Къ счастью, наши юные матеріалисты не послдовательны и не способны къ послдовательности.
Къ счастью, наши юные матеріалисты не послдовательны и не способны къ послдовательности.
‘День’, 16-го марта 1863 г.
К счастью, наши юные материалисты не последовательны и не способны к последовательности, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1862
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Что матеріализмъ и общественная свобода два начала несовмстимыя и противоположныя,— это можно было вывести логически, а priori, всякому знакомому съуженіемъ Бюхнера, Молешотта и Ко. Что наши юные матеріалисты — ихъ же легіонъ — къ чести своей вс непослдовательны и неспособны къ послдовательности, — это также извстно было всякому. Въ сущности матеріализмъ былъ только тою готовою занесенной формой, въ которую вложилось, и очень неловко и неуклюже, наше доморощенное, историческое и во многихъ отношеніяхъ вполн законное отрицаніе тхъ сторонъ лжи, которыми окружено наше общественное, политическое и духовное развитіе. Матеріализмъ привлекалъ молодежь не самъ по себ, а призракомъ какой-то свободы, этого неизвданнаго Русскою жизнью блага, — какой-то воли, которой ощущеніе такъ незнакомо и такъ желанно Русскому человку! Справедливо возмущенный, напримръ, оффиціальностью Русской церкви, возведенной въ достоинство казеннаго интереса, лицемріемъ и суевріемъ, опирающимися за полицейскую власть,— юноша записывается въ матеріалиста, думая найти свободу въ отрицаніи самаго начала вры, и не видя, что онъ мняетъ только одно рабство на другое, еще худшее. Законно и прекрасно негодуя на всякое угнетеніе, на всякое грубое насиліе, — онъ вступаетъ въ число адептовъ того ученія, гд матерія — грубая неразумная сила — возводится на степень абсолютной истины (хотя, по комическому противорчію, матеріалисты отвергаютъ существованіе какой бы то ни было абсолютной истины, слдовательно отвергаютъ абсолютную истинность и своего ученія?!). Положеніе нашего юноши похоже на положеніе больнаго, который, чувствуя стсненіе въ груди, въ легкихъ, сбрасываетъ съ себя одно платье за другимъ, воображая, что оно именно и тснитъ его, тогда какъ причина болю и и стсненія легкихъ вовсе не въ плать. Чувствуется боль, — но наша молодежь, и даже не одна молодежь, а все общество — находится еще въ такомъ фасис развитія, при которомъ еще нтъ способности правильнаго ‘помщенія ощущеній’, какъ выражаются философы. Чувствуется боль,— и вотъ, въ живомъ, понятномъ нетерпніи, больной требуетъ ампутаціи ноги или руки, тогда какъ болитъ вовсе не рука и не нога, а голова или сердце. Впрочемъ, ощущеніе боли — есть все-таки признакъ жизни въ организм, стремленіе избавиться отъ этого ощущенія свидтельствуетъ о присутствіи еще въ организм здоровой силы, протестующей противъ нарушенія правильности органическихъ отправленій и требующей возстановленія гармоніи въ тл,— хотя больной и хватается, въ невдніи, за мышьякъ вмсто ревеня, за опіумъ вмсто потогоннаго и кровоочистительнаго декокта! Худо, если болзнь превращается въ такое нормальное состояніе, при которомъ организмъ уже не протестуетъ, а только послушно разлагается: при паралич, какъ извстно — въ парализованномъ член не ощущается боли…
Мы думаемъ, что матеріализъ, которымъ заражена большая часть молодежи въ нашей общественной сред, есть именно ощущеніе боли — при отсутствіи еще способности ‘помщенія ощущеній’. Говоря по совсти, мы бы презирали молодежь, еслибъ она не испытывала этого ощущенія боли, хотя въ то же время искренно сожалемъ, что она не доискивается причины болзни и, слпо вруя въ иноземныя медицинскія системы, видумала лчиться убійственнымъ ядомъ, называемымъ матеріализмомъ. Дло въ томъ, что ученіе матеріалистовъ находится въ совершенномъ противорчіи со всми благородными инстинктами самой молодежи, со всми ея стремленіями и порывами, побуждающими ее искать какого-нибудь выхода изъ того разлада съ жизнью, въ которомъ постоянно изнываетъ ея пылкое и великодушное сердце. Чтобы представить себ ученіе матеріалистовъ во всемъ его возмутительномъ безобразіи, нужно только попробовать, хотя въ воображеніи, довести его до крайнихъ логическихъ послдствій: матеріализмъ въ окончательныхъ своихъ выводахъ явится отрицаніемъ всего того, во имя чего такъ горячо и смло бросаются въ ряды матеріалистовъ наши юноши, а отчасти и двы! Только непослдовательность матеріалистовъ своему ученію въ жизни, только благородная неспособность человческой природы выдержать строгую консеквентномъ этого ученія, неспособность человка обратиться въ совершенное животное, можетъ — съ одной стороны — длать сноснымъ присутствіе матеріалистовъ въ обществ, а съ другой — удерживать въ рядахъ этой школы столько молодыхъ и, вроятно, по большей части, чистыхъ и благородныхъ душъ! Въ самомъ дл, читатель, только увренность въ томъ, что наши матеріалисты не больше какъ теоретики, что никто изъ носящихъ съ забавною гордостію имя матеріалистовъ не приложитъ Своего ученія къ практик,— только эта несомннная увренность длаетъ возможными сношеніи съ ними — вполн искреннія и свободныя, несмотря на то, что это ученіе отрицаетъ всякое понятіе о добр и зл, уничтожаетъ всякую нравственную вмняемость преступнаго дйствія и разршаетъ всякій безнравственный поступокъ, если онъ не производитъ въ васъ непріятнаго ощущенія,— чего-то ‘въ род ощущенія, производимаго тухлой говядиной’. Ну, да вдь и къ тухлой говядин можно привыкнуть — это дло вкуса! Такъ какъ кодексъ правилъ общежитія, которымъ, хотя условно, должны руководствоваться матеріалисты, еще не изданъ, а существующія начала и правила общественной нравственности ими отвергаются, то отношеніе общества къ нимъ было бы очень затруднительно, если бы если бы, повторяемъ, они могли быть послдовательными, еслибъ могли отдлаться отъ тхъ нравственныхъ ‘предразсудковъ’, которыми пропитало міръ — такъ безусловно отрицаемое ими христіанство!
Странное ученіе! Сказать, что адептъ матеріализма не послдователенъ своему ученію — казалось бы, это должно быть обидно. Попробуйте же объявить матеріалистамъ, что вы поврили, наконецъ, ихъ полной искренней преданности школ матеріализма, что вы признаете, наконецъ, за ними способность явиться вполн консеквентными матеріализму въ жизни, что вы соглашаетесь, наконецъ, счесть ихъ людьми безъ всякихъ нравственныхъ основъ и правилъ, — слдовательно безнравственными (ибо понятіе нравственности и грха — для матеріалиста не существуетъ): какъ обидятся, какъ еще пуще обидятся наши юные матеріалисты за то самое. что въ сущности должно бы звучать для нихъ комплиментомъ! Но нашими словами наши юные матеріалисты обижаться не могутъ: мы считаемъ ихъ непослдовательными, неспособными къ послдовательности, и потому въ сущности вполн безвредными. Даже мы желали бы, для излченія ихъ отъ матеріализма, нкоторой свободы для матеріализма явиться на практик, въ примненіи къ жмени… Какъ пордли бы тогда ряды матеріалистовъ!
Просимъ извиненія у читателей, что, увлекшись нсколько въ сторону, мы еще не приступили къ главной задач нашей статьи. Мы хотли бы, не касаясь вопроса религіознаго и нравственнаго, указать публик и нашей молодежи на ту опасность, которую представляетъ ученіе матеріализма для общественной свободы, на его родство и тождество съ деспотизмомъ. Свобода! Кому не дорого это слово! Не желаніе ли свободы движетъ сердцами всхъ честныхъ людей, не въ особенности ли сильно заставляетъ она биться молодое сердце? И слава Богу! Горе той молодежи, которая не жаждетъ свободы!… Деспотизмъ! Кому не ненавистно это слово? Кто изъ деспотовъ не старается снять съ себя упрекъ ‘въ деспотизм? Въ комъ, какъ не въ молодыхъ людяхъ, негодованіе на деспотизмъ доходитъ до печальныхъ крайностей, устремляя ихъ на мученичество и гибель?.. Вс эти благородныя движенія человческой природы несовмстны съ ученіемъ матеріалистовъ, обоготворившимъ матерію и слдовательно вещественную, матеріальную силу. Свобода есть понятіе совершенно духовное и зиждется на нравственномъ уваженіи къ человческой личности и признаніи за нею нравственныхъ правъ на независимость духовнаго личнаго развитія. Отнимите у людей это нравственное отношеніе другъ къ другу, и какъ бы вы ни хлопотали о механическомъ равновсіи эгоизмовъ и частныхъ пользъ, вы никогда не утвердите этого равновсія, потому что у васъ не останется другой точки опоры, другаго мрила и критеріума, для оцнки вреда и пользы, кром ‘ощущенія’ и взаимнаго столкновенія ощущеній. А такъ какъ ощущеніе зависитъ отъ расположенія мозговыхъ шариковъ, мускуловъ и нервъ, то, стало-быть, на этой-то физической основ ощущеній построено у матеріалистовъ все зданіе человческой свободы! Она, эта свобода, не есть нравственное право, а есть продуктъ взаимнаго матеріальнаго самоограниченія, чего-то въ род физическаго тренія ощущеній другъ отъ друга, въ разныхъ человческихъ организмахъ, поэтому каждое ощущеніе можетъ проявляться и дйствовать свободно — пока чужое ощущеніе не заставитъ его войти въ свои предлы. На этомъ основаніи права каждая матеріальная сила, покуда она сила и не пересилена силою другою. Очевидно, что т, которымъ матеріализмъ вошелъ въ плоть и кровь, обманываютъ себя и другихъ, когда толкуютъ объ общественной и политической свобод: въ сущности имъ дла нтъ и не должно быть дла до чужой свободы, а они добиваются только одного — чтобы на мсто гнетущей ихъ матеріальной силы, поставить такую же грубую силу своихъ собственныхъ матеріальныхъ ощущеній. Послдовательные матеріалисты, если только послдовательность возможна, должны, въ развитіи своемъ, непремнно испытывать сочувствіе со всми грубыми матеріальными силами, дйствующими въ политической жизни обществъ, и составить со временемъ отличный матеріалъ для полицейскаго контингента всякой деспотической власти. Поставьте во главу управленія человка, отвергающаго достоинство духа человческаго и нравственное уваженіе къ человческой личности, и вы увидите, что онъ явитъ въ себ такого деспота, предъ которымъ поблднютъ вс деспоты древнихъ и новйшихъ вковъ. Этому доказательствомъ служитъ, между прочимъ, уже печатно заявленное,— конечно не у насъ, аза границей,— сочувствіе послдователей матеріализма (разумется, только въ теоріи) съ эпохой Французскаго терроризма и съ пріемами его: гильотиной, нойядой, проскрипціей… Сочувствовать же терроризму значитъ сочувствовать деспотизму или иначе рабству, т. е. употребленію самой грубой физической силы, предъ которою правильно организованная военная и полицейская сила являлась Французамъ какимъ-то благодатнымъ учрежденіемъ, а деспотизмъ Наполеона I — свободой!!! И такъ матеріалистъ, нападая на тираннію, въ сущности послдователь того же принципа тиранніи, и послдователь самый грубый и опасный, ибо онъ не признаетъ даже и той узды, которая способна сдерживать тирана не-матеріалиста.
Однимъ словомъ, всякій искренній матеріалистъ — врагъ свободы, приверженецъ и слуга деспотизма, проповдникъ грубаго физическаго насилія. Но какъ же это? разв могутъ молодые люди быть врагами свободы, приверженцами и слугами деспотизма, проповдовать грубое, физическое насиліе, готовить изъ себя полицейскихъ сбирровъ власти, — какой именно, это ршительно все равно?’..
Конечно, не могутъ, и нтъ ни малйшаго сомннія, что въ душ нашихъ матеріалистовъ живетъ ненависть къ злу и насилію, естественное влеченіе къ добру и свобод! Поборникъ одной изъ самыхъ безобразнымъ теорій въ мір, въ сущности, оказывается у насъ добрякамъ, отличнымъ, простодушнымъ малымъ, готовымъ на самопожертвованіе, и нердко лучшей нравственности, чмъ иной проповдникъ нравственности. Все это подтверждаетъ только наши слова, сказанныя выше, что матеріализмъ у насъ въ Россіи только форма, готовая, модная, занесенная изъ-на границы, въ которую легло содержаніе не только не матеріалистическое, но самое идеалистическое, для того же, чтобы достичь этой гармоніи формы съ содержаніемъ, молодые люди всячески клеплятъ сами на себя, сами себя воображаютъ, по теоріи, чуть-чуть не злодями, и, къ счастію, все же не могутъ сломить благородства своей человческой природы! Оттого такое постоянное противорчіе въ ихъ понятіяхъ съ длами, оттого такъ неумстны и несправедливы всякія направленныя противъ нихъ преслдованія.
Ну, а если и наши матеріалисты сумютъ согласовать, хотя отчасти, свое ученіе съ поступками, — что выиграетъ отъ того, на первыхъ же порахъ, наше общество? Да прежде всего — лишеніе свободы слова печатнаго и изустнаго. Извстно, что самое высшее нравственное проявленіе свободы состоитъ въ уваженіи чужихъ мнній, въ призваніи за каждымъ права имть и высказывать свободно свое мнніе. Этой свободы не понимали деспоты Французскихъ революцій, со всми ихъ gouvernements provisoires, comits de salut public, революціонными и цензурными комитетами, и тому подобными либеральными учрежденіями. Свободы вообще не понимаютъ въ Европ нигд, кром Англіи,— но нигд потребность этой свободы такъ живо не ощущается, какъ въ Россіи…
Каково же было наше удивленіе и огорченіе, когда недавно намъ пришлось видть посягательство на эту свободу, и со стороны кого?— со стороны поклонниковъ матеріализма, принадлежащихъ, какъ извстно, къ юному поколнію въ Россіи! Недавно, на одной публичной лекціи, намъ было прочитано письмо, анонимное письмо, полученное г. профессоромъ, въ которомъ предъявляется грубое требованіе, чтобы онъ прекратилъ чтеніе публичныхъ лекцій, направленныхъ противъ ученія Германскихъ матеріалистовъ, — съ угревою, за неисполненіе этого требованія, нанести ему оскорбленіе шиканьемъ и свистками. Эта интимидація обличающая въ то же время въ нашихъ матеріалистахъ сознаніе своей слабости и несостоятельности своего ученія, — разумется, не имла успха, — но дло не въ этомъ, а въ томъ, что молодые матеріалисты, становящіеся на этотъ путь и одобряющіе поступокъ анонима, зарекомендовываютъ себя заране, въ будущемъ, врагами всякой свободы мннія… Эта деспотическая замашка такъ не къ лицу нашимъ молодымъ людямъ, что возможность подобнаго поступка свидтельствуетъ уже о нкоторомъ прогресс матеріализма, о томъ, что послдній уже начинаетъ входить внутрь, въ самую душу молодаго поколнія. Что же готовитъ она намъ впереди? Все наше горе состоитъ именно въ преобладаніи у насъ, въ жизни общественной, элемента вншняго принужденія, въ отсутствіи уваженія къ свобод личной, къ свобод мннія, — и вотъ молодое поколніе,— надежда Россіи,— является поборникомъ того же самаго принудительнаго принципа, принципа грубой силы, только въ другой форм… Стойте, куда бжите вы, молодые люди, образумьтесь, оглянитесь, всмотритесь: кому и чему, какой сил вы служите вашею проповдью матеріализма, какую бездну роете вы между собой я Русскимъ народомъ!…