Как их судить?, Шкляревский Александр Андреевич, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 47 минут(ы)

Какъ ихъ судить?

(Разсказъ изъ уголовной хроники)
А. Шкляревскаго.

Около двнадцати часовъ, довольно свжимъ августовскимъ утромъ, по пассажу на Невскомъ проспект, въ числ прочихъ прогуливавшихся, шелъ высокій и стройный господинъ, въ форменномъ пальто военнаго врача, лтъ тридцати пяти, красивый собою, но совершенно сдой, почти блый, что придавало необыкновенную, своеобразную прелесть его правильнымъ чертамъ и блестящему взгляду. Онъ велъ подъ руку прелестную блондинку, миніатюрнаго роста, съ нсколько гордымъ выраженіемъ личика, съ синими, слегка прищуренными глазками и замчательно-роскошными волосами пепельнаго цвта. Дойдя до средины пассажа, они остановились у магазина, въ которомъ были выставлены карточки разныхъ европейскихъ знаменитостей, и начали ихъ разсматривать. Вроятно съ подобною же цлію, около этого магазина остановился отставной генералъ, сухощавый старикъ, средняго роста, съ сдыми бакенбардами и непріятными сро-карими, быстро бгавшими глазами, изъ-подъ нависшихъ, густыхъ бровей. Разсмотрвъ дв-три карточки, старикъ хотлъ уже идти дале, какъ вдругъ, взглянувъ нечаянно на блондинку, словно оцпенлъ, отскочилъ на два шага и поднявъ съ изумленнымъ жестомъ руку, устремилъ на нее странный и испуганный взглядъ широко-раскрытыхъ глазъ. Врачъ и его спутница въ это время разговаривали между собою и не замчали происходившаго вокругъ нихъ. Между тмъ, какъ бы не довряя виднному, старикъ протеръ глаза, перешелъ на другую сторону и сталъ еще пристальне всматриваться въ блондинку, съ тмъ же выраженіемъ изумленія и ужаса.— Такъ, такъ! шепталъ старикъ, ломая пальцы рукъ.— Это она… и сомнній не можетъ быть… Алевтина! прибавилъ онъ громко.

При этомъ имени молодая женщина обернулась и вопросительно взглянула на генерала. Вслдъ за тмъ, она въ страх прижалась къ своему кавалеру, прошептавъ дрожащимъ голосомъ: ‘Онъ!..’

— Алевтина!.. повторилъ онъ еще разъ.

— Что вамъ угодно? спросилъ его врачъ взволнованнымъ голосомъ. Лицо его стало болзненно блдно, какъ у мертвеца, безъ всякихъ признаковъ жизни, но черные глаза его ярко сверкали.

— Это — моя жена!.. вскричалъ генералъ.

— Ошибаетесь… возразилъ врачъ, стараясь сохранить какъ можно боле хладнокровія.— Это моя жена… Я женатъ на ней десятый годъ.

— А я все таки утверждаю, что это моя жена… Ее зовутъ Алевтина Михайловна.

— Можетъ быть, но я не намренъ сообщать имя и отечество своей жены каждому встрчному. Вроятно, вы введены въ заблужденіе сходствомъ физіономій… Пойдемъ! обратился врачъ къ своей дам.

— Нтъ, я васъ не выпущу, милостивый государь, ршительно объявилъ старикъ, схвативъ врача за рукавъ пальто.— Господинъ полицейскій офицеръ! пожалуйте сюда!.. крикнулъ онъ, — господа присутствующіе! прошу васъ быть свидтелями… Я Захаръ Матвевичъ Дребезгинъ…

Состязавшихся обступила густая толпа любопытныхъ. Подошелъ и полицейскій офицеръ. Дребезгинъ сталъ просить о задержаніи врача и дамы, дрожавшей и прильнувшей къ его плечу, съ опущенными отъ стыда глазами.

— Повторяю вамъ, что вы въ заблужденіи… можетъ быть по наружному сходству. Говорю вамъ, что я женатъ уже десять лтъ, у меня трое дтей. Мы всего три дни какъ пріхали въ Петербургъ изъ провинціи, убждалъ врачъ.

— А я вамъ говорю, что эта особа все таки моя жена, десять лтъ тому назадъ умершая…

Такое заявленіе изумило толпу.

— Г. полицейскій офицеръ! обратится къ нему врачъ,— моей жен дурно, пропустите насъ… Разв вы не видите, что несчастный помшанъ?

Полицейскій офицеръ въ самомъ дл хотлъ было дать дорогу врачу, но Дребезгинъ стремительно подскочилъ къ дам и, взявъ ее за руку, грозно спросилъ:

— Алевтина! признайся — это ты?.. Не думай, чтобы я оставилъ тебя безъ преслдованія… Я докажу, что ты моя жена.

Дама ничего не отвчала, она только вскрикнула и упала въ обморокъ. Врачъ вн себя бросился приводить ее въ чувство, произнося дрожащимъ голосомъ странныя слова: ‘онъ убьетъ ее во второй разъ’!.. Это обстоятельство задержало незнакомцевъ въ пассаж на нкоторое время, въ продолженіи котораго Дребезгинъ усплъ убдить полицейскихъ властей, что онъ въ здравомъ ум, и просилъ: не выпуская полковаго врача, сейчасъ же собрать свднія, кто именно онъ и его спутница и гд они квартируютъ. Затмъ онъ ухалъ въ квартиру оберъ-полицеймейстера просить его помощи въ розыскахъ.

По сдланнымъ полиціею дознаніямъ, мужчина, проходившій съ дамой по пассажу, оказался дйствительно военнымъ врачомъ, надворнымъ совтникомъ Владиміромъ Александровичемъ Заварницкимъ, а дама — его женой Алевтиной Константиновной Заварницкой, по прежней двичьей фамиліи Воскресенской, происходившей изъ купеческаго званія. Заварницкій былъ женатъ на ней девять лтъ и три мсяца и имлъ отъ нея дочь и двухъ сыновей. Семейство это прибыло въ Петербургъ дня за три до происшествія въ пассаж и остановилось на Невскомъ проспект, въ скромномъ нумери ‘Преображенской’ гостинницы. Казалось, такія свднія должны были поселить въ Дребезгин сомнніе относительно тождества личности докторши Заварницкой съ его женою,— но Дребезгинъ твердо стоялъ на своемъ и подалъ прошеніе въ Окружный судъ о разбирательств этого дла, ссылаясь на многочисленныхъ свидтелей, которые, при очныхъ ставкахъ съ ними надворной совтницы Алевтины Константиновны Заварницкой, не преминуть узнать въ ней его покойную жену Алевтину Михайловну Дребезгину, урожденную баронесу Цадебель, похороненную въ такомъ-то году, въ его фамильномъ склеп, въ деревн Екатериновк Новогрунтовскаго узда, Черноземской губерніи. Началось слдствіе. Заварницкіе были обязаны подпискою о невызд изъ Петербурга. Въ слободу Екатериновку былъ командированъ со стороны окружнаго суда особый чиновникъ, который при освидтельствованіи фамильнаго склепа Дребезгиныхъ, въприсутствіи мстныхъ властей, не нашелъ никакихъ слдовъ праха въ гроб умершей Алевтины Михайловны Дребезгиной, урожденной баронесы Цадебель… Вскор дальнйшее производство этого дла было передано по мсту совершенія преступленія въ мстный Окружной судъ.

II.

Предки Цадебелей были истые уроженцы Лифляндіи, но теперь на прежнее происхожденіе ихъ указывала лишь фамилія, да блокурсые, пепельные волосы и голубые глаза. Баронъ Михаилъ Федоровичъ Цадебель, заслуженный и раненый полковникъ, умеръ въ среднихъ лтахъ, черезъ годъ посл смерти жены, оставившей ему трехлтнюю дочь, Алевтину. Оставшись круглой сиротою, двочка перешла на житье къ своему опекуну, дяд, брату матери, статскому совтнику Василію Ивановичу Мономахову, человку хотя и очень доброму, но въ высшей степени тщеславному. Алевтин, посл смерти отца, осталось довольно значительное состояніе, заключавшееся въ двумъ огромныхъ домахъ въ Петербург, въ разномъ движимомъ имуществ, въ вещахъ и шестидесяти тысячахъ рублей. Это состояніе давало Алевтин полную возможность получить прекрасное домашнее воспитаніе, но Мономаховъ считалъ приличнйшимъ дать образованіе дочери такого заслуженнаго офицера, какъ его шуринъ, не иначе какъ въ Патріотическомъ институт,— и Алевтина въ извстные годы была принята въ это заведеніе, гд и кончила полный курсъ, посл чего возвратилась въ домъ дяди. У Алевтины было много прекрасныхъ задатковъ: она имла горячее, любящее сердце, жаждавшее чувства, симпатизировала всякому горю и страданію, къ этимъ качествамъ присоединялись свтлый, природный умъ и тихій характеръ. Молодая головка ея была чужда праздныхъ мечтаній, фантазій и иллюзій. Какъ всякая богатая двушка извстнаго круга, она была окружена такою обстановкой, при которой весьма скоро отдлалась отъ институтской наивности и, ознакомилась съ дйствительной жизнью, по крайней мр въ той сфер, гд ей пришлось вращаться. На толпу же, которую она видла лишь мелькомъ на улиц, она усгоила себ особенные взгляды, свысока благосклонные, считая себя существомъ противъ нея высшимъ. Впрочемъ, съ однимъ изъ людей этой толпы Алевтин пришлось встрчаться чаще, чмъ она быть можетъ желала на первыхъ порахъ. Въ то время, когда Алевтина вторично поселилась у дяди, въ этомъ дом явилось новое лицо, жившее у Мономахова въ качеств домашняго учителя его малолтняго сына. Это быль Владиміръ Александровичъ Заварницкій, молодой человкъ, лтъ двадцати трехъ, недавно кончившій курсъ въ Медико-хирургической академіи. Алевтин Михайловн тогда было всего шестнадцать. Заварницкаго въ дом Мономахова вс считали за человка холоднаго, сухаго и разсудительнаго, а потому относились къ нему весьма доврчиво. Сынъ бднаго деревенскаго пономаря какой-то дальней губерніи, Заварницкій, съ самаго ранняго дтства, сталъ проходить тяжелую школу житейскихъ нуждъ. Десяти-одинадцати лтъ, воспитываясь еще въ духовномъ уздномъ училищ, маленькій Владиміръ Заварницкій, стоя на квартир въ конц города у старой солдатки, которой отецъ его выплачивалъ за квартированіе сына два рубля въ мсяцъ натурою, т. е мукою, крупою, пшеномъ и пр., — зналъ уже, что значить порою сварить себ обдъ, выстирать блье, нарубить дровъ и сбгать къ сосдямъ, наносить воды, чтобы заработать нсколько копекъ, нужныхъ ему для покупки сальной свчи для вечернихъ занятій и необходимыхъ ученическихъ принадлежностей, бумаги, перьевъ и т. п… По окончаніи курса въ семинаріи, гд Заварницкій воспитывался на казенный счетъ въ бурс, онъ задумалъ поступить въ Медико-хирургическую академію и съ этою цлью двинулся въ Петербургъ пшкомъ, за нсколько сотъ верстъ, съ единственною надеждою найти себ на первыхъ норахъ въ Петербург пріютъ въ дом одного дальняго родственника, служившаго діакономъ въ какой-то приходской церкви. Списываться съ этимъ родственникомъ Заварницкій счелъ неблагоразумнымъ, такъ какъ по письменной просьб діаконъ могъ учтиво отказать въ гостепріимств, явясь же внезапно, онъ ставилъ его въ необходимость дать ему у себя, въ квартир прибжище, хотя на нсколько дней. Къ счастью его, діаконъ жилъ зажиточно и имлъ кучу дтей — подростковъ, вслдствіе этого, онъ не только не отказалъ своему родственнику въ пріют на первыхъ порахъ, но далъ ему отдльную комнату и предложилъ столъ съ тмъ, чтобы Заварницкій занимался съ его дтьми. Заварницкій прожилъ у него боле трехъ лтъ, съ каждымъ годомъ постепенно улучшая свое положеніе, онъ успвалъ и посщать лекціи въ академіи, и заниматься діаконскими дтьми, и давать еще частные уроки,— такъ какъ діаконъ, въ отплату за успшное занятіе Заварницкаго съ его дтьми, везд въ богатыхъ домахъ по приходу рекомендовалъ своего родственника умницей и способнымъ учителемъ. На четвертый годъ Заварницкій перешелъ отъ діакона давать уроки въ домъ одной графини, а оттуда, по рекомендаціи послдней, поступилъ наконецъ къ Мономаховымъ. При всемъ томъ, среди постоянныхъ занятій, въ которыхъ проходила его жизнь, молодой человкъ не усплъ еще присмотрться къ быту того общества, куда толкнула его судьба, — и многіе обычаи и порядки въ этомъ дом казались Заварницкому крайне тяжелы.

Мсто въ дом Мономаховыхъ было для него выгодно и онъ дорожилъ имъ. Заварницкій разсчитывалъ, по окончаніи курса въ академіи и по протекціи Мономахова, занять мсто врача по своему желанію и имть практику.

Съ самаго начала знакомство между Заварницкимъ и Алевтиною ограничивалось лишь поклонами, но красивая наружность молодаго человка, не смотря на замтную угловатость и застнчивость, повидимому производила на нее нкоторое впечатлніе. Въ первый разъ Алевтина заговорила съ нимъ въ учебной комнат, потомъ изрдка встрчала его въ саду, когда онъ водилъ гулять ея двоюроднаго брата. Мало по малу молодые люди перестали чуждаться другъ друга, и Алевтина, къ удивленію своему, съ каждымъ днемъ открывала въ своемъ собесдник все новыя и новыя достоинства. Вскор видть его, говорить съ нимъ стало для нея ежедневною потребностью — хотя и далеко несознаваемою. На Заварницкаго же она съ перваго дня произвела впечатлніе поражающее, при красот своей она обладала какой-то особенной, совершенно своеобразной и, вмст съ тмъ, естественной граціей — и такъ мало походила ею на другихъ, бывавшихъ въ дом Мономахова двушекъ, что всякій незнакомый человкъ не могъ не увлечься ею съ перваго взгляда. Но, какъ человкъ жившій своимъ трудомъ и не глупый, Заварницкій ясно видлъ, какая бездна лежитъ между нимъ и Алевтиною, — а потому старался держаться отъ нея въ отдаленіи и даже заставлялъ себя смотрть на нее съ невыгодной для нея точки зрнія. Однако, все это предубжденіе Заварницкаго противъ Алевтины не послужило ни къ чему, — двушка успла, безъ всякой хитрости или намреннаго плана, уничтожить эти непріязненныя къ ней чувства, единственно силою своей привлекательности и простоты обращенія. Заварницкому, впрочемъ, по крайней его неопытности въ женщинахъ, стало казаться, что онъ иметъ дло не съ свтскою двушкой, а еще съ простодушнымъ ребенкомъ, на котораго еще можно вліять…

Тутъ самонадянное воображеніе юноши окончательно разыгрывалось — и онъ невольно поддавался его обольстительнымъ иллюзіямъ…

Въ сущности дло было гораздо проще: молодой человкъ влюбился со всмъ пыломъ непочатаго чувства и какъ это рдкое въ наши времена явленіе еще рже не находитъ себ отзыва въ чистыхъ женственныхъ натурахъ, то и Алевтин молодой человкъ нравился все больше и больше. Она невольно обратила вниманіе на его ровность характера и серіозную преданность длу, и нечувствительно сама начала дилать первые шаги къ сближенію, посщая будто бы изъ любопытства классную комнату во время уроковъ ея брата… Алевтина была въ томъ період возраста, когда двушка боле всего расположена поддаться обаянію любви. Искра этого чувства безсознательно зажглась въ ней, а постоянное присутствіе Заварницкаго еще боле питало и раздувало этотъ огонекъ. Алевтина сама удивлялась порою тому, что если ее и поражали вншнимъ лоскомъ и остроуміемъ другіе мужчины, то по прошествіи нсколькихъ дней впечатлніе это уменьшалось, а потомъ и вовсе изглаживалось, Заварницкаго же она видла каждый день и по нскольку разъ, а между тмъ онъ съ утра до вечера не выходилъ изъ ея головы. Она начала краснть при его приближеніи, руки ея стали дрожать касаясь его руки — и, если ей приходилось присутствовать при дланныхъ теткою ея репримандахъ Заварницкому, она невыносимо страдала и мнялась въ лиц. Заварницкій все это видлъ, замчалъ и чувствовалъ. Пылкая натура молодаго человка проснулась: онъ забылъ все свое благоразуміе и разъединяющую его съ любимою двушкою бездну. Посл одной изъ подобныхъ сценъ съ мадамъ Мономаховою, при которой Алевтина заявила такое неподдльное къ нему чувство, онъ не могъ удержаться, чтобы столкнувшись съ ней tte tte не поблагодарить ее — и здсь съ языка его слетло полное признаніе. Въ другое время, при всей любви къ Заварницкому, молодая двушка, по робости своей, не дала бы ему ршительнаго отвта въ своемъ чувств — или бы замявъ отвтъ, или бы отвчавъ краскою, замшательствомъ, слезами и уходомъ, но, находясь подъ вліяніемъ глубокаго состраданія и сожалнія къ молодому человку, за безвинно переносимые имъ капризы, она высказала ему роковое: ‘вы также дороги мн’, и на долю Заварницкаго выпалъ ея первый двственный поцалуй… На другой день они оба были въ смущеніи, преимущественно же Заварницкій, проведшій одну изъ самыхъ безпокойныхъ ночей въ свой жизни. Онъ не принадлежалъ къ числу людей, раскаяваюшихся въ томъ или другомъ необдуманномъ поступк. Если бы въ Петербург ему не пришлось поступить въ академію и найти пріютъ, онъ искалъ бы себ какого нибудь другаго занятія, но и погибая, онъ никогда не издавалъ бы безплодныхъ стованій на то, что пошелъ въ такую даль безъ всякаго матеріальнаго обезпеченія…

Къ чести Заварницкаго должно прибавить, что богатство Алевтины Цадебель здсь вовсе не играло ни какой роли, напротивъ, оно казалось ему однимъ лишнимъ препятствіемъ къ ихъ супружескому счастію. У людей, подобныхъ Заварницкому, есть свои особенные взгляды на деньги: привыкнувъ съ дтства заработывать каждую копйку тяжкимъ трудомъ, Заварницкій, не пренебрегалъ деньгами и даже дорожилъ ими, но только въ такомъ случа, если онъ заработалъ ихъ, деньги же, случайно доставшіяся ему, какъ-то оскорбляли его самолюбіе…

Главнымъ препятствіемъ къ счастливому своему браку съ Алевтиной — Заварницкій считалъ ея происхожденіе и среду. Онъ боялся, чтобы Алевтина, по прошествіи извстнаго времени, не пожалла о ней, и что это могутъ навять на нее посторонніе, ея родственники и друзья. Только этого одного вопроса до признанія Алевтин онъ не ршилъ. Что касается до матеріальныхъ препятствій къ браку, то ему, какъ и всякому юнош, они казались очень ничтожными — и онъ думалъ устранить ихъ безъ всякихъ затрудненій. Ему нужно было лишь одно согласіе Алевтины. И въ самомъ дл, о чемъ бы, казалось, ему задумываться? До окончанія полнаго курса въ академіи Заварницкому оставалось немного, по нсколькимъ предметамъ онъ уже выдержалъ экзаменъ, а дале онъ надялся получить мсто полковаго врача вн Петербурга — и затмъ повнчаться съ Алевтиною, при содйствіи одного своего товарища, молодаго священника, безъ всякихъ предварительныхъ разговоровъ объ этомъ съ Мономаховыми, согласія которыхъ онъ никогда не надялся получить. Относительно-же, могущихъ быть, судебныхъ преслдованій онъ особенно не тревожился. Убдить Алевтину — оставить домъ опекуна и согласиться соединить съ нимъ свою судьбу ему казалось легко. Но это самое и останавливало Заварницкаго и заставило его провести безсонную ночь… Онъ считалъ низкимъ и безчестнымъ воспользоваться простодушіемъ и наивностью молоденькой двушки, онъ желалъ, чтобы она ршилась на это вполн зрло и сознательно, — а для этого ему, изволите ли видть, нужно ее честно познакомить съ жизнію и съ будущей ея обстановкой и обязанностями, какъ жены врача. Но какъ планъ этотъ требовалъ времени, то для выполненія его Заварницкій предположилъ, по окончаніи курса въ академіи, остаться еще на годъ въ дом Мономаховыхъ учителемъ и домашнимъ врачомъ.

Золотая юность! у кого не бывало такихъ или подобныхъ завтныхъ, затаенныхъ,— но тмъ не мене — увы!— неисполнимыхъ замысловъ.

III.

Къ выполненію своего плана, Заварницкій приступилъ тотчасъ-же посл ршенія объ этомъ. Онъ началъ доставленіемъ Алевтин книгъ, первоначально преимущественно беллетристическаго содержанія, въ которыхъ шли трактаты о жизни, — и при бесдахъ о нихъ, онъ знакомилъ Алевтину съ своими взглядами и теоріями. Такъ прошло мсяца два или три, за которые Заварницкій уже усплъ окончить курсъ въ академіи. Вдругъ, внезапно, вс планы Заварницкаго были разрушены… Въ числ частныхъ постителей Мономаховыхъ былъ Захаръ Матвевичъ Дребезгинъ, оказывавшій Алевтин постоянно глубокіе знаки вниманія и уваженія, которые она, ничего не подозрвая, принимала съ благодарностью и любезностью. Дребезгинъ въ то время былъ еще не такой старикъ, какимъ мы видли его въ пассаж, хотя ему и тогда уже было за пятьдесятъ лтъ, молодцоватости его много способствовали: корсетъ, носимый имъ, и заграничная краска, которою онъ чернилъ свои волосы, усы и баки. Въ одинъ день, предъ обдомъ, Алевтина была приглашена въ кабинетъ М-me Мономаховой. Двушка знала, что тетка ея звала кого нибудь въ свои покои лишь въ особенно важныхъ и экстренныхъ случаяхъ, а потому пошла къ ней не безъ волненія, какъ бы предчувствуя что-то недоброе. Мономахова была полная, дородная и весьма скучная особа, говорившая докторальнымъ тономъ и съ мельчайшими, совершенно ненужными подробностями. Но тмъ не мене очень не глупая, характерная, державшая въ рукахъ мужа и настойчивая въ своихъ требованіяхъ, когда хотла поставить что нибудь по своему желанію. Рчь свою къ Алевтин она повела также издалека. Тетка долго распространялась передъ своею племянницею о знатности дома бароновъ Цадебелей, происходящей отъ знаменитыхъ ливонскихъ рыцарей, о положеніи двушки ея круга и званія, о необходимости сдлать приличную партію, наконецъ, о род и заслугахъ Дребезгина, и кончила объявленіемъ о сдланномъ имъ предложеніи Алевтин. Эта длинная рчь, заставившая въ начал скучать Алевтину, а въ конц краснть и блднть, принесла однако-же своего длиннотою ту пользу, что двушка успла приготовиться, что отвчать тетк.

— Дня чрезъ три, ma tante, робко проговорила двушка, нагнувъ покраснвшую головку и теребя кружева носоваго платка, — я скажу вамъ отвтъ… Я соображу…

— Со-обра-а-жжу!?… удивленно воскликнула М-me Мономахова,— давно-ли это такія молоденькія двушки, какъ ты, стали соображать?… Кажется, я и твой дядя, безъ воли котораго, по духовному завщанію твоего отца, ты не имешь права выдти замужъ,— умне и опытне тебя въ этомъ дл. Партія съ Дребезгинымъ — такая приличная въ настоящее время, какую трудно и найти… Самъ Богъ, какъ сирот, посылаетъ теб счастіе. Конечно, ты невста съ приданымъ, но по своему званію далеко не съ огромнымъ… И ты всего не знаешь: теперь не прошлое время: вс дворяне-помщики страшно разорены, они проживаютъ, ничего не наживая… Сдлай теб предложеніе графъ Улусовъ, князь Вжинъ или баронъ фонъ Ригель я бы еще призадумалась, не пойдетъ-ли твое приданое на уплату долговъ… Но Дребезгинъ — это дло совершенно другаго рода… Эта медленность очень повредитъ теб въ его глазахъ… Какъ онъ на это еще посмотритъ! Мой совтъ сейчасъ-же принять его предложеніе, такъ точно думаетъ и твой дядя…

— Но, тетя!… я умоляю васъ! И молодая двушка бросилась цловать пухлыя ручки своей тетки… М-піе Мономахова крайне любила это и смячилась, она даже нашла отвтъ племянницы весьма благоразумнымъ.

— Ну, ступай: Богъ съ тобою, вертушка, порзвись, но смотри, чтобы чрезъ три дня я могла дать Захару Матвевичу твое согласіе.

Но Алевтина пошла не рзвиться. Въ сердц своемъ двушка ршила непремнно отказать въ своей рук Дребезгину,— но она ждала отъ тетки и дяди разныхъ сценъ, непріятностей, не знала какъ избжать ихъ, а потому задумала прибгнуть къ совту Заварницкаго и попросить его научить, какъ ой дйствовать. Это и была причина, по которой Алевтина просила у тетки трехдневной отсрочки. Предложеніе Дребезгина, само собою разумется, огорчило двушку, но не въ такой степени, въ какой можно было предположить, потому что отношенія ея къ Заварницкому въ то время были въ такомъ положеніи, что она хотя со страхомъ, но не безъ примси радости, встртила эту непріятность, какъ кризисъ который выяснить ихъ. Алевтина не понимала: любитъ или нтъ ее Заварницкій? Посл страстной сцены въ саду, онъ какъ будто перемнился и сдлался еще серіозне. На другой день, встртясь съ нимъ, Алевтина ждала отъ него тхъ-же страстныхъ порывовъ — и ломала голову, какъ бы сколько-нибудь удержать ихъ, вмсто того, онъ подошелъ къ ней хотя и блдный, но довольно спокойный, держа въ рук два небольшихъ томика книгъ, которые предложилъ ей прочесть, ни слова не напоминалъ о вчерашнемъ и повелъ рчь о постороннемъ предмет, какъ будто между ними ничего не было. Это даже оскорбило двушку… Въ послдующія, весьма частыя свиданія съ Алевтиной, Заварницкій бесдовалъ съ нею или о книгахъ, или о научныхъ предметахъ, или раскалывалъ ей эпизоды изъ собственной жизни, жизни своихъ товарищей и знакомыхъ — и ни единаго слова о любви!… Бдная двушка не знала, что ей и думать о признаніи Заварницкаго.

Какъ всякая женщина, какъ бы она молода ни была, Алевтина пустила въ ходъ и кокетство, но Заварницкій посмотрлъ на это странно. Рдкій день она не слышала отъ другихъ самой восторженной похвалы своей красот, по Заварницкій какъ бы далъ слово не замчать ея… Ни занятія, ни серіозное чтеніе, доставляемое ей Заварницкимъ, не могли отвлечь ее отъ постоянной мысли объ одномъ и томъ же — о разршеніи мучившаго ее вопроса: любима она или нтъ?… Чувство ея, поджигаемое препятствіями и самолюбіемъ, достигло полнаго разгара. Оно же крпло и у Заварницкаго, хотя отъ другихъ причинъ. Правда, когда Алевтина воодушевлялась чмъ нибудь и говорила, она замчала, что Заварницкій пожиралъ ее глазами и въ нихъ сверкала страсть. Въ рук своей она чувствовала его руку всегда дрожавшей, то горячую, то холодную какъ ледъ. Она замчала, что при прощаніи съ нею, когда они бывали tte tte, онъ находился въ какомъ-то нервномъ, доходящемъ до неловкости состояніи и порою хотлъ что-то сказать, обнять ее даже, но поспшно сейчасъ-же уходилъ… Что бы отвчала Заварницкому Алевтина, еслибы онъ ей высказалъ свои планы и сдлалъ предложеніе, — этого двушка сама не знала и не разсуждала объ этомъ предмет, но ей хотлось, чтобы Заварницкій сдлалъ это предложеніе и желала еще разъ услышать прежнее признаніе…. Заварницкій не длалъ этого, не просилъ поцлуя и сталъ избгать tte tte, призывая къ себ на защиту въ этихъ случаяхъ — или своего ученика, или зачмъ нибудь прислугу…

— Что-то онъ скажетъ мн, когда я ему сообщу предложеніе Дребезгина?… волновалась Алевтина, по выход изъ кабинета тетки, идя съ опущенной головкой и сильно бьющимся сердцемъ въ садъ, единственное мсто, гд она могла говорить съ Заварницкимъ на свобод. Увидя ее, молодой человкъ далъ какое-то занятіе своему ученику, около китайской бесдки, и пошелъ навстрчу двушки.

— Что съ вами? спросиль ее Заварницкій, замтя ея раскраснвшееся личико со слдами недавнихъ слезъ.

— Мн нужно переговорить съ вами… сообщить новость.

— Сдлайте милость! говорите, отвтилъ молодой человкъ съ участіемъ, смшаннымъ съ любопытствомъ.

‘Скажу ему все сразу,’ блеснуло въ ум двушки, — ‘посмотрю, какое произведетъ это извстіе впечатлніе на него.’

— Мн Дребезгинъ сдлалъ предложеніе, онъ проситъ моей руки…

— Что-о?!.. предложеніе!?… вскричалъ Заварницкій, останавливаясь передъ нею и устремивъ на нее глаза въ величайшемъ изумленіи.

— Меня сейчасъ позвала къ себ тетенька и просила отвта…

— Я не ожидалъ этого… а долженъ былъ… Но что же вы ей отвчали?…

Заварницкій какъ бы превратился въ статую слуху.

— Я отвчала ей, что чрезъ три дня непремнно сообщу ршительный отвтъ Дребезгину.

— А! произнесъ съ глубокимъ вздохомъ Заварницкій, прикладывая руку къ горвшему лбу. и длая нсколько шаговъ по алле.— Вы очень благоразумная двица… обратился онъ къ Алевтин,— вашъ отвтъ длаетъ вамъ честь… Жалко, что вы при этомъ не прибавили: воля старшихъ намъ священна…

— Я хотла за это время обдумать, обсудить, говорила растерявшись Алевтина, замтя въ словахъ его желчь и иронію.

— Конечно, конечно… перебилъ ее Заварницкій.

— Мн хотлорь посовтоваться съ вами…

— Мой совтъ: что-же? выходите, Дребезгинъ прекрасная партія…

Внезапная новость о предложеніи Дребезгина, а преимущественно отвтъ Алевтины, давшій ему поводъ заключить, что она приняла это предложеніе какъ вещь возможную, а не дала тотчасъ же полнйшаго отказа, слдовательно, онъ обманулся въ ней и она не любила его, — такъ ошеломили и раздражили Заварницкаго, что онъ потерялъ всякое сознаніе своихъ словъ, въ груди его бушевала цлая буря злобы, которую онъ изливалъ въ желчныхъ сарказмахъ надъ бдной двушкой. Ревность, обманутое чувство, оскорбленное самолюбіе — все заговорило въ немъ сразу. Онъ былъ въ своихъ выраженіяхъ грубъ какъ мальчишка.

— У васъ есть, продолжалъ Заварницкій, — капиталъ, у Дребезгина — имніе. Одно къ одному очень хорошо. Заживете припваючи. Медовой мсяцъ проведете въ имніи, а дале подете за границу, въ Италію… Вообще, вамъ замужемъ будетъ не скучно…

— Вы оскорбляете меня, промолвила Алевтина, готовая разразиться слезами.

— Знаете что?.. горячо перебилъ ее Заварницкій, — есть понятія, на которыхъ если два человка расходятся во взглядахъ, то это показываетъ, что между ними нтъ ничего общаго… Есть также вопросы, на которые есть только два честныхъ отвта: да или нтъ,— какого же нибудь раздумья объ нихъ быть не можетъ… Вы сказали вашей тетеньк, что дадите отвтъ Дребезгину чрезъ три дня, то есть чтобы она дала вамъ время подумать: быть или не быть вамъ его женою… Этого для меня довольно!… Простите меня за откровенность. Забудьте все, что происходило между нами… Выбросьте изъ головы… Это будетъ вамъ же полезно… Я ошибся, глупо ошибся… Прощайте!…

— Владиміръ!… остановила его двушка, схватывая молодаго человка за руку, въ слезахъ, — ты не понялъ меня…

— Алевтина!… послышался голосъ М-me Мономаховой вблизи бесдки, прежде чмъ Заварницкій усплъ придти въ себя отъ неожиданнаго признанія и дать двушк отвтъ. Молодые люди поспшно отскочили другъ отъ друга.

— М-r Заварницкій!… продолжалъ звать тотъ же голосъ, — пожалуйте сюда…

Заварницкій вышелъ изъ бесдки. Мономахова стояла не далеко отъ входа, сильно взволнованная и злобно смотрла на молодаго человка.

— Вы плохо исполняете ваши обязанности, замтила она ему, — дурно смотрите за вашимъ воспитанникомъ… Мальчикъ безъ присмотра лазить по деревьямъ и можетъ сломать себ шею. Уведите Коко въ его комнату и не смйте мн показываться на глаза, пока не позовутъ васъ…

Заварницкій хотлъ что-то отвчать ей, но она отвернулась, откинула голову назадъ и величественно пошла въ бесдку.

— Я никакъ не ожидала этого отъ тебя, Алевтина, — сказала М-me Мономахова, обращаясь къ своей племянниц, когда Заварницкій удалился исполнять отданное ему приказаніе.

— Тетя! вы подслушивали нашъ разговоръ?!…

— Подслушивала?! Ты забываешься, Алевтина! Я вышла въ садъ отыскать тебя, чтобы развлечься, но, подходя къ бесдк, услышала голосъ Заварницкаго, который говоритъ, какъ мужики, чрезвычайно громко, упоминаніе фамиліи Дребезгина… а невольно остановилась…

— Тетя! я должна теб признаться, заговорила плачущая Алевтина, подходя къ ш-піе Мономаховой,— что…

— Пожалуйста, оставьте, — поспшно остановила ее тетка,— мн вовсе не нужны никакія ваши признанія… Я ничего не слышала… Я недовольна тобою за то, что ты говорила о своихъ семейныхъ длахъ съ человкомъ совершенно чуждымъ намъ. Ты должна помнить, кто ты. Но оставимъ разговоръ объ этомъ. Я прощаю тебя, будучи твердо уврена, что впередъ ты будешь мн всегда послушна. Ошибки въ молодости бываютъ, но въ жилахъ твоихъ та же рыцарская кровь Цадебелей, что и въ моихъ. Теб нужно озаботиться своимъ туалетомъ къ обду. У насъ сегодня будутъ гости и въ то ь числ Дребезгинъ. Пойдемъ.

Дорогою къ дому М-me Мономахова занимала свою племянницу разговорами о постороннихъ предметахъ и не дала ей самой сказать слова.

За обдомъ у Мономаховыхъ было очень весело, одна только Алевтина сидла, свсивъ головку — и съ ярко-пылавшими щеками, что дало возможность Дребезгину сказать ей комплиментъ, что она настоящая роза. Заварницкій на обд не присутствовалъ, гости конечно и не замтили этого. Вечеромъ того же дня въ дом Мономаховыхъ происходило дв аудіенціи: одна въ кабинетъ М-me Мономаховой съ Дребезгинымъ, которому она сообщила пріятную всть, что племянница ея согласна на его предложеніе, но чтобы онъ сдлалъ его формально самой Алевтин чрезъ нкоторое время, когда она ему скажетъ, къ каковой отсрочк М-me Мономахова подъискала благовидный предлогъ. Другая аудіенція давалась въ кабинет мужа ея, г. Мономаховымъ — Заварницкому. Послднему было объявлено, что услуги его боле не нужны въ дом Мономаховыхъ, такъ какъ они ршили дать сыну другое воспитаніе, боле соотвтствующее ихъ положенію въ обществ, — и для этой цли пригласили двухъ учителей, которые съ завтрашняго же утра приступятъ къ своимъ занятіямъ — и одинъ изъ нихъ займетъ ту комнату, въ которой теперь живетъ Заварницкій, а потому онъ чрезвычайно бы обязалъ, если бы очистилъ эту комнату завтра утромъ, какъ можно ране,— такъ что онъ, Мономаховъ, можетъ быть завтра и не успетъ попрощаться съ нимъ, а потому длаетъ это сегодня, а М-me Мономахова поручила ему благодарить его и пожелать всего лучшаго. При этомъ Заварницкому вручены были заслуженныя имъ деньги вс сполна и самымъ деликатнйшимъ образомъ. Прощаясь, Мономаховъ снабдилъ Заварницкаго дружескимъ совтомъ: хать поскоре изъ Петербурга въ провинцію. ‘Если для полученія тамъ мста,— говорилъ онъ,— вамъ нужно рекомендательное письмо къ кому-либо, отъ меня собственно, или отъ моихъ знакомыхъ, обратитесь прямо ко мн письмомъ по городской почт и вы получите, по городской же почт, все нужное. Подете въ провинцію, присовокупилъ Мономаховъ, провожая своего гостя за дверь, — гляди, годика чрезъ два женитесь на любимой особ, обзаведетесь дтьми и будете счастливы’…

Изъ кабинета г. Мономахова Заварницкій вошелъ въ свою комнату, надлъ пальто и шляпу, приказалъ человку убрать вс его вещи въ чемоданъ, шкатулку и саквояжъ, и безцльно вышелъ на улицу. Онъ понялъ, что двери дома Мономаховыхъ предъ нимъ закрылись навсегда. На утро онъ рано присталъ за своими вещами и ихъ перевезли въ маленькій и грязный трактиръ на Выборгской сторон, вблизи зданія Медико-хирургической академіи…

— Кузина, ты знаешь, отрапортовалъ Алевтин ея кузенъ, — Владиміра Александровича уже у насъ нтъ… Ухалъ, мн объ этомъ сейчасъ передала мама. Завтра же у меня будетъ другой учитель-гувернеръ… Гадкій Владиміръ Александровичъ и не попрощался, а мн все таки жаль его. Кузина, ты любила Владиміра Александровича? наивно прибавилъ мальчикъ.

— Послушай, Коко, ты наврно знаешь, что онъ ухалъ?

— Да, я былъ въ его комнат — она пуста… Если хочешь, пойдемъ вмст туда, тамъ никого нтъ.

Алевтина молча пошла съ кузеномъ, но, вошедши въ бывшую комнату Заварницкаго, она, подъ какимъ-то предлогомъ, выслала мальчика — и опустившись въ кресло, залилась слезами…

Чрезъ день, къ Мономаховымъ, въ эту комнату переселился новый наставникъ Коко, М-r Пивоваровъ, довольно плотный и красивый брюнетъ, мужчина подъ сорокъ лтъ, съ кудрявой головой, въ усахъ и эспаньолк, съ лицомъ пожуировавшаго на своемъ вку.

Разставшись безъ объясненій и такъ загадочно съ Заварницкимъ, Алевтина не знала чему приписать его внезапное изчезновеніе изъ дома Мономаховыхъ: собственному ли его желанію или приказанію своихъ родныхъ? Сердце ея приписывало причину послднему, но въ то же время вспоминались гнвныя, твердо произнесенныя молодымъ человкомъ слова, что между ними нтъ ничего общаго. Узнать же отъ окружающихъ объ отъзд Заварницкаго не было никакой возможности. Мономахова давала понимать ей, что онъ какъ бы самъ ухалъ, а горничная, приставленная къ ней, передавала, что Заварницкій поссорился съ барыней, а потомъ въ кабинет съ бариномъ изъ-за денегъ — и ухалъ. Головка ея строила много хитрыхъ плановъ, какъ бы имть свднія о любимомъ человк, но вс пути для нея были накрыты. Она рискнула довриться горничной и послала ее за справкой въ адресный столъ, но, благодаря безпечности дворника, ей принесли листочекъ, въ которомъ мстожительство Заварницкаго значилось по прежнему въ дом Мономаховыхъ. Безпокойное состояніе двушки еще усиливалось тревожнымъ ожиданіемъ, что согласно данному тетк слову, та не сегодня — завтра попроситъ у нея ршительнаго отвта Дребезгину, который при ея отказ неминуемо вызоветъ потокъ словъ, убжденій, упрековъ и разныхъ другихъ непріятностей, однако прошло боле трехъ дней, а М-me Мономахова не напоминала своей племянниц ни о Дребезгин, ни о данномъ ей общаніи. Но за то, по отъзд Заварницкаго, между Мономаховыми, въ присутствіи Алевтины, сталъ любимой тэмой разговоръ о печальныхъ послдствіяхъ брака людей изъ разной среды и разныхъ понятій, въ особенности о тяжкомъ положеніи молодой женщины изъ высшаго общества, вступившей въ низшій кружокъ… Догадывался ли Пивоваровъ о причин симпатіи Мономаховыхъ къ этой тэм, такъ какъ до него могли дойдти кой-какія сплетни, или, подмтивъ конекъ своихъ патроновъ, онъ длалъ это изъ желанія прислужиться,— но только Пивоваровъ принималъ дятельное участіе въ этихъ разговорахъ и, зная провинціальную жизнь и бытъ средняго кружка чиновниковъ, мастерски передавалъ вс подмченныя имъ въ этомъ слою — дурныя стороны, которыя дйствительно могли поселить въ голов молодой, неопытной и богатой двушки отталкивающее чувство къ такому обществу, среди котораго глохли и дарованіе и добрыя качества. Поэтому Пивоваровъ приводилъ безчисленные примры, какъ перемнялись до неузнаваемости молодые люди, проживавшіе въ этомъ кругу только нсколько лтъ. Заварницкій рисовалъ этотъ кругъ еще боле мрачными красками, но, взявшись вести дло развитія молодой двушки, имвшей лишь одни хорошіе задатки. Заварницкій по недостатку времени не усплъ указать ей — какъ на хорошія стороны средняго круга, такъ и на то нравственное довольство и счастіе, какое чувствуетъ человкъ при честномъ исполненіи взятыхъ имъ на себя обязанностей. Къ сожалнію, Алевтина, слушая разсказы дяди, тетки и Пивоварова, вспомнила только мрачныя описанія Заварницкаго — и задумалась…

На Заварницкаго катастрофа произвела еще большее впечатлніе, чмъ на Алевтину. Онъ страстно любилъ двушку, увлекся планами, достигалъ ихъ — и вдругъ, словно но волшебству, все это рухнуло. На прощаньи онъ не понялъ Алевтину, незаслуженно оскорбилъ ее, не усплъ объясниться и выслушалъ полное ее признаніе, какъ бы для того, чтобы боле никогда ее не видть. Онъ бсился, злобствовалъ и ршительно былъ безсиленъ какимъ нибудь образомъ выйдти изъ своего положенія. Домъ Мономаховыхъ былъ для него закрытъ, какъ заколдованный замокъ. Вс усилія проникнуть въ него были тщетны. Онъ проклиналъ свое затворничество, замкнутость и нелюдимость: когда онъ жилъ у Мономаховыхъ, онъ всегда былъ невнимателенъ къ прислуг, а женскую половину ея и вовсе не зналъ: Ему не чрезъ кого было узнать, что длается въ дом Мономаховыхъ или передать туда письмо къ Алевтин. Писать же по городской почт онъ боялся, чтобы не компрометтировать двушки. Заварницкій былъ въ томъ отупніи, въ какое обыкновенно впадаютъ мальчики, чмъ нибудь сильно ошеломленные и ставшіе сразу въ безвыходное положеніе. Въ такомъ состояніи онъ пробылъ около трехъ недль или боле. Наконецъ, мысли его стали проясняться, Заварницкій вспомнилъ о замченной имъ къ себ привязанности казачка въ дом Мономаховыхъ, котораго онъ случайно выучилъ грамот, а прошлую зиму вылечилъ отъ воспаленія въ легкихъ. Какъ ни шатка и опасна была надежда на него, но Заварницкій, не видя другаго исхода, ршился довриться ей. Онъ написалъ Алевтин короткое письмо, собственно заключавшееся въ вопрос, позволить ли она ему писать къ ней,— а также, какой она находитъ къ этому лучшій путь, да сообщилъ свой адресъ. Бдный Заварницкій съ этимъ письмомъ проходилъ нсколько дней вблизи дома Мономаховыхъ, боясь встртится съ членами семьи, и выглядывалъ изъ-за угла сосднихъ улицъ, не спуская глазъ съ оконъ, въ ожиданіи — не выбжитъ ли изъ воротъ за какой нибудь мелкой покупкой желанный казачокъ, но тотъ все не являлся. Взамнъ этого разъ ему удалось видть Алевтину, похавшую съ теткой въ карет. Въ послдній день Заварницкій совсмъ отчаявался видть мальчика — и предположивъ, что онъ вроятно болть и потому не показывается, собрался идти домой.

— Владиміру Александровичу мое почтеніе! раздался надъ самымъ его ухомъ звонкій голосъ.

Заварницкій оглянулся, предъ нимъ стоялъ казачокъ.

— А, милый! а я тебя жду…

— Меня-съ? что прикажете?…

Затрудняясь такъ быстро изложить свое важное порученіе мальчику, Заварницкій хотлъ было приготовить его къ нему и началъ неизбжнымъ вступленіемъ: — Вотъ, видишь-ли, ты не думай, чтобы это были какія нибудь глупости, или…

— Охъ! Владиміръ Александровичъ, перебилъ его мальчикъ,— говорите скоре, или скажите, гд вы живете, я къ вамъ ужотко приду и что угодно для васъ сдлаю,— а то, ей Богу, не время… Я и то опоздалъ, боюсь, чтобы отъ дворецкаго орховъ не было. Сегодня у насъ гости. Барышню Алевтину Михайловну просватали за Дребезгина… Такія хлопоты…

— Ничего не нужно! проворчалъ ему въ отвтъ, стиснувъ зубы, Заварницкій и быстро пошелъ отъ мальчика по панели въ противоположную сторону дома Мономаховыхъ.

Спустя мсяцъ посл этого, въ одинъ пасмурный ноябрскій вечеръ, когда въ Казанскомъ собор былъ совершаемъ обрядъ бракосочетанія Захара Матьвевича Дребезгина съ двицею баронесою Алевтиною Михайловною фонъ Цадебель, къ воксалу Николаевской желзной дороги подъхалъ, чтобы отправиться съ отходившимъ поздомъ, худощавый молодой человкъ въ форменномъ пальто военнаго врача. Это былъ Владиміръ Александровичъ Заварницкій, опредленный военно-медицинскимъ департаментомъ, по собственной просьб, баталіоннымъ врачомъ Д-скаго пхотнаго полка, расположеннаго на стоянк въ С-ой губерніи.

IV.

Въ семи верстахъ отъ города Новогрунтова, по большой дорог на Москву, лежитъ помщичье имніе Екатериновка, со тремя тысячами жителей малороссіянъ, замчательное по своему красивому мстоположенію и наружному виду. Особенно хороша Екатериновка въ лтнее время, когда распускаются деревья, и въ зелени скромно и кокетливо выглядываютъ маленькіе, бленые, крестьянскіе домики. По средин Екатериновки лежитъ обширный паркъ, окруженный каменной оградой и примыкающій къ быстрой и свтлой рк Грунтовк, омывающей Екатериновку. Господскій домъ находился въ оград, въ начал парка. Это было огромное зданіе, съ претензіями на готическій вкусъ, но, въ своемъ род, очень красивое и, по своей огромности, сравнительно съ другими зданіями въ Екатериновк, даже величественное, блый цвтъ его, рельефно обозначавшійся среди окружавшей его зелени, придавалъ ему много красоты. Отъ воротъ въ оград, со львами и прочими атрибутами, до параднаго подзда въ дом, шла густая, тополевая алея, усыпанная желтымъ пескомъ. Владлецъ этого имнія, Захаръ Матвевичъ Дребезгинъ, жилъ постоянно въ Петербург,— и поэтому господскій домъ, посл смерти его родителей, былъ нсколько лтъ необитаемъ и находился въ крайнемъ запустніи, но женившись и проведя лто, въ первый годъ супружества, съ молодою женою за границею, Дребезгинъ на второй годъ избралъ для своей лтней резиденціи Екатериновку, отдавъ ей предпочтеніе предъ другими своими владніями, за обширность дома и красивое мстоположеніе. Въ эти полтора года замужества, Алевтина Михайловна крайне перемнилась, какъ по наружности, такъ и по характеру. Она все еще была прелестна, но нжный карминный румянецъ ея пухленькихъ точекъ исчезъ, щочки втянуло и рзко обозначились линіи, синіе глаза утратили свой блескъ, а голосъ — звучность, только бюстъ ея сдлался еще роскошне и заманчиво обрисовывался при тонкой таліи. Алевтина Михайловна была глубоко несчастлива въ этомъ брак, во всхъ отношеніяхъ, и сами Мономаховы сознавали, что сдлали большую ошибку, отдавъ ее за Дребезгина. Онъ вовсе даже не былъ настолько богатъ, какъ они предполагали. Дребезгинъ дйствительно имлъ нсколько имній въ разныхъ губерніяхъ, но незначительныхъ, и изъ нихъ самымъ большимъ была Екатериновка, вс они принадлежали ему лишь номинально. Мономаховы не знали, что, служа въ гусарахъ и разъзжая по теплымъ водамъ въ Германіи, Дребезгинъ тратилъ суммы не по средствамъ и имлъ несчастную страсть къ игр, деньги доставлялись ему на этотъ предметъ управляющими за страшные проценты,— вскор долги стали превышать стоимость имній, кром того, они были совершенно разорены въ хозяйств и, при дурномъ управленіи, приносили весьма мало дохода. Однако, въ надежд составить выгодную партію, Дребезгинъ употреблялъ всевозможныя мры удержать ихъ, для видимости своего состоянія, за собою. Приданое Алевтины въ шестьдесять тысячъ рублей наличными денегами онъ считалъ очень незначительнымъ и пренебрегъ-бы имъ, если бы дла его въ то время не дошли до ликвидаціи, или если бы онъ имлъ въ виду другую невсту, къ тому-же, онъ разсчитывалъ, при неопытности Алевтины, на продажу двухъ каменныхъ ея домовъ, приносившихъ, въ общей сложности, въ годъ до сорока тысячъ. По полученіи посл свадьбы наличныхъ денегъ, Дребезгинъ тотчасъ же употребилъ ихъ на уплату части своихъ долговъ. Что же касается до продажи домовъ, то онъ крайне ошибся въ расчет: онъ предполагалъ, что, женившись на Алевтин, онъ вмст съ этимъ длался, съ ея согласія и по закону, опекуномъ или попечителемъ надъ нею, какъ надъ несовершеннолтнею, которая не могла располагать своимъ состояніемъ до 21 года, такимъ образомъ, онъ устранилъ бы Мономаховыхь и, убдивъ или упросивъ Алевтину, могъ бы располагать ея собственностью по произволу. Но имніе барона Цадебеля было не родовое, а благопріобртенное, а потому распоряженіе оставшимся посл смерти его имуществомъ совершенно зависло отъ воли завщателя,— въ духовномъ же завщаніи барона Цадебеля, относительно домовъ, было сказано, что они должны находиться подъ управленіемъ Мономаховыхъ, даже и по выход Алевтины замужъ, до достиженія ею полныхъ двадцати пяти лтъ, посл которыхъ она могла всецло располагать ихъ продажею и прочее. Мономаховы же, при первомъ предложеніи Дребезгина о продаж домовъ Алевтины, отвчали полнымъ отказомъ, зная уже въ то время о его разстроенныхъ длахъ. Этотъ отказъ поселилъ у Дребезгина страшное озлобленіе какъ на Мономаховыхъ, такъ и на ни въ чемъ неповинную свою жену.

Встрчаясь съ Дребезгинымъ въ обществ, его легко можно было счесть за образованнаго человка. Въ кабинет его всегда обрталось два-три періодическихъ изданія за послднее время, изъ которыхъ немногіе листочки были разрзаны и разорваны, и нсколько лучшихъ газетъ, но на самомъ дл Дребезгинъ читалъ лишь со вниманіемъ одинъ ‘Русскій Инвалидъ’,— въ прочихъ газетахъ только просматривались новости дня, да нкоторыя объявленія — и въ томъ числ извщенія о погребеніяхъ. Что же касается до журналовъ, то они брались въ руки на сонъ грядущій — и сначала осматривалось въ нихъ заглавіе, потомъ выбиралась статейка въ смси или беллетристик — и прочитывалась страничка, или много дв, посл чего книга упадала изъ рукъ и онъ засыпалъ. Иногда эта страничка такъ и забывалась, а иногда приходила на память, и онъ говорилъ о ней въ обществ. Да и читать-то Дребезгину ршительно не было времени. Дребезгинъ обыкновенно вставалъ въ одиннадцатомъ часу, пилъ чай, умывался, одвался и узжалъ изъ дому на цлый день до ночи, то по служб, то съ визитами, то въ театръ и проч., при такой жизни, квартира ему нужна была только собственно для ночлега, а обдъ приготовлядся поваромъ на случай,— но Дребезгинъ обдалъ постоянно у Бореля, Дюссо, Палкина или у Доминика и изрдка у кого изъ знакомыхъ. Пробыть дома цлый день онъ считалъ арестомъ. Отвыкнуть отъ этаго образа жизни, продолжавшагося десятки лтъ, Дребезгинъ не имлъ силъ. Алевтина, вскорости посл своего замужества, не видала своего мужа по нсколько дней. Это былъ старый заматерлый холостякъ, и присутствіе въ его дом женщины крайне тяготило его. Онъ былъ всегда къ женщинамъ до nec plus ultra вжливъ, внимателенъ, подчасъ пускался въ разговоры, но задушевный взлядъ его на нихъ состоялъ въ томъ, что это какія-то странныя существа, которымъ мужчины обязаны улыбаться, говорить съ ними преимущественно о пустякахъ, — а если о чемъ съ ними разсуждается серіозно, то это длается такъ себ, для чего-то, чтобы и себя показать и доставить имъ удовольствіе, что, молъ, вотъ какъ я тебя считаю, даже о дл говорю… Между тмъ, Дребезгинъ быль большой поклонникъ женской красоты и проживалъ на извстныхъ женщинъ огромные куши, взглядъ его на красоту былъ оригинальный: такая молоденькая и очаровательная двушка, какъ Алевтина, могла понравиться ему лишь на мгновеніе, и онъ скучалъ въ ея обществ. Вышедши за Дребезгина за мужъ, Алевтина не нашла въ немъ ни одного звна, которое могла бы привязать ее къ нему.

Однажды, вскор посл выхода въ замужество, когда Дребезгины еще жили въ Петербург, Алевтина сидла въ обширной квартир одна.

— Г. Пивоваровъ, доложилъ ей человкъ,— привезъ вамъ ноты отъ ея превосходительства и желаютъ васъ видть лично.

— Проси, сказала Алевтина, слегка пожавъ плечами отъ недоумнія при желаніи Пивоварова, не пользовавшагося ея благосклонностью, видть ее. Пивоваровъ явился. Передавая ноты Алевтин, онъ оставилъ еще въ своихъ рукахъ какой-то свертокъ, похожій на большую тетрадь, скрученную въ трубочку. Алевтина замтила, что Пивоваровъ находился въ большомъ смущеніи.

— Это у васъ тоже ноты? спросила Алевтина, въ надежд избавить его отъ замшательства.

— Нтъ-съ… Перебирая вчера свой письменный столъ, находящійся въ большомъ безпорядк, я въ одномъ изъ ящиковъ его нашелъ вотъ эту тетрадь, вроятно позабытую бывшимъ моимъ предмстникомъ, г. Заварницкимъ… Это нчто въ род его дневника и записки нкоторыхъ мыслей о воспитаніи… Мн неизвстенъ адресъ г. Заварницкаго, говорятъ, его давно уже нтъ въ Петербург, онъ ухалъ въ провинцію.

— Мн тоже это неизвстно… Я не имю о немъ никакихъ свдній. Ближе вамъ было-бы спросить у дяди или тети, можетъ быть, они знаютъ, замтила покраснвъ Алевтина.

— Но, отвчалъ Пивоваровъ,— я бы не желалъ передать имъ…

— Въ такомъ случа, самое лучшее сжечь эту тетрадь, проговорила Алевтина, поблднвъ и презрительно смотря на него. Если бы она сама нашла эту тетрадь — она берегла бы ее какъ дорогую вещь и хранила бы у себя, но предложеніе Пивоварова, повидимому желавшаго отдать ее, казалось ей наглостью, и она боялась какой нибудь ловушки. Положеніе Пивоварова было также затруднительно: нашедши тетрадь и пробжавъ нкоторыя мста, Пивоваровъ догадался о происходившемъ въ дом Мономаховыхъ, до его прізда, между Алевтиною и Заварницкимъ,— и по втренности своей, не подумавъ, какъ примется его предложеніе, захотлъ подслужиться, на всякій случай, подарить ей эту тетрадь.

— Алевтина Михайловна, отвчалъ Дребезгиной, красня и утирая выступавшій нотъ, Пивоваровъ:— я знаю, что поступилъ чрезвычайно глупо, осмлившись принести къ вамъ эту тетрадь, но клянусь вамъ, я не имлъ другой мысли, какъ доставить вамъ минутное развлеченіе. Тетенька ваша мн говорила, что Заварницкій былъ человкъ развитой и умный, съ которымъ вы любили бесдовать, потомъ какая-то неисправность его заставила ея превосходительство, въ пылу гнва, отказать ему отъ мста. Поэтому я предположилъ, что вамъ не безъинтересно прочесть будетъ нкоторые некровные взгляды, изложенные для самого себя, человкомъ, съ которымъ вы когда-то бесдовали. Клянусь, я говорю истинную правду… Не наказывайте же меня незаслуженнымъ подозрніемъ… Самъ я прочелъ въ рукописи только первый листочекъ…

Алевтина Михайловна слушала его со вниманіемъ и находила искренность въ тон его словъ, тмъ не мене она приготовила ему рзкій отвтъ и отказъ отъ тетради, но сама не зная какъ сказала совсмъ другое.

— Пожалуй, проговорила она громко Пивоварову,— оставьте тетрадь у меня.

Пивоваровъ сейчасъ-же и откланялся. Рукопись Заварницкаго носила общее заглавіе: ‘Notes’, въ ней были длинныя разсужденія о воспитанія, рецензіи на новйшія книги и на поляхъ короткія замтки, что взять въ библіотек. Тетрадь съ перваго взгляда представляла хаосъ, но Алевтина, перечитывая ее, какъ-бы переживала прошлое и видла Заварницкаго предъ глазами. Здсь было все то, о чемъ онъ бесдовалъ съ нею, даже значились книги, которыя онъ совтовалъ и давалъ ей читать. Но со второй половины тетради — мысли и взгляды ей стали попадаться новые, незнакомые. Алевтина поняла, что тетрадь эта была обдуманный планъ полнаго ея перевоспитанія — и не могла не улыбнуться. Въ каждой замтк она видла заботливость о ней любимаго человка, желаніе сдлать ее счастливою,— хоть и по своему, но все же счастливою. Она увидла, что Заварницкому, по краткости времени, удалось только начать свое дло, а потому ране исполненія своего плана этотъ благородный человкъ не смлъ ей сдлать никакихъ предложеній, но что онъ любилъ ее — это ей подсказалъ женскій инстинктъ — въ сцен при прощаніи, въ его раздраженіи и горькихъ упрекахъ при извстіи, о жених, наконецъ, въ тхъ моментахъ, когда молодой человкъ едва сдерживалъ порывъ своихъ чувствъ. Алевтина упрекала его лишь въ томъ, зачмъ онъ такъ медленно велъ свое дло, упрекала себя въ нершительности и стовала на несчастіе, что ей ране, до свадьбы, не попалась въ руки эта рукопись.

— О! я бы тогда имла силы, восклицала Алевтина, — къ отказу, и не посмотрла-бы на вс просьбы и убжденія Мономаховыхъ!..

Вскор Дребезгинъ повезъ жену за границу. Поздка эта не принесла никакого удовольствія молодой женщин: она хала съ человкомъ, къ которому чувствовала отвращеніе. При вид очаровательнаго ландшафта, историческаго памятника или замчательной картины, ей не съ кмъ было подлиться впечатлніемъ, разспросить и побесдовать. Зимою, въ Петербург, Алевтина заболла, а потомъ хотя и выздоровла, но съ наступленіемъ весны ее постила загадочная болзнь, безсонница, въ продолженіи нсколькихъ недль, и вс прописываемыя ей медицинскія средства почти не приносили пользы. Врачи посовтовали мужу хать на югъ, и Дребезгинъ избралъ Екатериновку. Свжій деревенскій воздухъ, въ которомъ постоянно находилась Алевтина Михайловна, и довольно дальнія прогулки на лошади — поправили ея здоровье весьма значительно, однако сонъ у ней все еще не появлялся въ надлежащей мр. Екатериновка приходомъ была приписана къ городу и, для исполненія духовныхъ требъ, екатериновцы должны были отправляться въ городъ за семь верстъ. Объ учрежденіи въ Екатериновк церкви или молитвеннаго дома хлопоталъ и мстный благочинный и сами жители, но они принуждены были отложить выполненіе этого намренія на нсколько лтъ. Алевтина ломала голову, какъ бы помочь имъ, совтовалась съ благочиннымъ, сельскимъ старшиною и стариками, пользовавшимися довренностью односельцевъ, но видла одинъ исходъ— въ денежномъ вспомоществованіи, покрайией мр, въ пять тысячъ рублей серебромъ,—и Алевтина дала имъ торжественное слово въ самомъ непродолжительномъ времени помочь этими деньгами. Она ршилась испросить эти деньги у мужа, а въ случа его отказа обратиться къ Мономаховымъ, съ тмъ, чтобы потомъ он были удержаны изъ дохода отъ домовъ. Она твердо была убждена, что Мономаховы не откажутъ въ ея просьб, тмъ боле что они неоднократно убждали ее получать самой доходъ и выдавать его отъ себя мужу, по своему усмотрнію, но, въ избжаніи домашнихъ ссоръ, Алевтина не согласилась на это. Для приступа къ своей просьб молодая женщина ждала добраго расположенія духа Дребезгина, питая слабую надежду, что, можетъ быть, дло между ними кончится мирно. Въ одинъ день Дребезгинъ былъ особенно веселъ, наканун онъ былъ на имянинахъ у мстнаго предводителя дворянства, имвшаго у себя хорошій конскій заводъ, и выигралъ у него въ карты чистой англійской породы скаковую лошадь подъ дамское сдло. Посл обда Алевтина собралась кататься на своей лошади, подаренной ей мужемъ, когда онъ еще былъ женихомъ.

— Вели лучше осдлать новую, не бойся! предложилъ ей Дребезгинъ, — я самъ поду тебя провожать.

Алевтина согласилась. У нея блеснула мысль во время прогулки, пользуясь его расположеніемъ духа, передать свою просьбу.

Супруги благополучно выхали изъ Екатериновки и направили свой путь по дорог къ городу легкой рысцой. Разговоръ поддерживалъ Дребезгинъ, съ увлеченіемъ разсказывавшій своей жен, какимъ образомъ онъ Выигралъ на трефоваго валета у предводителя лошадь. Потомъ они пустили лошадей въ галопъ, достигнули города, прохали но немъ нсколько улицъ и повернули обратно. На возвратномъ пути лошади шли шагомъ. Алевтина обратила вниманіе мужа на красивое мстоположеніе вообще, затмъ на живописность Екатериновки въ особенности и перешла къ желанію ея жителей построить церковь или молитвенный домъ.

— Прошу тебя: пожалуйста, помоги имъ! Уважь эту первую мою, настойчивую просьбу.

— У меня нтъ на это средствъ.

— Нужно немного… Всего пять тысячъ.

— Пять тысячъ? Ты шутишь!.. Дребезгинъ захохоталъ.

— Мн кажется, замтила Алевтина,— эту сумму можно употребить изъ получаемыхъ мною ежегодно сорока тысячъ рублей. Мы живемъ очень скромно и едва ли издерживаемъ въ мсяцъ боле тысячи.

— Вы начинаете со мною считаться? злобно спросилъ ее Дребезгинъ.

— Нтъ… Но мн необходимо имть эту сумму, пять тысячъ, и вы непремнно должны мн ее выдать, такъ какъ я дала слово жителямъ дать имъ на постройку молитвеннаго дома.

— Вы дали слово? а подумали-ли вы, что я могу вамъ отказать?.. Вы, пожалуйста, выкиньте это изъ головы и знайте, предупреждаю васъ разъ навсегда, что на удовлетвореніе вашихъ прихотей я вамъ не буду давать ни копйки. Не даромъ же, въ самомъ дл, я связалъ себя съ вами!

— Отъ васъ зависитъ, отвчала ему молодая женщина, вся измнясь въ лиц отъ этихъ грубыхъ и жестокихъ словъ, — разстаться со мною, чему я буду очень рада. Посл вашихъ словъ я вовсе не желаю жить съ вами подъ одною кровлею и приму къ этому мры. Но предупреждаю васъ, что, во всякомъ случа, съ этого дня я сама буду распоряжаться своими деньгами, то есть, оставлять извстную сумму на свои нужды, а остальное отдавать вамъ на прокормленіе меня, пока мы не устроимъ судьбу свою раздльно. Я завтра же напишу Мономаховымъ.

— Вы не посмете это сдлать, произнесъ Дребезгинъ, стиснувъ зубы.

— Посмотримъ!

— Я вамъ приказываю… А иначе…

Алевтина засмялась. Смхъ этотъ раздражилъ ея мужа.

— А иначе, повторилъ онъ въ азарт, поднявъ высоко надъ головою правую руку съ хлыстомъ, — а иначе… и не кончивъ фразы, онъ со всего размаха опустилъ хлыстъ на крупъ лошади Алевтины… Непривычная къ такимъ ударамъ лошадь вздрогнула, взвилась на дыбы и, закусивъ удила, помчалась по полю, свернувъ съ дороги, неся на себ бившуюся въ сдлъ молодую жінщчну… Дребезгинъ стоялъ въ ужас, не шевелясь, но потомъ опомнился и пустился за женою, онъ видлъ какъ лошадь помчалась къ мловой гор, перескочила оврагъ и побжала легкой рысцой, но уже безъ амазонки… Когда Дребезгинъ подъхалъ къ тому мсту, гд лежала жена его,— она была безъ чувствъ, распростертая на земл, подъ головой ея лежалъ булыжникъ въ масс темной крови. Дребезгинъ оглянулся, нтъ ли гд воды, чтобы подать жен какую нибудь помощь,— постоялъ въ нершительности, не зная, взять-ли ему жену съ собою или скакать въ городъ за врачомъ… Послднее онъ счелъ лучшимъ, а потому вскочилъ на лошадь и помчался къ городу, но, выскакавъ на дорогу, Дребезгинъ перемнилъ свое намреніе: навстрчу ему хали верхами трое молодыхъ офицеровъ, изъ которыхъ въ одномъ, по особой форм на немъ, онъ узналъ врача. Дребезгинъ сейчасъ-же остановилъ его, разсказалъ о несчастномъ происшествіи, умолчавъ конечно о причин его, и просилъ немедленной помощи. Онъ не замтилъ, какъ измнилось лицо молодаго врача, когда онъ подъхалъ къ нему и началъ излагать свою просьбу. Врачъ даже не дослушалъ до конца разсказъ, онъ только попросилъ его създить за экипажемъ для больной и поскакалъ къ мсту, гд произошелъ несчастный случай, попросивъ слдовать за собою одного изъ офицеровъ, молодого грузина, служившаго въ ихъ полку казначеемъ, князя Кохтаова,— для того, чтобы въ случа надобности, его можно было послать за помощью въ городскую аптеку.

— Не безпокойтесь, если только есть какая нибудь возможность спасти вашу супругу, положитесь вполн на нашего врача… М-r Заварницкій — рдкій хирургъ и прекрасный врачъ, замтилъ оставшійся съ Дребезгинымъ офицеръ.

— Все такъ… Я врю… Но мн бы хотлось консультаціи… Сдлайте милость, обяжите меня, позжайте въ городъ пригласить отъ моего имени узднаго врача… Я-же поскачу въ деревню, распоряжусь объ экипаж, чтобы перевести жену въ домъ, и захвачу съ собою все нужное…

Офицеръ уврилъ Дребезгина въ готовности служить. Доскакавъ до Алевтины, они распрощались и повернули въ разныя стороны. Заварницкій, спрыгнувъ съ лошади, на мгновеніе остановился и упалъ на колни…

— Знаешь-ли ты, кто это? спросилъ онъ князя Кохтаева.

— Она?

— Да!

— Я же давно теб говорилъ о прізд Дребезгина. Ты говорилъ, что это не тотъ?

— Я скрывалъ отъ тебя… Слава Богу, вскричалъ онъ, осмотрвъ лежащую, — она будетъ жива!.. Черепъ поврежденъ слегка, контуженъ, немедленной опасности никакой нтъ… Она въ обморок, который, можетъ быть продолжителенъ… Нужно скоре сдлать перевязку… Она не дышетъ…

Заварницкій поспшно сдлалъ изъ носоваго платка перевязку на голову больной, скинулъ съ себя пальто, переложилъ Алевтину на другое мсто въ удобную позу и началъ качать ея-руки, для возбужденія искуственнаго дыханія.

— Хорошо, сказалъ, немного погодя, Заварницкій, — вс жизненныя отправленія есть, пульсъ бьется… Нужно уложить ее поудобне, позаботиться о ран и доставить ей покой. Если она страдала безсонницей, то можетъ проспать нсколько дней. Я думаю, что кровь бросать совершенно излишне, хотя у меня инструменты съ собою. Отдохнемъ, князь. Но, Боже! какъ она перемнилась!…

— Какая прелестная женщина! замтилъ князь Кохтаевъ, стоя поодаль Алевтины и любуясь ею.

— Прелестна?… спросилъ его Заварницкій, — если-бы ты видлъ ее прежде! Прежнюю цвтущую здоровьемъ двушку и узнать нельзя въ ней, за эти полтора-два года. Она, должно быть, глубоко несчастна!…

Князь Кохтаевъ, съ которымъ онъ былъ очень друженъ, смотрлъ съ сожалніемъ на печальное лицо доктора и на его заботливость о больной, пуская огромные клубы дыма отъ сигары.

Заварницкій вынулъ памятную книжку, вырвалъ листокъ и написалъ на немъ рецептъ.

Друзья разстались. Чрезъ нсколько минутъ прискакалъ Дребезгинъ, затмъ пріхали уздный врачъ и товарищъ Заварницкаго и по дорог показалась мчавшаяся карета. Уздный врачъ, господинъ Шниперовъ, былъ толстый, не молодыхъ лтъ мужчина, твердо державшійся старыхъ пріемовъ въ медицин,— тогда какъ Заварницкій, въ большинств случаевъ, строго держался покой системы, кром того, конкуренція Заварницкаго подрывала значительно его практику,— поэтому Шниперовъ, при всякой возможности, не пропускалъ случая выставить своего собрата въ самомъ невыгодномъ свт въ глазахъ публики, состоявшей изъ полныхъ профановъ въ ихъ спеціальности. Шниперовъ познакомился съ Дребезгинымъ у предводителя дворянства, ведя крупную карточную игру, а посл знакомства сталъ посщать его въ качеств домашняго врача, хотя и не получалъ на это офиціальнаго приглашенія. Выслушавъ снисходительно взглядъ Заварницкаго на болзнь Дребезгиной и о тхъ мрахъ, которыя тотъ принялъ, Шниперовъ пришелъ въ ужасъ, когда узналъ, что при Заварницкомъ были инструменты для кровопусканія, и онъ все-таки не бросилъ ей кровь.

— Если она умретъ, вы, милостивый государь, ея убійца! кричалъ горячась Шниперовъ,— я не отвчаю за ея жизнь… Нужно, сейчасъ-же, пустить кровь — и онъ приступилъ къ операціи.

— Но, помилуйте! возражалъ Заварницкій, — вы только напрасно лишите ее крови, обезсилите и, можетъ быть, сдлаете этимъ общую потерю силъ и обморокъ гораздо продолжительне… Вс признаки полной жизни у нея есть. По моему мннію, ей боле ничего не нужно, какъ компрессы на голову, растираніе полости груди и висковъ, а главное — покой.

— Вы думаете?… спросилъ его съ миной величайшаго сожалнія Шниперовъ и отвернулся. Дребезгинъ замтно раздлялъ мнніе Шниперова. Заварницкому не оставалось ничего боле какъ раскланяться, что онъ бы не замедлилъ и выполнить, если бы дло не шло о жизни любимой имъ женщины. Видя, что онъ не удаляется, Шниперовъ бросалъ на него насмшливые взгляды. Бросили кровь. Жаръ у больной дйствительно уменьшился, но за то градусъ пульса понизился. На рану наложили пластырь. Посл этого, больную бережно перенесли на носилкахъ въ карету. Собираясь двинуться въ путь, Дребезгинъ обратился къ Заварницкому. Онъ совершенно не помнилъ, что видалъ его нсколько разъ въ дом Мономаховыхъ.

— Очень вамъ благодаренъ, докторъ! сказалъ онъ, подавая ему руку. Заварницкій почувствовалъ въ ней ассигнацію.

— За что-же? спросилъ онъ,— я не оказалъ вашей супруг никакой помощи.

— Я отнялъ у васъ время…

Заварницкій угрюмо поклонился и, повернувшись къ лошади, сталъ садиться. Но онъ не ухалъ до тхъ поръ, пока отъзжавшая карета не скрылась изъ виду… При възд въ городъ, имъ повстрчался скачущій во весь опоръ князь Кохтаевъ съ пузырькомъ въ рук.

— Задержали въ проклятой аптек, крикнулъ онъ Заварницкому,— чортъ знаетъ, сколько времени… но, видя свсившуюся голову врача, хавшаго на лошади шагомъ, князь замолчалъ и похалъ рядомъ съ другимъ товарищемъ.

— Отчего Заварницкій не при больной? спросилъ онъ его.

— Я привезъ Шниперова, отвчалъ офицеръ,— и Дребезгинъ предпочелъ его Заварницкому… Что сдлалось съ нимъ? продолжалъ онъ:— Заварницкій даже не отвчалъ мн дорогой на мои вопросы… Неужели онъ такъ огорчился замчаніями Шниперова? Они поспорили: слдовало-ли, или нтъ, больной бросить кровь.

— Не мшай ему, посовтовалъ князь своему товарищу:— на него, ты знаешь, находитъ иногда тоска… Позжай-ка лучше домой, а я возьму его къ себ.

Около ограды одной церкви Заварницкій остановился и, слзши съ лошади, опустилъ въ прибитую къ воротамъ кружку данныя ему Дребезгинымъ деньги.

На утро, по всему Новогрунтовску пролетла всть, что молодая Дребезгина изъ Екатериновки, вчера вечеромъ упавшая съ лошади, уже умерла,— и виновникомъ ея смерти былъ полковой врачъ Заварницкій, который во-время не бросилъ ей кровь, хотя нужные къ тому инструменты были при немъ. Говорили, что когда ее привезли въ имніе, въ домъ,— она, мало-по-малу, стала приходить въ омертвніе, которое становилось все боле и боле безнадежнымъ, и наконецъ умерла.

— Быть не можетъ! вскричалъ Заварницкій, когда до ушей его долетла эта всть, — они заблуждаются… Прикажи мн осдлать лошадь, попросилъ онъ князя,— я сейчасъ-же туда ду…

И Заварницкій помчался.

Князь Кохтаевъ занималъ въ Новогрунтовск, для холостаго человка, обширную квартиру, состоящую изъ большаго отдланнаго дома, со множествомъ комнатъ и мезониномъ. Онъ имлъ хорошее состояніе и веселый, сообщительный характеръ, доставившій ему любовь всего полка, но особой дружбой его пользовался одинъ Заварницкій, къ знаніямъ котораго князь Кохтаевъ питалъ безпредльное уваженіе. Въ дтств своемъ князь былъ очень бденъ и получилъ самое незначительное образованіе, состояніе досталось ему отъ дяди уже впослдствіи, когда онъ состоялъ на служб. Этотъ недостатокъ образованія составлялъ больное мсто самолюбія князя, онъ стыдился своего невжества, желалъ пополнить сумму своихъ знаній,— но ложный стыдъ, боязнь насмшекъ товарищей мшали ему пригласить къ себ учителя, изъ среды же ихъ онъ не видлъ человка, которому онъ могъ бы довриться и который владлъ бы достаточнымъ знаніемъ и педагогическими способностями. Когда-же въ полкъ ихъ прибылъ Заварницкій, князь Кохтаевъ призналъ его именно за такого человка, который былъ ему нуженъ. Заварницкій также угадалъ желаніе князя и, въ разговор наедин, предложилъ ему свои услуги. Работы Заварницкому съ княземъ было много, пришлось начать почти съ азбуки. Все это длалось въ секрет отъ товарищей. Князь былъ понятливъ, учился прилежно и, какъ мальчикъ, съ довріемъ къ знаніямъ и съ почтеніемъ, глядлъ на своего наставника. Князь и Заварницкій были ровесники по годамъ, въ натурахъ ихъ было много общаго, каждый изъ нихъ находилъ въ другомъ симпатическія стороны. Къ тому-же, и у князя была довольно грустная повсть любви, которою онъ хотлъ подлиться съ другомъ. Въ силу этихъ обстоятельствъ они поврили другъ другу свои тайны, и между ними завязалась тсная дружба.

Князь Кохтаевъ тревожно прохаживался по кабинету, съ нетерпніемъ поджидая возвращенія Заварницкаго изъ Екатериновки. Часы казались ему цлыми сутками.

— Ну, что? спросилъ онъ, когда Заварницкій вошелъ въ комнату и кинувъ на столъ кепи, утомленный бросился на диванъ,— видлъ? правда?…

— Да… Ее считаютъ мертвою.

— А ты?…

— Сомнваюсь… Убжденъ даже, что она жива… Я говорилъ объ этомъ, но меня не слушаютъ. При ней Шниперовъ… Ее завтра хоронятъ… Я не знаю, на что мн ршиться, здсь не послушаютъ моего офиціальнаго протеста… Нужно удержать погребеніе силою… Помоги мн! посовтуй! сказалъ умоляющимъ голосомъ, рыдая Заварницкій, привставъ съ дивана и охватывая руками шею Кохтаева.— Я такъ разстроенъ, что ничего не придумаю…

— Успокойся! утшалъ его князь, усаживая на прежнее мсто,— даю теб слово, что я не брошу тебя, какой-бы ни подвергнулся отвтственности… Подожди… Не принимай никакихъ мръ, по крайней мр до тхъ поръ, пока я не возвращусь изъ Екатериновки. Ты еще не былъ сегодня въ полковомъ лазарет? Позжай туда и осмотри больныхъ, а я поду въ Екатериновку… Часа черезъ два я уже буду дома.

Заварницкій послдовалъ совту князя и машинально взялся за кепи…

Возвратившись изъ лазарета, онъ еще не засталъ князя дома, хотя они выхали вмст. Князь возвратился гораздо позже общаннаго, на губахъ его играла улыбка.

— Неужели жива? замтя его, спросилъ обрадованный Заварницкій.

— Нтъ!… Но, если ты не ошибаешься, то и слава Богу! Пусть ее хоронятъ!…

— Что это значитъ? ты смешься надо мной — и въ такое время! укоризненно произнесъ Заварницкій.

— Ты это сейчасъ узнаешь, отвчалъ Кохтаевъ, запирая дверь въ кабинета на ключъ, чтобы ихъ никто не могъ слышать…

Алевтину Михайловну Дребезгину хоронили съ большими церемоніями и торжественностью, въ сопровожденіи городскаго духовенства со всхъ церквей, соборныхъ пвчихъ и множества сосдей. За печальной процессіей слдовали длинные ряды экипажей окрестныхъ помщиковъ и городскихъ жителей, со всхъ сторонъ ее окружали массы любопытныхъ разныхъ лтъ, половъ и званія, начиная отъ дома Дребезгина въ Екатериновк до городскаго кладбища, находившагося при възд въ Новогрунтовскъ,— гд Алевтина Михайловна и была погребена въ склеп большой фамильной часовни, выстроенной еще предками Дребезгина, которые вроятно имли постоянное пребываніе въ Новогрунтовск. На деревенскомъ кладбищ, въ Екатериновк, не былъ похороненъ ни одинъ изъ Дребезгиныхъ. Лицо Дребезгина при церемоніи было очень печально, и онъ шелъ все время за гробомъ съ непокрытою головою, поддерживаемый съ одной стороны подъ, руку Шниперовымъ, а съ другой — узднымъ предводителемъ дворянства. Гробъ сначала былъ снесенъ въ кладбищенскую церковь, а оттуда, по совершеніи обдни и отпванія, отнесенъ въ склепъ часовни. Убранная въ гробу гирляндами свжихъ розъ, въ бломъ плать, съ внкомъ на голов, съ тонкой улыбкой на губахъ и живымъ румянцемъ, Алевтина казалось не мертвою, а счастливой невстой, уснувшей въ подвнечномъ плать, въ веселыхъ грезахъ. ‘Точно живая, точно живая…’ слышался шопотъ повсюду, но Шниперовъ такъ презрительно посматривалъ ни произносившихъ это, какъ будто говорилъ: ‘Невжды, вы ничего не понимаете… Ужъ я лучше васъ знаю, что она умерла’. И шопотъ умолкалъ. При пніи погребальнаго канона Дребезгинъ выронилъ нсколько слезъ. Въ числ присутствовавшихъ при погребеніи находились и Заварницкій съ княземъ Кохтаевымъ. Они имли крайне тревожныя физіономіи и не спускали глаза съ усопшей до самаго того времени, пока закрыли крышку гроба. Бросивъ по обычаю на гробъ своей жены небольшую горсть земли, Дребезгинъ ухалъ съ кладбища въ Екатериновку, гд былъ приготовленъ для приглашенныхъ погребальный столъ. Вслдъ за нимъ стали узжать и расходиться зрители… На кладбищ остались только въ часовн Заварницкій, князь Кохтаевъ и мастеровые, приступившіе къ задлк склепа… Когда эта работа была окончена, часовню заперли на ключъ и доставили его въ Екатериновку — помщику. Похоронивъ жену, Дребезгинъ на другой же день ухалъ въ Петербургъ. О смерти своей жены онъ не извщалъ Мономаховыхъ, потому что они были въ то время заграницею и, слдовательно, не могли пріхать на погребеніе племянницы. Вообще Дребезгинъ, не любившій никакихъ церемоній, торопился похоронами, чтобы поскоре все кончить.

Новогрунтовское кладбище, какъ обыкновенно водится въ уздныхъ городахъ, было въ очень жалкомъ вид. Оно было обнесено невысокой каменной оградой, мстами разрушенной, такъ что въ бреши ея входили и люди и животныя, деревянные ворота давно упали съ петлей и, провалявшись нсколько мсяцевъ на земл, были разобраны бдными кладбищенскими сосдями на топливо. Въ караулк на кладбищ при церкви находился сторожъ, дряхлый инвалидъ, еле двигавшій ноги, съ медалью за 1812 годъ, глухой, исправлявшій свою должность лишь днемъ, тмъ, что выгонялъ забредшихъ на кладбище животныхъ, ночью же онъ спокойно и сладко спалъ, въ полной увренности, что его покой не можетъ ни кмъ быть нарушенъ. Окраины уздныхъ городовъ всегда представляютъ маленькіе домишки отъ одного до трехъ оконъ, на половину вросшіе въ землю, землянки и лачужки, наполненныя самымъ бднымъ городскимъ людомъ, который проработавъ съ ранняго утра часовъ съ 6-ти, цлый день до 6-ти часовъ вечера, въ это время ужинаетъ засвтло, чтобы обойдтись безъ свчей, и укладывается спать, такъ, что въ девять часовъ вечера въ этихъ мстностяхъ нельзя встртить живой души на улицахъ.

Около двнадцати часовъ ночи, въ день погребенія Дребезгиной, къ оград Новогрунтовскало кладбища, со стороны выходившей въ поле, подъхалъ экипажъ, запряженный парою лошадей. Изъ экипажа вышло двое мужчинъ въ военныхъ шинеляхъ, держа подъ полами заступы, и въ брешь прошли на кладбище по направленію къ часовн. Ночь была очень темная, небо покрыто тучами и шумлъ проливной дождь, такъ что еслибы сторожъ проснулся и вышелъ бы изъ караулки — и тогда онъ едва ли бы могъ замтить проходившихъ. Они отперли бывшимъ съ ними ключомъ часовню, зажгли потайный фонарь и принялись усердно за работу — разрытіе склепа.

Когда крышка съ гроба была снята, Заварницкій долго присматривался къ покойниц.

— Что? спросилъ у него князь Кохтаевъ.

— Она не просыпалась. Сколько адскихъ мукъ я перенесъ въ эти часы!..

— Ты… посдлъ… тихо замтилъ Кохтаевъ.

— Она могла задохнуться… Мы приняли ничтожныя мры… Я проклиналъ себя за свое ршеніе и тебя за совтъ… Ты но знаешь, чмъ могло кончиться дло… Но, Господи! ты не захотлъ столько жертвъ и смиловался. Знай, Кохтаевъ, что если-бы мы нашли ее мертвою, я бы не вышелъ изъ часовни… Заварницкій вынулъ изъ кармана револьверъ и показалъ товарищу. Тотъ понялъ его и вздрогнулъ.

Вынувъ тло изъ гроба, молодые люди укутали его своими шинелями, посл чего вновь закрыли гробъ и задлали склепъ. За тмъ часовня была заперта, тло отнесено въ экипажъ и отвезено въ квартиру князя Кохтаева, въ мезонинъ, гд съ этого времени и поселился Заварницкій.

Прошла недля, другая, но спавшая летаргическимъ сномъ Алевтина не просыпалась. Князь Кохтаевъ началъ предполагать, что его другъ или заблуждается, или помшался,— но Заварницкій, не видя разложенія трупа, не терялъ надежды. Онъ до такой степени измнился за это время, что его съ трудомъ можно было узнать, онъ сталъ боле похожъ на мертвеца, чмъ на живаго человка: впалые глаза смотрли дико, лицо осунулось, волосы приподнялись какъ у помшаннаго, въ движеніяхъ явилась какая-то неувренность и торопливость, каждая бездлица, малйшее противорчіе выводили его изъ себя и повергали въ бшенство. Заварницкій выходилъ изъ мезонина только въ лазаретъ по служб, отъ прочей практики онъ совершенно отказался — и цлые дни и ночи просиживалъ около спящей, ожидая ея пробужденія. Въ комнаты въ мезонинъ входилъ только князь Кохтаевъ, дежурившій при Алевтин во время ухода Заварницкаго въ лазаретъ, и деньщикъ изъ татаръ, посвященный въ тайну, отличавшійся необыкновенною преданностью къ Кохтаеву. Чтобы объяснить истинную причину затворничества Заварницкаго, самъ онъ и Кохтаевъ объявили товарищамъ, что онъ занятъ приготовленіемъ къ экзамену и дисертаціей на степень доктора медицины и хирургіи. По этому его никто не тревожилъ посщеніемъ и не безпокоилъ разспросами о рзкой перемн его характера.

Окончивалась третья недля летаргическаго сна Алевтины. 28-го іюля офицеры Д—скаго полка праздновали свой полковой праздникъ. Утромъ была закуска и обдъ у полковаго командира, а вечеромъ они забрались къ казначею, появились карты, полилось вино, смхъ, шумные разговоры и тосты, все замтно усиливавшіеся по мр исчезновенія вина въ бутылкахъ и дйствія хмля въ головахъ пирующихъ, какъ вдругъ, подъ конецъ вечера, полковому адъютанту блеснула новая фантазія: сдлать неожиданный сюрпризъ хозяину — и онъ по секрету, отъ него послалъ за полковыми музыкантами, которые не замедлили явиться, и цлый оркестръ неожиданно грянулъ подъ окнами квартиры полковаго казначея. Заварницкій въ это время сидлъ около спящей и читалъ, заперевъ двери въ мезонинъ на ключъ, чтобы къ нему не вошелъ кто либо изъ подкутившихъ товарищей. Шумъ и крики внизу доставляли ему величайшее мученье, онъ боялся потревожить Алевтину, опасаясь, согласно прочитанному имъ въ одномъ англійскомъ журнал, что насильственное пробужденіе можетъ вызвать у больной другіе болзненные симптомы, гораздо опаснйшіе по послдствіямъ, напримръ, припадки падучей болзни и проч., какихъ случаевъ приводилось въ этомъ сочиненіи очень много. Но деликатность не позволяла ему просить князя Кохтаева уменьшить по возможности оргію, когда же раздался оркестръ, Заварницкій съ бшенствомъ вскочилъ со стула и хотлъ бжать къ Кохтаеву… Онъ уже взялся было за ручку двери, но что-то невольно заставило его остановиться и оглянуться назадъ. Ему показалось, будто Алевтина шевельнулась… Не довряя глазамъ своимъ, Заварницкій замеръ на мст.. Дребезгина дйствительно еще разъ дрогнула и вдругъ приподнялась до половины, обвела изумленными глазами комнату, протерла ихъ въ недоумніи рукой, пробормотала нсколько непонятныхъ словъ и упала вновь на подушку, какъ будто-бы отъ сильной головной боли. Заварницкій поспшилъ скоредать ей эфиру, ране онъ его почему-то не употреблялъ и ждалъ натуральнаго исхода сна, чрезъ нсколько минутъ Алевтина приподнялась во второй разъ.— ‘Гд это я?…’ произнесла она, вполн явственно.

— У врача, отвчалъ ей Заварницкій съ радостною дрожью въ голос и съ боязнію, чтобы Дребезгина не потребовала сейчасъ же отправки ее въ Екатериновку.— Ради Бога, Алевтина Михайловна, умолялъ онъ ее,— ни о чемъ нераспрашивайте меня сегодня!… Поговоримъ, когда вы успокоитесь… Я такъ счастливъ вашимъ возвращеніемъ къ жизни… Заварницкій закрылъ рукою лицо, чтобы скрыть слезы.— Доврьтесь мн — и я все сдлаю по вашему приказанію… Не знаю, узнали-ли вы меня…

— Я помню и знаю все, отвчала ему Алевтина, — но что это съ вами, какъ вы перемнились?… Она протянула ему свою нжную тонкую руку, которую онъ съ трепетомъ поцаловалъ.

— Всякое волненіе вамъ вредно, замтилъ Заварницкій молодой женщин.— Скажите, что вы чувствуете въ настоящее время?…

— У меня только голова тяжела… а второе… мн совстно признаться: я хочу сть…

Заварницкій поспшно приложилъ примочку къ ея голов и побжалъ за бульономъ.

Чрезъ нсколько часовъ силы Дребезгиной поправились настолько, что она могла пройдтись по комнат, опираясь на руку Заварницкаго. Она разсказала ему, что, впавши въ обморокъ, при паденіи съ лошади, она ршительно была въ полномъ сознаніи, слышала разговоръ съ Кохтаевымъ, чувствовала, какъ ее везли домой,— но потомъ впала въ забвеніе, которое начало было проходить при ея погребеніи, она знала, что ее хоронятъ живую, хотла сдлать движеніе, крикнуть, но не могла. Она говорила, что состояніе ея въ то время весьма похоже на то, какое чувствуетъ человкъ во время кошмара или сильнаго прилива крови къ голов во время сна. Сознаніе въ продолженіе періода сна являлось у нея нсколько разъ — и такъ же прекращалось. Напримръ, она слышала, какъ опускали въ склепъ гробъ и какъ ударились о сводъ глыбы земли,— но потомъ, посл сильнаго напряженія крикнуть, ей казалось, что вся она погружается въ какуют тьму и вс отправленія чувствъ съ этого момента у ней прекратились, за тмъ, когда Заварницкій и Кохтаевъ переносили ее въ экипажъ и въ мезонинъ, она хорошо сознавала, что съ нею длаютъ и слышала ихъ разговоръ,— а когда была принесена и положена въ постель, то вновь почувствовала себя куда-то опускаемою въ тьму — и сознаніе прекратилось. Посл этого сознаніе являлось у ней еще раза два, но на непродолжительныя мгновенія. Иногда даже слухъ ея длался чрезвычайно тонокъ — и она слышала громкій разговоръ на улиц, игру на шарманк или скрыпъ тлегъ и лай собакъ. Полному же пробужденію ея предшествовалъ необыкновенный шумъ въ ушахъ, заставившій ее вздрогнуть — и съ этого момента она пріобрла силу воли надъ нервной системой. Самымъ ощутительнымъ послдствіемъ ея сна была сильная головная боль, продолжавшаяся около недли, и слабость въ ногахъ, кром того, у ней явился чрезмрный апетитъ. Радость князя Кохтаева за счастіе своего друга не имла границъ. Пылкій горецъ сулилъ имъ горы счастія. Онъ тотчасъ же озаботился съ Заварницкимъ доставить Алевтин Михайловн гардеробъ и все для нея необходимое.

Изъ прошлой жизни Алевтины Михайловны съ своимъ первымъ мужемъ, изъ послдняго разговора ея съ нимъ во время несчастной прогулки, можно было заключить, что онъ тяготился женою и былъ бы согласенъ на разводъ съ нею. Первое было вполн справедливо: Дребезгинъ принадлежалъ къ людямъ, которые не могутъ переносить присутствія около себя никакой порядочной женщины, но на разводъ съ Алевтиной онъ едва-ли бы согласился: ему нужны были деньги своей жены, иначе ему приходилось погибать,— а потому онъ употребилъ-бы вс мры чтобъ не выпускать изъ рукъ своей жертвы. Если Дребезгинъ обращался съ своею женою деспотически, то разсчитывалъ этимъ путемъ, надясь на ея дтство и незнаніе жизни, крпче взять ее въ руки, чтобы быть полнымъ властелиномъ ея состоянія,— но встртя серіозную опозицію, онъ одумался бы и употребилъ бы другой пріемъ и тонъ. О развод же онъ во всякомъ случа и не думалъ.

О денежныхъ обстоятельствахъ ея мужа Алевтин Михайловн разсказывали Мономаховы, характеръ же его она безошибочно поняла сама, поэтому, пробудившись отъ летаргическаго сна и поправившись въ здоровь, она не обратилась къ мысли о развод. Дла Дребезгина, посл смерти его жены, приняли самое плачевное положеніе, въ которомъ онъ до тхъ поръ еще не находился: кредиторы, какъ бы условившись, вс единодушно подали векселя ко взысканію, не давая ни малйшей отсрочки,— и онъ кое-какъ усплъ расплатиться съ ними, оставшись совершенно нищимъ, вс имнія пошли на уплату долговъ и не принадлежали уже боле ему. По служб открылись также денежные недочеты, вслдствіе которыхъ его попросили подать въ отставку,— по были на столько милостивы, что не лишили его пенсіона, на который онъ и существовалъ. Но самымъ тягостнымъ для него бременемъ, мшавшимъ возможности сдлать какую-либо спекуляцію, былъ искъ на него Мономахова, требовавшаго возвращенія приданаго жены, состоявшаго кром денегъ, въ вещахъ, экипажахъ, лошадяхъ, бриліантахъ и тому подобнаго, на очень крупную сумму,— въ пользу своихъ дтей. Пока еще было старое судопроизводство, Дребезгинъ, съ помощію совтовъ разныхъ крючковъ, отдлывался, отписывался и тянулъ дло въ продолженіи долгихъ лтъ, но, вотъ, на бду его и многихъ ему подобныхъ, открылись новыя судебныя учрежденія — и Мономаховъ прибгнулъ къ гласному судопроизводству. Дло это уже разбиралось въ окружномъ суд, ршено не въ пользу Дребезгина — и онъ только для проволочки времени подалъ на кассацію, какъ вдругъ встртилъ на Невскомъ проспект Алевтину…

ГЛАВА VI.

— Изъ всего моего имущества въ прошлой жизни, сказала однажды Алевтина Михайловна, бесдуя посл своего выздоровленія съ Заварницкимъ и княземъ Кохтаевымъ, — я бы желала имть одну вещь.

— Какую? Живо спросили они.

— Вашу тетрадку, которую вы забыли въ письменномъ стол, узжая отъ Мономаховыхъ, отвчала Алевтина, обращаясь къ Заварницкому.

— А вы читали ее?

— Да. Это были единственныя минуты, въ которыя я оживала. О! я многое перенесла за это время и стала совсмъ не той, какой вы знали меня у Мономаховыхъ. Къ несчастію, я прочла вашу тетрадку, когда уже была замужемъ.

Слова эти заставили сильне забиться сердце Заварницкаго… Онъ видлъ уваженіе и. расположеніе къ себ Алевтины, читалъ въ глазахъ ея любовь къ себ, но не слыхалъ еще ея ршенія о своей будущности и боялся заводить съ нею рчь объ этомъ предмет. А между тмъ уже наступило время полнаго ея выздоровленія, и благоразуміе говорило, что нужно что-нибудь предпринять, такъ какъ въ такомъ положеніи и обстановк нельзя было долго оставаться. Послднія же слова Алевтины давали Заварницкому надежду, что она не возвратится къ своей прошлой жизни. Князь Кохтаевъ понялъ, что между молодыми людьми наступила минута для объясненія и ршенія разъ навсегда своей судьбы, а потому, молча, вышелъ изъ комнаты, оставивъ ихъ вдвоемъ.

— Да, заговорила вновь Алевтина, — я чувствую, что я ожила для лучшей и живой жизни… Но я не знаю, какъ выдти на улицу, явиться на свтъ, начать первый шагъ… Укажите мн дорогу… Спасите меня!… Молодая женщина склонила свое заплаканное лицо къ Заварницкому.

— Алевтина! вы знаете мои чувства…

— Я не хочу, продолжала Алевтина, — возвращаться ни къ мужу, ни къ роднымъ… прежнее общество меня нисколько не интересуетъ… Возвратиться къ нимъ — значитъ разстаться со всми своими золотыми мечтами… Довольно!…. Я и то много выстрадала… Къ чему мн скрываться предъ вами доле, когда вы вроятно давно уже все видите: я любила васъ двушкой, любила за все время своего замужества, люблю и теперь…

— Будь моею, будь моимъ счастіемъ, радостью, жизнью!… твердилъ Заварницкій, страстно обнимая молодую женщину.

— Но какъ же это мы устроимъ?.. спросила Алевтина, когда восторженное состояніе ихъ нсколько улеглось.

— Я объ этомъ много думалъ и составилъ планъ, но ничего еще не предпринялъ, не зная твоего ршенія…

— Могъ ли ты въ немъ сомнваться!… сказала ему съ укоромъ Алевтина.

Заварницкій съ чувствомъ поцловалъ ей руку.

— Мн нужно посовтоваться, замтилъ онъ,— съ Кохтаевымъ, я бы желалъ уладить дло какъ можно скоре.

На совт молодые люди ршили между собою слдующее: Заварницкій завтра же долженъ будетъ подать полковому командиру два прошенія, одно объ отпуск на 28 дней, а другое объ отставк, — первое нужно было ему для того чтобы имть документъ о званіи, для совершенія брачнаго обряда и для вызда, а второе для опредленія на службу въ другой мстности, затмъ, онъ долженъ немедленно повнчаться…

— Но какой же священникъ согласится на это? спросилъ Заварницкій.

— Я спрашивалъ полковаго священника, видлъ ли онъ когда въ лицо генеральшу Дребезгину, отвчалъ Кохтаевъ — и получилъ отвтъ: нтъ. Поэтому мы можемъ отъ него скрыть званіе Алевтины Михайловны, и она можетъ перевнчаться подъ псевдонимомъ. Устройство же этого дла въ другомъ мст представляетъ очень много затрудненій.

Затмъ, посл внчанія Заварницкій долженъ былъ тотчасъ же ухать куда-нибудь подальше, найти себ тамъ мсто и зажить съ женою новой жизнью.

Планы молодыхъ людей, хотя съ разными затрудненіями и препятствіями, сбылись. Они нашли старое метрическое свидтельство какой-то купеческой дочери Алевтины Константиновны Воскресенской, ровесницы Алевтины, которая и была повнчана подъ этимъ именемъ съ Заварницкимъ. Обрядъ происходилъ въ ночное время и въ глубокой тайн. Въ слдующую ночь Заварницкій выхалъ съ своею женою изъ Новогрунтовска навсегда. Они поселились въ одномъ изъ губернскихъ городовъ югозападной Россіи. При любви къ мужу и руководств его практическими совтами, выработанными опытомъ жизни, Алевтина скоро освоилась съ своимъ новымъ положеніемъ небогатой женщины, жены врача. Окруживъ заботливостью его домашнюю обстановку, чтобы онъ находилъ въ ней удовольствіе въ минуты отдыха и пріобрталъ бы силы къ дальнйшимъ трудамъ,— находясь въ постоянныхъ трудахъ и занятіяхъ, Заварницкая, казалось, забыла о своемъ прошломъ и была совершенно счастлива. Одна только мысль о разлук съ мужемъ, въ случа войны, иногда возмущала ея спокойствіе, но она не ршалась просить его о перемн службы, зная на этотъ предметъ его твердыя убжденія. Заварницкій занимался своею спеціальностію очень серіозно, выдержалъ экзаменъ на доктора медицины и хирургіи и написалъ нсколько дльныхъ брошюръ по медицин, которыя обратили на себя такое значительное вниманіе въ Петербург, что, при открытіи тамъ вакансіи, Заварницкій былъ вызванъ туда для занятія гораздо высшаго мста сравнительно съ его должностью въ полку батальоннаго врага. Но назначеніе это не особенно обрадовало Заварницкихъ, имъ тяжело было разстаться съ тмъ городомъ, гд они пользовались общей любовью и уваженіемъ и гд были такъ счастливы. Не смотря на то, Заварницкій не могъ отказаться отъ этого вызова и принялъ его, въ виду дальнйшихъ служебныхъ шансовъ и полной возможности доставить въ Петербург дтямъ высшее образованіе, по выбору и подъ своимъ наблюденіемъ. Что же касается до предчувствій Алевтины, то Заварницкій успокоивалъ жену, что они будутъ находиться въ совершенно другомъ кругу общества — и десять лтъ такъ значительно измнили наружность, что старинныя ея знакомыя найдутъ у ней, встрчаясь на улиц, лишь сходство съ прежней баронесой Цадебель или генеральшей Дребезгиной.

Но мы видли, что Дребезгинъ узналъ свою жену въ Пассаж, почти съ перваго взгляда.

ГЛАВА VII.

Въ день, въ который происходило въ окружномъ суд разбирательство дла о брак Заварницкихъ, почти съ семи часовъ утра (не смотря на то, что разбирательство было назначено въ двнадцать) большая часть городскаго населенія спшила къ зданію Окружнаго суда, чтобы занять мста поудобне и получше. Не только зала, прилегающія къ ней комнаты и коридоръ окружнаго суда были переполнены народомъ, но масса его находилась и во двор, и на улиц. Особое любопытство было возбуждено преимущественно у прекрасной половины общества, изъ которыхъ многія смотрли на Алевтину Михайловну, какъ на страшное чудовище, которое не довольствовалось однимъ мужемъ, а другія — слышавшія о ея летаргическомъ сн — считали ее то притворщицей, то невинной жертвой Заварницкаго.

Заварницкіе сидли на скамь подсудимыхъ, съ опущенными головами. Публик казалось, что Алевтина была въ мене тревожномъ состояніи духа, чмъ ея второй мужъ. На самомъ дл это ршить было очень трудно, потому что оба они были чрезвычайно взволнованы. Нахмуренный и задумчивый Заварницкій все время ни разу не взглянулъ на публику, онъ уныло смотрлъ внизъ и только изрдка подымалъ свои глаза на судей, но вмст съ этимъ онъ наблюдалъ, что длается съ его женою — и когда замчалъ на ея лиц внезапную блдность или тревогу въ глазахъ, онъ шепталъ ей подкрпленіе и ободреніе. Лицо Алевтины мнялось неоднократно, щеки ея то блднли, то покрывались румянцемъ, иногда она посматривала на публику съ какимъ-то страннымъ — не то самодовольнымъ, не то вызывающимъ взглядомъ. То вдругъ въ воображеніи ея возникали мрачныя картины ссылки въ Сибирь, со всми ужасами и лишеніями. Но боле всего Заварницкіе страдали за будущность своихъ дтей. Въ окружной зал, въ числ свидтелей, находились Мономаховы и князь Кохтаевъ, священикъ же внчавшій Заварницкихъ — умеръ, а деньщикъ изъ татаръ — по розыску не оказался. Послднія два лица были вызваны, какъ подписавшіе обыскъ въ книг при совершеніи брачнаго обряда. Въ виду очныхъ ставокъ съ Мономаховыми и со многими своими знакомыми, Алевтина Михайловна созналась, въ показаніи у судебнаго слдователя, что она дйствительно урожденная баронеса Цадебель и бывшая жена Дребезгина… Заварницкій также показалъ, что онъ женился на ней зная, что она состояла въ замужеств, — и скрылъ только о томъ, какое непосредственное участіе въ судьб ихъ принималъ князь Кохтаевъ. Отъ защиты Заварницкіе отказались, полагаясь на совсть присяжныхъ засдателей и безпристрастіе судей. Посл обычныхъ формальностей былъ прочитанъ обвинительный актъ, главнымъ образомъ основанный на признаніи самихъ подсудимыхъ, потомъ начался допросъ свидтелей. Дребезгинъ, разсказывая о смерти своей жены, упомянулъ при этомъ, что Заварницкій протестовалъ противъ похоронъ его жены, доказывая, что она въ обморок,— но докторъ Шниперовъ убдилъ его въ противномъ. Изъ этого Дребезгинъ выводилъ заключенія въ сугубой виновности Заварницкаго, не принимавшаго мръ и не настаивавшаго на непогребеніи его жены, въ виду своихъ преступныхъ замысловъ. Въ словахъ его можно было видть желаніе возвратить себ обратно свою жену и, въ то же время, сознаніе, что этого быть не можетъ и какое-то странное оправданіе: изъ-за чего затяно имъ настоящее дло… Впослдствіи Дребезгинъ самъ уже сожаллъ объ этомъ, но посл его первыхъ заявленій судебной власти дло не могло быть прекращено. Предсдатель суда нсколько разъ останавливалъ разсужденія и умозаключенія Дребезгина. Показаніе Шниперова ограничились заявленіемъ, что летаргическій сонъ еще не изслдованъ въ медицин, а потому ему легко было ошибиться и принять спящую за мертвую. Затмъ былъ спрошенъ князь Кохтаевъ, говорившій много и съ увлеченіемъ, по выслушаніи этого свидтеля, прокуроръ всталъ и заявилъ суду, что князь Кохтаевъ долженъ быть привлеченъ къ суду не какъ свидтель, но къ отвтственности, какъ соучастникъ въ преступленіи, что онъ ясно обнаружилъ въ своемъ показаніи. Это обыкновенное въ подобныхъ случаяхъ заявленіе до того испугало Алевтину, что она стала смотрть на прокурора, какъ на своего врага. Мономаховы въ своемъ показаніи сообщили, что племянница ихъ неохотно шла за Дребезгина и о тхъ отношеніяхъ, которыя были между супругами, причемъ личность Дребезгина была выставлена въ очень нелестныхъ для него краскахъ. Обвинительная рчь прокурора длилась не долго, такъ какъ факты говорили сами за себя. Потомъ предсдатель суда обратился съ вопросомъ къ подсудимымъ: что могутъ они добавить въ свое оправданіе? Встревоженная обвинительною рчью прокурора, Алевтина встала со скамейки подсудимыхъ, гораздо боле похожая на мертвую въ это время, чмъ она походила во время летаргіи,— и взволнованнымъ умоляющимъ голосомъ попросила выслушать ея печальную исторію до втораго замужества. Она не пропустила ни одной странички изъ этого періода ея жизни… Разсказала о любви къ себ Заварницкаго, о его вліяніи на нее, о своемъ развитіи, несчастномъ замужеств, обращеніи съ нею перваго мужа и его характер, объ ожидавшей ее дальнйшей участи въ этомъ брак, о пренебреженіи мужа къ ея жизни въ виду заявленія доктора, что она не умерла,— наконецъ о заботливости во время ея сна Заварницкаго, чувствахъ его къ ней и полной надежд на счастіе ея съ любимымъ человкомъ, которая и оправдалось на дл. Въ заключеніе Алевтина упомянула о дтяхъ, о заслугахъ своего втораго мужа. Эта умоляющая рчь женщины, чуждая всякихъ афектацій и холодныхъ юридическихъ умозаключеній, лилась прямо въ сердце и произвела на слушателей потрясающее дйствіе. Въ зал царила глубочайшая тишина. Глаза публики были влажны, сами судьи и присяжные засдатели употребляли большія усилія, чтобы сохранить овой нервы въ надлежащемъ порядк. Заварницкій къ словамъ жены въ свое оправданіе добавилъ, что онъ не могъ остановить погребеніе при тхъ условіяхъ, въ которыхъ онъ находился, и что заране обдуманнаго плана, до пробужденія его жены изъ летаргическаго сна, на бракъ съ нею у него быть не могло, такъ какъ по выход ея въ замужество, за Дребезгина, онъ не видался съ нею, не переписывался, а потому и не могъ знать, сохранила ли она къ нему т чувства, которыя питала въ двушкахъ. Кром того, если бы по пробужденіи своемъ жена его, хотя однимъ словомъ, высказала бы ему желаніе возвратиться къ первому мужу или къ своимъ роднымъ, онъ безпрекословно выполнилъ бы ея желаніе, не высказывая на этотъ счетъ никакого своего взгляда. Но, страстно любя женщину и будучи любимымъ ею взаимно, лишить ее и себя счастія и отдать безъ ея согласія другому человку, съ которымъ нтъ ничего общаго,— онъ считалъ двойнымъ убійствомъ и не могъ отказаться отъ счастія, которое не причинило никому матерьяльнаго или нравственнаго урона… Корыстныхъ же побужденій къ этому браку у него, само собою разумется, не было.

Между тмъ, предсдатель обратился съ обычною увщевательною рчью о безпристрастіи къ присяжнымъ засдателямъ, которые тотчасъ же удалились и чрезъ пятнадцать минутъ вынесли слдующіе вердикты: о Заварпицкой — ‘виновна, но заслуживаетъ снисхожденія’ и о Заварницкомъ: ‘да, виновенъ’.

Въ зал воцарилась тишина.

——

Отъ автора. Къ сожалнію, я не знаю, чмъ окончательно ршилось это дло. Говорятъ, что Заварницкіе были помилованы.

‘Нива’, NoNo 43—48, 1874

Какъ ихъ судить?

Читайте также: