоро нашли дубъ, который но шуточному выраженію Петитандре, былъ достоинъ такого жолудя. И такъ оставивъ осужденнаго подъ присмотромъ нсколькихъ караульныхъ, стали наскоро готовиться къ окончательной развязк. Въ эту минуту Гайраддинъ, взглянувъ на толпу, его провожавшую, встртился глазами съ Кентенемъ Дгорвардомъ. Нашъ молодой Шотландецъ, замтивъ въ ложномъ герольд сходство съ вроломнымъ проводникомъ своимъ, послдовалъ за толпою, чтобы удостовришься въ тождеств.

Когда оба исполнителя пришли увдомить его, что все готово, Гайраддинъ сказалъ имъ съ величайшимъ спокойствіемъ, что хочетъ просить ихъ объ одной милости.

— Требуй отъ насъ, мой сынъ, всего, что можетъ быть сообразно съ нашею должностію и ты получишь, отвчалъ ему Труазетель.

— То есть, прервалъ Гайраддинъ, все кром жизни.

— Именно, сказалъ Труазетель, и даже нсколько боле, ибо, какъ ты по видимому ршился сдлать честь нашему званію и умереть, какъ человкъ, безъ кривлянья, мы согласимся, если нужно, дать теб минутъ десятокъ, хотя намъ приказано отправлять скоре.

— Ето слишкомъ великодушно, сказалъ Гайраддинъ.

— Правда, что насъ могутъ за ето пожурить, прибавилъ Петитандре, по что нужды? я не пожалю своей жизни за человка ловкаго, твердаго, веселаго и готоваго, который ршился сдлать послдній скачокъ съ приятностію, какъ должно храброму молодцу.

— И такъ, сказалъ Труазетель, если ты желаешь назидательной бесды..

— Или, сказалъ шутливой его товарищь, если теб угодно кружку вина..

— Или наставленіе, сказала Трагедія.

— Или псенку, сказала Комедія.

— Ни того, ни другаго, любезные, милые и поспшные друзья мои, сказалъ Цыганъ. Я только прошу васъ о нсколькихъ минутахъ свиданія съ етимъ стрлкомъ гвардіи.

Исполнители нсколько поколебались, но Труазетель вспомнилъ, что Кентень Дюрвардъ по разнымъ обстоятельствамъ былъ въ большой милости у Короля и потому они ршились позволишь ето свиданіе.

Они кликнули Дюрварда и приближаясь къ осужденному преступнику, молодой стрлокъ пожаллъ о его близости къ смерти, хотя и сознавался, что онъ заслужилъ свою участь. Лоскутья богатаго Герольдскаго платья, растерзанные зубами собакъ и руками двуногихъ, которые исторгнувъ его отъ ихъ ярости повели на смерть, придавали ему видъ, вмст смшной и жалкой. На лиц его видны еще были слды румянъ, а на подбородк остатки подвязной бороды, которую онъ надлъ, чтобы лучше скрыться. Смертная блдность покрывала его щеки и губы, однако жь онъ вооружился подобно большой части земляковъ своихъ, страдательнымъ мужествомъ, глаза его сверкали, хотя изступленные и принужденная улыбка, какъ бы ругалась надъ приближающеюся смертію.

Кентень былъ пораженъ ужасомъ и состраданіемъ, подходя къ этому несчастному, и врно ет два чувства заставили его идти медленне, ибо Петитандре закричалъ: — Не много поскоре, молодой стрлокъ, немного поскоре, нашему приятелю нкогда ждать тебя, а ты идешь точно какъ будто эти каменья — яйца и ты боишься ихъ перебить.

— Мн должно поговорить съ нимъ наедин, сказалъ Гайраддинъ съ нкоторымъ отчаяніемъ.

— Ето ничуть не согласно съ нашею обязанностію, любезный и веселый мои прыгунчикъ, сказалъ Петитандре. Мы тебя давно знаемъ, ты очень скользская рыбка и на тебя не льзя положиться.

— Разв вы не связали мн руки и ноги подпругами вашихъ лошадей? сказалъ Цыганъ. Вы можете присматривать за мною, не подслушивая насъ. При томъ же, этотъ стрлокъ слуга вашего Короля, и если я дамъ вамъ девять гульденовъ…

— Будучи употреблена на добрыя дла, сказалъ Труазетель, ета сумма можетъ быть полезна бдной душ его.

— Если употребить ее на вино и водку, сказалъ Пепіитандре, то она можетъ нсколько потшить бдное мое тло. Посмотримъ твои гульдены, веселой плясунъ на веревк.

— Насыть етхъ голодныхъ собакъ, сказалъ Гайраддинъ Дюрварду, ты не останешься въ наклад, мн не оставили штивера, когда меня схватили.

Кентень заплатилъ исполнителямъ, что имъ былъ общано, и они, какъ люди стойкіе въ своемъ слов, отошли такъ, что не могли ничего слышать, но слдовали глазами за малйшимъ движеніемъ своей жертвы. Дюрвардъ подождалъ, пока несчастный начнетъ разговоръ, по видя, что онъ молчитъ, сказалъ ему наконецъ: — Ну, ты таки добился своего?

— Да, отвчалъ Гайраддинъ, и ненадобно было быть ни астрологомъ, ни Физіономистомъ, ни чернокнижникомъ, чтобы предсказать, что меня постигнетъ судьба всего моего семейства.

— А эта преждевременная смерть вынуждена продолжительнымъ сцпленіемъ преступленій и предательствъ.

— Нтъ, клянусь блестящимъ Альдебараномъ и всми его лучезарными спутниками! она произошла отъ собственной моей глупости: я думалъ, что кровожадная жестокость Франка можетъ быть удержана тмъ, что онъ самъ почитаетъ всего священне. По одежда герольда не спасла меня и вотъ какъ должно полагаться на ваше Рыцарское слово.

— Обличенный обманщикъ не въ прав пользоваться преимуществами подложнаго своего званія.

— Обличенный! Я наговорилъ вздору не меньше етаго стараго дурака Герольда. Но что нужды! Нынче, или завтра, все равно.

— Ты забываешь, что время проходитъ. Если хочешь мн сказать что-нибудь, говори скоре, а потомъ посвяти нсколько минутъ попеченію о своей душ.

— О моей душ! вскричалъ Цыганъ съ отвратительною улыбкою, разв думаешь, что двадцати лтнюю язву можно нацлить въ одну минуту? Моя душа въ такомъ положеніи съ десятилтняго возраста, а можетъ быть и боле, что мн нуженъ мсяцъ для воспоминанія всхъ, моихъ преступленій, другой мсяцъ для признанія въ нихъ, а еслибъ мн дали отсрочку, то можно держать закладъ пятью противъ одного, что я совсмъ бы иначе ею воспользовался.

— Закоренлый гршникъ, не произноси хулы! сказалъ Дюрвардъ съ ужасомъ и нкоторыхъ сожалніемъ, скажи мн скоре, что хочешь сказать и я оставлю тебя твоей судьб.

— Я хочу просить отъ тебя услуги, но долженъ купить ее, ибо вы Европейцы, не смотря на увренія въ милосердіи, ничего не длаете даромъ.

— Я сказалъ бы теб, погибай и съ твоими дарами, если бы ты не былъ на краю вчности. Какой услуги ожидаешь отъ меня? говори и береги свои подарки: они мн принесли бы несчастіе, я еще не забылъ услугъ, которыя ты хотлъ мн оказать.

— Однако жь я тебя любилъ и желалъ теб добра за то, что ты сдлалъ на берегу Шера, я хотлъ помочь теб жениться на богатой дам, ты носилъ ея цвты и ето ввело меня въ заблужденіе, при томъ же я думалъ, что Амелина, которой богатство укладисте, для тебя лучше етаго цыпленка съ старымъ курятникомъ его Бракемоитомъ, въ который Карлъ запустилъ когти и врно ухитрится оставить за собою.

— Ты тратишь время въ безполезныхъ словахъ, я вижу, что ети люди начинаютъ терять терпніе.

— Дай имъ еще десять гульденовъ за другія десять минутъ, сказалъ Цыганъ, который, не смотря на свое ожесточеніе, чувствовалъ, подобно большей части осужденныхъ, и можетъ быть самъ не зная, желаніе отдалить роковую минуту.— Что я теб скажу, стоитъ гораздо боле.

— Пользуйся же хорошенько минутами, которыя я куплю, отвчалъ Дюрвардъ, и легко заключилъ новый торгъ съ повренными придворнаго судьи.

По окончаніи торга, Гайраддинъ началъ говорить.— Да, увряю тебя, что я желалъ теб добра. Амелина была бы теб прекрасная жена, ты длалъ бы изъ нея, что хотлъ, видишь, что она не побрезгала даже Вепремъ Арденскимъ, хотя онъ не очень прилжно за нею волочился, а теперь она царствуетъ въ его берлог, какъ будто вкъ лишалась жолудями.

— Перестань шутить такъ грубо и не кстати, или, еще повторяю, я оставлю тебя твоей судьб.

— Ты правъ, сказалъ Гайраддинъ, помолчавъ немного, надобно умть противустать тому, чего избжать не льзя: знай же, что я прибылъ сюда подъ етимъ богатымъ переодваніемъ въ надежд получить большое награжденіе отъ Ла-Марка, а еще большее отъ Короля Людовика, не только съ порученіемъ къ Герцогу, о которомъ ты врно ужь слышалъ, но чтобы открыть Королю важную тайну.

— Ты многому подвергался.

— За то и получилъ бы много: да дло повернулось худо. Ла-Маркъ уже пробовалъ снестись съ Людовикомъ черезъ Мару, но по всему кажется, что она дошла только до Астролога, которому разсказала все, случившееся во время поздки въ Шопвальдъ, не думаю, чтобы Король когда-нибудь узналъ объ етомъ, а если и узнаетъ, то врно въ вид предсказанія. Но выслушай мою тайну, которая гораздо важне всего, что она могла сказать, Вильгельмъ Ла-Маркъ собралъ многочисленную шайку въ Литтих и ежедневно увеличиваетъ ее сокровищами стараго Епископа. Но онъ не намренъ подвергаться сраженію съ Бургундскими Рыцарями, а еще мене выдерживать осаду въ разгромленномъ город. Вотъ что онъ хочетъ сдлать. Безпрепятственно допуститъ буйнаго Карла стать лагеремъ близь города, а въ слдующую ночь сдлаетъ противъ него вылазку со всми своими силами. Нкоторая часть его войска будетъ одта одинаково съ Французскими воинами и станетъ кричать: — Франція! Монжуа! Сен-Дени!— Ето непремнно произведетъ замшательство между Бургундцами, которые подумаютъ, что многочисленный отрядъ Французовъ пришелъ на помощь городу, и если Король Людовикъ, съ своею стражею, свитою и солдатами, которые при немъ будутъ находиться, захочетъ помочь его усиліямъ, то Вепрь Арденскій не сомнвается въ совершенномъ разбитіи Бургундскаго войска. Вотъ моя тайна и я дарю тебя ею, длай изъ нея, что хочешь, продай Королю Людовику, или Герцогу Карлу. Помогай этому намренію, или мшай его успху. Спасай, или губи кого заблагоразсудить, мн дла нтъ. Жалю только, что не могу взорвать его подобно подкопу, на гибель обимъ сторонамъ.

— Въ самомъ дл, ето важная тайна, сказалъ Кентень, смкнувъ тотчасъ какъ легко возбудить неприязнь народную въ лагер, составленномъ изъ Французовъ и Бургупдцевъ.

— Да, важная, сказалъ Гайраддинъ, а теб теперь, узнавши се хотлось бы ужь быть подале и покинуть меня, не оказавъ мн услуги, за которую я заране теб заплатилъ.

— Скажи, чего ты желаешь, я исполню, если можно.

— Ето не будетъ теб стоить труда, отвчалъ Гайраддинъ. Дло идетъ о бдномъ Клеппер, моей лошади, объ одномъ существ въ мір, которое можетъ замтить мою потерю. Въ мил отсюда, къ Югу, онъ пасется близь пустой хижнны угольника. Свистни вотъ такъ (тутъ онъ свистнулъ особымъ образомъ), назови его Клепперомъ и онъ придетъ къ теб. Вотъ его узда, которую я спряталъ подъ платьемъ, хорошо, что ет негодныя собаки не отняли ея у меня: онъ не дастъ надть на себя другую. Возьми его и не оставь, я не скажу — изъ любви къ бывшему хозяину, но за то, что я вврилъ теб судьбу ршительнаго дня. Онъ всегда теб въ нужд пригодится. Ночь и день, овесъ и отруби, хорошія и дурныя дороги, добрая конюшня, или чистое поле, все равно для Клеппера, еслибъ я усплъ добжать до воротъ Перонны и отыскать его, то не былъ бы теперь здсь. Общайся, что не оставишь моего Клеппера.

— Общаюсь, отвчалъ Кентень, тронутый этою чертою особливой привязанности, въ такомъ ожесточенномъ человк.

— Такъ прощай! Однако жь погоди на минуту. Я не хочу умирать невжею, забывши женское порученіе. Вотъ записка отъ премилосердой и преглупой супруги Вепря Арденскаго къ черноглазой ея племянниц. Я по глазамъ вижу, что ты охотно исполнишь мое порученіе. Еще одно слово: забылъ было сказать, что ты найдешь въ сдл моемъ кошелекъ, туго набитый золотыми монетами, которыя меня заставила начать дло, столь дорого мн ставшее. Возьми ихъ, он сторицею заплатятъ теб за гульдены, данные тобою этимъ бездльникамъ, я длаю тебя своимъ наслдникомъ.

— Я употреблю ихъ на добрыя дла и молитвы о успокоеніи души твоей.

— Не произноси боле етаго слова, вскричалъ Гайраддинъ и выраженіе лица его заставило Кентеня содрогнуться: — Души нтъ и не можетъ быть!

Пораженный ужасомъ, Дюрвардъ увидлъ ясно, что тщетно бы онъ сталъ объяснять Гайраддину возмездія будущей жизни. И по тому простился съ нимъ, Цыганъ же отвчалъ ему уклонкою головы, съ разсяннымъ и пасмурнымъ видомъ человка, погруженнаго въ мечтаніе, которое прерываютъ къ досад его. Кентень пошелъ въ лсъ и легко отыскалъ хижину, у которой былъ оставленъ Клепперъ.

Онъ свиснулъ и кликнулъ, и лошадь тотчасъ явилась. Но не вдругъ далась ему, а брыкала при каждомъ приближеніи чужаго. Наконецъ съ помощію знанія лошадей вообще, а можетъ быть и въ особенности привычекъ Клеппера, которому часто удивлялся во время путешествія своего съ Гайраддиномъ, Дюрвардъ усплъ завладть наслдствомъ, которое оставилъ ему Цыганъ.

Задолго до возвращенія Кентеня въ Перонну, Гайраддинъ отправился туда, гд предстояло испытаніе тщет его изуврства, испытаніе, ужасное для виновнаго, который не изъявилъ ни раскаянія за прошедшее, ни страха о будущемъ.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ.
Награда мужеству.

По приход въ Перонну, Кентонъ узналъ, что собранъ Государственный совтъ и слдствія етаго засданія должны были для него бытъ гораздо важне, нежели онъ могъ предполагать, ибо, хотя оно было составлено изъ людей, которые по сану своему не могли имть съ нимъ ни чего общаго, однако жъ необыкновенно подйствовало на судьбу его.

Король Людовикъ, позабавившись травлею посланника отъ Вильгельма Ла-Марка, не опустилъ ни какого случая воспользоваться возвращеніемъ дружбы, которую ето произшествіе казалось внушило Герцогу, и занялся принятіемъ отъ него совтовъ, можно бы сказать приказаній, на счетъ количества и качества солдатъ, съ которыми долженъ былъ слдовать за Герцогомъ Бургундскимъ, для вспоможенія въ войн противъ Литтихцевъ. Онъ ясно увидлъ по старанію Карла требовать только весьма малое число войска и по настоянію его, чтобы при немъ были знатнйшіе Французы, что ему боле хочется имть аманатовъ, нежели сподвижниковъ. Однако жь помня совты Аржантона, согласился на вс требованія Герцога, столь же спокойно, какъ бы дйствовалъ по собственному побужденію.

Но онъ не забылъ вознаградить себя за ето снисхожденіе, обративъ все свое мщеніе на Кардинала Ла-Бллю, чьи совты ршили его такъ много довриться Герцогу Бургундскому. Тристанъ отправленъ былъ съ повелніемъ о поход вспомогательнаго войска противъ Литтихцевъ, и сверхъ того ему приказано было отвезть Кардинала въ Лошскій замокъ и запереть его въ одну изъ тхъ желзныхъ клтокъ, которыхъ говорятъ онъ самъ былъ изобртателемъ.

— Онъ оцпитъ достоинство своего изобртенія, сказалъ Король, онъ служитель Церкви и мы не должны проливать кровь его, но, клянусь Пасхою! если отъ сихъ поръ впредь на десять лтъ Епископство его заключено въ тсныхъ предлахъ, то по крайней мр ограждено неприступными стнами.— Постарайся, чтобъ войска немедленно выступили.

Можетъ быть такимъ скорымъ снисхожденіемъ, Людовикъ надялся отклонить неприятнйшее для себя условіе, которое Герцогъ включилъ въ примиреніе. Но, если онъ питалъ ету надежду, то еще не хорошо зналъ правъ своего родственника, который, будучи самымъ упорнымъ человкомъ въ своихъ намреніяхъ, всего мене расположенъ былъ отказаться отъ того, чего однажды потребовалъ, мстя за вымышленную обиду.

Только что Людовикъ отправилъ нужныя приказанія о поход войска, которое должно было помогать Бургундцамъ, Герцогъ потребовалъ отъ него всенароднаго согласія на бракъ Герцога Орлеанскаго съ Изабеллой Круа. Король согласился съ тяжкимъ вздохомъ, только замтилъ, что прежде надобно увриться въ согласіи самаго Герцога Орлеанскаго.

— Етотъ обрядъ не былъ забытъ, отвчалъ Карлъ^, Кревкеръ говорилъ о томъ Орлеанскому, и странное дло! онъ такъ нечувствителенъ къ чести жениться на Королевской дочери, что предложеніе руки Графини Круа счелъ приятнйшимъ изъ даровъ, которые наилучшій отецъ могъ бы ему предложить.

— Онъ тмъ неблагодарне и виновне, сказалъ Король, но длайте, что вамъ угодно, любезный братецъ, сели успете получишь согласіе всхъ сторонъ.

— Объ етомъ не безпокойтесь, отвчалъ Герцогъ, и въ слдствіе того, черезъ нсколько минутъ посл етаго предложенія, потребовали къ обоимъ Государямъ Герцога Орлеанскаго и Графиню Круа, которая опять явилась въ сопровожденіи Графіиш Кревкеръ и Урсулинской Игуменьи. Герцогъ Бургундскій объявилъ имъ, что бракъ ихъ назначенъ мудростію обоихъ Государей, какъ залогъ впредь вчнаго мира между Фракціею и Бургупдіею. Людовикъ выслушалъ ето объявленіе, не возражая ничего, храня суровое молчаніе и живо чувствуя уменьшеніе своей власти.

Герцогъ Орлеанскій насилу могъ преодолть восторгъ, произведенный въ немъ стою встію и которому учтивость не позволяла ему предаваться при Людовик, одинъ страхъ, который онъ привыкъ чувствовать въ присутствіи Короля, могъ преодолть его желанія и онъ отвчалъ только, что долгъ повелваетъ ему соображаться съ назначеніемъ его Государя.

— Любезный братъ Орлеанскій, сказалъ Людовикъ очень важно, если я долженъ говорить въ столь неприятныхъ обстоятельствахъ, то не имю нужды напоминать теб, что отдавая справедливость твоимъ достоинствамъ, я назначилъ теб супругу въ собственномъ моемъ семейств, но, какъ нашъ Бургундской братецъ думаетъ, располагая иначе твоею рукою, всего врне упрочить миръ, который долженъ водвориться между его и моими владніями, то я слишкомъ дорожу етимъ миромъ, чтобы не принесть ему въ жертву моихъ желаніи и надеждъ.

Герцогъ Орлеанскій упалъ на колни и поцловалъ, на етотъ разъ съ искреннею привязанностію, руку Короля, который подалъ ее отворотившись. Онъ видлъ, а равно и вс свидтели етаго зрлища, что Король соглашается нехотя. Самъ Герцогъ Бургундскій нсколько смутился, а сердце Орлеанскаго забилось невольно радостью, освобождаясь такимъ образомъ отъ узъ, соединявшихъ его съ Принцессою Іоанною. Еслибъ онъ зналъ, какими проклятіями Король обременялъ его въ ету минуту и какое мщеніе уже готовилъ ему, то врно бы не сталъ слишкомъ щадить его чувствительность.

Тутъ Карлъ, обращаясь къ молодой Графин, грубымъ голосомъ объявилъ ей, что предположенный бракъ не терпитъ ни отлагательства, ни нершимости, прибавя къ етому, что онъ еще слишкомъ счастливое для нея слдствіе упорства, оказаннаго ею въ другомъ случа.

— Государь, сказала Изабелла, призвавъ на помощь все свое мужество, я знаю права Вашего Высочества, и покоряюсь имъ.

— Довольно! довольно! сказалъ Герцогъ, перерывая ее. Ваше Величество, продолжалъ онъ, обращаясь къ Людовику, ныншнимъ утромъ позабавились садкою вепря, неугодно ли Вамъ теперь на волчью травлю?

Молодая Графиня увидла необходимость вооружиться твердостію.— Ваше Высочество не хорошо поняли меня, сказала она застнчиво, по довольно громко и ршительно, чтобы заставить Герцога обратить на себя вниманіе, въ которомъ онъ врно бы отказалъ ей, предвидя нсколько содержаніе словъ ея.— Покорность, о которой я говорю, относится только къ землямъ и помстьямъ, пожалованнымъ предками Вашего Высочества моимъ предкамъ, я оставляю ихъ на произволъ дому Бургундскому, если мой повелитель полагаетъ, что неповиновеніе мое въ одномъ отношеніи длаетъ меня недостойною владть ими.

— Клянусь Св. Георгіемъ! вскричалъ Герцогъ, съ бшенствомъ топая ногою, безразсудная знаетъ ли съ кмъ она говоритъ?

— Государь, отвчала она съ твердостію, я знаю, что говорю съ моимъ повелителемъ и надюсь еще на его правосудіе. Если вы лишите меня помстьевъ, которыя щедрость вашихъ предковъ даровала моему семейству, то расторгнете узы, привязывающія меня къ вамъ. Не вы даровали мн ето смиренное и гонимое тло и душу, его оживляющую, я хочу посвятить ихъ Богу, въ монастыр Урсулинскомъ и жить тамъ подъ надзоромъ етой Святой Игуменьи.

Гнвъ Герцога вышелъ изъ предловъ, а изумленіе его можно бы сравнить только съ изумленіемъ сокола, который увидлъ бы, что голубь хочетъ ему противиться.

— А Святая Игуменья разв приметъ тебя безъ приданаго? спросилъ онъ съ презрительною насмшкою.

— Если такимъ приемомъ она сперва введетъ въ убытокъ свою обитель, отвчала Изабелла, я надюсь, что еще осталось довольно милосердіи въ благородныхъ друзьяхъ моего семейства и они не оставятъ безъ помощи сироту, послднюю отрасль дома Круа, которая хочетъ посвятить себя Богу.

— Неправда! вскричалъ Герцогъ, ты етимъ хочешь прикрыть какую-нибудь тайную и недостойную страсть. Герцогъ Орлеанскій, она будетъ ваша, хотя бы мн должно было собственноручно тащить ее къ олтарю.

Графиня Кревкеръ, женщина высокаго духа, надясь на достоинства своего мужа и на уваженіе Герцога къ нему, не могла молчать доле.— Государь, сказала она, вашъ гнвъ внушаетъ вамъ слова, недостойныя васъ. Сила не можетъ располагать рукою благородной двушки.

— И Христіанскому владтелю, прибанила Игуменья, не прилично противиться желанію набожной души, которая, утомясь житейскими заботами и гоненіями, хочетъ отдохнуть въ лон Бога.

— И братъ Орлеанскій, сказалъ Дюнуа, не можетъ съ честью согласиться на бракъ съ женщиною, которая при всхъ отъ него отрекается.

— Если бъ мн дали нисколько времени, сказалъ Орлеанскій, на котораго прелести Изабеллы сильно подйствовала, то я постарался бы представить прекрасной Графин мои исканія въ лучшемъ вид.

— Государь, сказала Изабелла, получившая новую бодрость отъ всего, ею слышаннаго, ета отсрочка была бы совершенно безполезна, я ршилась отказаться отъ етаго союза, хотя онъ весьма превышаетъ мои достоинства.

— А мн, сказалъ Герцогъ Бургундскій, нкогда дожидаться перемны ея причудъ съ первою перемною луны. Герцогъ Орлеанскій, она черезъ часъ испытаетъ, что необходимо должна повиноваться.

— Но я не воспользуюсь этимъ, Государь, отвчалъ Принцъ, чувствуя, что честь не позволяетъ ему пользоваться упорствомъ Герцога. Довольно одного ршительнаго и всенароднаго отказа для Французскаго Принца, посл етаго ему не льзя ничего требовать.

Герцогъ бросилъ гнвный взглядъ сперва на Орлеанскаго, потомъ на Людовика, и видя на лиц сего послдняго тайную радость, которой Король не смотря на вс свои старанія, не могъ совершенно скрыть, онъ вполн предался своему бшенству.

— Пиши, вскричалъ онъ, обращаясь къ секретарю совта, пиши нашъ приговоръ о лишеніи помстьевъ и заключеніи етой мятежной и дерзской вассалки. Пусть будетъ она помщена въ рабочій домъ, въ обществ Съ тми, которыя безпорядочною жизнію сдлались ея соперницами въ безстыдств.

Общій ропотъ послышался въ собраніи.

— Государь, сказалъ Графъ Кревкеръ, взявшись говорить за всхъ, такое приказаніе требуешь боле размышленія. Мы, ваши врные вассалы, не можемъ допустить такого униженія Бургундскаго дворянства и рыцарства. Если Графиня виновна, пусть она будетъ наказана, но наказана приличне своему и нашему званію, и не срамя насъ, ибо мы связаны съ ея домомъ узами родства и дружбы.

Герцогъ молчалъ съ минуту, глядя прямо въ глаза произнесшему ет слова, подобно быку, котораго проводникъ принуждаетъ своротить съ избранной имъ дороги и которой не можетъ ршить: повиноваться ему, или поднять дерзскаго на рога.

Однако жь осторожность превозмогла бшенство. Герцогъ увидлъ, что чувства, выраженныя Кревкеромъ, одушевляли всхъ его совтниковъ, онъ побоялся, чтобы Людовикъ не воспользовался неудовольствіемъ его вассаловъ, и можетъ быть, будучи боле вспыльчивъ., нежели золъ, самъ устыдился буйной своей горячности.

— Ты правъ, Кревкеръ, сказалъ онъ, я слишкомъ поторопился. Судьба ея ршена будетъ по законамъ Рыцарства, ея побгъ во владнія Короля Людовика былъ поводомъ къ убіенію Епископа Литтихскаго: каратель етаго преступленія, тотъ кто принесетъ намъ голову Вепря Арденскаго, получитъ отъ насъ въ награду ея руку, а въ случа упорства, вс ея владнія, и мы оставимъ на произволъ его великодушію назначеніе ей суммы, какую онъ почтетъ достаточною для приема ея въ монастырь.

— Государь, сказала Изабелла, вспомните, что я дочь стараго друга, врнаго и храбраго слуги вашего, Графа Рейнольда! Неужьли вы хотите, чтобъ я была наградою того, кто лучше всхъ владетъ саблею?

— Рука твоей бабки была приобртена въ турнир, отвчалъ Герцогъ, а за тебя будетъ настоящее сраженіе. Только, уважая память Графа Рейнольда, мы хотимъ, чтобъ мужъ твой былъ дворянинъ и пользовался добрымъ именемъ. Но кто бы ни былъ побдителемъ Вильгельма Ла-Марка, хотя самый бднйшій воинъ, онъ по крайней мр будетъ въ прав располагать твоею рукою, клянусь въ томъ Св. Георгіемъ, Герцогскою короною и моимъ орденомъ. Ну, Господа, продолжалъ онъ, обращаясь къ своимъ совтникамъ, надюсь, что ето сообразно съ законами Рыцарства?

Возраженія Изабеллы были заглушены восклицаніями общаго согласія, и громче всхъ раздался голосъ стараго Лорда Кравфорда, которой жаллъ, что старость не позволяетъ ему сражаться для полученія столь прекрасной награды. Герцогъ доволенъ былъ общимъ одобреніемъ и гнвъ его началъ укрощаться, подобно рк, которая по разлитіи ложится въ прежніе берега.

— А мы, уже надленные подругами, сказалъ Кревкеръ, неужьли осуждены быть просто зрителями етой славной борьбы? Мн честь того не позволяетъ, я произнесъ обтъ и долженъ исполнить его надъ етимъ звремъ съ окровавленными клыками и щетинистою бородою, надъ этимъ извергомъ Ла-Маркомъ.

— Ну чтожь? смле, Кревкеръ! сказалъ Герцогъ, бейся изо всей мочи, заслужи се и если самъ не можешь жениться, располагай ею, какъ хочешь, уступи ее племяннику своему, Графу Стефану.

— Благодарю васъ, Государь, отвчалъ Кревкеръ. Я изо всей силы буду стараться въ сраженіи и если успю съхать и одолть Вепря, Стефанъ увидитъ, можетъ ли его краснорчіе восторжествовать надъ почтенною Игуменьей.

— Надюсь, сказалъ Дюнуа, что Французскимъ Рыцарямъ не запрещается оспоривать столь прекрасную награду.

— Разумется нтъ, храбрый Дюнуа, возразилъ Герцогъ, хотя для удовольствія видть ваши старанія. Я охотно соглашаюсь выдать Графиню Изабеллу за Француза. Только, прибавилъ онъ, Графъ Круа долженъ сдлаться вассаломъ Бургундіи.

— Етаго довольно, вскричалъ Дюнуа, полоса незаконности на щит моемъ никогда не будетъ увнчана короною Графа Круа. Я хочу жить и умереть Французомъ, не отрекаясь отъ владній, все могу сразиться за даму.

Рубецъ не осмлился возвысить голоса въ такомъ собраніи, по проворчалъ про себя: — Ну, Сондерсъ Суплежавъ, вспомни о своемъ общаніи. Ты всегда говорилъ, что нашъ домъ поднимется женитьбою, никогда не найдешь лучшаго случая для сдержанія слова.

— Обо мн ни кто и не думаетъ, сказалъ Хвастунъ, а я боле всхъ васъ увренъ въ полученіи награды.

— Ты правъ, мудрый другъ мой, сказалъ Людовикъ, когда дло идетъ объ женщин, то глупйшему чаще удается.

Въ то время, какъ Государи и Вельможи такъ шутили надъ участію Изабеллы, Игуменья и Графиня Кревкеръ, сопровождавшія се, напрасно старались ее утшить. Первая говорила, что Богъ не попуститъ отвратить ее отъ намренія посвятить себя Его служенію въ обители Св. Урсулы. Вторая искала боле свтскихъ утшеній, говоря, что ни одинъ изъ Рыцарей, достойныхъ етаго имени, успвши въ дл, съ которымъ Герцогъ связалъ полученіе ея руки и помстьевъ, не воспользуется своимъ успхомъ вопреки ея склонности, и даже прибавила, что можетъ быть счастливый побдитель ей понравится и найдетъ средство побудить ее къ повиновенію.

Любовь, подобно отчаянію, хватается за соломенку, какъ ни слаба и неопредленна была надежда, заключенная въ сихъ словахъ, однако жь слушая ихъ Изабелла стала плакать уже не такъ горько.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ.
Нападеніе

Чрезъ нсколько дней Людовикъ, съ улыбкою насытившагося мщенія, получилъ извстіе, что любимый совтникъ его, Кардиналъ Ла-Балю, стенаетъ въ желзной клтк, устроенной такъ, что ему не льзя было ни стать, ни протянуться, и гд онъ пробылъ, скажемъ мимоходомъ, около двенадцати лтъ.

Вспомогательныя войска, которыхъ требовалъ отъ него Герцогъ, пришли и хотя не могли бы противостать Бургундской арміи, если бы Королю того захотлось, однако жъ по крайней мр были достаточны для охраненія его особы, и эта мысль, подавала ему нкоторое утшеніе, съ другой стороны онъ могъ опять стараться о брак Герцога Орлеанскаго, съ своею дочерью, и хотя чувствовалъ, какъ обидно ему съ благороднйшими Перами своими служить подъ знаменами вассала и противъ народа, которому прежде покровительствовалъ, однако жь онъ мало позаботился объ этомъ обстоятельств, надясь когда-нибудь заплатить тмъ же, и потому сказалъ врному своему Оливье, что въ игр можно случайно взять одну взятку, но одно терпніе и опытность могутъ ршить весь выигрышъ.

Предаваясь такимъ размышленіямъ, Людовикъ, въ одинъ прекрасный лтній день, слъ на лошадь, и не заботясь о томъ, что его скоре сочтутъ сопровождающимъ торжество побдителя, нежели независимымъ Государемъ, онъ съ своею стражею и Рыцарями, выхалъ изъ Перонны, дабы соединиться съ Бургундскою арміею, идущею къ Литтиху.

Множество знатныхъ дамъ, бывшихъ тогда въ Перонн, сидли на стнахъ города, и въ самыхъ блестящихъ нарядахъ смотрли на проходящихъ воиновъ. Графиня Кревкеръ привела туда Изабеллу, которая пошла не хотя, но Карлъ веллъ, чтобы награда, общанная побдителю, непремнно показалась Рыцарямъ, стремящимся на бой.

Во время ихъ прозда видны были многіе щиты и знамена съ новыми девизами, означающими ршимость многихъ Рыцарей заслуживать столь прекрасную награду. Здсь изображенъ былъ копь, устремившійся на ристалище, тамъ стрла, летящая къ цли, у одного Рыцаря на щит было сердце, пронзенное стрлою для означенія его страсти, у другаго мертвая голова и лавровой внокъ, показывающіе его ршимость побдить, или умереть. Долго было бы описывать вс эти девизы, и нкоторые были такъ сложны и темпы, что поставили бы въ тупикъ искуснйшаго толкователя. Можно также догадаться, что каждый Рыцарь заставлялъ коня своего длать самые ловкіе прыжки и какъ можно приятне сидлъ въ сдл, прозжая мимо етаго прекраснаго цвтника дамъ и двушекъ, поощрявшихъ ихъ мужество привтными улыбками, или маханіемъ покрывалъ и платковъ. Стрлки Шотландской гвардіи, взятые на отборъ изъ цвта Шотландцевъ, особенно привлекали взоры и похвалы своимъ бодрымъ видомъ и великолпною одеждою.

Одинъ изъ стихъ чужеземцевъ ршился даже оказать особенное вниманіе Графин Изабелл и доказать свое знакомство съ нею, чего не смли сдлать благороднйшіе изъ Французскихъ Рыцарей. Кентень Дюрвардъ, прозжая мимо Графини, почтительно подалъ ей на конц копья своего письмо ея тетки, полученное отъ Гайраддина.

— Клянусь честью, вскричалъ Графъ Кревкгръ, я не видывалъ ничего подобнаго дерзости етаго недостойнаго бродяги!

— Не называйте его этимъ именемъ, Кревкеръ, сказалъ Дюнуа, я очень могу засвидтельствовать о его храбрости, и онъ доказалъ се въ пользу етой дамы.

— Сколько словъ объ бездлиц! сказала Изабелла, покраснвъ отъ стыда и негодованія, ето письмо отъ несчастной тетки моей, она пишетъ весело, хотя ея положеніе должно быть ужасно.

— Посмотримъ, посмотримъ, сказалъ Кревкеръ, сообщите намъ слова жены Вепря.

Графиня Изабелла прочла письмо, въ которомъ тетка ея, казалось, хотла представить невыгодной торгъ въ самомъ лучшемъ вид и оправдать неприличную поспшность своего замужства тмъ, что она имла счастіе выдти за одного изъ храбрйшихъ людей того времени, который мужествомъ приобрлъ себ владніе. Она заклинала племянницу не судить о ея Вильгельм по слухамъ, но дождаться личнаго съ нимъ знакомства. Конечно онъ имлъ пороки, но пороки общіе съ людьми, которыхъ она всегда очень уважала. Онъ любилъ вино: храбрый Годфридъ, одинъ изъ ихъ предковъ, не мене любилъ его, имлъ нравъ нсколько буйный и кровожадный: таковъ былъ отецъ Изабеллы, блаженной памяти Графъ Рейнольдъ, онъ грубъ въ обращеніи: разв не вс Нмцы таковы? Немного своенравенъ и повелителенъ: разв не вс мущины любятъ повелвать? Ет оправдательныя сравненья продолжались дале, а въ конц она приглашала Изабеллу съ помощію подателя письма стараться избавиться отъ власти тиранна Бургундскаго и отправиться ко двору любящей ее родственницы въ Литтихъ, гд небольшія затрудненія, могущія возникнуть насчетъ взаимныхъ правъ ихъ на Графство Круа, легко истребятся бракомъ Изабеллы съ Карломъ Еберсономъ, который, правда, моложе будущей своей супруги, но ето неравенство лтъ, но мннію, а можетъ быть и по собственному опыту Графини Амелины, не такъ неприятно, какъ Изабелла могла воображать….

Тутъ она перестала читать, ибо Игуменья замтила, что неприлично долго заниматься суетами житейскими, а Графъ Кревкеръ вскричалъ: — Чортъ бы побралъ лживую колдунью! Ея письмо похоже на запачканную приманку въ мышеловк. Ето разъ чортъ побери старую лгунью!

Графиня Кревкеръ съ важностію осудила мужа за восклицаніе, которое казалось ей слишкомъ жестокимъ.— Можетъ быть, сказала она, Ла-Маркъ обманулъ Графиню Амелину притворною учтивостію.

— Ему притвориться учтивымъ! вскричалъ Графъ. Нтъ, нтъ, я на етотъ счетъ не обвиню его въ притворств. Учтивость! скоре можно бы ожидать се отъ настоящаго Вепря. Все равно бы стараться покрыть листовымъ золотомъ старое желзо заржавленной рогатки. Нтъ, говорятъ вамъ, не смотря на всю простоту свою, она не такъ глупа, чтобы влюбиться въ лисицу, ее схватившую, да еще и въ ея берлог. Но вы женщины вс похожи другъ на друга: вамъ нужно только нсколько ласковыхъ словъ. И смю сказать, что прекрасная моя родственница смертельно хочетъ отправиться къ тетушк въ этотъ сумасшедшій домъ и выдти за Вепренка.

— Я не только неспособна къ такой глупости, сказала Изабелла, но вдвойн желаю казни убійц добраго Епископа, чтобы моя тетка избавилась отъ власти изверга.

— Я узнаю голосъ Графини Круа, сказалъ Кревкеръ,— и объ письм не упоминали боле.

Но не худо замтишь, что Изабелла, читая друзьямъ своимъ посланіе тетки, не почла нужнымъ сообщить имъ приписку, въ которой Графиня Амелина, какъ настоящая женщина, отдавала ей отчетъ въ своихъ занятіяхъ, говоря, что теперь остановилась вышивать мужу своему богатое верхнее платье, съ соединенными гербами домовъ Круа и Ла-Марка, ибо ея Вильгельмъ ршился, по какой-то политической причин, надть свое платье и гербы на нкоторыхъ изъ своихъ воиновъ, въ первомъ сраженіи, а самъ наднетъ гербъ дома Орлеанскаго съ полосою незаконности, другими словами гербъ Дюнуа. Въ письмо также подложили маленькую записочку, которой содержаніе она не почла нужнымъ разсказывать, она заключалась въ сихъ немногихъ словахъ написанныхъ другимъ почеркомъ: — Если скоро слава не скажетъ вамъ обо мн, заключите изъ того, что я умеръ, но смертію, достойною васъ.

Мысль, которую до тхъ поръ она отвергала, какъ несбыточную, представилась тогда Изабелл съ новою силою. А какъ женской умъ рдко не находитъ средства исполнить свое намреніе, она такъ хорошо все устроила, что до совершеннаго выступленія войскъ Дюрвардъ получилъ отъ незнакомой руки письмо Графини Амелины, съ тремя крестами, отмченными противъ приписки, дабы обратить на нее его вниманіе и прибавленіемъ слдующихъ словъ:— Кто не побоялся герба Дюну а, когда онъ блестлъ на груди храбраго воина, которому законно принадлежитъ, не можетъ устрашиться, увидя его на груди мучителя и похитителя.

Молодой Шотландецъ тысячу разъ цловалъ и прижималъ къ сердцу етотъ полезный совтъ, ибо онъ указывалъ ему стезю, на которой любовь и честь общали награду, и открывалъ средство, никому неизвстное, узнать того, чья смерть одна могла оживить его надежды, и потому онъ благоразумно ршился хранить эту тайну.

Однако жь онъ видлъ необходимость поступить со всмъ иначе съ извстіемъ, принесеннымъ Гайраддиномъ, ибо предполагаемая Ла-Маркомъ вылазка могла истребить все осаждающее войско, если бы не открыли его хитрости, такъ трудно было по неправильности тогдашней войны, оправиться отъ ночнаго нападенія. Размысливъ хорошенько о принятомъ уже имъ намреніи извстить объ етой хитрости, онъ ршился сверхъ того открыть ее лично и вдругъ обоимъ Государямъ, можетъ быть опасаясь, что Людовикъ, узнавъ одинъ столь тонкую и хорошо подготовленную хитрость, почувствуетъ слишкомъ сильное поползновеніе помогать исполненію, а не препятствовать оному. И потому онъ ршился дождаться для открытія тайны, когда Людовикъ и Карлъ будутъ вмст, а такой случай могъ замедлиться, ибо ни который изъ нихъ не имлъ особенной страсти къ принужденію, налагаемому сообществомъ другаго.

Между тмъ соединенное войско продолжало свое шествіе и скоро вступило во владнія Литтихскія. Тамъ Бургундскіе воины, или по крайней мр нкоторые изъ нихъ, составляющіе дружины, прозванные живодерами, оказали себя достойными етаго почетнаго прозванія, жестоко обращаясь съ поселянами, подъ предлогомъ мщенія за кончину Епископа. Такое обращеніе весьма повредило пользамъ Карла, ибо утшенные поселяне, которые могли бы оставаться неутральными, вооружились для своей защиты, тревожили его шествіе, нападали на отряды, отдаляющіеся отъ главнаго войска, и наконецъ, отступивъ къ Литтиху, увеличили число тхъ, которые ршились защищать етотъ городъ съ отчаяннымъ мужествомъ. Напротивъ Французы, будучи малочисленны и составляя отборнйшее войско, по отходили отъ своихъ знаменъ, сообразно съ повелніями Короля, и наблюдали строжайшій порядокъ, ета противоположность умножала подозрнія Карла, который невольно замтилъ, что они боле похожи на друзей Литтиха, нежели на союзниковъ Бургундіи.

Наконецъ соединенное войско, не встртивъ никакого важнаго сопротивленія, вступило въ богатую долину Мааса, по близости большаго и многолюднаго города Литтиха. Тутъ увидли, что замокъ Шонвальдъ срытъ, и узнали, что Вильгельмъ Ла-Маркъ, замняющій вс добродтели нкоторыми воинскими дарованіями, собравъ вс силы свои въ городъ, ршился избгать встрчи въ пол съ войсками Франціи и Бургундіи. Но вскор испытали, какъ опасно нападать на большой городъ, хотя открытой, когда жители ршились упорно защищаться.

Такъ, какъ стны Литтихскіе во многихъ мстахъ были срыты, или пробиты широкими проломами, то Бургундцы, составляющіе переднюю стражу, вообразили, что ничто не можетъ имъ воспрепятствовать войти въ городъ. И потому они безо всякой предосторожности вступили въ одно изъ предмстій, съ громкими восклицаніями: — Бургундія! Бургундія!— Бей! Бей!— Все здсь наше!— Вспомните о Людовик Бурбон!— Но поелику они шли безпорядочно по узкимъ улицамъ и разсыпались для грабежа, внезапно изъ города выскочилъ многочисленный отрядъ жителей, напалъ на нихъ съ бшенствомъ и многихъ побилъ. Ла-Маркъ воспользовался даже стнными проломами, что бы защитники города могли выступить на разныхъ точкахъ, и его отряды, вступивъ съ разныхъ сторонъ въ предмстіе, напали на неприятелей съ переди, съ боковъ и съ тыла. Бургундцы, изумленные такимъ стремительнымъ нападеніемъ и числомъ враговъ, которые, казалось, размножались, едва стали защищаться, а наступившая ночь увеличила смятеніе.

Узнавъ объ етомъ, Герцогъ пришелъ въ изступленіе бшенства, которое ни чуть не укротилось предложеніемъ Короля Людовика послать Французское войско на выручку передней стражи. Сухо отвергнувъ ето предложеніе, онъ собирался лично выхать съ своими тлохранителями, по Кревкеръ и Имберкуръ упросили его возложить на нихъ ето порученіе, и отправясь врознь къ мсту дйствія, но въ большемъ порядк и сохраняя возможность помогать другъ другу, ети знаменитые военачальники успли отразишь Литтицевъ и выручить переднюю стражу, которая, по считая плнныхъ, потеряла около восьми сотъ человкъ.

Однако же плнниковъ осталось не много, ибо Имберкуръ, овладвъ предмстіемъ, освободилъ большую часть: онъ поставилъ крпкой караулъ противъ города, отдленнаго открытымъ пространствомъ въ семь сотъ, или восемь сотъ шаговъ, ето пространство составляло площадку, на которой сломаны были вс домы, могущіе вредить оборон города. Между Литтихомъ и предмстіемъ не было рва, ибо каменистая почва не допустила вырыть онаго. противъ предмстія были ворота, изъ которыхъ можно было длать вылазки, равно, какъ и изъ двухъ ближнихъ проломовъ, принадлежащихъ къ числу тхъ, которые Герцогъ пробилъ посл Сен-Тронскаго сраженія и которые задлали просто деревяннымъ тыномъ. Имберкуръ веллъ навести дв пушки на ворота и по стольку же на проломы, для удержанія тхъ, которые захотли бы выдти изъ города, а потомъ возвратился къ войску, которое нашелъ въ величайшемъ смятеніи.

Среднее войско и многочисленная задняя стража Герцога, продолжали подвигаться впередъ, между тмъ, какъ отраженная передняя стража отступала въ безпорядк и поспшно. Бгущіе столкнулись съ передовыми полками и произвели между ими смятеніе, распространившееся изъ строя въ строй. Отсутствіе Имберкура, исполнявшаго должность ныншняго Генералъ-Квартирмейстера, увеличило безпорядокъ, а для довершенія онаго ночь была темна, какъ волчья пасть, пошелъ сильной дождь, а почва, на которой осаждающіе непремнно должны были остановиться, была болотиста и изрыта многими каналами.

Не возможно вообразить смятенія, господствующаго въ Бургундскомъ войск. Начальники не узнавали боле своихъ воиновъ, которые оставляя знамена, искали убжища везд, гд могли найти его. Бгущіе, изнуренные усталостію и по большей части раненые, тщетно просили помощи, задняя стража, не зная о случившемся бдствіи, прибгала ускореннымъ ходомъ и мшалась съ разстроеннымъ главнымъ войскомъ, боясь опоздать на разграбленіе города, которое считала уже начавшимся къ общей радости.

Имберкуръ увидлъ, что ему предстоитъ дло трудное и оно было еще отравлено гнвомъ, которому предался Герцогъ, не обращая никакого вниманія на гораздо важнйшую обязанность, имъ недавно исполненную. Все терпніе храбраго Рыцаря не могло устоять противъ такихъ несправедливыхъ упрековъ.

— Но вашему повелнію, сказалъ онъ, я здилъ на помощь передней страж, я оставилъ войско на попеченіе Вашего Высочества, и выполнивъ свое порученіе, нахожу все въ такомъ безпорядк, то передняя стража, среднее войско, задняя стража, все перемшано.

— Тмъ боле мы похожи на боченокъ съ сельдями, сказалъ Хвастунъ, а ето сравненіе приличне всего Фламандскому войску.

Острота любимаго шута разсмшила Герцога и остановила дальнйшій споръ съ Рыцаремъ.

Овладли загороднымъ домомъ богатаго Литтихца, всхъ выгнали оттуда и Герцогъ избралъ его своею главною квартирою. Имберкуръ и Кревкеръ поставили вблизи караулъ, состоящій человкъ изъ сорока копенщиковъ, которые, сломавъ нсколько наружныхъ принадлежностей дома, развели большой огонь.

Не много лве, между этимъ домомъ и предмстіемъ, какъ мы уже сказали, лежащимъ противъ городскихъ воротъ и занятымъ переднею стражею Бургундскаго войска, былъ другой загородный домъ, окруженный дворомъ и садомъ, съ двумя или тремя задними двориками. Его избралъ главною квартирою своею Король Французскій. Онъ не хвастался воинскими познаніями, но ихъ замняла необыкновенная его смшливость и врожденное равнодушіе къ опасности. Людовикъ и знатнйшіе изъ сопровождавшихъ его расположились въ этомъ дом. Часть стрлковъ Шотландской гвардіи помстили на двор, гд нкоторыя строенія могли служить казармами, а остальные стали на бивакахъ въ саду. Прочія Французскія войска были разставлены по близости, въ порядк, и учреждены передовые караулы для извщенія о нападеніи.

Дюнуа и Кравфордъ, съ помощію нкоторыхъ старыхъ офицеровъ, между коими Рубецъ отличался дятельностію, успли, сломавъ стны, прорзавъ заборы, засыпавъ рвы, упрочить легкое сообщеніе между разными отрядами такъ, чтобы они могли въ случа нужды соединиться безъ труда и въ порядк.

Между тмъ Людовикъ почелъ нужнымъ запросто отправиться въ главную квартиру Герцога Бургундскаго, чтобы узнать какъ онъ располагаетъ дйствовать и какой помощи: ожидаетъ отъ него. Его прибытіе заставило собрать военный совтъ, о которомъ Карлъ можетъ быть безъ того бы и не подумалъ. Въ этотъ-то совтъ попросился Кентень Дюрвардъ и настоятельно, какъ бы имя нчто важное сообщишь двумъ Государямъ. Его съ большимъ трудомъ допустили въ залу, совта, и Людовика весьма удивили спокойствіе и ясность, съ которыми изложилъ онъ намреніе Вильгельма Ла-Марка сдлать ночную вылазку противъ осаждающихъ, съ Французскими знаменами и переодтыми воинами. Конечно Людовику было бы приятне, если бы такую важную чсть сообщили ему одному, но какъ ее объявили при всхъ, то онъ сказалъ только, что такое донесеніе, справедливое, или ложное, заслуживаетъ вниманіе.

— Ни сколько, сказалъ Герцогъ небрежно, ни сколько. Если бъ-такое намреніе было справедливо, то врно мн сообщилъ бы его не стрлокъ шотландской гвардіи.— Чтобы ни было, любезный братецъ, отвчалъ Людовикъ, я прошу васъ и вашихъ военачальниковъ замтить, что для предупрежденія весьма неприятныхъ послдствій, могущихъ-произойти отъ такого нападенія, я прикажу всмъ моимъ солдатамъ повязать блые шарфы на руки. Дюнуа, ступай немедленно, исполни ето приказаніе, разумется, если оно одобрено будетъ любезнымъ братцомъ, нашимъ начальникомъ.

— Я не могу сдлать никакого возраженія, сказалъ Герцогъ, если Французскіе Рыцари хотятъ быть прозваны Рыцарями рубашечнаго рукава.

— Ето прозвище не совсмъ будетъ неприлично, другъ мой Карлъ, сказалъ Хвастунъ, ибо женщина должна быть наградою храбрйшаго.

— Дло, умница, сказалъ Людовикъ. Прощайте, любезный братецъ, я пойду надвать оружіе, но, кстати, если я самъ заслужу Графиню, что вы тогда скажете?

— Что въ такомъ случа, отвчалъ Герцогъ измнившимся голосомъ, Ваше Величество должны будете сдлаться настоящимъ Фламандцемъ.

— Я не могу, возразилъ Король съ выраженіемъ совершенной довренности, быть Фламандцемъ боле теперешняго. Только мн бы хотлось, чтобы вы хорошенько въ томъ уврились.

Герцогъ отвчалъ только пожелавъ Королю покойной ночи, голосомъ, похожимъ на ржаніе дикой лошади, отвергающей ласки всадника, который хочетъ на нее ссть и старается усмирить.

— Я могъ бы простить ему его двуличіе, сказалъ Герцогъ Кревкеру по выход Короля- но не прощаю, что онъ считаетъ меня довольно глупымъ, чтобы врить его увреніямъ.

Людовикъ, по возвращеніи въ свою главную квартиру, также удостоилъ Оливье своей довренности.

— Этотъ Шотландецъ, сказалъ онъ ему, такая смсь тонкости и простоты, что я не знаю куда двать его. Какая непростительная глупость разгласить намреніе честнаго Ла-Марка въ присутствіи Карла, Кревкера и всхъ стихъ Бургундцевъ, вмсто того, чтобы шепнуть мн объ етомъ на ушко, дабы по крайней мр оставить мн свободу помогать или противиться!

— Гораздо лучше, Государь, что дло обошлось такъ, отвчалъ Оливье. У нась въ войск много такихъ людей, которые не ршились бы безъ причины напасть на Бургундцевъ и не стали бы помогать Ла-Марку.

— Ты правъ, Оливье, сказалъ Король, на свт есть такіе дураки, а время не позволяетъ намъ успокоить ихъ совсть-хотя маленькимъ приемомъ собственной пользы. Мы должны быть врными и неложными союзниками Бургундіи, по крайней мр въ ету минуту. Будущее можетъ представишь намъ какой нибудь оборотъ повыгодне, прикажи всмъ стоять подъ ружьемъ и въ случа нужды также сильно нападать на тхъ, которые будутъ кричать Франція и Монжуа Сен-Дени, какъ если бы они кричали: преисподняя и сатана. Я самъ не сниму вооруженія во всю ночь. Пусть Кравфордъ поставитъ Кентеня Дюрварда часовымъ къ самому городу, справедливость требуетъ, чтобъ онъ первый воспользовался своимъ увдомленіемъ. Если ему посчастливится остаться въ живыхъ, тмъ боле славы. Но особенно, Оливье, какъ можно старайся о безопасности Марція Галеотти, оставь его въ задней страж, тамъ гд бы его никакъ не могли достать. Онъ самъ слишкомъ любитъ подвергать жизнь свою и пожалуй по глупости еще захочетъ быть вмст воиномъ и философомъ, позаботься обо всемъ етомъ, Оливье, и прощай. Св. Мартынъ Турскій да охранитъ меня во время сна.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.
Вылазка.

Глубокое молчаніе скоро воцарилось въ большемъ войск, собранномъ подъ стнами Литтиха. Нсколько времени крики солдатъ, повторяющихъ свои лозунги и пробирающихся къ своимъ знаменамъ, раздавались подобно лаю собакъ, потерявшихъ хозяина. Но наконецъ, изнуренные дневными трудами, они пристали къ приютамъ, которые могли найти, а не нашедшіе себ никакого пристанища улеглись около стнъ, заборовъ, везд гд можно было укрыться отъ погоды, и заснули отъ усталости, въ ожиданіи утра, котораго многіе изъ нихъ никогда не должны были видть. Сонъ сомкнулъ вс глаза въ лагер, за исключеніемъ караульныхъ, стоящихъ у главныхъ квартиръ Короля и Герцога.

Опасенія и надежды завтрашняго дня, даже мечтанія о слав, произведенныя во многихъ молодыхъ вельможахъ мыслію о важной наград, общанной мстителю смерти Епископа Литтихскаго, уступили усталости и сну. Но таково было положеніе Кентеня Дюрварда. Увренность, что одинъ можетъ разпознать Ла-Марка въ сраженіи, счастливое предзнаменованіе, которое могъ извлечь изъ увдомленія Изабеллы, мысль, что Фортуна поставила его въ опасное положеніе, котораго развязка, хотя неврная, могла быть для него самымъ блестящимъ торжествомъ,— вовсе отдалили отъ него желаніе сна и вооружили его неутомимою крпостію.

Поставленный, по особому повелнію Короля, на самомъ передовомъ караул между лагеремъ и городомъ, вправо отъ предмстій, о которомъ мы уже говорили, онъ желалъ бы пронзить взоромъ мраки, скрывавшіе отъ него стны Лит тиха, уши его внимательно прислушивались къ малйшемушуму, который означалъ бы какое-нибудь движеніе въ осажденномъ город. Но вс городскія часы пробили уже три часа по полуночи, и не е еще было тихо и безмолвно, какъ могила.

Наконецъ, когда ужъ онъ начиналъ думать, что назначенная вылазка будетъ только на разсвт и радовался, что легче разглядитъ полосу незаконности, проходящую чрезъ лиліи герба Дюнуа, ему послышался въ город шумъ, подобный жужжанью пчелъ, встревоженныхъ въ уль и готовящихся къ оборон. Онъ удвоилъ вниманіе: шумъ продолжался, по все такъ глухо и слабо, что могъ происходить просто отъ втра, колеблющаго втви деревьевъ рощицы, стоящей не далеко, ила отъ журчанія какого нибудь ручья, вздувшагося отъ вчерашняго дождя, и впадающаго въ Маасъ стремительне обыкновеннаго. Ет размышленія помшали Кентеню сдлать тревогу, ибо неврная тревога была бы величайшею ошибкою. Но слыша, что шумъ мало по малу увеличивается и какъ будто приближается къ предмстью и къ его мсту, онъ почелъ долгомъ отступить къ небольшому отряду стрлковъ, данныхъ ему на помощь подъ начальствомъ дяди. Мене нежели въ секунду, вс были ужь на ногахъ, наблюдая всевозможное молчаніе, а немного спустя, Лордъ Кранфордъ уже предводительствовалъ ими. Онъ отправилъ стрлка извстишь Короля и окружающихъ его, а самъ съ маленькимъ своимъ отрядомъ отступилъ нсколько отъ разведеннаго огня, чтобы ихъ tie примтили при свт онаго. Наконецъ смшанный шумъ, дотол ими Слышанный и какъ будто приближавшійся къ нимъ, вдругъ прекратился и былъ замненъ другимъ, явно показывающимъ далекое шествіе многочисленнйшей толпы къ предмстію.

— Ети лнтяи Бургундцы заснули, на караулахъ, сказалъ Кравфордъ тихо, ступай въ предмстіе, Кунингамь, подними етихъ глупыхъ быковъ.

— Сдлай кругъ назадъ, чтобы туда прохать, сказалъ Кентень, или меня уши чудно обманули, или первый отрядъ, который мы слышали, сталъ между нами и предмстіемъ.

— Хорошо сказано, Кентень, хорошо сказано, храбрый молодецъ, сказалъ Кранфордъ, ты воинъ не по лтамъ. Первые остановились только въ ожиданіи другихъ, а желалъ бы поврне знать, гд они.

— Я постараюсь оглядть ихъ, Милордъ, и ворочусь къ вамъ съ донесеніемъ.

— Ступай, сынъ мой, ступай, у тебя хорошія уши, хорошіе глаза и много доброй воли, но будь остороженъ: мн бы не хотлось задаромъ потерять тебя.

Кентень съ заряженною пищалью похалъ осторожно по мсту, которое высмотрлъ вчерашними сумерками, и уврился. не только, что довольно значительный отрядъ пробирался между предмстіемъ и главною квартирою Короля, но что впереди его былъ небольшой остановившійся отрядъ, близость позволила ему даже вслушаться, что составлявшіе оной тихо разговариваютъ, какъ бы совтуясь что имъ длать. Наконецъ двое, или трое смльчаковъ передоваго отряда подошли къ нему очень близко. Видя, что не можетъ отступить, не бывши примченнымъ, Кентень громко закричали: Кто идетъ?

— Литтихъ!… то есть Франція! отвчалъ солдатъ, тотчасъ поправя первой свой отвтъ.

Дюрвардъ выстрлилъ изъ пищали, ему послышалось паденіе человка, и посреди грома неправильнаго залпа, пущеннаго на удачу, но доказывающаго, что етотъ передовой отрядъ многочисленне, нежели ему показалось, онъ потянулся къ своимъ и прихалъ, не бывши раненымъ.

— Удивительно! храброй молодецъ, сказалъ Кравфордъ, теперь отступимъ къ главной квартир. Мы не въ силахъ противиться имъ въ открытомъ нол.

Они воротились въ загородной домъ, гд стоялъ Король, и нашли тамъ все въ величайшемъ порядк, различные отряды уже построились на двор и в*ь саду, и самъ Людовикъ садился на лошадь.

— Куда вы, Государь, спросилъ его Кравфордъ. Вы здсь въ безопасности посреди своихъ воиновъ.

— Нтъ, отвчалъ Людовикъ, я тотчасъ долженъ хать къ Герцогу, пусть въ ету опасную минуту онъ уврится въ нашей искренности, иначе на насъ вдругъ нападутъ и Литтихцы и Бургундцы.

При сихъ словахъ, свши на лошадь, онъ приказалъ Дюнуа принятъ начальство надъ Французскимъ войскомъ вн дома,- а Кравфорду держаться въ дом съ своими стрлками. Онъ веллъ подвинуть четыре полевыя пушки, оставленныя въ полу-мили на зади и крпко стоять на этомъ мст, по запретилъ двигаться впередъ, какой бы успхъ ни предстоялъ. Отдавши ет приказанія, отправился въ главную квартиру Герцога Бургундскаго.

Остановка, допустившая сдлать вс ет распоряженія, произошла отъ счастливаго случая. Кентень своимъ выстрломъ убилъ хозяина загороднаго дома, въ которомъ стоялъ Король. Онъ былъ проводникомъ отряда, которому поручено было напасть на этотъ домъ, и безъ етаго произшествія нападеніе врно бы удалось.

Дюрвардъ, по повелнію Короля, послдовалъ за нимъ къ Герцогу. Они нашли его въ изступленіи бшенства, которое почти не позволяло ему исполнять обязанность военачальника, а необходимость того требовала, ибо кром жестокаго сраженія, происходившаго въ предмстій на лвомъ крыл войска, кром мужественнаго и упорнаго на- паденія на главную квартиру Короля въ центр, третья колонна Литтихцевъ, превосходящая числомъ об прежнія, вышедши изъ города дальнимъ проломомъ и пройдя переулками и очень извстными ей дорогами, лапала на правое крыло Бургундскаго войска, которое устрашась криковъ: да здравствуетъ Франція! Монжуа Сен-Дени!, сливающихся съ криками: Литтихъ! Красный Вепрь! и подозрвая какую-нибудь измну со стороны союзнаго Французскаго войска, оказало слабое и несовершенное сопротивленіе, между тмъ, какъ Герцогъ, выходя изъ себя и проклиная Короля и все ему принадлежащее, кричалъ, чтобъ стрляли безъ различія по всмъ Французамъ, чернымъ или блымъ, намкая на блыя перевязи, которыя Королевскіе солдаты повязали себ на руки, по его повелнію.

Прибытіе Короля въ сопровожденіи только двенадцати стрлковъ, въ числ коихъ были Кентень и Рубецъ, заставило отдать боле справедливости искренности Французовъ. Имберкуръ, Кревкеръ и другіе Бургундскіе вельможи, прославившіе свое имя, взялись дать сраженію видъ боле правильный, и пока одни выдвигали дальніе отряды, еще не пораженные внезапнымъ страхомъ другіе, бросясь въ средину сраженія, оживили духъ порядка и Герцогъ самъ былъ въ первомъ ряду, какъ простой воинъ. Король съ своей стороны дйствовалъ какъ военачальникъ, исполненный хладнокровія, спокойствія и смтливости, и оказалъ столько благоразумія и осторожности, что даже Бургундскіе начальники безпрекословно повиновались его приказаніямъ. Наконецъ, мало по малу поставили войско въ строй и огонь артиллеріи много началъ тревожить нападающихъ.

Сраженіе наконецъ превратилось въ ужасное зрлище. На лвомъ крыл предмстіе, посл упорнаго сопротивленія, было предано пламени и страшный пожаръ не препятствовалъ оспоривать владніе горящими развалинами. Въ средин, Французскія войска, хотя тснимыя превосходнйшею силою, поддерживали такой постоянный огонь, что загородный домъ казался весь въ лучахъ, подобно внцу мученика. Лве, побду оспоривали съ остервененіемъ, и об стороны поперемнно выигрывали и теряли мсто, смотря потому, что къ Литтихцамъ приходили подкрпленія изъ города, или къ Бургундцамъ примыкались запасныя войска.

Такимъ образомъ дрались съ безпрестаннымъ ожесточеніемъ три смертельныхъ часа, за которыми наконецъ послдовала заря, которой осаждающіе такъ желали. Усилія неприятеля въ средин и на правой сторон тогда, казалось, начинали уменьшаться, и нсколько залповъ послышались изъ главной квартиры Короля.

— Слава Пресвятой Богородиц! вскричалъ Людовикъ, услышавъ етотъ громъ. Полевыя орудія привезены и загородной домъ обезопасенъ. И обратясь къ Кентеню и Рубцу, сказалъ имъ: — Ступайте сказать Дюнуа, чтобы со всми воинами, кром нужныхъ для защиты дома, подвинулся между правымъ крыломъ и городомъ, дабы помшать выходу подкрпленій, которыя эти упрямые Литтихцы ежеминутно высылаютъ.

Дядя съ племянникомъ поскакали во весь опоръ къ Дюнуа и Кравфорду, которые, наскучивъ оставаться въ оборонительномъ положеніи, повиновались съ радостію. Предводительствуя почти двумя стами Французскихъ дворянъ, въ сопровожденіи оруженосцевъ, воиновъ и части стрлковъ Шотландской гвардіи, они перехали поле сраженія, потоптавъ мртвыхъ и умирающихъ и захали въ бокъ къ главному отряду Литтихцелъ, который нападалъ на правое крыло Бургундской арміи съ неслыханнымъ остервененіемъ. Приближеніе дня показало имъ, что новыя войска выходили изъ города, или для продолженія битвы въ етомъ мст, или для прикрытія отступленія уже сражающихся войскъ.

— Клянусь Богомъ! сказалъ старый Кравфордъ Дюнуа, если бы не былъ увренъ, что ты подл меня, то подумалъ бы, что вижу тебя по среди этихъ мщанъ и разбойниковъ, ставящимъ ихъ въ строй съ начальническимъ жезломъ твоимъ въ рук. Только, если ты тамъ, то потолще обыкновеннаго. Увренъ ли ты, что стоить воинъ не тнь твоя?

— Моя тнь! вскричалъ Діопуа, я не понимаю тебя, а точно вижу бездльника, которой осмлился носить мой гербъ на своемъ щит и шлем, и накажу его за ету дерзость,

— Ради Бога, Ваше Сіятельство, вскричалъ Кентень, удостойте возложить на меня ето мщеніе.

— На тебя, молодой человкъ! отвчалъ Дюнуа, право, просьба довольно скромна. Нтъ, нтъ, этотъ случай не допускаетъ замны, и вскричалъ, обращаясь къ своимъ спутникамъ: — Дворяне Французскіе, постройтесь въ ряды, копья впередъ и при восходящемъ солнц пробьемся сквозь етихъ Литтихскихъ поросятъ и Вепрей Арденскихъ, которые длаютъ маскарадъ изъ древняго герба нашего.

Ему отвчали криками: — Дюну а! Дюнуа! Да здравствуетъ сынъ храбраго Побочнаго. Орлеанъ, впередъ! И въ слдъ за начальникомъ своимъ поскакали къ нападенію. Они имли дло не съ робкими неприятелями. Многочисленный отрядъ, на который они напали, весь состоялъ изъ пхоты, кром нсколькихъ верховыхъ офицеровъ. Первый рядъ стихъ воиновъ сталъ только на одно колно, а третій неподвижно, такъ, что первые уперлись въ ноги рукоятками своихъ копій, а послдніе поставили остріе своихъ надъ головами первыхъ, представляя быстрому нападенію Французовъ защиту, подобную той, которую ежь противополагаетъ своему неприятелю. Сперва немногіе успли пробиться сквозь эту желзную стну, но Дюнуа былъ въ числ ихъ. Пришпоривъ своего боевого коня, онъ заставилъ ето благородное животное прыгнуть боле, нежели на двенадцать футовъ, и однимъ прыжкомъ очутился посреди неприятельской фаланги. Тутъ онъ началъ стараться настигнуть предметъ своего мщенія, и не мало удивился, видя, что Кентень сражается въ первомъ ряду, подл него: молодость, мужество, любовь, твердая ршимость побдить, или умереть, поставили молода то Шотландца на одной черт съ лучшимъ Рыцаремъ во всей Европ, ибо Дюнуа пользовался стою славою и заслуживалъ ее.

Ихъ копья скоро изломались, но копейщики не могли устоять противъ лезвія ихъ длинныхъ и тяжелыхъ сабель, а своимъ оружіемъ мало дйствовали на полное стальное вооруженіе, покрывающее всадниковъ и копей. Они силились одинъ передъ другимъ пробить ряды, чтобы настигнуть воина, которой надлъ гербъ Дюнуа и исполнялъ долгъ искуснаго и опытнаго вождя, какъ Дюнуа, примтивъ съ другой стороны воина, у котораго голова была покрыта кожею Вепря, обыкновеннымъ отличіемъ Ла-Марка, сказалъ Кентеню: — Ты достоинъ отмстить за оскорбленіе герба Орлеанскаго и поручаю теб ето. Рубецъ, помогай племяннику. Но чтобы никто не смлъ оспоривать у Дюнуа травлю Вепря.

Разумется, Кентень Дюрвардъ принялъ съ большою радостію часть, назначенную ему въ етомъ распредленіи трудовъ, и оба поспшили пробить себ путь къ предмету, котораго желали достигнуть, ихъ сопровождали и прикрывали т, которые могли поспть за ними.

Но въ ету минуту колонна, которой ЛаМаркъ собирался помочь, когда удержанъ былъ нападеніемъ Дюнуа, потеряла вс выгоды, полученныя ночью, и Бургундцы при возвращеніи дня воспользовались превосходнйшимъ устройствомъ. Большая толпа Литтихцевъ, принужденная отступить, вскор побжала и опрокинулась на тхъ, которые сражались съ Французами. Поле сраженія представило одно нестройное смшеніе воиновъ сражающихся, бгущихъ, преслдующихъ: етотъ потокъ стремился къ городскимъ стнамъ и привалилъ къ главному пролому, чрезъ который Литтихцы сдлали свою вылазку.

Дюрвардъ употребилъ усилія свыше человческихъ для достиженія особеннаго предмета своихъ исканій, который криками и примромъ силился возобновить сраженіе и которому храбро содйствовала дружина отборныхъ копейщиковь. Рубецъ и нкоторые изъ его товарищей слдовали по пятамъ за Кентенемъ, удивляясь чрезмрной храбрости столь молодаго воина. На проломи Ла-Маркъ, ибо то былъ онъ самый, усплъ на минуту остановить бглецовъ и удержать самыхъ близкихъ изъ преслдовавшихъ. Въ рук держалъ онъ родъ желзной палицы, повергавшей все, къ чему ни прикасалась, онъ такъ покрытъ былъ кровью, что почти не возможно было на щит его разглядть малйшій слдъ герба, который такъ разсердилъ Дюнуа.

Тутъ Дюрварду уже не трудно было подойти къ нему, ибо выгодное положеніе въ пролом и дятельность ужасной палицы заставляли большую часть нападающихъ искать мста небезопасне того, которое было охраняемо столь ужаснымъ противникомъ. Но Кентень, лучше знающій важность побды надъ етимъ грознымъ врагомъ, спшился подъ самымъ проломомъ и бросивъ своего коня, благородный даръ Герцога Орлеанскаго, кинулся на удачу въ толпу и началъ взбираться по развалинамъ, чтобы помриться съ Вепремъ Арденскимъ.

Ла-Маркъ, какъ бы угадавъ его намреніе, оборотился къ нему съ занесенною палицею, и они готовы были схватиться, когда крики, нестройные вопли торжества и отчаянія, возвстили, что осаждающіе входятъ въ городъ съ другой стороны, въ тылу защитниковъ пролома. При сихъ крикахъ ужаса, Ла-Маркъ оставилъ проломъ и призывая голосомъ и зовомъ рога желающихъ прилпишься къ отчаянной его участи, постарался отступишь въ часть города, изъ которой могъ перебраться на другой берегъ Мааса. Послдовавшіе за нимъ, были воины опытные, которые, съ роду не дававъ никому пощады, ршились не просить ея и себ, въ ету отчаянную минуту они построились въ такомъ порядк, что фрунтъ занялъ всю ширину улицы. Они не боялись иногда останавливаться для сопротивленія своимъ преслдователямъ, изъ коихъ иные начинали искать не столь опаснаго занятія, отбивая двери домовъ и предаваясь грабежу.

Скрытый своимъ переодваніемъ отъ взоровъ всхъ, желающихъ приобрсть почести и богатство цною его головы, вроятно Ла-Маркъ усплъ бы ускользнуть безъ неутомимаго преслдованія Кентеня Дюрнарда, Рубца и нкоторыхъ его товарищей. При каждой остановк копейщиковъ жестокое сраженіе начиналось между ими и стрлками, и въ каждомъ сраженіи Кентень старался схватишься съ Ла-Маркомъ, но сей послдній, имвшій тогда въ виду единственно отступленіе, казалось избгалъ единоборства. Смятеніе было общее. Вопли женщинъ, обывателей, подверженныхъ буйству необузданныхъ воиновъ, составляли шумъ ужасный, не мене самаго сраженія. Горесть и отчаяніе спорили съ насиліемъ и бшенствомъ — кто перекричитъ.

Въ ту минуту, когда Ла-Маркъ, продолжая отступать посреди е тхъ ужасныхъ явленій, прошелъ мимо небольшой часовни, къ которой имли особое уваженіе, новые крики:— Франція, Франція! Бургундія! Бургундія! возвстили ему, что многочисленная, толпа осаждающихъ вошла въ улицу съ другаго конца и стало отрзала ему дорогу.

— Конрадъ, сказалъ онъ своему Поручику, возьми съ собою всхъ стихъ молодцовъ, напади живе на етихъ негодяевъ и постарайся пробиться сквозь ихъ ряды. Что до меня, кончено, Вепря угнали, но я еще чувствую довольно силы для отправленія передъ собою въ адъ нсколькихъ Шотландскихъ бродягъ.

Конрадъ повиновался, и принявъ начальство надъ оставшимися копейщиками, пошелъ скорымъ маршемъ на приближающихся неприятелей, ршившись погибнуть, или пробиться сквозь нихъ. Съ Ла-Маркомь осталось не боле шести лучшихъ его солдатъ ршившихся погибнуть съ своимъ вождемъ, пони воспротивились стрлкамъ, которыхъ было не больше.

— Вепрь! Вепрь! возопилъ Ла-Маркъ громовымъ голосомъ, потрясая своею палицею. Ей! Господа Шотландцы, кто хочетъ заслужить Графскую корону? Кому надобна голова Вепря? Она, кажется, тебя соблазняетъ, молодой человкъ, по прежде полученія награды, должно ея удостоиться.

Кентень слышалъ ет слова весьма невнятно изъ подъ забрала шлема Вильгельмова, по не могъ ошибиться въ его намреніи, ибо едва усплъ закричать дяд и товарищамъ, чтобъ не трогались съ мста, если они честные люди, какъ Ла-Маркъ ринулся на него прыжкомъ тигра, потрясая палицею, дабы опустить оную ему на голову, когда ногами коснется земли. Но Дгорилрдъ, одаренный легкостію равною своему хорошему зрнію, отскочилъ въ сторону и избжалъ гибельнаго удара.

Они тогда схватились грудь съ грудью, какъ полкъ съ нападающею на него пастушескою собакою, товарищи обоихъ оставались неподвижными зрителями сраженія, ибо Рубецъ кричалъ изо всей мочи:— Равное оружіе! Равное оружіе! Если бъ онъ былъ также страшенъ, какъ Валласъ, я и тутъ не побоялся бы за племянника.

Его довренность оправдалась, хотя удары злодя падали на молодаго стрлка подобно ударамъ молотка по наковальн, Дюрвардъ, скоростію и ловкостію своихъ движеній избгалъ ихъ и поражалъ его остріемъ оружія не столь шумнаго, но дйствительнйшаго, ибо земля была обагрена кровію его противника, котораго необычайная сила начинала утомляться. Однако жь, одушевленный мужествомъ и гнвомъ, онъ все еще сражался съ тмъ же остервененіемъ, и побда Кентеня казалась еще сомнительною и далекою, какъ вдругъ за нимъ раздался женской голосъ, называвшій его по имени и восклицавшій: — Помогите! помогите! Ради Пресвятой Богородицы!

Онъ на минуту повернулся и тотчасъ узналъ Гертруду Павильонъ. Епанча ея была изорвана и ее тащилъ Французскій воинъ, вошедшій со многими другими въ маленькую часовню, куда спрятались испуганныя женщины, которыхъ они схватили, какъ добычу.

— Подожди меня только одну минуту, вскричалъ онъ Ла-Марку, и поспшилъ избавить свою благодтельницу отъ положенія, которое по справедливости почиталъ весьма для нея опаснымъ..

— Я никого не дожидаюсь, сказалъ Ла-Маркъ, размахивая палицею, и началъ отступать, вроятно радуясь, что избавился отъ столь страшнаго противника.

— Однако жь ты подождешь меня, если теб угодно, вскричалъ Рубецъ. Я не хочу, чтобы работа племянника осталась некончанною. И обнаживъ свою двуострую саблю, напалъ на Ла-Марка.

Однако жь желаніе Кентеня избавить Гертруду не такъ-то легко было исполнить, какъ онъ воображалъ. Схватившій ее не хотлъ отпустить, за него вступилось нсколько товарищей, Дюрвардъ принужденъ былъ кликнуть на помощь двухъ, или трехъ своихъ для совершенія добраго дла, и въ ето время Фортуна похитила у него случай, который было представила. Когда онъ наконецъ усплъ избавить Гертруду, улица была пуста, они только двое въ ней были. Забывъ тогда о положеніи беззащитной своей спутницы, онъ хотлъ было устремиться за Вепремъ Арденскимъ, какъ собака по слдамъ зайца, но Гертруда, въ отчаяніи схвативши его за платье, вскричала: — Честью вашей матери заклинаю васъ не покидать меня здсь! Если вы человкъ честный, защитите меня, проводите къ батюшк, въ домъ, бывшій убжищемъ вамъ и Графин Изабелл. Изъ любви къ ней не покидайте меня!

Ето воззваніе привело его въ отчаяніе, по ему не льзя было противиться, сказавъ съ неизъяснимою сердечною грустью прости всмъ надеждамъ, одушевлявшимъ его во время цлаго сраженія и почти сбывшимся, Кентень, какъ духъ, невольно повинующійся талисману, проводилъ Гертруду къ отцу и пришелъ кстати, чтобы защитить Синдика Павильона и домъ его отъ бшенства воиновъ.

Между тмъ Король и Герцогъ верхомъ вступили въ городъ чрезъ проломъ. Оба были въ полномъ вооруженіи, по Карлъ, покрытый кровью отъ оперенья до шпоръ, взъхалъ въ проломъ во всю прыть, а Людовикъ вошелъ величественнымъ шагомъ святителя, ведущаго крестный ходъ. Они послали приказъ остановить разграбленіе города, которое уже началось, и собрать разсянное войско. Потомъ отправились въ большую Церковь, сколько для охраненія знатнйшихъ жителей, туда удалившихся, столько и для сознанія тамъ военнаго совта посл торжественнаго молебствія.

Стараясь, подобно прочимъ военачальникамъ, собрать своихъ подчиненныхъ, Лордъ Кравфордъ въ поворот улицы, ведущей къ Маасу встртилъ Рубца, который важно шелъ къ рк, держа за волосы окровавленную голову человка также равнодушно, какъ охотникъ свою сумку.

— Ну, Людвигъ, сказалъ ему начальникъ, чтожь ты хочешь длать съ етимъ кускомъ мертвужины?

— Ето маленькая подлка, которую племянникъ мой отправилъ до трехъ-четвертей, отвчалъ Рубецъ, а я только усплъ докончить. Ето несчастный пострлъ, котораго я зарубилъ тамъ и который просилъ меня бросишь его голову въ Маасъ. Инымъ людямъ приходятъ странныя причуды, когда курносая старуха за нихъ уцпится, а длать нечего, вс мы поочереди пропляшемъ по ея дудк.

— И ты хочешь бросить ету голову въ Маасъ? сказалъ Кравфордъ, разсматривая съ большимъ вниманіемъ етотъ отвратительный трофей смерти.

— Да, клянусь честью, отвчалъ Людвигъ, кто откажетъ умирающему въ послдней просьб, того будетъ тревожишь тнь покойника, а я люблю ночью покойно спать.

— Ну, пускай ужь тнь потревожитъ тебя, сказалъ Лордъ Кравфордъ. Ета голова драгоцнне нежели ты думаешь. Ступай за мною, безъ отговорокъ, ступай за мною.

— Правда, что я ему ничего не общалъ, отвчалъ Рубецъ, я, кажется, ему ужь отрубилъ голову прежде, нежели языкъ его договорилъ ету просьбу. При томъ же, я его не боялся при жизни, и не больше боюсь по смерти. Да въ случа же нужды отецъ Вонифацій отчитаетъ меня.

Отслушавъ обдню въ соборномъ храм Литтихскомъ и возстановивъ нкоторый порядокъ въ испуганномъ город, Людовикъ и Карлъ, окруженные своими Порами, расположились слушать повствованія о высокихъ подвигахъ во время сраженія, чтобы каждому воздать но достоинству. Разумется, прежде всего кликнули того, кто могъ имть право требовать руки прекрасной Графини Круа и богатыхъ ея владній, по къ общему удивленію представилось множество требующихъ, и каждый еще боле удивился встртивъ Соперниковъ, когда почиталъ наврное одного себя заслужившимъ награду. Ето обстоятельство покрыло сомнніемъ ихъ требованія. Кревкеръ представилъ кожу Вепря, которую Ла-Маркъ носилъ обыкновенно, Дюнуа показалъ избитый щитъ съ гербомъ Вепря Арденскаго, многіе другіе равно назвались отмстителями смерти Епископа, представляя такія же доказательства, ибо богатая награда, общанная побдителю Ла-Марка, навлекла смерть на всхъ надвшихъ одинакое съ нимъ платье и гербы.

Шумъ и споры продолжались между совмстниками, и Карлъ, внутренно сожалющій о безразсудномъ обт, поручившимъ случаю разполагать рукою и наслдіемъ прекрасной его Вассалки, начиналъ надяться, что въ етомъ стеченіи требованій ему какъ-нибудь удастся отклонить ихъ вс, какъ Лордъ Кравффрдъ протснился въ кругъ, таща за собою Рубца, который шелъ неловко и застнчиво, почти какъ собака, идущая по невол на свор: — Избавьте насъ отъ вашихъ кожъ и рисованныхъ клочковъ желза, вскричалъ онъ, тотъ одинъ убилъ Вепря, кто можетъ показать клыки его.

При сихъ словахъ, бросилъ на поль окровавленную голову Ла-Марка, котораго можно было узнать по странному образованію его челюстей, точно похожихъ на челюсти зври, чье имя онъ носилъ, и вс его видавшіе тотчасъ узнали.

— Кравфордъ, сказалъ Людовикъ, между тмъ какъ Карлъ молчалъ съ удивленнымъ и недовольнымъ видомъ, надюсь, что кто-нибудь изъ врныхъ моихъ Шотландцевъ заслужилъ награду?

— Точно, Государь, отвчалъ старый начальникъ, Людвигъ Леслей, прозванный Рубцомъ.

— Но какого онъ произхожденія? спросилъ Герцогъ. Благородный ли? Ето условіе необходимо сопряжено съ нашимъ общаніемъ.

— Признаюсь, что онъ довольно не обтесанъ, отвчалъ Кравфордъ, посматривая на стрлка, который вытягивался съ видомъ неловкимъ и принужденнымъ, но за породу вамъ ручаюсь. Онъ происходитъ отъ дома Ропіовъ, а Роты не уступятъ въ благородств ни одному дому во Франціи или въ Бургундіи.

— Стало нтъ препятствія, сказалъ Герцогъ, и лучшая и богатйшая наслдница изо всей Бургундіи должна быть женою наемнаго и грубаго воина, каковъ етотъ, или умереть въ монастыр!.. единственная дочь нашего врнаго Рейнольда Круа! А слишкомъ поторопился.

Мрачное облако покрыло чело его, къ крайнему удивленію всхъ совтниковъ, которые рдко видали, чтобъ онъ хотя мало пожаллъ о взятомъ однажды намреній.

— Потерпите минуту, Ваше Высочество, сказалъ Лордъ Кравфордъ, и вы убдитесь, что дло не такъ испорчено, какъ изволите предполагать. Выслушайте только, что скажетъ вамъ етотъ всадникъ. Ну, продолжалъ онъ, обращаясь къ Рубцу, говори же.

Но старой воинъ, хотя привыкшій довольно внятно разговаривать съ Королемъ Людовикомъ, съ которымъ проучился свободно обращаться, не нашелъ довольно силы, чтобы высказать свое намреніе передъ столь знаменитымъ собраніемъ. Поворотясь плечомъ къ двумъ Государямъ и начавъ улыбкою, похожею на судорожное движеніе и скорчивъ дв, или три отвратительнйшія рожи, онъ произнесъ только: — Сондерсъ Суплежавъ…. а остатокъ рчи увязъ у него къ горл.

— Съ позволенія Вашего Величества и Вашего Высочества, сказалъ Кравфордъ, я стану говорить за своего земляка. Должно вамъ доложить, что колдунъ предсказалъ ему дома, что счастіе его семейства составится женитьбою. Но какъ онъ, подобно мн, уже не въ первой молодости, кабакъ предпочитаетъ уборной прекрасной женщины, словомъ иметъ (нкоторыя солдатскія привычки, по которымъ почести и званіе были бы ему въ тягость, то по моему совту, онъ уступаетъ вс права, данныя ему смертію Вильгельма Ла-Марка тому, кого Вепря Арденскаго, ибо онъ предварительно утомилъ его, уступаетъ ихъ своему племяннику, сыну сестры своей.

— Я ручаюсь за благоразуміе и врное служеніе етаго молодаго человка, сказалъ Король, чрезмрно обрадованный, что судьба даровала столь прекрасную награду воину, на котораго надялся имть, нкоторое вліяніе, безъ его бдительности и врности, ныншняя ночь была бы намъ пагубна. Онъ увдомилъ насъ о умышляемой вылазк.

— Въ такомъ случа, сказалъ Герцогъ Карлъ, я долженъ ему вознагражденіемъ за то, что усомнился въ его справедливости.

— А я могу поручиться за его храбрость, прибавилъ Дюнуа.

— Но, вскричалъ Кревкеръ, хотя дядя и Шотландской Дворянчикъ, ето еще не доказываетъ, что племянникъ его, сестринъ сынъ, хорошаго происхожденія.

— Онъ изъ дома Дюрвардовъ, сказалъ Кравфордъ, потомокъ того Аллана Дюрварда, который быль главнымъ правителемъ Шотландіи.

— А! Если ето молодой Дюрвардъ, вскричалъ Крсикеръ, то мн боле нечего сказать. Фортуна слишкомъ объявила себя въ его пользу и я не хочу доле бороться съ етимъ причудливымъ божествомъ.

— Намъ осталось узнать, сказалъ Герцогъ задумчиво, какое можетъ быть мнніе прекрасной Графини объ етомъ счастливомъ смльчак.

— Клянусь Богомъ! отвчалъ Кревкеръ, по весьма многимъ причинамъ смю уврить Ваше Высочество, что вы найдете ее на етотъ счетъ гораздо покорне вашей власти, чмъ до сихъ поръ.— Но неужьли мн досадно видть повышеніе етаго молодаго человка? Ето было бы непростительно, ибо онъ УМУ, ХРАБРОСТИ и ТВЕРДОСТИ, обязанъ полученіемъ КРАСОТЫ, ПОЧЕСТЕЙ и БОГАТСТВА.

КОНЕЦЪ ЧЕТВЕРТОЙ И ПОСЛДНЕЙ ЧАСТИ.

КЕНТЕНЬ ДЮРВАРДЪ,илиШОТЛАНДЕЦЪ ПРИ ДВОРЪ ЛЮДОВИКА XI.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ОСЬМАЯ.Неизвстность.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.Взаимные упреки.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ.Неизвстностъ.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ.Свиданіе двухъ любовниковъ.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.Розыскъ.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.Герольдъ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.Казнь.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ.Награда мужеству.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ.Нападеніе

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.Вылазка.

Читайте также: