Кентень Дюрвард, или Шотландец при дворе Людовика XI. Часть I, Скотт Вальтер, Год: 1825

Время на прочтение: 16 минут(ы)

0x01 graphic

КЕНТЕНЬ ДЮРВАРДЪ,
или
ШОТЛАНДЕЦЪ ПРИ ДВОРЪ ЛЮДОВИКА XI.

ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ

Сира Вальтера Скотта.

ПЕРЕВОДЪ
А. И. Писарева.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

МОСКВА.
Въ Типографіи Императорскаго Московскаго Театра, 1827 года.
У Содержателя А. Похорскаго.

Печатать позволяется

съ тмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Цензурный Комитетъ одинъ екземпляръ сей книги для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Народнаго Просвщенія, два екземпляра для Императорской Публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва, 1826 года, Маія 5 дня. Сію рукопись разсматривалъ Адьюнкъ Надворный Совтникъ Дмитрій Перевощиковъ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Противоположность.

Конецъ пятьнадцатаго столтія приготовилъ въ послдствіи времени рядъ произшествій, возвысившихъ Францію на ту высокую степень могущества, на которой съ тхъ поръ она содлалась главнымъ предметомъ зависти Европейскихъ народовъ.— До сего, дло шло только о существованіи ея въ борьб съ Англичанами, овладвшими лучшими ея провинціями’, и вс усилія Короля, все мужество жителей, казалось, едва избавили ее отъ ига иноплеменнаго, по не ета одна опасность угрожала ей.— Правители, владющіе большими Государственными маетностями, и особенно Герцоги Бургундскій и Британскій, умли столь облегчить свои феодальныя цни, что не боялись подъ самыми пустыми предлогами поднимать мятежное знамя прошивъ повелителя своего, Короля Французскаго.— Во время мира, они самовластно управляли своими провинціями и Герцоги Бургундскіе, владющіе кром земли сего имени, богатйшею и лучшею частію Фландріи, были столь богаты и могущественны, что не уступали самому Французскому двору ни въ сил, ни въ блеск.
По примру большихъ владльцевъ, каждый низшій вассалъ короны присвоивалъ столько независимости, сколько позволяло ему отдаленіе отъ средоточія власти, пространство владній и укрпленія его феодальнаго жилища, вс сіи млкіе тираны, освобожденные отъ власти законовъ, не наказанію предавались всмъ крайностямъ жестокости и притсненія.— Въ одной Оверни считали боле трехъ сотъ сихъ независимыхъ дворянъ, для которыхъ грабежъ, убійство и кровосмшеніе были дломъ обыкновеннымъ и привычнымъ.
Кром сихъ золь, другой бичь, порожденный долгими войнами Англіи съ Франціею, усугублялъ бдствія оси прекрасной страны.— Многочисленныя полчища солдатъ, соединявшихся толпами подъ предводительствомъ начальниковъ, которыхъ они избирали сами изъ огиважнйшихъ и счастливйшихъ смльчаковъ, скопились въ разныхъ частяхъ Франціи, изъ отверженцевъ другихъ земель.— Сіи наемные воины продавали свои услуги тому, кто больше дастъ, если же не находили покупщиковъ, то воевали въ свою пользу, брали башни и замки, въ которыхъ учреждали сборныя мста, хватали плнниковъ, требуя съ нихъ выкупа, и вынуждали дани съ деревень и отдльныхъ домовъ, наконецъ, разбоями всякаго рода оправдывали данныя имъ прозвища стригуновъ или живодеровъ.
Среди бдствій и ужасовъ, порождаемыхъ столь жалкимъ положеніемъ длъ общественныхъ, не было предловъ расточительности млкихъ дворянъ, которые, желая поверстаться съ большими владльцами, проматывали грубою, по великолпною роскошью, сокровища исторгнутыя у народа!— Сношенія между обоими полами отличались, романическою и рыцарскою вжливостію, которая однакожъ часто превращалась въ вольность.— Еще говорили языкомъ странствующаго рыцарства, и продолжали покоряться его обрядамъ, по странности его уже не услаждались и не замнялись невиннымъ чувствомъ любви честной и мужествомъ великодушнымъ. Игры и турниры, увеселенія и частыя празднества при маленькихъ дворахъ, привлекали во Францію каждаго искателя приключеніи, которому было не куда дваться и рдко не находилъ онъ какого нибудь случая явить тамъ опыты того смлаго мужества, того дерзскаго и предприимчиваго духа, которымъ счастливйшее отечество его не представляло поприща.
Въ сіе время, какъ бы для спасенія, сего прекраснаго Королевства отъ угрожавшихъ ему бдствій всякаго рода, колеблющійся тронъ былъ занятъ Людовикомъ XI, который при всей жестокости своего характера, умлъ противустать бдствіямъ своего времени, боролся съ ними и нсколько ихъ ослабилъ, такъ яды противнаго свойства, но увренію старинныхъ врачебныхъ книгъ, противоборствуютъ другъ другу и взаимно уничтожаются.
Имя довольно мужества, когда выгоды политическія того требовали, Людовикъ не былъ одаренъ ни малйшею искрою романической храбрости и благородной гордости, которая продолжаетъ сражаться для чести, когда польза давно уже достигнута. Спокойный, хитрый, боле всего внимающій личнымъ выгодамъ, онъ умлъ жертвовать всми расчетами самолюбія, всякою страстью, могущею повредить ему.— Особенно стараясь скрывать свои чувства я виды отъ всхъ окружающихъ, онъ часто повторялъ, что самъ сжегъ бы свою шапку, если бы подозрвалъ, что она знаетъ его тайны.— Никогда и никто не умлъ такъ пользоваться чужими слабостями, не предаваясь однакожь слпо своимъ собственнымъ, чтобы не дать тмъ выгоды надъ собою.
Онъ до того былъ жестокъ и мстителенъ, что наслаждался частыми казнями, имъ повелваемыми!— Но какъ чувство жалости никогда не заставляло его щадитъ тхъ, кого могъ осудить безопасно, равно никакое желаніе мести не могло принудить его къ преждевременному насилію.— Рдко кидался онъ на свою добычу издали и когда она имла еще средства уйти, вс движенія его были такъ тщательно скрыты, что обыкновенно по успху угадывали цль его.
Точно также скупость Людовика превращалась въ нкотораго рода расточительность, когда ему нужно было задобрить любимца, или Министра враждебнаго Государя, для отклоненія угрожающаго нападенія, или для разорванія союза, противъ него устремленнаго.— Онъ любилъ наслажденія и удовольствія, но ни любовь, ли охота, хотя господствующія въ немъ страсти, никогда не мшали ему постоянно заниматься длами общественными и управленіемъ Королевства.— Онъ глубоко зналъ людей и приобрлъ ето познаніе, входя лично въ сношеніе съ людьми самаго простаго званія.— Будучи отъ природы гордъ и высокомренъ, онъ однакожъ не обращалъ, никакого вниманія на общественныя отличія, и, хотя такіе поступки казались странными въ его время, не боялся вврять важнйшія должности людямъ, которыхъ извлекалъ изъ самаго низкаго званія, и столь хорошо умлъ выбирать ихъ, что рдко ошибался на счетъ ихъ способностей.
Были однакожь несообразности въ характер сего искуснаго Государя, ибо человкъ не всегда въ согласіи съ самимъ собою.— Хотя Людовикъ былъ самый обманчивый изъ людей, нкоторыя величайшія ошибки въ его жизни произошли отъ слпой увренности въ чести и прямодушіи другихъ.— Кажется, что сіи ошибки происходили отъ слишкомъ утонченной политики, которая заставляла его притворно показывать чрезмрную довренность къ тмъ, кого хотлъ обмануть, ибо въ обыкновенныхъ обстоятельствахъ онъ былъ подозрителенъ и недоврчивъ, не мене другихъ тирановъ.
Дв черты могутъ дополнить очеркъ изображенія сего Монарха, ужаснаго между буйными современными правителями и котораго можно сравнить съ хозяиномъ посреди зврей, управляемыхъ единственно его благоразуміемъ и высокимъ искуствомъ, ибо они разтерзали бы его, если бы онъ не усмирялъ ихъ, разборчиво и хитро надляя пищею и побоями,
Первое изъ сихъ отличительныхъ свойствъ Людовика XI было чрезмрное суевріе, которымъ Провидніе часто наказываетъ людей, не повинующихся гласу вры. Никогда Людовикъ перемною своей Махіавелической системы не старался избавиться отъ совсти, укоряющей его въ преступленіяхъ, но искалъ, хотя тщетно, утишить ея угрызеніе суеврными обрядами, строгими покаяніями и богатыми милостынями.
Второе, и странно, что оно часто соединено съ первымъ, было стремленіе къ наслажденіямъ низкимъ и къ сокровенному разврату.— Онъ страстно любилъ простое обращеніе, какъ человкъ острый, наслаждался шутками и остроуміемъ разговора, хотя и не льзя было ожидать етаго, судя но прочимъ его нравственныхъ свойствамъ.— Онъ даже вмшивался въ низкія интриги и въ смшныя произшествія, съ легкостію, которая вовсе не отвчала его недоврчивому и подозрительному праву.— Наконецъ имлъ столь сильную наклонность къ разсказамъ о позорныхъ любовныхъ приключеніяхъ, что веллъ составишь собраніе оныхъ, очень извстное библіоманамъ, для которыхъ хорошее изданіе етаго сочиненія очень дорого и которые одни должны позволять себ глядть на него.
Благоразуміемъ и силою характера сего Монарха, Провидніе, равно употребляющее бурю и тихой дождь для исполненія судебъ своихъ, возвратило великому Французскому народу благодянія общественнаго порядка, которыхъ онъ совсмъ было лишился при вступленіи, сего Государя на престолъ.
До принятія отцовскаго наслдства, Людовикъ показалъ боле пороковъ, нежели дарованій.— Первая супруга его, Маргарита Шотландская, сдлалась жертвою клеветы при двор мужа, безъ поощреній котораго никто бы ne осмлился сказать слова, предосудительнаго сей любезной Государын.— Онъ былъ сынъ неблагодарный и мятежный: то умышлялъ завладть особою своего отца, то открыто шелъ войною противъ него.— За первое преступленіе былъ сосланъ въ удлъ свой Дофине, гд отличился мудрымъ правленіемъ. Посл втораго осужденъ на совершенное изгнаніе и долженъ былъ искать покровительства и почти милости Герцога Бургундскаго и его сына, при двор которыхъ пользовался до самой смерти отца, случившейся въ 1461 году, гостепріимствомъ, за которое въ послдствіи заплатилъ имъ довольно худо.
Людовикъ XI, при самомъ начал царствованія, былъ почти покоренъ союзомъ, составленнымъ противъ него великими вассалами Франція, подъ предводительствомъ Герцога Бургундскаго, или лучше сказать — сына его Графа Шаролуа.— Они набрали сильное войско, обложили Парижъ и подъ самыми стнами столицы вступили въ сраженіе, котораго сомнительный успхъ поставилъ Францію на краю гибели.— Часто бываетъ посл сихъ битвъ, гд побда остается нершенною, что умнйшій изъ обоихъ военачальниковъ пользуется если не честью, то настоящими плодами оной.— Людовикъ, показавшій въ битв при Монлери опыты мужества, умлъ своимъ благоразуміемъ извлечь столько же пользы изъ сомнительнаго сраженія, какъ бы изъ настоящей побды.— Онъ медлилъ, пока разстроился союзъ его враговъ, и такъ искусно посялъ недоврчивость и зависть между сими великими владльцами, что ихъ союзъ общественнаго блага, имвшій цлію ниспроверженіе Французской Монархіи, или сохраненіе одной тни ея, совершенно рушился и никогда посл не возставалъ въ такомъ ужасномъ вид.
Съ сего времени, Людовикъ, не страшась Англіи, раздираемой междоусобіемъ домовъ Іоркскаго и Ланкастерскаго, занимался въ теченіи многихъ лтъ, подобно врачу искусному, но нечувствительному, изцленіемъ язвъ тла политическаго, или старался, то легкими средствами, то огнемъ и желзомъ, остановить въ немъ успхи смертоносной заразы.— Не могши совершенно пресчь разбои вольныхъ дружинъ и притсненія дворянства, ободряемаго ненаказанностію, онъ старался по крайней мр положить имъ предлы, и мало по малу, вниманіемъ и постоянствомъ увеличилъ съ одной стороны власть Королевскую, а съ другой уменьшилъ могущество тхъ, которые противоборствовали оной.
Однакожъ Король Французскій все еще былъ окруженъ безпокойствами и опасностями. Хотя члены союза общественнаго блага не были въ согласіи между собою, но все еще существовали, части зми могли соединиться и снова быть опасными, но Людовикъ особенно боялся возрастающаго могущества Герцога Бургундскаго, одного изъ сильнйшихъ Государей Европейскихъ того времени, ни мало не терявшаго силы неврною зависимостію его владній отъ Французской короны.
Карлъ, прозванный Неустрашимымъ, или скоре Дерзновеннымъ, ибо мужество его было соединено съ безразсудною дерзостію, былъ тогда увнчанъ Герцогскою Бургундскою короною и горлъ желаніемъ превратить ее въ внецъ Королевскій и независимый. Характеръ сего Герцога былъ во всхъ отношеніяхъ совершенно противоположенъ характеру Людовика XI.
Сей былъ тихъ, разсудителенъ, исполненъ хитрости, никогда не продолжалъ дла безнадежнаго и не оставлялъ успха вроятнаго, хотя далекаго.— Духъ Герцога былъ совершенно различный: онъ кидался въ опасности, любя ихъ, и не останавливался трудностію, ибо презиралъ ее.— Людовикъ никогда не жертвовалъ своими выгодами — страстямъ Карлъ, напротивъ, ни какимъ выгодамъ не могъ пожертвовать не только страстями, но даже мгновенными желаніями.— Не смотря на узы родства ихъ соединяющія, не смотря на помощь, оказанную Герцогомъ и отцомъ его Дофину Людовику во время его изгнанія, они взаимно ненавидли и презирали другъ друга.— Герцогъ Бургундскій презиралъ обманчивую политику Короля, обвинялъ его въ недостатк мужества, видя, что онъ употребляетъ деньги и переговоры для полученія выгодъ, которыя самъ на его мст отнялъ бы вооруженною рукою, и ненавидлъ его не только за неблагодарность, которою вознаградилъ онъ его услуги, но и за личныя обиды, отъ него понесенныя.— Онъ не могъ простить ему навтовъ, произнесенныхъ на счетъ его еще при жизни отца послами Людовика, а въ особенности покровительства, тайно оказываемаго имъ недовольнымъ въ Гент, Литтих и другихъ большихъ городахъ Фландріи.— Сіи города, гордясь своимъ богатствомъ и желая сохранишь свои преимущества, часто возставали противъ своихъ властителей и всегда находили тайную помощь при двор Людовика, который не пропускалъ случая раздувать мятежи во владніяхъ вассала, слиткомъ сильнаго.
Людовикъ съ своей стороны платилъ Герцогу равносильною ненавистью и презрніемъ, но скрывалъ свои чувства подъ покровомъ мене прозрачнымъ.— Государю столь мудрому не льзл было не презирать того непреодолимаго упорства, которое никогда не отказывалось отъ своихъ предпріятій, какъ бы пагубны ни были слдствія постоянства, и той буйной дерзости, которая стремилась на поприще, не размысливъ о препятствіяхъ, тамъ ожидающихъ. Однако Король боле ненавидлъ, нежели презиралъ Герцога, и ети два чувства усиливались страхомъ, съ ними неразлучнымъ, ибо онъ зналъ, что нападеніе свирпаго буйвола, съ которымъ сравнивалъ Герцога, всегда опасно, хотя бы сей зврь нападалъ и зажмуривъ глаза. Не одно богатство владній дома Бургундскаго, не дисциплина воинственныхъ обитателей сей страны и не многочисленность ихъ были единственными причинами сего страха у онъ происходилъ также и отъ личныхъ качествъ Герцога.— Одаренный мужествомъ, которое доводилъ до дерзости и дале, расточительный, роскошный въ содержаніи двора, въ одежд, во всемъ его окружающемъ, везд являющій наслдственное великолпіе дома Бургундскаго, Карлъ Дерзновенный привлекъ къ себ въ службу всхъ людей съ разгоряченнымъ умомъ, всхъ похожихъ на него характеромъ, а Людовикъ слишкомъ ясно видлъ, что могла предпринять и исполнить такая толпа людей ршительныхъ, подъ предводительствомъ столь необузданнаго начальника.
Другое обстоятельство усугубляло ненависть Людовика къ вассалу, слишкомъ усилившемуся. Онъ получилъ отъ него одолженія, за которыя никогда не хотлъ заплатить, и часто былъ принужденъ терпть порывы бшенства и грубости, предосудительныя Королевскому сапу, а самъ не могъ иначе называть его, какъ своимъ любезнйшимъ братомъ Бургундскимъ.
Повствованіе наше начинается въ 1468 году, когда ненависть усилилась между сими Государями боле, нежели когда нибудъ, хотя между ими было, по тогдашнему обычаю, обманчивое и неврное примиреніе.— Можетъ быть подумаютъ, что званіе лица которое мы прежде всхъ выводимъ на сцену, не требовало размышленій о взаимныхъ сношеніяхъ двухъ великихъ правителей, но страсти большихъ людей, ихъ ссоры и примиренія дйствуютъ на судьбу всего, ихъ окружающаго, и читатели увидятъ въ продолженіи повсти, что сія предварительная глаза была необходима для истолкованія приключеній человка, о которомъ станемъ говорить.

ГЛАВА ВТОРАЯ.
Путешественникъ
.

Въ прелестное лтнее утро, когда солнце не успло еще вооружиться палящими лучами своими и роса еще освжала и наполняла благоуханіемъ атмосферу, молодой человкъ, идущій отъ Сверо-Востока, пришелъ къ броду рчки, или большаго ручья, впадающаго въ Шеръ, близь Королевскаго замка Плесси, коего многочисленныя черныя башни вдали возвышались надъ обширнымъ лсомъ, его окружающимъ.— Ети лса заключали въ себ благородную охоту, или Королевской звринецъ обнесенный тыномъ, который на Латинскомъ язык среднихъ вковъ назывался Плексиціумъ (Plexitium), отъ чего названіе Плесси было дано столь многимъ деревнямъ во Франціи.— Для отличія отъ прочихъ, замокъ и деревня, о которыхъ идетъ рчь, назывались Плесси-ле-Туръ.— Они стояли почти въ двухъ миляхъ къ Югу отъ прекраснаго города, столицы древней Турени, которой богатыя пажити прозваны были садомъ Франціи.
На берегу, противоположномъ тому, къ которому подходилъ путешественникъ, два человка, по видимому занятые важнымъ разговоромъ, казалось по временамъ наблюдали его движенія, ибо, стоя гораздо выше, они могли увидть его издали.
Молодому путешественнику было отъ девятнадцати до двадцати лтъ.— Его черты и наружность располагали въ его пользу, но показывали, что онъ чужеземецъ.— Срое, очень короткое платье и исподница на немъ были скоре Фламандскаго, чмъ Французскаго покроя, а по щегольской голубой шапочк, осненной вткой терновника и орлинымъ перомъ, можно было узнать въ немъ Шотландца.— Одежда его была опрятна и надта съ заботливостію молодаго человка, знающаго цну прилитой своей наружности.— На спин несъ онъ котомку, въ которой по видимому лежалъ пссь небольшой скарбъ его, лвая рука была покрыта рукавицею, служащею для соколиной охоты, хотя у него и не было птицы, а въ правой держалъ онъ охотничью рогатину.— Къ лвому плечу прикрпленъ былъ шитой шарфъ, на которомъ висла алая бархатная сумка, похожая на сумки сокольничихъ, куда клалась нища соколу и все нужное для етой любимой охоты.— Шлрфъ былъ перекрещенъ другою перевязью, на которой вислъ охотничій ножъ.— Вмсто сапогъ тогдашняго времени, ноги его покрыты были полусапожками изъ полу-выдланной замши.
Хотя станъ его не достигъ еще полнаго образованія, онъ былъ высокъ, статенъ и по легкости походки его видно было, что въ путешествіи пшкомъ находилъ боле удовольствія, чмъ усталости.— Блое лицо его немного посмуглло, или отъ вліянія солнечныхъ тучей чужой земли, или отъ постояннаго пребыванія дома на открытомъ воздух.
Черты его, хотя несовершенно правильныя, были приятны и исполнены добродушія.— Легкая улыбка, видно происходящая отъ счастливой безпечности молодости, открывала иногда зубы хорошо расположенные и блые какъ слоновая кость, между тмъ какъ блестящіе и веселые голубые глаза его устремлялись на каждый предметъ съ выраженіемъ довольства, веселой откровенности и доброй ршимости!
Принимая поклоны малаго числа странниковъ, попадавшихся на дорог въ ето смутное время, онъ отвчалъ на нихъ смотря по достоинству.— Военный бродяга, полу-солдатъ, полу-разбойникъ, мрилъ молодаго человка глазами, какъ бы расчитывая соразмрность добычи съ ршительнымъ сопротивленіемъ, но скоро примчалъ во взорахъ молодаго странника увренность, которая такъ перетягивала всы на послднюю сторону, что онъ оставлялъ свое преступное намреніе и говорилъ ему съ досадою, здорово, товарищъ!— Молодой Шотландецъ отвчалъ на ето привтствіе голосомъ столь же воинственнымъ, но мене грубымъ.— Пилигримъ и нищій монахъ отвчали отеческимъ благословеніемъ его почтительному поклону, а черноглазая, молодая крестьянка, пройдя нсколько шаговъ, оборачивалась поглядть на него и они улыбаясь взаимно привтствовали другъ друга.— Однимъ словомъ, въ немъ было нчто, естественно влекущее вниманіе и точно онъ манилъ къ себ открытою неустрашимостію, веселымъ правомъ, остроумнымъ взглядомъ и приятною наружностію, Все въ немъ показывало также молодаго человка, вошедшаго въ свтъ совсмъ не страшась опасностей, разсыпанныхъ по всмъ путямъ и однакожь неимющаго къ борьб съ препятствіями другаго оружія, кром живаго ума и природнаго мужества: а надо замтить, что такіе характеры скоре привлекаютъ привязанность молодости и радушное участіе старости и опытности.
Молодой человкъ, нами описанный, давно уже былъ примченъ двумя особами, гуляющими вдоль рки, на противномъ берегу которой стоялъ звринецъ и замокъ, но, какъ онъ сталъ сбгать съ крутаго берега съ легкостію лани, бгущей къ ручью для утоленія жажды, младшій изъ двухъ сказалъ другому:
— Ето нашъ молодецъ: ето Цыганъ, онъ погибъ, если вздумаетъ перейти черезъ рку: вода прибыла и нтъ броду.
— Пусть онъ самъ сдлаетъ ето открытіе, кумъ, отвчалъ старшій, можетъ быть еще сбережетъ веревку и обличитъ во лжи пословицу.
— Я узнаю его только по голубой шапк, продолжалъ первой, а лица разглядть не могу: изволите слышать! онъ кричитъ намъ, глубока ли рка.
— Пускай попробуетъ, сказалъ второй’, что въ свт лучше опытности!
Между тмъ молодой человкъ видя, что его никакими знаками не отклоняли отъ его намренія и принимая молчаніе Людей, которыхъ спрашивалъ, за увреніе въ безопасности, вошелъ въ ручей безъ раздумья и промшкавъ только время, нужное для снятія полусапожокъ.— Въ тужь минуту старшій изъ двухъ незнакомцевъ закричалъ ему, чтобъ онъ остерегался, и оборотись къ своему товарищу:
— Богъ меня убей, кумъ, сказалъ онъ ему въ пол-голоса, если ты опять но ошибся: ето не нашъ болтливый Цыганъ.
Но ето замчаніе было уже слишкомъ поздно для молодаго человка: или онъ не слыхалъ его, или не могъ уже имъ воспользоваться потому, что потерялъ дно, смерть была бы неизбжна для всякаго другаго мене проворнаго и привычнаго къ плаванію, ибо ручей былъ тогда равно быстръ и глубокъ.
— Клянусь Богомъ! вскричалъ тотъ же человкъ, етотъ молодецъ заслуживаетъ вниманіе.— Бги, кумъ, и для поправленія своей ошибки помоги ему если можешь: ето твоего поля ягода, и если старыя поговорки не лгутъ, то ему не тонуть въ вод.
Въ самомъ дл, молодой человкъ плылъ такъ сильно и разскалъ воду съ такою ловкостію, что, не смотря на стремленіе потока, присталъ къ другому берегу почти напрямки отъ того мста, съ котораго отправился.
Въ ето время, младшій изъ двухъ незнакомцевъ прибжалъ на берегъ, чтобы помочь пловцу, а другой, идучи за нимъ тихими шагами, говорилъ про себя:.— Право! онъ уже выплылъ, схватилъ рогатину, если я не потороплюсь, то побьетъ кума за первое доброе дло, въ которомъ я поймалъ его.
Онъ имлъ причину полагать, что тмъ дло кончится, ибо храбрый Шотландецъ приступая къ Самаритянину, который пришелъ помочь ему, съ сердцемъ кричалъ на него: — Неучтивая собака! для чего ты не отвчалъ, когда я спросилъ глубока рка, или нтъ?— Пусть чортъ меня возьметъ если я не выучу тебя впередъ, какъ вжливо должно обходиться съ зазжими.
Говоря такимъ образомъ, онъ размахивалъ своей дубинкой, на подобіе крыльевъ втряной мльницы.— Противникъ его, видя такія угрозы, схватился за саблю, ибо онъ былъ изъ числа людей, расположенныхъ но Исакомъ случа боле дйство нить, чмъ говоришь. Но товарищи его, боле разсудительный, подойди въ ето время, приказалъ ему успокоиться, и обратясь къ молодому человку, упрекалъ его въ неосторожности и поспшности, за то что кинулся въ разлившуюся рку, также въ несправедливой запальчивости — за нападеніе на человка, который пришелъ къ нему на помощь.
Слыша такія укоризны отъ человка преклонныхъ лтъ и почтеннаго вида, молодой Шотландецъ тотчасъ опустилъ дубинку и отвчалъ, что ему не хотлось бы быть несправедливу пропитъ нихъ, но по всему казалось, что они нарочно подвергли жизнь его опасности, не сказавъ ни слова ему въ осторожность, что не было прилично ни честнымъ людямъ, ни хорошимъ Христіанамъ, а еще мене почтеннымъ гражданамъ, какими онъ почиталъ ихъ.
— Любезный сынъ, сказалъ старшій, по наружности и по выговору видно, что ты чужеземецъ, такъ должно бы подумать, что теб легче говорить на нашемъ язык, нежели намъ понимать твои слова.
— Ну, такъ и быть, батюшка, отвчалъ молодой человкъ, я мало забочусь объ этой бан и прощаю теб твое участіе въ ней, только научите, гд могу я просушить свое платье, у меня нтъ другаго, такъ надобно стараться держать ето въ чистот.
— За кого ты насъ принимаешь, любезный сынокъ? спросилъ тотъ же человкъ вмсто отвта на его вопросъ.
— Разумется, за добрыхъ гражданъ, отвчалъ Шотландецъ, или слушайте: ты господинъ честной, кажется мн торгуешь серебромъ, или хлбомъ, а твой товарищь очень похожъ на мясника, или гуртовщика.
— Ты чудесно отгадалъ наши промыслы, отвчалъ, улыбаясь, незнакомецъ.— Совершенная правда, что я торгую серебромъ сколько могу, а ремесло кума моего нсколько сходно съ ремесломъ мясника.— Мы по, стараемся оказать теб услугу, но прежде надо мн знать, кто ты и куда идешь, въ наше время по дорогамъ пропасть пшихъ и верховыхъ, у которыхъ нечестное на ум и вовсе нтъ страха Божія.
Молодой человкъ бросилъ быстрой и проницательной взглядъ на говорящаго и на молчаливаго его товарища, какъ бы желая видть, стоятъ ли они довренности, которой требуютъ, и вотъ слдствіе его наблюденій.
Старшій изъ двухъ и боле замчательный по своей одежд и ухваткамъ, походилъ на купца того времени. Его кафтанъ, исподнее и верхнее платье были изъ одинакой матеріи темнаго цвта и такъ вытерты, что лукавый умъ молодаго Шотландца тотчасъ заключилъ, что онъ долженъ быть очень богатъ, или очень бденъ, и охотне врилось первому предположенію. Его платье было очень узко и коротко, въ противность обычаю дворянства, или гражданъ высшаго сословія, которые носили платья весьма широкія и до половины ноги.
Выраженіе лица его было вмст и привтливо и отвратительно, однакожъ его рзкія черты, увядшія щеки и впалые глаза выражали нкоторое лукавство и веселость, отвчающія характеру молодаго странника. Но съ другой стороны, въ его густыхъ черныхъ бровяхъ было что-то повелительное и угрюмое.— Можетъ быть ето впечатлніе усиливалось мховою шапкою, съ низкой тульей, покрывавшею весь лобъ и вмст съ бровями надвинутою на глаза, но молодой странникъ не легко могъ согласить взглядъ етаго незнакомца съ прочею его наружностію, вовсе не отличною.— Въ особенности шапка, на которой знатные люди всегда носили золотыя или серебряныя украшенія, на немъ была украшена только свинцовою дощечкой, съ изображеніемъ Божіей Матери, какое бднйшіе богомольцы приносятъ изъ Лоретты.
Товарищъ его былъ крпкаго сложенія, росту средняго и годами десятью моложе.— Онъ глядлъ изъ подлобья и зврски улыбался и то только было какъ бы отвтомъ на нкоторые тайные знаки другаго незнакомца.— Онъ былъ вооруженъ саблей и кинжаломъ, и Шотландецъ примтилъ подъ гладкой одеждой его гибкую кольчугу, какія часто носили, въ сіи смутныя времена, люди даже не занимающіеся войною, но по званію своему обязанные къ частымъ путешествіямъ ето и утвердило молодаго человка во мнніи, что онъ долженъ быть мясникъ, гуртовщикъ, или человкъ, занятой какимъ нибудь сходнымъ промысломъ.
Шотландцу нужно было мгновеніе для стихъ замчаній, на описаніе которыхъ мы употребили нсколько времени, и посл короткаго молчанія, онъ отвчалъ съ маленькимъ поклономъ.— Не знаю съ кмъ имю честь говорить, но мн все равно если узнаютъ, что я Шотландецъ, пришелъ искать счастія во Франціи, или въ другомъ мст, по обычаю моихъ земляковъ.
— Клянусь Пасхою {Paques Dieu!— Привычное восклицаніе етаго дйствующаго лица.}! вскричалъ старшій, что ето славной обычай.— Ты, кажется, малой доброй и въ тхъ лтахъ, въ которыхъ успваютъ и въ мущинахъ и, въ женщинахъ. Ну, послушай же: я купецъ и мн нуженъ молодой человкъ помогать по торговл. Но полагаю, что ты слишкомъ высоко рожденъ, чтобъ заниматься низкими торговыми длами.
— Доброй Господинъ, если ты длаешь мн ето предложеніе не шутя, въ чемъ я нсколько сомнваюсь, то я долженъ поблагодарить тебя, но не думаю, чтобъ я могъ быть теб очень полезенъ въ торговл.
— О! я увренъ, что ты лучше умешь владть лукомъ, нежели сводить торговые счеты и саблей искусне дйствуешь, нежели перомъ, не правда ли?
— Я горный житель, стало быть стрлокъ, говоря по нашему. Но я жилъ въ монастыр и тамъ добрые отцы выучили меня читать, писать и даже считать.
— Клянусь Пасхою! великолпное воспитаніе! Да ты, дружокъ, настоящее чудо.
— Смйся сколько теб угодно, доброй Господинъ, отвчалъ молодой человкъ, не очень довольный шутками новаго знакомца, а я думаю, что мн лучше идти пообсушишься, чмъ здсь отвчать на ваши распросы, между тмъ, какъ вода льетъ съ моего платья.
— Клянусь Пасхою! вскричалъ тотъ же незнакомецъ, засмявшись еще громче, пословица никогда не солжетъ: гордъ какъ Шотландецъ. Полно, молодой человкъ, ты родомъ изъ такой земли, которую я уважаю: у меня прежде были торговыя дла съ Шотландіею. Тамъ много бдныхъ и честныхъ людей.— Если хочешь идти за нами до деревни, я дамъ теб рюмку горячаго вина и хорошій завтракъ, въ вознагражденіе за ету баню.— Но на кой чортъ у тебя на рук охотничья рукавица? Разв не знаешь, что въ Королевскомъ звринц не позволяется травить птицъ?
— Я узналъ ето въ Бургундіи отъ негодяя Герцогскаго лсничаго.— Подл Пероины, только что я спустилъ на цаплю сокола, принесеннаго мною изъ Шотландіи и которымъ я надялся обратить на себя вниманіе, какъ мошенникъ взнизалъ его на стрлу.
— Ну, а ты чтожъ сдлалъ?
— Я его побилъ, отвчалъ молодой человкъ, размахивая дубинкой, побилъ столько, сколько Христіанинъ можетъ побить единоврца, потому что мн не хотлось взять смерть его на душу.
— Знаешь ли, что если бы ты попался въ руки Герцогу Бургундскому, онъ бы веллъ тебя повсить, какъ каштанъ.
— Да, мн сказывали, что онъ на ето также скоръ, какъ и Французской Король, но какъ дло было близь Пероины, то я перескочилъ за границу и насмялся надъ нимъ.— Не будь онъ такой строптивой, можетъ быть я опредлился бы къ нему въ войско.
— Ему должно будетъ жалть о потер такого рыцаря, если перемиріе кончится!
Сказавши ето, незнакомецъ быстро взглянулъ на своего товарища, тотъ отвчалъ ему одною изъ тхъ зврскихъ улыбокъ, которыя мгновенно оживляли его лицо, какъ молнія, промелькнувшая по зимнему небу.
Молодой Шотландецъ поглядлъ на нихъ поочереди, и надвинулъ шапку на правой глазъ, какъ человкъ, не желающій быть ни чьею игрушкой.— Господа, сказалъ онъ имъ съ твердостію, а особенно ты, которой постар, стало долженъ бы быть и по умне, кажется мн придется научить васъ, что надо мною смяться и глупо и неосторожно. Мн ни чуть не нравится ваше обращеніе.— Я умю сносить шутки, стерплю выговоръ отъ человка постар себя и даже поблагодарю его, если бранилъ за дло, но не люблю, чтобъ со мною обращались, какъ съ ребенкомъ, когда я довольно выросъ, чтобы путемъ проучить васъ, если вы меня выведите изъ терпнія.
Тотъ, къ кому онъ особенно относился, казалось задыхался отъ смху, слушая его. Товарищъ его опять добирался до рукояти своей сабли, какъ молодой человкъ вдругъ отвсилъ ему такой тяжелой ударъ дубинкой по кисти, что чушь не сдлалъ его калекой, ето произшествіе только умножило веселость другаго.
— Ей! ей! храбрый Шотландецъ! вскричалъ онъ однакожъ, изъ любви къ твоей родин!— А ты, кумъ, не гляди такъ грозно.— Клянусь Пасхою! въ торговл нужна справедливость и за баню очень можно заплатить такимъ ловкимъ и проворнымъ ударомъ по рук.— Послушай, дружокъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ молодому человку съ важнымъ видомъ, которой невольно внушилъ ему почтеніе: полно буянить, со мною ето средство было бы не выгодно, а ты видишь что куму и етаго довольно.— Какъ тебя зовутъ?
— Когда меня спрашиваютъ учтиво, то я могу отвчать также, и готовъ оказывать теб почтеніе должное твоимъ лтамъ, если ты не выведешь меня изъ терпнія своими насмшками. Меня зовутъ Кентень Дюрвардъ.
— Дюрвардъ! А ето прозвище дворянское?
— За пятнадцать колнъ.— Потому то я и не желаю заниматься другимъ ремесломъ, кром военной службы.
— Настоящій Шотландецъ! за ето поручусь: много крови, много гордости. И очень мало денегъ.— Ну, кумъ, ступай впередъ и вели намъ приготовить завтракъ въ шелковичной рощ, кажется етотъ молодецъ постарается около кушанья, какъ голодная мышь около хозяйскаго сыру.— Что же касается до Цыгана, то послушай.
Онъ шепнулъ ему нсколько словъ на ухо, товарищъ отвчалъ только мрачною улыбкою и пошелъ довольно скоро.
— Ну, сказалъ первый молодому Дюрварду, теперь мы пойдемъ вмст, а, проходя лсомъ, можемъ отслушать обдню въ часовн Св. Губерта, не подобаетъ заниматься нуждами тлесными, не помысливъ сперва о душевныхъ.
Дюрвардъ, какъ хорошій Католикъ, не могъ противиться етому предложенію, хотя ему вроятно хотлось прежде всего высушишь на себ пл
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека