Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко. Томъ восьмой
Изданіе Т-ва А. Ф. Марксъ въ Петроград. 1914
Въ біографіи извстнаго провинціальнаго писателя, А. C. Гаицскаго, изданной нижегородской ученой архивной комиссіей, приводится, между прочимъ, слдующій характерный эпизодъ: въ ‘Нижегородскомъ Ярмарочномъ Листк’ (одной изъ первыхъ ласточекъ провинціальной печати), редакторомъ котораго состоялъ покойный писатель, появилось въ 1871 или 1872 году объявленіе нкоего г-на Лика о контор для найма и рекомендаціи прислуги. ‘Въ наше время, — пишетъ біографъ, — такія конторы открываются съ соотвтствующаго разршенія полиціи и безъ дальныхъ околичностей приступаютъ къ взиманію соотвтствующей платы за комиссію. Но въ т наивныя времена каждое новое дло ставилось принципіально и не обходилось безъ нкотораго паоса… Поэтому и г. Ликъ въ своемъ объявленіи прибгаетъ къ примрамъ ‘просвщенныхъ странъ’, говоритъ о прогресс, объ общественномъ благ и чуть ли даже не ‘о любви къ отечеству и народной гордости’. А. С. Гацискій, отмчая новое учрежденіе въ своемъ фельетон, обращаетъ вниманіе на одну сторону дла, упущенную изъ виду Ликомъ, общавшимъ всевозможныя гарантіи и справки о поведеніи прислуги нанимателю. Хорошо, возражаетъ Гацискій, — но отчего же нтъ рчи о гарантіяхъ и справкахъ для нанимающихся? ‘Кто бы ни былъ нанимающійся, — гувернеръ или кучеръ, управляющій или дворникъ, — онъ долженъ имть въ акт условія одинаковыя права съ нанимателемъ. Что такое наемъ? Если это обоюдно-свободное условіе одного лица съ другимъ… то оно должно существовать на тхъ же основаніяхъ, какъ и всякій разумный договоръ двухъ заинтересованныхъ сторонъ, со всми разумными послдствіями. Если договоръ такого рода, что требуетъ непремнно гарантіи, — гарантія необходима съ обихъ сторонъ. А если это такъ, то странно, что, налаживая своего рода main inerte на нанимающагося, г. учредитель не допускаетъ въ то же время недобросовстности нанимателя. А вдь это легко можетъ случиться’…
Эти простыя соображенія написаны боле четверти вка назадъ, но, какъ справедливо полагаетъ біографъ, — ‘они не утратили своей свжести и въ наше время, когда въ значительно выросшей россійской пресс вновь и неоднократно подымается все тотъ же ‘вопросъ о прислуг’. Въ то время идея равноправности только что освобожденнаго меньшаго брата, провозглашенная сверху въ основныхъ положеніяхъ, проводилась послдовательно и неуклонно во вс мелкія развтвленія житейскихъ отношеній. Съ тхъ поръ многое вокругъ насъ измнилось: идея освобожденія десятилтіями проникала въ практику жизни и обоюдно укоренялась въ правахъ. Это, конечно, преимущество нашего времени, черта бытового прогресса. Фактически мы имемъ теперь гораздо больше равноправности въ житейскомъ обиход, чмъ въ т времена, когда практика во всемъ объем житейскихъ отношеній была еще полна крпостническихъ привычекъ съ обихъ сторонъ. Но за то въ иде — мы заключали тогда отъ рабства къ свобод. Теперь у насъ гораздо больше свободы въ нравахъ, но какъ часто мы опять заключаемъ — отъ свободы кърабству’… {Сборникъ въ память А. С. Гацискаго. См. тоже ‘Р. Вд.’ 1894 г., No 319, ст. ‘Изъ исторіи областной прессы’.}
Эти мысли приходятъ въголову каждый разъ, когда въ пресс возникаетъ ‘вопросъ о прислуг’. А возникаетъ онъ ежегодно, въ промежутки, когда остальныя ‘злобы дня’ оскудваютъ. И тогда, особенно столичная мелкая пресса начинаетъ настойчиво и страстно напоминать о ‘рабской зависимости хозяевъ отъ прислуги’ и о ‘порокахъ’ послдней.
Въ данную минуту вопросъ опять на очереди не потому, чтобы не было другихъ боле животрепещущихъ темъ, напротивъ, темы есть, и сама по себ печать дала бы отдыхъ вопросу о прислуг, если бы случайно онъ не былъ поставленъ съ двухъ, можно сказать, совершенно противуположныхъ сторонъ.
——
Прежде всего сама ‘практика’ этого вопроса выдвинула и невольно привлекла вниманіе на нкоторыя его ‘проявленія’. ‘На дняхъ, — читаемъ мы въ ‘Сын Отечества’, — въ тифлисскомъ полицейскомъ управленіи происходилъ разборъ удивительнаго, почти невроятнаго дла. Контролеръ закавказской жел. дороги г. Горностаевъ, просилъ объ ‘освобожденіи отъ крпостной зависимости (!) 18-лтней двушки сироты Пелагеи Звревой’. Объ этомъ сообщила недавно газ. ‘Нов. Обозрніе’. Оказывается, что состоятельные люди Ивановы, живущіе въ собственномъ дом, держали у себя 18-лтнюю Полю Звреву, плохо кормили и постоянно колотили. Два года выносила двушка эту пытку и, наконецъ, избитая, ушла къ г-мъ Горностаевымъ, умоляя ихъ принять ее къ себ хоть даромъ. Горностаевы приняли, но недли черезъ дв г-жа Иванова на улиц, среди благо дня напала на Полю, вырвала изъ ея рукъ ребенка Горностаевыхъ и прогнала его, а Полю, кричавшую и просившую помощи, увела къ себ и заперла, въ присутствіи многочисленныхъ стороннихъ свидтелей’ {‘Сынъ Отеч.’, No251.}.
Очевидно, г-жа Иванова какъ будто проспала вс 30 лтъ съ тхъ поръ, какъ уничтожена крпостная зависимость. Нужно быть очень увренной въ своемъ прав, чтобы такъ ршительно, среди бла дня, на улиц ловить бглую крпостную и водворять ее на мсто. Однако, еще гораздо изумительне отношеніе къ этому длу тифлисской полиціи. Когда, по заявленію Горностаевыхъ, Поля была вызвана въ полицію, то приставъ прежде всего накинулся на нее. ‘Ты бродяга, ты чего исторіи затваешь… Ты должна жить у Ивановыхъ, или я тебя въ острогъ отправлю’ {Тамъ же.}.
Г-ж Горностаевой пришлось напоминать г. приставу, ‘что крпостное право отмнено боле 37 лтъ назадъ’.
Къ сожалнію, ‘Сынъ Отеч.’, изъ котораго мы заимствовали эту небольшую исторію, не приводитъ ея финала. Приставъ, какъ и околоточные, отказался освободить неправильно закрпощенную двушку, предлагая ‘жаловаться полицеймейстеру’. Авторъ цитированной замтки говоритъ, что гг. Горностаевы люди не безъ вліянія и ‘могутъ жаловаться’, изъ чего можно почерпнуть нкоторое утшеніе: вроятно, Поля теперь, когда я пишу эти строки, отъ крпостной зависимости уже какой-нибудь инстанціей освобождена. ‘Но что, если бы за Полю некому было заступиться?’ — спрашиваетъ газета, и предлагаетъ нашему вниманію другой случай изъ той же области.
Это дйствительно случай выдающійся, — настолько, что даже ‘Россійское телеграфное агентство’, не особенно щедрое на извстія такого рода изъ нашей внутренней жизни, сочло нужнымъ оповстить о немъ читающую публику въ обширной телеграмм. Дло вотъ въ чемъ.
28 ноября 1896 года Александра Зазинко подала прокурору кишиневскаго окружнаго суда прошеніе, въ которомъ, обвиняя жену губернскаго инженера, Ольгу Гаскетъ, и дочь ихъ, Леонору Гаскетъ, въ истязаніи, изложила, между прочимъ, слдующее: ‘Прослуживъ горничной у гг. Гаскетъ съ 24 августа но 8 октября с. г., и испытала столько невзгодъ и жестокихъ пытокъ отъ г-жи Ольги Гаскетъ, что (это) заставило меня оставить эту злосчастную службу и искать пріюта у другихъ людей. По поводу истребованнаго мною разсчета г-жа Гаскетъ обрушилась на меня всею силою истерическаго гнва и безвинно стала причинять мн побои, и чмъ дольше я кричала, чмъ жесточе она била меня, при чемъ, призвавъ на помощь дочь свою, Леонору, и остальную домашнюю прислугу, повалили меня на полъ, подняли вверхъ на голову юбку и рубаху и обнаженныя части тла г-жа Гаскетъ стегала бичевкой, пытаясь затмъ наложить ту же веревку мн на шею, чтобы задавить меня, при чемъ также бросилась на меня съ ножомъ, но въ этомъ остервененномъ бшенств была остановлена людьми, при помощи которыхъ я едва успла бжать. Отъ описанной выше операціи я занемогла и даже слегла въ постель, что и лишило меня возможности принести своевременно жалобу на преступныя дйствія Гаскетъ’…
Въ подтвержденіе своей жалобы Зазинко сослалась на 8 свидтелей, и эта жалоба послужила первоначальнымъ поводомъ къ процессу, о которомъ оповстило телеграфное агентство. Въ конц концовъ, Александру Зазинко все-таки оправдали…
Какъ, — скажетъ, быть можетъ, удивленный читатель, — разв судили не Ольгу Гаскетъ, а избитую Зазинко? Именно судили избитую Зазинко! Это-то обстоятельство и рисуетъ передъ нами самую характерную сторону въ злополучномъ ‘вопрос о прислуг’.
Вышло это вотъ какъ. По жалоб потерпвшей Зазинко было произведено полицейское дознаніе и… Это уже секретъ полицейскаго дознанія, какъ все это вышло, но только большинство свидтелей отказались подтвердить показаніе Зазинко, а не отказавшійся, нкто Ткачукъ, и заступившійся за Зазинко Довбышъ попали вмст съ нею на скамью подсудимыхъ. Первая за клевету на почтенную г-жуОльгу Гаскетъ, а Довбышъ и Ткачукъ по обвиненію въ томъ, что, ‘не участвуя сами въ преступленіи Зазинко, склонили ее все-таки къ совершенно сего преступленія’ (!!).
Оказалось, однако, что г-жа Ольга Гаскетъ слишкомъ ужъ натянула струну. Если бы она просто великодушно ‘простила’ избитую ею Александру Зазинко, то Зазинко такъ и осталась бы клеветницей. Но г-жа Ольга Гаскетъ пожелала еще, въ назиданіе, вроятно, остальному составу ‘распущенной прислуги’ — упрятать Зазинко въ тюрьму. Тогда, конечно, никто изъ ‘этихъ людей’ не посмлъ бы обращаться къ прокурорамъ. И вотъ г-жа Олъга Гаскетъ подаетъ вдобавокь жалобу, обвиняя избитую двушку въ клевет.
Результатъ и былъ оповщенъ телеграммой агентства. На суд оказалось, что Зазинко вовсе не клеветала, что ее дйствительно жестоко истязали, что она выскочила на улицу, ‘вся окровавленная, съ распущенными волосами’… ‘Она была въ отчаяніи, тмъ боле, что г-жа Гаскетъ грозила ее повсить и пыталась набросить веревку на шею’… Оказалось еще, что г-жа Гаскетъ и вообще истязала прислугу, но послдняя почему-то боялась говорить объ этомъ, и, наконецъ, было установлено документально, что ‘добрая барыня’ подкупала свидтелей и склоняла нкоего Домбровскаго къ подлогу ‘въ своихъ интересахъ по этому длу’. ‘Вы знаете, — писалъ ей, между прочимъ, нкто Сехметницкій (письмо прочитано на суд), сколько труда мн стоило убдить Дарью не показывать слдователю правду, какъ вы били Сашку’ (Зазинко). Въ виду всхъ этихъ показаній, обвинитель отказался поддерживать обвиненіе и, наоборотъ, выступилъ защитникомъ Зазинко. ‘Нарисовавъ полный портретъ г-жи Гаскетъ, г. обвинитель настаивалъ на полномъ оправданій обвиняемыхъ’… Нечего говорить, что присяжные вынесли оправдательный вердиктъ Зазинко, — и вотъ какимъ образомъ вышло, что она оправдана въ томъ, что ее били, истязали и грозили повсить…
Почти одновременно съ этими извстіями выступаетъ сначала на страницахъ ‘Спб. Вдомостей’, а затмъ и въ остальныхъ газетахъ новый проектъ урегулированія отношеній между нанимателями и нанимаемыми въ город С.-Петербург (подлежащій обсужденію думы ‘въ одномъ изъ ближайшихъ засданій’, какъ сказано въ газетахъ). Совпаденіе — нельзя сказать, чтобы очень выгодное для проекта, который, къ сожалнію, тоже долженъ быть отнесенъ къ числу актовъ, ‘заключающихъ отъ свободы къ рабству’ и вносящихъ начала, стоящія въ полномъ противорчіи съ основами новой, пореформенной русской жизни…
Вотъ важнйшія черты этого проекта въ томъ вид, какъ онъ появился въ газетахъ.
При управленіи с.-петербургскаго ‘градоначальника учреждается ‘контроль частной прислуги въ Петербург и пригородныхъ участкахъ’, съ соотвтствующимъ, разумется, штатомъ и канцеляріей. По утвержденіи и изданіи соотвтствующаго устава, вся прислуга, находящаяся въ Петербург и пригородныхъ участкахъ, должна быть въ теченіи 6 мсяцевъ записана въ алфавитные списки контроля и снабжена ‘служебными книжками’. Безъ такихъ книжекъ прислуга не иметъ права наниматься, а хозяева — принимать ее въ услуженіе. За книжку взимается съ прислуги 15 коп., а за перемну мста служенія устанавливается плата, въ размр одного рубля, который взыскивается посредствомъ особо установленныхъ марокъ, при чемъ этотъ расходъ несутъ об стороны, предъявивъ, не поздне 2-хъ недль со дня найма, книжку въ контроль для необходимыхъ отмтокъ. За нарушеніе этихъ правилъ наниматели подвергаются денежному взысканію до 30 р. или аресту не свыше 20 дней. Прислуга, вновь прибывшая въ столицу (?), обязана въ теченіи 3-хъ дней явиться въ контроль для полученія служебной книжки и билета на проживаніе безъ мста: эти билеты выдаются только на одинъ мсяцъ и могутъ быть возобновлены не иначе, какъ по представленіи прислугою основаній для отсрочки (съ противномъ случа ‘прислуга’ высылается изъ столицы?).
За нарушеніе этихъ правилъ, прислуга подвергается штрафу до ста р. или аресту до 1 мс. Если въ книжк прислуги окажется три неодобрительныхъ аттестата о служб, то она высылается къ мсту приписки, съ воспрещеніемъ жительства въ столиц отъ одного до трехъ лтъ. Дйствіе устава распространяется вообще на всю домашнюю прислугу, какъ-то: лакеевъ, камердинеровъ, кучеровъ, поваровъ, дворниковъ, швейцаровъ, кондукторовъ общ. каретъ, оффиціантовъ, боннъ, нянекъ, мамокъ, кухарокъ, горничныхъ, судомоекъ и прачекъ. Со временемъ имется въ виду учредить при контрол прислуги справочный отдлъ для указанія хозяевамъ — прислуги, и послдней — мстъ. Суммы, поступающія въ доходъ контроля, назначаются на содержаніе личнаго состава этого учрежденія и на проч. расходы, а также на выдачу наградъ прислуг за безупречную службу. Изъ образующихся остатковъ отъ доходовъ, устраивается пріютъ для престарлой и неспособной къ труду прислуги, общежитіе для временно оставшихся безъ службы и обратившихъ на себя вниманіе хорошимъ поведеніемъ слугъ, и, кром того, будетъ выдаваться единовременное пособіе прислуг, въ случа болзни или увчья’.
‘Новое Время’, приводя извлеченія изъ проекта, прибавляетъ, что онъ ‘безъ сомннія, нуждается еще въ немалой обработк’. Намъ кажется, что слово ‘обработка’ не совсмъ идетъ къ проекту, вызывающему, при самомъ поверхностномъ анализ, цлую массу недоразумній и именно въ своихъ основныхъ положеніяхъ. Прежде всего, онъ вводитъ новые налоги и взысканія, а это, какъ извстно, не предоставлено ни городскимъ управленіямъ, ни администраціи, и можетъ быть сдлано лишь въ законодательномъ порядк. Дале, самая квалификація ‘прислуги’, въ связи съ предъявленными къ ней требованіями, становится въ противорчіе съ многими существующими законоположеніями. Начнемъ съ того, что ‘прислуга, вновь прибывшая въ столицу, обязана въ теченіи 3-хъ дней явиться въ контроль для полученія служебной книжки и билета’. Этотъ пунктъ ршительно ставитъ въ тупикъ. Въ Россіи, какъ извстно, ни законъ, ни практика не знаетъ особой касты — прислуги, которая бы являлась прислугой, даже не состоя ни у кого въ услуженіи. У насъ есть крестьяне, мщане, люди духовнаго званія, дворяне и ‘разночинцы’, и изъ всхъ этихъ сословій пополняются также кадры прислуги. До тхъ поръ, пока я не поступилъ въ услуженіе, я, очевидно, не прислуга и имю законнйшее право не являться въ ‘контроль’ не только 3 дня, а хоть и 3 года. Но представьте, что по истеченіи 3 мсяцевъ по прізд въ столицу мои обстоятельства сложились такимъ образомъ, что я вынужденъ поступить въ кучера, лакеи, управляющіе или въ качеств ‘бонны’. И вотъ, я уже подлежу штрафу за то, что пользовался своимъ неотъемлемымъ правомъ въ качеств русскаго обывателя и проживалъ въ столиц, не являясь въ контроль по истеченіи 3-хъ дней.
Какимъ образомъ, въ самомъ дл, заставить кого-нибудь, прізжающаго въ столицу, немедленно заявлять о своемъ желаніи поступить въ прислуги, если это сразу ставитъ его въ положеніе человка, лишеннаго нкоторыхъ правъ? Въ самомъ дл, не принадлежа къ числу такъ называемыхъ Спиридоновъ-солнцеворотовъ, ‘ршенныхъ столицы’ {См. очеркъ Н. С. Лскова подъ этимъ заглавіемъ, изображающій похожденія людей, ‘лишенныхъ столицы’ за разные проступки.},жуликовъ и т. п. народа, — я имю право проживать въ город неограниченно. Но разъ я заявилъ о своемъ намреніи поступить въ прислуги, мн выдаютъ билетъ-книжку срокомъ только на мсяцъ, и дальнйшее мое пребываніе уже становится въ зависимость отъ особыхъ разршеній. Какимъ же образомъ полиція будетъ отличать прислугу отъ неприслуги, если только не завести особаго штата, который будетъ слдить за людьми, пытающимися найти себ мсто, какъ нын полиція нравственности слдитъ за женщинами, уклоняющимися отъ полученія извстнаго билета?
Передо мною изданіе петербургской городской управы: ‘С.-Петербургъ по переписи 15 декабря 1890 года’. Изъ него я узнаю, что среди остальныхъ группъ столичнаго населенія въ 1890 году числилось прислуги домовой (дворники, швейцары и т. д.) 20.040 чел. съ 15.471 лицомъ, зависвшимъ отъ ихъ заработка. Прислуги личной было гораздо больше, а именно 86.183 чел. самостоятельныхъ и 9.176 человкъ, зависвшихъ отъ ихъ заработка. Складывая эти цифры, получаемъ 130.870 человкъ, что къ общему числу петербургскихъ жителей того времени (954.390 чел.) составляло 13,7%. Въ настоящее же время, когда населеніе возросло свыше милліона, контингентъ ‘прислуги’ можно наврное считать въ 150 тысячъ.
Итого 150 тысячъ человкъ и 13 процентовъ общаго числа столичнаго населенія, — такова внушительная масса людей, которыхъ разбираемый проектъ стремится простымъ постановленіемъ городской думы и утвержденіемъ административной власти поставить вн дйствія равныхъ для всхъ русскихъ людей законовъ и лишить нкоторыхъ правъ, принадлежащихъ всмъ русскимъ людямъ. Это коренная ошибка проекта, выработаннаго въ с.-петербургскомъ градоначальств, и ея не исправить никакими ‘обработками’. Очень похвально, конечно, что проектъ предполагаетъ въ будущемъ пріюты для престарлой прислуги и т. п. учрежденія. Все это крайне необходимо. Но цна, которую требуетъ проектъ, слишкомъ дорога. Да и вообще, какъ всякая попытка, основанная на неврной общей формул, — проектъ просто невыполнимъ, такъ какъ разныя его части сталкиваются и съ существующими, давно вошедшими въ жизнь узаконеніями, и между собою. Если мн не удалось найти мсто въ теченіи 3-хъ мсяцевъ, — меня высылаютъ. А моя семья? А т изъ 25—30 тысячъ ‘несамостоятельныхъ’, которые жили въ столиц моимъ заработкомъ? Наконецъ, на какомъ же основаніи, если я не ворую, не нищенствую, а живу на свои сбереженія? Или, можетъ быть, я перебиваюсь въ это время поденной работой. Или мн помогаетъ братъ. Наконецъ, — навсегда ли я ‘ршаюсь столицы’, какъ ‘Спиридоны-солнцевороты’, громилы, жулики и т. д., или мн предоставляется, прохавшись по этапу на родину, вновь явиться въ столицу и вновь потребовать въ контрол билетъ, чтобы вновь пытать счастіе въ теченіи новаго мсячнаго срока. Го тогда для чего же я путешествовалъ на родину, съ которой можетъ быть давно потерялъ вс связи, и на какой предметъ казна или общество несли расходы по моему туда препровожденію?..
Но особенно характерны и интересны пункты, которыми проектъ пытается ‘регулировать взаимныя отношенія сторонъ’. Урегулировать взаимныя отношенія — это значитъ, конечно, поставить ихъ, во 1-хъ, на законную почву, а во 2-хъ — обезпечить обимъ сторонамъ возможность пользоваться своими законными правами. Вотъ почему новйшее законодательство этого рода по самой ‘сил вещей’ главнымъ образомъ заботится о сторон слабйшей. Это — общая тенденція такъ называемаго рабочаго законодательства, ограждающаго рабочаго отъ злоупотребленій (въ род произвольныхъ штрафовъ, уплаты не деньгами, а натурой и пр.) и отъ такихъ опасностей для жизни, здоровья и нравственности, которыя создаются условіями труда. Вотъ почему главное содержаніе рабочаго законодательства, практикуемаго и у насъ, — ограниченіе продолжительности рабочаго дня, воспрещеніе труда малолтнихъ, установленіе тхъ или другихъ смнъ…
Проектъ, подлежащій внесенію въ думу, по самому типу своему, является полной противоположностью этимъ началамъ. Весь онъ разсчитанъ на удобства и гарантіи одной, и притомъ именно сильнйшей стороны. Нельзя же въ самомъ дл принимать серьезно газетныя ламентаціи о ‘рабской зависимости хозяевъ отъ прислуги’. Если бы газеты писались и выписывались прислугой, а не господами, — мы бы читали въ нихъ совсмъ другое. Достаточно представить себ положеніе двушки или женщины, входящей вполн одинокою въ чужую среду, чтобы понять, гд тутъ слабйшая сторона, и почему мы никогда не читали о прислуг, которая бы въ теченіи продолжительнаго времени истязала своихъ господъ, а потомъ еще посадила ихъ же на скамью подсудимыхъ, а вотъ о г-ж Ольг Гаскетъ прочитали совсемъ на-дняхъ. Между тмъ, ко многимъ угрозамъ ‘высылки изъ столицы’ проектъ прибавляетъ еще одну: прислуга высылается посл третьей неодобрительной аттестаціи въ книжк.
Кто же будетъ вписывать эти аттестаціи? Контроль? Но тогда этому контролю присваиваются (постановленіемъ думы!) судебныя функціи, и для 150 тысячъ столичныхъ жителей создается особая юрисдикція. Хозяинъ? Но тогда въ рукахъ третьяго, аттестующаго частнаго лица будетъ фактически находиться право административной высылки, а полиція превращается въ простую исполнительницу его распоряженія, совершенно такъ, какъ въ крпостное время, когда ‘господамъ’ достаточно было прислать своего кучера или горничную съ запиской въ участокъ, чтобы тамъ уже надъ ними ‘распорядились’. Но теперь вдь, въ самомъ дл, времена другія, и полиція тоже пережила своего рода эмансипацію.
Наконецъ, что же длать съ тми общими законами, которые ограждаютъ отъ ‘клеветы’ всякаго россійскаго гражданина, совершенно независимо отъ рода его занятій? Не дале, какъ въ прошломъ году, нкто г. Драгомирецкій, въ то время редакторъ ‘Руси’, начерталъ въ паспорт своей прислуги неодобрительный отзывъ, оказавшійся клеветой. Прислуга обратилась къ защит закона, и вотъ г. Драгомирецкій очутился лицомъ къ лицу съ весьма непріятными статьями уложенія о наказаніяхъ. Изъ этого, конечно, слдуетъ выводъ, что клеветать нехорошо и опасно. Но юридически это выражается такъ: не слдуетъ длать такихъ отзывовъ, вредящихъ доброму имени и интересамъ другихъ лицъ (хотя бы и прислуги), которыхъ нельзя доказать.
Какъ же теперь будетъ съ этими узаконеніями? Я ставлю себя въ положеніе хозяина. Передо мной ‘книжка’, моя прислуга дурна, и я вижу себя обязаннымъ написать о ней правду. Хорошо. Но я вовсе не желаю, подобно г-ну Драгомирецкому, навязать себ процесса ни у мирового, ни даже въ ‘участк’. Будутъ ли въ мою пользу отмнены существующія узаконенія въ томъ смысл, что я могу писать о прислуг позорящія свднія, не обязываясь доказательствами?
Представимъ себ, что будутъ. Но тогда еще хуже. Я ставлю себя въ положеніе прислуги, представляю себ молодую двушку, которой ‘хозяинъ’ длаетъ .предложенія, несогласныя съ нравственностью. Она ихъ отвергаетъ съ негодованіемъ, и вотъ въ ея книжку вписывается ‘неодобрительный отзывъ’. Долженъ ли законъ оказать ей защиту и потребовать у ‘хозяина’ доказательствъ? Очевидно, долженъ.
Вообще, признаюсь откровенно, что даже съ точки зрнія ‘хозяина’ я не могъ бы почувствовать ни малйшаго удовлетворенія отъ разбираемаго проекта. Не говоря уже о налог на перемну прислуги, о всякихъ лишнихъ хлопотахъ, о риск, подобно г-ну Драгомирецкому, вступить въ конфликтъ съ уложеніемъ о наказаніяхъ, — мн не улыбаются даже наиболе ласковые пункты проекта. Съ какой стати за службу лично мн, моя прислуга, живущая въ моей квартир, можно сказать въ ндрахъ моего семейства, будетъ ожидать ‘денежной награды’ не отъ меня, а отъ полицейскаго контроля…
Нтъ, — сказалъ бы я въ качеств россійскаго обывателя, — лучше ужъ я вынесу нкоторыя неудобства, но предоставьте мн устраиваться и ограждать себя по старому. А законъ пусть ограждаетъ насъ всхъ одинаково, и къ этому, т. е. къ возможности обимъ сторонамъ пользоваться своими законными правами, только и должны направляться вс дальнйшіе проекты.