Катерина, Шевченко Тарас Григорьевич, Год: 1838 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СТИХОТВОРЕНІЙ
НИКОЛАЯ ГЕРБЕЛЯ

ТОМЪ ПЕРВЫЙ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1882.

КАТЕРИНА
ПОЭМА
ТАРАСА ШЕВЧЕНКО.
СЪ МАЛОРУССКАГО.

КАТЕРИНА.

Чернобровыя, дружитесь,

Но не съ москалями!

Москали — чужіе люди:

Помыкаютъ вами.

Что имъ! Онъ шутя полюбитъ

И шутя покинетъ,

Онъ въ Московщину вернётся.

А она — загннетъ.

Пусть сама бъ — ещё не горе!

Пусть — а то могила

Съ нею ждётъ и мать-старуху,

Что на свтъ родила.

Сердце вянетъ, распвая,

Какъ причину знаетъ,

Люди жь сердце не распросятъ —

Прямо осуждаютъ.

Чернобровыя, дружитесь,

Но не съ москалями!

Москали — чужіе люди:

Помыкаютъ вами.

Полюбила Катерина

Москаля лихова:

Полюбила — не сказала

Никому ни слова.

Полюбила молодого,

Въ садъ къ нему ходила —

Въ садъ, пока себя и долю

Тамъ не загубила.

Кличетъ ужинать старуха —

Не докличетъ дочку:

Гд, бывало, съ нимъ гуляетъ,

Тамъ проспитъ и ночку.

Дни и ночи Катря очи

Жарко цаловала,

А тмъ временемъ дурная

Слава вслдъ бжала.

Пусть позорятъ злые люди —

Что ей въ томъ позор?

Полюбила — не слыхала,

Какъ подкралось горе.

Пронеслись дурныя всти —

Въ трубы затрубили:

На войну москаль похалъ,

Двицу покрыли.

Не печалитъ Катерину,

Что коса покрыта:

Любы слёзы, словно псни,

Если не забыта.

Общался чернобровый,

Если цлъ вернётся,

Общался къ ней пріхать:

То-то заживётся!

Будетъ двица московкой,

Горе позабудетъ,

А пока — пусть осуждаютъ.

Пусть смются люди.

Не тоскуетъ Катерина —

Слёзы утираетъ,

Что её съ собой подружки

Пть не зазываютъ.

Не тоскуетъ Катерина.

Хоть и плачутъ очи:

Съ коромысломъ за водою

Выйдетъ о-полъ-ночи,

Чтобъ враги не увидали,

Станетъ подъ калиной

У колодца и про ‘Гридя’

Запоётъ съ кручиной.

И калина плачетъ — столько

Въ псн той печали.

Воротилася — и рада,

Что не повстрчали.

Не тоскуетъ Катерина,

Тяжкихъ думъ не знаетъ:

У окна, въ цвтномъ платочк,

Друга поджидаетъ.

Поджидала Катерина

Цлые полгода:

Защемило возл сердца,

Подошла невзгода.

Расхворалась Катерина,

Еле-еле дышетъ…

Чуть оправилась — къ запечку

И дитя колышетъ.

А сосдки-щебетухи

Матери толкуютъ,

Что у дочки, по дорог,

Москали ночуютъ.

‘У тебя красотка дочка

И не одиночка:

Няньчитъ, холитъ у запечка

Москаля-сыночка.

Чернобровымъ завелася!..

Вмст, знать, гршили!’

Чтобъ васъ вдьмы, щебетухи,

Злыдни задавили! ₍

Катерина, разразилось

Горе надъ тобою!

Гд ты голову приклонишь

Съ малымъ сиротою?

Кто распроситъ, приголубитъ

Въ свт безъ милова?

Мать, отецъ — чужіе люди:

Тяжко это слово!

Вотъ оправилась бдняжка —

Подойдётъ къ окошку

И всё няньчится съ ребёнкомъ,

Смотритъ на дорожку.

Смотритъ — нтъ да нтъ милова!

Можетъ, и не будетъ?

Въ садъ поплакать бы сходила,

Да увидятъ люди.

Ночь настанетъ — Катерина

По саду гуляетъ,

На рукахъ качаетъ сына,

Горе повряетъ:

‘Здсь его я поджидала

Вечеромъ, бывало,

Тутъ клялись… а тамъ… сыночекъ…’

И не досказала.

Зацвли въ саду черешни,

Зацвла калина.

Какъ бывало, въ садъ зелёный

Вышла Катерина.

Вышла, только не поётся

Бдной, какъ бывало,

Какъ въ саду вишнёвомъ ночью

Друга поджидала.

Не поётся чернобровой —

Проклинаетъ долю,

А межъ-тмъ враги смются,

Потшаясь вволю.

Распускаютъ злыя рчи —

Бдной не оставятъ…

Если бъ милый — онъ съумлъ бы

Ихъ молчать заставить,

Но далёко чернобровый —

Сердцемъ не почуетъ,

Какъ враги надъ ней смются,

Какъ она горюетъ.

Можетъ, спитъ онъ за Дунаемъ

Подъ сырой землёю,

Аль въ краю своёмъ слюбился

Съ двицей иною?

Нтъ, онъ живъ, здоровъ и веселъ —

Онъ не пролилъ крови.

Гд жь найдётъ такія очи

И такія брови?

Нтъ въ Московщин — пройди хоть

Всю её до моря —

Нтъ такой, какъ Катерина,

А живётъ на горе.

Мать съумла дать ей брови

И глаза на диво,

Не съумла только сдлать,

Чтобъ жила счастливо.

А краса безъ доли, счастья,

Что цвточекъ въ пол:

Сушитъ солнце, треплетъ втеръ,

Каждый рвётъ по вол.

Лей же слёзы, Катерина,

Въ хижин убогой:

Знай, москалики вернулись,

Да не той дорогой!

За столомъ сидитъ родимый —

На руки склонился.

Не глядитъ на свтъ онъ божій:

Сердцемъ истомился.

Рядомъ мать сидитъ старуха —

Старая, сдая —

И, сквозь слёзы, еле-слышно

Говоритъ, вздыхая:

‘Что же сватьба, Катерина?

Гд женихъ твой — пара?

Гд подруги, сваты, дружки,

Старости, бояра?

Знать, въ Московщин! Иди же

Къ нимъ, когда посмешь,

Да не сказывай дорогой,

Что ты мать имешь.

Видно, въ день и часъ проклятый

Я тебя родила!

Если бъ знала, до восхода

Солнца утопила:

Пусть бы гадина сглодала —

Не москаль поганый!

Ой, дитя моё родное,

Цвтикъ мой румяный!

Точно ягодку, какъ пташку

Нжила, ростила —

На бду, знать. Такъ-то, дочка,

Мн ты отплатила!

Ну, иди же — на чужбин

Поищи свекрухи,

Если слушать не хотла

Матери-старухи!

Поищи её: отыщешь —

Крпко приласкайся!

Будь счастлива межь чужими,

Къ намъ не возвращайся,

Никогда не возвращайся

Изъ чужого края!

Кто-то мн глаза закроетъ,

Безъ тебя, родная?

Кто меня здсь пожалетъ

Въ людяхъ сиротину?

Кто посадитъ на могил

Красную калину?

Кто помянетъ, кто молиться

Будетъ надо-мною?

Ой, ты, дочка дорогая,

Дитятко родное!

Ну, иди жь!’

Благословила:

‘Богъ съ тобой, родная!’

И на лавку повалилась,

Будто не живая.

Всталъ отецъ и молвилъ: ‘съ Богомъ!

Съ Богомъ, сиротина!’

Зарыдала и упала

Въ ноги Катерина:

‘Ты прости меня, родимый,

Въ чёмъ я согршила!

Не кляни меня ты бдной,

Если опостыла!’

— ‘Пусть Господь тебя и люди

Добрые прощаютъ!

Помолись — и въ путь-дорогу:

Сердце зла не знаетъ!’

Еле встала, поклонилась,

Вышла со слезами —

И старикъ съ своей старухой

Стали сиротами.

Вышла въ садикъ, помолилась,

Горсть земли набрала

И на крестъ её въ мшочк

Крпко навязала.

‘Не вернусь!’ проговорила:

‘Далеко умру я

И чужіе закопаютъ

Въ землю мн чужую,

А своя — щепотка эта —

Надо мною ляжетъ,

И про долго, и про горе

Добрымъ людямъ скажетъ.

Не разсказывай, голубка,

Гд бъ ни схоронили,

Чтобы гршницу по смерти

Люди не бранили!

Ты не скажешь — вотъ кто скажетъ,

Кто его родная!

Боже мой, куда я днусь,

Убгу куда я?

Я сама, дитя родное,

Спрячусь подъ водою,

Ты же грхъ мой отстрадаешь

Въ людяхъ сиротою,

Безъ отца.’

Пошла деревней —

Плачетъ Катерина,

Повязалася платочкомъ

И глядитъ на сына.

За деревней оглянулась —

Сердце въ ней заныло,

Покачала головою

И заголосила.

Стала въ пол при дорог,

Словно т берёзы,

Какъ роса передъ зарёю,

Полилися слёзы.

Изъ-за слёзъ изъ-за горючихъ

Бла-дня не чуетъ,

Только сына обнимаетъ,

Плачетъ да цалуетъ.

А ребёнокъ, точно ангелъ,

Ничего не знаетъ:

Къ груди крохотной ручонкой

Тянется, хватаетъ.

Солнце сло, за дубровой

Зорька догораетъ.

Отвернулась — и въ дорогу.

Вотъ ужь чуть мелькаетъ.

На сел ещё сосдки

Долго толковали,

Но ни мать, ни старый батька

Ихъ ужь не слыхали.

Такъ-то съ ближними на свт

Люди поступаютъ!

Ржутъ, тшатся… иной же

Самъ себя терзаетъ.

А за что? Господь ихъ знаетъ.

Свтъ, кажись, широкой,

А въ нёмъ мста не отыщетъ

Странникъ одинокой.

Одному отмритъ доля

Всё, что пожелаетъ,

А другого лишь надлитъ

Тмъ, гд закопаютъ.

Гд жь т люди, гд жь т братья,

Съ кмъ мы такъ желали

Жить, кого любить сбирались?

Сгинули, пропали!

Есть на свт доля —

Съ кмъ она спозналась?

Есть на свт воля,

Да кому досталась?

Есть на свт люди —

Золотомъ сіяютъ,

Кажется, чего бы —

Долюшки не знаютъ.

Ой, нтъ доли, воли!

Свитку надваютъ

Съ горемъ — ну, а плакать

Стыдъ имъ запрещаетъ.

Золото возьмите,

Будьте имъ богаты,

Мн же — дайте слёзы

Выплакать утраты.

Затоплю недолю

Частыми слезами,

Затопчу неволю

Босыми ногами!

И пойду по свту

Я тогда довольный —

И душа взыграетъ

Ласточкою вольной.

III.

Стонутъ совы, спитъ дуброва,

Звздочки сіяютъ,

По окраинамъ дороги

Суслики играютъ.

Люди добрые успули:

Каждаго стомило

Или счастье, или слёзы —

Ночка всё покрыла.

Всхъ покрыла, словно дтокъ

Мать, когда уснули.

Гд жь уснула Катерина:

Въ хат ли, въ лсу ли?

Сына ль въ пол, подъ копною,

Тшитъ, забавляетъ,

Аль въ лсу изъ-за колоды

Волка выжидаетъ?

Пропадайте, чорны-брови!

Лучше не родиться,

Чмъ такою злой бдою

Изъ-за васъ платиться.

Что-то дальше повстрчаетъ?

Тяжко будетъ, тяжко!

Зной, пески, чужіе люди

Ждутъ тебя, бдняжки!

Встртитъ стужа, по желанный

Встртитъ ли — кто знаетъ:

Приласкаетъ ли бдняжку,

Нтъ ли — все бываетъ!

Нтъ! съ нимъ двица забудетъ

Зной, пески, кручину:

Онъ, какъ мать, какъ брагъ, привтомъ

Встртитъ Катерину.

Всё увидимъ, всё услышимъ!

А пока немного

Отдохнёмъ, да поразспросимъ

На Москву дорогу.

Дальній путь! Дорогу эту

Знаю братцы, знаю:

Даже сердце замираетъ,

Какъ припоминаю.

Вымрялъ и я когда-то —

Чтобъ её не мрить!

Разсказалъ бы я про горе,

Только не поврятъ!

Скажутъ: ‘лжотъ онъ!’ да и станутъ

За глаза порочить:

‘Вишь разсказываетъ сказки,

Да людей морочитъ!’

Правда, братцы, ваша правда!

Для чего предъ вами

Стану я свою кручину

Выливать слезами?

Жить съ заботами и горемъ

Ни кому не диво.

Ну ихъ къ бсу! Лучше дайте

Трубку да огниво,

Чтобъ родные, сидя дома,

Сердцемъ не крушились.

Что разсказывать про бды!

Разв, чтобъ приснились?

Ну ихъ къ бсу! Лучше взглянемъ,

Что-то, той порою,

Сталось съ нашей Катериной,

Съ малымъ сиротою.

За Днпромъ, дорогой въ Кіевъ,

Идутъ тёмнымъ боромъ

Чумаки, родную псню

Распвая хоромъ.

Молодица имъ на встрчу:

Видно, съ богомолья.

Отчего жь глаза припухли?

Видно отъ бездолья?

Въ свитк худенькой одта,

Въ лаптяхъ и съ клюкою,

На рукахъ ея ребёнокъ,

Узелъ за спиною.

Повстрчавшись съ чумаками,

Мальчика прикрыла:

‘Какъ въ Москву пройти мн, братцы?’

Ихъ она спросила.

— ‘Прямо, прямо, молодица!

А куда дорога?’

— ‘Я въ Москву иду. Подайте

Бдной, ради Бога!’

Дали грошъ ей. Задрожала:

Ой, какъ брать ей тяжко!

И зачмъ ей? А ребёнокъ?

Жаль его, бдняжки.

Зарыдала, поплелася,

Въ Броворахъ немного

Отдохнула, да купила

Пряникъ на дорогу.

Долго, долго горемыка

Шла, разузнавала,

А случалось — подъ заборомъ

Съ сыномъ ночевала.

Видите ль, на что ей очи пригодились:

Чтобъ изъ нихъ ркою слёзы лились, лились.

Слушайте жь и кайтесь, красныя двицы,

Чтобъ потомъ не плакать, сердцемъ не томиться,

Чтобъ не довелося мужа на чужбин

Вамъ искать, какъ нашей бдной Катерин.

Тогда не пытайтесь дорогой узнать,

За что не пускаютъ въ избу ночевать!

Не пытайтеся развдать —

Люди, вдь, не знаютъ:

Тхъ, кого Господь караетъ

И они караютъ.

Люди гнутся, точно лозы,

Втеръ чуть поветъ.

Солнце свтитъ сиротин —

Свтитъ, да не гретъ.

Люди бъ солнце заслонили,

Если бъ можно было,

Чтобы сирымъ не свтило,

Слёзы не сушило.

А за что, за что не знаетъ

Бдная отрады?

Чмъ она не угодила?

Что имъ, людямъ, надо?

Чтобы плавала! Не плачь же,

Сердце-Катерина!

Пусть тхъ слёзъ не видятъ люди!

Прочь, змя-кручина!

А чтобъ личико не блёкло

Съ чорными бровями,

До зари, въ лсу дремучемъ,

Вымойся слезами —

И никто тогда бдняжку

Лихомъ не помянетъ,

А пока струятся слёзы,

Сердцу легче станетъ.

Но не лучше ль намъ вернуться

Къ нашей Катерин

И взглянуть, какъ ей живётся,

Круглой сиротин.

Подъ плетнями ночевала,

На зар вставала

И всё шла путёмъ-дорогой —

Глядь, зима настала.

Свищетъ втеръ, стонетъ вьюга,

А она въ убогой

Свитк и лаптяхъ плетётся

Снжною дорогой.

Чуть ступаетъ. Вдругъ мелькнуло:

Глянула — блднетъ:

Москали идутъ дорогой.

Горе — сердце млетъ!

Повстрчала. ‘Не слыхали ль —

Говоритъ — случаемъ,

Гд Иванъ мой чернобровый?’

Т ей: ‘Знать не знаемъ!’

И, какъ водится, солдаты

Шутятъ да смются:

‘Ай да баба! ай да наши!

Всюду доберутся!’

Посмотрла Катерина:

‘Охъ, ты доля, доля!

Ты не плачь, мой горемычный:

Видно, Божья воля!

Побреду — ходила больше —

Можетъ и найду я:

Сдамъ ему тебя, голубчикъ,

А сама умру я.’

Воетъ вьюга, стонетъ вьюга,

По полю гуляетъ:

Катерина средь дороги

Слёзы проливаетъ.

Уходилась злая вьюга —

Еле поввала:

Всё бы плакала бдняжка,

Только слёзъ не стало.

На дитя она взглянула:

Политый слезою,

Рдетъ крошка, какъ цвточекъ

Утромъ подъ росою.

Усмхнулась Катерина,

Горько усмхнулась:

Возл сердца лютымъ змемъ

Горе шевельнулось.

Осмотрлась Катерина,

Видитъ — лсъ чернетъ,

А подъ лсомъ, у дороги,

Огонёкъ свтлетъ.

‘Ну пойдёмъ же: можетъ, пустятъ

Въ хату насъ съ тобою,

А не пустятъ — заночуемъ

Въ пол, подъ межою,

Подъ избою заночуемъ —

Мста намъ достанетъ.

Гд-то будешь ночевать ты,

Какъ меня не станетъ?

Ты съ собаками дружися:

Право, лучше будетъ!

Если злыя — покусаютъ,

Всё же не осудятъ.

Съ ними сть и пить придётся

Моему Ивану…

Охъ, ты, доля моя, доля,

Что я длать стану?’

IV.

Свищетъ втеръ, стонетъ вьюга,

По лсу завыло,

Словно море, блымъ снгомъ

Поле обложило.

Изъ избы лсничій вышелъ,

Чтобъ пройти дозоромъ —

Такъ куда ты! зги не видно:

Такъ и свищетъ боромъ.

— ‘Еге-ге, какая вьюга!

Нтъ, тутъ не до лсу:

Лучше въ хату. Что такое?

Э, да ну ихъ къ бсу!

Ишь несётся вражья сила!

Будто и за дломъ.

Какъ ихъ снгомъ-то… Никифоръ,

Глянь-ко — точно въ бломъ. ‘

— ‘Москали? да гд?… да гд же?’

— ‘Что ты? Богъ съ тобою!’

— ‘Гд они, мой голубь сизый?’

— ‘Вонъ идутъ межою.’

Побжала Катерина,

Вихремъ понеслася.

— ‘Знать, Московщина бдняжк

Солона пришлася!

По ночамъ — одно и знаетъ —

Москаля всё кличетъ.’

Черезъ пни бжитъ бдняжка.

Еле-еле дышетъ.

Добжала — утираетъ

Слёзы рукавами.

Ей на встрчу вызжаютъ

Москали рядами.

‘Охъ, ты доля моя, доля!’

Къ нимъ… глядитъ — узнала:

Впереди всхъ детъ старшій.

‘Милый!’ закричала:

‘Мой Иванъ, мой ненаглядный!

Что жь ты не вернулся?’

И къ нему — хватаетъ стремя.

Старшій оглянулся

И коня въ бока толкаетъ.

‘Что жь ты узжаешь?

Аль забылъ меня, желанный?

Аль не распознаешь?

Погляди: я Катерина,

Я твоя, мой милый!

Что жь ты стремя вырываешь

У меня постылой?’

А онъ будто и не видитъ —

Всё коня торопитъ.

‘Посмотри — ужь я не плачу!’

Катерина вопитъ:

‘Не узналъ меня, мой милый?

Посмотри, вглядися:

Я, ей-богу, Катерина!’

— ‘Дура, отвяжися!

Прочь безумную возьмите!’

— ‘Боже! отказался!

Хочешь бросить Катерину,.

А не ты ли клялся?’

— ‘Да возьмите жь! Что стоите?’

— ‘Какъ? ты прогоняешь?

Да за что жь, скажи, мой голубь?

На кого оставишь

Катерину, что, бывало,

Въ садъ къ теб ходила,

Что теб малютку-сына

Скорбная родила?

О, мой соколъ ненаглядный,

Ты хоть не гнушайся!

Я твоей батрачкой буду,

Ты жь съ другой спознайся.

Съ цлымъ свтомъ. Я забуду,

Что счастливы были,

Отъ тебя имла сына,

Что меня покрыли.

Стыдъ-то, стыдъ-то! И за что мн

Гибнуть безталанной?

Ты покинь меня, но сына

Не кидай, желанный!

Не покинешь? Не бги же

Отъ меня: мой милый,

Принесу теб я сына.’

Стремя опустила —

И въ избушку. Воротилась,

Обнимаетъ сына:

Неповитый, неодтый,

Плачетъ сиротина.

‘Посмотри — вотъ онъ, желанный!

Гд жь ты — схоронился?

Онъ ухалъ — сына, сына

Бросилъ — отступился!

Боже мой, куда я днусь.

Дитятко, съ тобою?

Люди добрые, возьмите

Бднаго съ собою:

Не гнушайтесь имъ, родные —

Онъ вдь сиротина!

‘Ой, возьмите — и отдайте

Старшему за сына,

А не то и я покину,

Какъ отецъ покинулъ!

Чтобъ его не покидала

Горькая судьбина!

Ой, грхомъ на свтъ, мой цвтикъ,

Мать тебя родила —

Выростай же на смхъ людямъ!’

На земь положила.

‘Поищи отца, по свту —

Я ужь поискала.’

И съ дороги, какъ шальная,

Въ лсъ — и убжала.

Плачетъ мальчикъ, москали же —

Что имъ — миновали.

Что жь — и лучше! Да на горе

Люди услыхали.

Вотъ ужь ночь, а Катерина

По лсу блуждаетъ,

Проклинаетъ долю злую,

Стонетъ и рыдаетъ.

Но вотъ вышла на поляну,

Глянула — спустилась

Внизъ, къ пруду, взглянула въ прорубь

И остановилась.

‘Упокой, Господь, мн душу,

Вы жь — примите тло,

Воды тёмныя’ — и въ прорубь:

Только зашумло

Подо льдомъ.

Нашла бдняжка

То, чего искала.

Прошумлъ, пронёсся втеръ —

И слда не стало.,

То не втеръ, то не буйный,

Что дубы ломаетъ,

То не горе, что родная

Рано умираетъ,

Та семья не стала сирой,

Что похоронила

Мать свою: у ней остались

Имя и могила.

Насмются злые люди —

Сироту осудятъ:

Выльетъ слёзы на могилу,

Горе позабудетъ.

А тому, тому на свт,

Что тому осталось,

Кто отца въ глаза не видлъ,

Мать же — отказалась?

Что безродному осталось?

Люди злы и строги!

Ни родни, ни тёплой хаты —

Трудъ, пески, дороги.

Брови, личико на диво —

Что въ нихъ? Чтобъ узнали!

Расцвтила, не укрыла —

Лучше бъ полиняли.

Шолъ кобзарь въ престольный Кіевъ,

Шолъ — и слъ дорогой.

Съ нимъ вожакъ. Онъ весь обвшанъ

Сумками, убогой.

Мальчуганъ прилёгъ — и дремлетъ,

Дремлетъ, засыпаетъ,

А кобзарь-слпецъ ‘Ісуса’

Тихо напваетъ.

Подаютъ кто грошъ, кто хлба

Край — ни кто не минетъ:

Всякъ — слпому, а молодка —

Та малютк кинетъ.

‘И босой-то онъ, и голый’,

Думаетъ молодка:

‘Есть краса, да нту счастья,

Потому — сиротка!’

Экипажъ, дорогой въ Кіевъ,

детъ шестернею.

Въ экипаж детъ баринъ

Съ молодой женою.

детъ — вдругъ остановился,

Взвились клубы ныли.

Подбжалъ Ивась: въ окошко

Крошку поманили.

Бросивъ грошъ, она малюткой

Бднымъ занялася.

Баринъ глянулъ — отвернулся:

Онъ узналъ Ивася:

Онъ узналъ собольи брови

И сокольи очи,

Онъ узналъ въ малютк сына,

Да признать нтъ мочи.

— ‘Какъ зовутъ тебя?’ — ‘Ивасомъ!’

— ‘Прелесть! ‘проронила…

Пыль взвилась изъ-подъ дормеза

И малютку скрыла.

Бдняки сочли подачку,

Помолились Богу,

Помолились и пустились

Снова въ путь-дорогу.

1860.

Читайте также: