Современное искусство, Ремезов Митрофан Нилович, Год: 1887

Время на прочтение: 19 минут(ы)

Современное искусство.

Выставка проектовъ памятника Императору Александру II въ Москв.— ‘Малый театръ’: Вторая молодость, драма П. М. Невжина, невозможность постановки Горя отъ ума, Счастливецъ, комедія Вл. И. Немировича-Данченко.

Два раза уже происходилъ конкурсъ на сооруженіе въ Москв памятника покойному Императору Александру II и въ оба раза ни одинъ изъ представленныхъ проектовъ не получилъ одобренія. Только что происходившая въ зданіи Историческаго музея послдняя конкурсная выставка проектовъ памятника послужила новымъ доказательствомъ скудости творчества нашихъ художниковъ. На памятникъ ассигновано боле 1.200,000 рублей. Казалось бы, имя въ распоряженіи такую сумму, стсняться полетомъ фантазіи нечего. Наши экспоненты и не стснились, только полетъ-то ихъ оказался слишкомъ не высокимъ. Всхъ проектовъ выставлено тридцать два, изъ нихъ восемнадцать въ вид моделей, изготовленныхъ изъ гипса или изъ воска. Остальные четырнадцать представлены въ рисункахъ, чертежахъ и въ вид цлыхъ картинъ, каковъ, напримръ, проектъ съ девизомъ ‘Русь’, безъ имени автора. Это большое, очень пестро раскрашенное полотно изображаетъ огромное и тяжелое сооруженіе, состоящее, главнымъ образомъ, изъ каменныхъ лстницъ съ многими пьедесталами, на которыхъ разставлены терракотоваго цвта фигуры, держащія въ поднятыхъ рукахъ фонарные шары. Выше нихъ расположены на такихъ же пьедесталахъ эмблематическія фигуры главныхъ русскихъ ркъ. Еще выше — крылатыя фигуры ангеловъ и, наконецъ, на центральномъ пьедестал сидящая статуя императора. Вс фигуры красноватаго, терракотоваго цвта. Самое же сооруженіе раскрашено чуть не всми цвтами радуги. У каждаго проекта лежитъ ‘описаніе’ памятника съ изъясненіемъ вложенной въ него художникомъ идеи. Предполагая, что у подножія будущаго монумента никакихъ ‘изъяснительныхъ’ описаній лежать не будетъ, мы и теперь воздержались отъ чтенія образцовъ архитекторской и скульпторской прозы, предпочли своимъ умомъ додумываться до идеи, вдохновившей художника, какъ это вынуждены будутъ длать вс россіяне и иноземцы, которымъ суждено увидть монументъ не въ зал, а на Кремлевской площади. Передъ проектомъ съ девизомъ ‘Русь’ мы ни до чего не додумались, не могли даже сообразить, что должны изображать фигуры втораго ряда. Авторъ и самъ это предвидлъ и на пьедесталахъ сдлалъ надписи: ‘Днпръ’, ‘Волга’ и т. д. Жаль, что онъ тутъ же не прибавилъ разъясненія, какое, собственно, имютъ эти рки отношеніе къ памяти о покойномъ Государ. Другіе рисунки, въ краскахъ, тушью и карандашомъ, такъ ничтожны, что мы о нихъ и говорить не станемъ, упомянемъ только о рисунк красками академика Шервуда. Онъ изобразилъ статую Государя подъ очень пестрымъ балдахиномъ, напомнившимъ намъ прохоровскій павильонъ на всероссійской выставк 1882 г.
Первою изъ моделей, по порядку ихъ расположенія въ залахъ, поставлена восковая модель художника-живописца Е. Е. Шрейдера. Она изображаетъ громадную скалу въ 8 саж. вышины. На ея вершин стоитъ Императоръ Александръ II съ открытою головой, въ наброшенной на одно плечо военной шинели (вышина статуи 3 саж.). У его ногъ, на выступ скалы, лежатъ императорскія регаліи, корона, скипетръ, держава, подъ охраною двуглаваго орла. Ниже, кругомъ всей скалы, на ея выступахъ видны фигуры всякаго чина и званія людей, за ними изъ скалы выдается горельефомъ продолженіе картины, часть которой составляютъ выступившія впередъ фигуры, дальше въ глубь горельефъ переходитъ въ барельефъ перспективный и сливается со скалой. Такимъ способомъ исполненными картинами воспроизведены важнйшіе моменты царствованія Императора Александра II. Часть скалы спереди стесана и на ней изображены слова Государя: ‘Да развивается въ Россіи просвщеніе… Правда и милость да царствуютъ въ судахъ’. Влво у подножія скалы стоитъ удрученная горемъ женщина, изъ ея рукъ выпалъ потухающій факелъ. Фигура эта изображаетъ скорбную Россію. На задней сторон памятника, какъ бы отдлившись отъ скалы, лежитъ огромный камень, имющій очертаніе карты Россіи. При немъ стоитъ на-страж витязь-богатырь въ доспхахъ XVI в. До нашему мннію, это лучшій проектъ и единственный, на которомъ можно бы остановиться. Въ немъ соединены три важнйшихъ качества, необходимыя для національнаго памятника Царю-Освободителю и, вмст съ тмъ, славнйшей эпохи въ исторіи самой Россіи,— эти качества: ясность идеи, оригинальность и цльность въ ея выраженіи, чего мы не можемъ сказать ни объ одномъ изъ остальныхъ проектовъ. Здсь кстати отмтимъ одну общую почти всмъ экспонентамъ ошибку, которой избжалъ г. Шрейдеръ. Ошибка состоитъ въ томъ, что у статуи императора голова поднята вверхъ, лицо обращено къ небу. Съ идейной стороны это можетъ быть объяснено удовлетворительно, но мы думаемъ, что не мене идейно было склонить голову усопшаго императора къ оставленной имъ родин, къ горячо любимому имъ народу. На моделяхъ празднымъ зрителямъ нравится обращенное къ небу лицо императора. При осуществленіи монумента въ дйствительности и въ предложенную колоссальную величину окажется, что зритель будетъ видть лицо въ самомъ невыгодномъ и некрасивомъ ракурс снизу, а на недалекомъ разстояніи и совсмъ ничего не увидитъ, кром подбородка. Чтобъ убдиться въ этомъ, стоитъ только приссть и поставить свой глазъ на такой уровень, на которомъ зритель будетъ находиться передъ памятникомъ. Въ числ очень немногихъ, г. Шрейдеръ не сдлалъ этого промаха, у него лицо царя склонено къ народу. Несмотря на громадность массы, монументъ г. Шрейдера не кажется тяжелымъ, благодаря соразмрности частей и граціозности очертанія профилей.
Въ слдующемъ отдленіи выставки помщено пять проектовъ академика М. А. Чижова и архитектора X. К. Васильева. Вс они составляютъ только варіанты одного и того же центральнаго пьедестала съ барельефами и со статуей императора. На одномъ стоящіе по четыремъ угламъ меньшаго размра пьедесталы служатъ подставками для группъ, изображающихъ освобожденіе крестьянъ, введеніе гласнаго суда, учрежденіе земства и покореніе Кавказа. На другой модели у лстницъ, ведущихъ къ подножію центральнаго пьедестала, поставлено восемь одиночныхъ фигуръ съ поднятою вверхъ рукой, въ которой фигуры держатъ фонарь. Эти фигуры напоминаютъ собою цинковые подсвчники въ вид рыцарей, мужиковъ и всякихъ иныхъ мирныхъ и немирныхъ обывателей. Литейщики могутъ не безъ успха воспользоваться фонарными фигурами академика Чижова для издлія подсвчниковъ и ламповыхъ подставокъ. При монумент же Царю-Освободителю эти лампоносцы кажутся намъ совсмъ неумстными, какія бы объясненія ни давалъ имъ авторъ. Относительно же проекта монумента съ аллегорическими группами на отдльныхъ угловыхъ пьедесталахъ, не касаясь ихъ художественнаго достоинства, мы имемъ такое принципіальное возраженіе: монументъ такого вида не оригиналенъ и напоминаетъ многіе нмецкіе памятники разнымъ королямъ, герцогамъ и курфюрстамъ. Очень бы не хотлось, чтобы какой-нибудь путешествующій культуртрегеръ могъ сказать передъ русскимъ національнымъ памятникомъ: ‘О, schn! Ganz wie bei uns in Wurstenstandt!’…
То же самое впечатлніе производитъ проектъ гг. А. Н. Антонова и P. Р. Бока, съ восемью группами, разставленными вокругъ центральнаго монумента. Но тутъ и по самому содержанію своему намъ представляются совсмъ неподходящими четыре ближайшихъ къ центру группы. На нихъ изображены баталическія сцены, въ которыхъ солдаты ржутъ, колятъ и побиваютъ супостатовъ. Положимъ, супостатовъ жалть нечего, когда дло доходитъ до прискорбной необходимости драться съ ними. Но на вчныя времена и на времена мирныя, о которыхъ горячо молится Русская земля, не слдуетъ въ бронз отливать изображеній того, какъ ‘турки валятся, какъ чурки’… Этого, кажется, не длаютъ сами солдафонствующіе нмцы.
Въ той же зал, подъ девизомъ ‘Любовь’, и съ тмъ же характеромъ, напоминающимъ Берлинъ, выставлена восковая модель памятника’ На вершин усченной пирамиды изображенъ императоръ стоящимъ передъ трономъ. По четыремъ угламъ на выступахъ подножія пирамиды поставлены конныя фигуры въ сопровожденіи четырехъ пшихъ фигуръ. Наимене удачною изъ этихъ группъ мы находимъ ту, на которой пшеходы кладутъ милостыню въ протянутую къ нимъ вершникомъ шапку. Что это должно изображать — не понимаемъ и считаемъ лишнимъ длать предположенія о томъ, какое можетъ быть дано этому толкованіе простымъ русскимъ человкомъ, пришедшимъ поклониться памятнику Царя-Освободителя.
Тутъ же стоитъ гипсовая модель класснаго художника Н. А. Акатова, съ двумя группами у пьедестала спереди. Императоръ изображенъ выходящимъ въ фуражк не то изъ-подъ балдахина, не то изъ склепа. Мы не упомянули бы объ этомъ безнадежномъ произведеніи, если бы авторъ его не вдался въ реализмъ, не идущій къ цлямъ задачи. Въ горельеф на пьедестал выдается впередъ фигура какой-то барыни въ чепчик, весьма похожей на московскую салопницу. Одной такой фигуры достаточно, чтобъ убить наповалъ любой проектъ.
Л. И. Опекушинъ и А. А. Гунъ выставили два проекта. На обоихъ изображеніе императора сдлано въ крайне неестественной, натянутой и некрасивой поз, съ поднятымъ вверхъ плечомъ, съ выпяченною впередъ грудью. На об эти статуи нельзя смотрть безъ чувству грусти и досады. У подножія одного пьедестала сидитъ женщина и развертываетъ мантію, хотя другая мантія уже накинута на плечи царя. По четыремъ угламъ двуглавые орлы посажены надъ коронами. У подножія другаго монумента сидитъ старикъ и показываетъ ребенку на статую императора. Мы не думаемъ, чтобы въ комъ-нибудь зародилось сомнніе въ полной непригодности обоихъ проектовъ. Они, впрочемъ, уже были забракованы на прежнихъ конкурсахъ.
Проектъ А. Р. Фонъ-Бока представляетъ собою огромное архитектурное сооруженіе, не лишенное красоты, но наводящее на мысли о его безполезности. Мы думаемъ, что архитектура по самому характеру своему утилитарна. Самый же монументъ состоитъ изъ круглаго столба въ вид прямаго цилиндра съ статуей императора на верху. На столб, разумется, есть барельефы. Все это холодно, безжизненно и безъидейно. А вся эта архитектурная путаница пропадетъ въ сосдств съ кремлевскими соборами, башнями и стнами.
Памятники академика Н. А. Лаверецкаго, скульптора И. Н. Шредера, академиковъ П. Заблло и К. Вернгейма и другіе могли бы быть боле или мене пригодными для надгробныхъ монументовъ заслуженнымъ генераламъ или сановникамъ и совсмъ не пригодны, когда дло идетъ о всероссійскомъ монумент царю.
Князь Н. А. Гедройцъ и архит. Г. Е. Поповъ представила нелишенный оригинальности проектъ, имющій одинъ капитальный недостатокъ, а именно: это не памятникъ, а два памятника. Одинъ большой, съ барельефами, статуями и горельефами въ нишахъ подъ усченною пирамидой, на вершин которой фигура женщины держитъ въ протянутой впередъ рук лавровый внокъ. Далеко впереди этого монумента стоитъ маленькій, сравнительно (чуть ли не втрое меньше перваго), второй памятникъ, состоящій изъ четырехграннаго пьедестала со статуей Государя. Въ этомъ есть, можетъ быть, своего рода идея. Только едва ли ее можно признать удачною.
Наибольшею оригинальностью отличается неправдоподобный проектъ академика В. Д. Фартусова. На немъ изображенъ,— да не подумаетъ читатель, что мы шутимъ,— изображенъ подносъ съ ручками, на поднос лежитъ подушка, настоящая подушка съ шнурами и кистями, на подушк тортъ… Но Богъ съ нимъ, съ этимъ несчастнымъ проектомъ. Очень жаль, что. его позволили выставить. О послднемъ проект, принадлежащемъ И. Н. Крамскому, мы бы предпочли промолчать изъ уваженія къ памяти покойнаго высокодаровитаго художника, но не считаемъ себя въ прав этого сдлать, разъ проектъ имется на выставк. Проектъ этотъ не представляетъ собою никакого подобія памятника: это просто сочиненная сцена изъ дворцовой жизни. Впереди всхъ фигуръ поставленъ митрополитъ Филаретъ съ дьякономъ и мальчикомъ-жезлоносцемъ, за нимъ открывается цлое шествіе придворныхъ чиновъ, сзади же всхъ виднется подъ балдахиномъ Императоръ Александръ II. Кругомъ балдахина расположено множество разнородныхъ фигуръ: тутъ и купцы, или крестьяне съ хлбомъ-солью на блюд, и турки, отдающіе свои сабли русскому офицеру, и еще кто-то… Однимъ словомъ, это — сцена, пригодная для кабинета восковыхъ фигуръ, а не для монумента.
Въ общемъ, вс выставленные скульптурные проекты, если оставить въ сторон сцену, изображенную Крамскимъ, и подносъ съ подушкой г. Фартусова, поражаютъ своимъ унылымъ и холоднымъ однообразіемъ, скудостью мысли и фантазіи художниковъ. Исключеніе составляетъ, какъ мы уже сказали, проектъ Е. Е. Шрейдера. О проектахъ, представленныхъ въ рисункахъ, трудно составить вполн опредленное сужденіе, такъ какъ очень часто красивое на картин выходитъ безобразнымъ и нелпымъ въ натур. Если, en dsespoir de cause, на этомъ конкурс долженъ быть окончательно выбранъ проектъ памятника, то единственно, на чемъ выборъ можетъ остановиться, это на проект г. Шрейдера. Но въ данномъ случа мы думаемъ, что боле, чмъ когда-либо, слдуетъ держаться русской поговорки: ‘семь разъ примрь и одинъ отржь’. Мы полагали бы всего пристойне произвести теперь же браковку безнадежныхъ проектовъ, каковы: г. Фартусова, ки. Гедройца, И. Н. Крамскаго, гг. Лаверецкаго, Заблло и друг., изъ рисованныхъ — проекты гг. Акатова, Соколова, Васильева и друг. За тмъ, отклонивши невозможные проекты, назначить новый конкурсъ, съ непремннымъ требованіемъ представить модели, къ которымъ рисунки могутъ служить только дополненіями. Мы думаемъ, напримръ, что проектъ подъ девизомъ ‘Русь’, въ вид модели, оказался бы въ числ забракованныхъ, какъ и многіе другіе, о которыхъ теперь, все-таки, мудрено высказать окончательное сужденіе. Ждали мы долго, лучше подождать и еще, чмъ поспшить и… потомъ раскаиваться. Конкурсы стоятъ, конечно, денегъ. Но въ данномъ случа денегъ жалть не слдуетъ, такъ какъ расходъ ихъ представляется намъ, все-таки, производительнымъ въ томъ смысл, что каждый такой конкурсъ будитъ дремлющую мысль, побуждаетъ художниковъ работать въ извстномъ направленіи и тмъ самымъ служитъ къ развитію искусства, стоящаго въ нашемъ отечеств не на высокой степени, какъ то доказали три бывшіе конкурса. Мы слышали о предположеніи издать альбомъ фотографическихъ снимковъ съ проектовъ, бывшихъ на выставк. Такое изданіе было бы очень полезно для дальнйшихъ работъ нашихъ художниковъ. Въ такомъ альбом они ясно увидали бы ошибки, которыхъ слдуетъ остерегаться, и уразумли бы, насколько однообразно и скудно выдумкою все, до сихъ поръ сдланное.

——

Приступая опять къ исполненію моихъ обязанностей театральнаго рецензента Русской Мысли, я считаю своимъ долгомъ принести искреннюю благодарность уважаемому коллег, принявшему на себя трудъ замнить меня въ прошедшемъ мсяц и оставившему на мою долю бс ду съ читателемъ о нашемъ Маломъ театр. Грустное впечатлніе производитъ эта когда-то славная, первая сцена въ Россіи. Старыя силы убываютъ, мы еще не успли справить годовщины смерти незабвеннаго И. В. Самарина, какъ уже намъ пришлось проводить въ могилу талантливаго артиста М. А. Ршимова, похищеннаго тяжелымъ недугомъ въ полномъ разцвт его артистическаго дарованія. А на смну этимъ силамъ въ рядахъ молодыхъ артистовъ мы не можемъ никого отмстить, кто бы подавалъ серьезную надежду хотя когда-нибудь достойно занять опуствшія на сцен мста. Много лтъ тому назадъ умеръ В. И. Живокини, и до сихъ поръ у насъ нтъ комика, не говоримъ ужь такого, какъ онъ, а хотя сколько-нибудь способнаго разогнать унылое настроеніе публики и вызвать веселый смхъ, не имющій, конечно, ничего общаго съ хохотомъ райка, очень довольнаго всякою балаганною выходкой, недостойною драматической сцены и недопустимою въ сред сознающей свое призваніе труппы. Цлый рядъ пьесъ, лучшихъ пьесъ нашего репертуара не можетъ идти на сцен Малаго театра за невозможностью замстить вс роли, и въ томъ числ не можетъ быть дано Горе отъ ума! При невозможности ставить старыя хорошія пьесы, мы давно уже не видимъ и ни одной новой, которая бы напомнила намъ т времена, когда комедіи и драмы выдерживали въ Москв по нскольку десятковъ представленій въ одинъ сезонъ, не переставали привлекать публику и давать блестящіе сборы. Кто виноватъ въ этомъ? Писательское оскудніе? Очень можетъ быть, но ошибочно было бы все сваливать на такое оскудніе, да и самое-то оскудніе произошло не безъ достаточныхъ причинъ, а въ ряду таковыхъ весьма не маловажное значеніе иметъ составъ той труппы, для которой пишутся драматическія произведенія. Конечно, Гоголь и Грибодовъ писали свои комедіи не для той или другой труппы, но они были убждены, что ихъ пьесы могутъ быть исполнены тми артистами, которыхъ они въ свое время знали. Теперь — не то, теперь писателю, какъ только въ голов его начинаетъ складываться сюжетъ для пьесы, приходится тяжело задумываться надъ вопросомъ: а кто же будетъ исполнять ту или другую роль? Драматурги-поставщики, т ршаютъ вопросъ просто,— подлаживаютъ пьесы подъ силы данныхъ исполнителей, и пьесы ихъ выходятъ боле или мене,— чаще мене,— приноровленными къ невысокому уровню посредственныхъ актеровъ, а потому пьесы эти оказываются на лучшій конецъ посредственными, всего же чаще — просто никуда негодными. Нельзя же въ самомъ дл требовать отъ писателя, въ особенности отъ профессіональнаго, такъ сказать, драматурга, чтобы онъ сочинительствовалъ для собственнаго удовольствія или для отдаленнаго потомства, безъ надежды увидать свою пьесу на сцен. А именно въ такомъ положеніи очутился бы теперь Грибодовъ съ своею комедіей. И вотъ такимъ-то образомъ недостатокъ артистическихъ силъ и совершенное отсутствіе исполнителей на нкоторыя амплуа отражаются самыми плачевными результатами на теперешнихъ драматическихъ произведеніяхъ.
Этой участи не избжала и лучшая въ ныншній сезонъ театральная новинка, драма П. М. Невжина: Вторая молодость. Чуткій къ ‘злобамъ дня’, авторъ положилъ въ основу своей драмы очень современный и очень серьезный вопросъ о развод. Вотъ содержаніе пьесы: Готовцевъ (г. Горевъ), ‘директоръ частнаго учрежденія’, прожилъ съ женой, Валентиной Александровной (г-жа едотова), боле двадцати лтъ мирно и счастливо. Ихъ старшій сынъ, Виталій (г. Южинъ), окончилъ курсъ, иметъ дипломъ архитектора, дочь, Анюта (г-жа Потхина), взрослая двушка, меньшая, Лидочка (воспитанница Гейтенъ), двочка лтъ 12—13, еще учится. Уроки музыки ей даетъ молодая учительница, Телгина (г-жа Уманецъ Райская). Въ нее-то и влюбляется Готовцевъ. Съ этою запоздалою любовью къ нему возвращается вторично ‘молодость’, со всмъ пыломъ юношескихъ увлеченій, со всею несдержанностью. До того времени любящій мужъ, добрый отецъ, хорошій семьянинъ, онъ становится невыносимымъ для всхъ близкихъ, ссорится съ братомъ жены, старымъ холостякомъ Парусовымъ (г. Рыбаковъ), придирается къ дтямъ и гонитъ ихъ изъ дома, грубо относится къ жен. Вдова Сткина, подруга Готовцевой (г-жа Никулина), смекаетъ, въ чемъ дло, и выпроваживаетъ вонъ молодую учительницу. На рзкіе упреки оскорбленной двушки Готовцевъ отвчаетъ пламеннымъ признаніемъ въ любви и выраженіемъ готовности ради нея разойтись съ женой и бросить семью. Валентина Александровна, случайно вошедшая въ комнату, слышитъ этотъ разговоръ и заявляетъ, что уходитъ съ дтьми къ брату. Въ дом небогатаго Парусова (второй актъ) брошенной Готовцевымъ семь приходится жить бдно, скуднымъ личнымъ заработкомъ. Но не бдность угнетаетъ Валентину Александровну и ея дтей, съ недостатками они смло борятся,— у всхъ на душ тяжелое горе: измна нжно любимаго мужа, измна отца, котораго дти привыкли любить и уважать. Готовцевъ тмъ временемъ живетъ уже съ Телгиной, вошедшей полною хозяйкой въ его домъ. Но и ей, и Готовцеву этого мало, имъ необходимо расторженіе перваго брака съ тмъ, чтобы самимъ повнчаться законнымъ порядкомъ. Съ цлью принудить жену къ разводу, Готовцевъ добивается свиданія съ женой. Ея братъ и сынъ, оберегая и безъ того уже подорванное здоровье Валентины Александровны, стараются не допустить объясненія между супругами. Но является опять Сткина съ собранными ею откуда-то встями, что между Готовцевымъ и Телгиной происходятъ большіе нелады. До мннію вдовушки, любящей постоянно вмшиваться въ чужія дла, надо какъ можно скоре воспользоваться такимъ положеніемъ вещей, привлечь опять Готовцева къ семь, она убждена, что и самъ Готовцевъ хлопочетъ о свиданіи съ женою изъ желанія примириться. Сткина совтуетъ Валентин не отталкивать мужа и облегчить ему примиреніе. Что же касается Телгиной, то она, Сткина, сама подетъ къ ней и устроитъ полный разрывъ между нею и Готовцевымъ. Валентина Александровна соглашается, принимаетъ мужа, первая готова протянуть ему руку, все простить ради дтей, для того, чтобы возвратить имъ отца… Но тутъ-то и выясняется, что не мириться пришелъ онъ, а требовать развода, и, притомъ, на такихъ основаніяхъ, чтобы онозоривающая вина, но которой у насъ допускаются разводы, была принята на себя несчастною женщиной. ‘Никогда!…’ — отвчаетъ Валентина и почти безъ чувствъ падаетъ на руки сына, изъ-за двери слышавшаго весь разговоръ отца съ матерью. Готовцевъ уходитъ съ угрозой заставить жену силой согласиться на его требованіе.
Третье дйствіе происходитъ на дач Готовцева. Въ двухъ сценахъ Телгиной съ ея теткой (г-жа Правдина) и съ подругой (г-жа Порошина) выясняется, во-первыхъ, тяжесть и двусмысленность положенія двушки, живущей въ дом богатаго женатаго человка, прогнавшаго отъ себя семью, во-вторыхъ, выясняется и то, что Телгина, сошедшаяся съ Готовцевымъ, быть можетъ, и не безъ разсчета на выгодную партію, искренно и горячо полюбила его. Подруга совтуетъ ей, чего бы это ни стоило, добиться законнаго брака. Вернувшійся отъ жены Готовцевъ, подъ обаяніемъ ласкъ своей возлюбленной, повторяетъ общаніе заставить жену согласиться на разводъ. Новая личность, Кунавинъ (г. Дурново), является на сцену единственно для оповщенія публики о томъ, что съ нимъ вмст пріхалъ Виталій Готовцевъ, ищущій случая говорить съ Телгиной. Сткина пытается, но, разумется, безуспшно, привести въ исполненіе свой планъ — поссорить молодую двушку съ Готовцевымъ. За нею является Валентина Александровна съ старшею дочерью, встревоженныя внезапнымъ исчезновеніемъ Виталія. Ихъ встрчаетъ Готовцевъ и угрозой отнять у матери меньшую дочь вынуждаетъ у Валентины согласіе на позорный для нея разводъ. Телгина торжествуетъ. Въ это время изъ чащи лса выходитъ Виталій и требуетъ, чтобы она отказалась отъ своихъ намреній, оставила бы въ поко его мать. Телгина рзко отказываетъ, насмхается надъ отчаяніемъ молодаго человка, грозитъ, что прикажетъ лакеямъ выгнать его вонъ. Виталій вынимаетъ пистолетъ и, съ словами: ‘за мать!…’ — убиваетъ любовницу отца.
Въ послднемъ дйствіи изображена контора тюрьмы, въ которой заключенъ, приговоренный къ ссылк, Виталій. Весь актъ проходитъ въ слезахъ, рыданіяхъ и прощаніяхъ всхъ дйствующихъ лицъ съ молодымъ человкомъ, отправляющимся въ Сибирь. Приходитъ и Готовцевъ, ищущій примиренія и прощенія. Несчастная Валентина Александровна не можетъ ни примириться, ни простить, у нея отнимаютъ послднюю ея надежду, послднюю радость — сына. ‘Не отдамъ!…’ — стонетъ она, когда наступаетъ минута разлуки, безсильно хватается за Виталія, котораго уводятъ конвойные солдаты, и падаетъ у двери мертвою или безъ чувствъ, что, въ сущности, одно и то же, такъ какъ она уже, очевидно, не жилецъ на бломъ свт.
Происшествіе, изображенное въ пьес г. Невжипа, весьма правдоподобно и возможно въ дйствительной жизни, самая пьеса написана хорошимъ, литературнымъ языкомъ и прекрасно приспособлена къ сцен. Въ ней есть и комическій элементъ въ должной мр, есть и трогательная, даже слишкомъ трогательная, раздирательная сцена — прощанье семьи, и въ особенности матери съ отправляющимся въ ссылку сыномъ. Но въ пьес есть и серьезные недостатки, самый крупный изъ нихъ состоитъ въ томъ, что нтъ ‘драмы’. Положеніе жены Готовцева можетъ, конечно, быть названо драматическимъ, въ житейскомъ смысл этого слова, оно могло бы быть драматическимъ и въ сценическомъ смысл, если бы борьб, происходящей въ душ покинутой женщины, было дано боле видное мсто. Въ пьес же этого нтъ: Валентина Александровна разстается съ мужемъ, отказываетъ ему въ согласіи на разводъ и потомъ соглашается, какъ-то между прочимъ и сразу, не задумываясь, безъ колебаній. Телгина также, не задумываясь, въ два слова соглашается на предложеніе Готовцева, также безъ колебаній, настоятельно требуетъ его развода съ женой и гонитъ вонъ Виталія. Дйствіе развертывается быстро и сценично, но въ ущербъ внутреннему содержанію пьесы. Пьеса, какъ драма, должна бы закончиться третьимъ дйствіемъ, убійствомъ Телгиной. Четвертый актъ является уже эпилогомъ, отдльною приставкой, не имющею необходимой связи съ разыгравшеюся драмой. Когда упалъ занавсъ посл заключительнаго акта, мы невольно спросили себя: что же хотлъ сказать авторъ по главному, основному вопросу о развод? На это пьеса г. Невжина не даетъ яснаго и категорическаго отвта, быть можетъ, по причинамъ, ‘независящимъ’ отъ автора. Зритель вправ только догадываться, что въ принцип авторъ ничего не иметъ противъ развода, при извстнымъ образомъ сложившихся обстоятельствахъ. Къ такому заключенію приводятъ соображенія, что Готовцевъ и Телгина не дурные люди, они не виноваты, что полюбили другъ друга. Для нихъ, для Телгипой въ особенности, невыносимо положеніе безбрачнаго сожительства. Жена и дти Готовцева примирились съ разлукой, они приняли совершившійся фактъ и уже безъ большихъ страданій приняли бы и предложеніе о развод, если бы для развода не потребовалось позора высоко-нравственной женщины, матери достойной семьи. Въ этомъ, по нашему мннію, заключается все значеніе пьесы г. Невжина, въ этомъ живая драма, разыгрывающаяся не на сцен только, а въ дйствительной жизни,— драма, волнующая театральную залу и все общество. Не будь такого ‘непремннаго’ условія для совершенія развода, вторая молодость Готовцева привела бы лишь къ тому, что къ старости вокругъ него была бы вторая семья, не мене хорошая и счастливая, чмъ была первая. Валентина нашла бы утшеніе или, по меньшей мр, покой своему разбитому сердцу въ кругу своей доброй семьи, могла бы быть счастлива счастьемъ дтей. Все это погибло единственно подъ гнетомъ ‘непремннаго условія’. Однимъ выстрломъ,— выстрломъ ‘за мать’,— убита молодая, любящая и любимая женщина, имющая неоспоримое право на свою долю счастья въ жизни, но лишенная возможности законно осуществить это право, убита возможность счастья для человка, неповиннаго въ томъ, что сердце его ожило для ‘второй’ любви, убита и мать, за которую сдланъ роковой выстрлъ… Вотъ почему театръ полонъ на представленіяхъ пьесы г. Невжина, вотъ почему публика пропускаетъ безъ вниманія недостатки этой пьесы и вызываетъ автора. И это-то общественное значеніе драмы Вторая молодость подкупаетъ насъ въ ея пользу и побуждаетъ поставить въ заслугу автору сочиненіе этой пьесы, написанной, все-таки, не для театра вообще, а для извстной труппы, въ которой некому было бы сыграть роль Готовцева, если бы авторъ изобразилъ его выше и сильне, чмъ тотъ Готовцевъ, котораго мы видли и съ которымъ г. Горевъ, все-таки, не справился. Лучше всхъ и безукоризненно исполнена роль вдовы Сткиной г-жею Никулиной, вызвавшею своею игрой единодушные аплодисменты и вызовы. Г-жа Уманецъ-Райская я г. Южинъ очень хорошо сыграли свои роли, тмъ боле отвтственныя, что он не достаточно рельефны и страдаютъ нкоторою неопредленностью. Что же касается г-жи едотовой, то, при всемъ нашемъ уваженіи къ высокому таланту и заслугамъ нашей первой артистки, мы вынуждены сказать, что исполненіе ею роли Готовцевой далеко не привело насъ въ восторгъ. Г-жа едотова съ перваго выхода на сцену повела игру въ столь плачевномъ тон, что удивляться надо, какъ это Готовцевъ могъ счастливо прожить много лтъ съ такою несносною супругой и давно не сбжалъ отъ этой дамы печальнаго образа. Мы не знаемъ, можетъ быть, авторъ и артистка хотли произвести именно такое впечатлніе на публику. Тогда они своей цли достигли, но въ ущербъ главной иде, въ затемнніе той мысли, что человкъ, охваченный порывомъ второй молодости, такъ же легкомысленно, какъ и въ первой молодости, бросаетъ настоящее счастье и кидается въ погоню за мелькающимъ передъ нимъ призракомъ новой любви. Вообще, неясность мысли составляетъ недостатокъ пьесы, какъ мы уже сказали, и объясняемъ мы себ это осторожностью автора, затрогивающаго щекотливый во. многихъ отношеніяхъ вопросъ. Неясность же и неопредленность характеровъ произошли отъ того, что авторъ писалъ свою драму, заране распредливши въ ней роли артистамъ и сообразуясь съ средствами каждаго. Задача мудреная и крайне неблагодарная. Г. Невжинъ, какъ опытный драматургъ, отлично знаетъ, что эта его пьеса не можетъ идти въ театр Корша, онъ отлично видитъ, что сцена этого театра занята прекрасно составленною провинціальною труппой, въ которую какъ бы пріхалъ гастролировать г. Давыдовъ, а Малый театръ представляетъ такую столичную труппу, изъ которой большинство лучшихъ артистовъ куда-то выбыло, оставшіеся же на своихъ мстахъ кое-какъ доигрываютъ въ недостаточномъ состав, лишь бы дотянуть сезонъ до конца.
Въ театр Корша, на спхъ, по провинціальному, ставятъ пьесу за пьесой, и проваливаются он преблагополучно одна за другой. Но новинка даетъ постоянно одинъ-два полныхъ сбора, потомъ одинъ-два неполныхъ, и — отдлка. Тайны, Пташки и Горы Кавказа отправляются въ архивъ, имъ на смну являются ‘новыя новинки’ съ такимъ же успхомъ. А антреприза идетъ себ да идетъ и весьма процвтаетъ. Есть тамъ г. Давыдовъ, есть г. Рощинъ-Инсаровъ,— и ставятъ Горе отъ ума, не было бы ихъ, обошлось бы дло и безъ Горя отъ ума, и никому бы ‘горя не было’. Не то на сцен Малаго театра. Тамъ артистическія традиціи отживаютъ свой вкъ,— не хотлось бы думать, что он совсмъ угасли,— а репертуарныя традиціи все еще упорно держатся. И на основаніи этихъ традицій Малому театру нельзя, якобы, обходиться безъ комедіи Грибодова, хотя играть ее ршительно некому, но теперешнимъ распорядителямъ театра отъ этого ‘горя мало’, и ставятъ намъ Горе отъ ума съ г. Вильде въ роли Фамусова. Мы не станемъ разбирать его игры, ни игры другихъ исполнителей. Дло само за себя говоритъ: комедію въ такомъ состав, кажется, не ршились даже повторить, а уже въ третій разъ она, наврное, не была дана. Смлости не хватило. Къ исполненію этой роли г. Вильде вся печать отнеслась съ единодушнымъ и рзкимъ порицаніемъ, за исключеніемъ Московскихъ Вдомостей. Почтенный театральный критикъ этой газеты г. Васильевъ энергично вступился за г. Вильде и сдлалъ внушительный репримандъ всмъ рецензентамъ, неодобрявшимъ этого артиста и продланнаго имъ ‘пассажа’. Возражать г. Васильеву въ томъ, что касается игры актеровъ, мы не станемъ. Если ему нравится г. Вильде въ Фамусов, это его дло, о вкусахъ не спорятъ. Но мы не можемъ не остановиться на двухъ высказанныхъ г. Васильевымъ мнніяхъ: первое, будто такъ и слдовало поступать, т.-е. давать Горе отъ ума во что бы ни стало и въ какомъ бы то ни было состав, потому что снять комедію Грибодова съ репертуара нельзя. Мы же, наоборотъ, думаемъ, что нельзя давать Горе отъ ума, когда завдомо нтъ артистовъ на главныя роли. Очень прискорбно, что артистовъ нтъ, если ихъ нтъ, то надо ихъ найти и пригласить, если нельзя пригласить, то надо отказаться отъ многихъ весьма важныхъ и необходимыхъ пьесъ, которыхъ играть некому… Мало ли что хотлось бы публик видть на сцен Малаго театра,— Короля Жира, напримръ,— такъ нельзя же ставить Короля Жира съ г. Вильде въ заглавной роли. Второе мнніе г. Васильева заключается въ томъ, что актера должно судить не по тому, какъ онъ сыгралъ взятую на себя роль, а надо брать мркою для критической оцнки т способности, которыми актеръ обладаетъ, и должно еще благодарить, чуть ли не хвалить актера, если онъ исполнилъ роль добросовстно по крайнему своему досужеству. Мы думаемъ, что на такихъ основаніяхъ критика становится ршительно невозможною. Это будетъ уже не художественная критика, а раздача похвальныхъ отзывовъ ‘за прилежаніе и добронравіе’. Крыловскій Квартетъ съ точки зрнія такой критики не смха достоинъ, а похвалъ и поощреній за добрыя намренія и старанія. Увы, наша труппа Малаго театра рискуетъ очень скоро превратиться въ оркестръ, весьма напоминающій Квартетъ ддушки Крылова. Чмъ пересаживать ‘осла’ на мсто ‘козла’ и замнять ‘мартышку’ ‘косолапымъ мишкой’, не лучше ли позаботиться о томъ, чтобы очистить казенную труппу отъ негодныхъ актеровъ и актрисъ и замнить ихъ новыми, успвшими заявить себя артистами,— замнить, ‘не увлекаясь ни дружбою, ни родствомъ, ниже ожиданіемъ выгодъ, а памятуя слова г. Васильева, что казенная сцена есть ‘государственное учрежденіе’, стоющее, притомъ же, очень большихъ денегъ, и что, какъ таковое, сцена Малаго театра не должна превращаться ни въ богадльню для отживающихъ, ни въ школу для начинающихъ, ни въ подмостки для экспериментовъ, какой, модъ, видъ выйдетъ, если г-ну Музилю препоручить изображать Отелло… А никто не иметъ права отрицать, что г. Музиль можетъ сыграть Отелло такъ же старательно и не мене добросовстно, ‘по мр силъ своихъ’, конечно, чмъ сыгралъ г. Вильде Фамусова. Поразительно, на самомъ дл, что въ Москв, рядомъ съ казеннымъ театромъ, дающимъ изъ года въ годъ солидный дефицитъ, могутъ существовать и приносить хорошія выгоды антрепренерамъ нсколько частныхъ театровъ. Мы отнюдь не хотимъ сказать, что казенная сцена должна хлопотать о выгодахъ, подобно частнымъ антрепризамъ. Совсмъ нтъ, ея задачи совершенно иныя. Только преслдовать эти задачи и достигать тхъ цлей, для которыхъ существуютъ казенные театры и тратятся казенныя деньги, можно единственно лишь тогда, когда эти театры привлекаютъ публику, а не пустуютъ, какъ нашъ Малый театръ, несмотря на то, что въ немъ играютъ г-жи едотова, Ермолова, Медвдева, Никулина, гг. Ленскій, Садовскій, Правдинъ, Горевъ… Да, на сцен Малаго театра есть первоклассныя артистки и очень талантливые артисты, одного на ней нтъ — хорошей труппы. А въ этомъ-то все дло. Мы помнимъ, напримръ, то время, когда ‘пустйшая изъ самыхъ безтолковыхъ’ комедія князя Гр. В. Кугушева, Пріемышъ, шла нсколько десятковъ разъ въ одинъ сезонъ и давала каждый разъ полные сборы единственно потому, что тогда была труппа. Каждая роль въ этой комедіи представляла собою chef d’oeuvre исполненія. А теперь… теперь самая лучшая пьеса оказывается подгаженною потому, что то на одну, то на другую роль нтъ подходящаго исполнителя, и выходитъ: ‘бочка меду да ложка дегтя’. А такимъ лакомствомъ никого не заманишь,— придутъ, попробуютъ, понюхаютъ и прочь пойдутъ. Отсутствіе ансамбля убиваетъ пьесу, отгоняетъ публику, но этого мало: оно мшаетъ играть другимъ артистамъ, подрываетъ энергію лучшихъ исполнителей, расхолаживаетъ ихъ увлеченіе, принижаетъ и губитъ все. На сцен театра Корша нтъ ни одной выдающейся артистки,— мы удивляемся, почему не приглашена туда г-жа Глбова,— за то тамъ есть превосходные артисты, которыхъ недостаетъ какъ разъ Малому театру, но на сцен Корша есть, все-таки, извстный ансамбль въ исполненіи очень многихъ пьесъ, приходящихся по силамъ умло составленной труппы… И этотъ ансамбль выноситъ на своихъ плечахъ тяжелую ношу конкурренціи съ казеннымъ театромъ, располагающимъ громадными артистическими силами, но не имющимъ труппы.
Что вынуждены длать авторы для извстнаго состава артистовъ, мы сказали выше, а что артисты могутъ сдлать для автора — это московская публика видла въ новой комедіи Вл. И. Немировича-Данченко, носящей названіе: Счастливецъ. Въ этой пьес дло идетъ опять о развод, какъ и въ драм г. Невжина, только въ комедіи г. Немировича-Данченко нтъ никакихъ вопросовъ, въ ней изображенъ просто-на-просто курьезный случай, напомнившій намъ старинный водевиль: Что имемъ не храпимъ, а потерявши плачемъ,— только водевиль заново исправленный и дополненный. Счастливецъ, художникъ Богучаровъ (г. Южинъ), сынъ богатыхъ родителей, побждаетъ сердца всхъ женщинъ и самъ безпрерывно увлекается всми женщинами. Съ женою онъ живетъ врозь. Нкоторое время онъ счастливо вкушалъ плоды запретной любви съ супругою нкоего генерала Лебединскаго (г-жа Никулина), потомъ, насытившись, потянулся къ едва созрвающему плоду — къ молодой учительниц, Лин Ясеневой (г-жа Уманецъ-Райская). Этой двушк онъ прямо длаетъ предложеніе и заявляетъ, что отъ жены добьется развода, принявши пресловутую ‘вину’ на себя. Вести переговоры о развод онъ проситъ своего пріятеля, художника Чардина (г. Рыбаковъ). Тотъ отказывается, тогда Богучаровъ детъ самъ къ жен. Во второмъ акт Богучаровъ пріхалъ къ жен требовать развода, вторично влюбился въ жену и остался у нея. Вотъ и сказк конецъ, все остальное — пустое пустословіе: г-жа Уманецъ-Райская, покинутая Липа, страдаетъ,— она, къ тому же, и болзненная, г-жа Викулина, покинутая генеральша, стрляетъ и не попадаетъ, г. Рыбаковъ, пріятель-художникъ, говоритъ какія-то грозныя рчи, г-жа едотова забираетъ въ руки втреннаго супруга… Изъ этомъ проходятъ еще два акта. Всхъ дйствій въ этомъ водевил четыре. Въ немъ есть даже куплеты, жаль только, что ихъ всего два и что г. Уманецъ-Райская не поетъ ихъ, а читаетъ. И такая-то пустйшая вещь, все-таки, можетъ держаться на сцен, благодаря игр артистовъ, въ особенности г-жъ едотовой, Медвдевой, Садовской, Уманецъ-Райской и Никулиной, гг. Правдина и Рыбакова. Второй актъ и половина четвертаго акта такъ разыграны, какъ мы уже давнымъ-давно не видывали. ‘Какъ по нотамъ’,— сказалъ намъ одинъ посторонній артистъ въ антракт посл втораго дйствія. И точно, какъ по нотамъ, а потому, что ‘квинтетъ’ этого дйствія вела такая примадонна-дирижеръ, какъ Гл. Ник. едотова, а въ четвертомъ дйствіи она же исполнила неподражаемо дуэтъ съ г. Южинымъ. Въ пьес нтъ ни смысла, ни мысли, а есть только удивительная игра, напоминавшая намъ лучшіе годы московской сцены… Но, увы, настоящаго ансамбля, безукоризненнаго, стариннаго, и тутъ не было, не было его даже въ лучшемъ изъ всей комедіи второмъ акт. Критикъ Московскихъ Вдомостей, г. Васильевъ, въ цитированной нами выше стать говоритъ, что не слдуетъ сравнивать исполненіе роли однимъ артистомъ съ тмъ, какъ ту же роль исполняли другіе. Мы съ такимъ положеніемъ не согласны и позволяемъ себ сравнивать не только исполненія однихъ и тхъ же ролей, но и сходныхъ между собою. И вотъ мы думаемъ: что бы вышло изъ пьесы, если бы счастливца изображалъ г. Ленскій? Тогда, дйствительно, мы увидали бы образцовое и цльное исполненіе всей пьесы, отъ котораго Москва почти совсмъ уже отвыкла.
Нашъ обзоръ былъ уже сданъ въ печать, когда насъ порадовалъ слухъ, что гг. Киселевскій и Рощинъ-Инсаровъ приглашены, или имютъ быть приглашены, на петербургскую Императорскую сцену, а г. Давыдовъ — на московскую, еще больше порадовались бы мы, если бы г. Рощинъ-Инсаровъ остался въ Москв на сцен Малаго театра.

Ан.

Русская Мысль’, кн.XI, 1887

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека