Какъ возникъ нашъ судъ присяжныхъ.
Какъ возникъ нашъ судъ присяжныхъ.
(Историческая справка по подлиннымъ документамъ судебной реформы).
I.
II.
III.
IV.
V.
Гр. Джаншіевъ.
‘Русская Мысль’, кн.I, 1891
Как возник наш суд присяжных, Джаншиев Григорий Аветович, Год: 1891
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Быть можетъ, ни на одномъ учрежденіи не сказалось въ такой степени, съ одной стороны, измнчивое непостоянство нашихъ общественныхъ симпатій, а съ другой — неразборчивость въ средствахъ борьбы, свойственная нашей реакціонной печати, какъ на судьбахъ института нашего суда присяжныхъ. Извстно, какими опасеніями и ужасами было окружено у насъ, всего только лтъ 25—30 тому назадъ, это великое изобртеніе англосаксонскаго генія, это истинное орудіе прогресса и гражданственности, съ безпримрною быстротой {‘Исторія права не знаетъ,— замчаетъ германскій юристъ Бруннеръ,— другаго учрежденія, которое бы въ столь короткое время такъ широко разрослось и столь энергически пустило корни въ юридической жизни различнйшихъ странъ, какъ сухъ пріважныхъ. До послдняго десятилтія истекшаго столтія онъ былъ извстенъ въ Англія Америк. Съ тхъ поръ онъ сдлался едва ли не всемірнымъ правовымъ институтомъ, и не далеко, повидимому, то время, когда на присутствіе присяжныхъ въ судахъ будутъ смотрть какъ на существенный признакъ европейской культуры’.}, въ теченіе какихъ-нибудь 70—80 лтъ, завоевавшее почти всю Европу… Извстно, что всего лтъ тридцать тону назадъ слово ‘присяжные’ наводило, подобно ‘жупелу’, безотчетный паническій страхъ не только на всхъ замоскворцкихъ купчихъ,— это бы еще куда ни шло,— но и на убленныхъ сдинами государственныхъ мужей.
Но вотъ раздался радостный благовстъ 19 февраля и многіе призраки разсялись, многое, казавшееся страшнымъ и чудовищнымъ, вслдствіе недостатка свта, предстало въ своемъ настоящемъ вид. Такъ случилось и съ судомъ присяжныхъ, служившимъ ‘пугаломъ’ еще въ 1860 г. и не поздне какъ черезъ два года единогласно принятымъ и одобреннымъ государственнымъ совтомъ и верховною властью. Если еще и длались посл 1861 года легенькія возраженія противъ введенія у насъ суда присяжныхъ, то отнюдь не принципіальнаго или политическаго свойства, а чисто-практическаго. Никто, ршительно ни одинъ членъ государственнаго совта не сослался при обсужденіи дла въ 1862 г. на то, что судъ присяжныхъ ‘несовмстимъ’ съ самодержавнымъ образомъ правленія, а возраженія касались только ‘своевременности’ {См. т. IV Дла о преобраз. суд. части.}. Ни слова о такой несовмстимости не говоритъ въ своей объяснительной записк къ уставу судоустройства (1860 г.) и такой общепризнанный столпъ консервативнаго лагеря, какъ гр. Д. Н. Блудовъ. Вотъ его подлинныя слова: ‘Не оспаривая выгодъ суда чрезъ присяжныхъ, особливо въ длахъ уголовныхъ’, онъ находилъ, что тока ршеніе уголовныхъ длъ должно остаться на обязанности судей’. И мы не удивимся этому ‘пока’, если вспомнимъ, что оно относится къ 1860 г., т.-е. ко времени до ‘воли’, какъ извстно, составляющей эру въ исторіи русской гражданственности {См. главу V книги моей: С. И. Зарудный и судебная реформа. М., 1888 г.}.
Въ 1862 году было высочайше одобрено предположеніе о введеніи суда присяжныхъ, въ 1864 году оно стало закономъ и, наконецъ, въ 1866 г. судъ присяжныхъ былъ введенъ въ дйствіе.
Дйствительность превзошла самыя смлыя ожиданія. ‘Смлая мысль допустить ‘вчерашняго раба’ къ участію въ суд присяжныхъ увнчалась, по врному замчанію проф. Фойницкаго, неожиданнымъ, но блистательнымъ успхомъ’ (Курсъ угол. судопр., стр. 209).
‘То, что два года тому назадъ,— писали Московскія Вдомости въ 1867 г.,— возбуждало столько, повидимому, справедливыхъ сомнній, находится въ полномъ дйствіи, судъ присяжныхъ, эта лучшая гарантія гражданской свободы, совершается у насъ воочію, и въ немъ принимаютъ участіе крестьяне — т самые крестьяне, которымъ только шесть лтъ тому назадъ дарована свобода, и успхъ превосходитъ самыя смлыя ожиданія’ (No 69).
Но нужно ли напоминать, что далеко не вс были обрадованы введеніемъ суда гласнаго, равнаго для всхъ, и суда общественной совсти, который, относясь снисходительно къ случайнымъ нарушителямъ уголовнаго закона, каралъ строго крупныхъ лиходевъ, умвшихъ, при старыхъ порядкахъ, ускользать отъ кары, благодаря своей изворотливости, запирательству, а также благодаря своимъ вліятельнымъ связямъ. Съ первыхъ же дней дйствія новаго суда посыпались на него изъ лагеря крпостниковъ, съ озлобленіемъ порицавшихъ вс реформы прошлаго царствованія, самыя ожесточенныя нападки, имвшія цлью дискредитировать его съ точки зрнія политической благонадежности. По поводу этихъ неразборчивыхъ средствъ борьбы противъ судебной реформы М. Н. Катковъ не безъ сарказма отвчалъ ‘лицамъ, принимавшимъ личину консерватизма, чтобы какъ-нибудь подкосить эту великую реформу’, что они ‘сердятся на нее, какъ и на другія преобразованія, всего боле за то, что они идутъ не безъ успха’ (Московскія Вдомости 1866 г., No 256, и 1868 г., No 4).
Когда же отъ голословныхъ общихъ нападокъ ‘консерваторы извстнаго сорта’ переходили къ немене легкомысленнымъ нападкамъ на отдльные вердикты присяжныхъ, то они встрчали со стороны названнаго публициста не мене краснорчивую отповдь. Такъ, когда въ 1868 г. раздались вопли о ‘самовластіи’ суда присяжныхъ по поводу оправданія ими женоубійцы, заставшаго жену на мст прелюбодянія, Московскія Вдомости съ достоинствомъ защищаютъ вердиктъ суда общественной совсти, указываютъ на то, ‘что интересы общества достаточно ограждаются его представителями на суд@ (Московскія Вдомости, No 173). Черезъ нсколько времени снова возобновляются нападки на судъ присяжныхъ по поводу оправданія Бильбасова и московскій публицистъ отвчаетъ слдующими замчательными строками: ‘Когда же прекратятся, наконецъ, эти вчные пересуды по поводу того или другаго приговора присяжныхъ?… Если нтъ указаній на то, чтобы на суд были какія-нибудь нарушенія тхъ существенныхъ условій, которыя наукою права и положительнымъ закономъ признаны необходимыми для того, чтобы судебный процессъ выработалъ достижимую для человка правду, то кто можетъ взятъ на себя ршитъ, что ею личное мнніе боле согласно съ правдой, чмъ состоявшійся на суд приговоръ?… Не Сидоръ, Карпъ и др. судятъ и приговариваютъ на суд, а ‘великій анонимъ’ (ковычки въ подлинник), взятый по указанію жребія изо всхъ сословій общества’ (Московскія Вдомости 1868 г., No 227).
Времена измнились, и общество, черезъ 25 лтъ посл изданія закона о присяжныхъ и посл 24-хъ лтняго ихъ реальнаго существованія, съ удивленіемъ узнало, что эта ‘революціонно-демократическая форма суда несовмстима съ существующею въ Россіи формой правленія’. Такъ какъ несообразность такого ‘теоретическаго’, умозрительнаго отрицанія слишкомъ рзко расходилась съ фактомъ дйствительнаго, благополучнаго существованія этого суда, то и предпринятъ былъ спеціальный розыскъ для изобличенія дятелей судебной реформы 1861—1864 гг. въ томъ: 1) что они, вводя судъ присяжныхъ, преслдовали цли чисто-политическія, 2) что они вообще отнеслись къ этому длу легкомысленно, а не ‘съ приличною законодателямъ осмотрительностью’, и 3) что ‘вс ихъ доводы и выводы были основаны на личныхъ только умозрніяхъ, а не на положительныхъ заключеніяхъ науки и практики’ и проч.
Такъ формулируетъ свое обвиненіе г. Фуксъ на стр. 119 своей книги Судъ и полиція. Не нужно быть знатокомъ исторіи судебной реформы, чтобы сразу смекнуть, что тутъ имемъ дло или съ поразительнымъ невжествомъ, или съ тенденціознымъ искаженіемъ истины. Черезъ нсколько строчекъ мы получаемъ неопровержимое доказательство справедливости такой апріористической догадки. Къ нему-то и обратимся теперь. Для лучшей иллюстраціи своего обвиненія г. Фуксъ тутъ же черезъ, нсколько строкъ, длаетъ разсчетъ, сколько страницъ и строкъ посвятили ‘теоретики’ судебной реформы разработк вопроса о введеніи у насъ суда присяжныхъ. По разсчету критика оказывается, что ‘объ основномъ характер этого института, о поводахъ или препятствіяхъ къ его введенію упомянуто лишь на четырехъ страничкахъ’ (стр. 119 Суда и полиціи). Основаніемъ для разсчета взяты ‘комментаріи’ къ ст. 201 уст. уг. суд. въ извстномъ ‘популярномъ’ изданіи Судебныхъ Уставовъ, выпущенномъ въ 1866 г. государственною канцеляріей подъ редакцій С. И. Заруднаго.
Читаешь и просто глазамъ своимъ не вришь! Начать съ того, что при этой своеобразной оцнк законодательныхъ работъ ‘на аршинъ’ пропущена ровно половина ‘комментаріевъ’, такъ какъ критикъ проглядлъ еще четыре страницы, посвященныя анализу суда присяжныхъ, но на его бду помщенныя въ другомъ мст подъ статьею 7 учр. суд. уст. (гл. III, въ изд. госуд. канц., стр. 19—22). Значитъ, ошибка ровно вдвое. Но не въ этомъ суть дла. Это пустяки сравнительно съ тмъ поразительнымъ невжествомъ, которое обнаруживаетъ авторъ, избравшій такой курьзный способъ оцнки труда дятелей судебной реформы. Г. Фуксъ, въ качеств представителя ‘науки’ (?), третирующій, какъ мальчишекъ, добросовстныхъ тружениковъ 61—64 годовъ, забылъ сущую бездлицу, а именно, что нужно ознакомиться, прежде всего, въ подлинник съ ихъ трудами, каковы бы они ни были, а не рубить съ плеча. А, между тмъ, онъ не только не выполнилъ этого conditio sine qua non всякой серьезной научной работы {Г. Фуксъ могъ бы взять въ этомъ отношеніи примръ съ Курса уголов. судопр. г. Фойницкаго, котораго онъ упрекаетъ въ ‘ненаучности’ и на котораго онъ набрасываетъ тнь политической неблагонадежности (стр. 197—198). Г. Фойницкій приводитъ много мстъ изъ подлинныхъ документовъ судебной реформы, не вошедшихъ въ изданіе государственной канцеляріи, а не довольствуется, подобно своему странному критику, ссылкою на означенное ‘популярное’ изданіе Судебныхъ Уставовъ.}, онъ даже и не подозрваетъ, что существуютъ какіе-нибудь другіе источники исторіи судебной реформы, кром вышеупомянутаго популярнаго изданія. Это превосходное изданіе приноситъ большую пользу при ршеніи вопросовъ судебной практики и при студенческихъ упражненіяхъ, но разв оно можетъ и разв оно имло въ виду замнить необходимое, для научнаго изслдованія, знакомство съ множествомъ фоліантовъ подлинныхъ документовъ? Г. Фуксъ, поставившій себ задачею ‘проврить вс фазисы судебной реформы’, не знаетъ, что, кром ‘общедоступнаго’ изданія Судебныхъ Уставовъ ‘съ комментаріями’, существуетъ обширное Дло, состоящее изъ 74 томовъ, знакомство съ которыми не только полезно, но даже и необходимо для всякаго спеціально изучающаго исторію судебной реформы во ‘всхъ ея фазисахъ’, какъ рекомендуетъ себя г. Фуксъ. Что бы вы сказали объ историк, который, не подозрвая о существованіи полнаго собранія законовъ и архивныхъ матеріаловъ, сталъ бы третировать en canaille, наприм., реформы Сперанскаго, довольствуясь учебниками исторіи? Или что бы вы сказали объ юрист, который, не подозрвая о существованіи Дигестъ, сталъ бы съ мальчишескою развязностью ‘судить’ римскихъ юристовъ на основаніи ‘институцій’? А, между тмъ, именно такъ и поступаетъ г. Фуксъ.
Дабы показать всю ‘ненаучность’ и грубость тенденціозныхъ и невжественныхъ упражненій г. Фукса надъ ‘комментаріями’ {Замтимъ для неспеціалистовъ, что эти танъ называемые ‘комментаріи’ составляютъ лишь самую незначительную часть подлинныхъ документовъ, откуда они ‘извлечены’. Это очевидно для мало-мальски внимательнаго читателя, такъ какъ подъ ‘комментаріями’ всегда указывается источникъ, откуда они заимствованы. Кром того, въ предисловіи къ Суд. Уст. (стр. II) прямо объясняется, что цль этого изданія — дать не ‘ученый комментарій’, а ‘общедоступное’ извлеченіе изъ обширнаго матеріала.} къ Судебнымъ Уставамъ, ты и обратимся теперь къ первому источнику исторіи судебной реформы — къ Длу о преобразованіи судебной части и посмотримъ, какъ возникъ и разрабатывался вопросъ о суд присяжныхъ.
Отвтъ на интересующій насъ вопросъ мы, помимо другихъ томовъ, найдемъ въ том IX. Здсь собраны документы, заключающіе въ себ, такъ сказать, эмбріологію, исторію зарожденія суда присяжныхъ. Первую завязь этого института находимъ мы въ Записк одного изъ юристовъ, прикомандированныхъ, по высочайшему повелнію 23 октября 1861 года, къ государственной канцеляріи, Д. А. Ровинскаго, бывшаго тогда московскимъ губернскимъ прокуроромъ, нын сенатора уголовнаго кассаціоннаго департамента. Иниціатива г. Ровинскаго была поддержана извстными дятелями судебной реформы, покойными H. А. Буцковскимъ и С. И. Заруднымъ, изъ коихъ каждый въ отдльности представилъ обширную записку, въ какихъ подробно разбирались научныя и законодательныя данныя о суд присяжныхъ, доводы pro и contra его и вопросъ о своевременности введенія его въ Россіи.
О содержаніи записокъ Заруднаго и Буцковскаго мы говорили въ другихъ мстахъ {Выдержки изъ Записки С. И. Заруднаго приведены въ вышеупомянутой книг нашей, а съ Запискою Н. А. Буцковскаго мы ознакомили въ стать И. А. Буцковскій и судъ присяжныхъ, напечатанной въ No 12 Встника Европы 1889 г.}.
Въ настоящее время считаемъ полезнымъ ознакомить читателей съ замчательнымъ трудомъ Д. А. Ровинскаго, совершенно неизвстнымъ не только ‘большой’ публик, но и въ кругу юристовъ спеціалистовъ {Въ ‘комментаріяхъ’ къ Судебнымъ Уставамъ въ извстномъ изд. государственной канцеляріи изъ Записки г. Ровинскаго не приведено ничего.}.
Записка Д. А. Ровинскаго особенно интересна въ томъ отношеніи, что онъ, въ качеств юриста практика, превосходно зналъ истинное положеніе правосудія на Руси до 1864 г. и хорошо понималъ, въ какихъ измненіяхъ оно наиболе нуждается. Въ работахъ его всего боле обращаетъ на себя вниманіе та жизненная, исключительно практическая точка зрнія (въ другихъ запискахъ не мало мста отводится и теоретическимъ соображеніямъ), которой онъ держится. Это, такъ сказать, живой пульсъ, viva vox, дйствительности. Обратимся къ Записк.
Въ начал Записки г. Ровинскій, въ отличіе отъ своихъ предшественниковъ, имвшихъ въ виду, главнымъ образомъ, реформу гражданскаго процесса, высказываетъ мысль, что общій успхъ судебной реформы обусловливается, прежде всего, хорошимъ устройствомъ уголовнаго суда, такъ какъ, благодаря гласности, общество, прежде всею, пойдетъ въ уголовный, а не гражданскій судъ, и, на основаніи видннаго тамъ, составитъ оно свое мнніе вообще о судебной реформ. Затмъ г. Ровинскій переходитъ къ соображеніямъ о необходимыхъ улучшеніяхъ въ устройств суда уголовнаго, причемъ точкой отправленія беретъ проектъ уст. уг. суд., составленный гр. Блудовымъ. Сначала онъ обращается къ слдственной части и высказываетъ о современной ему практик слдующее замчаніе, особенно важное въ устахъ московскаго губернскаго прокурора, имвшаго райономъ наблюденія обширную и наиболе культурную полосу Россіи. ‘Слдователи наши,— говоритъ онъ,— постоянно имя предъ собою теорію уликъ и совершенныхъ доказательствъ, занимаются не ‘раскрытіемъ истины’ (курсивъ и ковычки подлинника), а подборкой совершенныхъ доказательствъ. Нтъ совершенныхъ доказательствъ, нтъ и обвиненія (рекомендуемъ эти слова вниманію почитателей дореформеннаго суда, стующихъ на ослабленіе репрессіи при новомъ суд), и лучшимъ слдователемъ до сихъ поръ считается тотъ, который чаще другихъ добивается (!) собственнаго признанія подсудимаго, если успваетъ подобрать къ слдствію двухъ свидтелей подъ присягою’.
‘Многіе видятъ,— продолжаетъ авторъ,— въ такомъ порядк обвиненія боле гарантіи для подсудимаго и правосудія, нежели при другомъ, основанномъ на внутреннемъ убжденіи судей. Практика далеко не подтверждаетъ такого предположенія. Она доказываетъ, напротивъ того, что при теоріи доказательствъ возможенъ самый полный произволъ (avis для враговъ суда присяжныхъ, обвиняющихъ его вердикты въ ‘лотерейности’) со стороны судей, не говоря уже о слдовател, отъ котораго зависитъ все направленіе дла. Одинъ судья, руководствуясь правиломъ: лучше освободить десять виновныхъ, нежели приговорить невиннаго (311 ст. т. XV), постоянно освобооісдаетъ преступниковъ или оставляетъ въ подозрніи. Другой въ каждомъ преступник видитъ человка, опаснаго для общества, считаетъ своею обязанностью стараться всми силами объ удаленіи его изъ общества и каждое дло въ его рукахъ кончается или обвиненіемъ, или оставленіемъ въ подозрніи, оканчивающемся ссылкой въ административномъ порядк’.
‘Не говоря о другихъ качествахъ судей и руководящихъ ими секретарей (не трудно догадаться, на какія ‘качества’ намекаетъ тутъ авторъ Записки), отъ которыхъ, въ большинств случаевъ, зависятъ ршенія дла и участи подсудимаго, какое огромное количество длъ можетъ назвать каждый изъ служащихъ по уголовной части, — замчаетъ г. Ровинскій,— по которымъ въ разныхъ инстанціяхъ состоялись подъ вліяніемъ личнаго настроенія судей самыя разнообразныя ршенія. Наприм., всмъ извстное дло Диманшъ и другое не мене извстное дло объ изнасилованіи, производившееся въ московскихъ судебныхъ установленіяхъ въ недавнее время. Какое смутное понятіе о справедливости судебныхъ ршеній нашихъ должно получить общество, когда по одному и тому же длу и на основаніи одной и той же теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ, а не на личномъ убжденіи судей, въ трехъ разныхъ инстанціяхъ одинъ и тотъ же преступникъ сперва оставленъ въ подозрніи, потомъ обвиненъ и, наконецъ, освобожденъ отъ суда и слдствія!’
Затмъ г. Ровинскій входитъ in medias res своего предмета, т.-е. обращается къ вопросу о суд присяжныхъ. Гр. Блудовъ, признавая недостатки легальной теоріи доказательствъ, не ршался, однако, предложить введеніе суда присяжныхъ, являющееся естественнымъ послдствіемъ отмны ихъ. Вотъ какія соображенія приводилъ гр. Блудовъ противъ своевременности введенія этого института:
‘Въ настоящее время,— писалъ гр. Блудовъ въ своей объяснительной записк, — едва ли полезно установлять судъ чрезъ присяжныхъ. Легко представлять себ дйствіе такого суда, когда большая часть нашего народа не иметъ еще не только юридическаго, по самаго первоначальнаго образованія, когда понятія о прав, обязанностяхъ и закон до того не развиты и не ясны, что нарушеніе чужихъ правъ, особливо посягательство на чужую собственность, признается многими самымъ обыкновеннымъ дломъ, иныя преступленія только удальствомъ, а преступники только несчастными. Допущеніе такихъ людей къ ршенію важнаго, иногда чрезвычайно труднаго вопроса о вин или невиновности подсудимаго угрожаетъ не одними неудобствами, но едва ли и не прямымъ беззаконіемъ. Конечно, могутъ сказать, что для полученія убжденія о вин или невинности подсудимаго не нужно особаго образованія и достаточно одного здраваго смысла. Дйствительно, здравый смыслъ иногда врне учености, но здравый смыслъ обыкновеннаго человка ограничивается тснымъ кругомъ его общественной жизни и ежедневнаго положенія: онъ рдко и съ трудомъ достигаетъ предметовъ, выходящихъ изъ его круга. Нетрудно заключить о вин и невинности подсудимаго, когда для него есть въ виду положительныя, такъ сказать, осязаемыя доказательства и данныя, но въ большей части случаевъ къ сему заключенію можетъ довести только внимательное соображеніе многихъ обстоятельствъ и высшая способность къ тонкому анализу и логическимъ выводамъ, для сего уже одного здраваго смысла далеко не достаточно. Не оспаривая выгодъ суда чрезъ присяжныхъ, особливо въ длахъ уголовныхъ, мы, однакожь, убждены, что у насъ ршеніе длъ о
Какъ возникъ нашъ судъ присяжныхъ. 155 преступленіяхъ и проступкахъ должно пока остаться на обязанности самихъ судей’ (изъ общей объясн. зап. изъ уст. уг. суд. гр. Блудова, стр. 132).
Детальному разбору этихъ доводовъ противъ своевременности (гр. Блудовъ спорилъ противъ суда присяжныхъ лишь съ точки зрнія своевременности, но не принципіальной) введенія у насъ суда присяжныхъ посвящаетъ авторъ первую часть своей дльной и богатой аргументами Записки.
‘Предположеніе, что народъ нашъ смотритъ на преступленіе снисходительно и признаетъ преступника ‘только несчастнымъ’, — замчаетъ г. Ровинскій,— противорчитъ всмъ извстному факту, что преступники, пойманные народомъ на самомъ мст преступленія, поступаютъ въ руки полиціи не иначе, какъ избитые и изувченные. На этомъ основаніи можно бы обвинить народъ скоре въ противуположномъ, но и это будетъ несправедливо,— народъ бьетъ пойманнаго преступника просто въ вид наказанія и потому единственно, что не иметъ никакого доврія ни къ добросовстности полиціи, которая можетъ замять дло, ни къ правосудію судей, которые на точномъ основаніи теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ могутъ освободить гласнаго преступника отъ всякаго взысканія.
‘Что народъ смотритъ съ состраданіемъ на преступника, уже наказаннаго плетьми и осужденнаго на каторгу и ссылку, и, забывая все сдланное имъ зло, несетъ ему щедрыя подаянія вещами и деньгами — это правда. Что народъ жалетъ подсудимыхъ, просиживающихъ на основаніи теоріи уликъ и доказательствъ годы и десятилтія, въ явное разореніе своего семейства и государственной казны — и это правда.
‘За это состраданіе слдовало бы скоре признать за народомъ глубокое нравственное достоинство, нежели обвинять его въ недостатк юридическаго развитія’.
‘Гораздо важне и справедливе,— говоритъ авторъ,— обвиненіе народа въ томъ, что понятіе о прав, обязанностяхъ и закон въ немъ до того не развиты и не ясны, что нарушеніе чужихъ правъ, особливо посягательство на чужую собственность, признается многими самымъ обыкновеннымъ дломъ. И дйствительно, кража всхъ родовъ и всхъ видовъ, начиная отъ ежедневной порубки въ казенныхъ лсахъ и мелкой экономіи казенныхъ дровъ и провіанта и кончая колоссальными подрядами на строительныя работы и всякія поставки, кража составляетъ въ общественной жизни нашей самое обыкновенное явленіе. Многіе виды освящены обычаями, другія даже узаконилисъ отъ давности.
‘Но такой странный порядокъ вовсе не зависитъ отъ неразвитости народныхъ массъ, которыя ни въ одномъ государств не могутъ еще похвалиться ни юридическимъ образованіемъ, ни высшею способностью къ тонкому анализу и логическимъ выводамъ. Да если юридическое образованіе и высшая способность къ тонкому анализу и дйствительно составляютъ удлъ однихъ иностранцевъ, то почему эти господа, перебравшись на нашу почву, такъ скоро осваиваются съ нашими порядками, смтами, доходными статьями и экономіями и такъ быстро теряютъ и юридическое образованіе, и высшую способность къ тонкому анализу? Причина этой грязи коренится гораздо глубже, въ большинств случаевъ, человкъ остороженъ тогда, когда за поступками его слдитъ общество, у котораго есть возможность законнымъ путемъ порицать и наказывать его. Какой же осторожности можно ожидать отъ человка тамъ, гд общественное мнніе еще не совсмъ сложилось и гд попытка надзора со стороны общества еще такъ недавно преслдовалась наравн со скопомъ и заговоромъ? Правительство должно дать законный исходъ общественному мнніе, имъ самимъ затронутому и возбужденному. Оно должно заставить общество разбирать и осуждать поступки собственныхъ членовъ, оно должно посредствомъ такого суда слить свои интересы съ нуждами общества. Говорятъ, что введеніе такого суда у насъ преждевременно, что народу и обществу предстоитъ, прежде всего, юридическое развитіе и т. д. Мы же, напротивъ, убждены, что такой судъ, строгій, гласный и всми уважаемый, долженъ предшествовать всякому юридическому развитію и общества, и самихъ судей, что только въ немъ народъ научится правд и перестанетъ открыто признавать кражу за самое обыкновенное дло.
‘Опасаются допустить въ настоящую минуту неразвитый и необразованный народъ къ участію въ суд и считаютъ, что это участіе поведетъ не только къ неудобствамъ, но и къ беззаконію. Разумныя правила для составленія списка присяжнымъ засдателямъ значительно ослабятъ эти опасенія и можно надяться, что на дл новый судъ, который будетъ обвинять на основаніи одного убжденія въ виновности преступника, ни въ какомъ случа не будетъ беззаконне {Этого не осмливаются утверждать и нын даже самые завзятые зоилы новаго суда.} и неудобне того суда, который на основаніи одной и той же теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ оставляетъ въ подозрніи, обвиняетъ и, наконецъ, вовсе освобождаетъ одного и того же преступника, а въ томъ, что такой судъ одинъ и можетъ удовлетворить теперешнимъ требованіямъ нашего общества и что только такой судъ можетъ ожидать полнаго сочувствія и уваженія со стороны его, то въ этомъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія’.
Во второй части своей Записки г. Ровинскій подробно останавливается на вопрос, вполн ли чужда нашему старому законодательству идея общественнаго суда, или, наоборотъ, оно признаетъ его, хотя и въ невовершенной форм, и онъ ршаетъ это въ смысл утвердительномъ.
‘По лстниц наказаній улож. 1845 г.,— говоритъ онъ.— преступникъ, проходя медленнымъ шагомъ чрезъ посредство 188 ступенекъ, съ математическою точностью получаетъ отъ 3 розогъ до 100 плетей и слдуетъ посл наказанія въ каторжныя работы, въ солдаты, въ арестантскія роты и т. п. съ лишеніемъ правъ разныхъ степеней и съ удаленіемъ изъ общества и переселеніемъ въ Сибирь. На основаніи общихъ законовъ наказаніе это назначается преступнику только по опредленію суда’.
‘Но такъ какъ,— продолжаетъ г. Ровинскій,— уголовный судъ, руководствуясь въ этомъ назначеніи теоріею уликъ и совершенныхъ доказательствъ и придерживаясь весьма удобнаго, для скораго обсужденія уголовнаго дла и для освобожденія судьи отъ всякой отвтственности, правила императрицы Екатерины II, что лучше освободить отъ наказанія десять виновныхъ, нежели приговорить одного невиннаго, постоянно освобождалъ не только по десяти, но цлыми сотнями (avis для ныншнихъ критиковъ суда присяжныхъ) и оставлялъ, за недостаткомъ совершенныхъ доказательствъ, явныхъ воровъ и грабителей въ подозрніи, то правительство, считая полезнымъ избавить общество отъ проживанія посреди его воровъ и преступниковъ, устроило рядомъ съ судомъ короннымъ судъ общественный,— другими словами, предоставило обществу судитъ въ другой разъ преступника, не попавшаго по суду на поселеніе. Такъ, общество могло ссылать въ Сибирь или отдавать въ солдаты, въ случа оставленія въ подозрніи, лицъ, судившихся за важныя преступленія и опороченныхъ въ поведеніи на повальномъ обыск, въ случа рецидива маловажныхъ преступленій, въ случа продолжительнаго пьянства и неплатежа податей и пр. (ст. 567 т. IX, изд. 1857 г.)’.
‘Не есть ли этотъ судъ,— замчаетъ г. Ровинскій,— посл суда и безъ суда тотъ же судъ присяжныхъ, но въ самой безобразной форм его? Правительство въ лиц уголовнаго суда освобождаетъ преступника отъ наказанія, а общество обвиняетъ и ссылаетъ его въ Сибирь?
‘Кром того, правительство постоянно прибгаетъ къ общественному суду, основанному на одномъ убжденіи, когда коронный судъ, обвиняющій на основаніи теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ, оказывается несостоятельнымъ и несогласнымъ съ его цлями. Таковъ случай членовредительства, для вмненія коего достаточно присяжнаго показанія 12 человкъ (IV т., ст. 775 Св. Зак.). Это какъ бы судъ присяжныхъ, на основаніи котораго судъ обязалъ безпрекословно назначить членовредителю наказаніе (отдача въ солдаты или арестантскія роты на 12 лтъ и ссылка въ Сибирь)’.
Подобіе суда присяжныхъ г. Ровинскій видитъ еще въ сельскихъ расправахъ и разныхъ цеховыхъ и сословныхъ инстанціяхъ, ршающихъ дла втайн на основаніи одного убжденія, которое, впрочемъ, склоняется,— говоритъ онъ,— по большей части къ явной выгод боле сильной изъ заинтересованныхъ сторонъ. Подобіе суда присяжныхъ въ боле опредленныхъ формахъ видитъ онъ и въ волостномъ суд, состоящемъ,— замчаетъ онъ,— изъ людей, не имющихъ не только юридическаго, но даже самаго первоначальнаго образованія (курсивъ въ подлинник).
Отъ безчисленныхъ видовъ общественнаго суда, представляющихъ безобразное подобіе суда присяжныхъ безъ всякаго руководства со стороны опытнаго въ дл и законахъ судьи и, въ большинств случаевъ, безъ гарантій для подсудимаго, г. Ровинскій переходитъ къ короннымъ судамъ. Онъ отмчаетъ, что въ состав ихъ общественное начало не только преобладаетъ, но, въ нкоторыхъ случаяхъ, даже вовсе обходится безъ чиновниковъ со стороны правительства.
Уздный судъ, вс пять членовъ его — судья, два засдателя отъ дворянъ, два отъ поселянъ — назначаются самимъ обществомъ.
Магистратъ состоитъ изъ однихъ выборныхъ отъ купеческаго званія: двухъ бургомистровъ и двухъ ратмановъ.
Въ уздномъ суд большинство членовъ, а въ магистрат весь составъ не имютъ ни малйшаго понятія о теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ. Присутствіе служитъ только ширмами для секретаря, во власти котораго находятся судъ и расправа надъ преступниками.
Дале, въ уголовной палат, составляющей окончательную инстанцію почти для всхъ уголовныхъ длъ, предсдатель, по выбору дворянскаго сословія, иногда подготовленный къ своему мсту, а чаще и безъ всякой подготовка, засдатели же, по два отъ дворянства и купечества — вовсе неподготовленные къ своимъ должностямъ и вс на шестилтній срокъ. Товарищъ предсдателя — отъ правительства. Опять большинство, неспособное къ тонкому анализу и логическимъ выводамъ, и опять ршеніе дла въ рукахъ предсдателя или его товарища, если они соблаговолятъ заняться дломъ, или чаще всего въ рукахъ тхъ же секретарей.
‘Бываетъ иногда,— пишетъ г. Ровинскій,— что и засдатели по чувству человколюбія подымаютъ голосъ въ длахъ важныхъ объ уменьшеніи числа плетей и срока каторги,— это случается съ ними въ начал ихъ службы, а потомъ привычка беретъ свое и они, не оглядываясь, прописываютъ плети и каторгу подъ руководствомъ опытнаго секретаря’.
А, между тмъ, вс эти лица, составляющія нын ширму для произвольныхъ дйствій секретаря, при другомъ порядк могли бы приносить существенную пользу. Таковы чисто-практическія соображенія знатока старой судебной практики г. Ровинскаго, приводящія его къ мысли о суд присяжныхъ.
‘Если бы для разсмотрнія уголовнаго дла,— разсуждаетъ онъ,— назначался одинъ коронный чиновникъ, хорошо знакомый съ системою наказаній и теоріею доказательствъ и примненіемъ ихъ къ длу, если бы общество назначало для того же въ судъ своихъ засдателей на боле короткіе сроки, такъ, чтобы привычка назначать человку плети и каторгу не успвала въ нихъ брать верхъ надъ долгомъ и совстью, если бы эти засдатели, не вдаваясь въ теорію совершенныхъ доказательствъ, обязаны были сказать отъ лица всего общества, виновенъ ли подсудимый по крайнему ихъ убжденію, или нтъ, и если коронному судь оставалось бы примнить наказаніе по закону и если бы все это длалось гласно, то трудно вообразить, чтобы такой судъ угрожалъ большимъ неудобствомъ и большимъ беззаконіемъ, нежели теперешній’.
Этимъ заканчиваетъ авторъ свою полемику съ Запискою гр. Блудова я затмъ набрасываетъ, въ общихъ чертахъ, проектъ организаціи суда присяжныхъ, который мы здсь приводить не будемъ.
Въ скорости такого суда можно, но его мннію, поручиться заране, что же касается правильности его ршеній, то нтъ никакого повода полагать, что эти ршенія будутъ хуже и незаконне ршеній теперешнихъ уголовныхъ инстанцій, присяжные всегда подчинятся вліянію дльнаго и добросовстнаго предсдателя, и только недостатокъ этихъ качествъ можетъ вызвать со стороны ихъ полезное противодйствіе. Замчаніе глубоко-врное, вполн оправданное нашею новою судебною практикой.
‘Правительство не ршится, можетъ быть,— говоритъ г. Ровинскій,— отдалъ на судъ присяжныхъ засдателей дла о такъ называемыхъ государственныхъ преступленіяхъ, о преступленіяхъ противъ цензуры и т. п. Что же?— на первое время они могутъ оставаться въ завдываніи ныншнихъ спеціальныхъ судей. Но если бы и эти преступленія были отданы на судъ общества, то нтъ сомннія, что оно и тогда выставило бы въ лиц своихъ присяжныхъ засдателей людей порядка, которые бы гласно осудили всякое безсвязное волненіе и назвали бы настоящимъ именемъ то, что еще такъ недавно возводилось на степень государственнаго преступленія.
‘Конечно, такой судъ, представляя законную поддержку законной власти, разоблачилъ бы и вс злоупотребленія, и вс причины безсвязныхъ волненій, но тмъ легче было бы правительству предупреждать ихъ, знакомиться съ нуждами общества, идти во глав его и предлагать постоянно необходимыя преобразованія’.
Этими прекрасными словами заканчивается замчательная Записка Д. А. Ровинскаго.
Мы считаемъ излишнимъ комментировать этотъ любопытный документъ. Онъ слишкомъ громко говоритъ самъ за себя и слишкомъ хорошо опровергаетъ ныншнихъ невжественныхъ критиковъ судебной реформы, чтобы нужно было еще останавливаться доле на этомъ предмет. Документъ этотъ до осязательности показываетъ, сколько правды въ словахъ тхъ ‘безпристрастныхъ’ историковъ, которые морочатъ своихъ доврчивыхъ читателей, увряя ихъ, что только четыре странички съ чмъ-то посвятили ‘легкомысленные’ авторы суда присяжныхъ на обсужденіе его основнаго смысла и условій существованія. Мы и не прибавимъ ничего къ этому документу (далеко не единственному), наглядно свидтельствующему о томъ, какими чисто-дловыми соображеніями вызванъ былъ на свтъ нашъ судъ присяжныхъ, разв только одно: чтобы критики новаго суда, дйствительно желающіе быть ‘безпристрастными’, знакомились съ подлинными документами судебной реформы…
Такое знакомство, мы въ этомъ убждены, откроетъ глаза самымъ предубжденнымъ противникамъ ея и разсетъ самые закоренлые предразсудки противъ нея, но, конечно, при одномъ условіи, при условіи добросовстнаго изученія дла sine ira et studio.