Въ майской книжк Встника Европы была напечатана статья А. Н. Пыпина: Новый вопросъ о Петр Великомъ. Въ стать этой онъ разсматриваетъ и оспариваетъ взгляды, высказанные покойнымъ Костомаровымъ (во второмъ том его Русской исторіи въ жизнеописаніяхъ ея главнйшихъ дятелей) и мною въ книг Законодательство и нравы въ Россіи XVIII вка. Высокій авторитетъ, которымъ заслуженно пользуется А. Н. Пыпинъ, обязываетъ меня представить по поводу его статьи нсколько разъясненій, не лишенныхъ, мн думается, общаго интереса.
А. Н. Пыпинъ находитъ, что поднятый мною вопросъ ‘есть именно одинъ изъ капитальнйшихъ, какіе подлежатъ исторической наук’. Я имлъ въ виду опредлить въ своей работ, какое вліяніе оказывало въ XVIII в. на нравы общества наше законодательство и наше правительство. ‘Къ сожалнію,— вполн справедливо замчаетъ г. Пыпинъ,— какъ испыталъ это и г. Гольцевъ, историкъ, который хотлъ бы заняться объясненіемъ этого вопроса въ нашей исторической жизни, не иметъ пока въ распоряженіи даже вншняго сопоставленія данныхъ, которое облегчило бы его критическую работу. За исключеніемъ нкоторыхъ частныхъ отдловъ, ваша литература не иметъ еще того, что называется Sittengeschichte ни для до петровскихъ, ни для посл-петровскихъ временъ, между тмъ вопросъ о взаимнодйствіи законодательства и нравовъ, ршеніе котораго должно опираться на подробномъ изученіи нравовъ, есть именно та ось, на которой вращается весь смыслъ историческаго развитія государства и общества’. Мой уважаемый критикъ находитъ, что въ конц книги я оставляю вопросъ ‘въ сущности весьма мало опредленнымъ’. Въ виду неразработанности и трудности поставленной мною задачи, на которыя указываетъ самъ г. Пыпинъ, мое авторское самолюбіе могло бы и примириться съ этимъ отзывомъ, но г. Пыпинъ говоритъ дале, что я весьма точно указываю дйствіе принципа русской власти въ XVIII вк. Между тмъ, именно въ эту сторону, въ доказательство мысли о важномъ значеніи постановки государственной власти въ дл развитія нравовъ и были, главнымъ образомъ, направлены мои усилія.
А. Н. Пыпинъ замчаетъ: ‘Для того, чтобы вести исторію законодательства и нравовъ и ихъ взаимнаго воздйствія, нельзя ршать вопроса въ предлахъ какого-либо тснаго, замкнутаго Періода, и, напримръ, взявши нравы начала этого періода за исходный пунктъ, строить на нихъ характеристику позднйшаго законодательства и позднйшихъ нравовъ’. Я поступалъ именно такимъ способомъ, который осуждается почтеннымъ ученымъ, но думаю, что не совершалъ ошибки.’ Въ первой глав моей книги сказано: ‘Если задачей изслдованія служитъ опредленіе направленія и, по мр возможности, размровъ правительственнаго вліянія на нравы даннаго народа въ извстную эпоху, то для ея разршенія необходима характеристика нравовъ того времени, съ котораго начинается изслдованіе. Изображеніе нравовъ къ концу намченнаго времени укажетъ произошедшую разницу. При сопоставленіи относительнаго значенія факторовъ, изъ сложнаго взаимнодйствія которыхъ происходили перемны въ общественныхъ нравахъ, можно придти къ вроятному заключенію о преобладающемъ или главномъ значеніи одного или нсколькихъ факторовъ’. Конечно, каждая эпоха связана съ предшествующею, но, вдь, тогда, исторически говоря, негд остановиться, и монографическія работы длаются невозможными. Уложеніе царя Алекся Михайловича, съ котораго я начинаю свое разсужденіе, представляетъ такой юридическій памятливъ, который, какъ немногіе, воплощаетъ и замыкаетъ эпоху и поэтому служитъ вполн цлесообразнымъ отправнымъ пунктомъ. Я ограничился въ своемъ сочиненіи лишь вопросомъ о вліяніи законодательства (и правительства) на нравы, мало касаясь другой стороны вопроса — вліянія нравовъ на законодательство, почему возраженіе А. Н. Пыпина еще боле ослабляется {Отмчу маленькую неточность критика. Онъ говоритъ, что я, приведя слова Ешевскаго объ отсутствіи какого-либо единства въ законодательств прошлаго вка, подтверждаю эти слова. Между тмъ, на стр. 186 моей книги сказано: ‘ Случайность, о которой говоритъ Ешевскій, дйствительно играла немаловажную роль въ нашей исторія прошлаго вка. Но случайность эта вытекала изъ той постановки верховной власти и замны учрежденій лицомъ, которая была выработана предшествовавшею исторіей’.}. Мн кажется, что не совсмъ справедливъ и другой упрекъ, обращаемый ко мн г. Пыпинымъ: онъ говоритъ, что въ моемъ изслдованіи новый элементъ вліяній просвщенія долженъ былъ бы занять боле мста. Да, конечно, еслибъ я имлъ цлью разсмотрть взаимнодйствіе нравовъ и законодательства, а не вліяніе только послдняго на первые. Важное же значеніе указываемаго А. Н. Пыпинымъ элемента я вполн признаю въ своей книжк. Тамъ сказано (стр. 133): ‘Истинное понятіе о правахъ гражданина и о личномъ достоинств приходило съ образованіемъ и сталкивалось съ установленными принципами нашего общежитія’, на стр. 135: ‘Воспитательное, въ высокой степени благотворное вліяніе западно-европейскихъ идей заключается въ томъ, что оно пробудило заглохшее было чувство человческаго достоинства’ и т. д.
Г. Пыпинъ находитъ, что я неправильно оцниваю значеніе петровской реформы. Но въ чемъ же, однако, заключается существенное разногласіе между высказаннымъ мною взглядомъ и взглядомъ такого знатока русской исторіи XVIII вка, какъ А. Н. Пыпинъ?
Въ двухъ статьяхъ, напечатанныхъ въ іюньской и іюльской книжкахъ Ветника Европы и посвященныхъ до-петровскому преданію въ XVIII вк, г. Пыпинъ, съ свойственною ему обстоятельностью, доказываетъ тсную связь идей и навыковъ, которые развились въ русскомъ обществ до Петра Великаго, съ нравами и воззрніями, державшимися въ теченіе всего прошлаго столтія. ‘Старое,— говоритъ г. Пыпинъ,— мшалось съ новымъ очень постепенно, и это смшеніе, а не рзкій переворотъ, составляетъ отличительную бытовую черту прошлаго вка’. Г. Пыпинъ замчаетъ дале, что ‘въ громадномъ большинств, и именно не только собственно въ народной масс, но и въ среднемъ сло населенія, и въ большей дол мелкаго и средняго дворянства старый бытъ держался очень крпко въ теченіе не только всего XVIII вка, но даже и до нашего столтія’. Это справедливо, и я поступалъ, слдовательно, правильно, слдя въ своей книжк за законодательнымъ воздйствіемъ и вообще правительственнымъ вліяніемъ именно на высшіе слои русскаго общества. А. И. Пыпинъ утверждаетъ, что петровская реформа была необходимымъ историческимъ процессомъ нашей жизни. Но все ли въ этой реформ было необходимо и все ли совершалось цлесообразнымъ способомъ? Я примыкаю къ той групп историковъ, которая полагаетъ, что въ петровскихъ преобразованіяхъ и въ посл-петровскомъ режим было много грубой и вредной ломки, слишкомъ много жестокости, слишкомъ мало заботы о человк и гражданин. Ради усиленія государственнаго могущества, не всегда, притомъ, врно понимаемаго, въ угоду эгоистическимъ стремленіямъ отдльныхъ лицъ и нкоторыхъ общественныхъ группъ приносились нердко въ жертву существенные интересы народныхъ массъ. Конечно, XVII вкъ, преданіе котораго г. Пыпинъ прослживаетъ въ теченіе всего XVIII столтія, оставилъ въ наслдство этому послднему много темнаго и злаго, но въ немъ же лежали и зародыши грядущей реформы, разъ она является естественнымъ и необходимымъ историческимъ процессомъ. Нельзя утверждать, по нашему мннію, что Петръ Великій былъ во всемъ выше лучшихъ представителей предшествовавшаго ему столтія, что полная, напримръ, замна земскаго начала бюрократическою системой была благодтельною перемной. Самоуправленіе, которое хотлъ ввести Ордынъ-Нащокинъ, иметъ въ нашихъ глазахъ много преимуществъ передъ петровскимъ провинціальнымъ устройствомъ. Князь В. В. Голицынъ, мечтавшій объ освобожденіи крестьянъ съ землею, выше, въ данномъ отношеніи, того правителя, который усилилъ крпостное право. Жестокая борьба ‘съ бородой’ также не свидтельствуетъ, по нашему мннію, въ пользу безусловныхъ восхваленій петровскаго законодательства. ‘Съ бородой,— говорю я въ своей книжк, — у русскаго человка связывалось, — худо или хорошо, это другой вопросъ,— представленіе объ образ и подобіи Божіемъ, о личномъ достоинств, и поэтому заслуживаетъ полнаго уваженія отказъ отъ подчиненія правительственнымъ предписаніямъ, налагавшимъ свою тяжелую руку на частную жизнь, на личную свободу человка. Конечно, съ нашей точки зрнія, не стоило рисковать пенею, батогами, а тмъ боле жизнью изъ-за бороды или изъ-за платья, но съ нашей же точки зрнія слдуетъ осудить и законодательство, которое ведетъ ожесточенную борьбу съ бородой и долгополымъ платьемъ, раздражая народъ изъ-за пустаго дла и этимъ затрудняя проведеніе въ жизнь дйствительно важныхъ преобразованій’. Самъ г. Пыпинъ говоритъ въ одной изъ своихъ статей (Русская наука и національный вопросъ въ XVIII вк), что, ‘быть можетъ, реформа поступила бы благоразумне, если бы вела свое дло съ меньшею рзкостью, съ большимъ вниманіемъ къ старой народной привычк и съ большимъ участіемъ къ соціальной безпомощности народа’. Г. Пыпинъ прибавляетъ, что эта рзкость была наслдіемъ отъ Московскаго царства, но она, во всякомъ случа, не свидтельствуетъ въ пользу реформы. Страшное развитіе слова и дла, вопіющія жестокости розыскныхъ длъ тайной канцеляріи производятъ по-истин угнетающее впечатлніе и наводятъ на горькое раздумье. Конечно, не европейское просвщеніе, не ‘реформа’ требовали подобныхъ мръ, но въ исторіи реформы они играютъ такую видную роль, что служатъ отчасти ея характеристикою.
Г. Пыпинъ въ послдней своей стать (Славянскій вопросъ по взглядамъ Ив. Аксакова. Встникъ Европы, августъ) еще разъ повторяетъ, что петровская реформа ослабила въ Европ взглядъ на Россію, какъ на государство азіатское, ‘и ограничила еще разъ взглядъ вроисповдный’. ‘Но,— присовокупляетъ авторъ,— съ тхъ же временъ Петра прибавилась новая причина недоврія: русское государство стадо такъ расширяться к усиливаться, что возникало опасеніе ея политическаго властолюбія, въ Европ стали предполагаться завоевательные планы Россіи, возбуждавшіе чисто-политическую боязнь, зависть, вражду’. Не подлежитъ сомннію, что въ этихъ опасеніяхъ было немало основательнаго. Ростъ военно-бюрократическаго государства въ XVIII вк не соотвтствовалъ росту благосостоянія и просвщенія народныхъ массъ, достигался,— по крайней мр, во многихъ случаяхъ, если не постоянно,— цною глубокаго пониженія умственнаго, нравственнаго и экономическаго уровня народнаго развитія. Политическое могущество покупалось, такимъ образомъ, слишкомъ дорого и интересы ‘государства’ и ‘народа’ нердко расходились.
А. Н. Пыпинъ согласится, конечно, что въ петровскихъ реформахъ было и лишнее, что много энергіи императора и народныхъ средствъ пошло на зати неудачныя или даже и вредныя. Не всегда Петръ Великій дйствовалъ въ согласіи съ основными народными воззрніями (введеніе майората, напримръ). Въ Обоихъ превосходныхъ историческихъ очеркахъ (Общественное движеніе въ Россіи при Александр I, изд. 2) т. Пыпинъ говоритъ даже, что императоръ дйствовалъ чисто-революціонными пріемами и измнялъ привычныя формы жизни наперекоръ огромной масс народа. Вопреки С. М. Соловьеву, мы не можемъ восхищаться этою революціонною дятельностью, направленною наперекоръ народнымъ массамъ. Для правителей совершенно достаточно быть своевременно преобразователями, имъ не подобаетъ вторгаться въ ту область, въ которой долженъ свободно дйствовать каждый человкъ, каждый гражданинъ. Если революцію производитъ народъ, его преобладающее большинство, то и тогда она сопровождается тягостными послдствіями. Революція же сверху есть насиліе надъ народомъ, которое можно объяснить, во которому нельзя найти оправданія въ нравственномъ смысл слова. Съ нашею нравственно-общественною оцнкой нельзя, разумется, подходить къ событіямъ прошлаго вка, но не подлежитъ сомннію, что императоръ, отмнившій, напримръ, патріаршее достоинство, могъ разршить переводъ сатиръ Ювенала. Петръ Великій этотъ переводъ запретилъ. Онъ не давалъ имъ же въ значительной мр пробуждаемой мысли необходимаго для нея простора.
Замчу, наконецъ, что XVIII вкъ не есть цликомъ результатъ петровской реформы, что во многихъ отношеніяхъ онъ хуже ея, а въ нкоторыхъ лучше. Въ той же книжк Встника Европы, гд помщена вторая статья А. П. Пыпина, напечатано (общественной хроники) слдующее: ‘Было время, когда дуализмъ, созданный петровскою реформой въ верхнихъ сдояхъ нашего общества, выражался въ грубыхъ, рзкихъ формахъ, когда вншній европеизмъ и подражательное либеральничанье уживались съ замашками и пріемами крпостническаго барства’. Именно на вредное въ этомъ направленіи вліяніе правительственной дятельности (Екатерина II не чужда и подражательнаго либеральничанья) я и старался указать въ своей книжк.
Въ заключеніе я долженъ выразить А. П. Пыпину искреннюю благодарность за разборъ моей работы. Указаніями уважаемаго критика на нкоторые проблы въ этой работ я постараюсь воспользоваться въ томъ случа, если мн удастся приготовить второе изданіе книжки.