Къ сорокалтію судебныхъ уставовъ.
Къ сорокалтію судебныхъ уставовъ.
Н. Анненскій.
‘Русское Богатство’, No 11, 1904
К сорокалетию судебных уставов, Анненский Николай Фёдорович, Год: 1904
Время на прочтение: 8 минут(ы)
По какой-то странной ироніи судьбы съ самаго начала новаго, ХХ-го, вка намъ все приходится вспоминать старое и справлять не то юбилей, не то поминки по несбывшимся надеждамъ. На порог вка, 19 февраля 1901 года, мы ‘праздновали’ сорокалтіе величайшей реформы прошлаго столтія — освобожденія крестьянъ. Въ томъ же году исполнилось десять лтъ съ большого голода 1891 года, открывшаго собою послдній періодъ въ жизни нашего крестьянства… Уже одно это мрачное совпаденіе достаточно подчеркиваетъ, на какія ‘праздничныя’ мысли и чувства могъ наводить этотъ юбилей. Два года спустя, въ январ 1908 г., мы молча ‘чествовали’ юбилей печатнаго слова: двухсотлтіе существованія періодической печати въ Россіи. 1 января ныншняго года исполнилось сорокалтіе ‘Положенія о земскихъ учрежденіяхъ’, — совпавшее съ частью осуществленными уже (въ форм новаго управленія по мстнымъ дламъ), частью задуманными преобразованіями, которыя должны были похоронить земство, созданное эпохою великихъ реформъ. Теперь мы опять стоимъ передъ юбилеемъ. И опять этотъ юбилей боле похожъ на поминки: 20 ноября истекаетъ сорокъ лтъ съ изданія ‘Судебныхъ уставовъ’ 1864 года. Изъ всхъ законодательныхъ актовъ первой половины шестидесятыхъ годовъ ‘Судебные уставы’ представляются несомннно наиболе цльнымъ, наиболе выдержаннымъ въ одномъ ‘освободительномъ’ стил. И съ другой стороны, едва ли не всего безпощадне отяеслась именно къ этому акту послдующая работа правящаго механизма. Та переформированная юстиція, которую мы теперь имемъ предъ собою, сохраняетъ въ себ очень мало слдовъ великихъ началъ, провозглашенныхъ реформою 1864 года. Сквозь новую оболочку въ ней явно сквозятъ черты стараго, какъ казалось, совсмъ похороненнаго, дореформеннаго прошлаго.
Судьбы всхъ ‘великихъ реформъ’ шестидесятыхъ годовъ имютъ много общаго между собою. Вс эти реформы вызваны были къ жизни тмъ подъемомъ общественнаго настроенія, тмъ могучимъ освободительнымъ движеніемъ, которое явилось вслдъ за крушеніемъ стараго, крпостного строя, обнаружившаго свое полное банкротство во время крымской кампаніи, съ ея ‘лицомъ и изнанкою’. Это обновительное движеніе на первыхъ своихъ порахъ широкою волною захватило самые разнообразные круги — и правительственные, и общественные. Вс видли и чувствовали, что такъ жить дале нельзя, что необходима коренная перестройка всхъ существующихъ порядковъ, всхъ устоевъ, на которыхъ держалась старая, крпостная Россія. Подъ напоромъ этого освободительнаго теченія были задуманы планы реформъ. Но уже при самой разработк этихъ плановъ, при составленіи соотвтственныхъ законодательныхъ актовъ — первоначальное единство общаго настроенія было разрушено. Элементы, враждебные обновительному движенію, смятые и растерявшіеся подъ первымъ натискомъ новыхъ запросовъ жизни, скоро подняли голову. Теченіе въ верхнихъ слояхъ если не измнило еще направленіе, то значительно замедлило темпъ, и въ окончательномъ вид широко задуманныя преобразованія явились плодомъ компромисса между старымъ и новымъ. Не завершенныя и не связанныя между собою, открытыя со многихъ сторонъ для вторженія чуждыхъ имъ пережитковъ стараго, — они брошены были въ среду, въ которой если не нравственная, то матеріальная сила была на сторон тхъ же ‘командующихъ’ элементовъ, которые господствовали и въ дореформенной Россіи. Люди шестидесятыхъ годовъ слишкомъ поторопились зачислить ихъ въ ‘писки мертвыхъ. Чтобы пробить себ дорогу и завоевать мсто въ общественномъ стро, новымъ началамъ приходилось выдержать упорную и донын еще не закончившуюся борьбу.
Если мы присмотримся къ перипетіямъ этой борьбы, мы различимъ два паралельно идущихъ процесса. Это, съ одной стороны, процессъ постепеннаго приспособленія новыхъ институтовъ къ сред, процессъ ихъ линянія и извращенія. Этотъ процессъ такъ рзко и выпукло выражался въ нашей пореформенной жизни, что много говорить о немъ едва ли есть надобность. Въ старомъ дореформенномъ стро вс части государственнаго механизма были прилажены одна къ другой, этимъ поддерживалось его равновсіе. Это равновсіе было нарушено введеніемъ въ систему новыхъ учрежденій, не гармонировавшихъ съ остальными ея частями. Система построена была на началахъ авторитета, опеки, сословной обособленности и іерархической подчиненности. Т же начала постепенно проникли и въ новые институты и окрасили ихъ подъ общій казенный цвтъ. Дворянское земство, поставленное подъ чиновничью указку, судъ, переплетающійся съ администраціей и прислушивающійся къ ея камертону, земскій начальникъ, опекающій крестьянина, и чрезъ сорокъ лтъ по освобожденіи все еще причисляемаго къ низшему роду людей, всевластная бюрократія и безправное общество — вотъ т наглядные результаты, къ которымъ привелъ указанный процессъ линянія новыхъ началъ въ борьб съ пережитками стараго. Но этотъ процессъ былъ не единственнымъ. Если среда вліяла и приспособляла къ себ попавшіе въ нее чужеродные элементы, то имло мсто также и обратное воздйствіе — и эти элементы въ свою очередь вліяли на измненіе среды. Оба процесса, какъ мы уже говорили, шли рядомъ, параллельно другъ другу, какъ бы подливъ между собою области своего дйствія. Въ сфер вншней, въ области учрежденій и вншнихъ распорядковъ общественной жизни — первый процессъ получилъ ршительное преобладаніе, конечно, и здсь равнодйствующая должна была пройти между двумя крайними теченіями, — но много ближе къ тому, которое стремилось вернуть государственную жизнь въ старое русло, въ дореформеннымъ порядкамъ сословно-бюрократическаго строя. Не то видимъ мы въ сред общественной.
Здсь обновительная работа шла если и съ перерывами и замедленіями, то въ общемъ и цломъ несомннно въ одномъ преобладающемъ направленіи. Ростъ общественной мысля, сознательнаго отношенія къ общественной жизни и навыковъ въ общественной работ въ пореформенномъ період составляетъ фактъ столь же безспорный, какъ и параллельное ему выцвтаніе зачатковъ новаго въ стро государственной жизни. Въ конц концовъ противоположное движеніе обоихъ описанныхъ процессовъ опять приводитъ къ такому же кризису, который послужилъ ихъ исходнымъ пунктомъ. Опять мы встрчаемся съ полнымъ разладомъ между требованіями и запросами общества и всею обстановкою его существованія. ‘Система’, приведенная къ единству и равновсію, оказывается совершенно неудовлетворительною въ работ и безсильною къ выполненію самыхъ элементарныхъ, самыхъ неотложныхъ потребностей. Вся энергія механизма уходитъ на поддержаніе его цлости. На вншнюю же полезную работу, на развитіе живой его силы не остается ничего. Сознаніе, что такъ жить нельзя, что необходима перемна курса, опять такъ же настоятельно и такъ же всеобще, какъ было наканун эпохи великихъ реформъ. Только теперь долгій и горькій опытъ длаетъ совершенно ясною безцльность частичныхъ, разрозненныхъ реформъ. Выходъ изъ кризиса можетъ быть найденъ только въ перестройк самой ‘системы’, а не въ измненіи тхъ или другихъ, органически между собою связанныхъ, ея отдльныхъ частей.
Участь судебной реформы можетъ служить хорошей иллюстраціей набросанной выше общей схемы.
‘Судебные уставы 20 ноября 1864 г.’ должны были внести въ русскую жизнь то начало законности, которое оставалось я не могло не оставаться мертвою буквою въ дореформенной крпостной Россіи. Отнын носителемъ и хранителемъ этого начала становился независимый судъ, отдленный совершенно отъ администраціи, судъ съ участіемъ общественнаго элемента, въ вид присяжныхъ засдателей и выборныхъ мировыхъ судей, судъ устный и гласный, предоставляющій обвиняемымъ и тяжущимся вс гарантіи безпристрастія и соблюденія законныхъ ихъ интересовъ. Какъ мы уже говорили, ‘Судебные уставы’ представляютъ собою наиболе цльный изъ законодательныхъ актовъ эпохи великихъ реформъ, колебанія курса сравнительно слабо отразились на послдовательномъ проведеніи въ нихъ основныхъ началъ, которыми задавалась реформа. Нельзя сказать, однако, чтобы такая послдовательность была соблюдена безусловно: то тутъ, то тамъ оставались щелочки, открывавшія доступъ въ сферу, отмежованную, казалось бы, безраздльно суду и закону, для началъ, не имющихъ съ ними ничего общаго. И эти щелочки скоро обратились въ цлыя бреши, совершенно разрушившія цльность судебнаго зданія.
Когда судебные уставы были обнародованы, кривая прогрессивнаго движенія шестидесятыхъ годовъ начала уже клониться книзу. Первые признаки реакціи появились уже много ране, съ польскаго возстанія 1863 г. они обозначались съ полной ясностью. Съ осуществленіемъ новаго закона не торопились. Судебные уставы введены были въ дйствіе только спустя полтора года и то не повсемстно, а лишь въ обихъ столицахъ. Распространеніе новыхъ судебныхъ порядковъ на всю территорію страны растянулось на десятки лтъ.
Очень знаменательна была та обстановка, при которой происходило открытіе новыхъ судовъ. 1866 годъ, въ сущности, заключалъ собою тотъ весенній періодъ нашей жизни, который носитъ названіе ‘шестидесятыхъ годовъ’. Съ половины этого года имло мсто ршительное измненіе курса: програмный рескриптъ 13 мая на имя предсдателя государственнаго совта, князя Гагарина, явился формулировкой этого новаго курса, Муравьевская диктатура въ Петербург, вслдъ за событіемъ 4 апрля — самымъ яркимъ его выраженіемъ. Въ это именно время, 17 апрля 1866 г., въ Петербург, а вслдъ затмъ въ Москв открылась дятельность новыхъ судебныхъ установленій, организованныхъ на началахъ судебныхъ уставовъ 1864 г. Въ памяти современниковъ еще живы впечатлнія этого медоваго мсяца судебной реформы. Могучая струя свжаго воздуха ворвалась въ общественную атмосферу. Все въ новомъ суд было необычно, все дйствовало приподнимающимъ и бодрящимъ образомъ. Уже одинъ мировой судъ длалъ цлую революцію въ нравахъ. Не нужно забывать, что крпостное право со всмъ его обиходомъ было еще дломъ вчерашняго дня, будни жизни еще полны были переживаніями этого недавняго прошлаго, а съ этими буднями и имлъ дло ‘равный для всхъ’ мировой судъ. Вообще вс судебные порядки, въ ихъ цломъ, въ т молодые для новаго суда дни, представлялись для общества ка’имъ-то обломкомъ другого міра, другого строя отношеній, не похожаго на то, что привыкли видть кругомъ. А рядомъ ‘внсудебная юстиція’ добраго стараго времени длала свое дло. Слдствіе, руководимое гр. Муравьевымъ и выполняемое военными офицерами, получившими судебную подготовку при подавленіи мятежа въ сверо-западномъ кра, было кульминаціоннымъ пунктомъ этихъ старыхъ порядковъ. Оба начала, старое и новое, въ наиболе чистомъ своемъ вид одновременно выступали на государственной арен.
Конечно, такое внутреннее противорчіе не могло длиться долго. Составныя части государства должны были приспособиться одна къ другой. Весь вопросъ заключался только въ томъ: какіе элементы должны играть при этомъ активную, приспособляющую и какіе приспособляющуюся роль. Дальнйшая исторія ‘Судебныхъ уставовъ’ показываетъ, что на ихъ долю выпало послднее. Дйствительно, ни одно изъ основныхъ началъ, на которыхъ построена была судебная реформа, не сохранилось въ своемъ первоначальномъ вид до настоящаго времени. Независимость судейскаго персонала пострадала прежде всего. Первая брешь въ этомъ коренномъ усто новой системы пробита была даже не закономъ, а простою министерскою практикою: съ осени 1867 г. прекращено было назначеніе судебныхъ слдователей, пользующихся правомъ несмняемости, исполненіе слдовательскихъ обязанностей поручалось исправляющимъ должность слдователей чиновникамъ, находящимся въ полномъ подчиненіи министерству юстиціи. Такимъ образомъ слдственная часть была, такъ сказать, отрознена отъ независимаго суда и попала подъ ферулу судебной бюрократія въ лиц прокурорскаго надзора и центральныхъ органовъ министерства юстиціи. Вслдъ затмъ (закономъ 1885 года) ограничено начало несмняемости судей и усилена ихъ служебная подчиненность старшему предсдателю судебной палаты и министру юстиціи, высшему дисциплинарному присутствію предоставлено было право увольнять ихъ безъ прошенія, какъ за служебныя упущенія, такъ и за предосудительные я противный нравственности внслужебные проступки. Все это вмст значительно сближало судейскій институтъ съ общими условіями чиновничьей службы, независимые судьи, огражденные отъ какихъ бы то ни было постороннихъ воздйствій и вмшательствъ въ отправленіе ихъ судейскихъ обязанностей, превращались мало по малу въ обыкновенныхъ ‘чиновниковъ вдомства юстиціи’. Съ другой стороны, цлый рядъ ограниченій испыталъ на себ институтъ присяжныхъ засдателей. Кругъ компетенціи этихъ представителей ‘общественной совсти’ съуженъ былъ рядомъ послдовательныхъ узаконеній. Первыя изъятія сдланы были въ 1879 и 1881 гг., изъятія эти касались сравнительно небольшой группы преступленій государственныхъ. Гораздо боле существенныя ограниченія внесены были закономъ 1889, изъявшимъ изъ подсудности суду присяжныхъ цлый рядъ длъ, такъ или иначе затрогивающихъ административные интересы. Ограничено было и начало гласности въ судебномъ производств, и ограничено опять-таки не соображеніямъ внсудебнаго характера. Въ судебныхъ уставахъ были точно обозначены категоріи длъ, по которымъ судъ имлъ право закрывать двери присутствія. Законъ 1887 г. предоставлялъ суду право вести дло при закрытыхъ дверяхъ каждый разъ, когда процессъ признавался опаснымъ для нравственности, религіи, государства и порядка. Такое же право дано министру юстиціи, а въ мстностяхъ, гд дйствуетъ положеніе объ усиленной охран — генералъ-губернаторамъ и министру внутреннихъ длъ. Но самая существенная ломка началъ судебной реформы имла мсто въ области мировой юстиціи. По закону 12 іюля 1889 выборныхъ мировыхъ судей, независимыхъ и несмняемыхъ, замнили земскіе начальники, назначаемые и увольняемые по усмотрнію администраціи и соединяющіе въ своихъ рукахъ и судебныя, и административныя функціи. Такимъ образомъ мстная юстиція, всего ближе соприкасающаяся съ будничными интересами массы населенія, совершенно выведена была изъ круга общихъ судебныхъ учрежденій. Вмст съ тмъ рзко нарушался и принципъ раздльности административной и судебной властей, служившій однимъ изъ краеугольныхъ камней судебной реформы.
Мы перечислили только нсколько наиболе крупныхъ измненій въ судебныхъ уставахъ, но они ясно свидтельствуютъ, съ какою послдовательностью происходила въ теченіе всего пореформеннаго періода ассимиляція новыхъ судовъ съ общими порядками господствующаго строя, въ которые они должны были внести новую струю. Завершеніемъ этой ассимиляціи долженъ былъ явиться новый общій пересмотръ судебныхъ уставовъ, предпринятый въ 1894—1899 гг. именно съ тою цлью, чтобы устранить ‘несоотвтствіе нкоторыхъ началъ’ судебной реформы ‘особенностямъ вашего государственнаго и общественнаго быта’. Выработанный въ результат этого пересмотра ‘исправленный’ кодексъ судебныхъ уставовъ есть завтрашній день, ожидающій судебную реформу.
Мы видимъ такимъ образомъ, что первый изъ тхъ двухъ общихъ процессовъ, которые намчены въ приведенной выше схем, очень ярко и выпукло можетъ быть прослженъ въ судьбахъ судебной реформы. Но рядомъ съ нимъ шелъ и другой, обратный процессъ, процессъ воздйствія введенныхъ ре формою новыхъ началъ на среду. Выражался онъ не въ измненіяхъ во вншнихъ порядкахъ бюрократическаго строя государственной жизни, а въ развитіи и рост общественнаго сознанія. Какъ вы далекъ былъ дйствительный судъ отъ того идеала, который носился предъ мыслью творцовъ судебной реформы, какимъ урзкамъ и ‘поправкамъ’ ни подвергались основныя начала этой реформы, — никакъ нельзя отвергать ея огромнаго воспитательнаго значенія для общества. Та обгцественная среда, въ которой приходится теперь дйствовать судебнымъ установленіямъ, рзко отлична отъ той, какая окружала первые шаги реформы. И въ ряду причинъ, вызвавшихъ это измненіе, несомннно не малая роль принадлежала и той конкретной, живой пропаганд идей законности и справедливости, которую несла въ широкія массы работа новаго суда. Гласный и публичный судъ былъ широкою ареною, на которой, при состязательномъ процесс, свободно дебатировались вопросы, затрогивающіе самые живые общественные интересы.
Въ результат противоположнаго теченія обоихъ названныхъ процессовъ, мы стоимъ теперь предъ такимъ же кризисомъ, какъ и наканун судебной реформы. Какъ тогда порядки дореформенной юстиціи, ‘неправды черной’ полной, вызывали единодушный протесты современниковъ, такъ и теперь выросшее правовое сознаніе общества не удовлетворяется тмъ компромиссомъ закона и бюрократическаго произвола, какой представляетъ собой настоящее правосудіе. Но опытъ 40 лтъ не прошелъ даромъ. Теперь намъ очевидно, что начало законности не можетъ жить и рости, какъ какое то экзотическое растеніе, среди атмосферы ему чуждой. Независимый судъ не можетъ существовать рядомъ съ всевластнымъ полицейскимъ участкомъ. Только тогда судъ можетъ быть носителемъ и хранителемъ начала законности, когда то же начало является повелительнымъ руководящимъ указаніемъ для всхъ сферъ государственнаго и общественнаго организма. Прочный за конный порядокъ возможенъ только при правовомъ стро этого организма.