КАРТИНЫ АНТИЧНАГО МІРА.
КАРТИНЫ АНТИЧНАГО МІРА.
Клеопатра *).
Клеопатра *).
*) Русская Мысль, кн. II.
——
——
——
М. Р.
‘Русская Мысль’, кн.III, 1891
Картины античнаго мира, Ремезов Митрофан Нилович, Год: 1891
Время на прочтение: 43 минут(ы)
Клеопатра вернулась въ Александрію, унося въ сердц сильное раздраженіе противъ Рина и большія тревоги за свою участь. Хотя египтяне приняли ее безъ сопротивленія, но неминуемо предстоявшая война между цезаріанцами и республиканцами ставила ее въ очень затруднительное и опасное положеніе. Въ качеств союзницы римскаго народа, царица не могла оставаться безучастною, нейтральною свидтельницей начинавшейся борьбы, изъ опасенія, что побдитель, кто бы ни оказался таковымъ, отомстить ей за отказъ въ помощи присоединеніемъ Египта къ римскимъ владніямъ. Симпатіи Клеопатры склонялись на сторону тріумвировъ, бывшихъ приверженцевъ Цезаря, относившихся къ ней наимене недоброжелательно въ бытность ея въ Рим. Антоній, не столько изъ дружбы къ ней, правда, сколько изъ разсчета, пытался даже дйствовать въ пользу ея сына. Но тріумвиры, хотя и полные властители Запада, были далеко, тогда какъ Востокъ почти всецло находился въ рукахъ ихъ противниковъ, непосредственно угрожавшихъ Египту. При начал враждебныхъ дйствій, Кассій, занимавшій Сирію съ восемью легіонами, потребовалъ отъ Клеопатры присылки вспомогательныхъ войскъ. Почти одновременно и съ такою же просьбой обратился къ ней Долабелла, одинъ изъ вождей, подчиненныхъ Антонію, съ трудомъ державшійся въ Лаодике {Лаодикея (Laodicea ad Mare), приморскій горохъ Сиріи въ 80 клм. отъ Антіохіи и въ 180 отъ Бейрута, нын носить названіе (Latakih).}.
Вс шансы на побду были, повидимому, на сторон Кассія, положеніе Долабеллы казалось безнадежнымъ. Политическія соображенія должны были побудить Клеопатру примкнуть къ республиканцамъ, она предпочла, однако же, остаться врною своимъ симпатіямъ къ цезаріанцамъ и отправила въ Лаодикею четыре римскихъ легіона, находившихся въ ея распоряженіи. Посланный Долабеллы, Аліеній, принявшій начальство надъ этимъ отрядомъ, далъ себя окружать въ Сиріи войскамъ Кассія и, изъ трусости или по заране умышленному предательству, присоединился съ своими легіонами къ непріятелю. Только египетская эскадра, тоже посланная на помощь Долабелл, благополучно прибыла въ Лаодикею.
Вскор посл отправки легіоновъ изъ Александріи, въ 43 году, умеръ скоропостижно юный царь Птоломей. На Клеопатру пало подозрніе въ томъ, что онъ отравленъ по ея приказанію. Никакихъ достоврныхъ свдній объ этомъ не имется, но такое обвиненіе отнюдь не представляетъ собою чего-либо неправдоподобнаго. Весьма возможно, что, отправивши легіоны и, такимъ образомъ, оставшись безъ надежной охраны римскихъ войскъ, Клеопатра убоялась, какъ бы дворцовый заговоръ или бунтъ уличной черни не лишилъ ее престола въ пользу ея брата и номинальнаго супруга. Разъ уже, шесть лтъ назадъ, Клеопатра едва не погибла жертвою такихъ событій и спаслась только благодаря энергичному вмшательству Цезари. Тотчасъ же по смерти Птоломея XIII царица объявила своего четырехлтняго сына Птоломея-Цезаріона соцарствующимъ ей государемъ.
Вншнія дла, между тмъ, принимали все боле и боле неблагопріятный оборотъ для Клеопатры. Въ Кипр стояла египетская эскадра подъ командой наварха Сарапіона. Кассій послалъ ему прямо отъ себя распоряженіе присоединиться съ кораблями къ республиканскому флоту, и Сарапіонъ поспшилъ исполнить приказаніе, не сообщивши даже объ этомъ цариц. Не довольствуясь четырьмя легіонами и морскою эскадрой, полученными отъ Клеопатры вопреки ея желанію, правда, Кассій потребовалъ отъ царицы Египта присылки новыхъ подкрпленій людьми, кораблями, провіантомъ и деньгами. Опасаясь вторженія въ Египетъ и почти не имя вооруженныхъ силъ, чтобы отразить его, Клеопатра пыталась выиграть время. Она поручила выразить Кассію свое сожалніе о невозможности помочь ему въ данное время потому, что Египетъ разоренъ голодомъ и моровою язвой. Страна, дйствительно, страдала отъ голода по случаю недостаточнаго разлитія Нила. Но Египетъ далеко не былъ разоренъ этимъ, и Клеопатра, увертываясь отъ исполненія требованій Кассія, спшно снаряжала новый флотъ на помощь тріумвирамъ. Кассій не подался, однако, льстивымъ завреніямъ посланца царицы и ршилъ вторгнуться въ Египетъ. Его войска уже двинулись было въ этомъ направленіи, когда Брутъ, въ виду приближенія арміи Антонія, вызвалъ Кассія со всми его силами въ Македонію. Тогда Клеопатра отправила свой флотъ цезаріанцамъ, но въ пути онъ былъ разсянъ и почти совершенно уничтоженъ бурей. Во все продолженіе этой войны неудачи преслдовали царицу. При всемъ желаніи помочь тріумвирамъ, Клеопатр не удавалось оказать имъ почти никакой поддержки, и, наоборотъ, выходило такъ, что посылаемыя ею подкрпленія только усиливали ихъ противниковъ. Республиканцы хорошо знали, что подкрпленія приходятъ вопреки вол царицы, и выжидали только случая отомстить ей за это.
Сраженіе при Филиппи освободило Клеопатру отъ страха передъ республиканцами, но далеко не миновала для нея опасность со стороны тріумвировъ, имвшихъ не мало основаній подозрвать ее въ двойной игр. Посл побды надъ Брутомъ, Антоній побдителемъ прошелъ черезъ Грецію и Малую Азію, собирая повсюду дань и водворяя новые порядки. Города и цари наперерывъ спшили оказывать ему всяческія почести, старались дарами и лестью снискать милость побдителя и получить прощеніе за вольную или невольную помощь, которую они оказывали его врагамъ. Только одна Клеопатра, по гордости ли царственной, или по женскому разсчету, оставалась у себя въ Египт и не присылала посольства, какъ будто знать не хотла, что побда при Филиппи сдлала Антонія полнымъ властелиномъ Востока.
Это удивляло и раздражало Антонія. Въ данномъ случа въ душ тріумвира была затронута, быть можетъ, не одна только гордость побдителя. Онъ видалъ Клеопатру въ Александріи въ то время, когда командовалъ кавалеріей Габинія и когда цариц Египта было пятнадцать лтъ, и потомъ въ Рим, въ годъ смерти Дезаря. Весьма правдоподобно, что красота и очаровательность ‘нильской сирены’ произвели на него глубокое впечатлніе, и въ ряду являвшихся къ нему государей и царьковъ онъ съ особеннымъ нетерпніемъ ждалъ прибытія Клеопатры. Ждалъ онъ напрасно. Но въ положеніи Антонія достаточно было сказать слово для того, чтобы желаніе его было исполнено. Онъ далъ знать Клеопатр, что она должна пріхать въ Тарсъ и передъ его судомъ дать объясненіе своихъ подозрительныхъ дйствій во время междуусобной войны. Онъ заране предвкушалъ необычное и жестокое наслажденіе, какое доставитъ ему появленіе, въ качеств покорной и униженной просительницы, превознесенной красавицы, гордой царицы Египта, женщины, у ногъ которой онъ видлъ божественнаго Цезаря.
Съ такимъ наказомъ былъ посланъ къ Клеопатр Квинтъ Делій, одинъ изъ приближенныхъ Антонія. Этотъ Делій, ничмъ не стсняющійся интриганъ, ловкій и утонченно-безнравственный, измнялъ въ своей жизни всмъ людямъ и всмъ партіямъ, и не даромъ его называли desutior bdlorum (перебжчикъ междуусобныхъ войнъ). Впослдствіи онъ былъ другомъ Горація, который посвятилъ ему одну изъ своихъ одъ, и другомъ Августа, который его обогатилъ. При первомъ же свиданіи съ царицей онъ понялъ страсть къ ней Цезаря и сообразилъ, что не избжать очарованія и Антонію. Онъ сразу увидалъ, какія выгоды можетъ извлечь для себя въ самомъ близкомъ будущемъ изъ благорасположенія египтянки, и не замедлилъ сдлаться ея усерднйшимъ поклонникомъ: политическій посолъ превратился въ посредника любовной интриги. Онъ убждалъ царицу отправиться скоре въ Киликію, увряя ее, что, несмотря на вншность и манеры гладіатора, грубый боецъ Фарсалы и Филиппи не такъ суровъ, какъ это кажется. ‘Никогда,— говорилъ посланецъ тріумвира,— Антоній не вызоветъ слезъ на столь чудныхъ глазахъ и не только не причинитъ теб ни малйшаго неудовольствія, но поспшитъ исполнить вс твои желанія’. Не большаго труда стоило Делію убдить Клеопатру. Изъ его словъ она заключила, что для нея уже занимается заря не мене блестящей будущности, чмъ та, о которой она мечтала въ объятіяхъ Цезаря. Одно, мало достоврное, впрочемъ, преданіе гласитъ, будто Делій переступилъ границы даннаго ему Антоніемъ порученія и самъ сдлался любовникомъ Клеопатры {Сенека риторъ упоминаетъ (въ Suasoria) о litterae lacivae Делія къ Клеопатр, а Плутархъ приводитъ (Anton, LXV) весьма двусмысленную шутку того же Делія. Это дало основаніе Дасіе (въ примчаніяхъ къ 3 од II кн. Горація) и Вайлю (въ его Словар, II, р. 267) говорятъ о любовной связи между Клеопатрой и Деліемъ. Отнюдь е принимая на себя невозможной задачи защищать добродтель египетской царицы, можно очень усомниться въ врности такихъ свдній, такъ какъ основаніемъ для нихъ послужили слова самого же Делія. А онъ, вошедши въ милость у Августа, могъ похваляться своею побдой надъ Клеопатрой и позорить ее увреніемъ, будто добился ея любви ране Антонія. Что же касается его писемъ, то litterae lascivae не значитъ любовныя письма, если таковыя существовали въ дйствительности, то они могли бить написаны много поздне или же могли быть простыми риторическими упражненіями, писанными для забавы Антонія и Клеопатры, съ тою свободой выраженій, какая допускалась нравами того времени.}. Какъ бы то ни было, царица послушалась совтовъ Делія и ршила отправиться въ Тарсъ, но, дабы придать боле цны своему посщенію, она довольно долго, подъ разными предлогами, откладывала свою поздку, несмотря на просьбы Делія и все боле и боле настоятельныя посланія Антонія.
Въ одинъ прекрасный день тріумвиръ Антоній возсдалъ на своей трибун и давалъ нубличныя аудіенціи среди агоры Тарса. Вдругъ съ берега рки донесся необычный громкій шумъ толпы. Антоній спрашиваетъ, что случилось. Вы ливійцы, съ обычною грекамъ льстивостью, отвчаютъ, что сама Афродита, на благо народовъ, шествуетъ постить Вакха (Антоній любилъ, чтобы его называли Вакхомъ). Толпа, окружавшая его на площади, устремилась къ берегу, и тріумвиръ остался одинъ съ своими ликторами на опуствшей агор. Сознаніе собственнаго величія удерживаетъ его нкоторое время на мст, но любопытство одерживаетъ верхъ, и, непривычный сдерживать себя, Антоній покидаетъ свое курульное кресло, бжитъ слдомъ за толпой. Надо правду сказать, зрлище стоило того. Взорамъ представилась картина, уносившая воображеніе къ далекимъ временамъ миологическимъ. Клеопатра приближалась къ Тарсу на сплошь вызолоченномъ корабл, оснащенномъ пурпуромъ. Посеребренныя весла опускались и поднимались въ тактъ звуковъ греческихъ лиръ и египетскихъ самбюкъ {Самбюкъ (лат. sambuca) — трехъ угольный струнный инструментъ врод арфы.}. Царица-богиня, Клеопатра подъ златотканнымъ наметомъ покоится на палуб — подобна живописнымъ изображеніямъ Афродиты — . Она окружена голыми, какъ амуры, дтьми, двушки полуобнаженныя, какъ граціи и нимфы моря, осняютъ ее гирляндами розъ и цвтами лотуса, обвваютъ огромными опахалами изъ перьевъ ибиса. На передней части корабля другія нереиды образуютъ группы, достойныя кисти Апеллеса. Амуры шаловливо покачиваются на снастяхъ, какъ бы слетая съ і облаковъ. Куренія иміама и индійскаго мура, сожигаемаго рабынями, окружаютъ корабль легкою дымкой ароматовъ, разносящихся по обоимъ берегамъ рки.
Антоній послалъ тотчасъ же одного изъ своихъ приближенныхъ просить Клеопатру пожаловать къ нему на ужинъ. Опираясь скоре на свой титулъ богини, чмъ на титулъ царицы, довольно ничтожный въ глазахъ тріумвира, Клеопатра отвтила, что сама приглашаетъ Антонія ужинать у нея. Римлянинъ не подумалъ отказываться и въ условленный часъ явился во дворецъ, тайно приготовленный въ нсколько дней, по приказанію Клеопатры, и убранный съ необычайнымъ великолпіемъ. Роскошь стола соотвтствовала обстановк, драгоцннйшія вина изобильно лились въ массивные золотые кубки, рдкія и диковинныя блюда были изготовлены виртуозомъ повареннаго искусства. Антоній, большой любитель покушать, подарилъ мсяцъ тому назадъ домъ своему повару за вкусное блюдо- повару Клеопатры онъ не отказался бы дать цлый городъ. Что же касается обворожительной египтянки, то очарованный тріумвиръ уже готовъ быть отдать ей весь міръ. На слдующій день состоялся для царицы ужинъ у Антонія. Онъ не пощадилъ денегъ на то, чтобы затмить блескъ оказаннаго ему пріема. Но самъ же первый призналъ себя безсильнымъ въ такой борьб и, какъ умный человкъ, весело подсмивался передъ Клеопатрой надъ скудостью и неизяществомъ своего пира. Весьма вроятно, что за этими пиршествами не нашлось времени для разсужденій о дйствительныхъ или мнимыхъ поводахъ въ недовольству Рима Клеопатрой. Антоній уже не думалъ о томъ, чтобы звать царицу Египта къ своему суду въ качеств обвиняемой и униженной просительницы. Молящимъ оказался бы Антоній, если бы Клеопатра захотла отказать ему въ своей любви. Отнын властвовала царица, и всесильный тріумвиръ сдлался покорнымъ ‘рабомъ египтянки’, по выраженію негодующаго Діона Кассія.
Прежде всего, Клеопатра употребила свою власть на то, чтобы ея сынъ отъ Цезаря, Птоломей-Цезаріонъ, былъ признанъ законнымъ наслдникомъ египетской вороны. Декретъ Антонія былъ, по ея желанію, тотчасъ же утвержденъ Октавіемъ и Лепидомъ, т.-е. всмъ тріумвиратомъ. Подчинившись вол царицы, Антоній не остановился и передъ кровавыми жестокостями, ей угодными. Какъ большинство женщинъ, прекрасная царица была мстительна и, подобно Діонисію Тирану, въ предосторожности своей доходила до преступленій. Ея сестра Арсиноя, фигурировавшая въ тріумф Цезаря, бжала изъ Рима и жила въ Милет. Изъ опасенія ли, какъ бы честолюбивая и ловкая на интриги Арсиноя не вызвала волненій въ Египт, что и было уже во время Александрійской войны, или изъ мести за прошлое, Клеопатра потребовала, чтобы Антоній приказалъ ее убить. И несчастная Арсиноя была зарзана въ храм Артемиды Лейкофрины, гд она искала спасенія отъ посланныхъ Антоніемъ убійцъ. Въ Малой Азіи былъ также убитъ какой-то египтянинъ, выдававшій себя за Птоломея XII, утонувшаго въ Нил во время битвы съ Цезаремъ. Клеопатр былъ чмъ-то непріятенъ,— чмъ именно, неизвстно,— верховный жрецъ большаго храма эфесскаго. Антоній приказалъ его схватить. Онъ избжалъ смерти и былъ освобожденъ лишь благодаря заступничеству высшихъ сановниковъ города, грозившихъ народнымъ возстаніемъ. Въ то же время, по распоряженію Антонія, казненъ Сарапіонъ, командовавшій египетскою эскадрой въ Еипр. Клеопатра мстила бывшему наварху за его измну, а Антоній отплатилъ ему за помощь, оказанную имъ Кассію.
Когда Клеопатра прибыла въ Тарсъ лтомъ 41 года, Антоній готовился въ войн противъ парянъ. Въ теченіе мсяца сборъ войскъ былъ оконченъ, обозы снаряжены, оставалось только ринуться въ походъ. Но этотъ мсяцъ Антоній провелъ съ Клеопатрой и уже не могъ съ нею разстаться. Онъ отложилъ походъ до весны и вмст съ царицей ухалъ въ Египетъ.
Тогда началась безумная жизнь, полная наслажденій, непрерывная, баснословная оргія, о которой римское общество вспоминало, какъ о чемъ-то неподражаемомъ, даже въ третьемъ вк нашей эры, посл Нерона и Геліогабала, когда, казалось бы, уже нельзя было никого удивить роскошью, ни поразить разнузданностью фантазіи, ищущей удовольствій. ‘O! ‘,— чья жизнь неподражаема,— такъ называли себя Клеопатра и Антоній и ихъ приближенные, участники ихъ волшебныхъ пировъ {Плутархъ: ‘Anton.’, XXVIII. Любопытная греческая надпись, открытая въ Александрія Ветеромъ, гласитъ: ‘Антоній Великій, Неподражаемый’ (Bolletino dell Instituto di Correspondenza Archeologica di Roта, сентябрь 1866 г.).}. Сухо и сжато говорятъ Плутархъ и Діонъ Кассій объ этихъ пиршествахъ, охотахъ и прогулкахъ по Нилу. Клеопатра не разставалась-съ Антоніемъ ни днемъ, ни ночью,— пила съ нимъ, играла съ нимъ, охотилась, присутствовала при воинскихъ упражненіяхъ. Клеопатра,— говорятъ они еще,— безпрерывно придумывала новыя развлеченія, необыкновенныя и непредвиднныя увеселенія. Такихъ отрывочныхъ и короткихъ сообщеній весьма недостаточно для того, чтобы составить себ хотя бы приблизительное представленіе о грандіозныхъ оргіяхъ, о необузданной нг и неимоврной роскоши подражаемыхъ. Изъ древнихъ только Плиній, неумышленно, быть можетъ, даетъ обо всемъ этомъ нкоторое понятіе въ разсказ о знаменитой жемчужин.
На одномъ пиршеств,— говоритъ Плиній,— Антоній восхитился роскошью его и воскликнулъ, что никакой другой пиръ не можетъ превзойти этого. Клеопатра, постоянно стремившаяся сдлать то, что почиталось невозможнымъ, возразила, что все это ничтожно, и побилась объ закладъ съ Антоніемъ, что назавтра дастъ банкетъ, который будетъ стоить десять милліоновъ сестерцій (два милліона сто тысячъ франковъ). Пиръ слдующаго дня, какъ ни былъ великолпенъ, ничмъ существеннымъ не отличался отъ предшествовавшаго. Антоній подсмивался надъ Клеопатрой.
‘Клянусь Бахусомъ,— говорилъ онъ,— до десяти милліоновъ сестерцій еще далеко!’ — ‘Я знаю,— отвтила царица,— но то, что ты видишь пока, не идетъ въ счетъ. Я одна выпью на десять милліоновъ!’ Она сняла серьгу съ жемчужиной, самой крупной и совершеннйшей изъ когда-либо виданныхъ, бросила ее въ кубокъ, гд жемчужина распустилась въ уксус, и залпомъ выпила этотъ растворъ. Царица хотла сдлать то же съ другою жемчужиной, во ее удержалъ Луцій Планкъ, выбранный судьей пари, объявивши, что закладъ ею выигранъ {Разсказъ этотъ не такъ легендаренъ, быть можетъ, какъ то кажется, ибо Плиній говоритъ, что Октавій нашелъ вторую жемчужину въ сокровищниц Клеопатры, приказалъ распялить ее надвое и сдлать серьги, которыми украсилъ статую Венеры въ Пантеон.}.
Чтобы составить себ хотя бы приблизительное понятіе о томъ, что такое была эта жизнь Неподражаемыхъ, надо силою воображенія перенестись въ той обстановк, въ которой на обычное украшеніе жилищъ употреблялись драгоцннйшіе матеріалы, разноцвтный мраморъ, гранитъ, кедровое дерево и черный эбенъ, порфиръ, базальтъ, агатъ, ониксъ, ляписъ-лазури, бронза, серебро, слоновая кость и золото. Надо припомнить подавляющую массивностью архитектуру Египта и чудныя сооруженія генія Греціи,— Паренонъ и храмъ Юпитера Олимпійскаго, дворецъ Рамзеса и развалины Аполлонополиса. Царскіе дворцы Александріи съ ихъ садами и террасами, съ принадлежавшими къ нимъ постройками, занимали треть города. Внутри замыкавшей ихъ крпкой ограды тянулись длинныя аллеи, обставленныя сфинксами, возвышались обелиски, дивныя пропилеи, залы въ триста футовъ длины и полтораста ширины съ двумя рядами колоннъ шестидесяти футовъ вышиной. Картинныя галлереи были наполнены произведеніями Зевксиса, Апеллеса и Протогена. Нгой манили богатйшія термы съ бассейнами теплой и холодной воды, съ портиками краснаго порфира, украшенными статуями. Между дворцами и храмами расположены были гимназіи, театры, ипподромы и стадіи, усыпанныя шафраннымъ порошкомъ, триклиніи съ чеканными ложами массивнаго серебра на вавилонскихъ коврахъ, атріумы, окруженные коринскими колоннами съ капителями изъ золоченой бронзы, отняемые на день наметами изъ шелковыхъ тканей, цнимыхъ на всъ золота, сады съ безчисленнымъ множествомъ цвтовъ, которыми во всякое время года четыре раза въ день засыпались чудныя мозаики половъ. Для прихотей владыкъ, для ихъ утхъ служили тысячи рабовъ, рабынь, флейтистокъ и пвицъ, танцовщицъ, скомороховъ, акробатовъ, мимовъ, фокусниковъ и чародевъ. На пирахъ столы ломились подъ тяжестью блюдъ тарантскихъ устрицъ, муренъ въ соус изъ рыбьихъ внутренностей, макрелей, вареныхъ на листьяхъ смоковницы, розовыхъ дроздовъ, перепеловъ, фазановъ, лебедей, утиныхъ печенокъ, птичьихъ мозговъ, трюфелей величиною въ кулакъ, про которые существовало поврье, будто они падаютъ съ неба, подобно аэролитамъ, сладкихъ печеній изъ меда и лучшей муки, отборнйшихъ фруктовъ всхъ извстныхъ странъ. Въ кухняхъ для пятнадцати пирующихъ жарилось двнадцать кабановъ на вертелахъ, вдвигаемыхъ въ огонь черезъ каждыя три минуты, дабы одинъ изъ нихъ былъ изготовленъ какъ разъ въ пору къ тому времени, когда его подавать на столъ. Въ снгу охлаждались превосходнйшія вина, двадцатилтнее фалернское, пелопонезское изъ Пліонта, хіосское и исское, крпкое лесбосское, старое родосское, сладкое митиленское, ароматизированное съ букетомъ фіалки, и азосское, ‘будящее уснувшую любовь’. Изъ устъ бронзовыхъ колоссовъ били цлые каскады ледяной воды, охлаждавшей атмосферу залъ, брызги ароматовъ изъ груди статуи Изиды насыщали ее благоуханіемъ. Подъ аккомпаниментъ арфъ и цитръ гремли хоры пвицъ и толпы нагихъ плясуній танцовали съ золотыми трещетками {Родъ кастаньетъ.} и бубнами въ рукахъ. Представленія комедій смнялись фарсами скомороховъ, фокусами жонглеровъ, фантасмагоріями волшебниковъ. Въ большомъ порт устраивались навмахіи {Представленія, изображавшія морскія сраженія.}, въ ипподром — скачки квадригъ и бои звриные. Въ маскарадахъ и процессіяхъ, вокругъ золотыхъ колесницъ Вакха и Киприды, фигурировали полторы тысячи сатировъ, толпы амуровъ и восемьсотъ красивйшихъ рабынь въ вид нимфъ и плясуній. Въ услугамъ Неподражаемыхъ было все, что можетъ дать роскошь Востока, величіе Египта, утонченность и изнженность Греціи, сила и развращенность Рима, что способна измыслить страстность пылкой женщины, безумно жаждущей наслажденій и не знающей преградъ для осуществленія своихъ фантазій.
Иногда Антоній и Клеопатра забавлялись тмъ, что, переодтые, она — служанкой таверны, онъ — носильщикомъ или матросомъ, ходили ночью по улицамъ Александріи, стукомъ въ двери тревожили сонъ мирныхъ обывателей, задирали прохожихъ, въ грязныхъ притонахъ ссорились съ пьяными гуляками. Въ величайшему удовольствію Антонія, такія продлки кончались, по большей части, рукопашными схватками. Несмотря на силу и ловкость римлянина, побда не всегда оставалась на его сторон, доставалось при этомъ и Клеопатр. Поколотивши кого-нибудь или сами избитые, но всегда очень довольные, они весело возвращались во дворецъ, готовые назавтра пуститься въ такую же небезопасную экскурсію. Слухъ объ этихъ потхахъ распространился по городу, уличные бойцы стали въ дракахъ щадить царственныхъ забіякъ и, хотя колотили ихъ попрежнему, но уже не такъ сильно.
Подобныя безумства не особенно раздражали александрійцевъ противъ тріумвира. Большимъ уваженіемъ онъ, конечно, не пользовался, но его любили за простой веселый нравъ, за обходительность и доступность. ‘Антоній,— говорили жители столицы,— надваетъ для римлянъ трагическую маску, здсь же онъ ее сбрасываетъ и для насъ носитъ маску комика’. Приближенные Антонія и начальники его войскъ еще снисходительне александрійцевъ относились къ такому образу жизни своего вождя и охотно принимали участіе во всхъ наслажденіяхъ и безумствахъ Неподражаемыхъ. Подобно Антонію, они поддавались волшебному очарованію Клеопатры, любили ее, восхищались ею, не оскорблялись ея сарказмами и рзкостями. Вс наперерывъ старались угодить ей и позабавить ее. Изъ-за улыбки царицы они забывали всякую сдержанность и собственное достоинство. Такъ, однажды Луцій Планкъ, бывшій консулъ, выплясывалъ передъ нею, выкрасивши тло голубою краской и подвязавши себ рыбій хвостъ. Случалось, что предметомъ потхи служилъ и самъ Антоній. Плутархъ разсказываетъ, какъ тріумвиру пришла разъ фантазія заняться ловлею рыбы на удочку, ради отдыха отъ шумныхъ удовольствій. Тщеславный даже въ мелочахъ и желая отличиться даже съ удочкой въ рукахъ, онъ посадилъ въ воду водолаза, который насаживалъ ему на крючокъ заране приготовленныхъ рыбъ. Клеопатра смтила это и на слдующій день распорядилась нацпить на его удочку соленую рыбу, которую тріумвиръ и вытащилъ изъ воды съ подобающею важностью при взрывахъ хохота присутствующихъ. Съ той поры Антоній навсегда отказался отъ рыбной ловли.
Съ Цезаремъ Клеопатра играла роль коронованной Аспазіи, всегда очаровательной, изящной и граціозной, искусно скрывающей инстинкты куртизанки подъ достоинствомъ царицы и умной, многосторонне образованной женщины. Благодаря своимъ необыкновеннымъ дарованіямъ, она умла въ изысканныхъ бесдахъ о полтин, искусств, литератур подниматься до умственной высоты диктатора. Съ Антоніемъ Клеопатра, сначала изъ разсчета, потомъ изъ любви, превратилась въ Лаису, въ куртизанку, случайно родившуюся царицей. Увидавши, что манеры его рзки, шутки грубы, рчи вольны до непристойности, она не замедлила усвоить себ тотъ же тонъ. Цлыя ночи напролетъ проводила она съ нимъ среди пьяныхъ оргій, принимала участіе въ его ночныхъ безчинствахъ по грязнымъ кварталамъ Александріи, не останавливалась передъ циническою шуткой, пла эротическія псни, декламировала безстыдные стихи, ссорилась съ своихъ любовникомъ, на его площадную ругань отвчала такими же ругательствами, за удары платила ему ударами. И ничто не восхищало такъ Антонія, какъ угрозы и колотушки прелестной маленькой ручки, какъ произносимыя дивными устами невозможныя слова, которыя онъ слыхалъ въ военныхъ караульняхъ и въ мерзкихъ притонахъ Сибурра.
Зимой 39 г. (до Р. Хр.) волненія въ Италіи, вызванныя женою Антонія, Фульвіей, заставили тріумвира покинуть Египетъ и спшно направиться къ Бриндизи съ флотомъ, состоявшимъ изъ двухсотъ кораблей. Но тмъ временемъ возстаніе было уже подавлено Октавіемъ, приверженцы Фульвіи разсяны, сама она спаслась бгствомъ и умерла въ Греціи. Смерть жены облегчала примиреніе между тріумвирами, такъ какъ лично Антоній не принималъ участія въ непріязненныхъ дйствіяхъ противъ Октавія. Тріумвиры свидлись въ Бриндизи и, при посредств Бокцея Нервы, Полліона и Мецената, между ними состоялось новое соглашеніе, по которому Октавій получилъ весь Западъ до Адріатики, Антоній сохранилъ за собою Востокъ, Лепиду же они удлили только римскія владнія въ Африк. По настоянію друзей обоихъ тріумвировъ, возстановленный союзъ между Октавіемъ и Антоніемъ былъ закрпленъ узами родства, женитьбою недавно овдоввшаго Антонія на Октавіи, сестр Октавія и вдов Марцела. Несмотря на страстное увлеченіе Клеопатрой, Антоній согласился на этотъ бракъ изъ политическихъ разсчетовъ. Свадьба была отпразднована вскор и вопреки закону, запрещавшему вдовамъ вступать въ новый бракъ до истеченія десятимсячнаго срока со дня смерти прежняго мужа. Но сенатъ дилъ свое разршеніе сестр Октавія на отступленіе отъ этого закона.
Почти весь этотъ годъ (39) Антоній прожилъ въ Рим, дружно и сообща съ Октавіемъ занимаясь правительственными длами. Пользуясь равною властью съ Октавіемъ и одинаковыми почестями, Антоній, тмъ не мене, чувствовалъ, что занимаетъ лишь второе мсто въ столиц имперіи. Его вполн законная гордость стараго воина, искуснаго полководца, помощника Цезаря при Фарсал и главнокомандующаго при Филиппи, возмущалась при вид всми признаннаго превосходства надъ нимъ юноши, только что обрившаго въ первый разъ бороду {Діонъ Кассій, XLVIII, 44.}. Знаменитый египетскій астрологъ-предсказатель, по всей вроятности, подосланный въ Римъ Клеопатрой, усердно раздражалъ его честолюбіе своими гороскопами. ‘Твой геній,— твердилъ ему прорицатель,— страшится генія Октавія. Возвышенный и гордый въ одиночеств, онъ утрачиваетъ всю свою силу, когда ты бываешь съ Октавіемъ. Здсь меркнетъ твоя звзда. Лишь вдали отъ Рима, на Восток, сіяетъ она въ полномъ блеск’. Новое нападеніе парянъ послужило Антонію предлогомъ покинуть Римъ, онъ ухалъ съ Октавіей и прожилъ съ нею въ Аинахъ всю зиму 39—38 гг., забывая не только парянъ, съ которыми воевалъ его подручный Вентидій, но и Александрію, и жизнь Неподражаемыхъ, и Клеопатру. Не подлежитъ сомннію, что свою новую жену, красавицу Октавію, онъ любилъ мене и не такъ, какъ любилъ царицу Египта. Но слабохарактерный настолько же, насколько онъ былъ силенъ физически, Антоній легко поддавался вліянію женщинъ, подчинялся ихъ власти. Одно время его поработила честолюбивая и гордая Фульвія, поздне очаровала Клеопатра, теперь же его плняла спокойная прелесть Октавіи.
Весною, посл непродолжительной экспедиціи въ Сирію противъ комагенскаго царька Антіоха, онъ вернулся въ Аины и прожилъ тамъ еще два года. Въ 36 г. между Октавіемъ и Антоніемъ возникли очень серьезныя недоразумнія, грозившія новою междуусобною войной. Октавія своимъ вмшательствомъ предупредила вооруженное столкновеніе, казавшееся неизбжнымъ. При ея посредств и съ помощью Агриппы и Мецената состоялось вторичное примиреніе соперниковъ. Оба тріумвира съхались близъ Таранто, заврили другъ друга во взаимной дружб и постановили утвердить тріумвиратъ еще на пять лтъ. Октавій далъ при этомъ два легіона Антонію для усиленія его восточной арміи, Антоній уступилъ Октавію сто триремъ съ бронзовыми таранами и двадцать либурнъ. Эти-то корабли и одержали впослдствіи побду при Акціум.
Изъ Таранто Октавія отправилась въ Римъ съ двумя дтьми отъ брака съ Антоніемъ. Онъ же отплылъ къ берегамъ Малой Азіи, куда призывала его война съ парянами. Супруги условились, по окончаніи войны, съхаться въ Аинахъ или въ Рим, гд Антоній разсчитывалъ на тріумфъ.
Три года (съ зимы 39 до лта 36 г.) прошло съ тхъ поръ, какъ Антоній покинулъ Клеопатру. Она, попрежнему, царствовала надъ Египтомъ и Кипромъ, пользовалась огромными доходами, владла неисчислимыми сокровищами. И, конечно, какъ ни была она оскорблена и огорчена измной тріумвира, царица Египта продолжала вести обычную жизнь, полную наслажденій. Если врить Іосифу Флавію, то Клеопатра, увлекаемая своимъ страстнымъ темпераментомъ, не отказывалась и отъ мимолетныхъ любовныхъ связей. Весьма правдоподобно, впрочемъ, что многое изъ сохранившагося въ разсказахъ и преданіяхъ о Клеопатр должно быть отнесено на долю клеветы или, врне, злословія, какъ, напримръ, уже извстная намъ похвальба Делія или маленькій романъ съ Иродомъ, царемъ Іудеи.
Антоній, съ своей стороны, повидимому, совершенно охладлъ въ Клеопатр. Эти три года онъ не только согласно и почти неразлучно прожилъ съ Октавіей то въ Рим, то въ Аинахъ, не только ни разу не былъ въ Египт, но даже, переплывая море изъ Тараною въ Лаодикею, не подумалъ остановиться на нсколько дней въ Александріи, находившейся чуть не на самомъ его пути, и направился прямо въ Сирію. За то едва онъ очутился въ Азіи, вблизи тхъ мстъ, гд впервые вспыхнула его любовь къ египтянк, какъ дремавшая страсть охватила его съ новою, неодолимою силой. Расположившись съ войсками въ Лаодике, Антоній тотчасъ же отправилъ въ Египетъ за Клеопатрой своего друга Фонтея Капито. Восхищенная царица не заставила себя ждать, какъ сдлала, это пять лтъ назадъ. Она спшно собралась, пріхала въ Лаодикею и была восторженно встрчена своимъ любовникомъ. Чтобы доказать ей любовь не одними только поцлуями, Антоній засыпалъ ее подарками, не драгоцнностями только, а цлыми царствами. Онъ отдалъ ей Халвиду, Финикію, Целесирію съ Дамаскомъ, большую часть Киликіи, Генисаретскій округъ въ Іуде и часть Каменистой Аравіи. Тріумвиръ отнюдь не имлъ права распоряжаться территоріями, составлявшими собственность римскаго народа. Но, обезумвши отъ гордости столько же, сколько и отъ любви., Антоній восклицалъ, что ‘величіе Рима проявляется мене въ его побдахъ и завоеваніяхъ, чмъ въ дарахъ, которые онъ длаетъ’ {Въ то же время, Антоній подарилъ Клеопатр 800,000 рукописей библіотеки Пергама, дабы замнить часть книжныхъ сокровищъ, сгорвшихъ въ Александріи вовремя войны Цезаря.}.
По прошествіи нсколькихъ дней имъ пришлось опять разстаться, причемъ Антоній общался весною прибыть въ Александрію. Тріумвиръ отправился съ арміей въ походъ на Арменію. Клеопатра вернулась въ Египетъ суммъ путемъ черезъ Апамею, Дамаскъ и Петру. Цариц нужно было условиться съ царями Іудеи и Гравіи относительно размровъ дани, которую они должны платить съ земель, подаренныхъ ей Антоніемъ. Царь Аравія обязался ввозить ежегодно триста талантовъ (милліонъ шестьсотъ шестьдесятъ тысячъ франковъ). На долю Іудеи легла еще большая сумма. Царемъ Іудеи былъ Иродъ, названный ‘Великимъ’ и славный не столько ‘великими’ дяніями, которыхъ онъ не совершалъ, сколько своею политическою изворотливостью и страшною жестокостью, не останавливавшеюся передъ убійствами ближайшихъ родственниковъ и даже жены и родныхъ дтей. Онъ выхалъ въ Дамаскъ на встрчу Клеопатр. По словамъ Іосифа Флавія, Иродъ, красавецъ собою, не поддался соблазнамъ Клеопатры и хотлъ приказать убить ее, пока она была въ его власти, чтобы избавить Антонія отъ этой опасной женщины. Но совтники царя отклонили его отъ предательскаго злодянія, устрашивши грозною местью тріумвира {Іосифъ Флавій,XV, 4, относительно пребыванія Ирода въ Александрія — его же Исторія евреевъ, XIV, 26.}.
Вскор по возвращеніи въ Александрію Клеопатра получила письмо Антонія, которымъ тріумвиръ просилъ ее какъ можно скоре прибыть въ Сирію съ казной, провіантомъ и одеждой для его войска, находившагося въ самомъ жалкомъ положеніи. Экспедиція въ Арменію окончилась крайне неудачно. Обозы, катапульты, вс осадныя машины были уничтожены парянскою конницей. Изъ семидесяти тысячъ превосходно снаряженнаго войска Антоній едва привелъ обратно къ сирійскимъ берегамъ тридцать восемь тысячъ человкъ, счастливый уже тмъ, что самъ избжалъ гибели и спасъ римскихъ орловъ отъ позора попасть въ руки варваровъ. Какъ ни торопилась Клеопатра, она все же не могла явиться такъ скоро, какъ того желалъ Антоній. Нетерпливое ожиданіе смнилось у него страхомъ, ему уже представлялось, что царица не послушаетъ призывовъ побжденнаго. Удрученный горемъ и тревогой, онъ впалъ въ состояніе, близкое къ отчаянію, искалъ забвенія въ вин и не находилъ его. Среди безумной оргіи онъ покидалъ товарищей пира, уходилъ на берегъ моря и долгіе часы сидлъ тамъ, уставивши взоры въ ту сторону, откуда онъ ждалъ Клеопатру. Она прибыла, наконецъ, съ провіантомъ, одеждой для войскъ и крупною суммой денегъ.
Въ Рим знали, разумется, про неудачный походъ тріумвира и про его сближеніе съ Клеопатрой. Это обстоятельство не помшало Октавіи, а, напротивъ, кажется, побудило ее выпросить у брата войскъ, кораблей и денегъ и поспшить на помощь Антонію, въ надежд вырвать его изъ-подъ вліянія египтянки, вернуть себ его любовь. Октавій же охотно исполнилъ просьбу сестры и отпустилъ ее съ войсками въ разсчет, что дурной пріемъ со стороны Антонія навсегда отклонитъ отъ него супругу и раздражитъ противъ него римлянъ. Дабы избжать встрчи съ Клеопатрой, Окта-, вія остановилась въ Аинахъ и извстила Антонія о своемъ скоромъ прізд. Въ отвтъ онъ писалъ, чтобы Октавія оставалась въ Аинахъ, объясняя свой отказъ принять ее новою экспедиціей противъ парянъ, которую онъ намревался предпринять. Хорошо понимая истинную причину нежеланія видться съ нею, Октавія еще разъ написала мужу безъ малйшаго выраженія неудовольствія, безъ намека на упреки, а просто спрашивая, куда направить снаряженныя ею подкрпленія. Письмо это доставилъ Антонію Нигеръ, пользовавшійся особеннымъ уваженіемъ тріумвира. Принятый нсколько разъ Антоніемъ, Нигеръ дружески высказалъ ему, насколько онъ неправъ передъ любящею его и достойною супругой, и умолялъ разстаться съ Клеопатрой ради собственныхъ интересовъ и славы, столь прискорбно омраченной.,
Антоній колебался, но, по своей слабохарактерности, не ршался такъ или иначе покончить дло сразу. Онъ предположилъ вернуться съ войсками въ Мидію, вынудить тмъ Клеопатру ухать въ Египетъ и такимъ образомъ отсрочить развязку до окончанія экспедиціи. Клеопатра хорошо знала своего любовника и женскимъ чутьемъ разгадала, что происходитъ въ его душ. На сторон царицы было важное преимущество: она находилась вблизи Антонія, тогда какъ законная жена была далеко. И Клеопатра пустила въ ходъ вс хитрости и вс средства, какими располагаетъ опытная кокетка и ловкая женщина. Узнавши о намреніи Антонія отправиться въ Мидію, она притворилась огорченною до полнаго отчаянія, не ла, не спала, проводила вс ночи въ слезахъ.
Вс окружающіе видли, какъ поблднло ея лицо, какъ поблекли губы и потускнли глаза. Ея женщины, друзья и приближенные тріумвира, подкупленные ея заискиваніями и общаніями, упрекали Антонія за его безсердечіе. Въ одинъ голосъ они обвиняли его въ томъ, что онъ губитъ прекраснйшую изъ женщинъ, не знающую иного счастья, кром его любви. Со всхъ сторонъ говорилось одно и то же: ‘Октавія навязана теб въ жены изъ-за политическихъ разсчетовъ ея брата. Она пользуется всми преимуществами законной супруги, тогда какъ Клеопатру, царицу столькихъ народовъ, называютъ любовницей Антонія: . И она не оскорбляется этимъ, не считаетъ этого униженіемъ, напротивъ, гордится такимъ названіемъ. Единственная радость для нея, величайшее счастье — жить съ тобою’. Антоній не устоялъ передъ такими рчами, подался страху, какъ бы Клеопатра не умерла отъ горя., не покончила бы съ собою самоубійствомъ. И онъ отложилъ походъ въ Азію, ухалъ съ Клеопатрой въ Александрію, гд опять его охватила прежняя жизнь Неподражаемыхъ.
Въ начал 34 г. онъ вернулся къ своимъ легіонамъ въ Азію, въ короткое время уничтожилъ войска Арменіи, захватилъ въ плнъ ея царя со всмъ его семействомъ и покорилъ всю страну. Посл такого блестящаго похода Антонію предстояло торжество тріумфа въ Рим. Но изъ любви въ Клеопатр, чтобы сдлать ее участницей этой высшей почести, онъ отпраздновалъ свой тріумфъ въ Александріи. Впервые римлянинъ являлся тріумфаторомъ вн Рима. Это было тяжкимъ оскорбленіемъ ‘городу’, жестокою обидой для ‘сената и народа’, которымъ однимъ подобала вся честь тріумфа.
Этотъ скандалезный тріумфъ былъ отпразднованъ съ необычайнымъ великолпіемъ. По улицамъ Александріи, разукрашеннымъ и засыпаннымъ цвтами, подъ звуки музыки и воинскихъ трубъ, дефилировали римскіе легіоны, конница союзниковъ, жрецы и кадилоносцы, представители городовъ, колесницы, наполненныя трофеями, и тысячи плнниковъ. Передъ колесницей тріумфатора, запряженной четвернею блыхъ коней, шли пшкомъ царь Артабаздъ, его супруга и два сына, вс закованные золотыми цпями. По окончаніи шествія и по совершеніи жертвоприношеній богамъ былъ устроенъ громадный банкетъ для народа. Потомъ Антоній посадилъ Клеопатру на тронъ, сдланный изъ золота и слоновой кости, и самъ занялъ такой же точно тронъ. Загремли трубы, выстроились войска и массы народа окружили обоихъ повелителей. Тогда Антоній провозгласилъ, что отнын Клеопатра принимаетъ титулъ ‘царицы царей’, а ея сынъ Цезаріонъ, наслдникъ божественнаго Цезаря, будетъ именоваться ‘царемъ царей’. Своихъ троихъ дтей отъ Клеопатры онъ тутъ же объявилъ царями, старшему, Александру, названному имъ Геліосомъ, онъ далъ Арменію, Индію и страну Парянскую, его сестр-близнецу, Клеопатр, далъ Ливію, Птоломею — Финикію, Сирію и Киликію. Въ тотъ же день новопроизведенные цари были представлены народу въ соотвтственныхъ ихъ сану одяніяхъ.
Точно обезумвши отъ чаръ Клеопатры, Антоній исполнялъ вс ея капризы, ради нея отказался отъ родины, утративъ всякое сознаніе собственнаго достоинства. Онъ принялъ званіе великаго гимназіарха Александріи, приказалъ на оборотной сторон своихъ императорскихъ монетъ выбивать изображенія египетской царицы и выгравировать ея имя на щитахъ своихъ легіонеровъ. Онъ дошелъ до того, что допускалъ полное извращеніе ролей, и въ то время, какъ Клеопатру носили по улицамъ Александріи въ курульномъ кресл, онъ въ пурпурной одежд шелъ за нею пшкомъ среди египетскихъ придворныхъ чиновъ и презрнныхъ евнуховъ.
По низложеніи Лепида Октавіемъ, тріумвиратъ превратился въ дуумвиратъ, и владыками міра остались Октавій и Антоній. Но гордость Антонія уже не удовлетворялась Востокомъ, господство надъ Западомъ представлялось недостаточнымъ властолюбію Октавія. Дважды отклоненная междуусобная война становилась на этотъ разъ неизбжною. До крайности осторожный Октавій, вроятно, не скоро ршился бы на нее, слишкомъ самонадянный Антоній ускорилъ развязку. Клеопатра, съ своей стороны, подстрекала его къ этому.
Многочисленные кліенты Антонія, его друзья, агенты, подсылаемые изъ Египта, старались въ Рим возбудить народъ противъ Октавія, всюду толковали о его несправедливости въ Антонію. Октавій,— говорили они,— отнялъ Сицилію у Секста Помпея и не подлился съ Антоніемъ, не возвратилъ даже ста двадцати кораблей, данныхъ ему Антоніемъ для этой войны. Онъ низложилъ Лепида и одинъ завладлъ провинціями, легіонами, кораблями, которые были предоставлены этому тріумвиру. Онъ роздалъ своимъ воинамъ почти вс земли Италіи, ничего не оставивши на долю ветерановъ Антонія. Вс дла Октавія, какъ правителя, подвергались критик и осужденію. Его винили въ томъ, что онъ разоряетъ Италію налогами и стремится захватить верховную власть. Говорили даже, что не онъ законный наслдникъ Цезаря, а родной сынъ диктатора, Цезаріонъ, и что въ пользу этого послдняго можетъ быть представлено скрытое до времени завщаніе Цезаря. По свидтельству Діона Кассія, Антоній, торжественно признавши Цезаріона законнымъ сыномъ Цезаря, возбудилъ до высшей степени опасенія и гнвъ Октавія.
Октавій не могъ открыто дйствовать противъ Антонія, его приготовленія къ войн не были еще окончены, и самъ Антоній пользовался еще большою популярностью въ Рим, гд имлъ многочисленныхъ кліентовъ, которымъ покровительствовала его супруга Октавія. Несмотря на тяжкое оскорбленіе, нанесенное ей мужемъ, она упорно держала его сторону. Напрасно Октавій, по возвращеніи сестры изъ Греціи, убждалъ ее забыть мужа и удалиться изъ его дома. Она твердо отказалась сдлать это и продолжала жить въ знаменитыхъ палатахъ, когда-то принадлежавшихъ великому Помпею, воспитывая съ одинаковою нжностью дтей, которыхъ имла отъ Антонія, и тхъ, что остались отъ его первой жены. Она не переставала защищать мужа, стараясь всячески оправдать его увлеченія и проступки, повторяя брату, что было бы преступленіемъ, если бы два великихъ императора заставили римлянъ убивать другъ друга, одинъ — изъ мести за личныя обиды, другой — изъ-за любви недостойной чужестранки.
Октавій, повидимому, поддавался убжденіямъ сестры,— его девизомъ было: sat celeriter fieri quidquid fiat satis — ‘достаточно скоро сдлаешь то, что сдлаешь достаточно хорошо’ {Светоній: ‘Август’, XXV.}. И Октавій не торопился начинать войну, а исподволь готовился къ ней и подготовлялъ къ тому общественное мнніе. Для этого онъ въ особенности выставлялъ на видъ скандальную жизнь Антонія въ Египт, его порабощеніе египтянкой. Въ сенат, на форум, въ народ и въ войскахъ кліенты Октавія говорили, что Антоній уже не римлянинъ, а рабъ чужеземки, весь родъ которой оскверненъ кровосмшеніями, что отечество Антонія — Александрія, которую онъ хочетъ сдлать столицей имперіи, что поклоняется онъ богамъ съ звриными головами и лаящему Анубису — latrans Anubis, его совтники: евнухъ Мардіанъ, рабыни Клеопатры Харміона и Ира, и они-то съ царицей жаждутъ властвовать надъ Римомъ. Отголоски того раздраженія, которое подобныя рчи возбуждали въ сердцахъ римлянъ, мы находимъ въ стихахъ поэтовъ того времени, у Горація, Проперція, Лукана.
Избранные въ 32 г. консулами Домицій Аенобарбъ и Бай Соссій, оба сторонники Антонія, тщетно пытались спасти его, обличая передъ сенатомъ властолюбіе Октавія. Большинство сенаторовъ высказалось противъ нихъ. Опасаясь мести холоднаго и безпощаднаго императора, они удалились изъ Рима съ нсколькими сенаторами и написали Антонію, находившемуся тогда въ Арменіи, извщая его о спшныхъ приготовленіяхъ въ войн Октавія. Антоній, какъ опытный полководецъ, ршилъ предупредить противника, напасть на него въ Италіи. Онъ немедленно послалъ Кадинія съ шестнадцатью легіонами въ Малую Азію, самъ же отправился въ Эфесъ, куда и приказалъ направить вс вспомогательныя силы союзниковъ. Первою прибыла Клеопатра съ военною казной въ двадцать тысячъ талантовъ (сто милліоновъ франковъ) и съ двумя стами кораблей.
Для Антонія было бы много лучше, если бы этотъ флотъ остался въ водахъ Египта, казна — въ сокровищниц Лагидовъ, а Клеопатра — въ своемъ Александрійскомъ дворц. Эта очаровательная и опасная женщина внесла въ римскій лагерь свою безпорядочность, роскошь и ненасытную жажду удовольствій. Сначала въ Эфес, гд она свидлась съ Антоніемъ, потомъ на остров Самос, гд они остановились, шли непрерывные пиры и театральныя представленія, повторялись вс безумства ихъ прежней жизни въ Александріи. Въ то время,— говоритъ Плутархъ,— когда весь міръ оглашали стоны людей и бряцанія оружія, на Самос слышны были только смхъ, да звуки флейтъ и цитръ. Среди удовольствій время проходило незамтно и быстро, а терять нельзя было ни одного часа. До сихъ поръ друзья и сподвижники Антонія: Делій, Маркъ Силаній, Тицій, Планкъ, подаваясь тоже чарамъ Клеопатры, не длали никакихъ попытокъ вырвать своего предводителя изъ-подъ гибельнаго вліянія этой женщины. Теперь же наступало страшное время, когда имъ приходилось жизнью рисковать за господство надъ міромъ. Они пошли въ Антонію. Аенобарбъ, одинъ изъ всхъ приверженцевъ Антонія никогда не титуловавшій Клеопатру царицей, заговорилъ отъ имени присутствовавшихъ и категорически заявилъ, что надо отослать египтянку въ Александрію до окончанія войны. Антоній общалъ исполнить это требованіе. Клеопатра скоро узнала объ этомъ, конечно. Мене чмъ когда-нибудь было для нея удобно оставить Антонія одного въ виду послднихъ и отчаянныхъ попытокъ Октавіи примирить его съ братомъ. Царица Египта слишкомъ хорошо знала нершительность и слабость характера своего любовника. Она предвидла, что не хватитъ у него твердости отказаться отъ примиренія, котораго вс одинаково желаютъ въ лагер и въ Рим, которое разсетъ вс опасности, утвердитъ его колеблющуюся власть и возвратитъ спокойствіе имперіи. Клеопатра привлекла на свою сторону Кадинія, вліятельнйшаго изъ вождей восточной арміи посл Аенобарба, просьбами, кокетствомъ и, говорятъ, деньгами она добилась того, что Кадиній заговорилъ въ ея пользу. Онъ безъ большаго труда убдилъ Антонія, что невыгодно, неполитично и опасно даже было бы отклонить теперь помощь египетской царицы, лишиться, такимъ образомъ, ея флота и возбудить противъ себя’ египтянъ. Клеопатра осталась при арміи Антонія.
Тмъ временемъ находившіеся въ Рим друзья Антонія прислали съ нему одного изъ своихъ, Геминія, чтобы еще разъ попытаться вырвать его изъ рукъ Клеопатры. Въ продолженіе нсколькихъ дней Геминію не удалось остаться наедин съ Антоніемъ. Клеопатра подозрвала, что римлянину поручено дйствовать въ интересахъ Октавіи, и ни на минуту не покидала своего любовника. Въ конц одного ужина Антоній, на половину уже пьяный, потребовалъ отъ Геминія, чтобы тотъ сказалъ, зачмъ пріхалъ, ‘Дла, о которыхъ мн нужно говорить съ тобою, не таковы, чтобы разсуждать о нихъ посл выпивки, — отвтилъ раздраженный Геминій.— Но одно могу я сказать теб, какъ пьяный, такъ и трезвый, что все пошло бы хорошо, если бы Клеопатра вернулась въ Египетъ’. Клеопатра въ бшенств крикнула римлянину: ‘Ты хорошо сдлалъ, что высказался прежде, чмъ пытка заставила тебя говорить’. Антоній былъ разсерженъ не мене царицы. Геминій, чувствуя себя далеко не въ безопасности, на слдующій же день отплылъ въ Италію.
Мстительная египтянка не могла простить и тмъ друзьямъ Антонія, которые, вмст съ Домиціемъ Аенобарбомъ, требовали ея удаленія. Своими насмшками, оскорбленіями, презрительнымъ обращеніемъ и всякими непріятностями она довела дло до того, что М. Силаній, Делій и Планкъ съ Тиціемъ, оба консуларіи, покинули Антонія и перешли на сторону Октавія. Отчасти, чтобы отомстить бывшему своему начальнику, отчасти же дабы снискать расположеніе своего новаго повелителя, Планкъ и Тицій, возвратившись въ Римъ, выдали Октавію содержаніе духовнаго завщанія Антонія. Обнародованіе нкоторыхъ пунктовъ этого завщанія должно было окончательно погубить его въ общественномъ мнніи римлянъ. Въ немъ Антоній еще разъ признавалъ Цезаріона законнымъ сыномъ и наслдникомъ Цезаря, длилъ весь римскій Востокъ между другими дтьми египетской царицы и длалъ такое распоряженіе, что, въ случа его смерти даже въ Рим, тло его должно быть доставлено въ Александрію и передано Клеопатр. Оба бывшіе консула добавляли, что знаютъ это достоврно, такъ какъ сами читали завщаніе, по желанію Антонія, скрпили его своими печатями и передали на храненіе весталкамъ. Октавій потребовалъ выдачи этого документа. Весталки объявили, что не отдадутъ завщанія. Тогда Октавій самъ пришелъ за нимъ, забралъ его и прочелъ въ сенат. Въ чести сенаторовъ надо сказать, что они одинаково были возмущены какъ насильственнымъ поступкомъ Октавія, такъ и содержаніемъ завщанія. Октавій оправдывалъ свои незаконныя дйствія въ этомъ случа высшими соображеніями пользы государственной. Ловкій и осторожный политикъ, онъ шагъ за шагомъ приближался къ своей дли. Онъ добился сенатусъ-консульта, коимъ Антоній былъ лишенъ консульскаго сана, и въ тотъ же день, 1 января 31 года, была объявлена война не Антонію, а цариц Египта. Сдлано это было, разумется, лишь для того, чтобы и на итогъ разъ удержать на своей сторон общественное мнніе, чтобы никто не могъ сказать, будто Октавій преступно вооружаетъ римлянъ противъ римлянъ. Онъ отлично зналъ, что Антоній не покинетъ Клеопатру, поведетъ свои легіоны въ бой за ненавистную египтянку и, такимъ образомъ, приметъ на себя всю отвтственность за междуусобную войну.
Осень 32 года и часть зимы 31 Антоній и Клеопатра провели въ Аинахъ. Въ то время, какъ вся Греція изнывала подъ тяжестью огромныхъ реквизицій и насильственныхъ наборовъ на комплектованіе флотскихъ экипажей, въ Аинахъ шли непрерывныя пиршества, театральныя представленія, публичныя игры, безконечныя оргіи. Клеопатра не могла забыть пребыванія въ этомъ город законной супруги Антонія и, во что бы то ни стало, хотла заставить забыть Октавію, затмить ее своею роскошью, любезностью, щедростью и всякими заигрываніями съ народомъ. Аиняне, далеко не скупые на почести, хотя и нсколько обвтшалыя, которыми они могли еще располагать, постановили дать Клепатор право гражданства и воздвигнуть ей статую. Декретъ объ этомъ былъ поднесенъ цариц депутаціей, среди которой находился и Антоній въ качеств аинскаго гражданина. По прочтеніи декрета, были произнесены торжественныя рчи, восхвалявшія добродтели и заслуги Клеопатры. Тщеславіе ея было удовлетворено, оставалась неудовлетворенною ея ненависть въ Октавіи. Египтянка потребовала, чтобы Антоній разводомъ уничтожилъ свой бракъ и изъ Аинъ, гд супруги провели три счастливыхъ года, послалъ въ Римъ приказаніе жен удалиться изъ его дома. Въ траурной одежд и со слезами на глазахъ покинула Октавія палаты мужа и увела съ собой его дтей {По всей вроятности, къ этому времени долженъ быть отнесенъ бракъ Антонія съ Клеопатрой, о которомъ сохранились весьма разнорчивыя и недостоврныя сказанія. Изъ нкоторыхъ извстій можно заключить, что бракъ этотъ состоялся въ годъ тріумфа Антонія въ Александрія, т.-е. до развода съ Октавіей. Въ данномъ случа особенно характерно то обстоятельство, что подобное двоеженство не представляется невозможнымъ, такъ какъ римскими законами совсмъ не признавались браки съ чужеземками, и Клеопатра, хотя бы даже вступила въ бракъ съ Антоніемъ, не могла бы въ Рим почитаться его законною супругой, а считалась бы живущею съ нимъ въ конкубинат.}.
Весною 31 года войска и флотъ Антонія сосредоточивались у Акціума, при вход въ Амиракійскій заливъ (нын Артскій заливъ). Это очень удобный пунктъ для приготовленій въ высадк въ Италіи, и выборъ его доказываетъ, что Антоній все еще надялся привести въ исполненіе свой первоначальный планъ — вторгнуться въ Италію. Но благопріятное для того время было пропущено. У береговъ Эпира появился римскій флотъ подъ начальствомъ Агриппы. Антоній ршилъ выжидать дальнйшихъ дйствій противника и ухалъ съ Клеопатрой въ Патрасъ, оставивши армію и флотъ у Акціума. Въ первыхъ числахъ августа получено было извстіе, что сильный римскій флотъ сталъ на якорь у береговъ Эпира и войска Октавія высаживаются близъ Тарины, куда уже прибылъ и самъ Октавій. Сильно встревоженный, Антоній поспшилъ въ Акціумъ.
Сухопутныя силы Антонія состояли изъ девятнадцати легіоновъ, двнадцати тысячъ конницы и многочисленныхъ союзниковъ, киликійцевъ, каппадокійцевъ, евреевъ, индійцевъ, арабовъ. Въ общемъ онъ располагалъ арміей въ сто десять тысячъ человкъ и флотомъ численностью до пятисотъ кораблей въ три, пять, шесть, восемь и десять рядовъ гребцовъ. У Октавія было восемьдесятъ тысячъ пхоты, набранной въ Италіи, Сициліи, Испаніи и Галліи, десять тысячъ кавалеріи и двсти пятьдесятъ судовъ, триремъ съ таранами и легкихъ либурнъ (бригантинъ). Такимъ образомъ, сухопутныя арміи противниковъ разнились между собою не особенно много, несоразмрность же морскихъ силъ была громадная. Египетскіе корабли были настоящими пловучими крпостями, эти октеры (восьмерики) и децеры (десятирики), вышиною въ десять футовъ отъ уровня воды до верхней палубы, были снабжены башнями, сильными боевыми машинами, балистами и катапультами,— настоящею артиллеріей, какъ говоритъ французскій адмиралъ Жюрьенъ де-ла-Гравіеръ {Jurien de la Graviè,re: ‘La marine des Ptolmes et la marine des Romains’. Paris, 1885. Первый томъ этого ученаго и въ высшей степей интереснаго труда посвященъ военно-морскому длу древнихъ.}. За то очень важныя неудобства представляли собою эти громады: он были слишкомъ тяжеловсны, неповоротливы и требовали множества людей для приведенія ихъ въ движеніе. Кром того, наскоро, случайно и въ недостаточномъ числ набранные Антоніемъ люди для этого флота были новичками въ военномъ дл. Самъ Антоній, храбрый воинъ и блестящій полководецъ на суш, никогда морякомъ не былъ и въ морскихъ сраженіяхъ не участвовалъ, тогда какъ противникъ его, Агриппа, начальствовавшій надъ флотомъ Октавія, былъ опытнымъ морякомъ и знаменитымъ вождемъ морскихъ силъ, прославившимся въ войнахъ противъ Секста Помпея. Въ распоряженіи Агриппы былъ мене многочисленный флотъ и не было такихъ сильныхъ кораблей, какъ египетскіе. Но на сторон его были весьма важныя преимущества: легкость и подвижность его судовъ и превосходныя боевыя качества ихъ экипажей, пріобыкшихъ къ длу во время продолжительныхъ сициліанскихъ войнъ.
Сильно укрпленный лагерь Антонія былъ расположенъ по об стороны пролива (нын Превезскаго), составляющаго входъ въ Амиракійскій заливъ (нын Артскій), гд стоялъ на якоряхъ его флотъ. Октавій сталъ лагеремъ на Эпирскомъ берегу, не въ далекомъ разстояніи отъ передовыхъ постовъ противника, близъ того мста, гд теперь находятся развалины Никополиса, города, основаннаго въ память побды при Акціум. Занятыя Антоніемъ позиціи были совершенно неприступны, по удержаться въ нихъ долго не было возможности, такъ какъ вс продовольственные запасы получались моремъ, а море было заперто флотомъ Агриппы, блокировавшимъ берега Акарнаніи. Что же касается Греціи, то она была уже, такъ сказать, до тла съдена ране. Антонію оставалось на выборъ одно изъ двухъ: или выйти изъ своихъ укрпленій и напасть на Октавія въ его окопахъ, или въ морскомъ сраженіи уничтожить непріятельскій флотъ и тмъ поставить противника въ такое безвыходное положеніе, что онъ вынужденъ былъ бы сдаться на волю побдителя.
Начальники сухопутныхъ войскъ, а за ними и легіонеры, относились съ большимъ недовріемъ въ громаднымъ египетскимъ кораблямъ и убждали Антонія дать сраженіе на суш, ручаясь ему за побду. Но Антонія смущали дурныя предзнаменованія: во многихъ городахъ молнія опрокинула и разбила статуи Антонія и Клеопатры. Въ Альб мраморная статуя, воздвигнутая въ честь тріумвира, покрылась потомъ. ‘Знаменіе еще боле ужасающее’,— говоритъ Плутархъ,— ласточки свили гнздо у носа Антоніады, адмиральской галеры Клеопатры, но налетли другія ласточки, прогнали первыхъ и дтенышей ихъ убили. Это любопытно въ смысл характеристики времени. Съ нашей же точки зрнія, были и нкоторыя иныя ‘знаменія’, способныя встревожить самаго неустрашимаго полководца. Болзни и побги насильственно набранныхъ гребцовъ значительно ослабили морскія силы и грозили деморализировать войско. Домицій Аенобарбъ бжалъ ночью, проскользнулъ въ лодк изъ порта и передался Октавію, двое изъ союзныхъ царьковъ перешли на его сторону съ своими вспомогательными войсками. Антоній отвтилъ Домицію за измну тмъ, что отослалъ ему все его имущество и слугъ. Подъ вліяніемъ страха, внушаемаго предзнаменованіями, измнами и неудачами въ нсколькихъ мелкихъ стычкахъ, Антоній сдлался подозрительнымъ до крайности, онъ не доврялъ ни друзьямъ, ни своимъ воинамъ, ни даже Клеопатр. Ему стало представляться, будто она замышляетъ отравить его, чтобы тмъ снискать милость Октавія. Въ теченіе ‘нсколькихъ дней онъ не бралъ въ ротъ никакого кушанья, ни питья безъ того, чтобы Клеопатра не попробовала ихъ предварительно. Клеопатра послушно исполняла его прихоти. Разъ вечеромъ, однако, въ конц ужина она вынула одну розу изъ бывшаго на голов ея внка, оборвала лепестки цвтка, бросила ихъ въ кубокъ и съ улыбкой на лиц подала вино Антонію. Тотъ поднесъ уже кубовъ въ губамъ, но Клеопатра остановила его и приказала рабу выпить отравленное вино. Несчастный упалъ въ ихъ ногамъ и умеръ въ жестокихъ мученіяхъ. ‘О, Антоній, — воскликнула Клеопатра,— какую женщину ты подозрваешь! Видишь, какъ легко мн было бы умертвить тебя, если бы я могла безъ тебя жить’ {Плиній, XXI, 3.}.
Между тмъ, тревога и уныніе распространялись въ войск, начинавшемъ ощущать недостатокъ въ продовольствіи. Времени терять нельзя было подъ страхомъ полнаго разложенія арміи. Нкоторые изъ высшихъ начальниковъ совтовали покинуть или уничтожить флотъ и удалиться съ войскомъ въ Македонію или ракію, гд царь Гетовъ предлагалъ свой союзъ и помощь. Клеопатра, съ своей стороны, убждала оставить часть войска въ Греціи, занявши укрпленные города, отборные легіоны посадить на корабли, прорваться съ ними сквозь римскій флотъ и удалиться въ Египетъ съ тмъ, чтобы перенести театръ войны въ Азію. Оставаться на мст было невозможно, такъ или иначе приходилось удалиться, т.-е. просто бжать отъ Октавія. Посл долгихъ колебаній Антоній избралъ тотъ путь, который представлялся наиболе легкимъ и выгоднымъ. Онъ ршился послдовать совту Клеопатры въ надежд, что съ такимъ сильнымъ флотомъ, какой былъ въ его рукахъ, онъ можетъ одержать верхъ въ морскомъ сраженіи, тмъ открыть путь для подвоза продовольствія своей арміи и, возвратившись на берегъ, напасть на противника, нравственно ослабленнаго потерею морскихъ силъ. Въ томъ случа, если бы исходъ морскаго боя оказался нершительнымъ,— возможности полнаго пораженія своего громаднаго флота Антоній никакъ не предполагалъ,— онъ отплылъ бы въ Египетъ, все-таи, съ большими силами. Такимъ образомъ, отступленіе предстояло ему лишь на самый худшій конецъ.
Дабы пополнить недостатокъ гребцовъ, Антоній сжегъ сто сорокъ наиболе громоздкихъ и тяжелыхъ египетскихъ судовъ. Взятыми съ ихъ людьми онъ пополнилъ экипажи остальныхъ трехсотшестидесяти, посадилъ на нихъ двадцать тысячъ легіонеровъ и дв тысячи стрлковъ и пращниковъ и сдлалъ вс распоряженія къ предстоящему бою, сохраняя въ полной тайн свой планъ въ уйти Египетъ въ случа неудачи. Между такими распоряженіями Антонія величайшаго вниманія заслуживаетъ приказаніе забрать на корабли вс паруса. Если бы дло шло исключительно о морскомъ сраженіи, тогда паруса были бы не только безполезны, но они лишь загромождали бы и отягощали и безъ того слишкомъ грузные и неповоротливые корабли Антонія. Готовясь къ ршительному бою съ легкими судами Октавія, Антоній долженъ былъ имть очень важные поводы къ тому, чтобы не облегчить всми способами своихъ кораблей. Изъ этого съ большою вроятностью и даже съ убдительностью можетъ быть выведено заключеніе о томъ, что въ виду имлась не битва только, но и возможность прорваться сквозь непріятельскій флотъ съ тмъ, чтобы выйти въ открытое море и держать путь на Египетъ, чего, естественно, нельзя было сдлать безъ парусовъ на однихъ веслахъ.
2 сентября около полудня начался бой между двумя флотами, раздленными каждый на три ескадры, причемъ шестьдесятъ египетскихъ кораблей Клеопатры оставались назади въ качеств резерва. Мы не станемъ слдить за ходомъ сраженія, весьма подробно описаннаго и критически разобраннаго адмираломъ Ж. де-ла-Гравіеромъ, и ограничимся важнйшимъ моментомъ, подавшимъ поводъ Плутарху сказать: ‘Дло оставалось нершеннымъ, когда Клеопатра и Антоній обратились въ бгство’. Приведемъ здсь подлинныя слова вышеназваннаго французскаго ученаго: ‘Тщательно изучивши вс фазы боя при Акціум и событія, ему предшествовавшія, я съ полнымъ убжденіемъ утверждаю, что раскрылъ, наконецъ, правду объ этомъ дл, что Антоній не бжалъ и что вс его поступки, при этихъ великихъ событіяхъ, были результатомъ основательно обдуманнаго плана’. Тмъ не мене, остается достоврнымъ тотъ фактъ, что въ разгаръ сраженія Антоній покинулъ своихъ и сначала слдилъ за Клеопатрой, а потомъ вмст съ нею ушелъ въ море. Какъ же произошло это и что это такое, если не бгство?
Египетскій флотъ въ числ шестидесяти отборныхъ, лучшихъ кораблей не принималъ участія въ битв* онъ оставался, какъ мы сказали, въ резерв на тотъ случай, чтобы въ ршительную минуту окончательно уничтожить флотъ Октавія или же, при неудачномъ оборот сраженія, открыть флоту Антонія путь въ море, устрашая и подавляя противника своею грозною массой. Въ томъ и въ другомъ случа резервъ долженъ былъ тронуться съ мста не иначе, какъ по условленному заране сигналу Антонія. Вс силы противниковъ (300 судовъ съ одной стороны и 250 съ другой) были заняты боемъ. Съ свера дулъ соблазнительный, легкій втерокъ: стоило только поднять паруса и отдать себя въ его распоряженіе, чтобы тотчасъ же очутиться вн всякой опасности, далеко отъ шума битвы и всхъ ея превратностей, стоящихъ въ тсной зависимости отъ измнъ и предательствъ, которыми была такъ напугана Клеопатра. По ея настоянію уже разъ принято ршеніе, хотя и условное, уходить въ Египетъ, — нужно ли и разумно ли откладывать приведеніе его въ исполненіе и рисковать пропустить удобный для того моментъ? Вс помыслы, вс желанія царицы влекли ее въ Египетъ, и чувства эти, несомннно, раздлялись окружавшими ее въ то время людьми, до послдняго матроса включительно. Не бжать хотла царица и не покинуть Антонія на произволъ судьбы, а лишь исполнить ране одобренный планъ и принудить увлекающагося самонадянностью Антонія сдлать то же.
И вотъ, въ разгар боя и не дожидаясь сигналовъ Антонія, шестьдесятъ египетскихъ кораблей, тотчасъ же по выход изъ пролива, поднимаютъ паруса и, уносимые попутнымъ втромъ, быстро направляются къ югу. Антоній видитъ это движеніе и недоумваетъ, чмъ оно вызвано,— недоразумніемъ, измною или паникой. Онъ переходитъ съ своей преторіанской галеры на квинквирему, приказываетъ поставить паруса и мчится слдомъ за египтянами въ надежд вернуть ихъ. ‘За нимъ,— говорить Плутархъ,— послдовали многіе круглодонные корабли, къ нимъ присоединились и нкоторыя гребныя’. ‘Я думаю,— продолжаетъ адмиралъ Ж. де-ла-Гравіеръ,— что то были суда, исполнявшія приказаніе, данное имъ передъ сраженіемъ, другія не хотли или же не могли его исполнить’. Разъ дло приняло такой оборотъ, то о возвращеніи въ бой нельзя было и помышлять. Да оно и физически было невозможно, такъ какъ возвращаться пришлось бы противъ втра. Оставалось, слдовательно, одно — уходить, уходить скоре съ тмъ, что успло спастись отъ погрома.
Вс уцлвшіе въ битв корабли сдались Октавію. Сухопутныя войска подъ начальствомъ Кадинія остались врными Антонію. Самъ же Антоній догналъ египетскій флотъ, перешелъ на корабль Клеопатры, Антоніаду, и, удрученный отчаяніемъ, просидлъ на его носу три дня и три ночи, захвативши голову руками {Плутархъ: ‘Антоній’, LXXV.}.
Спасшійся отъ пораженія флотъ зашелъ на нкоторое время въ гавань Кенополиса близъ мыса Тенара (нын мысъ Матапанъ). Тутъ только состоялось свиданіе и примиреніе Антонія съ Клеопатрой. Отсюда же Антоній послалъ приказаніе Кадинію уходить съ войсками изъ Акарнаніи, а самъ отправился въ Киренаику, гд имъ были оставлены нсколько легіоновъ. На одномъ изъ кораблей находились драгоцнности Антонія, различныя украшенія, вся золотая и серебряная посуда, употреблявшаяся на пирахъ, которые онъ давалъ союзнымъ царямъ. Передъ отплытіемъ изъ Кенополиса, Антоній подлилъ вс эти вещи между своими друзьями, которыхъ заставилъ искать спасенія въ Греціи, отказавшись длать ихъ дале участниками своей роковой судьбы. Разставаясь съ ними, онъ дружески уговаривалъ и утшалъ ихъ и на ихъ слезы отвчалъ грустною и доброжелательною улыбкой {Плутархъ: ‘Антоній’, LXXIII, LXXIV, Флоръ, IV, стр. 11, Діонъ Кассій, L, стр. 33.}.
Клеопатра покинула Грецію нсколькими днями ране Антонія. Она спшила въ Египетъ, опасаясь, какъ бы извстіе о пораженія при Акціум не вызвало тамъ возстанія противъ нея. Чтобы на нсколько дней ввести народъ въ заблужденіе и имть время принять свои мры, она вошла въ гавань Александріи съ побдною обстановкой. На корабляхъ, изукрашенныхъ внками, раздавались псни побды, звуки флейтъ и трубъ. Едва ступивши во дворецъ, Клеопатра приказала убить нсколькихъ высшихъ сановниковъ, казавшихся ей наиболе подозрительными. Но смерть нсколькихъ неблагонадежныхъ людей хотя и отклонила на время опасность революціи, все же не могла разсять страхъ Клеопатры передъ мрачно надвигавшимся будущимъ. Порою объятой ужасомъ цариц приходила мысль о самоубійств. Но и умереть она хотла съ такимъ же необычайнымъ великолпіемъ, съ какимъ жила до тхъ поръ, а потому приказала выстроить на берегу моря, у оконечности мыса близъ храма Изиды, огромный мавзолей, въ которомъ предполагала сжечь себя со всми своими сокровищами. Вмст съ тмъ, она составляла планы бгства. По ея приказанію, съ величайшими усиліями, были перетащены нсколько самыхъ большихъ кораблей черезъ перешеекъ изъ Средиземнаго въ Красное море. На нихъ она мечтала удалиться съ своими богатствами въ какую-нибудь далекую страну Азіи или Африки и тамъ вновь начать жизнь, полную нги и роскоши.
Антоній вернулся въ Александрію, удрученный полнымъ отчаяніемъ. Его армія въ Акарнаніи сдалась Октавію черезъ семь дней посл его отбытія. Въ Киренанк ему не удалось даже видться съ начальствовавшимъ надъ тамошними легіонами Скарномъ, передавшимся цезаріанцамъ и грозившимъ убить его. Иродъ, его креатура, сдланный имъ царемъ Іудеи, отправилъ пословъ съ выраженіемъ покорности и преданности побдителю при Акціум. Вс повидали его, вс измняли — облагодтельствованные имъ союзники и собственные легіоны, когда-то обожавшіе его. Озлобленный жестокостью боговъ, разочарованный въ людяхъ, онъ не хотлъ даже видть Клеопатру и ршился въ уединеніи провести остатокъ дней своихъ, если враги пощадятъ его жизнь. Антоній припомнилъ исторію Тимона, аинскаго мизантропа, поселился на пустынномъ мол Посейдона и занялся постройкой башни, которую называлъ ‘Тимоніонъ’.
У Клеопатры временный упадокъ духа смнялся подъемами необыкновенной энергіи. Корабли, перетащенные въ Красное море, были сожжены арабами и тмъ уничтожена для нея всякая возможность бгства. Тогда она принялась за организацію сопротивленія, усиленно набирала войска, снаряжала новые корабли, исправляла укрпленія Перувы и Александріи, раздавала оружіе горожанамъ и, чтобы воодушевить александрійцевъ къ защит города, приказала вписать своего сына Цезаріона въ ряды ихъ ополченія. Антоній приходилъ въ восторгъ отъ такой дятельности Клеопатры. По настоятельной просьб друзей и потому еще, что надоло ежу одиночество и скучная роль мизантропа, онъ вернулся во дворецъ. Царица радостно встртила его, какъ въ счастливые дни, когда онъ возвращался изъ Киликіи или Арменіи. Въ обществ оставшихся друзей возобновились пиры, празднества и оргіи. Только Неподражаемые придумали для себя другое наименованіе: Неразлучныхъ въ смерти.
Это мрачное названіе достаточно ясно опредляетъ душевное настроеніе обоихъ. Антоній уже ни на что, повидимому, не надялся. Клеопатра, хотя и не утратила еще послднихъ надеждъ, все чаще и чаще впадала въ мрачное отчаяніе. Въ такіе часы она спускалась въ подземелья дворца, къ тюрьмамъ приговоренныхъ къ смерти. Тамъ въ присутствіи Клеопатры производились надъ несчастными испытанія различныхъ ядовъ. Эти ужасные опыты происходили часто, такъ какъ царица все не находила такого яда, о которомъ мечтала,— такого яда, который убивалъ бы быстро и безъ страданій. Тогда Клеопатр пришло на мысль испробовать дйствіе укушенія змй. Посл новыхъ опытовъ она убдилась, наконецъ, что ядъ одной зми, египетской ехидны, называемой по-гречески aspis, не причиняетъ ни судорогъ, ни рзкихъ, обезображивающихъ страданій, а быстро усыпляетъ, и смерть отъ него подобна тихому сну.
Среди приготовленій къ защит и къ смерти побжденные при Акціум пытались войти въ переговоры съ побдителемъ. Антоній написалъ Октавію письмо, въ которомъ напоминалъ о ихъ былой дружб, выставлялъ на видъ свои заслуги, оправдывался и заканчивалъ предложеніемъ сложить оружіе подъ условіемъ, чтобы ему предоставлено было жить въ Александріи частнымъ человкомъ. Октавій не отвтилъ на это письмо, такъ же точно не отвтилъ онъ и на второе, въ которомъ Антоній говорилъ, что готовъ убить себя съ тмъ, чтобы Клеопатра продолжала царствовать надъ Египтомъ. Царица, съ своей стороны и безъ вдома Антонія, отправила къ Октавію посланца съ богатыми дарами. Мене великодушная, чмъ Антоній, предлагавшій жизнь свою за то, чтобы сохранить ей корону, она старалась только себя выгородить изъ общаго дла. Ея посланный настоятельно доказывалъ Октавію, что непріязнь его къ Антонію не должна распространяться на царицу Египта, такъ какъ она неповинна въ послднихъ событіяхъ. Римъ объявилъ войну Египту, чтобы покончить съ Антоніемъ,— говорилъ онъ,— и Клеопатра вынуждена была вооружиться для своей защиты. Теперь же, когда Антоній побжденъ, когда ему остается бжать или покончить самоубійствомъ, римляне безъ малйшаго опасенія могутъ отнестись милостиво къ Клеопатр и оставить ей тронъ. Для римлянъ это выгодне, чмъ вызывать могущественную царицу ни отчаянную борьбу.
Октавія нельзя было испугать тмъ обломкомъ когда-то грознаго меча, который былъ еще въ рук Антонія, и еще мене придавалъ онъ значенія ничтожнымъ остаткамъ арміи и флота Клеопатры. Побдитель зналъ, что стоитъ ему протянуть руку — и Египетъ принадлежитъ ему, какъ и весь римскій міръ. Но дв вещи были вн власти всесильнаго императора: несмтныя сокровища Клеопатры, на которыя онъ разсчитывалъ для покрытія своихъ военныхъ расходовъ, и сама Клеопатра, обреченная имъ служить украшеніемъ его тріумфа. И Клеопатра, и ея богатства легко можно ускользнуть изъ его рукъ. Въ Александріи было не мало измнниковъ и шпіоновъ, и изъ ихъ донесеній Октавій зналъ про опыты съ ядами и про намреніе царицы сжечь свои сокровища, собранныя въ приготовленной ею для себя могил. Октавій пустился на хитрости. Онъ принялъ подарки Клеопатры и, считая себя вправ, со словъ египетскаго посланца, предложить такую сдлку, сказалъ, что оставитъ Клеопатр царство, если она прикажетъ убить Антонія. А черезъ нсколько дней онъ отправилъ въ цариц своего отпущенника Тирея. Въ Александріи, въ присутствіи двора и Антонія, Тирей говорилъ рзко о справедливомъ негодованіи Октавія и о суровости его приговоровъ, но, получивши безъ труда тайную аудіенцію у Клеопатры, онъ отъ имени своего господина заврялъ царицу въ томъ, что ей бояться нечего. Чтобы еще больше успокоить царицу, онъ ясно давалъ ей понять, что Октавій любитъ ее такъ же, какъ любили Цезарь и Антоній. Клеопатра нсколько разъ призывала къ себ Тирея и явно, при всхъ, выказывала ему свое благорасположеніе. Антоній встревожился этимъ, заподозрилъ Клеопатру въ измн, какъ женщину или какъ царицу, и выместилъ свой гнвъ на Тире. Вопреки обычаямъ, ограждавшимъ личность посла, Антоній приказалъ высчь его розгами и отправилъ обратно къ Октавію.
Врила ли Клеопатра льстивымъ рчамъ отпущенника? Весьма возможно, что врила: женщины, въ особенности избалованныя побдами, легко поддаются такого рода лести. Правда, Клеопатр было въ это время тридцать семь лтъ, однако, едва ли она утратила вру въ свою красоту, въ свою до тхъ поръ неотразимую привлекательность. Правда также, что Октавій никогда не видалъ ее, или видлъ, быть можетъ, тринадцать лтъ назадъ въ Рим посл смерти Цезаря. Но гремвшей на весь міръ славы объ ея волшебной очаровательности было достаточно для того, чтобы возбудить если не настоящую любовь, то пылкія желанія и страстное любопытство. Антонія она любила, несомннно, увлеченная его мужественною красотой, силой, блестящимъ ореоломъ могущества и власти тріумвира, повелвавшаго полміромъ. Теперь, униженный, разбитый, покинутый судьбою и людьми и нравственно упавшій до отчаянія, онъ жалокъ былъ и былъ смшонъ своимъ удаленіемъ въ Тимоніонъ, откуда убжалъ, соскучившись такъ скоро. А женская любовь рдко уживается съ жалостью и никогда не прощаетъ смшнаго. Какъ ни мало оставалось въ сердц Клеопатры привязанности въ Антонію, какъ ни соблазнительны могли казаться цариц предложенія Октавія, она все же не думала ни объ убійств Антонія, ни о выдач его побдители. Но въ глубин души она была бы довольна и счастлива, быть можетъ, если бы Антоній, покинутый своими послдними легіонами и имющій въ распоряженіи лишь очень ненадежныя египетскія войска, бжалъ въ Нуммдію или въ Испанію и тмъ развязалъ бы ей руки.
Весною 30 г. въ Александріи получилось извстіе, что рижскія войска перешли западную границу Египта. Антоній съ ничтожными силами попытался остановить вторженіе, былъ отбить римлянами и возвратился въ Александрію, когда Октавій во глав своего войска уже приближался къ столиц Египта съ востока. Скоро онъ сталъ лагеремъ на высотахъ въ 20 стадіяхъ отъ города (около 4 верстъ). Антоній, подъ своимъ личнымъ начальствомъ, сдлалъ сильную кавалерійскую рекогносцировку въ эту сторону и у Ипподрома наткнулся на всю непріятельскую конницу. Завязалось жаркое дло, и, несмотря на значительное численное превосходство, римляне были опрокинуты и разбиты на голову. Антоній преслдовалъ ихъ до самыхъ окоповъ лагеря. Въ городъ онъ вернулся освженный боемъ, довольный и ободренный успхомъ, соскочилъ съ коня передъ дворцомъ и, не переодваясь, явился къ Клеопатр во всхъ воинскихъ доспхахъ, забрызганный кровью. Не понимая истиннаго значенія этой блестящей, но ничтожной стычки, царица въ восторг бросилась на шею побдителю, вышла къ войскамъ, благодарила ихъ и, по указанію Антонія, наградила наиболе отличившагося воина шлемомъ и броней изъ цльнаго кованнаго золота. Слдующею же ночью доблестный воинъ бжалъ съ этими цнными дарами въ лагерь Октавія.
Антоній, повидимому, не сознавалъ всей безвыходности своего положенія и продолжалъ увлекаться несбыточными мечтами. Онъ въ тотъ же день отправилъ Октавію предложеніе окончить распрю поединкомъ въ присутствіи обихъ армій. Октавій презрительно отвтилъ, что ‘Антоній и безъ поединка найдетъ дорогу къ смерти’. Слова эти, выражавшія непоколебимую увренность въ побд противника, поразили Антонія, какъ роковое предвстіе. Химерическія надежды разсялись, и передъ нимъ съ полною ясностью открылась мрачная дйствительность. Тмъ не мене, онъ ршилъ дать послдній бой и приказалъ устроить роскошный пиръ. ‘Завтра, пожалуй, будетъ поздно’,— говорилъ Антоній. Томителенъ былъ этотъ ужинъ и печаленъ, какъ похоронная трапеза. Немногіе, оставшіеся до конца врными, друзья были тоскливо-молчаливы, нкоторые изъ нихъ плакали. Чтобы ободрить ихъ, Антоній длалъ видъ, будто вритъ, что не все еще потеряно, и говорятъ: ‘Не думайте, что я буду завтра искать лишь славной смерти въ битв. Я стану биться за жизнь и за побду’ {Плутархъ: ‘Антоній’, LXXXII.}.
На разсвт, въ то время, какъ войска занимали свои позиціи противъ римскаго лагеря и флотъ выходилъ изъ гавани, чтобы напасть на суда Октавія, Антоній стоялъ на холм, съ котораго ему видны были поле предстоявшей битвы и море. Египетскіе корабли въ стройномъ боевомъ порядк надвигались на линію римскихъ либурнъ, но, подойдя на разстояніе двухъ выстрловъ изъ лука, они остановились, и гребцы подняли вверхъ свои длинныя весла. Римляне отвтили тмъ же, и вслдъ затмъ оба флота соединились и вмст, одною массой, направились къ гавани. Почти одновременно съ этимъ вся кавалерія Антонія,— его храбрая кавалерія, такъ славно дравшаяся наканун,— передалась на сторону Октавія. Съ римскихъ окоповъ раздались звуки трубъ, и легіоны устремились впередъ съ обычнымъ боевымъ кликомъ: Cominus, cominus! (Вблизи, въ рукопашную!). Пхота Антонія не выждала натиска и вразсыпную кинулась къ городу, увлекая и его въ своемъ безпорядочномъ бгств. Обезумвши отъ бшенства, не разбирая ничего, онъ мечомъ рубилъ бглецовъ и прискакалъ въ Александрію съ криками, что Клеопатра измнила ему, продала его врагамъ, съ которыми онъ сражался изъ-за любви къ ней.
А Клеопатра сама уже лишена была всякой возможности измнить Антонію или спасти его. Она, ‘царица царей’, была такъ же покинута своимъ народомъ, какъ онъ, славный полководецъ и кумиръ легіоновъ, былъ покинутъ своими войсками. Ихъ дло было безповоротно проиграно, и никто уже не хотлъ собою жертвовать за него. Въ теченіе предшествовавшаго дня и этой ночи тайные агенты Октавія успли сманить на его сторону легіонеровъ и египтянъ: однимъ они общали полное прощеніе, другимъ — неприкосновенность ихъ личности и имущества.
Узнавши объ измн и бгств войска, Клеопатра пришла въ ужасъ. Ей извстны были подозрнія Антонія и знакомы страшныя вспышки его гнва. Она покидаетъ дворецъ съ двумя служанками, Ирой и Харміоной, и спшитъ укрыться въ построенной для нея могил, гд собраны ея сокровища. А чтобы Антоній не вздумалъ ворваться туда, царица приказала сказать ему, что ея уже нтъ въ живыхъ. Діонъ Кассій, передавая эти событія, держится того мннія, что Клеопатра дйствительно поступала измннически, что она приказала сдать Перузу, что она же безъ бою предала Александрію и что, наконецъ, извстила Антонія о своей мнимой смерти, въ разсчет на его самоубійство и на возможность выдать его тло Октавію. Боле правдивый и осторожный Плутархъ говоритъ только о подозрніяхъ, падавшихъ на Клеопатру {Срав. Плутархъ: ‘Антоній’, LXXXII—LXXXIV, Діонъ, LI, 9—10, Флоръ, IV.}.
Узнавши во дворц о смерти царицы, Антоній разражается рыданіями и стонами: ‘Чего медлишь ты, Антоній? Судьба отнимаетъ у тебя послднее сокровище, привязывавшее тебя къ жизни… Клеопатра! я не стану доле оплакивать тебя и поспшу соединиться съ тобою!’ Онъ сбросилъ броню и приказалъ своему отпущеннику Эросу мечомъ пронзить измученное сердце. Эросъ вынулъ мечъ, но не Антонія имъ ударилъ, а себя, и упалъ мертвый къ ногамъ своего господина. ‘Мой врный Эросъ, ты подаешь мн примръ’,— воскликнулъ Антоній, вонзилъ себ мечъ въ грудь и упалъ на небольшое ложе.
Ударъ оказался неврно направленнымъ. Черезъ нсколько минутъ Антоній пришелъ въ себя и сталъ умолять прибжавшихъ на крики слугъ и воиновъ прикончить его. Ни у кого не хватило смлости исполнить такое требованіе. Клеопатра, извщенная о случившемся, приказываетъ, чтобы Антонія принесли къ ней живаго или мертваго. Діомидъ, секретарь Клеопатры, бжитъ за нимъ во дворецъ и, при помощи слугъ, приноситъ умирающаго къ мавзолею, въ которомъ заперлась царица. Опасаясь измны, она не хочетъ открыть опускной ршетки двери, а изъ окна верхняго этажа бросаетъ веревки и приказываетъ къ нимъ привязать Антонія. Затмъ втроемъ, съ двумя служанками, она начинаетъ втаскивать его наверхъ. ‘Не легко было,— говоритъ Плутархъ,— женщинамъ поднимать человка такого сложенія, какимъ былъ одаренъ Антоній. По словамъ очевидцевъ, никогда не видано было зрлища боле трогательнаго и боле достойнаго состраданія. Напряженными руками и съ искаженнымъ лицомъ Клеопатра изъ послднихъ силъ тащила веревки. Антоній же, весь покрытый кровью, готовый испустить послдній вздохъ, приподнимался, насколько хватало еще силъ его, и простиралъ въ ней свои слабющія руки’.
Наконецъ, имъ удалось втащить Антонія и уложить его на кровать. Въ порывахъ отчаянія Клеопатра обнимала его, называла обоимъ супругомъ, господиномъ, императоромъ, ногтями терзала грудь свою и припадала устами въ его ран. Антоній успокоивалъ ее, утшалъ и молилъ позаботиться о собственной ея безопасности. Томимый внутреннимъ жаромъ, онъ попросилъ пить и осушилъ курокъ вина. Смерть приближалась. Онъ еще разъ обратимся въ Клеопатр: ‘Не сокрушайся о моемъ послднемъ пораженіи,— говоримъ онъ.— Припомни лучше вс т радости, которыми я насладимся въ жизни, и то счастье, благодаря которому я стамъ славнйшимъ и могущественнйшимъ изъ людей. Порадуйся и тому, что я, римлянинъ, побжденъ былъ только римляниномъ’. Антоній умеръ въ объятіяхъ Клеопатры.
Октавій, узнавши о самоубійств Антонія, тотчасъ же послалъ Прокулея и Галла захватить Клеопатру, прежде чмъ она успетъ покончить съ собою. На ихъ призывы царица сошла внизъ и сквозь ршетку вступила съ ними въ переговоры. Не довряя общаніямъ и убжденіямъ римлянъ, она объявила, что сдастся лишь тогда, когда Октавій клятвенно обяжется оставить ее или ея сына на египетскомъ трон, въ противномъ случа императору достанется лишь ея трупъ. Прокулей замтилъ окно, черезъ которое былъ втащенъ Антоній, и оставилъ товарища вести переговоры съ Клеопатрой, самъ же разыскалъ лстницу, приставилъ ее къ стн, пробрался въ башню, спустился по внутренней лстниц внизъ и бросился на Клеопатру. Обернувшаяся на шумъ Харміона закричала: ‘Несчастная царица, тебя захватили живою!’ Клеопатра выхватила изъ ноженъ кинжалъ, который всегда носила въ послднее время у пояса. Но Прокулей силою отнялъ у нея оружіе и выпустилъ изъ рукъ царицу, лишь удостоврившись, что при ней нтъ ни много оружія, ни какого-либо подозрительнаго пузырька. Затмъ онъ принялъ опять почтительное положеніе и сталъ уврять плнную царицу въ томъ, что вс опасенія ея напрасны. ‘Царица,— говорилъ онъ ей,— ты несправедлива къ Цезарю и хочешь лишить его возможности доказать свое великодушіе’.
Клеопатра хорошо понимала, что лишена всякихъ средствъ отстаивать свой тронъ, разъ сама она и вс ея сокровища находятся во власти римлянъ. Какъ единственной милости, она просила дозволить ей похоронить Антонія съ подобающею честью. Съ такою же просьбой обратились къ Октавію начальники его арміи, служившіе прежде подъ знаменами Антонія. ‘Тронутый скорбью египтянки,— говоритъ авторъ передаваемой нами книги,— императоръ дозволилъ исполнить ея желаніе’. Мы же весьма сомнваемся въ такой нжности чувствъ императора и думаемъ, что не изъ сожалнія къ печали женщины, а изъ политическаго разсчета онъ предоставилъ похоронить Антонія ‘египтянк’, а не старымъ, заслуженнымъ воинамъ, обожавшимъ славнаго вождя и желавшимъ почтить его память погребеніемъ, достойнымъ героя. По личному опыту, по похоронамъ Юлія Цезаря, Октавій зналъ, какъ небезопасны могутъ быть почести, воздаваемыя сраженному противнику. Великодушно предоставивши египтянк втихомолку похоронить тло ея любовника въ приготовленной ею для себя могил, Октавій распорядился тотчасъ же, посл похоронъ, перевезти Клеопатру во дворецъ, оказывать ей вс знаки уваженія, подобающіе ея сану царицы, и держать ее подъ самымъ бдительнымъ, присмотромъ, дабы она самоубійствомъ не могла избавиться отъ позора фигурировать въ его тріумф.
Клеопатра не вынесла пережитыхъ за послднее время потрясеній и занемогла тяжелою и опасною болзнью. Чтобы ускоритъ свой конецъ, царица въ теченіе нсколькихъ дней не принимала ни лкарствъ, ни пищи. Объ этомъ было донесено Октавію. Онъ прислалъ ей напомнить, что въ его рукахъ четверо ея дтей, и что они своею жизнью поплатятся за смерть Клеопатры. Эта ужасная угроза сломила ршимость Клеопатры, и она отдалась попеченію врачей. Мудрено предположить, чтобы такого человка, какъ Октавій, можно было ‘тронуть скорбью’ или разжалобить несчастьемъ. При всей тщательности надзора за Клеопатрой, онъ, все-таки, не былъ спокоенъ и, по словамъ Діона Кассія, продолжалъ опасаться, какъ бы царица своею смертью ‘не лишила его всякой славы’ {… .}, т.-е. не ускользнула бы отъ его тріумфа. Октавій счелъ нужнымъ лично переговорить съ египтянкой и успокоить ее. Онъ былъ вполн увренъ въ томъ, что ничмъ ей не удастся выманить у него какихъ-либо положительныхъ общаній, и считалъ себя достаточно ловкимъ для того, чтобы неопредленными фразами затуманить Клеопатру относительно ожидающей ее участи.
Клеопатра уже не обольщала себя мечтами о любви Октавія, въ которой уврялъ ее отпущеникъ Тирей. Съ тхъ поръ, какъ императоръ былъ въ Александріи, онъ ни разу не выразилъ желанія видть царицу. Суровое заключеніе, въ которомъ ее держали, ужасныя угрозы, которыми насиловали ея волю, доказывали, что о какихъ-либо нжныхъ чувствахъ не можетъ быть и рчи. Клеопатра еще не совсмъ оправилась посл болзни и лежала въ постели, когда ее постилъ Октавій. Царица встала, хотя на ней была надта одна туника, и бросилась къ его ногамъ. При вид, этой женщины, изнуренной недугомъ, исхудалой и блдной, съ потухшими и красными отъ слезъ глазами, съ лицомъ и шеей, на которыхъ еще оставались слды царапинъ, сдланныхъ ногтями въ порывахъ горя {Плутархъ: ‘Антоній’, ХС.}, Октавій едва могъ поврить, что передъ нимъ дивная очаровательница, плнившая Цезаря и поработившая Антонія. Октавій попросилъ ее лечь въ постель и слъ около нея. Клеопатра стала оправдываться, объясняя, все случившееся несчастно сложившимися обстоятельствами и страхомъ, который внушалъ ей Антоній. Рчь ея часто прерывалась слезами и рыданіями. Въ надежд разжалобить Октавія,— по мннію иныхъ, въ надежд обольстить его,— она вынимала изъ груди своей письма Цезаря, цловала ихъ и восклицала: ‘Если ты хочешь знать, какъ любилъ меня твой отецъ, прочти эти письма… О, Цезарь! Зачмъ я пережила тебя!… Но для меня ты оживаешь въ твоемъ наслдник…’ И сквозь слезы она улыбалась Октавію. Намъ мало правдоподобнымъ кажется объясненіе этой сцены желаніемъ увлечь Октавія кокетствомъ, едва ли возможнымъ со стороны такой умной женщины, какъ Клеопатра, и въ томъ положеніи, въ какомъ она была въ то время. Мы скоре склонны думать, что напоминаніемъ о Цезар, какъ объ отц Октавія, настоятельнымъ указаніемъ на любовь ‘отца’ и льстивыми словами, обращенными къ наслднику, въ которомъ оживаетъ для нея Цезарь, царица пыталась затронуть иныя, не любовныя, струны въ холодномъ сердц римлянина. То была послдняя попытка избжать униженія и позора, ждавшихъ ее во время тріумфа въ Рим. И, ссылаясь на свои отношенія къ диктатору, Клеопатра могла разсчитывать, что его наслдникъ изъ уваженія къ памяти ‘отца’ пощадитъ гордость женщины, которую такъ нжно любилъ божественный Цезарь.
Октавій упорно молчалъ на вс ея жалобы и стоны, старался даже не смотрть на нее и сидлъ, опустивши глаза на землю. Заговаривалъ же онъ лишь для того, чтобы опровергать одинъ за другимъ вс доводы, которыми Клеопатра хотла оправдать свои поступки. Царица поняла, наконецъ, что отъ этого человка нечего ждать ни состраданія, ни пощады, и что нтъ для нея иного выхода, кром смерти. Чтобы обмануть Октавія относительно своего истиннаго намренія, она прибгла въ хитрости,— притворилась, будто готова все перенести и всему подчиниться, лишь бы спасти свою жизнь. Клеопатра передала императору опись своихъ сокровищъ и умоляла дозволить оставить у себя нкоторыя драгоцнныя украшенія, которыя она желала бы поднести въ даръ Ливіи и Октавіи, дабы снискать ихъ покровительство. Разставаясь съ нею, императоръ сказалъ: ‘Ободрись, о женщина, я вполн надйся, что теб не будетъ сдлано ничего дурнаго’.
Введенный въ заблужденіе притворною покорностью Клеопатры, Октавій уже не сомнвался въ томъ, что покажетъ римской черни гордую царицу Египта, идущую въ оковахъ передъ его тріумфальною колесницей. Выходя, онъ не слыхалъ послднихъ словъ, которыя прошептала Клеопатра и которыя она постоянно повторяла со времени взятія Александріи: ‘ ‘ (не бывать надо мною тріумфу).
Черезъ нсколько дней посл разговора съ Октавіемъ Клеопатра узнала, что все уже готово для ея отправки въ Римъ. Она выпросила позволеніе въ послдній разъ проститься съ могилой Антонія. Ее препроводили туда въ носилкахъ, такъ какъ она была еще не въ силахъ идти пшкомъ. На могил она совершила обычныя возліянія, положила внки и, цлуя надгробный камень, сказала: ‘О возлюбленный Антоній, если не безсильны боги твои,— такъ какъ мои измнили мн,— то не покидай пережившей тебя супруги. Не допусти, чтобы, ради тріумфа надъ тобою, вывели ее на позорящее торжество. Укрой меня съ собою подъ этою землей Египта’ {Плутарху ‘Антоній’, XCII.}.
По возвращеніи во дворецъ, Клеопатра выкупалась, потомъ служанки одли ее въ лучшія платья, убрали ей волосы и украсили ея голову царскимъ внцомъ. Ране была уже приготовлена роскошнйшая трапеза. Окончивши свой туалетъ, царица сла за столъ. Въ это время во дворецъ вошелъ крестьянинъ съ корзинкой въ рукахъ. По требованію стоявшихъ въ караул воиновъ, онъ показалъ лежащія въ корзин отборные плоды смоковницы и угостилъ ими стражей. Его простодушная веселость отклонила всякія подозрнія, и онъ былъ пропущенъ. Клеопатра взяла корзину, послала Октавію письмо, заготовленное еще съ утра, и, оставшись лишь съ двумя служанками Ирой и Харміоной, стала выкладывать фрукты, разсчитывая, что скрытая подъ ними змя ужалитъ невзначай. Но змйка спала. ‘Такъ вотъ ты!’ — воскликнула царица и начала дразнить ее золотою шпилькой. Ехидна впилась въ руку Клеопатры {Плутархъ и Діонъ Кассій выражаютъ нкоторыя сомннія по этому поводу говорятъ, что царица отравилась, быть можетъ, уколомъ булавки съ желобкомъ, напитаннымъ ядомъ. Но первый писалъ сто лтъ, второй — двсти лтъ спустя посл смерти Клеопатры. Современники же Августа, Горацій, Проперцій, Патеркулъ, положительно говорятъ, что она была ужалена змей, принесенной въ корзин съ фруктами.}.
Клеопатра умерла 15 августа 30 г. до Р. Хр.
Наспхъ посланные Октавіемъ, по письму Клеопатры, его приближенные нашли вс караулы на мстахъ и въ полномъ невдніи того, что произошло. Они выломали двери и увидали безжизненное уже тло Клеопатры въ царскомъ одяніи на золотомъ лож. У подножія его былъ распростертъ трупъ Иры. Харміона была еще жива и слабющими руками оправляла діадему на голов своей царицы. Одинъ изъ вошедшихъ гнвно воскликнулъ: ‘Хорошо это, Харміона?’ — ‘Да,— отвтила она, умирая,— это очень хорошо и достойно царицы, наслдницы столькихъ царей!’ {Плутархъ: ‘Антоній’, XCIII.}.
Октавій приказалъ убить Цезаріона, сына египтянки и Дезаря, тло же царицы онъ дозволилъ похоронить рядомъ съ Антоніемъ, какъ умоляла его о томъ Клеопатра въ своемъ послднемъ письм. А также разршено было похоронить съ должною честью Иру и Харміону, оставшихся врными своей госпож и посл ея смерти.
Самоубійство спасло Клеопатру отъ унизительнаго появленія въ тріумф Октавія, и, вмсто живой царицы, императоръ вынужденъ былъ удовольствоваться тмъ, что приказалъ нести въ тріумфальномъ шествіи статую Клеопатры съ обвившеюся вокругъ ея руки змей. Со смертью Клеопатры прекратилась династія Лагидовъ, и Египетъ превратился въ римскую провинцію. Если страна сохраняла въ теченіе двадцатилтняго ея царствованія свою независимость и нкоторые остатки былаго могущества, то этимъ народы Египта обязаны были не мудрости своихъ правителей и не государственнымъ способностямъ царицы, а ловкости женщины, пользовавшейся въ видахъ личнаго только честолюбія исключительно женскими средствами: интригой и кокетствомъ, своею увлекательною очаровательностью и любовными связями. Въ дйствительности Клеопатра не царствовала, а умла быть только любовницей Цезаря и любовницей Марка-Антонія. Римское оружіе дало ей корону и римскій мечъ поддерживалъ колеблющійся тронъ Птоломеевъ. Когда же, по ея вин, мечъ былъ сломанъ, рухнулъ и обветшалый тронъ. Если бы обстоятельства сложились иначе, то, на лучшій конецъ, Клеопатра ограничилась бы призрачною царскою властью подъ защитой римскаго протектората, подобно царямъ Іудеи и другихъ странъ Азіи. Но событія, независимо отъ Клеопатры и центромъ которыхъ оставался Римъ, приняли такой оборотъ, что, увлеченная ими, царица Египта отдалась слишкомъ блестящимъ мечтамъ о слав и власти, и въ голов ея зароились грандіозные планы. Для ихъ осуществленія у нея не было ни способностей, ни политической мудрости, ни силы воли непреклонной, и достигнуть своихъ цлей она разсчитывала только черезъ любовниковъ. И при этомъ случалось нердко, что сама же она имъ мшала, задерживали исполненіе задуманнаго, изъ-за непреодолимой жажды празднествъ, пировъ и наслажденій. Преобладающею чертой характера этой царицы было беззаботное легкомысліе куртизанки. Всю жизнь она отдавала любви, блеску и самоуслажденію. И только передъ смертью, когда погибъ ея любовникъ, увяла красота, исчезли сокровища и былъ сорванъ съ головы внецъ, — только тогда нашла она въ своей гордой душ силы и мужество, которыхъ ей недоставало въ счастливые дни ея жизни. Безъ любовной сваей съ Антоніемъ Клеопатра была бы забыта, какъ ея сестры Вероника и Арсиноя, какъ забыта любовница Цезаря Эвноя, царица Мавританіи. Своею громкою, всесвтною славой Клеопатра обязана лишь тому, что судьб угодно было сдлать ее героиней самаго увлекательнаго романа античнаго міра.