КАК УНИЧТОЖИТЬ ДУЭЛИ
КАК УНИЧТОЖИТЬ ДУЭЛИ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Как уничтожить дуэли, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1917
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 13 т.
Т. 10. В дни Содома и Гоморры
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2017.
История с колумбовым яйцом мне не особенно нравится… Подумаешь, важность: взял и поставил яйцо.
Ни тонкости, ни практичности. Только яйцо испортил.
Вот я — другое дело.
Я, конечно, в Колумбы не лезу, Америки открывать не собираюсь, но если дело пойдет на сравнения, то и мы кое-кому нос утрем, ха-ха!
Что, по-вашему, лучше, что выше, что умнее: поставить ли торчком ничтожное яйцо или уничтожить дуэли — этот пережиток варварства и барского недомыслия?
Дуэли более страшное зло, чем безобидное куриное яйцо, — и что же? Колумб уничтожил яйцо, я берусь уничтожить дуэли!!!
Ну-ка, кто выше, кто умнее?
Правители и благомыслящие люди всего света боролись с дуэлями, как с ужасной зияющей раной на общественном организме, — удалось им вылечить эту рану? Дудки. Они только набрасывали на нее разные смягчительные покровы — компромиссы, вроде постановлений офицерских судов, разрешения дуэлей только привилегированным классам (подумаешь, тоже привилегия!) — и прочей дребедени.
Не такой я человек, чтобы довольствоваться каким бы то ни было компромиссом… Дуэль вредна? Так к черту ее, к дьяволу — раз и навсегда.
Я! Я! Я придумал скорый и верный способ уничтожить дуэли в любом населенном месте.
Преимущество моего метода в том, что: 1) чем населеннее данное место, тем удобнее уничтожить там даже самый дух дуэли, и 2) чем дуэльнее, чем драчливее данное место, — тем действенней и вернее мой способ…
Я уже вижу, как горят читательские глаза любопытством, как читатель перескакивает с пятой на десятую строчку, чтобы только поскорей узнать, что же это за удивительный способ уничтожения дуэлей? Потерпите, голубчик.
Дайте мне еще немножко поговорить о дуэлях вообще.
Что такое дуэль? В огромном большинстве случаев это такой акт, когда человек, отбивший у вас любимую жену, может за это вам же пробить лоб.
Перенесите вы эту бессмыслицу в другую сферу: это все равно, как если бы жулик украл у вас самовар, а судья постановил бы, что он, жулик, будет обелен только в том случае, если украдет у вас и письменный прибор.
Даже это еще слабый пример: во втором случае вы лишаетесь только письменного прибора, а в первом, дуэльном, — жизни, этого лучшего существования на земле!
Нет, да что там говорить!
Дуэль порождает массу уродливостей.
Не будь дуэлей, то иной муж, застав у жены возлюбленного, просто вздул бы его как следует. А тут он, конечно, призадумается: ‘Гм! Вишь ты — жену целует. А вызови я его за это на дуэль, — он же меня еще и укокошит. Нет уж, лучше уйти от греха’… И уйдет на цыпочках, оставляя сзади себя разрушаемый домашний очаг.
Бывают, конечно, и другие поводы для дуэлей. Вот простейшая схема: ротозей наступил вам на ногу, не извинился, вы кротко заметили: ‘Воспитанные люди обычно извиняются’, он бьет вас по щеке, вы обижаетесь, тогда он заявляет, что готов дать вам удовлетворение, требует указания места, времени и свидетелей, вы соглашаетесь, бегаете, высуня язык, по городу в поисках пистолетов, встаете в шесть часов утра, ежась от холода, тащитесь в какой-то перелесок, где вас на лужайке и убивают.
Нужно было столько хлопотать из-за такой дряни?
Что вы получаете от этого ‘аристократического института’?
Вам наступили на ногу, вас заушили, вас подняли ни свет ни заря и вас же — не его, а вас — убили!
Вот что такое дуэль, и вот почему колумбово яйцо — мальчишка и щенок перед моим нижеописанным способом.
Случилось мне проживать в немецком городе Гейдельберге — этом самом знаменитом, мировом центре дуэлей.
Дерутся там по всякому поводу: зацепили ли вы своим плечом прохожего, опрокинули ли чужую кружку пива или просто перетянули палкой чужого мопса — вас тянут к барьеру безо всяких разговоров.
У меня началось просто: сидел я в погребке, мирно пил пиво. А когда кружка кончилась, я оглянулся и, заметив стоящего бесцельно у притолоки скромного человечка, сразу решил, что это кельнер:
— Песет! Кружечку пива, герр кельнер! И карточку кушаний!
Скромный человек приблизился ко мне и сказал, вынимаю маленькую карточку:
— Я не кельнер. Вот моя карточка. Я надеюсь, вы понимаете, чего я от вас ожидаю?
— Совершенно не понимаю, и что это за карточка? Для карточки кушаний она слишком мала, на ней указано всего одно кушанье, и то не особенно важное: Отто Август фон Шульце. Этим не пообедаешь.
— Оскорбление номер второй, — хладнокровно зарегистрировал скромный человечек. — Дайте мне вашу карточку.
— Да сделайте одолжение. Нате и засушите ее в книжке на память, как лучшее произведение, лучший цветок великого российского сада!.. Эта карточка откроет вам двери любого салона, кроме салонов для стрижки и бритья, где вы, вероятно, свой человек.
— Оскорбление номер третий. Издевательство. Мои друзья будут завтра у вас.
— А я как раз собирался бросить рассеянный образ жизни!
— Когда ваш приемный день?
— Двадцать девятого февраля тысяча девятьсот восемнадцатого года.
— Я вас спрашиваю: когда вы можете принять моих друзей?!
— В десять я принимаю ванну, в двенадцать — желудочные пилюли, в час могу принять и ваших друзей. Могу и одновременно с пилюлями, как хотите. Дирекция идет навстречу многоуважаемым заказчикам.
На другое утро, около полудня, два тощих белобрысых немца в корпоративных шапочках с ленточками явились ко мне.
— Мы к вам от фон Шульце.
— А-а… От этого маленького, с вывороченными ноздрями? Ну-ну.
Мы помолчали.
— Укажите нам ваших свидетелей.
— Свидетелей чего? — осторожно спросил я.
— Свидетелей дуэли.
— Какой?
— Вашей с фон Шульце.
— Так ведь ее же не было, как же я могу указать свидетелей?!
— Но она будет.
— Вы думаете? — с сомнением спросил я.
— Обязательно.
— А я думаю наоборот.
— Это почему?
— Мне не хочется.
— Но ведь вы его оскорбили!
— Едва ли. Впрочем, если он так думает — бог с ним. Пусть подает в суд.
— Знаете, кто вы?! — раскипятился тот, что был подлиннее. — Вы низкий трус.
— Ничего подобного. Наоборот, вы — высокий осел. А ваш пыхтящий товарищ такой же осел, но поменьше. Пошли вон!
— О-о-о-о, — застонали оба. — Вы нам за это ответите у барьера!! Завтра наши свидетели будут у вас.
— Сколько угодно. Любопытно взглянуть на эти подонки населения.
— О, Teufel!
— Сам такой.
На другой день их, этих немцев, пришло четыре человека, по паре. Почти в одно и то же время заявили:
— Вчера вы нанесли оскорбления двум нашим товарищам, — Штоль и Гансбрук. Они требуют удовлетворения.
Французы говорят: вино откупорено — его нужно пить. Мы, русские, говорим: кто сказал а, нужно говорить и б. Взявшись за гуж, не говори, что не дюж.
И я с головой бросился в затеянную мною авантюру.
— Ну, чего вы шатаетесь ко мне зря, безо всякого толку. Лучше бы работали.
— Вы не смеете так нам говорить!
— А что вы за цацы такие? Дуэль, вишь ты, им понадобилась. Спустил бы я вам штанишки, да…
— О-о-о-о!.. — закудахтали они. — Вы за это ответите! Завтра наши свидетели будут у вас. Укажите место и время.
— Я им укажу место! — кричал я вслед. — Я им укажу такое место, что они нос заткнут! К чертям в болото я их направлю!!
Эти четыре оскорбленные человека прислали на другой день восемь человек.
В силу принципа пришлось оскорбить и этих — всех восьмерых…
Один долго не поддавался на словесные обиды и все время благодушно кивал головой, что бы я ему ни говорил. В силу принципа пришлось со стесненным сердцем оскорбить действием.
Тогда только он обиделся и сказал, что потребует меня к барьеру и что его свидетели будут у меня завтра.
Не знаю, какие именно были его свидетели, потому что всего явились шестнадцать человек, — точная геометрическая прогрессия.
Работы у меня прибавилось, но принцип я сохранял в чистоте: обезвреживание секундантов в первой стадии, не допуская их до второй, самой опасной.
Через неделю у моего подъезда в приемный час теснилась толпа народа. В комнате они не помещались, я выходил на балкон, оскорблял их оптом и уходил, чтобы увидеть на другое утро вдвое большую толпу ‘секундантов’.
А через три недели уже никто почти не явился ко мне: в городе не хватило секундантов.
Я переоскорбил весь город.
Тщетно бегали немцы от одного к другому, только что они начинали:
— Герр Шмидт, не согласитесь ли вы пойти в качестве секунданта к русскому господ…
— Как же я пойду секундантом, когда я сам вызываю его на дуэль? Я думал, вы ко мне в свидетели пойдете…
— Нет, я сам с ним собираюсь драться…
Стали ловить на вокзале приезжих. Но приезжих было мало, и я быстро, с точностью машины, переводил их в разряд оскорбленных и жаждущих удовлетворения.
После этого я зажил спокойно.
Вот вам и колумбово яйцо.
Вы подумайте: в Гейдельберге! В мировом центре дуэлей! Оскорбить десяток тысяч самого дуэльного, драчливого народу! Приобрести репутацию задиры, забияки и головореза! И ни разу не понюхать ни пороху, ни кончика рапиры, — это ли не гениально-мудрое разрешение дуэльного вопроса?!
Ну, посмотрим, посмотрим… как-то ценит Россия своих гениальных людей?
На какой площади будет поставлен памятник?..
Впервые: Новый Сатирикон. 1917. No 36.
Начиная с этого номера и по No 1 за 1918 г., журнал выходил под лозунгом ‘Отечество в опасности’.
История с колумбовым яйцом мне не особенно нравится… Только яйцо испортил. — Расхожая история о том, как некто (варианты: Хр. Колумб, архитектор Брунеллески, некий неназванный хитроумен и пр.), желая продемонстрировать, что яйцо можно поставить на плоскость вертикально, не уронив его при этом набок, проделал это следующим образом. Он с силой опустил его на стол, так что скорлупа уплощилась, слегка треснув, но зато яйцо стояло ровно и не падало.
Это выражение употребляется в значении найти нестандартное решение имеющейся проблемы.