Кальфон, Олин Валериан Николаевич, Год: 1824

Поэзия
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Скачать в PDF
В. Н. Олин
Кальфон
ПОЭМА
—————————————————————————-
Джеймс Макферсон. Поэмы Оссиана
James Macpherson
The Poems Of Ossian
Издание подготовил Ю. Д. Левин
Л., ‘Наука’, 1983
Серия ‘Литературные памятники’
OCR Бычков М.Н.
—————————————————————————-
I
Летучих серн младой ловец,
Кальфон, бестрепетный боец,
Племен эринских вождь прекрасный,
И Рельдурата сын ужасный,
Герой неистовый, Комлат,
Под холмом сим сном крепким спят.
Но кто сия краса младая?..
В безмолвны струны ударяя
Своей воздушною рукой,
Она эфирною тропой,
С звездой в кудрях ее туманных,
В покровах, из паров сотканных,
На легком облаке летит,
Как на перловой колеснице,
И на густой ее реснице
Слеза блестящая дрожит.
Луна меж звезд, над облаками,
Сияет тихими лучами
И призрак девы серебрит.
И тихо девы тень парит,
Несясь в долине погребальной…
Почто ж, Эвираллина! ты
Небес с эфирной высоты
Глядишь на минстреля печально?
Почто, о дева! ты бледна,
Как лилья при водах Любара,
Как отуманенна луна?
О дочь прелестная Сальгара!
Иль ты уснула вечным сном
Близ сих бестрепетных героев,
Грозы давно минувших боев,
Под сим почиющей холмом?
Увы! твои красы младые,
Гармония твоих речей,
Ланитный пламень, блеск кудрей
И очи ясно-голубые
Непобедимых сих бойцов
Огнем вражды воспламенили —
И Эрских дерн они холмов
Своею кровью обагрили.
Сердца героев и царей
К тебе любовию пылали.
И их от стрел твоих очей
Стальные брони не спасали.
Но сердцу девы втайне был
Один Кальфон лишь только мил.
II
О ты, подруга вдохновений!
Певица битв и наслаждений!
В веках играющий орган!
О арфа полуночных стран!
О арфа бардов золотая!
Воспой, мелодией пленяя,
Воспой, бессмертная! скорей,
Как пали витязи Эрина,
Как, цвет любви, Эвираллина
Погибла в юности своей.
Твой глас из праха возрождает
Бойцов и замки старых дней,
Сердца народов услаждает
И, животворный, отверзает
Чертоги грома для теней!
Звучи, напевами прельщая,
Звучи, рокочущий орган!
О арфа бардов золотая!
О арфа полуночных стран!..
III
Блестит полдневное светило
Над синим морем по водам,
Корабль, как лебедь белокрылой.
Летит по скачущим волнам.
В лазури флаг багряный веет
И парус, вздувшися, белеет
И пена брызжет за кормой.
На мачте щит висит огромной
И тению своею темной
На море падает. Герой,
Величественный, сановитый,
Броней блестящею покрытый,
Стоит-на палубе крутой,
Секирой подпершись стальной.
Стрела в колчане боевая,
Меч при бедре, и шлем на нем
Орлиным осенен крылом,
И блещет, солнце отражая,
Звезда на шлеме золотая.
Прекрасен витязь сей младой,
Ланиты розами алеют,
Взор тих приветно-голубой,
Блестя, по ветру кудри веют
И как потухший угль чернеют.
Но кто ж сей вождь? кто сей герой?
То сын прелестный Турлатона,
Боец бестрепетный, Кальфон,
С полей кровавых Иннистона
Спешит с победой в Сельму он,
Где ждет его, по нем вздыхая,
Невеста — дева молодая,
Цвет ненаглядный красоты,
Звезда прекрасная Эрина,
Сальгара дочь, Эвираллина.
О ней Кальфона все мечты,
Лишь к ней одной из пыла боя
Неслись желания героя
На крыльях пламенной любви.
И в вражьей меч омыв крови,
Кальфон прелестный, друг Фингала,
Спешит к возлюбленной своей.
О волны синие! скорей
К брегам катитесь Иннисфала!
Лети, корабль, лети быстрей!
Попутный ветер, в парус вей!
IV
И взорам Иннисфал открылся.
Летит корабль — и кончен бег!
По мачте парус опустился,
В заливе якорь погрузился,
И сходни брошены на брег.
‘Земля отцев! страна родная! —
Воскликнул пламенный Кальфон, —
Где расцвели моя младая
Любовь и слава боевая,
Опять тебе я возвращен!
Опять, тебя благословляя,
Пришел к тебе твой верный сын!
Как сладок воздух твой, Эрин!
Леса дремучие, стремнины,
Вереск блестящий по холмам,
Скалы, бегущие к звездам,
Обитель бурь, приют орлиный,
Курганы, светлые ручьи,
Дубравы тихие, долины —
Опять я ваш — и вы мои!..
Товарищ битв моих блестящих,
Венчавших славой Иннисфал!
Отважный сын мечей громящих,
Соратник верный мой, Гидалл!
Боец, взлелеянный войною!
Там, там, о друг! меж диких скал,
За синим лесом, за горою,
Где Ата в берегах шумит,
Наследный замок мой стоит!
Там все, о друг! чем сердце дышит,
Чем жизнию пленяюсь я!
Лишь для нее душа моя
Призывный славы голос слышит,
В ней, в ней вся прелесть бытия,
Предел желаний, счастье, радость,
Вся сердца жизнь — и жизни сладость!
Туда, друг верный! поспешим,
Туда стопы мы окрилим!’ —
Сказал — и сильною рукою
Он щит свой медяный схватил,
Источник быстро прескочил,
Гремя блестящею бронею
И полным тулом метких стрел,
И, жизнью движимый младою,
Земли не чуя под собою,
С Гидаллом в Сельму полетел.
V
О жребий смертного печальный!
Звездой надежда нам блестит
И нас лучем сквозь мрак туманный
За милым призраком манит,
Как некий гений обаватель,
Как венценосица сильфид.
Она прелестна — но предатель!
И часто, дряхлых и младых,
Своих поклонников слепых,
Приводит нас, в очарованьи
И в жарком счастья упованьи,
К тоске, страданьям и бедам,
К ревучим безднам — по цветам!
Увы! как часто мы мечтаем
С друзьями скоро пировать
И бардов пению внимать,
Уж день желанный привечаем —
Но смерть является, как тать,
И мы — их гробы обнимаем!
Летим, беспечные, срывать
Цветы любви — младые розы,
Но розы сгибли под грозой,
И мы, сраженные тоской,
Струим, увы! над ними слезы!
Как часто арф веселых звон,
Гимн брачный и покров венчальный
Сменяют пенье похорон
И гроб и саван погребальный!
Светило дня нас в счастьи зрит,
Пируем, нектар пьем кипучий —
Но месяц, всплывший из-за тучи,
Могильный дерн наш серебрит!..
VI
И к сельмским башням вековым,
Зеленым плющем перевитым,
Цветными флагами покрытым,
С младым товарищем своим
Кальфон притек. Надежды полный,
Он зрит с восторгом Аты волны,
Холмы, окрестные места,
И, полный радости, в врата
Решетчатые, позлащенны,
На обе полы растворенны,
Стремя кругом веселый взор,
Он входит на широкий двор…
Везде все тихо, пусто, мнится,
Что замок будто нежилой:
Не верит взору вождь младой —
И трепет в грудь ему теснится,
Предвестник бедствия немой.
И все в нем тайный страх су губит:
На башне страж в свой рог не трубит,
Пес верный цепью не брянчит,
И дева милая Эрина,
Сальгара дочь, Эвираллина,
К нему навстречу не спешит.
В пустых чертогах ветер рыщет
И в переходах длинных свищет.
И сельмской девы в терему
На цветно-мраморном полу
Лежат — и арфа золотая
И роза с ландышем младая,
Разрывный лук, покров с чела
И в стену вонзена стрела,
И черной пылью занесенны
Сребром сосуды не блестят,
И окна, настежь растворенны,
На петлях бьются и стучат.
‘Где, где она, Эвираллина,
Краса пустынная Эрина,
Звезда моя и луч златой? —
Кальфон, смятенный, восклицает,
И дико взор его сверкает
Чела под мрачностью густой:
Так огонек перебегает
По мшистым тундрам в мгле ночной. —
О друг Гидалл, товарищ мой!
Ужель моя увяла младость?
В чертогах сельмских, где меня,
На благотворный свет маня,
Она, сиянье сердца, радость
Ждала с любовию вдвоем,
Где арфы стройные гремели
И чаши звонкие кипели
Багряно-пенистым вином,
Трапезу обходя кругом —
Теперь унынье воцарилось
И запустенье водворилось.
Так друг! в отсутствии моем
Над Седьмой грянул страшный гром
И что-то грозное свершилось!’ —
VII
‘Кальфон! — Гидалл ему в ответ, —
Пусть так, твоей невесты нет,
Но грусть ли будет глас обычной?
И сердцу ль храброго прилично
Себя безвременно крушить?
Эвираллина, может быть,
Теперь с подругами своими
Дубрав под сводами густыми
За серной гонится младой,
Прицелясь меткой к ней стрелой.
Ловитвой дева веселится
И скоро в Сельму возвратится’. —
VIII
‘Нет, нет, товарищ мой, Гидалл!
Я ни одной стрелы пернатой,
Рассекшей воздух, не слыхал,
Ни лани на холме рогатой,
Ни серны в поле не видал.
Леса окрестные безмолвны
И тишины унылой полны,
Как замок мой. О друг! скорей
Пойдем к почтенному Алладу,
В его пустынную ограду
Утесов мшистых и камней.
Сей, ветхий жизнию, кульдей,
Пророк таинственный Эрина,
Нам скажет, где Эвираллина,
Куда сокрылася она.
Завеса тайн пред ним сквозна,
Он все постиг, все, вещий, знает
И духом в будущем читает.
Пойдем, Гидалл! пойдем скорей,
Откроет тайну нам кульдей!’
IX
Отшельник сей иноплеменный,
Живый обломок гробовой,
Таинственный и сопряженный
Своею чистою душой
С какой-то тайною страной,
Аллад давно уж поселился
В пустынных Эрина скалах,
Но он в Авзонии {1} родился,
На славных Тибра {2} берегах,
И, ветхий днями, поседелый,
Как древний тополь снежных гор,
Итальи счастливой пределы
Оставил он с тех самых пор.
Как свет, блеснувший в Вифлееме, {3}
Подобно утру гор на теме
Ум разливаться начинал
Лучами по лицу земному
И путь народам озарял
Души к спасению святому,
Когда поклонники Христа,
Борцы под знаменем креста,
Жестоким пыткам подвергались
За веру и надежду их
И в пищу тиграм предавались,
Живые, от владык земных,
В котлах клокочущих кипели,
Иль, с верой в сердце и очах,
Подобно факелам горели
Меж палачей на площадях.
Убогий, дряхлый и смиренный,
Христовым светом озаренный,
Аллад укрылся в Иннисфал.
Там в недре гор и диких скал,
В посте, молитвах, покаяньи
И тайн небесных в созерцаньи
Он жизнь святую провождал
И век свой близкий доживал.
Народ, вожди его любили
И все пророком дивным чтили.
X
‘Мир, мир обители твоей!’ —
Сказал Кальфон, входя под своды,
Рукой сплетенные природы,
Пещеры старцевой. Кульдей,
Гробницы ветхой пыль живая,
На мшистом камне восседая,
Святую хартию читал
И слезы жаркие ронял.
И в келье сумрачной Аллада,
На впадистом уступе скал,
Символ спасенья крест стоял
И ярко теплилась лампада,
И свет лампады упадал
На старца: то переливался
Брады в волнистых сединах,
То отбегал, то отражался
В текущих из очей слезах.
И старец был — весь упованье!
Весь жизнь бесплотная!.. Созданье
Хотя еще в плотских цепях,
Парил он духом в небесах,
Растроганный и умиленный…
‘Святой кульдей! Аллад почтенный!
Скалистой житель высоты!
Скажи, что зрел, что слышал ты?
Все, дивный, ведаешь по духу!
Тебе на все сияет свет, —
Вещал Кальфон, склонившись к уху
Отступника мирских сует. —
Пророк таинственный Эрина!
Скажи мне, где Эвираллина?’
XI
И ветхий житель диких скал
Хранил глубокое молчанье,
Кальфон ответа ожидал
И был — весь трепет и вниманье.
И наконец блестящий взгляд,
Огня исполненный святого,
Подняв на витязя младого:
‘Мой сын! — сказал ему Аллад, —
Я зрел, стоя скалы на теме,
Сквозь мрак ночной звезду на шлеме
И жало светлое копья
И вопли девы слышал я.
Ревела грозная пучина
При блеске молний в облаках,
Усопших тихая долина
Светилась в ярких огоньках…
Младая горлица Эрина
Теперь у ястреба в когтях! —
Я видел сына Рельдурата,
Неумолимого Комлата!
Могуч и смел (ужасен был
Героя взор черно-блестящий!),
В чертоги Сельмы он вступил,
Покрытый стадию гремящей,
И грозным гласом возопил:
‘Иди, Кальфон! сверкнем мечами!
Сальгара дочь — моя корысть!
Тебе иль мне здесь лечь костями!
Тебе иль мне здесь землю грызть!
Где ты, Кальфон? Иди сразиться,
Иди на смерть со мною биться!’ —
‘Давно Кальфопа в Сельме нет, —
Эвираллины был ответ. —
Бесчестный витязь, удалися!
Иль мщенья грозного страшися!’ —
‘О дочь Сальгара! ты мила,
Как роза пышная Эрина,
Как снег Арвена ты бела,
Люблю тебя, Эвираллина!
Я отведу тебя с собой
Под свод прохладный и крутой
Пещеры кромльской — там с тобою.
Покрытый сталью боевою.
Три дня останусь под горой.
Вождя Кальфона ожидая
И деву Сельмы уважая.
Пускай бестрепетный Кальфон
Перед меня с мечом предстанет
И в панцирь мой булатом грянет:
Я жду его, но если он,
Когда четвертый день наступит,
Тебя железом не искупит —
Презрев и славу и молву,
Я чолн мой с якоря снимаю,
Гремучий парус развеваю
И в замок мой с тобой плыву’. —
Сказал — и, не смотря на слезы,
На крики, вопли и угрозы,
Комлат увлек ее с собой
И скрылся в темноте ночной.
Громады туч гремя неслися,
Шумел и выл дремучий бор,
Змеями молнии вилися
И пламенели сосны горл
И с тех, мой сын! заветных пор
Уже четвертый день сияет,
Прогнав с небес ночную тень…’
XII
‘И я пришел в четвертый день! —
Ужасным гласом восклицает,
Сверкая взорами, Кальфон. —
Клянусь, кульдей! не узрит он
Ни звезд златых грядущей ночи.
Ни дня, встающего из волн:
Я наведу ему на очи
Без сновидений вечный сон!
Прости, отец мой! время биться
И с сопостатом расплатиться.
Прости — и мир тебе!..’ — сказал
И из пещеры побежал,
Исполнен бешеной отваги.
Все путь ему: ручьи, овраги,
Покат стремнин и ребра скал.
На Кромлу серной он взбегает
И с высоты ее крутой
Огромный камень низвергает,
И звонко трубит и на бой
Зовет могучего Комлата.
И сын отважный Рельдурата
Паденье камня услыхал
И рог Кальфонов он познал.
И рвется, гибельный, на сечу,
Весь гневом пышет и кипит,
Схватил свой пятигласный щит
И вихрем он к врагу навстречу.
Уже бойцы друг друга зрят,
Сошлись, на миг остановились,
В щиты секирами стучат —
И друг на друга устремились,
Сверкая взорами, как два
Степей ливийских грозных льва.
XIII
Секиры, грянув, сокрушились,
Удара гул звучит кругом,
И их мечи уже скрестились,
И звонко сшибся щит с щитом.
Уж крылья шлемов их орлины
Колышет в прахе ветр пустынный,
Усеян сталью злачный дерн,
Уже их панцири разбиты
И кровью яркою покрыты,
И страшен бешеный Кальфон.
Гремуч и быстр, как вихрь летучий,
Уж он рукой своей могучей
Врагу шлем медный сокрушил
И щит огромный прорубил,
Грызет очами сопостата,
Обходит гибелью кругом
И машет свищущим мечом,
И сын бесстрашный Рельдурата
Закрылся весь своим щитом:
Поверх сей медяной ограды
Одни его лишь блещут взгляды,
Как две кровавые звезды,
Как две кометы — весть беды.
Разят, громят они друг друга,
Уж их мечи иззубрены,
Щиты в куски раздроблены,
Звенит, распавшися, кольчуга,
Кровь на кинжалах их стальных
И страшно бьется сердце в них.
Палящей жаждой грудь томится
И градом пот с чела катится.
XIV
И торжествует вождь Кальфон!
Комлат повержен, бледный он
В пыли, скрежеща, протянулся
И черной кровью захлебнулся.
Кальфона блещущий кинжал
Врагу сквозь сердце пробежал.
Ужасен вид! глаза отверсты
И клубом пена на устах,
Остервенение в чертах,
Глядит, не видя, он, и персты
Окостенели, роя прах.
И сельмский витязь, взгляд презренья
На тело бросив, возопил:
‘Тебя, Комлат, я усмирил!
И спи ты здесь — без погребенья,
Костями в дебри сей истлей,
Корысть пернатых и зверей!’
Сказал — и в дол с горы спускаясь,
Мечем булатным подпираясь,
В пещеру к деве он спешит,
Багряной кровию покрыт.
XV
И дева сельмская навстречу
К вождю ей милому летит.
Услышав гибельную сечу,
Знакомый рог, знакомый щит,
Она стрелой вооружилась
И из пещеры устремилась
На холм высокий и крутой,
Где пламенел кровавый бой.
Зефир в кудрях ее играет,
Подъемлет легкой их волной
И с персей девственных свевает
Покров, блестящий белизной, —
И дева к другу упадает
В объятия и восклицает:
‘Опять, о милый! ты со мной!
Опять невеста я Кальфона!
Ты спас меня, сын Турлатона!..
Но что я вижу, о Кальфон?
Ты весь… весь кровью обагрен!
И шлем и панцирь твой разбиты,
Ланиты бледностью покрыты…
Прости надежда и любовь!..
Вождь Иннисфала знаменитый!
Чья на тебе дымится кровь?’ —
XVI
‘То кровь… кровь сына Рельдурата,
В пыли простертого Комлата.
Ее до капли источил
Кинжал мой гибельный… не златом,
Но сталью острой и булатом
Тебя я, дева, искупил!
И ты моя — и до могилы!..
Но я устал, слабеют силы,
Свет из очей моих бежит…
Воды! воды! мне грудь томит
Несносной жажды лютый пламень…
Позволь, склонясь главой на камень,
У ног твоих мне отдохнуть…
О, прохлади мне влагой грудь!’
И близ тех мест, из лона скал
Гремучий ключ, кипя, бежал
И нес полям окрестным дани,
И дева, в трепетные длани
Студеный зачерпнув кристалл,
Приносит, быстрая, к герою
И светлой влагой ключевою
Бойца ей милого поит
И с страхом на него глядит.
И влагу он, привстав, глотает,
И жажды огнь лишь утолил —
Главу на перси опустил,
Шатается и упадает
И дух со стоном испускает.
Погиб, увы! погиб Кальфон!
В кровавой сече, исступленной,
В тревоге чувств не чуял он
Глубокой раны и смертельной,
Врага булатом нанесенной!
XVII
Всходила ясная луна
И тихое лила сиянье,
И дева сельмская, одна,
И неподвижна и бледна,
Как мраморное изваянье,
Как монумент, что бременит
Почивших тлен, в немом страданье
Над прахом милым ей стоит.
Лишь дико взор ее блестит,
Лишь белой груди колыханье
Под тиховейным полотном
Гласит о чем-то в ней живом.
Есть арфа — славить наслажденья,
О битвах песни заводить,
Но как, увы! изобразить
Души растерзанной мученья?.. —
Вы испытали ль те мгновенья
Без упованья и отрад,
Когда объемлет сердце хлад,
Как смерти мразное дыханье,
Когда грызет его страданье,
Уста безмолвие хранят
И очи влагой не блестят?
Их выразить — слова напрасны:
Неизъяснимы и ужасны
Они пребудут навсегда,
Как смерти с жизнию боренье,
Как духа с телом разлученье,
Как за добро — страданий мзда:
Молите, други! провиденье,
Чтоб вам не знать их никогда!..
XVIII
Два дня, томясь, изнемогая,
Очей дремотой не смыкая
И ни на шаг от друга прочь,
Несчастная Сальгара дочь
Над женихом своим рыдала
И плотоядных отгоняла
От праха птиц. И в третий день,
Когда холодной ночи тень
С небес лазоревых сбежала,
Погасли звезды и роса
На мхах утесов заблистала,
И солнце шло на небеса —
Ловцы оленей круторогих
И горных ланей быстроногих
В пустыне деву обрели,
Без чувств простертую в пыли.
И сердце в ней уже не билось!
В ее руке сверкал кинжал
И бледностью чело покрылось,
И ветер, веющий от скал,
По персям девы обнаженным
И яркой кровью обагренным
Златые кудри рассыпал.
Склонясь главой на грудь Кальфона,
Она, казалось, будто спит
И будто сына Турлатона
В своих мечтаньях сонных зрит.
Ловцы могильный ров изрыли
Булатом копий и мечей,
И девы прах и прах вождей
Под звуком песней схоронили.
Курган насыпали над рвом
Возвышенный и весь кругом
Зеленым дерном обложили,
И в вечно юной красоте
Холма на самой высоте
Младую сосну посадили.
Повесили на ветви рог,
Шелом и меч, броню стальную,
Колчан и арфу золотую
И дань красе — из роз венок.
И с той поры, когда блистали
Созвездия и озаряли
Небес безбрежный океан,
Три юных тени прилетали
На погребальный сей курган,
Доспехи ратные звучали,
Рог бранный звуки издавал,
Венок на ветви трепетал
И струны арфы рокотали.
. . . . . . . . . . . . .
XIX
Приятен дев волшебный взгляд,
Приятен розы аромат,
Приятны в летний зной зефиры
И сон в тени при шуме вод:
Но бардов вещих звуки лиры
Приятней мне!.. И вот вам плод
Моих бесед уединенных
С полночной арфой и мечтой
В часы досугов вдохновенных,
Владевших минстреля душой.
Я пел — и забывал, о други!
Порывы бурные страстей
И сердца тяжкие недуги,
И радости… мелькнувших дней!
Но арфа стихла, замолчала —
И он исчез, волшебный край!..
А ты, о дева Иннисфала,
Эвираллина! посещай
Меня в моих ты сновиденьях:
Когда засну — души в волненьях —
На легком облаке спустись
И мне ты в образе явись
Эльвиры вечно незабвенной!
Пускай, восторгом упоенной,
Пускай опять увижу я
Уста коральные ея
И очи ясно-голубые
И кудри льняно-золотые,
Пускай опять — в мечте моей —
Услышу звук ее речей!
Тебя ль, о друг! поэт забудет?..
Проснусь — и сердце полно будет
Ему знакомой старины,
Неизъяснимых наслаждений
И тайных дум и тишины —
И новых Музы вдохновений!
1824
ПРИМЕЧАНИЯ
Кальфон, поэма. Соч. В. Н. Олина. СПб., 1824, с. 17-56.
Валерьян Николаевич Олин (ок. 1788-1841) — плодовитый и многосторонний
литератор, о котором Белинский писал в 1841 г.: ‘Отставной романтик, некогда
известный журналист, газетчик, элегист, романист, драматург и пр. и пр.’
(Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. V, М., 1954, с. 189). Получив домашнее
образование, Олин в 1803 г. поступил на службу, которую не оставлял до конца
жизни, меняя лишь места службы. Литературную деятельность он начал как
приверженец, а затем член Беседы любителей русского слова, но в 1820-е годы
перешел на сторону романтиков, Олин переводил латинских, немецких,
французских и английских поэтов. Оссианом он занимался более десяти лет. В
статье ‘Взгляд на историю поэзии’ он писал о ‘цельтических или шотландских
бардах’: ‘Дикие, но величественные их песни, служащие почти единственным
памятником истории древних народов европейского севера, за неимением письмен
передавались изустно от отца сыну, от сына внуку и так далее. Грозные и
кровопролитные брани составляют их содержание, изображения оных сильны и
живописны, но также и любовь в сих песнях находит для себя место… Кто из
нас не восхищался арфою Оссиана?’ (Журнал древней и новой словесности, 1818,
ч. I, Ќ 1, с. 43-45). Обработку оссиановских сюжетов Олин начал со ‘Сражения
при Лоре’ (отд. изд. — СПб., 1813),где объединил в вольном переложении
соответствующую поэму Оссиана с эпизодом Морны из ‘Фингала’, кн. I. В
дальнейшем Олин заново переложил отрывки из ‘Сражения при Лоре’, соединив их
прозаическим пересказом (Сын отечества, 1817, ч. XXXVII), а на основании
эпизода Морны создал отдельное стихотворение ‘Каитбат и Морна’ (там же, ч.
XXXVIII). Возможно, эти произведения имел в виду К. Н. Батюшков, когда писал
в июле 1817 г. Н. И. Гнедичу об Олине: ‘Как он Оссиана переводит! И так, и
сяк ломает, только дребезги летят’ (Батюшков К. Н. Соч., т. III. СПб., 1886,
с. 457). Олин переложил гекзаметром отрывок из ‘Теморы’, кн. V (Чтение в
Беседе любителей рус. слова, 1815, ч. XIV) и, используя соответствующие
отрывки из ‘Комалы’, написал ‘Победную песнь Фингаловых бардов’ и
‘Погребальную песнь Фингаловых бардов’ (Журнал древней и новой словесности,
1819, ч. IV). В 1820-е годы на оссиановские сюжеты Олин написал две поэмы:
‘Оскар и Аяьтос’ (1823, новая переработка эпизода Морны) и ‘Кальфон’.
Последняя поэма была посвящена А. А. Ивановскому, ее издателю, литератору,
близкому к декабристам. Во ‘Вступлении’ автор писал: ‘Главное содержание
поэмы сей… заимствовано мною также из Макферсонова Оссиана, а именно: из
эпизода или краткой вводной повести пятой песни Фингала… Вводная повесть
сия есть только остов сей поэмы: положения же частные, картины и оттенки
почерпал я из собственного источника слабых моих способностей. У Макферсона
в этом эпизоде вождь Ламдарг (мой Кальфон) приходит к Алладу, чтобы узнать
от него об участи Гельхоссы, своей возлюбленной, и этот Аллад есть друид.
Желая, во-первых, воспользоваться некоторыми счастливыми описаниями н
картинами, удачно и естественно подаваемыми самим предметом, во-вторых,
представить довольно разительную противуположность, которая, будучи удачно
выражена, имеет почти всегда хороший успех, я заменил Макферсонова друида
христианским пустынником (кульдеем). В таковой перемене, кроме причины, мною
уже изъясненной, основался я на том, что и сам Макферсон заставил своего
барда беседовать в Лорской битве (The Battle of Lora) и в некоторых из
других песен с христианским проповедником или миссионером, называя его сыном
страны отдаленной (son of the distant land), ибо известно по самой истории,
что многие из христиан, во время бывших гонений на их веру, удалились,
избегая оных, в ирландские или шотландские горы, как в убежище, неприступное
для их преследователей… И вот последняя поэма моя в тоне оссианическом.
Правда, что в Оссиане Макферсоновом довольно остается еще прекрасных
предметов для отдельных поэм, но, сделав с моей стороны возможное для
разнообразия русской литературы, я приглашаю некоторых из наших поэтов
воспользоваться сими предметами’ (с. XI-XV).
Если поэма ‘Оскар и Альтос’ была единодушно одобрена критикой, то
вокруг ‘Кальфона’ возникла полемика, связанная, по-видимому, с
межжурнальными распрями и носившая во многом личный характер. Н. И. Греч, в
журнале которого ‘Сын отечества’ (1823, ч. LXXXIX) в свое время была
помещена хвалебная рецензия на ‘Оскара и Альтоса’, теперь выступил в
‘Северной пчеле’ (1825, Ќ 12) с издевательским отзывом, доказывавшим, что
‘Кальфон’ представляет собою набор модных речений без особого смысла. В
защиту Олина выступила газета ‘Русский инвалид’ (1825, Ќ 26 и 59),
издававшаяся А. Ф. Воейковым. Тогда в ‘Сыне отечества’ (1825, ч. С)
появилось ‘Письмо к приятелю при отсылке ему поэмы Кальфон’ О. М. Сомова,
который критиковал решительно все: суждения Олина во ‘Введении’, имена
героев, их характеры, содержание поэмы, стих. На этом полемика вокруг
‘Кальфона’ закончилась, чтобы вспыхнуть с новой силой при опубликовании
новых произведений Олина, уже не имевших отношения к Оссиану.
1 Авзония — латинское название южной Италии, прилагавшееся и к Италии в
целом.
2 Тибр — река в Италии.
3 Вифлеем — город в Палестине, согласно евангелию, родина Иисуса Христа.
Олин Валериан Николаевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Italia Nuova, Гира Людас, Год: 1936
  2. Отплытие Чайльд-Гарольда, Байрон Джордж Гордон, Год: 1818
  3. Святой Николай, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1875
  4. Учено-литературный маскарад, Алмазов Борис Николаевич, Год: 1860
  5. Приходские списки, Крабб Джордж, Год: 1807
  6. Гяур, Байрон Джордж Гордон, Год: 1874
  7. Княжна ***, Майков Аполлон Николаевич, Год: 1878
  8. Письмо от матери, Есенин Сергей Александрович, Год: 1924
Электронная библиотека