Приходские списки, Крабб Джордж, Год: 1807 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 20 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПРИХОДСКІЕ СПИСКИ
(PARISH REGISTER)
ПОЭМА ГЕОРГА КРАББА (1).

Вотъ въ вчность канулъ годъ, и въ этихъ спискахъ блдныхъ

Вникаю я въ судьбы моихъ прихожанъ бдныхъ,

Читаю: сколько въ годъ младенцевъ я крестилъ,

Какъ много паръ въ сел на бракъ благословилъ,

И кто изъ поселянъ, средь жизненнаго моря,

Погибъ для жизни сей, ея утхъ и горя.

Не призываю Музъ украсить пснь мою

О подвигахъ людей, которыхъ я пою.

Какъ старецъ вкъ провелъ, какъ юноша скончался,

Кто лни предался, кто съ честью подвизался,

Ихъ нравъ, характеры, ихъ правила, дла,

И какъ сыграли роль и въ чемъ ихъ роль была,

Въ чемъ радость ихъ, восторгъ, ошибки, горе злое —

Все знаю, списокъ мой доскажетъ остальное.

Гд край, куда пвцовъ влекутъ живые сны,

Край міра, счастія, свободы, тишины,

Гд трудъ не тяготитъ, гд бдствія набги

Не возмущаютъ струй завидной сельской нги,

Гд гордые дворцы не высятся главой,

Иль заслоняютъ свтъ отъ хижины простой,—

Тотъ край, гд старъ и младъ однимъ весельемъ полны,

И тихо катятся ихъ жизненныя волны?

Зачмъ искать? Куда ни устремлю глаза —

Тамъ вздохъ волнуетъ грудь, здсь взоръ слпитъ слеза!

Съ тхъ поръ, какъ сталъ порокъ господствовать на вол,

Оборнъ (1), святой Эдемъ не существуетъ бол.

Но зла безъ блага нтъ, мы ихъ избрать должны:

На то искусство, умъ и воля намъ дани.

Терпнье, тяжкій трудъ внчаютъ мудрыхъ вскор.

Толпу жь безсмысленныхъ караютъ срамъ и горе.

Вотъ домикъ, гд живетъ крестьянинъ сибаритъ!

Предметъ его надеждъ и гордости, онъ скрытъ

Отъ зимнихъ непогодъ. Въ окн его играя,

Горитъ вечерній лучъ, лниво погасая.

Надъ хижиною кровъ соломенный нависъ,

А дикій плющъ, вспользя до кровли, клонитъ внизъ

Свой пышный листъ къ окну. Внутри въ изб убогой,

И то, что нужно, есть, и то, чмъ вкусъ не строгой

Любуется. Въ одной картин пестрой тамъ

Вы видите царей все племя, по стнамъ

Героевъ, королей развшены портреты,

Ихъ подвиги въ стихахъ внизу картинъ воспты.

На трон виденъ тамъ послдній Людовикъ,

А здсь съ супругой онъ въ тюрьм главой поникъ.

Къ ихъ ликамъ поднося дтей, мать учитъ строго,

Какъ свято надлежитъ благодарить имъ Бога,

Который далъ имъ домъ счастливый, гд они

Живутъ свободные, проводятъ мирно дни…

Тогда какъ сильные, въ изгнаніи, въ позор,

Всхъ благъ лишенные, нердко терпятъ горе.

Вотъ Карлъ: онъ доказалъ въ годину тяжкихъ золъ,

Что школа бдствія есть лучшая изъ школъ,

А вотъ и сынъ его, намъ доказавшій ясно,

Что и несчастія взываютъ къ намъ напрасно…

На полк, у часовъ съ кукушкой, есть у насъ

Для чтенья сельскаго отборныхъ книгъ запасъ.

Намъ нужны знанія, не книги, впрочемъ каждый

Найдетъ напитокъ здсь для утоленья жажды:

Кто повсть чудную, кто анекдотъ смшной,

Кто проповдь, кто гимн возвышенно-святой.

Къ чему намъ каталогъ? Какъ книгъ у насъ ни иного,

Мы каждую найдемъ въ потьмахъ безъ каталога:

Та первая къ углу, та дальше отъ стны —

Вотъ правила, какъ ихъ отыскивать должны.

Есть также книги здсь для чтенья по субботамъ,

Подруги Библіи съ красивымъ переплетомъ,

А Библія, цной въ шесть пенсовъ (3), снабжена

Отличныхъ мастеровъ гравюрами, полна

И толкованьями головъ людей ученыхъ,

Что, затмевая умъ читателей смышленыхъ,

Велятъ имъ спрашивать и какъ? и почему?

И сомнваться тамъ, гд врили всему.

Нтъ! лучше ужъ по мн т мудрецы простые,

Что въ объясненія не входятъ никакія,

Бгутъ отъ темныхъ мстъ, не свтятъ тщетно тамъ

Свчой мерцающей, гд солнце свтитъ намъ,

И истины простой вотще не защищаютъ:

Къ чему защита тамъ, куда не нападаютъ?

Вотъ, рядомъ съ Библіей, Боньяновъ Пилигримъ.

Былъ рдкій геній Джонъ (4), но, грубъ, неукротимъ,

Онъ не вошелъ въ число пвцовъ, любимыхъ небомъ,

Что, смолода вступивъ въ союзъ священный съ Фебомъ,

Восходятъ медленно на верхъ горы крутой,

Чтобъ бережно вкушать тамъ векторъ неземной:

О нтъ! онъ былъ изъ тхъ, что, возмутивъ до тины…

Источникъ водъ святыхъ, пьютъ мутный токъ вершины.—

Вотъ вамъ и правила давать значенье снамъ —

Наука хитрая, понятная лишь намъ!

Мы счастье узнаемъ по пятнышкамъ родимымъ,

По разнымъ случаямъ для насъ необъяснимымъ.

Мы о пустынник читаемъ здсь святомъ,

Который, кинувъ міръ, на остров пустомъ

Жилъ здравъ и невредимъ, заботъ житейскихъ чуждый.

Хотя и тамъ его не покидали нужды.

Но рядомъ съ книгами, которымъ нтъ цны,

Не меньше славныхъ книгъ вотъ груда у стны,—

Книгъ, занесенныхъ къ намъ разнощикомъ-прохожимъ.

Про Вчнаго Жида читать мы повсть можемъ,

О томъ, какъ славою, вслдъ многихъ неудачь,

Внчался Томбъ-гигантъ и Гикертрифтъ-силачъ,

И какъ отважный Джакъ, при помощи волшебной,

На свт истребилъ гигантовъ родъ враждебный,

Какъ скороходами онъ ноги обувалъ,

Какъ невидимку — плащъ на плечи надвалъ,

Какъ мечъ онъ кладенецъ бралъ въ руки, и ударомъ

Съ гигантовъ головы срубалъ въ сраженьи яромъ,

Какъ огненный ихъ взоръ не видывалъ людей,

Какъ былъ противенъ шумъ для сонныхъ ихъ ушей,

Какъ духъ имъ англійскій казался нестерпимымъ,

И какъ истреблены мечемъ неотразимымъ.

То сказки, но читать мы любимъ ихъ подъ часъ,

Когда толпа дтей тснится возл насъ.

Для каждой хижины помщикъ нашъ богатый

Отвелъ клочекъ земли подъ огородъ безъ платы.

Здсь — прежде чмъ придетъ срокъ мызы нанятой —

Нашъ фермеръ, весь въ поту, вращаетъ заступъ свой,.

На каждый футъ земли онъ взоръ свой обращаетъ,

Весь день работаетъ и почву удобряетъ:

Вдь этотъ клокъ земли ему принадлежитъ,

За нимъ взоръ барина дозоромъ не слдитъ,

Ни чьимъ упрекомъ онъ за промахъ не наказанъ,

Надежда, прибыль, честь — онъ всмъ себ обязанъ.

Въ саду онъ садитъ лукъ, а рядомъ съ нимъ чеснокъ

На дудчатомъ стебл подъемлетъ свой внокъ,

Тамъ вьются по шестамъ горохъ, бобы рядами

И въ землю роются втвистыми корнями,

Тамъ запахъ пряныхъ травъ разлитъ во всемъ углу —

Приправа вкусная вечернему столу,

Тамъ вишни, яблони — его руки прививки,

Для рывка ближняго орхи и оливки.

Но этимъ трудъ его не конченъ. Предъ избой

Есть милый уголокъ съ красивой городьбой,

Гд розы пышныя, гвоздики съ алымъ окомъ,

Гд гордый гіацинтъ, гд на стебл высокомъ

Красуется тюльпанъ, раскинулся нарцизъ:

Не даромъ получилъ за нихъ ботаникъ призъ!

Здсь по воскреснымъ днямъ, отслушавъ въ церкви службу.

Сбираются друзья длить любовь и дружбу:

Вс громко говорятъ, вс счастливы, равны,

И вс такъ веселы, такъ въ мнніяхъ сходны.

Пусть слухъ изнженный бесдой ихъ прискучитъ —

Здсь вс ораторы и ихъ никто не учитъ.

Какъ встарь, одни и тжь привтствія у нихъ,

И тжь исторіи о временахъ былыхъ.

За то изъ глубины души ихъ радость льется,

Она ихъ языку вполн передается,

Она раждаетъ въ нихъ рчеГі веселыхъ шумъ,

Сверкаетъ въ ихъ глазахъ, въ нихъ изощряетъ умъ,

Она видна во всемъ: въ ихъ шуткахъ, смх, спорахъ.

Во всхъ движеньяхъ ихъ и оживленныхъ взорахъ.

Но разстаюсь съ тобой, мой мирный уголокъ!

Меня зовутъ къ себ несчастья и порокъ,

Зовутъ отъ хижины, простой и чистой, къ этимъ

Зловоннымъ улицамъ, гд каждый вечеръ встртимъ

Толпу готовую вступить въ жестокій споръ,

Гд бродитъ пьяница, мошенникъ, ловкій воръ.

Что ночь, то драка здсь, проклятья, крики, стоны,

Мужья бьютъ пьяныхъ женъ, мужьямъ перечатъ жены,

Л дти съ воплями стараются разнять

Жестокаго отца и бшеную мать.

Въ лахмотъяхъ краденыхъ здсь привыкаютъ вскор

Мальчишки къ злой божб, въ неряшливомъ убор

Двицы пьютъ здсь джинъ, контрабандистъ и плутъ

Тутъ длятъ барыши, старухи жертвы ждутъ.

И вотъ одна изъ нихъ, зловщая, сдая,

Сивилла грозная, вс знаетъ тайны края.

Къ ней жребій свой узнать приходитъ простачокъ,

У ней спасенья ждетъ злодйство и порокъ,

Сама жъ, безчестныхъ длъ безчестная опора,

За вс труды свои находитъ мзду позора,—

Невольница толпы презрнной, гд она,

Бднйшая изъ всхъ, господствуетъ одна.—

Взгляните: возл стнъ, по мостовой вонючей,

Везд помои, грязь, навозъ наваленъ кучей,

Съ задворьевъ изъ канавъ, изъ всхъ помойныхъ ямъ

Бгутъ зловонные потоки, и къ дверямъ,

Всегда отвореннымъ, ложатся безъ разбору

Обметки изъ домовъ въ одну большую гору.

Здсь псы голодные грызутся межь собой,

Опухшее дитя, страдая водяной,

Здсь плачетъ цлый день и нтъ къ нему участья,

И всюду горе здсь, и бдность, и несчастья!

Но это же дитя, когда переживетъ

Отсутствіе о немъ родительскихъ заботъ,

На мыз гд-нибудь, гд въ немъ пробудятъ силы.

Здоровьемъ полное, встаетъ какъ изъ могилы

И, въ силахъ укрпясь, какъ змй въ весенній день

Обычную съ себя отбрасываетъ лнь.

О Боже, сколько нуждъ здсь бдному дитяти!

Вотъ въ тсныхъ комнатахъ разставлены кровати,

Чуть*раздленныя дырявымъ полотномъ,

Или ршеткою, заклеенной листомъ.

Здсь братья съ сестрами въ коморкахъ неопрятныхъ

Спятъ вмст близь своихъ родителей развратныхъ.

Да раздлите жь ихъ, не дайте, чтобъ чрезъ слухъ

Зараза ранняя проникла въ дтскій духъ!

Войдемте! нужды нтъ, что душны эти хаты:

Врачъ истинный идетъ и въ смрадныя палаты.

Смотрите! этотъ полъ грязнй, чмъ въ канур,

Какая мерзость здсь на сломанномъ лар!

Какъ густо пыль лежитъ на окнахъ, на постели,

Гд въ груду свалено тряпье одеждъ безъ цли:

Его носила мать, носилъ потомъ отецъ

И какъ негодное тутъ сбросилъ наконецъ!

И вотъ изъ-подъ тряпья, приходъ нашъ внемля чутко,

Головку приподнялъ покинутый малютка:

Болтунья-мать его, которой слухъ отвыкъ

Внимать съ любовію ея младенца крикъ, —

Ушла на цлый день Богъ вдаетъ куда-то

Винить судьбу — увы! судьба ли виновата?

Гд жь онъ, источникъ злу?— Въ презрніи труда

И чувствъ возвышенныхъ и честнаго стыда,

Въ безпечной праздности и въ недостатк воли:

Отсюда нищета, отсюда низость доли!

Здсь самопрялокъ нтъ, не. слышенъ шумъ работъ,

Но есть колоды картъ изъ шулерскихъ колодъ,

Здсь даже нтъ часовъ: никто не замчаетъ,

Какъ время быстрое безъ пользы убгаетъ,

Здсь не ищите книгъ: прибиты здсь къ стн

Баллады гнусныя, да пасквили одн.

Вотъ видите бутыль: въ нее контрабандисты

Вливаютъ по ночамъ голландскій спиртъ нечистый,

Вотъ пистолетовъ рядъ, вотъ ружья, вотъ крючки

И сти разныя для моря и рки,

Тамъ, дале, въ углу разбойничьи дубины,

А въ этомъ ящик какія-то пружины,

Орудья странныя, подпилки всхъ сортовъ,

Кафтаны, парики и шляпы для воровъ.

При каждой хижин есть дворикъ: онъ когда-то

Былъ прочно обнесенъ оградою досчатой,

Теперь отъ ветхости обрушился заборъ

. И дикой бузиной заросъ заглохшій дворъ.

Во тутъ средь пустыря, вдали, въ лачуг грязной,

Сбирается народъ гуляющій и праздный.

Сюда картежниковъ и пьяницъ и воровъ

Сзываетъ этотъ столъ азартныхъ игроковъ:

Исписанъ мломъ весь, онъ блещетъ какъ отъ лака

Слдами полпива и рома и арака.

Тутъ вы увидите на окнахъ, на стнахъ

Предметы мерзкіе въ гравюрахъ и стихахъ,

Тутъ взоръ вашъ на полу, на лавкахъ встртитъ всюду

Иль трубки черныя, иль битую посуду,

Иль карты наконецъ, которыя въ клочки

Здсь рвалъ обыгранный въ отчаяньи тоски.

Сюда несчастную приноситъ птицу пьяный

Гуляка: крылья ей подрзавъ, пищей пряной

Воспламенивъ въ ней кровь и къ лапамъ пару шпоръ

Привсивъ, онъ кричитъ, покуда длится споръ.

Съ пробитой головой и выклеваннымъ глазомъ,

Птухъ ощипанный, слабя съ каждымъ разомъ!

Удары наносить безсильный ужъ врагу,

Кружится, падаетъ въ очерченномъ кругу.

И, проигравъ закладъ, дикарь ожесточенный

Срываетъ шпоры прочь съ ногъ птицы побжденной,

И шлетъ проклятія на голову бойца,

Который для него сражался до конца.

Вотъ наши мужички: одни, владльцы поля,

Живутъ и трудятся — и ихъ завидна доля,

Другіе праздностью, презрніемъ труда

Заслуживаютъ месть законовъ и суда.

А наши фермеры? Они, какъ вс конечно,

Или блаженствуютъ, иль жалуются вчно.

За группами теперь портретовъ рядъ пойдетъ

И ими заключитъ годичный мой отчетъ.

(1) Георгъ Краббъ, родившійся въ 1752 и умершій въ 1832 г., одинъ изъ отличнйшихъ англійскихъ поэтовъ XIX вка. Будучи сельскимъ священникомъ, онъ съ особенною любовью изучалъ бытъ самаго бднаго класса людей и ему то преимущественно посвящалъ свою лиру, почему и получилъ въ Англіи названіе ‘поэта бдныхъ’. Отличительныя черты его поэзіи — простота, паосъ, сила и врность описываемыхъ характеровъ. Замчательнйшія изъ его произведеній, Деревня, Газеты, Библіотека, Мстечко, сэръ-Истидъ Грей и въ особенности ‘Приходскіе Списки’, поэма, явившаяся въ свтъ въ 1807 г. Желающимъ ближе познакомиться съ этимъ писателемъ рекомендуемъ прекрасную статью г. Дружинина. Георгъ Краббъ и его произведенія’ въ Современник 1855—50.

(2) Названіе деревни, описанной Гольдсмитомъ въ извстной его поэм The Deserted Village.

(3) Пенни — мдная монета, равная гривн мди. Во множественномъ пенсы.

(4) Джонъ Боньянъ, авторъ (чрезвычайно популярной въ Англіи книги Pilgrim’s Progress.

НОВОРОЖДЕННЫЙ.

Tum porro puer (ut saevis projectue ab undis,

Na vite) nudue humi jacet infane indigus omni

Vilati auxilio,—

Vagituque locum lugubri complet, ut aequum est,

Gui tantum in vite restat transire malorum

Дурнымъ началомъ годъ у насъ ознаменованъ!

Здсь между первыми дтьми поименованъ

Плодъ страсти — ‘и грха’, прибавитъ строгій судъ.

Хотлъ я утаить, къ чему напрасный трудъ?

Со вздохомъ поведу разказъ мой: онъ, быть-можеть,

Спасетъ однихъ, другимъ исправиться поможетъ.

Изъ нашихъ двушекъ, краса всего села,

Миле всхъ лицомъ дочь мельника была.

Богатъ онъ былъ — богатъ, за то и гордъ не даромъ:

Подетъ ли когда на ярмарку съ товаромъ,

Тамъ онъ, подвыпивши, всмъ хвастаетъ, что онъ

Даетъ за дочерью чуть-чуть не милліонъ,.

Но только съ тмъ даетъ, чтобъ безъ отцовской власти

Не смла никого любить она по страсти.

‘Кого я выберу, тотъ ею и владй,

А выбирать сама ты, Люси, и не смй.’

Вотъ и подслушалъ разъ его морякъ отважный.

‘Ого!’ онъ думаетъ, ‘да это призъ преважный!

Я дочь его люблю, богатство жь страсть моя,

Старикъ угрозами не устрашитъ меня,

Довольно добывать мн деньги вражьей кровью,

Теперь на мельниц я поселюсь съ любовью.’

Такъ думалъ юноша, и вотъ, съ того жь чacа,

Онъ къ длу приступилъ, вс поднялъ паруса

И въ руку палку взялъ, обтесанную грубо,

Но крпкую, какъ самъ фрегатъ его: Грудь Дуба.

Пригожъ лицемъ, нарядъ имлъ онъ щегольской:

Опрятное блье подъ курткой голубой,

Штаны изъ дорогой матеріи въ обтяжку,

Вкругъ пояса ремень съ серебряною пряжкой.

Явился онъ въ село, вмшался въ хороводъ,

Увидлъ Люси тамъ, понравился и вотъ

Открылся ей, и та должна была признаться,

Что какъ ни грустно ей, а надо имъ разстаться.

‘Ты знаешь, мой отецъ неумолимъ ничмъ,

Кого полюбитъ онъ, онъ властвуетъ надъ тмъ.

Меня за мужика онъ выдастъ замужъ вскор,

Тирану сельскому отдастъ меня на горе.

Въ немъ сердце холодно, и отъ его угрозъ

Я часто слезы лью, а самъ не льетъ онъ слёзъ:

Разъ только помню я, какъ мать моя скончалась,

Въ его сухихъ глазахъ слезинка показалась.

Меня готовъ всегда журить онъ безъ вины,

Какъ лошадью своей, которой нтъ цны,

Которую онъ бьетъ и думаетъ, что учитъ,

Гордится мною онъ, за то какъ жертву мучитъ.’

— ‘Развеселись, душа! Я самъ къ нему пойду!

Съ матросомъ можетъ ли быть мельникъ не въ ладу?

Вдь оба мы живемъ свободнымъ втромъ, бьющимъ

По крыльямъ мельницы и въ парусахъ ревущимъ!

Вой втра, хлопанье холстины у кормы

И трескъ досокъ — вотъ звукъ, который любимъ мы.

Штиль страшенъ намъ: когда отъ бури злится море,

Мы смло рифъ беремъ и спимъ, забывши горе.’

—‘Ага!’ на эту рчь былъ мельника отвтъ:

‘Ты на меня похожъ? а деньги — есть, аль нтъ?

Такъ убирайся жъ ты въ свой Уаппингъ’ (1): тамъ на шею

Добудь себ жену твоей казной — въ гинею,

Тамъ мутнымъ полпивомъ попочуй моряковъ,

А Люси ужь оставь для здшнихъ жениховъ.’

—‘Молчи жъ ты старый хрычъ!’вскричалъ морякъ взбшенный

‘О Люси, будь моей невстой обрученной.’

Онъ обручился съ ней, но ни одинъ пасторъ

Закономъ не хотлъ скрпить ихъ договоръ.

Что жь оставалось имъ? ловить одн минуты

Пугливой радости, т пылкой страсти смуты,

Когда и чувствъ восторгъ не въ силахъ превозмочь

Тхъ ужасовъ, что грудь тревожатъ день и ночь.

Тогда-то бдная, въ порыв дикой страсти,

Безумно, вопреки отцовской строгой власти,

Не руку — нтъ, но все, что лишь отдать могла,

Красавцу милому на вки отдала.

Межь тмъ пришла пора, когда безсонны ночи,

Измнчивъ аппетитъ, полны истомы очи,

Веселость на лиц, хоть грусть замтна всмъ,

Улыбка на устахъ и тотчасъ вздохъ затмъ,—

Пора усилій тхъ, которыми такъ тщетно

Стараются скрыть то, что каждому примтно…

Сперва шушуканье межь кумушекъ прошло,

Тамъ выше голову злорчье подняло,

Тамъ глупость наглая предъ всми проболталась,

А тамъ на мельницу и злость съ молвой примчалась.

‘Вонъ!’ закричалъ отецъ: ‘будь мною проклята!

Пусть поразятъ тебя позоръ и нищета!

Пусть дтскій плачъ и стыдъ падутъ теб на долю

За то, что для любви мою отвергла волю!

Куда бжалъ злодй?’ — ‘Мой Уилльямъ по морямъ

Пустился средствъ искать для пропитанья намъ.’

—‘Пусть въ вкъ ихъ не найдетъ! но до его возврата

Иди на край села къ торговк — въ домъ разврата!

Тамъ съ старой вдьмою ты будешь въ гор жить,

Тамъ скроешь голову, стыда жь теб не скрыть!’

Тянулись грустно дни, шли медленно недли

И вотъ родился сынъ. Увы! къ его купели,

Чтобъ имя дать ему, изъ цлаго села

Къ несчастной ни одна подружка не пришла,

И съ гордостью въ лиц кормилица младая,

Всю важность своего значенья сознавая,

Не вышла съ маленькимъ христіаниномъ къ намъ,

Кричащимъ что есть силъ на весь Господень храмъ.

Одинъ я совершалъ обрядъ въ коморк бдной:

Въ окн, заклеенномъ бумагой, тускло-блдный

Мерцалъ вечерній лучъ, на кровл воробьи,

Смясь слезамъ ея, чирикали вдали

И съ пискомъ жалобнымъ, во мгл, межь балокъ крыши,

Порой летучія переносились мыши.

Матросъ не приходилъ. Вотъ годъ ужь миновалъ,

Тогда примчалась всть: въ сраженьи Уилльямъ палъ!

Въ пустынной хижин живетъ она понын,

Являясь за пайкомъ на мельницу въ кручин.

Тамъ гнусная сераль отцомъ заведена.

Онъ издвается надъ ней, когда она

Стоитъ и слезы льетъ и видитъ, какъ ей въ мщенье

Съ своей наложницей мотаетъ онъ имнье.

Въ вечерній часъ, какъ тнь, она бредетъ въ поляхъ,

Стараясь укачать младенца на рукахъ,

Иль сядетъ и глядитъ не зрящими очами,

Какъ струйки ручейка сребритъ луна лучами,

Иль псню запоетъ, но тихо, тихо такъ.

Что слышитъ, какъ ручей журчитъ, струясь въ оврагъ.

Тогда и пснь ея становится журчаньемъ,

И чувствуетъ она съ невольнымъ содроганьемъ,

Какъ возстаютъ предъ ней въ таинственной тиши

Виднья ужаса, мечты больной души,

И сознаетъ тогда въ мучительномъ раздумьи,

Что умъ мутится въ ней, и ей грозитъ безумье.

——

Съ младенцемъ вслдъ за тмъ пришли отецъ и мать,

Чтобъ Робертомъ его въ честь перваго назвать.

Три двочки у нихъ отъ брака ужь родились,

Не ждали вновь дтей, за то и не страшились.

Другъ другу преданы, они въ душ простой

Считали счастіёмъ здоровье и покой,

Любовь же, полная и мукъ и наслажденья,

Казалась въ ихъ глазахъ не лучше заблужденья.

Сусанна (не безъ слезъ) могла подъ-часъ мечтать:

Кому, когда умретъ, домъ мужа передать,

А Робертъ, съ шуткою, иль не шутя, порою

Ей мужа назначалъ, чтобъ ей не быть вдовою.

Но, несмотря на то, ихъ удивили бъ вы,

Сказавъ, что въ нихъ сердца остыли для любви.

Имя малый клокъ земли, они, какъ скоро

Срокъ мыз ихъ придетъ, платили долгъ безъ спора.

Сосдній городокъ снабжалъ ихъ безъ хлопотъ

Всмъ нужнымъ, всмъ, чего имъ мыза не даетъ,

Безъ лишнихъ прихотей, и если на уборы

Въ окн швеи подъ-часъ заглядывали взоры

Сусанны молодой въ то время, какъ она

На рынокъ вынесетъ свои излишки льна,

И если. на пути возвратномъ у торговокъ

Накупитъ къ празднику какихъ-нибудь обновокъ,—

Не успокоится до той поры она,

Покуда въ ящикъ долгъ не выплатитъ сполна.

И Робертъ, если онъ съ друзьями въ шумномъ пир

Истратитъ лишній пенсъ на ярмарк въ трактир,—

Глядишь, ужь онъ чуть свтъ потетъ на гумн,

Чтобъ пенсъ издержанный былъ выплаченъ вполн.

Такъ оба цлый день — чтобъ не было оглядокъ —

Работаетъ, пока все приведутъ въ порядокъ,

Но и у нихъ бывалъ въ годъ праздникъ не одинъ:

То былъ день свадьбы ихъ, иль торжество крестинъ.

Тогда и богачей изъ-Фермеровъ встрчали

Они съ радушіемъ и пышно угощали,

За тмъ что нравилось Сусанн быть въ чел

Первйшихъ жителей во всемъ ея сел.

Но въ ихъ радушіи, въ ихъ пышности парадной

Везд былъ виденъ духъ воздержности отрадной,

Тотъ духъ, которому и въ будничные дни,

Какъ въ праздники, всегда послушливы они,

Какъ море одному покорствуетъ призыву,

Стремится ль на приливъ, иль клонится къ отливу,—

Тотъ духъ воздержности, что намъ велитъ копить,

Не съ тмъ, чтобъ бдствовать, но съ тмъ, чтобъ лучше жить,—

Духъ бережливости разумной и завидной,

Повсюду разлитой, хотя нигд невидной.

——

Затмъ, дитя любви встрчаетъ въ спискахъ взоръ,

Безпутной матери не первый ужь позоръ.—

‘Опять, развратница! ужель постыдной страсти

Не уняли въ теб ни скорби, ни напасти?’

— ‘Ахъ, сэръ! пока еще была я молода,

Во мн кипла страсть, теперь влечетъ — нужда.

Вдь мн подобныя, утративъ честь и славу,

Внизъ по рк плывутъ, какъ утки на притраву.

Вашъ полъ преслдуетъ, а нашъ не хочетъ знать,

Возвратъ пугаетъ насъ, да и куда бжать?

Вотъ еслибъ насъ совсмъ оставили мущины,

А женскій полъ помогъ подняться намъ изъ тины,—

Быть-можетъ, ожила бъ и добродтель въ насъ.’ —

Страшася пропустить святой обряда часъ,

Съ двумя старухами она пришла, колни,

Какъ т, предъ алтаремъ склонила на ступени,

Копировала вс движенія старухъ

И, видя радость ихъ, благодарила въ слухъ,

Что скорбь ея прошла, опасность миновалась,

Хотя въ опасности какъ прежде оставалась.—

Да! много есть такихъ, которые всегда

Къ словамъ чувствительны и мертвы для стыда!

——

Вотъ двойня: двочка и мальчикъ! Чаша эта

Ужъ черезъ край полна у Джёрарда Аблетта.

Что годъ, то у него, съ тхъ поръ, какъ онъ супругъ,

То сынъ, то двочка, а вотъ и двойни вдругъ!

Съ какой улыбкою внималъ бднякъ, внчаясь:

‘гДа зретъ виноградъ, вкругъ стнъ твоихъ сплетаясь,

‘Да множится твой родъ, какъ втви надъ тобой!’

Какъ радостно: ‘Аминь!’ онъ говорилъ за мной!

Во вотъ, когда возросъ сей виноградъ вкругъ ложа,

Своими втками его покой встревожа,

Онъ видитъ, что ему, чмъ боле втвей,

Тмъ хлбъ свой добывать трудне и труднй,

Что, разбгаясь вкругъ его смиренной кельи,

Он ужь свтъ мрачатъ былаго въ немъ веселья.

Другъ, полно горевать! Смотри, хозяинъ твой,

Которому служить ты нанялся съ женой,

Надменный Фермеръ нашъ, живущій всхъ богаче,

Что отправляется на рынокъ не иначе,

Какъ на лихомъ кон, красивомъ до того,

Что я, встрчаясь съ нимъ, стыжусь за своего,—

Съ кмъ длятъ пышный столъ сосди и сосдки,

Пять бравыхъ сыновьевъ, три дочери-кокетки,—

Другъ, полно горевать, и посмотри, какъ онъ,

Хозяинъ гордый твой, заботой удрученъ.

Пройдетъ десятокъ лтъ, и, заведясь домами,

Вс мальчики твои начнутъ работать сами,

А парни сельскіе возьмутъ изъ рукъ моихъ

И безъ приданаго всхъ дочерей твоихъ.

Межъ-тмъ хозяинъ твой преслдуемъ судьбою,

Увидитъ цлый рядъ заботъ передъ собою:

Тамъ ферму сыновья въ разстройство приведутъ,

Тамъ барышни вздыхать о женихахъ начнутъ,

Тамъ госпожа твоя, слабя отъ недуга,

Потребуетъ себ карету у супруга,

А тамъ лихой корнетъ, наздникъ, ловкій хватъ,

На скачк проигравъ отчаянный закладъ,

Повергнетъ старика-отца и въ грусть и муку

И, проклиная жизнь, протянетъ къ деньгамъ руку.

Да, Джёрардъ, ты убитъ заботами теперь,

Тогда какъ Фермеръ твой блаженствуетъ, но врь,

Придетъ и для него тревогъ немалыхъ время:

Ты сбросишь грузъ заботъ, онъ понесетъ ихъ бремя.

— ‘О, какъ я былъ бы радъ, когда бъ привелъ мн Богъ

На долю взять свою хоть часть такихъ тревогъ!’

Услышавъ жалобы, такъ говорилъ когда-то

Нашъ сельскій лавочникъ, старикъ весьма богатый.

А другъ ему: ‘ А я — я былъ бы столько жь радъ,

Чтобъ то, что мн даритъ жена, взялъ Богъ назадъ!’

Ужь оба старики — тотъ Докинсъ, этотъ Витьби

По имени — давно мечтали о женитьб

И оба медлили: одинъ изъ нихъ желалъ

Сперва порядочный составить капиталъ,

Чтобъ сына своего, предметъ его желанья,

Прилично воспитать для высшаго призванья,

Другаго страхъ пугалъ, что дти прокутятъ

Его имущество и миръ въ дому смутятъ.

Нашъ Джинсъ, нкогда разнощикъ, по селеньямъ

Коробку за спиной таскалъ съ своимъ имньемъ

И, обожатель дамъ, распродавалъ имъ въ долгъ

И контрабандный чай, и кружева, и шолкъ,

Когда жь разбогатлъ, онъ къ намъ въ село явился,

Открылъ здсь лавочку и наконецъ женился

На прях молодой, надясь, что отсель

Господь благословитъ ихъ брачную постель.

А другъ на вдовушк, кокетк знаменитой,

Остановилъ свой взоръ и сталъ съ боязнью скрытой

Ухаживать за ней, но видя, что онъ сдъ,.

Она съ жеманностью отвергла старый бредъ.

Въ раздумьи онъ отсталъ. ‘Ахъ! вдай я, что дти

Не разорятъ меня, ужь такъ и быть, я въ сти

Поддался бъ, думалъ онъ, красавиц моей

И сталъ бы шире жить съ подругою своей.’

Прошло еще лтъ пять: онъ думалъ, колебался,

Ршился наконецъ, и бракомъ сочетался.

А какъ живутъ они? Судите сами: вотъ,

Угрюмый, пасмурный, съ женою онъ идетъ.

— ‘Ахъ, Гомфри!’ говорилъ однажды Девисъ: ‘право,

Какъ счастливъ ты дтьми: они твоя забава,

Завидую теб! А мн постылъ и домъ:

Тамъ грустная жена, да вчный мракъ кругомъ,

И все такъ тихо тамъ, что, вришь ли, мн жутко

Подъ-часъ становится, хотя бъ одинъ малютка

Разсялъ нашу грусть, порадовалъ намъ взоръ,

Иль укротилъ порывъ домашнихъ нашихъ ссоръ.

Другъ друга мы винимъ съ запальчивостью вчной:

‘Гд, восклицаю я, залогъ любви сердечной?’

‘Когда мн дашь дтей?’ отвтствуетъ она,

Мрачна, какъ въ Библіи Іакова жена,

А я, какъ патріархъ въ подобной же напасти,

Шлю грустно ей отвтъ: ‘Въ моей ли это власти!’

За то какъ счастливъ ты, когда передъ тобой

Верхомъ на палочкахъ шумитъ мальчишекъ рой,

А двочки тебя цлуютъ, да ласкаютъ

И новой прелестью при этомъ разцвтаютъ!’

— ‘Эхъ, простодушный другъ! Не стыдно ли теб

Завидовать моей страдальческой судьб?

Ну, чмъ гордиться тутъ, что сынъ твой — мальчикъ сильный,

Что двочка твоя иметъ видъ умильный?

Еще Богъ вдаетъ, кмъ твой цвтокъ привитъ?

Откуда сила въ немъ, умильный этотъ видъ?

Пять лтъ какъ я женатъ: что годъ, то пострленокъ!

Вотъ наступилъ шестой — смотри, опять ребенокъ!

Веселые друзья бгутъ къ моей жен,

Вс лзутъ поздравлять, ребенка хвалятъ мн,

А я сижу себ, взбшенный и угрюмый,

И входятъ всякія тогда на умъ мн думы.

Иной тутъ ловкій гость — Богъ знаетъ, почему:

Что за дитя! кричитъ: а имя какъ ему?

А я съ досадою: Да провались отсюда!

Какъ хочешь назови — хоть Каиномъ, Іудой,

Хоть именемъ отца, а кто отецъ — у ней

Дознаешься!— скажу и за дверь по скорй.

Моя жь дражайшая хоть вздохомъ, хоть бы словомъ

Отвтила въ отпоръ моимъ словамъ суровымъ,—

Смется! любо ей дтьми меня бсить

И думать, какъ бы вновь ребенка мн родить!….

—-

За тмъ съ младенцами три бдняка къ купели

Пришли, чтобъ дтямъ дать — вотъ все, что лишь имли —

Простыя имена! изъ нихъ ни на одномъ

Не остановитесь при камн гробовомъ,

Ихъ на пергамент читать никто не будетъ

И самъ могильщикъ мой ихъ скоро позабудетъ.

(1) Такъ называется мсто, гд устроены доки, близъ Лондона.

III.

Вотъ имя двочки-сиротки подл нихъ!

Лишившись матери на утр дней своихъ,

Отца же потерявъ еще до дня рожденья,

Теперь начальницей надъ школою селенья,

Старушкой набожной, въ училище взята

Изъ состраданія малютка-сирота.

О, какъ мн нравится почтенный видъ старушки,

Сидящей средь дтей въ дверяхъ своей избушки!

Въ тотъ часъ, когда готовъ погаснуть лтній день,

Когда и школьники изъ ближнихъ деревень,

Уставши передъ ней въ лугу весь день рзвиться,

Начнутъ по хижинамъ лниво расходиться,—

Въ тотъ часъ, при зарев пылающихъ лучей,

Я вижу, какъ она предъ хижиной своей

Сидитъ за Библіей и, время сберегая,

Кончаетъ свой чулокъ, вся чтеньемъ занятая.

Сосдки праздныя, лепеча всякій вздоръ,

Спшатъ къ ней, но она, вперивъ въ няхъ строгій взоръ,

Велитъ имъ набожно внимать, и смолкнувъ, парни

Проходятъ мимо ихъ, гоня овецъ въ овчарни.

Когда жь погаснетъ день, идетъ она домой,

Святой молитвою кончая трудъ дневной.

Но уклонился я, пришли съ младенцемъ снова,

Опять зовутъ меня для таинства святова.

‘Что вздумалось вамъ дочь Лоницерой (1) назвать?’

Съ улыбкой я спросилъ садовницу, но мать:

‘Какое дло вамъ?’ мн отвчала въ шутку,

И вотъ — Лоницерой мы нарекли малютку.

И если сынъ у нихъ родится черезъ годъ,

Его садовникъ мой Нарцисомъ наречетъ,

А если двочка, то врно мужъ ученый

Красавиц своей дастъ имя Белладоны (2).

Нашъ садоводъ — большой любитель громкихъ словъ:

На сельскихъ сходбищахъ онъ любитъ простаковъ

Дивить латинскими названьями растеній.

Тутъ Rhododendron, Rhus предметъ его сужденій

И даже Allium: ботаники знатокъ,

Такъ величаетъ онъ нашъ лукъ, простой чеснокъ.

Онъ грубымъ именемъ и травки не обидитъ,

Во всякомъ быліи цвтокъ онъ чудный видитъ.

Гд горькую въ поляхъ встрчаемъ мы полынь,

Тамъ Артемизію найдетъ его латынь,

Что одуванчикомъ слыветъ у насъ въ народ

(Есть и грубй ему названья въ этомъ род),

Тому Leontodon онъ имя придаетъ,

И Orchis— что у насъ ятрышникомъ слыветъ.

Но хоть и видятъ онъ во всякой травк диво,

Однакожь ни щавель, ни жгучая крапива

Не смютъ ростъ въ его расчищенномъ саду,

Гд онъ сенеція сажаетъ на гряду.

Самъ Дарвинъ (3), кажется, не съ большимъ наслажденьемъ

Плъ о любви цвтовъ съ весеннимъ пробужденьемъ,

Съ какимъ мой Питеръ Праттъ простой нашъ учитъ людъ

О томъ, какъ пестики, тычинки возстаютъ,

Какъ приклоняются какъ будто къ изголовью

Он одна къ другой съ супружеской любовью

(Вдь въ томъ, что пестикомъ, тычинкой встарину

Считали, видитъ онъ и мужа, и жену),

И какъ он живутъ, какъ любятъ страстью нжной

Другъ друга въ тишин подъ снью безмятежной

За брачнымъ пологомъ, который мы зовемъ,

Профаны темные, неправильно цвткомъ.

Гонясь за славою, такъ садоводъ ученый

Дивитъ своихъ друзей наукою мудреной…

Да! слава всмъ мила, и вс мы какъ-нибудь

Желай бъ въ храмъ ея найдти кратчайшій путь.

Не прочь ея наградъ и селянинъ убогій,

И онъ стремится къ ней проселочной дорогой.

Одинъ гордится тмъ, что врядъ ли кто въ сел

Такъ прямо борозду проржетъ на земл,

Какъ плугъ его, другой тмъ славенъ не дароммъ,

Что можетъ сбить заразъ вс девять кеглей шаромъ,

Тотъ шапку странную надвъ, забавитъ всхъ

И радъ-радехонекъ, что возбуждаетъ смху,

Иль бьется объ закладъ, что цлую недлю

Въ рогъ, пьяный, не возьметъ ни капли, кром

Л этотъ, именемъ забавнымъ окрестивъ

Младенца, думаетъ, что вчно будетъ живъ.

Разъ наши старики, чтобъ окрестить находку

И именемъ наречь, явились вс на сходку,

Явились, сли вкругъ, и пренье началось.

Тутъ много споровъ шло, судили вкривь и вкось

Насчетъ подкидыша, котораго въ овраг

Въ ночи оставили какіе-то бродяги.

Сперва возникъ вопросъ: ‘Да вправду ли нашли

Ребенка? Пусть внесутъ!’ Ребенка принесли.

‘Что жь длать съ нимъ’? Кому отдать на попеченье?

Онъ мертвый, иль живой?’ — Чтобъ разршить сомннье,

Щипнули бднаго, онъ страшный поднялъ вой

И разомъ доказалъ, что мальчикъ онъ живой.

‘Но чьимъ же именемъ мы назовемъ малютку?’

Спросилъ одинъ, и вс смутились не на шутку:

Вдь именемъ своимъ назвавши молодца,

Пожалуй, прослывешь и за его отца!

Какъ быть?— ‘Кто Ричардъ здсь? Никто? такъ имя это

Пусть ‘съ нимъ останется!’ былъ приговоръ совта.

Затмъ узнали день, когда несчастный ткачъ,

Нашедшій мальчика, во рву услышалъ плачъ:

‘Такъ будь же Мондеемъ (4), нашъ маленькій бездльникъ

Ужь если ты во рву былъ найденъ въ понедльнику!’

Потомъ поднялся споръ: ‘Чмъ мальчика кормить,

Затмъ что негодяй, конечно, хочетъ жить!’

Ршивъ и этотъ пунктъ по обсужденьи зрломъ,

Витіи, гордые ораторствомъ и дломъ,

Отправились домой съ великимъ торжествомъ,

А Ричардъ Мондей былъ внесенъ въ рабочій дому.

Тамъ били мальчика, тиранили, томили,

И скли каждый день, и впроголодь кормили.

Онъ ко всему привыкъ, безъ ропота и слезъ

Онъ участь горькую, какъ рабъ покерный, несъ,

Всегда увертливый, предъ всми молчаливый,

Къ побоямъ сносливый, къ обидамъ терпливый,

Съ податливой душой, готовый завсегда

На все безчестное безъ страха и стыда.

Казалось — такъ умлъ онъ ловко притворяться!

Въ немъ вчно-сонный духъ не могъ и пробуждаться.

Бранить и бить его послдній нищій могъ,

Онъ нищему служилъ скамейкою для ногъ.

На побгушкахъ вкъ, онъ былъ у всхъ въ наук,

На все Ричардовы употреблялись руки.

И тломъ и душой ворамъ принадлежа,

Онъ по приказу кралъ, безъ выгодъ длежа.

Какой бы споръ въ сел, бывало, ни случился,

Онъ лгалъ за каждаго, за каждаго божился,

Во всякой драк онъ къ сильнйшимъ приставалъ,

При каждомъ слдствіи ихъ первый выдавалъ.

А между тмъ, во всемъ снискавъ дурную славу,

Онъ къ каждому умлъ подлаживаться нраву,

У всхъ въ презрніи за низость чувствъ, межь тмъ,

Для всхъ услужливый, онъ полюбился всмъ.

Однажды слышитъ онъ: ‘ Пора, сказали, въ море

Отправить Ричарда!’ — и Ричардъ скрылся вскор —

Куда? никто не зналъ, и міръ ршилъ, что онъ

Повсился съ тоски, извстьемъ устрашенъ.

Лишась услугъ его, сначала потужили

О бдномъ мальчик, потомъ — о немъ забыли.

А онъ межь тмъ постигъ секретъ, какъ въ свт жить,

Онъ былъ не глупъ, къ тому жь имлъ талантъ хитрить,

Умлъ онъ каждаго плнять привтнымъ взоромъ,

И словомъ ласковымъ, и льстивымъ разговоромъ,

Одну лишь мысль тая у сердца, мысль — себ

Устроить будущность наперекоръ судьб.

И какъ издалека влечетъ магнитъ могучій

Стальныя крупинки изъ каждой сорной кучи,

Такъ, врный выгодамъ своимъ, и нашъ герой

Умлъ во всемъ найдти источникъ золотой,

И, эту цль одну имвъ всегда въ предмет,

Ни друга, ни врага не нажилъ въ цломъ свт.

Такъ долго онъ для насъ потерянъ былъ, но вдругъ

Нежданно къ намъ въ село объ немъ доходитъ слухъ.

Въ газетахъ разъ прочли мы новость въ черной рамк:

‘ Сэръ-Ричардъ Мондей жизнь въ Мондейскомъ кончилъ замк.’

Богатства страшныя оставилъ онъ жен,

И дочерямъ своимъ, и внукамъ, всей родн.

Онъ завщалъ притомъ большіе капиталы

Библейскимъ обществамъ и сдлалъ вкладъ не малый

На пользу низшихъ школъ, увчныхъ м нмыхъ,

Велвъ имъ библіи раздать изъ суммъ своихъ.

А нашему селу, гд выросъ онъ убогій,

Оставилъ, подчинивъ отвтственности строгой,

Въ два ‘унта капиталъ, чтобъ на его доходъ

Хлбъ нищимъ покупать четыре раза въ годъ,—

Ничтожный, жалкій даръ, дававшій знать приходу,

Что помнилъ онъ нашъ хлбъ и дтскихъ лтъ невзгоду!’

За этимъ въ томъ году по сыну Богъ послалъ

Вамъ, наши богачи, Финчъ, Френчъ и Миддльгаллъ.

А рядомъ съ вами здсь и Барнаби показанъ —

Несчастный Барнаби, онъ вновь женой наказанъ!

Смирнйшій изъ людей, онъ служитъ круглый годъ

Для нашихъ Фермеровъ предметомъ ихъ остротъ.

Вонъ подл хижины сидитъ бднякъ печально,

А вкругъ насмшники трунятъ надъ нимъ нахально,

То хвалятъ скотъ его, то сбрую лошадей,

То знать хотятъ, что далъ онъ за своихъ коней.

‘ Скажи, гд ты купилъ овецъ такой породы?

Чай, то-то страшные даютъ теб доходы?

Гд прячешь деньги ты? Открой же намъ секретъ,

Съ чего разбогатлъ такъ сильно ты, сосдъ?

У насъ есть дочери, но, бдныя, боятся,

Что сыновьямъ твоимъ въ невсты не годятся.

Есть сыновья у насъ, да врядъ ли кто изъ нихъ

Годится въ женихи для дочерей твоихъ!’

Такъ издваются, а Джемсъ, убитый, блдный,

Сидитъ, потупя взоръ, и все вздыхаетъ бдный,

Но этимъ лишь сильнй забавитъ остряковъ —

Несчастный Барнаби, бднякъ изъ бдняковъ!

Между послдними въ граф новорожденныхъ

Вотъ пятеро сиротъ, изъ жалости внесенныхъ

По смерти ихъ отца чужими въ этотъ листъ,

Затмъ что не хотлъ нашъ сельскій aTenctb

Вплоть до послдняго ужаснаго мгновенья

Надъ ними совершить святой обрядъ крещенья.

Угрюмый, онъ одинъ жилъ съ ними въ рощ той,

Гд бродитъ, говорятъ, мертвецъ во мгл ночной.

Онъ въ сельскихъ кабакахъ всхъ уврялъ, бывало,

Что въ жизнь грядущую не вритъ онъ ни мало,

Что если гршника засыпали землей,

Онъ будетъ вчно спать въ могил, какъ святой,

Что самъ пасторъ, уча, что въ рай и адъ онъ врить,

Иль лжетъ изъ выгоды, иль просто лицемритъ,

Что жизнь за гробомъ — бредъ, что каждый, наконецъ,

Кто признаетъ ее, ханжа или глупецъ.

Отъ клерка нашего набравшись этихъ правилъ,

Онъ собственномъ умомъ развилъ ихъ и добавилъ.

Онъ въ ужасъ набожныхъ старушекъ приводилъ

Своимъ невріемъ, которому училъ,

И иногда изъ надъ, когда ему внимали,

В’ чертахъ лица его со страхомъ узнавали

Черты ужасный нечистаго врага,

Копыта на ногахъ, на голов рога.

За то отъявленный неврья проповдникъ

Для нашихъ пьяницъ былъ и вождь, и собесдникъ,

Хоть посл пира съ нимъ, проспавшись, иль когда

Случалось имъ хворать, сгорали отъ стыда.

Его боялись вс. Предъ грознымъ якобинцемъ

Дрожалъ смотритель самъ надъ герцогскимъ звринцемъ,

Гд истреблялъ онъ дичь. Онъ въ шайку игроковъ

Былъ мастеръ завлекать несчастныхъ простаковъ,

Онъ нужды изверговъ, согласно духу вка,

Преважно величалъ ‘правами человка’,

О дтяхъ не имлъ заботы никакой

И самый бракъ считалъ обузою пустой.—

Что время сдлало надъ хищникомъ суровымъ,

Не знаю: онъ всегда казался мн здоровымъ.

Разъ на недоброе пошелъ онъ ремесло,

Ночь бурная была, и въ рощ мостъ снесло

Ручьемъ разлившимся, онъ, видно, оступился,

Упалъ въ глубокій ровъ и пьяный утопился,

И если правда то, чему училъ народъ,

Теперь онъ вчнымъ сномъ заснулъ въ пучин водъ.

Вотъ нсколько именъ! Средь жизненнаго моря,

Встрчая тихій втръ, иль съ непогодой споря,

Плыветъ ихъ утлый чолнъ, но вскор какъ напасть,

Какъ буря грозная, въ нихъ забушуетъ страсть.

Тутъ будетъ нуженъ имъ попутчикъ сердцу милый,

Помощникъ въ бдствіяхъ, другъ, въ жизни ихъ унылой,

Какой же помощи, какихъ утхъ и бдъ

Отъ брака ожидать возможно въ цвт лтъ,—

Объ этомъ свой отчетъ мы вслдъ за симъ представимъ,

И въ пристань между тмъ на отдыхъ чолнъ направимъ.

Дмитрій Минъ.

1) Lonicera — Жимолость.

(2) Белладона — Ночная красавица.

(3) Дарвинъ, англійскій врачъ и физіологъ, авторъ дидактической поэмы въ двухъ книгахъ: Botanic Garden.

(4) Monday — понедльникъ.

‘Русскій Встникъ’, т. 6, 1856, т. 8, 1857, т. 30, 1860

Читайте также: